Посмотри в глаза чудовищ (джен)

— Забавно, — проговорил Мальсибер, глядя в небо. Он лежал на берегу, на гальке — одетый в тёплый свитер и зачарованную мантию — и иногда поворачивал голову, чтобы посмотреть на сидящего рядом Лестрейнджа. — Меня второй раз держит аврор. Какая странная ирония.

— Держит? — переспросил Лестрейндж.

— От меня осталось очень мало, — Мальсибер обхватил себя за плечи и потёр их, словно бы замёрз и хотел согреться. — Вашими трудами. Не вас лично, — он мотнул головой, — не авроров, а вас всех. Тех, кто всё это устроил. С дементорами. Но есть пара человек… ты вот, например… кто помогает удержаться. Помогал, — поправился он. — Теперь-то мы почти закончили… так что, пожалуй, можно утверждать, что я сумел. И я тебе безмерно благодарен — знал бы, как, я бы отблагодарил. Теперь ты знаешь мой секрет, — сказал Мальсибер, закидывая руку за голову и ей опираясь о неё. — Ты и все ваши. Я не знаю, правда, поняли ли они все. Но ты, я полагаю, понял. Ты ведь умный, — он очень глубоко вдохнул сырой холодный воздух и улыбнулся Лестрейнджу. — Всегда был. Ты знаешь, я ведь мог бы выбраться от Каплана гораздо раньше. Через год, я думаю… возможно, через полтора. Ты ведь понимаешь, как, да?

— Нет, — подумав, сказал Лестрейндж.

Мальсибер чуть склонил голову к плечу, разглядывая его.

— Странно, — проговорил он наконец. — Возможно, ты просто не хочешь это понимать. Но ведь это просто. Я ведь знаю, как извлечь из человека душу. Я бы мог так сделать с ним, — он поднял камешек и покрутил его в пальцах. — С Капланам. Вытащить её… и выплюнуть, — он улыбнулся. — Конечно. Я ведь не дементор, и я не могу питаться ими. А две души в одном теле даже хуже, чем две памяти. Я бы её вытащил и выплюнул… получился бы призрак. Наверное. Ну, я так думаю, — он чуть вскинул брови.

— Ты так делал? — негромко спросил Лестрейндж.

— Нет, — сказал Мальсибер. — Но я мог бы. Я уверен. Но я просто не желал, — он, наконец, посмотрел на Лестрейнджа. — Я хотел остаться тем, с кем ты сейчас говоришь… пришлось за это заплатить, — он снова поглядел на камешек и бросил его в сторону воды. И не докинул. — Довольно дорого.

— Ты говорил об этом с Моуди?

— Нет, — Мальсибер покачал головой и повторил: — Нет. Не говорил.

— Почему?

— Я боялся, что он скажет, что он заслужил, — сказал Мальсибер. — Каплан. И я бы согласился с ним. Я думаю, он заслужил. А я — нет. Но я бы… я не уверен, что я смог бы это объяснить.

— Не думаю, что он бы вынудил тебя, — возразил Лестрейндж.

— Не вынудил, нет… но не удержал бы. Я боялся, что этого окажется достаточно.

— Он не стал бы, — уверенно сказал Лестрейндж.

— Возможно, — не стал спорить с ним Мальсибер. — Я проверять не стал.

— Но ты придумал выход, — сказал Лестрейндж, делая глоток.

— Придумал, — отозвался эхом Мальсибер.

— Как? — спросил Лестрейндж.

— Да как-то… я не знаю, сколько к тому моменту прошло времени с момента моего порабощения — много. Больше года, думаю. Мне в тот день было плохо — хуже, чем обычно. То есть плохо мне тогда было уже всегда, но иногда казалось, что я привык, и вроде всё терпимо, а иногда накрывало. Как в тот раз: меня весь день тошнило и болела голова — она всегда болела, но иногда слегка, а иногда так сильно, что хотелось разбить её о стену. И я тогда сорвался — кричал и плакал, и просил меня убить… но с этим было сложно: Моуди мне отказал, а сам я сделать это вряд ли смог бы. Повеситься мешал ошейник: он защищал всю шею. Отравиться было нечем… разве только вены перерезать, но это долго, и сработали бы чары. Можно было броситься в пролёт — но всего четыре этажа… но я всё-таки об этом думал и делился с Моуди. И он сказал мне, что, во-первых, я, скорее всего, шею себе не сверну, а просто разобьюсь, и неизвестно, сможет и захочет ли мне помогать Каплан. А во-вторых, даже если у меня получится, Каплан просто отмотает хроноворот на пять минут назад — и я выживу. Так что шансов умереть у нас с ним просто нет. И пока Каплан жив, будем жить и мы — покуда мы ему нужны.

Он поднялся и сел и долго молчал, глядя на море и подставляя лицо ветру. Лестрейндж молчал тоже, и довольно долго они просто сидели на камнях под шум прибоя и крики чаек.

— Я в конце концов заснул тогда, и даже проспал какое-то время, а проснулся с ясным пониманием, что на самом деле у нас всё же есть шанс. Если мы не можем умереть, потому что нам этого просто не позволят сделать, то Каплан-то может. Да, он подстраховывается, но между смертью и возвращением ведь может быть зазор. И это и есть наш шанс. Но ждать этого бессмысленно: Каплан может вообще никогда не ошибиться, или ошибиться через сотню лет. Нет, его следовало подтолкнуть — и я примерно знал, как это сделать. Однако была одна проблема: он это тоже знал. Мне тогда для этого необходимо было хоть на миг его коснуться — а он не давал мне это сделать. А на этом соприкосновении было всё основано: пусть на миг, но я становился с человеком одним целым и, меняя себя, менял его. Без контакта это было невозможно. Пришлось придумывать, как это обойти… по сути, изобретать другой способ взаимодействия.

Он снова замолчал, а потом снова лёг на гальку и поёрзал, устраиваясь поудобнее, раскинув руки в стороны и глядя в небо. Лестрейндж остался сидеть, смотря на море и чуть щурясь от отражающегося в нём яркого солнца.

— Благо, я был не один, — продолжил Мальсибер. — У меня было, на ком тренироваться. Я рассказал всё Моуди, и он согласился — и мы начали работать. Задача была самая простая: я должен был вызвать у него желание съесть конфету, не прикасаясь к нему. Моуди к сладкому равнодушен, так что случайно это вряд ли бы произошло. У меня ушёл на это год. Примерно. Может быть, немного больше. Когда это получилось, мы сидели с ним и хохотали, зажимая рты, чтобы не привлечь внимания Каплана. Кажется, в тот день он перестал меня хотя бы презирать. Если не ненавидеть. Однако это был только первый шаг: еда — это одна из самых простых вещей. На дальнейшее ушло ещё два года.

Он приподнял голову и сощурился, глядя на Лестрейнджа, и тот, ощутив на себе этот взгляд, кивнул.

— А потом оставалось только ждать момента — и ждать пришлось долго. Ещё примерно год. Но я дождался, — он заулыбался и, уронив голову на гальку, снова уставился в небо. — Мне нужно было подтолкнуть его в нужный момент. Поторопить. И это было сложно… правда. А когда всё вышло, мы поняли, что не можем выйти. Оставалось ждать вас. И надеяться, что вы нашли один из журналов.

— Не мы, но да, нашли, — сказал Лестрейндж.

— Когда вы начали ломать защиту, я снял, что мог — но мог я, к сожалению, не всё — кое с чем меня разделяло всё то же время. И мы ждали — а потом Моуди мне вдруг предложил его спрятать.

— Он предложил? — действительно удивился Лестрейндж. — Он сам?

— Вы наверняка общаетесь, — с удовольствием проговорил Мальсибер, — сам спроси его. Я тогда был весь настолько в ожидании, что не сразу понял и спросил, зачем. Получил тычок и вопрос, насколько сильно я хочу вернуться в Азкабан. Я тогда не стал скрывать, что возвращаться я не собираюсь, и что мне есть, чем торговаться. Он хмыкнул и сказал, что в этом и не сомневался, и что, может, так и выйдет больше толку. И добавил, что если его спрятать, мне будет, чем убедить вас в доброте моих намерений, — он засмеялся и, вновь приподняв голову, посмотрел на Лестрейнджа.

— Говорят, — усмехнулся Лестрейндж, — тебе не очень-то поверили.

— Мы это не узнаем, — Мальсибер потянулся и вновь заёрзал, устраиваясь поудобнее. — Но я очень ценю то, что Моуди это сделал. Для меня.

— Ты знаешь, почему? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер кивнул:

— Знаю. И знал бы ты, как я надеюсь, что он прав. Слушай, — он сел и заинтересованно посмотрел на Лестрейнджа. — А попросить тебя взять лодку и выйти на ней в море с моей стороны будет уже перебором, да?

— Да нет, — Лестрейндж слегка пожал плечами. — Но не сегодня. Может, послезавтра — будут выходные, да и ты окрепнешь. На ночь глядя, думаю, не стоит.

— А ты изменился, — проговорил Мальсибер, внимательно разглядывая Лестрейнджа. — Ко мне изменился. И довольно сильно. Почему?

— Так ты тоже изменился, — Лестрейндж поискал камешек, нашёл нужный и пустил прыгать по воде. — Или мне так кажется. Ты не замёрз?

— Замёрз, — Мальсибер улыбнулся. — Но давай ещё останемся.

— Не стоит, — возразил Лестрейндж. — Завтра я на службе, но тебя сюда проводят эльфы. Когда ты захочешь. А сейчас идём.