День за днем - 2 (гет)

Понедельник обещает быть тяжелым — последняя неделя до выхода номера, а у нас еще нет ни разворота, ни обложки, ни фото наполнения — все это легло на плечи нового художественного редактора, а он не торопится. Пока занимаемся текстовыми наработками, но куда их сунуть, в каком объеме и чем дополнить — непонятно и сложно слепить что-то цельное без фотографий и прочего антуража будущего номера — получается не макет, а сплошные белые пятна.

Сегодня отправляюсь на работу в деловом настроении и в черно-красной цветовой гамме. Хотя пиджак скорее темно-синий, это брюки черные, а вот обтягивающий открытый топ, действительно ярко-красный, алый — цвет хорошо гармонирует с вишневой помадой на губах и бордовой висюлькой на шее. Нарыла утром в коробке с бижутерией. С прической не заморачиваюсь — распущенные волосы зачесаны на одну сторону и спускаются волной на плечо.

Появившись на работе сразу за компьютер — по центральной статье прошлых заготовок куча, спасибо Зимовскому, но ведь одни огрызки, дорабатывать надо. Все утро напряженно выстукиваю по клавиатуре, пялясь в монитор, но и ближе к обеду, увы, несмотря на все старания, шедевра не рождается. К тому же народ постоянно отвлекает. Дверь в кабинет открывается и с порога раздается знакомый родной голос:

— Можно?

Поворачиваю туда голову, и мои губы сами расползаются в широкую улыбку — Андрюшка, в каком-то необыкновенном желтом свитере.

— О, какие люди!

Оперевшись ладонями о поручни кресла, вылезаю из него, встречая прорвавшегося в тыл партизана.

C усмешкой на губах, он направляется ко мне:

— Угу и без охраны. Знаю эту шутку.

Одергиваю брюки, приглаживая их на бедрах:

— Вот, кстати, зря без охраны — Наумыч тебе увидит и ты труп.

Андрей обходит вокруг стола, подбираясь ко мне поближе.

— О, умереть от руки Наумыча для меня честь.

Чуть склонив голову набок, гляжу с улыбкой — так здесь без него скучаю — ни кофе не попить, ни пообедать, ни поболтать.

— Привет.

— Здравствуй.

Андрюшка тянется к моим губам, и мы целуемся.

— Ты как, по делу или…, просто соскучился?

Мне кажется, мои глаза сейчас, наверно, сияют, как у кошки в темноте. Калугин, уже с более серьезным видом, трясет головой:

— Скорее всего, по делу.

— Ого!

Шутка, что ли? Чуть приподнимаю брови, игриво стреляя глазами:

— У «Мачо» с нами какие-то дела?

— Ну, похоже, что так.

Улыбка начинает сползать с моего лица:

— Не поняла.

Андрей вздыхает, кивая на кресло:

— Сейчас поймешь, давай присядем.

И сам устраивается на краю стола. Ну что ж, по делу, так по делу.

— Ну, давай присядем.

Не сводя любопытно-настороженного взгляда на своего избранника, медленно опускаюсь в кресло, принимая деловой вид. Андрей предупреждает:

— Э-э-э, я быстро, ладно?

Я уже сосредоточена и серьезна:

— Конечно.

Калугин оглядывается на дверь:

— В общем, вы зря взяли на работу этого Чеснокова.

Причем тут «Мачо»? Похоже, Калугин придумал не слишком удачный повод продемонстрировать негативное отношение к своему преемнику. Я то, подумала, действительно что-то случилось. Цокнув языком, разочарованно поднимаю глаза вверх:

— Андрей это что — ревность, часть вторая?

— Подожди, подожди, Маргарита, какая ревность. Он не тот человек, за которого себя выдает.

В смысле? Не Чесноков, а Горчицын? Прячется от алиментов на задворках «Мужского журнала»? Ну, Калугин, ему бы детективы писать... Недоверчиво хмыкнув и отвернувшись, откровенно смеюсь:

— Неужели агент ЦРУ?

— Ты сейчас напрасно иронизируешь.

А как мне не смеяться — я понимаю, влюбленные мужчины, ревнуя, на многое способны, но Андрюшка слишком уж загнул. Уже не скрывая усмешки, качаю головой, не глядя на моего Отелло. Калугин не успокаивается:

— Ну, хорошо, вот он тебе говорил, что он работал в "Мачо"?

Моя улыбка опять гаснет. Чесноков ничего конкретного про место работы не сказал, а я в его трудовую, так и не посмотрела. А ведь хотела! С другой стороны, если бы он занимал там приличную должность, уж я бы знала!

— Нет, а что, он работал в "Мачо"?

— Вот! Работал. И, попал он сюда не случайно.

О чем он? Мне не хочется верить во вселенский заговор, да и оснований нет… У Анатолия отличный портфолио! Недоверчиво качая головой, цепляюсь к словам Андрея:

— Что, значит, неслучайно?

— А то и значит! М-м-м, у меня пока не все стыкуется, но я тебе могу сказать, что там сто процентов кто-то замутил серьезную игру, и мне предложение оттуда тоже поступило неслучайно.

То есть Калугу выманили от нас, чтобы подсунуть взамен Чеснокова? Но зачем? Вжавшись в кресло, смотрю на Калугина недоверчивым взглядом — Андрюшка конечно классный специалист, но все же не суперасс. Какой смысл менять шило на мыло?

— Андрей, тебе это все не кажется?

— Нет, мне не кажется, потому что, во-первых, очень много совпадений, во-вторых, ну…

Слушаю, открыв рот — прямо Штирлиц какой-то, а не гламур.

— Маргарит, под тебя кто-то копает.

Под меня? Как? Будет сливать информацию по номеру? Но Чеснокова после этого главным редактором все равно не назначат, это не Зимовский с Лазаревым. Удивленно пожимаю плечами:

— Так, а что он мне может сделать-то?

— Он ничего. Но если у тебя запорет пару номеров — здесь, столько воронья слетится, да ты и сама все знаешь.

Калугин хмурится, и я понимаю, что он прав — желающих воспользоваться моментом и расквитаться найдется уйма. Тогда получается, что не только у Толяна рыльце в пушку, но возможно и у Костика с Антошей. Целая шайка. Задумчиво отвожу взгляд:

— Да-а-а…

Но доказательств то никаких.

— Дела-а-а-а…

Во-первых, нужно посмотреть трудовую книжку Анатолия. Во-вторых…. Во-вторых, сделать запрос по поводу его работы в США. Можно официально связаться, а можно и неофициально пошерстить — у Гоши в записной книжке был телефончик одной девочки-журналистки, она потом уехала работать в Нью-Йорк. Вся в раздумьях вылезаю из кресла, чтобы размять ноги и мозги. Вспомнив, что Калугин еще здесь и его могут хватиться — резко разворачиваюсь:

— Слушай, Андрюш, спасибо тебе большое.

Вот что значит, аврал на корабле. Даже мыслей не было все перепроверить. Кручу пальцами у виска, а потом поправляю выбившуюся прядь:

— Я в эту сторону даже не ходила.

Калугин слезает со стола и подступает ко мне вплотную, приобнимая за плечо и скромно отнекиваясь:

— Я тебя умоляю, не за что.

Уставившись в одну точку, сжав спинку кресла, задумчиво таращусь мимо Андрея — у меня в голове уже куча идей, как все сделать. А еще надо будет, это самое портфолио отдать Калугину — пусть, все-таки, посмотрит. Андрей повторяет:

— Только я тебя прошу, будь осторожна, ладно? В общем, как только почувствуешь какое-то телодвижение или еще что, ты сразу мне звони, обещаешь?

Рассеянно киваю — слишком мало времени остается до выпуска номера и борьбу с терроризмом придется организовывать немедленно. Промахнуться и потерпеть поражение в таких условиях легче легкого. Автоматически повторяю:

— Обещаю.

— Ну, все, я пошел, а то я типа на обеде.

— Да, ладно, беги.

— А поцеловать?

Мне сейчас не до романтических чмоков, и мозг уже полностью переключился на очередной капец. Бросаю виноватый взгляд:

— Андрюш, давай раздавим контрреволюцию и будем целоваться.

Калугин хмыкает:

— Ну, ладно, уговорила.

Подносит мою руку к губам и целует. Сразу чувствую себя бездушной свиньей — с гребаной работой уже и таких мелочей мужика лишила. Как только он делает шаг к двери, останавливаю:

— Подожди.

Награда должна найти своего героя. Приблизившись к нему, приподнимаюсь на цыпочки и, обхватив лицо ладонями, сама целую в губы:

— Теперь, иди.

Андрюшка шутливо мотает головой:

— Нет, это в корне меняет дело!

И начинает целовать сам. Так мы не только обед, мы и ужин пропустим. Оторвавшись, смеюсь:

— Иди, я сказала.

Калугин отступает, продолжая держать за руку:

— Я позвоню.

— Все, иди.

— Хорошо.

Быстрым шагом, не оглядываясь, он идет на выход . Улыбка быстро сползает с моего лица и я качаю головой:

— Да-а-а, Чесноков...

Удивленно качаю головой:

— Прямо кино получается: «Свой среди чужих, чужой среди своих».

* * *

Не откладывая в долгий ящик, иду из кабинета к секретарской стойке — хочу отправить Людмилу в отдел кадров за документами Чеснокова, а в ее отсутствие заглянуть в базу с контактами — вдруг там есть телефон или факс агентства Дэна Рейнольдса. Увы, за секретарской стойкой пусто. На всякий случай громко зову, вдруг она где-то недалеко:

— Люсь!

Вот так всегда, когда нужна позарез, где-то ходит. Недовольно стучу ладонью по стойке, оглядываясь вокруг, потом перебираю лежащие на стойке бумажки. Минуту еще могу подождать, но не торчать же полчаса. Неожиданно за спиной раздается голос Мокрицкой, и я оборачиваюсь.

— Марго!

— Да?

— Есть минутка?

Встряхнув головой, смотрю на нее, приглаживает непослушный локон:

— Ну, говори.

Мокрицкая медлит, и я опять утыкаюсь носом в свежую почту, перебирая письма и факсы.

— Э-э-э… Ты знаешь, в последнее время, я смотрю, ты все время какая-то чем-то загруженная. У тебя все в порядке? А?

Не поняла. Откуда вдруг такая забота? Закинув голову чуть назад, недоверчиво смотрю на нее сверху вниз:

— Неожиданный вопрос.

Эльвира расплывается в слащавой улыбке, невинно моргая глазами. Отворачиваюсь:

— Просто в последнее время работы очень много.

— А-а-а.

На пустые разговоры рабочий день тратить не собираюсь.

— А времени уже очень мало.

— Понятно, понятно.

Намек вполне прозрачен и пояснений думаю не требует. Сделав пару шагов к своему кабинету, оглядываюсь прищурившись:

— Это все?

Мокрицкая мнется:

— Да вообще-то я хотела тебя пригласить на бюджетный буфет.

А это что за чудо-юдо? Удивленно выпятив поджатую губу, переспрашиваю:

— Пригласить, куда?

— Мы сегодня, после работы, решили сходить в бар. Чисто женской компанией — там Люся, Галя, я. Мы решили, может, ты захочешь присоединиться?

Посидеть с девчонками? Опустив руку с бумажками вниз, задумчиво перевариваю приглашение. С одной стороны я за — дома, в четырех стенах, и правда скучновато, Андрей сегодня никуда не звал, много работы на новом месте, а у Сомовой, вроде, индивидуальная программа с Борюсиком. Можно было бы к Андрею домой с портфолио после работы заскочить, но чревато — придумает ужин с махито, то да се, ля-ля му-му… Особенно, если Алиса у бабушки. Лучше завтра на нейтральной территории... Оставаясь в недоумении, пожимаю плечами:

— Так, а что за повод?

Эльвира хмыкает:

— Зачем нам повод. Просто решили расслабиться, пообщаться за жизнь.

Расслабиться и мне не мешает. Уже более благосклонно думаю о вечернем варианте — а что, неплохо — выпить винца, послушать, как трендят девчонки, умиротвориться. Эльвира подзуживает:

— Когда в последний раз собирались-то. Ну, как? Есть желание?

До конца еще не определившись, неуверенно тяну:

— Ну-у-у, в принципе, у меня на вечер особых планов нет.

Мокрицкая аж загорается, сияя глазами:

— Так отлично! В шесть часов собираемся здесь в холле. ОК?

Улыбнувшись, сдаюсь:

— ОК, заметано.

Эльвира улыбается в ответ, и мы расстаемся, разбегаясь в разные стороны.

* * *

До вечера так Люсю в отдел кадров и не сгоняла — то одно мешало, то другое. Никаких контактов с агентством американского фотографа у нее тоже не обнаруживается и приходится уповать на человеческие связи, то бишь на Гошины. Разница с Америкой восемь часов, и если у нас здесь в «Дедлайне» семь вечера, то там, в Нью-Йорке, одиннадцать утра. Разговаривать по мобильнику дорого, так что активно жму на кнопки, отсылая и получая SMS-ки от Виктории, той самой, с которой Игорь зажигал в командировке в Париже три года назад. Правда, сначала, пришлось все-таки звонить и объяснять кто я, да что я, почему с Гошиного телефона и вообще напоминать, кто такой Гоша.

Красное вино почти все выпито, тарелка с виноградом наполовину пуста, а девчонки, похоже, наговорились за день. Сижу в пол оборота, забившись в угол с трубой в руке, и жду ответа на свои вопросы. Если будет что рассказать, Вика обещала скинуть на мыло более пространное послание.

Напротив меня сидит Эльвира, медитирует, а с краю от нее Людмила с поднятым наполненным бокалом. Она отрывает меня от моего увлекательного занятия:

— Кстати, Марго, ты так нам ничего и не сказала, что ты думаешь об этом Чеснокове.

Не очень-то прислушиваюсь к их трескотне, потому и не сказала. Да и говорить что-либо еще рано — пара дней на работе не срок. Положив локоть на спинку диванчика, тереблю пальцами волосы:

— Я о нем вообще не думаю. Пусть сначала покажет себя.

Галя, рядом со мной, допивает вино из бокала и с любопытной усмешкой клонится в мою сторону:

— А о ком ты думаешь? Если не секрет, конечно.

Можно подумать она не знает. Но вообще-то это не ее дело. Мокрицкая, сторонница субординации, перебивает:

— Любимова, по-моему, тебе уже хватит.

Я не отвечаю на провокационный вопрос, лишь улыбаюсь кончиками губ. Галина оправдывается:

— А что я такого сказала? Между прочим, когда этот Чесноков сегодня работал с моделями…

Меня тема не особо волнует, и я снова опускаю взгляд в мобильник. Но краем уха слушаю: и что у нас с моделями? Эльвира развить предмет внимания не дает:

— Я говорю — закрыли чесночную тему, а то уже запашок пошел.

Слегка окосевшая Людмила вставляет свои пять копеек, явно на что-то намекая:

— Тем более, Галь знаешь, этот Анатолий для тебя слишком староват. На студента он никак не тянет.

Интересно о чем это они? Или Любимова уже не с Валиком?

Галя огрызается:

— Хэ... Это ты меня сейчас подколола, да? Очень смешно.

Люся нетрезво кивает соглашаясь. Эльвиру видимо переход от болтовни к обидам раздражает и она протестует:

— Русским языком сказала — пролетело.

Любимова вновь пьет, а потом вдруг оживает:

— М-м-м, да, закрыли, тем более, что мне пора. За мной пришли.

Мне приходит SMS-ка, Вика пишет, что связалась с кем-то от Дэна Рейнольдса, посылает номер факса агента и просит уточнить русские имя и фамилию латиницей. Набираю Сhesnokov и еще скидываю свой адрес в электронке. Потом обмениваемся еще парой посланий. Разговоры за столом идут фоном, и я опять теряю нить обсуждения. В реальность возвращает голос Мокрицкой:

— Да, Марго!

Оторвав глаза от полумрака дисплея, смотрю на Эльвиру, прищурившись от падающего от бра света.

— М-м-м?

— Я говорю …, вот балда, я же забыла у тебя смету подписать сегодня.

— Какую еще смету.

— Для типографии.

Она начинает копаться в сумке:

— Совсем из головы вылетело…с-с-с… Слушай, если она у меня с собой, черканешь, а?

Наконец достает папку, но мне вникать в ее бумажки совершенно неохота. Бросив взгляд на свою переписку в мобиле, вяло пробую отбиться:

— Эльвир, да может завтра уже, а?

— Нет, завтра я уже должна накладные выписывать ты что, с самого утра, хэ.

Она кладет на стол папку, раскрывает корочки, продолжая верещать:

— У нас же как? Материал не завезешь — все! Будут динамить до обеда.

Она подсовывает свои бумажки мне под руки и приходится сесть нормально, закрывая крышку мобильника. Если бы не сроки… Не подпишешь — завтра на оперативке ляпнет, что это из-за меня нет бумаги в типографии.

— У меня ручки нет.

— А у меня с собой! На.

Мокрицкая бойко вкладывает мне в пальцы одноразовую шариковую ручку, и я уныло сдаюсь:

— Ну, давай. Так, а что тут у нас?

— Да, как всегда, то же самое.

Ну, раз то же самое, то и вчитываться не за чем. Она тычет в листок:

— Вот, здесь.

Бегло взглянув, подмахиваю внизу страницы — все в порядке. Эльвира сразу тычет в место для подписи следующего, сдвигая предыдущий:

— И вот здесь.

Получив росчерки, Мокрицкая облегченно вздыхает:

— Спасибо.

— Да не за что, обращайтесь, если что.

Снова разворачиваюсь в пол оборота, приваливаюсь спиной к стене, и открываю крышку мобилы для продолжения. Так, стоп, чего-то не хватает. Недоуменно оглядываю пустые места за нашим столиком:

— А куда все делись-то?

Мокрицкая не отвечает, убирает свои сметы в папку, потом в сумку:

— Так все, мы последние.

Да? Подтаскиваю поближе сумку и лезу за кошельком. Домой возвращаюсь к полуночи, в квартире темно и Сомова давно спит под шапкой.