Неправильная (джен)

— Питер, ты спишь? — Эрик осторожно заглянул в палату. Сын со скучающим видом нажимал на кнопочки портативной игровой консоли. Заметив его, он поднял голову.

— Нет, я… Не знаю, чем заняться, — он отложил консоль, а Леншерр прошел в палату.

— Тебе лучше?

— Я не пытаюсь никого убить в приступе гнева, если ты об этом, — весело усмехнулся Максимофф, затем помолчал немного и, поняв, что Магнето ничего больше не добавит, поинтересовался: — Что тебе сказал Чарльз?

Вопрос крайне интересный. Эрик пришел к освободившемуся после занятий Чарльзу почти сразу же. Тот невыносимо долго смотрел на Леншерра, а потом заявил:

— Я с ним поговорил.

— Это я понял, — стараясь не раздражаться, ответил Магнето. — Результаты разговора ты мне не сообщишь? У вас там вроде не был сеанс психотерапии, и на разговоры врачебная тайна не распространяется.

— От самого Питера я так ничего и не добился, — Ксавьер подъехал к севшему на кресло Леншерру и сложил руки замком. — Он говорит, что на него просто много всего навалилось.

— В этом есть доля правды, — кивнул Эрик. — Но чувствую я, что есть какое-то «но».

— Тогда я поговорил со всеми, кто приходил к нему в тот день. Последней к нему заходила Лорна и… Не самая удобная ситуация, и я не уверен, что хочу знать подробности. В ходе разговора с Питером она упомянула, где ты вчера ночевал. Ты знал, что Питер пытался ухаживать за Рейвен?

— Питер? — удивленно спросил Леншерр. — За Рейвен? Это же смешно.

— Да, я тоже так подумал, — кивнул Ксавьер. — Она ему... симпатична.

— Не более, — покачал головой Эрик. — Поверь, я бы заметил, если бы она ему сильно нравилась. А это не повод так срываться.

— Может, дело в тебе? Ему вроде как не хочется тебе что-то доказывать и прочее, но в то же время… Его что-то гложет, и думаю, дело в том, что он боится тебя разочаровать.

— Гениально! — Эрик возвел руки к потолку, почему-то вспомнив, что так Питер иногда выражает сарказм. — Какой еще очевидный факт из жизни любого родителя и ребенка ты мне выдашь?

— Ванда, — вдруг сказал Ксавьер, а Эрик едва было не вздрогнул, подумав, что тот все понял. — Его очень сильно беспокоит Ванда.

— И это тоже, — быстро, пожалуй, чересчур быстро ответил Леншерр и внимательно посмотрел на друга. — Я сейчас не под действием сыворотки. Ты можешь прочесть мои мысли? — как бы невзначай поинтересовался он.

— Нет, — развел руками Ксавье, которого вопрос, видимо, совсем не насторожил. Впрочем, Эрик был склонен верить в то, что Чарльз мог притворяться не хуже любого заправского политика. — А что, это имеет какое-то значение?

— Просто интересно, вдруг ты опять в моей голове копаешься, — усмехнулся Эрик.

— Или ты пытаешься понять, зачем Ванда это делает.

— Поймал, — недовольно бросил Магнето телепату, понадеявшись, что Ксавьер эту тему закончит. — Хэнк сказал, что Ванда контролирует силу. Вряд ли она делает это неосознанно.

— Все она делает осознанно, — почти что раздраженно кинул Чарльз. — Ни разу в жизни ее не видел, а знаю о ней больше, чем о любом ученике этой школы. Мы не договорили про мать Лорны.

— А что тут говорить, — пожал плечами Эрик. — Надо искать того мужчину, которого интересует Джонсон. — Думаю, он выведет нас на нелюдей, а, значит, и на нее. Надоели мне эти разговоры без ответов. Пора искать тех, у кого они есть.

— Что бы ты знал, меня тоже пугает группа людей со способностями, что объединились и скрываются. По моему опыту, ничего хорошего от такого не жди.

Чарльз, конечно, был прав. Но лезть в пекло не хотелось, вот вообще. Чего бы они там не хотели, Эрик желал удостовериться лишь в одном — не заденет ли это его семью. Семью… Слово привычное и одновременно странное. Он и знал-то этих троих не так давно, чтобы защищать. Питер вроде как единственный его признавал, Лорна не определилась, а Ванда… Было что-то странное в том, как легко она называла его отцом, признавала этот факт, но не более. Дочь все знала, понимала, в отличие от Питера с Лорной, что поначалу и слово-то это произнести боялись.

— Чарльз много что сказал, но мало что по делу, — ответил на вопрос сына о разговоре с Ксавьером Эрик. — Обычное для Чарльза явление, — отмахнулся он. — Питер, давай поговорим. Что бы там ни было, я пойму. Я знаю про Рейвен. Что бы ты там не думал, поверь, все не так.

— Да плевать мне на вас с Рейвен, — вдруг вздрогнул Питер. — Знаешь, я все время влюбляюсь не в тех девушек. Я не рассказывал? Странно, потому что я обычно рассказываю, — затараторил сын.

— Так расскажи, — Эрик вздохнул, решаясь. — Не про Рейвен, про Катрину, — с трудом произнес фальшивое имя дочери Леншерр, заметив, что Питер вздрогнул.

— Нет-нет, — замотал головой Максимофф. — Все не так! Ее Ванда зовут! Почему ты так ее назвал?

— Потому что мы говорим не про твою сестру. А про девушку, встреченную тобой на старом заводе.

Про девушку, которую сын кинулся защищать, зная, что она пыталась убить его родного отца. Про девушку, ради которой он набросился на Эрика с безумным взглядом влюбленного мальчишки. Про девушку, ради которой он держал Эрика со сломанной ногой, мертвой хваткой вцепившись в воротник отца. Про девушку, которую он в первый же день назвал Алой Ведьмой. Они говорили не про Ванду.

Питер замолчал, склонив голову набок, не желая встречаться глазами с Эриком. Вот что так не может понять Чарльз, вот что в момент срыва понял Питер — он не так сильно расстроился из-за Рейвен, как должен был, потому что влюблен в нее, в Катрину. Не знал, не думал о ней, думал только о Ванде, напрочь выбросив из своей головы, в которой мысли гуляли подобно шальному ветру — быстрее, чем у обычных людей. Он просто этого не знал.

— Все не так! Ты не понимаешь, — вдруг резко ответил Питер.

Паренек, что вот просто так спас кучу людей из взрывающегося здания, просто потому, что мог, потому, что для него спасать кого-то — обычное дело. Потому что он считал, что все так и должно быть. Питер — до ужаса хороший, правильный мальчик, у которого из пороков лишь клептомания. Сын, которого Эрик не заслуживает. Брат, влюбленный в сестру.

— Не понимаю, — согласился с ним Леншерр. — Питер, слушай, знаю, тебе сложно это признать, мне тоже, — сказал Эрик, почувствовав, что у самого срывается голос. Что он не хочет говорить дальше, что замолчал бы сейчас, отмотал разговор назад, лишь бы не видеть это раздосадованное непонимания вкупе осознанием в глазах сына, что скоро скоро наполнятся болью. Эрик вдруг понял, что он устал видеть боль в глазах сына. Что видеть это даже тяжелее, чем самому испытывать боль. Он бы сам с радостью сам забрал его боль, если бы мог... Но он не мог и поэтому продолжил, зная, что если молчать, дальше будет только хуже. Пусть поймет сейчас, пусть справится, осознает, он даже согласен на то, что сын его после всего станет ненавидеть. Только пусть больше не страдает. — Но станет только хуже. Ванда и Катрина — один человек, твоя сестра. Чарльз все задается вопросом, почему она скрывает мои мысли. Вот почему.

— Вот, значит, что она думает? — горько усмехнулся Питер, а Эрик подумал, что еще чуть-чуть, и он и правда заплачет. Но сын не заплакал, не стал, сдержался. — Вот почему она сбежала. И когда ты мне собирался сказать, а, пап?

— Я думал ты сам поймешь, так было бы проще, для всех., — банальная отговорка сейчас звучала как что-то значащее.

— Я ведь не псих, пап, — Максимофф отчаянно замотал головой. — Нет, я знаю, что она Ванда, но…

Но до неприличия красивая Катрина засела у него в сердце. Он знал, что это такое. Эрик тоже был молод и помнил Магду, и помнил, что едва все не бросил из-за нее, так выделяющейся среди прочих девушек. А их дочь так была на нее похожа. Леншерр не знал, как выглядела Кравич сейчас, что сделали с ней годы, но был уверен, что узнал бы эту женщину и спустя еще тридцать лет. Ее лицо впечаталось в память раскаленным железом, оставив разбитое сердце и шрам от ранения. Может, они и вправду обе были ведьмами, с них станется.

— Хватит! — наверное, чересчур резко сказал Эрик. — Она один человек — твоя сестра-близнец. А ты влюбился в несуществующую тобой самим же придуманную девчонку! Прими уже это, наконец! Иначе это съест тебя изнутри.

Питер, такой обычно словоохотливый, на этот раз промолчал, смотря в какую-то точку на стене, крепко впившись пальцами в одеяло.

— Это моя вина, что она ушла? — он поднял на Эрика взгляд. — Ведь так?

— Мы все виновны, — тихо сказал Леншерр, садясь на краешек кровати сына, а Питер чуть ли не под бок ему голову положил, то ли взгляд пряча, то ли ища поддержки. Эрик приобнял его, прижав к себе голову парня, которому было двадцать семь лет и который превосходил его по силе раз в пять, а жался, как ласковый котенок к человеку. Он и сам прижался щекой к копне густых седых волос, еще крепче обняв сына. Какая, в принципе разница, насколько он силен и сколько ему лет? Он все равно ребенок. Его ребенок. И всегда будет уязвим перед своими родителями, в этом Чарльз был прав.

Питер, ослабленный ускоренной регенерацией и коктейлем из того, что ему там сегодня намешал от нервов Хэнк, через пятнадцать минут тихо уснул, а Эрик еще долго сидел, боясь его потревожить.

В конце концов, пришла Рейвен и кивком указала, что нужно идти. Он осторожно отпустил голову Питера — тот даже не пошевелился, лишь слегка засопел во сне — и вышел вслед за Рейвен.

Хорошо, что во время пребывания в бункере Уорд был связан и ранен, потому что даже в таком виде он жалким не выглядел. Эрик знал, кто такие опасные люди. Этот натренированный и закаленный годами в ЦРУ красавчик мог его убить, и глазом не моргнув, и Мойра сказала правду, что он опасен даже для людей со способностями, потому что страха Леншерр в этом человеке не чувствовал. Он чувствовал лишь ненависть Джонсон по отношению к этому человеку, а женщины могут так ненавидеть, лишь только если когда-то любили. А еще он видел взгляд Уорда, направленный на Дейзи. Он не знал, что там между ними было, но этот человек смотрел на нее с плохо прикрытым взглядом побитого щенка, что виноват по всем статьям. Зла он Джонсон явно не желал, но и добра от этого человека не жди.

После того, как он указал Джонсон путь в медотсек, они с Рейвен остались вдвоем. Эрик бы хотел не касаться темы сына, но Мистик все и так поняла, тихо кивнула и молча ушла. По безмолвному согласию они решил вместе больше ни перед кем ни мелькать.

Лорны в школе не было. Эрик нашел Ороро и поинтересовался, где сейчас Дейн. Монро пожала плечами, сказав, что Лорна часто так уходит куда-то одна. Впрочем, Лорна где-то через час вернулась и, видимо, сидела в лазарете у Питера до ночи. Это было даже к лучшему, что Питер там не один. Сам он не знал, что говорить сыну, даже не знал, как смотреть, чтобы тот не прятал взгляда. Впрочем, сам он был склонен думать, что Питеру нужно лишь доказать, что Ванда — это Ванда, а не Катрина, не придуманная им Алая Ведьма.

Забавно, что прозвище «Ртуть», Питер тоже придумал себе сам. Потом разнес слух, и все его начали так называть, давно позабыв, чья это вообще придумка. Алую Ведьму Питер не упоминал с тех пор, как узнал, кто она такая.

В школе на период похолодания бойлерную включили на всю катушку, чтобы тепло по трубам достигло третьего этажа, и если на втором и третьем было приятно тепло, то на первом было невыносимо жарко. Чарльз сказал, что за период каникул эту проблему решат, но что-то в тоне Чарльза воодушевления не было. Система отопления была новая, и ее поломки и последующие траты на нее Ксавьер воспринимал с тяжелым сердцем. И пока выходило дешевле устраивать ночью «баню» из первого, заселенного лишь преподавателями этажа, чем позволить замерзнуть детям на третьем.

Эрик, жару не выносивший, открыл в своей комнате окна, а сам вышел на крыльцо. Сел на ступеньку и задумался. О Лорне, о Ванде, Питере. О том, что, должно быть, сейчас чувствовал сын. Невыносимо хотелось что-нибудь выпить. И из-за того, что произошло дальше, он вдруг усомнился в собственной адекватности, потому, что он точно помнил, что вслух ничего не произносил.

— Собутыльник нужен? — Эрик услышал голос Джонсон за спиной. Обернулся, увидев ее с двумя стаканами в руках. Почему-то в глаза бросилось, что она в перчатках.

— Для этого как минимум нужна бутылка, — усмехнулся он.

— Ну, у меня есть сверхспособность, — Дейзи подошла, опустила стаканы на крыльцо, молча присела рядом и достала из нагрудного кармана куртки бутылку коньяка, протянув ее Эрику. Он так же молча принял, покрутил в руках и нехотя ее открыл. Прогонять человека, почти что «добрую фею», что так милостиво пришла с алкоголем, было последним делом. В школе алкоголь водился только в кабинете Чарльза, к которому Эрик сейчас вот вообще идти не хотел. Ситуация бы неизбежно привела к шахматной партии и, несомненно, очередному сопутствующему ей разговору. Была еще бутылка где-то у Рейвен, но к чему мог привести визит к Мистик, он предпочел бы не проверять. И хотя Ксавьеру бы явно не понравилось распитие коньяка на крылечке школы...

— Хорошая способность, — оценил Эрик. По крайней мере, способность вовремя появиться с бутылкой алкоголя. — Где ты ее взяла? — наливая в граненый стакан, явно взятый из лазарета, поинтересовался он.

— Ну, я же тут не пленница. Осторожно обошла окрестности, — пожала плечами она, принимая из его рук алкоголь. — В километре есть магазин.

— Редкостная дрянь, — выдал вердикт Эрик, сделав глоток, но ему, в общем-то, уже было все равно, каково качество алкоголя.

— Какая, в сущности, разница? Бухло — оно и в Африке бухло, — усмехнулась Джонсон, тоже отпив из стакана. — Видела, ты к сыну ходил. Как он? Это не из-за ранения все произошло? Поверь, Мак не хотел.

— Дело не в этом, вернее, в этом тоже, но… Конкретно это не из-за ранения. Не беспокойся, мстить твоему другу я не стану, — усмехнулся Магнето и залпом опустошил стакан. Джонсон, тихо хмыкнув, последовала его примеру. — Ты его любила? Гранта Уорда, — неожиданно спросил Эрик, сам не понимая, почему интересуется. Но что-то же нужно было сказать.

— У нас это не приветствуется, — усмехнулась Дейзи, затем помолчала, взяла бутылку и налила себе еще. — Не только в этом дело. После подготовки нас отправляют к более опытным офицерам. Я попала к Уорду. Это он меня всему научил. Я… Это он сделал меня мной, — явно с трудом сказала она.

— Бестактной вышибалой? — Эрик почему-то почувствовал желание разрядить обстановку.

— Это называется прямолинейность, — резко ответила Джонсон. — Жить без уверток гораздо легче. Не то, чтобы мне были незнакомы все эти игры разума, но секретов и недомолвок мне в жизни хватило по горло. Тебе, видимо, тоже.

— Странно слышать это от шпионки, — Эрик тоже налил себе еще алкоголя.

— Я больше не агент, — тихо сказала Дейзи. — Я вообще теперь не знаю, кто я. Иногда вот работаю, но в основном живу на старые заначки со времен шпионской жизни. Мы все так делали, знаешь, всегда есть риск, что правительство от тебя открестится в случае неудачи и придется уходить в подполье. Вот мы все и перестраховывались.

— И кто в здравом уме будет служить системе, что выкинет тебя в любой момент? — усмехнулся Леншерр.

— Патриот, — жестко ответила Джонсон.

— Ты даже не на этом континенте родилась, — сказал Эрик. — Знаешь, я встречал людей, которые, прикрываясь патриотизмом, делали ужасные вещи. Ты тоже делала. По глазам вижу.

— Не настолько ужасные, чтобы винить себя за это, — ответила Дейзи, прямо глянув на Леншерра. Шпилька была явно в его сторону. Хотя, не казалось, что Джонсон пыталась его задеть.

— Так почему они тебя ищут? ЦРУ, — проигнорировал ее выпад Эрик.

— Так вы не знаете? — удивленно спросила она. — Значит, информация секретнее уровня доступа Мойры Мактаггерг. О, я знаю, что она ваш источник. Все знают. Я надеюсь, она сюда не заявится?

— Мойра? Не знаю, — пожал плечами Эрик. — У нас с ней некоторые разногласия. Но она с пониманием относится к мутантам. Так почему тебя ищут? В смысле, мутант ты или нет, само по себе не преступление. Вроде как, — уточнил он.

— Я кое-что забрала с той миссии, — вдруг сказала Дейзи. — Одну очень опасную вещь.

— Что-то опаснее тебя со способностями? Теперь мне стало еще интереснее, — покачал головой Магнето. — И где же она?

— Выбросила в океан, — пожала плечами Джонсон. — Зачем отдавать кому-то такое оружие?

— Как патриотично, — язвительно заметил Эрик. — Если Хэнк завтра найдет адрес этого телефонного номера, я хочу идти с вами.

— Тебе-то это зачем? Ладно Ксавьер, он за мир во всем мире, но ты…

— Меня это тоже неким образом касается.

— И каким же? — заинтересованно спросила Джонсон, а Эрик промолчал. — А говорят, алкоголь развязывает языки, — усмехнулась она, а он подумал, что даже если бы захотел, не смог бы внятно объяснить, зачем ему все это. Слишком все было запутано. — Так что с твоим сыном? Мы вроде с этого начали разговор.

— Поговорили, — уклончиво ответил Леншерр.

— Знаешь, фраза «ты стоишь между мной и моим ребенком» из уст Магнето звучит пугающе, — усмехнулась Дейзи. — С зеленовлаской-то что? Она вроде без закидонов. Прикольная девчонка. Тоже, как ты выразился, бестактная. Хорошо идет на контакт.

— Лорна? — скептически приподнял бровь Эрик. — Без закидонов? Хорошо идет на контакт? Ты плохо ее знаешь, — он покачал головой.

— Или ты, — парировала Джонсон, а он не нашелся, что на это ответить. Он, в принципе, даже ее дату рождения не знал. Как и Питера с Вандой. Хотя, честно, он пытался что-то про них узнать. Но Лорна ничего почти не говорила, а Питер обычно говорил столько, что не разберешь, что правда, что вымысел, где сын уже сам запутался, а что на самом деле происходило. — Подожди, — вдруг оживилась она. — Сколько ей, четырнадцать? Это как вообще возможно?

— Была при Пентагоне такая сотрудница. Сюзанна Дейн. Доктор каких-то там наук. Она генетиком была. В один день пришла ко мне и предложила сделку. Генетический материал в обмен на некоторое послабление режима. Суть была в том, что меня должно были перевозить в их лабораторию для проведения тестов.

— И ты планировал сбежать во время транспортировки? — иронично приподняла бровь Джонсон.

— Перевозки, — поправил ее Эрик, — я же не груз, вообще-то. И да, я планировал сбежать. Думаю, если бы я не согласился, они бы все равно что-нибудь придумали. По итогу оказалось, что они очень хорошо подготовились и металла в лаборатории не было, а всю дорогу я проводил под препаратами без сознания. Что они ещё могли со мной делать, я даже не знаю.

— Мне жаль, что с тобой это делали, — посмотрела на него Дейзи. — Я тоже живу со страхом оказаться подопытной крысой.

— Все мы живём, — Эрик снова налил себе коньяк, заметив, что в маленькой плоской бутылке осталось совсем чуть-чуть. — Чарльз, он старается сохранить баланс. Порой у него получается.

— У него очень хорошо получается, — улыбнувшись, сказала Джонсон. — Эта школа… Знаешь, я слышала о ней, просто не думала, что… Что тут так. Мне здесь нравится.

— Мне тоже, — сказал Эрик. — Только Чарльзу не говори.

— Заметано, — Джонсон потянулась за остатками алкоголя в бутылке. — Так, значит, генетический материал? — усмехнулась она. — Полагаю…

— Тебе стоит пересмотреть значения слов «бестактность» и «прямолинейность», — ответил Эрик. — Я не спал с этой женщиной, если ты об этом.

— Я просто спросила, — пожала плечами она. — Просто странно, что у нас в ЦРУ, что в Пентагоне, на примете, как и в застенках, тогда были мутанты. И намного менее опасные. К чему такие сложности?

— Кто бы сомневался, что вы содержали нас в тюрьмах.

— Лично я ничьим тюремщиком не была, не переводи стрелки, — недовольно бросила Дейзи. — Ты не ответил на вопрос.

— Не знаю, — пожал плечами Эрик. — Когда-нибудь я у нее это спрошу. Когда найду.

Это и правда было слишком сложно. Наблюдать много лет за Лорной было сложно, как и зачем-то инсценировать свою смерть. А также Дейн откуда-то знала настоящее имя Ванды задолго до него. Он и правда очень бы желал поговорить с этой женщиной.

— У Лорны нет определенности, — вдруг сказала Джонсон, решившая в дальнейшие расспросы о Сюзанне не вдаваться. — Не знаю, что там у нее за история, что с ней происходило, как она росла, но она… — Джонсон вдруг замолчала, опустив глаза, потом резко посмотрела на Эрика. — Знаешь, я знаю этот взгляд. Ее взгляд. Меня часто брали в приемные семьи, а потом… Потом возвращали без объяснений в приют. Так со многими было. Возьмут, наиграются или поймут, что не готовы. Или своих детей заведут. Но со мной это было чаще, чем с остальными. Потом я узнала, что все дело было в том, что ЦРУ запутывало мои следы, но легче от этого не стало. И самое гадкое ощущение — это то, что ты вдруг взял и поверил в то, что здесь твой дом, ты здесь останешься. Ты знаешь, что неизбежно будешь страдать, неизбежно разочаруешься и вернешься к исходной точке с разбитым в который раз сердцем. Но ты все равно снова поверишь. И она поверит, Эрик. Только ты ей помоги и больше не обманывай. Никогда.

Джонсон впервые назвала его по имени, а он вдруг понял, насколько личным для нее все это было. Она потому к ней там и подошла — увидела себя. И, наверное, потому так легко нашла общий язык. Они обе потерянные девочки, что боятся в очередной раз разочароваться. Сколько же, должно быть, раз Лорна во что-то верила, сколько ошибалась. Дейн, по сути, плохим человеком не бывший, наверное, тоже пытался полюбить падчерицу, но не получалось. А у нее раз за разом разбивалось сердце от этого милосердия.

— Я достаточно сделал и сказал, чтобы она поняла, как я к ней отношусь. Что ещё я должен сделать? Я… я не понимаю, Дейзи, я правда не понимаю.

— Ничего, — вдруг дрогнувшим голосом сказала Джонсон. — В смысле, это нормальное, обычное. То, что происходит в любых семьях, а не в вашем дурдоме. Ей нужно почувствовать, что она такая, как все. Что ее семья такая же, как другие семьи. У нее недостаток родительской любви, биполярочка и подростковый период. Ей сложно, — пояснила она, а Магнето вдруг вспомнил, что сблизились они после ее до ужаса странной в тот момент просьбы научить водить машину. Обычной просьбы обычного ребенка.

Дейзи вдруг подняла глаза на незажженную гирлянду, которых в преддверии Рождества поразвесили почти по всей территории школы, но не включали пока, потому что Чарльз последнее время жаловался на большие счета за электричество. Эрик усмехнулся, представив на секунду лицо Чарльза, что увидел квитанцию, и почти непроизвольно коснулся гирлянды, которая сетью окутывала крыльцо, и длинными нитями переходила на растущие во дворе деревья. Разноцветные лампочки зажглись, переливаясь сиянием в отсветах выпавшего ночью снега, не успевшего растаять, ярко осветили окрестности, пронзив тьму облачного ночного неба.

— Как ты это сделал? — блеснувшие в отсветах глаза бесстрашного агента ЦРУ и правда походили на глаза маленькой потерянной девочки, всю жизнь искавшей своих родителей. Девочки, всю жизнь верившей в чудо, верившей, что она им нужна, что ее не бросали. Такой же, как Лорна, только выросшей и в чудо верить не переставшей. Что же сделать, чтобы Лорна, подобно Ванде и ему самому, вот так же в чудо верить не перестала? Что сделать, чтобы Ванда поверила.

У Эрика, как и у Ванды, веры не было. Дочь знала, что ее бросили, а он сам видел смерть родителей. Им не во что было верить. И гирлянды эти Леншерра совсем не трогали. Просто тоже захотелось побыть «доброй феей», хоть раз.

— Я управляю электромагнитным полем, а не магнитным, как думают многие, — усмехнулся Эрик, подумав, что на самом-то деле странное зрелище — взрослая женщина, опытный агент восхищается какой-то гирляндой. Странное, но от этого не менее очаровательное. Да и Дейзи была до ужаса красива сейчас со своими блестящими темными глазами, явно намекающими на какие-то восточные корни; тут не поспоришь, хоть и раздражала его с самого первого момента их встречи своей, как она выразилась, прямолинейностью. Эрик вдруг подумал, что смотреть на ее почти детский восторг, что она пыталась скрыть, до безумия приятно.

— Так ты ходячий источник энергии? — Джонсон улыбнулась, и он вдруг подумал, что она, верно, тоже редко праздновала Рождество. И праздновала ли вообще. Была ли у нее такая возможность, при таком детстве и последующей работе. Из досье Эрик знал, что она всегда была полевым агентом — работала под прикрытием или участвовала в неофициальных секретных вылазках.

— Почти, — глухо усмехнулся Эрик, сам на секунду залюбовавшись играющим в темном дворе светом. — Сейчас вся школа поднимется, и нас застанут за распитием на крыльце школы.

— Не порть момент, Леншерр, — она взяла пустую бутылку, спрятав ее обратно в нагрудный карман. — Красиво же!

— Да, — Эрик вздохнул, — красиво. — Жаль, двух других потерянных девочек этим не впечатлить. — Если сюда выйдет Хэнк и учует алкоголь, а он учует, нам с тобой придется объясняться с Чарльзом, как двум нашкодившим школьником. Пить тут можно только за закрытыми дверьми, — он встал, протянув ей руку. — Пошли.

Джонсон недовольно, почти как маленькая девочка, глянула на погасшие гирлянды, но все же вложила ладонь в темной матерчатой перчатке в его руку, слегка поморщилась, когда он сжал ее ладонь, помогая подняться с низкой ступеньки и, словно оправдываясь, сказала:

— Если бы я могла от этого избавиться, я бы сделала, — она кивнула на руки. — Мне нравится, но… Постоянная боль — не та цена, которую я хочу платить. Хэнк обещал сделать какие-то там перчатки, что-то тараторил, я не разобра…

Она замолчала, когда он перехватил ее ладонь, легко стянув матерчатую ткань, повинуясь какому-то внезапному порыву или алкоголю в голове. Поднес ее израненную кисть к губам, оставив легкий поцелуй. Джонсон, что могла за это раз десять ему вывернуть руку, почему-то застыла.

— Вряд ли это задумывалась так, — он не опуская руку, легонько сжал ее запястье. — Просто ты ее не принимаешь. И не в перчатках дело, а в тебе.

Джонсон вдруг резко выдернула руку, бросив на Эрика почти испуганный взгляд. Потом быстро подошла к двери, но застыла на входе, обернулась и тихо кинула:

— Спокойной ночи, Эрик.

— Спокойной ночи, — кинул ей вслед Леншерр.