Без вины виноватая (гет)

Гермионе не спалось. Она прокручивала информацию, которой поделился Снейп, укладывала в голове кошмарное: некоторые студенты в прошлом году были изнасилованы, а некоторые (это ведь очевидно, да?) — были насильниками. Изнасилованным стирали память, потому насильникам все сошло с рук.

Для скольких пострадавших опыт был первым?

Имеет ли это значение, раз ничего уже не изменить?

Девочки, а может, и не только девочки, стали игрушками в чьих-то грязных руках. Скорее всего, лишенными воли игрушками. Их тела пережили страшное, а они даже не знают об этом. А знают Пайк и Мэтлок с Пиксом, но Снейп боится их трогать, чтобы случайно не убить. Вот так. Без эмоций. Голые факты. Хотелось ощутить ярость, гнев, сочувствие, горечь от несправедливости. Но… ничего. Отстраненное препарирование, нездоровое любопытство. Душа настолько одеревенела? Возможно, Гермиона просто не заметила, как дошла до предела того, что способна вынести, и... окуклилась? Закрылась? Очерствела так, что дементор подавится? Но тогда почему неважные в свете открывшегося преступления переживания разъедали кислотой? Ведь можно было тоже принять как факт: она ошиблась в Драко. Но нет же — разочарование было горьким, а ее ужасный разум и вовсе пытался найти оправдание. Глупость, такая глупость! Выжженная пустошь там, где должна быть бездна боли, и глубокая обида из-за сущей мелочи. Когда Гермиона Грейнджер успела сломаться, когда личное стало важнее общего?

Она старалась не крутиться, чтобы не разбудить Гестию, и от этого было еще хуже. Тело одеревенело вслед за душой.

Нужно было выговориться. Так сильно нужно, что это ощущалось физической потребностью. А кандидат на роль свободных ушей был ровно один, и с ним говорить хотелось в последнюю очередь. Ведь не расскажешь обо всем, что ее мучает, Кэрроу. Даже Джинни не расскажешь, ей многого не положено знать. А что, если… что, если одной из пострадавших была она? Младшая Уизли находилась в школе вплоть до пасхальных каникул. Конечно, Джин — шустрая девчонка, талантливая ведьма и мастерица Летучемышиного сглаза, но ведь и ее могли застать врасплох. Или она могла увидеть, как застали врасплох кого-то другого, и по-гриффиндорски безбашенно встать на защиту. Черт! И ведь никак не узнать, не раскусив Пайка, чей разум закрыт! Важно ли узнать имена пострадавших? Важно ли восстановить пробелы в их памяти? Не важнее ли узнать, кто так… развлекался? И те, и другие могли сейчас находиться здесь, вносить — добровольно или принудительно — свой вклад в восстановление школы. В восстановление мира. Стало жутко от мысли, что она сидела с ними в одном классе и совсем недавно ела в одной палатке. Воображение нарисовало картинку: человек с размытым лицом намазывает тост джемом, облизывая глазами фигуру… другого человека, вспоминает, что делал с ним, чувствует себя королем. Размытые черты сменились явными: Нотт, Забини, Гойл, Пайк… Гермиону крупно передернуло. Эмоции. Это хорошо. Наверное.

Виновные должны быть наказаны. Каждого слизеринца (это ведь могли быть только они, да?) нужно допросить под Веритасерумом. Ладно, не каждого, Малфой ни при чем. Точно ни при чем. И Кэрроу чуть не стала жертвой такого же преступления, значит, невиновна. Но остальные… Гермиона не готова была выдать индульгенцию ни одному из них. Плевать на предвзятость!

Нервная энергия бурлила под кожей. Гермиона постаралась тихо встать, чтобы кровать не скрипнула. Она накинула шаль и двинулась к выходу.

— Ты куда? — раздался шепот с соседней кровати.

Черт!

— Прогуляюсь.

— Это опасно. Давай пойду с тобой.

— Нет, — прозвучало резче, чем планировалось, и добавила Гермиона гораздо миролюбивее: — Прости, что разбудила. Отдыхай и не волнуйся, я наброшу на себя дезиллюминационное, — теперь от сладости собственного тона свело зубы, поэтому закончила она безапелляционным «Хочу побыть одна».

Грейнджер поскреблась в палатку рядом. Целую вечность после этого ничего не происходило. Полог был отброшен, когда она уже действительно собиралась прогуляться. Ей не следовало сюда приходить. И тем более пялиться на голый торс совершенно сбитого с толку и почему-то смущенного Драко. И пахло от него… его привычный запах был очень концентрированным. Или она отвыкла?

— Заходи.

Полог упал за ней, и Гермиона сбросила с себя чары невидимости. Зря. Белобрысый придурок заметил, что она пялится. Он попытался скрыть довольную улыбку — даже почти смог, но Гермиона отлично изучила его мимику.

Малфой не стоит ее взглядов. Точно. Не. Стоит.

— Ты беспечен! Это могла быть не я, — набросилась, чтобы скрыть волнение.

— Запах, — несносный тип обдал шею влажным дыханием и тихонько хмыкнул. — И очертания кудряшек. Их можно рассмотреть в темноте.

Гермиона резко отстранилась, рассердившись на собственное тело, и заставила дрожащие ноги преодолеть расстояние до спальни. Малфой шел сзади, почти касаясь, в спальне пахло им, и этого было слишком много. От неправильных желаний свело пальцы на ногах. Она сконцентрировалась на умиротворении, которое разлилось в душе при виде мерцающего звездного потолка.

— Пришла позаниматься окклюменцией? — с легким подтруниванием спросил Драко, так знакомо падая на кровать и показывая на место рядом.

Она села с противоположного края. Постель была теплой. Он лежал с… ее стороны? Гермиона помотала головой. Нет никакой ее стороны! Конечно, Малфой спал, сейчас около двух часов ночи, о чем она думала?!

— Прости, что разбудила, просто…

Что просто? Просто нужно было с кем-то поговорить? Просто соскучилась? Каким бы придурком Драко Малфой ни был, он имел право на сон, она же повела себя как эгоцентричная стерва.

— Ты не разбудила. Мне не спится... в последнее время.

Он намекал на ночи, когда ее не было рядом? Восторженная дура, поселившаяся внутри, забыла, как дышать. Противно!

— Нет, пришла проинструктировать, как вести себя в роли Гарри, — соврала Гермиона. Не то чтобы у нее за вечер не случались панические припадки из-за живых картинок послезавтрашнего, то есть уже завтрашнего приема, где Драко палился на какой-нибудь важной мелочи и подставлял всех, но с тех пор, как решила идти сюда, она об этом не задумывалась.

— Грейнджер, мы оба знаем, что ты пришла не за тем. Выкладывай.

Если зажмуриться, можно сделать вид, что часов двенадцать назад она не выбежала из класса, выкрикнув какую-то пафосную чушь, словно пустоголовая Лаванда, словно не оставила Драко в растерянности. Или в гневе. Она не оглядывалась.

— Хотела поговорить о том, что рассказал Снейп, — это была правда. Полуправда.

— Хорошо, — Малфой начал осторожно, будто собеседница — голодный детеныш мантикоры, закрытый с ним в одном вольере. — Только давай сначала проясним… Надеюсь, ты не считаешь, что я во всем этом участвовал и врал тебе. Я… очень на это надеюсь. Не знаю, как доказать. Считай меня каким угодно, но не таким. Давай попросим у Снейпа Веритасерум, давай обучим тебя основам легилименции, мне просто важно. Ты говорила, что я к тебе приставал, что действовал без спроса, но я… нет.

Гермиона удивилась, ведь она автоматически исключила Малфоя из списка подозреваемых, ей даже в голову не приходило провести параллели между этим и его наглым поведением.

Перебить или дать выговориться?

— Я не думал, что подобное происходило на самом деле, Грейнджер, честно! — он говорил все быстрее и сбивчивее. — Для меня это хуже, чем убить, просто верь, ладно. Я думал, только отбросы вроде Фенрира…

Ну конечно! Очередное проявление расизма. Оборотень — не человек. Не то чтобы она сама считала, что в Грейбеке оставалось что-то человеческое.

— А если бы жертвами стали магловские девушки или парни? Тогда тебя не смутило бы, что...

Малфой дернулся, будто Гермиона ударила его.

— О’кей, — его голос изменился, стал низким и угрожающим, — давай все-таки проясним мою позицию по этому вопросу. Начнем с того, на чем остановились, когда ты сбежала.

Она промолчала, признавая, что так все и было.

— Грейнджер, ты же любишь правду, ты же не хочешь, чтобы я лгал ради того, чтобы тебе понравилось. Я сказал как есть. У нас не было бы шансов, будь ты маглой. Я… не сторонник смешанных браков, я не дал бы себе времени влюбиться. Это неправильно. Дели мы планету, не пересекаясь с маглами, всем было бы лучше. Не потому, что маглы хуже нас, а потому, что статут о секретности, — когда Драко начинал объяснять свою позицию, его голос звучал раздраженно, но в процессе он увлекся тем, о чем говорил. — А статут приняли, когда поняли, что простецы могут истребить магов, несмотря на наши способности. То есть я думаю (ты же понимаешь, что я много думал об этом, да?), его приняли именно тогда, когда распределение сил изменилось, когда прогресс маглов сделал скачок. Количеством-то они всегда нас превосходили.

Кто-то тут пытался увести разговор в сторону. Гермиона скептически скривилась.

— А как же «маглы — животные»?

— Это удобно. Низвести противника до нечеловека. Поставить его ниже себя, чтобы истребить страх перед ним. За всем стоит страх. Страх перед маглами толкнул Темного Лорда к войне. Для волшебников есть два выхода: изоляция или полное истребление маглов. Темный Лорд вел нас ко второму варианту, словно забыл, что маглов слишком много.

— Он хотел сократить численность всех человеческих… видов. А потом дождаться, пока чистокровные волшебники вымрут, — напомнила она.

— Будто кто-то сомневается, что он был безумцем. Но просто подумай: если маглы узнают о нас, страх подтолкнет их к геноциду. У них есть ресурсы. Отдельно взятый магл бессилен перед волшебником. Это и пытался доказать темный Лорд, можно я не буду тебе рассказывать как. Существуй оба мира обособленно, было бы лучше и им, и нам, потому я против смешанных союзов.

— И против грязнокровок.

— У них семьи там, из-за них стирается граница.

— Я бы приняла это за мнение, вот только помню, как ты вопил что-то про «придется сжечь мантию, ко мне прикоснулась грязнокровка».

— Грейнджер, я был идиотом и честно это признаю. И задумался я обо всем… не так давно. Даже совсем недавно, когда пытался понять, отчего столько людей пошли за чудовищем.

Гермиона неопределенно хмыкнула.

— Можешь ненавидеть меня, но я действительно когда-то считал, что уничтожение маглорожденных оправдано, хоть маглорожденные оказались совсем не такими, какими мне в детстве описывал их отец. Это шаг в направлении изоляции.

— У вас в библиотеке есть магловская литература! Тебе не кажется лицемерием изучать магловское, но...

— Дед признавал уникальность некоторых простецов и некоторых достижений простецов. Отец тоже.

— Но маглы могли бы расширить твой кругозор, ты изучал основы наук, которые именно они развивают, ты признаешь, что их одежда удобна, — вспомнила Гермиона их дурачества в парке мэнора, — и…

— Я готов носить их одежду, читать книги и слушать музыку, но вот… личное общение предпочел бы ограничить.

Гермиона понимала, что Малфой много думал обо всем этом, что его отношение менялось, смягчалось, трансформировалось, кажется, даже с их прошлого разговора об этом, и… наверное, могла понять его точку зрения.

— Наш портал ведет куда-то на магловскую территорию, — не смогла не поддеть она.

— Я знаю, — со вздохом признал Малфой. — Мерлин, Грейнджер, я бывал среди маглов, я же говорил, что неподалеку от мэнора есть поселение. Не так уж и сложно не привлекать к себе внимания.

Ее тирада о том, что, узнай он о чудесах мира простецов, изменил бы свое мнение, умерла, не родившись.

— То есть, родись я маглой, ты не смог бы общаться со мной, потому что считаешь правильным держаться подальше от людей, не владеющих волшебством?

— Будь в достатутные времена волшебники поразборчивее в связях, мы смогли бы обособиться, — обтекаемо ответил он. — Помнишь, что говорил о происхождении маглорожденных тот... из зеркала?

От позиции Малфоя веяло чем-то предвзятым и ошибочным. Чем-то кардинально отличным от того, что сама Гермиона считала правильным. Но у Драко было мнение, он имел на него право, признать за ним это право она могла. Грейнджер откинулась на подушки. Кажется, усталость начала брать свое. А Малфой вернулся к тому, с чего они начали:

— А любые действия против воли… сексуального характера с кем угодно — волшебником, маглом, вейлой или, черт побери, русалкой, я считаю отвратительными. Только такие, как Грейбек, старший Нотт, Мальсибер и Макнейр могли… Поэтому я думал… Ну думал, что Теодор слышал дома о чем-то подобном и хвастался, тем более… тем более ходят слухи, будто сам он не по девочкам…

«И возможно, некоторые студенты», — раздался в голове голос Снейпа. Гермиона выразительно посмотрела на Драко.

— Не-е-ет, нет, — в неровном свете она увидела, как расширились серые глаза. — Только не он. Думаешь, я не делаю то же самое? Не перебираю имена? Думаешь, понимать, что делил гостиную с кем-то… Но это не Нотт. Говорили, у него серьезные отношения на факультете. Пэнс подозревала Забини, но Забини точно по девочкам и точно — абсолютно точно — не делал этого.

Что-то еще не сходилось. Что-то услышанное недавно, но Гермиона никак не могла вспомнить, что именно.

— О тебе тоже ходили определенные слухи, а ты…

— Ну... меня не ловили в нашей спальне — верили на слово, а Забини я сам лично застал с девицей.

Ей не хотелось думать об обстоятельствах, в которых застали Забини, и не хотелось представлять Малфоя в роли вуайериста. Почему-то мысленная картинка вызывала совсем не омерзение.

— Тебе не кажется… — Гермиона сменила тему и теперь аккуратно подбирала слова, — что кто-то захотел пролить свет на всю эту историю?

— Это расшатало бы позицию Шеклболта, который, по сути, помиловал всю нашу братию, привело бы к пересмотру наших дел, к новым допросам. Возможно, слегка — да что там, сильно — подпортило бы репутацию крестного, — вот так, размышляя вслух, Малфой озвучил все то, что она даже в своей голове не бралась систематизировать. — Тогда предположим, что встреча у тропы — инициатива мелюзги из ваших, но Пайк не мог не понять. Зачем подставляться? Это ведь не плевое дело, он не отмоется — всю жизнь будет отмываться и не отмоется.

— А он… Он из какого рода? Не помню…

— Он рос в восточной Европе, родители переехали туда после его рождения. Подозреваю, они были сторонниками Лорда и бежали от правосудия. Не знаю. Ты бы слышала, как он обхаживал однокурсниц Крама на четвертом курсе! Стрекотал на их родном языке как кузнечик. Но вообще, чем дольше думаю, тем мутнее он кажется. И в этом замешано что-то магическое. Мы часто говорили о семьях, происхождении, родословных, а тут… он ничего не рассказывал, мы приняли это, никто не задавал лишних вопросов, даже Пэнс и Даф! Представляешь, пытался вспомнить его имя и не смог. Пайк и Пайк. Это удивительно.

— То есть через него мы никуда не выйдем.

— Может, все намного проще? Совесть заела, и он решил пролить свет, чтобы… ну чтобы почувствовать себя лучше. Не знаю.

Гермиона не была настроена так оптимистично — парень, устроивший в Хогвартсе такой бизнес, скорее всего психопат, и раскаяние ему неведомо, но Драко зачем-то поддержала, пусть хоть он надеется на лучшее:

— Любой преступник подсознательно хочет быть пойманным. Это, кстати, мнение магловских полицейских экспертов.

— Умные маглы.

— Что за снисходительный тон? Меня воспитывали маглы.

— И отлично воспитали.

— А что ты ожидал?

— По кругу? Тебе не надоело? — она не смотрела, но почему-то была уверена, что Малфой закатил глаза.

Между репликами возникали паузы. Разговор постепенно стал затухать. Гермиона не заметила, как отключилась.

Просыпалась она медленно, с каким-то приятным предвкушением, словно в яви ждало что-то абстрактно хорошее. Вместо абстрактно хорошего рядом оказался весьма конкретный Драко Малфой, наблюдающий за ней, лежа на боку и подперев щеку рукой. Взгляд медленно сфокусировался на нем, отметил отсутствие рубашки, слегка влажные волосы и передал визуальную информацию дальше. Просыпающееся сознание задалось вопросом: если он был в душе, почему не оделся? Может, она просто продолжает спать и Драко ей снится? Гермиона тронула его щеку пальцем. Просто чтобы убедиться в его реальности. Или нереальности. Она ожидала, что Драко… ну накроет ее ладонь своей или… на самом деле ничего не ожидала, ее движение было спонтанным, но реальность превзошла отсутствующие ожидания. Быстрее, чем успела моргнуть, Гермиона оказалась прижата к простыням полуобнаженным поджарым телом, быстрее, чем успела осмыслить происходящее, — отвечала на жаркий поцелуй. Бретелька обожгла плечо, покидая законное место, но это было нестрашно, Грейнджер слишком сосредоточилась на губах Драко, чтобы реагировать на секундный дискомфорт. Малфой гладил и осыпал короткими поцелуями ее плечи, шею и ключицы, И грудь. Грудь? Куда делась ночнушка? Страх или что-то похожее на него врезался как кулак в солнечное сплетение, выбил из нее весь воздух, но растворился в дофаминовом дурмане. Было хорошо. Очень хорошо. Но хотелось больше: больше малфоевского веса на своем теле, больше его рук на коже, больше поцелуев. С каждой секундой внизу живота ныло сильнее. Гермиона всхлипнула, когда по лобку прошлись чужие пальцы, потянула их своей рукой туда, где хотелось давления. И пальцы послушно надавили, как будто она попросила вслух. Ее всхлип перерос в стон Драко. Его пальцы теперь мешали ей стянуть с себя белье. Гермиона бессильно теребила трусики на бедре, но Малфой растопырил руку, и сдвинуть их стало совсем невозможно. Он зашептал ей в самое ухо, дыша в шею. Теплый воздух стекал по коже вниз, отчего смысл слов открывался с опозданием.

— Подожди, я говорил тебе, что никогда не пойду... против воли... Мы не должны. Ты не хочешь… не можешь хотеть этого со мной.

Будь эйфорическая дымка менее плотной, стало бы очень стыдно. Она набросилась… нет, кажется, набросилась не она, но она тоже... Гермиона отделила от массы запутанных мыслей одну: она распластана под Малфоем, а тот ее даже не хочет.

— С ума сошла?

Почти. Его пальцы, рисующие круги поверх трусиков, очень этому способствовали. Из груди вырвался новый беспомощный всхлип. Драко скользнул пахом по ее бедру, от ощущения твердости под тонкими штанами Гермионе сделалось еще горячее, между ногами возникла болезненная пульсация, а белье стало совсем мокрым. Под наслоением всего того, что она чувствовала, опять плескался стыд. Малфой робко потерся о нее, и Гермиона решилась действовать. По-гриффиндорски. Нахрапом. Она запустила руку в его штаны и провела пальцами по всей длине напряженного члена, прикидывая, как из этого положения штаны приспустить. По всему выходило, что никак, поэтому руку пришлось вытащить. Резинка звонко хлопнула Драко по животу. А может, не только по животу...

— Ауч.

— Прости.

— Ты не должна, — вопреки словам, он сам сдвинул штаны ниже. Гермиона ощутила это не глядя, смотреть туда было слишком.

— Я хочу, — она надеялась, что голос звучал уверенно.

В ответ на ее заявление мужской палец нырнул под кромку трусов с внутренней стороны ее бедра и легко пробежался чуть вниз, а затем вверх. В горле у Драко завибрировало, звук получился чем-то средним между рычанием и стоном. Гермиона сделала вывод, что касаться ее там было ему не противно. Ища чувствительные точки, он слегка царапнул складку ногтем. Грейнджер дернулась, и палец вознамерился совершить стратегическое отступление. Это было так по-слизерински — отступить из-за одного неудачного движения. Она не позволила и показала, как нужно, накрыв его руку поверх белья, прислушиваясь к своим желаниям, изучая свое тело вместе с Малфоем. Но поступать так было нечестно, ведь хотелось удовольствия не для себя. То есть не только для себя.

— Скажи как? — решилась спросить Гермиона, снова потянувшись рукой к его паху.

— Сожми, — она сделала, как велено, и он шумно втянул воздух. — Чуть слабее, — прошипел сквозь зубы и вернулся к вырисовыванию кругов на ее лобке.

Грейнджер неуверенно повела рукой вверх и вниз, наслаждаясь короткими рычащими звуками и громкими сглатываниями, а потом… подключила еще один орган чувств. Оказывается, ее глаза уже некоторое время были плотно зажмурены. А зря. У Драко было такое лицо, такое… что ей хотелось… хотелось влюбиться. Влюбиться в морщинку между бровями, в приоткрытые яркие губы, в уязвимость и искренность в каждой черте.

Гермиона сосредоточилась на его реакциях, и буквально несколько ее движений заставили Малфоя выгнуться и взвыть. Пульсация под ладонью подняла в душе эйфорический вихрь из нежности, гордости и кучи других эмоций. Ощущать все это было необычно.

Драко даже не дал себе отдышаться и начал тереть ее в самом сокровенном месте с удвоенной силой. Грейнджер стала уворачиваться от слишком интенсивной стимуляции. Он понял без слов, меняя направление движений и нажим. Ее мышцы напрягались все сильнее, пытаясь исторгнуть что-то, чего она не понимала, внутренний трепет нарастал, кровь ревела в жилах, а потом напряжение достигло предела и разорвалось внутри маленькой гранатой. Гермиона рвано выдохнула, дрожа всем телом, ощущая мурашки на руках и ногах, как будто она отлежала всю себя.

Драко смотрел. Впитывал ее лицо, запоминая каждый сантиметр кожи отдельно, и улыбался уголками губ. А еще на дне его глаз плескалось самодовольство, и от этого выражения ее глупое сердце хотело выпрыгнуть из груди. Сил бояться собственных чувств просто не осталось, как и сил смущаться.

— Тебе же было хорошо, правда? — в его интонации в равных долях присутствовали вопрос, утверждение и надежда.

Ну конечно, как жить без порции дифирамбов для своего эго, будучи Малфоем. Она не знала, что ответить. Прямо сейчас ей было странно, но до этого, кажется, действительно хорошо.

— Только не сбегай.

Будто у нее есть на это энергия.

— У тебя было с кем-то раньше… такое?

Гермиона читала, что иногда после близости накатывает словоохотливость. Но, если память не изменяла ей, в статье упоминались женщины.

Она устало покачала головой, и в глазах Малфоя зажегся триумф, что должно было вызвать волну раздражения. Откуда эти бабочки в животе?

Драко резко сжал ее в объятиях, чмокнул в нос, затем потерся о ее нос своим и снова крепко обнял. В его руках было уютно и спокойно, Гермиона задремала, кутаясь в его запах и простыни. На его кровати. Его кровать. Уже утро. Кэрроу! Если она заметит отсутствие соседки, ненадолго вышедшей подышать воздухом, то поднимет шум. Этого нельзя было допустить. Грейнджер резко села, отбрасывая руки Драко. Лямки ночной сорочки висели на локтях, Гермиона не дала себе времени смутиться, быстро вернула их на место и вскочила.

— Что такое? — напрягся Малфой. — Ты жалеешь?

Жалела ли она? Ее еще даже не догнал стыд. О Мерлин, Драко наверняка сейчас навыдумывает черт знает чего! У Гермионы не было времени со всем этим разбираться.

— Нет, все в порядке, — почти не солгала она, — просто там Гестия. Я вышла прогуляться, а уже утро. Вдруг она подумает…

Ее рот был запечатан поцелуем, коротким, но совсем не целомудренным.

Подбегая к своей палатке, она все еще ощущала призрачное касание языка Драко к внутренней стороне щеки и нижней губе. Внутри снова все пульсировало. Господи, что он с ней делает!

— Где ты была? Я уже собиралась бежать к Макгонагалл, — подскочила завтракающая Кэрроу, а затем осеклась, окидывая ее взглядом, и выдала многозначительное полувопросительное «Оу?!».

— Потом расскажу, — нужно было придумать какую-то версию, а голова была пуста как дырявый котел. Гермиона бросила на ближайший стул бисерную сумочку и юркнула в ванную.

— Это Малфой? — раздалось из-за двери. — Он что-то сделал с тобой? Против воли?

— Нет, я просто…

«...чуть не отдалась ему» (считается ли сексом то, что они сделали?), «...спала с ним на одной постели», «...окончательно потеряла голову» — ни один из ответов не годился для объяснения.

— ...просто увидела его, когда гуляла.

Дьявол! Малфою же нельзя выходить после отбоя.

— Он приподнял полог и изучал звезды.

Черт! Ты можешь лучше, Гермиона.

Она взяла паузу, пока чистила зубы. Окклюменция. Ее с Малфоем сейчас официально связывает окклюменция, которой они так и не занялись.

— Ему не спалось, мне не спалось, решили попрактиковать окклюменцию, — Грейнджер сбросила шаль, сорочку и трусики и перешагнула бортик ванны. — А потом я заснула.

Из-за двери не раздавалось ни звука, Гермионе было сложно определить, складным ли вышло вранье. Она быстро ополоснулась и посмотрела на себя в зеркало. На шее и ключице краснели пятна, губы были темнее обычного. Успела ли заметить Кэрроу все это? Ведьма была очень наблюдательной. Следовало отвлечь ее. Чем отвлечь почти незнакомую девчонку? Гермиона наложила на шею маскирующие чары, наверное, придется их применить и завтра перед приемом, платье-то точно не закрытое. И вдруг ее осенило. Выйдя из ванной, она огорошила подозрительно косящуюся Гестию:

— А еще он передал платье.

Здорово, что она, сосредоточившись на том, что сказал Снейп, совсем забыла об этом, и сверток все так же лежал внутри ее сумочки.

— Малфой? — Кэрроу сделала большие глаза и многозначительно переглянулась с невидимкой за плечом.

— Его мама. Нас с ней на завтрашнее мероприятие, — скрыть презрение к пиру во время чумы не удалось, — сопровождает Снейп. Скорее всего, он упомянул в разговоре с миссис Малфой, что у меня нет идей относительно наряда, — не то чтобы она вообще об этом задумывалась, — и она что-то выбрала.

— Ты вообще понимаешь, что это значит? — по-девчоночьи тоненько взвизгнула Кэрроу. Совершенно неожиданно для мрачной отстраненной барышни. Гермиона пожала плечами, мол, понятия не имею и не хочу иметь.

— Она приняла выбор сына! — ответила Гестия с придыханием. — Платье дарят будущей невестке.

В какой-то средневековой реальности, где воспитывали Кэрроу эльфы и гувернантка.

— Платье не подарок, она одолжила мне что-то из своих старых нарядов. И это обычное проявление благодарности, я ведь согласилась быть куратором ее сына.

— Ты себя уговариваешь или меня? — в эту минуту Гестия походила на кого-то вроде Джинни.

Грейнджер закатила глаза. В том, что Нарцисса хотела видеть ее невесткой, не было ничего приятного. Правда, Кэрроу знать об этом не полагалось.

Соседка снова стала сама собой — робкой и угловатой девушкой. Она неуверенно коснулась пакета с вопросительным «Можно?».

Гермиона пожала плечами, стараясь не раздражаться из-за всей этой бури в стакане воды.

— Нимуэ-праматерь! — вскричала Кэрроу, разворачивая наряд.

Грейнджер окинула его взглядом — платье как платье, простое, в греческом стиле, что радовало. Взор привлекал только цвет — невероятный небесно-голубой оттенок, даже не так, это был не цвет, платье словно соткали из неба, ткань выглядела его воплощением.

— Ты всех сведешь с ума!

Гермиона никого с ума сводить не хотела, тем более всех. Почему-то в этот момент ей привиделась одна конкретная пара ярких серых глаз.