Дневники Семьи Малфой. Скорпиус (гет)

Следующие несколько дней я проживал как в тумане. Свалившиеся на меня открытия занимали все мои мысли настолько, что я перестал обращать внимание на окружающих меня события. Я часами сидел в библиотеке, где Альбус составлял мне компанию. Я должен был учиться, но мысли о всем том, что я узнал за последнее время не оставляли меня в покое, все время отвлекая от учебы.

Помимо того, что я узнал про своего крестного, оставалось ещё то, что мы услышали из разговора профессора О'Маха и профессора Макгонагалл.

О чем именно так беспокоилась директриса? За что отвечал О'Маха? Почему в их ночной беседе фигурировали умершие один за другим зельевары Нью-Йорка. Имеют ли все эти события какое-то отношение к тому, что наша семья так спешно покинула Америку? И как это связано с Хогвартсом?

Я поделился своими размышлениями с Алом.

— Если я задам напрямую вопрос отцу о том, почему мы на самом деле покинули Штаты, он не скажет мне правду, — сказал я, когда мы вдвоем сидели в своей спальне. — И он, и мама посчитают, что таким образом защищают меня, но мне не нужна защита.

— Тогда остаётся выяснить это самим, — ответил мне друг.

Я молча кивнул, соглашаясь с ним. Другого выхода не было. Нам вновь придется узнавать все самим.

— Может быть, тебе удастся узнать что-нибудь на рождественских каникулах, — размышлял между тем Альбус.

— Может быть, — вздохнул я.

— И, знаешь, я тоже попытаюсь что-нибудь разузнать у себя дома, — добавил мой друг.

— Хорошо бы, — ответил я.

Октябрь был на исходе. Менее, чем через два месяца нас всех отпустят на каникулы. По письмам своих родителей я знал, что они ждут, не дождутся, когда снова увидят меня. И я скучал по ним, несмотря на то, что злился. У меня было с собой несколько фотографий родных и иногда, когда мое сердце щемило по ним тоской, я с нежностью целовал снимок, на котором были изображены мои родители, брат и сестра. Одна фотография стояла на моей прикроватной тумбочке, а еще несколько я носил с собой в сумке.

* * *

Хэллоуин наступил незаметно. К празднику Большой зал был украшен большими тыквами, а на столе у нас стояли различные лакомства. Вокруг все дышало уютом и таинственностью, что не могло не радовать меня и других студентов.

Мало по малу, я постепенно перестал все время думать о дяде Джо и его происхождении, а также сильно злиться на родителей. Я все ещё был обижен, но уже не настолько сильно. Учеба взяла свое. Я намеревался закончить семестр и год лучшим студентом с курса и делал для этого все.

Я постоянно практиковал заклинания, я делал домашнее задание лучше всех. Я всегда отвечал на занятиях, чем часто бесил когтевранцев и кузину Альбуса, Розу.

Розу также невероятно злило то, что я постоянно побеждал ее на очных дуэлях в дуэльном клубе. Она считала себя очень талантливой к волшебным поединкам, и каждый раз кипела от возмущения, когда я раз за разом одерживал над ней верх. Иногда я даже колко отвечал на ее глупые замечания, чем еще больше злил эту засранку. Ее реакция меня даже забавляла. Чем-то напоминало мое противостояние со Стивом, хотя, в отличие от Стива, Роза была мне не соперницей. Что в учебе, что в дуэлях. Она не была в числе лучших студентов ни по одному из предметов. И хоть в дуэльном деле она как будто больше преуспела, но также не могла представлять для меня серьезную конкуренцию.

Также как и в учебе, в дуэлях я был первым среди своих однокурсников, что приносило мне удовлетворение. С большим воодушевлением я писал своим родителям в письмах о том, как я всех побеждаю.

Альбус тоже радовался тому, что я постоянно одерживаю верх над его кузиной. После какой-нибудь моей победы он часто показывал ей средний палец. И моего друга сильно раздражало то, что Роза постоянно напыщенно рассказывала о том, какой ее отец герой. И поэтому я был рад немного спустить ее на землю.

Помимо того, что кузина Альбуса постоянно хвасталась своей семьей, она часто пыталась обесценить мои достижения в учёбе, что очень сильно злило меня. Один из таких случаев произошел на занятии по защите от темных искусств. Я один из всех студентов смог правильно использовать заклинание. И меня похвалил профессор. И тут Уизли снова открыла свой рот.

— Конечно, Малфой все сделал правильно, ведь у него особенная палочка! — возмущённо воскликнула она, на что я мог лишь закатить глаза.

Какая же она глупая.

— Вы ошибаетесь, мисс Уизли, — спокойно ответил ей профессор О'Маха. — Все палочки плюс-минус одинаковые и дают волшебнику возможность использовать магию.

— Но не те палочки, которые изготовлены из мореного дуба, — настаивала она на своем. — Я читала о них, такие палочки особенные, они очень дорогие и лучше других. У семьи Малфоя просто очень много денег, вот ему и купили ее!

Я уже готов был разразиться возмущенной тирадой — терпеть не могу, когда кто-то пытается считать деньги моей семьи или тыкать меня в это, но профессор опередил меня, заговорив первым:

— Во-первых, мисс Уизли, где бы вы ни прочли эту информацию, автор данного материала глубоко неправ. Во-вторых, неприлично считать чужие деньги. Ну, и, в-третьих, умение волшебника правильно использовать заклинания никак не связанно с тем, из чего сделана его палочка. Если бы вы усерднее занимались учебой, вы бы тоже смогли овладеть заклинанием Бомбарда. И если вам интересно: не палочка выбирает волшебника, а волшебник — палочку. Я знаю, что в Англии многие верят в это, но, на самом деле, это всего лишь суеверие.

В классе послышалось бурное обсуждение. Видимо, для остальных моих сокурсников это было новостью. Я же вдруг вспомнил замечательный весенний день — день моего рождения — когда для меня покупалась палочка. Мастер палочек — Мистер Бато говорил тоже самое. Волшебник выбирает палочку, а не наоборот. Как же давно это было!

Я понимал, что она просто завидует, потому что, в отличие от меня, является полной посредственностью. И, наверное, я должен был бы отнестись к ней великодушнее, но я не хотел. Она не просто завидовала мне, она постоянно пила мою кровь, распространяла нелепые мифы обо мне и моей семье и ставила под сомнения мои способности и мой ум. А я терпеть такого отношения к себе не мог. Так что я был очень благодарен профессору О'Маха за то, что он поставил на место эту выскочку. Пребывая в своем восхищении, я не заметил, как Элис Селвин подняла руку.

— Да, мисс Селвин.

— Профессор, я хотела спросить: мне доводилось слышать о том, что раньше морёный дуб применялся в производстве защитных артефактов. И может ли это как-то влиять на такие успехи Малфоя?

Услышав это, я оторопел. Ну ладно ещё, тупая Уизли завидует, но Элис! Меня обидел ее вопрос.

— Морёный дуб действительно ранее применялся при изготовлении защитных артефактов, но, тем не менее, на прекрасные результаты мистера Малфоя влияет не материал, а его трудолюбие.

Элис кивнула, а я был разочарован в ней. Не то чтобы мы были друзьями, но мы хорошо общались. А она, оказывается, тоже просто завистница с мелочной душой, которая хватается за любую соломинку, лишь бы не признавать во мне талант и силы, вложенные в учебу. Этот урок закончился через минуту, и мы покинули кабинет. Я не хотел даже смотреть в сторону Элис.

Я был так раздосадован этим происшествием, что тем же вечером написал письмо родителям. А ещё через несколько дней получил ответ на него:

«Дорогой Скорпиус!

Мы невероятно горды тобой! Нисколько не сомневались, что в Хогвартсе ты станешь лучшим студентом на курсе. Однако я понимаю, как тебе неприятно, когда остальные студенты пытаются обесценить твои достижения, приписав их какой-то мифической силе мореного дуба. И мне очень жаль, что мир до сих пор полон завистливых людей и глупых суеверий.

Но, дорогой, постарайся не обращать на них внимание. Особенно потому, что хороших людей в мире тоже достаточно; и я уверена, что ты найдешь тех, кто будет радоваться твоим успехам, а не завидовать.

Мы любим тебя и безумно скучаем.

С любовью, мама»

* * *

К концу осени я значительно оторвался от других студентов со своего курса. Профессора Хогвартса не могли не признать то, что я был старательнее, умнее и трудолюбивее всех моих сверстников. Особенно тепло ко мне относился профессор Долгопупс. Он не скупился на похвалу, впрочем, как я заметил, он и к другим студентам относился с той же добротой, что и ко мне.

Сказать, что шотландская осень мне не пришлась по вкусу — это ничего не сказать. Отсутствие солнца и постоянные дожди, образующие слякоть, приводили меня в уныние. Единственное, что мне нравилось — это ветры. И хоть они были и холодными, но в тоже время завораживающими. Время от времени я любил посещать Астрономическую башню, смотреть на прекрасные окрестности, окружающие Хогвартс и наблюдать за ветром. Пару раз я сталкивался там с профессором О'Маха, но он больше не заговаривал со мной, только лишь здоровался.

Я продолжал по вечерам писать свой дневник, вспоминая и описывая свою жизнь. А ещё читал книгу профессора Хагрида о гиппогрифах.

В начале декабря я стал гадать, пойдет ли в Шотландии снег. Мне предстояло пережить мою первую зиму по другую сторону Атлантического океана. Ближе к середине декабря снег всё-таки выпал. Он был мягким и пушистым, чинно ниспадающим на наши плечи и головы. Я завидовал студентам, которым разрешалось посещать Хогсмид. Здорово, наверное, идти в волшебную деревушку в такую погоду.

* * *

Пятнадцатого декабря вечером в пятницу я в расслабленно-праздничном настроении спускался с Астрономической башни. Скоро должен был начаться ужин, и я предвкушал отличную трапезу, так как по пятницам у нас на столах были очень вкусные десерты. Да и в целом мне было чему радоваться. Я уже точно буду лучшим студентом по итогу первого семестра. Скоро каникулы, а значит, я увижу семью. Я отчаянно желал поскорее обнять родных. И мой любимый праздник — Рождество — не за горами.

Я продолжал свой путь вниз по ступеням башни, как внезапно потерял равновесие, а мои ноги и руки опутали веревки. Я сразу же поднял голову и увидел ухмыляющееся лицо Джеймса Поттера. Кажется, с ним был кто-то ещё.

— Ну что, Малфой, теперь не такой крутой? — саркастично спросил он меня, смотря на меня сверху вниз.

— Ты что творишь, Поттер, немедленно отпусти меня! — прорычал я в ответ.

— Отпустить тебя? Правда?

Я чуть приподнялся.

— А может, ты свалишь из нашего Хогвартса? Тебе здесь не место, Пожиратель! — зло прошипел Поттер.

— Пошел к черту! — возмутился я.

В тот момент ярость так и клокотала во мне. Этот придурок посмел назвать меня Пожирателем. Меня — Скорпиуса Малфоя приравнять к маньякам и психопатам!

— Смотрите, как заговорил! — издевательски продолжил старший брат Альбуса. — Роуз жаловалась на тебя, говорит, ты был груб с ней.

Тут он взял мою сумку, расстегнул молнию и залез в нее. Возмущение свернулось комом в моем горле.

— Какого черта?! — заорал я, ерзая на холодном полу лестницы.

— А что такого? — гаденьким тоном пропел Поттер. — Там что-то запрещённое? Дай-ка я посмотрю.

Его спутник, студент Гриффиндора, имени которого я не знал, заржал отвратительным смехом. С отвращением и страхом я наблюдал, как Джеймс Поттер шарит в моей сумке, вытряхивая оттуда книги и тетради и издевательски разбрасывая их по полу. Мое сердце сжималось, а сам я испытывал омерзительное чувство беспомощности в тот момент, ведь почти все мое тело было опутано веревками, и я не мог ничего сделать.

Но вдруг из учебника по зельям выпала фотография нашей семьи. Мое колотящееся сердце замерло.

— Что это у нас такое? Твоя пожирательская семейка?

Ярость тут же заменила собой страх в моей душе.

Нет-нет-нет, не трогай фото моей семьи!

— Твой папаша — Пожиратель, — продолжал меж тем Поттер, твоя мать — пожирательская шлюха...

Тут я пнул его, Поттер раздражённо зашипел и сильно пнул меня в ответ. Я кипел злостью. Я чувствовал, как ярость проходит через меня, наполняя каждую клеточку в моем теле, каждую каплю крови, каждую молекулу воздуха в лёгких. Всепоглощающий гнев окутал меня с головы до ног.

— Лучше бы оба они сдохли, чем производить на свет вас, личинок Пожирателей. А что будет, если я поссу на твою мразотную семейку? — с гадливой улыбкой спросил меня Поттер.

— Не смей, Поттер! — в гневе завопил я, неожиданно услышав гул в своих ушах.

В этот момент мой голос стал, словно не моим, будто кто-то говорил через меня. Я увидел, как лица этих мудаков исказились от страха, а затем резкие потоки воздуха ворвались на лестницу, заполнив собой все. Они не были мягкими, они были подобны острым лезвиям, прошедшимся по ним двоим и, оставив на Поттере и его прихвостне сильные порезы.

Гриффиндорцы завизжали как свиньи, едва ветер добрался до них, а мои путы упали лохмотьями. И я, почувствовав себя свободным, быстро вскочил на ноги.

Все произошло настолько быстро, что я не мог понять, что вообще происходит. Я видел, как ветер неистовствовал, словно извергая свою кару на них двоих. Но не на меня, я был невредим.

А затем все стихло.

Воздушные потоки исчезли так же быстро, как и появились. Будто бы их и не было вовсе. Окровавленные придурки с Гриффиндора бросились было бежать прочь, но были остановлены властным голосом.

Все ещё пребывая в смятении, я поднял свою голову и увидел профессора О'Маха. Он был зол. Очень зол.

Но я в этот момент не испытывал никаких эмоций и все, что происходило вокруг меня, было словно не со мной. Тот странный гул в ушах, все ещё был со мной.

Профессор взмахнул палочкой, и все содержимое моей сумки тут же вернулось в нее. Он взял ее и, показав на нас всех, жёстко сказал:

— Вы идете со мной!