Enchanting Sinner (гет)

Это случилось солнечным июньским утром, когда Нарцисса впервые почувствовала глухую боль внизу живота.

— Что-то не так? — спросил Люциус, отодвигая в сторону завтрак, за которым сидел.

— Нет, ничего особенного, — ответила она, но вскоре ноющая боль превратилась в резкий спазм, от которого у неё перехватило дыхание. Она протянула руку к Люциусу. — Поможешь мне подняться наверх? Боюсь, я не справлюсь сама.

Он не стал медлить. Подхватив её на руки, понёс вверх по лестнице, а через плечо бросил Добби короткий приказ:

— Отправляйся в Больницу святого Мунго, скажи, чтобы прислали Целителя Болфарда. У госпожи начались роды.

Эти слова тут же привели домовика в состояние паники — он заметался по комнате, беспорядочно размахивая руками, и лишь спустя несколько секунд, немного придя в себя, исчез из зала с громким хлопком.

Люциус взлетел по лестнице, перепрыгивая через ступени, будто вовсе не чувствовал тяжести на руках. Подбежал к двери их спальни и распахнул её пинком. Затем осторожно уложил Нарциссу на постель.

Она заметила, как напряглось его лицо, и задумалась: он волнуется за неё — или это страх за ребёнка? Её пальцы нащупали его ладонь, и она прижала её к своей щеке. Люциус сел рядом, бережно, будто опасаясь причинить боль, и посмотрел на неё с тревогой в чуть нахмуренных бровях.

Боль вернулась с новой силой, и Нарцисса крепко сжала руку мужа.

Люциус хотел было сказать что-нибудь ободряющее, но не смог — у него не находилось слов даже для самого себя. Он знал, что такое страдание: шрамы от боевых заклинаний на его теле напоминали о пережитом. Он умел терпеть боль и бороться. Но боль, которую он видел сейчас на лице Нарциссы, была иной. И он к ней не был готов.

— Лорд и леди Малфой… — раздался голос Целителя Болфарда, вошедшего в комнату в сопровождении двух пожилых медведьм и испуганного до оцепенения Добби. — Как вы себя чувствуете, миледи? Пожалуйста, сохраняйте спокойствие — мы обо всём позаботимся.

Нарцисса попыталась дышать ровно, но резкий спазм пронзил её бок, опускаясь вниз по ногам, и она вцепилась в простыни, как в спасение. Её крик пронзил комнату, а затем она застыла, заметив, как между её ног струится жидкость. Она не была прозрачной.

Это была кровь. Кровь, вырывающаяся наружу с каждой схваткой, с каждым толчком ребёнка…

— Что-то не так! — всхлипнула она в панике. — Воды не должны быть красными… они должны быть прозрачными!

Лицо Люциуса исказилось от ужаса настолько сильно, что Целитель решил говорить с ним откровенно:

— Лорд Малфой, дел предстоит много, и я бы предпочёл, чтобы вы покинули комнату.

Но даже врач не смог скрыть своего страха, глядя на полотенца, пропитанные кровью. Он мял их в комок и срочно уносил прочь.

— Вам лучше хорошо справиться со своей работой! — пригрозил Люциус. — Я заплатил вам немалые деньги, чтобы всё прошло как надо. Так что помогите моему сыну родиться и спасите мою жену.

Он хотел сказать что-то ещё, но его оттолкнули от Нарциссы, и Люциус уже не смог к ней подойти.

Он провожал взглядом медведьм, окружавших Нарциссу, слышал, как они тихо подбадривали её и прикладывали прохладные полотенца ко лбу. В конце концов Люциус всё-таки вышел из спальни и глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки.

Но по мере того как часы тянулись, он начал сомневаться, действительно ли всё шло хорошо. Измотанный ожиданием, он не мог прогнать от себя самые мрачные мысли: он слышал не раз, как женщины умирали при родах. Одна только мысль о жизни без Нарциссы вызывала у него тошноту и парализующий страх. Он не мог справиться с паникой. Минуты казались вечностью… и вдруг он услышал детский крик.

Он бросился к двери, распахнул её — и замер: перед ним стоял Целитель с тёмным лицом и халатом цвета лайма, насквозь пропитанным кровью.

— Лорд Малфой, мне придётся сообщить вам дурную весть…

* * *

— Где он?.. — прошептала Нарцисса, повернув голову на подушке. — Где он?

Одна из медведьм подошла к ней. В руках она держала мягкое белое одеяльце, в которое было завернуто крошечное детское тельце. Нарцисса заметила небольшое личико и взмолилась:

— Пожалуйста... пожалуйста. Дайте мне его... Я должна его увидеть!

— Это мальчик, — сказала медведьма, наклоняясь, чтобы показать ей новорождённого.

— Я знала, — прошептала Нарцисса. Она протянула руки, чтобы взять его, и, прижав к себе, разрыдалась навзрыд.

Какой он был прекрасный! Морщинистое личико, светлый пушок на головке… голубые глазки — ещё мутные, не умеющие фокусироваться… длинные чёрные ресницы, изогнутые бровки, крохотный носик, ротик, из которого срывались первые хриплые всхлипы. Такой крошечный, такой хрупкий, такой совершенный!

И он был поразительно похож на Люциуса.

Неожиданная слабость сковала тело, а за ней пришло тепло — сильное, почти болезненное, пронизывающее до костей. Нарцисса вдруг поняла: это и есть любовь. Настоящая. Чистая. Любовь без условий, без причин, без вопросов, без границ, без оговорок, без эгоизма… Какое чудо! Какая чистая, пронзительная любовь наполнила её сердце — после целой жизни, в которой она даже не замечала, чего ей не хватало.

— Добро пожаловать, Драко.

Малыш посмотрел ей прямо в глаза — и впервые в своей жизни… улыбнулся.

* * *

— Не может быть! — Люциус вцепился обеими руками в голову. Он отказывался верить в это, и всё же голос Целителя прозвучал с ужасающей, безапелляционной твердостью.

— К сожалению, это так. Чтобы спасти ребёнка, мне пришлось удалить матку — повреждения были необратимы. Госпожа больше не сможет иметь детей.

Больше никаких детей… Именно теперь, когда он только начинал понимать, какое это счастье — стать отцом? Это было слишком жестоко. Наверное, подумал он, это и есть божественное возмездие за все его преступления как Пожирателя смерти — за то зло, которое он причинил другим женщинам, другим семьям…

— Я хочу его увидеть, — выпалил он, резко прерывая Целителя Болфарда.

Он медленно открыл дверь в спальню — и увидел Нарциссу, лежащую на подушках, с младенцем, свернувшимся у неё на груди.

Он подошёл к ней бесшумно, словно тенью, и она расцвела улыбкой, осторожно развернув одеяльце, чтобы показать ему малыша.

— Люциус, — прошептала она радостно, — знакомься: наш маленький Драко.

— Драко? — усмехнулся он, присаживаясь рядом с женой. — И когда же ты решила назвать его именно так?

— После всех тех мук, через которые я прошла, чтобы родить его, мне, полагаю, должно быть дозволено дать ему любое имя, которое мне вздумается, — парировала Нарцисса, делая вид, что слегка раздражена.

Но Люциус не обманулся — он никогда прежде не видел её взгляд таким тёплым и нежным. Она была прекрасна: волосы разбросаны по подушке в лёгкой небрежности, лицо бледное и усталое, но на губах играла тихая, теплая улыбка.

Ему было больно разрушать эту хрупкую радость.

— Нарцисса… — начал он тихо, — должен сказать тебе кое-что, что тебе, боюсь, не понравится…

— Я уже знаю, — поспешила сказать она. — Медведьмы всё мне рассказали. Но это неважно.

Она вздохнула и наклонилась, чтобы поцеловать Драко в лоб. Как же она его любила! Ни один ребёнок в мире не будет так любим, как её сын.

— Я не расстраиваюсь, — твёрдо сказала Нарцисса. — Мне не нужны другие дети. Разве у меня уже нет самого чудесного малыша на свете?