Моя жизнь - моя игра (джен)

Гарри вернулся в спальню в пять утра. Забрался на кровать, скрестил ноги, к нему тут же прыгнул Чертик и лег рядом, чтобы поддержать своего нового хозяина в нелегкую минуту. Поттер закрыл глаза и одной рукой начал гладить кота. Со стороны могло показаться, что он медитирует или пытается таким образом расслабиться, но он делал в этот момент нелегкую работу, и искренне надеялся, что его отсутствие в спальне осталось незамеченным. Зря надеялся.

Драко Малфой проснулся в три часа ночи, обнаружил отодвинутый полог кровати Гарри, удивился и еще полчаса размышлял над тем, где же ночью носит его приятеля. Но сон взял свое, и блондин вскоре уснул крепким, но неспокойным сном. Ему снилось, что Поттер пошел спасать Грейнджер и погиб в Тайной комнате от руки, вернее палочки, возродившегося Темного Лорда. Проснувшись, он ненадолго задумался над вероятностью подобного развития событий, усмехнулся собственным мыслям, и отмел их как невозможные.

Собственно говоря, самого Поттера будили долго. Вначале Малфой отодвинул полог кровати, сказал, что пора вставать, а сам побрел в душ. Позже это же сказал Нотт. Драко, вернувшись из душа, сонливости Гарри не удивился, но пришлось дернуть одноклассника за ногу, и под его возмущения объяснять, что если он не встанет сам, то за ним придет Снейп. Внушение подействовало, декан бы действительно так сделал. С введением в школе "чрезвычайного положения" на завтрак студентов всех факультетов провожали деканы, и в случае неявки всех в гостиную к положенному времени, приходилось выслушивать все, что Снейп думает о нерадивых студентах, допоздна болтающих или дописывающих эссе в самый последний момент.

В гостиной было тихо. Даже для Слизерина. Все ждали речи декана о закрытии школы в связи с новым ночным нападением, но ждали они зря. Снейп сидел в одном из кресел и читал "Ежедневный пророк", на лице ни единой эмоции, по которой можно определить в каком направлении он мыслит. И пусть Гарри искренне не любил профессора, как и его предмет, эмоциональной холодности он учился именно у него.

Мальчишки второго курса вышли в гостиную последними. В змеином факультете была такая традиция — выходить по утрам из спален всем вместе. Только первокурсники могли ходить поодиночке, но быстро привыкали к негласным требованиям. Уже в коридорах кто-то шел быстрее, кто-то медленнее, и в Большой зал слизеринцы заходили по парам-тройкам. И, кстати, если спросить многих представителей этого факультета, почему так происходит, они не смогут ответить. Есть разница между этикетом и традицией, и разница эта заключается в осознании того, что человек делает и понимании того, зачем он это делает. В случае с традицией — это часть жизни, которую часто и не замечают. Поэтому даже семикурсники задумались бы над тем, почему на их факультете есть определенные негласные правила, которым все следуют неосознанно, но все их перечислить не могут.

— Второй курс ночью дописывал эссе по истории магии, или играл в плюй-камни? — Снейп опустил газету и оглядел шестерых мальчишек. Ждать он не любил, а уж это "чрезвычайное положение" вообще изрядно портило его жизнь.

Те, к кому он обращался, ничего не ответили, лишь переглянулись. В любой другой день, если бы Гарри проспал, он бы честно ответил, что он проспал. Снейп его все равно не особо жалует, так какая разница? Но сейчас так говорить было нельзя. Ничего он не проспал, и даже вполне выспался. Только после завтрака попросит Лаки принести кофе.

Снейп свернул газету, осмотрел гостиную в поисках тех, кого не добудились и, не обнаружив таковых, двинулся к выходу. Студенты стали переглядываться, важного сообщения о нападении и закрытии школы ждали все. Кто-то искренне был бы рад этому закрытию, например, Дафна. Она всегда мечтала учиться в Штатах, но та школа никогда не входила даже в пятерку лучших, поэтому родители сказали, что ей необходимо окончить Хогвартс. А она мечтала стать одной из немногочисленных профессиональных женщин-дуэлянток, и именно в школе США имелся предмет дуэлей, и именно там это было, по сути, национальным видом спорта. Как квиддич в Англии. Почему существовало такое деление на предпочтения в видах спорта, никто не знал, но все было именно так.

Крэбб и Гойл были бы крайне расстроены закрытием школы, так как способностей особых у них не наблюдалось, а в Хогвартсе хотя бы декан их как-то прикрывал, да и слизеринцы, которые могли помочь с домашними работами разбредутся по разным школам... На сам факт того, что кто-то снова стал жертвой, особого внимания не обратили. Лишь старшекурсники шутили по поводу того, что если последним был Писающий мальчик, то чего же на этот раз можно ожидать. И вовсе это не слизеринцы злые, просто для подобной реакции были две причины. Первая — еще никто не умер, уже вернулась Трелони, а Писающего мальчика должны были выписать со дня на день. Вторая — свои проблемы всегда ближе, а возможное закрытие школы касалось всех. Наверное, подобная реакция была и у студентов других факультетов, разве что для приличия, они не стали шутить, как Монтегю, высказавший предположение, что на этот раз в статую могла превратиться какая-нибудь парочка гриффиндорцев, целующихся у двери кабинета Филча.

Факультет Слизерин был вторым из пришедших на завтрак. Все как обычно. Первыми всегда приходили хаффлпаффцы, они вообще любили делать все так, как того требуют правила. Все расселись по своим местам. Гарри почти ничего не ел, и просто смотрел на стену. Могло показаться, что он глубоко задумался над чем-то своим, но это было не так. Психика человека устроена так, что мы можем задумываться не над тем, над чем действительно стоит думать. И не думать вообще, когда желательно это делать. Внешне Поттер был абсолютно спокоен, он просто ни о чем не думал — обычная защитная реакция. Но где-то глубоко в душе подсознание его кричало. Кричало от обиды на жизнь, самого себя, от желания умереть, от желания родиться заново и прожить другую жизнь или никогда не рождаться вовсе. Именно сейчас он был полностью солидарен в этом вопросе с Томом. Так же, где-то в подсознании проснулась совесть, которая называла Гарри самыми последними словами, и говорила, что такие подонки не должны жить. В этом же подсознании находился Адам-Самаэль и спросил с совестью. Но это все происходило где-то глубоко внутри, скорее, на уровне чувств, нежели мыслей. Последних, как раз, вообще не было.

— Ты что ничего не ешь? — спросил Гойл Поттера.

— Аппетита нет. Знаешь, когда хочется спать, не хочется есть.

— Ты же лег, когда и мы.

— Может, я болею? При болезни всегда хочется спать, — пожал плечами Гарри. Он не придумывал ничего, не думал о том, что нужно говорить. Абсолютное безразличие.

Гриффиндорцы пришли последними, Невилл зевал, но выглядел вполне довольным, как, впрочем, и Рон. Джинни не было, но Гарри знал, что у нее магическое истощение, и она пока еще не пришла в себя. Империус великая, страшная и неправильная вещь... Хватило нескольких часов, чтобы это понять. Не Авада, не Круцио, и не смешные и жестокие шутки Салимы, а именно подчинение.

Преподаватели сидели за столом с задумчивыми лицами. МакГонагалл раза три за завтрак подносила вилку с кусочком яичницы ко рту, и так и сидела, задумавшись, и забыв о том, что надо есть. Потом через пару минут вспоминала, клала кусочек в рот, но также продолжала смотреть в сторону. Казалось, она вообще не чувствовала вкуса еды. Профессор Спраут ела с аппетитом, но время от времени хмурилась. Как и остальные. Видимое спокойствие было лишь на лице Дамблдора, но он просто умел скрывать свои эмоции. Снейп почему-то приглядывался к студентам своего факультета. Под конец завтрака, директор встал и поднял руку. Все обратили внимание на его нескромную персону в светло-серой мантии, а Гарри вспомнил статую Слизерина в Тайной комнате. Сходство было очевидным.

— Сегодня поздно вечером произошло трагичное событие. Наследник оставил на стене послание, что в Тайной комнате навечно останется скелет одного из студентов, — говорил Дамблдор тихо, но его все слышали, все затаили дыхание и ждали, но каждый ждал что-то свое, — Но с тем человеком, который должен был остаться в комнате навечно, все в порядке. Наследник передумал. Впрочем, он передумал и жить. Его нашли сегодня утром, он повесился, оставив прощальную записку. Этим человеком был Гилдерой Локхарт.

По залу пошел шепоток, Малфой нахмурился, но промолчал. Директор поднял руку, и в зале снова воцарилась тишина. Иногда Гарри казалось, что он применяет какую-то магию в такие моменты. Говорил он всегда тихо, да и таким тоном, что великим оратором его назвать было сложно, но желания перебить или заговорить с соседом, почему-то не возникало.

— Он будет похоронен завтра, но в связи с обстоятельствами смерти, на похороны приглашены лишь родственники. С сегодняшнего дня дело о нападениях отправлено на тщательное расследование в Отдел обеспечения магического правопорядка. Школа закрыта не будет, но особые меры предосторожности сохраняются до конца года, так как неизвестно местонахождение Тайной комнаты. Это все новости на сегодня, все занятия состоятся согласно расписанию, — говоря все это, Дамблдор выглядел подавленным. Именно сейчас Гарри задумался о его возрасте, казалось, что он как-то постарел, четче проявились морщины и старческая усталость в голосе. Усталость от жизни.

Все шло не так, как он хотел бы. Вся его жизнь отличалась от представления об этой жизни. Будучи ребенком, Альбус Дамблдор мечтал стать великим, хотел, чтобы им все восхищались. Он мечтал о власти. Позже, уже окончив Хогвартс, он подружился с перспективным молодым человеком — Геллертом Гриндевальдом, но их позиции не сошлись в некоторых вопросах о будущем мироустройстве и методах достижения поставленных целей. Дамблдор был осторожным политиком, считал, что нужна не открытая борьба, а подпольная. Не терроризм, не какой-то скрытый орден, а просто агитация идей в массах. Его методом было достижение целей путем постепенного изменения мировоззрения людей. Но жизнь сложилась иначе.

После дуэли с Гриндевальдом за ним навсегда закрепился образ светлого мага, борца за мир во всем мире, и он не мог сделать шаг влево или вправо. Тогда, еще совсем не старый, Альбус Дамблдор стал пленником общественного мнения, которое сложилось благодаря его, вроде бы, правильным поступкам. Мнение — вообще штука странная. Казалось бы, он после дуэли с Гриндевальдом мог стать сильным политиком, к которому бы прислушивались, которого бы уважали. Но нет, из той дуэли он не вышел победителем. Вся мировая магическая общественность восприняла его, как борца за всеобщий мир, эдакого добряка, защищающего угнетенных. Неверный ход, всего один неверный ход. Если бы он тогда собрал отряд магов, готовых сразиться со сторонниками Гриндевальда, и одержал победу — было бы другое дело. Дамблдор в глазах общества стал бы лидером, способным принимать грамотные решения. Но ему казалось, что он должен быть честным. Перед собой, бывшим другом и обществом. В итоге пришлось ему прожить с образом честного одиночки всю жизнь. Путь в политику был закрыт. С этим образом странного борца за справедливость, один хитрый ход, который стал бы заметным, растоптал бы его в грязь. А в политике без хитрости никуда, там честность не в почете. Вот и стал Дамблдор директором школы, старался воспитать правильные, по его мнению, взгляды в подрастающем поколении.

И сейчас, когда он утром думал над своей собственной жизнью, он даже порадовался за Гарри Поттера. Глупо, но он понял, что быть Героем магического мира-слизеринцем — куда проще. Да, он победил Волдеморта, но от слизеринцев не ждут честной игры. Поттер может в новой войне действовать какими угодно методами... Но это ему самому лучше, а вот у Дамблдора от этого могут возникнуть сложности. И все из-за одного бывшего студента, мечтавшего о том же, о чем когда-то мечтал Дамблдор. О власти...

Некоторые сложности уже начались. Ночью. И сейчас по репутации Дамблдора пройдутся слоны из-за того, что он взял на работу якобы наследника Слизерина... Можно спасти свою репутацию, но иногда приходится выбирать. Не только между добром и злом, честностью и ложью, но и между тем, что просто плохо, и очень плохо. Дамблдор выбрал первое. Никто не узнает о "знаке" от настоящего наследника на руке несчастной первокурсницы, кроме узкого круга посвященных людей. Достаточно показать левое предплечье Джинни Уизли, и общественность прекратит любые нападки на директора школы и поймет, что Волдеморт жив. Но если уж пришлось всю жизнь играть роль честного одинокого борца за справедливость, то нужно эту роль сыграть хоть раз до конца. Так будет действительно справедливо. Дамблдор пожертвует своей репутацией, ради будущего Джинни Уизли и благополучия всей их семьи. Это будет честно.

Директор закончил свою речь, и после секундного молчания в зале поднялся гул. Все стали обсуждать эти новости, предполагать. Нашлись те, кто "всегда подозревали во всем Локхарта", как и те, кто полагал, что его подставили, и настоящий наследник вполне себе жив. У Поттера закружилась голова, очертания зала и людей стали нечеткими, и Адам-Самаэль, как мантру, повторял: "Держись, Гарри, сейчас не время падать в обморок". Только после речи Дамблдора до Гарри дошли окончательно события этой ночи, и его роль в них.

Вот почему Империус — самое страшное заклинание. Когда Гарри сидел в спальне, он чувствовал все то, что чувствовали трое людей под действием Непростительного. Человек понимает все, что происходит. Знает кто он и знает, что он будет делать то, что никогда бы не сделал. А что должен чувствовать человек, который под действием заклятия готовит себе веревку, ставит стул, привязывает эту веревку к факелу в кабинете, пишет продиктованную кем-то прощальную записку? И при этом понимает, что сейчас произойдет, понимает, что он этого не хочет, но у него нет выбора. Никто не придет, никто не остановит это безумие в чьей-то, не твоей голове... Если Авада Кедавра — простое убийство, то инсценированное под Империусом самоубийство — это убийство с особой жестокостью. Не физической, а психической. Жестокость тоже бывает разной, и что тяжелее, физические или моральные страдания — вопрос, скорее, риторический.

Малфой весь остаток дня хмурился, но ничего особенного никому не сказал. Он не глупый, сложил в голове отсутствие Гарри ночью в спальне, его желание отомстить за смерть Миллисенты, и случившееся с Локхартом. Но боялся спросить, причем на это было две причины. Он не хотел потерять дружбу, высказав свои предположения, в случае, если окажется, что Гарри выходил подышать свежим воздухом на Астрономическую башню. И за свою жизнь боялся, в случае, если предположения окажутся верными...

* * *

Писающего мальчика выписали из клиники через пару дней. Теперь, кроме как Писающим мальчиком его никак больше и не называли. Пусть не со зла, но он, наверняка, был крайне обижен подобным прозвищем и доказывал всем и каждому, что последнее место, где он был перед нападением — мужской туалет на третьем этаже, и как он оказался у директорской горгульи — не помнил.

По репутации Дамблдора прошлись все, кто только мог. Министр вынес ему предупреждение, что в случае еще хоть одного серьезного происшествия, пост директора ему придется освободить. Локхарта похоронили. Но идея Гарри о том, что репутацию профессора нужно уничтожить, не осуществилась. Его книги стали продаваться лучше, а самого, ныне покойного, автора стали считать злым гением. Зло привлекает, увы. Оно кажется таинственнее, мистичнее, чем есть на самом деле.

Лонгботтом и Уизли проснулись после происшествия в Тайной комнате в гостиной, и не помнили ночных событий. Они решили, что уснули ночью во время обсуждения планов по спасению Джинни. Если им и показались некоторые моменты странными, то они не придали каким-то мелочам значения. Ну, действительно, не подойдут же они к Дамблдору или МакГонагалл поделиться чувствами: "А вы знаете, мы не помним, как уснули вчера ночью в гостиной". Тем более, утром стало известно, что Джинни жива, но пока еще не пришла в себя, и эта странность отошла на второй план.

Прошло две недели, начались экзамены. И почти все эти две недели Гарри ходил сонным, уставшим и раздражительным. Это заметили почти все слизеринцы, но о причинах знал только сам Поттер. Нет, его не мучила совесть, ее вполне благополучно заткнул Адам-Самаэль, доказавший совести, что месть — не такая уж плохая штука, и вообще, нужно успеть обхитрить, обмануть других первым, пока не обманули тебя.

Он физически устал и почти не спал, то и дело, просыпаясь ночью. Казалось, будто под Империо не Джинни и Невилл, а он сам. Когда младшая Уизли пришла в себя, ее, естественно, обо всем спросили... Но она ничего не помнила. Огорчал еще тот факт, что Локхарт в предсмертной записке указал, что Джинни была его помощником в главном предприятии этого года. Еще эта метка... Когда мадам Помфри обнаружила ее на левом предплечье девочки, она в ужасе открыла рот, распахнула глаза, и стала пятиться назад.... Вот такой страх может внушать какая-то татуировка.

Ее память необходимо было восстановить, чтобы узнать, что же произошло на самом деле. Ей много раз пытались дать антидот к зелью, стирающему воспоминания, но безуспешно. Мадам Помфри уже посчитала, что у нее аллергия на данный состав и попросила Снейпа найти аналог, но и это не помогло. Как только Джинни пыталась выпить зелье, она начинала кашлять, и в итоге в ее организм не попадало ни капли. И только Гарри знал, каких усилий это стоило лично ему. Следить за тем, что происходит в Больничном крыле глазами Уизли, заставлять ее кашлять, хоть в три часа ночи... Догадался ли Дамблдор, что Джинни под действием Непростительного? Какая разница! Убирает его все равно только тот, кто наложил, вливать зелье в глотку насильно — не вариант, Джинни бы еще задохнулась. Антидота, который можно бы было ввести в кровь — не существовало.

Поттер с превеликой радостью снял Империо десять дней спустя и почувствовал, что стало легче. Какой идиот мог поверить, что столько Пожирателей смерти были под Империо Темного Лорда? Да он, даже будучи магически намного сильнее Гарри, смог бы контролировать максимум пятерых одновременно!

Эти экзамены Гарри сдал хуже, чем в прошлом году. У него было «выше ожидаемого» даже по трансфигурации, хотя знал ее он идеально. Просто сил на практический экзамен уже не хватало. Но разве для него это важно?

Дамблдор, уже по традиции, позвал Гарри в свой кабинет перед каникулами. Поттер ненадолго задержался перед горгульей, представляя Писающего мальчика, которого так и не удалось увидеть в этом месте тогда, улыбнулся, и вошел в кабинет.

— Присаживайся, мой мальчик, — Дамблдор сидел за своим столом и улыбался. Хорошая мина при плохой игре — единственное, что ему оставалось делать, — Чаю?

— Нет, спасибо. Я только что поел, — Гарри вспомнил рождественские наставления Малфоя, что нельзя есть с врагом за одним столом. А Дамблдора после всего, что тот сделал для «счастливой жизни» Героя, он считал одним из главных врагов.

— Хорошо. Ты снова хочешь остановиться на каникулы в Дырявом котле? — добродушно поинтересовался директор.

"Лицемер же! Вот лицемер!" — возмутился Адам-Самаэль.

— Да. Там вполне неплохо, много свободного времени. Люблю гулять по немагическому Лондону, ходить в разные кафе. У меня будут неплохие каникулы.

— Проводить каникулы в одиночестве — не самое лучшее, что может быть. Семья Уизли готова принять тебя летом.

— Вы полагаете одиночество хуже, чем общество неблизких мне людей? Пусть они были друзьями моих родителей, но не моими. Рон в этом году считал меня наследником Слизерина, мне будет комфортнее в одиночестве, поверьте.

"Зря сказал, очень зря..." — высказал свое мнение Адам-Самаэль.

"Надоело. Ты-то, как самый близкий мне человек, пойми. Хоть в Дурмстранг уходи и открытым текстом отправляй Дамблдора куда подальше! Надоело все!"

— Все мы можем ошибаться, Гарри. Рон ошибся. Нужно уметь прощать.

— Так вот и простите меня за то, что мне некомфортно в их доме! И я не хочу жить там, и не буду! Я смогу увидеть на каникулах своих друзей, и Рон в их число не входит, и вообще...

"Заткнись! Ты уже обозначил, что Дамблдор и Уизли тебе не друзья, не делай так, чтобы они стали твоими врагами! Рано, ты никто и звать тебя никак... Помни об этом!" — Адам-Самаэль подрабатывал психотерапевтом для Гарри и его совести.

— Твой друг, Драко... Понимаешь... Ты ведь в курсе, что Волдеморт не умер? Так вот, даже если Драко не плохой, боюсь, у него будет небольшой выбор, на чьей стороне быть в войне.

— Профессор, а у меня выбор есть? — в лоб спросил Гарри Дамблдора.

Тому не нашлось, что ответить, и он уставился в окно. Вот они — плюсы и минусы того, что Герой магической Британии не храбрый гриффиндорец. Плюсы — друзья в стане будущего врага, которые могут быть и шпионами, если возникнет необходимость. А то, что слизеринцы — вполне верные друзья, директор понимал. Минусы — Поттеру плевать на идеалы его семьи, вернее этих идеалов он не видит. Он никогда не пожертвует собой ради каких-то сомнительных идей, а он ведь хоркрукс Волдеморта. Это Дамблдор знал точно, Авада шрамов не оставляет. И для поражения Волдеморта нужно, чтобы Гарри умер... А смерти такой человек ради светлой стороны не пожелает, и сделает все, чтобы выжить. Если, конечно, будет хотеть жить. А устраивать Поттеру такую жизнь, чтобы его мечтой стала смерть — можно, но не нужно и сложно.

— Я тебя понял. Но научись прощать, Гарри. Ведь оступиться могут и твои друзья.

— Я понимаю. Мне можно идти?

— Ступай, Гарри, — произнес Дамблдор и потер виски. Чем дальше, тем становится только хуже. Для него...

Гарри, выйдя из кабинета директора, направился в сторону Черного озера. Хотелось подышать свежим воздухом, забыть свою жизнь, вообще все. Он уже жалел, что наговорил Дамблдору лишнего, а в голове всплывали картины детства... Как он маленький перелазит через забор, его сталкивает Дадли, и начинает кричать, что Гарри хотел сбежать... Прибегает тетя Петуния и отвешивает ему приличную оплеуху, хватает за руку и волочет в дом. Как он сидит в чулане голодный уже два дня, так урчит живот и хочется есть... Как тетя, в тайне от мужа, ведет его в церковь и говорит, что он странный и, наверное, им овладел дьявол. Священник отвечает, что необходимы строгие условия, послушание... Гарри заставляют читать Библию, которую он находит скучной для сказки... Как у него случайно падает на пол тост, и дядя вскакивает из-за стола, кричит, что у него кривые руки, он бесполезный ребенок, который только место в доме занимает, берет племянника за ворот рубашки и швыряет в чулан. Много разных воспоминаний, не только плохих. Жизнь всегда полосатая, не черная. И даже у человека, с тяжелой судьбой, бывают радостные моменты. Хотя бы сны, в которых Гарри снился лес, а он был королем этого леса, и там он был значим, любим всеми обитателями. Или сны, где живы его родители, и они вовсе не наркоманы и пьяницы, как рассказывали дядя и тетя, а добрые и заботливые. Почему Гарри вспоминал все это? Говорят, человек вспоминает всю свою жизнь перед смертью. Может быть, он хоронил свою жизнь? Он морально умер, как тот маленький Гарри, у которого тоже было детство, мечты, мысли. После недавних событий Гарри Поттер, мальчик-которого-не-любили, мальчик-от-которого-чего-то-ждут, мальчик-который-немного-мстит, умер.

Наверное, так заканчивается детство? Когда человек понимает, что идет время, а он не меняется, пусть и меняется все вокруг. Когда Гарри был маленьким, он думал, что вырастет и станет таким серьезным, ответственным. Он хотел стать ученым, оставался допоздна в школьной библиотеке и много читал... Хотя бы из-за нежелания идти домой. Там его все равно ничего хорошего не ждало, возвращаться было некуда. Теперь он подросток, но серьезности и ответственности нет. И не будет ее никогда. Пройдет время, будет хотеться так же мечтать, сделать какую-нибудь глупость, переживать за героев сказок... Может быть, мы становимся взрослыми, когда хотим вернуться в детство? Когда вспоминаем его с тоской и грустью, понимая, что каким бы оно ни было, там было легче и проще.

— Ты слишком много думаешь, у тебя борода отрастет, — рядом с Гарри на берегу озера присела Луна Лавгуд.

— Какая борода? — Поттер еще не вышел из собственного разума, в который углубился, либо просто не видел логики.

— У всех, кто привык много думать — длинная борода, ты не замечал? — Луна проникновенным взглядом посмотрела на Гарри.

— По-твоему, Хагрид много думает?

— Нет, он просто в молодости потерял ножницы, а новые не стал покупать. Но нельзя много думать, как и мало. Всего должно быть в меру.

— Это точно, — слизеринец сам устал уже от своих мыслей.

— Каникулы скоро. Это грустно.

— Почему?

— Я не люблю каникулы. Мне никто из одноклассников не будет писать. Они считают меня сумасшедшей.

— Ты с ними не согласна? — усмехнулся Гарри.

— А кто устанавливает рамки? Вот ты много думаешь, но это не приближает тебя к истине. Твоя подруга Гермиона Грейнджер много читает, но это не делает ее гениальной. Скорее наоборот, ты гениальный, а она — ближе к истине.

Гарри поднял брови после этого высказывания и посмотрел на странную девочку.

— В каком смысле?

— Локхарт ведь не был наследником Слизерина, даже я это вижу. Как и многие другие. А Гермиона не ищет оправдания своим поступкам, — пожала плечами Луна, — Погода сегодня хорошая. А через два дня домой. Я люблю своего отца, он хороший. И дома мне одной не скучно. Просто иногда грустно.

— Я буду жить в Дырявом котле. Если хочешь, приезжай.

— Зачем? Уверена, тебя там почти не будет. Ты просто меньше думай, тогда все будет хорошо. Или плохо. Но все будет так, как должно быть, понимаешь?

— Нет.

— Потом поймешь, — Луна поднялась с земли и направилась ближе к озеру, — и бороду не расти, она тебе не пойдет.

Гарри продолжил размышлять, но уже в другом направлении. О рамках, которые устанавливают люди. Кто нормальный, а кто сумасшедший? Кому это решать? Что есть хорошо и плохо? Что есть добро и зло? Кто дает право нам действовать так или иначе? Может, добро или зло не в нас, а вокруг, и у нас есть лишь выбор. Или нет этого выбора, а есть характер. Ведь некоторые люди не смогут использовать тот же Круциатус... не из-за выбора, а из-за слабости, если верить Салиме. Кто-то может, а кто-то нет. Просто силы духа не хватает. Или, может быть, и не в этом дело. Есть судьба, предначертанная человеку, и он следует этой судьбе, как безвольная, подопытная крыса. Кто знает, кто знает...