День за днем - 2 (гет)

Через полчаса уже захожу домой. Из гостиной слышатся голоса, и я заглядываю туда сквозь полки, пытаясь понять, кто там такой громкий. На диване сидит Наумыч в уличном плаще и рядом Сомова. О чем-то спорят и Егоров горячится:

— Да никакого смысла здесь нет! Понимаешь?

О чем это они? Направляюсь туда к ним:

— О-о-о… Вся компания в сборе! Приветствую.

Шеф вскакивает и грозно смотрит на меня:

— А это кто?

У меня даже челюсть отвисает. В каком это смысле, кто? Опять снаряды свистят? По какому поводу?

— Не поняла.

Анька поворачивается к своему ухажеру и явно чувствует себя не в своей тарелке:

— Это же Марго.

Егоров вдруг заявляет:

— Я понял. А что она здесь делает?

Час от часу не легче. Капец, это что ты здесь делаешь! Анька оглядывается на меня с открытым ртом, а потом поджимает губы, видимо поведение Наумыча и ее ставит в тупик. Меня затянувшийся розыгрыш начальника начинает напрягать. Не смешно, как-то. Или у него и правда крыша поехала? Переспрашиваю:

— В смысле?

Егоров вдруг задумывается, отведя взгляд в сторону и теребя полы плаща:

— В смысле…. Я где-то слышал эту фразу «В смысле»…. Так.

Он снова садится на диван и отворачивается, таращась на яркий свет торшера. Не нравится мне все это, может пора вызвать скорую? Вижу, как Анюта переминается с ноги на ногу, откашливается, а потом наклоняется в мою сторону и тихо бормочет, тыча рукой в сторону дивана:

— Слушай, он поссорился со своей Каролиной, нажрался каких-то таблеток.

Рука тянется прихватить прядь волос и убрать ее за ухо. Капец! И что теперь делать? Услыхав ключевое слово, Наумыч оживает:

— Каролина — балерина.

Сомова оглядывается на него, а потом корчит мне рожу, призывая войти в положение. И я вхожу:

— Ясно, передоз.

— Слушай, я думала: может ему желудок промыть, а?

Если это те колеса, что он глотает на работе, то думаю нестрашно. Это все-таки не наркотик. Беру бразды правления в свои руки:

— Не надо ничего, через час его отпустит. Одевайся!

— Куда?

— Мне нужно, чтобы ты со мной проехала по одному адресу. Одевайся!

Сомова издает какие-то нечленораздельные звуки и тычет рукой в сторону Егорова:

— А-а-а... Боря?

— А Боря поедет домой.

— Как он поедет домой? Посмотри на него!

Проходили уже с Маратом, знаем… Всякие жалостливые сопли пресекаю:

— На такси.

Мы вместе оглядываемся на это чудо психиатрической фармакологии. Почувствовав внимание, Наумыч тянет руку вверх, подскакивая на диване, и, взирая на нас совершенно наивными глазами, произносит:

— Люк Бессон!

И у меня и у Аньки удивленно поднимаются брови. Та даже переспрашивает:

— Что, Люк Бессон?

— «Такси». Это Люк Бессон.

Анюта, смеясь, оборачивается ко мне:

— О-о-о!

Вот, молодец, поддержал разговор. Обе хихикаем, Анька, прикрывая рот рукой, а я, отвернувшись в сторону. Ну, хорошо, согласен, немного подождем. Следующие двадцать минут сидим в гостиной и ждем вызванное такси, а когда оно приезжает, я спускаюсь вниз и объясняю товарищу возможные проблемы с будущим пассажиром. Дополнительная сумма снимает все возникшие вопросы… Когда поднимаюсь назад в квартиру, на столе вижу стакан с молоком — видимо Сомова решила накачать им своего Ромео для очищения организма.

— Ну, что транспорт внизу.

Присаживаюсь рядом с Анютой на боковой модуль дивана, положив ногу на ногу, и уже еложу в нетерпении — время летит, на улице темнеет, и шаман может свалить домой, нас не дождавшись. Добавляю:

— Мне кажется, его отпускает.

Но утверждать не берусь — Наумыч сидит нахохолившись и молчит. Анька пытается прояснить ситуацию и заглядывает своему бойфренду в лицо:

— Борь.

— М-м-м.

— Ну, посмотри на меня.

Мне тоже это интересно. Что ж, взгляд вроде уже осмысленный. Сомова повторяет:

— Посмотри, говорю!

Анюта вглядывается в лицо Егорова, а я, задумчиво подперев рукой подбородок, наблюдаю за ними. Мне кажется, он уже транспортабелен. Но Сомова, видимо, еще не уверена и продолжает допытываться:

— Ну, кто перед тобой сидит?

— Ты.

Логично. Анька недовольно ведет головой из стороны в сторону:

— Ну, кто я?

— Аня.

Егоров отводит взгляд, и подруга вздыхает с облегчением:

— Слава, богу.

Я тоже вздыхаю, грызя ноготь и взирая на начальника с надеждой:

— Я же говорю: отпускает.

— Борь, значит слушай внимательно. Там внизу сейчас стоит такси.

Егоров хмуро смотрит в потолок, не двигаясь, и Сомова начинает подниматься сама, таща за собой за рукав плаща и своего Ромео. Я тоже встаю.

— Пойдем, вставай! Молодец…. Там внизу стоит такси… М-м-м…Э-э-э… Повторяй!

Так мы доходим до прихожей и останавливаемся. Егоров грустно усмехаясь, действительно повторяет:

— Стоит внизу такси.

— Так, вот… Такси отвезет тебя домой, ты дома примешь ванну и ляжешь в постель, понял?

Наумыч внимательно смотрит на нее, потом наклоняется, качая головой и, вполне вменяемо, сообщает:

— Аня я тебя люблю.

— Так, Борь ну повтори. Тебя такси привозит домой, ты принимаешь ванну и ложишься в постель.

Стою у Сомика за спиной, привалившись плечом к полкам и в ее терапию не вмешиваюсь — как обращаться с неадекватным Борюсиком она лучше чувствует. Егоров обреченно повторяет:

— Принимаю ванну и ложусь в постель.

— Все, молодец. И когда доедешь — позвони обязательно.

Она поправляет ему отвороты плаща и Наумыч опускает голову:

— Ладно.

Потом, вытянув шею, выискивает глазами меня за Анькой:

— Извини.

Сомова тяжко вздыхает, переминаясь с ноги на ногу, потом оглядывается на спину уходящего Наумыча:

— Пока

Чувствуется — была б ее воля, она рванула бы следом. Только, думаю, в квартире Егорова вряд ли ей будут рады, и она это понимает. Прежде чем дверь захлопывается, с лестничной площадки успеваем услышать:

— Пока.

Анька продолжает уныло стоять, уперев руки в бока, потом смотрит на меня:

— Слушай, я все равно как-то беспокоюсь за него.

— Ты не волнуйся, я там таксисту объяснила, нормально доедет.

Потом повышаю голос:

— Ты будешь одеваться или нет!

— Да куда мы едем то?

— К шаману!

Сомова начинает мяться и тычет рукой в сторону двери:

— Подожди, так давай мы Борю по пути завезем.

Знаю, я это завезем, потом доведем, потом в ванну положим.

— Слушай, да заколебала ты со своим Борей, а? Одевайся, я тебе говорю!

Иду в спальню за сумкой, а Анька семенит следом:

— Да к какому шаману то?

— Одевайся, по дороге расскажу.

Сомова сворачивает к себе в комнату переодеваться, а у меня мелькает мысль — шаманы шаманами, но черт их знает этих колдунов. У меня есть крестик на золотой цепочке, и я его, пока Аньки не видно, в ванной перед зеркалом застегиваю на шее.

* * *

Рассусоливать с нарядами Анюте не даю, так что через сорок минут мы уже входим в стеклянный подъезд с табличкой «Медицинский центр». Пока ехали, я Сомову ввел в курс дела, как и обещал. Отдал ей «Женские страсти» и Анька их изучала, не донимая вопросами.

В холле медучреждения обнаруживается уйма народу — и персонала в белых халатах, и посетителей. Анька, чувствуется, не в своей тарелке из-за Борюсика и готова досрочно завершить наш поход.

— Слушай, разве это здесь?

— Ну, я не знаю, мне адрес этот дали.

Идем, оглядываясь, вдоль окошек регистратуры.

— Больше, похоже, на поликлинику.

Да я уже заметил. За стеклами виднеются стеллажи с карточками больных. Осматриваюсь по сторонам и пожимаю плечами:

— Ну, может быть, он здесь кабинет снимает?

— Может.

Сомова смотрит на меня:

— Ну, что пойдем?

На часах уже 20.30. Надеюсь, кудесник еще не слинял.

— Ну, пойдем.

Со вздохом следуем дальше по коридору, а потом по лестнице на второй этаж.

* * *

Дверь в нужный кабинет оказывается приоткрытой, народу поблизости никого и мы сразу заходим внутрь. Увы, никакого шамана с бубнами не наблюдается, только какой-то мужик с плоским лицом восточного вида торчит почти у входа и застегивает на себе пиджак, собираясь, видимо, уйти. Он или не он? Осторожно стучу:

— А, извините, можно?

Мужчина не возражает и указывает рукой вглубь кабинета:

— Проходите.

Как бы нам узнать туда мы попали или нет? Может, тут и нет никаких шаманов? Молча переглядываемся с Анютой и топчемся на месте. Наконец, решаюсь:

— А..., м-м-м…, мы просто ищем шамана. Мне в редакции дали адрес.

— Так это вы мне звонили два часа назад?

Отпираться бессмысленно.

— Ну, да.

— Присаживайтесь, подождите.

Дядька выходит из кабинета, и я провожаю его взглядом — наверно это помощник кудесника. Пока никого нет, осматриваем кабинет. Довольно все цивильно — письменный стол, настольная лампа, какие-то маски на стенах, еще висит куча дипломов в рамках. Присаживаюсь к столу, а Сомова продолжает стоять и крутить головой, даже трогает маску на стене. Мдя, что-то не похож мужик на шамана, если это он, конечно. Беру со стола скульптурку какой-то зеленой крокодилины и тыкает ею в Аньку:

— Гав, гав, гав!

Не ожидая нападения, Анюта шарахается в сторону:

— Господи!

А потом, сунув руки в карманы плаща, усаживается на соседний стул. Игривое настроение меня не отпускает. Так, чем бы ее еще покусать? Схватив нож для бумаг, делаю страшные глаза и имитирую удар за ударом по несчастной жертве:

— Чух, чух. чух, чух….

Анька, увы, больше не пугается, удивленно поднимает вверх брови, ржет и шепчет: «дебил!». Прямо так уж сразу... Вовсе нет. Просто вся эта колдовская несерьезная обстановка заставляет меня волноваться, нервничать и как то по-мальчишески реагировать. В дверях кабинета появляется давешний мужик, но теперь он в халате, подвязанном веревкой. Ну, как есть шаман, колдун и верховный жрец всех времен и народов. Он останавливается возле нас, и мы обе вскакиваем, издавая междометия и возгласы удивления:

— Уа…А вы, точно шаман?

— Да.

Он проходит к своему столу, но наши настороженные взгляды видимо его смущают и не дают сесть:

— Что-то не так?

Не знаю. Не вызывает он у меня доверия. Ответить нечего и потому только шлепаю губами и молчу. Анюта неуверенно тянет:

— Да, нет. Просто… Э-э-э…

Шаман, не глядя, тыкает куда-то влево на стену:

— Вот, пожалуйста — сертификат, дипломы.

Он садится и внимательно смотрит на нас. Потом делает знак обеими руками:

— Присаживайтесь.

Мы так и делаем, продолжая таращится на стенку с дипломами.

— Какие проблемы?

Даже не знаю, как сказать. Расскажешь, а он возьмет и местных психиатров позовет, все ведь под боком. У меня лишь вырывается неопределенное:

— А…

А потом оглядываюсь на Сомову.

— Ну, как бы вам…

Рука непроизвольно тянется вверх и начинает теребить губу… Заскучавший шаман сидит и нетерпеливо ждет, положив локти на стол и сложив ладони домиком:

— Если можно, чуть по быстрее. Дело в том, что у меня с дочкой еще в кино идти.

Как-то я сразу теряю интерес и замираю с открытым ртом. Тоже мне, колдун хренов, в кино он опаздывает. Понимающе кивнув, тяну:

— А-а-а.

Каждый зарабатывает на масло с икрой, как умеет. Поднимаюсь со своего места:

— Понятно, мы ошиблись, пойдем, Ань.

Не глядя на замешкавшуюся подругу, решительно иду на выход, но меня, почти в дверях, останавливает голос шамана:

— В вас кто-то вселился, да?

Анюта семенит сзади, и мы как по команде оглядываемся, а потом смотрим друг на друга. Вселился? Можно и так сказать. Тихонько движемся назад:

— А-а-а…, не совсем.

Сомова начинает объяснять:

— Понимаете, мою подругу…, то есть друга…, то есть… Ну, в общем…, ее превратили в женщину.

Из-за Анькиной спины подаю голос:

— Его!

— А… Его превратили в женщину.

— Кто превратил?

Решительно возвращаюсь к столу и усаживаюсь на прежнее место:

— Одна бабка.

Сомова перебивает:

— Не совсем бабка.

Оглядываюсь на нее — так, пожалуй, мы только запутаем этого шамана. Но та продолжает блеять:

— Это скорее женщина…, а-а-а…, колдунья или как правильно, экстрасенс… В общем, беда в том, что…, ее больше нет в живых.

Шаман кивает и шевелит губами:

— Ну, понятно.

Потом внимательно на меня смотрит:

— Так вы, мужчина?

Виновато подняв брови и наморщив лоб, киваю. Может, конечно, это звучит дико, но я Игорь Ребров. Пугать дядьку не хочу и неуверенно тяну:

— Ну-у-у…, как бы да.

В общем-то, я подготовился к разговору, пришел не с пустыми руками — лезу в сумку, висящую на плече, и достаю Гошино фото:

— Я вот даже фотографию взял, вот.

Протягиваю ее колдуну, тот забирает карточку в руки и начинает внимательно изучать. Мы с подругой сидим на нервах — слышу за спиной ее елозанье и покашливание. Шаман немногословен:

— Понятно.

Куча путаных мыслей, но я лишь шлепаю губами. Не могу усидеть на месте, и снова вскакиваю, с надеждой взирая на чародея. Ему все понятно? И он вовсе не считает нас сумасшедшими?

— Скажите, а вы реально можете мне помочь?

Шаман качает головой:

— Я?… Я нет.

Он откладывает фото в сторону и весь мой энтузиазм вместе с ним. Следующая фраза добивает:

— Но попросить великого Укку.

Кого? Бессильно плюхаюсь назад на стул, а Сомова наоборот встает:

— Кого попросить?

Я, конечно, готов поверить и в Укку, если поможет, только как-то сомнений у меня становится все больше и больше. Отмахиваюсь от Аньки:

— Укку.

Не знаю, правда, что это за чудо-юдо. Шаман снова приглашает:

— Присаживайтесь.

И Сомова садится. Затаив дыхание наблюдаем за разворачивающимся действом: шаман зажигает свечку на столе зажигалкой, а потом, поставив локти на стол и сложив ладони домиком, приказывает:

— Закрывайте глаза. Закрывайте, закрывайте не бойтесь!

Анька сопит в ухо:

— Закрывай.

Шаман начинает делать свои колдовские пассы рукой над пламенем, и я закрываю глаза. Секунда идет за секундой. Очень хочется подсмотреть, но я боюсь все испортить. А вдруг и правда — сейчас открою глаза и скажу своим обычным мужским голосом «Здравствуй, страна!». Раздается свистящий звук, видимо шаман задувает свечку, а потом команда:

— Ф-ф-ф.. Откройте глаза.

Осторожно приоткрываю веки и сразу смотрю вниз — капец, внешне на вид ничего не изменилось — вымя, как было, так и есть, а над свечкой вьется дымок. Может быть это обман зрения? Судорожно одной рукой начинаю щупать грудь, потом присоединяю к поискам и вторую руку. Увы, обе сиськи на месте. Держась ладонями за выпуклости, недоуменно оглядываюсь на подругу. Обманул, зараза! Шаман невозмутимо, как фокусник, извлекает откуда-то пакетик с трухой и показывает его мне:

— Вот вам чай. Будете пить утром и вечером, пока не кончится.

Чай? Недоверчиво тяну пакетик к себе и потом снова оглядываюсь на Аньку.

Шаман проникновенно добавляет:

— И ни разу, пожалуйста, не пропускайте.

Сомова, видимо, тоже не ожидала такого дурилова и ошалело таращит на мага глаза:

— Подождите…Что, все уже закончили?

Шаман невозмутим:

— А вы что думали, я тут буду с бубном полчаса прыгать?

Ага. В общем-то, мы так и думали. Тем более, про Укку. Мужик отрицательно качает головой:

— Шарлатаны так, в принципе, и делают, но не мы…

А ты, значит, честный шаман, не шарлатан. На всякий случай еще раз переспрашиваю:

— То есть..., м-м-м, все?

Дядька обиженно тянет:

— Нет, не все. С вас десять тысяч.

За чай и свечку? Ну, ни фига себе! У меня даже челюсть отвисает от такой наглости, а глаза лезут на лоб:

— Десять тысяч?!

— А сколько вы хотели? Нет, вы можете и пятнадцать, я не обижусь...

Я о деньгах как-то вообще не подумал. Тысяч пять может и наберется, а может, и нет.

— А-а-а… Аня, у тебя есть деньги?

— У меня?

Сомова отворачивается и нехотя лезет за кошельком в сумку.

* * *

Через три минуты, засунув руки в карманы джинсов, вышагиваю по коридору на выход, а Анька семенит рядом, не отставая. Внутри чувствую пустоту и обиду — что я за курица такая, надо же было повестись на этот лохотрон. С недоверчивой ухмылкой вздыхаю и качаю головой:

— Фу-у-ух…Капец, это же надо так попасть…. Вроде бы серьезное издание, а пишет про всяких упырей.

Сомова не унывает:

— Подожди, может, сработает еще.

На ходу бросаю на подругу удивленный взгляд:

— Да какой там… Ты его лицо вообще видела? Сидит, там... Шаман, блин, в кино он опаздывает…. Я бы так всю жизнь деньги зарабатывал!

Укоризненно смотрю на подругу:

— Чего ты не дала мне уйти, а? Я же хотел!

Анька, не ожидавшая наезда, отбивается:

— Ха… Так ты сам остановился!

Ну и что, что остановился. Все равно ж хотел.

— Сам…, сам…

Возмущенно вскидываю руки вверх:

— Подарили мужику десять тысяч рублей!. … Ладно, может действительно дочку в кино сводит.

Эмоции переполняют меня, и я раздраженно бросив пакетик с волшебной трухой на подоконник, иду дальше. Вижу, как Сомова сзади тормозит, и тороплю ее:

— Пошли!

Анька тянет руки к пакетику и растерянно ворчит:

— Гош, ну что ты делаешь?

Как что? Очищаю карманы от мусора. Приходится останавливаться и объяснять:

— А что ты думаешь, я это пить буду?

Киваю вперед:

— Пошли!

И топаю дальше, не обращая внимания на Анютины вопли:

— Гош, подожди.

* * *

В машине, на обратном пути, она мне, все-таки, показывает подобранный пакет с травой и зудит попробовать сегодня эту Укку на вкус. Молчу, не реагирую. Дома, та же история — вместо того, чтобы приготовить ужин и дать пожрать по-человечески, Сомова, отвернувшись к столешнице, высыпает содержимое из пакета в большую синюю кружку, заливает ее горячей водой из чайника, а потом ставит ее передо мной. Лучше бы вискаря налила и каких-нибудь пельменей сварила. Тычу пальцем в ее пойло:

— Ань, я тебе говорю — вот эту отраву я пить не буду!

Уговоры начинаются с новой силой:

— Слушай, между прочим, это была не моя инициатива. Мы что зря ездили?

Меня такая энергичность просто удивляет:

— Слушай, Сомова, ну чего ты как маленькая! Ты, как будто, не со мной была.

Положив локоть на стол, а другой рукой уперевшись в коленку, нахохлившаяся на мои слова Сомов, опускает голову вниз. Я продолжаю выплескивать негатив и эмоции:

— Какой-то хлюпик там, чего-то бухтел у меня над ухом, три секунды, а теперь я должна эту отраву глотать.

— Гхм… Ну, почему отраву….

Она сует нос в чашку, вся перекашивается, а потом смотрит на меня:

— Пахнет вкусно, можжевельником.

Пожимаю плечами и отвожу глаза:

— Ну, вот сама и пей тогда.

Сомова вдруг начинает буквально вопить, потрясая руками над головой:

— Слушай, кто мне тут сегодня истерику целую закатил, а?

Укоризненно смотрю на нее. Никто истерик не закатывал, не ври. Борюсик твой концерт устроил — это да было.

— Ань.

— Что, Аня?

Вижу, как она распаляется все сильней с каждой минутой, и снова трясет ручонками:

— Ну, кто мне сегодня закатывал истерики?

Совершенно не понимаю ее поведения, и про какие истерики она говорит. Такое впечатление, что она хочет возвращения Игоря даже сильнее, чем я, а мое сопротивление заниматься всякой дурью, воспринимает как личную обиду… Вообще-то, мы это уже проходили — если ей против шерсти — тут же оскорбится и побежит мои же шмотки складывать к себе в чемодан. Сомова соскакивает со своего стула, недовольно отмахиваясь:

— Ну, не хочешь, не пей, конечно, дело твое.

Она стучит ладонью по столу и выдвигает свой главный аргумент:

— Но больше мне на мозг не капай, какой ты бедный и несчастный!

Ну, понеслась… Пошла в разнос. Если сейчас не сдаться, завтра мне опять будет не в чем идти на работу. Хватаю чертову кружку в руки:

— Ладно, на, на, на…

Но Сомова уже не слышит и не видит — вопит дурным голосом, шантажистка:

— Да делай что хочешь, меня это не касается!

Торопливо отпиваю:

— Вот, пожалуйста, пью.

Анька сразу успокаивается и отслеживает, сколько же я выпью. Пойло, действительно, не слишком противное. Наконец, отставляю пустую чашку в сторону:

— Все, выпил.

— Вот, молодец, хороший мальчик.

Сомова уходит к себе в комнату. Она сказала мальчик? С надеждой ощупываю грудь. Вот так вот сходу, по-моему, ничего не произошло, даже на один размерчик ничего не уменьшилось.

— Мальчик…Мальчик… Хорошо бы!

Напоминание о радостях мужской жизни, воодушевляет, я снова хватаю чашку со стола и допиваю остатки. Колдун сказал выпить весь мешок с травой, а не чайную ложку, но руки все равно тянутся пощупать — померить. Отворачиваюсь в сторону и вздыхаю… Надо отраву закусить. Интересно, Сомова совсем спать пошла? А пельмени?... Бутерброд сделать, что ли. Остаток вечера так и проходит вперемешку — то ем, пью и бегаю смотреться в зеркало, то глазею в телек и ощупываю вымя. Все-таки, бабы — дуры.

* * *

Про обещание подумать над материалами к номеру я конечно на сегодня забил. И Калугин, наверно тоже — по крайней мере, вечером, в почте ничего не оказалось. Ну и правильно — послезавтра выходные, и полное раздолье для креатива. Выбор, который мы делаем, выбирая работу, выбирая любимого человека, выбирая стиль и образ жизни. И еще вопрос — как жить и что делать, когда выбора нет?