Без вины виноватая (гет)

Гермиону резко выбросило из сна. Рядом кто-то сопел. Пахло безопасностью. На несколько блаженных секунд поверилось, что весь вчерашний день ей приснился, что не было Панси и Обливиэйта, не было Рона и… всего остального, но окружающая обстановка не позволила самообманываться. Широкая кровать с тонкими простынями разительно отличалась от ее кровати в беседке. Память услужливо подсказала, что она уснула в палатке Драко. Владелец апартаментов безмятежно раскинулся рядом, Гермиона очень старалась не смотреть в его сторону.

Сейчас она стеснялась своего порыва. Гермиона ни за что не осмелилась бы напрашиваться в гости (в постель, если уж быть до конца честной), но предложение приходить, если захочется общества (то есть станет невмоготу одной), исходило от Малфоя. Ему нельзя было ночевать вне своей палатки, «неблагонадежных» предупредили, что к ним в любой момент может нагрянуть аврор и провести перекличку. Скорее всего, он мог нагрянуть и к тем (тому) из «неблагонадежных», кому выбили лучшие условия. А вот ей путь к Драко заказан не был — не станет же аврор обыскивать помещение.

Вернувшись из Лондона, Гермиона попросила Снейпа показать ей палатку и сразу же удалилась к себе. Хмурый и молчаливый Малфой вошел через четверть часа с тарелкой еды. Она помотала головой, но Драко был непреклонен, и пришлось что-то съесть. Хоть ни один из них не упоминал Снейпа, оба знали, что тот спустит с крестника шкуру, если Гермиона нарушит распорядок или не примет зелье.

С тех пор как в ответ на обвинение Северус бросил сухое и лаконичное «Не говори здесь», Малфой полностью игнорировал его. Гермиона обманула бы себя, если бы не признала, что, как и Драко, ждала другого окончания фразы, что-то вроде «Не говори глупостей» или вообще привычное «Не драматизируй». Но профессор дал понять, что тема не обсуждается, а показав, где находятся ее и малфоевская палатки, просто исчез.

Сил на сочувствие не оставалось, они с Драко тупо молчали весь вечер. Молчание не было уютным, оно было никаким. Оба находились в оцепенении. А затем Малфой ушел, а Гермиона скрылась в душе, где простояла четверть часа. Вышла и поняла, что все еще чувствует себя грязной. После четвертой попытки отмыться она, наскоро высушившись, вышмыгнула из палатки и поскреблась в соседнюю. Драко посторонился, пропуская ее, и молча ушел вглубь, показывая дорогу. В любой другой ситуации она не позволила бы себе прилечь на чужую кровать, но Малфой с размаха бросился на матрас и похлопал по месту рядом. Так они и лежали, глядя в потолок, имитирующий звездное небо, пока сон не сморил. Теперь на потолке сияло всего две звезды, видимо, волшебство, приводящее иллюзию в действие, нужно было поддерживать.

Стоило воспроизвести последовательность недавних событий, как снова захотелось помыться. Едва ощутимое желание в считаные секунды превратилось в необходимость, кожа горела без влаги, казалось, на ней сквозь поры проступила новая грязь. Начало трясти. Ванная нашлась слева от спальни, Гермиона, не пытаясь разобраться в чудесах волшебной палаточной сантехники экстра-класса, наполнила ванну несколькими мощными Агуаменти, нагрела воду и, сорвав с себя широкую футболку и шорты, погрузилась по подбородок. Было горячо, однако тремор не проходил и расслабиться не получилось — она дважды подогрела воду, прежде чем сдаться.

Гермиона собиралась попробовать снова заснуть, может, даже придвинуться к Драко ближе, но ее планам не суждено было сбыться. Малфой не спал. Он сидел на середине постели по-турецки, зажимая руками большую подушку, а над ним опять вовсю сверкали искусственные созвездия.

— Я думал, ты утонула там, — хрипло со сна произнес он.

Гермиона не знала, что ответить, поэтому просто пожала плечами. Драко предпринял еще одну попытку социального взаимодействия:

— Как ты?

Как она? Гермиона не знала ответа. Каково постоянно ощущать на себе грязь, хоть не была такой чистой, наверное, никогда в жизни? Каково после того, как рассыпались остатки твоего привычного мира? Каково, когда сотни бережно хранимых воспоминаний перечеркнуты одним мерзким? Пусть не все они были радостными, но ведь были, а теперь… Как теперь?

— Знаешь, мы ведь всегда ссорились. Это... Ну, такими мы были. С Роном, — сочла нужным уточнить она. — Его упрямство. Мое упрямство. Но он все равно был очень солнечным, очень… хорошим. Очень хорошим другом. Прикрывал меня во время битвы, не думал о себе, все время следил, чтобы именно я не попала под заклинание. Он… они с близнецами умели меня рассмешить какой-то чепухой, над которой глупо смеяться. Меня это раздражало, но это было так… И больше так никто не умел!

— Он живой, не говори так, словно он…

— Пытаюсь воскресить хотя бы одно хорошее воспоминание целиком и не могу. Не могу! Пытаюсь представить его улыбку, а вижу оскал. Пытаюсь почувствовать тепло, а чувствую омерзение, чувствую, что не могу шевелиться…

— Шшш, не нужно вспоминать, — прошептал Малфой и поменял позу — выпрямил ноги и откинулся на локоть, второй рукой маня Гермиону к себе и указывая на лежащую у него на груди и животе подушку. Она не стала вести долгие внутренние монологи, взвешивая за и против, пошла на поводу у примитивного желания опереться. Но руку, опустившуюся ей на бедра, скинула. Тепло живого человека рядом успокаивало, а прикосновение чужих рук вызывало дрожь.

— Думаешь, шансов нет? — завел он разговор о своем. Гермиона сразу поняла, о чем речь, несмотря на неопределенную формулировку.

— Я же не знаю, что случилось, — ответила она, поднимая глаза.

— С него сняли все кольца и амулеты, даже обручальный браслет, — Малфой встряхнул рукой. — Меня попросили подтвердить, что имущество наше и подписать бумагу. Я спросил, почему волшебника лишили всей защиты, авроры ведь тоже понимают, что это не просто побрякушки. Уотсон и сказал, что они ему уже не понадобятся, что Северус посовещался с мамой и они решили…

Гермиона, не глядя, нащупала его плечо и сжала.

— Дать ему умереть?

Драко резко кивнул, отчего дернулось все его тело.

— Просто как Дагаз!руна старшего футарка, значение — день, изображение — ᛞ Маме нужен правильный мотив, чтобы присоединиться к Упивающимся. К тем, кто остался. Месть за мужа. Отлично же придумали! — Малфой горько усмехнулся и сглотнул. Гермиона проследила за движением его кадыка.

Было глупо убеждать, что все не так, как кажется, если даже Снейп предпочел промолчать. Высказывать сочувствие — лицемерно, не потому, что в ней нет эмпатии, просто сама она не испытывает то, что испытывает Драко сейчас, ровно так же, как и он не может ощутить всю силу ее ужаса и горя. Гермиона молча развернулась лицом к Малфою, перекинув ногу через его бедра, и обняла за шею. Подушка, зажатая между ними, придавала смелости. Он инстинктивно положил руки ей на талию, но, почувствовав ее напряжение, тут же убрал.

Гермиона не позволяла себе задумываться, что практически лежит на парне, постаралась сконцентрироваться на ощущениях, на теплой коже под ладонями, на бьющейся жилке там, куда она уперлась лбом. От Малфоя пахло им самим, этот запах за последний месяц стал ассоциироваться с утешением. Гермиона подняла голову, прислонившись к жилке носом, и втянула воздух, стараясь сделать это незаметно. С незаметностью не сложилось, Драко дернулся и издал странный рычащий звук, отчего его горло завибрировало. Что будет, если прижаться к этой вибрации ртом? Часть Гермионы паниковала и умирала от стыда и страха, но другая часть настойчиво уговаривала пойти на поводу у сиюминутного желания, у любопытства, заесть горькую таблетку, воспользоваться возможностью, когда в ночном дурмане или из-за снейповских зелий всё нипочем. Она поерзала, усаживаясь поудобнее, и выдавила из Драко еще один задушенный всхлип, а затем робко прикоснулась к кадыку кончиком языка. Гермиона повела языком вверх, а потом вниз и втянула кожу в рот, слегка посасывая, кожа оказалась нежной, слегка солоноватой. Окутывающий ее запах изменился, в него вплелись новые нотки, которые почему-то будоражили. Яремная впадинка будто бы нашептывала: «Положи сюда палец», Гермиона вняла этому шепоту, завороженно наблюдая за своей рукой. Рука нырнула ниже, до пуговицы пижамной куртки, и пуговица как по волшебству выпрыгнула из петли, а за ней следующая и та, что была скрыта подушкой. Драко, рыча, сгреб Грейнджер в охапку. Поймав момент зарождения паники, Гермиона отшатнулась и сбросила его руки. Подушка, больше не удерживаемая ими, плюхнулась на кровать.

— Ты пытаешься отомс… Забудь. Делай со мной что хочешь, — прохрипел Малфой.

Тяжело дышащий и прожигающий ее потемневшими глазами, он лежал перед ней в распахнутой, сдернутой с одного худого плеча пижаме. Теперь, без подушки между ними, она низом живота ощущала, как на него действует. Это придавало смелости. Глас разума вопил, что она торопится, что пожалеет, что причины неправильные, но Гермиона решительно отмахнулась от него. Любопытство и желание переломить страх, починить себя, вернуться к позавчерашнему самоощущению были такими сильными, что все остальное казалось незначительным. Она чувствовала, что сейчас может.

Гермиона медленно провела рукой по бледной безволосой груди, по шее, качнувшись выше. Малфой застонал, когда она лобком задела его напряженный член, кураж заставил повторить движение еще раз, а потом еще. Трение отозвалось теплом и приятным покалыванием.

— Убить меня хочешь? — простонал Драко и толкнулся навстречу, почти задыхаясь. Мускусный запах, который вплелся в его привычный, усилился.

Она стала тереться, увеличивая темп. Ощущения были потрясающими — власть и свобода. В какой-то момент руки Малфоя снова оказались на ней, направляя или отстраняя, но Гермиону это не отпугнуло, она растворилась в процессе, стремясь к чему-то неясному. Покалывание распространилось по всему телу, между ногами растекся жар, обещающий… что-то, Малфой просил то ли прекратить, то ли продолжать, сквозь гул в ушах было плохо слышно. А потом он содрогнулся, исторгая из глотки что-то среднее между хрипом и хныканьем. Гермиона резко остановилась, мгновенно осознав, куда они зашли. Стало настолько стыдно, что захотелось немедленно исчезнуть с этой планеты.

— Ты же не… тебе тоже надо… — залепетал Малфой.

Краем глаза она заметила влажное пятно на его штанах и смутилась еще сильнее. Он проследил за ее взглядом, схватил подушку, будто намеревался прикрыться ею, но передумал и потянулся за палочкой. Красные щеки выдавали его смятение. Или они были красными не от этого? Растерянность Малфоя немного примирила Гермиону со случившимся.

Неуклюже соскользнув с его бедер, она метнулась к краю кровати, но была поймана за лодыжку и замерла в неудобной позе.

— Черт, только не убегай! Не надо, пожалуйста!

Стало интересно, многим ли людям доводилось слышать в малфоевском голосе умоляющие нотки.

— Ты хочешь, чтоб я сделал вид, что ничего не было? — снова нарушил тишину он, когда Грейнджер не ответила.

Малфой переполз поближе к ней. Ее ногу он отпустил только после того, как нащупал кисть руки, в которую вцепился как клещ.

— Прости, я оконфузился, — забубнил неразборчиво. — Ты... а я... черт, не смог отплатить…

Гермиона закрыла ему рот ладонью. Почему этот несносный тип должен такое проговаривать?

— Все нормально, — она нервно закусила губу и выпалила скороговоркой: — Я не знаю, что на меня нашло.

К ее ладони прикоснулись влажные губы, Гермиона отдернула руку.

— Не отказывай этому чему-то, когда оно найдет на тебя в следующий раз.

Ну как у него это выходит? Только что едва мог два слова связать от смущения, а уже включил несносного поганца. Будто она и без гадких комментариев не была готова провалиться сквозь землю.

— Эй, — он стал серьезным, — не знаю, о чем ты думаешь, но прошу тебя, не жалей.

— Ты не жалеешь? — выдохнула она вопрос, который жег язык.

Драко издал смешок.

— Как я могу?

— Ну я позволила себе… так много, не спрашивая.

— Заранее даю добро на все эксперименты.

Он что, думает, что это повторится?!

— Эй, — Драко потянул ее на себя, укладывая на своем плече, и, повернувшись, посмотрел в глаза. — Прекращай анализировать. Я и мечтать не мог, что любимая девушка...

— Не городи чепухи!

— Что такого? Тебя этот статус ни к чему не обязывает.

— Не разбрасывайся такими словами, — взвизгнула она, с трудом удерживаясь от того, чтобы по-детски прикрыть руками уши. — Мы едва знакомы.

— Лень спорить. Считай, как хочешь.

— Драко, это слишком. После… ну после того, что случилось, ты можешь неправильно воспринимать свои чувства. Эндорфины, знаешь, — положение не позволяло ей жестикулировать так активно, как хотелось.

— Я раз пятьдесят назвал тебя так, когда мы… вчера ждали… ждали Снейпа. Ты, наверное, не слышала, ты была... — его голос изменился, в кокон, созданный неожиданным общим интимным опытом, просочился кусочек реальности, — в общем, повторить в пятьдесят первый — уже несложно. Почему тебя это пугает?

Она сжалась в комочек, не отвечая.

— Емкое определение, — продолжил разглагольствовать Драко, игнорируя невербальный призыв прекратить, — его можно использовать для привязанности любого типа, мы любим родителей, друзей…

— А-а-а, если так… — Гермиона и под пыткой не призналась бы, что разочарована объяснением.

— Мне нравится смотреть на тебя, нравится обнимать тебя, общаться с тобой, нравится твой… все, что составляет тебя, даже когда я не понимаю, как можно быть такой. Если обозначить совокупность всего этого коротко…

— Можно тебя попросить кое о чем? — вклинилась она раньше, чем прозвучало лишнее.

Малфой вскинул бровь.

— Не говори таких слов сейчас, ладно?

— Что мне за это будет? — тут же сориентировался потомственный слизеринец.

— А что тебе надо? — Гермиона закатила глаза.

— Перестань отрицать взаимное влечение.

— Зачем? — устало спросила она.

— Не хочу, чтобы утром ты снова закрылась.

— Ты же понимаешь, что после… Я еще долго буду шарахаться от чужих рук.

Именно потому в данный момент спокойно лежит у него на плече. Оба не стали проговаривать это вслух.

— Я обещаю сдерживаться.

Гермионе казалось, что от нее ждут ответа на другой вопрос.

— Я еще не готова… — к отношениям? Как назвать то, что он предлагал? Даже в таком куцем варианте фраза прозвучала откровенно глупо после всего, что было. Она поймала отражение этой же мысли на лице Драко.

— Ты ведешь, я подстраиваюсь. Недавний опыт показал, что у нас это неплохо получается, — он подмигнул, и ей захотелось приложить его чем-то тяжелым.

— Грейнджер, — тон в очередной раз резко изменился, — то, что ты сказала… в библиотеке. Поверь, я бы никогда... Силой… Прости, если это так выглядело.

Смешно. Вот что такое карма. Позавчера она обвиняла Малфоя в сексуальном насилии из-за его напора и наглости, и судьба-злодейка тут же показала ей, что такое настоящее принуждение. Гермиону передернуло. А ведь теперь к… насилию прибегла она сама: практически использовала Драко, чтобы доказать себе... Нет, не только поэтому, но ведь и поэтому тоже.

— И ты прости, — Гермиона потянулась и коротко чмокнула его в уголок челюсти. — Чувствую себя гадко. Сама в себе разобраться не могу и тебя этим задеваю, вишу на тебе обузой, — выпалила она во внезапном порыве честности.

— Можешь разбираться в себе сколько хочешь, Грейнджер, можешь висеть, сидеть, лежать на мне, как тебе удобно, — разрешил Драко со снисходительной улыбкой, от которой Гермионе пришлось разгонять вспорхнувших в животе бабочек, а с теплом, разливающимся внутри, совладать не удалось. — Поспи еще чуть-чуть, — он наклонился и прижался к ее лбу губами. Когда отстранился, его взгляд был встревоженным. — Слишком?

Когда Малфой успел стать таким эмпатичным? Даже если притворяется, даже если ведет себя так... покладисто ради своих эгоистичных целей, это подкупает. Гораздо проще держать ненужные реакции в узде рядом с эгоистичным инфантильным придурком, чем с придурком, поддерживающим и готовым подстроиться под нее.

— Нет, все хорошо, — она уткнулась носом ему в грудь и закрыла глаза.

Когда Гермиона открыла их в следующий раз, в палатку пробивался свет. Без анестезирующего ночного сумрака произошедшее показалось катастрофой, но, прежде чем она начала паниковать, бодрый (слишком бодрый!) голос произнес:

— Мы договорились.

Малфой стоял возле кровати в одних пижамных штанах с полотенцем на плечах. Гермионе пришлось отвернуться, чтобы он не заметил в ее взгляде ненужного. Собственная реакция рассердила, ведь ничего интересного — тощий, бледный, длинный.

— Гермиона здесь? — послышался от входа взволнованный голос Снейпа.

— Да, — сквозь зубы процедил Драко, тут же захлопываясь, как ракушка.

Она покраснела до корней волос. Малфой выбрал что-то в шкафу и вышел, стараясь не задеть входящего Снейпа.

— Как вы? — не акцентируя внимания на том, в чьей постели ее застал, спросил он.

— Нормально, — Гермиона поняла, что не врет, а действительно чувствует себя почти хорошо. Последнее переживание оттолкнуло вчерашний травмирующий инцидент куда-то далеко, прямо как ей хотелось. Почему же тогда так стыдно?

— Я на завтрак, — услышала она от входа и вскочила сама.

— Позавтракаете чуть позже, — остановил ее Северус. — Хочу вас осмотреть.

Осмотреть?

— Ментально. Я не буду лазить по свежим воспоминаниям, меня интересует, где...

— Это не то, что вы подумали!

Снейп прервал невнятные оправдания:

— Это между вами и Драко.

Он заглянул ей в глаза, Гермиона постаралась расслабиться и отогнать очень не вовремя возникшее сравнение с посещением гинеколога. Сделалось неловко оттого, что Снейп обязательно поймает эту мысль.

Он мучил ее не дольше минуты, а затем отвел взгляд и удовлетворенно кивнул.

— У вас уникальный мозг, мисс Грейнджер.

Звучало слишком анатомично для комплимента.

— С помощью зелий и одного полезного заклинания я собирался ускорить процесс… заживления, но вы справляетесь сами. Я вчера всего лишь указал вашему сознанию путь, а сегодня вижу, скажем, добротный рубец там, где была открытая рана. Мозг вытолкнул травмирующее воспоминание в гиппокамп — туда, где хранится давно прожитое, как организм выталкивает инородное тело. Это не полное излечение, есть легкая гаптофобия, возможны реакции на триггер, но у вас уйдут недели, а может, и дни на то, на что остальным нужны месяцы, если не годы.

Гермиона кивнула, не зная, как еще реагировать на подобные замечания. Сейчас в Снейпе говорил ученый, которому было любопытно потыкать палочкой в ее мозг. Он продолжал еще некоторое время смотреть на нее, как на интересную задачку по нумерологии, а затем сухим «докторским» тоном добавил:

— Я бы на вашем месте воздержался от… некоторых вещей. Пока что. Не нужно себе ничего доказывать, не нужно торопиться. Драко подождет.

Она густо покраснела.

— Прекратите, — отмахнулся Северус. — Он хороший парень, несмотря на некоторые… нюансы. Сложный — да, но простой вам скоро наскучит.

Это давно просилось с языка:

— Слишком быстро всё развивается.

— Не то чтобы я был экспертом в сфере чувств... Должно быть иначе?

Адски захотелось выговориться, поделиться сомнениями.

— Но я… любила Рона, мне казалось, что мы созданы друг для друга, мы так долго к этому шли. А теперь этих чувств словно не было, и я… возможно, мне нравится кто-то еще. И когда мы с Роном… тоже был момент, когда меня заинтересовал другой человек. Может, я просто ветреная?

Снейп хохотнул, а затем его взгляд стал несвойственно мягким.

— Вы какая угодно, но не ветреная. В вас хватает любви на всех. Разной.

Услышать такое из уст Снейпа было так неожиданно, что Гермиона застыла с открытым ртом. Впрочем, тот не нуждался в ответе. С абсолютной мукой на лице он продолжил:

— Поверьте, мне вести этот разговор так же некомфортно, как и вам, а может, больше. Но раз мы уже говорим, посмею предположить, что ваше увлечение мистером Уизли было рассудочным. Удобный выбор: вас принимает его семья, у вас есть общий друг, вы знаете его как облупленного и умеете взаимодействовать с его характером. Необременительно. Прагматично.

— Прагма,один из видов любви по классификации древних греков. Рациональная любовь, возникающая не от сердца, а от ума, от осознанно принятого решения любить конкретно человека. — прошептала Гермиона.

— Прагма, — подтвердил Снейп. — Всего лишь один из семи видов любви, согласно древнегреческим представлениям.

Грейнджер с трудом отмахнулась от попытки тут же классифицировать все свои привязанности. К Гарри она испытывала любовь платоническую, к самому Снейпу… ну она уважала его, ей нравилось быть объектом его заботы, хоть иногда это и раздражало, она впитывала то, что он говорил. Были ли обе привязанности разновидностями сторге?один из видов любви по классификации древних греков. Любовь — дружба. Драко… Проще было переложить ответственность на взбесившиеся гормоны. Возможно — просто возможно — это было тем, что греки называли эросВосторженная, пылкая влюбленность с идеализацией любимого.. Сильно и ярко. Не является ли «быстро» естественным продолжением логического ряда? Что, если она даст этому шанс, а ее интерес пройдет, как прошло увлечение Роном? А что, если интерес утратит Драко?

— Уж я знаю, как это сложно людям, подобным нам с вами, но… попробуйте отпустить ситуацию. Перестанет Драко вас интересовать — разойдетесь, но я заверяю, что он сделает все, чтобы такого не случилось. Хоть он и избалованный мальчишка, с его стороны это не сиюминутная прихоть, — плавно вплел свой голос в ее мысли Снейп. — Это глубже. Завоевать привязанность Малфоя непросто, но если он привязался... Лучше не нащупывать границы того, на что способны Малфои ради тех, кому преданы. Страшные люди! Знаете, зачем пращур Драко и Люциуса пришел сюда с Вильгельмом? Его супруге-травнице понадобилась ядовитая тентакула, которая не росла на материке. Влажный английский климат понравился леди Игнасии, здесь оказалось гораздо больше редких магических растений, чем во Франции, и она захотела обосноваться на острове. Арманд ненавидел сырость, но не смог отказать супруге.

Грейнджер ахнула.

— Что сделал для семьи Люциус, вы наблюдали из первого ряда. Драко способен на большее. Но, к сожалению, в нем много от Блэков. Он порывистый и может наделать беды, ему нужен кто-то разумный рядом. Чувствую себя сводником, — некрасивое лицо Снейпа озарила улыбка — настоящая улыбка, даже немного смущенная. Он будто помолодел лет на пятнадцать.

Что сделал для семьи Люциус…

Гермиона рискнула спросить:

— Это правда?

— Что именно?

Серьезно? Было сложно удержаться и не закатить глаза.

— Про отца Драко.

— Ах да, поскольку крестник на меня дуется и будет дуться… судя по всему, не один месяц, попрошу вас быть с ним рядом завтра утром. В «Пророке» опубликуют некролог.

Опубликуют некролог…

— Некролог... Это не будет соответствовать действительности?

— Меньше знаете, больше шансов, что в ваших мыслях не найдут ничего лишнего.

Гермиона была умной девочкой и смогла услышать между строк все, что хотела. Это было несправедливо по отношению к Малфою.

— Драко умеет прятать мысли, почему…

— Так надо. Не задавайте лишних вопросов.

— Но вы доверяете информацию мне, а мой мозг как раз не защищен!

Гермиона уже дважды побывала в аврорате, что, если кто-нибудь применил легилименцию?! Что, если кто-нибудь из слизеринцев ею владеет? Она по-прежнему не в безопасности.

— Неужели вы думаете, что я пустил бы такое на самотек? На вашем медальоне забавное заклинаньице. Созданное по принципу маглоотталкивающего, только отталкивать (отвлекать) оно должно желающих заглянуть в голову. Конечно, это не спасет от намеренного серьезного проникновения с контактом глаза в глаза и не купирует ваши спонтанные приступы передачи мыслей, но от попыток разглядеть что-то походя оградит. А спонтанные приступы не так уж часто случаются на людях. Это совсем не значит, что нужно откладывать в долгий ящик освоение окклюменции.

Упоминание окклюменции воскресило в памяти важное. Снейп должен проверить, не наделала ли она беды.

— Мне пришлось применить Обливиэйт к Паркинсон. Она случайно увидела мой браслет, когда…

— Я разглядел это у вас в голове вчера и уже проверил мисс Паркинсон, с ней все в порядке. Чистая работа. Для таких точечных вмешательств годится и Обливиэйт.

Гермиона зарделась от похвалы.

— Мы засиделись, вам нужно поесть. Я провожу.

Гермиона взмахом палочки превратила свое ночное одеяние во что-то повседневное, не особо задумываясь, как выглядит одежда, прошлась по волосам распутывающими чарами, а по лицу — освежающими. Перед столовой Снейп кивнул и удалился по своим делам.

Палатка-столовая оказалась огромной, и в ней было людно. Гермиона с трудом подавила желание тут же выскочить наружу. Она зажмурилась, пытаясь унять сердцебиение. Необходимо как-то снова привыкать к обществу.

Люди… Вокруг большого овального стола в центре зала группками сидели бывшие студенты, некоторые, уже позавтракавшие, стояли рядом, ожидая окончания трапезы друзей или напарников. Гермиона молила всех богов и Мерлина, чтобы никто ее не окликнул. Она кивнула всем и двинулась к пустующей скамье.

Порыв найти глазами Драко был почти неосознанным. Малфой обнаружился среди других слизеринцев. Вальяжно откинувшись на спинку стула, он переговаривался с Забини. С другой стороны от него сидела Дафна Гринграсс, которой Панси Паркинсон что-то шептала на ухо. Видимо, Гермиона казалась очень растерянной, потому что Малфой, скользнув по ней заученно равнодушным взглядом, тут же украдкой посмотрел еще раз — уже не скрывая озабоченности. Стало тепло. Гринграсс бесцеремонно подергала его за рукав рубашки, и Драко обернулся к ней со своей картинно приподнятой бровью. Захотелось узнать, о чем разговор.

Гермиона незаметно потянулась к сумочке и активировала в ней зеркальце.

— Прекрати, это же Грейнджер, — сказал Драко и хмыкнул.

— Панси говорила, что она вчера за тебя заступилась. Как ты добился ее расположения?

— Я обаятельный.

— Ты свое обаяние просто так не расходуешь, — хихикнул Забини.

— Героиня войны, таких полезно иметь в сторонниках, — Малфой жеманно пожал плечами. Гермиона понимала, что это игра, но стало неприятно. Неуверенная в себе девочка, живущая в ней, задумалась: что, если так он и делает? Использует на ней свое обаяние.

— Гермиона! — звонкий высокий голос вернул ее к действительности. Перед ней стояла взволнованная Джинни и буравила ее недоверчиво-пронзительным взглядом.

— Я искала тебя со вчерашнего вечера! Где ты была ночью?