Без вины виноватая (гет)

Гермиона проснулась в спальне. Одна. Разбитая, замерзшая, голая, но прикрытая банным халатом, она лежала сверху на застеленной кровати. Видимо, обессиленная от истерики, она и не заметила, как задремала на вздрагивающей груди Драко. Грейнджер вскочила и, натягивая на ходу халат, бросилась на поиски. Малфоя не было ни в одном помещении и не было во дворе. Она находилась уже на грани паники, когда поняла, что дверь второй спальни закрыта изнутри. Гермиона занесла руку, чтобы постучать, но передумала. Им обоим нужно остыть, осмыслить то, что произошло. Отыграть назад не получится.

Она запустила руки в волосы и осознала, что они спутались в один большой колтун, затем осознала, что замерзла, а между ногами липко и саднит, босиком прошлепала до душевой кабины, втиснутой между раковиной и унитазом, и долго стояла под горячими струями. Из глаз лились слезы, смешивались с водой и уплывали в сток. Слезы были, а эмоций не было.

Эмоции догнали позже. Гермиона испытала весь спектр: от гнева (на себя, на Драко, снова на себя), стыда и обиды, до беспокойства и страха (за него).

Сразу за мыслью о том, что ее тело использовали, пришла вторая: не думает ли Малфой точно так же о своем. Ведь она практически заставила его пойти до конца. Заслуживал ли он такого первого раза?

Грейнджер не единожды подкрадывалась к закрытой двери, клала на нее ладонь и... отступала. Она решила дождаться, когда Драко сам выйдет, дать ему время и пространство. Не навязываться. Человек же он — захочет пить, есть, помыться, ему понадобится туалет.

Чем больше времени длилось ожидание, тем тревожнее ей делалось: Малфой так и не появлялся. Гермиона сходила с ума от незнания, беспокойства за него и самоедства. Стоило только немного расслабиться, как перед внутренним взором возникал Пайк, вопрошающий «Скажи мне, кто хочет умирать в восемнадцать?», или Драко, выстанывающий «Не могу!», Драко, перекатывающий желваки, Драко, орущий «Отвечай!», Рокки, замерший в вечном крике, Теодор, сомкнувший руки на ее горле, Пайк, корчащийся на полу, и снова Драко, сжавшийся в кресле.

Сдерживать данное себе обещание становилось все сложнее. Проведя в одиночестве двадцать восемь часов (большие круглые часы над дверью, на которые она вскидывала глаза минимум раз в пять минут, не позволяли сбиться со времени), Гермиона решилась постучать. Никакой реакции на стук не последовало — ни на первую попытку, ни на вторую, ни на пятую. Не выбивать же дверь? Нет, она на самом деле обдумала этот вариант, и даже не раз.

Но вот парадокс, когда дверь напротив наконец хлопнула, Гермиона будто приросла к кровати. Снова навалились вина и стыд. Она не знала, как смотреть Малфою в глаза, не представляла, что он чувствует, почему отстранился и как отреагирует на ее появление, потому, не двигаясь с места, прислушивалась к шуму за стеной. В уборной сошла вода, на кухне что-то упало, хлопнула дверца шкафа. Только когда шаги поравнялись с ее комнатой, Гермиона отмерла, спрыгнула с кровати, подбежала к двери и распахнула ее. Отчаянный вопль «Драко!» встретил звук поворачивающегося замка.

Грейнджер показалось, что с этим звуком что-то внутри нее умерло.

Так просто не могло продолжаться. Если Драко возненавидел ее, пусть скажет.

Она старалась сконцентрироваться на злости, взращивая вместе со злостью решимость расставить все точки над «і», и когда всего час спустя дверь второй спальни стукнулась о стену, заставила себя выйти из комнаты и встретить Малфоя в коридоре. Вздернутый подбородок, ярость во взгляде, чтобы он ни за что не догадался, насколько она разбита.

Драко поднял на нее мутные равнодушные глаза. В полумраке было плохо видно, но Гермионе показалось, что он ужасно осунулся. Усиливала впечатление наброшенная, кажется, на голое тело грязная мантия, разорванная чуть ли не в клочья. От него несло несвежим телом, кровью и кислотой.

— Отвали! — отрезал Драко тем тоном, которым разговаривал с ней в школе, и скрылся в уборной.

В горле встал ком. Нестерпимо захотелось вернуться во времена, когда было плевать на презрение Малфоя. В груди стало горько-горько, в глазах защипало от соленой обиды, но, кроме обиды, внутри остался слабый росточек гнева. Гермиона опять сосредоточилась на нем, стала взращивать, чтобы не утонуть в боли. Она не отрицала вину, признавала, что у Драко есть причины злиться, но неужели после всего пережитого вместе нужно устраивать такую драму из-за… ну… из-за пустяка?

Гермиона решительно пересекла коридор и вошла в комнату, облюбованную Малфоем, чтобы дождаться его возвращения. Они поговорят, или она не Гермиона Грейнджер! Кислый запах рвоты ударил в нос и уничтожил воинственный настрой. Она бегло осмотрелась. На тумбочке у кровати рядом с упаковкой сока лежала открытая пачка чипсов, собственно, как и в ее комнате. Но здесь, в отличие от ее комнаты, прямо на покрывале красовалось желто-зеленое пятно. Малфоя вырвало так внезапно, что он не успел даже свесить голову?

Гермиона сорвала испорченное покрывало и постельное белье под ним, распахнула окно и понеслась к стиральной машинке, которую заприметила на кухне. Пока загружала белье, она прислушивалась к звукам из туалета. Драко все еще мутило.

Аптечка нашлась в одном из навесных шкафчиков, но в ней предсказуемо оказались только магловские лекарства. Чтобы выбрать нужное, не хватало данных. Малфою сделалось плохо от чипсов и сока или проблема серьезнее? Гермиона достала сорбент⁽¹⁾, приблизительно прикинула вес и принялась выдавливать таблетки из блистера, размышляя, не вернет ли он их сразу обратно. Может, для начала нужно снять тошноту? Метоклопрамид⁽²⁾ тоже нашелся, рядом с ним лежали более безобидные мятные пастилки. Как выбрать лечение, когда ты не врач?

— Тебе стало нехорошо после чипсов? Ты никогда их не ел? Или сок забродил? — спросила через дверь.

Оттуда донеслось слабое «Отвянь!», Грейнджер закатила глаза. Ладно, можно начать с малого. Налив в стакан воды, она вернулась к запертой двери.

— Открой, я хочу помочь.

Отсутствие реакции не удивило. Гермиона в сердцах толкнула дверь, и та легко поддалась. Он не закрылся?

Увидев абсолютно голого Малфоя, она опешила. Мантия валялась тряпкой где-то сбоку, а Драко, скукожившись, полулежал на холодном кафеле, упираясь лбом в унитаз.

— Для тебя не существует личных границ, — процедил он устало и прикрыл воспаленные тусклые глаза.

Гермиона не позволила себе смутиться. Она протянула Малфою стакан, распорядившись: «Выпей маленькими глотками». Стоило проверить, будет ли после воды повторная рвота.

Похоже, сил вредничать у паршивца не осталось, и он взял стакан из ее рук. Пока Драко, не открывая глаз, пил, Грейнджер окинула его внимательным взглядом. Он действительно похудел еще больше, кожа была почти серой. Она не планировала рассматривать интимные части его тела, но взгляд зацепился за дорожку испачканных светлых волос под пупком и темные пятна на животе и бедрах. Неужели он до сих не смыл следы секса? Прошло больше суток! А еще Малфой мелко-мелко дрожал. Гермиона несмело положила руку ему на плечо, и его передернуло уже крупно. Человека, еще позавчера искавшего любого тактильного контакта, так оскорбило ее прикосновение? Стало больно до слез, но были проблемы поважнее уязвленной гордости: его кожа оказалась ледяной.

— Тебе срочно нужно в горячую воду. Давай!

— Отстань, черт тебя дери! Ненавижу.

Последнее слово Драко прошептал почти беззвучно, а эффект вышел, будто он применил Сонорус. Наверное, так чувствуют нож, входящий под ребро. Но Гермиона не была бы собой, позволь сейчас личной драме взять верх. Она выплюнула сквозь сведенные зубы:

— Ненавидь сколько хочешь, после того как мы тебя приведем в порядок.

Ее тон ясно давал понять, что спорить бесполезно.

Она попыталась поднять Драко на ноги, но тот остался валяться на полу, как мешок с овощами. У Гермионы не было сил тащить его до соседнего помещения, поэтому, хоть горячая ванна была бы предпочтительнее, она поволокла Малфоя в другую сторону — к душевой кабине, между прочим отмечая отсутствие у него новых позывов к рвоте. Встроенный в потолок душ выбросил порцию прохладной воды. Дождавшись нужной температуры, Грейнджер втолкнула «ношу» в кабину и, оставив дверь приоткрытой, метнулась в ванную комнату за гелем для душа, мочалкой и шампунем. Она вернулась, а Малфой все так же безжизненно сидел прямо в поддоне, опустив голову и не замечая, что на него сверху льется горячая вода. Гермиона не понимала, как справиться с его состоянием, поэтому сделала то, что могла: намылила и промыла его волосы, вымыла ему плечи и спину. Она надавила на грудь, чтобы он поменял позу, и Драко беспрекословно подчинился. Стало еще страшнее. Что, черт побери, с ним не так?! Когда попытка очистить ему живот встретила вялое сопротивление, Гермиона несказанно обрадовалась.

— Хочешь еще сильнее меня унизить? — еле слышно пробормотал Драко.

Он трахнул ее и бросил, а теперь относится так, словно она флоббер-червь, кто кого унизил?! Но ситуация не располагала к выяснению отношений.

— Тогда мойся сам, я отвернусь.

Гермиона стала закатывать безнадежно намоченные рукава халата. Спасать их было поздно, но процесс позволял занять руки, пока она прислушивалась к возне сзади. Мочалка елозила по коже. Это ведь добрый знак, верно? Гермиона вышла за вторым халатом и полотенцем. Она собиралась просто подать их, но Малфой снова впал в оцепенение, и ей пришлось самой промокать его кожу. Он опять воспротивился, когда дело дошло до пояса, и Гермиона порадовалась проявленной инициативе. Она протянула ему халат, а затем подала руку. Даже распаренная, рука Малфоя все еще дрожала. Он позволил отвести себя назад в спальню, только напрягся, когда Гермиона повернула в сторону своей.

— В той комнате грязный матрас. Приляг здесь. Я не стану к тебе приближаться, — она закусила губу, чтобы в голосе не зазвенели слезы.

Драко перестал бороться с ее заботой. Он кулем повалился на кровать и сразу отрубился. Гермиона несколько минут просидела, прислушиваясь к его тяжелому дыханию, а затем решила занять себя физически. Чтобы не думать, не скулить от горя, прокручивая все недавно пережитое. Не вспоминать о Драко, который отшатывается от нее, как от прокаженной, как от… грязнокровки в те времена, когда они были младше. Неужели все из-за этого? Он вспомнил, кто она по рождению? Или вспомнил, кто она по рождению? Из-за Волдеморта? Из-за того, что надавила? Лишила выбора? Воли? Не думать. Сконцентрироваться на действиях. Не думать ни о чем. Не. Думать.

Зафиксировав замок, чтобы Малфой не закрылся изнутри, она ушла проверить, закончилась ли стирка, поискать и использовать средство для чистки матраса. Работа по дому обычными магловскими методами успокаивала, забрасывала в те времена, когда все еще было просто, когда в жизни Гермионы Грейнджер волшебством считались тихие вечера с родителями. Тоскливо защемило сердце. Как они там? Она давно не получала весточек через Северуса. И от него весточек не получала тоже. Отогнав и эти тяжелые мысли, Гермиона затерла пятно на матрасе в комнате Драко дезинфицирующим гелем и отправилась развешивать белье, а вернувшись, стала инспектировать морозильную камеру и навесные шкафчики, где ранее обнаружила приличный запас макарон, овсяных хлопьев, печенья, сухарей, чипсов и чая. Проигрывать в голове худшие сценарии она отказывалась, поэтому остановилась на версии о непереносимости фастфуда. Значит, нужно было приготовить что-то диетическое. В отличие от других домашних хлопот, готовка возвращала ее не в магловское детство, а в продуваемую ветрами палатку. Со времен поиска хоркруксов Гермиону отвращала сама идея манипуляций с продуктами, но выбора не было. Она нашла замороженную куриную ножку и поставила вариться бульон. А затем на всякий случай приготовила жидкую овсянку. Заодно перекусила сама, не чувствуя вкуса мерзкой склизкой субстанции, сдобренной сгущенкой.

Оставаться на кухне стало решительно незачем, Гермиона вернулась в спальню и на цыпочках подошла к кровати. Малфой спал на боку, подложив ладони под щеку, но умиротворенным не выглядел, лиловые мешки под глазами не добавляли ему красоты. Что с ним произошло? Не могла ли так повлиять темная магия? Почему тогда ей удается держаться? Вопросы, на которые не было ответов, раздражали, гипотезы, возникающие в воспаленном мозгу, пугали. Она смотрела на Драко в упор, пытаясь взглядом добраться до истины. Под его головой на наволочке образовалось влажное пятно, которое, судя по тому, как он пытался избежать соприкосновения, причиняло дискомфорт. Сами волосы уже были сухими (везет некоторым!), и она рискнула сдвинуть подушку.

Малфой резко открыл глаза.

— Я тебя не трогаю. Не трогаю, — Гермиона выставила вперед открытые ладони. Как же это было унизительно!

На его осунувшемся лице сначала проступило непонимание, затем испуг, и все это сменилось лютым холодом.

— Будешь еще спать или принести еды? Я сейчас попробую достать твою одежду… Я не уверена, что выйдет, поэтому, может, придется еще походить в халате…

— Грейнджер, не суетись, — сонно пробормотал он. — Нахрена ты все это делаешь?

— Тебе плохо, естественно, я переживаю!

За секунду на его лице снова промелькнуло несколько разных эмоций, а потом их словно ластиком стерли.

— Мне ничего от тебя не надо. Оставь меня в покое.

— Обязательно. Когда ты сможешь позаботиться о себе сам. Тебя скрутило после чипсов?

— Грейнджер.

— Что и когда ты ел перед этим?

— Грейнджер! — чуть громче прикрикнул он.

— Ответь! — уперлась она.

Малфой пробубнил что-то неразборчивое, а потом выплюнул:

— Ничего!

— Как ничего? — опешила Гермиона.

— Так. Отстань. Дай сдохнуть! — он резко отвернулся и накрылся подушкой.

— Ты сошел с ума?! Решил заморить себя голодом? — голос сорвался, она вцепилась в плечо Драко, перевернула его на спину и, навалившись на плечи обеими руками, зафиксировала в этом положении, чтобы видеть лицо. Плевать ей было на обещание самой себе не прикасаться без разрешения. И на соскользнувшую на пол подушку тоже.

— Тебе какая разница, ты получила от меня все, что хотела! — Гермиона не отводила взгляда от его кривящегося в отвращении рта, пытаясь понять, правильно ли расслышала. Правильно ли интерпретировала. Не мог же Малфой всерьез считать, что она пошла на такое… ради магии.

Это было еще одной оплеухой. Заслуженной, но… Зачем он так с ней? Первым желанием было влепить пощечину в ответ. Физически. С этим желанием было почти невозможно бороться, но Гермиона продолжала с испугом смотреть в изученное до мелочей лицо, стараясь разглядеть за маской подонка человека, которого узнала.

— Ты так не думаешь, — это не было вопросом, вопрос был в том, уговаривает она его или себя.

Драко не ответил и взгляда не отвел. Белки его глаз казались прозрачными и почти сливались с радужной оболочкой, черными провалами зияли маленькие зрачки, а цвет в глаза привносили яркие красные ниточки капилляров.

— Ты так не думаешь! — сорвалась на крик Гермиона, слезы закапали из глаз прямо на малфоевское лицо. — Не думаешь! Ты знаешь, что я не такая.

Хотелось добавить «Ты знаешь меня», но знал ли он? Она сама себя не знала. Думала ли Грейнджер, что способна на все то, что сделала за последние сорок восемь часов? А он? Знал ли, на что способен? Драко убил за нее. Двоих. Убил людей, с которыми провел школьные годы. Она ведь даже не поинтересовалась, каково ему, даже не помнила, фигурировал ли Теодор в его рассказах о детстве. Ради нее Малфой перешел черту, забрал жизнь. Гермиона заставила его, как заставлял действовать против воли тот, кто почему-то сделал ее наследницей. А потом настояла на близости. Манипулировала, как манипулировал им отец. Давила. И теперь Драко ее ненавидит. Презирает. Ему противно на нее смотреть и противно к ней прикасаться. Гермиона Грейнджер в его представлении теперь зло немногим меньше Волдеморта.

— Прости меня! — вырвалось между всхлипами. — Если можешь, прости меня! Я виновата, — она повалилась на него, цепляясь непослушными руками за отвороты халата, чувствуя, как он брыкается, чтоб избавиться от ее рук и давления ее тела, захлебываясь болью от его отвращения. Рыдания душили. Почти ничего не соображая, Гермиона продолжала цепляться за выползающего из-под нее Малфоя. Осознала себя обнимающей его за голые икры и уткнувшейся в его колени мокрым лицом. Стыдно за то, что валяется у него в ногах, не было. Она опять выплакала все эмоции, осталось отстраненное осознание своего одиночества.

— Грейнджер, Гермиона, Гермиона, прекрати! — умолял Малфой, стараясь сдвинуть ее с места. — Черт, не реви! Не реви из-за меня… Пожалуйста, не реви из-за меня больше. Черт, только не снова! Я… просто не переживу, если снова…

Слова достигли ее мозга. Отпечатались там. «Не реви снова».

— ...причинять боль. Смерть и боль. Ты…

Он винит себя в том, что сделал больно? Но ведь она сама просила. Требовала.

— Драко, посмотри на меня, пожалуйста.

Гермиона приподнялась за руках, хватаясь за его колени и взглянула снизу вверх. Малфой дико дернул ногами, повалив ее на бок.

Она случайно нажала на болевые точки или ему настолько противно ощущать ее руки на себе? Нужен ли ей ответ?

— Черт, извини! — процедил он, нервно запахивая халат сильнее и бурча под нос что-то вроде «хренов извращенец».

Гермиона кивнула так быстро, что кивок можно было счесть подергиванием. Повисло неловкое молчание.

— Прости за сцену, — выдавила она чопорным тоном.

Драко тоже кивнул и одновременно пожал плечами, потирая ногу под коленом, где, наверное, остался след из слез и соплей.

Следующая фраза далась ей очень непросто.

— Мы должны обсудить то, что произошло. Прошу тебя, Малфой, один разговор, потом можешь забыть о моем существовании.

Он невесело хмыкнул и не ответил.

— Только давай сначала тебя накормим. Ладно?

Драко повторил неопределенный жест.

— Дойдешь до кухни сам или принести сюда?

— Грейнджер, я не лежачий больной! — огрызнулся он без особой злости.

— Хорошо, тогда идем, — кротко согласилась Гермиона.

Его повело раньше, чем они дошли до двери, но она проявила благоразумие и не стала заострять на этом внимание.

Когда они доплелись до конца коридора, Грейнджер извинилась и отправилась освежить лицо. Посреди туалетной комнаты валялись ошметки парадной мантии Гарри Поттера. Вспомнилось, что в том страшном зале Драко набивал карманы свитками и книгами. Значит, она была права и ничего вынести не удалось.

— Там в гостиной за креслом всё, что мы набрали. Или не всё. Я не проверял. Когда мы оказались тут, эта макулатура вернулась к своему нормальному размеру и изорвала мантию.

Странно, с сумочкой такого казуса не произошло, только без магии в ней ничего не найти. Она сказала об этом вслух.

— У тебя заклятие незримого расширения внутри сумки, я же просто уменьшил предметы.

Гермиона умылась и обернулась в надежде увидеть самодовольное выражение, присущее поучающему ее Драко, ведь это так напоминало их обычное взаимодействие, только малфоевский голос звучал глуховато, но на его лице по-прежнему держалась маска безразличия. Она потянулась убрать прядь его волос, вспомнила, что это неуместно, и отдернула руку.

Грейнджер боялась спугнуть перемирие, поэтому, не нарушая тишины, занялась делом: налила бульон в чашку, подала Драко и поставила овсянку разогреваться. Если рвота была следствием длительного голодания, которое Малфой «заел» чипсами, нужно правильно запустить работу желудочно-кишечного тракта, и все придет в норму. Ну... Гермиона надеялась на это.

Драко с сомнением понюхал бульон, сделал глоток и скривился. Мог бы не выказывать свое отношение так явно. Она знала, что вышло невкусно. В доме не нашлось ни одного корнеплода, поэтому из специй она бросила только лавровый лист и соль, так что ее бульон представлял собой обычный соленый отвар из-под курицы. Куриное мясо она отложила на следующий прием пищи. Пока рано. Но по порции бульона и овсянки Гермиона была намерена своему пациенту скормить. Она подтолкнула тарелку к Драко, и тот обреченно окунул ложку в жижу. Гермиона старалась не поднимать глаз, но то и дело вскидывала их на Малфоя, чтобы убедиться: он в порядке. Сейчас Драко не выглядел злым, но заговаривать она не решалась — пусть поест.

— Спасибо, — он тяжело откинулся на стуле.

Гермиона подхватила чашку и тарелку и унесла мыть, снова оттягивая выяснение отношений, только участливо спросила, не тошнит ли. Малфой покраснел, что было добрым знаком, и отрицательно помотал головой.

Смеркалось. Если она правильно посчитала, то время здесь отставало от лондонского на несколько часов. Но это не имело особого значения, потому что биоритмы давно были сбиты к чертям.

— Идем обратно, — несмело предложила Гермиона и пояснила: — Матрас будет сохнуть довольно долго. И у нас нет магии, чтобы ускорить процесс.

Драко, не проронив и слова, поднялся со стула и ушел в спальню. У кровати он в нерешительности замер.

— Ты ложись, ты еще слабый, я посижу на стуле, — залепетала Грейнджер, ненавидя себя за заискивающие нотки.

— Не говори глупостей, — осадил он. — Ложись, тут хватит места обоим.

Они легли рядом и уставились в потолок. Обычный потолок. Белый. Ничего примечательного. Что ж. Перед смертью не надышишься, откладывать разговор было некуда.

— Я признаю, что виновата, — начала скороговоркой, боясь, что, если остановится, не сможет повторить еще раз. — Я не хотела, чтобы ты такое пережил. Чтобы ты такое сделал, — оба понимали, о чем речь. — А потом еще и настояла… когда ты был против. Ты не хотел, а я…

— Грейнджер, я всего хотел, — перебил Драко. — В том-то и дело, что хотел. И какая-то гнусная часть меня хотела именно этого — причинить тебе боль. Я себя никогда не прощу…

— Прекрати! Мне было нужно так. И я настаивала.

— Ага. А я, слабак, поддался.

— Слабак не сделал бы…

— Не надо. Слабак и садист — вот кто я, — прошипел Малфой. — Ты не видела себя. Рыдающую. С фиолетовой шеей. А потом… кровь. И крики. И это сделал с тобой я. Хотелось просто лечь и умереть.

Положим, к состоянию ее шеи он не имел никакого отношения, Гермиона и вспоминала о синяках, только когда после неудачного движения мышцы простреливало болью или когда от большого глотка или глубокого вдоха жгло гортань изнутри. Кровь, синяки, рыдания... Это такие мелочи по сравнению с тем, что они были на волосок от смерти и им пришлось лишить жизни человека (двоих!), а Драко...

— Ты поэтому отказался от еды? — волосы на голове зашевелились. Что, если бы он не передумал?

— Чтобы не жить с этим. Слабак, помнишь? Это легче, чем закрывать глаза и видеть твое опухшее от слез лицо, слышать твой вой, видеть твою кровь на себе. И... их.

Боже, неужели она это сделала с ним?! Он увидел пережитое под таким углом? Как же… Неужели эти ужасные воспоминания останутся с Драко на всю жизнь?

— А потом словно камень на голову упал. Осознал, что ты останешься наедине с моим трупом черт-те где. Без магии. После… Я уже подвел… Я испортил тебе...

Как объяснить, как доказать Малфою, что она получила желаемое? Что она нуждалась в этом и нуждалась в нем — именно таким образом. Что она в порядке. Была бы. Если бы не подвела его.

— Ой, да перестань ты! Я не придавала этому сакрального значения. Я не берегла себя для чего-то, кого-то или что ты там еще надумал. И после всего... мне просто хотелось чувствовать, — она не смогла добавить «боль и то, что не одна», — и я не жалею. То есть как… — Гермиона не знала, какие слова здесь будут уместны, — жалею, что отняла это у тебя.

— Нашла о чем жалеть.

— Ты меня теперь ненавидишь, — ей стало стыдно, что звучит как обиженный ребенок.

— Себя, а тебя… ну... это как отражение. Напоминание, что я тряпка. Хреново, когда тебя может сломать другой человек, вот так вот походя. И обидно, когда ломает через колено, не думая. Когда раз за разом так делают близкие. Самые близкие. Те, кого…

Гермиона закусила губу. Она заслужила. Пусть говорит.

— Слишком много всего, Грейнджер. Мы сделали друг другу слишком много всего. Я не знаю, как быть. Может, я много думаю и слишком много чувствую. И все равно я... мне необходимо переосмыслить. Переосмыслить относительно тебя, я…

Голос затухал, Гермиона не стала вытягивать новые откровения. Она знала, что несказанным осталось важное, что все это необходимо выплеснуть, проговорить вслух, иначе их обоих разъест изнутри. Но начало положено, и Гермиона собиралась пройти этот нелегкий путь. Должна была. Ради Драко и ради себя.

Она лежала, глядя в темноту, и тосковала по звездам в палатке. Как же там было просто, как же хотелось вернуться туда и сделать другой выбор! Или сделать его еще в беседке. Вот только тогда не получалось определиться с чувствами к Малфою, а правильные чувства казались важными. Почему же позавчера было на это плевать? Он, глупый, считает, что провинился перед ней, а на самом деле это все ее вина.

Постепенно Гермиона задремала, проснулась оттого, что ее ногу легонько двигали. Оказывается, она разлеглась по диагонали и заняла почти все пространство, а Малфой чуть не скатился, чтобы с ней не соприкасаться. В полусне не ощущалось ни обиды, ни боли. Она перевернулась на другой бок, отодвинулась на левую часть кровати, а в следующий раз проснулась головой на костлявом плече. Гермиона напряглась и задумалась, как перелечь, не потревожив Драко. Видимо, ее напряженность не осталась незамеченной, над головой прошептали «Спи!», и, умиротворенная, она заснула крепче.

В третий раз из сна ее выбросил звук аппарации. Было еще темно. Рядом в струну вытянулся Малфой, Гермиона и сама замерла от ужаса — у них гость или гости, а они оба беспомощны, как новорожденные котята. Почему она не взяла с собой в спальню хотя бы кухонный нож?

Хлопнула входная дверь, кто-то вытер ноги о коврик. Это чуть-чуть успокоило, ведь тот, кто пришел убить или навредить, не будет вытирать ноги. Или будет?

В коридоре щелкнул выключатель, шаги приблизились. Дверь напротив была открыта, значит, кем бы ни был их гость, он поймет, где они находятся.

В дверь постучали.

Примечания:

Спойлеры и авторские бредни на околорайтерские и прочие темы тут https://t.me/Velena_d Поглавно фанф выкладывается на фикбуке.

Сюда когда-нибудь донесу следующую арку (если не случится форс-мажоров).

1) Препарат, нейтрализующий и поглощающий токсины (самый известный из сорбентов — активированный уголь).

Вернуться к тексту

2) действующее вещество в препаратах против тошноты и рвоты и для ускорения перистальтики

Вернуться к тексту