Моя жизнь - моя игра (джен)

Начало истории довольно банально. Вы даже можете наблюдать здесь появление некоторых штампов. Автор это понимает и признает. Но так уж вышло, что идея и родилась после прочтения других банальных историй ;) Надеюсь, в итоге у меня получится что-то приемлемое.

Гарри Поттер лежал на траве. Рядом с ним ползали две змеи, одна из которых обвивалась вокруг руки необычного мальчика.

А то, что этот мальчик был необычным, видно сразу. На вид ему можно было дать лет девять, не больше. Он был бледен, лицо в обрамлении черных волос, торчавших в разные стороны, напоминало восковую маску. У него были, уже достаточно непопулярные в это время, круглые очки, заклеенные скотчем, так как до этого, вероятно, они побывали в какой-то передряге со своим обладателем. Одет он был тоже странно, казалось, вся одежда была ему не по размеру, и одежда эта, нужно сказать, была далеко не новая. Этого мальчика можно было принять за беспризорника, и что-то в нем было пугающее. Возможно, холодно, не по-детски, смотрящие в небо изумрудные глаза, а может быть, это только казалось из-за присутствия змей.

— Ты грустишь, говорящий, — прошипела одна из них, та, что обвилась вокруг руки.

— Мне нечему радоваться, — прошептал мальчишка в ответ.

— Ты не должен так говорить, — ответила ему змея, — тебя ждут великие дела, говорящий.

— Какие великие дела могут ждать меня? Я самый последний неудачник.

Тут начали сползаться другие змеи, но на задний двор дома вышел тот, кому было суждено подтвердить последние слова ребенка.

— Эй, что это ты разлегся? А ну живо в дом, нужно помочь тете с убор...— тут голос огромного мужчины сорвался, и он взвизгнул, увидев змей, устремивших головы на него.

— Я же говорил, — прошептал мальчик. — Мне пора, прощайте.

— Ты!! — взревел мужчина, подбежав к мальчику. Видимо, он уже успел разглядеть в змеях обычных ужей, которые бы не причинили ему никакого вреда. Мужчина схватил ребенка за грудки, с силой поднял и толкнул так, что тот снова упал, но уже ближе к заднему входу в дом.

Следующие пять минут действия мужчины повторялись, он так же хватал мальчика за его потрепанную рубашку и так же кидал его на землю, все ближе к входу. В последний раз ребенок уже довольно стльно приложился к дверному косяку виском и начал сползать, при этом он не издал ни одного звука, который мог бы выдать в нем слабость. Он не плакал, не кричал, не жаловался. Просто не умел. И не хотел.

Мужчина в последний раз схватил мальчика и с силой втолкнул его в дверной проем, — так, что ребенок распластался на полу, — и захлопнул за собой дверь, позволяя злости полностью завладеть собой.

— Поттер, ты пытался натравить на меня змей? Может тебе купить книгу об этих тварях, чтоб в следующий раз это были не ужи, тупица!! — каждое слово мужчина сопровождал пинком по лежащему на полу ребенку.

Глаз ребенка никто не видел, так как он лежал на животе, но если бы их можно было видеть, то никто бы снова не заметил в них ни слезинки, — лишь ярость. На крики мужчины выбежала худая женщина со светлыми волосами и мальчик, напоминающий детеныша слона. Последний в первые секунды выглядел растерянным, а потом просто засмеялся.

— Что он натворил, Вернон? — поинтересовалась женщина. В ее голосе не было ни капли сострадания.

— Он хотел натравить на нас змей! — сказав это, тот, кого женщина назвала Верноном, ногой ударил ребенка под ребра, схватил его и поволок за собой.

Мужчина, волочивший за собой мальчишку, как тряпичную куклу, еле протиснулся в узкий коридор, открыл дверь чулана под лестницей, затолкнул туда ребенка, и захлопнул дверь.

* * *

Очнулся Гарри Поттер спустя несколько часов, когда было уже темно. Он попытался подняться, но все тело ломило. Он знал, что все быстро придет в норму, как всегда, а эти люди, которые стали причиной его состояния, смогут еще раз обвинить его в ненормальности. Ведь у нормальных людей такие раны сами по себе, без врачебного вмешательства, не проходят. А ему — все нипочем! Даже синяков уже через пару дней не останется!

Мальчик попытался толкнуть дверь чулана, но та была заперта.

— Ненавижу!! — зло прошептал он, но так и не понял сам, на английском языке это было сказано, или же на змеином.

Он в последний месяц вообще не разговаривал ни с одним человеком и, казалось, начинал забывать родную речь. Эта молчаливость, разумеется, еще больше раздражала его родственников (а эти люди, которые причиняли ему боль, и сейчас заперли в чулане были его родственниками), но ему было безразлично. Уже безразлично. Ребенок, когда-то мечтавший о том, что придет какой-нибудь дальний родственник, не знавший о его существовании, и заберет его к себе, сейчас мечтал о смерти. Молился, чтоб после очередной выходки дяди, кузена с дружками, да кого угодно еще, он бы истек кровью и умер. Он даже злорадствовал, представляя оправдания этих людей перед соседями и полицейскими по поводу смерти своего племянника. Но, как бы мальчик не мечтал о смерти, она никак не хотела к нему приходить. Вот и сейчас он чувствовал, что хочет пить, значит — он продолжал жить. Но попить ему было не суждено, по крайней мере, не сейчас. Ребенок снова провалился в сон.

Проснулся он через пару часов, чувствуя ужасную слабость, ему нужна была вода...

— Как же хочется пить, — прошептал он уже точно на змеином.

— Я могу помочь, — услышал он за дверью.

— Кто ты?

— Я был во дворе, я видел, что произошло и пришел узнать, как ты, говорящий, — ответила змея за дверью чулана.

— Можешь открыть дверь? Там слабая щеколда, можно открыть хвостом, если зацепиться, — прошипел Гарри.

— Могу.

— Выпусти меня.

Спустя несколько секунд дверь чулана открылась, и мальчик на четвереньках выполз в коридор, так же на четвереньках дополз до кухни в темноте. Благо, в темноте он прекрасно видел, ему порой казалось, что ночь — его время суток. Ребенку пришлось подняться на ноги, чтобы достать стакан. Он выпил залпом два стакана воды, набрал третий, и, шатаясь, побрел в чулан.

— Все хорошо? — поинтересовалась змея.

— Да, уходи, они не должны тебя видеть. Спасибо, — прошипел мальчик.

— Поправляйся, говорящий, — сказала змея и уползла восвояси.

* * *

Утром, проснувшиеся родственники, устроили дома игру под названием: "найди Гарри Поттера". Каждый по очереди заглядывал во все комнаты, в чулан, естественно, чаще всего, проверил дворик дома, но мальчишки негде не было видно. Можно было этим утром услышать крепкие словечки и различные ругательства в адрес "этого ничтожества", "ненормального", "психа" и так далее. Но на самом деле все это время ребенок сидел в чулане, то и дело отвлекаясь от своих мыслей, когда дверь в чулан открывалась в очередной раз.

Он ушел от проблем так, как умел это делать, но сам не мог сказать, почему у него это получается. Просто когда ему было очень страшно, грустно и вообще не хотелось никого видеть, мальчик уходил в самую густую тень, которую только мог найти, и все окружающие проходили мимо, не обращая на него никакого внимания.

Вот и сейчас он сидел в чулане (а наличие тени в данном месте не было проблемой) и размышлял. Размышлял о том, кто он, почему его тетя и дядя так не любили его родителей... Они не забывали упоминать, что те были падшими людьми, пьяницами и отбросами общества. А так же, мальчик думал о том, что ему дальше делать. Впрочем, дельных мыслей на этот счет не было.

Вечером все же ребенок появился в чулане. К счастью, застала его там тетя Петуния, которая в отличие от мужа большой физической силой не обладала. Он отделался парочкой подзатыльников.

* * *

Следующие две недели прошли относительно спокойно. Возможно, причиной тому были постоянные задержки дяди на работе и его весьма удачные контракты, так что он был в хорошем расположении духа.

Но в одно, далеко не прекрасное утро, все изменилось. Гарри, как обычно готовил завтрак, и тут тетя Петуния посмотрела на него. Мальчик зачем-то ухмыльнулся, после чего у женщины подкосились ноги, и она упала. Он не знал, отчего это произошло, но надеялся, что он к этому непричастен. Тут же вскочил с кресла Вернон и отшвырнул мальчика так, что тот ударился об стену.

— Что ты сделал с моей женой, сопляк? — завопил Вернон.

Ребенок хранил молчание.

— Не молчи, уродец, я тебя за такое сейчас..! — как обычно, каждое слово сопровождалось ударом.

Вот мальчик снова упал на пол, дядя низко навис над ним, приговаривая, какое он ничтожество, и что таким ненормальным, как он, в этом мире не место. Мальчик должен быть благодарен судьбе за то, что они согласились его принять, когда наши у себя под дверью, выкинутого, как дворнягу. Вернон поднял на ноги ребенка, схватил его за грудки и начал неистово трясти, при этом лицо мужчины казалось краснее его самого красного галстука.

— Еще раз я увижу твои фокусы и тебе не жить, мерзкий мальчишка!! — взревел он, все еще тряся ребенка, но тот неожиданно улыбнулся, мило так, совсем по-детски. И впервые за полтора месяца начал говорить.

— Я сейчас умру, сбудется моя самая заветная мечта в этой жизни, — мальчик улыбался и глаза его блестели так, что мужчина перестал его трясти, на лице его отобразился ужас. Было в этой детской наивной улыбки и каком-то всепрощающем взгляде что-то зловещее. — Но я решил, что грустно покидать этот мир одному, поэтому вы все тоже умрете. — Мальчик внимательно посмотрел на всех обитателей этого дома: бледную тетю, слоненка Дадли, продолжающего смеяться и, наконец, на хозяина этого «гостеприимного» семейства.

В этот момент стены дома задрожали, начал рушиться потолок, жители попытались было ускользнуть, но было поздно. Дом одновременно еще и вспыхнул, а Гарри Поттер лишь истерически смеялся.

Мальчик не знал, что соседи вызвали пожарных, полицейских и скорую помощь, он так же не знал, что привело странных личностей из Лондона в тихий городок Литтл Уингинг. Он даже не знал, что остался единственным выжившим, после случившегося. Не знал, что в это время спасательные службы, наряду с полицейскими, обсуждают причину происшествия, и наиболее вероятным им кажется теракт, но почему он произошел в этом немноголюдном городе, и в этом немноголюдном доме, они понять не могут.

* * *

Очнулся ребенок спустя двое суток, внимание сразу привлек разговор трех странных личностей, и ему пришлось сделать вид, будто он еще спит.

— Альбус, я считаю, что глупо отправлять мальчика в приют, — послышался женский голос. — Будет логичнее, если он поживет год в нашем мире, уверенна, многие семьи согласятся приютить самого Гарри Поттера. Я сама готова взять его к себе на воспитание!

— Минерва, он знаменит, каждый волшебник знает его имя, да и магический потенциал у него большой, как мы могли убедиться. Выброс магии был очень сильным, как мы могли убедиться... к сожалению.

— Именно! Поэтому лучше, если он будет под присмотром взрослых магов, — перебила его женщина.

— Минерва, я полагаю, что родственники Гарри спровоцировали его. По правде сказать, они его недолюбливали...— голос, принадлежавший явно пожилому человеку, стал совсем тихим и каким-то оправдывающимся.

— Что это значит, Альбус?

— У его родственников с ним было достаточно много конфликтов и разногласий. Но я по-прежнему считаю, что ему лучше жить в мире маглов, чтобы расти вдалеке от славы и искушений.

— Позвольте спросить, — вмешался третий человек, судя по голосу, молодой мужчина, — о каких искушениях идет речь?

— О, Северус, я думаю мы прекрасно понимаем, о чем идет речь, — нетерпеливо ответила женщина, которую, как понял Гарри, звали Минерва. — Просто Альбус полагает, что лучше других разбирается в том, что нужно ребенку для благополучной жизни. А тем более этому ребенку.

— Все совершают ошибки, Минерва. И все же... Я полагаю, что нет семей, которым мы бы могли доверить мальчика, не опасаясь за его физическое и психическое состояние.

— Спасибо, Альбус. За доверие! Я только что предложила свою кандидатуру. И мне так приятно слышать, что ты опасаешься за физическое и психическое состояние ребенка, когда он будет под присмотром человека с таким стажем работы в школе. Я могу расценивать это, как отзыв о моей работе?

— Минерва, ты не сможешь уделять много времени ребенку, должность преподавателя и декана отнимает много сил и времени.

— А как же Уизли? — поинтересовался молодой мужчина.

— Северус, Министерство не даст им опеку, мы все знаем об их материальном положении. А из тех семей, кому опеку дадут точно, почти все окажутся бывшими Пожирателями. И ты знаешь, и какую литературу может встретить мальчик в поместье таких людей, и какое отношение, — печально произнес Альбус.

— Мы поняли твой план по воспитанию правильного человека, Альбус, — усмехнулся мужчина, язвительно произнося слово "правильного".

— Но, может быть, хотя бы рассказать ему правду, съездить с ним в Косой переулок, чтоб отвлечь его от грустных мыслей? — предложила женщина, в голосе которой отчетливо слышался гнев.

— Не думаю, что это выход, Минерва. Пусть лучше он поживет еще год среди маглов, зато какой будет его радость, когда он окажется в нашем мире, где встретит таких же, как он — волшебников! — мечтательно произнес старик. — Он должен быть храбрым и мужественным, он справится.

— Не желал бы я себе судьбу Поттера и подобной заботы, — процедил молодой мужчина и, кажется, усмехнулся.

— Делай, как знаешь, Альбус, но как бы хуже не вышло, — вздохнула Минерва.

Три человека еще раз посмотрели на неподвижного мальчика, лежащего в обычной лондонской больнице, и направились к выходу. Гарри позволил себе открыть глаза и глянуть вслед уходящим. То, что он увидел, его шокировало. Старик был одет в светло-фиолетовую мантию, как в каком-то мультике, который мальчик смотрел несколько лет назад, когда остался один дома. На голове у старика с длинными седыми волосами была остроконечная шляпа более насыщенного фиолетового оттенка. Молодой мужчина был укутан в черную развевающуюся мантию. Женщина была одета в похожем стиле, но в зеленые цвета.

"Взрослые могут так выглядеть? — подумал мальчик. — Или мне это в бреду показалось. Как и все то, что они называли магическим миром, и... я, получается, тоже волшебник?" Ребенок не мог поверить, но и отрицать было глупо. Он не встречал людей, которые могут разговаривать со змеями и разрушить весь дом при желании умереть. Мысль о том, что ненавистные родственники погибли, его ничуть не смущала. Она вообще отошла на второй, даже на третий план. На втором, все-таки был приют. А родственники? Он жалел, что тетушки Мардж с ними не было...

Но больше всего ребенка сейчас волновал услышанный разговор. Этот старик сказал, что он знаменит? Что многие семьи магического мира согласились бы стать его опекунами? Но он жил у Дурслей? За что? В этом и состоял план, как там этот черный выразился — "по воспитанию правильного человека"? Какого еще правильного человека и почему он знаменит? Этот старик все знал. Знал, что Дурсли его бьют, оставляют без еды или "недолюбливают", как он мягко это выразил. Он как-то неуверенно это говорил, будто оправдываясь. Казалось, что старик даже потупился, говоря это, но, разумеется, Гарри не мог этого видеть. Ему так только казалось. Этот человек в фиолетовой мантии знал, что происходит с ребенком в доме у родственников. "Видимо, как у тибетских монахов, силу духа развивал? Чтоб я научился не плакать, смотреть в лицо боли? Ненавижу!! Все люди одинаковые, как же я вас всех ненавижу!!" — подумал мальчик прежде, чем снова уснуть. Все-таки он был еще очень слаб.

Так, Гарри Поттер случайно узнал о магии, о волшебнлм мире. Но не так, как должен был. Он чувствовал лишь предательство этого мира...

Через две недели Гарри Поттер был переведен в общую палату. Сейчас он стоял в ванной комнате перед зеркалом. Ничего интересного в собственном отражении он не находил. На него из зеркала смотрел бледный и очень худой, еще более худой, чем он был до этого, мальчик. Волосы торчали в разные стороны, они не встречались с расческой уже долгое время — об этом в больнице никто не думал. Но больше всего в собственном отражении мальчика интересовал шрам на лбу в виде молнии. Он всю свою жизнь думал, откуда у него этот шрам, и не мог вспомнить. Если остался после автокатастрофы, как говорили ныне покойные родственники, то почему такой странной формы, как будто кто-то его просто нарисовал? Хотя после услышанного о волшебниках, он уже не верил в автокатастрофу. Должно быть, его родители тоже были волшебниками, они не могли просто так погибнуть. Да и вообще, как волшебники могут допустить смерть? Разве что, специально. 

От разглядывания собственного шрама Гарри Поттера отвлек шум в палате, и он поспешил покинуть ванную комнату.

— Здравствуй, — с улыбкой поприветствовала его женщина средних лет.

— Здравствуйте, — без тени на улыбку, и без намека на доброжелательность, ответил мальчик.

— Я миссис Вертон, воспитатель лондонского приюта, где ты теперь будешь жить. Очень сожалею о произошедшем, — тихо проговорила женщина.

— Сожалеть не стоит. Я Гарри Поттер.

— Я знаю, — снова улыбнулась женщина, хотя ей было не по себе и от того, что он сказал, как и от слишком спокойного взгляда ребенка, который потерял всех родственников. 

— Меня выписывают?

— Еще нет, я принесла тебе одежду. Знаю, что у тебя вообще ничего нет, кроме этой больничной пижамы, — миссис Вертон кивнула на одежду Поттера, которая стопкой лежала на кровати.

Мальчишка взял в руки джинсы, футболку и кеды. Это была первая в его жизни новая одежда, а не чьи-либо обноски. Было приятно. 

— Спасибо, — ответил ребенок, и искренне улыбнулся воспитательнице. 

— Я принесла только это. Приют выделил некоторые деньги на одежду, но я решила оставить все там, в твоей комнате.

— Хорошо.

— Когда тебя выпишут, я приеду, — улыбнулась миссис Вертон. — А теперь, пока.

— До свидания, — ответил мальчик и пожал плечами. Ему и в больнице было неплохо. Лучше, чем раньше. 

* * *

Выписали Гарри Поттера через десять дней. Миссис Вертон, как и обещала, приехала за ним. Они отправились в какой-то район на окраине Лондона на метро. Мальчик впервые был в Лондоне, хотя жил буквально в двадцати километрах от этого города. Но, если все остальные жители Литл Уингинга здесь бывали часто, а многие даже работали в Лондоне, то мальчик среди жителей маленького городка был, пожалуй, единственным, дожившим до десяти лет, и не бывавшем в каком-нибудь лондонском парке.

Миссис Вертон и Гарри Поттер добрались до нужного здания. Приют находился в десяти минутах ходьбы от одной из станций метро и не представлял собой ничего примечательного. Обычное серое двухэтажное здание. Женщина и ребенок вошли внутрь.

— Первый этаж не жилой, тут столовая, библиотека, спортзал, кабинеты воспитателей и директора, медпункт. Тут имеется общая гостиная, где раз в месяц собираются все воспитанники для решения некоторых организационных вопросов. А так же для выяснения обстоятельств произошедших событий или чего-либо еще, — объясняла женщина. — Второй этаж — спальни. Правое крыло для девочек, левое — для мальчиков. На втором этаже нет прохода, дабы избежать...— воспитательница запнулась и посмотрела на безразлично слушающего ребенка.

— Да? — спросил мальчик, увидев, что миссис Вертон смотрит на него.

— Нет, ничего. Сейчас каникулы, с сентября будешь ходить в начальную школу. Она находится в двух кварталах отсюда. Можешь подниматься, твоя комната двадцать седьмая.

Мальчишка пошел к лестнице, ведущей в левое крыло. Но ему все было настолько безразлично, что если бы женщина не показала направление, он бы не сообразил, где правое крыло, а где левое. Перспектива жить в приюте не радовала. В школе ему не удалось завести друзей, все косо смотрели на худого потрепанного мальчика. Кузен Дадли, нужно сказать, не способствовал налаживанию нормальных отношений с одноклассниками. В приюте кузена не будет, как и вообще его уже не будет, но множество незнакомых людей всегда пугало Гарри. 

Стены в коридоре были покрашены в светло-бежевый цвет и напоминали больницу, из которой он только что вышел. На втором этаже Гарри Поттер стал искать нужную комнату.

— Эй, очкарик, подвинься, — толкнул его мальчишка лет двенадцати, хотя места в коридоре было много.

Поттер как-то отстраненного посмотрел на него и пошел дальше. Лучше не нарываться. 

— Ты, я с тобой разговариваю, мелкий, — не унимался подросток.

— Чего тебе? — обернулся Гарри.

— Тебя не учили уважать старших? Ничего, у нас научат.

— Я уважаю тех, кто этого достоин — то есть никого, — сказав это, мальчик толкнул дверь в двадцать седьмую комнату. 

Комната была небольшой и предназначалась для двоих человек. Было тут два небольших шкафа, две тумбочки и две кровати, на одной из которых сидел мальчишка лет десяти. Предполагалось, что детям одного возраста проще найти общий язык. Письменный стол стоял у окна, один на двоих. Рядом с ним, так же у окна, находилось одно кресло.

— О, ко мне решили подселить очкарика, — рассмеялся мальчик. — Это они зря, ко мне обычно никого не селят. Я не люблю жить с кем-то. 

— Привыкай, — равнодушно ответил Гарри Поттер. 

— Еще чего! Это ты привыкай. Запомни, я Джон Гартон, и ты будешь делать все, что я захочу.

— Еще чего! Запомни, я Гарри Поттер, и ты будешь сидеть и помалкивать. Мне плевать на тебя, — на самом деле Гарри немного боялся, но даже если его тут побьют — ему не привыкать. 

— Какой дерзкий, очкарик. Пойми, тут все не так, как было у тебя дома.

— Слушай, будь добр, отвали, — равнодушно сказал Гарри и посмотрел в глаза Джону.

Его раздражал этот мальчишка. Почему его просто не могут оставить в покое? Гарри отодвинул лежащие на свободной кровати вещи и сел. Джон на секунду смутился, видимо, ожидал другой реакции. Но по просьбе соседа "отваливать" не собирался.

— Ты что такой дерзкий, очкастый? Тебя хорошим манерам не учили, ты здесь никто, и место свое нужно знать.

— Я так понимаю, что сижу на своей кровати, значит, место свое я уже занял.

— Я научу тебя правильно себя вести, — сказал Джон, вставая.

Он направился к сидящему на своей кровати Поттеру, который пристально смотрел на Гартона, но наткнулся на какую-то невидимую преграду, и не смог подойти ближе. В глаза его появились непонимание и испуг.

— О, я вижу ты передумал ко мне подходить? Правильное решение, — усмехнулся Гарри. — Ты пойми, если я захочу, то с тобой будет то же, что с моими родственниками — ты будешь на том свете.

Гартон стоял в замешательстве и не понимал, что его не пускает к кровати соседа. Ему было страшно. Глаза округлились, рот скривился... 

Гарри Поттер подошел к окну и задвинул плотные старые шторы, в комнате стало гораздо темнее.

— Я посижу в кресле, а ты не включай свет. Мне нравится полумрак, — сказал Поттер и сел в кресло, находящееся теперь в густой тени, через секунду мальчишка исчез в кресле.

Гартон стоял несколько мгновений ошеломленный, а затем с криком выбежал из комнаты. Через минуту в комнату вошли несколько мальчишек.

— Он задвинул шторы и исчез в кресле, честное слово, — кричал Джон.

— Ты псих, в кресле никого нет, — усмехнулся тот, кого Поттер встретил в коридоре.

— Я тут, — сказал Поттер и появился в кресле. — Может быть, мне дадут посидеть в тишине хоть немного.

После этих слов из комнаты выбежали все мальчишки. Больше никто не приходил до самого вечера. 

В этот же день Поттеру досталось, когда он возвращался из столовой после ужина. Эти мальчишки шли следом за ним и напали в коридоре. Его пинали, правда, не так сильно, как можно было ожидать, но все же. Гарри чувствовал, что ими руководит страх. Понимание этого каким-то странным образам придало ему сил. Он поднялся на ноги, мальчишки немного отступили.

— Еще раз подобное повторится, я разнесу этот дом к чертям! — прошипел Поттер.

— Ты ненормальный! — крикнул Гартон и попытался повалить Гарри, но как только он подошел, его отбросило от мальчика в очках, и он хорошенько приложился об стену.

— Так будет с каждым, кто меня тронет. Давайте договоримся по-хорошему, я не трогаю вас, вы не трогаете меня. Еще лучше, если вы делаете вид, что меня не существует, — холодно прошептал Поттер и прошел в свою комнату.

"Да, и тут я ненормальный. Но тут я не позволю над собой издеваться, они будут бояться меня"— подумал мальчик и лег спать. Когда Гарри проснулся, его соседа по комнате уже не было. Хотя возможно, тот и вовсе не появлялся в спальне.

Теперь Гарри знал, или хотя бы догадывался, что он волшебник, но ведь никто не говорил ему о запрете колдовать? Зря.                                                                                   

* * *

Жизнь в приюте шла своим чередом. Мальчики послушали этого ненормального очкарика, и не лезли к нему, да и вообще делали вид, что его нет. Гартон приходил в спальню только поздно вечером, в остальное время пропадал в комнатах других ребят. Гарри Поттер был единственным ребенком из приюта, проводящим все свободное время в библиотеке. Последняя не отличалась содержательностью, в ней имелись книги, входящие в школьную программу, но не более. Но мальчик читал и их. Еще иногда Поттер выходил на улицу, и к нему сползались змеи. Он рассказывал им о своем одиночестве, а они говорили, что он должен быть великим, как и любой говорящий. Великим, с большой натяжкой, он себя чувствовал разве что тогда, когда в шесть лет тетя доверила ему, а не Дадличке, покупку хлеба в магазине. Так как оказалось, что собственный сын неспособен принести сдачу и вообще сделать все так, как требуется. В таком возрасте дети еще гордятся подобными поручениями. 

Во время общения со змеей его как-то застал Гартон, в компании парочки подростков и трех девочек.

— Что ты делаешь? — спросил Джон, глядя на лежащего на земле Поттера, по которому ползало не меньше восьми змей.

Мальчишка, которого застали врасплох на интересном моменте беседы с гадюкой, осторожно поднялся, оставив змею у себя на руке.

— Все хорошо, говорящий? — спросила та.

— Да, просто некоторые не понимают, что их просят не трогать других, — ответил мальчишка, после чего глаза у Гартона и компании полезли на лоб.

— Ты понимаешь, что говорит змея? — спросил Джон, который был самым смелым из всех воспитанников.

— Вполне. Могу натравить, — усмехнулся Гарри.

Гадюка в этот момент как раз потянулась к Джону. Ребята с криком разбежались в разные стороны.

— Вот так и живем, — прошипел мальчишка.

Вскоре началась скучная учеба в новой школе. Само собой, друзей из одноклассников Гарри Поттер не нашел, да он и не стремился к этому. Его мечтой было, чтоб его просто не трогали, и это, в принципе, исполнилось. Мальчик экономил на школьных обедах и откладывал все карманные деньги. К началу зимы у него скопилось их приличное количество, и ребенок отправился не куда-нибудь, а в книжный магазин. Интересовала его необычная литература — различные книги о волшебниках. "Раз уж они существуют, значит не все ложь" — думал Поттер.

Вернувшись в комнату, он забрался в "свое" кресло (Джон туда больше никогда не садился). Гарри стал просматривать всякие книги о средневековой охоте на ведьм, но ничего, что могло показаться правдой, не находил.

Ближе к рождеству, Поттер наткнулся на достаточно интересную книгу. Заинтересовала она его одной лишь фразой — Косой переулок. Он помнил, как об этом месте упоминала волшебница в больнице. В книге говорилось, что одному человеку в семнадцатом веке удалось выйти на некую волшебную улицу. Вход был через неприметный трактир с названием "Дырявый котел" в Лондоне.

Мальчишка решил добраться до справочников и поискать данное заведение. Такое действительно имелось, правда, телефон указан не был, хотя Гарри и адреса было вполне достаточно.

В конце февраля, в один из выходных дней, Гарри Поттер решил наведаться в этот "Дырявый котел". На улице шел дождь, а мальчик ненавидел ходить с зонтом — лучше уж промокнуть с ног до головы. Но Гарри не стал из-за такой мелочи, как погода, менять свои планы. Он накинул капюшон, пролез в дырку в заборе, и побрел к метро.

Паб "Дырявый котел" он отыскал достаточно быстро, хотя казалось, люди его не замечали. Хотя, может быть, просто никто не горел желанием заходить в это заведение с обшарпанной дверью и потертой вывеской, которая не обновлялась два века, не меньше.

Поттер решился и толкнул дверь. Он попал в достаточно темное и мрачное помещение, и понял сразу, что не ошибся. Вокруг было полно людей странного вида, они были в тех же мантиях, какие он видел на волшебниках в больнице. Мальчик скользнул в самый неприметный угол этого заведения, думая над тем, как же ему дальше попасть в Косой переулок.

Говорили люди в баре о разном, но о чем конкретно, он не особо понимал. За соседним столиком двое волшебников обсуждали то, какой у них никудышний министр Фадж, три волшебницы говорили о рождении чьей-то внучки. Но главный вопрос дня для Гарри Поттера решился быстро.

— Пойдем, нам пора пройтись по Косому переулку и возвращаться, — сказал один из мужчин за соседним столиком и поднялся. За ним следом поднялся и второй.

Мальчишка проскользнул за ними. Они вышли в маленький дворик в тупик. Один из волшебников достал палочку, постучал по выступающему кирпичу, и в тупике образовался проход. Как только мужчины вышли, мальчишка так же проскочил в образовавшийся проход, и оказался в довольно интересном месте.

Косой переулок был достаточно широкой улицей с различными магазинами. В этих магазинах продавали весьма странные вещи. В одном из них на витрине стояли котлы, в другом метлы, но больше всего его привлек магазин Олливандера, где продавали волшебные палочки. Цены везде были указаны в неизвестной Поттеру денежной единице — в галеонах, сиклях и кнатах. Где взять подобные деньги, мальчик не имел представления.

Гарри не стал заходить ни в один из магазинов, так как людей было не много, а он не хотел привлекать к себе внимание продавцов. Да и толк в хождении по магазинам без денежных средств он не видел. Он дошел до конца улицы и уткнулся в белое мраморное здание. "Гринготтс — волшебный банк" — гласила вывеска. На окне этого здания висела небольшая вывеска о курсе галеона к фунту. Курс казался каким-то нереальным. Посмотрев на цены в магазинах, он понял, что ему, чтобы что-то приобрести, необходимо собрать целое состояние. По приютским меркам, разумеется.

Расстроившись, мальчик решил возвращаться. Поттер направился обратно к стене, из которой появлялся проход в Дырявый котел, и остался стоять в стороне, дожидаясь тех, кто постучит по какому-то там кирпичу.

И вот двое подвыпивших мужчин подошли к стене, но один из них остановился и продолжил рассказывать историю, которую говорил по дороге. До Гарри донесся отрывок их разговора.

— Не, ну ты представляешь, этот пьяный дурак, Мерлин его побери, стал раскидываться заклинаниями направо и налево, а потом и Авадой в меня запустил, я еле увернулся! А если бы не смог, представляешь?

— Хех.— усмехнулся второй. — А что тебе еще оставалось делать, как не уворачиваться. Ты ж не Гарри Поттер, чтоб после Авад выживать и отделываться шрамами на лбу,— ухмыльнулся мужчина, и постучал по выступающему камню.

Мальчишка после этих слов натянул капюшон чуть ли не на нос и пролез в проход. Мысли неслись вихрем. Что такое Авада? Откуда эти люди его знают? Причем тут его шрам? Значит те волшебники не врали, и он действительно тут знаменит? Но как можно быть знаменитым, когда всю жизнь живешь у родственников, которые тебя ненавидят или в приюте? Или они говорили о его тезке?

С этими мыслями он добрался до выхода из Дырявого котла и проскочил на лондонскую улицу.

Теперь перед Гарри Поттером стояла новая задача — достать денег. Ему приглянулся книжный магазин в Косом переулке — "Флориш и Блотс", где он рассчитывал купить некоторые книги о волшебном мире, чтобы хоть что-то знать. Но одна книга стоила там столько, что ему бы понадобилось год копить на ее приобретение. Хотя оно было и понятно, книги все были в каких-то дорогих кожаных переплетах. «Не могут эконом вариант с картонной обложкой сделать что-ли?» — подумал мальчик.

Он начал решать возникшую проблему уже на выходе из метро, выхватив у прилично одетой женщины сумку и скрывшись в толпе. Вышел специально не на станции, где находился приют, а за две до нее. Во-первых, это было более людное место, а во-вторых, на его станции его бы могли найти по приметам. Ведь детей из неблагополучных семей и приюта проверили бы в первую очередь. Завернув в переулок, мальчик закинул сумку себе в рюкзак и продолжил бежать еще минут десять. Затем, убедившись, что за ним никто не гонится, спокойно побрел в сторону приюта пешком. Дорога предстояла долгая, но Гарри рассчитывал успеть к обеду.

Вернулся мальчишка еще до обеда, устроился в комнате, где, естественно, не было Гартона, и проверил свою "добычу". Поттер не просчитался. В кошельке находилась приличная сумма. Спрятав кошелек и сумку под кровать, мальчишка спустился в столовую.

* * *

Следующий месяц Гарри провел в размышлениях о Авадах, своем шраме и волшебном мире, и пару раз еще «зарабатывал» деньги уже испробованным методом.

И вот в апреле ребенок решил, что «накопленной» суммы будет уже достаточно для некоторых покупок. По крайней мере, ему точно хватит на несколько книг. Поттер оделся все в ту же толстовку с капюшоном, которая была его любимой и, не смотря на свое плохое зрение, решил оставить очки в комнате. Ему казалось, что очки — приметная деталь в его внешности.

Он добрался до Дырявого котла и снова последовал за какими-то людьми в Косой переулок. Эта улица не казалась уже столь необычной, и Гарри прямиком отправился в Гринготтс.

Там на входе стояло странное существо невысокого роста с длинным носом и с несколько недобрым взглядом.

— По какому вопросу, молодой человек? — прищурившись, спросил этот низкорослый... кто-то.

— Поменять фунты на галеоны, — ответил ребенок. Голос его был спокоен, но он очень переживал.

— Проходите, далее направо к окну "обмен", — сказало существо, пропуская мальчишку.

Поттер вошел в банк. В холле висела вывеска — стихотворение, предупреждающее о грешной сути воровства, и мальчик усмехнулся. Хотя он и не сомневался в правдивости того, что ограбить этот банк никому не удастся. Тут, в банке, туда-сюда сновало множество этих необычных существ, и мальчику было интересно кто они такие. Но больше всего ребенок не хотел привлекать к себе внимание, поэтому добравшись до вывески "обмен", он сразу сказал:

— Мне нужно поменять фунты на пятнадцать галеонов, — голос Поттера звучал неуверенно.

— Ваше имя? — спросило существо, ухмыляясь.

— Джон Гартон, — ответил мальчишка первое, что пришло на ум.

— Вы волшебник?

— Ну раз я здесь, полагаю, что да. Но живу не с волшебниками.

Существо внимательно посмотрело на мальчика, но ничего не ответило, сделав какую-то пометку у себя.

— Давайте ваши деньги, сейчас принесу галеоны, — после этих слов, мальчик неуверенно протянул свои сбережения.

— Нас не интересует происхождение денег, — существо хищно ухмыльнулось, и Гарри даже сжал голову в плечи. «Они что, мысли читать умеют?»

— Пожалуйста, — сказал этот необычный работник банка, протягивая маленький мешочек с деньгами. — До свидания.

Гарри Поттер вышел на улицу, вздохнув свободно. Мальчик направился прямиком во "Флориш и Блотс". Там было немноголюдно, поэтому продавец сразу подошел к ребенку.

— Что вас интересует? — спросил он.

— Мне нужны книги о магическом мире. Я живу среди не волшебников, поэтому мне хотелось бы почитать о магах.

— О, понимаю. Вы маглорожденный? — осведомился продавец.

Мальчик не понял вопроса, но предпочел согласиться.

— Могу порекомендовать "Традиции волшебного сообщества", "Основные исторические события" — тут вкратце от древнейшей истории до последних значимых событий, можно еще взять "Основы магии" — интересная книга. А сколько Вам лет, молодой человек?

— Летом будет одиннадцать, — ответил Поттер.

— О, так вы в этом году пойдете в школу, возьмите еще "Историю Хогвартса", думаю, вам будет интересно.

Мальчик взял все предложенные книги и еще две выбрал сам — «Простейшие заклинания» и «Подробная книга по новейшей истории».

Напоследок продавец сказал ребенку, что он какой-то бледный и ему не мешало бы выпить сливочного пива в Дырявом котле, там его продают всем старше десяти лет. Мальчик решил последовать совету продавца, и, оказавшись в Дырявом котле, заказал стакан этого напитка и сел за самый дальний и неприметный столик.

Выпив напиток, который был действительно очень вкусным и согревающим, мальчишка вернулся в неволшебный мир.

Гарри Поттер сел в «свое» кресло в комнате и начал читать книгу — "Традиции волшебного сообщества". Из нее мальчик узнал, что не волшебники называются маглами и что всегда существовало противостояние между чистокровными и маглорожденными волшебниками, а так же теми, кто поддерживал маглорожденных. Это его расстроило, так как он всю жизнь жил с маглами, и хоть и не считал, что их нужно защищать и поддерживать («ну их всех!»), но был-то из «их стаи».

Так же в этой книге говорилось о спорном отношении к магловским праздникам, таким как рождество, хэллоуин, пасха. В этом Гарри был согласен с теми, кто считал эти праздники магловской выдумкой, а хеллоуин вообще ложным представлением о мире, в который маглы не верят. Еще мальчик узнал о правилах магических дуэлей, судебной системе магической Англии, устройстве Министерства, обучении детей, домовых эльфах и прочее.

Вторая книга по основным историческим событиям была менее информативной, но более интересной. Гарри любил историю. Тут рассказывалось о переселении магов в Европу (когда-то все они жили на Востоке) и, в целом, совпадало с историей образования европейских государств. Говорилось о разных войнах с гоблинами (мальчик уже знал из предыдущей книги о том, что те существа в банке были  гоблинами), об инквизиции и охоте маглов на волшебников, весьма бессмысленной, так как ловили всегда самих маглов или сквибов. В книге была описана дуэль нынешнего директора школы волшебства Хогвартса — Альбуса Дамблдора с Гриндевальдом — неким темным магом.

Далее для мальчика, шло самое интересное. Описывались события хэллоуина 1981 года, где главными лицами были Лили и Джеймс Поттеры, Гарри Поттер и некий Темный Лорд, имя которого боялись произносить. Сам Гарри Поттер был единственным, кто выжил после убивающего проклятия "Авада Кедавра" и более того, после неудачной попытки убийства, исчез этот самый Темный Лорд. В книге говорилось, что никто до сих пор не может понять, как годовалому ребенку удалось выжить, а так же о том, что неизвестно, в каком направлении исчез Этот-Самый. Существовали различные мнения на этот счет. Большинство полагало (или надеялось), что он все-таки умер. Некоторые говорили, что он стал бесплотным духом. Самая немногочисленная часть магов считала, что он где-то отсиживается и выжидает какого-то момента, но эту часть волшебного сообщества всерьез не воспринимали. «Действительно, зачем ему отсиживаться где-то десять лет, и наблюдать празднование собственной смерти?»

И вот после прочтения всего этого у мальчика в голове возник полнейший хаос. Вначале Гарри сидел и смотрел на кровать Джона гипнотическим взглядом минут двадцать, не замечая ни самого Джона, ни его кровать, пока соседу не надоело наблюдать за внезапным приступом задумчивости очкарика, и он не вышел, сказав что-то про ненормальных людей, спящих с открытыми глазами. Все это время мальчишка не мог собрать свои мысли в кучу, не то чтобы разложить все по мысленным полочкам. Если Поттеры действительно известная семья, то, какого черта, он жил в нищете столько лет, не имея ни копейки карманных денег (кроме «честно заработанных» в приюте)? Что на самом деле произошло в ту ночь, в 1981? Почему он не умер, а главное, почему его — маленького ребенка, хотели убить? Нет, ну родителей понятно, они были противной стороной этого Темного Лорда, но он-то чем мешал? И зачем его отправили к маглам? Неужели никто из тех, кто был в войне на одной стороне с его родителями, никогда не интересовался, как живется у маглов ребенку? Нет, этот Альбус, который заходил в больницу, все знал, сам сказал. Значит, нужно воспитать правильного человека? "Если я так знаменит, если из-за меня исчез этот темный маг, то почему никто из друзей родителей не удосужился хотя бы открытку на рождество отправить выжившему ребенку? — думал Поттер. — А не послать бы мне весь этот лживый магический мир к чертям собачьим?"

Только на следующий день, после снов про Темного Лорда и вспышку зеленого света, Гарри вспомнил слова этого самого Альбуса Дамблдора (он почему-то теперь не сомневался, что тот, кого в больнице называли Альбусом, был именно Дамблдором): "из тех семей, кому опеку дадут точно, почти все окажутся бывшими Пожирателями. А ты знаешь какую литературу может встретить мальчик в поместье таких людей, и какое отношение". Еще один ответ…или вопрос. Они (Кто они? В мозгу ребенка был неопределенный и безликий ответ — светлые) не хотели, чтоб мальчик наткнулся на что-либо из «неподобающего», хотели, чтобы у него не было выбора? И вообще все постарались его всячески оградить от волшебного мира, чтобы, когда он вернулся, ему подсунули нужные книги, нужных людей, нужное мнение и вуаля. Готов новый борец со злом... "Правильный человек". Интересно, он один такой, или тут есть система по выращиванию правильных человеков?

Гарри решил подумать над этим позже, сейчас ему нужно было срочно думать о чем-то другом, иначе мозг бы вскипел. Поэтому он принялся читать еще одну книгу — "Историю Хогвартса", из которой он узнал, что эта школа была образована больше тысячи лет назад четырьмя друзьями — Годриком Гриффиндором, Ровеной Равенкло, Хельгой Хаффлпафф и Салазаром Слизерином. По их фамилиям сейчас названы четыре факультета, на которые отбирает студентов Распределяющая шляпа по характеру. В Гриффиндор попадают храбрые и ценящие справедливость ("Что за штука, ее же не существует" — подумал Поттер), в Слизерин — хитрые и властелюбивые, в Равенкло — стремящиеся к знаниям и умные, в Хаффлпаф — добрые и прочие. «Что за бред? Большинство людей должны были бы учиться в Хаффлпаффе, храбрых, хитрых и умных людей — единицы. Или у магов не так?»

Больше всего самых известных волшебников заканчивали Гриффиндор или Слизерин. Многие из Равенкло были известны в узких кругах своими исследованиями. Хаффлпафф талантами особо не блистал. Большинство известных темных магов заканчивали Слизерин, тех, кто боролся с ними — Гриффиндор. Хаффлпаффцы часто примыкали к Гриффиндорцам, Равенколовцы и к тем, и к другим, но часто сохраняли нейтралитет во всех противостояниях.

Салазар Слизерин был самым известным змееустом Британии, все последующие считались его потомками. "Получается, я его потомок? Мда…"

Из последних известных выпускников Гриффиндора был Дамблдор, Слизерина — Тот-Самый-Маг, Имени-Которого-Нигде-Не-Найти.

В общем, из того, что он прочитал, Гарри сделал вывод и о волшебном мире, не сильно отличавшийся от его мнения о мире, в целом. Все друг друга ненавидят, все строят свои планы, добрые и правильные не кидаются Авадами направо и налево, но отчего-то Пожиратели Смерти («дурацкое название!»)  тоже погибали. И, если учесть тот факт, что все люди эгоистичны от природы, Поттер оставил размышления о глобальных проблемах мироустройства, и снова стал думать о себе. Он никак не мог понять истинных причин своего «заточения» в магловском мире. Но ощущение того, что «заточение» было спланировано, его не покидало. "Уж лучше бы меня Авада Темного Лорда настигла, — подумал Гарри. — А вообще, кто я? Что от меня ждут в волшебном мире? Я просто ребенок, который по душевной доброте кого-то неизвестного, десять лет живет в этом убогом мире, среди убогих людей. Ребенок, которого никто и никогда не любил, на которого всем плевать. И какое перспективное будущее у меня? Кинуться под Аваду какого-нибудь нового темного лорда, чтоб на лбу возник второй шрам, а потом может и третий (мальчик представил свой лоб с десятком одинаковых симметричных шрамов и даже усмехнулся)? Может в этом и есть мое предназначение по чьему-то мнению, раз уж я обладаю способностью не умирать после смертельных проклятий? Или я буду эдаким символом борьбы с темными силами, мальчиком, оставшимся без родителей, отдавших свои жизни в этой войне? И о чем мои родители думали, когда в эту войну лезли? У них семья была, ребенок маленький, сидели бы в сторонке, тоже мне — герои, умершие смертью храбрых."

Все, что приходило на ум ребенка при планировании собственного будущего, его абсолютно не радовало. Спустя пару дней, в голове возникла мысль, что ведь в школе его будут многие и ненавидеть. Ведь в войне не одна сторона, а две, и родители многих из Пожирателей Смерти, после исчезновения Темного Лорда попали в тюрьму, чьих-то родителей убили... только сделали это те, добрые и светлые. А смерти все равно светлые убивают или темные. Хоть фиолетовые! 

* * *

Гарри Поттер утром вышел из приюта вместе с другими детьми и направился в школу, оставались последние дни до каникул. Он не сделал домашнее задание, мысли его по-прежнему были где-то далеко от реальности. Он все продолжал думать, что же ему делать, как жить дальше. Он хотел поступить в Хогвартс, но боялся. Боялся быть там Гарри Поттером. "Был бы я каким-нибудь другим магом, даже маглорожденным — все равно, но не Гарри Поттером, о котором написано в книге. Как же не хочется ничего!! Лишить весь мир "Мальчика-Который-Выжил", хоть назло всем примкнуть к Этому Самому, пусть все "светлые" подавятся! Нет, это тоже не выход, для них я тоже Гарри Поттер..."

Мальчик остановился у светофора.

— Эй, Поттер, ты в своем вымышленном мире, где пребываешь все время, кем являешься? Царем? Богом? Хоть в воображаемом мире у тебя есть друзья? — спросил ехидным голосом тринадцатилетний воспитанник приюта, Джеймс Вайнс, и Гарри почувствовал удар в плечо.

— Отвали.

— Ой, Поттер, оказывается умеет огрызаться. Ути-пути.

Гарри не стал отвечать. Но тут в голове возникла новая мысль. Если в этом дурацком мире над ним издеваются, или скорее пытаются издеваться то, что будет в Хогвартсе? Ведь та часть детей, которые его возненавидят только за то, что он Гарри Поттер, будут волшебниками, скорее всего, воспитанными не маглами. Значит, будет хуже, чем сейчас, намного хуже... Мальчик просто посмотрел на дорогу и в голове за секунду возник вихрь мыслей. "Если одни так хотят увидеть предполагаемого героя "света", самого Мальчика-Который-Выжил, при этом, не интересуясь ничуть его жизнью, другие хотят видеть того, кто виноват во всех их бедах, так надо сделать пакость и тем и другим! Каким образом? Да, легко! Вот поедет сейчас машина побольше, просто выскочить на дорогу. Ой, что будет твориться! Мальчика-Который-Выжил сбила машина! Гарри Поттер погиб нелепой для магов смертью, а кто виноват? Правильно, те из "светлых", кто решил, что ему лучше жить среди маглов. Начнутся обвинения, в кругах этих самых "светлых" возникнет раскол. А детки Пожирателей не будут его ненавидеть и проклинать только за то, что он существует и когда-то там выжил."

"Твои родители погибли в автокатастрофе! — возник в голове голос тетки, — И больше никогда не спрашивай об этом!"

Странные решения приходят порой в голову. Если бы у человека было время все обдумать, то насколько бы меньше было самоубийц в этом мире! Ведь многие, уже падая с моста, думают, что жизнь не так плоха, как кажется. Но скорость мысли порой слишком высока, и сам человек не может сказать себе "стоп". Гарри Поттер, увидев приближающуюся грузовую машину, подождал пока она будет на таком расстоянии, когда водитель уже не успеет затормозить, и шагнул вперед. За долю секунды до трагедии, он отступил, казалось, слишком неестественно и быстро для человека. Нет, он даже не отступил, его оттолкнули, перенесли, или еще что-то. Это сделал не сам Гарри. В голове возник странный шепот: "Неверное решение, Гарри. Это твоя жизнь, ты должен жить! Она... только твоя!" 

— Вот ты идиот, решил избавить мир от щуплого очкарика, но струсил? — снова подал голос Джеймс.

Гарри был безразличен этот бессмысленный человека. 

«Оказывается, я даже не могу нормально умереть… вот проклятье!»

В школу Гарри в тот день так и не пошел. Сразу после случая на дороге он, не обращая внимания на приютских детей, кричащих вслед уходящему мальчику, что расскажут воспитателям о прогуле, направился в другую сторону. У него была привычка много ходить, чтоб привести мысли в порядок.

Поттер долго бродил по лондонским улицам, размышляя над тем, кто его оттолкнул. Нет, сейчас уже мальчик понимал всю глупость своего решения умереть, а так же собственное желание жить, не смотря ни на что. Сейчас, когда он уже не жил с Дурслями, все было гораздо лучше. Гарри уже знал, что он особенный, а все приютские могут идти со своим мнением лесом. Запретным, что рядом с Хогвартсем. Нет, он определенно хотел жить. Но все же, Гарри хотел узнать о голосе в своей голове. "Может, это мой ангел-хранитель? Или волшебники просто не могут умереть такой глупой смертью? Нужна именно та самая Авада или что-нибудь еще, определенно магическое?"

Но все же идея с ангелом-хранителем была для него более предпочтительной, мальчику грела душу мысль, что хоть кто-то о нем заботится. Гарри даже пару раз после этого события сходил на воскресные уроки при церкви для детей, правда, быстро разочаровался в них. Хотя религии всегда интересовали его, но скорее с рациональной точки зрения. Как способ контролировать людей и самого себя. Он даже ходил на школьный факультатив по основам мировых религий.

Гарри стал еще больше читать и реже выходить из комнаты. Читал он магловскую литературу, чаще всего по истории, а так же некоторые книги по биологии за старшие классы. Он хотел узнать, каким образом могут передаваться магические способности. Мальчик делал различные предположения о том, что ген мага передается либо как цвет волос, либо это несколько генов, от совокупного количества которых зависит магическая сила. В любом из этих случаев получалось, что у маглов никак не могут рождаться волшебники, только у сквибов. Гарри рисовал различные схемы возможной передачи по наследству магических способностей и понимал, что мог быть абсолютно не прав в своих выводах. Но, он хотя бы нашел себе приемлемое занятие, чтобы сильно не скучать.

* * *

В середине июля дети из приюта поехали организованной поездкой во Францию. Гарри, к своему собственному удивлению, обрадовался этому. Обычно он не любил разные групповые мероприятия, которые часто устраивали в приюте. Но возможность посетить другую страну ему представилась впервые. Мальчик там смог отвлечься от своих проблем и понял, что жизнь продолжается не смотря ни на что, и с ней что-то нужно делать. Теперь уже точно нужно. Он все сможет, он привык. И выдержит учебу в Хогвартсе, и обязательно будет лучшим учеником, примерным и правильным. Именно во Франции, далеко от той страны, где у него были лишь проблемы, он выбрал свою роль в игре. Показателем того, насколько мальчик отошел от всех своих переживаний было то, что он (ну надо же!) расчесался. Впервые за месяц. На то, чтобы сделать это ему пришлось потратить двадцать минут. Волосы за пару месяцев, которые он не стригся (Гарри просто не хотел лишний раз видеть парикмахера — болтливого мистера Гронта, и прятался во время его посещений приюта), прилично отросли, но он решил их не стричь. В конце концов, он волшебник, а все хорошо одетые и уверенные в себе маги, которых он видел в Косом переулке, не носили короткие стрижки.

Самым необычным событием французских каникул было то, что на улице к Гарри подошла пожилая женщина с живыми и блестящими глазами, какие бывают только у молодых. Она внимательно посмотрела на мальчика, затем по сторонам, вручила ему письмо и тут же растворилась в толпе. Он подумал, что это из Хогвартса. В "Истории Хогвартса" говорилось, что письма приходят в конце июля. Вечером, уже в гостинице, Гарри был очень удивлен, что Хогвартс к письму не имеет никакого отношения. В конверте лежал небольшой лист, в котором красивым почерком было написано следующее:

"Здравствуй, Гарри!

Ты меня не знаешь, да и я тебя сегодня увидела впервые. Я сразу поняла кто ты. Хотелось бы с тобой поговорить. Я понимаю, что за школьными принадлежностями ты отправишься с кем-то из профессоров, поэтому давай встретимся в другой день. Скажем, второго августа в Косом переулке рядом с магазином "Все для зелий". В полдень. По моему предположению, профессора к тебе отправят тридцатого или тридцать первого июля, так что жди.

Удачи!

Кассандра Бейнс".

"Мда...ты меня не знаешь, я тебя не знаю, но нам надо поговорить. Не идиотизм ли?" — Гарри думал, стоит ли ему идти ему второго августа в Косой переулок.

Хоть бы сказала эта Кассандра, о чем она хочет поговорить и кто она вообще такая. Мальчику отчего-то казалось, что эта женщина, должно быть, знакома с его родителями и хочет поговорить о них. Гарри не хотел. Он сам не мог понять почему, но не хотел. И все же, мальчик знал, что любопытство возьмет верх, и он пойдет.

* * *

Французские каникулы закончились, и дети вернулись в приют двадцать девятого июля. Гарри ожидал, что завтра или послезавтра придет кто-то из Хогвартса, ему нужно будет купить все в школе. Теперь мальчик уже с нетерпением ждал покупки новых книг о магии. Только вот в Хогвартс мальчик не хотел. Он хотел просто быть магом. Вернее, он хотел быть магом, учиться в Хогвартсе, но только без шрама на лбу и интересной истории. Но, сейчас к перспективной школьной жизни он относился спокойнее, так как решил просто наблюдать. Гарри даже засыпал в этот день с улыбкой.

"Интересно, так только у меня бывает... когда кажется, что весь мир не настоящий. Что вся Вселенная — это какой-то фарс. Компьютерная игра, в которой нет правил? Умрешь, но это не смерть. Можно начать сначала. Или может, есть что-то другое. Переход в новую компьютерную игру. Интересно, а кто-то всем этим управляет, или Земля действительно возникла в результате какого-то там взрыва? Вот проснусь я завтра, и окажется, что я герой новой игры, вообще не Гарри Поттер, а какой-нибудь Адам Смит, которого любят родители, у которого есть сестра или брат. Может и так бывает? Или только я чувствую, что живу чужую жизнь? Значит, пока в этом фарсе я буду Наблюдателем, посмотрю, как будут развиваться события. Так Гарри, представь, что ты этот самый Адам Смит, и ты наблюдаешь за Гарри Поттером со стороны. Ведь со стороны виднее все ошибки, не так ли? Адам Смит знает о магическом мире, знает, что это мир — такая же ложь, как и магловский. Вся Вселенная — ложь. А вот Гарри Поттер — Мальчик-Который-Выжил-И-Ничего-Не-Знает, ни о лжи, ни о магическом мире," — и какие мысли только не приходят перед сном.

С подобными мыслями мальчик и заснул. После завтрака Гарри пошел на задний двор приюта и просто лег на траву. Ему было спокойно, впервые за долгое время... нет, впервые за всю жизнь.

— Гарри, к тебе пришли! — слишком громко закричала миссис Вертон.

"Испортила хорошее настроение!"— подумал Гарри вставая.

— Кто ко мне мог придти, миссис Вертон? — слишком неискренне удивился мальчик. "Адам, уйди отсюда, тут будет нужен только Гарри" — мысленно приказал он самому себе и еле сдержался, чтоб не усмехнуться пришедшей в голову мысли о внезапно резвившейся шизофрении. Но лицо Гарри стало действительно более удивленным, видимо, Адам все же решил уйти.

— Профессор МакГонагалл. Она из школы, в которую записали тебя родители еще до своей смерти, — ответила миссис Вертон.

— Ух ты, что это за школа, в которую таких маленьких детей записывают?

— Я не знаю, Гарри, иди, тебя ждут в кабинете директора!

Гарри направился к кабинету мистера Бертчера под любопытные взгляды детей — все знали, что туда вызывают либо очень сильно провинившихся, либо когда приходят опекуны.

— О, здравствуйте, мистер Поттер! — директор был весьма любезен. Жаль, что он — последняя сволочь по мнению всех: как детей, так и воспитателей, — к вам из школы Хогвартс. Первый раз слышу об этой школе.

— Я уже говорила, мистер Бертчер, это закрытое учебное заведение. Туда детей записывают с рождения... некоторые семьи, — немного раздраженно сказала пожилая женщина в темно-зеленом твидовом костюме. — Здравствуйте, мистер Поттер.

— Здравствуйте, — сказал Гарри, внимательно разглядывая волшебницу.

— Могу я с вами поговорить в вашей комнате, — сказала женщина, взглянув на директора.

"Ее этот любопытный идиот тоже раздражает," — подумал мальчик.

— Да, пожалуй. Джон, скорее всего, во дворе, — ответил Гарри и зачем-то добавил, — он не бывает в спальне днем, если я там.

"Дурак! — сказал Адам, — лишнего наговоришь!"

— Я могу выйти, мадам МакГонагалл, — добродушно предложил мистер Бертчер, рассчитывая подслушать. Ему интересно, что это за закрытое учебное заведение.

— Не стоит, мистер Бертчер. Идемте, мистер Поттер.

Гарри поднимался по лестнице и улыбался. "Сейчас будет представление."

— Заходите, — сказал Гарри, — можете сесть, если хотите. Правда, тут выбор не большой, тем более Джон не застелил свою кровать.

Женщина осмотрела помещение. Двухместная комната с плотно задернутыми шторами выглядела мрачновато. Она решила сесть в кресло. Гарри сел на свою кровать, в отличие от кровати Гартона, аккуратно заправленную.

— Мистер Поттер, я профессор МакГонагалл, Вот вам письмо-приглашение в Хогвартс, — сказала женщина протягивая письмо.

Гарри открыл конверт, прочитал то, что там написано и не смог сдержать ухмылки от пришедшей в голову глупой мысли. Письмо было написано самой МакГонагалл, которая сидела перед ним, и в письме же говорилось об ответной сове, которую она ждет. Гарри уже знал, что письма в магическом мире носят совы.

"Сама письмо написала, сама мне передала, сама же ответ и получит. Вывод: профессор МакГонагалл — сова."

— Что за бред? — вполне искренне сказал Гарри. Действительно, передать собственноручно написанное письмо ему казалось бредом.

— Это не бред, как вы выразились, мистер Поттер. Вы волшебник, как и ваши родители. Они тоже учились в Хогвартсе.

Гарри сделал задумчивое лицо, так как не мог подобрать ответ, который бы не выдал того, что он уже кое-что знает. Наконец, он ответил, но сказал совсем не то, что планировал говорить.

— Если я волшебник, то какого черта я живу тут?

"Ну в кого ты такой идиот?" — внутренний голос обреченно вздохнул.

— Ваши родители погибли, единственные родственники Дурсли, как вы знаете, тоже.

— Понятно. А что вы преподаете? — решил сменить тему Гарри. Вспомнил, как эта МакГонагалл в больнице говорила, что взяла бы его под опеку. Стало немного стыдно.

— Трансфигурацию. Искусство превращения одних предметов в другие.

— Ух ты. Можете показать?

Минерва достала палочку и превратила тетрадь Джона, лежащую на столе, в расческу. "Намек понял, — подумал Гарри, — я же сегодня не расчесывался. Хорошо хоть она не видела мою прическу две недели назад."

— Я тоже так смогу?

— Со временем, мистер Поттер. Трансфигурация — сложная наука.

"Так говорит каждый преподавать про свой предмет в магловской школе. Значит, и тут нет никаких отличий. Те же люди, только маги. Тот же мир. Та же ложь".

— Понятно. Но где я куплю книги, котлы и прочее? И на какие деньги?

— Все можно купить в Косом переулке. Деньги у вас есть, мистер Поттер. Ваши родители оставили вам наследство.

"И мне никто не удосужился об этом сказать? Сволочи! Сволочи!!"

— Мм...и большое наследство?

— Приличное, мистер Поттер. Вы единственный наследник семьи Поттеров — древнего волшебного рода.

— А почему я об этом не знал?

— Ответ на этот вопрос мне, увы неизвестен.

— Извините, профессор. Просто интересно. Я всегда жил... ээ... небогато. Мне любопытно, почему, если мне оставили приличное наследство, я так жил. Насколько я знаю, наследство принимает опекун и может расходовать деньги на содержание подопечного. Ну, у не волшебников так. У магов другая процедура?

Минерва задумалась, и стала мысленно проклинать Дамблдора за то, что тот сам не пошел сюда. Ведь процедура принятия наследства у магов была такой же. Назначался опекун, который так же мог тратить деньги из наследуемого имущества на подопечного. Опекуном по финансовым вопросам был назначен Дамблдор. И как сейчас объяснить мальчишке, что директор считал необходимым, чтобы тот рос среди маглов? Тем более сама МакГонагалл не разделяла мнения Дамблдора.

— Я не знаю, мистер Поттер. Волшебным банком Гринготтс, где хранятся ваши деньги, заведуют гоблины. Наследственные дела ведут они же. Возможно у нас другая процедура.

— Ясно. А когда я смогу пойти в этот Косой переулок, чтобы купить все к школе?

— Я зайду завтра утром, мистер Поттер, и буду сопровождать вас.

— Спасибо, профессор.

— Это моя работа. До встречи, мистер Поттер.

— До свидания, — мальчик постарался как можно искренне улыбнуться. МакГонагалл улыбнулась в ответ.

* * *

Вечером того же дня Дамблдор пригласил профессора трансфигурации в свой кабинет.

— Ну как он тебе, Минерва? — разливая чай, спросил директор.

— Вполне спокойный и рассудительный ребенок. Правда он поставил меня в тупик, когда я сказала, что родители оставили ему наследство.

— Он что-то спрашивал?

— Описал процедуру принятия наследства несовершеннолетними у маглов. Оказалось, что она похожа на нашу. Его интересовало то, почему он не знал о наследстве.

— Что ты ответила?

— Что у нас наследственными делами занимаются гоблины, и я не знаю о процедуре. Извини, Альбус, но что я должна была еще сказать? — поджала губы МакГонагалл. Не нравилось ей все это.

— Ты правильно сделала. Только он может обидеться на меня, если спросит у гоблинов.

— И правильно сделает. Я бы тоже на его месте обиделась. Какого Мерлина ты все это затеял? Ему можно было купить дом, нанять гувернантку из проверенных людей. Он бы знал, что волшебник, обучался бы всему. Зачем нужно было, чтоб он жил с маглами? Зачем? — Минерва злилась, но голос не повышала.

— Чтоб он рос вдалеке от славы, чтоб у него были необходимые качества, — вздохнул Дамблдор.

— О, Мерлин! Может ты забыл, какими качествами наделяет приют и подобная жизнь? Напомнить студента из приюта, который учился примерно в одно время со мной?

— У меня хорошая память, Минерва, не нужно. Но и у того студента были некоторые хорошие качества. Например, он был независимым, ответственным. Жизнь в приюте научила его полагаться только на себя. Если бы, когда он поступил, к нему отнеслись с должным вниманием, он мог бы стать хорошим человеком. Я уверен в этом. Но, мальчик тогда попал на факультет чистокровных, где его — сироту, не очень-то жаловали, а другие студенты не общались со слизеринцем.

— Эта вечная твоя склонность идеализировать людей... даже Сам-Знаешь-Кого, — покачала головой Минерва.

— Просто люди не рождаются добрыми или злыми. Такими их делают обстоятельства.

Вот тут Дамблдор был почти прав, но не учитывал того, что все же каждый ребенок — уже личность. А каждая личность по-своему воспринимает обстоятельства. Разные люди по разному отнесутся к одной и той же проблеме, даже будучи детьми. Взрослые порой слишком много на себя берут, полагая, что только на их плечах лежит ответственность за то, кем вырастет ребенок. Они не видят в нем личность, даже иногда подавляют ее. Необходимо увидеть в маленькой личности положительные качества и развивать их, а не пытаться вырастить из ребенка свой идеал.

* * *

Гарри ночью не мог уснуть. Вот уже наступало его любимое время суток — раннее утро. Время, когда весь мир спит в неестественной тишине. Но больше всего мальчик любил это время, когда он не ложился спать вообще. Было забавно наблюдать за тем, как в соседнем доме постепенно освещаются окна — люди просыпаются и включают свет. А он и не ложился. В этом было что-то особенное. Гарри смотрел на просыпающийся мир, сидя на подоконнике.

"Ты почти хорошо сыграл свою роль — Мальчика-Который-Ничего-Не-Знает. Правда мог бы и лучше, — сказал Гарри, нет Адам, сам себе, — будешь тихим и скромным героем магического мира. А я буду твоим вторым я. Мы — разные личности. Я никогда не буду тем Гарри Поттером, которого хочет увидеть магический мир. Я другой. Я Адам Смит. Тьфу, нет... что за дурацкое имя ты мне придумал?"

Гарри сел на другую сторону окна, так как ноги стали затекать, и нужно было поменять позу.

"Ты будешь Самаэлем, не зря же я не смог под машину броситься, — подумал Гарри, — И не зря я ходил на факультатив по основам мировых религий. Адам-Самаэль... по-моему, нормально?"

"Пафосно слишком. Но сойдет!"

Из-за предстоящей поездки в Косой переулок мальчик и забыл, что у него сегодня День Рождения.

Хорошо, что в приюте трудно проспать. Нет, проспать завтрак вполне можно, но воспитанника, не появившегося в столовой, все равно обязательно растолкают после. Не положено в приюте спать до обеда, даже на каникулах — это удел домашних деток. Только еще голодным останешься!

— Вставай, уже десятый час! Гарри! Просыпайся! — кричала над ухом, спящего в кресле ребенка, миссис Вертон.

— Мм...сейчас...

— В половину десятого должна зайти профессор МакГонагалл, из этой твоей школы, если ты забыл.

Гарри резко вскочил. Нет, он не забыл, просто очень хотелось спать. Еще бы не хотелось, если уснуть в семь утра.

— Держи бутерброд, и нечего так удивляться, у тебя сегодня День Рождения. Никто тебя наказывать за неявку в столовую не собирается, — ворчала воспитательница. Она всегда ворчала, но была доброй женщиной.

— Ээ...спасибо.

— И да, держи. Это тебе. С Днем Рождения! — как-то неуверенно сказала миссис Вертон, протягивая сверток.

У Гарри глаза полезли на лоб. Никогда он не получал подарков на День Рождения. Мальчик развернул сверток. Ему подарили тетрадь в кожаной обложке, нелинованную, как он любил.

— Учителя в школе жаловались, что ты даже на математике предпочитаешь простую белую бумагу, не в клеточку. Мы подумали, что тебе понравится.

"Сегодня, определенно, странный день. Завтрак в постель, подарок неплохой. Где собака сдохла?"

Мальчик быстро умылся, надел свою единственную серую рубашку и черные брюки. Он не любил весь этот парадный вид, но все же, в Косом переулке людей в джинсах он не встречал. Гарри полагал, что привлекать к себе внимание не очень-то хорошо. Он хотел закрыть шрам повязкой, которую можно вырезать из старой футболки, но передумал. Это он знает, что его шрам — узнаваемая в мире волшебников штука, а МакГонагалл не знает, что он знает.

Профессор пришла ровно в половину десятого. Все в том же зеленом твидовом костюме.

— Доброе утро, мистер Поттер.

— Здравствуйте, профессор.

— Я думаю, мы можем идти, — осмотрела мальчишку Макгонагалл на предмет вывернутых карманов и прочих неприличных вещей.

Двое магов в магловской одежде добрались на метро до нужно места. Гарри знал, что были другие способы переместиться быстрее, но спорить с профессором не мог.

В "Дырявом Котле" началось представление, к которому мальчик был совершенно не готов, даже не смотря на то, что уже знал о своей истории. Волшебники подходили, здоровались с ним за руку и говорили, что это большая честь для них — познакомиться с самим Гарри Поттером. Некоторые пожимали его руку раза три, не меньше. По очереди. Вот абсурд!

"Интересно, если бы я не знал свою историю, я бы на месте сошел с ума, и меня отправили бы в клинику Святого Мунго? — злился Гарри, стараясь ранодушно-удивленно смотреть на мир, — Тоже мне, честь для них. Я даже не помню, что тогда было. Какие же все люди идиоты. А МакГонагалл стоит и глупо улыбается, глядя на шоу".

Вперед выступил бледный молодой человек с тюрбаном на голове, который очень нервничал, у него даже дергалось одно веко.

— Профессор Квиррелл! Добрый день, — поздоровалась МакГонагалл.

Молодой человек кивнул коллеге.

— П-поттер! — заикаясь, произнес он и схватил Гарри за руку, которую тут же отдернул, — р-рад, б-безумно р-рад вст-трече!

— Какой предмет вы преподаете?

— Защ-щиту от т-темных ис-скусст-тв.

Весь скепсис по поводу его компетентности, вероятно, отразился на лице Гарри, так как профессор, буквально на секунду странно ухмыльнулся. Но потом снова приобрел такой вид, будто его пугала сама мысль о темных искусствах.

"Помни, что весь мир — ложь, Гарри, — сказал внутренний голос, или голос Адама-Самаэля, — что-то тут не так, либо это школа идиотизма и тупости Хогвартс".

Наконец, представление под названием "Явление Гарри Поттера народу" закончилось, и МакГонагалл с мальчишкой вышли из бара.

"Идиот, спроси у нее, откуда все они тебя знают!"

— Профессор, все эти люди... откуда они меня знают?

— О, мистер Поттер. Была много лет назад одна история. Если вкратце: один темный волшебник пытался захватить власть, у него почти получилось, нужно сказать, но, вы остановили его.

— Я? Каким образом, если я об этом даже не знаю?

— Это самое странное. Он убил ваших родителей, а вас не смог. Попытался, но не смог. Сам он исчез.

— Исчез... или умер?

Минерва посмотрела на мальчика оценивающим взглядом. Улыбнулась даже чему-то своему.

— Именно исчез, мистер Поттер. Кто-то считает, что он умер. Но, полагаю, это не так.

— Значит, он вернется? — обреченно спросил Гарри.

— Вероятно. У вас аналитический склад ума. Полагаю, у вас есть шанс поступить в Равенкло.

Мальчик хотел было сказать, что как раз рассматривал подобный вариант, но Адам-Самаэль отвесил ему хороший мысленный подзатыльник.

— Куда поступить?

— В Хогвартсе четыре факультета — Гриффиндор, Хаффлпафф, Равенкло и Слизерин. Ваши родители учились в Гриффиндоре.

— Что-то вроде разных специализаций в учебе, или как?

— Не совсем. Туда поступают по различиям характерах, но учат всех одному и тому же.

— Вот глупость — делить людей по характеру! Я понимаю, если бы были разные направления по областям знаний, но по характеру...

— По сути, в Хогвартсе получают комплексное образование, но все же характер и определяет направление деятельности, разве нет? — предположила МакГонагалл.

— Не думаю, что это так.

— Мы пришли к Гринготтсу, — объявила МакГонагалл.

Банк не изменился с первого и последнего визита сюда Гарри. Все те же гоблины сновали туда-сюда, все та же вывеска-предупреждение, о том, что ограбить банк не получится. У Гарри был определенно скучающий вид, так как Адам-Самаэль забыл его предупредить о том, что надо бы надеть маску удивления. Впрочем, желающие разгадывать эмоции людей находятся обычно лишь в дешевых романах. Никто не интересовался глубиной переживаний, впечатлениями Мальчика-Который-Выжил.

— О, профессор МакГонагалл, добрый день! — к Гарри и профессору спешило огромное лохматое нечто в шубе, несмотря на то, что для шубы был не сезон.

— Хагрид! Познакомься, это Гарри Поттер. Мистер Поттер, это лесник Хогвартса — Рубеус Хагрид.

— Гарри! Ты так сильно изменился. Когда я выносил тебя с развалин дома, ты помещался у меня на ладони, так-то.

Мальчик подумал, что если постараться, то и сейчас он вполне на ней уместился бы.

— Я тут по заданию Дамблдора, — продолжал великан, и потряс маленьким мешочком перед глазами Гарри и МакГонагалл, — надежнее Гринготтса места нет, разве что, только Хогвартс.

— Хагрид! Если директор дал вам задание, сомневаюсь, что он просил вас болтать о нем всем подряд! — почему-то разозлилась профессор МакГонагалл. Она казалась Гарри очень спокойной, чтобы заострять внимание на том, на чем заострять его не следует.

— Ээ...— Хагрид странно улыбнулся Гарри, отчего у мальчика возникло ощущение, что он снова попал на плохо поставленное, театральное представление для единственного зрителя. Он недоуменно посмотрел на великана, отчего тот смутился.

— Мы пойдем, Хагрид, нам еще нужно многое успеть, — сказала МакГонагалл и отправилась к свободному гоблину. Тот, узнав, что им необходимо взять деньги из хранилища Поттеров, попросил позвать какого-то Крюкохвата.

— А можно спросить? Сколько всего средств на моем счету? — поинтересовался Гарри у гоблина. Тот удивленно уставился на мальчика.

— Вы не знаете?

— Сожалею, нет. Я только вчера узнал, что у меня вообще есть сейф в банке.

— Вы несовершеннолетний волшебник, наследство за вас принимал ваш опекун, он обязан информировать вас о ваших средствах. Но я могу подготовить выписку, если вы не против подождать пять минут. И заплатить за нее один галеон. Деньги возьмут из вашего сейфа.

— Я не против.

Гоблин удалился. Минерва явно занервничала.

— Что-то не так, профессор?

— Нет, все нормально, мистер Поттер. Просто не ожидала, что вы заинтересуетесь состоянием счета.

Тут уже на лице Гарри появилось странное выражение, нечто среднее между удивлением, презрением и недоверием. Тут даже великим интерпретатором эмоций быть не нужно!

— По вашему, это ненормально — интересоваться собственными деньгами? Полагаю, это вполне логично. Тем более, как я уже говорил вам вчера, у меня никогда не было собственных денег, за редким исключением. Естественно, что мне интересно.

— Да, пожалуй, это действительно логично, — сказала МакГонагалл, мысленно поминая Дамблдора, Мерлина и Моргану.

Гоблин вернулся не один. Рядом с ним стоял его коллега — другой гоблин весьма отталкивающего внешнего вида в бордовом костюме.

— Вот выписка, мистер Поттер. Ваш опекун — Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор.

"Ну и имя, аристократ, что-ли?"

Тем временем, гоблин продолжал:

— У вас в свободном доступе десять тысяч галеонов, эта сумма всегда находится в сейфе, даже если вы снимаете деньги, в сейф переносится недостающая сумма. На эти средства не начисляются проценты. Процентный вклад на сегодняшний день составляет сто девятнадцать тысяч галеонов, одиннадцать сиклей. Ставка — пять процентов годовых. Эти деньги не находятся в свободном доступе, если пожелаете снять сумму более десяти тысяч галеонов, необходимо предупредить за месяц. Эти средства в обороте, они не хранятся в сейфе. Так же в сейфе хранятся артефакты и книги семьи Поттеров и Цоресов.

— Цоресов? — Поттеры-то мальчика не удивили, сам такой.

— Ваша бабушка была последней из этого... хм... венгерского рода, — последнюю фразу гоблин сказал с неизвестно откуда взявшейся, явной неприязнью, — Ваш прадед умер в восемьдесят пятом году в Нурменгарде, он был последним Цоресом.

— Нурменгарде?

— Это волшебная тюрьма, созданная темным магом Грин-де-Вальдом. Он же сам в ней позже и оказался. Семья Цоресов, в свое время, поддерживала его политику. Когда Дамблдор победил на дуэли Грин-де-Вальда, последнего заточили в эту тюрьму, как и его последователей. Ваша бабушка единственная из Цоресов избежала этой участи, так как в сорок пятом ей было всего пять лет. Ее опекуны решили, что лучше будет, если она пойдет учиться в Хогвартс, а не в Дурмстранг. Вам в восемьдесят пятом отошел и дом Цоресов в Венгрии. Представители этой семьи не были аристократичным родом, хоть и были чистокровными. Дом не большой, но все же он ваш.

— Любопытно. У меня есть дом, приличный капитал, а я живу в приюте. Профессор, что скажете? — Гарри произнес это и ухмыльнулся, глядя на МакГонагалл, проигнорировав мысленный пинок Адама-Самаэля.

— Мистер Поттер, не моей идеей было отправить вас к Дурслям и в приют, — тихо ответила МакГонагалл. А что ей еще оставалось говорить? Оправдывать чужие решения она не собиралась.

— Я вас не обвиняю, ни в коей мере, профессор. Но, согласитесь, это странно, не находите?

— Вероятно так.

— Думаю, нам пора взять деньги, профессор, — холодно заметил Гарри.

— Да, Крюкохват проводит вас, — сказал гоблин, и другой представитель этой расы, ухмылявшийся, слушая разговор Гарри и профессора, вышел вперед.

Гарри ждало путешествие по "американским горкам", которые мальчик ненавидел — его чуть не вывернуло. Сейф оказался довольно просторным хранилищем, где прямо на полу лежали золотые, серебряные и бронзовые монеты. Гарри с гоблином вошли внутрь, МакГонагалл не стала заходить. Все таки чувство такта и уважение к чужой собственности ей были не чужды.

— Один галеон — это семнадцать сиклей? — спросил Гарри глядя на монеты.

— Да, а один сикль равен двадцати девяти кнатам, — ответил гоблин.

— Скажите, а по весу какова разница между галеоном и сиклем? Галеон из золота какой пробы?

— Разница в два раза. Галеон из золота 750 пробы.

"Золото дороже серебра в тридцать четыре раза, а в магловском мире почти в шестьдесят, если бы было 999 пробы, но и 750 можно неплохо продать. Никто из магов не догадался на этом сделать деньги?" — задумался Гарри.

Мальчик посмотрел на МакГонагалл, она стояла на таком расстоянии, что вряд ли слышала разговор. Но все же, Гарри стал говорить тише.

— А чистое серебро вы можете поменять на галеоны?

— Можем, только будет комиссия четыре процента.

— Ясно. Я могу снять средства без участия опекуна?

— В пределах десяти тысяч галеонов, но в отчете это указывается. Опекун узнает об этом.

— Профессор, — уже громко поинтересовался Гарри, — сколько денег мне нужно для покупки всего необходимого?

— Я полагаю, хватит ста галеонов. Даже останется на карманные расходы.

Мальчик отсчитал сто монет и кинул их в мешочек с эмблемой банка, принесенный гоблином. Затем он пошел к полкам и стал рассматривать различные предметы, хранящиеся там. Из вещей Поттеров тут находились медальон и кольцо с изображением льва, от Цоресов тут был серебряный кинжал, который очень заинтересовал Гарри. На рукоятке было изображено странное существо с крыльями, напоминающее одновременно ангела и черта.

— Гоблинская работа, — с гордостью сказал Крюкохват.

— Эмм, — мальчик посмотрел на МакГонагалл, и подумал, что лучше кинжал положить на место.

Гарри заинтересовался книгами, их было немного. Он открыл книгу — "Сборник наиполезнейших заклинаний". На первой странице красовалась надпись: "Коль ты не истинный наследник рода, открывать книгу дальше тебе не рекомендовалось бы, дабы не умирать страшно и мучительно".

— Это родовая книга, ее не сможет прочитать не принадлежащий к роду Цоресов. Книга убьет, покалечит или отравит. В Средние века такие вещицы были популярны, но сейчас их создание запрещено, но пользоваться уже созданными можно. Хотя все равно их создают. Сейчас политика Министерства такова, что знания должны быть общедоступными, а не передаваться в роду.

Мальчик отложил книгу и взял другую. Она оказалась самодописывающейся историей рода Поттеров. В ней описывались все, принадлежащие этому роду маги. Те, кто не сделал в жизни ничего особенного, просто числились. Истории же известных Поттеров, расписывались весьма подробно.

— Профессор, я возьму эту книгу?

— Эту можете взять.

"Значит другие лучше не брать, особенно ту, что убивает, травит или что она там делает".

Гарри взял с полки еще одну книгу, черную с серебряными углами, запечатанную изумрудным камнем в серебряной оправе.

— Чтобы открыть подобные книги, нужно капнуть на камень кровь, если вы принадлежите к роду, она откроется. Их создание сегодня не приветствуется, но не запрещено.

— Понятно. Я думаю, можно идти, — сказал Гарри, выходя из сейфа. Ему было очень интересно взять книги Цоресов, они казались... по-настоящему волшебными. Но он решил сделать это второго августа, перед встречей с Кассандрой. А сейчас лучше не привлекать внимания МакГонагалл.

* * *

После посещения банка МакГонагалл была какой-то неестественно тихой. Гарри это смутило, вернее не Гарри, а Адама-Самаэля. Профессор предложила пойти в кафе, поесть мороженного, мальчик с удовольствием согласился.

— О чем вы так задумались, мистер Поттер, когда находились в сейфе?

— О Цоресах и Поттерах, профессор, — соврал Гарри.

— И какие выводы сделали?

— Ничего особенного. Просто интересно знать о истории семьи. Скажите, а почему серебро в магическом мире так ценится?

— Серебро — магический материал. Его используют для создания артефактов. Золото не подходит, так как не способно впитывать магическую силу. Хотя оно и является более редким металлом, поэтому все же дороже. Но оно может использоваться лишь в эстетических целях. Даже при изготовлении зелий оловянные и золотые котлы имеют одно свойство — не впитывать магию зелья, по сути все равно золотой или оловянный котел использовать. А вот серебряные используются только для определенных зелий, где как раз необходимо, чтобы котел пропускал через себя магию.

— Понятно. Скажите, а зачем тому темному магу понадобилось убивать меня? — прямо спросил Гарри.

— Не знаю. Это странно. Даже Пожиратели Смерти — это его последователи, не убивали детей просто так, только... иногда маглорожденных. Чистокровных и полукровок они не трогали, даже если те были детьми авроров.

— Авроров?

— Борцы с силами зла. Что-то вроде магловских полицейских, если такой пример возможен.

— А как звали этого темного мага?

— Его имя не принято произносить.

— Почему?

— Люди до сих пор боятся.

— Имени боятся? — удивился Гарри.

— И его в том числе, — со вздохом ответила МакГонагалл, вспоминая что-то личное.

— Получается, его имя я так и не узнаю?

— Его звали, — профессор говорила почти шепотом, — Волдеморт.

— Странное имя. Родители пошутили так, когда его называли?

— Это ненастоящее имя. Но все знали его именно под этим именем, мистер Поттер.

"Вот же он, идиот пафосный. Хотя да, куда мне до него, когда я сам не могу определиться, как будут звать мое внутреннее Я. То Адам Смит, то Самаэль..."

— Мистер Поттер, вы не против того, чтобы самостоятельно посетить магазин одежды мадам Малкин. Мне нужно отправить сову, — задумалась МакГонагалл, причем Гарри показалось, что мысли ее навеял их разговор.

— Не против.

МакГонагалл и Поттер вышли из кафе. Профессор указала на нужный магазин, а сама отправилась в сторону "Дырявого Котла".

— Едем учиться в Хогвартс? — поинтересовалась хозяйка лавки, как только Гарри вошел, — у меня тут как-раз еще один клиент по такому же вопросу.

В глубине магазина, на высокой скамейке, стоял бледный мальчик с тонкими чертами лица и платиновыми волосами. Рядом с ним крутилась женщина, подгоняющая мантию по длине.

— Привет, — сказал мальчик, презрительно окидывая взглядом Гарри, — тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Поттер.

— Мой отец покупает сейчас учебники, а мама смотрит котлы, — ребенок манерно растягивал слова, — потом потащу их смотреть метлы. Не понимаю, почему первокурсникам запрещено иметь собственные метлы. Думаю, мне удастся тайно протащить метлу в Хогвартс.

— Мм... — Гарри не знал, что ему нужно сказать. Метлы его вообще не интересовали.

— А у тебя есть собственная метла?

— Нет. Глупый способ передвижения. Можно воспользоваться порталом, камином или аппарировать, если умеешь. Полеты на метле... — Гарри стал так же манерно растягивать слова, — Да здравствует Средневековье!

— Ну в качестве средства перемещения их действительно глупо использовать, но вот для игры в квиддич... Ты играешь?

— Нет, — равнодушно ответил Гарри. Он читал про эту игру, она показалась ему глупее футбола, который он тоже терпеть не мог.

— А я играю. Отец говорит, будет преступлением, если меня не возьмут в сборную факультета, и я с ним согласен. Кстати, ты знаешь, на каком факультете будешь учиться? Я, думаю, что попаду в Слизерин. Вся моя семья там училась.

— Я надеюсь попасть в Равенкло, хотя мои учились на другом факультете.

"Интересно, а бабушка, которая Цорес, где училась?"

— Обычно дети попадают туда, где учились родители, но почему ты хочешь именно в Равенкло? Хотя да, согласен, что это приемлемый вариант.

— Это факультет, где от тебя ничего не ждут. Смотри, попадаешь в Слизерин, все думают, что ты станешь темным магом, будешь увлекаться темными искусствами и служить темным лордам, которые тоже выходят из этого факультета. Попадаешь в Гриффиндор, все думают, что ты будешь бороться с темными магами и этими самыми лордами. В Хаффлпафф — все ждут, что ты будешь поддерживать Гриффиндор. А вот от тех, кто поступил в Равенкло, не ждут ничего. Оттуда выходили как темные, так и светлые маги, даже, если память не изменяет, был один темный лорд из Равенкло в семнадцатом веке. Меня устраивает вариант, что от меня никто и ничего не будет ждать.

Мальчишка задумался. Ему, вероятно, не приходило ничего подобного в голову.

— А какая разница, что от тебя ждут другие? — спустя несколько секунд, спросил он.

— Как тебя зовут?

— Драко Малфой, — с гордостью произнес ребенок.

— Так вот, будь я Драко Малфоем, мне бы тоже было как-то безразлично, ждут от меня чего-то, или не ждут. А так, весь мир от меня уже чего-то ждет и уже как будто знает, кем я буду. Так что мне не безразлично, — сказал Гарри, спрыгивая со скамейки и отдавая деньги мадам Малкин.

— С чего бы всему миру от тебя чего-то ждать? Как тебя зовут, кстати?

Уже на выходе из магазина Гарри обернулся и сказал:

— Гарри Поттер, будем знакомы, — мальчик ухмыльнулся, глядя на недоумевающее лицо Драко Малфоя, и вышел.

На улице к магазину же спешила МакГонагалл. Далее они направились в книжный, где профессор, помимо стандартных учебников, купила мальчику подарок — книгу "Трансфигурация: вчера, сегодня, завтра". Ну а какого подарка на День Рождения ожидать от профессора трансфигурации? Мальчик поблагодарил женщину — тем более ему подарок понравился, и они направились по остальным магазинам. Гарри купил котел, весы, телескоп и ингредиенты для зелий. Осталось купить только волшебную палочку.

В магазине Олливандера Гарри перепробовал множество палочек, прежде чем хозяин лавки догадался взять какую-то палочку из остролиста с пером феникса. При этом выражение лица пожилого волшебника было задумчивым, как будто он что-то про себя вычислял. Затем мастер волшебных палочек заявил, что палочка-сестра новой палочки Поттера, оставила ему шрам на лбу. Мальчик снова почувствовал себя зрителем какого-то представления, как при встрече с Квирреллом и с Хагридом в банке. Расплатившись за волшебную палочку, Гарри с огромным удовольствием, покинул "театр".

— Профессор, я живу в приюте, там дети спокойно могут... залезть в чужие вещи. Согласитесь, будет странно, если они найдут у меня котел или книгу заклинаний. Может быть, существуют рюкзаки, вмещающие большое количество вещей, но так, чтобы рюкзак был обычных размеров?

— Вы правы, мистер Поттер. Я думаю, нам надо зайти в магазин сумок.

Пожалуй, магазин сумок был единственным местом, которое действительно заинтересовало Гарри. Тут были сундуки, стоимостью в пять и более тысяч галеонов — МакГонагалл сказала, что за эти деньги можно купить небольшой дом, общей площадью до ста квадратных метров, кошельки, которые мог открыть только их владелец, чемоданы с защитными заклинаниями и паролями, сумки и рюкзаки. Мальчик выбрал черный замшевый рюкзак.

"Если тканевых нет, бери замшевый, с кожаным ты будешь выглядеть так, будто стащил этот рюкзак у байкера" — посоветовал самому себе, или Гарри, Адам-Самаэль. Рюкзак по внутренним габаритам был сродни большому чемодану. При этом на него были наложены облегчающие чары, так что мальчик не чувствовал вес котла и учебников у себя за спиной. Еще Гарри купил обычный портфель, чтобы носить учебники в Хогвартсе.

Вот на этом официальный визит в Косой переулок был завершен. МакГонагалл проводила мальчика до приюта.

* * *

— Минерва, как прошел день? — поинтересовался Дамблдор, глядя на коллегу поверх очков-половинок, и добродушно улыбаясь.

— Вполне неплохо, Альбус, — улыбнулась МакГонагалл. Ей рассудительный Гарри нравился.

— Мальчик интересовался процедурой принятия наследства?

— Он многим интересовался. Мне кажется, ты мог и ошибаться, отправляя его жить к маглам.

— Полагаешь?

— Да. В банке он поинтересовался своим состоянием. Гоблины представили отчет, в том числе и о Цоресах. Теперь Гарри знает, что у него был дом, но ему пришлось жить с родственниками, а затем — в приюте, — сказала Манерва и, немного подумав, добавила, — Если он на вас зол, знаете, я полностью его понимаю!

— Когда-нибудь он поймет, что так было лучше для него.

— "Ради общего блага"?

— Не утрируй, Минерва. Чем он еще интересовался?

— Естественно, своей историей. Он сразу догадался, что исчез и умер — разные вещи. Понял, что Сам-Знаешь-Кто рано или поздно... вернется.

— Сразу догадался?

— Знаешь, он очень умный ребенок.

— Я рад это слышать, Минерва. Вы встретили Хагрида в банке?

— Да, но мне показалось, что Гарри странно отреагировал на все это. Ох, Альбус, все эти твои игры с философским камнем. Зачем это тебе? Зачем мучать ребенка?

— Мучать? Минерва, это просто игра. Проверка, называй как хочешь. Мальчик будет в полной безопасности, просто интересно знать, как он поступит в такой ситуации.

Минерве явно не было интересно. Ее выражение лица говорило обо всем, что она думает по этому поводу.

— Поступай, как знаешь, Альбус. Но если он примет не ту сторону, я его пойму.

Директор удивленно поднял бровь.

— Да, пойму, — сказала МакГонагалл, — у человека должен быть выбор. Всегда! Я пойду, пожалуй.

* * *

В это же время Гарри, закрыв комнату шваброй, которую нашел в туалете, практиковался в простых заклинаниях. У него уже получились заклинание снопа красных и зеленых искр, а так же Люмос. Мальчик не знал, что несовершеннолетним нельзя колдовать вне школы, но это было не таким уж важным. Все равно Надзор начинал высылать предупреждения только с первого сентября года, в котором ребенок идет в школу. До этого предупреждать юных магов не было смысла, так как дети не контролировали стихийную магию. Было в Надзоре и множество других лазеек, о которых Гарри узнает позже, как и о самом существовании этого Надзора.

Первое августа прошло для Гарри за чтением книги, подаренной МакГонагалл, и в попытках трансфиругировать спичку в иголку. К вечеру у мальчика это получилось, и он решил испробовать запирающее и открывающее заклинания на двери. Коллопортус и алохомора получились с первого раза.

Второго августа Гарри проснулся рано. Он все-таки сделал из старой футболки защитного цвета повязку на лоб, и выглядел в ней довольно странно. Хотя в Косом переулке можно было встретить настолько странных людей, что эта мелочь никого не удивит. Мальчик позавтракал и сразу отправился к метро, — как обычно, пролез через дырку в заборе на заднем дворе приюта — одиночные прогулки запрещались, но какое до этого дело воспитанникам приюта?

Добравшись до Косого переулка, мальчик первым делом отправился в Гринготтс, чтобы взять книги из собственного сейфа.

"Обворовываю самого себя. Дожили!"

Гарри хотел взять тысячу галеонов, обменять в магловском банке их на серебро, а потом обменять обратно на галеоны в Гринготтсе. Он должен был потерять на процентах немного, но все же заработать так можно было.

— Скажите, а если я беру деньги из сейфа, а через несколько дней возвращаю, об этом сообщается опекуну?

— Нет, но в ежегодных отчетах он увидит все операции, — сообщил все тот же гоблин, Крюкохват.

— А если я возьму книги, об этом тоже узнают?

— Ежегодные отчеты составляются после нового года. Имущество просто описывается количественно. Книги по названиям.

— То есть, если я возьму сейчас книги, а затем верну их ближе к Рождеству, то опекун об этом не узнает?

— Получается так, — усмехнулся гоблин.

— Отлично, если не получится самому попасть в банк, могу я вернуть книги по почте?

— Разумеется. Просто скажете номер сейфа, куда их положить.

Брать тысячу галеонов Гарри резко передумал. Как и вообще брать какие-либо деньги из сейфа. Хотя изначально у него были планы купить себе одежду. Кроме мантий у мадам Малкин он ничего не приобрел, а надевать мантию на старую магловскую рубашку, которая была у него в единственном экземпляре, мальчик не планировал. Тем более, в школе раздавали галстуки в цвет факультета, а носить галстук можно только с классической рубашкой, а не со свитером или футболкой.

Тут мальчик вспомнил про свои вычисления о генах магов. По его расчетам, маглорожденные были всегда потомками магов.

— Скажите, Крюкохват... есть же много угасших родов волшебников. Что происходит с их сейфами в банках и имуществом? — Гарри хотел поинтересоваться как можно более осторожно, но судя по вздернутой брови гоблина, у него не очень-то получилось.

— По прошествии ста лет с момента смерти последнего представителя рода, прямого или косвенного, счет ликвидируется.

— Крюкохват, ликвидировать можно последствия проклятия, кто же будет ликвидировать имущество и деньги? — сказав это, мальчик очень мило улыбнулся гоблину.

— Ликвидируется только счет рода. Имущество отходит Министерству и банку в равных долях.

"Кажется, я только что понял, как в Министерстве зарабатывают деньги... на политике равенства магглорожденных и чистокровных".

Мальчик ухмыльнулся, глядя на гоблина. Выражение его лица говорило о том, что он что-то понял. Крюкохвату это не понравилось.

— Хочу проверить одну свою теорию. Вы не знаете, есть ли способ определить, находятся ли в вашем банке сейфы, к которым у меня мог бы быть доступ, помимо сейфа Поттеров?

— Есть, процедура проверки крови. Стоимость десять галеонов, — неохотно ответил Крюкохват, — сейчас проводится редко.

— В этом как раз я и не сомневался. Ну, так что же?

— Проверка занимает два-три часа.

Гарри взял четыре книги Цоресов — книг этого рода в сейфе Поттеров было всего четыре, положил в рюкзак, и улыбнулся.

— Я хочу провести проверку крови.

— Я сообщу директору банка.

— А он сообщит Дамблдору или в Министерство, так? Как мне все это надоело...

— Проверка не связана с распоряжением вашим имуществом. Банк относительно автономен от Министерства. Проверка касается исключительно банка, — гордо заявил Крюкохват.

Гарри написал какое-то заявление на имя директора банка, заплатил почти последние деньги — у него оставалось одиннадцать с мелочью галеонов, но он планировал до сентября найти деньги на одежду, и позволил взять свою кровь для проверки. Мальчику сказали, что он может узнать результаты после обеда.

* * *

Гарри неспешно направился к магазину "Все для зелий". Было без пяти двенадцать, но пожилая волшебница уже ждала его.

— Добрый день, Гарри.

— Здравствуйте, мадам Бейнс.

— Можешь звать меня по имени, — волшебница хитро улыбнулась, — я думаю, мы можем пойти поговорить у меня дома.

— Вы здесь живете?

— Я держу лавку неподалеку, в Лютном переулке.

Гарри удивленно вздернул бровь. Он еще в свой первый визит обнаружил проход в странного вида, мрачный переулок, но решил, что зайдет туда только в крайнем случае. Не ожидал мальчик, что "крайний случай" наступит так быстро. И как-то не укладывалось в голове, что волшебница в светло-зеленой мантии с добрым старческим лицом и молодыми, смеющимися глазами, может держать лавку в таком месте. Замешательство Гарри отразилось на его лице, так как старуха весело засмеялась.

— Думал там всякие грязные воры ошиваются, и только? Скажу по секрету, в этом месте бывает каждый приличный и неглупый волшебник. Даже Дамблдор.

— Как раз в последнем я и не сомневался, — сказал Гарри и тут же пожалел о том, что сделал это. Второй раз за утро, между прочим, говорит подобную фразу!

"Неизвестно, кто эта женщина! Ты что творишь!" — вопил в голове внутренний голос Адама-Самаэля.

Кассандра засмеялась, весело взяла Гарри под руку и повела в темный узкий переулок. Ее поведение, глаза и светло-зеленая мантия никак не сочетались с возрастом. Наконец, пройдя ряд мрачных домов, волшебница остановилась. А Гарри начинал переживать.

— Добро пожаловать в лавку семейства Бейнсов — лавку редких зелий и ингредиентов к ним, — сказала Кассандра и толкнула дверь.

В магазине стоял противный запах, даже более противный, чем в лавке "Все для зелий". Мальчик поморщился.

— Чем реже зелье, тем противнее пахнет?

— Почти, — снова рассмеялась волшебница, — идем наверх, тут справится моя помощница.

Сказав это, она махнула рукой молодой женщине в темно-зеленой бархатной мантии, та лишь кивнула в ответ.

Наверху их ждала вполне просторная и уютная гостиная в зеленых и бежевых тонах. "Наверное, любимый цвет Кассандры — зеленый".

— Вивви!

В гостиной с хлопком появилось ушастое существо и низко поклонилось хозяйке.

— Принеси нам пирожные, мне — кофе и... — Кассандра вопросительно посмотрела на Гарри.

— Тоже кофе, — сказал мальчик, который пил этот напиток последний раз около года назад, еще у Дурслей.

Кассандра кивнула существу, которое тут же исчезло.

— Тебе, вероятно, интересно, зачем я тебя пригласила?

— Разумеется, — Гарри хотел показаться старше и значимее, поэтому растягивал слова как Драко Малфой, только менее противно. Ну, по крайней мере, он надеялся, что менее противно.

— Есть предположения?

— Было одно, но что-то сейчас кажется, что я ошибался.

— И какое? — волшебница вопросительно изогнула бровь.

— Ну... я думал, возможно, вы знали моих родителей и хотели бы поговорить о них. Поэтому я сомневался, идти или нет.

— Не хотел говорить о родителях?

— Не совсем.

— Тогда что же? — казалось, Кассандра еле сдерживается, чтоб не рассмеяться.

Гарри задумался.

— Я не хотел видеть человека, который бы знал о моих родителях.

— Почему?

— Вы, возможно, не в курсе, но я живу в магловском приюте. За все десять лет, которые я прожил у маглов, ни один человек из волшебного мира никогда не поздравил меня с Рождеством или Днем Рождения. Правда, одиннадцатилетие стало исключением. Не то, чтобы я очень хотел подарков и все такое. Просто неприятно. Они знали, что я есть, знали, что живу у маглов. Ведь не сложно было прислать открытку? — зачем Гарри все это рассказывал незнакомому человеку, он не знал. Может быть, хотелось хоть с кем-то поделиться своими переживаниями, а Кассандра хотя бы не работала в Хогвартсе.

— Согласна, не сложно. То есть, ты в обиде на друзей своих родителей? Я тебя могу понять, я бы тоже обижалась. До поездки во Францию, я не знала, где ты живешь. Но я никогда не была знакома с твоими родителями, поэтому я позвала тебя точно не для разговора о них.

Мальчик вопросительно посмотрел на волшебницу, отчего та снова засмеялась. Но ее смех не раздражал. Он был искренний, хотелось смеяться вместе с ней, смеяться не над чем-то, а просто так.

Тут появилась Вивви с подносом, поставила на столик перед креслами чашки, поклонилась и исчезла.

— Я позвала тебя потому, что ты интересный.

— И это вы узнали, только глядя на меня?

— Да, не общаясь с человеком, обычно невозможно понять, какой он. Но не мне. Я пифия. Не пророчица, а именно пифия. В отличие от пророков, я не делаю предсказаний, а вижу знаки, и вижу людей. Тех людей, о которых напишут в книгах истории. Или просто интересных, кто сможет изобрести новое зелье, спасет кого-то...

— Обо мне уже написано в подобных книгах, это не интересно.

Внутри Гарри вел ожесточенный спор сам с собой, о том, как ему вести себя с волшебницей. Даже Адам-Самаэль запутался. То он утверждал, что мальчик болтает много лишнего, то полагал, что этой женщине можно доверять.

Волшебница засмеялась.

— Я не об этом, Гарри. Бери пирожное, Вивви вкусно готовит. Тому, что случилось десять лет назад, есть вполне логичное объяснение, но даже Дамблдору оно неизвестно. Сегодня ты получишь первую подсказку, но не узнаешь все. Но это не важно, тут твоей заслуги никакой не было. Я вижу личность. Когда-то ко мне приходил молодой Дамблдор и Гриндевальд, и что тебя больше всего удивит, чаще они приходили вместе. Потом, юный будущий Темный Лорд. Но я не вмешиваюсь в ход истории. Я наблюдаю. Это так прекрасно, наблюдать за историей! Но всем, кто творит историю, я помогаю... по возможности.

— И Темному Лорду помогали?

— И ему. Помогаю не действиями, Мерлин упаси! Советами, книгами, просто беседой за чашкой чая, а в случае с Дамблдором — чашкой чая с магловскими сладостями, — волшебница снова засмеялась.

— Получается, вы все ему расскажете?

— Зачем? — искренне удивилась Кассандра, — я не вмешиваюсь в историю, а он вмешивается. Мы с ним давно не общались, очень давно. Я против того, чтобы человек вмешивался в ход историю, даже Темный Лорд так не делал!

— Как можно творить историю, не вмешиваясь в нее?

— Это самое интересное! Если ты делаешь историю сам, своими руками, то ты не вмешиваешься в ее ход, ты ее часть. А Дамблдор пытается писать историю не самостоятельно. Ты — живой пример его попыток.

— Я заметил...

— И это прекрасно, что ты заметил, Гарри! Я хочу сказать тебе, что ты всегда можешь ко мне обратиться, если тебя что-то интересует. Я постараюсь помочь.

— А если Темный Лорд обратиться?

— Да что ты все о нем, это не так важно! Но да, и ему помогу. Он не нарушал ход истории, а его единственная попытка сделать это — провалилась. Он сам писал историю. Но ему я не скажу о том, как именно помогала тебе, тебе не скажу, как помогала ему. Иначе я буду не лучше Дамблдора, в его попытках изменить ход событий. Ой, я совсем забыла. У тебя же два дня назад был День Рождения!

Сказав это, Кассандра резко вскочила и подбежала к шкафу. А Гарри сидел и думал над тем, сколько ей лет, если она так же поила чаем молодого Дамблдора.

— Вот держи. Это сережка, блокирующая многие психические чары, но далеко не все.

— Какие?

— Ох, да, ты еще не прочитал учебник по Чарам. Классификации проходят на первом курсе, их много, потом узнаешь. Есть чары физические, психические и психологические. Физические — понятно.

"Ничего не понятно, — подумал Гарри, — ну и ладно, почитаю".

— А вот психические и психологические отличаются воздействием, — продолжала Кассандра, — Психические влияют на мозг, изменяя воспоминания, заставляя что-то вспоминать, чувствовать. В общем, они воздействующие. Ими можно даже свести с ума, при этом, будет заметно вмешательство. Психологические чары иллюзорны. Если человек сойдет с ума — это реакция его мозга, естественная реакция. Простейшие психологические чары — обычная иллюзия.

Кассандра взмахнула палочкой, и на столе появились розы.

— Потрогай цветы, Гарри.

Мальчик попытался дотронуться до букета, но рука прошла сквозь розы.

— Ты видишь розы, но их нет на самом деле. Если применять сложные психологические чары, можно свести человека с ума, но никто точно не узнает, применялись ли чары, или нет. Хотя догадаться не сложно. Психические чары выявляются. Примером может служить Обливиэйт— заклинание стирающее память. Можно стереть часть воспоминаний, можно все. Или Легилименс, если упрощенно — это чтение мыслей, но на самом деле, там все не так просто. В общем, сам потом узнаешь. Эти чары воздействуют на психику, их можно отследить. Серьга будет блокировать воздействие. При этом, блокировать по твоему желанию. Если на уроках понадобиться открыть свое сознание, оно будет открыто. Все остальное время оно будет под защитой. Я дарю тебе ее, так как знаю, что ты не хочешь, чтоб все могли узнать твои мысли, ведь так?

— Это точно. Я даже не знал, что такое возможно. Спасибо, — сказал Гарри, рассматривая серебряную небольшую сережку с маленьким черным камнем.

"Отлично, я буду выглядеть, как гей!"

— Ты не будешь выглядеть как гей, зато ни я, ни кто-то еще не узнают о том, что ты думаешь, — рассмеялась Кассандра, — в волшебном мире многие носят артефакты, но сережку никто не увидит. Она исчезнет, как только ты ее наденешь. При этом физически тоже исчезнет. Она чувствует малейшие изменения в психике. Как только ты подумаешь, что хочешь дотронуться до нее, или снять, она появится. И еще, у меня для тебя есть книга — "Магия теней и отражений". Узнай Министерство, что она у меня, меня бы отправили в Азкабан.

— Почему? — спросил Гарри, вместо планируемого "спасибо огромное, я даже не знаю, как вас благодарить".

— По некоторым причинам, магию теней и отражений причислили к темным... нет, даже не к темным, а очень темным.

Глаза Гарри полезли на лоб.

— И нечего так удивляться, что я даю тебе эту книгу! Посмотри на меня, разве так ты представлял себе темную волшебницу? Почему эту магию причислили к темным? Ну, ей может овладеть далеко не каждый волшебник. Способности к ней — врожденные, даже, я бы сказала, родовые. Я вот не владею. Тут так, либо ты можешь, либо нет. А неизвестное всегда пугало. В магии теней и отражений нет ничего темного. Как вообще в любой магии. Темное и светлое есть в выборе. Можно убить Ступефаем — это светлое оглушающее проклятие, если кинуть его в человека, летящего на метле. Он просто разобьется! А есть темные лечащие заклинания. Ты все потом поймешь, но эту книгу я тебе дарю. У меня нет способностей, а у тебя они есть. Ты же мог исчезать в тени?

Гарри вспомнил, что действительно так делал, когда не хотел, чтоб его видели.

— Спасибо. Даже не знаю, как выразить все, что я думаю по этому поводу.

— Не надо никак выражать. Слова — это мусор! — сказала болтливая волшебница, — И еще, я знаю, что тебя раздражают очки. Зрение, испорченное не магическим путем, можно исправить. Правда есть один побочный эффект, но если ты согласен...

— Какой?

— Сущая мелочь. Правда, у тебя такой красивый цвет глаз! В общем, может измениться цвет... нет, не цвет, оттенок глаз, на неестественный. Или глаза могут стать просто мутного цвета. В Хогвартсе есть преподаватель полетов — мадам Хуч. Вот у нее глаза стали желтыми, хотя были карими. Она когда-то у меня брала зелье.

— Я согласен. А то меня все очкариком в приюте называют, — обижено просопел Гарри.

Кассандра снова засмеялась. Эта болтливая женщина притягивала к себе. От нее веяло радостью и беззаботностью.

— Держи зелье. Утром до завтрака выпивай по одиннадцать капель в течение одиннадцати дней. Пока не поздно. Больше двадцати капель организм не выдерживает, а их количество должно быть равно количеству лет. Соответственно, после двадцати лечить зрение бесполезно. Иди, тебе пора в банк, кажется.

— Откуда вы знаете?

— А сережку для чего я тебе дала? Кстати, чуть не забыла! Проколоть ухо ты должен самой сережкой. Такие вещи — родовые. Эта — новая, она примет твою кровь, а далее ее использовать сможет только твой потомок по нисходящей прямой или косвенной линии. Ах, да. Я провожу тебя, забыла, что ты первый раз в Лютном.

Кассандра проводила Гарри до конца Лютного переулка и пожала ему руку. Мальчик шел до банка и улыбался, у него впервые за всю его жизнь было прекрасное настроение. Не равнодушное спокойствие, которому он радовался несколько дней назад, а именно обычное хорошее настроение.

* * *

В Гринготтсе его проводили в какой-то кабинет, где его ждал гоблин со странным именем, которого Гарри не запомнил.

— Мистер Поттер, у вас есть доступ к еще одному сейфу, которым не пользовались несколько лет. Это новый сейф, его открыли в этом веке относительно недавно. В свободном доступе там находится три тысячи галеонов, процентная часть составляет двадцать две тысячи галеонов, четырнадцать сиклей и два кната. Ставка для всех вкладов от десяти до ста тысяч галеонов составляет три процента. Так же в сейфе хранится одна книга.

— Чтобы я мог им пользоваться, нужен опекун?

— Владелец этого сейфа не оставлял завещания и никаким другим образом никогда не информировал банк о том, как переходит его имущество. Так же у нас нет информации о его смерти.

— Тогда почему он так давно не был в банке?

— Знаете, молодой человек. Я бы сказал, что это вопрос к вам, — усмехнулся гоблин, — вы можете пользоваться сейфом как совладелец, а не наследник. Опекун не требуется. Но я бы не рекомендовал вам этого делать. А если вы возьмете оттуда деньги, лучше берите их на время и возвращайте.

— Почему?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Но владелец сейфа может быть... кхм... недоволен.

— И как зовут этого таинственного владельца?

— Том Марволо Реддл, — с каким-то вызовом сказал гоблин.

"По-моему обычное имя. Надо перечитать книги по истории, может я что-то упустил. И счет у него небольшой, у Поттеров больше. Сейф новый, значит он маглорожденный?" — раздумывал Гарри над странной логикой гоблина.

— Я возьму три тысячи галеонов. Верну через несколько дней, если все получится.

— Как знаете, в отчете все равно будет видно, что вы брали деньги. Правда, никто отчетами об этом сейфе и не интересуется. Лежат себе у нас, пылятся.

— Тем более. Я верну. Постойте, а вы не можете сказать мою степень родства с этим владельцем?

— Не могу. Иногда даже не кровные родственники являются прямыми наследниками, так как их приняли в род, проведя обряд. Тогда именно крови рода в человеке минимум, а он прямой наследник, как сын.

Гарри взял три тысячи галеонов и книгу «Древнейшая магия» из сейфа, в надежде, что у него все получится. Ему нужны были деньги, но Дамблдор не должен знать, что они ему нужны. Как не должен он знать о том, что они у него будут.

* * *

Следующие несколько дней Гарри провел, изучая заклинания Конфундус и Обливиэйт, на всякий случай. Он не знал, что может произойти в магловском банке, но был уверен, что несовершеннолетним золото, тем более странного вида, в виде неизвестных монет, на серебро не поменяют. Хотелось сохранить золото и одновременно взять серебро, но нужных заклинаний, влияющих на сознание так, чтобы банковский работник просто принес серебро, он не мог знать. Империус, который нашелся в "Наиполезнейших заклинаниях" казался сложным, плюс Непростительное. Засекут ведь. Пришлось учить то, что можно было использовать. Заклинания пригодились. По документам магловского банка обмен производил Том Марволо Реддл. В результате три тысячи галеонов были благополучно возвращены в сейф, Гарри заработал на этом пятьсот с лишним галеонов.

Маглы заинтересовались неизвестными монетами. Маглами, заинтересовавшимися неизвестными монетами, заинтересовались в Отделе по обеспечению магического правопорядка. Сотрудники, поработав с маглами, сделали соответствующие запросы в Гринготтс. Оказалось, данную сумму в последние дни забирали из сейфа Реддла, он же проводил обмен чистого серебра на галеоны. Гарри доплатил гоблину за то, чтоб его имя нигде не фигурировало, а данные о том, кто имеет доступ к сейфам, были конфиденциальными. Три тысячи галеонов были возвращены в сейф. Что-то странное происходило в банке. То попытка ограбления тридцать первого июля — об этом Гарри не знал, так как гоблины второго августа не горели желанием рассказывать об этом всем, тем более тем, кто не спрашивал, — то необычный, по меркам магического мира, обмен. Еще более странным было то, что к первому происшествию Реддл имел прямое отношение, а второе, где его имя фигурировало, стало для него неожиданностью. Хорошо, что в Министерстве, в отличие от Хогвартса, мало кто знал более известное имя Тома Реддла, иначе в магическом мире началась бы паника.

Дамблдор, Снейп и МакГонагалл были озадачены. Никто, кроме директора, не обратил внимания, что больше всех профессоров, озадаченным выглядел Квиррелл.

Гарри Поттеру Кассандра прислала "Ежедневный пророк". Адам-Самаэль был счастлив, что смог поднять такую шумиху, ведь весь этот обмен был его идеей.

Худой мальчик в очках, с изумрудными глазами находился на поляне вокруг густого леса. На него было направлено несколько палочек. Пожилой волшебник с длинными серебристыми волосами, в странной светло-лиловой мантии, улыбался. Нет, ухмылялся. Рядом с ним стояла высокая фигура, укутанная в черный плащ. Лица фигуры не было видно из-за капюшона. По обе стороны от них стояло множество людей. Половина из них были одеты в черные мантии, на их лицах были маски. Другие были в цветных мантиях самого разнообразного покроя. Мальчик знал только некоторых — МакГонагалл, Квиррелла, Драко Малфоя и великана Хагрида.

— Ну, здравствуй, Гарри! — добродушно сказал тот, что был в светло-лиловой мантии, — захотел поиграться?

— Дамблдор? — спросил Гарри, и поднял свою палочку. Все присутствующие засмеялись.

— Неужели, маленький Потти рассчитывает справиться с нами? — произнес, смеясь, Драко Малфой.

Гарри ненавидел, когда его так называли. Так его дразнили в школе в Литтл Уингинге, так, некоторые, называли его в приюте.

— Ты не тот, кто может играть сам. Тут игры взрослых. Ты пытался нам мешать, мы этого не любим, — произнесла фигура в черном плаще, — поэтому маленький Потти должен умереть.

— Кто вы?

— О, мы с тобой старые знакомые, Гарри.

— Гарри, — снова добродушным тоном произнес Дамблдор, — если ты хочешь, мы можем все изменить. Но сейчас ты заигрался.

— Изменить?

— Именно. Ты проснешься в приюте, и ничего не будешь помнить. Мы исправим тебе память. Ты будешь жить, не зная ничего о нашем мире, пока к тебе не придет профессор МакГонагалл. Ты будешь более счастлив, чем сейчас. Поверь мне, Гарри. Мы не хотим тебе зла. Просто такова твоя судьба. Другой у тебя быть не может.

— Откуда вам знать, что я буду счастлив?

— О, поверь, я знаю. Нам надо создать иллюзию борьбы. Нам нужен маленький герой, победивший большое зло. Тебя все будут любить, боготворить! Что может быть лучше?

— Скорее, что может быть хуже! — зло прорычал Гарри.

— Какая бесполезная трата эмоций, — заметила одна из фигур в масках.

— Гарри, ты сам не знаешь, что хорошо, а что плохо, — продолжал Дамблдор, — разве ты сейчас счастлив? Нет! Ты думаешь, что тебя заставляют играть по чужим правилам, ты ищешь в каждом человеке, в каждом действии, ложь. Разве это правильно, разве это хорошо? Счастье в неведении. Ну, так что, ты согласен?

— Да пошел ты!

— Тогда у нас нет выбора, — сказал директор, и кивнул человеку в плаще.

— Круцио! — произнес тот, направив палочку на Гарри.

Боль, такая сильная, пронзила тело мальчика. Она, казалось, была в каждой клетке тела, не оставляя шанса этому телу сопротивляться. Мысли, которые до этого норовили разорвать мозг своим количеством, моментально исчезли. Осталась лишь боль, ничего кроме нее. Ребенок упал на колени, держась за голову.

«Только не кричать, только не кричать!» — повторял он.

— Ты не передумал, Гарри? — голос Дамблдора медленно, как будто нехотя, проникал в сознание. Боль резко прекратилась.

Мальчик попытался встать, но сделал это только со второй попытки. Вокруг послышался смех.

— Тебе больно? Вот так новость, сам Мальчик-Который-Выжил-И-Решил-Поиграть может чувствовать боль? — сказала фигура в плаще, — интересно, а когда в человека попадает Авада, он чувствует боль? Ты единственный, кто может рассказать.

Все снова засмеялись.

— Что скажешь, Гарри? Пока ты еще можешь передумать.

— Нет.

— Круцио! — снова сказал тот, в плаще.

Теперь Гарри сразу же упал. Казалось, тело сейчас разлетится на тысячи осколков. Он не мог думать, он не мог дышать. Он чувствовал боль во всем теле до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Ужасную боль. Та боль, которую причиняли ему Дурсли, казалось сущей мелочью. В сознании, где-то далеко, пробираясь сквозь застилающую его боль, возникла мысль, что нельзя кричать, нельзя. Мальчик прокусил губу, чтобы уже готовый сорваться крик, остался только в мыслях.

— Довольно, — произнес директор.

Боль прекратилось, осталась лишь слабость... нет, беспомощность. Теперь уже Гарри не пытался подняться, он знал, что все равно не сможет.

— Ну как тебе мое угощение? — осведомилась фигура в плаще.

Гарри хотел что-то сказать, но не смог даже открыть рот. Слабость, ужасная слабость...

— Какой же ты жалкий, герой! — последнее слово, говорящий словно выплюнул.

Гарри было не важно, кто именно это сказал. Тут из-за деревьев вышли Дурсли полным составом, дядя держал в руках свой фирменный ремень с металлической пряжкой, которым часто били мальчика.

«Стоп, они умерли! Этого не может быть!»

Мальчик поднял голову. Рядом с ним лежало две знакомые книги — «Сборник наиполезнейших заклинаний» и «Магия теней и отражений».

«Дверь, тут должна быть дверь, должен быть выход! Он должен быть! Это сон!»

Гарри огляделся, дверь действительно была. Прямо на поляне.

«Надо встать, надо выйти!»

Мальчик схватил книги и, шатаясь, поднялся. Ноги не слушались, он снова упал. Все засмеялись.

Гарри решил добраться до двери ползком. Присутствующие, глядя на то, как он ползет, засмеялись громче.

«Они не видят дверь? Я же сейчас уйду...»

Ребенок дополз до двери и открыл ее, она вела в коридор приюта. Гарри оглянулся, на него была направлена палочка фигуры в плаще.

— Кру..

Гарри быстро выполз в коридор и захлопнул дверь. Он сел, прислонившись к стене. Спина вспотела — ему тяжело далось расстояние до двери. Мальчик несколько минут сидел просто в тишине, а затем все вспомнил. Он открыл одну из книг на нужной странице, встал, держась за стену, поднял палочку и открыл дверь.

— Sum non vivo, sum non mortuus, sum non timeo...

Сказав это, Гарри собрал все свои последние силы, вошел в комнату, открыл окно и осторожно положил книги в металлические коробки для цветов, которые были под каждым окном, но цветов в приюте никогда не было, воспитанники использовали коробки для хранения личных вещей. После этого мальчик дошел до кровати и уснул. Нет, скорее провалился в сон.

* * *

— Вызывали, директор, — осведомился вошедший в кабинет мужчина с сальными черными волосами.

— Северус, мне только что из Министерства доложили, что в приюте, где живет Гарри, сегодня, двадцать пятого августа, пять минут назад были произведены какие-то чары, не поддающиеся точному определению. Они не знают, что это, но по мощности — что-то равное Круциатусу.

— Вы хотите, чтобы я направился туда, — Северус изогнул бровь, выражая все свое «желание» сделать это.

— Именно, возьми зелье, снимающее последствия Круциатуса. Я не знаю, что это было.

— Стихийная магия?

— Нет, использовалась палочка.

— Почему я, а не Минерва? И почему вы сами туда не отправитесь? — мужчина скрестил руки на груди.

— Я полагаю ты, возможно, сможешь определить, что за чары он использовал и откуда он их узнал.

— Предлагаете использовать легилимению? На ребенке? — язвительно поинтересовался Северус.

— Только в крайнем случае. Главное, чтобы с мальчиком все было в порядке.

* * *

Гарри очнулся в своей постели, когда кто-то влил ему в рот жидкость противного вкуса. Простынь была мокрой от пота. Он протер глаза, перед ним сидел мужчина в черной мантии, и смотрел на него так, будто хотел, чтоб мальчик прямо сейчас умер.

— К-кто вы? — голос был с хрипотцой, слова давались очень сложно.

— Профессор Снейп. Что вы натворили, Поттер? — в последнее слово профессор вложил столько ненависти, что Гарри непроизвольно сжался.

— Н-ничего.

— Ничего, Моргана вас побери, ничего?! Меня отправляют к вам, — я, кстати сказать, до первого сентября вообще не горел желанием вас видеть, — а вы тут лежите без сознания в своей кровати, и кажется, что вас пытали! Что. Вы. Сделали?

Мальчик попытался отвернуться, он не хотел разговаривать с этим профессором, и чувствовал, что тот тоже не в восторге от беседы с Гарри.

— Полагаете, если отвернетесь, я исчезну? — с насмешкой поинтересовался Снейп, — Как, объясните мне, как вы смогли применить что-то подобное к самому себе? Вы знаете, что ни один человек никогда не сможет использовать Круциатус на себе! Это ж каким надо быть психом! Для этого заклятия необходимо хотеть видеть чужую боль, наслаждаться страданиями человека. Многие взрослые маги никогда в жизни не смогут применить Круциатус. Не из-за слабости! Они могут быть какими угодно сильными магами, но не смогут, так как в числе вещей, которыми они наслаждаются, нет лицезрения чужих страданий! Как можно желать такой боли самому себе?

— Я... я не желал.

— Тогда. Что. Это. Было?

— Проекция страха.

— Проекция страха? Вы считаете, что я идиот? Да? — Снейп был крайне зол, — Проекция страха абсолютно иллюзорна, она никогда не имеет физических последствий. От нее можно сойти с ума, но не валяться без сознания как после Круциатуса! И, кстати, где вы узнали о проекции страха? Если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, в школьной программе ее нет. И тем более, ее нет в учебниках за первый курс!

— Я прочитал в книжном магазине.

— Какая наглая ложь! Если вы считаете, что на первом курсе проходят простейшие заклинания только потому, что волшебник в юном возрасте не способен к более сложному — вы ошибаетесь! Семилетнего ребенка можно обучить проекции страха, только он, применяя ее, сойдет с ума сам или сведет с ума кого-то. В этом возрасте еще нет необходимого контроля! Что кроме проекции страха вы применяли? Отвечайте!

— Ничего.

— Как мне это надоело. Вы, оказывается, можете не только выжить после Авады, но и применять к самому себе Круциатус или что-то схожее. Вы одним своим существованием опровергаете все законы магии! Ладно, Мерлин с ними, с законами. Но зачем, объясните мне, зачем, использовать на себе что-то подобное? Я не спрашиваю как. Зачем?

— Лучше бы было, если бы я попробовал на ком-то другом?

Гарри разозлился, разозлился на себя, на этого профессора. Он использовал магию отражения реальности — поэтому он не понимал, что происходящее не реально, при всей очевидности нереальности, вместе с проекцией страха. Отражать можно любую реальность, он решил отразить реальность собственных страхов. Он бы никогда не наложил на себя Круциатус. Просто в отраженной реальности боль причиняли ему, а реальность на то и реальность, потому и имеет реальные последствия. Теперь Гарри понял слова Кассандры, что нет светлой и темной магии, а есть лишь выбор. Можно было отразить счастье, тогда бы он оказался в кругу семьи, любящих родителей. Там, в отраженной реальности, не было бы ни Дамблдора, ни Мальчика-Который-Выжил. Был бы просто Гарри Поттер, сын своих мамы и папы. Одну и ту же магию можно использовать по-разному. Отразил реальность страхов — получил парочку Круциатусов.

«Интересно, в отраженной реальность применяли неизвестное мне заклинание, а последствия в этой реальности настоящие. А если бы они пальнули Авадой, я бы на самом деле умер?»

— Лучше бы было, если бы вы вообще не пробовали! Что кроме проекции страха вы использовали? Не надо так на меня смотреть, я в состоянии отличить комплексные чары!

— Ну если вы в состоянии, то зачем спрашиваете?

— Дерзкий, наглый мальчишка! — сквозь зубы сказал Снейп, вытаскивая палочку, — Легилименс!

После этого профессора оттолкнуло к противоположной стене. Он резко поднялся, направил палочку на Гарри.

— Кто ставил вам блок?

— Блок? — искренне удивился Гарри, он вообще забыл про сережку и легилименцию. Ему сейчас как-то было не до этого.

— Судя по вашему выражению лица, вы не в курсе. Да, Мальчик-Выживший-После-Авады-И-Сумевший-На-Самого-Себя-Наложить-Круциатус-Или-Что-то-Подобное, еще и врожденный окклюмент! Просто кладезь талантов, — профессор сказал это так, будто говорил не о талантах, а о чем-то противоположном им, — Поттер, дайте сюда вашу палочку!

— Что?

— Палочку. Я жду!

Гарри нехотя протянул профессору палочку. А что ему еще оставалось делать? Тот произнес «Приори Инкантатем» и из палочки появился какой-то туман.

— Контрзаклятие проекции страха... — задумчиво произнес Снейп, — Доставайте свои книги, все! Хочу посмотреть, где вы узнали о проекции.

Гарри мысленно поблагодарил свой организм за то, что тот отключился только после того, как он успел спрятать книги.

— Пожалуйста, — равнодушно протянул он, подавая профессору свой рюкзак.

Тот, исследовав содержимое рюкзака, обсмотрел шкаф, стол и тумбочку на наличие «неположенной» литературы. Снейп так же проверил вещи Джона, затем заглянул под кровать. Гарри не выдержал и засмеялся.

— Смешно, Поттер?

— Вы даже не представляете насколько! Никогда не думал, что доживу до того дня, когда профессор будет ползать под моей кроватью.

Снейп поднялся, отвесил Гарри приличный подзатыльник, и аппарировал прямо из комнаты. Мальчик, оставшись один, продолжал смеяться. Затем из глаз ребенка потекли слезы, он повалился на подушку, и впервые за несколько лет заплакал.

Он плакал не от боли, не от обиды. Его не расстроил профессор, Гарри был не важен этот неизвестный человек. Он плакал потому, что снова почувствовал, что не хочет в этот магический мир, что там его ничего хорошего не ждет, как и в магловском. В мире вообще никого не ждет ничего хорошо. Может быть, наш мир — это ад, в который попадают лишь души грешников?

* * *

— Несносный мальчишка! Такой же наглый, как его отец, даже еще более наглый!

— Северус, может быть мы уже, наконец, услышим что-то более определенное? — нетерпеливо поинтересовалась МакГонагалл.

— Этот мерзкий ребенок сам на себя наложил что-то вроде Круциатуса! Каким образом он это сделал, мне не ясно. Он сказал, что использовал проекцию страха!

— Но это невозможно. Проекция страха не может иметь подобных последствий, — сказала МакГонагалл.

— Приори Инкантатем показало контрзаклятие к проекции страха. Я проверил его комнату, там были только книги из школьной программы. Когда я заглянул под кровать, Поттер только засмеялся!

— Право, Северус, я бы на его месте тоже засмеялся, — мягко произнес директор, представив Снейпа, ползающим под кроватью, — возможно, он действительно использовал проекцию страха, но что-то пошло не так, либо одновременно произошел стихийный выброс. Но, благо, с ним все хорошо. Одного не понимаю, где он мог узнать о проекции.

— Он заглядывал в книги в своем сейфе, возможно, запомнил первое, что ему попалось.

— Тогда не удивительно, что он все напутал! Не думаю, что он может обладать фотографической памятью. Что-то не помню в роду Поттеров подобных талантов, — язвительно произнес Снейп.

— Ты попробовал проверить его мысли, Северус?

— Что? — вскричала МакГонагалл, — Если вы не в курсе, то существует свобода мысли! Легилименцию используют только в крайних случаях при допросах! Это незаконно!

— Успокойся, Минерва, у меня все равно ничего не вышло. У него стоит достаточно мощный блок. Когда я его спросил, кто ему его ставил, он недоуменно на меня посмотрел, и вообще не понял о чем я. Вероятно, он врожденный окклюмент, — последнее Снейп сказал так, будто объявил, что мальчишка врожденный идиот, — если на этом все, я, пожалуй, пойду, займусь своими делами, — сказав это, профессор поднялся из кресла и вышел.

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Минерва. Я неправильно поступаю, ребенок должен был расти в нашем мире, и у него должен быть выбор. А у меня, Минерва, у меня когда-нибудь был выбор? — сказав это, директор встал и подошел к окну.

Он смотрел на башни Хогвартса и размышлял. У него действительно никогда не было выбора. Он поступил в Хогвартс, как сын убийцы. Будучи ребенком, он мечтал доказать всем, что он правильный, что сын убийцы — не клеймо. Затем дружба с Гриндевальдом, короткая, но яркая. Планы, планы... Смерть сестры, одиночество. И общественность, черт бы ее побрал, та самая пресловутая общественность, которая ждет от нас действий, и мы действуем. Против своей воли, против самого себя, но действуем. Она ждала, что светлый маг победит темного, и он сделал это. А хотел ли? Его спросили, хотел ли он? Кто-нибудь, когда-нибудь поинтересовался, что бы он хотел в этой жизни? Человек, переставая зависеть от других конкретных людей, начинает зависеть от самого себя, своего образа в глазах всех. Мы хотим свободы, а свобода равна зависимости от всех сразу.

Наверное, Том Реддл тоже хотел, чтоб все было не так, как было. Возможно, он строил совсем другие планы, а не те, что осуществлял. Были они более жестокие или менее? Да какая разница! Назвал себя Темным Лордом — действуй так, как положено. Назвался (или назвали) Величайшим светлым магом — действуй так, как положено. Ни одному человеку не суждено быть свободным. Относительно свободен лишь тот, кто никогда не задумывается о свободе. Вот и он сейчас вмешивается в жизнь других, пытается влиять на нее, а на его жизнь влияет та самая общественность. А общественности безразлично, на нее никто не влияет. На то она и коллективное бессознательное, толпа, которой не важны философские категории, вроде свободы.

Утром первого сентября Гарри проснулся рано, даже слишком рано. Было пять часов. Мальчик подумал, какого черта он так рано поднялся, если до вокзала ехать сорок минут, а поезд только в одиннадцать. Но снова уснуть не получилось.

Гарри встал с постели, посмотрел на Джона, посапывающего и улыбающегося во сне, и позавидовал ему. Такой же сирота, такой же ребенок, но сколько у него возможностей. От него ничего не ждут, он может стать врачом, инженером, вором, убийцей, премьер-министром. Да кем угодно!

Мальчик сел в кресло, впервые за это время открыл тетрадь, подаренную администрацией приюта. Листы были молочного цвета, плотные. Другой бы воспитанник не оценил такого подарка, но Гарри знал, что подобные вещи могут стоить дорого. Миссис Вертон, или кто там придумал ему купить эту тетрадь, не ошиблись в выборе. На первой странице мальчик написал перьевой ручкой — он пытался писать перьями, потом плюнул на эту глупость отставшего от жизни магического мира, и купил в канцелярском магазине пару перьевых ручек и чернила к ним:

«Эта тетрадь принадлежит Цоресу. Он пишет в ней то, что взбредет в его голову. Обычно в его голову приходят разные глупости, поэтому если эта вещица оказалась у вас, вы можете не утруждать себя чтением всякого бреда».

Затем мальчик перевернул страницу, и продолжил:

«Сегодня я еду в Хогвартс... чтоб его! Я проклинаю Основателей этого идиотского учебного заведения! Только глупейшему человеку придет в голову распределять учеников на факультеты по характеру. И только глупейшему человеку придет в голову гордиться учебой на том или ином факультете. По сути не важно, куда ты поступаешь, всех учат одному и тому же, а если уж говорить о чертах характера, то их гораздо больше, чем факультетов. Где, скажите мне, факультет, где основной чертой характера является, скажем, трусость? Почему я должен жить среди идиотов? Хотя наверно так считает каждый, не знаю того, кто считал бы себя идиотом, а других — гениями».

Гарри отложил тетрадь и посмотрел на часы. Шесть часов. Мальчик направился в ванную комнату. Там он долго смотрел на свое отражение в зеркале. Глаза вообще не поменяли цвет. Никак. Хотя, может быть, были какие-то малейшие изменения, но увидеть их было невозможно. Теперь Гарри было интересно посмотреть на желтоглазую мадам Хуч. Ему было даже немного обидно, что цвет не поменялся. Было бы забавно, если глаза стали бы неестественного цвета. В магическом мире, может быть и все равно, а вот для маглов — это было бы неожиданно. Впрочем, какая разница, вон ходят всякие с белыми или полностью черными линзами и никому нет до них дела.

Волосы торчали в разные стороны. Как же они раздражали Гарри. Он надеялся, что когда они станут длиннее, то будут лучше лежать. Ничего подобного! Мальчик попытался пригладить их водой. В итоге те пряди, которые до этого итак лежали ровно, теперь, уже мокрые, прилипали к коже, а те, что торчали, по-прежнему продолжали торчать.

— Ну и черт с вами! — сказал ребенок своим волосам.

После душа Гарри вернулся в комнату, сел на подоконник и задумался. За последние пять дней он прочитал несколько магловских книг из городской библиотеки о террористических и подпольных организациях, и сравнивал их со структурой «террористической шайки» Пожирателей. Ему казалось, что Темный Лорд был дураком. Кому в голову придет строить по такому принципу организации? Подобные организации (а Гарри причислил Пожирателей по их действиям к террористическим, если брать магловскую терминологию) должны быть построены по принципу пирамиды. Главный, в данном случае этот самый Темный Лорд, должен был не набирать людей в открытую, где все друг друга знали, а сохранять инкогнито. Взять, скажем, двух Пожирателей, да так, чтоб каждый из них не знал, что другой тоже Пожиратель, и только этим двум будет известен лидер группы, общаться с каждым только индивидуально. Попросить каждого из них найти двух других проверенных людей, но те уже не должны знать лидера. Те двое должны привести еще двоих, не раскрывая личности тех, кто привел их, и так далее. Да, так труднее координировать действия, но и труднее выйти на лидера или на двух главных, особенно если те не знают друг друга, либо не знают, что другой тоже Пожиратель. И вообще, схватит аврорат одного Пожирателя, а он ни сном, ни духом не знает о своих «коллегах», и пытайте его сколько угодно, вливайте сколько угодно Веритасерума, не знает он, и все тут. Максимум выйдут на нескольких, а до лидера не доберутся. Настоящие тайные, подпольные и террористические организации так и действуют. Это только псевдотеррористические шайки раскрывают себя, свое название и своего настоящего лидера. А о тех, кто делает историю, узнают только тогда, когда история уже сделана.

Гарри пришла в голову мысль, что если ему когда-нибудь придется набирать союзников, он будет строить организацию именно по такому принципу. А чтобы насолить и Дамблдору, и Темному Лорду, надо чтобы двое главных, были из их круга. Одного Дамблдоровского, другого Пожирательского. Пусть один думает, что борется за свет, другой — за тьму. Даже два названия можно придумать. И организация будет срывать планы и тех, и других. Да здравствуют беспорядки!

Но это все в планах. Пока же, Темный Лорд где-то скрывается и находится в состоянии, близком к смерти. Дамблдор ждет своего «героя» сегодня в Хогвартсе. А Гарри все еще маленький одиннадцатилетний мальчик, которому эти планы не осуществить. Но приглядываться к людям можно начинать.

Гарри посмотрел на свои вещи, сложенные аккуратной стопочкой на прикроватной тумбе. Неделю назад он посетил магазин мадам Малкин и купил пару черных и пару белых рубашек, две пары брюк, ремень со змейкой и две пары обуви — замшевые и кожаные черные туфли. Никакого пафоса, никаких цветных мантий, Боже упаси! Мальчик ненавидел весь этот цирк с мантиями. Будь его воля, он оделся бы в свою любимую черную толстовку с капюшоном. Но все же, он знал, что «встречают по одежке», поэтому надо выглядеть хотя бы просто прилично.

Он надел черную рубашку и брюки, на голову нацепил черную повязку, которую купил в женском магловском магазине аксессуаров, и название которой не запомнил. Надо же было чем-то закрыть шрам. Он не хотел, чтобы в поезде повторилась история «Дырявого котла», где все пожимали ему руки так, что казалось, он уйдет оттуда с мозолями. Гарри посмотрел на себя в зеркало.

«Я выгляжу как идиот! Миниатюрный гот с торчащими патлами! И почему, каждого первого сентября я должен выглядеть идиотом?» — подумал он, вспоминая свой костюм, в котором появился в новой средней школе в прошлом году. Тут он вспомнил о мантиях в рюкзаке, и решил, что как идиот, будет выглядеть весь год, а то, что сейчас — еще более или менее приемлемо.

Мальчик сложил все оставшиеся вещи в рюкзак, даже прихватил библиотечные магловские книги, и огляделся.

"Я сюда больше никогда не вернусь, и никакой Дамблдор не заставит меня это сделать!"

Дорога до Кингс-Кросс прошла спокойно, никто не обращал внимание на «миниатюрного гота» с рюкзаком. Плюс большого города в том, что всем плевать. Так легко затеряться в толпе, стать ее частью! Но не все понимают, что значит быть частью толпы. Это значит быть никем. Вот сидит напротив девушка-блондинка, высокие каблуки, дорогая сумка. Она явно думает, что особенная, что такая единственная. Но нет, всем безразлично. На нее, на ее жизнь, на ее «особенность». Даже если кто-то и обратит на нее внимание, то забудет о ней через минуту, вспомнив о собственных проблемах и о том, что тоже является «особенным».

На платформе мальчик встретил рыжее семейство, подождал, пока все они исчезнут за барьером, и только потом прошел следом. Было без пятнадцати одиннадцать. Гарри посмотрел на алый паровоз, вывеску, обозначающую номер платформы, и ухмыльнулся.

«Жалкое подобие сказки! У человека, впервые попавшего сюда должно сложиться впечатление, что он попал не в магический мир, а в сказочный. Иллюзия счастья и добра. Иллюзия для детей, которые не знают, что это ложь. И кто, интересно, придумал, что платформа будет 9 и ¾? Почему не 9 и ½, или, скажем, 9 и число Пи...Внимание, Хогвартс-экспресс отходит от платформы 9 и 3, 14..»

Мальчик отыскал свободное купе в конце поезда и сел, глядя в окно на то самое рыжее семейство. Простые, не такие, как тот же напыщенный индюк Драко Малфой, но в глазах тепло... любовь? Да, рыжая полная женщина их любит, они росли в любви. Вот она оттирает грязь с носа младшего сына, вот маленькая девочка плачет, провожая братьев. А его никто не провожал, отпустили так. МакГонагалл предупредила директора, что провожать его не нужно. Только миссис Вертон пожелала успехов в учебе.

Рыжие вошли в вагон, поезд тронулся. Дверь в купе Гарри приоткрылась, мальчик про себя чертыхнулся. В купе заглянул младший из рыжих.

— Здесь свободно? — спросил он, указывая на сиденье напротив, — В других вообще сесть некуда.

Гарри лишь молча кивнул. Рыжий устроился. Мальчики некоторое время молча смотрели в окно. Потом Гарри подумал, что не хочет, чтобы каждый свободно заходил в купе, достал палочку, направил на дверь, и произнес:

— Коллопортус!

— Круто! — выпалил рыжий, и Гарри на него удивленно посмотрел, не думал он, что в семьях волшебников юные маги не знают простейших заклинаний за первый курс, — Меня, кстати, Рон зовут, Рон Уизли.

— Цорес, просто Цорес, — ответил Гарри.

«Ты мне изменяешь?» — спросил Адам-Самаэль.

«Иди к черту!» — посоветовал ему Гарри.

— Первый курс? — поинтересовался Рон.

— Он самый, — меланхолично ответил Гарри, даже не глядя на рыжего.

— На какой факультет ты хочешь поступить?

— На тот, которого нет в Хогвартсе. Но из тех, что есть, меня устроит Равенкло.

— А я хочу в Гриффиндор. У меня пятеро братьев, все учились там, и мама с папой. Не представляю, что будет, если поступлю на другой факультет, — как-то грустно ответил рыжий, поэтому Гарри стал выглядеть немного заинтересованнее, он любил разгадывать причины грусти, радости и других эмоций у людей.

— И чем ты расстроен? Есть шансы попасть на другой факультет?

— Да не в этом дело. Я шестой брат, и мне придется сделать все, чтоб не отставать от них. Билл был лучшим учеником школы, Чарли был капитаном квиддичной команды, Перси стал старостой, Фред и Джордж, конечно, занимаются всякой ерундой, но у них хорошие отметки, и их все любят. А я обычный. К тому же, когда у тебя полно старших братьев, тебе не достается ничего нового. Старая форма, палочка от Чарли, крыса от Перси.

Мальчик потупился, подумав, что наговорил лишнего. А Гарри решил, что Рон — подтверждение его теории о том, что ни один человек не бывает счастлив. Казалось бы, родители любят, куча родственников. Но не только от Гарри все чего-то ждут. Вот от рыжего тоже ждут, и это его так же расстраивает.

«Наверное, Земля — действительно ад, где каждый должен страдать. Просто для одного страдания одни, для другого — другие».

— Ты знаешь, в этом году поступает Гарри Поттер! Вот бы его увидеть, хотя, скорее всего мы будем учиться на одном факультете. Его родители были в Гриффиндоре.

«Не дай Бог!»

— Знаешь, мне как-то безразлично, — ответил Гарри, отводя взгляд в окно.

— Просто интересно, какой он, где жил. Говорили, что Дамблдор его где-то спрятал. Я думаю, что он мог жить не в Англии. Интересно, а он помнит что-нибудь о... ну о Сам-Знаешь-Ком?

«О да, Дамблдор спрятал, так спрятал!»

— Скажи, ты помнишь себя в год? Я вот нет. С чего ты взял, что он может помнить?

— Действительно, — смущенно сказал Рон.

В купе попытались войти Драко Малфой и два каких-то амбала. Потом блондин достал палочку и открыл дверь заклинанием. В отличие от Рона, он знал несложные чары.

— Зачем вы закрылись, — с порога, растягивая слова, проговорил блондин, — Привет, П... — тут Гарри приложил к губам палец, и отрицательно покачал головой. Драко Малфой не был бы Малфоем, если бы плохо соображал, поэтому договаривать фразу он не стал.

— Привет, Малфой.

— Это Крэбб, Гойл, — сказал блондин, указывая на стоящих за своей спиной.

— Цорес, — кивнул им Гарри. Драко хмыкнул, — Рон Уизли, — сказал мальчик, указывая на соседа по купе.

— Ну и зачем ты сел с Уизли? — спросил Малфой.

— Я сел один, но против общества Рона Уизли, как и против твоего общества, ничего не имею. Понимаешь, Малфой, мне как-то плевать. На всех. На всю эту дурацкую жизнь.

Драко снова задумался, как тогда, в магазине мадам Малкин, а Рон открыл рот от удивления, не ожидал он подобных слов.

— Да ты мизантроп, — произнес, наконец, Драко, вспомнив, как отец пару дней назад объяснял ему значение этого слова.

— Мизан.. кто? — спросил рыжий.

— Неважно, — ответил ему Гарри, — но ты почти угадал, Малфой.

— Не передумал поступать в Равенкло? Что-то подсказывает мне, что мизатропу самое место в Слизерине.

— Кажется, мы это уже проходили, — заметил Гарри.

Тут только до рыжего дошло, что он сел в купе к человеку, который знаком с Драко Малфоем, сыном Пожирателя! Теперь все в Гарри ему стало напоминать «типично представителя» пожирательской семейки. Черная рубашка, ремень со змейкой, даже эта дурацкая женская повязка на лбу.

— Ну, в общем, мы пойдем, — сказал Драко, чувствуя себя некомфортно в компании предателя крови и странного героя магического мира, — увидимся на распределении.

Когда Малфой и компания покинули купе, Рон не нашел ничего лучше, как спросить о том, о чем спрашивать было не принято.

— Твои родители были Пожирателями?

Гарри рассмеялся. Нет, это действительно было забавно. В этом мире о людях судили не только по тому, на каком факультете они учились, но и по знакомым. При этом, если бы рыжий был внимательным, то заметил бы, что Гарри ни разу не назвал Драко по имени, что говорит не о близких отношениях, а просто о знакомстве. Ему захотелось сказать, что да, его родители были Пожирателями, чтобы посмотреть на реакцию Рона, но сделать так он не мог. Адам-Самаэль не простил бы ему такой промах.

— Нет, не были. Но если тебе интересно, некоторые родственники в свое время поддерживали политику Гриндевальда. Знаешь, я читал о нем. У него было множество дельных идей, — сказал Гарри.

Он действительно заинтересовался этим магом, и перечитал еще раз о нем в «Истории», когда узнал, что его предки поддерживали идеи Гриндевальда. Его теория мальчику нравилась больше Темнолордовской. Он не был против маглорожденных, которые не виноваты в том, что просто не у тех родителей появились на свет. Он хотел объединить магический и магловский мир так, чтобы волшебники заняли ключевые позиции в управлении государствами. При том, Гриндевальд полагал, что некоторые народы маглов надо уничтожить или проредить, так как на Земле уже наблюдается недостаток ресурсов. Некий первообраз, набиравшей популярность в магловском мире, теории золотого миллиарда, о которой рассказывал учитель истории в школе.

Рыжий открыл рот, потом закрыл, затем снова открыл.

— Да успокойся ты, тебе в детстве внушали, что какие-то страшные и злые волшебники хотели всех убить что-ли? А ты не задумывался над тем, что у них были цели и идеи? И в некоторых идеях можно действительно найти рациональное зерно. Вот у меня есть теория, что маглорожденных не существуют, есть только полукровки. Поэтому меня совершенно не устраивает политика Министерства в отношении маглорожденных.

Говоря это, Гарри не заметил, как на пороге купе, дверь которого Малфой не закрыл, появилась девочка с густыми каштановыми волосами и внимательно слушала его монолог.

— Интересная теория, кстати! Я тоже об этом думала, — произнесла девочка, и Рон от неожиданности подпрыгнул, — Я Гермиона Грейнджер, маглорожденная, — сказав это, она без приглашения вошла в купе и села напротив Гарри.

— Цорес, полукровка, — сказал Гарри, но вспомнив про сейф Реддла, добавил, — это официально, но по моим подсчетам, могу быть и чистокровным. Так что ты надумала?

— Когда пришло письмо, я решила, что способности мага — это дар от природы. Но, когда я узнала о том, что есть чистокровные семьи — это сразу перечеркнуло мою теорию, и я купила книги по генетике. Сделала некоторые подсчеты. В общем, магические гены должны присутствовать у маглорожденных с обеих сторон. Это не значит, что мама и папа должны быть сквибами. Это могут быть бабушки, дедушки и даже прабабушки и прадедушки, но всегда и по отцу и по матери одновременно.

— Вот и я пришел к подобным выводам, хотя маглорожденные даже по этой теории намного слабее магически, чем чистокровные. А вот с политикой Министерства по этому вопросу я точно не согласен.

— По-моему, нынешнее Министерство поддерживает маглорожденных! — заметил Рон, радуясь, что тема перешла в понятное ему русло.

— А по-моему, нынешнее Министерство делает на этом деньги, — заметил Гарри.

— Послушай, Цорес, мне кажется он прав. Я читала историю, раньше политика в отношении маглорожденных была более жесткой.

— Возможно, я не спорю. Я не говорю о том, как было раньше, я говорю о том, что сейчас. Да, они якобы дали маглорожденным равные с чистокровными права. Да, они якобы, поддерживают их и тому подобное. Но это, черт возьми, унизительно! Это как в США, когда Север воевал за права рабов. Вот и Министерство сейчас выставляет маглорожденных этими самыми рабами и борется за их права. Хотя по сути, все маглорожденные — полукровки. Ведь можно открыть эту информацию? Мне даже импонирует теория о том, что есть аристократичные и не очень роды, где тайная родовая магия передается из поколения в поколения, я не против. Пусть будет так. Но и маглорожденные имеют отношение к какому-то роду. Некоторые знания им могут быть доступны. Но это скрывают, возможно, боятся возвращения к тем временам, когда были родовые кланы, которые очень сильно влияли на политику. Я против смешанных браков, ты сама должно быть поняла, что браки с маглами ведут к исчезновению магических способностей, вероятнее всего, в третьем поколении. Но нет, политика по поддержке маглорожденных и маглов даже одобряет подобные браки. При этом, если ты посмотришь на всех, кто ведет подобную политику, они окажутся чистокровными. Хотя нет, думаю, вопрос все же в деньгах.

— О каких деньгах ты говоришь? — спросила Гермиона, и тут Адам-Самаэль напомнил Гарри, что он заговорился. Ой, как заговорился.

— Забудь, просто есть кое-какая информация, — сказал Гарри и, подумав, добавил, — непроверенная, поэтому говорить о ней я не буду.

Гермиона смутилась. Во-первых, по этой же самой теории она получалась слабее чистокровных и полукровок, а ей этого очень не хотелось. Но она понимала, что, вероятно, это так. Девочка выучила все учебники наизучть, чтобы доказать всем, что она не хуже других. Во-вторых, она не поняла о каких деньгах идет речь, но заметила, что собеседник не хочет продолжать разговор, а ей было очень интересно. Наконец, она вспомнила, зачем пришла. И тут же успокоилась. Невилл, с которым они искали жабу, был чистокровным, но не умел ничего, и сам сказал, что он почти сквиб.

— Кстати, я зачем заглянула... Вы не видели жабу? Мальчик по имени Невилл потерял жабу!

— Нет, — сказал Рон. Гарри лишь покачал головой.

Девочка покинула купе. Дальнейшая дорога прошла почти молча. Лишь иногда Рон что-то спрашивал, или рассказывал какие-то истории.

Наконец, будущие студенты переоделись в мантии, и Гарри почувствовал себя актером театра. Ну, кому в здравом уме придет в голову так одеваться? Нет, он был не против красивых вещей, правда, предпочитал выглядеть обычно, чтобы сливаться с толпой. Но мантии...

Гарри посмотрел на Рона, который глядел на себя в зеркало с разочарованным лицом — старая мантия ему не нравилась. Вспомнил сегодняшний разговор о Министерстве и Гриндевальде, и подумал, что Рон — типичный отпрыск "светлых". В детстве пугали Темным Лордом как бабайкой, говорили, что все, кто когда-либо в истории пытался изменить устройство магического мира — темные маги. Черт возьми, а когда революции и перевороты проходили бескровно? Сомнительно, что и нынешняя светлая власть заняла свою позицию путем мирных переговоров. Гарри представил себе эти самые мирные переговоры: «А давайте договоримся. Вы будете темными магами, которые нам мешают, а мы будем у власти, станем определять направление политики и бороться с вами! Вы согласны? Ну и отлично!»

Поезд замедлил ход.

— Первокурсники! Первокурсники, все сюда! — кричал лесник Харгид.

Гарри захотелось затеряться в толпе. Сейчас он был даже рад своей мантии, так как в мантиях были все. Он шел по узкой дорожке одним из самых последних.

— Еще несколько секунд, и вы увидите Хогвартс! — крикнул Хагрид, не оборачиваясь.

— О-о-о! — вырвался восхищенный возглас, когда первокурсники увидели замок.

Гарри показалось, что те, кто этот самый возглас оставил при себе, попадут в Слизерин или Равенкло. Гарри был в их числе хотя, безусловно, огромный замок его впечатлил.

— По четыре человека в одной лодке!

Гарри и Рон оказались в одной лодке. К ним подсело еще два мальчика, Невилл, и какой-то блондин, имени которого Гарри не запомнил. Он с интересом разглядывал человека, жабу которого искала Гермиона. Мальчик затеял игру — угадай тех, кто дети Пожирателей, а кто — Дамблдоровской шайки. Этот Невилл по подсчетам Гарри был из последних, а вот принадлежность блондина определить было трудно. Казалось, тот вообще думал о чем-то отстраненном, а не о школе и факультетах. Он с равнодушным лицом смотрел на Хогвартс, но без высокомерия.

Наконец, путешествие по озеру подошло к концу, и Хагрид повел первокурсников к замку. Там, у входа, их встретила МакГонагалл, и повела в маленькую комнату, за стеной которой слышался шум множества голосов, где стала рассказывать о факультетах. Гарри не слушал, он рассматривал комнату, как ранее рассматривал холл замка. Хогвартс казался мрачным, как и приют, только было в этой мрачности что-то таинственное. В приюте мрачность была показателем безразличия. Самые дешевые серые обои, непонятные детские рисунки на стенах, выкрашенные простой краской стены туалетов. Тут же был замок, настоящий средневековый замок, с факелами, освещающими помещения. Гарри показалось, что он уже тут был. Странное ощущение дежавю. Вроде бы все незнакомое, но что-то напоминало. Затем МакГонагалл вышла, сказав первокурсникам оставаться в комнате.

— А как будет проходить отбор? — Гарри так и не понял, кто задал этот вопрос.

— Наверное, нам придется пройти через какие-то испытания, — ответил Рон, — Фред сказал, что нужно сразиться с горным троллем, но он мог, как всегда, пошутить.

На лице Гарри, как и на лицах многих других, появилось недоумение.

«Как, ну скажите мне, как можно расти в семье волшебников, и не знать об этом? Даже маглорожденная Грейнджер и то знает, «Историю Хогвартса» догадалась прочитать,» — подумал Гарри, глядя на Гермиону, которая тоже уставилась на Рона с таким выражением лица, будто говорила, что рыжий — идиот.

Появились привидения. Произвели впечатление они на всех первокурсников. Даже на Гарри, который чуть не упал от неожиданности. Вот чего-чего, а привидений он увидеть тут не ожидал. Он вообще в них не верил. Захотелось при случае расспросить их, интересно же узнать о смерти.

— Выстройтесь в шеренгу, — скомандовала, появившаяся МакГонагалл, — и идите за мной.

Гарри снова пристроился где-то в самом конце. Они вошли в Большой зал. Гарри читал о нем, но все же увидеть это место стоило своими глазами. Зал был освещен тысячами свечей, а вместо потолка было настоящее, ну или иллюзорно настоящее, небо. Когда первые впечатления от увиденного прошли, Гарри осмотрев свечи, убедился, что те просто висят в воздухе, без подсвечников. «

"Интересно, а воск на головы не падает, не очень бы хотелось сегодня отдирать воск от своих волос".

За факультетскими столами сидели старшекурсники со скучающим видом. Вероятно, процедура отбора их не интересовала. Ну, оно-то и понятно.

Гарри увидел на табурете перед шеренгой первокурсников ту самую Распределяющую Шляпу, о которой читал в «Истории Хогвартса». Старая, потрепанная, никаких восторженных взглядов эта штуковина вызвать не могла по определению. Шляпа пошевелилась, а затем запела. По сути, в песне она повторила слова МакГонагалл о факультетах. Окончив свою песню-речь, Шляпа поклонилась четырем факультетам и замолчала.

— Значит, нужно всего лишь примерить Шляпу? Убью Фреда! — услышал Гарри, где-то впереди шеренги, голос Рона.

Церемония распределения началась. Из тех, с кем Гарри уже успел познакомиться, Гермиона и Невилл попали в Гриффиндор, блондин, с которым они плыли в одной лодке, оказался Энтони Голдстейном, и попал в Равенкло. Драко Малфой и его гориллы попали в Слизерин. Гарри заметил, что некоторые сидели со Шляпой на голове довольно долго, например Гермиона. И, наконец...

— Поттер, Гарри!

Нужно было представиться Цоресом в поезде, только для того, чтобы увидеть лицо Рона, когда МакГонагалл сказала его настоящее имя. Или не настоящее, он уже сам запутался. В общем, официальное. Рыжий открыл рот, выражение его лица говорило об удивлении, обиде и растерянности, одновременно.

Гарри сел на табурет, и МакГонагалл «уронила» Шляпу ему на голову. Та сразу закрыла весь обзор. Гарри пришла в голову мысль, что негигиенично надевать такую старую вещь, в ней могут быть клопы.

— Ну и что? — раздался в его голове голос.

— В смысле? — мысленно ответил мальчик шляпе.

— Сознание открыть не хочешь? Я как, по-твоему, должна решить, куда тебя определить?

Гарри вспомнил о сережке, а заодно, убедился в ее действии. Тогда, со Снейпом, он так и не понял, что произошло. Не до Снейпа и собственного сознания ему было. Гарри мысленно приказал сережке открыть сознание, толком не понимая свойств и принципа действия артефакта в ухе.

— Непростой вопрос. Очень непростой. Вижу, что ум весьма неплох. И талант — о да, это так. И имеется весьма похвальное желание проявить себя. Хватает и смелости, хотя это не основная черта. Так куда мне тебя определить?

И тут Гарри подумал, что все ждут, что Мальчик-Который-Выжил поступит в Гриффиндор. И, если он решил, что смотрит на жизнь Гарри Поттера со стороны, то надо бы туда и попасть. Все равно учат всех одному и тому же, так какая разница, где учиться? Зато он отведет все подозрения от своей персоны, если будет учиться на факультете, где учились родители. Его мысли не остались незамеченными.

— И после этого ты хочешь, чтоб я отправила тебя в Гриффиндор? По-моему, твои мысли говорят о типично слизеринском мышлении. Знаешь, ты можешь стать великим, у тебя есть все задатки, я это вижу, а Слизерин поможет тебе достичь величия, это несомненно.

Не успел Гарри сказать Шляпе свое твердое «нет», как та выкрикнула:

— Слизерин!

Мальчик не снял, он, буквально, сорвал с себя Шляпу. Гарри был зол, он был очень зол. В зале возникла абсолютная тишина. И в этой тишине все отчетливо услышали фразу: «Дурацкий кусок фетра», произнесенную новоиспеченным слизеринцем. Наконец, за столом Слизерина вспомнили, что надо бы поаплодировать новому студенту.

Гарри сел рядом с Драко Малфоем, и посмотрел на преподавательский стол. Профессор Снейп пребывал одновременно в ярости и растерянности, доля удивления была и на лицах других преподавателей. На секунду, когда Квиррел повернулся спиной к Гарри, у мальчика заболел шрам. Но боль прошла так же быстро, как и возникла. Никто ничего не заметил, и Гарри решил, что ему показалось. Абсолютно спокойными выглядели лишь МакГонагалл, которая продолжала называть фамилии студентов, и директор. Гарри не знал, что сказанная им фраза про дурацкий фетр, успокоила Дамблдора, который предположил, что мальчик очень хотел учиться в Гриффиндоре, а Слизерин — это происки частички души Волдеморта. Ну, в принципе, предположения директора, по крайней мере, их первая часть, были почти верными. Разве что, причинно-следственную связь имели другую. Но Гарри всего этого не понимал, и ему было стыдно, что он сморозил такую глупость перед всеми студентами. И слизеринцы теперь будут подозрительнее к нему относиться, видно же, что он к ним не собирался поступать.

— Ну что, не вышло ничего с Равенкло, мизантроп? — поинтересовался Малфой.

— Как видишь.

Блондин ухмыльнулся.

Церемония распределения закончилась, последний первокурсник — Блейз Забини был распределен в Слизерин. Директор встал, поприветствовал всех, затем произнес какой-то странный набор слов. Гарри удивленно уставился на Дамблдора, тот поймал его взгляд и улыбнулся. Мальчик не мог выдавить из себя улыбку, его лицо по-прежнему осталось удивленным.

Да, еда была вкусной. Приютский рождественский стол отдыхает. Правда, Гарри подумал, что в этом учебном заведении вообще не думают о здоровье студентов. Ну как можно столько есть жаренного и жирного? А тем более на ночь. Если так кормят каждый день, то все маги должны быть похожи на ныне покойного Дадли Дурсля. Гарри огляделся — худых много. Даже наоборот, многие слишком худые и бледные. Но это его обрадовало, значит, подобный рацион присутствует не каждый день.

Гарри наблюдал за поведением студентов разных факультетов. Самыми спокойными были слизеринцы и равенкловцы. И те, и другие лишь тихо переговаривались с рядом сидящими. За столом Гриффиндора шумно что-то обсуждали первокурсники. Может, знакомились так. Хаффлпафф тоже вел себя довольно шумно.

Когда, наконец, все наполнили свои желудки крайне вкусной и неполезной пищей, Дамблдор объявил о том, что колдовать в коридорах и ходить в Запретный лес без преподавателей не разрешается. Затем сказал, что в этом году запретной является и правая часть коридора на третьем этаже для всех, кто не хочет умереть мучительной смертью.

«А безопасность студентов, все дела? У маглов за подобное объявление директора бы с поста выкинули!»

— А теперь, прежде чем пойти спать, давайте споем школьный гимн! — объявил директор.

На лицах студентов застыли самые разнообразные выражения. Кто-то обрадовался (в основном Гриффиндор и Хаффлпафф), равенкловцы не были едины в этом вопросе — кто-то улыбался, кто-то делал вид, что уже уснул. Слизеринцы вообще не проявили эмоций. И вскоре, Гарри понял почему. Гимн имел какой-то глупый смысл, якобы школа должна научить хоть чему-нибудь («А качество образования? Хоть чему-нибудь я и сам научусь»). Но самым странным было то, что пели его все на свой собственный мотив. Слизеринцы равнодушно открывали рты, но, казалось, не издавали звуков. Гарри вообще сидел молча, даже не делая вид, что поет, а просто читал слова, которые золотой лентой выходили из палочки Дамблдора.

«Тоже мне, караоке-клуб!» — протянул Адам-Самаэль, слуху которого гимн удовольствия не доставил.

После этого душераздирающего песнопения все отправились в свои спальни. Гарри очень хотел спать. Первокурсников в гостиную Слизерина провожал староста — Терциус Уилкис, худой высокий подросток с русыми волосами и, в целом, ничем не примечательной внешностью.

Первокурсники остановились перед пустой стеной в подземельях. Уилкис сказал стене «Традиции и время», объявил, что это пароль, и стена исчезла, открывая проход в гостиную факультета. Гостиная была довольно уютной, хоть и мрачноватой. Весь интерьер был выполнен в цветах факультета — зеленом и серебристом. Иногда к этим цветам добавлялся черный. Черными были кожаные диваны и кресла. Гостиная выглядела солидно. На стенах висело множество портретов. Был тут и огромный камин. Старшекурсники уже начали расходиться по спальням, когда вошел Снейп.

«Он-то тут что делает?»

— Добрый вечер! Я, декан факультета Слизерин, рад приветствовать вас в нашем Доме. Как вы знаете, факультет в Хогвартсе считается семьей. Но не у всех одинаковые представления об этом понятии. Кто-то думает, что семья — некая общность, где все знают тайны друг друга, и делятся друг с другом всеми впечатлениями. Это не о Слизерине. Здесь каждый сам по себе. Но вместе — мы одно целое. Для нас семья — это ответственность за каждого, ответственность друг за друга. И если вы поступили на этот факультет, — тут глаза декана задержались на Гарри, — то должны уважать правила факультета. Вы не должны подставлять других слизеринцев своими поступками и давать повод для снятия баллов. Прежде чем что-то сказать или сделать, сто раз обдумайте свои слова и действия. Завтра утром вам раздадут расписание занятий. Я надеюсь, что вы станете достойными студентами Слизерина.

Сказав свою речь, декан удалился. Староста указал на спальни девочек и мальчиков. Спальня была рассчитана на количество студентов («Как знали! Или это какая-то магия. Пока студенты поедают жаркое, тут во всю идет подготовка?»). Помещение было большим, тут стояло шесть кроватей с темно-зелеными пологами. На полу лежал мягкий ковер, тоже зеленый, с серебристыми змейками. Мальчик вспомнил Кассандру с ее любовь к зеленому. Ему стало интересно, на каком факультете та училась. Хотя тут же вспомнилась и МакГонагалл с ее зеленой мантией и зеленым твидовым костюмом, и Гарри решил, что для нормальных, или относительно нормальных людей, цвета факультета не обязательно являются любимыми. В принципе, это помещение можно было бы разделить на шесть небольших комнат, и было бы прекрасно. Ну, кому в голову пришла идея о том, что студенты должны жить в одной спальне?

— Что, не рад оказаться на Слизерине, Поттер? — спросил высокий для одиннадцати лет мальчик — Блейз Забини. Никакого намека на дружелюбие, как и на враждебность. Казалось, просто нужно было завести беседу, и он нашел повод. Так, просто задать вопрос, получить незначительный ответ.

— По сути, все равно, — спокойно ответил Гарри, — учат-то всех по одной программе. На самом деле, это глупо.

— Что именно глупо?

— Я считаю, что должно быть разделение по специализации.

— Такое разделение в Дурмстранге, на воинов, защитников и целителей. Только разделение идет с пятого курса, когда уже видно, к чему есть способности у человека. Те, кто окончил школу по первым двум специализациям, могут без подготовки идти работать в аврорат или в другие отделы министерств, где ликвидируют последствия проклятий.

— Буду знать, куда отправлять учиться своих детей, если таковые найдутся, — сказал Гарри, снимая ботинки.

— Вот что странно, — подал голос Малфой, — ты говорил, что от студентов факультетов все чего-то ждут. И от слизеринцев ждут, что они станут темными магами. Знаешь, страшно представить темного волшебника из рода Поттеров.

Все засмеялись, не зло, а просто засмеялись. Вроде как Малфой и не шутил, но мысль о темном волшебнике Поттере показалась всем забавной.

«Надеюсь, так будут думать все».

Гарри выдавил из себя какую-то холодную улыбку, и задвинул полог кровати.

Он лежал, глядя на зеленый полог и размышлял о том, что он теперь студент Хогвартса, и что самое прискорбное, студент Слизерина. Этого он не хотел. Не будь он Гарри Поттером и, скорее, именем нарицательным в магическом мире, его бы вообще не интересовал факультет. Но он был именно этим самым Гарри Поттером. Теперь, директор будет к нему приглядываться, раз он поступил на «темный» факультет. Такие, как Уизли, которых пугали Темным Лордом и злыми слизеринцами, будут обходить его стороной. Хотя по сути, какое ему до них дело? Интересно было отношение Гермионы. Она казалась ему адекватной, он даже планировал вместе с ней проводить некоторые исследования по восстановлению ее же родословной, ну и своей заодно. Мысль о Реддле была интересной, хотелось узнать, кто это, и в какой они степени родства. Гарри понадеялся, что девочка окажется менее подверженной всяким предрассудкам, так как она из маглорожденных, и ей с пеленок не внушали определенные идеи о волшебном мире. Мальчик решил, что пока будет вести себя крайне тихо, стараться хорошо учиться и не привлекать к себе лишнего внимания. Еще его не покидала мысль о том, что он тут уже был. Как будто, все было очень давно, все застилала пелена в сознании, но все же подсознание помнило, Хогвартс был смутно знакомым. Гарри даже пришла в голову мысль о перерождении после смерти. Может быть когда-то, в прошлой жизни, он тоже тут учился.

Так, если будут возникать проблемы, то надо решать по ситуации. Сейчас же лучше ни о чем не думать, ничего не делать, быть самым обычным студентом. Гарри, черт возьми, Поттером. Он уже успел возненавидеть собственное имя.

"Надо узнать о перспективах смены имени в магическом мире. У маглов так делают, может и тут можно. Не сейчас, не когда я студент этой школы. Но жизнь же не заканчивается. После школы мне нужно где-то работать, где-то жить".

Мальчик вспомнил о доме в Венгрии и решил, что перед Рождеством поговорит с гоблинами о том, как ему принять в наследство дом.

«Интересно, а в Венгрии Гарри Поттер — тоже нарицательное имя? Вроде война — даже язык не поворачивается этот террор назвать войной, охватывала одну страну, может там знают лишь некоторые моменты. Может там я смог бы быть обычным человеком?»

После еще некоторых размышлений в том же духе, Гарри, наконец, уснул. Ему снился сон, что он в Венгрии разговаривает с прадедом Цоресом о том, что их род предала дочь — бабушка Гарри, уехав в Англию, и выйдя замуж за Поттера.

Глава оправдывает название. Серые будни, они и есть серые будни. Гарри Поттер, которого я описываю, не тот человек, кто вляпается с первых дней в какую-нибудь историю. А описывать сразу, скажем, события Хэллоуина, без предисловий, глупо.

________

В следующие несколько дней Гарри понял, что не зря оказался в Слизерине. Теплых чувств к своему новому факультету он, безусловно, не испытывал, но детям чистокровных аристократов хватало мозгов или воспитания не пялится на него, и не показывать пальцем. От остальных повсюду слышался шепот: «Ты видел его?», «А видел его шрам?». И все это при том, что Гарри был слизеринцем, а к слизеринцам просто так не подходили, сторонились. Трудно представить, что было бы, попади он в Гриффиндор. От необходимости общаться с неинтересными людьми с ума сошел бы как сам Гарри, так и Адам-Самаэль.

Первым уроком оказалась трансфигурация, где профессор МакГонагалл продемонстрировала успешное превращение в кошку и обратно, и Гарри мог поклясться, что пару раз встречал эту кошку на Тисовой улице, когда еще там жил. Это оптимизма не прибавляло, скорее, развивало паранойю. На уроке всех попросили превратить спичку в иголку. Гарри, видя, что у слизеринцев не особо благополучно получается задание, тоже не стал пытаться. Хотя умел, в приюте же получалось. Мальчик помнил как Драко открыл дверь в купе, значит, простейшие чары знал. Может притворяются? Надо соответствовать. К концу урока спичка Гарри стала серебристой, как и у всех. Гарри специально транфигурировал спичку именно в серебристую спичку.

Далее по расписанию была травология, и Гарри подумал, что она станет его самым нелюбимым предметом. Растения он не любил никогда. Особенно после газонов Дурслей.

После обеда шли чары и, к удивлению Гарри, вел их крошечный человек — Филиус Флитвик. Черт, Филиус Флитвик, Минерва МакГонагалл, Салазар Слизерин, Годрик Гриффиндор, Хельга Хаффлпафф, Ровена Равенкло! Почему всем дают имена, как породистым собакам, начинающиеся только на определенную букву? В случае с магами, а не с собаками, на первую букву собственной фамилии. Гарри решил, что надо будет узнать.

Драко шепнул, что в роду Флитвика были гоблины, поэтому он такой маленький. Это заявление заставило Гарри серьезно задуматься. Получается, гоблины тоже люди, только другая раса? По всем законам генетики получалось, что это так. Бред! Он вспомнил, как выглядят гоблины... И тут же подумал, что в роду Флитвика определенно знали толк в извращениях. Фантазия мальчишки, который провел год в приюте, где разговоров о призрачной половой жизни больше, чем в мыслях Казановы, вырисовывала конкретные образы сексуальной жизни предков профессора. Гарри разрывался между желанием рассмеяться в голос и очистить желудок от плотного, вполне полезного — зря переживал о питании, только праздничное меню был таким «неправильным» для здоровья, — обеда. В итоге, удержать смешок не удалось. Профессор покосился на студента, как и многие однокурсники, но баллы снимать не стал.

День прошел вполне мирно, никто из однокурсников его не задевал, слизеринцы, казалось, на него вообще не обращали внимания. Это не могло не радовать. А вот Рон во время случайной встречи в коридоре как-то странно покосился на Гарри, но все же вежливо поздоровался. Для него, вероятно, сам факт того, что сосед по купе оказался слизеринцем, уже что-то, да значил. Образы, привитые в детстве, буквально с молоком матери. Какие же волшебники идиоты! Весь мир иллюзия, а эту самую иллюзию строят люди. Теперь у Рона возник разрыв шаблона. Мальчик-Который-Выжил в Слизерине! Нестыковочка.

Следующим утром Гарри благополучно проспал завтрак. Будильник взять с собой он не догадался, а вот специальных чар не знал. Его соседи по комнате знали, так как проснулся мальчик в полном одиночестве. Решив, что идти на занятия еще рано, а на завтрак — уже поздно, Гарри достал из рюкзака книгу из сейфа Реддла. От «Древнейшей магии» веяло... наверно, той самой магией. По рукам текло странное тепло, согревая и успокаивая. Но, открыв книгу, Гарри не обнаружил ничего. Пустые листы. Мальчик внимательно пролистал древний фолиант, но в нем не было ни единой строчки. Лишь несколько раз, быстро перелистывая страницы, он обнаруживал мелкий текст, который тут же исчезал.

"Странно, очень странно", — подумал он.

Голодный Гарри поплелся на урок Защиты от темных искусств, смутно представляя, как Квиррелл может вести подобный предмет. В принципе, его смутные представления подтвердились. Урок был ужасно скучным. Он мог бы гарантировать хороший сон, только вот Гарри спать не хотел.

Далее шло сдвоенное зельеваренье с Гриффиндором. Ученики разглядывали различные банки с заспиртованными животными. Помещение было мрачным. Даже не мрачным, а жутковатым. Гарри снова почувствовал декорации театра. Создавалось впечатление, что кабинет выглядит таким мрачным ради одной цели — напугать учеников. Мальчик сел рядом с Малфоем и демонстративно закрыл глаза. Не открыл он их даже тогда, когда все притихли и послышались шаги, вошедшего в класс профессора. Только после того, как Снейп развернулся к классу, Гарри соизволил «проснуться». Специально, чтобы зельевар заметил, что декорации не возымели должного эффекта.

Снейп прошелся по списку учеников. Дойдя до фамилии Поттер, он остановился.

— О, да, — негромко произнес он, — Гарри Поттер. Наша новая знаменитость.

Несколько девочек захихикали.

Закончив знакомство с классом, профессор произнес пламенную речь, которая подействовала почти на всех. Дети сидели с зачарованными лицами, а Гарри хотелось сбежать из театра.

«И так будет всегда, терпи, — сказал Адам-Самаэль, — будешь слушать всякий бред про то, как сварить славу и триумф, а бедные волшебники, вроде Уизли, просто незнакомы с зельями. Поэтому и бедные. Оказывается, нужно было лишь сварить нужное зелье, и все проблемы бы исчезли, а в Гринготтсе появлялся бы многомиллионный вклад».

— Поттер! — рявкнул Снейп, — Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

«Измельченный корень чего с чем?»

Гарри заметил, как взлетела вверх рука Гермионы Грейнджер. Видимо, маглорожденной девочке, которая понимала, что ее магические силы слабее, чем у других, очень не хотелось быть хуже. Выучила весь учебник! Гарри это почему-то разозлило.

— Я не знаю, сэр, — ответил он.

— Так, так... Очевидно, известность — это далеко не все. Но давайте попробуем еще раз, Поттер. Если я попрошу вас принести мне безоаровый камень, где вы будете искать его?

Гарри все это не нравилось. Что сальноволосому от него нужно? Гарри решил, что сегодня же помоет голову, что было редкостью и для него. Но не стоит быть похожим на этого «замечательного» профессора. Ответ Гарри знал, но хотелось высказать все, что он думает. Пусть и не прямо.

— Его извлекают из желудка козы, но, вероятно, искать козу придется долго, и не факт, что та будет больна необходимым заболеванием, чтоб в ее желудке оказались камни. Поэтому, скорее всего, я найду камень в вашей кладовой.

— И не вздумайте его украсть! — неожиданно для Гарри выпалил Снейп, — В чем разница между волчьей отравой и клобуком монаха?

Этого мальчик уже не знал.

— Сэр, если предполагается, что все это я сам должен знать, то какой смысл был бы в школьном обучении в целом, и в вашем преподавании, в частности? — и тут Гарри не вовремя вспомнил профессора, заглядывающего к нему под кровать, и засмеялся.

Профессор изменился в лице. Гарри наслушался в коридорах от студентов других факультетов о Снейпе, снимающем баллы со всех, кроме студентов Слизерина, и теперь просто наблюдал за реакцией. Баллы его, в принципе, не интересовали. Снимет так снимет.

— Отработка в субботу в восемь, Поттер! — рявкнул зельевар.

* * *

— Вот что тебе стоило промолчать? Вел себя как последний гриффиндорец! — бурчал рядом Драко по дороге в Большой зал, будто это ему назначили отработку, а не Поттеру.

— Малфой, я никого никогда не задеваю первым. А отработка — мелочь. Что там обычно делают?

— Моют котлы или нарезают ингредиенты.

— Значит, помою котлы и нарежу ингредиенты. Он мог снять баллы, это своего рода проверка с моей стороны, — сказал Гарри и как-то странно улыбнулся.

Последнюю фразу на уроке он действительно сказал только потому, что хотел проверить слухи о зельеваре. Было интересно, снимет он баллы со своего факультета или нет. На сами баллы, как и на все межфакультетские соревнования и соревнования по квиддичу, ему было плевать. Он индивидуалист, признает только индивидуальную похвалу и индивидуальные наказания. Так что, занимай Слизерин хоть самую последнюю строку в этом соревновании, его самооценку это никак не тронет. В магловских школах все быстро понимали его отношения к коллективным мероприятиям, поэтому в различные спортивные игры не ставили, мало ли что он выкинет.

Совы, обычно носили письма по утрам. Какого же было удивление Гарри, когда к нему подлетела сова во время обеда. Наверное, не застала его за завтраком, по причине отсутствия Гарри на оном.

«Письмо от Хагрида, — протянул Адам-Самаэль, — надо сходить!»

«Зачем?»

«Как зачем? А репутацию друга всех и вся кто поддерживать будет? Я что-ли? Видно, что человек Дамблдоровский, раз тот его на задания в Гринготтс отправляет, значит нельзя отказаться от вечернего чаепития. Хотя да, перспектива провести вечер в компании не самого умного великана — не лучшая из всех возможных. Еще слизеринцы о нем как-то нелестно отзываются, а репутацию и на факультете держать надо. Но выбора у нас нет».

После обеда Гарри поплелся в библиотеку, чтобы найти нужную для эссе литературу. Там обнаружилась Гермиона. Даже не удивительно, с ее желанием стать лучшей ученицей. Только вдруг возникла мысль, что ей это не поможет. Гарри, немного знакомый с действием родовой магии, только по наличию книг Цоресов — хотя бы взять их возможность показывать свое содержание только Цоресам («Кстати, надо узнать больше, я ведь даже по роду получаюсь Поттером, а не Цоресом. Ладно, кровь Цоресов присутствует, но род и кровь — разные вещи»), знал, что это бесполезно. За пару дней, проведенных в гостиной, учебной комнате и спальне Слизерина, Гарри понял, что слизеринцы — действительно хитрые люди. Простейшие заклинания знает каждый первокурсник, но на уроках у них спички в иголки не превращаются. С толпой сливаются. Если Министерству нужно тупое стадо, надо притвориться, что ты уже в стаде. Кажется, что, освоив школьную программу, Гермиона только приблизится к этом стаду. Гарри порывался между желанием сказать ей, все что думает, и оставить все как есть. Это у него детство так себе выдалось, а тут незачем ломать иллюзии детской души. Все равно родовые книги ей недоступны, это у него в сейфе случайно завалялось несколько, и счет приличный, чтобы приобретать литературу. А делиться, как знаниями, так и деньгами, он не планировал. Ни с кем.

— Привет, что читаешь? — поинтересовался он.

— Привет, — сказала девочка, не отрывая глаз от толстого фолианта, — Книгу по трансфигурации, надо эссе писать. Я в магловской школе всегда училась лучше других. Если тут будет так же, родители будут мной довольны.

Гарри внезапно стало жаль однокурсницу. И одновременно он позавидовал ей, даже появился отголосок ненависти.

«Да как она смеет? Жить в двух мирах и одновременно чувствовать себя комфортно и здесь и там? И в магловском мире она своя, и тут, по крайней мере, в первое время неплохо устроится. Станет любимой студенткой кошки, а там глядишь, и мелкую должность в Министерстве подкинут. А меня ни тут, ни среди маглов ничего хорошего не ждет! Даже не знаешь, где хуже, а где лучше».

Проводить с ней вместе исследования, пытаясь выяснить какому роду она может принадлежать, внезапно расхотелось. Может, правда, лишь пока расхотелось.

Неожиданно Гермиона отвлеклась от своей книги и подняла глаза. Уставшие такие глаза...

— Слушай, мне интересно, почему ты попал в Слизерин? Что тебе говорила Шляпа?

Если бы его спросил кто-нибудь из Слизерина, он бы никогда не признался, но спрашивала гриффиндорка. Решил сказать правду.

— Знаешь, все от меня чего-то ждут. Все ждали, что я поступлю в Гриффиндор только потому, что там учились родители. Мне одновременно хотелось оправдать ожидания, и сделать все по-своему. Я хотел в Равенкло, но в последний момент решил, что лучше в Гриффиндор, так как проще делать то, что от тебя ждут. Шляпа приняла мое желание за хитрость и отправила в Слизерин, — пожал плечами Гарри.

Гермиона как-то облегченно вздохнула. Похоже, Гарри ошибался, предполагая, что маглорожденные не подвержены предрассудкам. Она услышала что-то о Слизерине и тоже решила, что там учатся темные маги.

— Извини, я просто подумала...

— Все в порядке Гермиона, ты подумала, что в Слизерине учатся только темные маги, значит я один из них. Нормальная реакция, не переживай. Я все же пойду к стеллажам по чарам, не буду тебя отвлекать. Мне тоже нужно писать эссе.

Гермиона пристыженно опустила глаза. Именно так она и подумала, и сейчас считала себя глупым ребенком, который верит всем на слово.

На выходе из библиотеки встретился Рон, который, видимо, решил принять как должное, что Мальчик-Который-Выжил — слизеринец. Сегодня он был гораздо приветливее.

«Используй его, успокой душу белобородого тем, что общаешься с гриффиндорцами», — подсказал Адам-Самаэль.

— Слушай, Рон. Меня Хагрид на чай пригласил. Не хочешь сходить со мной?

— Ты серьезно? — рыжий расплылся в улыбке, перспектива провести вечер в компании Героя магического мира его радовала.

— Да, одному скучно идти, — равнодушно пожал плечами Гарри. Врать, что хотел бы пойти именно с Уизли, мальчик не планировал. Случайно встретил, и ладно.

Но Рон не обиделся, либо до него не дошло, что его берут с собой именно для того, чтобы не было скучно. Они вышли из замка и направились к хижине Хагрида. Гарри не хотел проводить вечер с Роном, который от любой новой информации удивленно открывает рот, и Хагридом, но что поделать. Дети постучали в дверь.

— Назад, Клык, назад!

Хагрид распахнул дверь. Все то же заросшее лицо, неопрятный вид. Только шубы не было, видимо, она заменяла его выходную мантию.

В доме была всего одна комната, даже без ванной. С потолка свисали мертвые фазаны, на полке лежали дохлые крысы.

«Как мило».

— Вы...э-э... чувствуйте себя как дома... устраивайтесь, — сказал Харгрид, отпуская Клыка, который кинулся к Рону и начал лизать его уши.

«Хорошо, что не ко мне»

— Это Рон Уизли, — представил Гарри рыжего.

— Еще один Уизли, а? — спросил Хагрид, улыбаясь. — Я полжизни провел, охотясь на твоих братьев-близнецов. Они все время... ну это... пытаются в Запретный лес пробраться.

Лесник поставил перед мальчиками кексы и кружки с чаем. Чай был вкусным, а вот в кексе Гарри чуть не оставил один из молочных зубов, который даже не шатался до этого момента.

Разговаривали по большей части Рон и Хагрид. О школе, Филче и миссис Норрис. Рон рассказал об уроке зельеваренья, выставив Гарри жертвой злого профессора, что мальчику совсем не понравилось. Никакая он не жертва, специально же говорил все. Молчать не сложно, но всегда ли в этом есть необходимость? И говорить не сложно, но необходимость в болтовне тоже есть далеко не всегда.

— Мне показалось, что он ненавидит Гарри, — распалялся Уизли.

— Да ерунда это! — возразил Хагрид. — С чего бы это ему?

Однако лесник отвел глаза в сторону, и быстро сменил тему разговора снова на братьев Уизли.

«Вот же, светская беседа, всегда есть о чем поговорить. Буду знать, что когда нечего сказать рыжему, можно расспросить про братьев».

Но смена темы Гарри не понравилась. Мальчик считал своим даром, еще когда не знал, что он волшебник, умение отличать правду от лжи на каком-то подсознательном уровне. Всегда отличал. Поэтому ненавидел кино и театр, куда их водили с приютскими несколько раз. Все же нельзя не признать, что в приюте воспитанием детей занимались больше и лучше, чем Дурсли воспитанием собственного сына.

На глаза Гарри попался выпуск « Ежедневного Пророка». Мальчик не следил за новостями, и считал это упущением, но выписывать «Пророк» не решился, мало кто из первоклассников интересовался последними событиями, а он и не думал выделяться. Но газета оказалась старой. В ней говорилось об ограблении Гринготтса тридцать первого июля.

"Врут все гоблины, дурацкий стих даже придумали, оказывается, ограбить банк все-таки можно. Может, перевести все наши сбережения в фунты и отправить в магловский банк? Там проценты выше," — предложил Адам-Самаэль.

Стоп! Это тот день, когда они с МакГонагалл ходили по Косому переулку. Гарри вспомнил, как Хагрид тряс перед ним мешочком, заявляя, что надежнее Гринготтса только Хогвартс.

«Директор ясновидящий? Предвидит возможные ограбления и колебания курса? Может нам с ним все-таки подружиться. Глядишь, состояние заработаем?»

«Ага, и место под Авадами» — ответил Адам-Самаэль.

— Хагрид! Это было в тот день, когда мы с профессором МакГонагалл встретили тебя в банке, помнишь? — сказал мальчик, показывая на статью.

Хагрид отвел глаза. Как-то немного пристыжено даже.

«Снова ложь, во всем! Будь проклят весь этот дурацкий мир!»

Вернувшись в замок, Рон и Гарри увидели вывешенное объявление о начале уроков полета. Гарри не интересовали полеты на метле. Зато Рон стал рассказывать истории о том, как он с братьями играл во дворе в квиддич. Малфой, оказавшийся поблизости, перещеголял рыжего, рассказывая, как чуть не врезался в магловский вертолет. Гарри еще раз убедился, что все люди, вне зависимости от того, являются ли они волшебниками или маглами — высокомерные идиоты, считающие, что мир крутится вокруг них.

Отработка у Снейпа прошла вполне сносно. Профессор попросил вымыть котлы и не обращал внимания на Гарри. Лишь усмехнулся, когда мальчик, взяв первый грязный котел, внимательно рассмотрел его и понюхал, после чего поморщился. Да, костерост неприятен не только на вкус, но и пахнет не розами.

Урок полетов испортило падение с метлы Лонгботтома и выходка Драко. Блондин, после того как гриффиндорца увели в Больничное крыло, решил спрятать напоминалку толстяка на дереве. Его полет, к сожалению, был замечен, не вовремя вернувшейся желтоглазой мадам Хуч, которая запретила взлетать в свое отсутствие. Со Слизерина сняли пятьдесят баллов. И что самое обидное для слизеринцев, Уизли, собиравшийся тоже взлететь, чтобы отобрать напоминалку однокурсника, не успел этого сделать. Гриффиндор сохранил свои баллы.

— И кто-то мне советовал разумнее вести себя на зельях. Меня тогда хотя бы баллов не лишили, — позлорадствовал Гарри по дороге в замок.

— Я же не знал, что она вернется так быстро, — ответил Малфой.

— Кстати странно, она же сказала, что того, кто взлетит исключат, а не снимут баллы.

— Ты так хотел, чтобы меня исключили? — прищурился блондин.

— Да причем тут это. Просто вспомнил, как у нас воспитательница учила свою помощницу. Она говорила, что нельзя грозить детям наказаниями, которые не собираешься применять. Тогда они вообще слушаться не будут. Пообещали серьезно наказать, ребенок продолжил свои шалости, его не наказали. Как результат, он чувствует безнаказанность и шалостей становится больше.

— Ну да, логично. Только в этой школе исключают в крайнем случае. За убийство.

— Были прецеденты?

— Случались.

Последующие несколько дней Малфой ходил по школе злой, и то и дело задевал гриффиндорцев. Он считал высшей несправедливостью, что баллы на полетах сняли только со Слизерина. Особенно доставалось Рону Уизли, который оскорблять словесно не умел, и сразу лез с кулаками. Даже не с палочкой, а именно с кулаками. Гарри не вмешивался, что рыжего не устраивало, он же считал Гарри своим «другом».

Вскоре, Рон заявил Малфою, что тот без Крэбба и Гойла и шаг боится сделать, а когда они с ним, то становится таким смелым. В общем, обозвал он блондина трусом. Это Гарри удивило, за всю историю коротких взаимоотношений Малфоя с гриффиндорцами, гориллы блондина ни разу не вмешались, всегда просто стояли, словно были моральной группой поддержки, в то время как Дин Томас всегда норовил пустить в ход кулаки вместе с рыжим.

В общем, Драко оскорбился, и вызвал Рона на дуэль в полночь. Секундантом, к великому сожалению, назначил Гарри. Вероятно, не смог выбрать одного из своих горилл, не зная в чем собственно состоит выбор между ними. Хотя может только для Поттера они были какими-то одинаковыми, а Гарри стал секундантом, так как Малфой хотел больше позлить рыжего и знал, что тот общается с Поттером.

— И что ты собираешься делать, Малфой? — спросил Гарри вечером в гостиной.

— Ничего, сейчас пойду, Филчу скажу, что они ночью шататься по коридорам будут. Пусть ищет.

— А Кодекс дуэлянта, честь рода и прочее? — спросил Гарри, что знал. В «Традициях....» что-то подобное упоминалось.

— О чем ты? Уизли даже не знает, как правильно вызывают на дуэль, иначе потребовал бы магического вызова. Что-то вроде клятвы чести. Это так, был розыгрыш.

— Все равно как-то некрасиво. Да и потом, это ты знаешь, как правильно вызывают на дуэль, а не остальные. Докажи потом, что не трус, когда Уизли завтра по всей школе пустит слух, что ты на дуэль Филча послал, а сам испугался, — зачем Гарри все это говорил, он не знал. И какое ему дело до чести рода Малфоя — тоже. Видимо, проснулось внезапное желание поговорить, а тема сама нашлась. В Слизерине к Поттеру относились нейтрально, но Малфой, казалось, подружиться хотел. Гарри это удивляло, он же сын Пожирателя.

«Может его отец так окончательно выгородиться хочет. Вроде как его сын — друг Мальчика-Который-Выжил. А может, есть и другие причины. Ладно, хочет подружиться, пусть пробует. Он хотя бы не глупый, как Уизли. С ним поговорить нормально можно, да и мало ли, как жизнь сложится. Может, пригодится подобное знакомство» — размышлял Адам-Самаэль.

— Действительно, нехорошо получится. Что предлагаешь?

— Знаешь, когда я в поезде дверь Коллопортусом закрыл, он удивился. Думаю, максимум, что он сможет — послать в тебя сноп красных искр. Шарахнешь его чем-нибудь, зафиксируем победу и уйдем.

— Ага, а на следующее утро все будут знать, что состоялась дуэль. А это запрещено школьными правилами. И две недели отработок с Филчем, да еще и в компании Уизли, нам обеспечены.

— Обливиэйт, — просто сказал Гарри.

— Умеешь?

— Научился летом, для дела нужно было.

— Для какого дела?

— Для личного, Малфой, для личного.

Блондин равнодушно пожал плечами, хотя ему, безусловно, было интересно, кому Мальчик-Который-Выжил стирал память. Но за что Гарри ценил, если можно так сказать, свой факультет, так это за право каждого на свою тайну. Он представил, как сказал бы Уизли то, что владеет Обливиэйтом и научился он этому для личного дела, начались бы расспросы. Которые заканчивались бы аргументом «ну мы же друзья, у нас не должно быть тайн друг от друга».

— Ладно, — поразмыслив, решил Малфой, — я наложу Петрификус, только потом стирай память. Пусть всю ночь в Зале Наград проведет, все равно утром туда Филч зайдет.

— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Гарри. Рыжий ему надоедал в последнее время своими заявлениями о дружбе, и проучить его не мешало, тем более все равно не вспомнит потом ничего, — только его секунданту тоже надо будет память подправить. Он Лонгботтома взял?

— А если он всему факультету о дуэли разболтал?

— Тогда нам будет плохо. Но ты сам же сказал, из школы только за убийство исключают.

Около полуночи Драко и Гарри выбрались из гостиной Слизерина и направились по темным коридорам замка к Залу Наград. По пути ничего интересного не произошло.

— Я говорил, он не придет, — послышался за дверью жалобный голос Невилла, — он специально.

— Значит он трус! — ответил приятелю Рон.

— Никакой я не трус, Уизел, — сказал Малфой, открывая дверь.

— Ну, так что? — поинтересовался Гарри. — Начнем?

Рон как-то странно посмотрел на своего слизеринкого «друга»... Как на предателя. И Адам-Самаэль обрадовался, что Гарри сотрет ему память об этой дуэли и вообще о том, что она должна была состояться. Нечего герою магического мира друзей предавать.

Малфой и Уизли встали друг напротив друга на расстоянии тридцати шагов. Гарри встал сзади Драко по правую сторону, Невилл сзади Рона, тоже справа.

— Вы идиоты, — послышался голос Гермионы, — Для вас школьные правила неписаны, да? Ходите ночью по замку, как ни в чем не бывало, дуэли устраиваете.

— А ты что тут делаешь, Грейнжер, — зло сказал Малфой, затем, повернувшись к Уизли, добавил, — Или ты всему факультету разболтал?

— Никому я не говорил. Она за нами из гостиной увязалась, думали, что оторвались, так нет, приперлась, — ответил Рон.

Гарри захотелось исчезнуть. Он злился на Рона и за то, что тот такой идиот, и за то, что ему приходится с ним общаться для роли Гарри Поттера, и за то, что он сейчас так пренебрежительно говорил о Гермионе. Нет, Гарри не простил девочке то, что она своя в двух мирах, что ее любят родители, здесь уважают учителя. Но все же к ней он относился лучше, чем к другим гриффиндорцам. Нет, даже лучше, чем ко всем девочкам в Хогвартсе. И мальчик злился на то, что из-за рыжего ему придется стереть память и Грейнджер. Теперь он был полностью согласен с идеей Малфоя оставить Уизли на ночь под Петрификусом. Совесть замолчала окончательно.

Рон и Драко поклонились друг другу.

— На счет три. Раз, два, три... — произнес Гарри.

— Петрификус Тоталус, — сразу произнес Малфой. Рон повалился на пол, и, судя по всему, серьезно приложился головой о каменный пол.

— Свяжи Невилла, — скомандовал Гарри, повернувшись к Драко.

— Инкарцеро, — Невилла опутали веревки.

Гарри подошел к испуганной Гермионе.

— Что вы делаете? — звонким голосом спросила девочка.

— Прости, Гермиона. Обливиэйт, — произнес Гарри, направив на нее свою палочку, — Ты пошла искать Невилла, так как он не вернулся в гостиную Гриффиндора после отбоя. Ты его нашла, вы идете сейчас в свою башню. Никакой дуэли не было и не должно было быть.

Затем Гарри подошел к Невиллу.

— Обливиэйт. Ты забыл пароль, не мог зайти в башню и пошел искать место, где можно переночевать. Тебя нашла Гермиона, и вы сейчас идете в свою башню. Никакой дуэли не было и не должно было быть, — сказал Гарри, и Малфой убрал веревки.

Остался Рон. Гермиона и Невилл спокойно вышли из Зала, девочка распалялась о забывчивости Лонгботтома, тот что-то говорил в свое оправдание.

— Обливиэйт. Малфой не назначал тебе дуэль, он не накладывал на тебя никаких заклятий. Ты бродил ночью по замку, кто-то из старшекурсников наложил на тебя Петрификус. Ты не знаешь, кто это был.

Глаза рыжего расфокусировались, Малфой и Поттер поспешили ретироваться.

— Круто, надо тоже научиться этому заклинанию, — сказал Драко, — ты быстро его освоил?

— Пару дней тренировал его на маглах, вместе с Конфундусом, — сказал Гарри, и получил мысленный подзатыльник от Адама-Самаэля.

Малфой как-то странно, оценивающе посмотрел на Гарри.

— Что ты на меня так смотришь? На тебя тоже Обливиэйт наложить?

Тут дети попались. Встретили по дороге филчевское лохматое недоразумение — миссис Норрис. И почему-то, как часто бывает в подобных ситуациях, даже Малфой, которого учили дома многим заклинаниям, не сообразил, что можно что-то предпринять. Тот же Петрификус хотя бы. Гарри и Драко побежали от кошки, как от собственной смерти. Эта самая «смерть» не отставала, более того, она шумно звала своего хозяина, чтобы тот наказал нарушителей. Малфой и Поттер не заметили, как оказались в запретном коридоре перед единственной дверью, которая и то было закрыта.

— Алохомора, — сказал Драко, и они вбежали в эту дверь.

Драко тут же побледнел от ужаса, и схватился за рукав мантии Гарри.

— Чего тебе? — спросил тот, и сразу понял «чего».

Перед ними был огромный цербер, который в данный момент временно находился в растерянности, так как не ожидал в такое время гостей. Теперь выбор стоял между миссис Норрис и цербером. Дети предпочитали первый вариант. Гарри попытался вспомнить самое сильное заклинание, какое знал. Вспомнил, безусловно, сильное, но не самое полезное в данной ситуации заклинание.

Мальчик открыл дверь и направил палочку на кошку.

В гостиной Слизерина Поттеру и Малфою история с цербером и дуэлью показалась забавной.

— Надо было Уизли к церберу отправить, — заявил Драко.

— Ну-ну, сам же говорил, что за убийство исключают.

— А кто бы узнал?

— Ну не знаю, думаю и память восстановить можно, сюда бы аврорат полным составом прислали. Так что, Малфой, оставь свою кровожадность.

— А ты странный, Поттер.

— Да?

— Ага. Вроде бы у маглов воспитывался, а правила дуэлей знаешь, Обливиэйт накладывать умеешь, кошка миссис Норрис так вообще от нас как бешеная убежала. Кстати, что ты с ней сделал?

И тут до Гарри, наконец, дошло, что он с ней сделал.

— Вот я идиот... Какой же я идиот.

— Самокритично, но что случилось?

— Потом. Надеюсь, все обойдется. Кстати, цербер на люке стоял, охраняет что-то.

— Хочешь украсть? — на полном серьезе поинтересовался Малфой.

— Зачем воровать, если я даже не знаю что там. Я не клептоман, извини.

Гарри вспомнил слова Хагрида, что надежнее Гринготтса только, разве что Хогвартс.

«Понятно, значит, пес действительно сторожит что-то. Только вот дверь могли бы закрыть чем-то покрепче Коллопортуса. Есть же куча сложных заклинаний, наверняка, есть. Не думаю, что сейфы Гринготтса Алохоморой открываются. С таким же успехом можно ценности под кроватью хранить».

— Если что-то ценное, на дверь можно было наложить множество следящих чар и запереть сложными заклинаниями. Даже Фиделиус наложить на часть замка. Значит, не ценное охраняется. Не будем воровать, — подытожил Малфой.

— Фиделиус?

— Да, на большинстве домов чистокровных такое ставят. Назначают Хранителя — главу рода, и он открывает доступ для остальных. При этом местонахождение знает только Хранитель. Остальные могут войти, выйти, но, назови они хоть адрес, хоть координаты для аппарации, все равно, те, кому Хранитель не открыл доступ, промахнутся. И еще об антиаппарационный барьер разбиться могут. Никто просто не увидит ничего, как будто дома нет и не было. Я толком не знаю, как работают эти чары, наверное что-то среднее между иллюзией, пространственной и родовой магией. Хотя, последнее не обязательно. Есть родовой Фиделиус, когда все члены рода имеют доступ, Хранителю не нужно его отдельно для членов семьи открывать. И он наследственный. После смерти Хранителя, им становится преемник. А есть обычный Фидулиус, там Хранителем может быть хоть первый встречный. После его смерти Хранителями становятся все, имевшие доступ. Такой ставят на учреждения, в Министерстве, думаю, на некоторых кабинетах стоит.

— Мм, интересно. Такого в приюте не расскажут, — тихо пробормотал Гарри и решил, что с Малфоем общаться хотя бы полезно в плане информации.

Утром Драко и Гарри чуть было не проспали завтрак, но все же на этот раз однокурсники сжалились и разбудили их. Или просто проспал и Малфой, а не только Мальчик-Который-Выжил, сделать тихую слизеринскую подлость которому — было приятно.

За завтраком Рон выглядел неважно, Гермиона и Невилл были просто сонными. Как впрочем, и слизеринские искатели ночных приключений.

На Истории магии в разных концах класса отсыпались Драко и Гарри, где-то неподалеку храпел Уизли, а рядом с ним удобно устроил голову на книгу Невилл. Гермиона Грейнджер держалась изо всех сил и записывала лекцию. История магии проводилась в большой аудитории сразу для четырех факультетов.

— Поттер, задержитесь после урока! — произнес Снейп на следующем уроке зельеварьенья, где присутствовали уже менее сонные, после замечательной лекции профессора Бинса о войне с гоблинами, студенты.

— Думаешь, он знает? — спросил шепотом Малфой.

— Полагаю, да.

«Надо было скормить кошку церберу, проблем бы меньше было!» — зло прошипел Адам-Самаэль, скорее всего на серпентарго. Так было всегда, когда он злился.

Гарри, работавший с Драко в паре, сдал образец сваренного сонного зелья для маленьких детей, и стал ждать, пока все уйдут.

Когда класс покинул последний студент, Снейп встал и жестом пригласил Гарри в соседнюю комнату — свой личный кабинет. Там на столе лежала обездвиженная миссис Норрис, она была вся в крови, шерсть скаталась. Пошевелиться кошка не могла, но вот глаза ее были безумными.

— Поттер, я полагаю, вы в курсе контрзаклятия. Это проекция страха вкупе с какими-то еще чарами, снять которые я не могу. Вероятно, они завязаны на наложившего их. Позвольте спросить, чем вам так не угодило бедное животное, что вы решили ее так напугать? Да еще добавив реальные последствия к иллюзии. Как видите, она в крови, и сомневаюсь, что она случайно упала с лестницы, — почти шепотом, медленно говорил Снейп, скрестив руки на груди.

— С чего вы взяли, что это я? — осведомился Гарри как можно равнодушнее, при этом сделав невинное выражение лица.

— Прекратите ломать комедию! Вы летом уже что-то подобное продемонстрировали, а у меня, знаете ли, отличная память! Я понимаю, что кошка могла мешать, но вам не пришло в голову ее просто оглушить? Или не знаете простых заклинаний и используете сразу чары иллюзий? Советую расширить свой кругозор и специализироваться в разных областях магии, чары иллюзий не всегда помогут, а проекцию страха накладывать некогда, если в вас будет лететь хотя бы Ступефай!

Гарри так и не понял, его сейчас ругают, или советуют пересмотреть программу для самостоятельного изучения. Профессор зло сверлил своими черными глазами мальчика, что тот даже не подумал язвить.

— Снимите, наконец, заклятие с животного! — рявкнул Снейп.

Гарри произнес обычное контрзаклятие к проекции страха. Отражение реальности снималось мысленного, для него не нужны были ни заклинания, ни палочка.

— Как вам удалось завязать на себя проекцию страха? Вы произнесли стандартное заклинание, снимающее эту иллюзию.

— Так получилось, — сказал Гарри язвительно. Вначале он хотел строить из себя дурачка, но потом передумал. Хотя Адам-Самаэль был рассержен.

— Будем считать, что я вам не поверил. И еще, если вы что-то делаете против школьных правил, я надеюсь, вы в состоянии позаботиться о том, чтоб об этом не узнала вся школа. Мне не нужно, чтобы вы подставляли мой факультет.

— Разумеется, — ответил Гарри, недоумевая.

«Мне только что разрешили нарушать школьные правила, только тихо?»

— Свободны. Поттер, за причинение вреда животному завхоза, сегодня в восемь отработка!

Гарри ничего не ответил, и покинул кабинет. В коридоре его ждал Драко, который в первую очередь поинтересовался баллами факультета.

— Он всегда за своих заступается, — прокомментировал ситуацию блондин, — Даже баллы не снял, и я уверен, никому из других преподавателей не скажет.

— Ага, — ответил Гарри. Ему было обидно, что Малфою не назначили отработку, хотя все было из-за него, и дуэль была его идеей.

«Как все несправедливо» — подумал он.

«А когда ты видел справедливость? Она существует? Спроси у гриффиндорцев, они якобы справедливые — ответил Адам-Самаэль, — Пока Малфой может рассказать что-нибудь о родовой магии или дать почитать книги, пусть будет рядом».

Дамблдор сидел в кабинете и размышлял. Гарри Поттер был слизеринцем, а слизеринец просто так не полезет в запретный коридор. Студент данного «благородного» факультета пойдет на риск и проявит храбрость в том случае, если у него будет интерес. Поэтому без необходимых знаний о том, что Волдеморт собирается возродиться, он не подойдет и близко к коридору. Надо было как-то дать ему подсказку, но вот как?

— Звали, Альбус? — осведомился вошедший.

— Да, Северус. Я хотел бы попросить тебя присмотреть за Квирреллом и Гарри Поттером.

— Проследить, чтоб последний не нарушал правил?

— Нет, отчего же. Иногда пренебрежение правилами есть путь к переосмысливанию.

— То есть, вы разрешаете ему нарушать правила? Ему, Мальчику-Который-Выжил, можно все? Нет, увольте, директор.

— Я в свое время тоже иногда бродил по ночам в коридорах замка, будучи студентом, — задумчиво произнес Дамблдор, — Лимонную дольку?

— Вы для него лично эту детскую полосу препятствий устроили, полагаю? Хотите, чтобы он почувствовал еще раз себя спасителем мира? Зачем? — вопрос про лимонную дольку был проигнорирован.

— Эх, какая прекрасная пора — детство, — ушел от ответа директор.

— А вы не подумали, что с ним может что-то случится? Я обещал защищать сына Лили, но не обещал позволять ему рисковать собой ради ваших забав.

— Северус, ты преувеличиваешь. Какой риск? В общем, просто присмотри за ним, — сказал директор и встал, будто провожая гостя из своего кабинета.

Северус намек понял и удалился.

* * *

Гарри не заметил, как быстро прошло два месяца. Чтение книг, домашние задания по зельям и трансфигурации, уроки отнимали много времени. За эти месяцы он ни с кем не подружился, но и ни с кем не поссорился. Рон ведь не помнил дуэли. Еще пару раз Поттер и Уизли ходили в гости к Хагриду и, хоть Гарри и пришла в голову мысль спросить лесника о цербере («Он все же лесник, значит, за живность именно Хагрид отвечает»), он не решался.

Утром тридцать первого октября Гарри проснулся рано, и в поисках книги по Магии теней и отражений (магия теней ему никак не давалась, сколько бы он не пытался, а зеркальное отражение реальности применить было не на ком), наткнулся на «Древнейшую магию». Снова просмотрел пустые страницы, и решил, что разу уж они пустые, то можно что-нибудь написать.

«Что ж ты за странная пустая книжка...» — вывел он своим малоразборчивым почерком.

«Почему пустая?» — появилось внизу и Гарри от неожиданности уронил свою перьевую ручку.

«А как тобой пользоваться?»

«Спроси, я напишу ответ»

«А что ты знаешь?»

«Слишком абстрактный вопрос. Но по большей части, я знаю различные ритуалы»

Гарри ритуалы не очень-то интересовали. Тем более, когда не знаешь о каком именно ритуале можно спросить эту странную книгу. Поэтому он решил спросить другое.

«Кто твой владелец?»

«Раз ты сейчас тут пишешь, значит ты».

«А кто тебя создал?»

«Салазар Слизерин. Позже многие добавляли в меня новые описания чар и ритуалов».

«Я взял эту книгу в сейфе Реддла».

«Да, был такой молодой человек. Он, в отличие от вас представился, прежде чем писать. Но раз у вас доступ к его сейфу, полагаю, вы родственники?»

«Наверное. Просто провел проверку крови в Гринготтсе. Теперь интересно кто этот человек, в какой мы степени родства».

«В любой до третьего поколения. В исключительных случаях до пятого, как по прямой, так и по косвенной линии. Конкретнее сказать не могу».

«Ну, я примерно так и сам понял, а что за исключительные случаи?»

«Род — это не фамилия, не герб и не только кровь. Род обладает самостоятельным мышлением. Когда ему грозит опасность исчезновения, он может признать наследником всех до пятого поколения, хоть внучатых племянников по косвенной линии, в которых крови рода почти уже нет. Только в случае, если этого внучатого племянника сам род посчитает достойным. Так же сам род может исключить из себя недостойного, даже в редких случаях, лишить магии, то есть сделать сквибом. Таково в магическом мире Jus sanguinis — Право крови»

«Получается, меня посчитали достойным?»

«Я понятия не имею, ни кто вы, ни кто этот Том Реддл. Он просто представился, когда начал писать, я не знаю его род, ни сколько ему лет. Знаю лишь, что он потомок Салазара Слизерина. Я книга, мне не сильно интересны подробности человеческих жизней. Хотя вежливости ради, представиться вам стоило бы, тогда я буду узнавать вас по почерку и обращаться по имени»

«Зови меня Цорес» — Гарри подписывал так все свои книги. Он считал, что пусть хоть для книг он не будет Мальчиком-Который-Выжил. Хотя, как заметила "Древнейшая магия", книгам-то как раз плевать, кто он.

«Приятно познакомиться, Цорес»

«Я пойду, спасибо за... общение» — написал Гарри и закрыл книгу.

«Интересная вещица, — заметил Адам-Самаэль, — умная».

«А толку от нее? Все равно если не знаешь, что конкретно спросить, не ответит» — подумал Гарри.

«Когда идешь в библиотеку, если не знаешь, что нужно, тоже не найдешь ответ» — сказал Адам-Самаэль.

«И то верно».

Наконец, все начали просыпаться. Гарри завидовал старшекурсникам. Сегодня у всех, начиная с третьего курса, были отменены занятия и запланирован поход в Хогсмид. А вот первый и второй курсы должны были идти на занятия. И Гарри ждало два не самых любимых урока — травология и история магии. На последней Гарри никогда даже не старался делать вид, что ему интересно и нагло делал домашние задания по другим предметам. Учился он хорошо, но только по тем дисциплинам, которые его интересовали — чарам и трансфигурации. Защита от темных искусств казалась еще менее информативной, чем лекции Бинса по истории.

Малфой как-то сказал, что ничего из уроков Защиты никогда не пригодится, так как знания того, как защититься от кусающих светлячков — бессмысленны. Во-первых, их никогда и никто не встретит, разве что в Запретном лесу. Во-вторых, при встрече с любыми опасными созданиями, взрослый волшебник легко может аппарировать и просто избежать противостояния. В-третьих, против магических животных в целях самообороны разрешено применение практически любых проклятий, даже Непростительных. Ну и зачем, спрашивается, нагружать детей ненужной информацией? Да и из Квиррелла преподаватель никакой.

С подобными размышлениями Гарри и спустился на завтрак, ни с кем не разговаривая. Он сел лицом к столу Гриффиндора, и уже в который раз заметил, что Гермиона сидит одна. Казалось, на факультете славящемся своей дружбой, ее просто игнорировали.

Травология прошла спокойно, вероятно, профессор Спраут решила, что можно и пожалеть студентов, не освобожденных от занятий. Дети лишь поливали какие-то странные растения, название которых Гарри даже не интересовало.

На истории магии Гарри достал книгу «Наиполезнейших заклинаний» и начал выписывать в тетрадь те, которые действительно казались полезными. Мальчик заметил, что чем сложнее заклинание, тем проще движения палочкой. Для Непростительных они вообще не имеют значения, в то время как для Левиосы предусмотрены точные и сложные движения рукой. В сложных заклинаниях играет роль магия, а не столько слова и движения. А простые заклинания способен выполнить и сквиб, разучив правильные слова и жесты.

«Странно как-то», — подумал он, делая записи в маггловской тетради.

Вечером все собрались за праздничным столом в Большом зале. Зал был украшен летучими мышами с заторможенными реакциями, видимо, тренсфигурированными из неживых предметов. Не успел Гарри положить в свою тарелку куриное филе, как в Зал вбежал Квиррелл с криками:

— Т-троль...в п-подземелье, т-троль... Вы д-должны з-знать! — и свалился на пол.

— Тоже мне учитель защиты от темных искусств, — фыркнул Малфой.

В Зале тем временем началась паника, особенно заметная за столом Хаффлпаффа.

— Старосты! — прокричал Дамблдор. — Немедленно уводите свои факультеты в гостиные и спальни!

Уилкис сразу поднялся, но затем задумался.

— Надо найти профессора Снейпа, если тролль в подземелье, то мы не можем туда идти, — сказал он и направился к учительскому столу.

Терциус огляделся, не увидел своего декана среди преподавателей, и решил взять инициативу спасения слизеринцев в свои руки.

— Студенты факультета Слизерин, направляемся в коридор второго этажа и там ждем профессора Снейпа! — прокричал он.

Все побрели из Зала. Получалось, что нужно было идти за гриффиндорцами, которые уже почти все покинули помещение.

— Поттер, смотри, Уизли и Лонгботтом побрели на третий этаж, а все гриффиндорцы свернули в правый коридор на втором. Как думаешь, что они задумали? — спросил Малфой. Крэбб и Гойл ушли куда-то вперед, пришлось делиться своими наблюдениями с необщительным Поттером.

— Понятия не имею. Может, цербера решили погладить, — ответил Гарри.

— Думаешь? — блондин воспринял это серьезно. — Пойдем, проверим?

— Тебе вот какая разница?

— А что? Тролль в подземелье, до третьего этажа один лестничный пролет, посмотрим и вернемся, — произнес Драко немного противным голосом, привычно растягивая слова.

— Ну, если тебя так душит любопытство.

Малфой и Поттер незаметно выбрались к лестничному пролету и побежали на третий этаж. Там они увидели Уизли, Лонгботтома и, как ни странно — тролля. Последний как раз открывал дверь женского туалета, и когда он скрылся за дверью, подбежали Уизли и Лонгботтом. Рон запечатал дверь Коллопортусом («Научился-таки!»). За дверью послышался крик.

— Гриффиндорцы решили кого-то убить? — недоумевая, спросил Гарри. Но тут недоумение мальчика возросло в разы. Малфой сорвался с места и побежал к двери туалета, открыл ее Алохоморой. Гарри побежал следом. Туда же направились и гриффиндорцы. Зачем они пошли в туалет, если только что там кого-то закрыли с троллем — оставалось загадкой.

Картина, представшая в разгромленном туалете, была не из приятных. Во-первых, крик принадлежал Гермионе. Во-вторых, гриффиндорцы стояли и просто смотрели с выпученными глазами явно не зная, что делать. В-третьих, взъерошенный Малфой (необычное зрелище, в принципе), бросал в тролля различные проклятия, но существо их даже не замечало. Тролль продолжал гоняться за Гемионой.

— Ступефай! Петрификус Тоталус! Секо! — кричал Драко. От последнего заклинания бедро тролля рассекло, и потекла какая-то вонючая кровь, но тролль не обратил на такую мелочь внимания.

— Dolor acerbissimus! — закричал Гарри заклинание из книги Цоресов. Тролль перестал гоняться за Гермионой и заорал диким воплем. Душераздирающее зрелище. Затем, он все-таки сделал очередную попытку разрушить умывальник, под которым пряталась девочка.

— Aquabulliens! — прокричал Гарри, но тролль не заметил его стараний, зато предыдущее заклинание было снято новым, менее полезным.

— Flammium intus!

Что было дальше мальчик помнил смутно. Он повалился на пол и подполз к стене. Прибежали учителя, кто-то запустил в воющего на весь Хогвартс тролля неизвестным Гарри заклинанием. Малфой сказал, что увидел как Уизли и Лонгботтом закрывают тролля в туалете, услышал крик и прибежал. Гриффиндорцы говорили что-то в свое оправдание. С кого-то снимали баллы, кому-то начисляли, но Гарри едва различал голоса. Последнее что он услышал, было:

— Поздравляю, Грейнджер, твою жизнь оценили в десять баллов, — надменный голос явно принадлежал Малфою.

* * *

Очнулся Гарри в светлой просторной комнате с несколькими кроватями. За окном было светло. Мальчик попытался встать, и тут же в комнату вошла женщина в белом чепчике.

— Проснулись, мистер Поттер?

«Глупый вопрос! Нет, я лунатик!»

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально. А где я?

— В Больничном крыле. Я мадам Помфри. Сейчас эльф принесет вам завтрак. Вы сегодня освобождены от занятий.

— Что случилось?

— Хороший вопрос. Первое, вы использовали слишком сильные заклинания для одиннадцатилетнего ребенка. Ну и второе, тролль выкинул дубинку, после произнесенного вами последнего проклятие, и она попала в вас.

«Вот черт!»

На завтрак принесли омлет и тыквенный сок. Мадам Помфри заставила выпить какое-то противное зелье, и сказала, что мальчику нужно отдыхать. Ближе к обеду в больничное крыло заглянул Малфой.

«Хорошо, хоть не Уизли», — вздохнул Гарри, которому в тишине больничного крыла было вполне уютно.

— Ну, здравствуй, — протянул блондин.

— Привет. Чем там вчера все закончилось?

— Тем, что тролль ударил тебя дубинкой.

— Это я знаю, учителя что сказали?

— Сняли с Уизли и Лонгботтома по двадцать баллов за идиотизм. Они, оказывается, шли предупредить Грейнджер, так как ее не было на ужине. Им сказали, что она в женском туалете на третьем этаже, и эти не догадались сделать ничего лучше, чем запереть тролля в том самом туалете. Слизерину начислили десять баллов за спасенную жизнь грязнокровки, нас с тобой ждет неделя отработок у профессора Снейпа. Тебя ждет еще и разговор с деканом и директором, скорее всего.

— Отлично, просто замечательно!

— Да ладно, все могло быть и хуже. Что за последнее заклинание ты использовал?

— Я не помню, а что было?

— Тролль начал жутко кричать, уронил дубинку, а потом как будто стал гореть, но огня не было, только запах паленого мяса. Он как бы изнутри сгорал. Так и должно было быть?

— Наверное, я не знаю. Только вчера на Истории магии прочитал про это заклинание. Кто добил тролля?

— Профессор Снейп. Мы сегодня герои дня, вся школа ситуацию с троллем обсуждает. К тебе толпы поклонников ломятся, мадам Помфри не пускает.

— Тебя же пустила.

— Меня пустила. Еще наверное Грейнджер придет, вроде собиралась спасибо за спасенную шкуру сказать. Я зачем, собственно, пришел. Будь осторожней, я разговор Снейпа и Дамблдора слышал. Директор тобой недоволен, будет интересоваться, где ты те заклинания нашел. Они явно не из светлых, это и Лонгботтому понятно было. Если книги до сих пор у тебя, то перепрячь лучше.

— Куда?

— Не знаю, закажи кошель именной, или медальон, где все компактно разместить можно, — посоветовал Малфой.

— В медальоне?

— Есть такие. Открыть сможешь только ты, медальон маленький, там мощные пространственные чары. Есть сделанные под золотые часы на цепочке. В общем, придумай что-нибудь,

— Только надо срочно придумывать, а я тут торчу, и выбраться из школы не получится.

Драко хмыкнул.

— Из замка не сложно выбраться, нужно только захотеть. Да и к тому же, Дамблдор сегодня уехал на заседание Международной Конфедерации Магов, так что время есть.

На этом разговор был закончен. Через час пришла Гермиона, сказала спасибо, извинилась, что из-за нее у слизеринцев возникли проблемы.

«Ни за что не передам извинения Малфою, а то он еще высокомернее станет!» — решил Гарри.

Остаток дня, проведенный в больнице, Гарри размышлял. Размышлял он о том, зачем ему все это нужно. Вот выучится он в школе, разучит множество заклинаний, а что дальше? Друзей у него тут нет, и вряд ли будут. Возродится Волдеморт, попытается его убить. Все будут считать, что герой должен спасти магический мир, а герою так хотелось просто жить где-нибудь подальше от всего этого. Сейчас ему жизнь представлялась какой-то жизнью ради самого существования, не было целей, идей. Это нагоняло депрессию.

Грейнджер своими извинениями только разозлила его. Вот оно ему надо было, спасать кого-то? Он злился на Малфоя, который неожиданно «по-гриффиндорски» полез спасать Гермиону («Хотя, может если бы он знал, что там грязнокровка, то не полез бы»), на Грейнджер за то, что она сидела в этом самом туалете, вместо того, чтобы быть на ужине. На Лонгботтома и Уизли он не злился, как ни странно. От них он ничего вразумительного и не мог ожидать. Что с них взять? Гриффиндорской смелости хватило только на то, чтобы пойти предупредить одноклассницу.

В. голову Гарри пришла мысль, что все не такие, как кажутся. Малфой строит из себя надменного аристократа, которому на жизнь других людей плевать, который, если будет нужно, уберет лишних людей с дороги не раздумывая, а на самом деле бежит сломя голову кого-то спасать. Уизли и Лонгботтом гриффиндорцы, но не факт, что они бы помчались спасать Гермиону, когда поняли, что закрыли ее с троллем, если бы первым не полез Драко. Может, они ретировались бы, а потом нашелся бы труп Грейнджер, они бы сделали вид, что ни при чем. Ведь сразу же, как услышали крики, не побежали скорее открывать дверь. Какие же все странные, никогда не знаешь, кто и как поступит в той или иной ситуации. Кто предаст, а кто поможет. Скажи Грейнджер пару дней назад, что Малфой ринется ее спасать от тролля, она бы только посмеялась над этим, как над глупой шуткой.

Ближе к вечеру Гарри выписали из больничного крыла, и он нехотя побрел в кабинет декана.

— Проходите, Поттер, — оторвал взгляд от студенческих опусов Снейп.

— Добрый вечер, сэр.

— Я надеюсь, у вас было время подумать над собственной глупостью?

— Было, профессор.

— И к какому выводу вы пришли?

— Наверное, не надо было нам с Малфоем бежать спасать Грейнджер.

Зельевар сощурил глаза и внимательно посмотрел на Поттера, прежде, чем ответить.

— Вы должны были сообщить старостам. Старшекурсники могли бы справиться с троллем менее садистскими способами, чем вы. Или же, они бы нашли кого-то из преподавателей. Радует, что вы не догадались использовать свою любимую проекцию, а то страшно представить, какие страхи могут быть у горного тролля, и как бы это отразилось на состоянии замка и его сохранности.

— Я вас понял, сэр, — Гарри на все вопросы отвечал односложно, давая понять, что ни оправдываться, ни сожалеть, ни гордиться собой он не собирается. Было и было, уже неважно.

— И еще, директор сейчас уехал, но в среду он будет в замке, и он хотел бы с вами побеседовать. Его, вероятно, не устраивает ваша личная программа обучения. Не знаю, где вы нашли заклинание, сжигающее заживо изнутри, но директор был не в восторге. Как своего студента, я буду вас защищать в любом случае, но не ждите, что я смогу делать это всегда. Можете идти.

Гарри взял свою сумку и направился к выходу.

— Поттер! — окликнул его Снейп, — пообещайте, что не полезете в запретный коридор, даже если директор намекнет вам, что вы должны это сделать.

Гарри был очень удивлен подобным предположением.

— Зачем директору нужно, чтобы я полез в запретный коридор?

— Это неважно, Поттер, — ядовито произнес Снейп, — главное не лезьте. Я обещал.

— Кому? — у Гарри в голове возникло два вопроса: «кому?» и «что?», но задал он почему-то только один.

— Себе, — спокойно произнес декан. Затем, видимо, Ужас Подземелий вспомнил, что он этот самый Ужас, и зло добавил, — Свободны, Поттер! Сегодня после ужина жду вас с мистером Малфоем на отработку.

До ужина еще было время, и Гарри необходимо было придумать, где и как купить медальон, кошель или что-то там еще, скрывающее предметы. Можно было научиться использовать для этого магию теней, ведь получалось у него в экстренных ситуациях исчезать в тени, еще когда он не знал, что волшебник. В тени можно спрятать что-либо. Но были и свои минусы в данном способе, главный из которых заключался в том, что Гарри не научился нормально использовать магию теней. Непроизвольно исчезнуть-то ему удавалось раньше, а вот сделать это по собственному желанию — никак. Второй минус состоял в том, что в тень мог попасть любой, владеющий данной магией. Соответственно, если в тени он пересечется с другим магом, то его вещи будут доступны для того. Тень — общее пространство. Безусловно, сейчас в Англии очень мало волшебников владело этой магией, многие, кто хотя бы знал о ее существовании, были к ней неспособны. Это как серпентарго, или можешь, или нет. Другого не дано. Но рисковать не стоит. Там можно прятать что-то, в крайнем случае, когда Гарри научится это делать, конечно.

Гарри решил написать Кассандре, спрашивать у Малфоя не было желания. Кассандре Гарри тоже не доверял, она, в конце концов, лично знакома как с Дамблдором, так и с Волдемортом. Но мальчик не хотел, чтобы Драко знал, где он хранит свои вещи, а он бы знал, попроси Гарри его о помощи.

"Кассандра!

Мне нужен кошель, медальон или что-либо еще, где можно спрятать предметы, чтобы достать их мог только я. Я решил написать вам, так как, может быть, вы знаете, как можно незаметно выбраться из школы, чтобы купить это. У меня нет никаких идей.

С уважением, Гарри".

Мальчик отправил письмо и направился в Большой зал. По дороге увидел Малфоя со своими гориллами, Грейнджер, Уизли и Лонтботтома. Разумеется, была какая-то очередная стычка, и Малфой обозвал Гермиону гнусной грязнокровкой. Уизли даже попытался заступиться, но как всегда необходимых слов, чтобы противостоять в словестной баталии блондину у него не было. Гарри разозлился на Малфоя за то, что тот оскорблял Грейнджер. Скорее всего, блондин не мог ей простить собственную «слабость», так как отпрыск чистокровного и благороднейшего семейства Малфоев не должен спасать грязнокровок от троллей. Гарри, оставаясь незамеченным, решил испробовать зеркальное отражение реальности (мальчик не понимал, почему оно называлось зеркальным, эффект был не зеркальным, а отражал противоположность, как полностью, так и частично, по желанию мага), как раз давно хотелось. Гарри закрыл глаза, мысленно представил сзади Малфоя это самое зеркало отражения, и толкнул в него Малфоя. Открыл глаза он, услышав истерический хохот Уизли.

Малфой стоял в белоснежной мантии, с черными, как у профессора Снейпа волосами, черными глазами и слегка смуглой кожей, что делало его все-таки непохожим на декана. Да и белые мантии были не в стиле профессора. Брови и ресницы тоже были черными. Гарри прикрыл рот рукавом мантии, чтобы не засмеяться. Все-таки месть за оскорбление девочки, к которой Гарри, в принципе не питал даже дружеских чувств, должна быть тихой и вполне себе слизеринской.

Бывший блондин развернулся и побежал в сторону подземелий, должно быть к кабинету зельеварения. На ужине ни он, ни Снейп так и не появились. Не обнаружился Малфой и в гостиной, и Гарри один побрел на отработку.

Но в классе зельеваренья все-таки Драко присутствовал. Уже в черной мантии, успел таки переодеться. Но внешность по-прежнему оставалась отраженной. Гарри и не думал снимать реалистичную иллюзию. Для него это был вполне приемлемый способ узнать, существуют ли в школе волшебники, владеющие магией теней и отражений. Если существуют, то уберут зеркало.

— Ээ... прекрасно выглядишь, Малфой, — сказал Гарри.

— Не смешно, это все Уизли или Грейнджер. Отец доберется до них.

— Драко, это не они, — спокойно сказал декан.

— А кто? Там больше никого не было!

— Значит был. Отработка для вас обоих не отменяется, флоббер-черви и котлы ждут.

— И долго мне так ходить? Я не появлюсь в таком виде на занятиях! — Драко был очень злой, при этом, казалось, что он вот-вот разревется.

— Я сообщил вашему отцу. После отработки вы отправитесь в больницу Святого Мунго, там разберутся, как снять заклятие.

«Значит, в школе нет того, кто смог бы снять заклятие! Даже мадам Помфри бессильна. Круто! Хотя, возможно, директор бы смог, но его сейчас нет» — размышлял Адам-Самаэль в голове Гарри.

Мальчик, глядя на своего одноклассника на секунду подумал, что тот, кто причислил магию отражений к темной, был идиотом. Она, скорее, забавна. Но тут же, подумалось, что зеркально отражение можно использовать при использовании заклинаний, и тогда Риктусемпра может быть даже Круциатусом, или какими-то психологическими чарами, так как заклинание щекотки приносит смех, а в зеркальном отражении реальности будет либо боль, либо какое-то угнетенное состояние. Все-таки, действительно, нет различий между темной и светлой магией в самой магии, все дело в выборе.

Во время отработки прибыл Люциус Малфой собственной персоной, в темно-зеленой дорогой мантии и с такими же, как некогда у Драко, платиновыми волосами. Он неодобрительно посмотрел на сына, чистящего рядом с Поттером котлы. Волшебник вежливо слегка склонил голову в приветственном поклоне, Гарри быстро кивнул, чем вызвал усмешку Малфоя-старшего.

— Северус, вы не вычислили, кто мог бы это сделать?

— Полагаю, кто-то из старшекурсников. Возможно, собственно придуманные чары, так как контрзаклятия я не нашел. Конкретнее сказать ничего не могу. Это не обычные чары иллюзии, я могу лишь сверху наложить иллюзию прежнего облика, но этот...эм...образ остается, — отозвался Снейп, и после недолгой паузы, совсем тихо добавил, — Или это родовые чары.

— Драко, собирайся, мы отправляемся в больницу.

Так, вечером в спальне мальчиков стало на одного первокурсника меньше. Утром Гарри пришел ответ от Кассандры.

Гарри!

Сегодня в три часа дня будь в своей спальне, я отправлю за тобой Вивви, она перенесет тебя ко мне.

Я, кстати, очень обижена, что узнаю о твоем поступлении на Слизерин от третьих лиц. Мог бы и сообщить. Так же хотелось бы услышать твои впечатления о школе.

Кассандра".

Гарри действительно стало стыдно. Женщине, которая подарила ему дорогую книгу, артефакт и вылечила зрение, он написал только тогда, когда ему потребовалась помощь. Мальчик посмотрел на учительский стол и порадовался отсутствию Дамблдора. Ведь до этого ему только Хагрид отправлял письма, использую школьных сипух. У Кассандры же была заметная белая полярная сова. Директора могла заинтересовать переписка Мальчика-Который-Выжил.

Уроки прошли вполне сносно, Гарри даже успел к обеду написать эссе по зельеваренью. С половины третьего, то есть сразу после обеда, он сидел в своей комнате и переписывался с «Древнейшей магией». Книга рассказала ему о том, что у женщин есть преимущество, так как они принадлежат двум родам сразу — тому, в котором родились, и к роду мужа. Это сделано специально, на случай различных войн и гонений. В мире волшебников женщин назвать слабым полом, конечно же, было трудно, так как сила была магической, и скажем Лонгботтом, каким бы физически крепким он не был, все равно был слабее той же маглорожденной Грейнджер. Но принадлежность к двум родам обуславливалась необходимость сохранности родов. Скажем, начинались гонения на семью, разрушали родовые защитные чары дома или замка, где они жили, и женщина, взяв детей, могла скрыться в семье своих родителей. Защита рода пропускала ее, а родственники не могли отказать, даже если у них были сложные отношения. Таким образом, если разрушалась защита рода по мужу, женщина попадала под защиту рода по отцу. При этом ребенок принадлежал только к одному роду и мог пользоваться защитой второго рода матери только в случае, когда грозила опасность, и то до совершеннолетия. Безусловно, к этому приплетались и человеческие отношения, ребенка могли защищать и родственники, даже если ему было больше семнадцати, но в этом сам род, как магическая сущность, уже не участвовал.

Гарри невольно посочувствовал Грейнджер, так как у нее рода вообще не имелось. Правда, хоть Гарри и принадлежал роду Поттеров, защиты никакой он не ощущал. Наверное, для этого нужно жить в родовом поместье, которое разрушено, или должно быть еще что-то, какое-то условие... Но в целом, мальчик решил, что у него по отношению к другим представителям мужского пола, прекрасные преимущества. Он принадлежит роду Поттеров однозначно, но так же, скорее всего, еще и к роду Цоресов и этих неизвестных Реддлов.

Книга объяснила, что он мог принадлежать к этому роду по косвенной линии в случае, если долго не было прямых наследников. Род, таким образом, решил самосохраниться, раз надежда на продолжение рода угасала. Вначале мальчик думал, что Том был маглорожденным, сейф же у него новый. Но книга сказала, что он потомок Слизерина. Хотя Реддл мог навешать лапшу на уши этой доверчивой вещице. Конечно, после войн принадлежность к многим родам одновременно встречалась, но все же не была частым явлением, так как редко уничтожали род почти полностью, чтобы в него принимали всех по косвенным линиям.

Осталось только найти в этом положении преимущества, которых Гарри пока не наблюдал, разве что в материальной стороне вопроса они были. Еще книга объяснила, что маглорожденные могут образовать свой род и быть его первыми представителями. Но для этого нужен специальный обряд и создание Книги Рода. Книгой Рода Поттеров была та самая из сейфа, где описывались все представители рода.

Вивви появилась очень не вовремя. Как раз Забини сидел в комнате и дописывал эссе, а проводить его в гостиную или комнату для занятий Гарри не смог. Пришлось вежливо попрощаться с мальчиком, сказать, чтобы он молчал, и аппарировать с эльфом на его глазах.

Гарри прибыл сразу в гостиную Кассандры.

— Привет, Гарри, — женщина ему весело подмигнула, словно забыв, что он не писал ей.

— Здравствуйте, Кассандра.

— Можно узнать, зачем тебе в таком срочном порядке понадобился артефакт для хранения вещей?

— В школе история одна неприятная случилась, лучше все спрятать.

— Это действительно лучше, — сказала волшебница, — ну что ж, пойдем выбирать.

Гарри с Кассандрой направились по Лютному к какому-то магазину, и мальчик все никак не мог понять, доверять ему этой женщине или нет. Но выбора особого у него не было. Хотя в голове возникла картина, как они приходят в магазин, а там их поджидают Пожиратели, расстроенные исчезновением своего хозяина. Но что-то или кто-то подсказывал Гарри, что они по большей части, были чуть ли не рады его исчезновению в свое время.

Гарри предусмотрительно одел женскую повязку, купленную еще летом, чтобы скрыть шрам и оставил школьные мантии в комнате. Сейчас он был в простом магловском осеннем пальто, которое приобрел в Лондонском торговом центре еще летом на распродаже, когда решил, что ему в срочном порядке нужно потратить все сбережения в фунтах, и даже не думал, что оно может пригодиться.

Они зашли в очень мрачного вида лавку «Горбин и Бэркес». Многие артефакты, выставленные на продажу, были в пыли. В целом, этот магазин напоминал некий склад самых разных предметов. Давно не использовавшийся склад, если быть точнее.

— Добрый день, мистер Горбин, нам нужен артефакт, в котором можно было бы спрятать вещи, книги... — начала Кассандра, обращаясь к худому старику в выцветшей то ли черной, то ли темно-серой мантии.

— О, добрый день, мадам Кассандра, рад вас видеть. Вы сегодня не одна? — старик посмотрел на Гарри.

— Адам Цорес, — представился мальчик.

— Добрый день, мистер Цорес. А почему вы не в школе? — задал глупый вопрос Горбин.

— Наверно потому, что пришел купить вещь, в которой можно спрятать книги, мистер Горбин, — ответил Гарри таким тоном, что давал понять хозяину лавки глупость его вопроса.

— Ах, да, конечно, — сказал старик и скрылся в подсобном помещении. Через пять минут он появился с двумя коробочками — длинной, и маленькой квадратной.

— Вот тут кольцо, сделано в восемнадцатом веке. Оно открывается, — Горбин показал, как именно открывается печатка с ярко красным рубином, — туда можно поместить множество предметов, они сами уменьшатся до нужных размеров. Потом нужно просто сказать, что именно вы хотите взять и открыть кольцо. Или подумать о том, что хотите взять. Завязать на личность его можно с помощью магии крови, тогда только вы сможете его открыть.

Гарри представил, как он ходит с этим пафосным кольцом, и решил, что это будет подозрительно и глупо. А лишний раз привлекать к себе внимание, как внешним видом, так и поведением, мальчик не любил.

— Мне нужно что-нибудь менее приметное, мистер Горбин.

— Я так и подумал, мистер Цорес, поэтому принес еще и медальон, — сказав это, старик отрыл вторую коробку, где лежал серебряный медальон на цепочке. Камень медальона был черным, видимо, черный агат, и его обвивала тонкая серебряная змейка.

«До чего же все они любят змей, слизеринцы чертовы!» — подумал Гарри, но все же решил, что лучше медальон со змеей, который легко спрятать под мантией, чем кольцо.

— Только медальон дороже. Он семнадцатого века, принадлежал одному угасшему роду. Будет стоит триста галеонов.

«Ничего себе! У меня волшебная палочка стоила десять галеонов, а на триста галеонов можно трех студентов к школе собрать! У меня всего-то осталось триста восемьдесят».

Кассандра тем временем внимательно рассматривала медальон и проводила над ним волшебной палочкой. Действовал он по тому же принципу, что и кольцо.

— Настоящий, семнадцатый век, — констатировала волшебница, и Горбин ухмыльнулся, будто говоря: «у меня в лавке все самое лучшее».

— Адам, — обратилась к Гарри волшебница, — эта вещь достаточно дорогая. Если хочешь что-нибудь, чтобы просто спрятать предметы, и не коллекционируешь старинные артефакты, то наверняка, у мистера Горбина найдется что-нибудь попроще.

Гарри артефакты коллекционировать и не начинал, но ему нравилось, когда у него были дорогие и ценные книги и вещи. Мальчик так же знал, как трепетно относятся к старинным предметам в магическом сообществе.

— Нет, все нормально, мне нравится, — Гарри отсчитал триста галеонов.

Кассандра и Гарри вышли из магазина. Женщина предложила попить чай с ней, но у Гарри возникла другая идея.

— Кассандра, у меня еще есть время до ужина. Я хотел бы зайти в банк, — при этих словах Кассандра неодобрительно покачала головой, — Да нет, я брать ничего ни из какого сейфа не буду. Просто хочу узнать у гоблинов, как я могу принять в наследство дом. Знаете, проводить каникулы в приюте я не очень-то хочу.

— А, ну тогда иди, только быстрее. Все же надо вернуться в школу без лишних подозрений.

Гарри направился в Гринготтс, и там подошел к уже знакомому гоблину, имя которого на этот раз прочитал на табличке перед столом.

— Добрый день, мистер Поттер, чем могу быть полезен?

— Добрый день, мистер Гроцвих. Я хотел бы узнать, как я могу принять дом Цоресов, — уверенно произнес Гарри, и шепотом добавил, — Желательно, чтобы мой финансовый опекун об этом не узнал.

— В Венгрии другая процедура принятия наследства, мистер Поттер, — ответил гоблин, — там назначается душеприказчик, который ответственен за передачу наследуемого имущества. То есть, наследственные дела не ведут гоблины, как и не ведет их Министерство. Это дела частного порядка, Министерство вмешивается в подобные вопросы только в случае, если возникают споры, а так оно лишь фиксирует сделки. Я могу посмотреть, кто назначен душеприказчиком Цоресов.

— Посмотрите.

Гоблин удалился, а Гарри стал рассматривать зал. Тут было определенно меньше людей, чем в июле-августе. Наверное, тогда все готовили детей к школе и чаще навещали свои сейфы.

— Душеприказчиком является мистер Сакхр Фадил Луджин.

— Он араб? — удивился Гарри.

— Не могу знать. Ему право душеприказчика перешло от отца, который скончался два года назад. Цоресы назначали наследственного душеприказчика, которому переходит право от отца. Правила наследования в семье Цоресов были установлены в начале двадцатого века, первым душеприказчиком был мистер Лейпцнг, затем право перешло к Луджинам. Они из одного рода, полагаю. Право передается только в роду.

— Ясно. Если я свяжусь с этим Луджином, Дамблдор узнает?

— Наследование происходит по законам другой страны, Дамблдор же гражданин Великобритании, соответственно он может узнать об этом при случайных обстоятельствах, но не из отчетов. Во всех отчетах за вами числится дом Цоресов. Вне зависимости от того, приняли ли вы его в наследство или нет.

— Спасибо за ответ. А как мне связаться с Луджином?

Гоблин удивленно приподнял бровь.

— Мистер Поттер, не мне вам объяснять правила переписки волшебников. Отправьте сову, назовитесь, скажите, что хотели бы поговорить. Тем более, как я вижу, из школы вы можете выбраться. Луджин работает в Министерстве в отделе контроля над оборотом магических потенциально опасных артефактов. Престижная работа, я вам скажу. Они наверняка половину артефактов себе забирают. В Англии нет подобного отдела, — задумался гоблин, не замечая, что озвучивает собственные мысли вслух. — Отправьте сову ему на работу.

— Спасибо за информацию, всего доброго.

Гарри пошел в сторону Лютного, уже не боясь. Первый раз ему было не по себе в этом месте, теперь он знал, что там просто нужно четко знать, куда именно идешь, и не обращать ни на кого внимания, особенно на уличных торговцев. Тогда не тронут. А вот тех, кто озирается по сторонам, когда сразу видно, что человек там впервые, могут и ограбить.

Гарри попил с Кассандрой чай, они поговорили о школе и Цоресах. Кассандра снова много смеялась, чем смогла поднять настроение мальчику, хотя оно и так было неплохим. Особенно ей понравился инцидент с темноволосым блондином Малфоем. Она сказала, что в следующий раз будет менее заносчивым. Малфоев полезно проучить.

Тут же Гарри написал письмо Луджину (благо, имя записал на листочке, а то иностранные имена трудно сразу запоминать, а фамилию Лейпцнг Гарри смог произнести только со второго раза, чем позабавил Кассандру). Гарри перечитал письмо.

"Уважаемый мистер Сакхр Фадил Луджин!

В банке Гринготтс в Англии, мне сообщили, что вы являетесь душеприказчиком Цоресов, и дом Цоресов отходит мне в наследство. Хотелось бы обсудить процедуру приема наследства с вами. Сообщите, когда мы сможем поговорить. Только я учусь в школе, поэтому желательно нам встретиться в послеобеденное время или в выходной.

С уважением, Гарри Джеймс Поттер".

Получилось как-то скомкано, но ничего лучше Гарри не придумал. Кассандра сказала, что все в письме понятно, и ладно.

«Придет какой-нибудь бородатый араб в куфии, который английский не знает, вот будет весело. А арабский и венгерский я как-то не выучил», — подумал Гарри. Письмо мальчик решил отправить из школы, чтобы если что, Луджин с той же школьной совой и ответил. Это не привлечет внимание, нечего белым заметным совам приносить письма Мальчику-Который-Выжил.

Напоследок Гарри спросил, почему так легко выбраться из Хогвартса, если замок славится своей неприступностью и не раз в истории был военным штабом. Кассандра ответила, что выбраться из него, может быть, и не сложно, но вот проконтролировать вылазку — легко. Директор способен следить за перемещением всех студентов, но вряд ли он делает это круглосуточно, тем более сейчас Дамблдор на Международной конференции, и именно на три часа у них был назначен сбор для обсуждения какого-то не сильно важного вопроса по международной безопасности. В общем, Гарри узнал, что аппарировать с эльфом может только студент, преподаватель, либо член Попечительского совета. Если попытается проникнуть посторонний, то должны сработать сигнальные чары.

Так же в школе открыты все камины, но нужно быть идиотом, чтобы ими пользоваться. Они служат чем-то вроде эвакуационного выхода/входа, но о любом перемещении будет сразу же доложено директору. Причем конечная точка перемещения так же указывается. Кассандра посоветовала Гарри, при необходимости пользоваться потайными проходами замка, так хотя бы директор не узнает с помощью какого эльфа мальчик перемещается, и можно будет сказать, что просто навещал Сладкое королевство в Хогсмиде.

— Добрый день, сэр, — сказал Гарри, войдя в директорский кабинет.

— Присаживайся, мальчик мой, — улыбнулся Дамблдор, глядя поверх очков-половинок, — чаю?

Гарри вспомнил прочитанную год назад книгу А.Дюма «Граф Монте-Кристо» и вежливо отказался от чая.

«В стане врага или просто человека, которому не доверяешь, не ешь и не пей ничего. По крайней мере, пока не выучишь опознавательные чары, с помощью которых можно обнаружить яд либо Веритасерум, и не научишься пользоваться ими незаметно» — прокомментировал Адам-Самаэль.

— Я хотел бы поблагодарить вас с мистером Малфоем за проявленную храбрость. Вы спасли жизнь мисс Грейнджер.

Директор внимательно посмотрел на мальчика, но тот ничего не ответил. Спасибо за благодарность говорить глупо. Сказать, что они не специально спасли — еще глупее.

— Но я хотел бы сказать тебе, что нужно быть осторожнее. Те заклинания, которые использовались тобой — не самые безопасные. Темная магия опасна своей доступностью и простотой, кажется, что это легко, что можно попробовать больше. Но это не так, в жизни за все надо платить. Не всегда правильно то, что проще. Где ты прочитал о подобных заклинаниях, Гарри?

— Я нашел книгу в гостиной Слизерина. Кто-то забыл ее на столе, сэр.

Гарри знал, что директор ему не поверит. Но он молил Мерлина и Моргану, Иисуса, пророка Муххамеда, Аллаха, Кришну и даже Ктулху, чтоб Дамблдор не поверил так, как нужно Гарри. Ну, скажем, что книгу он у кого-то одолжил, а подставлять друзей не собирается. Получается, даже благородная ложь.

— И ты не знаешь, чья это книга?

— Нет, сэр. Я ее оставил там же, где нашел, — Гарри почувствовал, как слегка нагрелась его сережка, которая была незаметна для директора. Значит, старик пытается влезть в голову!

«Сволочь! Это запрещено. Тоже мне Верховный чародей Визенгамота! Вот оно — доказательство нашего самого честного и неподкупного суда! За нарушение свободы мысли — до года в Азкабане! Жаль, доказать невозможно, поэтому никого еще не посадили за подобное», — сказал Адам-Самаэль. Гарри и Гермиона накануне в библиотеке, как раз изучали законодательство Британского Магического сообщества.

— Хорошо. Но в следующий раз не бери без спросу чужие вещи. Можешь идти.

Гарри поднялся и направился к выходу.

— И еще, пообещай мне, что не будешь ходить в запретный коридор на третьем этаже.

Гарри развернулся и удивленно уставился на директора.

«У нас дежавю, мальчик мой» — сказал Адам-Самаэль, копируя интонацию директора на словах «мальчик мой».

— Даже не собирался, сэр.

— Хорошо, ступай.

Гарри пошел в гостиную. Он никак не мог понять, что от него хотят. То Снейп, то директор. Только Гарри еще с детства научился отличать «театральные постановки» от реальности — сказались годы практики лжи у Дурслей. И если Снейп, скорее всего, действительно советовал не лезть в этот злосчастный коридор, то директор явно подначивал мальчика сунутся к церберу. Гарри не был эмпатом, как он позже выяснит, у него вообще весьма посредственные способности к окклюменции-легилименции, хотя упорная практика в любом случае дает результаты и в этой области. Он не чувствовал ложь на метальном уровне, он, скорее, ее видел и слышал. По интонации, едва уловимым жестам и блеску в глазах. Наверное, когда самому приходится много лгать, начинаешь отличать ложь других. Ведь сколько раз Гарри приходилось говорить Дурслям, что волосы учительницы окрасились в синий цвет потому, что кто-то из одноклассников распылил какой-то неведомый шуточный газ, либо на крышу школы он попал не случайно, сам не зная как, а воспользовался пожарной лестницей. Если он не говорил фраз: «я сам не знаю, как так получилось», а пытался объяснить все рационально, то ему доставалось меньше. Этот урок он усвоил еще в семь лет.

Нужно было с кем-то поделиться происходящим, его собственной головы не хватало, чтобы найти объяснение того, зачем ему так упорно твердят о запретном коридоре, когда у него не было ни малейшего желания туда ходить.

«Если директор и Снейп говорят об этом коридоре, значит, тайной это не является. Следовательно, я могу поделиться своими соображениями с Малфоем или с Грейнджер».

Поразмыслив, Гарри решил сказать обо всем Малфою. Гермиона, как и любой другой маглорожденный волшебник, целиком и полностью доверяла директору. У него был образ некого доброго дедушки из магловских сказок. Мантия со звездами, остроконечный колпак — так одевались маглы-фокусники. Скорее всего, директор специально придумал подобный имидж. А вот к Снейпу у маглорожденных было весьма предвзятое отношение. Таким образом, если Гарри считал, что Снейп искренне не хочет, чтоб мальчик лез не в свое дело, а директор, напротив, хочет, чтоб он туда сунулся, то Гермиона выскажет противоположное мнение.

Малфой сидел в гостиной напротив камина и читал какую-то книгу. Его выписали из больницы спустя три дня, но это официально. На самом деле, с него в тот же день сняли зеркальное отражение, и он два дня провел дома в кругу семьи. Гарри сел в кресло и рассказал блондину о разговоре со Снейпом и директором, а так же высказал свои предположения насчет искренности обоих.

— Что думаешь по этому поводу?

— Поттер, я даже не знаю, что думать. Наш директор, конечно, чокнутый, но зачем ему нужно чтобы ты что-то стащил в этом коридоре?

— Может, он хочет меня подставить? Уличить в воровстве и все такое.

— Не думаю. Да и не выйдет у него. Все, что находится в школе на нейтральной территории — принадлежит Хогвартсу. И пока ты не выносишь это из замка, то воровство тебе приписать не получится.

— В смысле?

— Мой отец — член Попечительского совета, он в этих вопросах разбирается. Предположим, ты находишь что-то в пустом классе, старый учебник какой-нибудь. Ты берешь этот учебник почитать. Магия Хогвартса не расценит это как воровство. Ты нашел то, что никому не принадлежит и не является личной вещью, ты не вынес это за пределы школы, ты просто взял на время. А вот если ты вздумаешь влезть в лабораторию Снейпа и стащить там что-то, то это уже кража. Понимаешь, Хогвартс словно живой организм, полный магии. И использовать коридоры для хранения личных вещей он не позволит. Для этого есть личные покои и кабинеты. Могут запрещать ходить в тот или иной коридор в целях безопасности, но если ты в подобном коридоре что-то возьмешь, то максимум — тебя заставят это вернуть и снимут баллы за то, что полез туда, куда запрещено лезть. Все, что размещено на нейтральной территории замок расценивает как свое собственное, а значит, доступное для всех студентов и преподавателей. По идее, если директор там что-то и хранит, то он не имеет на это права. Свое он должен хранить у себя в кабинете или в спальне. Если это что-то принадлежащее Хогвартсу, тогда можно.

— То есть, обвинить меня в воровстве не получится никак?

— Ну, если ты вынесешь это из школы, то получится.

— Может быть он хочет, чтобы цербер мне голову откусил?

— Тоже не вариант. Тогда его обвинят в том, что он пренебрег безопасностью. Директор школы ответственен за студентов и их жизни. Ему же будет грозить срок в Азкабане, если докажут, что цербера он притащил либо это сделали с его согласия.

— Мда...я вообще столько времени пытаюсь найти логику в его действиях, и не нахожу.

— Возможно логика и Дамблдор просто существуют в параллельных вселенных?

— Возможно. Вот скажи, зачем ему понадобилось, чтобы я до одиннадцати лет жил у маглов?

— Ты жил у маглов? — подала голос, вошедшая Милисента Булстроуд — девочка, представляющая собой что-то среднее между Лонгботтомом и Грейнджер. Такая же полная и глупая, как первый, с таким же желанием быть лучше всех, как у второй. С Милисентой почти никто не общался, даже однокурсницы Дафна Гринграсс и Пэнси Паркинсон. С Гарри и Драко она вообще заговорила впервые.

— Просто это очень странно, — продолжила Бустроуд, — никто не знал, где ты живешь. Все строили разные догадки. Предполагали, что директор купил тебе дом за границей, или ты живешь в доме под личным Фиделиусом Дамблдора. Знаешь, я ведь тоже сирота. Мама умерла при родах, отца посадили в Азкабан после исчезновения Лорда. Он там спустя семь лет скончался. Вопросами опекунства занимается Попечительский совет. Если у сироты достаточно денег, то ребенок живет в магическом мире. Насколько я знаю, Поттеры семья вполне обеспеченная. Ты бы мог себе позволить покупку нового дома. Я жила в своем родовом поместье, мне назначили гувернантку, услуги которой оплачивались с моего счета. Мне нанимали преподавателей, я ездила за границу. В магическом мире не принято отдавать детей маглам. Это делают в случае, если у сироты нет своих денег. У тебя же они были. И даже если бы их не было, Попечительский совет нашел бы деньги на Мальчика-Который-Выжил.

Гарри задумался. Малфой сделал то же самое.

— Значит у директора были какие-то причины, — сказал, наконец, Малфой после трех минут молчания.

— Только какие? Любые поступки имеют следствия. Вот зачем ему это было нужно, чего он добивался?

— Хотел, чтобы ты был маглолюбцем? — предположила Булстроуд.

— Тогда он просчитался и отправил меня не к тем маглам, — ухмыльнулся Гарри.

«Причины и следствия есть всегда. Надо проанализировать следствия, чтобы найти причины».

— Предположим, он отправил тебя к единственным родственникам — маглам. Но тогда почему после их смерти, тебя отправили в приют? Это даже незаконно с точки зрения магического законодательства.

— Я уже сегодня убедился, что закон и Магическое сообщество живут в параллельных вселенных, почти как Дамблдор и логика.

Малфой ухмыльнулся.

— Не советую тебе ничего с этим делать. Тут прав тот, у кого больше денег и влияния. Дамблдор — самый влиятельный волшебник на сегодняшний день. И в запретный коридор не лезь.

— Да я и не планировал лезть в этот коридор! Хоть ты не начинай.

На этом разговор был окончен, слизеринцы направились в Большой зал на ужин.

Утром следующего дня школьная сова принесла Гарри письмо от Луджина:

"Мистер Поттер!

Я очень рад, что вы мне написали. Мы долго ждали этого. Нам нужно встретиться и все обсудить. Буду ожидать вас в субботу в одиннадцать часов в пабе «Три метлы» в Хогсмиде. Насколько я знаю, это близко от Хогвартса. Надеюсь, вы сможете выбраться.

С уважением, С.Фд.Луджин".

Два дня Гарри тренировался в наложении иллюзии, закрепленной магией отражения реальности, чтобы изменить свою внешность. Поначалу получалось плохо. Конечно, можно было поступить как с Малфоем, но тогда узнать человека все равно можно, а Гарри хотел, чтобы он выглядел как взрослый. И так есть вероятность, что Дамблдор проследит перемещение, не хватало еще, чтобы директору потом доложили, что он с кем-то встречался в пабе, а не просто сходил за сливочным пивом. К вечеру пятницы у него получилась вполне сносная иллюзия — некий двадцатилетний русоволосый парень.

Этот самый русоволосый парень к десяти утра, одетый в магловское пальто и брюки — тоже иллюзия из своей собственной одежды, спустился на уровень ниже гостиной Слизерина и нашел нужную статую какого-то мага на коне. В эти подземелья давно никто не спускался, статуя была пыльной. Словно в наказание этому неизвестному магу.

Кого из реальных личностей изображало каменное изваяние Кассандра не знала, она только сказала, что за этой статуей проход, ведущий к мосту неподалеку от Хогсмида. Дорога заняла пятьдесят минут.

Мальчик вылез и огляделся. Хогсмид представлял собой небольшую деревню со старыми постройками из темно-серого камня. Возможно, когда-то камень был светлее, просто от времени и влажности потемнел.

Гарри зашел в паб «Три метлы». Осмотрелся. Посетителей было немного, и за одним из столов он увидел араба. Не узнать в нем человека, носящего имя Сакхр Фадил, было невозможно. В его образе не хватало только куфии, да более длинной бороды, чтобы он выглядел как типичный арабский террорист. Одет араб был в простые черные брюки, рубашку с высокими манжетами, застегивающимися на множество пуговиц, и коричневый жилет. Выглядел он не так экстравагантно, как волшебники в мантиях, но все же казалось, будто он в одежде конца девятнадцатого века.

— Добрый день, мистер Луджин, — сказал Гарри, садясь напротив волшебника. Тот уже заказал две кружки сливочного пива.

— Ээ, добрый день... — протянул араб, глядя на двадцатилетнего парня. По-другому он представлял себе одиннадцатилетнего Гарри Поттера. Мальчик, увидев замешательство, поспешил сообщить, что он под чарами иллюзии, и светиться Гарри Поттеру в неположенном месте не обязательно. Он ведь, вроде как, школу прогуливает.

— Тогда обсудим сразу деловые вопросы, — сказал Луджин, доставая бумаги, — мое право душеприказчика перешло от отца. Я знаю лишь примерное расположение дома — ни увидеть его, ни зайти туда, я не могу. На дом наложены чары родового Фиделиуса. Только три человека могут войти в дом. Они там периодически бывают и следят за порядком. Доступ в дом им открыл еще ваш прадед. Вам нужно расписаться в бумагах, и вы сможете в любое время посетить свой дом.

— Где отобразиться моя подпись? Об этом сообщат в наше Министерство? Ваше?

— Документы я подам лишь в Министерство Австро-Венгрии.

— Австро-Венгрии? — спросил Гарри, который хорошо помнил, что такого государства уже нет.

Араб ухмыльнулся.

— Понимаете, мистер Поттер, границы магических и магловских территорий не всегда совпадают. Наше политическое устройство сформировалось когда это государство — Австро-Венгрия, существовало, и магловские войны не всегда приводят к изменению границ магических государств. У нас монархическая форма правления, есть Палата представителей, Королевское Министерство и Королевский суд. В Британии тоже не всегда магловская и магическая территория совпадали. Когда у маглов существовала огромная страна с множеством колоний, магическая Британия оставалась небольшим островным государством, коим и является сейчас. Даже любопытен тот факт, что у маглов Британия сейчас монархия, а магическая Британия — нет. У нас, наоборот, у маглов — республиканская форма правления, а у магов — сохранилась монархия.

— Интересно, я не знал.

Араб улыбнулся, посмотрев на русоволосого парня. Сощурился, будто что-то вычисляя.

— Какую интересную иллюзию вы сделали. Я пытаюсь ее мысленно снять, чтобы увидеть ваш истинный облик, но у меня не получается. Магия отражений?

— Вы ей владеете?

— Нет, я о ней знаю. Ей мало кто владеет, она относится к разряду особенных способностей мага. Раньше у многих родов были особенные способности. Были врожденные анимаги, плетельщики чар, змееусты и прочие. Сейчас немного осталось.

— Почему способности исчезают?

— Они не исчезают, они растворяются. Маги сами того не замечая, копируют свой быт и свою жизнь по образу маглов. Все эти титулы лордов, маркизов и герцогов, длинные родословные, гербы, фамилии. Все это мишура, присущая маглам еще века два-три назад. У магов раньше статус определяла магическая сила, но это было не всем выгодно. Постепенно магическая сила заменилась деньгами и титулами, как у маглов. И, поверьте, титулы носят не всегда самые лучшие волшебники. Со временем, когда сильные волшебники поняли, что сейчас важны деньги, они стали вливаться в эту жизнь. Непродуманные брачные узы способствовали тому, что особенные способности стали растворяться. Самый наглядный пример — еврейские маги. Их сейчас не существует вообще.

— Почему?

— Когда был разрушен Второй Храм и все евреи, как маги, так и маглы, покинули ту территорию, на представителей этой нации начались гонения в разных странах. И если маглы стойко терпели, возможно потому, что выбора у них не было, то маги свободно вливались в магические общины. Зачем им жить в гетто, когда они могут войти в свет магического сообщества и стать там герцогами и лордами? Для магов не важна национальность, их принимали как равных. В итоге управляющих стихиями больше нет, почти все они в свое время были представителями этой древней нации. Магов-евреев вообще нет.

— Можете рассказать мне о Цоресах?

— Ну, именно о Цоресах я ничего не расскажу. Это лишь фамилия. Есть четыре рода — к одному из них принадлежу я, — которые стараются сохранить все магические особенные способности. В этих родах люди могут иметь любую фамилию, титул, герб, деньги. Могут не иметь ничего, даже фамилий. Мы стараемся сохранить лишь магию. Всегда заключались браки только между представителями этих четырех родов, но отступники всегда были. Например, ваша бабушка, хотя этому способствовал Дамблдор. Мы не имеем национальности, родины. Есть лишь магия. Сейчас вы единственный представитель одного из четырёх родов.

— Подождите. Если браки заключались всегда только между четырьмя родами, то эти роды просто бы вымерли из-за постоянного смешивания крови, — сказал Гарри, глядя на противоположную стену и вспоминая учебники по генетике.

— Верно. Поэтому я — полукровка. Мой отец был маглорожденным из иранской семьи. Его еще ребенком выкрали, и приняли в род Post tenebras lux.

— Какой род?

— Ой, это тоже лишняя мишура, но хоть что-то же нужно было придумать. Веке в шестнадцатом наши предки решили, что род будет обозначаться какой-нибудь фразой на любом языке. Было слишком опасно называть род по способностям. До этого мы были родом видящих. Пролистали магловскую и магическую литературу, и выбрали фразы. По сути это тоже неважно, просто обозначение. Это девиз протестантов. Просто кому-то из предков понравилась фраза. Никто не относится к девизу, как к чему-то святому, как сейчас принято в чистокровных кругах. Обычная фраза, обычное название рода. Как кошку называют кошкой, так и мой род обозначается этой фразой. Фамилии и имена могут быть любыми, вот мне оставили арабскую фамилию отца и дали арабское имя. Так проще сливаться, нас не будут бояться. А вместе мы — свое государство, семья и армия.

— У Цоресов тоже была какая-то фраза?

— Да. Omnia transeunt et id quoque etiam transeat, если на латыни. Обычная цитата из Библии, хотите изменить название — придумайте другое. Можете говорить и это на любом языке. Все не важно. Род есть, а обозначение — вторично. Вы не представляете, как все три рода были рады, что вы написали письмо!

— Почему?

— Угасание одного из четырех родов — трагично. Когда я увидел вашу иллюзию, я был счастлив. Магия теней и отражений — особенность вашего рода. Безусловно, есть и другие, кто ей владеет. Способности имели свойство повторяться. Но все же видеть, что сохранилась родовая особенность — приятно.

— А в чем заключается особенность в вашем роду?

— Мы видящие. Мой отец, как маглорожденный принятый в род, ей не обладал.

— И что вы видите?

— Магию. Человек произносит заклинание, а я вижу не просто луч, а сплетение магических связей и сил, могу изменить, добавить что-то свое, изменить траекторию. Только с Непростительными и родовой магией не получается. Сплетение магии вижу, а изменить не могу. В случае с Непростительными, изменить что-либо мешает магия человека, а с родовыми чарами — магия рода.

— Круто! — выпалил совсем по-детски русоволосый парень.

— Магия теней и отражений тоже неплоха, Гарри. Можно я буду называть тебя по имени?

— Да.

— К этой магии способны единицы, в Британии найдется еще человек пять, кто ей владеет. В Австро-Венгрии семь человек, по моим данным. Пока я не увидел иллюзию, сомневался, что род признал тебя. Ты ведь не прямой наследник. Гарри, когда ты можешь покинуть школу, чтобы посмотреть свой дом?

— Официально — никогда. Но могу, как сегодня, выбраться тихо. А что было бы, если род меня не признал?

— Тебе бы в наследство отошел дом, но ты бы в него не смог войти из-за Фиделиуса. Давай через неделю в этом же месте, в это же время. Я сделаю нам порталы.

Гарри попрощался с мистером Луджином, поблагодарил его за интересный рассказ и сливочное пиво, и направился в замок тем же узким проходом, ведущим в подземелья. По дороге он размышлял над услышанным.

— Да, Гермиона, ты можешь за десять галеонов сделать проверку крови в банке. Но род — магическая сущность, он сам решает, причислять ему кого-либо по косвенной линии или нет, — сказал Гарри. Они с Гермионой сидели в библиотеке, эссе по трансфигурации уже были написаны, и теперь разговор велся на свободную тему.

— То есть, даже если окажется, что моя бабушка была свкибом, род может не признать меня?

— Именно. Но вот если сквибом окажется твой дедушка по отцовской линии, то род тебя признает, так как тут будет прямая наследственная линия.

— Что за Средневековье! — возмутилась девочка, — принадлежность к роду по мужской линии! Дискриминация по половому признаку!

— Ну, ну. Никакой дискриминации. Женщинам, наоборот, везет больше. Они к двум родам принадлежат — по отцу и мужу. А мужчина — к одному, если стандартно.

— Это для чистокровных. Я же вижу лишь дискриминацию. А если проверка крови в Гринготтсе не даст результатов? — поинтересовалась Гермиона.

— Значит, род тебя не признал. В любом случае, твои предки были магами, по-другому быть не может.

— Стоп! Проверка крови! Ты же говорил, что род и кровь — не одно и то же!

— Верно, но кровь содержит твою магию и по ней определяется род. Кровная магия вообще бессмысленна, кроме личной.

— Почему?

— Ну, смотри, есть различные сильные родовые чары. Скажем, книги, которые может открыть только представитель рода. Для этого нужно капнуть свою кровь, и по крови определится род. В кровной же магии эту книгу может открыть практически любой чистокровный. Как меня просветили слизеринцы, я состою в дальнем родстве с Малфоями, Паркинсонами, МакМилланами и кучей других чистокровных семей, дети которых обучаются в Хогвартсе. Таким образом, смысл наложенной кровной защиты теряется. Защиту может вскрыть каждый второй, являющийся пусть дальним, но родственником. Часто путают кровную и родовую магию, хотя эти разделы магии действительно тесно связаны. А вот личная кровная магия весьма эффективна. Ту же защиту книги смогу преодолеть только я. Но ее редко используют. Она мало где может пригодиться. Поставлю личную кровную защиту, умру, а потом книгу никто вообще не откроет. Глупо!

— Откуда ты все это знаешь?

— Из книги по древней магии. В сейфе взял, — Гарри не стал уточнять, в чьем именно сейфе, — только учителям и Дамблдору не говори. Да вообще лучше никому не говори.

— Скрываешь то, что взял книгу в собственном сейфе?

— Получается так. Политика сейчас такая, что родовая магия не в почете.

— Почему? Она же дает защиту!

— Наверное, поэтому и не в почете. Кому нужны сильные роды? Вот скажи мне, почему маглорожденным не предлагают пройти проверку в Гринготтсе сразу? Или скажем, не говорят, что они могут основать свой род?

— А можно?

— Да. Есть ритуал, официально разрешенный, но считающийся сомнительным. Его проведение на территории Британии фиксируется в Министерстве. Если надумаешь проводить, сделай это за границей.

— На каникулах пройду проверку в Гринготтсе, если не даст результатов, буду думать над собственным родом, — сказала девочка, которая не хотела уступать другим ни в чем, даже в принадлежности к роду, — это получается, я сама свой дом смогу защитить родовыми чарами?

— До совершеннолетия не сможешь — Надзор. Он, кстати, еще одна причина, по которой советую проводить ритуал за границей. Надзор там не действует, только нам об этом не скажут, — ухмыльнулся Гарри.

— Почему не действует? Он же распространяется на палочку мага с момента его поступления в Хогвартс.

— На палочку и место. Если кто-то рядом с твоим домом произнесет заклинание, то Министерство должно будет разобраться, ты его произнесла или нет. В семьях волшебников проще. Произносится заклинание в доме, и никто не будем проверять кто именно его произнес. Это касается и магических мест. Можешь смело колдовать в Косом переулке. То же и за границей. Ты зарегистрирована в Британии, твоя палочка — тоже. Значит, скажем, Министерство Франции не зафиксирует нарушение.

— Поражаюсь! До чего же все мерзко в этом мире!

— Ты только что об этом узнала?

— Просто отвратительно! Значит, все чистокровные могут свободно колдовать в своем доме, а я все лето должна медленно кипятить чайник на плите, вместо того, чтобы сделать это за секунду!

— Получается так. Представь, проведешь ты летом обряд за границей, Министерство той страны сам обряд зафиксирует, а отследить не сможет. А в Британии вообще не узнают.

— Ох, не нравится мне все это. Пойдем, мы на ужин опоздаем.

Гарри и Гермиона направились в Большой зал. Мальчик, наконец, смог простить Грейнджер нахождение в неположенное время в туалете и спасение ее жизни. Теперь они часто виделись в библиотеке, разговаривали. Его радовала ее реакция на то, что Министерство делает что-то не ради блага магического населения. Каждый раз, когда он приводил доводы против Министерства, девочка так искренне возмущалась происходящим, что Гарри не мог понять, откуда берутся люди с такой верой в «святость» власти. Гермиона зарывалась на несколько дней в книги, пытаясь найти опровержение слов Гарри и защитить политику нынешней власти, неважно, — Министерства или директора Хогвартса. Вот и сейчас, он был уверен, что Гермиона пойдет завтра в библиотеку с намерением прочитать всю родовую литературу. Она будет крайне удивлена, что та расположена в Запретной секции, где находились потенциально опасные и сомнительные книги. Девочка будет долго сомневаться, кто был прав — Гарри или руководство школы, причислившее родовую магию к опасным. И, как всегда, Гермиона примет сторону руководства школы. Она сделает проверку крови в Гринготтсе, но вряд ли решиться на создание собственного рода. И это несмотря на все ее желание быть не хуже других, чистокровных, которые имеют свой род, а некоторые несколько.

С Малфоем Гарри тоже общался нормально. Тот, напротив, с политикой был не согласен, но открыто это не высказывал. Вообще все, что не подлежало логическому объяснению, он принимал как должное. Что взять с этого нелогичного мира? Его мнение чаще совпадало с мнением самого Гарри, но это было даже скучно. Малфою он мог доверить больше, открыто высказать свое мнение о сумасшедшем директоре и, главное, можно было не бояться, что его мысли прочтут. У Драко был артефакт, подобный сережке Гарри, да и окклюменции чистокровных учили дома. Но вот его отношение к грязнокровкам, как он их называл, не нравилось. Гарри попытался привести в пример Луджина, но Малфой сказал, что если грязнокровку принимают в род, то грязнокровкой он перестает быть. А так, все они опасны для магического сообщества из-за увеличения вероятности рождения сквибов. Ну и повышается возможность нарушения Статута о секретности, ведь родители маглорожденных знают о волшебном мире. В принципе, логику в его мыслях найти можно было. Возможно, Гарри даже согласился бы с ним, если бы не существовало Гермионы Грейнджер. А к последней мальчик относился хорошо, хоть и часто злился на нее.

Гарри находился словно между двумя мирами, так как встречаться на одной территории Гермионе и Драко было противопоказанно. Тут же начинались взаимные оскорбления, каждая из сторон хотела показать свое превосходство. Малфой становился невыносимым аристократичным снобом, Грейнджер — той еще занудой. А Гарри не знал, чью сторону принять.

Мальчик и девочка шли по пустынному коридору, когда услышали знакомые голоса. Гарри сразу потянул Гермиону в нишу за рыцарским доспехами, так как видеть директора у него не было ни малейшего желания.

— То, что охраняет цербер, касается Николаса Фламеля. Ты, Хагрид, должен понимать, какая это ответственность, если такой человек попросил о сохранности его... хм... вещи. Поэтому следи внимательнее, прошу тебя.

— Директор, я думаю, что это близнецы Уизли подкинули Пушку навозных бомб. Но это, доказать их... ээ... ну, что это они сделали я не могу.

— Я надеюсь, что этого больше не повториться, Хагрид, — мягко произнес директор.

Голоса удалялись, а Гарри еле сдерживался, чтобы не засмеяться. Как бы он не "любил" Уизли (хотя с близнецами мальчик лично знаком не был, знал лишь, что они постоянно устраивали какие-нибудь гадости слизеринцам), но за навозную бомбу, подкинутую церберу, он им был благодарен. И неважно, что бедная собака ни в чем не виновата, все равно маленькая гадость директору грела душу. Пусть эта гадость и была сделана не собственными руками.

— Николас Фламель...— задумчиво протянула Гермиона, — где-то я слышала это имя.

Гарри решил рассказать ей о цербере, правда о намеках Снейпа и Дамблдора не сказал. Получалось, что они с Малфоем как-то случайно забрели в запретный коридор, убегая от миссис Норрис, где и встретились с этим Пушком. В общем, мальчик рассказал почти правду, умолчав лишь о том, что это было в тот день, когда Гермионе стерли память. Гарри знал, что Грейнджер заинтересуется тем, что охраняет цербер и будет искать информацию о Фламеле. Ему и самому было интересно, за чем же таким его пытаются отправить в этот самый коридор. Но в поиске информации Гермионе нет равных, если информация не из Запретной секции.

Еще мальчика заинтересовало, случайно ли он услышал это разговор. Ведь Кассандра говорила, что директор может отследить перемещение студентов. Он вполне мог видеть, как Гарри и Гемиона направились из библиотеки в сторону Большого зала.

* * *

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Гарри спросил "Древнейшую магию" о Фламеле, но она о нем ничего не знала.

В субботу после завтрака Гарри снова наложил на себя иллюзию — все тот же образ русоволосого парня, и отправился к проходу, ведущему в Хогсмид. Вообще, вся эта затея с принятием наследства теперь казалась ему весьма рискованной. Вот что мешает Дамблдору целыми днями наблюдать, где находится Гарри? Может быть, у него даже есть некий прообраз Надзора, где показываются все произнесенные студентами заклинания. То ли паранойя Гарри имела слишком глубокие корни, то ли настроение его, после случайной встречи с директором в коридоре было плохим, но ему казалось, что он в тюрьме, а Азкабан с дементорами — просто курорт по сравнению с Хогвартсом. Там хоть дементоры не пытаются следить за ходом мыслей заключенных, и не подначивают их что-нибудь украсть в запретных коридорах.

Как назло, по дороге Гарри встретил миссис Норрис. Хотелось кинуть в нее что-нибудь тяжелое, или какое-нибудь смертельное проклятие, вроде того, что досталось троллю. Но пришлось ограничиться Ступефаем. Гарри оттащил ее ко входу в гостиную Слизерина, и пошел обратно в сторону прохода. Была идея положить кошку к двери директорского кабинета, но идти туда было далеко и опасно. Естественно, встреча с миссис Норрис оптимизма не прибавила, она только способствовала развитию излишней подозрительности. Теперь русоволосый парень шел, держа палочку в руках, и то и дело, оглядываясь по сторонам.

Гарри опоздал на пять минут из-за встречи с кошкой, извинился перед мистером Луджином, который был одет в ту же самую одежду, что и в прошлый раз. Они отправились порталом — маленьким словарем латинского языка, в Венгрию, или как было в магическом мире — Австро-Венгрию. Приземлился Гарри неудачно, прямо в уже изрядно промерзшую лужу. Араб поспешил удалить грязь и высушить штаны мальчика заклинаниями.

Они оказались в густом лесу, где сквозь толстые стволы деревьев проглядывала старая постройка из красного камня. К ним поспешил пожилой человек с длинным хвостом седых волос, в обычной магловской бежевой куртке и в черных брюках.

— Добрый день, мистер Поттер. Здравствуй, Сакхр, — поприветствовал их человек.

— Гарри, познакомься — это Бенджамин Истван, один из тех, кто имеет доступ к вашему дому.

— Рад встрече, мистер Поттер, — сказал старик, — видите дом?

— Вижу стену, — отозвался Гарри.

— Тогда вот адрес, — сказал Истван, протягивая Гарри листок, — если вы лично назовете его мистеру Луджину, он тоже сможет увидеть. Если не доверяете, я пойму. Мы пойдем вдвоем.

— А если адрес назовете вы?

— Ничего не произойдет, я не Хранитель.

— Дом Забытого леса, — прочитал вслух Гарри.

"Странный адрес", — заметил Адам-Самаэль.

— Добро пожаловать, мистер Поттер, — произнес старик.

Они втроем направились в сторону дома в этом самом Забытом лесу. Строение представляло собой нечто, напоминающее старинную католическую церковь в глухой деревне. Двухэтажный дом с одной небольшой круглой башней из красного камня, уже изрядно поросший мхом и потемневший от сырости.

Внутри дом тоже напоминал, если не церковь, то какой-то небольшой монастырь. Стены были побелены, вся обстановка более чем скромная, в черных тонах. "Черно-белый дом" — охарактеризовал его Гарри. Не было никаких картин — стандартного дополнения интерьера в домах волшебников. Лишь на одной стене висели рога, а на другой медвежья голова. Кресла перед камином были черными, деревянными, на каждом лежала светлая овечья шкура. Не было ни ковров, ни какого-либо еще намека на комфорт.

— Аскетично, — заметил Гарри.

— Весьма. Цоресы ненавидели деньги и комфорт, полагая, что ими чистокровные заменяют магию. Здесь вы не найдете ни пышных гостиных, ни родовых залов с гобеленами родословной, привычных для высокородных магов, ни шикарно отделанных кабинетов и столовых. Нет, столовая, конечно, есть. Но она тоже, как вы выразились, выглядит аскетично. Для Цоресов деньги были лишь средством, у них никогда не было вкладов в банках. Они не собирали более необходимого. Хотя артефактами увлекались, но большинство из них распродали после арестов в сорок пятом. Сохранилось лишь то, что в библиотеке, туда доступ по принадлежности к роду. Даже я не могу войти, не смогли и представители власти, которым вашему прадеду пришлось открыть вход в дом. Мы отомстили им за нашу... семью, они не прожили и месяца — те, кто приходил ограбить этот дом, — ранодушно сказал старик, будто речь шла о погоде, — Лаки!

В гостиной, если это место с двумя креслами, камином, столом, стулом и шкафом черных цветов можно было назвать гостиной, появился старый домовой эльф. На нем была грязная, некогда белая, наволочка.

— Лаки слушает, — поклонился эльф Иствану.

— Лаки, Гарри Поттер — твой хозяин, — сказал старик, указав на Гарри, — мистер Поттер, может быть, вы снимите иллюзию и мы, наконец, увидим, как вы выглядите. А то Лаки вас в следующий раз не узнает.

Гарри снял с себя иллюзию, хотя он этого не хотел. Мальчик ненавидел, когда все пялились на его шрам. Да и иллюзорного двадцатилетнего парня воспринимали серьезнее, чем одиннадцатилетнего бледного худощавого ребенка. Но, к радости Гарри, ни Истван, ни Луджин не стали рассматривать его шрам, а отнеслись к внешности мальчика, как к должному. Обычный ребенок, ничего примечательного.

Домовик низко поклонился.

— Добро пожаловать домой, сэр.

— Лаки, тут найдется чай или вообще что-нибудь из еды?

Домовик низко опустил голову, будто в чем-то провинился.

— Понятно. Аппарируй ко мне домой, захвати там пирожные, чай, и возвращайся, — скомандовал Истван, — давно тут чаями никто не баловался, домовик совсем обленился.

— Мистер Истван, сколько лет этот дом принадлежит Цоресам? — спросил Гарри.

— Этот дом принадлежал именно Цоресам, а не всему их роду. Кто тут жил до этого, я не знаю. Мы переезжаем все вместе каждые лет двести-триста. Я имею ввиду четыре наших рода. Мы периодически меняем фамилии, имена. У нас нет родины, ни одной стране не принадлежат наши роды. Когда мы перебрались в Венгрию сто пятьдесят лет назад, ваш род взял фамилию Цорес — это вообще не венгерское слово. Тут неподалеку жили евреи, и ваш предок услышал это слово на рынке от них. Оно означает "горе". Уж не знаю, о чем он думал, когда решил взять подобную фамилию, но вышло так, как вышло. Горя фамилия принесла действительно немало. Волшебники верят в магию слов, поэтому лучше сто раз подумайте, как назвать ребенка.

— А зачем вы переезжаете каждые двести-триста лет?

— Изучать магию, приобщаться к новым культурам. В библиотеке каждого рода есть книги о магии разных стран. Нужно долго пожить в стране, чтобы понять ее особенности. На первый взгляд кажется, что их не много, но это не так. Вы уже должны были проходить в школе, что есть чары на родном языке, есть традиционно английские ритуалы. Подобное есть в каждой стране, хотя основа одна, одна суть самой магии.

Появился Лаки, и все прошли в столовую. Она представляла собой обычную комнату не сильно больших размеров без штор на окнах, стены тут так же были побелены, на одной из них висела огромная деревянная ложка. Стол был рассчитан на двенадцать человек. Обычный черный старый стол с толстыми ножками. Стулья тоже были старыми и даже скрипели. Правда, Истван это быстро исправил, однако обновлять вещи не стал, сказав, что в старости вещей есть своя особенность, ощущается время. Гарри чувствовал себя каким-то монахом, спустившимся из своей кельи в столовую. Чай Лаки подал в обычных белых фарфоровых чашках, пирожные лежали в плетеной корзине, которая казалась непозволительно уютной в этой столовой.

За чаем Истван рассказал о четырех родах — магов теней и отражений, видящих, магов подчинения и магов жизни. Маги подчинения могли управлять чувствами и эмоциями людей, влиять на их мышление и поступки без использования Империуса и подчиняющих зелий. Безусловно, эта способность была ограниченной, с Империусом по силе ее сравнить нельзя, но зато ее применение отследить было невозможно. Даже сам маг, к которому была применена подобная магия, этого не замечал. Империус действует против воли человека, его можно сбросить. А вот магия подчинения просто замещала личное мнение человека на то, которое было необходимо. При этом замещение мнений и чувств происходило постепенно, человек просто как бы переосмысливал свои поступки, действия и делал новые выводы. В этом роду существовало правило, что подчинение используется только в случае крайней необходимости. Все-таки свободу мысли уважали. Название рода писалось латиницей — Hevel havalim...hakol havel.*

Маги жизни могли лечить без использования заклинаний и зелий. Но и эта способность была ограничена, все таки, они маги жизни, а не боги. То есть, если человек получал серьезные смертельные ранения, можно было эти ранения слегка уменьшить, чтоб они были уже не смертельными. При отравлении сильнодействующими ядами, можно было отсрочить смерть на пять часов. Но дальше предполагалось стандартное лечение или применение антидота к яду. Таким образом, просто можно было выиграть время и найти нужные заклинания или зелья-антидоты. При этом сами маги жизни отдавали часть своей магической силы, поэтому их магия так же использовалась только в крайних случаях. Род назывался Fila vitae, и единственный из четырех имел символ — феникса. Гарри ухмыльнулся и вспомнил птичку директора.

Мальчику показалось, что Истван является неформальным главой четырех родов, ну или, по крайней мере, одним из глав. Уж очень почтительно к нему относился Луджин, да и чувствовалась в нем какая-то сила. Возраст Иствана определить было сложно. Возможно, он был ровесником Дамблдора, если судить по морщинистому лицу и седым волосам. Но вот магловская современная одежда говорила о том, что этот человек явно моложе. Если не физически, то духовно. Принадлежал старик к роду магов подчинения.

После чая они прошлись по дому, Гарри осмотрел все комнаты, и даже выбрал себе одну. Хотя спальни были похожи друг на друга. Мальчик выбрал ту, где была самая широкая кровать. Там, кроме кровати с высокими спинками, находился шкаф, стол, стул и тумба. Все из черного дерева. Пол каменный, без ковра, как и везде. Штор на окнах так же не наблюдалось. Цветной восточный ковер в доме нашелся только в одной комнате, и то он лежал не на полу, а висел в двадцати сантиметрах над ним. Истван пояснил, что это ковер-самолет, правда, старый волшебник толком не понимал его назначения. Летал этот предмет интерьера весьма медленно, наверное, детям поиграть покупали.

В библиотеку Гарри пошел один, других бы комната и не пустила. Она находилась в башне на втором и третьем этаже. С первого этажа круглой комнаты винтовая лестница, расположенная в центре, вела на второй, а там и на третий этажи. Комнаты были площадью не больше тридцати метров, белых стен не было видно, их закрывали книжные полки. Судя по описаниям Малфоя, у них библиотека была в разы больше. Хотя, наверное, она не была круглой и двухуровневой. Эта особенность понравилась Гарри. У стеллажей висели таблички «яды», «лекарства», «боевая магия», «ритуальная магия», «трансфигурация», «магия чисел», «универсальные книги» и т.д. Все надписи на трех языках — венгерском, английском и латыни. Один из стеллажей на третьем этаже был посвящен родовым книгам.

Гарри взял книгу «Числа, меняющие реальность» — магия чисел мальчика заинтересовала, до этого он вообще не слышал о такой. Так же он взял и пару родовых книг, описывающих магические особенности и некоторые родовые заклинания. Такие мог использовать только представитель рода, если их произносил кто-то другой, они не работали. Истван вручил Гарри «Черную Книгу». Волшебник объяснил, что она по традиции всегда хранилась не в библиотеке, и была заколдована так, что любой представитель четырех родов мог ее прочитать. «Черные Книги» были у каждого из четырех родов.

Пора было возвращаться, Гарри итак уже пропустил обед. Пришлось зайти в Сладкое Королевство и купить конфет, которые мальчик демонстративно поедал за ужином, и угощал ими одноклассников. Но, по счастливому стечению обстоятельств, как сообщил Малфой, директора и всех деканов за обедом не было. А остальные и не заметили отсутствия студента, а если и заметили, то не сильно этим заинтересовались. Мало ли, может быть, он в библиотеке уснул.

____________

*Транслитерация фразы из Библии. Ее самый распространенный и самый неверный перевод звучит как «Суета сует... все суета», или «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» на латыни. Хочется оторвать голову тому, кто так перевел. Более точной будет фраза — «Полная тщетность... все тщетно». Если образно, то смысл таков: как бы мы не пытались понять мир, изменить его, нас ждет большой облом.

Следующие несколько недель прошли без каких-либо интересных событий. Уроки, домашние задания, споры с Гермионой и разговоры с Малфоем о традициях чистокровных. Последнее Гарри раздражало. За короткое время он проникся идеей Цоресов, что все эти традиции — бессмысленная глупость. Состоялось два матча по квиддичу. Гарри присутствовал лишь на первом, так как играл Слизерин против Гриффиндора. Команда Слизерина выиграла с небольшим перевесом. Этот вид спорта не впечатлял, поэтому на матч Равенкло-Хаффлпафф он уже не пошел.

Гермиона просмотрела все справочники о волшебниках, совершивших открытия в двадцатом и девятнадцатом веке, ища информацию о Фламеле. Но ничего не нашла. Гарри даже успокоился, решив, что разговор директора и Хагрида он действительно подслушал случайно. Если бы это говорилось специально для него, то ответ, скорее всего, легко бы нашелся. Не мог же директор думать, что Гарри знает всех волшебников, чтобы понять кто такой этот Фламель.

В один декабрьский день, когда Драко и Гарри сидели в библиотеке и там даже не было Грейнджер, в святая святых мадам Пинс ввалился Рон Уизли.

— Слушай Гарри, представляешь, мне Фред и Джордж сказали, что в запретном коридоре настоящий цербер! Дверь открывается Алохоморой! Пойдем, посмотрим? — заявил Уизли, даже не потрудившись сказать подобное шепотом.

Лицо Гарри после этой фразы изменилось до неузнаваемости. Казалось, он вот-вот, то ли запустит в рыжего Авадой, то ли просто сломает ему нос.

Малфой глядя на своего одноклассника засмеялся и даже не напомнил Уизли, что он тупица. Видимо, фраза было очень неожиданной, и Драко забыл, как должен вести себя в присутствии предателя крови. Все в библиотеке повернулись посмотреть на эту картину — искренне смеющегося слизеринца.

— Что я такого сказал? — недоуменно прогнусавил рыжий. Малфой засмеялся еще громче. В итоге всех троих выгнала мадам Пинс, заявив о неподобающем поведении в библиотеке.

По дороге к гостиной Гарри сказал Малфою, что если еще кто-нибудь заикнется об этом коридоре, он за себя не ручается.

Гарри отправил книги Цоресов из хранилища Поттеров обратно в банк. Близился новый год, и скоро гоблины будут составлять отчеты. Тем более, мальчику было, что почитать. Он изучал родовую книгу, описывающие возможности магии теней. Правда, она описывала лишь возможности, а вот как этим возможностям научиться, в ней не говорилось. После отправки книг в Гринготтс, Гарри вспомнил о «Черной Книге». На первой странице крупными буквами было написано «Черная Книга — Книга мести». В ней содержались все имена представителей рода, умерших не своей смертью. Ниже значилось, кто в этой смерти был повинен. Больше всего Гарри заинтересовали две последние записи, так как предыдущие содержали имена, которые ему ни о чем не говорили.

Предпоследняя запись называла имена всех Цоресов, скончавшихся в Нурменгарде. Так же тут были записаны Анжелика Истван и Лаура Оренцки, вероятно носившие фамилию Цорес до замужества. Внизу были имена тех, кто виновен в их смерти. Из прямых виновников значился лишь некий Генрих Марк Грейнверг, имя которого было зачеркнуто. Значит, он уже мертв. Среди косвенных виновников значилось множество имен, некоторые зачеркнутые, некоторые нет. В их числе был и Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор, собственной персоной.

Последняя запись гласила:

Гарри Джеймс Поттер (1980— наст. время) — попытка убийства (1981)

Прямо виновны: Волдеморт.

Косвенно виновны: Питтер Петтигрю, Северус Тобиас Снейп, Альбус Персиваль Вулфрик Брайн Дамблдор.

Ни одно из имен зачеркнуто не было. Гарри впал в эмоциональный шок, увидев имя своего декана, в числе виновных в покушении на его собственную жизнь. И снова вспомнился запретный коридор, куда его агитировали заглянуть. Теперь и слова Снейпа казались попыткой «взять Героя на слабо». Гарри даже засомневался в собственной способности отличить ложь от истины, которой он гордился.

На всех уроках зельеваренья, при любых попытках Снейпа сказать хоть малейшее недоброе слово о способностях Гарри, мальчик смотрел на декана так, что даже невозмутимому Снейпу становилось не по себе. Хоть он и старался не подавать вида.

Гарри просмотрел все подшивки газет, описывающих события Хэллоуина восемьдесят первого года. В «Ежедневном пророке» говорилось, что Питер Петтигрю героически погиб от рук (или палочки) Сириуса Блэка, предавшего Поттеров. Блэк был заключен в Азкабан на пожизненный срок.

«Черт! Черт! Что за бред! Посадили человека, который якобы был Хранителем дома Поттеров. Но если бы он был Хранителем, он бы значился в "Черной книге". А где же был наш святой Дамблдор, когда Блэка упекли в Азкабан без суда и следствия? Ах да, он же Председатель Визенгамота, у него была куча других дел! Ненавижу!! Отомщу за всех — за себя, за родителей, за Цоресов, даже за этого неизвестного Блэка!»

"Прекрати истерику!" — мысленно возразил Адам-Самаэль.

Несколько дней Гарри ходил по школе злой, как черт. Даже Малфой и Грейнджер стали меньше ругаться. Чувствовали, что рискуют получить от Мальчика-Который-Выжил чем-нибудь крепким, если он увидит их препирательства.

Гарри стали сниться сны, где Дамблдор являлся Хранителем дома Поттеров, и собственноручно отправлял письмо Волдеморту с адресом. А Северус Снейп в этом сне лично сопровождал Волдеморта к дому и смотрел, чтобы посторонние не помешали. Кто такой Питер, он толком не знал, поэтому во сне Петтигрю не фигурировал. Каждое утро Гарри просыпался уже злой и уставший. Снейп заметил состояние мальчика, и попросил остаться после очередного урока Зелий.

— Поттер, что с вами происходит? Ходите по школе и пугаете людей своим видом и синяками под глазами!

Гарри постарался незаметно достать палочку, просто на всякий случай, но незаметно не получилось. Снейп заметил это и усмехнулся. Пошел в личную кладовую и принес зелье.

— Выпейте, Поттер. От нервных расстройств.

— А вдруг это яд? — Гарри хотелось накричать на Снейпа, сказать, что он все знает, что это он виноват в смерти родителей!

«И как он вообще смеет смотреть мне в глаза! Ладно, Дамблдор, что с него взять, но этот... Обычный Пожиратель!»

Снейп удивленно поднял брови.

— Прогрессирующая паранойя, Поттер? — язвительно осведомился профессор.

— Нет. Просто Пожирателям не доверяю.

— Ах вот в чем дело. Тогда, могу сообщить вам, что я перешел на другую сторону задолго до падения Темного Лорда, и в конце войны выступал на стороне Дамблдора.

— Дамблдора? — мальчик разразился истерическим хохотом. Вспомнились сны, где старик был Хранителем.

«Может они вообще на одной стороне все были, а воевали против мира и человечности? Все против всех, никто не знает, кто и кому служит!».

Снейп сидел с недоумевающим лицом и никак не мог понять реакцию ребенка. Гарри, наконец, отсмеялся, взял сумку, и побрел к выходу из кабинета. Напоследок кинул флакон с зельем профессору со словами: «Сами свой яд пейте».

На следующих уроках зельеваренья декан так же предпринимал попытки оставить Гарри после урока, но каждый раз попытки оказывались безуспешными. В итоге Снейпу пришлось снять со своего собственного факультета двадцать баллов и назначить Поттеру отработку, на которую тот не явился.

Двадцатого декабря пришло письмо от Луджина с приглашением на день рождения его дочери, которой исполнялось одиннадцать. Для волшебников эта дата была особенной. Считалось, что тогда магия ребенка окончательно раскрывается и уже может полностью контролироваться. Поэтому в большинстве школ начинали обучение именно с одиннадцати лет. Если в школу брали раньше, то там учили лишь теорию магии, языки, письмо, математику и некоторые самые простые заклинания.

Двадцать третьего декабря — именно тогда был день рождения дочери Луджина, Гарри решил уйти из школы самым простым способом — позвать Лаки и аппарировать. И пусть директор следит, сколько его душе угодно, пусть хоть из школы отчисляет — не большая потеря. А то тут среди сборища виновных в смерти родителей в руководстве школы как-то некомфортно.

Лаки переместил Гарри прямо в гостиную дома Луджинов, где его встретили мистер и миссис Луджин. Муж и жена были полными противоположностями. Довольно крупный смуглолицый араб, и хрупкая блондинка-жена в бежевом простом платье смотрелись весьма контрастно.

В гостиной уже было человек тридцать, как сказал Луджин — это все свои. Значит — представители трех родов, не считая единственного представителя четвертого рода. Но какие все были разные! Был тут и старик-мулат, который представился Отто Вилмосом. При этом другие Вилмосы были вполне европейской внешности. В общем, блондины, брюнеты, рыжие, высокие, низкие, стройные, полные. Теперь Гарри понял, почему этим родам не грозит вымирание из-за смешивания крови. Принятие раз в несколько поколений в род маглорожденных, абсолютно разных национальностей, делало свое дело.

Но самая странная внешность была у виновницы торжества — девочки, по имени Салима Луджин. Она представляла собой что-то среднее между отцом и матерью. Но Гарри пришла в голову мысль, что она похожа на Малфоя и Снейпа одновременно. Черные глаза с прямыми ресницами делали взгляд грустным и осмысленным. Темные, но не черные брови, нос с горбинкой и пухлые губы — в отца. Но вот светлая кожа и светлые, не платиновые, а просто светло-русые, волнистые волосы были от матери (почитатель магловской генетики сделал вывод, что мать Сакхра Луджина была блондинкой). Девочку нельзя было назвать красивой, даже симпатичной, из-за сильных контрастов и носа с горбинкой, пусть и не такого крючковатого, как у Снейпа. Но незаметной ее точно не назовешь. Одета именинница была еще более странно, особенно если учесть, что это все-таки ее праздник. Девочка была в резиновых красных сапогах и простом закрытом льняном платье ниже колен.

Хотя тут все были странными, и одеты были необычно. Но ни одного волшебника в мантии. Прогресс!

Гарри подарил Салиме медальон для хранения вещей, правда, новый, а не старинный. Он стоил намного меньше, чем его собственный. Подарок Гарри заказывал через Кассандру. Девочка как-то отстраненно поблагодарила его. Как, впрочем, и всех. Казалось, что ей вообще нет дела до того, что это ее праздник. А может быть, она просто устала.

Дом Луджина сильно отличался от дома Цоресов. Тут было вполне уютно: бежевые стены, картины, темно-бордовая мягкая мебель. В общем, Луджины аскетизмом не страдали.

Гарри представили двух маглорожденных детей. Мальчик семи лет был из России, четырехлетняя девочка — из Индии. Гарри был уверен, что практически никого не запомнил. Столько людей запомнить в один день невозможно. За столом обсуждали политику, работу, войны. В дискуссии Гарри особого участия не принимал. Да и не мог — не разбирался он в политике Австро-Венгрии. Хотя тут было как-то... уютно что-ли. Мальчик чувствовал себя увереннее, казалось тут он не Гарри Поттер, не Мальчик-Который-Выжил, а просто человек, которому рады. Почти каждый маг считал своим долгом лично поприветствовать единственного представителя рода магов теней и отражений. И главное, Гарри чувствовал — они искренне рады, что потомок Цоресов вернулся в... семью.

Позже Гарри поговорил с Истваном о передаче родовых способностей. По его мнению, тут почти каждый должен был обладать всеми четырьмя магическими особенностями из-за смешанных браков между родами. Старик объяснил ему, что сам род решает, кому и какие способности передавать. В пример привел отца Луджина. Тот, как маглорожденный, был самым обычным магом без особых способностей, хотя он и был принят в род. Кроме него в роду было три девочки, не считая старшего поколения. Поэтому, когда отца Луджина женили на одной из сводных сестер, детям передались способности от матери. Две другие сестры свои способности детям не передали, так как стандартная схема наследования идет по мужской линии. Их дети были уже представителями других родов.

Принятие маглорожденных в род просчитывалось в мельчайших деталях. Решалось, когда нужно взять девочку, когда мальчика, в какой именно род. Так, в случае с отцом Луждина специально приняли в род мальчика, и так же специально заключили брак с его же сводной сестрой. Так как была вероятность, что способности не передадутся по женской линии в случае брака всех трех сестер с представителями других родов. В общем, сложная схема, которую мозг Гарри отказывался воспринимать. Он не понимал таких браков «по расчету», хоть они и были обычным явлением в любом чистокровном обществе. Даже среди слизеринцев, родители многих уже решили за кого выдавать своих дочерей и на ком женить сыновей.

Были и те, кто принадлежал к двум родам одновременно (не считая женщин), и кто обладал двумя способностями. В основном, из старшего поколения. Таким образом, род тоже самосохранялся в случае необходимости. А после Гриндевальда, которого поддерживал частично и род подчинения, не многие остались на свободе. Вот детям и передавались обе способности от родителей, чтобы сохранить магию.

Основной принцип четырех родов заключался в том, что все правительства, темные лорды и прочее — временное явление. Если кто-то лично хочет поддерживать курс, пусть поддерживает. Не хочет — не надо. Но если кого-то из рода убивают, то не важно, кто был прав, а кто виноват. Эта большая семья не имела единого мнения о власти, деньгах. Единой армией и государством она могла стать лишь тогда, когда кому-то грозила опасность. В последний раз только никто не успел сориентироваться, когда род Цоресов практически был уничтожен. Никто не сообразил, что дуэль между Дамблдором и Гриндевальдом приведет к таким последствиям. Когда опомнились, было уже поздно. Но всем, кроме Дамблдора отомстили. Благо, «Черная Книга» имена сообщила. Гарри узнал, что все невычеркнуые имена тех, кто виновен в смерти Цоресов, не вычеркнуты лишь потому, что эти люди отбывают заключение в тюрьмах. А вот до Дамблдора не добрались. Что есть, то есть: волшебник он сильный.

Виновников трагедии Хэллоуина восемьдесят первого года не трогали. Для мести нужна клятва, которую можно произнести только с разрешения главы рода. Все думали, что род магов теней и отражений исчез. Истван случайно пять лет назад наткнулся на «Черную Книгу» и к своему удивлению обнаружил там имя Гарри Поттера. Старик знал, что род может признать наследника по косвенной линии, но чтобы это произошло, тот самый наследник должен быть достойным рода. Поттера-старшего род не признал, поэтому на признание его сына не рассчитывали. Истван и компания пять лет назад попытались разыскать Гарри Поттера, но не смогли. Узнали, кто такой Петтигрю — школьный друг Джеймса Поттера, и недоумевали по поводу того, где этот «умерший» человек может скрываться. Снейпа обнаружили в числе преподавателей Хогвартса, но мстить не могли. Единственным представителем рода, а, следовательно, и его главой, был сам Гарри. Разрешение на клятву мести он дать не мог. Истван посоветовал этого вообще не делать, ибо чревато последствиями.

Еще Гарри спросил у Иствана, как передадутся его магические способности, если он принадлежит к трем родам одновременно. Старик спросил о третьем роде и, услышав фамилию Реддл, о чем-то надолго задумался.

— Ты змееуст? — спросил, наконец, Истван. Вопрос для Гарри был неожиданным.

— Ээ, да... а это как-то связано с Реддлом?

— Думаю, что связано. Это вообще со многим связано, — проговорил старик, и снова надолго задумался. Потом лицо его выразило какое-то понимание, но озвучивать свои выводы он не стал.

— Полагаю, передадутся способности мага теней и отражений и владения серпентарго одновременно. У Поттеров, насколько мне известно, особенные способности давно канули в лету.

— Знаете, я везде, где не нужно светиться Мальчику-Который-Выжил, представляюсь Цоресом. Иногда мне кажется, что я даже ненавижу свое собственное имя. Гарри Поттер! Все сразу знают кто это, Национальный Герой же! Как мне все это надоело!

— Могу лишь представить, понять этого мне не дано. Бенджамина Иствана знают только как Высшего судью Королевского Суда, и то лишь у нас в стране. Но все трудности делают нас сильнее.

— Ага, сильнее. Мой собственный декан записан как косвенный виновник в попытке моего убийства, директор привязался с запретным коридором...

— С каким коридором?

— Да есть у нас в школе такой. Там что-то спрятано, принадлежащее Николасу Фламелю. Меня хотят направить в этот коридор. Намекают. «Пообещай, что не будешь ходить в запретный коридор» — передразнил Гарри директора, — не знаю, зачем нужно, чтоб я это стащил.

— Фламелю, говоришь?

— Ему.

— Это известный алхимик, создатель философского камня. Хотя вряд ли камень бы прятали в школе. Это как-то глупо.

— А если там камень? Они хотят, чтобы я украл философский камень?

— Может быть, они не хотят, чтобы ты это украл. Возможно, кто-то другой хочет его украсть.

— А я тогда здесь причем?

— Действительно. В общем, мой тебе совет — не лезь, если не уверен. Сомневаюсь, что там камень. Может быть нужно, чтобы ты и кто-то еще думали, что там философский камень. Там серьезная защита?

— Дверь открывается простой Алохоморой, за дверью цербер, дальше не знаю.

— Значит уже заходил туда? — улыбнулся Истван.

— Случайно. От кошки завхоза убегали.

— Алохомора — это не серьезно. Там нет камня. Подобные вещи так не хранят.

— У нас в школе есть близнецы Уизли, они церберу навозных бомб накидали. Может тоже покидать, нервы успокоить.

— Ну, это уже твое право.

— Скажите, а у многих магов сохранились особенные способности?

— Не у многих, но не все волшебники утратили особые способности. Их не принято афишировать. Магическое сообщество находится в состоянии постоянных войн. Сменяются темные лорды, диктаторы, правительства. А способности — твой козырь в любой войне. Я знаю, что в Австро-Венгрии семь магов теней и отражений, но по имени знаю только двоих, остальных видел случайно при использовании ими этой магии. Так что их может быть и больше. Есть и маги подчинения из других родов, тоже встречал.

Покинул Луджинов Гарри в десять вечера, уже после отбоя в школе. Лаки переместил его недалеко от входа в гостиную Слизерина. Не успел Гарри завернуть в нужный коридор, как наткнулся на Снейпа.

— Где вы были, Поттер?! Вас не было не ужине! Никто из одноклассников ничего не знает! Объяснитесь!

— Я уснул в туалете, сэр. Знаете, в этой школе очень комфортные унитазы, у нас в приюте таких не было.

— Хватит паясничать! Ваше счастье, что я не сказал Дамблдору! Объясняйте свое отсутствие, я жду!

— Не надо мне угрожать директором! — как Гарри хотел сказать все, что он думает! О Дамблдоре, Снейпе и правосудии этой страны, но, — Я, пожалуй, пойду. На унитазе, каким бы он ни был комфортным, спать не очень удобно. Спина затекает, да и... хм... попа.

Сказав это, Гарри развернулся и побежал в гостиную, пока декан не опомнился от подобной наглости. В своей спальне мальчик задернул полог кровати и взял «Древнейшую магию».

«Расскажи мне о «Черной Книге» и праве мести»

«Черные Книги» раньше вели лишь некоторые темномагические роды. Насколько мне известно, сейчас книги запрещены. Один человек, живший в семнадцатом веке, рассказал мне о запрете. Светлые маги никогда не вели эти книги, так как считалось, что информация в них необъективна. Книга лишь показывает убийц, либо виновных в смерти косвенно. К убийству книги причисляют и естественную смерть в темницах, тюрьмах и любых других местах, где маги находятся не добровольно. Но она не говорит о причинах. Ведь можно убить опасного преступника, можно убить, защищаясь. Книге не важно, кто был прав.

Jus retorsionis — право мести, заключается в том, что магия передает это право любому человеку, который получил разрешение главы рода и принес клятву. Не важно, из какого рода человек, связан он с тем, за кого собирается мстить или нет. Но с того момента, как он поклялся, он обязан мстить. Месть станет навязчивой идеей. Если человек не исполнит хотя бы большую часть собственной клятвы, он не успокоится. Если не сможет отомстить вообще — он умрет. Человек клянется своей жизнью и своей магией. Наверное, поэтому и запретили право мести. Но магию не обманешь, ей безразличны запреты людей. Если ты убиваешь человека по праву мести, то в его родовой «Черной Книге», если таковая имеется, ты не будешь значится убийцей. Магия признает твое право на это убийство, и с этим правом вынуждены соглашаться все роды. Если ты решил принести такую клятву, то сначала убедись, что сможешь ее исполнить хотя бы частично».

«Спасибо, что предупредила», — написал Гарри. Он передумал приносить клятву после такой информации. По крайней мере, не сейчас.

Засыпал Гарри с противоречивыми чувствами. Он был рад, что его искали, что кто-то хотел его забрать. Одна эта мысль делала его счастливым. Да, и он был бы абсолютно счастлив, если бы не другая мысль. Дамблдор! Он спрятал его от всего мира, даже от его, по сути, родственников, пусть и дальних. Значит, он поставил на дом Дурслей, а затем и на приют, какие-то сложные защитные чары, чтобы никто из магов не мог его обнаружить.

«Сволочь!! Какая же он сволочь!! Но, ничего не происходит просто так, были у директора причины. Интересно, чего он добивался, и добился ли? Если он хотел, чтобы я его ненавидел, то цели он достиг. Но, кажется, он хотел чего-то другого. Не мог же он целенаправленно растить себе врага? И вообще, чем он лучше Волдеморта? Тот хотя бы действовал открыто. Пришел убить. Хотя тоже непонятно, зачем ему это было нужно. Тем более являться в дом Поттеров собственной персоной, когда есть кучка послушных Пожирателей... Как много вопросов. Чертов Дамблдор, чертов Волдеморт, чертов Снейп!!»

— Поттер, поздравляю! Тебе предстоит провести каникулы в компании Уизли! — сказала утром следующего дня Дафна Гринграсс.

Через полтора часа Хогвартс-экспересс увезет всех нормальных студентов (то есть тех, кому позволено провести каникулы дома), и Гарри останется представлять факультет Слизерин в числе неудачников.

— Более того, тебе придется сидеть со всеми Уизли и преподавателями за одним столом в Большом зале! Удачных каникул, Поттер! — добавила Гринграсс.

Гарри не обиделся, хотя было на что. Ведь его это все действительно сильно задевало. Он мог провести каникулы в доме Луджина, но кто бы его отпустил? Да и раскрывать само появление этого Луджина в своей жизни Гарри не собирался.

Но на Дафну никогда не обижались. Это девочка была одной из немногих на факультете, чьи родители не поддерживали Волдеморта. Но они и не были на стороне Дамблдора. Если судить по самой Дафне и предположить, что она характером пошла в родителей, то можно сделать вывод, что для них было просто унизительно служить кому-либо. Слизеринка всегда говорила мало, язвительно и по делу, сам Снейп мог бы гордиться своей ученицей.

— Спасибо за понимание, — пробормотал Гарри.

— Обращайся! — сказала Дафна.

— Кстати, можешь сказать спасибо младшему Уизли за то, что Снейп узнал о твоем отсутствии вчера на ужине. Когда мы поняли, что ты снова куда-то ушел — решили прикрыть. Сели в полуоборот на ужине, почти спинами к преподавателям, и старательно имитировали бурный разговор, чтобы никто не заметил отсутствия одного из студентов. Но тут явился Уизли, чтобы сообщить тебе радостную новость — они с братьями остаются на каникулы в школе. Его «поиски Гарри за слизеринским столом» привлекли внимание Снейпа, и тот заметил, что тебя-то, собственно, нет, — поведал историю Малфой.

— Поэтому я советую его убить, — отозвалась Гринграсс.

— Спасибо за совет, я подумаю, — и тут до Гарри, наконец, дошло, что он проведет две чертовы недели в замке, а рядом будет постоянно ошиваться Рон, — Какого черта Уизли остаются?

— Это самое любопытное, — сказал Малфой, — Откуда у них деньги на то, чтобы навестить старшего брата в Румынии, если они даже не смогли купить сыну новую палочку за десять галеонов? Гостиницы в магической части Румынии, я полагаю, недешево стоят. Ну, по крайней мере, недешево для Уизли.

Гарри заинтересовался тем, что только родители и младшая Уизли едут в гости к брату. Неужели они не соскучились по детям-школьникам? Невозможно! Почему их не взяли с собой? Непонятно. Почему сам этот старший брат не посетит семью на Рождество? Тоже непонятно. В магическом мире проблем с перемещением не было. Тот мог хоть каждый вечер перемещаться по каминной сети в дом родителей или аппарировать. А вот детей-студентов родители, действительно, не видели давно. Эльфа у этой семьи не было, по камину они вряд ли перемещались домой, Дамблдор бы выговор им устроил за использование «эвакуационного выхода». В общем, неспроста они остались. И, кажется, Гарри стал понимать. Очевидно, директор хотел, чтобы слизеринец за время каникул сблизился с Уизли. Хотя бы по причине того, что больше не с кем будет общаться. Из Слизерина оставался только он один, из Равенкло два человека — пятикурсница и семикурсник, из Хаффлпаффа — четверо, Гарри никого из них не знал, ну и из Гриффиндора — Уизли и две шестикурсницы.

После завтрака Гарри попрощался с Малфоем и Гермионой, и направился в свою спальню, отказавшись от предложения Рона поиграть в шахматы. Там он достал свой дневник, где сделал пока одну единственную запись первого сентября, и изложил в тетради все свои мысли насчет Хогвартса, директора, Снейпа, Цоресов и Азкабана, искренне полагая, что это место менее лишало узников свободы, чем школа. Стало немного легче и спокойнее после «разговора» с бумагой.

Обед и праздничный ужин, как и сказала Дафна, проходили за одним единственным столом, где сидели оставшиеся студенты и преподаватели. Гарри чувствовал себя некомфортно в подобном обществе. Особенно глядя на дурачества директора, вытаскивающего из своего колпака кроликов.

«Клоун! Хотя нет, сильный маг, косящий под клоуна!»

Рождественским вечером Гарри в гостиной читал книги. Как ни странно, тематические — о Рождестве. Ему было интересно мнение магов о Иисусе, а оно было неоднозначным. Кто-то считал его обычным маглом, владеющим гипнозом, кто-то — великим магом, пытавшимся объединить под своей властью магов и маглов. В последнюю версию не вписывалось распятие, но мало ли. Может он решил, что его затея была глупой, и просто потом исчез. Как Волдеморт. Кстати да, Иисус ведь действительно именно исчез. Гарри подумал, что может быть, через тысячу лет будут отмечать день рождения Волдеморта и дарить друг другу подарки в этот праздник. Ведь, по сути, у мага, если он действительно был магом, рождение которого так широко отмечается в мире, была программа действий, типичная для темных лордов. Хотя его цели были более близки к целям Гриндевальда, чем к Волдемортовским. Даже распяли его официально за попытку захвата власти. Затем Гарри подумал, что забивает себе голову всякой ерундой, и решил немного побродить по замку до отбоя.

По дороге мальчик наткнулся на Снейпа, вежливо поздоровался и пошел дальше.

Снейп, зайдя в свой кабинет задумался. Задумался над странным поведением Гарри Поттера в последнее время. Если он так отреагировал на то, что его декан является Пожирателем, то почему он свободно общается с тем же Малфоем — сыном Пожирателя. Да и на появление Люциуса отреагировал вполне спокойно, кивнул и дальше продолжил чистить котлы. Было что-то другое. Узнал о взаимной ненависти Джеймса Поттера и Северуса Снейпа в школьные годы? Нет, Поттер-младший не такой уж и дурак, его бы это не задело. Узнал о пророчестве? Но как? Его точное содержание, а так же то, что именно Снейп донес о пророчестве Темному Лорду, знает только Дамблдор. А тот сам сказал, что у ребенка должно быть нормальное детство, поэтому он пока говорить ему ничего не будет.

В общем, странное поведение Гарри было для профессора загадкой. Как и то, что мальчик сегодня вдруг вежливо с ним поздоровался. Проверить с помощью легилименции не получится, у того стоит блок. Кстати, природный ли? Может быть, ему кто-то помогает на стороне? Подлить незаметно Веритасерум в чай тоже не выйдет, Поттер его просто не станет пить. Снейп представил, как предлагает Поттеру чай с лимонными дольками. В лучшем случае, мальчик покрутит пальцем у виска, в худшем — позовет мадам Помфри, полагая, что профессор сошел с ума. В общем, вариант отпадает. Но тут Северус вернулся в своих мыслях к событиям двенадцатилетней давности... Ведь, действительно, он отчасти виновен в смерти Поттеров. У Гарри есть полное право его ненавидеть, если ему об этом известно. Но ведь не может быть известно! Никак не может!

Зельевар прошелся по комнате, стараясь привести свои мысли в порядок. Что представляет собой его жизнь? Безумное раскаяние, но в чем? Не в том, что он служил Темному Лорду, не в убийствах, а в том, что по его вине погиб единственный человек, которого он любил. И зачем он теперь живет? Каждый год похож на предыдущий. Дамблдор пытается играть в какую-то свою игру. Он же просто существует. Без цели, смысла, планов. Что будет, если он умрет? Ничего не изменится. Может быть, он даже сам не заметит собственной смерти. Глупое отчаяние, одиночество. Кто-нибудь вспомнит о нем на Рождество? Да, ему пришлет что-нибудь Люциус, но будет ли Снейп счастлив? Нет. Все это не имеет никакого значения.

Мастер зелий размышлял над тем, что представляет собой жизнь всех преподавателей, и пришел к выводу, что эта жизнь — побег от самого себя. Есть ли у них кто-то в преподавательском составе, у кого была бы семья, любящие родственники? Нет. Все одиночки по жизни, которые не смогли найти свое место. Даже Дамблдор. Великий волшебник, у которого полно «друзей». Они ему пишут, он получит множество подарков на Рождество, как и на другие праздники. Но он одинок, так же как и сам Снейп, как и Флитвик, МакГонагалл и другие. Парадоксально, но юных магов учат самые несчастные люди, которые сбежали от общества в Хогвартс. Они не нашли свое место в этом обществе.

А чего от Снейпа ждет Дамблдор? Директор ждет, что он будет делать то, что уже делал когда-то. Вернется Темный Лорд, а он вернется, в этом сомнений нет, и Снейп станет шпионом. Бессмысленное участие в бессмысленной войне. Какое ему дело до всего магического мира? Никакого. Почему он будет участвовать в войне? Потому, что принял роль человека, который уже умер. Ту роль, которая была ролью Лили Эванс. Нет, она не была шпионом, но она боролась за благополучие этого мира. И он будет бороться. Но ему безразличен этот мир.

Утром Гарри обнаружил у себя на кровати множество подарков, чему был крайне удивлен. Истван подарил ему серебряную статуэтку волчонка, совсем маленькую — ее можно было сжать в кулак. Написал, что она может помочь, если попросить. Но как именно она поможет, волшебник не сказал. Луджин подарил ему книгу по чарам иллюзий — действительно полезная вещь для мага теней и отражений. Остальные представители трех родов прислали открытки. Мальчику было немного стыдно, ведь он Луджину и Иствану просто отправил поздравительные карточки, без подарков.

Коробка с кексами и свитером ярко зеленого цвета была от семьи Уизли. Почему от них пришел подарок, Гарри было неясно. Ведь он был не знаком с этой семьей. Из приюта ему прислали десять фунтов. Хагрид прислал огромный кекс, который Гарри не смог бы съесть, не лишившись пары зубов. Кондитерское изделие тут же отправилось в мусорную корзину. Малфой подарил ему самопищущее перо для того, чтобы Гарри не приходилось переписывать лекции по Истории магии у Гермионы. Полезный подарок. Гермиона прислала большую коробку шоколадных лягушек. В принципе, подарок Гермионе от Гарри был почти таким же. Он отправил ей коробку пирожных из Сладкого королевства.

Была еще одна открытка, которая очень смутила Гарри. Вместо доброго и веселого Санта-Клауса, на ней был изображен скелет в костюме этого самого Санты. Содержание открытки было следующим:

"Ты убил нас. Мы знаем, мы помним. С Рождеством!

Вернон, Петуния и Дадли Дурсли"

Мальчик понял, что это чья-то не очень хорошая шутка, но вот чья? Имена его родственников, скорее всего, были известны преподавателям, но зачем им так «шутить»?

Один сверток оставался неподписанным, и это привлекло внимание подозрительного мальчика. Он не спешил его открывать, особенно после открытки от «Дурслей». Гарри достал из рюкзака «Древнейшую магию».

«Скажи, есть какие-нибудь заклинания, позволяющие узнать, не опасен ли предмет?»

«Раньше использовали Dignoscerus alienum — позволяет обнаружить посторонние чары, которые изначально не свойственны этому предмету».

«А можно обнаружить вообще использование магии? Я не знаю изначальные свойства, может быть на нем вообще не должно быть чар».

«Это элементарно — проведи палочкой над вещью. Почувствуешь, что палочка стала слегка теплее, значит вещь магическая».

Гарри отложил книгу. Вначале он попробовал заклинание, но ничего не почувствовал. Хотя и не знал, что именно должен был почувствовать, если бы на вещи было какое-то проклятье. Потом просто провел над свертком палочкой. Тоже ничего, палочка не стала теплее.

Мальчик решился, и распаковал сверток. Там была мантия. Мантия-невидимка. Минут пять Гарри пребывал в каком-то неизвестном пространстве. По крайней мере, на планете Земля, конкретно в Шотландии, в замке Хогвартс, у Поттера был отсутствующий вид. Палочка не обнаружила вообще использование магии, но этого не могло быть. Не может же мантия-невидимка быть создана просто из невидимой ткани естественным образом. Тогда бы подобные вещи были и у маглов.

«Ерунда какая-то получается!»

Гарри заметил записку, которая выпала из свертка.

"Незадолго до своей смерти твой отец оставил эту вещь мне. Пришло время вернуть вещь его сыну. Используй ее правильно"

Гарри еще раз помянул добрым словом всех друзей своих родителей. Даже вовремя не могли вернуть.

«Сволочи! Время, видите ли, пришло!»

Снова открыл книгу.

«Скажи, а таким способом можно обнаружить яды, если просто провести палочкой над едой?»

«Нет, при изготовлении большинства зелий маг не использует свою магию. Палочка опознает магию другого волшебника. В зельеделии используется магия самих растений, в алхимии — других природных веществ. Это то, что свойственно им от природы, взаимодействие этих естественных свойств».

«Спасибо».

Значит, так просто яд в своей тарелке не обнаружить. А жаль.

* * *

— Рон, а почему твои родители поехали в Румынию? — спросил Гарри. Все-таки мальчик решил подыграть директору и пообщаться немного с рыжим.

— Не знаю, они до последнего не собирались туда ехать. Я за день до каникул узнал, что остаюсь. Может быть, отцу выдали премию...

— Просто это странно, не находишь? Можно было взять вас с собой.

— Наверное, у них на всех не хватило бы денег, — сказав это, Уизли-младший смутился.

— Стыдишься того, что у твоей семьи мало денег?

— Это тяжело.

— Понимаю. У самого до одиннадцатилетия был весьма ограниченный бюджет, — Гарри решил, что немного искренности не помешает. Можно говорить человеку то, что для тебя не важно, но важно для другого человека, и тот будет считать, что ты ему доверяешь.

— Да ладно? Поттеры богатая семья! — выпалил Рон.

— Я ведь жил у маглов, — и тут Гарри решил кое-что для себя выяснить, — Скажи, Рон, что бы ты чувствовал на моем месте. Представь, ты всю свою жизнь живешь с маглами, не знаешь, что ты волшебник. Вначале — девять лет с родственниками, которые тебя ненавидят. Донашиваешь старые вещи за кузеном, его дружки только и делают, что стараются тебя побить, да и сами родственники не отстают от них. После их смерти ты попадаешь в магловский приют. Там ты тоже для всех изгой. Вообще знаешь, волшебникам не место среди маглов. Они видят, что ты отличаешься, интуитивно боятся, поэтому стараются либо держаться подальше, либо задеть первыми. У тебя нет друзей. И вот, в один прекрасный день узнаешь, что ты волшебник. При этом не просто волшебник, а Мальчик-Который-Выжил, Герой магической Британии. У тебя полно денег в сейфе, и ты скоро поедешь учиться в Хогвартс. Как бы ты отреагировал?

— Гарри, мне трудно представить. Я не жил у маглов. Но, наверное, я бы очень обрадовался. Да если бы мне и сейчас сказали, что у меня в сейфе есть деньги, я бы обрадовался.

— А ты бы не задумался над тем, почему ты жил у маглов, если у тебя были деньги?

— Не знаю. Тебя же к родственникам отправил Дамблдор! А он точно знает, что делает. Значит, там было безопасно. Ведь поначалу Пожиратели не верили в исчезновение Сам-Знаешь-Кого. Их еще несколько лет всех ловили!

— Понятно, — Гарри выяснил все, что хотел. И второй раз в своей жизни позавидовал Рону.

Как это хорошо, когда не надо задумываться. Просто живешь, просто веришь в идеалы, просто веришь в людей! Все ждут, что Гарри будет «борцом Света», а сам он им быть не хочет. Другая сторона его особо жаловать не будет, он там Мальчик-Из-за-Которого-Исчез-Темный-Лорд. Да и быть на стороне Волдеморта как-то унизительно.

Свет, Тьма...Бред! Нет света, нет тьмы, как нет и места в мире для человека с подобным мнением. Нет места в магическом мире, нет места в магловском. Возможно, ему и придется быть на стороне «Света» просто потому, что Волдеморт псих (если судить по его террористическим действиям в Первой «войне»), а психи не должны быть у власти. Но он не будет искренен перед собой. Вот Рон будет воевать за идею, даже не задумываясь над сутью идеи. Он будет искренне верить в свою правоту. А Гарри? А Гарри будет просто вынужден это делать, если не получится уехать куда-нибудь, скажем, в Венгрию, и спокойно жить в своем доме. Идею, за которую можно бороться, «Свет» ему точно не предложит. А Уизли на месте Мальчика-Который-Выжил даже не задумался бы над тем, почему от него скрывали, что он волшебник, что у него есть свои деньги, в то время как он донашивал обноски кузена. Наверно, именно подобного и добивался директор. Одиннадцатилетний мальчик не должен был думать, он просто должен был попасть в сказку, обрадоваться и верить в доброго дедушку Дамблдора. Просто потому, что это же Дамблдор! Он точно знает, что делает.

Но что-то пошло не так в плане Дамблдора. Возможно, старик так давно был ребенком и забыл, что все дети — уже личности. А возраст? Каждый человек проходит разные этапы развития. Лет до трех ребенок не отделяет себя от родителей, чаще всего сам себя называет по имени, не используя местоимения «я». Затем, лет до шести-семи ему кажется, что весь мир крутится вокруг него. Что все люди — фон. Постепенно приходит понимание, что фон — это все. И он в том числе. Он фон для других людей. А если у ребенка нет родителей и любящих родственников? Тогда он раньше других скажет «я», раньше других почувствует себя фоном. Гарри еще не знал, что когда-то уже был мальчик, который тоже не попал в сказку, который тоже не поверил в эту ложь. Этого мальчика звали Том Реддл. А может быть, Дамблдор этого и добивался, кто его знает. Может быть, он и не хотел, чтобы Гарри попал в сказку.

* * *

Гарри выбрался ночью в мантии-невидимке из подземелий. Он направился в Запретную секцию, в надежде найти что-нибудь интересное. Взял с полки первую попавшуюся книгу, открыл. Книга завопила так, что мальчик был уверен — этот крик услышали все в Хогвартсе. По традиции первой на «месте преступления» оказалась миссис Норрис. Как же Гарри ненавидел эту кошку! Он пнул ее, и выбежал из библиотеки. Позади уже слышались шаги Филча. В коридоре мальчик увидел Снейпа. Пришлось забежать в первую попавшуюся комнату, так как дыхание Гарри было учащенным. Если его не видно — это не значит, что его не слышно.

Минут пять Гарри прислушивался. Вроде все тихо. Филч и Снейп ушли в неизвестном направлении. В центре абсолютно пустой комнаты обнаружилось зеркало, на рамке которого было написано «Еиналеж». Гарри долго думал, на каком это языке, но потом понял, что это слово на английском, только наоборот. Стало интересно. Мальчик снял мантию и посмотрел в зеркало. Увидел самого себя.*

«Странно. Неужели у меня нет желаний? А как же желание увидеть мертвого Дамблдора и Волдеморта, да и Снейпа в Азкабане? А может быть, желание не быть Мальчиком-Который-Выжил, иметь родителей, братьев и сестер?»

Гарри еще немного посмотрел на свое отражение, пригладил волосы (вернее постарался это сделать), пожал плечами и уже собрался уходить, как тут появился тот, кого бы он хотел увидеть в зеркале мертвым, но не увидел. Мальчик быстро отскочил от зеркала.

— Здравствуй, Гарри.

— Я... я не видел, как вы вошли, сэр, — Гарри не знал, что ему нужно было сказать в подобной ситуации.

— Я в этом не сомневаюсь. Знаешь, что это за зеркало?

— «Еиналеж». Наверное, оно должно показывать желания человека, — сказал Гарри, а сам размышлял над тем, видел ли Дамблдор, что в отражении был только сам мальчик.

— Зеркало показывает нам наши самые сокровенные желания. Скажи, что ты увидел?

— Ээ... — Гарри не мог ничего придумать. Адам-Самаэль предложил «порадовать» старика, сказав, что Гарри так и не увидел мертвого директора.

— Если не хочешь, можешь не говорить. Я понимаю, что это личное. Самый счастливый человек, заглянув в зеркало «Еиналеж», увидит самого себя таким, какой он есть.

Гарри явно не чувствовал себя самым счастливым человеком.

«Что-то Дамблдор мудрит. И, однозначно, он что-то задумал. Не пришел же он сюда просто так».

— Завтра зеркало перенесут в другое помещение, Гарри. А теперь, почему бы тебе не надеть свою мантию и не вернуться в спальню?

Гарри последовал совету Дамблдора. Уже накинув мантию на плечи, мальчик, неожиданно для самого себя, спросил:

— Сэр, а что вы видите, когда смотрите в зеркало?

— Я? — переспросил профессор, как будто давая себе время на то, чтобы придумать ответ, — Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков.

Гарри удивленно уставился на Дамблдора. Он, конечно, знал, что тот ненормальный, но неужели он думал, что мальчик ему поверит?

— У человека не может быть слишком много носков, — пояснил директор, — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только книги.

— Лаки! — позвал Гарри своего эльфа уже под утро. Мальчик не смог уснуть, думал о том, что же такое замышляет Дамблдор. Зато теперь он убедился, что тот действительно может следить за перемещением студентов по замку, иначе, откуда он мог знать, где находится Гарри? Мальчик надеялся, что в предрассветное время директор еще спит, и не узнает о визите домовика.

— Лаки слушает вас, хозяин.

— У меня для тебя есть глупое задание...

* * *

На Новый год Дамблдор получил пару красных шерстяных носков. К носкам прилагалась записка:

«Вы так увлеченно рассказывали о носках, что я решил их вам подарить. Естественно, я не поверил, что это ваше сокровенное желание, но носков ведь не может быть слишком много? Спасибо за мантию. Гарри».

Получив в подарок красные носки, Дамблдор не знал, расстраиваться ему или нет. Подобная выходка от Гарри говорила о том, что директор-то для него не сильно авторитетен. С другой стороны, она и не говорила о негативном отношении. Скорее, это была просто безобидная шутка, и повод сказать, что мальчик понял, кто прислал ему мантию. Причем, шутка вполне гриффиндорская. Дамблдор, держа в руках пару носков, задумался над тем, как к нему относится Гарри Поттер.

___________

*По моему мнению, артефакты, подобные зеркалу «Еиналеж» и Распределяющей шляпы, имеют ментальные свойства. Они не будут действовать на мага, у которого стоит ментальный блок. Ведь, чтобы узнать желания, зеркалу надо покопаться в голове человека.

Каникулы закончились, студенты вернулись в школу. Счастливые и отдохнувшие. Все в замке вернулось в привычное русло — уроки, домашние задания, миссис Норрис и Филч, мешающие Гарри посещать Запретную секцию. Он пару раз еще пробовал это сделать, один раз даже получилось. Гарри благополучно почитал книгу об анимагии («Интересно, почему она в Запретной секции?»), а вот второй раз он снова убегал от кошки и ее хозяина.

Но, вероятно, миссис Норрис раздражала не только Гарри. Близнецы Уизли, в один прекрасный день, наложили несколько иллюзорных чар, и по замку стало ходить около сотни кошек. Чары были обычными, но вполне качественными. У Гарри с отражением реальности получилось бы лучше, кошки были бы осязаемыми, вообще как настоящие. Но Поттер решил поддержать шутку по-другому. Он как раз только научился некоторым возможностям магии теней, поэтому добавил свой штрих в это безобразие. Мальчик сделал так, что по замку кроме сотни иллюзорных кошек, бродила еще сотня кошачьих теней. Близнецы, когда поняли, что им кто-то подыграл, стали накладывать «кошачью иллюзию» несколько раз в день, так как обычные иллюзорные чары снимались быстро, и кошки периодически исчезали. А вот с тенями было сложнее.

В итоге через несколько дней младшекурсники уже боялись всех местных кошек. А сам Филч убегал от своей кошки (или ее иллюзии), как от Авады. Что говорить о том, когда кто-либо видел кошачью тень, а кошки поблизости не обнаруживалось? В общем, целую неделю в замке было «кошачье помешательство». Близнецы благодарили своего помощника в деле по распространению хаоса, правда, не знали, кто им был.

Но вскоре близнецам надоело каждый день накладывать иллюзии, а Гарри убрал кошачьи тени. Мальчик продолжил изучать магию теней. Он прятал в тени предметы, а потом вытаскивал их, находясь в другом месте, из тени на собственной руке. Получалось эффектно, жаль никто не видел. Любые особенные способности не требовали заклинаний. С одной стороны, так было проще. С другой стороны, иногда проще выучить заклинания, чем понять принцип работы способностей. Если змееусты просто от рождения могли говорить со змеями, то для других способностей требовалась концентрация и умение правильного использования. Те же метаморфы. Они могли с рождения неосознанно менять цвет волос, глаз, но для того, чтобы принимать облик другого конкретного человека, нужно было долго тренироваться. И развивать, прежде всего, память. Мы запоминаем образ человека, без всех деталей внешности, поэтому поначалу все метаморфы не могут принимать правдоподобный облик. Получается лишь образ человека, но узнать подделку не составит труда.

* * *

— Гарри, — вбежала в библиотеку Гермиона, — я узнала, кто такой Николас Фламель!

«Приехали! Я и забыл, что она увлеклась поисками информации».

— Это известный алхимик и единственный создатель философского камня! Я искала информацию о нем в книгах о волшебниках двадцатого и девятнадцатого века, но ему более шестисот лет! На самом деле забавно, что его имя я встретила в карточке от шоколадных лягушек.

— И ты думаешь, что в запретном коридоре, где дверь открывается Алохоморой, спрятан философский камень? — Гарри скептически приподнял бровь.

— Почему нет? Там же за дверью цербер, а они лучшие сторожа!

— Нет Гермиона, лучшие сторожа — это заклинания, а на цербера подействует Авада.

— Что ты говоришь, Гарри? Какая Авада?

— Авада Кедавра, какая же еще. Убивающее проклятье, после которого я зачем-то выжил. Пойми, если маг ограбил банк, чтобы взять камень, то его не остановит собака. Вряд ли он высокоморальный человек, которому совесть не позволит убить бедное животное.

Гермиона задумалась. Гарри снова удалось разрушить ее представление о мире. Уже не в первый раз, между прочим. Наивная девочка даже не задумалась над тем, что преступника не остановит цербер, что он просто убьет его. Она всегда мыслила со своей позиции, как, пожалуй, и любой другой человек. И ее моральные принципы не позволили бы убить собаку. А вот о том, что у грабителя принципы несколько иные, она не подумала.

Гарри в этот момент понял, что если Волдеморт вернется, то Гермиона в этой войне — не боец. По крайней мере, если не изменит своим принципам. Даже не боец «Света». «Светлые» тоже кидались Авадами в Пожирателей, жертвы были с обеих сторон. Вот, кстати, еще одно подтверждение того, что есть лишь выбор. Выбор идеологии в данном случае, или просто привычка. Делаешь то же самое, что и другая сторона, просто веришь в то, что делаешь зло ради добра. А Гермиона — человек, который не убьет, даже если ей самой будет грозить опасность. Пока — точно не убьет. Наверное, у нее было счастливое детство, раз ей в голову не пришла мысль, что собаку можно убить на пути к своей цели.

— Возможно, ты прав. Знаешь, у нас в Гриффиндоре ходит слух, что там что-то спрятано. Они не знают, что именно, но все думают, что Снейп собирается это украсть.

— Снейп?

— Ну да. Близнецы часто видят его около запретного коридора.

— Это бред, Гермиона. Как бы я не относился к Снейпу, но идиотом его считать не нужно. Может быть младшекурсникам и кажется, что справится с цербером сложно, но если помнишь, именно Снейп добил тролля. Ему убить пса не составит труда.

— Но зачем тогда он там все время ходит?

— Может быть, следит, чтобы школьники не подходили к коридору. Откуда мне знать.

* * *

Вскоре состоялся матч по квиддичу Гриффиндор-Хаффлпаф, где выиграли краснознаменные. Через месяц играли Слизерин и Равенкло, выиграли змеи. В гостиной Слизерина состоялась вечеринка по случаю победы, а Гарри вечеринки не любил. Он не сомневался, что будь он на факультете Гриффиндор, он не любил бы их еще больше. Мальчик был уверен, что там вечеринки более шумные.

Гарри набросил на себя мантию-невидимку и покинул гостиную — решил пройтись по окрестностям замка. Увидел направляющегося в сторону Запретного леса Снейпа, и зачем-то проследил за ним. В итоге стал свидетелем любопытного разговора декана с Квирреллом о цербере, философском камне и о том, что профессору ЗОТИ пора бы определиться, кому он верно служит.

До урока зелий Гарри забыл о разговоре. Но вот на занятии, стоило войти Снейпу в класс, мальчик опять вспомнил подслушанный разговор в лесу. Стал размышлять о том, что Квиррелл все-таки очень странный человек. Заика вполне подходил на роль идиота, который поверит в то, что камень охраняет цербер, которого сложно убить. Ну, по крайней мере, Квирреллу, испугавшемуся вампиров — сложно. Хотя, может он и не такой дурак, каким кажется.

Гарри задумался, и пропустил момент добавления нового компонента в зелье. Разумеется, зелье получилось отвратительным. Есть быть точнее — оно вообще не получилось. Мальчик недолго думая, заглянул в котел к Малфою и скопировал его зелье иллюзорно, закрепив отражением реальности. Конечно, пить такое варево не стоит, но ряд ли профессор будет пробовать зелья. Посмотрит на вид, а по виду оно было качественным. И какая разница, что это иллюзия?

После обеда у первокурсников не было занятий, и Гарри сидел в гостиной и читал книгу по трансфигурации. Вернее, он смотрел в книгу, а мысли его были где-то далеко. Малфой заметил, что однокурсник смотрит на одну страницу уже минут десять.

— О чем задумался?

— О Квиррелле, — честно ответил Гарри.

— Нашел о ком думать, — ухмыльнулся блондин.

— Тебе он не кажется странным? Нет, то, что он странный — бесспорно, — добавил Гарри, заметив удивленный взгляд Малфоя, — но он слишком странный. Как будто он играет роль.

— По мне, так он ужасный преподаватель. Программа первого курса предполагает обучение всякой ерунде, так он и ерунде научить не может. А еще от него воняет!

— Вот это и странно. Старшекурсники говорят, что год назад, когда он преподавал магловедение, он таким не был. Вампира встретил, видите ли...

— Ну да, это странно. Вампиры первыми на магов не нападают.

— А еще он неплохой волшебник.

Малфой вопросительно поднял бровь.

— Сам подумай. Помнишь, как он щелкнул пальцами, и на доске появилась запись?

— К чему это ты все говоришь? — спросил Малфой после некоторых раздумий.

— У него какая-то цель. Ради нее он играет роль идиота. Ты так не думаешь?

— Какая цель? Полагаешь, он хочет украсть то, что спрятано в запретном коридоре?

— Там философский камень. По крайней мере, так должен думать я.

— Я что-то пропустил? — осведомился Драко. Малфой — не Рон и не Гермиона, чтобы обижаться на то, что ему что-то не рассказали. Не хотел Гарри говорить о камне — его право. Захотел рассказать сейчас — тоже его право.

— Наверное. В общем, мы с Грейнджер случайно услышали, как директор говорил, что в коридоре спрятано что-то, принадлежащее Николасу Фламелю. Может быть, и не случайно услышали. Но это не так важно.

— Если Квиррелл не такой идиот, каким хочет казаться, и при этом владеет беспалочковой магией, то он должен понимать, что там камня нет.

— Может быть, он понимает. Но камень скорее всего где-то в школе. А коридор может быть отвлекающим маневром. Или охраняется не только цербером. Может дальше на люк наложено множество заклинаний. Откуда мне знать?

— Что ты предлагаешь?

— Ничего, я просто размышляю.

Гарри действительно просто размышлял. Оставалось неясным только одно. Если Квиррелл хочет украсть камень, где бы тот не находился, то причем тут сам Гарри? Почему директор хотел, чтобы он полез в этот коридор? Зачем он дал ему эту подсказку с Фламелем?

Мальчик решил оставить все как есть, в конце концов, какое ему дело до философского камня? Ну, хочет Квиррелл бессмертия, так пусть ищет его. Мало ли, у кого какие желания. Вот самому Гарри бессмертие только в страшном сне могло присниться! Может быть, не будь он Гарри Поттером, его бы и привлекала перспектива жить вечно, наблюдать за ходом истории, как это делает Кассандра. Но нет же, Мальчику-Который-Выжил не позволят просто наблюдать.

* * *

Через две недели Гермиона, Гарри, и, как ни странно, Рон, каким-то чудом оказавшийся в библиотеке, встретили там Хагрида. Кстати, тоже неизвестно каким чудом там оказавшегося.

— Хагрид, что это у тебя? — спросил бесцеремонный Рон, выхватывая книгу у великана, — «Пособие по разведению драконов»!

— Ты решил завести себе ручного дракончика? — спросил Гарри.

— Я ээ... так, посмотреть зашел, — сказал великан, отводя глаза.

«А вот это уже интересно!» — подумал Гарри.

Вечером Гарри, Рон, и Невилл Лонгботтом, которого потащил за собой рыжий, направились к хижине Хагрида. Интересно же было узнать, что задумал лесник. Гермиона не пошла, сославшись на недописанное эссе по зельям.

В хижине стояла ужасная жара — в камине горел огонь, и горел очень не слабо. И это несмотря на то, что весна была в самом разгаре, и на улице было уже довольно-таки тепло.

Попили чай, стали говорить ни о чем, и обо всем сразу.

— Хагрид, можно открыть окно? Тут задохнуться можно, — спросил Гарри.

— Извини, но никак нельзя, — ответил великан и покосился в сторону камина. Все проследили за его взглядом.

— Хагрид! Что это?! — воскликнул Рон.

Дети сразу заметили огромное черное яйцо в пламени камина.

— Где ты его взял? — поинтересовался Уизли, — Оно должно стоить кучу денег!

— Да выиграл я его в карты, вчера в «Кабаньей голове».

— И что ты будешь делать, когда вылупится дракон? От твоей хижины живого места не останется, — заметил Гарри.

— Ну, я читал кое-что...

Дальше Гарри уже не слушал объяснения Хагрида. Зато перспективами жизни дракона у Хагрида активно интересовались Рон и Невилл. Что-то было странное в том, что Хагрид выиграл яйцо. Не был похож лесник на человека, способного вообще выиграть что-либо в карты.

«Может быть, его подставили? Все узнают о драконе, он и вылетит из школы. Хотя кому до него есть дело? Подставлять, так Дамблдора, преподавателей, а лесник никому не мешает. Может, и вправду выиграл. Вот на Рона посмотреть, так никогда не скажешь, что он хорошо в шахматы играет. Вдруг Хагрид тот еще шулер».

На выходе из хижины первокурсники столкнулись с Малфоем.

— А ты что тут делаешь? — сразу начал Рон.

— Решил посмотреть, как живут нищеброды, вроде тебя! Говорят, ваш дом напоминает берлогу этого великана!

— Серьезно, Малфой, что ты тут делаешь? — спросил Гарри.

— Отбой вообще-то, а тебя нет. Вот, решил прогуляться, — тихо произнес блондин, чтобы гриффиндорцы его не услышали.

Вчетвером, под аккомпанемент взаимных оскорблений Рона и Драко, дети направились в сторону замка.

У входа они столкнулись с МакГонагалл. Она была явно недовольна встречей с первокурсниками.

— Вас ждет дисциплинарное взыскание! — вскричала она, — И по двадцать баллов со Слизерина и Гриффиндора! Как вы посмели находиться не в своих гостиных после отбоя? И ладно, если бы ходили по школе! Так нет, вы решили прогуляться по окрестностям замка! Я сообщу директору! Вы из разных факультетов, так пусть директор и решает, каким будет взыскание!

Гарри и Драко, будучи не в самом лучшем расположении духа, побрели в гостиную Слизерина.

— Какой черт дернул тебя пойти за мной?

— Сам не знаю. Может, скучно в гостиной было. Знаешь же, что с Крэббом и Гойлом особо не поговоришь.

Спать не хотелось совершенно. Малфой и Поттер молча сели в кресла у камина. Первым тишину нарушил Драко.

— О чем думаешь?

— О том, кому продать дракона, — честно ответил Гарри.

— Ты у этого Хагрида случайно не перегрелся? Там от избы такой жар стоял, я на улице и то запарился.

— В этом-то и дело. Он драконье яйцо выхаживает.

— Не школа, а сборище психов! Насчет продажи яйца... ты серьезно?

— Вполне, — сказал Гарри, и драматично добавил, — Эх! Тебе не понять, каково это, когда из твоих собственных денег выделяют сто галеонов в год! Вот и приходится честным трудом зарабатывать себе на хлеб. А предыдущий способ «зарабатывания» оказался не самым удачным.

Малфой рассмеялся.

— Много заработал?

— Не слишком. Около пятиста галеонов.

— Не слишком много, говоришь? — сощурился Драко, — Ну, ну. И как же ты их заработал?

— Шумно. Больше так делать не стоит. Без крайней необходимости.

— Странный ты, Поттер. Неизвестно о чем думаешь, Обливиэйт на маглах тренируешь, галеоны «зарабатываешь». Даже страшно иногда становится.

— Малфою страшно. Куда катится мир!

— Ну, это я так, к слову. А насчет дракона... Знаешь, есть один торговец всякой незаконной живностью — Мэртсон. В Лютном магазин держит. Но я с ним лично не знаком, поэтому написать ему не могу.

— Почему? Ты же знаешь его фамилию, сова доставит письмо.

— Сова-то доставит. Но есть некий этикет, правила переписки, называй, как хочешь. Написать человеку, фамилию которого ты случайно слышал... некорректно, что ли. В письме нужно как минимум указать, откуда тебе известно об этом человеке. Не могу же я написать, что в девять лет случайно подслушал разговор отца. На то, что мне рассказал о нем сам отец, тоже не могу сослаться. Он у отца поинтересуется.

— Мда... проблема. Слушай, как думаешь, в Лютном все продавцы между собой знакомы?

— Полагаю, что да. Переулок небольшой, у всех бизнес семейный.

— Если что, поможешь стащить яйцо у Хагрида?

— Ты точно перегрелся, Поттер. Картина маслом — Малфой крадет у Хагрида драконье яйцо!

— Неужели у тебя так много карманных денег, что на все хватает, и отец отчетов не требует?

— Ну, отчетов отец действительно не требует, но все же наблюдает за тратами. А, черт с тобой, Поттер. Помогу.

— За сколько можно яйцо продать, как думаешь?

— Смотря какое. Полагаю, можно получить больше тысячи галеонов.

— Ну и отлично!

Гарри взял пергамент и свою перьевую ручку.

"Кассандра!

Вы знакомы с мистером Мэртсоном, он держит лавку в Лютном? Мне нужно с ним связаться, не могли бы вы помочь в этом?

У меня все так же, как и было. Я уже начал думать над тем, где провести каникулы. Переживаю по поводу того, что у Дамблдора на мои каникулы уже есть какие-то свои планы, которые противоречат моим планам.

Гарри".

Утром Гарри отправил письмо, и они с Малфоем стали обсуждать план похищения драконьего яйца.

Кассандра была знакома с Мэртсоном и сказала, что Гарри можно сослаться на нее. Он так и сделал, теперь все правила переписки были соблюдены. Норвежский горбатый дракон был не самым распространенным видом, но и не редким. Мэртсон предложил за него полторы тысячи галеонов. В принципе неплохо, только Гарри казалось, что можно было выручить больше. Но не время торговаться.

— Всё готово?

— Всё. И зачем я с тобой связался? Вот, уже и воровать начал, — ответил Малфой.

— Ой, неужели ты думаешь, что все состояния чистокровных зарабатывались честным трудом?

— Какая разница как они зарабатывались? Главное — что сейчас. Мой отец привык покупать все, что нужно. Если вещь, которую он хочет приобрести забронирована, он просто предлагает за нее больше. У него даже мысли не появится что-либо красть.

— А если бы Темный Лорд дал ему задание что-то украсть?

— Заткнись, Поттер! — вспыхнул Малфой.

— Молчу. Зато ты узнаешь, как живут простые смертные, у которых с финансами проблемы. Уже полдвенадцатого, идем.

Гарри и Драко выбрались из гостиной в мантии-невидимке. Взяли с собой железное ведро, найденное у Филча. На эту тему Малфой тоже устроил лекцию о необоснованной краже ведра.

«Тоже мне, моралист нашелся!» — подумал Гарри.

— Поттер, а ты не думаешь, что кражу на тебя спишут? О яйце знаешь ты, Уизел и этот толстозадый.

— И Грейнджер еще, — добавил Гарри. — Есть вещи, о которых не говорят. Если Хагрид решил заняться незаконным разведением драконов, то в аврорат он не побежит жаловаться на кражу, директору тоже вряд ли расскажет. А сам не додумается вычислить.

— Я не удивлюсь, если директор знает. Он сумасшедший, может и глаза закрыть.

— Ну и ладно. Исключить из школы меня не смогут, только если вместе с отставкой Дамблдора, так как ему придется признаться, что он знал о яйце, и сам в аврорат не заявил. А если и исключат, я не сильно расстроюсь, тем более с собой из школы прихвачу Дамблдора и Хагрида.

— И сделаешь тем самым подарок всему Слизерину.

Поттер и Малфой добрались до хижины Хагрида. Великан в это время всегда был в Запретном лесу — ночной осмотр окрестностей. Дети пробрались в окно.

— Фу, как можно так жить?! — скривился Драко, рассматривая обстановку единственной комнаты, — И зачем ты к нему еще ходишь, тебе не противно?

— Это ты еще не знаешь, какая у него вкусная выпечка.

— Причем тут выпечка?

— Это я так, к слову. Вон яйцо, видишь? Какое там заклинание...

— Инсендио! — произнес Малфой, и в железном ведре появился огонь.

Яйцо переложили в ведро, а камин снова разожгли, положив туда, вполне правдоподобную на вид копию. Три дня в библиотеке читали о чарах создания копий. Из копии, естественно, дракон не вылупится, но Хагрид сразу подмену не заметит. Гарри наложил на себя и Малфоя чары иллюзии. Выглядели они теперь как пятнадцатилетние подростки (Мэртсон знал, что переписывается со школьниками, накладывать иллюзию взрослых людей было бессмысленно). Драко стал рыжим.

— Ты издеваешься, Поттер?! Я похож на представителя семейки Уизелов!

— Тебе идет, — сказал Гарри. Сам он был подростком с каштановыми волосами и короткой стрижкой, — Лаки!

Домовик переместил ребят в Лютный переулок. Они направились к магазину Мэртсона, который был пятым по счету от лавки Кассандры (она об этом сообщила Гарри, чтобы тот лишний раз не озирался по сторонам — в Лютном это небезопасно). Их встретил хозяин лавки — человек, выглядевший скорее как министерский работник, нежели как торговец. На нем была аккуратно выглаженная темно-синяя мантия, лакированные ботинки, а седые волосы были завязаны в хвост. Дети (а для Мэртсона — подростки) отдали мужчине яйцо, получили деньги и вышли из магазина.

В Лютном переулке ночью было страшнее, чем днем. Если в светлое время суток это место пугало наличием странных личностей, продавцов непонятных предметов, воров, то сейчас тут было абсолютно тихо, неестественно тихо. И это пугало еще больше. Неизвестность всегда страшнее. И неприятности не заставили себя ждать.

— Эй! — послышался голос, буквально в двух шагах.

Гарри и Драко повернулись одновременно. Совсем близко стоял молодой человек, на вид ему было около двадцати пяти лет, в потрепанной мантии, лохматый, в обуви в лучших традициях Хагрида. От него очень сильно несло перегаром.

— Что это вы забыли в Лютном в такое время? Никак из школы ушли? — сказал незнакомец, и достал палочку, — Не похожи вы на тех, кто не учится в школе. Это нас туда не берут. Хотя по слухам учат там ерунде. И у вас, наверняка, найдутся деньги для бедного оборотня. Я ведь прав?

Этот бедный оборотень нехорошо ухмыльнулся, и подошел почти вплотную. Приставил палочку к шее Драко, и шепотом продолжил:

— А вы знаете, как ваше правительство нас ненавидит? Считает нас не людьми, а магическими существами! Как домовиков! — незнакомец расхохотался, — Я вас, волшебников, всех ненавижу!

Гарри, наконец, вышел из оцепенения, в которое впал от неожиданного и бесшумного появления этого оборотня.

— Aquabulliens! — закричал он, направив палочку на оборотня. Того облило кипятком, но это лишь больше его разозлило. Оборотень переключил свое внимание на Гарри.

— Ой, никак считаешь, что вас в школе многому научили? Секо!

Заклинание распороло щеку Гарри, но теперь и он разозлился. Гарри сделал то, что давно хотел попробовать.

— Риктусемпра! — сказал он, одновременно ставя зеркало отражения. Оборотень закричал, но, вероятно, боль от отраженного заклинания щекотки была не такой уж сильной.

— Круцио! — сказал незнакомец, глаза которого блестели так, словно мечтой всей его жизни было использовать это заклинание и наслаждаться представлением. Гарри почувствовал снова ту боль... Как тогда, в августе. Боль, которая ощущается в каждой клетке тела, которую невозможно терпеть. Мальчик упал на колени, в голове не было ни одной мысли.

— Ступефай! — послышался голос Драко. Боль прекратилась.

— Гарри, надо срочно уходить! Непростительные, произнесенные в магических местах, фиксируются в Министерстве. Скоро тут будут авроры.

Гарри смог подняться и прислонился к стене. Он посмотрел на оглушенного оборотня.

— Секо! — произнес Гарри, и у оборотня, так же как и у него, распороло щеку. Гарри истерично рассмеялся.

— Надо уходить, Гарри! Лаки! — домовик не откликался на призывы посторонних. Малфой уже был на грани истерики. Наконец, Гарри перестал смеяться. Огляделся, пнул оборотня.

— Лаки! В гостиную Слизерина, — произнес Гарри. За долю секунды до аппарции, они увидели прибывших авроров и исчезли из переулка.

Малфой смог залечить глубокий порез на щеке Гарри от Секо, остался лишь белый шрам, который должен был пройти через несколько дней. Дети еще долго сидели в гостиной и молчали. Им было о чем поговорить, но тишина сейчас казалась единственно правильной.

* * *

— Малфой, выглядишь как с перепоя! — сказал Рон Уизли, которого они утром встретили у входа в Большой зал.

— Тебе виднее. Наверное, твой отец часто напивается с горя, когда получает зарплату, — прошипел Драко и, пройдя мимо рыжего, толкнул его плечом. Гарри прошел в зал, лишь кивнув Рону. Крэбб и Гойл, которые шли следом, тоже толкнули рыжего, отчего тот еле устоял на ногах.

Совы принесли письма от МакГонагалл. Директор назначил наказание в одиннадцать вечера.

— Он сладкого переел?! — Малфой из-за ночных приключений был явно не в духе, — Какого дракла нам назначили отработку в такое время? Кстати, я тут вспомнил... что там было с Риктусемпрой? Это же заклинание щекотки.

— Да так... — Гарри отвел взгляд в сторону. Ему вспомнились слова Иствана, что большинство магов скрывают свои особенные способности, если таковые имеются.

Малфой внимательно посмотрел на своего одноклассника, прежде чем повернуться к своей тарелке с овсяной кашей.

Оказалось, что отработка будет проходить в Запретном лесу, где нужно было найти раненого единорога. Драко высказал все, что он думает по этому поводу, и не забыл упомянуть, что его отец обязательно об этом узнает. Гарри лишь закатил глаза, глядя на своего одноклассника.

Хагрид разделил детей по парам. Вероятно, полагая, что самой приятной компанией для Гарри будет Рон, он поставил в пару их, а Драко с Невиллом. Но из этого ничего хорошего не вышло. Малфой, который и так весь день был не в духе, решил напугать Лонгботтома, и тот запустил сноп красных искр — сигнал тревоги.

Великану пришлось поменять пары. Теперь Поттера поставили с Малфоем, а Уизли с Лонгботтомом.

— Идите по тропинке, тогда не заблудитесь, — передразнивал Драко Хагрида, — Поттер, ты видишь тут тропинку? Может, я один такой слепой?

— Не вижу, но обратную дорогу пока помню.

— Пока... Звучит утешительно, — язвительно проговорил Малфой, — Скажи, почему из-за тебя мы уже второй день подряд оказываемся в местах, где детям бывать не положено? Сначала Лютный переулок, теперь Запретный лес.

— Завтра Азкабан...

— А ты умеешь поднять боевой дух! Я чувствую себя прислугой. Ладно Уизел, ему не привыкать. А какого Мордреда я должен тут искать этого несчастного единорога?

— Все вопросы к Дамблдору, я тут не при чем.

— Этому старому маразматику давно пора в Мунго показаться. Мне кажется, у него поврежден мозг, и это необратимо. Кстати, говорят, тут оборотни водятся, нам, кажется, вчера было мало встречи с одним из них. Хотя полнолуние было два дня назад....

* * *

В лесу было страшно. Разговор немного отвлекал, но то и дело, то тут, то там слышались странные звуки. Лес жил своей собственной ночной жизнью. Когда Гарри следил за Снейпом, они были у самой опушки, сейчас — намного дальше. Но это был настоящий лес, он был именно таким, каким, по мнению Гарри, и должен был быть. И было ощущение, что этот живой лес их не ждал, они здесь были чужими.

— Видишь? — спросил Гарри, указывая на серебристую кровь единорога. — Идем.

Малфой вздохнул и пошел следом за Гарри. Чем следов крови больше, тем становилось страшнее идти вперед.

— Ты знаешь, что убийство единорога — страшное преступление. Его кровь может спасти человека, находящегося на волосок от смерти. Но выпивший кровь единорога будет проклят, — сказал Малфой.

— Кем проклят?

А действительно, кем? Драко никогда не задумывался над этим, читая книги о магических животных. Говорилось, что просто будет проклят. Проклясть может и человек, а вот кто проклинает, выпившего кровь единорога...

— Не знаю, наверное, природой.

— Если природа умеет проклинать, то все маглы должны быть прокляты за свое отношение к ней, — усмехнулся Гарри.

Мальчик отодвинул ветку старого дуба, и они вышли на поляну. Зрелище, которое они увидели, было... ужасающим. Гарри и Драко застыли с неописуемым выражением лица, не в силах пошевелиться. Фигура в черном балахоне пила кровь единорога, по-видимому, уже мертвого. Малфой не придумал ничего лучше, чем запустить сноп красных искр, и это привлекло внимание фигуры, которая подняла голову и уставилась на детей.

Внезапно послышался стук копыт, Гарри, наконец, смог пошевелиться и увидел приближающегося кентавра. Драко осел на землю и облокотился о ствол дуба, не в силах больше стоять на ногах. Фигура в балахоне, увидев еще одного зрителя, устремилась прочь.

— С вами все в порядке? — спросил кентавр. Драко смог лишь кивнуть.

— Да, спасибо, — неуверенно пробормотал Гарри, — А что это было?

Кентавр ответил не сразу. Он долго всматривался в лицо Гарри и, казалось, размышлял о чем-то. Его глаза задержались на шраме, затем он снова посмотрел прямо в глаза мальчика.

— Ты — сын Поттеров, — он не спрашивал, а утверждал, — Ты знаешь, зачем нужна кровь единорога?

— Нет, — ответил Гарри, хотя Малфой пять минут назад объяснял ему это.

— Убийство единорогов считается чудовищным преступлением. Только тот, кому нечего терять и кто стремится к полной победе, способен совершить подобное. С того момента, как кровь коснется его губ, он будет проклят.

— Но кто решится на такое?

— Он делает это ради того, чтобы набраться сил и завладеть напитком бессмертия. Вы знаете, что спрятано в школе?

Гарри тяжело вздохнул. Теперь понятно для чего нужно было, чтобы они пошли в Запретный лес. Директор устроил для них это шоу. Может быть, реалистичное, единорога-то на самом деле убили, но все же шоу.

«Черт! Что Дамблдору от меня нужно?!»

— Философский камень, — пробормотал Гарри, — Но кому это понадобилось...

— Разве вы не знаете того, кто много лет ждал, пока сможет вернуть себе силы, того, кто долгие годы цеплялся за жизнь?..

Гарри рассмеялся. Малфоя и кентавра даже передернуло от неуместного смеха.

«Это же надо?! Дамблдор играет в свою игру не только со мной, но и с Волдемортом! Попался Темный Лорд на удочку старика. Если до этого, я его хоть как-то уважал, хотя бы за то, что он смог собрать столько сторонников и наделать кучу шума, то теперь не буду. Великий темный маг пляшет под дудку сумасшедшего старика. Смешно!»

От мыслей Гарри отвлекло появление еще двух кентавров.

— Флоренц! Что ты ему рассказал? Запомни, мы поклялись не препятствовать тому, что должно произойти!

— Разве вы не поняли, что это потомок Поттеров? — обратился первый кентавр, которого назвали Флоренцом, к своим собратьям.

Тут на поляне появился Хагрид, за которым бежали Рон и Невилл. Последний выглядел так, будто это он только что видел убийцу единорога, а не Гарри с Драко.

— Гарри! Гарри, ты... ты в порядке? — спросил, задыхающийся от бега, Хагрид.

— В порядке. Единорог мертв, — сказал мальчик и указал на животное.

* * *

Поттер и Малфой уже вторую ночь подряд молча сидели в гостиной, каждый размышлял о своем.

«Волдеморт, правда, дурак? Такого не может быть, скорее всего, он уже давно понял, что камня нет в том коридоре, и просто остался в школе, чтобы понять, где спрятан камень. А этот старый дед! Ненавижу его! Если и кентаврам известно, что по школе рыщет Волдеморт, то Дамблдору это тем более известно. Он же и закрыл этот проклятый коридор! Он хочет, чтоб я ринулся туда, спасая камень? Неужели, он считает, что я рискну собой, ради этого проклятого магического мира? Мира, который подбросил меня к Дурслям, на порог дома, как щенка. Между прочим, была ночь с тридцать первого октября на первое ноября. Холодно, чтобы детей на улице оставлять. Малфой прав, и Дамблдор точно маразматик!» — думал Гарри. В зеленых глазах была злость. Мальчик ударил кулаком по подлокотнику кресла.

— Да успокойся ты! Самому тошно! — выпалил Драко.

— Тебя хотя бы с Темным Лордом не стравливают.

— Что делать будешь?

— Может написать ему?

— Кому?

— Темному Лорду! «Здравствуйте, великий из темнейших! Я тут случайно узнал, что вы попались в сети старого белобородого деда...» — сказал Гарри, и направился в сторону спальни.

Но ложиться в кровать он не спешил. Мальчик побрел в душ, где сел на кафель и просто уставился в стену перед собой. Пазл сложился. Теперь все встало на свои места. Дамблдор просто проверяет Гарри, хочет узнать, способен ли тот рисковать собой ради защиты магической Британии от Волдеморта. Ради всего этого и организовал театр с Гарри Поттером, Темным Лордом и философским камнем (скорее всего, поддельным, не мог же он полностью полагаться на то, что мальчик спасет камень) в главных ролях. Сейчас Гарри больше всего ненавидел Дамблдора, который был кукловодом в этом театре. И как бы он не уговаривал сам себя подыграть директору, инстинкт самосохранения вопил, что надо плевать на всё это дело. А если уж и умирать, то красиво и, желательно, быстро. Черт его знает, как там с цербером справится, вряд ли у него Авада получится, да и вряд ли директор ждет от него убийства животного.

Голову Гарри посещали разные мысли, от побега из школы, до написания письма Волдеморту. В итоге было решено написать письмо, но не Темному Лорду, а Иствану.

— Лаки! — позвал Гарри домовика, когда уже начинало светать.

— Слушаю, хозяин.

— Отнеси письмо Иствану, и да... Я буду около озера, аппарируй потом туда.

К завтраку Гарри спустился рано, когда в Большом зале сидело всего несколько человек. Из преподавателей никого не было. Они старались приходить до начала завтрака, но до него было еще полчаса, и тут были лишь те, кто слишком рано проснулись и не нашли чем заняться. Гарри внимательно наблюдал за каждым входящим. Первая реакция у всех была похожей. Каждый останавливался у порога. И недоуменно смотрел на противоположную от входа стену за преподавательским столом. Далее реакции отличались. У кого-то в глазах появлялся испуг, кто-то усмехался, кто-то делал равнодушное лицо, кто-то грозно косился на слизеринский стол (в основном гриффиндорцы). Начали появляться преподаватели, их реакции тоже были неоднозначными. Спустя минут двадцать вошли Рон с Невиллом. Толстяк испуганно пискнул, Рон открыл рот, и некоторое время стоял так. Затем оба гневно покосились в сторону слизеринцев. Малфой остановился у порога, поднял брови, ухмыльнулся и сел рядом с Поттером.

— Ну, и зачем ты это сделал? — спросил он, указав на стену, где висел огромный плакат, с надписью «Слава Темному Лорду!» На плакате был изображен немного странный символ Волдеморта, череп, изо рта которого выползала змея. Странным он был потому, что змея была настоящей, но уже мертвой. Идея принадлежала Адаму-Самаэлю, а Гарри Поттер сидел с самым невинным и растерянным лицом, рассматривая плакат. Только Малфой, который знал о ночных приключениях, мог догадаться, чьих это рук дело.

— Ночью не мог уснуть, скучно было, — пожал плечами Гарри.

Вошел Снейп. Остановился он лишь на секунду, а затем с абсолютно спокойным лицом прошел к преподавательскому столу. Сел и начал всматриваться в лица всех присутствующих. Квиррелл, надо отдать должное его актерскому мастерству, схватился за сердце и облокотился о стену. Вот, наконец, появился Дамблдор. Директор, проследовав к преподавательскому столу, решил произнести речь о недопустимости подобных шуток, и о том, что плакат снимут сразу после завтрака.

Прилетели совы, одна из которых сильно выделялась на фоне остальных. Ее крылья не двигались, глаза были стеклянными, уже давно застывшими навсегда. И подлетело это чучело не к кому-нибудь, а именно к Гарри Поттеру, распластавшись по слизеринскому столу. Сидевшие рядом испугано вскрикнули и отстранились. Быстрее всех пришла в себя Дафна.

— Поттер, мне кажется, ты забываешь кормить свою птицу! — произнесла девочка, и полюбовалась произведенным ее словами эффектом, когда все уставились на нее.

Гарри не без опаски взял письмо из клюва этой, с позволения сказать, птицы. Письмо было следующего содержания:

«Как я вижу, ты тоже не собираешься следовать по пути, приготовленному для тебя Дамблдором. Что ж, похвально. Не ожидал подобного от сына Поттера. Как не ожидал и того, что сын Поттера поступит на Слизерин, а так же окажется представителем рода, главой которого я являюсь. Я давно понял план Дамблдора, но решил ему подыграть, в надежде, что камень находится где-то в школе. Все-таки стоит признать, что это место — действительно надежное. Но мои долгие поиски не увенчались успехом, придется найти другой способ для возвращения в телесный мир. Сегодня я покину школу. Но я вернусь в этот мир, обязательно вернусь. Помни это.

Том Марволо Реддл

P.S. Книгой можешь пользоваться, мне она пока ни к чему. Если берешь деньги из сейфа, то с возвратом. У меня их и так не много».

Гарри, прочитав письмо, закашлялся. И это при том, что он в этот момент ничего не ел и не пил, как и большинство слизеринцев, аппетит которых пропал после появления чучела. Малфой похлопал приятеля по спине. Гарри посмотрел на преподавательский стол. Все смотрели в его сторону, Квиррелл ухмыльнулся. Гарри узнал этот почерк, рождественское поздравление от «Дурслей» тоже было написано этим человеком. Вероятно, писал Квиррелл, который никогда не давал первокурсникам проверочных работ и, как следствие, не писал там замечаний. Поэтому почерк преподавателя им известен не был.

— Кто ж тебе так эффектно письмо отправил? — будничным тоном спросил Малфой, но было видно, что ему, действительно, интересно.

— Так, один человек... со странным чувством юмора.

Малфою было интересно. Ему было очень интересно, какое бы равнодушное лицо он не делал. И до того момента, как Гарри окончательно опомнился и убрал письмо, он успел прочитать подпись и постскриптум.

Первым уроком были Зелья. Гарри пребывал в каком-то своем внутреннем мире, и зельями, Снейпом и всеми остальными, которые косились в его сторону, впечатленные утренней почтой, мало интересовался. Мальчик испортил зелье и даже не стал накладывать иллюзию. Какое ему дело до этого зелья? У него буквально мир рухнул! Та книга, которую он так любил — «Древнейшая магия», род, к которому он принадлежал...

«Господи, что за жизнь? Почему все не может быть проще?»

— Поттер, задержитесь! — рявкнул Снейп, когда Гарри поставил ему на стол образец своего «овощного супа».

— Кто вам прислал письмо? — спросил декан.

— Это личное, профессор.

— Личное? Дохлая сова, которая оживлена темной магией — это личное? — прокричал Снейп, — Никто из преподавателей не подошел к вам за завтраком только потому, что в школе на почту установлены чары доброго намерения. Они максимум, что пропустят — это безобидное зелье, от которого появляются прыщи.

— Тем более, сэр. Все в порядке.

— Это связано с плакатом о Темном Лорде, Поттер?

— Не могу знать. Я пойду, профессор. Мне нечего вам ответить.

Гарри выбежал из кабинета и вместо следующего урока направился в спальню. Идти на урок Защиты, видеть там Квиррелла совсем не хотелось. И, как оказалось, не зря.

* * *

Через десять минут в спальне появился Лаки и сказал, что Истван ждет Гарри в его доме. Аппарировав с домовиком в Дом Забытого леса, Гарри пересказал старику историю с чучелом, решив умолчать о своей «шутке».

— Гарри, будь очень осторожен, — сказал Истван, который на этот раз был в коричневом магловском костюме, — Дамблдор, под какого бы дурака он не косил, очень сильный маг. Мы не смогли выполнить часть клятвы, нас спасло, что он был единственным, кого мы не смогли одолеть. Он — человек идеи, которую считает единственно верной. Он действует «ради общего блага», не понимая, что это благо для всех различно. Он не ценит родовые способности, при этом пользуясь своими, как должным. Дамблдор считает, что исчезновение магических способностей волшебникам не грозит при его политике. Но это не так. Он дает равенство маглорожденным и чистокровным, не понимая, что равенства не может быть. В браках между двумя маглорожденными четверть детей рождается сквибами. Если мы считаем выходом из ситуации принятие маглорожденных в род, либо поиск их далеких родственников-магов, то он считает выходом — уничтожение родов. Его идея — чтобы все маги были братьями, чтобы не было вражды. Но такого никогда не было, и не будет. Он видит мир в черно-белых тонах, при этом готов дать всем второй шанс, но только если человек полностью соглашается следовать его принципам.

— А какие у него родовые способности? — поинтересовался Гарри.

— Похожие на способности магов жизни. Только если у последних они направлены на других людей, то у него на себя.

— Интересно. А вы не знаете, каким образом, я могу быть родственником... — Гарри не договорил, не зная, как назвать этого человека: Волдемортом, Темным Лордом или Реддлом.

— Гарри, это на самом деле не так уж и удивительно. Сколько студентов учится в Хогвартсе?

— Я точно не знаю. Больше трехсот, меньше четырехсот.

— Видишь, это немного. Магов во всей Великобритании наберется не больше четырех, а, скорее всего, даже менее трех тысяч. Все-таки война унесла жизни многих. Почти все чистокровные приходятся друг другу кровными родственниками. А род, как ты уже знаешь, имеет свойство самосохраняться. Когда ты родился, Волдеморту было уже пятьдесят четыре года. У нормального мага в этом возрасте уже внуки появляются, а ему как-то не до подобных дел было. Вот род и решил сам исправить эту ситуацию, приняв человека по косвенной линии. Тут, кстати, интересный момент. Ни у Дамблдора, ни у его брата тоже детей нет. Их род тоже мог позаботиться о сохранении подобным образом. Было бы интересно узнать, кому передались их особенные способности.

— Да, интересно получается. А почему у Дамблдора нет семьи?

— Это отдельная история, — Истван усмехнулся, но потом серьезно продолжил, — Главное, Гарри, всегда следуй своей интуиции. Если она подсказывает бежать — беги, подсказывает лечь — ложись. Даже маглы придают интуиции много значения, даже они в состоянии избежать полетов, когда потом оказывается, что самолет разбился. Ты — личность известная, у каждого могут быть на тебя планы. И они могут не совпадать с твоими планами, хотя бы с планами быть живым.

— У кого-то еще кроме Дамблдора?

— Думаешь, Реддл тебе просто так письмо написал? Интересно, а у его рода есть «Черная Книга»? Всегда было интересно узнать, как там отобразится смерть родственника от руки родственника. Ведь род обязан защищать своих представителей, даже если они неправы... Ну да ладно, это так — мысли вслух.

— Что для меня означает факт того, что главой одного из моих родов является этот... убийца моих родителей?

— Смотря с какой стороны посмотреть. Взаимную любовь принадлежность к одному роду не вызывает, не беспокойся, — усмехнулся Истван, — Я думаю, тебе пора. В школе могут заметить твое отсутствие в такое время.

Гарри попрощался с Истваном и переместился в свою спальню. Разговор немного привел его мысли в порядок. Он достал «Древнейшую магию» и посмотрел на книгу. Книгу, созданную Салазаром Слизерином, книгу, которую поместил в свой сейф Волдеморт, книгу, которая стала ему почти другом. Затем мальчик еще раз проверил, что все ценные для него вещи хранятся в медальоне, на случай, если будет необходимо неожиданно бежать из школы. Мало ли что еще может прийти в голову директору.

* * *

В это же время Малфой, удобно расположившись в кресле гостиной, достал зачарованный пергамент, через который он мог общаться с отцом.

«Отец, скажи, ты не знаешь, кто такой Том Марволо Реддл?»

Ответ появился через пять минут. Пергамент нагревался, когда кто-то в нем писал, поэтому Люциус мог не отвечать, только если он был в этот момент занят.

«Зачем тебе?»

«Значит, знаешь. Просто интересно».

«Скажи, где ты встретил это имя, и я подумаю, говорить тебе кто это, или нет».

«Он сегодня Поттеру написал письмо».

«Поттеру?»

«Да. Прислал с чучелом совы. Выглядело эффектно. Поттер аж закашлялся».

«Еще бы. Ты спросил у самого Поттера, кто это?»

«Он не стал говорить. Я прочитал имя, и еще что-то про деньги из сейфа, решил, что это родственник».

«Драко, пообещай, что будешь осторожен».

«Я всегда осторожен, отец. Так ты скажешь, кто это?»

«Это так для тебя важно?»

«Мы вчера были на отработке в Запретном лесу, ночью. Дамблдор окончательно сошел с ума. Это может быть важно».

«Хорошо. Это имя, данное при рождении Темному Лорду».

Малфой молча сидел в гостиной после ужина и время от времени поглядывал в сторону Поттера, который читал книгу. Опасливо так поглядывал, что Гарри показалось странным.

«Вот так, за два дня рушится привычный мир», — подумал Гарри.

Любимая книга принадлежит Волдеморту, директор организовывает опасное шоу, а жизнь продолжается. Никто и не заметил, что для Гарри всего за два дня эта жизнь так сильно изменилась. Гермиона, по-прежнему, сидит в библиотеке и считает, что самое страшное, что с ней может произойти — это «тролль» по зельеваренью. Рону и Невиллу безразличны и оценки, сидят сейчас у себя в гостиной и думают, что это Малфой повесил плакат в Большом Зале. Девочки сплетничают, тоже строят свои догадки о плакате и письме Поттеру. У всех своя жизнь. Наверное, у них тоже были в жизни события, которые меняли, рушили их привычный мир. Может быть, смерть родственников, или даже любимой кошки, которая была с ними с рождения. Но в это время жизнь других людей продолжается, им нет никакого дела до внутреннего мира посторонних.

Каждый человек строит свой собственный мир — внутренний, внешний. Мы выбираем профессию, прическу, общество. Другие тоже. Мы вместе, и мы сами за себя. Вместе люди — толпа, а по отдельности — несчастные одиночки. А что лучше? Каждому свое. И сейчас, каждый по отдельности — одинокий волчонок, вместе — студенты Хогвартса, которые готовятся к приближающимся экзаменам. Вместе — бессознательное нечто, отдельно — личности, не замечающие других личностей. Тот же Дамблдор, он видит себя личностью, но не замечает, что Гарри — тоже личность, со своими неосуществимыми мечтами быть обычным ребенком. Для него Гарри — часть толпы.

— Поттер, ты только не обижайся, — наконец, тихо заговорил Малфой, чтобы другие не услышали, — я случайно увидел подпись в том письме.

— Случайно ли? — изогну бровь Гарри. Но он не мог обижаться на блондина. Есть в жизни моменты, когда люди переживают какие-то потрясения вместе... Общие тайны, общие решения. Может быть, так люди и становятся друзьями, но Гарри не верил в дружбу.

— Неважно. Скажи, а Он как-то до этого пошутил над тобой, или ты имел ввиду только чучело совы? Ты сказал, что у Него странное чувство юмора, — прошептал Драко так, что Гарри сразу понял, что блондин в курсе того, о ком именно речь.

— Прислал открытку на Рождество. Поздравил от имени моих умерших родственников-маглов.

Неожиданно для Гарри Малфой как-то грустно рассмеялся. Эти два дня оказали на него не меньшее влияние, чем на Гарри. Вначале он переступил через свои (а может быть и не свои, навязанные извне, но все же привычные) принципы, согласившись украсть и продать драконье яйцо. Поступок, недостойный потомка древнего рода. Но ему просто надоело жить по этим принципам. Кодекс рода он выучил еще в семь лет. Заставили выучить. Постоянно говорили, что ты Малфой, значит ты лучший.

Жизнь в Хогвартсе показала, что все гораздо сложнее. Все люди считают себя лучшими. И тот же Уизли, которого Драко ненавидел. Он не считает, что чем-то хуже Малфоя только потому, что родился в бедной семье предателей крови. Та же грязнокровка Грейнджер не считает Малфоя лучше себя только потому, что он Малфой. И он понял, что людям безразлично из какого он рода, какие у него мантии и прическа. Они не будут считать его лучше, просто позавидуют. Грязнокровка не обязана ему кланяться при встрече, потому что он, видите ли, чистокровный. Ей плевать. Пришлось многое понять, хотя бы то, что здесь он обычный человек, пусть и богатый. И для того, чтобы быть лучшим недостаточно просто родиться Малфоем. Поэтому он и согласился на эту авантюру с яйцом. Просто хотелось сделать что-то, не как Малфой — представитель древнего чистокровного семейства, а как обычный человек, раз уж он таковым является. Может быть, идея была не самой удачной, но другой ему не предлагали.

А ночью, в этом проклятом Запретном лесу, он узнал, что Темный Лорд планирует возродиться. Драко этому был не рад, просто потому, что хотел нормально жить, а не переживать за отца, когда Лорд будет давать ему опасные задания. Так же, он не хотел терять друга, пожалуй, его первого друга — Гарри Поттера. Раньше он считал друзьями Крэбба и Гойла, но сейчас понял, что дружба предполагает равенство. Нельзя считать другом того, кто заглядывает тебе в рот и верит каждому твоему слову, даже если ты говоришь бред. Не может быть другом тот, кто никогда не поспорит, не объяснит свою позицию (хотя бы по причине ее отсутствия). И сегодня... этот плакат, сова, Том Реддл, оказавшийся каким-то боком родственником Поттера... в общем, у Драко внутренний мир, так же как и у Гарри, за эти два дня претерпел серьезные перемены.

— Знаешь, — сказал Драко, вспомнив мертвую змею на плакате и чучело совы, — у вас с Ним похожее чувство юмора.

— Поттер, тебя директор вызывает к себе в кабинет, — сказал на следующий день во время завтрака староста — Уилкис, — пароль — «Малиновый джем»

«Только этого нам не хватало. Надо придумать, кто прислал нам дохлую сову», — сказал Адам-Самаэль.

«И кто нам мог ее послать?»

«Нам нужно, чтобы директор поверил? Или пусть дальше гадает?»

«Неважно. Хотя, я думаю, его соображения по этому поводу могут быть верными», — ответил Гарри самому себе в лице Адама-Самаэля.

«Письмо ты сжег, его содержания он не узнает».

* * *

— Малиновый джем, — произнес Гарри идиотский пароль, и поднялся в директорский кабинец по каменному эскалатору.

— Проходи, Гарри, — сказал Дамблдор, внимательно глядя на вошедшего ребенка, — садись.

— Добрый день, сэр, — Гарри сел в кресло.

— Вчера произошло несколько событий. Плакат мы сняли. Скажи, ты не знаешь, чьих это рук дело?

— Даже не могу предположить, — ответил Гарри, удивленно посмотрев прямо в глаза директора, как бы говоря «откуда мне это знать».

— Что скажешь насчет чучела совы?

— Кто-то не очень удачно пошутил, профессор. Там было письмо якобы от Дурслей, они передавали мне привет с того света, — ничего лучше Гарри не придумал по дороге к кабинету.

— Мм... и ты знаешь, кто бы это мог тебе написать?

— Нет, сэр.

— Если ты подозреваешь кого-то конкретного, можешь высказать свои предположения, Гарри.

«Надо подыграть, не зря же он тебя в Запретный лес отправлял. Кто вообще знает, что у него на уме...» — сказал Адам-Самаэль.

«Не хочу ему подыгрывать, чувствовать себя его куклой».

«Играть куклу — не значит быть ей».

— Сэр... — протянул Гарри, неуверенно глядя на директора, — Когда мы были в Запретном лесу, кентавр сказал, что... — Гарри на секунду задумался, как назвать Реддла, хотя он теперь всегда задумывался над этим вопросом, — Сами-Знаете-Кто планирует возродиться при помощи философского камня...

— Ты полагаешь, он мог отправить тебе письмо от имени твоих родственников?

— А философский камень действительно в школе, профессор? — ответил вопросом на вопрос Гарри.

— Скажу только, что камень надежно защищен.

«Я и не сомневался. Лежит где-нибудь в родовом поместье Дамблдора под кучей охранных чар».

— А если он не найдет камень, то он не сможет возродиться?

— Боюсь, что есть другие способы вернуть себе тело. Просто это произойдет позже.

— Скажите, профессор, вы не знаете, почему я не умер в ту ночь, когда Сами-Знаете-Кто хотел меня убить?

— О, Гарри, тебя спасла любовь твоей матери. Великая сила любви! Твоя мама умерла, но ее любовь охраняет тебя, она всегда с тобой, не смотря ни на что.

— А почему он хотел меня убить? Я же был совсем маленьким ребенком...

— Когда-нибудь ты все узнаешь, но пока я не могу ответить тебе на этот вопрос. Ты еще ребенок, и можешь не понять.

«Вот так всегда. Чтоб ответить на такой простой вопрос — я слишком маленький, а чтобы ходить в лес, в гости к убийце единорогов — вполне взрослый».

Гарри вышел из кабинета директора, постарался стереть с лица идиотское, как ему казалось, выражение, и пошел на Трансфигурацию.

За его спиной все то и дело перешептывались. Вся школа уже второй день гадала, кто же мог прислать Гарри Поттеру письмо с мертвой совой, и связано ли это с плакатом, восхваляющим Темного Лорда. Мальчика это раздражало.

«У них что, своей жизни нет... какое им дело, не закричал на весь зал от кого письмо, значит, не хочу, чтобы они знали. Я же не интересуюсь каждым письмом всех студентов».

Двое первокурсников с Хаффлпаффа даже подошли и спросили.

«Ну что за наглость, а как же тайна переписки и все такое?»

На Трансфигурации Гарри практически не слушал МакГонагалл. В итоге, трансфигурировать мышь в носовой платок ему не удалось. Хотя, он и не сильно расстроился.

«Какого черта мне это нужно? Как будто, когда меня внезапно проберет насморк, у меня в кармане не окажется носового платка, зато найдется пара мышей. Я же их всегда с собой ношу!»

Следующим был урок Защиты, пропускать его второй раз подряд было бы, как минимум, подозрительно. Гарри интересовало, покинул ли Темный Лорд школу, как обещал, или нет. И что будет с Квиррелом, останется ли он преподавать.

Когда Гарри вошел в кабинет ЗОТИ, сразу понял, что что-то не так. Во-первых, тут как-то сильно воняло... смертью? Нет, сама смерть, как явление, не должна иметь запахов, значит, воняло просто сильнее обычного, но ощущение смерти все равно присутствовало. Во-вторых, Квиррелл выглядел хуже обычного, его руки тряслись. Он даже не поднялся из-за своего стола и монотонно бубнил лекцию, просто зачитывая учебник, и то и дело яростно косясь в сторону Гарри. Мальчик не мог понять, что конкретно изменилось, кроме того, что тут сильнее завоняло разлагающимся трупом.

«Может у него в шкафу скелеты, в прямом смысле этого слова? Хотя судя по запаху, это только будущие скелеты», — подумал Гарри.

Ощущение смерти... Гарри заметил, что подобное впечатление сложилось не у него одного. Многие ребята чувствовали себя некомфортно сегодня в этом классе, где обычно так легко можно было выспаться. Даже невозмутимая Дафна, которая всегда на этом уроке смеялась над учителем вместе с Пэнси Паркинсон, хмурилась и о чем-то размышляла. Как только прозвенел звонок, Гарри одним из первых поспешил покинуть класс, и чувствовал, что яростный взгляд профессора провожает его.

«Да что случилось-то? Вчера он вроде ухмылялся, когда эта чертова сова прилетела».

* * *

Гарри буквально вбежал в гостиную и, устроившись в кресле, закрыл глаза.

— Сегодня Квиррелл какой-то странный. У него даже тихо на уроке было, хотя он так же монотонно бубнил, — протянул Малфой, устраиваясь на диване. По обе стороны от него сели Крэбб и Гойл.

— Это была смерть, — решил высказать свои предположения Гарри, так и не открыв глаза.

— А я думал со мной что-то не так. Я тоже как будто чувствовал присутствие смерти...

— Интересно, а что там — после жизни? — сказал Гарри, открывая глаза.

— Не знаю, никто не знает. Умирать, наверное, страшно...

— Почему? Смерть — решение всех проблем. Вообще все проблемы, которые существует, есть лишь потому, что мы живем. Не было бы человечества, не было бы ни войн, ни революций, ни разрушений. Во всех проблемах виновата жизнь. И чтобы не было проблем — достаточно умереть. Представь, каким бы был мир без людей? Естественная природа, красивые скалы, морские берега, чистые реки... Но существуют люди, а, значит, существуют и проблемы. Причем человек — такое существо, которое способно создавать проблемы как себе, так и другим. Мы хотим избавиться от проблем, и создаем новые. Они — наши естественные спутники, без них невозможна жизнь. Значит единственный выход — смерть.

Драко оценивающе посмотрел на Гарри. При этом оценивал он явно психическое состояние своего одноклассника.

— Поттер, с тобой точно все в порядке?

— Видимо, Квиррелл так на меня влияет. А он вообще хорош. Я уверен, что он надеялся найти философский камень. Думал, что Лорд поделится с ним эликсиром жизни. Какие же все люди глупые! Самые бессмертные — не рожденные. За жизнью всегда следует смерть. А вот если ты не родился, значит, ты и не умрешь. Малфой, вот скажи мне, зачем людям бессмертие?

— По-моему это круто — быть бессмертным! — выпалил Гойл, видимо, все-таки уловив хоть какую-то нить разговора.

— Думаешь? — ответил Гарри, — Жизнь — непрерывная борьба с самим собой и с другими. Какое счастье в вечной борьбе?

Этого Гойл уже не осилил, а Гарри махнул рукой и, думая о том, какого черта Шляпа отправила Крэбба и Гойла в Слизерин, встал с кресла и направился к выходу из гостиной. Все-таки размышлениями о проблемах и смерти, сыт не будешь. Нужно и Большой зал в обед навещать. Малфой и компания поплелись следом.

Остаток дня, до ужина прошел спокойно. Гарри сделал все домашние задания и даже решил, что после ужина зайдет в библиотеку и, наконец, начнет готовиться к предстоящим экзаменам. Но его планы так и остались планами.

* * *

На лестнице, ведущей в библиотеку, Гарри поджидал Квиррелл. Вид у него был... безумный. Глаза блестели, тюрбан был перекошен, весь он дрожал, то ли от злости, то ли от чего-то еще.

— Из-за тебя, сукин сын, мой хозяин покинул меня, оставив умирать! — сказав это, Квиррелл схватил Гарри за горло и начал душить. Душил он, впрочем, слабо, и мальчик думал, что умрет скорее от вони, исходящей от профессора.

— Так и катитесь за своим хозяином к чертям собачьим, — выдавил из себя Гарри.

— Ты ответишь, за все ответишь, — Квиррелл попытался усилить хватку, но, казалось, тело его не слушалось. В этом теле сил было едва ли больше, чем у ребенка.

Гарри ухватился за руки профессора, пытаясь разжать их. Тут Квиррелл сам отпустил мальчика, и Гарри в это время решил бежать как можно дальше, а то мало ли.

— Авада Кедавра! — выкрикнул профессор, но из-за дрожащих рук, попал в стену.

— Ступефай! — решил ответить Гарри. Перспектива убегать от Авад его как-то не радовала. Руки ребенка, в отличие от рук профессора, не дрожали, поэтому попал он как раз в грудь Квиррелла. Тот пошатнулся, завалился назад и скатился с лестницы. Снизу не доносилось ни звука. Мальчик решил проверить. Нет, за жизнь и здоровье профессора он не переживал, но вдруг тот специально притаился, чтоб кинуть очередное смертельное проклятие в спину.

Гарри спустился и увидел, что голова Квиррелла неестественно свернута. Глаза скосились в сторону подошедшего и стали стеклянными. Последнее чувство, отобразившееся в этих глазах, предназначалось тому, кто разрушил его мечты, его планы. Этим чувством была ненависть с долей обреченности. Гарри зачем-то поднял палочку Квиррелла.

«Черт! — в сознании Гарри всплыли слова Малфоя о том, что все Непростительные, произнесенные в магических местах, фиксируются, — Почему он умер? Это же обычный Ступефай и полет с лестницы. Максимум — он мог получить сотрясение мозга! Надо срочно бежать отсюда подальше!»

Но было уже поздно. Гарри быстро спрятал палочку Квиррелла в рукав мантии, не понимая толком, что он делает.

— Поттер, живо за мной! — сказал профессор Снейп, развернулся и очень быстрым шагом направился в сторону подземелий. Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать за деканом. При этом, тот так быстро шел, что мальчику приходилось бежать, чтобы не отстать.

Снейп зашел в свой кабинет, Гарри зашел следом.

— Поттер, вон котлы. Вымоете их до блеска.

Глаза Гарри удивленно округлились, он открыл рот, но даже не знал, что сказать по этому поводу.

— Ах да, забыл вам сообщить, — ухмыльнулся декан, — Сегодня в восемь часов у вас отработка.

Мальчик посмотрел на настенные часы, которые показывали восемь двадцать пять.

«Он мне помогает?»

«Похоже на то. По-моему, лучше котлы, чем срок в Азкабане за непреднамеренное убийство!» — ответил Адам-Самаэль.

«Какое к черту убийство?»

— Профессор, почему он умер? Я бросил в него только Ступефай...

— Он уже был скорее мертв, чем жив. Вот на него так и подействовала магия, — ответил Снейп, не поднимая глаз от проверочных работ.

— Смерть всегда приходит неожиданно, даже когда ее ждут... — протянул Гарри, — Вы знали! О Квиррелле, Темном Лорде! Какого черта? —

«Я сказал это вслух?!»

— Это вас не касается, Поттер, — процедил сквозь зубы декан.

— Так какого черта вы мне помогаете? Вы — тот, кто виновен в смерти моих родителей! — Гарри ответ профессора только разозлил.

«Как узнать правду, так для директора я слишком маленький, для Снейпа — это меня не касается. А жизнь-то моя!».

— С чего вы взяли, что я виновен в смерти ваших родителей, Поттер? — зельевар даже поднялся с места и подошел к мальчишке, сидящему с котлом в руках, сощурил глаза и скрестил руки на груди.

— Скажете — нет? — язвительно отозвался Гарри, — Или это опять меня не касается?

«Идиот! Он тебе помогает. По крайней мере, сейчас! Ты еще украл палочку Квиррелла, теперь попробуй, докажи, что Аваду не ты использовал. Даже если авроры скажут, что одиннадцатилетний ребенок не мог выполнить это заклятие, все равно косых взглядов не избежать!» — вопил голос разума, вернее, голос Адама-Самаэля, но Гарри его не слушал.

— Вы ничего не знаете, Поттер! Наглый мальчишка! Да как ты смеешь меня упрекать?! — Снейп буквально нависал над Гарри.

— А вот так! Я знаю, что вы виновны в их смерти!

— И откуда же? — декан поднял бровь, глядя на Гарри, как на сумасшедшего.

— Вас так интересуют мои источники информации?

Снейп потер виски, мысленно заставляя взять себя в руки.

— Даже если я в чем-то виновен, не вам меня судить! — прошипел Снейп и вернулся к своему столу.

В это время в камине появлялась голова директора.

— Северус! У нас проблемы. Срочно зайди ко мне в кабинет. О, Гарри, здравствуй, еще раз, — сказала голова Дамблдора.

— Здравствуйте, профессор, — Гарри постарался навесить на лицо маску с печальным выражением лица, которое должно быть у студента на отработке. Однако эта маска быстро сменилась на прежнее выражение, полное ненависти и злости (хотя Гарри сейчас и не понимал, к кому именно направлена эта ненависть: к Снейпу, Квирреллу или к судьбе), как только голова директора исчезла.

— Какой актерский талант, Поттер! — презрительно бросил Снейп, прежде чем шагнуть в камин. Гарри показал язык исчезнувшему в пламени профессору.

«Чертов Волдеморт! То дохлых сов присылает, то его слуги меня убить пытаются! Не мог этого Квиррелла с собой прихватить, ну или, в крайнем случае, убить... Он, видимо, решил, раз убить меня не получилось, то довести до сумасшествия, Азкабана или самоубийства — получится! И этот Квиррелл... я не хотел, чтобы он умирал...»

Гарри еще долго просто смотрел на камин, где исчез Снейп. В голове была какая-то странная пустота, и только сердце бешено колотилось в груди.

Дамблдор смотрел в окно... Он видел, как Гарри, Рон, Гермиона и Невилл направились к Хагриду.

«Это хорошо, что он подружился с ними» — подумал директор. Но, когда дети скрылись в хижине, мысли Дамблдора вернулись в прежнее русло. — «Неужели я надеялся, что мне удастся так легко перехитрить Тома? Он не такой дурак, чтобы поверить в то, что камень будет спрятан за такими детскими чарами. Какой же был идиотский план! Видимо, я стал уже совсем старым. Готовил все это для Гарри и не подумал, что в это же должен поверить еще и Том. Хотя и Гарри, кажется, не поверил. А если и поверил, то рассудил, что это не его дело. Все-таки он слизеринец. Он не пожертвует собой ради спасения мира! И почему все так? Бедный мальчик! Будь проклят Том Реддл!»

Три дня назад в школу прибыли авроры. В Министерстве было зафиксировано произнесение Непростительного без согласования (все-таки старшекурсникам всегда показывали действие Непростительных на крысах или других мелких животных, но подобные уроки предварительно согласовывались с Министерством). Квиррелл был найден мертвым на лестнице, ведущей в библиотеку. Установить по Надзору, кто произнес заклятие, не удалось, Значит, это был взрослый волшебник. Палочки студентов, достигших семнадцати лет, проверили. Официальной версией было то, что Аваду произнес сам Квиррелл, хоть его палочка и не была найдена.

Следствие быстро свернули, но тут пришли результаты обследования тела Квиррелла. Его тело было мертвым еще за день до истории с лестницей, но каким-то образом у него продолжал функционировать мозг. Предположительно, из-за использования крови единорога. У магов, как и у маглов, смертью считается момент, когда умирает мозг, а не останавливается сердце или отказывают почки. В итоге, директора вызвали в аврорат, чтобы узнать, как он мог не заметить состояния своего преподавателя. И что Дамблдор должен был сказать? Что с начала года видел, как этот идиот слабеет потому, что в него вселился Волдеморт, который мог существовать лишь за счет сил Квиррелла? А умерло тело оттого, что этот самый Волдеморт решил оставить своего «друга»? Пришлось Дамблдору говорить о том, что Квиррелл свою болезнь тщательно скрывал, к мадам Помфри ни разу не обращался, и вообще, на здоровье никогда не жаловался. А ему, директору, нужно следить за тремя сотнями учеников, беспокоиться об их здоровье. Он-то думал, что преподаватели — взрослые люди. Сами о себе должны позаботиться.

* * *

Трое гриффиндорцев и один слизеринец сидели у рыдающего Хагрида. Великан, наконец, заметил, что яйцо — фальшивка. Но решил, что ему изначально дали подделку.

— И как я мог поверить? Яйцо дракона кучу денег стоит, чтоб его просто так в карты проигрывать! — сокрушался Хагрид.

— Да успокойся. Зато у тебя проблем не будет. Представь, какой бы был скандал, если бы в Министерстве узнали, что ты дракона завел? — успокаивал великана Рон.

— Действительно, Хагрид, все к лучшему! — поддержала Гермиона.

— Эх... знали бы, как я о драконе мечтал. С самого детства!

— А почему не поехал их изучать после школы, как брат Рона? — поинтересовался Гарри.

— Я это... понимаете, мне колдовать официально запрещено.

— Почему? — спросил Рон.

— Да была одна неприятная история. Меня из школы того... исключили, и палочку сломали.

— За что? — спросил Гарри, который помнил, как Малфой говорил, что исключают из Хогвартса только за убийство.

— Не хочу вспоминать. Не надо меня спрашивать! — рассердился лесник.

«Что-то интересненькое. Наш добрый Хагрид кого-то убил?» — подумал Гарри.

«Действительно интересно. Надо будет выяснить. — решил Адам-Самаэль, — Хотя у нас уже столько всего скопилось, что надо бы выяснить. Боюсь, нашей жизни не хватит».

* * *

Приближались экзамены, все студенты ходили по школе не выспавшиеся и злые. Особенно первый, пятый и седьмой курсы. Первым было просто страшно, для чистокровных это был вообще первые экзамены в жизни. Маглорожденные, которые сдавали переводные экзамены в начальной школе, переживали не меньше. Все-таки одно дело написать тест по математике и английскому, а другое — превратить мышь в табакерку. Тут для подготовки недостаточно выучить учебный материал, нужно еще все отработать, а необходимые заклинания далеко не у всех хорошо получались.

Гарри не переживал. Во-первых, в отличие от большинства студентов, у него не было родителей, перед которыми можно было бы похвастаться отличной учебой. Во-вторых, он всю программу оценивал с рациональной точки зрения и понимал, что вряд ли ему придется в жизни отбиваться от пикси. Почти двенадцать лет прожил, а так и не встретил их нигде, кроме кабинета ЗОТИ.

Занятия по Защите прекратились, только у пятых и седьмых курсов их вел Дамблдор. По этому поводу были различные мнения среди пяти— и семикурсников. Гриффиндорцы чуть было не запрыгнули на стол, и не станцевали ламбаду, когда за завтраком директор объявил о том, что до конца года будет вести этот предмет. Слизеринцы промолчали. Как и большинство равенкловцев. А вот на лицах у студентов Хаффлпаффа было такое раболепное выражение лица, явно предназначенное директору, что Гарри стало противно.

«Не сотвори себе кумира... Все-таки маглы мудрее волшебников. А эти... Вот Гриффиндор и Хаффлпаф сидят с лицами, как будто жизнь за своего директора отдать готовы. Слизеринцы молчат, но думают о том, что краснознаменные — фанатичные идиоты. А сами-то? Чьи родители край мантии Реддла целовали и на колени перед своим Лордом вставали? Этот магический мир какой-то неправильный. Может оттого, что людей тут слишком мало... У маглов вон сколько мнений. Переспорят, передерутся. Множество политических партий, противоборствующих сторон и позиций. А у этих всего две стороны. И позиции у обоих сторон какие-то неоформленные. Одни — за абстрактное «добро», даже не пытаясь объяснить, что это за штука такая. Другие — за чистоту крови, не понимая, что при этой самой «чистоте» рождаться сквибам через поколение, либо просто слабым детям. Скоро все станут друг на друга похожими».

«Причем рыжими», — добавил Адам-Самаэль, вспомнив многодетную семейку.

«Хагрид говорил, что мама тоже была рыжей. Кстати о родителях... надо на каникулах архивы поднять, интересно же узнать, каким образом мы с Реддлом родственники».

«Может быть не зря у маглов рыжих и зеленоглазых ведьмами считали? А представь, окажется, что ты родственник Уизли».

«Тогда я об этом никому не скажу. Особенно слизеринцам, они меня засмеют. И вообще, что это я в последнее время с тобой много общаюсь?».

«Нервы, дружище. Хочешь, покажись в Мунго».

«И с кем мне тогда по душам разговаривать? Ну уж нет».

* * *

Настала пора экзаменов. Гермиона, скорее всего, даже спала с книгами. По крайней мере, по школе она ходила всегда с книгой в руках. Драко тоже стал частым гостем в библиотеке. А Гарри в это время практиковался в магии теней. И то, скорее чтобы отвлечься от мыслей о смерти Квирелла, Реддле и его перспективном возвращении. В тени, кстати, он и спрятал палочку Квиррелла, решив, что этой вещи не место среди его немногочисленных личных сокровищ в медальоне. Мальчик прочитал, что по тени можно перемещаться, и это должно быть так же быстро, как аппарация. Но пока у него ничего не выходило.

Первым был экзамен по Чарам. На практической части нужно было отправить учебник в полет по классу, открыть и закрыть замок и разжечь огонь. Гарри, дожидаясь своей очереди, смотрел на маленького профессора с примесью гоблинской крови. Вспомнил давно интересовавший вопрос о магических расах. Благополучно сдав экзамен, Гарри направился в свою спальню, где достал из медальона «Древнейшую магию».

«Скажи, а что ты знаешь о магических расах? Это как-то связано с особенными способностями?»

«Именно. Когда способность встречается очень часто, выделяют расы. Например, гоблины владеют своей собственной, беспалочковой магией. Волшебников-беспалочников всегда боялись. Если гоблину дать в руки палочку — его заклинания будут сильнее, чем у простого мага. Поэтому им запрещено их использовать. При этом, гоблину даже самый злостный контрабандист нелегальную палочку не продаст».

«Расизм процветает. Какой же гадкий этот волшебный мир!»

«Полагаешь? Если хочешь, чтобы тобой управляли тщеславные гоблины, которые за галеон готовы удавиться — борись за их права. Они будут сильнее, а вы будете в положении домовых эльфов».

«Но ведь можно как-то договориться! Провозгласить равенство всех рас».

«Ты ребенок. Равенства не существует. Ты либо выше, либо ниже. Сам выбирай. Будешь бороться за равенство — окажешься в прислугах гоблинам. А так, когда они управляют финансами — всем спокойно. В денежном вопросе у них есть понятие чести, правда, тоже свое собственное. Но тайны клиентов они не раскрывают никому».

«А вейлы? Им же можно пользоваться палочками? И оборотням тоже».

«Это другое. Оборотни и вампиры есть как рожденные, так и ставшие такими. Кто-то считает их магами с особыми способностями, кто-то полагает, что ликантропия и вампиризм — болезнь. Вампирам, кстати, палочками пользоваться запрещено. Вейлы — чем-то сродни врожденным анимагам и магам подчинения одновременно. Просто подчинение у них своеобразное, как и анимагия. Кстати, способность превращаться в животное — тоже особенность. Не все могут быть анимагами, но многие — это распространенное явление. Раньше умение превращаться в животное скрывали. Если у тебя есть особенные способности — лучше их скрывать. Том Реддл писал, что сейчас вейл, анимагов, оборотней и вампиров регистрируют в Министретсве. И какая польза от способности, если все о ней знают? Кстати, ты ведь змееуст?»

«Да».

«Не раскрывай это».

«А какой толк от этой способности? Разве что змею натравить можно...»

«Есть заклинания на серпентарго. Например, Abjuratio — универсальный щит. Только от Непростительных не помогает. При этом, произносить его надо на латыни, и одновременно думать то же самое на серпентарго. Abjuratio, в отличие от стандартных щитов, может помочь и от немагического воздействия. Заклинание изобрел Салазар Слизерин».

«Спасибо, буду знать. Скажи, а как ты самостоятельно думаешь? Просто ты ведь книга, а как будто человек. Даже собственное мнение у тебя есть».

«Я Книга Наследия — межродовая книга. Знаешь что такое Книга Жизни?».

«Нет».

«Это дневник. Раньше такие велись во многих родах. Заводишь книгу, как дневник, только она сама пишет обо всех событиях в твоей жизни. Очень удобно. Вдруг кто-то Обливиэйт применит, или Зелье Забвения. Помогает вспомнить, в ней будет записано то, что стерли из памяти. Книга Жизни — отпечаток личности, как и магические портреты. А я Книга Наследия — я сохраняю отпечаток личности каждого, кто пишет здесь. Но я чувствую людей только в тот момент, когда они пишут. Я не знаю их прошлого, не знаю, чем они живут. Это отличает меня от Книги Жизни. При этом, нет разницы из какого именно человек рода, поэтому межродовая. Каждый вносил что-то свое — знания, характер. И я сама могу решить, кому следует что-то говорить, а кому — нет. Вот про щит Abjuratio я рассказываю только змееустам, так как другим подобное знание не пригодится. Хотя почти все, кто со мной общались, владели серпентарго. Все-таки я создана Слизерином».

«Надо будет подумать о создании своей Книги Жизни».

После последнего экзамена — Истории Магии, Дамблдор вызвал к себе Гарри, который пытался понять, чем на этот раз вызван интерес директора.

— Добрый день, сэр.

— Здравствуй, Гарри, присаживайся. Я хотел бы поговорить о том, где ты проведешь каникулы. Я договорился с семей Уизли, ты можешь провести лето у них.

«О, нет!»

— Профессор, я не хотел бы никому мешать своим присутствием в чужом доме.

— Гарри, не беспокойся. Молли и Артур будут рады тебя принять.

— Я не думаю, что стоит злоупотреблять гостеприимством. Полагаю, я в состоянии снять комнату в Дырявом Котле на лето.

— Считаешь, это будет лучшим вариантом? Просто я подумал, что ты бы хотел пожить немного в настоящей семье.

— Это не моя семья. Я привык к одиночеству, — Гарри с вызовом посмотрел на директора, давая тому понять, что не намерен все лето жить в доме Уизли.

— Хорошо, Гарри, если ты так хочешь. Только приглашение Артура и Молли остается в силе. Я надеюсь, ты проведешь у них хотя бы две недели. Думаю, тебе будет приятно отметить свой день рождения в кругу друзей.

— Я не люблю день рождения. Собственной заслуги в том, что я родился — не вижу. Если кого-то и поздравлять с днем моего рождения, то маму. Но она умерла. Поэтому для меня это скорее день траура.

Дамблдор внимательно посмотрел на мальчика.

— Профессор, я могу провести последнюю неделю каникул у Уизли. Думаю, неделя — срок, за который гости не надоедают, — улыбнулся Гарри.

— Хорошо, Гарри. Отдыхай. Полагаю, экзамены тебя утомили, — сказал директор. И как только мальчик вышел из кабинета, Дамблдор стал писать бармену Дырявого котла — Тому, чтобы тот приглядывал летом за ребенком.

* * *

Семестр подошел к концу, были объявлены результаты экзаменов. Гарри получил «Превосходно» по Чарам, Трансфигурации, Защите и полетам. По остальным предметам — «Выше ожидаемого». Гермиона получила все свои «Превосходно». Жаль, что хорошая оценка не сделает из нее сильной ведьмы. Школьная программа вообще ни из кого не сделает сильного волшебника.

На прощальном ужине объявили, что межфакультетские соревнования выиграл Слизерин. Завтра Хогвартс-экспресс повезет студентов домой.

«Вот и закончился этот сумасшедший год... интересно, а директор придумает что-нибудь вроде философского камня на второй год моего обучения?»

Вечером в гостиной Гарри собирал свои немногочисленные вещи — несколько рубашек, пара брюк, несколько мантий. Драко наблюдал за сборами приятеля и размышлял над тем, какие странные все люди. Блондин даже немного завидовал своему приятелю. Завидовал тому, что Мальчик-Который-Выжил в обычных недорогих мантиях, с лохматыми волосами привлекал внимание всех. Даже не тем, что был Героем магической Британии, хотя и этим тоже. Гарри мало с кем общался в школе, скорее всего, он не знал имена первокурсников равенкловцев и хаффлпаффцев. Он пришел в школу со своей жизненной позицией, даже если сам ее не понял. Позиция заключалась в том, что «мне на вас плевать, я не буду вашим врагом, я не стану вашим другом». Он не старался ни с кем подружиться, не старался кому-то понравиться. Если к нему подходили — он общался. Не подходили — одиночество его не угнетало. Казалось, ему все не важно. А безразличие, как это ни странно, интригует, даже завораживает. Все люди — эгоисты. Они не могу стерпеть безразличия к собственной персоне, поэтому сами начинают проявлять интерес к человеку, которому они безразличны. Пытаются найти причины этого безразличия. Равнодушие покоряет сердца.

Наконец, все вещи были уложены в рюкзак, и Гарри лег спать. Ему снилось, что Темный Лорд возродился, а вместе с ним и Квиррелл. Они хотят убить Гарри. Он прячется от них, но его сдают гоблины за один галеон. В итоге, из-за этого сна, проснулся мальчик раньше, чем должен был.

Он вышел к озеру — отсюда открывался прекрасный вид на весь замок.

«Сегодня я уезжаю. А ведь Хогвартс, наверное, все же стал для меня домом. Все ждут, что они, наконец, вернутся домой, а я, напротив, уезжаю из дома».

Гарри было и радостно и грустно одновременно. Его преследовало какое-то странное чувство, как будто он сдал свой первый экзамен. Не школьный, а экзамен жизни. Пожалуй, так оно и было. Он прожил год в магическом мире, многое узнал, многое понял. Много выводов было сделано, много решений было принято. Может быть верных, может быть, ошибочных — жизнь покажет.

После завтрака все студенты взяли свои вещи и направились к каретам. Малфой, Поттер, Крэбб и Гойл ехали вместе и молчали. Каждый снова мысленно проживал самые значимые события этого года и строил планы на будущее. А Гарри смотрел на странных лошадей, которые эти кареты везли... Мальчик не стал спрашивать, что это за лошади, так как никто не обращал на них внимания. Видимо, это было естественно, и вопрос мог показаться глупым.

В поезде ребята тоже сели вчетвером в одно купе. Гарри казалось, что Крэбб и Гойл тут лишние. Но, наверное, так было только для него.

— Я давно хочу тебя спросить, — начал Малфой, — ты, правда, не причастен к смерти Квиррелла? Просто ты единственный, к кому у него могли быть какие-то счеты...

— Я его не убивал. Но я причастен к смерти многих, как и ты. Вообще каждый человек причастен к смерти другого, даже если они не знакомы. Представь, парню понравилась девушка, но он побоялся подойти к ней и познакомиться. Они друг для друга остались только случайными прохожими. Через два дня ее убили. Виноват ли в ее смерти тот парень, который побоялся познакомиться?

— Поттер, я знаю, что у тебя странная логика. Причем тут это?

— При том, что он виновен. Если бы он подошел к ней, то мог пригласить бы ее в ресторан через два дня. Они бы вместе провели время, а те бандиты, которые убили ее, убили бы кого-нибудь другого. Люди виноваты в том, что живут. Поэтому в смерти любого человека, виновны все сразу. И я виновен в смерти Квиррелла, хотя бы потому, что из-за меня исчез Темный Лорд. Если бы он не развоплотился, то ему не понадобился бы философский камень, Квиррелл остался бы преподавать магловедение, и был бы жив. Но мне безразлично. Пусть я буду виноват хоть в смерти всего человечества. Так и живем, Малфой. В смерти одного виновны все люди. А убийство одного человека приравнивается к смерти тысяч людей. Ты только представь. Ты убиваешь кого-нибудь бездетного, а ведь у него были бы дети, внуки, правнуки. Ты их всех убил!

— Так и исчезают древние роды, — протянул Малфой после недолгого раздумья, — война унесла жизни многих молодых. Их дети никогда не родятся.

— Зато они будут бессмертны. Убивая — ты даруешь им бессмертие!

— Поттер, ты что, за убийство?

— Нет, — улыбнулся Гарри, — просто убийство — событие. Самое обычное событие. Представь, убили твоих родителей. Ты хочешь отомстить и убиваешь того, кто их убил. А ведь у него была своя жизнь, родители, которые его любили, братья, сестры, может быть, невеста или жена и дети. Кто прав? А что, если у него были причины убить твоих отца и мать. Может быть, он тоже мстил, убивая твоих родителей?

— Ну и кто, по-твоему, будет прав в этой ситуации?

— Никто, — усмехнулся Гарри, — Или все. Как тебе больше нравится.

На некоторое время в купе воцарилась тишина.

— Что будешь делать, если Темный Лорд возродиться? — уже в третий раз за последние несколько недель спрашивал Драко. Казалось, блондин скорее спрашивает себя, вернее хочет найти ответ на этот вопрос для себя.

— Станцую на столе в кабинете Снейпа! — язвительно отозвался Гарри, — Откуда я могу знать? Может быть, уйду к себе домой — скрываться. Может быть, буду портить планы Лорду, а может быть — Дамблдору. Возможно, постараюсь сохранить нейтралитет. Я не буду в новой войне на чьей бы то ни было стороне.

— Насчет танцев в кабинете Снейпа — ловлю на слове!

Поезд прибыл на КингсКросс. Гарри попрощался с Драко, Крэббом и Гойлом. Нашел Гермиону и пообещал, что будет ей писать, помахал рукой Рону, и поспешил скрыться, пока все члены семейства Уизли в полном составе не стали уговаривать его остановиться у них на все лето. Все же Гарри рассчитывал провести каникулы в относительной свободе действий и передвижения.

— Неожиданно, — сказал Гарри, глядя на восьмиэтажное здание.

Луджин усмехнулся. Странно было видеть торговый центр, напоминающий обычный магловский, вместо торговой улицы, вроде Косого переулка.

В самом здании на первом этаже располагалось отделение Гринготтса, кафе «у Брайна», табличка с обозначением того, что и на каком этаже можно найти, и камин, используемый вместо лифта.

Как только Гарри снял комнату в Дырявом котле, зашел в нее, чтобы осмотреться и разложить вещи, к нему аппарировал Лаки. Помог с разбором вещей и сказал, что Луджин вечером будет ждать его к ужину. На самом ужине взрослый волшебник объявил, что будет обучать Гарри дуэльному искусству, а Истван — истории и обычаям.

* * *

С тех пор прошло две недели, Гарри неплохо знал всю теорию дуэльного искусства, но практика... Теперь мальчик понял, что одно дело, когда твой противник — тролль с дубиной или пьяный оборотень, а другое — когда нужно сражаться со знающим магом. Луджин использовал только простейшие заклинания школьной программы за первый, ну может иногда за второй курсы. Гарри же разрешалось использовать все, что ему придет в голову, но и это не помогало.

Гарри знал, что вызывают на дуэль, когда вопрос идет о чести рода, собственного имени, чести и имени близких родственников, а также иногда — решении спора.

Существовали специальные дуэльные стойки — палочка перед собой, поклониться, выпрямиться. Дальше были вариации. Можно отвести палочку влево — разрешение использовать все, что угодно, в том числе и Непростительные. Правда, Министерство не считало разрешение оппонента поводом для использования Авады, поэтому Азкабан будет ждать незадачливого дуэлянта. Если палочка не отводилась в сторону, значит, можно использовать все, в том числе и сомнительные заклятия, кроме Непростительных и некоторых других, вроде Адского пламени. Имелся целый список этих "других". Второй вариант дуэли был более распространен. Цель дуэли — восстановление чести, а не убийство. Для этого достаточно просто победить, хоть Экспеллиармусом.

В целом, дуэль была неким ритуалом, не то чтобы в настоящей войне такое было возможно. В битве речь идет о сохранении собственной жизни, как минимум, поэтому времени на стойки, поклоны и прочее — просто нет. Да и лишнее это все. Хотя, безусловно, дуэльные навыки и там пригодятся. Сейчас дуэли были спортом, или искусством, кому как приятнее думать. Не все же были такими фанатами квиддича, как Рон Уизли. Были и любители посмотреть на красивый танец боя. В дуэльном искусстве были свои чемпионы, делались ставки, в общем, все как обычно.

Существовали и определенные негласные требования к одежде. Разумеется, официально было не важно, в чем именно человек явился на дуэль, хоть в пижаме, но все же предпочтительнее были не длинные мантии с узкими рукавами, зауженные брюки и высокие сапоги. А то мало ли, запутается горе-дуэлянт в полах собственной одежды. Одежда и обувь должны быть сшиты без использования магии.

Современный вариант костюма, используемый в дуэльных турнирах, был введен в начале двадцатого века американскими магами. Мужской и женский костюмы были идентичными — зауженные брюки, высокие сапоги, рубашка с широкими манжетами и мантия вообще без рукавов. Свободы движений становилось больше. Вот Гарри и решил приобрести себе подобный профессиональный комплект.

Именно поэтому мальчик сейчас был магическом торговом центре в Нью-Йорке, в Косом переулке современного варианта не нашлось. Нужный магазин находился на четвертом этаже.

— Мистер Луджин, неужели найдутся люди, которые купят розовую дуэльную мантию? — недоумевал Гарри, глядя на подобное безобразие. И ладно, если бы женская, но судя по размеру — мужская!

— Люди разные бывают, Гарри, — усмехнулся араб.

— Хотя да, я вот Дамблдора в подобном могу представить, — пробубнил мальчик себе под нос, вспоминая голубые мантии со звездами.

Гарри купил себе черную мантию, брюки, серую рубашку и высокие сапоги на шнуровке. Луджин предлагал купить темно-зеленую мантию — под цвет глаз, но мальчик вообще не любил яркие вещи.

В магическом Нью-Йорке Гарри поразило то, что он не увидел ни одного человека в мантии! Были, конечно, странно-одетые маги в костюмах-тройках, пошитых на старинный манер, в рубашках с жабо, но создавалось впечатление, что они отстают в моде от маглов лет на сто, а не на пятьсот, как в Англии. Многие были и в обычной, вполне современной магловской одежде. Даже женщины в брюках, а для магического мира, по крайней мере, магического мира Британии — это нонсенс. Если в дуэлях это худо-бедно допускалось, то в обычной жизни...

— Тут совсем иная атмосфера. Не так, как в Англии, — сказал Гарри.

— Да, в Штатах некое новое магическое сообщество, — ответил Луджин.

— В каком смысле новое?

— Понимаешь...США, как магловская его часть, так и магическая — современная страна. Кто сюда перебирался жить в восемнадцатом веке? Кто может поехать куда-либо... не зная точно куда, не зная точно, что его ждет?

— Тот, кому нечего терять, или тот, кто готов рискнуть, — немного подумав, произнес Гарри, — Я бы поехал.

— Тебя ничего не держит в Англии, там тебя не ждет семья, дом. Вот именно такие люди и перебирались жить в Штаты. Многие пытались жить в магловском мире, правда, это было тяжело, со временем волшебники начинали искать других магов. Вот так и складывалось это новое магическое сообщество. Из маглорожденных, которые в то время в Европе жили на правах слуг. Чистокровных, которым грозило заключение в тюрьму. Искателей приключений и прочих личностей, не вписывающихся в понятие приличных среднестатистических магов. К ним добавлялись и местные маги, которые даже палочками до этого не пользовались, зато умели проводить уникальные ритуалы. Штаты и Канада — единственные страны, где волшебное сообщество задумывается над тем, чем грозит человечеству ядерное оружие. Тут находятся лаборатории, где маги пытаются создать что-либо, способное уничтожить это оружие без особого вреда, а так же зелья, ритуалы и вообще что-нибудь, что способно уменьшить последствия применения такого оружия. Единственным европейцем, который о подобном задумывался, был, как ни странно, Волдеморт. Только он видел решение в подчинении маглов или в их уничтожении.

— Волдеморт думал о проблемах ядерного оружия? — удивился Гарри.

— Я не знаю, о чем он думал, но слышал, что он доказывал чистокровным, что маглы могут уничтожить вообще весь мир. Хотя кто его знает, чего он этим добивался, но маглов и маглорожденных ненавидел. Вообще, казалось, у него раздвоение личности. То дельные вещи говорит, то что-то в голову ему стукнет, и он просто так магловские детские сады взрывает. Поэтому из наших никто за ним не пошел. Да и слугами быть унизительно, — ухмыльнулся Луджин.

— А слугами Гриндевальда?

— У него не было слуг. Он набирал армию. Все как у маглов — строгая иерархия, определенные формы приветствия, но без унижения. Никто, даже рядовые малолетки этой армии, не целовали края его мантии и не становились перед ним на колени. Гриндевальд был главнокомандующим армии, а не чьим бы то ни было хозяином. И он сумел даже достойно проиграть и красиво уйти.

— Разве его не убил Дамблдор? — удивился Гарри.

— Дамблдор сам никогда и никого не убьет, только чужими руками. Тогда еще рыжебородый Дамблдор просто выиграл дуэль. И Гриндевальд добровольно отправился в Нурменгард, признав себя проигравшим. Как и положено в дуэлях. С Волдемортом подобное бы не прошло. Его нужно уничтожить, а не обезоружить. Он готов на все, ради победы. Он будет бороться до последнего.

* * *

Утро следующего дня началось для Гарри в одиннадцать. Эх, прекрасное время — каникулы. Наверное, опять читал до двух часов ночи и даже не заметил. Надо было спускаться на завтрак, иначе бармен может решить его разбудить. Такое уже было. Подобная забота казалась какой-то странной и неправильной. До одиннадцати лет всем было плевать, как он живет, во сколько встает и что ест, а тут вдруг такое повышенное внимание.

Гарри решил заказать себе кофе и продолжить читать книгу, вернее, переводить. Написана она была каким-то явно сумасшедшим магом, жившим в четырнадцатом веке. Этот маг попытался воспроизвести и описать ритуалы и заклинания десяти египетских казней. Для некоторых из них необходимы специальные способности по управлению стихиями, которые считаются исчезнувшими. Но вот вода в кровь у Гарри превратилась прекрасно. При этом он помнил, как Гермиона спрашивала у Снейпа, можно ли использовать в зельях трансфигурированную кровь, на что профессор однозначно ответил — нет. Трансфигурированные предметы максимум через сутки возвращают свой прежний вид. Кровь в стакане стояла у Гарри в комнате уже трое суток.

«Может вампирам начать ее продавать, — подумал он, — хотя узнать бы, что это за кровь, какого животного... Вампиры какой-нибудь кроличьей крови вряд ли обрадуются, а вот если человечья... Попробовать ее, что ли».

Книга с необычными ритуалами была написана на немецком языке. Мальчик учил немецкий и французский в магловской школе, но мог на этих языках только читать, не понимая смысла большей части. Пришлось купить большой немецко-английский словарь. В доме Цоресов было много книг на немецком.

— Доброе утро! — рядом с Гарри неожиданно возникла фигура, и мальчик пролил кофе на себя.

— Салима, какого черта!

— Отец был бы тобой недоволен за подобную реакцию. Надо было резко вскинуть палочку, а не чашку с кофе, — спокойно сказала девочка и села напротив Гарри. Сегодня черноглазая блондинка была в большом фиолетовом свитере, явно не новом, и широких бежевых брюках — ей было плевать на негласные требования консервативного магического мира к одежде, — я пришла сказать, что Истван может немного задержаться. У него дела. Хотя, зачем я вру... я пришла просто так, это мог сказать и домовик. Дома скучно.

Девочка положила на стол большую книгу в красной шелковой обложке и заказала себе кофе.

— Что читаешь?

— О, это книга по светлым зельям! — с каким-то странным блеском в глазах прошептала Салима, и открыла последнюю страницу — "Одобрено Министерством Магии Великобритании". Кстати, ваша книжка.

— Интересно?

— Разумеется. Смотри, вот зелье дружбы... Дружба — такое прекрасное светлое чувство, не правда ли? — как-то отстраненно заметила девочка, а затем наклонилась вперед и с горящими глазами прошипела, — а представь, что тебе добавляет враг это зелье в еду. Ах, это так замечательно!

Салима начала листать книгу.

— О, вот еще интересный рецепт. Зелье желаний. Выпиваешь его, и всю ночь тебе снятся сны, в которых сбываются твои самые сокровенные мечты! Но есть побочные эффекты. Ты просыпаешься разбитым и опустошенным, ненавидишь реальность. А вечером ты снова хочешь выпить это зелье ради прекрасных снов. Несколько месяцев, и будущий пациент психиатрического отделения готов к поступлению в клинику на длительное лечение. Великолепно, правда?

— Наверное, — Гарри стало не по себе, — ты это к чему?

— Всего лишь обличаю лицемерие, — равнодушно пожала плечами Салима.

— Какое лицемерие?

— Гарри, это светлые зелья, светлые! Скажи, что страшнее, Авада Кедавра или зелье дружбы? Представь, что может быть с человеком, если он внезапно "подружится" со своим врагом?

"Странная девочка. Но она права", — прокомментировал Адам-Самаэль.

— Мне кажется, или бармен за нами наблюдает, — сказала Салима, разглядывая собственные ногти.

— Наверное. Ненавижу их всех. Как же... Мальчик-Который-Выжил! Никто из них меня не знает, никто!

— Ты и сам себя не знаешь, — все так же глядя на ногти, произнесла девочка.

— В каком смысле?

— Ты знаешь, что каждый человек производит разное впечатление на разных людей? Не потому, что он меняется, как хамелеон. Просто сами люди воспринимают его по-разному. А с чего мы взяли, что сами себя воспринимаем правдиво? Наше мнение о себе — всего лишь наше мнение. Ладно, Гарри, пойду я гулять. Пройдусь по Лондону, раз уж я здесь...

— Родители тебе разрешают одной гулять по незнакомым местам?

— Они не знают, — девочка кинула на стол пять кнатов за кофе и направилась к выходу в магловский Лондон.

* * *

После обеда у Гарри была тренировка по дуэлингу, где он снова благополучно проиграл. Но не расстроился, на другой исход он просто не рассчитывал. Мальчик был благодарен Луджину за то, что тот тратит на него столько времени. Большинство чистокровных магов обучалось искусству дуэлей лет с семи-восьми. Пусть в этом возрасте они использовали простейшие чары и сыпали в противника искры, но к одиннадцати годам движения доводились до автоматизма. Гарри же, по воле случая, именуемого Дамблдором, рос у маглов и о дуэлях впервые узнал из книги в десять лет.

После обучения дуэлям Гарри обычно направлялся в дом к Иствану, и просто слушал его рассказы по истории и обычаям волшебного сообщества. Старик также помогал мальчику в изучении немецкого языка, который был одним из государственных в Австро-Венгрии, и использовался чаще венгерского из-за тесного сотрудничества страны с Магической Германией. Рассказчик из Иствана был превосходный. В голове сразу возникали картины прошлого, Гарри словно погружался в атмосферу того времени, о котором слушал лекцию. Сегодня Гарри слушал о завоеваниях одного испанского темного лорда в пятнадцатом веке.

— Я еще когда-то в октябре, спросил однокурсника, Рона Уизли, почему Волдеморт называл себя Темным Лордом. Он ответил мне, что тот придумал себе такое «звание». Но я читал до этого о разных темных лордах. Это ведь что-то значит?

— Да. Это своего рода магическое звание, хотя слова не важны. Можно назваться темным лордом, королем, главнокомандующим, да хоть падишахом. Раньше магическим сообществом управляли те, кто был сильнее. Положение в обществе определялось магической силой. Со временем это изменилось. Вот взять хотя бы нашего короля — Франца IV Эйрнбурга. Маг со средними способностями и весьма посредственным мышлением и умом. Он никогда сам не примет действенного решения. Путешествует себе по разным странам, увлекается выведением новых видов растений. Какой из него лидер? Все устройство стран скопировано у маглов. Даже этот порядковый номер имени — такое всегда у королей магловских династий было. У кого больше денег и связей — тот сильнее. Но сама магия против этого. Всегда рождаются те, кому было суждено стоять у власти, принимать решения, вести войны, быть завоевателями. Это сильнейшие маги. И тут вступают в борьбу магические законы и социальные правила.

— А почему именно темные лорды, а не светлые?

— Их назовут темными, даже если они будут раздавать детям пряники! Захват власти невозможен без жертв, они идут против сложившейся «омаглившейся» системы, значит добрыми и светлыми не могут быть априори. И не так важно, каковы их цели и даже средства. Хоть они вообще темную магию использовать не будут, все равно назовут их злодеями-захватчиками.

— То есть Волдеморт был одним из тех, кому магия предоставила право на власть?

— Именно. В Великобритании два таких мага. Дамблдор и Волдеморт. Для такой маленькой страны — это необычно. Таких сильных магов всего шесть человек во всем мире. Они могут бороться между собой, объединиться. В общем, это не важно. Просто магия дает им право, а как этим правом распоряжаться — решать им самим. Свобода выбора. Можно заниматься разведением флоббер-червей и не лезть в политику. Право не есть обязанность. Дамблдор вот не развязывал войн, хотя были планы... по подчинению человечества, — усмехнулся Истван.

— У Дамблдора? — Гарри это казалось нереальным. То, что старик не так прост, как кажется, мальчик уже понял, но это...

— Он некоторое время довольно-таки тесно общался с Гриндевальдом. Они вместе строили планы на будущее. Светлое и беззаботное. Девиз Гриндевальда — «Ради общего блага» — придумал Дамблдор.

— Это подло.

— Что именно?

— То, что он, по сути, предал друга...

— Дамблдор контролирует политику в Англии, при этом он лишь председатель Визенгамота. Но без заключения Визенгамота не будет принят ни один закон, а его председатель может наложить вето, даже если все проголосовали «за». Фактически, он добился власти без войн.

Гарри вздохнул. Не знаешь, что страшнее, старик Дамблдор или Волдеморт, если тот возродиться.

— Гарри, я вот что подумал. У маглов ведь тоже так. Какой-нибудь гениальный студент не займет подобающее положение в обществе, если на это «подобающее положение» на примете есть сын какого-нибудь председателя совета директоров крупной компании. Как похожи наши миры. Волдеморт как раз был этим «гениальным студентом», которому не суждено было занять хоть какое-то место.

— Почему? Он же из рода самого Слизерина.

— Магически — да. По социальным законам Великобритании — нет. Магия приняла его в род по косвенной линии, а занять место в Визенгамоте может только прямой потомок. Вот ты — можешь, как представитель рода Поттеров. Он не мог. Он принадлежал к роду по материнской линии. Мог стать Министром, говорят, ему даже прочили такую карьеру. Это бессмысленная должность, которая дает только престиж. Министр всегда должен считаться с мнением других, даже у председателя Визенгамота больше власти. А министр — лишь публичный представитель магического сообщества Великобритании. Волдеморт же хотел единоличную власть, — старик на некоторое время задумался, затем ухмыльнулся, — Дамблдор и Министерство Великобритании заслужило ту войну с Водемортом. Их политика привела к появлению сильного темного мага, их отношение к маглорожденным еще не до такого доведет.

— Почему?

— Волдеморт ненавидел маглов, чистокровных магов и маглорожденных. Он ненавидел весь мир. У него были причины ненавидеть их всех. Политика Дамблдора и других магов конца девятнадцатого, начала двадцатого веков создала эти причины. Эдакая ложная демократия. Маглорожденные могут учиться, пытаться строить карьеру, но выше простого клерка в Министерстве им не дойти. Хотя, будущего Темного Лорда вот могли сделать Министром. Публичной куклой, не иначе. И ваш Фадж сейчас эта самая кукла, только он глупый и не понимает этого.

Гарри удивился. Нет, причины ненавидеть весь мир действительно могут быть. Ну, бывает такое, Гарри и сам порой людей недолюбливал. Но ему казалось, Истван оправдывал Волдеморта, и мальчик не знал, как на это реагировать.

— Он сумасшедший, Гарри. Гениальный маг-полукровка, умеющий управлять людьми, хороший лидер, но сумасшедший. Его мнение могло меняться каждый день. То он считал, что нужно создать приют для маглорожданных и забирать их у родителей совсем маленькими, то полагал, что маглорожденных надо уничтожить. Какое-то время он хотел вернуться к тем временам, когда маглорожденных брали как слуг, либо принимали в род — только девушек и крайне редко. С одной целью — родить наследников рода. При этом, новая семья девушки обычно продолжала относиться к новоиспеченной представительнице рода, как к существу низшего порядка. Ты ведь читал «Историю Хогвартса»? Там есть легенда, что Слизерин был против обучения маглорожденных, рассорился с другими Основателями, и покинул школу.

В то время маглорожденных обучали на годичных курсах бытовым чарам — для слуг вполне достаточно. Особого выбора не было. Либо живи в магловском мире, когда тебя считают исчадием ада, боятся, а в итоге, рано или поздно убьют, или будь прислугой и получай хоть какие-то деньги. Правда, если маглорожденный был из семьи магловской знати, то к нему уже было другое отношение. Он тоже был слугой, но высшего эшелона, как то помощники королей, секретари суда и прочие. Мог учиться в Хогвартсе. Деньги и даже магловский социальный статус определяли место человека. Тогда палочки продавали только тем из маглорожденных, кто заключал договор с какой-либо семьей, организацией или с органом власти.

В Хогвартсе, в основном, обучались дети чистокровных и знатных родов, как я уже и говорил, за редким исключением. Так вот, все выставляют Слизерина, как изверга. Но эта история переписывалась несколько раз. У меня есть «Истории Хогвартса» тринадцатого века. Мои предки учились там в это время. Согласно этой книге, Годрик Гриффиндор предложил обучать маглорожденных в школе наравне с чистокровными. Да, это так. Но цель этого обучения — армия. Армия таких же бесправных слуг. Он решил, что маглорожденных можно использоваться и в этих целях, а тут уж годичного обучения недостаточно. Его идею поддержали все, кроме Слизерина. Он считал, что грязнокровки недостойны обучения вместе с чистокровными. Эта часть легенды сохранилась, а вот часть, в которой говорилось о целях обучения маглорожденных — нет. Занятно, правда?

Гарри сидел с таким видом, будто его по голове чем-то тяжелым ударили.

— Это жизнь, Гарри. А история еще не раз будет переписана.

— Но ведь тогда маглорожеднные иногда создавали свой род? Я читал об этом...

— Да. После трех поколений жизни в магическом мире можно было подать прошение на имя короля о создании рода.

Гарри отвечал на письма одноклассников. Гермиона отдыхала во Франции с родителями, Рон Уизли каждый раз приглашал к себе в гости, и Гарри каждый раз обещал приехать в конце каникул на неделю. Не больше. Драко Малфой тоже отдыхал с родителями. И тоже во Франции. Гарри посмеялся, когда одновременно получил письма от Грейнджер и Малфоя.

Теперь, после слов Салимы, Гарри заметил, что бармен Том за ним действительно наблюдает. То ли Дамблдор попросил, то ли он сам решил. Но Гарри стал больше времени проводить в самом баре, отвечая там на письма и читая книги. Даже в гости к Кассандре он теперь аппарировал из своей комнаты с домовиком.

Кстати, о Кассандре. Пару дней назад Гарри застал эту всегда смеющуюся волшебницу в слезах. Она сказала, что не видит будущего, настоящего и даже некоторого прошлого. И ей страшно. Но при этом, видения меняются и иногда есть будущее, правда, не самое радужное. Как будто точно еще ничего не решено. Гарри знал, что слова пифии — не пустой звук. Когда он спросил, как такое возможно, волшебница попыталась отшутиться и сказала, что может быть, кто-то разобьет Отдел с маховиками времени в Министерстве. Затем женщина попросила у Гарри обе руки, посмотрела и сказала, что у него на правой руке нет линии жизни, поэтому разбить маховики времени должен он, так как на левой руке — то, что дано от природы, а на правой — сделанное самим человеком. Гарри решил, что повременит с разбиванием маховиков. Но разговор произвел на мальчика впечатление. Ему, как и самой Кассандре стало страшно.

Ночное книгочтение Гарри перенеслось в дом Цоресов. После того, как стало понятно, что бармен за ним наблюдает. Поэтому часто Гарри засыпал в кресле у камина или на ковре-самолете во дворе. Ковер, кстати, нравился ему больше, чем метла. На нем можно было летать и заниматься своими делами одновременно.

Вот и сейчас Гарри сидел в не самом удобном кресле перед камином, и читал об интереснейшем ритуале магии отражений. Подмена личности. Интересно, если всех Наполеонов, Мессий, Гитлеров и Усама-бен-Ладанов, находящихся на лечении в магловских клиниках показать в Мунго, их вылечат? Уж очень их болезни напоминали последствия этого ритуала. Правда, использование магии отражений делало ритуал практически необратимым. Личность стиралась, и человек начинал считать себя другой личностью. Причем тем, кого он боготворил, считал примером для подражания. У этого ритуала было название «Felicitas» — счастье. Человек, считая себя тем, кто был до этого объектом подражания, становился по-настоящему счастливым. Какая злая ирония, что для счастья человеку нужно всего лишь сойти с ума.

* * *

В камине внезапно вспыхнул зеленый свет, и Гарри с криком уронил книгу. Но, это как обычно, оказалась Салима. Гарри казалось, что еще чуть-чуть, и он пожалеет, что открыл ей доступ в свой дом. В этот раз она была в полосатой ночной рубашке, напоминающей форму узников Азкабана, которых мальчик видел на фотографиях «Ежедневного пророка», и в ярко-синих шерстяных носках. Да, занятный вид для ночного похода в гости.

— Мне не спится, — как ни в чем не бывало сказала девочка, садясь в кресло.

— И поэтому ты решила, что нужно прийти сюда, — Гарри посмотрел на часы, — в половине первого ночи?

— Знаю, что ты не любишь, когда я прихожу. Считаешь меня сумасшедшей. Но при этом тебе интересно слушать то, о чем я говорю. Прямо, как в школе.

— Ты же идешь на первый курс Дурмстранга только в этом году?

— Я окончила начальную магловскую школу. Волшебники такие идиоты. Говорят, на третьем курсе, когда начинается нумерология, многие не умеют складывать и вычитать в столбик. А магловская школа дает неплохое образование. Начальное, остальное — лишнее. Причем как для нас, так и для маглов. Дальше должно быть разделение по специализации. Будущему учителю венгерского языка не обязательно разбираться в физике.

— Я не знал, что ты училась в магловской школе, — сказал Гарри. И тут же подумал, что это многое объясняет. Салима — единственная чистокровная волшебница из всех, знакомых Гарри, которую можно увидеть в джинсах.

— Там меня тоже считали сумасшедшей, но все слушали, когда я перебивала учителя по истории и начинала рассказывать свою версию.

Салима достала из кармана своей ночной рубашки маленькую серебряную мышь. В это время из кармана выпала фотография, но девочка не заметила. Гарри только хотел сказать об этом, но Салима направила палочку на мышь, и та ожила. В прямом смысле. Вместо серебряной безделушки в руке у девочки оказалась самая настоящая живая мышь. Девочка еле слышно произнесла какое-то заклинание, и мышь превратилась в бокал.

— Лаки! — сказал девочка, и когда домовик появился, продолжила, — налей мне сюда апельсиновый сок.

«Действительно сумасшедшая», — подумал Гарри.

— Что ты на меня так смотришь? Из мышей получаются лучшие бокалы! Я всегда с собой ношу парочку. Тебе Истван не дарил серебряных зверушек?

Гарри вспомнил про волчонка, предназначение которого он так и не понял, и кивнул.

— Это его хобби, у него дома целый зверинец, а главное — весь этот зоопарк помещается на одной полке! Я попросила его сделать мышей. Они для трансфигурации идеальны. Если у тебя есть пара мышей — значит, у тебя есть бокалы, носовые платки, шкатулки, листы пергамента, перья и еще много чего. По-моему, удобно.

«Логично. У нее самые нелогичные вещи — логичны», — сказал Адам-Самаэль.

«После ее рассказа о том, что все заключенные Азкабана, Нурменгарда и других тюрем — чуть ли не святые, я уже ничему не удивлюсь. Кстати, может, ее ночная рубашка как-то с этим связана? Своего рода знак протеста».

«Когда она говорила, что ради забавы, если будет время, сведет с ума весь мир или устроит Апокалипсис, используя только светлую магию — я почти поверил!»

— У тебя фотография выпала из кармана, — наконец, вспомнил Гарри, поднимая карточку. На ней был изображен мужчина, очень похожий на Сакхра Луджина, только старше, — это твой дед?

— Да, Фадил Луджин, — сказала Салима, — был приговорен к поцелую дементора два с половиной года назад.

Гарри стало интересно за что. Поцелуй — крайняя мера. Большинство Пожирателей смерти были приговорены не к поцелую, а к пожизненному заключению. Спрашивать было не тактично. Но девочка была не против поговорить на эту тему.

— Хочешь, расскажу его историю?

— Давай.

— Фадил Луджин родился в маленькой деревне в сороковом году, в Иране, в очень небогатой семье. Кто из его предков были волшебниками — установить так и не удалось. Записей о рождении никаких не велось, проверка крови результатов не дала. В целом, это была самая обычная семья в тех краях. Муж бил жену по делу и без. Старший сын во всем потакал отцу. К женщинам относились как к собакам. Друг человека! Жили они в какой-то хибаре, где старый ковер лежал прямо на земле. Твой дом по сравнению с этим местом — дворец, а Цоресы — любители роскоши.

Истван был в этих местах по делам. Каким именно, я не знаю. Возможно, по делам Гриндевальда. Его никогда не обвиняли в связях с этим магом, но связи эти однозначно были. И вроде бы все знали, что Бенджамин Истван на стороне Гриндевальда, но доказать было невозможно. Это Темный Лорд метки ставил, что достаточно на левое предплечье посмотреть, а сторонников Гриндевальда сажали в тюрьму по показаниям свидетелей. В общем, в арабской деревне Истван появился как раз во время казни. Решил не вмешиваться, какое ему дело до разборок маглов между собой? Только вот казнили мать маленького волшебника, и последствия были неожиданными.

Мать Фадила обвинили в измене и приговорили к избиению камнями. Это официальная версия казни. На самом деле — жена постарела и располнела, после того как родила четверых детей и прожила в браке десять лет. Вот и решил глава семейства избавиться от жены, как от ненужной вещи, а на примете уже была молодая девушка лет тринадцати из еще более бедной семьи. Двух жен содержать он не мог. В общем, как-то это дело подстроили, я не знаю подробностей.

По традиции каждый член семьи был обязан кинуть камень. Вначале муж, потом отец, затем дети. Фадил плакал, кричал, что любит маму, но его заставили. Он кидал камни, и не попадал. Отец злился и давал новые камни ребенку в руки. Наконец, один камень достиг цели, ребенок разревелся окончательно. А Истван просто наблюдал! — зло прошептала Салима и на некоторое время замолчала, глядя на пламя в камине.

— Когда женщина была уже почти мертва, а, может быть, уже умерла, глава этого семейства решил, что дети должны еще раз кинуть камни в свою мать. Наверное, он так развлекался. И тогда у Фадила произошел спонтанный выброс. Он кинул камень, но тот развернулся и попал прямо в лоб отцу. Мальчик рассмеялся и стал кидать камни. Они летели в кого угодно — в отца, брата, тринадцатилетнюю будущую мачеху, местного муллу, но только не в сторону матери. Фадил хохотал и продолжал кидать эти проклятые камни, а все боялись подойти к ребенку. Тогда-то, Истван и вмешался. Понял, что мальчик — волшебник, и оставлять его в этой деревне — небезопасно. Как раз в роду видящих были три дочери и ни одного мальчика, и семья думала принять в род маглорожденного. Араб был идеальным вариантом. Не просто свежая кровь, а кровь другой национальности. Так Фадил и попал в новую семью.

Учился он довольно неплохо и для маглорожденного был вполне сильным волшебником. Когда ему исполнилось семнадцать, на свой день рождения, он аппарировал по памяти в эту деревню и нашел свой дом, — девочка рассмеялась, — Знаешь, Истван тогда исправил всем местным память, залечил раны, так как камни ребенка никого не убили, и они просто не помнили, что у семейства Луджинов был еще один сын. Фадилу казалось, что это подло. Истван ему всегда казался человеком, готовым пойти против всех, человеком, которому плевать на законы. И тут такое. Его отец жил с этой девушкой... Ну, тогда уже женщиной, они воспитывали восьмерых детей. Все в деревне шло своим чередом, как будто никогда не забивали тут женщину просто так, как будто этой женщины вообще и не было. А может быть, Истван стер и упоминания об этом, кто знает. Фадил никогда не спрашивал о своей семье. Может быть, не хотел этого знать. Но в душе он надеялся, что Истван тогда убил его отца, свидетелей и ту тринадцатилетнюю девушку, которая знала, на что идет мужчина, ради брака с ней. Ох, молодой волшебник тогда разозлился, очень разозлился. Он в этот момент ненавидел всех: своего отца, брата и сестер, которые смирились, мачеху, Иствана, приемных родителей. Всех.

Он сжег дом своего отца, когда все семейство вечером ужинало. Мужчину, который за деньги или какую-то натуральную плату, вроде овец, оговорил мать Фадила, якобы та с ним спала, пытал Круцио. Долго пытал. Тот навсегда остался сумасшедшим. Деревня находилась вне черты контролирующих чар, никто из местных магов так и не появился, чтобы прекратить все это безобразие. Фадил вернулся домой, разумеется, Истван узнал о случившемся. Но все решили, что у человека должен быть свой выбор, и каждый имеет право поступать так, как считает нужным. Это одно из основных правил нашей семьи. Отомстил — ну и ладно.

Через несколько лет Фадила женили на приемной сестре, это было нужно для сохранения рода. Он хорошо относился к своей жене, даже любил ее. Правда, больше как сестру. В целом, жизнь была спокойной. Только вот маглорожденный волшебник ненавидел маглов, их традиции. Увлекался историей и археологией, ездил по различным архивам, как магловским, так и магическим, участвовал в раскопках. И ненавидел людей. За войны, за их обычаи и законы, за подлость, которую прикрывают правом, за казни, которые прикрывали словом Божьим. Знаешь, он один из лучших историков своего времени. В Дурмстранге молодых волшебников обучают истории магии по книгам Фадила Луджина.

Салима снова замолчала, а затем повернулась к Гарри и посмотрела на него своими большими черными глазами, которые странно блестели, выдавая, вероятно, не самое нормальное душевное состояние девочки.

— Он мог бы стать правой рукой вашего Темного Лорда, и с радостью убивал бы маглов, правда, выборочно. Вначале воспользовался бы легилименцией, и если человек хоть раз предавал, клеветал... А это значит, он мог спокойно убивать почти каждого магла. Почти каждый хоть раз совершал какую-то подлость. Только вот Истван объяснил, тогда еще молодому магу, что этот Лорд сумасшедший, которого вряд ли ждет хорошее будущее. Да и маглорожденных он ненавидит, и если узнает, что Фадил — маглорожденный, пусть и принятый в род... Думаю, он не просто объяснил, а воспользовался родовой способностью. Убеждать Истван умеет, если нужно, — Салима рассмеялась.

— Вот и не суждено было свершиться истории, в которой Фадил Луджин был бы правой рукой Волдеморта (а он бы стал именно правой рукой, с его-то жизненной позицией, которую так ценил Темный Лорд). Затем, произошли уже известные события. Темный Лорд пал, все восхваляли тебя — Мальчика-Который-Выжил. Не только Британия тогда праздновала победу. Читала старые газеты — наш король тогда шикарный прием устроил. В твою честь. Смешно, правда? В твою честь сам король устраивает приемы, когда тебя, как бездомного котенка, подбрасывают в магловский дом. Ох, знал бы это Фадил. Он бы лично убил этих маглов и забрал тебя. И даже неважно, что тогда было неизвестно, что ты маг рода Omnia transeunt et id quoque etiam transeat. Просто ему бы показалось кощунственным, отдавать ребенка, родители которого были магами, в магловский дом.

И вот когда больше пяти лет назад обнаружилось, что тебя принял род по косвенной линии, главным инициатором твоих поисков стал именно Фадил Луджин, на котором лежала родовая обязанность передать тебе этот дом. Он был инициатором не только потому, что радовался, что четвертый род не прервался. Ему, казалось, на это было плевать. Просто он решил, что ты будешь новым Темным Лордом, раз уж уничтожил предыдущего. Все-таки, свобода выбора у нас в семье действует. Хоть, как и любая свобода, действует не в полную силу. Истван внушил Фадилу, что Волдеморт — псих, но не поменял его жизненной позиции. Это было его мнение, на которое он имел право. Весело, да? Ты в представлении моего деда был новым Темным Лордом! А в представлении светлых магов — Героем, победившим зло. По-моему, это забавно, когда люди строят свои догадки. Люди видят то, что хотят видеть.

Но, поиски твоего местонахождения не принесли результатов. Все маги, которые были как-то связаны с твоей семьей, говорили, что Дамблдор лично устроил тебе какое-то надежное убежище. Уж не знаю, какие чары ненаходимости было наложены на магловский дом твоих родственников... Фадил больше Иствана и всех остальных, вместе взятых, проклинал Дамблдора всеми словами. Хотя, зная своего деда, скажу, что словами он не ограничился. Наверняка, провел парочку ритуалов, чтоб действительно проклясть старика. Хоть и знал, что это бесполезно. Директор твоей школы — сильнейший маг современности. Ему ритуалы Фадила, что тебе Ступефай от семилетки. Может быть, Дамблдору пришлось выпить какое-нибудь обезболивающее зелье или лечить насморк, но он, вероятно, списал свое самочувствие на возраст или резкую смену погоды.

И вот два с половиной года назад, судьба занесла Фадила в одну арабскую деревню, где-то в Судане. Там были найдены интересные артефакты, и мой дед просто не мог не поучаствовать в исследовании от Австро-Венгрии. И, по злой иронии судьбы, попал на магловскую казнь. Все страхи детства, которые часто преследовали его, как страшный сон, стали реальностью. Снова забивали камнями девушку. Совсем молодую, ей было лет пятнадцать. Ему было безразлично за что, виновна она, или нет. Он ненавидел, когда люди прикрываются долгом перед законом, перед Богом... Для него было важно то, чтобы человек был честным перед самим собой. Если убивает, то должен хорошо понимать, что делает это он для себя, своих целей, а не для Бога или какой-то абстрактной справедливости.

Фадил уже не соображал, что делает, не понимал, что это не та отдаленная деревня, где никто не понял, почему какой-то мужчина сошел с ума, а дом Луджинов сгорел. Не понимал, что неподалеку остановились экспедиции магов с разных стран, там же присутствуют представители местных магических властей. Он стер деревню с лица земли, ее больше нет! Он навел чары раскаяния и Адский огонь. Люди, пока не сгорели, каялись во всех своих ошибках, считали, что Аллах навел на них свой праведный гнев. Естественно, все маги тут же явились, но потушить быстро Адский огонь смог бы разве что Дамблдор, Волдеморт или Гриндевальд и еще пара-тройка магов. Но, ни одного из них, что неудивительно, поблизости не оказалось. Фадила Луджина сразу отправили в местную тюрьму, а он лишь смеялся и говорил, что его послал Аллах в эту деревню, чтобы покарать фасиков. Через три дня местный суд приговорил его к поцелую дементора за жестокое нападение на магловскую деревню и смерть ста тридцати четырех человек.

Рассказывая это, Салима почему-то блаженно улыбалась.

— Местный мулла, расследовавший «преступление» той девушки и вынесший свой вердикт о виновности, выжил. Правда прожил он недолго, — девочка рассмеялась, и посмотрел на Гарри сумасшедшими черными глазами, — он умирал долго и мучительно. Ему случайно попал в руки ладан с одним специфичным эффектом. Он мучился месяц, вспоминая все действия, в которых ему приходилось переступать через собственную совесть, проживая все вновь. Он попал в психиатрическую лечебницу и умер со слезами на глазах.

Некоторое время они сидели молча и смотрели на огонь в камине.

— Я его любила, — шепотом произнесла девочка, поглаживая мышь, которая уже перестала быть бокалом, и сейчас спала на колеях у хозяйки, — больше родителей. Его фотография у меня всегда с собой, даже в карман ее положила, когда собралась к тебе.

— Откуда ты знаешь все подробности той истории?

— Я была там, в этой Суданской деревне. Дед часто брал меня с собой, когда ездил на исследования. Я видела все своими глазами. Когда его забрали в тюрьму, меня не пускали туда. Я сообщила о случившемся Иствану. Его тоже поначалу отказывались пускать в тюрьму. В день суда местным пришло письмо с подписью короля Австро-Венгрии и нам разрешили навестить деда перед казнью, — девочка опять засмеялась, — Это надо было видеть. Обычно к преступникам приходят только самые близкие, остальные стараются не афишировать свои связи с приговоренными к казни. А тут навестить Фадила пришло около тридцати человек. Все-таки мы семья... Может, порой не самая дружная, но настоящая.

— Что становится с человеком, когда его душу «выпивает» дементор?

— Я не знаю. Некоторые считают, что он становится еще одним дементором. Ты знаешь, я их не боюсь. По крайней мере, до тех пор, пока они не попытаются «выпить» мою душу. Они лишь вызывают самые страшные воспоминания, а я могу смеяться, вспоминая то, что произошло в этой деревне. На меня дементоры не действуют. Я не боюсь событий прошлого. Это глупо. Что было, то было. Даже не понимаю, почему дементоры вызывают такой страх у людей.

Салима, казалось, теперь была совершенно спокойной и улыбалась. Не как сумасшедшая, а как ребенок, которому купили вкусное мороженое. От этого становилось еще больше не по себе.

— Истван мог помочь, но не стал. Он мог потребовать этой... как ее... экстрадиции, кажется. Он мог подключить все свои связи, забросать власти Судана письмами за подписью короля, Премьер-министра Германии, Франции. У него очень большие связи в Европе. У нас запрещена смертная казнь, даже Гриндевальд до сих пор жив и сидит себе в тюрьме. Нурменгард охраняют люди, а не дементоры.

— Нурменгард разве не германская тюрьма?

— Это объединенная тюрьма. Как и Азкабан. Думаешь, в подобных огромных крепостях содержатся преступники только одной из стран? В Германии четыре с лишним тысячи магов, в Австро-Венгрии всего полторы тысячи. Тут десяти камер было бы достаточно. Судят людей по законам одной из стран, а тюрьма общая. В Азкабане содержатся преступники из Великобритании, США и Канады. В Нурменгарде — из Германии, Австро-Венгрии, Болгарии, Польши и ряда других стран. Крепость построил Гриндевальд, до этого объединенные тюрьмы были только в арабских странах, ну и Азкабан.

— Почему Истван не стал помогать твоему деду?

— Его считали сумасшедшим. Наверное, боялись, что он выкинет что-нибудь эдакое. Решили, что лучше смерть. Он вполне мог развязать какую-нибудь магловскую революцию. Один раз Фадил освободил сотню заключенных одной из магловских тюрем. Просто ему так захотелось. В магловском мире такая паника поднялась, а он забавлялся. Меня они тоже боятся. Хотя, скорее, боятся за меня.

Гарри вспомнил, как иногда в гостиной у Луджинов прекращались разговоры, когда входила Салима. Девочка оглядывала всех, ухмылялась и садилась в кресло. Иногда Гарри казалось, что Салима недолюбливает своих отца и мать, но он не мог понять почему. Почему недолюбливает, и почему ему так кажется.

— Ты не простила Иствана?

— Он жестокий человек, который делает все так, как считает правильным. Ему порой приходилось принимать нелегкие решения. Правильные или нет — не нам судить. Он и не создает образ добродушного старца. Он такой, какой есть. Он не играет роли. Но я его не простила, хоть и могу понять причины его поступка. Ты наверное не знаешь, но он мой прадед. Моя мама в девичестве была Анаркой Истван.

— Этот ладан случайно попавший к мулле — твоих рук дело?

— Моих, — равнодушно произнесла девочка.

— И что это за ладан?

— Заинтересован? — Салима рассмеялась.

— Если я скажу, что состав был исключительно из светлых зелий, я не ошибусь?

— Не ошибешься. Зелье раскаяния. Его не нужно пить, достаточно вдыхать пары при горении чего-либо, пропитанного этим зельем. Иногда его давали преступникам в Средние века. Оно действует только в случае, если человек действительно сомневался, совершая преступление. Так маги узнавали, стоит ли давать преступнику второй шанс. Только вот обычно после применения давали антидот. В противном случае, человек в своем раскаянии забывал вовремя поесть, не мог уснуть и со временем умирал. Я же антидот, увы, не приготовила. Это была проверка. Если бы совесть муллы была чиста или он бы ни в чем не сомневался — зелье бы не подействовало.

Гарри посмотрел на часы. Три часа ночи. Салима решила, что ей пора спать, и ушла к себе. А Гарри вышел во двор, лег на ковер-самолет и еще долго смотрел на ночное небо. Там он и уснул.

______________

Если в этой главе я задела чьи-либо религиозные взгляды, то прошу прощения. Просто в жизни действительно бывают случаи, когда люди свою подлость прикрывают «законами Божьими», а это не есть хорошо. Против самого ислама ничего не имею, только против определенных поступков, в целом, противоречащих любой религии, но прикрываемых ею.

День рождения Гарри наступил неожиданно для него самого. Просто в один ничем не примечательный день, совы принесли подарки. Подарки от школьных приятелей были не значимыми, просто напомнили о двенадцатилетии юного волшебника. Гермиона прислал коробку конфет из Франции, за что мальчик был ей благодарен. В отличие от подарка Рона — книги по истории развития квиддича, этот подарок хотя бы был более практичным.

Домовой эльф Иствана сообщил, что в честь дня рождения Гарри Поттера в доме Иствана будет праздничный ужин. Гарри чуть было не застонал от этой новости. Ну не хотел он отмечать День рождения, не хотел!

* * *

Но все прошло не так плохо, как ожидалось. Никакой шумной вечеринки, тихий семейный ужин. Правда семья была специфической и очень большой. Дарили ему, в основном, вещи, которые пригодятся в жизни — тетради, хорошие перьевые ручки (откуда-то узнали, что Гарри не любит писать перьями, а может, сами ими не пользовались), книги. Истван подарил простое, на первый взгляд, серебряное кольцо. На нем были выгравированы девизы четырех родов. Оно способно один раз преодолеть антиаппарационные барьеры и прочую защиту, переместив владельца в безопасное место. Лучше его использовать в крайнем случае, когда грозит реальная опасность. Делал кольцо сам Истван, вместе с Бахижой Вилмос, которую Гарри не помнил, и на ужине она не присутствовала.

Антуан Истван — пятнадцатилетний правнук Бенжджамина Иствана подарил пустой лист пергамента. Гарри уже было удивился, но молодой волшебник объяснил, что пергамент создан с использованием их родовой способности. Действует очень краткосрочно, так как подобные чары не совсем типичны для магов подчинения, которые обычно заменяют реальное мнение на необходимое. Но человек успеет сделать то, что ему будет приказано сделать в письме на этом пергаменте. Сказал Антуан это очень тихо, а потом добавил, что говорить о подарке Иствану-Который-Самый-Старший-Из-Истванов не нужно. Эх, все-таки странная семья. Вроде бы все едины, но каждый делает то, что хочет.

Салима преподнесла свой подарок позже других, когда все отвлеклись на разговоры и не обращали на девочку внимания. После объяснения, что именно она подарила, стало понятно почему. Она купила кольцо в какой-то лавке в сомнительном переулке в Германии, вроде Лютного, но немного его доработала. Кольцо было с изумрудным шипом, а внутри этого шипа лежали маленькие иголки. Стандартный набор включал в себя восемь иголок, пропитанных сильнодействующим ядом. Но Салима просто не могла оставить все как есть. Девочка оставила четыре стандартные иголки, а четыре заменила собственными. Разумеется, пропитанными очередным светлым зельем — очень длительным по действию, зельем счастливых воспоминаний. Если использовать эту иголку, то человек впадет в странное состояние, в голову вместо разумных мыслей будут лезть эти самые воспоминания, которые будут ощутимо сбивать с толку. Антидот к зелью очень сложен в приготовлении (готовится около двух месяцев), поэтому человек скорее сойдет с ума и попадет в Мунго или другую лечебницу. Как объяснила Салима, раньше это зелье использовали для лечения, после длительного общения человека с дементорами, и давалось оно, чаще всего, невинно осужденным, просидевшим в тюрьмах, охраняемых этими странными существами, довольно долго. Сейчас подобное не практиковалось — были найдены другие способы восстановления психического равновесия, поэтому антидота в клиниках, скорее всего, не найдется, а пока его изготовят...Иголки из кольца либо просто вытаскивались, либо нужно было прикоснуться шипом к коже человека. Но теперь необходимо было указывать кольцу, с каким «наполнением» иголка необходима.

— Ты бы нашла общий язык с нашим деканом, — усмехнулся Гарри.

Салима пожала плечами и вернулась к своему прежнему занятию этого вечера, как ни странно, — вышиванию. Сегодня девочка казалась абсолютно спокойной. То ли обдумывала очередной план по насаждению массовой истерии в мире, то ли просто устала.

— Идемте во двор, тут душно, — сказал подошедший Антуан Истван и, повернувшись к Гарри, добавил, — только не удивляйся.

Гарри, выйдя во двор, все же удивился. И даже очень удивился. Внутри, дом Иствана был довольно уютным, хоть и мрачноватым, наверное из-за голых каменных стен и освещения факелами. До этого Гарри всегда перемещался в этот дом по каминной сети или аппарировал с Лаки. Но во дворе... Тут не было приличного ухоженного сада, который ожидал увидеть юный волшебник. Все было в ужасном запустении. Между камнями на дорожке росла трава, лавочки были поржавевшими. Гарри оглянулся на дом. Он весь порос плющом, в некоторых окнах отсутствовали стекла, другие окна были заколочены. Казалось, этот дом пустует не меньше ста лет. Именно такими Гарри в детстве представлял дома с привидениями из страшилок.

— Необычно, — прокомментировал увиденное Гарри.

— Это весьма качественная иллюзия, на случай, если кто-то выследит местонахождение дома. Чтобы казалось, что он ошибся. Внутри тоже подобная иллюзия, но она не распространяется на тех, кому Истван открыл вход в свой дом. Создана иллюзия с помощью магии отражений, твой предок делал, — пояснил черноволосый подросток с густой кудрявой шевелюрой, имени которого Гарри не помнил.

Салима села прямо на грязную и ржавую лавочку. Антуан и кудрявый подросток сели на такую же лавочку напротив.

— Не бойся, она на самом деле не ржавая и ты не испачкаешься, — сказала Салима, все так же продолжая вышивать.

Гарри сел рядом с Салимой, Антуан со своим приятелем (братом, или кем они там друг другу приходятся) начал говорить на венгерском и Гарри не понимал ни слова.

— Они обсуждают, сколько дней еще Вороненок просидит в Нурменгарде, прежде чем Истван сумеет ее оттуда вытащить, — шепотом пояснила девочка.

— Что за Вороненок? — так же шепотом спросил Гарри.

— Мама Фабиуса Вилмоса, — девочка едва заметно кивнула в сторону кудрявого подростка, — и моя тетя. Бахижа Вилмос, в девичестве Луджин, она же Вороненок. Попалась на вскрытии защиты какого-то особняка. Способности видящих можно использовать в разных целях. Сейчас идет предварительное расследование, максимум через неделю ее отпустят.

— Почему отпустят?

— Наверное потому, что все свидетели забудут об этом происшествии. Твое кольцо-портал они с Истваном делали, у нас у каждого есть такие. Забавно, что у Вороненка кольца не оказалось. Иначе бы она не попалась. А может быть, она просто уже использовала его до этого.

— А почему именно Вороненок?

— Ты ее видел. Должен был видеть, она приходила один раз к нам домой, когда мы пили чай, и ты там был. Спрашивала ключ от сейфа.

Гарри вспомнил. Действительно Вороненок. Черные смоляные волосы, крючковатый нос. Но из-за невысокого роста и болезненной худобы на ворона не тянет.

Некоторое время они сидели молча, а Салима вся ушла в свою работу. Может она, вышивая, проклинает это полотно, а потом подкинет его кому-нибудь? Ну не верил Гарри, что эта девочка увлекается простым вышиванием.

— О, а это уже интересно. Они обсуждают, что Вороненок нашла мага пространства, который за деньги согласился сделать в их доме комнату. Разумеется, инкогнито.

— Что за маги пространства?

— Эта способность чем-то схожа с твоей. Только ты используешь существующие пространства, а они их создают. Так создан Дурмстранг. Поэтому он не находится ни в одной стране, его невозможно нанести на карту. Его просто не существует в нашем пространственном мире. Что-то вроде параллельного пространства. Говорят, в Хогвартсе тоже есть такие помещения. Пространство теней и отражений — тоже параллельные пространства. Ты, применяя эту магию, просто вытаскиваешь кусок этого пространства в пространство нашего мира. Пространственная магия, как способность, считается исчезнувшей, но в новых особняках появляются комнаты, созданные таким образом. Значит, маги пространства еще существуют, и даже за деньги принимают заказы.

— А какой смысл в такой комнате?

— Ну, если защиту дома взломают, можно спрятаться в этой комнате. Ее не найдут, даже если разберут весь дом по камушкам. Комната находится в ином пространстве, а в самом доме ее вроде как и нет. У Вороненка может быть много врагов, особенно среди тех, чей дом она обчистила. Ей такая комната не помешает.

Антуан и Фабиус еще некоторое время разговаривали на венгерском, но Салима не стала переводить чужие разговоры для Гарри. Может, они о личном говорили. Затем Антуан предложил погулять по саду, если это безобразие можно так назвать. Вся компания обошла дом, побродила по заросшим тропинкам. Фабиус предложил Гарри создать иллюзию подобной разрухи в Хогвартсе, чисто ради шутки над директором, и мальчик обещал подумать над подобным предложением. В целом, День рождения был вполне неплохим.

* * *

Пару дней спустя пришло письмо со списком учебников на следующий год. Книг по Защите было как-то подозрительно много, и автором их всех был некий Гилдерой Локхарт. И названия были странные для учебников. Рон, Гермиона и Драко предложили встретиться в Косом переулке. По странной случайности, в один и тот же день. Гарри долго ломал голову над тем, когда и с кем из них встретится. В итоге написал Драко, что встретится с ним в половине двенадцатого в кафе мороженного «Фортескью», а Рона и Гермиону попросил зайти в «Дырявый котел» к двум часам. Хотя, вероятно, это была не самая лучшая идея. С Гермионой можно было поболтать о Франции, ведь и она, и Гарри, когда был там год назад, ходили по магловским местам. Они могли бы обсудить, что им понравилось в стране, а что нет. Но... встретится одновременно с Драко и Гермионой было невозможно, а на три отдельные встречи просто не было времени.

Перед встречей с Малфоем Гарри решил навестить лавку «Горбин и Беркс». После общения с Салимой, Гарри требовался какой-нибудь артефакт, способный реагировать на наличие всяких зелий в еде. А то вдруг в Хогвартсе тоже имеется подобный ненормальный зельевар.

Гарри вошел внутрь мрачной лавки и стал рассматривать приспособления для пыток, свисающие с потолка. Затем его внимание привлек большой черный шкаф.

«Интересно, для чего он?» — подумал Гарри.

В скором времени Гарри надоело стоять и ждать продавца, и он решил, что зайдет в следующий раз. Юный маг направился к входной двери, но на полпути замер. К магазину приближались Драко и Люциус Малфои. Встречаться с приятелем в этом месте Гарри не желал. Он, недолго думая, залез в большой черный шкаф, и только потом подумал, то это было рискованно. Мало ли какие вещи продаются в этой лавке.

— Руками ничего не трогай! — услышал он голос Малфоя-старшего.

Дальше разговор пошел о желании Драко быть ловцом школьной команды по квиддичу, и его намерении купить новую метлу — «Нибус-2001».

Наконец, соизволил явиться хозяин лавки, который начал лебезить перед Малфоем.

«Лучше бы раньше приперся, придурок! Качество обслуживания — низший уровень!» — подумал Гарри.

Оказалось, что Малфой-старший пришел сюда не покупать, а продавать в связи с намечающимися рейдами Министерства. Гарри было интересно, что продает Малфой, но на таком расстоянии, сквозь щель в шкафу, прочитать было невозможно.

— И еще, — протянул Люциус, — я хотел бы вас спросить, что за магия применена к этой вещи?

Сказав это, он достал из кармана черную тетрадь. Что-то в подсознании Гарри стало кричать: «Мое»! Горбин посмотрел на тетрадь, затем надел очки и еще внимательнее осмотрел вещицу.

— Могу поклясться, я ее уже где-то видел, — пробормотал старик, и открыл тетрадь. — О, теперь я даже знаю, где и когда я ее видел. Я чувствую тут родовые чары и последствия какого-то темномагического ритуала.

— Более конкретно вы сказать ничего не можете?

— Сейчас не могу. Мне нужно посоветоваться с одним человеком, который способен видеть магию. Если бы вы оставили мне эту тетрадь...

— Нет, скажите мне имя этого человека, я сам с ним свяжусь, сославшись на знакомство с вами.

— Я не знаю ее имени. Все зовут ее Вороненком. Она живет то ли в Германии, то ли в Австро-Венгрии.

«А наши люди «работают» на мировом уровне», — мысленно усмехнулся Гарри.

— Хорошо. Я с ней свяжусь, — сказал Малфой-старший, пряча тетрадь в карман. А подсознание Гарри все твердило, что это его вещь, и ее необходимо забрать.

Гарри уже забыл, зачем приходил в «Горбин и Беркс», поэтому поспешил уйти оттуда поскорее, как только хозяин лавки скрылся. Мальчик обдумывал варианты того, как забрать тетрадь у Малфоя. Можно было попросить Вороненка, пусть она сделает качественную подделку. Гарри бы даже закрепил ее магией отражений. Можно все так же попросить Вороненка ограбить Малфоя. Но, во-первых, женщина наверняка удивится подобным просьбам, и не станет этого делать, хотя бы пока Поттер не объяснит ей причины. И как ей объяснить? Сказать, что ему кажется, что это его вещь? Отличное объяснение! А если покажется, что Гринготтс — его банк, что тогда делать?

За подобными размышлениями Гарри и сам не заметил, как подошел к месту назначенной встречи — кафе «Фортескью». Драко появился ровно в половине двенадцатого.

— Привет, — сказал он, едва заметно улыбнувшись однокласснику, и сел напротив Гарри.

Приятели заказали себе мороженого, и первое время разговаривали ни о чем. Затем Малфой стал рассказывать о своих впечатлениях о магических кварталах Франции. Как Гарри и предполагал, Малфой практически не был в магловской части страны.

— Знаешь, так странно. Там люди улыбаются. Просто улыбаются. А в Англии все какие-то угрюмые, — поделился своими наблюдениями Драко, — Как думаешь, отчего это зависит?

— Не знаю. Может климат?

— Климат?

— Ну да, у нас часто пасмурно, вот люди и ходят хмурые. А если будешь много улыбаться, тебя еще не поймут.

— Это точно. Я представил, как иду по Косому переулку с широкой улыбкой. Еще подумают, что меня нужно в Мунго отправить.

— По Косому — это еще ничего. Ты по Лютному с улыбкой пройдись.

— Тогда решат, что меня надо отправить на тот свет и ограбить. Там веселыми люди бывают, только если они заработали на какой-нибудь сомнительной сделке много денег. А как у тебя лето прошло?

— Познавательно, — правдиво, но не содержательно ответил Гарри. Он знал, что в принципе, Малфою можно и рассказать... Но, его семья служила Темному Лорду. Дамблдору Малфои точно не побегут ничего рассказывать, а вот Волдеморту, если тот вернется — могут.

А так хотелось поделиться своими впечатлениями о каникулах. Рассказать о странном магическом торговом центре в Нью-Йорке, уроках дуэлей и лекциях Иствана, даже о странной девочке — Салиме Луджин. Ведь у Гарри тоже, как ни крути, были довольно интересные каникулы. И он о них никому не расскажет. Не может, не доверяет. Хотя, сам мальчик, вероятно, этого и не осознавал. Даже в своей «семье», если межродовое объединение можно было так назвать, он никогда не рассказывал все. При этом Гарри и лгал довольно редко. И даже немного доверял людям... каждому по чуть-чуть. Одному мог рассказать одно, другому — другое. И он сам не замечал, как он умеет подстраиваться под обстоятельства и людей. В разговорах с Драко, он всегда называл Реддла Темным Лордом, в разговорах с Истваном — по-разному, как придется, так как старику было безразлично, он в той войне не участвовал. В разговорах с Роном — Сам-Знаешь-Кем. Когда Гарри общался с Драко, он не обращал внимания на слово грязнокровка, хотя сам его и не употреблял. Он играл роли, не замечая своей собственной игры. Хотя, возможно, так делают все, ну или, по крайней мере, многие. Некая подсознательная психологическая реакция. Но именно сейчас Гарри понял, что ни с кем не сможет поделиться впечатлениями о каникулах. Не Салиме же рассказывать о ее собственном странном мировоззрении?

После встречи с Драко, Гарри хотел было пойти за книгами, но когда увидел толпу людей, и узнал, что автор их учебников по Защите раздает автографы, решил, что зайдет в другой день. Об автографе он не мечтал. Он направился в Гринготтс, нужно же снять сто галеонов на новый учебный год. Хотя деньги у волшебника еще были, просто Дамблдор мог бы удивиться, что Гарри не снимал летом деньги.

Уже направляясь в сторону «Дырявого котла» с мешочком галеонов в кармане, Гарри сквозь стекло магазина «Флориш и Блоттс» увидел как Люциус Малфой и отец Рона Уизли, имя которого Гарри не помнил, о чем-то очень оживленно спорят. Мальчик решил заглянуть «на огонек». Юный маг зашел как раз, когда Малфой-старший с надменным выражением лица, взглянув на чету Грейнджеров, говорил:

— С кем вы якшаетесь! Я думал, ниже падать уже некуда.

И тут же старший Уизли ринулся на Малфоя, схватил того за грудки и швырнул как раз в сторону Гарри. Мальчик успел заметить ту самую черную тетрадь, которая теперь торчала из камрана мантии Люциуса. Не слишком понимая, что делает, юный маг коснулся тетради, и она тут же исчезла. Как там говорила Салима? Она попала в параллельное пространство теней. Благо самих теней в кармане мантии оказалось для этого достаточно.

— Джентльмены! Пожалуйста, прекратите! — кричал продавец, но успокоил их не он, а Хагрид, вошедший в магазин с криком:

— Сумасшедший дом! А ну валите все отсюдова!

Гарри первым послушал просьбу великана, и поспешил «свалить».

Вторую половину дня Гарри провел в компании двух семей — Грейнджеров и Уизли. Как он и предполагал, совместная встреча с недалеким Роном и умной Гермионой была не лучшей идеей. Вместо того, чтобы говорить о Лувре, Эйфелевой башне и маленьких и уютных кафешках в центре Парижа, которые так нравились юному магу, Гарри слушал, как шестой Уизли провел свои замечательные каникулы у себя дома. Да, его каникулы, в отличие от каникул Гарри и Гермионы, безусловно, были самыми интересными. Ведь он целыми днями играл со старшими братьями в квиддич, два раза побывал у отца на работе, и ночью ему мешал спать какой-то упырь, который жил у них дома. Ах да, еще один день он гостил у своей тетушки Мюриэль, которой было уже за сотню лет. Как интересно было обо всем этом слушать! Если бы не комментарии близнецов, то Гарри умер бы на месте от скуки. Как раз, когда Рон рассказывал о своих квиддичных подвигах этого лета, близнецы комментировали эти самые «подвиги».

— Ага, ты лучше вспомни, как не мог взлететь выше метра над землей, малыш Ронни.

— Это вы тогда мою метлу заколдовали! — злился Рон.

— Да мы и не спорим...

— А как тогда твоя метла красиво разгоняла куриц! — театрально произнес Фред... или Джордж.

В общем, близнецы были, пожалуй, единственными из семейства Уизли, не раздражавшими Гарри. Была тут еще и седьмая Уизли, которая после того, как ее представили Гарри, покраснела и спряталась за спину своей матери. И у них Гарри предстоит провести неделю перед каникулами?

«Какой кошмар! Давай сбежим? Мне, скорее, понравится общество пингвинов. Они хотя бы не рассказывают о квиддиче!» — агитировал на «побег» внутренний голос, то бишь, Адам-Самаэль.

Как только Гарри попрощался с шумным семейством Уизли и тихими Грейнджерами, он буквально побежал наверх, в свою комнату. Там он из первой, подвернувшейся ему тени, достал украденную тетрадь. Когда мальчик открыл ее и увидел инициалы владельца, он громко расхохотался. Отсмеявшись, он полистал ее и, не обнаружив никакого текста, взял ручку. Опыт общения с «пустыми» книгами у него имелся.

«Ну, здравствуй, Том Марволо Реддл».

Две следующие главы рождены больной фантазией автора, после попытки понять, что такое душа, и как ее можно «разделить». Многие отождествляют душу с психикой, то есть с совокупностью определенных процессов (деятельности мозга, ну или у кого как), таких как эмоции, память, реакции. Возможно, психика включает в себя и характер. На формирование психики влияют как некоторые врожденные особенности, так и жизненные обстоятельства. Таким образом, Том из дневника — это не совсем тот Том, который Волдеморт. Ему шестнадцать, он еще не так много экспериментировал с темной магией, не путешествовал после того, как уволился из «Горбина и Беркс», не набирал сторонников и не развязывал войн. При этом, он потерял не меньше Волдеморта. Тот лишился тела, оставив незаконченные дела, и теперь существует, как дух (или как его обозвать в таком состоянии?). Том из дневника тоже, по сути, лишился тела, только добровольно. Интересно, что должен ощущать человек-дневник? По-моему, с ума сойти можно. Ну и, как известно из канона, Том владел магией, раз смог околдовать Джинни. А если он владеет магией, то и на него, скорее всего, магия действует. Не вся, но психические и психологические чары должны.

_____________

— Я закончил архивные поиски, — сказал Истван перед очередным уроком истории, доставая папку с бумагами.

Еще в конце учебного года Гарри решил, что ему нужно узнать, каким образом он оказался родственником Волдеморта. Юный маг посоветовался с Истваном, и старик сказал, что лучше этим займется он сам, так как для этого нужен доступ в архивы Министерства Магии Великобритании, а у него, как у Председателя Королевского Суда Австро-Венгрии, приличные связи в различных министерствах, в том числе и в Британии.

— И что там?

— Ну, по линии Поттеров я не стал смотреть. Это доступная информация, как и о любом чистокровном семействе, кроме, разве что некоторых, вроде нашего. Поттеры с потомками Слизеринов вообще никогда и никак не пересекались. А вот по матери... Родителями Лили Эванс были Мэриан и Джерард Эвансы. Джерард родился в 1939 году. Его родителями были Эдгар и Агнесса Эванс. Агнесса в девичестве носила фамилию Слагхорн — есть в Англии один чистокровный род с такой фамилией. Это, кстати, объясняет способности твоей матери к зельеваренью, из этого рода периодически выходили отличнейшие зельевары. Пока занимался поисками, наткнулся на записи о том, что Лили Эванс запатентовала одно противоядие. Но это не так важно, по этой линии я дальше не стал искать, тот род тебя все равно не признал по косвенной линии. Видимо, там имеются прямые потомки. А в дальних родственниках у тебя итак половина магов Британии, это не интересно.

А вот Мэриан Эванс носила девичью фамилию Гонт. Поначалу, мне это ничего не дало. Родословной Волдеморта я как-то никогда не интересовался, хотя и знал, что он полукровка. Даже больше того, я с ним был лично знаком, когда он еще не стал Темным Лордом, а путешествовал по Европе, набираясь знаний. Мэриан в девять лет в 1949 году попала в приют, при этом, — что очень подозрительно, — попала она туда с потерей памяти о последних событиях жизни. По официальной версии, ее родители были убиты, и девочка присутствовала при этом событии. Вот защитная реакция психики сработала — забыть самое ужасное, что было в жизни. Амнезия у девочки была частичной, она помнила, что всегда жила с мамой, помнила свое детство и совершенно не помнила отца. Ее родителями записаны Сазалия и Морфин Гонты. Не зная девичьей фамилии Сазалии, я сделал запросы по Морфину. Вот дальше и обнаружилось то, каким образом ты приходишься родственником Тому Реддлу. Отцом Морфина был Марволо Гонт. Думаю, второе имя нашего Тома ты помнишь.

В общем, у Марволо было двое детей — старший сын Морфин, и дочь Меропа. В Министерстве фиксируются все проводимые в стране родовые ритуалы, в том числе браки. Так вот, Морфин никогда ни с кем не заключал магических браков, более того, на момент рождения Мэриан, ему было сорок лет. А маги обычно женятся раньше. В списках волшебников того времени я вообще не нашел упоминания Сазалии.

— Мда... и кто тогда эта Сазалия? — протянул Гарри, разглядывая бумагу из магловского архива о поступлении Мэриан Гонт в приют при церкви.

— У меня есть несколько предположений. Первое — она не волшебница. Но тогда становится неясно, почему у Мэриан была такая амнезия, как после очень качественного обливиэйта. Второе предположение — Сазалия либо маглорожденная волшебница, либо полукровка, придумавшая себе псевдоним. Возможно, она хотела, чтобы ее ребенок был потомком Слизерина, нашла ныне живущих магов из их рода. Правда тут есть одно «но»... Вот старый выпуск «Пророка» за 1943 год, Морфин на первой полосе, — сказал старик, протягивая Гарри газету. — Ты, конечно, извини, но ни одна нормальная женщина не согласилась бы на интимные отношения с таким человеком, даже за деньги. Поэтому еще один вариант — изнасилование. В списках Книги Хогвартса Мэриан Гонт не значилась, следовательно, она была сквибом. Вероятно, когда Сазалия поняла, что ее дочь сквиб, она решила устроить девочку в магловском мире. Есть такая традиция — сквибов отправлять к маглам. Так, собственно говоря, и появляются маглорожденные. А может быть, все было вообще по-другому, я не знаю. Это все, что мне удалось узнать. Морфин Гонт был осужден в 1943 году за убийство трех маглов — Тома Реддла и его родителей — Томаса и Мэри Реддлов.

— Реддлов? — удивился Гарри.

— Да, это семья маглов. Предположительно, Том Реддл — отец, — Истван ухмыльнулся, — еще одного, уже известного нам, Тома Реддла.

— У них проблемы с фантазией? Три поколения Томов...Томаса ведь тоже сокращенно, скорее всего, Томом звали. Получается, матерью Волдеморта была Меропа?

— Получается так.

— Моя мама тоже принадлежала к роду этих Гонтов?

— Вряд ли, род практически никогда не признает девочек по косвенной линии. Все равно ей наследников рода не рожать, принадлежность к роду ведь по отцовской линии передается.

* * *

Гарри сидел в комнате в «Дырявом котле» за письменным столом. Перед ним лежал выпуск «Ежедневного пророка» за 1943 год и дневник Тома Реддла. Мальчик рассматривал фотографию своего... прадеда, и радовался, что он на него не похож. С передовицы газеты на него смотрел безумно улыбающийся человек, у которого отсутствовало несколько зубов, а волосы были настолько грязные, что такое Снейпу и в страшном сне не приснится. Гарри открыл дневник и ненадолго задумался, стоит ли писать обо всем Тому. Решил, что стоит.

«Привет. Морфин Гонт был моим прадедом. Насколько я знаю, он был братом твоей матери».

Поначалу Гарри не хотел сообщать Тому из дневника свое настоящее имя и решил представиться, по традиции, Адамом Цоресом. Но допустил одну ошибку, написав в дневнике, что он дальний родственник Тома. Книге Жизни, как оказалось, известно обо всем, что происходит с ее создателем, поэтому после этой фразы, в дневнике появилась запись: «Здравствуй, Гарри Поттер. Насколько мне известно, у меня есть только один дальний родственник. Разве, что дядя еще жив, но я не уверен, что он умеет писать. Да и родство у нас не дальнее». Вот так и произошло знакомство Гарри с дневником Темного Лорда неделю назад.

«Ха, я отправил твоего прадеда в Азкабан. Он таким уродом был», — появилось в дневнике.

«Я видел фотографию. Так это ты убил Реддлов? Они же твои родственники!»

«Тебе бы таких родственников. Отец выставил беременную мать за дверь. Проклятый магл!»

«В принципе, чего еще от тебя ожидать».

«Ага. Все так считали. В приюте миссис Коул говорила, чего ждать от этого ненормального мальчишки — вырастет маньяком. Дамблдор тоже, казалось, решил уже на нашей первой с ним встрече, что ничего из меня хорошего не выйдет. Я ему по незнанию сказал, что со змеями умею разговаривать».

«И ты решил оправдать их ожидания?»

«Ну, почти. Мне вот что интересно, зачем Дамблдор хотел организовать нашу с тобой встречу на твоем первом курсе?»

«Мне тоже интересно».

«Расскажи события со своей точки зрения. Мне же известно только то, что было с ним».

«У тебя какие-то проблемы с самоопределением, ты не заметил? То ты отождествляешь себя с Лордом Волдемортом, то о нем в третьем лице говоришь».

«Я чертов дневник! А Он вообще неизвестно кто, или что... Хотя в данный момент он в теле крысы. Но это не важно, что там с Дамблдором?»

«Ну, он весь год намекал мне, что я зачем-то должен пойти в этот запретный коридор. Я "случайно" услышал, что там якобы хранится что-то принадлежащее Николасу Фламелю. Потом, якобы случайно, встретил тебя в Запретном лесу... О целях директора мне ничего не известно».

«А жаль. Проклятый старик! Он мне всю жизнь мешал! Надо ему загадку устроить, вроде той, что он нам в том году приготовил. Пусть помучается».

«Каким образом?»

«Подбрось меня кому-нибудь, не сильно разбирающемуся в магии, желательно первокурснику, которого не сильно жалко. Я устрою».

«Ага. Только ты вообще-то всего лишь дневник!»

«Спасибо, что напомнил. А ты знаешь, почему он тогда лично пришел тебя убить, на Хеллоуин 1981 года?»

«Почему?»

«Было одно пророчество. Весь текст мне неизвестен, его знает только Дамблдор. Я знаю только часть: "Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда. Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца..." дальше я не знаю».

«И зачем ты мне это говоришь?»

«Потому что пророчество было произнесено в одном злачном месте, где Дамблдор назначил собеседование... Странное место для деловой официальной встречи. Хотя от старика можно чего угодно ожидать».

«Это пророчество сам Дамблдор напророчил? Если только он знает весь текст...»

«Нет. По пророчествам Дамблдора мы должны начать жить при коммунизме со всеобщим благом и равенством раньше Советского Союза».

«Советский союз вообще-то распался недавно».

«Даже Союз распался, а старик все верит в идеи равенства и справедливости!»

«И почему я должен тебе верить, что ты не попытаешься меня убить чужими руками, если я подброшу тебя к кому-нибудь?»

«Я дневник, мне вечно шестнадцать лет, и я благодарен судьбе, что я хотя бы Книга Жизни, а не какой-нибудь медальон, иначе бы я с ума сошел».

Гарри, когда он переписывался с дневником, казалось, что он чувствует то, что чувствует дневник. «Но это же бред! У дневника не может быть чувств!» — размышлял мальчик, но все равно ощущал отголоски эмоций тетради. Вот и сейчас, юному магу показалось, что Том написал это с какой-то странной грустью, граничащей с отчаянием.

«Ты это о чем?»

«Да так, неважно. Смысл в том, что мне интересно, действительно ли ты сможешь победить Темного Лорда. И если так, то какими средствами. Что думает сам Темный Лорд по этому поводу, я не знаю. Книга Жизни знает лишь о событиях, а не о чувствах и мыслях».

«Странная ты Книга Жизни».

«Да. Особенная».

И Гарри показалось, что он снова ощущает эмоции Тома. На этот раз дневник будто как-то обреченно ухмыльнулся.

* * *

Настало время пребывания в гостях у Уизли. Гарри переместился по каминной сети утром двадцать четвертого августа, назвав странный адрес — «Нора». Тут даже не имелось пароля на входе. В доме Луджинов, Истванов и в его собственном доме, стояли пароли, которые нужно было назвать на выходе из камина. Вначале Гарри сделал паролем слова «Авада Кедавра». Но после того, как в один прекрасный день, в камине появилась Салима, направив на него палочку (как потом оказалось, это была обычная ветка), со словами смертельного проклятия... В общем, Гарри решил поменять пароль.

По прибытии в Нору, Гарри сразу попал в крепкие объятия миссис Уизли, от которой ощутимо пахло смесью пота и какой-то выпечки. Близнецы и Рон дружески похлопали мальчика по плечу, их старший брат — Перси — официально поздоровался и протянул руку. Младшая Джинни, увидев Гарри, убежала к себе в комнату.

— Она говорила о тебе все лето, — пробормотал Рон, указав в сторону убежавшей девочки.

— Поздравляю, Гарри, — сказа один из близнецов.

— У тебя появилась фанатка, — подхватил второй.

— Уверен, что в этом году Джинни...

— Создаст в Хогвартсе фан-клуб Мальчика-Который-Выжил.

— Пора завтракать! — сказала миссис Уизли и рыжее семейство вместе с гостем направились в кухню, которая была и столовой, — Джинни, спускайся!

Кухня оказалась очень тесной, вокруг деревянного старого стола стояли разные стулья. Некоторые были когда-то синего цвета, но краска на них уже давно облупилась, на других стульях были чехлы. Вероятно, они выглядели еще хуже, и лучше их было прикрывать тканью. На полках стояли различные книги по бытовой магии в потертых обложках. На окнах висели старые занавески в жирных пятнах. Если дом Цоресов со старой мебелью говорил именно об аскетизме и нежелании хозяев создавать уют, то обстановка Норы прямо-таки кричала о бедности. Единственной вещью, которая понравилась Гарри, были часы, которые вместо времени показывали место пребывания домочадцев. В часах было девять стрелок с именами всех членов семьи, а на циферблате были обозначения: «Дом», «Работа», «Школа», «В дороге», «Смертельная опасность», «Смерть». Сейчас все стрелки, кроме двух, с именами самых старших братьев, показывали на «Дом».

Во время завтрака Джинни то и дело поглядывала на Гарри, два раза девочка роняла вилку, после чего заливалась краской и опускала глаза. Гарри сел за столом у самого края, и рядом с ним были Рон и мистер Уизли, сидевший во главе стола. Взрослый волшебник начал расспрашивать Гарри о различных магловских вещах и сообщил, что работает в Министерстве в Отделе по предотвращению противозаконного использования изобретений маглов. Мальчик удивился, что Артур Уизли работает в Министерстве. Ему казалось, что там должны хорошо платить, но по состоянию дома и одежде всех членов семьи этого нельзя было сказать.

После завтрака Рон показал Гарри комнату, где они будут спать. Оказалось, что это оранжевая тесная комната с двумя односпальными кроватями. Оранжевой она была потому, что все стены были завешаны плакатами любимой квиддичной команды Рона. Ванная комната в доме была одна.

"И тут мне предлагали жить все лето? Даже в приюте комнаты были просторнее, и очередей в туалет не было".

В целом, мнение о главе семейства у Гарри сложилось достаточно однозначное и не самое хорошее. В его понятии отец должен быть ответственным человеком, уметь обеспечивать семью, защищать ее. Даже если для того, чтобы домочадцы жили благополучно, ему придется воровать либо зарабатывать другим, не самым честным трудом. Может быть оттого, что у Гарри никогда не было семьи, или оттого, что он посмотрел этим летом на жизнь объединенной межродовой ячейки магического общества, но у него сложились определенные представления. И в его представлении семья была некой общностью, готовой противопоставить себя всем остальным, закону, общественному мнению и чему угодно, ради блага семьи. Уизли были не такими, хотя и казались довольно дружными.

Перед обедом миссис Уизли отправила Рона и близнецов выдворять гномов. Гарри пошел с ними, чтобы посмотреть на это. Во дворе он споткнулся о курицу, и чуть было не упал, а Рон, глядя на это, рассмеялся. Юному магу захотелось запустить эту курицу в рыжего «друга».

Оказалось, выдворение гномов в этой семье было очень странным процессом. Рыжие братья брали в руки гномов, раскручивали и вышвыривали их за пределы сада.

— Странно, они разве не вернутся? — спросил Гарри.

— Вернутся, через несколько дней, — ответил, кажется, Фред.

— А какой в этом смысл?

— Не знаю, — честно признался один из близнецов.

— По-моему, чтобы от них избавиться, нужно их уничтожить, ну отраву какую-нибудь использовать, или...

«Молчать!» — раздался в голове голос Адама-Самаэля. Гарри чуть было не сказал "или использовать Аваду".

— Да, наверное. Но отцу их жалко, — сказал Рон.

Остаток дня прошел... скучно. Разве что обед и ужин были очень вкусными, а Джинни снова роняла вилки, ложки и один раз опустила локоть себе в тарелку. После обеда Фред, Джордж и Рон играли в квиддич, а Гарри откровенно скучал. И даже поговорить толком не с кем.

Ночью он долго не мог уснуть из-за храпа Рона. Через час ему надоело бессмысленное глядение в потолок, и мальчик, вытащив из сумки дневник Реддла, спустился в гостиную.

«Ужасный день, — написал он, — и даже поговорить толком не с кем».

«И ты решил поговорить со мной?»

«Решил».

«А может ты нашел в моем лице родственную душу? Мальчик-Который-Выжил общается с Книгой Жизни злого и ужасного Темного Лорда! Дамблдора хватит удар, если он узнает».

«Издеваешься?»

«Вроде того. Я тут вспомнил. Ты пытался возмущаться, что я, — сволочь последняя, — убил своих родственников. А твоих кто убил, не напомнишь?»

«Откуда знаешь?»

«Я знаю все, что знает он. Мы это уже проходили. Ну так что, не будешь меня подкидывать кому-нибудь? Добрый Гарри Поттер не хочет позлить дедушку Дамблдора?»

«Скажи, что ты задумал, я подумаю».

«Не скажу. Так будет не интересно».

«Ну, тогда и будешь дальше лежать в моем чемодане».

«Жестокий ты. Знаешь, каково это, быть дневником?»

«На жалость давить пытаешься? Что-то «Древнейшая магия» не жаловалась, а она тоже всего лишь книга и, между прочим, намного старше тебя».

«А что ей жаловаться... у нее нет чувств, ей безразлично».

«А у тебя, значит, есть чувства?»

«Я же Особенный».

Следующие несколько дней были похожи на самый первый. Завтрак, обед и ужин по расписанию, игра в квиддич трех братьев, помощь по дому. В общем, дико скучно. Рон со своей любовью к квиддичу и вечными разговорами о нем, нервировал. Поспать нормально не удалось ни разу. Поначалу мешал храп Рона, но на третий день Гарри привык к нему. А вот упырь, который жил на чердаке, аккурат над комнатой, где спал Гарри, то и дело решал пошуметь. При этом, обычно такие решение приходили ему в голову ночью. Мальчик не мог понять, почему Уизли не избавятся от бессмысленного упыря. Пользы никакой, только шум.

Кстати, о шуме... В этом доме не было ни одной спокойной минуты. Близнецы, то и дело что-то взрывали, старший брат возмущался, к нему присоединялась и миссис Уизли. Один раз они подложили Перси в тарелку с кашей какую-то хлопушку. Гарри искренне веселился, когда старосту Гриффиндора окатило содержимым его собственной тарелки.

Фред и Джорд хоть и были шумными, но не раздражали Гарри. Их истории о том, как они подарили Снейпу на Рождество шампунь, а МакГонагалл подложили под дверь трансфигурированных из кружек котят, радовали. Гарри рассказал им, как подарил Дамблдору шерстяные носки, и близнецы стали воспринимать его, как своего в их команде по распространению хаоса.

Джинни за это время, не сказав ни слова, успела здорово достать Гарри. Один раз он даже скатился вместе с ней с лестницы и обзавелся несколькими синяками. Гарри поднимался к себе в комнату, а рыжая спускалась вниз, увидела предмет своего обожания и споткнулась. В итоге они вместе кубарем скатились по лестнице и приземлились в гостиной. К ним тут же прибежала миссис Уизли, а Джинни раскраснелась и заплакала. Гарри вспомнил Салиму, которая была ровесницей младшей Уизли, и решил, что рыжая отстает в развитии. Обычно в одиннадцать лет, свойственная детям стеснительность, уже проходит. А Джинни, то и дело пряталась за миссис Уизли, когда Гарри входил на кухню. «Как пятилетняя, ей богу». При этом девочка постоянно наблюдала за Гарри, и это мешало ему читать книги во время игры ее братьев в квиддич, и ему приходилось просто сидеть в саду и наблюдать за игрой. При этом мальчик заметил, что Джинни все в этой семье очень любят, а родители, скорее всего, любят ее больше, чем сыновей. Интересно, почему?

Всех остальных Гарри мог охарактеризовать как личностей. Мистер Уизли — типичный гриффиндорец, для которого слова «справедливость», «честность» — не пустой звук. Пусть это и противоречило принципам Гарри, но Артур был именно таким.

Миссис Уизли — эдакая курица-наседка, которая заботится о создании хоть какого-то уюта в доме при такой бедности. Она хорошая мать, хоть и довольно примитивная женщина.

Перси — напыщенный индюк, который возможно сделает неплохую карьеру в Министерстве. Для него, в отличие от отца, есть понятие «правильно». Даже если правильным будут считать то, что несправедливо и нечестно. Он чем-то напоминал Гермиону, но его принципы были еще более устойчивыми, чем у Грейнджер. Девочке можно было подкинуть пищу для размышлений, и она начинала сомневаться, что правильно, а что нет. Скорее всего, Перси ни разу за время учебы не нарушил школьные правила. А вот Гермиона их уже нарушала, когда предприняла попытку предотвратить дуэль между Драко и Роном.

Близнецы как-то не совсем вписывались в эту семью. Они весело рассказывали о шутке Гарри с плакатом и змеей (правда, они не знали автора плаката), могли шутить, в том числе и достаточно жестоко. Но все же их шутки имели определенные границы, они могли высмеивать человеческие страхи, но до черного юмора не опускались. Так, до "черненького" только.

Рон был посредственным человеком, посредственным волшебником, но Гарри казалось, что он относится к категории людей, которые никогда не предадут и не обманут. Он не задумывается над причинами поступков, живет в мире стереотипных представлений, но все же имеет свое (или навязанное, но главное, что имеет) представление о должном.

А вот о Джинни Гарри не мог сказать ничего. Он не знал, чем она живет, о чем думает. Может быть, она так себя ведет только в присутствии Гарри? Но у мальчика появилась злость на нее. Она, по сути, даже не личность, в понимании Гарри, была любимицей в семье. Ей купили новую палочку, хотя у всех остальных были старые палочки родственников (кроме Перси, ему перед вторым курсом купили новую, когда он сдал все экзамены за первый курс на «превосходно»), ей купили пару новых мантий, а до этого Гарри не видел ни одного Уизли в новых мантиях. Опять же, кроме Перси. Да и у того, новой была только одна мантия в прошлом году. Остальные явно когда-то принадлежали старшим братьям.

Юный маг не знал, почему именно это его злит. То ли было обидно за братьев, особенно близнецов, то ли за себя. Скорее последнее. Его никто никогда не выделял и не любил. Ему не покупали игрушки, не успокаивали, когда в детстве ему было страшно. Он слишком рано понял, что есть он, а есть весь остальной мир, которому на него плевать. На его слезы никто не обращал внимания, и он перестал плакать. Он не плакал ни от боли, ни от обиды. Какой в этом смысл, если все равно никто не пожалеет? А он просто хотел быть нормальным, любимым ребенком, а не сыном «той шлюхи и ее мужа-наркомана», коим он был у Дурслей. И не одним из воспитанников приюта, где имена всех воспитатели даже не старались запоминать.

И вот теперь он попал в настоящую, дружную семью, где он был чужим. Гарри завидовал. Не черной завистью, такой, какая заставляет мстить, нет. Обычной человеческой завистью. У него уже не было детства, а время не вернуть. И сейчас, попав в объединенную семью четырех родов, он был лишь единственным представителем четвертого рода, главой рода, семьей самому себе. Межродовая ячейка объединяла в себе несколько небольших семей, и его семьи там так же не было. Он всегда сам, всегда один. Для Иствана и Луджина Гарри — лишь представитель четвертого рода. Да, они, возможно, готовы взять за него ответственность, да, они решили его обучать. Но у каждого из них есть своя семья, свои дети, а у старика уже и внуки с правнуками. Гарри один. Семья из одного человека. А Джинни...Она его раздражала! Девочка, ничего из себя не представляющая, купается в любви родителей и братьев. Единственная дочь в семье, как же! И Гарри задумался. Над тем, в чем суть родительской любви, или любви вообще. Почему Луджины больше любят семилетнего сына — Джалала, когда он кажется самым обычным ребенком, каких миллионы. А Салиму любят меньше, хотя она, при всех своих странностях — личность! Очень уж ему это все напоминало ситуацию с Джинни. Интересно, почему так происходит в жизни?

Гарри раздражали старшие Уизли. Они рассказывали о том, какими были его родители. Может быть, они хотели разрушить его последнюю надежду на то, что дружба существует? Как иначе объяснить тот факт, что они, называя себя друзьями Лили и Джеймса Поттеров, ни разу не прислали открытку их единственному сыну-сироте на Рождество? И дело вовсе не в нехватке подарков и игрушек. Хотя может быть, и в этом. Просто как, вот как они смеют сейчас говорить, что были так дружны с Поттерами, рассказывать, как боролись плечом к плечу с ними на войне? По странной логике Гарри, о его родителях ему могли спокойно говорить лишь их враги или те, кто никогда с ними не дружил. Они действительно могли не поздравлять их сына с праздниками, им действительно было плевать на них и их отпрыска. Они могли даже радоваться их смерти. Это было честно. Может быть, в Слизерине тоже есть понятие о чести, но оно просто странное?

Гарри на пятый день своего пребывания в Норе, решил поделиться своими соображениями хоть с кем-нибудь. Этим кем-нибудь был Том из дневника, но он только посмеялся, сказав, что любовь и дружба делает человека слабее и именно благодаря тому, что у него не было этой любви и этой дружбы, он и стал Темным Лордом.

«Ага. Еще скажи, что только благодаря этому», — не верил Гарри, что отсутствие любви могло стать причиной величия Тома.

«Не только. Просто я понял, что люди — тупое стадо. Посмотри вокруг. Миловидная девушка мечтает, как бы охмурить кого-нибудь побогаче, только потому, что у нее симпатичная морда. Другой, как раз тот, что побогаче, думает, с какой бы девушкой покрасивее показаться в обществе. Встретились два одиночества, да здравствует «любовь»! Третий сидит в собственном дерьме и не пытается ничего изменить. Просто винит весь мир, бога и дьявола в том, что они подсунули ему это дерьмо. Четвертый считает себя умным и пытается строить карьеру, лижет зад своему начальнику и полагает, что он лучше всех. Пятый живет в своих гребаных мечтах. Шестой с умным видом рассуждает о политике, сидя на кухне в потертых штанах с пивом в руках. Стадо безмозглых баранов!»

«И ты решил, что стадом безмозглых баранов легко управлять?»

«Ну да. Я жил среди маглов, как и ты. Я думал, что волшебники другие. Но я ошибся. Они такое же стадо, еще более баранистое. Кроме всего вышеперечисленного туда прибавляются еще средневековые стереотипы, а также неимоверная гордость за количество наворованных денег. Они кичились своей дурацкой чистокровностью, и я решил, что все это стадо будет поклоняться мне — полукровке! Поражаюсь Дамблдору. Есть такое магловское выражение, наступать два раза на одни и те же грабли».

«Что ты имеешь ввиду?»

«Ты рос у маглов, которые тебя ненавидели. Потом в магловском приюте. Я тоже вырос в магловском приюте. Не знаю, на что рассчитывал Дамблдор, полагал ли, что ты попадешь после этого в Гриффиндор. Вот скажи, зачем ему это?»

«Сам не знаю».

«Не находишь, у нас очень похожее детство? Двое потомков Слизерина росли с маглами, без родительской любви. Я в твоем возрасте тоже завидовал тем, кто рос с родителями. А потом понял, что отсутствие привязанностей делает меня сильнее. Сомневаюсь, что Лорда Волдеморта, кто-либо уничтожит, используя светлую магию. Ага, Ступефаем в меня кинешь, и я рассыплюсь. И останется мир без Темного Лорда... скучно же? А кто устроит Третью Мировую и Апокалипсис? Хотя про Апокалипсис, это уже мое мнение. У него таких планов, воде бы не было».

«Знаю одного человека, который бы с тобой поспорил, насчет светлой магии. И планы на Апокалипсис у нее тоже имелись».

«И кто это? Познакомишь?»

«Ты вообще дневник, какое тебе дело? А эта девочка — моя дальняя родственница».

Гарри уже знал, в каком родстве состоит с отдельными представителями трех родов. Ныне покойная жена Иствана в девичестве была Цорес, и Салима приходилась Гарри четвероюродной сестрой.

«Спасибо, что постоянно напоминаешь мне о том, что я дневник. Если я окажусь когда-нибудь в руках своего создателя, попрошу его сделать из тебя дневник, если ты будешь пытаться его убить. У тебя странные родственники, не находишь?»

«Есть немного».

Следующий день прошел так же, как и предыдущие, если не считать того, что стул Перси развалился во время завтрака (близнецы, наверняка, это устроили) и третий сын с грохотом свалился на пол, зацепив при этом Джинни, которая при падении неудачно вскинула руку и перевернула тарелку в сторону Гарри. В итоге мальчик оказался испачканным в молочную кашу. Миссис Уизли тут же начала суетиться и ругать близнецов.

Вечером Гарри размышлял над странным дневником, который говорил о себе так, как будто он человек, хотя Книге Жизни это было несвойственно. Тому он не доверял и никому подкидывать дневник не собирался. Тем более, что ему не объясняли, что в дальнейшем произойдет. Том лишь сказал, что может подчинить человека и заставить его делать то, что ему прикажут. Гарри спросил, почему он не поступает так с ним, и дневник ответил ему, что не может, а если мог бы, то уже сделал бы это. Как оказалось, подчинение основано на доверии. А Гарри, знает, чей это дневник, и что ждать от Темного Лорда можно чего угодно. Да и вообще, Мальчик-Который-Выжил полностью никому не доверяет, хотя кажется довольно общительным. Темный Лорд — психолог? Эта мысль показалась Гарри забавной. Ну и подкинуть дневник лучше какому-нибудь первокурснику, не из Слизерина («Ага, жалеет змеек, что ли?»). Поттер достаточно сильный волшебник и на него беспалочковая магия тетради, скорее всего, не подействует. Он сразу заметит неладное. Юный маг поблагодарил Тома за слизеринскую честность.

Гарри лежал и слушал храп Рона. Он ему уже не мешал, поэтому мальчик почти заснул, как вдруг резко сел в кровати. В голове возникла идея. Если Горбин говорил, что ему нужно посоветоваться с Вороненком, так как она способна видеть магию, чтобы определить, какие чары наложены на дневник, а Том просил познакомить его с девочкой, у которой есть планы устроить Апокалипсис, то почему бы так и не поступить? Салима, как и Вороненок, из рода видящих, значит, она тоже может сказать, какую магию она видит в тетради. Пусть ее знаний может и окажется недостаточно, но попытаться стоит.

Гарри взял дневник и выбрался из спальни прямо в пижаме. Спустился в гостиную. Было только двенадцать, вряд ли Салима уже спит. Мальчик решил не одеваться, черноглазая девочка даже не обратит внимания на его внешний вид, а в поисках одежды он мог разбудить Рона.

— Как ты и хотел, Том, я познакомлю тебя с Салимой, — прошептал Гарри. — Лаки!

Салима в двенадцать часов еще и не думала ложиться спать. Лаки переместил Гарри прямо в подземную лабораторию дома Луджинов. Девочка внимательно разглядывала какую-то «приправу», похожую на красный перец, вероятно, размышляя над тем, в каком количестве ее добавить в зелье. Одета Салима была в длинное черное платье и белый фартук. Гарри не мог понять, она похожа в этом наряде на монахиню, или горничную из какого-то исторического фильма. Девочка казалась спокойной и сосредоточенной на своей работе.

«А в котле очередное светлое варево», — предположил Адам-Самаэль.

— Привет, — выдал свое присутствие Гарри.

— О, здравствуй. Ты по делу, или тебе скучно? — не отрываясь от своего занятия, ответила Салима.

— В Норе очень скучно, но я по делу.

— Нора? Ты живешь в норе? Заячьей?

— Крысиной.

— Там должно быть очень тесно.

— Вот тут ты полностью права, — усмехнулся Гарри.

— И что за дело у тебя?

— Понимаешь, у меня есть дневник одного человека, но это очень странный дневник. Он предлагает мне устроить неприятности Дамблдору, если я его подкину кому-нибудь. Говорит, что умеет подчинять себе людей...

Салима повернулась и посмотрела на Гарри. Казалось, она вот вот рассмеется.

— Ты отравленного сыра в крысиной норе объелся? Подчинять может только человек, либо предмет, зачарованный на подчинение. Но предмет подчиняет не себе, а тоже человеку. Если дневник собирается подчинять кого-то себе, то это значит, что кто-то сошел с ума. О сошедших с ума дневниках я не слышала, думаю, вывод очевиден.

— Это странный дневник. Он говорит о себе, как о человеке. Ты же видишь магию, просто посмотри, — сказал Гарри, начиная злится на девочку.

— Хорошо, только пять минут подожди. На этой стадии я не могу оставить зелье. Ну, если дневник хочет устроить неприятности Дамблдору, то пусть их устраивает, разве ты против?

— Ну, зная, чей это дневник, неприятности могут быть очень большими. Убийства школьников или что-то подобное.

— А ты у нас жалостливый мальчик и не хочешь, чтобы кто-то невинный пострадал. Понимаю.

— Да не в этом дело. Школу закроют, я несовершеннолетний, мои финансы контролирует Дамблдор...

— Не ври самому себе.

— В смысле? — искренне удивился Гарри.

— Ты лжешь, — Салима снова повернулась к Гарри, — вот скажи, почему ты возвращаешься в Хогвартс? Там тебя держат друзья, там тебе хорошо?

— Нет. Просто я завишу от Дамблдора, пока он мой финансовый опекун. Ну и учиться где-нибудь нужно.

— Многому в школе научился? Знаешь, почему я ненавижу светлую магию? Потому что я ненавижу ложь. А ложь перед самим собой — последнее дело.

— К чему ты это говоришь?

— Хватит. Себя. Жалеть! Ты уже не мальчик из магловского приюта! Описать тебе перспективы твоей жизни после того, как ты пошлешь Дамблдора на все четыре стороны? Хорошо. Ты живешь в Венгрии, поступаешь в Дурмстранг, подаешь прошение на имя короля о подданстве страны, и мгновенно его получаешь. Это политика, Гарри, и Австро-Венгрия с превеликой радостью согласится дать подданство Мальчику-Который-Выжил. Просто ради международного престижа страны. А деньги... Можешь занять у Иствана, можешь продать какую-нибудь не самую нужную, но старинную литературу из библиотеки Цоресов. Достать деньги для тебя большая проблема?

— Наверное, нет.

— Вот и все. Ищи другие причины, почему ты возвращаешься в Хогвартс.

Гарри задумался... Действительно, какого черта он туда возвращается? Но мысль поступить так, как сказала Салима, его не прельщала. Три рода все-таки не стали для него настоящей семьей. Или, возможно, он уже просто привык быть один. С Англией было многое связано. Именно там можно найти ответы на многие вопросы. Например, где Петтигрю, который считается мертвым, узнать полный текст пророчества, который знает только Дамблдор. Вдруг старик со временем расскажет, он же сам сказал, что пока Гарри еще слишком молод, чтобы понять. Пока... Значит планы по раскрытию информации у него имеются. Интересно узнать, приготовит ли Дамблдор что-нибудь, подобное запретному коридору на первом курсе. Хочется еще раз обломать его планы. Своего рода маленькая месть за «прекрасное» детство и смерть родителей, к которой косвенно причастен директор, раз пока до крупной мести не дорос.

Ну и потом... Неизвестно, что предпримет Волдеморт, если возродиться, а в войну его в любом случае попытаются втянуть, даже если он будет жить в Венгрии. Сам Волдеморт же и попытается это сделать. Судя по его письму, возможно даже попытается втянуть его в эту войну на своей стороне. И черт знает, что его вообще ждет. Дамблдор — один из сильнейших магов. Его магическая сила равна силе Волдеморта. Если Гарри подыграет, то старик, скорее всего, постарается его защитить. В подобных вопросах уже не до собственных принципов. Нет, Гарри не боялся смерти, а вот дневником он становиться не хотел. Да и Темный Лорд найдет способ обеспечить своему врагу, если посчитает юного мага именно врагом, «прекрасную» жизнь, что смерть будет казаться спасением. И еще изнутри легче наблюдать политическую ситуацию, проще смотреть по обстоятельствам, что лучше предпринять, нежели когда новости будут доходить до него с опозданием и не из первых рук. В общем, это все его собственный выбор. Он идет играть перед Дамблдором роль «Гарри Поттера» по собственной воле, а не потому, что его, бедного несчастного, заставили. Он сам это выбрал.

— Ну как, сделал новые выводы? — Салима закрыла котел и потушила огонь.

— Сделал, — Гарри посмотрел на тетрадь в своих руках. Он уже и забыл, зачем пришел, — Дневник...

— Давай, посмотрю.

Салима взяла в руки тетрадь, внимательно посмотрела на нее, внезапно закричала и выронила дневник из рук.

— Что там?

— Подожди... — девочка присела на корточки рядом с тетрадью и достала палочку.

Гарри почему-то захотелось достать свою, как будто тут, в этой лабораторной, существовала какая-то опасность. Но палочку он оставил в Норе. Потом юный волшебник вспомнил, что он все-таки маг теней, а в тени лежит палочка Квиррелла, и вытащил ее. Салима не обратила на его действия внимания, продолжая рассматривать дневник.

— Он живой, — прошептала она, — живой...

Салима наклонила голову набок и направила палочку на дневник. Еще некоторое время, девочка размышляла, что делать с черной тетрадью, рассматривая ее своими черными большими глазами, как некую диковину. Потом потыкала дневник палочкой, и мальчик, глядя на это, усмехнулся. Затем произнесла какое-то заклинание, неизвестное Гарри, и дневник на секунду засветился золотым свечением. Девочка все так же изучающе продолжала смотреть на вещицу.

— Прости, нужно проверить одну догадку, — сказал девочка, обращаясь, вероятно, к дневнику, — Круцио!

— Салима, что ты делаешь? — Гарри аж подпрыгнул от неожиданности, когда волшебница произнесла второе Непростительное.

Но девочка не обратила на его слова никакого внимания и продолжала смотреть на дневник, как будто ждала какой-то реакции. И дождалась. Спустя пару минут дневник открылся, и в нем появилось неровно написанное слово «хватит».

Салима рассмеялась и отвела палочку в сторону. А Гарри снова ощутил эмоции дневника — растерянность, страх, непонимание.

— Не думала, что у меня получится Круциатус... Тем более, на дневнике, — весело сказала волшебница, поднялась, взяла со стола ручку, и снова села рядом с тетрадью, — а главное, за такое даже Нурменгард не светит. Если только психиатрическое отделение Германской магической клиники. Ведь только ненормальный может пытать тетрадь, по крайней мере, обычную.

— Зачем ты это сделала? И вообще, я думал Круциатус не под силу одиннадцатилетнему магу...

— Любому волшебнику под силу любое заклинание. Если у тебя получается Люмос, значит, получится и все остальное, кроме магии родовых способностей, если у тебя таковых нет.

— А почему у некоторых не получается?

— Они просто неуверенные в себе идиоты, — как само собой разумеющееся сказала Салима, чем напомнила Гарри Тома, который считал всех стадом тупых баранов, — Любая магия основана на желании. Ты хочешь, чтобы появился свет — произносишь заклинание. Ты хочешь убить — произносишь заклинание.

— Мне говорили, что Круциатус могут использовать только те, кто наслаждается болью и страданиями...

— Это говорил тебе какой-то явно маг с явно просветленными мозгами. Сейчас такую чушь во всех учебниках пишут. Нет, нужно всего лишь желание. Желание, чтобы заклинание подействовало. Я до этого Круцио вообще не использовала и думала, что из-за некоторой неуверенности в успехе, у меня ничего не получится. Или ты думаешь, что я получила удовольствие от использования Непростительного на этой идиотской тетрадке, которая в отличие от человека даже кричать не может? Один раз я видела, как Истван использовал Круциатус на своем сыне. Он наслаждался его страданиями? Нет, просто у того были проблемы, и он не нашел ничего лучше, как напиться. Еле на ногах стоял, но освежающее Аргуаменти смог отбить, а флакон с зельем выбил из рук отца. Тогда Истван и применил Круцио. От него отбиться невозможно, а боль «освежает» лучше холодной воды. И сейчас у меня было желание проверить одну догадку, только и всего. А когда у волшебника Круциатус не получается — это страх. Обычный страх и неуверенность в своих действиях, а не высокие моральные принципы, как говорят книги, одобренные министерствами.

— И почему тебе нужно было использовать именно Непростительное? — спросил Гарри, и усмехнулся, подумав, что назвать Снейпа, бывшего Пожирателя Смерти магом с просветленными мозгами — это сильно.

— Нужно было очень сильное психическое заклинание. Сильнее Круцио вроде бы ничего нет, — равнодушно сказала девочка, и подвинула к себе тетрадь.

«Надо было проверить свою теорию, извини».

«Кто ты?» — ответил Том из дневника.

«Твоя совесть», — казалось, Салима написала первое, что пришло в голову.

«Всегда знал, что у меня проблемы с совестью».

— Салима, ты знаешь, чей это дневник? — решил сказать Гарри. А то мало ли какие последствия ждут девочку, если хозяин тетради узнает о ее действиях.

— Тут написано. Какой-то Т.М. Реддл.

— Это дневник Темного Лорда.

— Темного Лорда? О, это ощутимо прибавляет энтузиазм, — ухмыльнулась Салима, — И я перед этой сволочью еще извинилась? Круцио!

Девочка держала пыточное заклятие снова до тех пор, пока Том не попросил прекратить. В этот раз там появилось только три еще более кривые буквы «хва» и непонятная черточка. Салима взяла ручку, на секунду задумалась, и написала:

«И что ты делаешь в дневнике? Поговаривали, ты где-то в Албанских лесах обитаешь».

«Там климат оказался неподходящим».

«Ах, климат. Что ты делаешь в дневнике?»

Том не отвечал.

«Хочешь третье Круцио? Что ты делаешь в дневнике? Отвечай!»

Том снова не спешил отвечать, а Гарри вообще не понимал, что происходит. Как Темный Лорд, пусть и обитающий вне телесного мира, мог оказаться в тетради?

— Какой несговорчивый Лорд попался, — как-то обижено произнесла Салима, — Круцио!

После еще одного заклятия Том решил ответить.

«Я осколок его души. Я не он».

«Подробнее», — вывела Салима в дневнике.

«По-моему, все ясно».

«Подробнее. Или может быть, климат в моем уютном доме тебе понравится больше Албанского? Я люблю всякие психические чары...»

«Осколок души служит якорем для обретения бессмертия», — Том, который почти всегда отвечал достаточно подробно на вопросы Гарри, предпочел ограничиться лишь общими фразами. Ну, оно и понятно.

«Ну и как, нравится тебе в дневнике, осколок души?»

«Не слишком».

«Не сомневаюсь. Это забавно».

— Не знаю, как он разделил душу, но на эту тетрадь будут действовать все психические и психологические чары. Круцио подействует, а Авада нет — она действует на тело. Почти бессмертная тетрадка... — размышляла вслух Салима.

«Кто ты вообще? Где Гарри?»

«Называй меня, как хочешь. Имя — набор бессмысленных букв, в котором многие люди пытаются найти смысл».

«Знаешь, мы бы с тобой нашли общий язык».

«Сомневаюсь. Ты скучный».

«Неужели?»

«Да. В арсенале три Непростительных и парочка темных проклятий. Все так ожидаемо, никакого разнообразия и творческого подхода».

«Что-то я не заметил в твоем Круцио творческого подхода».

«Эх, жаль зелья на тебя не подействуют. Так ты хочешь увидеть мой творческий подход?»

«Не то чтобы очень. Кстати, поздравляю. Ты первый человек, который пытал меня и назвал скучным».

«Ура! Так выпьем же за это!»

Гарри рассмеялся прочитав последнюю строчку, написанную Салимой. Казалось, волшебница вообще не думала о последствиях, и о том, что она пишет. Девочка писала в дневнике то, что первое приходило в голову, особо не задумываясь над смыслом, и тем, какое впечатление произведут ее слова.

— Слушай, откуда у тебя эта вещь? — спросила волшебница, повернувшись к Гарри.

— Стащил, — честно ответил он.

— Зачем? Начинаешь коллекционировать трофеи в память о ныне живущем в мире духов Волдеморте?

— Если скажу, почему я это сделал, ты не поверишь.

— Уже поверю. Когда ты сказал, что у тебя дневник, который умеет подчинять, я не поверила... И оказалась неправа.

— Хорошо. Я увидел дневник у одного человека, и мне показалось, что эта вещь моя. Не знаю почему.

— Действительно странно.

— Книги Жизни ведь считаются родовыми? Может быть поэтому... Мы из одного рода.

— Так он твой родственник? Становится все веселее и веселее, — казалось, вся эта ситуация действительно подняла Салиме настроение, глаза ее продолжали безумно гореть, — Не хочешь сделать ему какую-нибудь гадость? Может тоже Круциатусом... Он твоих родителей убил.

— Да как-то не очень хочется, — ответил Гарри, поморщившись. Какой смысл пытать тетрадь?

— Эх, как-то ты не похож на своего родственника...

— Зато ты похожа на него, я смотрю.

— Надеюсь, я не такая скучная! Если я вдруг надумаю убить нескольких маглов, то побрезгую простой Авадой. Это неинтересно. Да и символ у него какой-то идиотский. Я бы придумала что-нибудь светлое и красивое. Представь, возвращается глава семейства домой, везде дождь, слякоть. А у него над домом свое персональное солнце, ромашки на лужайке растут, ангелочки вокруг дома летают. Он заходит в дом. Там приятно пахнет булочками с корицей, а посреди гостиной стоит три гроба в обивке солнечных цветов. В этих гробах жена и двое маленьких детей, и у всех улыбки на лицах. И только кровавая надпись на стене — «Ваш дьявол захватил власть на небесах! Да здравствует революция!» — Салима мечтательно улыбалась, — Разве это не прекрасно? Люди бы боялись солнца, запаха пряностей, ангелов, того, что считают светлым и добрым... А череп со змеей, — девочка скривилась, — это из серии магловских страшилок.

— Салима Луджин — новый Темный Лорд?

— Светлый же! И не Лорд, а Леди. Ну, а если говорить серьезно, то нет. Темные лорды — сильнейшие маги, я к таким не отношусь, уж точно.

— Я думаю, ты магически сильнее меня.

— Маловероятно. Гарри, мне палочку подарили в пять лет! Тогда же я училась простейшим чарам, а ты им учился в одиннадцать. Сейчас, возможно, я сильнее, и обойду тебя в дуэли, но года через два — уже точно нет. Тебя два рода приняли по косвенной линии, а это о многом говорит. Род просто так магов по косвенной линии не признает никогда.

Салима о чем-то снова задумалась, а потом начала улыбаться. Очевидно, опять представляет, как доброе и вечное сделать людским кошмаром. Гарри тоже задумался... над словами пророчества, которое он почему-то сейчас вспомнил.

«Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда? Родители три раза бросали ему вызов? Когда успели-то, к двадцати годам? Надо будет Тома спросить, если он после общения с Салимой захочет со мной разговаривать. Что там еще было... Рожденный в конце седьмого месяца? А какого года? А может быть, имеется ввиду недоношенный семимесячный ребенок?»

Гарри не знал, что там с этим пророчеством, но могущества как-то совсем не чувствовалось. И этот осколок души... якорь, дающий бессмертие. Сжечь что ли этот дневник к чертям собачьим! Так нет, почему-то жалко.

— Я вот что думаю. Как можно разделить свою душу? — Салима, как оказалось, тоже размышляла о душе Тома, — никогда не слышала о подобном. Надо будет поискать в нашей библиотеке, там возможно найдется что-нибудь про разделение души. Но ты только представь, этот дневник — живой! Его аура ощущается, как аура человека.

— Оказывается, души могут размножаться почкованием, — протянул Гарри, глядя на дневник.

— Представь, как ему... В дневнике. Ты спроси его на досуге, он случайно не возненавидел своего создателя, то есть самого себя. Интересно, как это, быть дневником? Точно, надо узнать об этом. Может быть, можно делать из людей дневники!

— Сомневаюсь, что это светлая магия. Не по твоей части.

— Магия — это магия. Она вообще цветная, это я тебе говорю, как человек, который видит магию. Авада, кстати, не зеленая, а красная. Когда человек произносит смертельное проклятие, все видят зеленый цвет, но плетение самой магии в нем — красное. А Круциатус вообще невидим, но плетение в нем фиолетовое, я только что убедилась.

— Ты всегда так видишь магию?

— Нет, только если захочу. Если бы я ее видела всегда, я бы не выдержала. Для этого нужно сконцентрироваться, но все равно вся эта радуга цветов очень сильно бьет по глазам, или по мозгам, не знаю, как правильнее сказать.

— А как ты поняла, что дневник, как ты выразилась, живой? Другие цвета?

— Сразу все. Каждый волшебник может использовать любую магию, человек — сгусток всех цветов, вся магия. Я когда первый раз посмотрела на ауру человека — упала в обморок. В глазах сразу все цвета, они постоянно смешиваются, меняются за доли секунд, больно смотреть. Сейчас уже привыкла, но без необходимости не буду смотреть на магию человека.

Гарри поднял с пола дневник.

— Ну и что мне с тобой делать? — спросил он, глядя на тетрадь.

— Да выкинь ты его, зачем он тебе нужен. Ну, или сделай, как он говорил — подбрось кому-нибудь. Хотя, родовая вещь, все-таки. У нас дома целый стеллаж Книг Жизни. У меня своя даже есть, я иногда с ней переписываюсь. Забавно разговаривать с самой собой. Дневник всегда меня поймет и поддержит, ведь он — это я. Представь, иногда моя Книга Жизни дает мне советы! — Салима ненадолго замолчала. — Получается, вы родственники... Как там его зовут?

— Том Марволо Реддл?

— Марволо? Смешное имя. А теперь представь запись в Черной Книге рода, если бы таковая имелась. Том Марволо Реддл — попытка убийства, 31 октября, 1981 год. Прямо виновен: Гарри Джеймс Поттер. Следующая запись. Гарри Джеймс Поттер — попытка убийства, 31 октября, 1981 год. Прямо виновен: Том Марволо Реддл. Весело получается.

— В Черной Книге Цоресов он записан как Волдеморт.

— Такие книги напишут то имя, под каким человек известен, чтобы его легче было найти. Я вот всегда знала, что Волдеморт — ненастоящее имя, но настоящее мне не было известно. Так что с дневником делать?

— Если кому-нибудь подбросить, вдруг он попытается меня убить? — все-таки идея отомстить Дамблдору, да еще и чужими руками, немного прельщала.

— Действительно, — Салима задумалась, а потом медленно продолжила, — если на него действую психические и психологические чары, то мы можем попросить поклясться своей магией, что он не причинит тебе вреда... Черт! Меня точно отправят в отделение для душевнобольных, расскажи я кому-нибудь, что пытала дневник Круциатусом и взяла с него магическую клятву, — девочка рассмеялась, а потом выхватила из рук Гарри дневник, и подняла с пола ручку.

«Эй, Том, ты там не уснул еще?»

«Ненавижу это имя».

«А я ненавижу тараканов, маленьких детей и молочную кашу. И что теперь?»

«Что тебе от меня нужно? Где Гарри?»

«Гарри жив, здоров, правда, худоват. Но это мое личное мнение. Кстати, о нем... Магическую клятву дашь?»

«С чего вдруг я должен приносить магическую клятву?»

«Ну не знаю даже, как тебе понятнее объяснить. Ты дневник, а я человек, и у меня есть волшебная палочка».

«Насчет чего клятва?»

«Что ты не попытаешься убить Гарри, подставить его или каким-бы то ни было образом причинить ему вред».

«Если я приношу клятву, она не распространяется на того, кто меня создал».

Гарри снова ощутил эмоции Тома. Тот искренне не понимал, что от него хотят. Вероятно, у него действительно не было в планах причинить Гарри вред, поэтому первое, что он предположил — у него хотят взять клятву, чтобы Волдеморт, когда он возродится, не попытался убить того, кто стал причиной его падения.

«Спасибо, я как-то и сама догадалась».

«Тогда зачем тебе это?»

«Для спокойствия. Вдруг Гарри исполнит твою просьбу, а ты кого-нибудь заставишь его убить. Я тебе не доверяю».

«Правильно делаешь. Людям вообще лучше не доверять».

«Да. Только ты не совсем человек. Хотя, признаюсь, я думала Темный Лорд более мерзкая сволочь, чем ты».

«Для меня сегодня прямо-таки день открытий. Ты была бы хорошим Пожирателем Смерти».

«Я буду Забирателем Жизни, Дарителем Отчаяния и Размножителем Душ, спасибо за идею. Создам свою организацию. Формой будут белые мантии с крылышками, а на лицах маски зайчиков, как у маглов на детском празднике».

Гарри усмехнулся, представив эту картину. Приходят такие маги в белых мантиях, убивают каким-нибудь светлым зельем или пытают до смерти Риктусемпрой, пока человек от смеха не захлебывается в собственной слюне, или не задыхается, и оставляют свой знак — светящееся солнышко и летающих вокруг дома ангелочков. Но все же, было не по себе. Может быть, поэтому Том и рассказал Салиме о том, что он осколок души. В девочке чувствовалось что-то такое... безумное, что ли. Наверно поэтому, как говорила Салима, ее и боятся родители. Или боятся за нее. Сейчас, у нее детские мечты с ангелочками. Наверное, они никогда не реализуются, а будет что-то более страшное...

«Я бы рассмеялся от одного внешнего вида членов подобной организации», — ответил Том.

«На это и расчет. Это было бы последнее, что ты успел бы сделать в жизни. Так ты клятву приносишь?»

«Только ради вас, мисс Дарительница Отчаяния и Забирательница Жизни. Клянусь собственной магией, что не буду пытаться причинить вред Гарри Поттеру любым возможным способом», — после этой фразы дневник на секунду засветился светло-синим цветом.

«Довольна?»

«Живи, осколок души».

«Ну, спасибо, что разрешила».

Гарри не хотелось уходить. С Салимой можно было поговорить обо всем. С ней не нужно было притворяться, думать, что можно говорить, а что нет. И юный волшебник понял, что будет скучать. Свою поездку в гости к Уизли он воспринимал как что-то временно-вынужденное, и толком не задумался над тем, что после этого уедет в Хогвартс. Не будет больше уроков Иствана, дуэлей с Луджином и разговоров с девочкой, которая пытается ломать стереотипы о темной и светлой магии. Он действительно будет скучать по всему этому.

— Удачной учебы в Дурмстранге.

— И тебе. До встречи, — улыбнулась Салима и протянула руку, — думаю, мы увидимся среди года.

— Наверное, — сказал Гарри, пожимая маленькую ладошку.

Гарри вернулся в Нору. Никто там не заметил его отсутствия. Мальчик проскользнул в спальню, лег в кровать и почти сразу же уснул.

Впервые за последнее время, ему снился тот день, когда погибли родители. Раньше он видел в этих снах зеленый цвет и слышал холодный смех. В этом же сне холодного смеха не было, зато было видно человека, который их убивал. Он был одет в белую мантию с крылышками, и маску зайца, а вокруг него летали ангелочки.

Следующий день был последним днем каникул. Миссис Уизли занималась стиркой мантий, свитеров и носков, в том числе и тех, что принадлежали Гарри. Мальчик искренне не понимал, зачем она это делает. В Хогвартсе полно домовиков. Ему казалось логичнее собрать все грязные вещи, и положить их в первый школьный день в корзину для белья. Домовики постирают, и уже на следующий день у студента будет чистая одежда. Но, вероятно, слизеринцу никогда не понять гриффиндорцев.

Казалось, что кроме матери никто в семье не занят подготовкой к отъезду в школу. Кроме, разве что, близнецов. Но и они готовились своеобразно — проверяли наличие необходимых для их шуток вещей. Гарри вообще не понимал, как они попали в Гриффиндор. Им самое место в Равенкло, с их умом и изобретательностью. Они уже в столь юном возрасте, придумывали новые по действиям зелья, и Гарри сомневался, что даже Снейп, когда был студентом четвертого курса, мог похвастаться своими изобретениями в зельеварении.

Перси тоже не готовился к отъезду, что казалось странным, с его-то любовью к порядку. Хотя, возможно, он сделал это раньше. Рон не хотел возвращаться в Хогвартс. По мнению Гарри, в их доме было скучнее, чем в школе. Но, как говорится, каждому свое.

Том не отвечал Гарри. Обидчивый Лорд, обидчивый. А Круциатус на нем использовать Гарри не планировал, да и не смог бы, наверное. Это Салима с палочкой умела с пяти лет обращаться. В ней была та необходимая уверенность. Гарри ее не ощущал, как и в собственную силу не особо верил. Мальчик написал Тому, что тот может обижаться сколько захочет, все равно дневник он и есть дневник. Решил позлить, в общем. Теперь уже было понятно, почему его так раздражают упоминания о том, что он всего лишь тетрадка.

Наверное, это и вправду грустно, быть вещью, не иметь возможности действовать. А желание, наверняка, остается. Как и мечты, как и планы на будущее, которого у дневника нет. Это ж как надо себя не любить, чтоб такое с собой сделать? Или юный Том Реддл, создавая дневник, не понимал, что делает? Думал, что осколок души не умеет чувствовать, мыслить? Гарри было действительно жаль Тома из дневника, но он ему об этом никогда не скажет. Как, скорее всего, никогда и никому не скажет, что он Темного Лорда ненавидит, но при этом уважает, завидует ему. Или не совсем ему, а его силе воли, умению добиваться своего. Но все равно ненавидит. Он один из тех, кому стоит сказать спасибо за прекрасную жизнь с Дурслями.

И Тома из дневника уважает. Пятьдесят лет быть вещью и еще пытаться шутить в общении — это показатель силы. Не магической, а духовной. Она, оказывается, не менее важна в мире волшебников. Да и сам Волдеморт столько лет живет без тела, он сейчас никто, но все равно надеется, ждет. И письмо написал не злобное, скорее забавное. Тоже показатель силы. И Гарри ощущал себя слабым. Он злился на Дамблдора, Снейпа, когда узнал, что они в косвенных виновниках смерти родителей числятся, вместо того, чтобы сделать вид, что все хорошо. А потом тихо отомстить.

Все эти мысли возникли в голове Гарри после слов Салимы, что лгать себе — последнее дело. Вот он себе и не лжет, но никто об этих мыслях не узнает. И даже о том, что старика Дамблдора он уважает, тоже никто не узнает. Без войн, тихо и мирно захватить власть и влиять на магическое сообщество — тоже уметь надо. Хотя об уважении к Дамблдору можно и сказать. Об этом даже можно кричать на каждом углу и при каждом удобном случае.

А вот семью Уизли Гарри не уважал. Вообще. Сегодня за завтраком миссис Уизли снова напомнила о его маме, сказав, что когда смотрит в зеленые глаза Гарри, вспоминает милую Лили. Мальчику хотелось кинуть в нее тарелку с кашей, закричать о том, как они смеют говорить о родителях. Но он вспомнил Тома, и улыбнулся. Надо быть сильнее.

И, если уж Гарри решил быть честным перед собой, то ему пришлось признать, что он все меньше уважает своих родителей. За то, что ввязались в войну, по сути бессмысленную, вместо того, чтобы уехать из Англии. За то, что выбирали таких «замечательных» друзей. За то, что они были такими же, как эти Уизли. Но опять же, честность перед собой — это хорошо, но перед остальными можно быть не честным.

Как оказалось, Рон еще не дописал эссе по Истории магии, поэтому после завтрака он отправился в комнату — дописывать. Гарри это эссе и не начинал. Драко рассказывал, что профессор Бинс всегда забывает, что задавал что-либо. Ему напоминают, он собирает эссе, но не смотрит их. Да и вообще, как он их может смотреть, если он призрак? У него даже развернуть свиток не получится. Не попросит же он Флитвика или Снейпа разворачивать перед ним свитки, чтобы он читал? Поэтому экзамен по Истории магии всегда сдавали устно, кроме пятых и седьмых курсов, но там его и не Бинс принимал. Самопишущее перо, купленное Дамблдором специально для необычного профессора, вносило результаты в ведомости. Почему в преподавателях держат такого некомпетентного и не совсем живого сотрудника? То ли дело в финансах, ведь призраку можно не платить зарплату, ему не нужна одежда и еда, то ли директор не хочет, чтобы столь важный предмет вел кто-то более компетентный. А то поставят кого-нибудь, вроде Иствана, и будет он рассказывать о том, как Годрик Гриффиндор предлагал создать армию грязнокровок.

* * *

Вечером всех отправили спать раньше обычного. Гарри еще раз проверил свою готовность к отбытию, спрятал подальше книги по окклюменции — пора было уже начинать учиться этому искусству. Артефакт, то есть сережка в ухе, — не панацея, его можно сорвать, его защиту можно взломать. Последними положил поглаженные миссис Уизли брюки. И ему даже не было совестно, что женщина так для него старалась. Если бы не ее дочь, которая на эти брюки сегодня за завтраком уронила масленку, в результате чего на них появились жирные пятна, то и стирать бы их не пришлось.

Спать не хотелось. Гарри взял у Рона одну из книг Локхарта и начал ее листать. Свои учебники он не покупал. Вот еще, нужно ему тратить деньги на такую ерунду. Он пролистал в магазине несколько книг и решил, что обойдется как-нибудь без учебников по Защите. Шестой Уизли уснул быстро, и Люмос, которым Гарри освещал страницы, ему спать не мешал. В скором времени мальчик уже начал засыпать прямо с книгой в руках, но проснулся от крика миссис Уизли. Даже не от крика, а скорее от громкого и злого шипения. Гарри поднялся и приоткрыл дверь, благо она не скрипела.

— Убери это немедленно, мерзавка! — очень рассержено шептала миссис Уизли, а в коридоре немного пахло горелым, — Что ты творишь? Отвечай матери! Откуда. Тебе. Известен. Этот. Темномагический. Ритуал?

— Я книгу нашла... когда мы были в «Дырявом Котле», — всхлипывая, ответила Джинни, — она там лежала на столе...

— На столе, значит? И ты решила, что тебе непременно нужно сделать что-нибудь, описанное в этой книге, так? А если бы нашла книги с Непростительными, тоже бы их решила опробовать?

— Нет... я просто... — девочка разревелась, и Гарри понял, что вообще впервые слышит ее голос.

— Что ты просто? Ты думаешь, я не понимаю, что это за ритуал? Ты думаешь, я не понимаю, зачем в нем тебе понадобились волосы Гарри?

Услышав свое имя, Гарри глубоко и шумно вздохнул. Но мать и дочь, к счастью, этого не услышали.

— Зачем тогда спрашиваешь?

— Потому что ты ведешь себя, как идиотка! — все так же зло шептала миссис Уизли, — Ты думаешь, я глупая, да? Ты думаешь, я не заметила, что ты вечно все роняешь, в присутствии Гарри? Ты думаешь, я не замечаю, что он тебе понравился. Но ты идиотка!

Девочка продолжала всхлипывать.

— Ты убегаешь, когда видишь его, ты ведешь себя, как малолетняя дура. И, разумеется, видишь, что он не обращает на тебя внимания. Да ты вообще эту неделю только и закрываешься в своей комнате. Разумеется, он тебя даже не замечает. Но это не повод проводить темномагические ритуалы, глупая! Ты думаешь, ритуалы и зелья создают любовь? Нет, они создают ее иллюзию. А тот ритуал, что пыталась провести ты, еще и разрушить личность человека может! И слава Мерлину, что я еще не спала и почувствовала, что пахнет горелым. Немедленно все убирай, и чтобы больше ничего подобного я не видела. Ту книгу неси сюда, живо! Никакой темной магии в моем доме!

— Да, мама, — твердо сказала Джинни, и Гарри стало страшно от этого твердого и уверенного голоса девочки.

Может быть, если человека принимают в род, ему передаются и качества, черты характера, отношение к жизни, присущие представителям этого рода? Иначе как объяснить то, что для Гарри, как и для Цоресов, когда они еще были живы, Иствана, Луджина и других представителей четырех родов главное — возможность выбора. Пусть ограниченная, но все же хоть такая. Никто не говорил Салиме, что ее светлые варева — зло. Вряд ли девочка к одиннадцати годам отлично владела окклюменцией, и ее родители, скорее всего, знали о ладане, попавшем к Суданскому мулле. Но это ее, черт возьми, выбор! И сейчас, какая-то глупая рыжая девочка пыталась ограничить Гарри в выборе? Ни Дамблдор, ни вся магическая Британия, считающая его Героем, а одна единственная одиннадцатилетняя девочка из светлой семьи, которая решила провести какой-то темномагический ритуал, чтобы Гарри в нее «влюбился»? Да это Джинни Уизли надо в отделение для психов магической клиники, а не Салиме! Последняя — как раз во многом права. Светлая Амортенция лишает воли так же, как и темный Империус, если человека находящегося под действием Непростительного заставить в кого-то влюбиться.

«Мда...» — мыслей в голове Гарри крутилось слишком много, а это «мда» было их итогом.

«Скажем спасибо курице, что не спала и остановила это безобразие! Представляю нас, влюбленных в эту рыжую! Буээ...» — возник в голове Гарри почти радостный голос Адама-Самаэля.

«Она опасна — седьмая Уизли».

«Да это я уже понял. Надо что-то делать».

«Что?»

«Дневник ей подсунь. Все равно Том с нами не хочет общаться. Обижается».

«А вдруг Том через рыжую убьет кого-нибудь?»

«Ну тебя он не убьет, а то превратится в обычную магловскую тетрадку после нарушения клятвы. А до остальных тебе есть дело?»

«Только до Малфоя и Грейнджер».

«Ну и напиши ему на прощание, чтобы их не трогал. Если он не отвечает — это не значит, что он не читает то, что ты ему пишешь».

«Но потом обвинят во всем Джинни, она скажет, что виноват дневник, а Том расскажет, что это я во всем виноват».

«Не расскажет. Не думаю, что он хочет быть простой тетрадью. А рыжую обвинят... ну и пусть. Или хочешь быть ее мужем в будущем?»

«Не хочу...»

Гарри еще долго не мог уснуть, мысли мешали. Какой там был темномагический ритуал? Когда рыжая успела взять его волосы? И вообще, это ненормально! В одиннадцать лет у девочки должны быть другие интересы, а не желание кого-то в себя влюбить. И он еще ее умственно отсталой считал? Хотя Гарри тут же решил, что так и есть, она — умственно отсталая. Но что ей в нем понравилось? Он обычный ребенок, который выглядит даже младше своих двенадцати лет, с вечно лохматыми волосами... Разве что влюбилась она не в него, а в Мальчика-Который-Выжил.

«Тьфу! Противно!»

Утром Гарри встал раньше других, хотя уснул позже, достал дневник Тома.

«Не делай ничего плохого Гермионе Грейнджер и Драко Малфою в школе, когда там окажешься. Я сегодня постараюсь подкинуть тебя в вещи одной идиотки».

«О, ты все-таки решил отомстить Дамблдору? Гарри Поттер беспокоится о благополучии сына Люциуса Малфоя — Пожирателя Смерти?»

«Ты решил начать со мной разговаривать?»

«Да ну тебя».

Вот и поговорили. Тем временем, в комнату вошла миссис Уизли.

— Гарри, ты уже проснулся... Рон! Пора вставать! — женщина подошла к сыну, — Рон! Кому говорю, вставай!

— Да... встаю... встаю... — пробормотал рыжий и постарался снова уснуть. В общем, будили его долго, а Гарри размышлял над тем, когда лучше подложить дневник Джинни.

* * *

Во время завтрака миссис Уизли бросала на свою дочь хмурые взгляды, но никто, кроме Гарри этого не замечал. Да и он бы не заметил, если бы не ночной подслушанный разговор. Уизли были действительно верны идеалам Дамблдора и мифического света, но дочь свою они любили. Гарри же для них никто. Личности можно было лишиться после ритуала? Это грустно и печально, но не смертельно. Вот именно в данный момент Гарри понял, что они такая же семья, как Луджины, наверное, Малфои и другие. Они тоже своих примут любымт, стоит сыну или дочери сказать: «прости». А в чем тогда разница между идеями Дамблдора и Реддла? Просто борьба за власть? Фадил Луджин вот за Темным Лордом бы пошел, а Уизли — за Дамблдором, а в чем смысл? Власть все равно ни Луджин, ни Артур и Молли Уизли не получили бы. Максимум, что получили бы последние — это орден Мерлина. Но ведь они не за него в той войне боролись. Прав был Том, люди действительно стадо. И Салима права — они внушаемые идиоты. Нет бы просто жить, радоваться солнцу (не в исполнении Салимы и без ангелочков), дождю, красивой природе, морю... Придумывают планы, развязывают войны, которые выгодны лишь некоторым, верят в неосуществимые идеи, и за эти идеи готовы умирать. Идеи разные, а люди одинаковые.

— Так, все собрали свои вещи? — спросила миссис Уизли.

— Нет, — ответили все, кроме Перси и Гарри.

А дальше началась суета, шум... Уизли толкались на лестнице, вечно что-то забывали, возвращались снова, когда чемоданы уже были вынесены в гостиную. В этой суете Гарри и положил дневник в один из учебников Джинни, которые лежали стопкой на ее чемодане, и еще не были сложены внутрь. Не вместились они, а уменьшающей магией девочка не владела.

Гарри немного отстраненно наблюдал, как учебник Джинни, в котором лежала черная тетрадь, был положен в чемодан, как близнецы забыли что-то важное, и снова поднялись в спальню. Рыжая вела себя как обычно, как будто и не пыталась проводить какой-то там ритуал, и Гарри не было ее жаль. Что бы с ней ни случилось. Он бы стал сомневаться, если бы за завтраком увидел тень сожаления, увидел, что под хмурыми взглядами матери, она действительно понимает, что пыталась сделать что-то нехорошее. Но нет, когда миссис Уизли смотрела на нее, та смотрела в ответ. Достаточно смело смотрела, как будто даже злилась за то, что мама смела ей помешать. Только глядя на Гарри она, как обычно краснела, но сегодня ни разу не спряталась за юбку матери. Если бы Гарри почувствовал, что она сожалеет, ей бы это не помогло. Он так же подбросил бы ей этот дневник. Он не Дамблдор, вторые шансы никому давать не собирается. Просто в душе чувствовал бы себя паршиво, и совесть бы его вопила о неправильность. Но не будет.

* * *

Ехали в магловской машине, в которой почему-то поместились все. Вернее, Гарри понимал, почему в ней все поместились, все-таки машина принадлежала семейству волшебников. Не понимал он только того, почему они так едут! Можно же аппарировать, взрослые могли бы перенести чемоданы, потом аппарировать с каждым из детей прямо на платформу. Так нет, они сейчас очень опаздывали, но добирались почти по-магловски.

На платформу все просто бежали, оставалось пять минут до отправления поезда. Миссис Уизли пыталась командовать, кто и когда должен проходить сквозь барьер вначале, но Гарри ее не слушал. Смысла в ее болтовне вообще всегда было мало, а сейчас он опаздывал, чтобы еще пропускать перед собой близнецов!

Гарри вбежал на платформу меньше чем за минуту до отправления поезда и проскочил в первый попавшийся вагон. Фред и Джордж появились следом, за ними Рон, которому пришлось уже почти догонять поезд, но все же он успел запрыгнуть. Гарри пообещал себе, что это был первый и последний раз, когда он оправляется в Хогвартс с этим несобранным семейством. Он бы сам добрался до вокзала вовремя.

Ехать пришлось в купе с Роном, Невиллом и Гермионой. Девочка читала одну из книг Локхарта, Лонгботтом и Уизли о чем-то разговаривали, а Гарри просто смотрел в окно. Наверное, он долго любовался пейзажем, но пейзаж был интереснее, чем бессмысленный разговор. Отвлекся он только тогда, когда почувствовал на себе пристальный взгляд.

— Тебе скучно, — констатировала Гермиона, и Гарри улыбнулся, — Мне тоже часто скучно, поэтому я люблю книги.

— Я тоже люблю, но Локхарта читать не буду.

— По-моему, он интересно пишет.

— Согласен. Но учебник по магической дисциплине — это книга, в которой описывается ситуация, и говорится, как я должен поступить в этой ситуации. У Локхарта же не учебники, а обычная художественная литература.

— Он все это сам совершил!

— Предположим. Только толка от его книг все равно мало.

— А вот и не мало! — заупрямилась Гермиона. Если бы она стояла, то наверняка бы топнула ногой, но в данный момент ее ноги свисали с кресла.

— Да ну? — скептически приподнял бровь Гарри, и выхватил из рук девочки книгу — «Встречи с вампирами», открыл ее на первой попавшейся странице, — «И в этот момент, я вспомнил, что у меня в кармане лежит серебряный клинок, выхватил его и пронзил им сердце вампира». Гермиона, это бред! Во-первых, как можно забыть, что у тебя в кармане серебряный клинок завалялся? Во-вторых, это средство подействует не только на вампира, но и, полагаю, на меня. Как ты думаешь, на тебя подействует?

— Но ведь это факт, что вампиров убивает серебро!

— А серебряный клинок вообще кого угодно убить может!

— Гарри прав, — подал голос, обычно молчаливый Невилл, — моя бабушка тоже сказала, что книги Локхарта — не учебники, а ерунда какая-то.

Гермиона сердито посмотрела на Лонгботтома, выхватила книгу из рук Гарри, и демонстративно отвернулась.

«Что-то на меня в последнее время все обижаются...» — подумал Гарри.

Оставшуюся дорогу Гермиона так и ехала, уткнувшись в книгу, а Рон и Невилл обсуждали некоторое время неоправданную популярность Локхарта. Гарри поначалу вяло участвовал в беседе, а потом просто уснул.

* * *

До замка снова ехали в каретах, запряженных костлявыми лошадьми, на которых почти никто не обращал внимания, а Гарри их с интересом разглядывал. Но спрашивать снова не стал, слишком уж скучающие лица у однокурсников были. Видимо, такие лошади — обычное явление, и это просто его магловское воспитание дает о себе знать, выливаясь вот в такие пробелы в знаниях о магическом мире.

Распределение оказалось невероятно скучным, когда смотришь на него со стороны, и Гарри просто смотрел в потолок с безучастным видом.

— Не надоело потолком любоваться? Он тут всегда одинаковый в вечернее время... — протянул Драко, который тоже откровенно скучал, разве что ради приличия смотрел в сторону преподавательского стола.

— Когда на небо смотришь — думать легче. Даже если небо ненастоящее.

— Возможно. Но я думал о Распределяющей Шляпе, поэтому мне на нее было проще смотреть.

— О Шляпе? — удивился Гарри.

— О ней. Она ведь судьбы людей меняет, а сама — всего лишь Шляпа. Я просто представил, что было бы, определи она меня в Равенкло. Другие люди, другие интересы... Некоторые из моих предков учились в Равенкло, правда, редко. А ты о чем думаешь?

— О том, что будет, если наложить на человека Империо, приказать ему не умирать, и отправить в бой, — спокойно произнес Гарри.

— Ух ты! А действительно, что будет... — задумался Драко, — С чего вдруг у тебя такие мысли?

«С Салимой переобщался летом, вот и мысли такие!» — ответил Малфою Адам-Самаэль, но блондин, разумеется, его не услышал. А Гарри лишь пожал плечами.

— Просто мысли, — сказал он и усмехнулся.

— Уизли, Джиневра! — знакомая фамилия, произнесенная МакГонагалл отвлекла Гарри, и он посмотрел в сторону преподавательского стола, перед которым проходило распределение.

Шляпа задумалась, видимо, сомнения у нее были. Но отправила девочку все равно в Гриффиндор. Гарри стало интересно, между какими факультетами сомневалась Шляпа. Но он знал, что через пять минут вообще забудет об этом. Это не важно. А вот то, что предпримет Том из дневника — важно! Рыжая девочка напомнила Гарри об этом, и он мысленно немного поежился. Если кто-то действительно умрет — это будет на его совести. У Тома совести нет, ее Салима успешно заменяла...

Вот так и начался новый учебный год в школе чародейства и волшебства Хогвартс.

Следующие два месяца, проведенных Гарри в школе, можно было охарактеризовать, как... скучные. Хотя несколько интересных событий все же произошло. Драко Малфой стал новым ловцом слизеринской команды по квиддичу, поэтому у блондина практически не оставалось времени на общение со своими приятелями. А Гарри все больше времени проводил либо в библиотеке, в обществе Гермионы, либо с Крэббом и Гойлом. Оказалось, общаться с ними даже забавно, они верят всему, что им говорят. При условии, что им говорят это уверенным тоном. Гарри причислил их к той же категории людей, что и Рона Уизли.

Ну а что? Рону Уизли с детства внушали, что Темный Лорд и Пожиратели — зло, и он верил. Крэббу и Гойлу говорили обратное — и они верили. Кто из них прав? Права Гермиона Грейнджер!

В один из обычных, ничем не примечательных дней, между Гарри и Гермионой состоялся интересный разговор о Первой войне.

— Гарри, ты только не обижайся... Давно хотела тебя спросить. Вот ты общаешься с детьми бывших Пожирателей Смерти... Скажи, за что воевали их родители? Я читала газеты, там описан весь террор, описано, какие они злые и ужасные. Но ведь так не бывает! Люди всегда воют за что-то! За идеи, за свою семью, за свою страну!

— Иногда за власть, — заметил Гарри.

— Они воевали за власть? Все? Нет, Гарри, так тоже не бывает. Даже когда люди воюют за власть, они стремятся ее достичь, чтобы произвести какие-то реформы. Я, кроме того, что они были против маглов и маглорожденных найти ничего не могу.

— Ну, за это они и воевали. Или тебе кажется, что этого недостаточно?

— Полагаешь, что достаточно? — Гермиону, как маглорожденную, подобное задевало. Гарри знал это, но ведь она сама хочет знать правду? А правда порой злая и жестокая... для некоторых.

— Нет. Но они, по-своему, были правы. Они воевали за свои семьи, в том числе. Ты же знаешь, что маглорожденные волшебники — потомки сквибов и магов. Наверное, сквибы — потомки маглов. Ну, это было бы логично. Поэтому считается позорным, если в семье родился сквиб. Особенно, в чистокровной. Значит, не такая уж она и чистокровная, — усмехнулся Гарри. До этого он никогда особо не задумывался над тем, откуда берутся сквибы, поэтому просто озвучил пришедшую ему в голову мысль. Но озвучил уверенно, как будто знал это всегда, — Вот Пожиратели и воевали за эту пресловутую чистоту крови.

Гермиона смотрела в окно. Ей было обидно все это слышать, но такова жизнь. И она не виновата в том, что является маглорожденной, и чистокровные не виноваты в том, что маглорожденных недолюбливают. Разбавят они кровь больше необходимого — и все. Прощайте родовые способности и магическая сила. Будут рождаться обычные слабые маги.

— Хотя, думаю, Волдеморт воевал не за это. Просто нашел предлог, чтобы за ним пошли чистокровные. Нравилось ему воевать, — медленно произнес Гарри, вспомнив слова дневника о «тупом стаде баранов», и задумался. Только не о причинах войны, а о том, что за две недели в школе ничего не произошло, а должно было! Почему Том ничего не делает?

Гермиона повернулась к Гарри, в глазах стояли слезы. Ей обидно, конечно, ей обидно! Но кому разрушать детские иллюзии, как не Гарри — Мальчику-У-Которого-Не-Было-Счастливого-Детства?

— Получается, я для них — человек второго сорта? — спокойно и очень тихо спорила девочка.

Но как бы Гарри не считал, что он имеет право разрушать иллюзии, обижать Гермиону он не хотел. И рассказал ей историю принятия в род Фадила Луджина, не уточняя, откуда ему все это известно. Рассказал о том, что без маглорожденных рождались бы не сквибы, а просто слабые дети, болезненные и уродливые из-за постоянного кровосмешения. Рассказал о предложении гордого и храброго Годрика Гриффиндора сделать армию маглорожденных рабов, и вообще много чего рассказал из того, что рассказывать бы не следовало. А потом еще долго сам себе удивлялся, что это он вдруг стал таким разговорчивым...

Гарри решил, что еще немного, и он вообще заговорится и расскажет то, что рассказывать нельзя ни в коем случае. Нельзя потому, что существует штука такая — легилименция, а не потому, что не доверяет Гермионе, и замолчал. Девочка по-прежнему смотрела в окно. Она сидела так еще минут пять, а потом повернулась, и начала все так же тихо, как и до этого говорить.

— Они боролись за сохранение магии в своей крови, Дамблдор — за равноправие между маглорожденными и чистокровными. Знаешь, я ведь, наверное, буду поддерживать политику Дамблдора. У меня, как у маглорожденной, и выбора-то нет. Даже если ты пойдешь против него. И не бойся, я никому ничего не скажу. Просто я ведь не дура, понимаю...

Конечно, не дура! Умная девочка. Сразу поняла. И, черт бы ее побрал, поняла слишком много. Или Гарри слишком много тут всего наговорил. Опасно много говорить.

— Я не против маглорожденных, ты же знаешь...

— Знаю. Иначе бы ты со мной не общался. Но я действительно верю, что Дамблдор прав. Маглорожденных не так много, чистокровных и полукровок больше. Магия не исчезнет, не должна.

— Возможно. Я не знаю, что будет дальше с магией. Не могу знать.

И из этого разговора Гарри сделал два вывода. Первый — Гермионе на ее День рождения, который будет через несколько дней, нужно подарить артефакт, защищающий от легилименции. Второй — Гермиона сделала свой выбор сама. Ей не навязывали его, как Рону, Крэббу и Гойлу, она просто для себя решила. Она все понимает, анализирует и осознает. Для нее Темный Лорд — не бабайка из детских страшилок, для нее он — противоборствующая сторона. Не потому, что он зло, он темный волшебник и вообще страшный дяденька, а потому, что с его позицией она не согласна. Пусть пока она и не знает, что он не совсем умер, когда-нибудь вернется, и станет этой противоборствующей стороной в реальности. Гарри не планирует участвовать в новой войне на стороне Волдеморта, но и сторона Дамблдора его не прельщает. И если ему придется бороться против людей директора, то Гермиона будет одной из немногих, кто действительно поймет о причинах войны хотя бы для себя. Она будет бороться за цель, а не просто так, как большинство. Она не «тупое стадо баранов», хоть Том этого и не оценит. Она не «неуверенная идиотка», как охарактеризовала Салима тех, кто не уверен в своих магических силах. Заклинания у нее получаются лучше, чему у многих чистокровных. Этой уверенности в себе ей хватает. Может быть, на некоторую сложную магию ей действительно не хватит магических сил, но не будет того заклинания, которое она не сможет сотворить из-за неуверенности в себе. И пусть, она будет на стороне Дамблдора, но Гермиона достойна уважения.

Еще из событий этих двух месяцев, Гарри мог вспомнить одно обычное утро. Он, Драко, Крэбб и Гойл направлялись на урок травологии, но за одним из поворотов резко остановились. Напротив них стоял мальчик-гриффиндорец с фотокамерой, улыбался, намереваясь их сфотографировать.

— Гарри! Я Колин Криви, я из Гриффиндора! Я все-все о тебе знаю! То, как ты маленьким победил Сам-Знаешь-Кого. О тебе написано в нескольких книгах! Можно мне тебя сфотографировать, — мальчик посмотрел на слизеринцев, — с твоими друзьями?

Малфой и Поттер переглянулись, и блондин понял, что фотографироваться Гарри не сильно-то хочет.

— Вот, Гарри, я и говорю, что грязнокровки привносят в наш мир только грязь из своего мира, — как ни в чем не бывало начал Драко, как будто продолжил прерванный разговор, — поэтому, все журналисты, фотографы и репортеры — грязнокровки или полукровки! Та же Рита Скитер — полукровка, и детство провела в мире маглов. Вот и этот тоже, я уверен, грязнокровка. Ведь так? — обратился Малфой к Криви, немного поморщившись, всем своим видом показывая, как ему неприятны грязнокровки.

— Мы опаздываем, — напомнил Гойл.

— Ах, да, — сказал блондин, и прошел мимо гриффиндорца. За ним прошли Крэбб и Гойл, задев маленького мальчика, выглядевшего намного младше одиннадцати лет, плечами с двух сторон.

Гарри хотел улыбнуться гриффиндорцу, как-то приободрить его и уже жалел, что не сфотографировался. Ну, что ему стоило? А потом решил, что раз он не хотел фотографироваться, значит, так и надо. Почему он должен кого-то жалеть и кому-то потакать? Этот захотел его сфотографировать, Джинни, наверняка, захочет его женить на себе, кто-то захочет его убить. Он что, должен никого не обижать и не расстраивать? Поэтому юный маг прошел мимо Криви с безразличным лицом, только задевать плечом его не стал. Но ситуация была явно не из приятных.

Еще одно запоминающееся событие — урок Локхара. Этот новоиспеченный преподаватель раздал студентам тест, где спрашивал о своем любимом цвете и самой сокровенной мечте. Гарри долго думал, отвечать на этот тест или нет. Разумеется, ответов он не знал, но придумать-то что-нибудь всегда можно. Написать, к примеру, что самая сокровенная мечта Локхарта — убить миссис Норрис, а родился он — тридцать первого февраля. Но мальчик решил не утруждать себя придумыванием ответов, и сдал пустой лист.

После новый преподаватель по Защите презентовал свою автобиографию — книгу «Я — волшебник», которая в обязательный курс не входила, но приветствовалась в качестве учебника для дополнительного чтения. И почему-то как раз в тот момент, когда он стоял и показывал всем замечательную обложку этой книги со своей улыбающейся физиономией, название книги изменилось. Теперь там было написано — «Я — сквиб». Смеялась вся мужская часть аудитории. Девочек эта безобидная шутка расстроила.

Потом по школе ходили слухи, что Локхарт бегал со своей биографией по всем кабинетам преподавателей, но никто не стал исправлять иллюзию в названии. Да и не мог, все-таки магией отражений, как убедился Гарри в прошлом году, в школе никто кроме него не владел. Хотя он был уверен, что никто из преподавателей и не пытался помочь несчастному коллеге. Не нравился им Локхарт.

— Откуда этот индюк взялся? — Гарри впервые слышал возмущение Гойла.

— Другого индюка не было, — отозвался Драко, удобно расположившийся в кресле гостиной.

— Квирелл и то лучше был! — подхватил Винсент, — У него на уроках я хотя бы спал.

— Да уж, лучше... — протянул Малфой, которому было известно о Квирелле немного больше, чем его приятелям.

— Они действительно не могут найти хорошего преподавателя, или такое паршивое преподавание тут приветствуется? — Гарри тоже интересовал этот вопрос.

— Он был единственной представленной в Попечительском совете кандидатурой. Отец рассказывал. Говорят, некоторые из бывших Пожирателей пытались занять эту должность, но список кандидатов представляет директор, попечители только утверждают кандидатуру или отказывают в утверждении.

— Уж лучше Пожиратели. Тот, кто преподает Защиту от темных искусств, должен все-таки в темных искусствах хоть немного разбираться! — Поттер действительно желал бы видеть в преподавателях скорее Пожирателя, чем безмозглое нечто.

— Иллюзия на книге твоих рук?

— Моих, — Малфой все равно никому не расскажет, а Крэбб и Гойл вообще кроме Драко и, иногда Гарри, ни с кем не общаются.

— Качественно, — протянул блондин и задумался, как будто решаясь, стоит ли о чем-то спрашивать, или нет.

Гарри вопросительно поднял брови.

— Мои черные волосы в прошлом году — тоже твоих рук дело?

Лучше бы Малфой так и не решился задать этот вопрос.

— Ты тогда Гермиону обижал, — спустя минуту ответил Гарри.

— Слизеринец защищает грязнокровок! Куда катится этот мир! А иллюзия ведь не простая, Гарри, не простая... — совсем тихо добавил последнюю фразу Драко.

«Спалился!» — констатировал Адам-Самаэль.

— Какая есть. Моя фирменная.

— Не фирменная, а родовая, — пояснил Малфой. Уж он-то, представитель древнего чистокровного рода, об этом знает.

«У Малфоя есть родовые способности? Род древний, один из немногих, где непродуманные браки никогда не заключались. Должны ведь быть!» — размышлял Адам-Самаэль.

«Должны быть. Но он не такой идиот, как я, чтобы в школе их использовать».

«Самокритика — дело хорошее. Так и научишься жить».

— Почему все девочки так реагируют на Локхарта? — решил сменить тему Гарри.

— Он Амортенцией вместо духов пользуется.

— Шутишь?

— Шучу. Но что-то подобное, только более легкое, точно есть. Если даже твоя заучка Грейнджер ведется.

Изменением этого года стали письма, которые совы приносили чаще, чем в прошлом году. Ему писала Салима. Рассказывала о скучном учителе зельеваренья, монотонно бубнящим что-то себе под нос, о том, как она специально взорвала котел на его уроке, чтобы хоть немного развеселить, засыпающих над своими котлами, однокурсников. После, идея с взрывающимися котлами показалась ей неинтересной, и она вместо зелья от ожогов приготовила очень мощное зелье-средство для чистки котлов, которое по цвету и запаху было идентичным с противоожоговым. Средство это разъедало остатки ингредиентов в котлах, только металл оставался невредимым. Не знала девочка, что их удачные зелья попадают в медицинский кабинет, ну не знала. В итоге отправила одного четверокурсника в Германскую магическую клинику. Его руки разъело до костей! Скандал в Дурмстранге был знатный, Луджины его еле замяли. Предупреждать ведь нужно, что зелья первокурсников используются! Хотя Гарри решил, что это была отговорка. Знала все Салима, просто поэкспериментировать захотела. Страшный она человек, но уже свой!

Кассандра писала, что ее видения будущего снова постоянно меняются, и на некоторых из них — пустота. Так получилось, что письма пифии и Салимы, с сообщением о произошедшем с четверокурсником Дурмстранга, пришли в один день, и Гарри подумал, что Отдел с маховиками времени в Министерстве разбивать не нужно. Просто Салима все-таки устроит Апокалипсис. Сам своим же мыслям и усмехнулся.

— Тебе анекдоты в письмах пишут? — поинтересовался Драко.

— Ага. Слушай, а мы противоожоговое зелье варили в прошлом году?

— Нет. В этом году вроде должны, а что?

— Да ничего. Наши зелья же не идут в Больничное крыло? — Гарри в этот момент вспомнил, как накладывал иллюзию на недоделанное зелье.

— Откуда мне знать? Наверное, нет. Зачем тебе противоожоговое зелье?

— Надеюсь, не пригодится. Просто в Дурмстранге на первом курсе его варят.

— В Дурмстранге другая программа. Тут грязнокровок много, вот и подстраивают программу под них. В Северной школе учатся все чистокровные, они не с самого элементарного начинают. Студенты там приобретают специальность, а у нас после школы для желающих есть министерские курсы. Для авроров, медицинских работников, зельеваров.

Гарри задумался. Вот тебе и равноправие Дамблдора! Действительно, не могут быть равны те, кто с пяти лет с палочкой в руках, и те, кто в одиннадцать ее только покупают. И хоть сам Поттер принадлежал к последней категории, все же понимал, что программа обучения действительно должна быть разной. Пусть маглорожденные начинали бы учиться с девяти лет, к примеру. Или же учились бы по более интенсивной программе.

— А почему ты сюда поступил, а не в Дурмстранг?

— Отец хотел меня туда отдать, но мама была против, — пробормотал Малфой и смутился оттого, что сказал правду. А кому понравится быть маменькиными сыночком?

* * *

Хэллоуин Гарри честно хотел проспать. Это день смерти его родителей, в конце концов! А он должен сидеть в Большом зале и есть тыквенную кашу, тыквенное печенье и запивать все это тыквенным соком! Если последнее ему действительно нравилось, то от каши начинало тошнить. Но проспать ужин не удалось. Во-первых, спать вообще не хотелось. Во-вторых, его самым наглым образом спихнул с кровати Крэбб, и сообщил, что они опаздывают на ужин.

Праздничное украшение было вполне традиционным и ожидаемым — вырезанные «страшные» рожицы из тыквы и летучие мыши.

— Я хочу есть, но я не хочу тыквенный пирог! — меню, по мнению Гарри, было просто ужасным.

— Хочешь бутерброды? — спросил Гойл, доставая из сумки сверток, — У меня аллергия на тыкву.

— Спасибо. И почему я не догадался запастись нормальной едой заранее...

— Надеюсь, в этом году все обойдется без тролля, — протянул Драко, поедая тыквенный пирог. У него неприязни к тыкве не было.

— Черт! Я эссе по зельеваренью забыл в кабинете Бинса! — вскакивая из-за стола, воскликнул Гарри.

— Что твое эссе в этом кабинете вообще делало?

— На Истории магии его писал. Я мигом, — и Гарри выбежал из Большого зала. Зельеваренье завтра будет первым уроком, а Снейп за отсутствие домашней работы по голове не погладит.

Кабинет Бинса находился на третьем этаже, Гарри благополучно до него добрался, забрал эссе, и хотел было вернуться в Большой зал, но услышал какое-то странное шипение в стене. Волшебник прислушался, и различил слова: «убить... дай мне тебя убить... разорвать...».

«Поздравляю! У нас слуховые галлюцинации!» — а это сказал уже Адам-Самаэль.

«Ничего не галлюцинации».

«Ага. Разговаривающие стены — это, по-твоему, норма?»

Голос в стене, продолжая кому-то угрожать, стал удаляться, и Гарри поспешил туда, откуда он теперь был слышен. Мальчик, следуя за голосом, оказался на втором этаже, где по всему коридору была разлита вода. «Кажется, женский туалет затопило», — догадался Гарри.

Напротив туалета стояла девочка с длинными белыми волосами, завязанными в спутанный хвост, и внимательно рассматривала что-то, висящее на потухшем факеле.

Гарри хотел уже уйти, хотя ему было немного интересно, что именно висит на факеле. «Очередная шутка близнецов» — решил он. В этот самый момент девочка обернулась, заметила Гарри, но он ее не заинтересовал. Она медленно повернулась снова к стене и так же внимательно продолжила рассматривать то, что с расстояния, на котором стоял Гарри, казалось темным пятном. Юному магу стало интересно, что именно так привлекло внимание девочки. Он все же решил подойти ближе и посмотреть.

— Кошка?!

— Она не умерла, — каким-то потусторонним голосом, не оборачиваясь, сказала девочка.

— Да? А так и не скажешь, что живая. Это ты с ней такое сделала?

— Нет. Наверное, нет. Но я недавно проснулась, а я иногда хожу, когда сплю, так что всякое может быть, — как будто само собой разумеющееся произнесла юная волшебница.

На стене рядом с кошкой кровавая («Или краска такая?») надпись гласила: "Тайная комната снова открыта. Враги наследника трепещите". Гарри старался сопоставить надпись и кошку, но выходило это как-то плохо. Мальчик не мог понять, чем кому-то не угодила миссис Норрис. Хотя понятно чем, опять наверно Фред и Джордж из-за этой кошки Филчу попались. Решили отомстить. Но для них это было как-то жестоко.

— Ты Гарри Поттер, — констатировала девочка, наконец, повернувшись к Гарри, — я Луна. Луна Лавгуд.

— Ээ... Очень приятно.

— Тебе не приятно — тебе все равно, — глядя прямо в глаза мальчика, своими голубыми большими глазами, произнесла Луна.

— Что с кошкой случилось?

— Я думаю, ей просто надоел Филч.

— Самоубийство миссис Норрис? — Гарри поднял брови.

— Нет, конечно. Наверное, кто-то узнал об этом и решил ей помочь. Но у него плохо получилось.

«Куда я попал. Или все волшебницы-блондинки странные?» — подумал Гарри.

— Мне кажется, она выглядит как-то некрасиво, — сказал он, достал носовой платок из кармана, трансфигурировал его в розовый бант, и повязал этот бант на хвост миссис Норрис. И это он говорил о странностях волшебниц-блондинок? Вероятно, сумасшествие заразно.

— О, — радостно воскликнула девочка, — такой яркий розовый цвет привлекает мозгошмыгов!

— Мозгошмыгов? — спросил Гарри.

— Да, они проникают в мозг и путают мысли. У тебя их очень много, но это хорошо. Чем их больше, тем более нестандартно человек будет мыслить.

— Буду знать. Ты слышала голос в стене? — с любым другим человеком Гарри бы об этом не заговорил. Но Истван сказал, что нужно доверять своей интуиции, а эта интуиция говорила, что девочке настолько безразличен голос, сам Гарри, миссис Норрис и вообще все происходящее, что хуже не будет. Тем более, если этот голос — его личная галлюцинация.

— Нет, но возможно, это были духи Хогвартса.

— Наверное... Или мои мозгошмыги заговорили.

— Они обычно не говорят.

Все происходящее казалось Гарри каким-то иррациональным. В волшебном мире таковым было многое, но эта ситуация с кошкой была иррациональна даже для этого мира. Кажется, близнецы в своей шутке превзошли самих себя! Эта шутка казалась мальчику одновременно жалкой, жестокой и бессмысленной.

Послышались голоса, что означало окончание ужина. Гарри вспомнил, что через этот коридор лежит путь к спальням Гриффиндора и Хаффлпаффа, поэтому юный маг резко потянул за рукав Луну в сторону затопленного женского туалета.

«Всю жизнь мечтал побывать в женском туалете!»

«Особенно в такой замечательной компании и при таких обстоятельствах», — продолжил Адам-Самаэль.

Шаги студентов уже слышались совсем близко от туалета, где сейчас находились слизеринец и равенкловка. Луна спокойно рассматривала раковины в туалете, как будто происходящее в коридоре, откуда донеслось несколько вскриков, ее не интересовало.

— Враги наследника трепещите! Ты следующая грязнокровка, — услышал Гарри знакомый голос, и ему показалось, что он понял, к кому обращается Малфой.

«А он-то что тут делает? Слизеринцы же в подземелья пошли!»

— Ты думаешь, они бы обвинили нас? — шепотом поинтересовалась девочка, оторвавшись от созерцания раковин.

«Откуда она такая наивная...» — вздохнул Гарри.

— Нет, мозгошмыгов, — раздраженным шепотом ответил он ей.

— Кстати, они ведь действительно могли.

Гарри в этот момент захотелось засмеяться, но он сдержался, чтоб не выдать свое нахождение в женском туалете.

— Моя кошка! Убили мою кошку! — послышался истеричный крик Филча.

— Аргус, она не убита. Ее подвергли заклятию оцепенения, — Дамблдор тоже был у места происшествия. Судя по голосу, он был растерян.

— Я так и знал. Эх, меня рядом не было, я знаю контрзаклятие! — а это говорил уже Локхарт.

— Индюк, он и есть индюк, — прошептал Гарри.

— Мне он тоже не нравится.

— Значит, на тебя не действуют приворотные зелья, которые он вместо духов использует.

— Он их использует? Я так и думала, что с той банши из его книги у них были романтические отношения, — проникновенным шепотом произнесла Луна, так, будто сообщала страшную тайну.

Гарри не выдержал и прыснул в кулак.

— Кстати, а что ты делала в этом коридоре?

— Искала свой браслет. Я его выронила, а где — не помню...

— Мда... А теперь мы стоим в женском туалете, и если нас тут найдут...

— Можно спрятаться в кабинку, — предложила Луна.

— Ага, и присесть на один из унитазов! — довольно зло прошептал Гарри. С одной стороны странная девочка была забавной, но с другой — она его жутко раздражала. Именно сейчас он понял, что значит фраза «противоречивые чувства».

Спустя пять минут, когда в коридоре наступила тишина, Гарри выглянул из, успевшего ему надоесть, туалета.

— Свободно, идем.

— Если действительно Тайная комната открыта, многие будут обвинять тебя. Будь осторожен, — тихо произнесла Луна, — Пока, Гарри Поттер.

И девочка побежала по лестнице на верхний этаж, а Гарри так и остался стоять посреди коридора. То ли мозгошмыги его атаковали, то ли просто мозг отказывался воспринимать реальность, но в голове не было ни одной здравой мысли. Постояв так еще некоторое время, он побрел в сторону подземелий, и запоздало подумал, что эту странную девочку не мешало бы предупредить, чтобы не говорила никому о том, что первая обнаружила кошку.

* * *

В гостиной Слизерина творилось что-то нереальное. По крайней мере, нереальное для гостиной этого факультета. Казалось, никто из слизеринцев не пошел в спальни или кабинет для занятий. Все собирались небольшими группами, разговаривали, смеялись, шептались или достаточно громко предполагали, кто является каким-то наследником. Из общей массы выделялся Драко Малфой, который сидел в одиночестве с сосредоточенным лицом. Даже Крэбб и Гойл шептались в стороне от него. Заметив Гарри, блондин отвлекся от собственных мыслей, и поднял бровь, как будто хотел что-то спросить. Поттер сел рядом с Малфоем.

— Что-то не так?

— Где ты был? — спросил Драко.

— Ты решил заменить мне маму, поэтому интересуешься?

— Поттер, сейчас не до шуток, честно. Где ты был?

— Если скажу, что в женском туалете, поверишь?

— Нет.

— А зря. Хотя, я тоже бы не поверил. Что случилось, в конце-то концов?

— Тайная комната открыта.

— И что? — Гарри постарался изобразить удивление.

— Добби! — Малфой щелкнул пальцами и перед ним появился молодой домовик в какой-то полинявшей наволочке и поклонился так, что казалось, носом задел пол. Лаки так никогда не кланялся, он скорее низко кивал в приветствии, — Принеси мне из библиотеки «Историю Хогвартса».

Домовик с поклоном исчез, и с таким же поклоном появился через минуту с довольно старой книгой в руках.

— Свободен, — пренебрежительно бросил Драко, взяв «Историю Хогвартса» из рук эльфа, — Найди там легенду о Тайной комнате.

Гарри открыл первую страницу книги, на ней стоял год издания — 1493. Почти такая же старая, как у Иствана. По содержанию он нашел легенду и принялся читать. Она была ему знакома, но он просто не старался ее запомнить, когда читал свою современную «Историю». Тогда, перед поступлением в Хогвартс, его интересовали другие вопросы. Когда Гарри закончил чтение, он поднял глаза и посмотрел на Малфоя.

— Гарри, ты понимаешь, что это значит?

— Что кто-то хочет уничтожить маглорожденных?

— Ничего ты не понял, Поттер. Или притворяешься, что не понял. Наследником Слизерина может быть человек из его рода.

— Кажется, я начинаю понимать, Малфой, — холодно прошептал Гарри, — ты думаешь, что это я? А я тебя другом считал...

— Да я не против открытия Тайной комнаты, даже если ты ее открыл! Я даже помочь готов!

Гарри посмотрел на Драко с искренним недоумением, а потом рассмеялся. «Ну, Том! Причем тут кошка? Тоже мне, месть Дамблдору от Темного Лорда!»

— А теперь слушай, Малфой, — наконец, отсмеявшись, тихим и злым шепотом продолжил предполагаемый наследник Слизерина, — ты меня идиотом считаешь? По-твоему, я мог просто уйти с праздничного ужина, чтобы открыть эту проклятую Комнату? Когда Дамблдор в два счета вычислит всех, кого не было в Большом зале? Или ты все-таки можешь предположить, что я бы сделал это в другой день, когда на ужин приходят все в разное время, либо вышел из спальни после отбоя? Спасибо, мне так приятно, что друзья сомневаются в моих интеллектуальных способностях!

— Извини... Просто больше тех, кто может быть этим наследником, вроде нет. Не Темный же Лорд к нам пожаловал?

— Почему бы и нет? В прошлом году он, кажется, тут был.

— Да я бы и сам предположил, что это он, только вот кошка... Не верю я, что он вместо грязнокровок стал кошек убивать, и розовые банты им на хвост вешать, — сказав это, Драко усмехнулся. Видимо, вспомнил, — Знаешь, этот бант смотрелся бы забавно, если бы не было так жутко. Там первокурсники визжать стали, надпись кровавая, кошка висит неподвижная вниз головой, а на ее хвосте — розовый бант.

«Жутко? А почему мне не было жутко?»

«Ты бесчувственная скотина! Бедная миссис Норрис! — фальшиво сокрушался Адам-Самаэль, — ты не должен так реагировать, ты же Гарри Поттер. Это я могу! И вообще, зачем бант-то?»

«Само в голову как-то пришло».

«Хорошо хоть не солнышко с ангелочками».

«Да я бы может и сделал, но не умею».

— В общем, Драко, это не я. Честно.

Малфой глубоко вздохнул и снова задумался. Он размышлял над тем, что Хогвартс, который славился своей безопасностью, теперь, пожалуй, самое небезопасное место. Раз уж Темный Лорд тут два года подряд появляется. И он не знал, радоваться ему или грустить. С одной стороны, Драко, как и его отец, как и большинство слизеринцев, Дамблдора не любил и злорадствовал, что величайший светлый волшебник допускает подобное. С другой стороны, он сам немного боялся. Особенно он боялся того, что Темный Лорд возродится. Малфоя не пугала война, смерти, если это не смерти близких. Но он боялся за свою семью, за то, что отца могут убить или посадить в Азкабан...

Но если Гарри Поттер решил, что Дамблдор «шутку» с кошкой не оценит, то он сильно ошибся. В то время, когда Гарри вышел из женского туалета на втором этаже, Дамблдор, МакГонагалл, Снейп, Флитвик, Спраут, Вектор, Локхарт и даже Трелони находились в кабинете Защиты и обсуждали произошедшее. Причем их обсуждение было более эмоциональным, чем в гостиной Слизерина.

— Это близнецы Уизли! — кричал Филч, брызжа слюной, — Они могут сделать все, что угодно, лишь бы напакостить мне!

— Аргус, Фред и Джордж были на ужине вместе со всеми. Найдется сотня свидетелей. Тем более, мы тут имеем дело с искуснейшей черной магией...

— Мои студенты не станут использовать темную магию! — возмутилась профессор МакГонагалл, она из-за собственных мыслей так и не поняла, что директор их защищает, а не обвиняет.

— Я требую наказания! Мою кошку хотели убить!

— Успокойтесь! У профессора Спраут зреет отличный урожай мандрагор. Как только они поспеют, мы приготовим зелье и оживим миссис Норрис.

— Я приготовлю зелье! Я знаю этот рецепт! — радостно сообщил Локхарт.

— Вообще-то, зельеваром здесь числюсь я, если вы помните, — язвительно отозвался Снейп.

Он всегда следил за своими студентами, понимал, что подозрения сразу падут на слизеринцев и мог сказать, что из учеников его факультета из Большого зала выбежал только Поттер. Флинт находился в Больничном крыле после драки с гриффиндорцами, Эльза Макнейр уехала на похороны бабушки. Все остальные на ужине присутствовали. И как бы Снейп не хотел досадить Поттеру, негласные правила Слизерина он соблюдал всегда. Директор сам вычислит всех отсутствующих, а вот озвучивать подобную информацию при Локхарте и Филче нельзя. Уже на следующий же день по школе будут ходить слухи, что Поттер открыл Тайную комнату.

— Все, мне надоел этот фарс! Минерва, Северус, Помона и Филиус, пройдите в мой кабинет, — сказал Дамблдор уставшим голосом и вышел. Деканы отправились следом, а Локхарт стоял и улыбался.

В кабинете директор достал думосброс, палочкой извлек собственные воспоминания, и стал их просматривать. Минут пятнадцать все сидели молча и ждали, когда Дамблдор завершит просмотр собственной памяти.

— На ужине из слизеринцев не было Флинта, Макнейр, и Поттер выбежал из зала, — сказал директор после того, как «вспомнил» праздничный ужин.

— Флинт в Больничном крыле, Эльза дома, а с Поттером я поговорю. Вы же не думаете, что это он? — Снейп поднял бровь.

— Не думаю. Просто узнай, почему он покинул Большой зал.

— И почему вы начали со слизеринцев? Вы хоть узнали, кто отсутствовал из других факультетов?

— Разумеется, из Равенкло не было Марка Макдумана и Луны Лавгуд.

— Марк в Больничном крыле, после урока зельеварения. Северус подтвердит, — отчитался Флитвик.

— Подтверждаю, — как бы нехотя протянул Снейп.

— Луна всегда спит перед ужином и часто его пропускает. Наверное, и в этот раз проспала, — произнес декан Равенкло со снисходительной улыбкой. Многим первокурсникам было тяжело привыкнуть к новому распорядку дня.

— Из Хаффлпаффа на ужине никто не отсутствовал, — Дамблдор повернулся к Спраут, и женщина улыбнулась, радуясь, что ее факультет вне подозрений.

— Среди гриффиндорцев не было Рона Уизли, Невилла Лонгботтома, Гермионы Грейнджер и Джиневры Уизли.

— Они были на юбилее смерти у Почти Безголового Ника, я была предупреждена, — произнесла МакГонагалл, умолчав о том, что отпрашивались только трое.

— Итак... — начал Дамблдор, но внезапно замолчал, и задумался.

— Получается, что алиби нет только у Поттера и Лавгуд? И как обычно, виноват будет слизеринец. Да, Альбус? — с издевкой поинтересовался Снейп, прекрасно понимая, что Мальчик-Который-Выжил не просто слизеринец, и его никто обвинять не будет.

— Я никого не обвиняю, Северус. Просто нужно внимательнее приглядеться к этим студентам.

— Да, и все потому, что они не гриффиндорцы? Может быть позвать Почти Безголового Ника и проверить, присутствовали ли там трое второкурсников и одна первокурсница из Гриффиндора? Обычно приведения к себе на дни смерти живых не приглашают, — елейным тоном говорил зельевар, а у профессора трансфигурации раздувались ноздри от возмущения.

— Да как вы смеете обвинять моих студентов?

— Минерва, я никого не обвинял. Но буду настаивать на проверке ваших данных. Студенты могли вас обмануть. Такое, знаете ли, тоже случается.

— Коллеги, не ссорьтесь. Сэр Николас! Я жду вас в своем кабинете! — крикнул директор в пространство.

— Не знала, что привидений можно звать, как домовиков, — с какой-то грустью сказала профессор Спраут.

— Нельзя. Просто магия замка передает просьбу директора, — тоном доброго профессора, объясняющего непонятливому студенту очевидные вещи, произнес Дамблдор.

— Звали, господин директор? — Почти Безголовый Ник выплыл из стены.

— С юбилеем вас. Скажите, сегодня студенты факультета Гриффиндор были у вас на праздновании?

— Да, были.

— Можете назвать их фамилии? — решил поддержать своего коллегу Флитвик, ведь и его студентка под подозрением.

— Да, конечно. Сэр Рональд Уизли, сэр Невилл Лонгботтом и мисс Гермиона Грейнджер.

— А мисс Уизли? — спросил Снейп.

— Мисс Уизли? Нет, я ее не приглашал.

— Нехорошо лгать, Минерва, — усмехнулся зельевар.

— Да как вы смеете обвинять меня во лжи? Ко мне подходила мисс Грейнджер, и вообще...

— Довольно, — достаточно резко оборвал объяснения МакГонагалл директор, — сэр Николас, вы можете идти.

— Альбус, вы не могли не заметить, что ни один из трех студентов, — Снейп подчеркнул слово «трех» и посмотрел в сторону декана Гриффиндора, — на роль наследника Слизерина не подходит.

— Я заметил, Северус, не беспокойся. Вопрос не в том, кто открыл Тайную комнату, вопрос в том, как...

— Вы полагаете, что Сами-Знаете-Кто в Хогвартсе? — спросила МакГонагалл, которая училась в школе в то время, когда Тайная комната открывалась.

Снейп усмехнулся, когда коллега сказала "Сами-Знаете-Кто". Его это действительно забавляло, ведь Минерва была ровесницей Темного Лорда и прекрасно зала его имя. Бояться произнести имя или псевдоним того, кого помнишь одиннадцатилетним ребенком, по мнению декана Слизерина было верхом глупости.

— Я сказала что-то смешное?

— Нет-нет, Минерва, вы все отлично говорите, — мягко произнес Снейп, улыбаясь. Когда он так улыбался Лонгботтому на уроках, тот чуть в обморок не падал.

— Я полагаю, он может действовать через кого-то в этот раз, — произнес Дамблдор, не обращая внимания на вечно враждующих деканов вечно враждующих факультетов, — поэтому и необходимо проследить за теми, кто отсутствовал на ужине без уважительной причины, и если вы заметите странности в поведении — сообщайте мне.

— О, странности Лавгуд я наблюдаю с самого первого урока, на котором она заявила, что в зелье от фурункулов нужно добавить навоз фестрала!

— Навоз фестрала? Он разве используется в зельях? — поинтересовался Флитвик.

— Нет!

— А я-то думал, из-за чего мой факультет тогда лишился полсотни баллов...

— Все. Достаточно, Северус, Филиус. Решать спорные моменты с баллами вы можете и за пределами моего кабинета. Все свободны.

Когда деканы ушли, Дамблдор еще долго сидел в своем кресле и не спешил ложиться спать. Давно он не чувствовал себя так... неуверенно. Многие годы в школе не происходило ничего по-настоящему страшного. Смерти, конечно, были. Это жизнь, ей свойственно заканчиваться. Но даже во время войны Хогвартс оставался маленьким островком мира, где о войне говорили, но не наблюдали даже малейших ее отголосков. Все смерти, что произошли в школе с того момента, как Дамблдор стал директором можно назвать случайными, обычными... Как угодно.

Был случай в семьдесят втором, когда студенты подрались после матча по квиддичу, и один из них, как ни странно, хаффлпаффец, использовал Аваду. Был случай в семьдесят седьмом, когда девочка покончила жизнь самоубийством. Был случай в восемьдесят шестом, когда двое равенкловцев пытались провести какой-то ритуал, и их попытки окончились весьма трагично. Но еще до того, как Дамблдор стал директором, в школе погибла девочка, самой нелепой смертью. Тогда виновным признали не того, кто был действительно повинен в этой смерти. В то время вроде бы тоже была открыта Тайная комната, тоже появилась надпись на стене, и первой умерла жаба, но, разумеется, на смерть чьей-то жабы никто особого внимания не обратил. Только вот тогда она окаменела и умерла, а миссис Норрис — жива. Жаба была предупреждением, сейчас предупреждение — кошка. Открывалась ли тогда Тайная комната, директор не знал. С оцепенением, вплоть до смертельного исхода, могло справиться зелье или заклинание.

Дамблдор в этот Хэллоуин почувствовал себя очень старым, почувствовал себя самым обычным человеком, который не может все предусмотреть, который не учел, что история имеет свойство повторяться. И при других директорах, до него, были нераскрытые убийства, заговоры среди старшекурсников, войны... Но именно сейчас Дамблдор чувствовал себя маленькой песчинкой в океане истории. Истории, которая, возможно, повторялась много раз до него. Но он не хотел, чтоб она повторялась после! Альбус всегда знал, что он лишь эта самая песчинка, но знать и чувствовать — не одно и то же. Мы можем знать, что кто-то из наших близких может погибнуть, но только когда это происходит — мы понимаем, что это значит на самом деле.

Гарри сидел на трибуне и засыпал на плече у Крэбба. Малфой бы обиделся, если бы приятель пропустил самый первый матч, в котором блондин играл за команду факультета. Поэтому ранним субботним утром, вместо уже привычного для этого дня недели, похода к Хагриду и чтения книги у озера, он пошел смотреть игру. У Хагрида было даже по-своему уютно, не так, как у Уизли. У них он чувствовал себя лишним, а лесник был одиноким стариком, в его хижине невозможно почувствовать себя лишним.

В последние дни разговоры об открытии Тайной комнаты утихли, появилось больше предположений, что это была всего лишь шутка. Даже Гарри готов был поверить, что это чей-то, как оказалось, вполне удачный розыгрыш. Это когда он легенду не знал и смотрел на кошку, полагал, что смысла в этом жестоком и одновременно жалком розыгрыше нет, а когда узнал, как на это все отреагировала школьная общественность...

Поттера разбудил шум, он даже не сразу понял, что происходит. Луджин бы его за такую реакцию отчитал. Не понимаешь, что происходит — вскидывай палочку, мало ли. Но, оказалось, это всего лишь кто-то поймал снитч. И сделал это, как понял слизеринец, гриффиндорский ловец, третьекурсник Кормак Маклагген. Гарри расстроился. Не за команду, и даже не за Малфоя, а за себя. Он так бессмысленно провел утро, а теперь еще ему весь день наблюдать за хмурыми слизеринцами!

Расстроенный Драко подошел к своим приятелям, и они молча направились в сторону замка.

— Гарри, Гарри! — послышался знакомый голос, — Знаешь, что сказал мой одноклассник? Он сказал, что ты наследник Слизерина!

— Если он наследник, я бы на твоем месте так не радовался, — сказал Малфой, обернувшись к Колину Криви, — Тайная комната открывается ведь, чтобы убить таких, как ты — грязнокровок. Не подумал?

Колин Криви часто подходил к Гарри просто поздороваться, причем здоровался он несколько раз в день. Казалось, он выучил расписание слизеринцев-второкурсников. И если Поттера первокурсник просто раздражал, как комар, который особого вреда не причинит, но писк по ночам спать мешает, то Малфой очень злился. Злился на то, что гриффиндорец его перебивал, чтобы поздороваться, на то, что тот был таким непонятливым и не обижался, что бы ему ни говорили, на то, что тот просто жил.

— Но меня же он не убьет! Ведь так, Гарри?

— Убью, — спокойно произнес слизеринец, а Криви лишь широко улыбнулся.

* * *

Поздним вечером этого дня на Колина Криви было совершено нападение. Он, как и миссис Норрис, остался жив, только окаменел.

— Кого еще, кроме тебя, успел достать Криви? — задумался Малфой.

— Да кого угодно! Он любого достанет, — поделился своим, не особо содержательным предположением Крэбб.

— Это точно не я! — отозвался Поттер.

— Я понимаю, это было бы слишком очевидно. Но, такое чувство, что тебя хотят подставить. Тебя не было в Большом зале, когда произошло нападение на кошку, тебя доставал Криви, и вот...

— По идее так не должно быть... — пробубнил себе под нос Гарри.

«Какого черта творит Том? Там в клятве было, что он не должен причинить мне вред любым способом?»

«Да, если он тебя подставит, то по идее лишится магии», — ответил Адам-Самаэль.

«Тогда зачем он это делает?»

«Хороший вопрос...»

Спустя несколько дней, то есть после того, как у студентов было много времени, чтобы обсудить все произошедшее, по школе стали расползаться самые невероятные слухи. Первокурсники всех факультетов боялись ходить в одиночку, как впрочем, и слизеринцы всех курсов. Не то, чтобы они так уж боялись, но наследник был наследником Слизерина, Тайную комнату создал Салазар Слизерин, да и вообще, любое зло, в понимании многих, всегда должно исходить от слизеринцев. Между старшекурсниками из львиного и змеиного факультета, после нападения на Криви, уже было несколько стычек. Скорее, представители «злого и ужасного» факультета не ходили в одиночку, чтоб эти стычки предотвратить, и не лишить факультет баллов.

Общественное мнение разделилось, и в кандидаты на роль наследника Слизерина попало четыре человека: четверокурсник Альфред Селвин, шестикурсник и староста Слизерина — Уилкис, всегда кичившиеся своей чистокровностью, Драко Малфой — просто потому, что Малфой, и Гарри Поттер — потому что неизвестно, как он выжил после Авады. А вдруг он в годик уже владел темной магией? Эта версия была бы забавной, если бы Драко точно не подметил, что кажется, будто Поттера подставляют.

Гарри иногда встречал Джинни в коридорах, либо наблюдал за девочкой в Большом зале. Она казалась еще более стеснительной, чем обычно. Она ни с кем из однокурсников не подружилась, разговаривала только с братьями, да и то, это они с ней разговаривали, а она кивала в ответ. Но юный волшебник не мог понять, рыжая такая всегда, или дневник на нее так действует.

* * *

На уроке зельеваренья кто-то из гриффиндорцев решил пошутить, и бросил в котел к Гойлу хлопушку. Раздался взрыв и всех, кто находился недалеко от Гойла, облило раздувающим раствором. У Малфоя вырос нос, у Крэбба — губы, у главной жертвы гриффиндорской шутки — глаза, а Гарри обзавелся огромной рукой. Пока все пострадавшие принимали антидот, Гарри заметил, как Гермиона выскользнула из кладовой Снейпа, но мальчик поспешил отвести взгляд. Он не хотел, чтобы она поняла, что он стал свидетелем кражи ингредиентов. Хотя, это было что-то новенькое. Отличница Гермиона Грейнджер подворовывает ингредиенты для зелий!

Перед обедом у входа в Большой зал столпилось множество студентов, они разглядывали какое-то объявление.

— Открывается дуэльный клуб! Первое занятие сегодня после ужина! — озвучил информацию для своих друзей, но вышло, что для всех собравшихся, гриффиндорец Симус Финниган.

— Гарри, ты пойдешь? — поинтересовался Малфой.

— Не знаю. А кто преподает?

— Надеюсь, что Снейп или Флитвик. В любом случае, на первое занятие сходить можно.

* * *

После ужина, когда все доставали свои дуэльные мантии и переодевались, Гарри сидел с древним фолиантом в руках.

«Привет. Скажи, есть ли заклинание, ритуал или вообще что-нибудь, способное обратить человека в камень?»

«Здравствуй. В обычный камень, или чтобы он выглядел, как статуя?»

«Второе».

«Насчет заклинания не знаю, а зелье такое есть. У тебя есть враги?»

«Они есть, но пока хорошо скрываются».

«Тогда зачем тебе такое зелье? Друзей обращать в статуи как-то не принято».

«А врагов принято? Их, вроде бы, обычно убивают».

«Раньше обращали. Получившиеся статуи ставили у себя дома. Чем больше таких статуй — тем престижнее».

«Престижно иметь много врагов?»

«Не просто врагов, а убитых врагов. У того, кто в этом мире ничего не значит, врагов нет. Это показатель влияния, статуса. А если враги еще и убитые... Так волшебники как бы говорили, что будет с теми, кто решит перейти им дорогу».

«Сейчас за такое однозначно Азкабан светит».

«Не знаю. Я не сборник законодательства».

— Драко, ты думаешь, Тайную комнату действительно открыли?

— У тебя есть сомнения в этом? — удивился блондин, подправляя свою дуэльную мантию классического вида. Как заметил Гарри, современный вариант был только у него.

— Есть. Окаменеть ведь можно и от зелья. Возможно, есть еще какой-нибудь ритуал или заклинание...

— Ну, отец говорил, что комнату открывали раньше, пятьдесят лет назад.

— И кто тогда это сделал?

— Поттер, догадайся с одного раза!

— Тогда у меня еще больше сомнений в том, что она вообще когда-либо открывалась.

* * *

Казалось, вся школа собралась в Большом зале. Столы были сдвинуты к стенам, и в центре находился дуэльный помост. Все слизеринцы, половина равенкловцев и несколько человек из Хаффлпаффа и Гриффиндора были в дуэльных мантиях, остальные — в обычных, школьных. Гарри заметил в толпе Луну Лавгуд в дуэльной мантии ярко желтого цвета. И заметил он ее именно благодаря необычной расцветке ее одежды. В мантиях современного покроя были только Гарри, Дафна Гринграсс и какая-то семикурсница из Равенкло. Некоторые косо поглядывали на Дафну в брюках, все-таки не все понимали, что на ней обычный профессиональный дуэльный костюм. Слизеринка улыбнулась Гарри, давая тому понять, что его внешний вид ей оценен, и она полностью разделяет его предпочтения в выборе одежды для дуэли.

На помост вошел Гилдерой Локхарт собственной персоной.

— Это первый и последний раз, когда я прихожу в этот клуб! — твердо заявил Гарри, не сомневаясь в том, что дуэлянт из преподавателя Защиты никакой.

— Всем меня видно? Всем меня слышно? Профессор Дамблдор дал добро на открытие в школе дуэльного клуба. Навыки, которые вы здесь приобретете, могут пригодиться вам в жизни, а уж поверьте моему опыту, в жизни всякое случается, — Локхарт улыбнулся во все свои тридцать два зуба, — Ассистировать мне будет профессор Снейп, он как-то признался, что немного разбирается в дуэлях. Не беспокойтесь, я верну вам вашего преподавателя зельеваренья в целости и сохранности!

— Уверен, что Снейп мечтает запустить в него Аваду, — шепнул на ухо Поттеру Драко.

Дуэлянты встали друг напротив друга. Локхарт сделал реверанс, Снейп лишь слегка поклонился. Они одновременно подняли палочки.

— Обратите внимание, как держат палочки в такой позиции, — объяснял Локхарт.

— Ему бы самому кто-нибудь объяснил, что по правилам дуэлей реверансы не делаются, — презрительно прокомментировал Малфой.

— Итак, на счет три, — продолжил Локхарт, — раз, два, три...

— Экспеллиармус! — произнес Снейп. Учитель Защиты лишился своего оружия, и свалился с помоста.

— И считает по правилам секундант, а не сами дуэлянты. Урок ни о чем! — Драко, кажется, жалел о том, что пришел в этот клуб.

— Он хоть жив? — поинтересовался Гойл.

— А тебе что, жалко будет, если нет? — тут же отозвался Малфой.

— Да нет...

— Отличный посыл, — радостно сказал Локхарт, который изрядно подпортил свою прическу, — Вы все видели, как профессор Снейп применил заклятие разоружения! Это был весьма ожидаемый ход с его стороны, поэтому я решил продемонстрировать действие этого заклинания! — Снейп злорадно ухмыльнулся, когда его коллега оправдался подобным образом, — теперь перейдем непосредственно к учебной тренировке.

Всех учеников стали разбивать по парам. Пару Гарри составил Невилл Лонгботтом, к которому Поттер применил Петрификус Тоталус, после чего наблюдал за остальными. Малфоя поставили с Роном, Гермиону — с Булстроуд, Крэбба — с Финниганом, а Гойла — с Дином Томасом. Лавгуд, скорее всего, обезоружила Джинни Уизли словесно, так как рыжая стояла с недоумевающим видом и слушала свою оппонентку. Некоторые уже отбросили палочки в стороны и в ход пошли кулаки.

«Тоже мне, дуэльный клуб! Луджина на них нет!»

— Фините Инкантатем Максима! — прокричал профессор Снейп и все, запутавшиеся в своих собственных ногах, или как Невилл, обездвиженные, поднялись с пола.

Локхарт оглядел зал и оценил масштабы разрушений, а ведь Дамблдор его предупреждал, что все последствия заклятий он должен убрать сам!

— Пожалуй, лучше было начать с защиты, — сказал он, — или вызывать на помост всех по парам, чтобы я мог следить. Да, пожалуй, так и сделаем. Ээ, Гарри и... мистер Малфой, прошу.

Поттер и Малфой вышли на помост, поклонились друг другу и стали использовать «детские» заклинания.

— Риктусемпра! — крикнул первым Гарри, и Малфой на долю секунды, казалось, испугался. Очевидно, вспомнил Риктусемпру в его исполнении в Лютном. Но поставил щит.

— Таранталлегра! — выкрикнул блондин в свою очередь.

— Протего! Ступефай!

— Протего! Серпенсортиа!

На помосте появилась змея, Гарри вопросительно посмотрел на Драко, а тот лишь пожал плечами, как бы ответил, что само в голову пришло.

— Эванеско! — произнес Гарри, вспомнив заклинание, которым Снейп удалил остатки раздувающего раствора, и змея исчезла.

— Достаточно! — как обычно, с улыбкой сказал Локхарт, — Вы молодцы! Следующей парой будут... — профессор оглядел собравшихся, и увидел Гермиону, которая, как и на уроке, тянула руку, — мисс Грейнджер и... пусть будет мисс Булстроуд.

Составляя эту пару, Локхарт положился на мнение Снейпа, который до этого так же поставил их в пару. Гермиона, казалось, уже пожалела, что подняла руку. Не очень-то ей нравилась идея сразиться в дуэли с Миллисентой. Обе второкурсницы вышли на помост, поклонились друг другу, при этом Булстроуд состроила наипротивнейшую гримасу, и уже на счет «два» пустила в Гермиону Ступефай. Сражались они на равных, но Миллисента была агрессивнее, могла выкрикивать по несколько заклинаний подряд. Гермионе приходилось уворачиваться от некоторых, так как она не всегда успевала поставить несколько щитов.

— Серпенсортиа! — крикнула Гермиона, повторив за Малфоем.

Как и предполагал Гарри, девочка в своих силах никогда не сомневалась, и змея упала не в центр помоста, а к ногам Булстроуд. И не просто змея, а ядовитый малайский крайт. В змеях Гарри разбирался, в свое время они были его единственными собеседниками. Правда, крайтов среди них не было, но Поттер еще в школьной библиотеке Литтл Уингинга прочитал несколько книг о змеях, чтобы больше знать о тех, кто его понимает и умеет мыслить.

— Я сейчас ее уберу, — сказал Локхарт, но он уже опоздал. Да и не мог он успеть, так как стоял слишком далеко.

Успеть бы мог Гарри, который тоже стоял далеко, но мог просто отвлечь змею, хотя бы поздоровавшись с ней. Но он понимал, что тогда главным из четырех кандидатов на роль наследника Слизерина станет именно он. Пусть уж лучше змея кусает Булстроуд. Такие мысли пронеслись в голове Гарри за доли секунд, хотя может, этих мыслей и не было вовсе. Просто подсознательное нежелание себя подставлять... Миллисента хотела пнуть змею, инстинкт самосохранения сработал у нее таким образом. Вот за ногу крайт ее и укусил.

Тут же к помосту подбежал профессор Снейп, а Гермиона заплакала, осознав, что произошло. Локхарт поспешил сообщить, что урок окончен. Декан увел за собой Булстроуд.

Слизеринку сразу же отправили в клинику Святого Мунго, где ей, по словам одного третьекурсника, у которого там работал отец, дали магловскую антизмеиную сыворотку. Маги никогда не старались изобретать лекарства от естественных ядов и болезней, и пациенты, попавшие в клинику не после заклятий, ритуалов и отравлений, а после укуса змеи или с естественными заболеваниями, вроде СПИДа, онкологии и прочего, были редкостью.

Спустя двадцать три часа Миллисента умерла. То ли крайт был магическим, то ли сыворотка не подействовала... Она ведь действует не всегда. А отец этого третьекурсника-слизеринца занялся изобретением зелья-антидота против змеиных укусов и решил использовать опыт маглов, а у них он, этот опыт, в этом деле хотя бы был. Возможно, выходец из «злого» факультета, если у него получится изобрести нужное зелье, спасет не одного человека.

Вот так, обычная смерть на обычном уроке. Никаких наследников и Авад, просто змея. И Гарри было не по себе... Всем было как-то все равно. Нет, не на сам факт смерти, об этом говорили, и еще долго будут говорить, и не на то, что чистокровную волшебницу, по сути, убила грязнокровка, в противовес всей этой истории с Тайной Комнатой. Именно на саму Миллисенту всем было плевать. Обычная сирота. Обычная некрасивая девочка, которая не нашла друзей в Хогвартсе. Обычный кот-книзл — Чертик, который остался после ее смерти, и которого даже некому кормить. Хотя, он и не просил. Кот лежал в гостиной, свернувшись клубком, и иногда подолгу смотрел в одну точку. Кошки способны понимать? Если да, то он был единственным, кто жалел о смерти Миллисенты. Остальные делали вид, что жалеют.

Все было как-то слишком обычно. Никаких рыдающих друзей и родных у гроба, дежурные фразы, дежурные букеты цветов, и только книзл на руках у Гарри плакал бы, если бы мог. И Гарри плакал бы... Не от смерти этой девочки, а просто от жизни. Бессмысленной жизни одного конкретного человека. Человека, который не успел ничего сделать, а ведь, наверняка, мечтал. Как по-разному на нас действуют смерти разных людей! После смерти Квиррелла Гарри чувствовал себя совершенно по-другому. Может быть оттого, что Квиррелла, как человека, он совсем не знал, а Миллисента — та самая девочка, которая тихо сидела в гостиной и читала журналы, которая была очень одинокой и не нашла друзей в школе, которая пожалела его, когда узнала, что Дамблдор отправил его жить к маглам.

Гарри представил, что он умрет. Ведь тоже не будет рыдающих родственников, тоже будет обычный гроб, обычные цветы и обычные дежурные фразы, даже обычный черный книзл Миллисенты, которого мальчик решил оставить себе. И такие же неосуществленные мечты, несбывшиеся надежды, и никакого смысла. На земле миллиарды людей, какой смысл в жизни каждого? Единицы войдут в историю, а остальные? Просто жили, просто умерли...

* * *

На следующий после похорон день Гарри и Драко получили письма из Министерства. Их приглашали в качестве свидетелей по делу о непреднамеренном убийстве. Почему эти приглашения пришли только им двоим, там же был полный зал студентов? Может быть оттого, что они тоже участвовали в предыдущей дуэли и Малфой использовал это же заклинание? Ответы на эти вопросы Гарри не знал, да и интересовало его больше другое. Слушание было посвящено вопросу исключения Гермионы Грейнджер из школы.

— Малфой, почему исключают ее, а не увольняют Локхарта? Ведь он был ответственным, он организатор этого дуэльного клуба?

— Гарри, ты веришь в честность правосудия?

— Нет, но...

— Вот и ответ. Локхарт — известный писатель, а Грейнджер — грязнокровка, и никто в этом мире за нее не заступится. Нужно наказать кого-то, нужно создать видимость работы и так далее.

Гарри помрачнел и стал по-настоящему злиться. Он хотел, чтобы Том действительно кого-то убил, хотел, чтобы директора сняли с поста.

«Да как он может такое допустить? Он — добрый дедушка директор, поддерживающий маглорожденных? Кто кроме него еще поддержит Гермиону? Но нет, ему тоже не нужно идти против общественности и обвинять Локхарта!»

Как Гарри был близок к истине! Дамблдору было искренне жаль маглорожденную девочку-отличницу, но он понимал, что возможно будут еще более важные обстоятельства, при которых ему придется спорить с Министерством. Это не тот случай. Дамблдор налил себе мятный чай, пытаясь отойти от разговора с МакГонагалл, в котором женщина обвинила его в бездействии и доказывала ему, что он, как глава Визенгамота, обязан, просто обязан сделать так, чтобы Грейнджер не исключили. А что он может? Обвинить Локхарта? В этом, конечно, есть какой-то смысл, но его все равно, скорее всего, оправдают. А заодно будут обвинять еще и директора, который не может обеспечить безопасность учеников. А если Локхарта не оправдают, то снова нужно будет искать преподавателя на эту проклятую, в прямом смысле слова, должность. Альбус решил, что поможет Гермионе. Он будет настаивать после суда, чтобы палочку Грейнджер не сломали, а затем попросит директора Шармбатона принять студентку. В Британии все будут довольны, что «виновного» наказали, а умная девочка продолжит свое обучение. Это он и пытался донести до рассерженного декана Гриффиндора. Но МакГонагалл не хотела расставаться со своей лучшей ученицей.

Сейчас Дамблдор не в том положении, чтобы спорить. Нападение на Колина Криви сыграло в этом свою роль. Попечители пока не настаивают на каких-либо серьезных мерах, так как никто не умер. И это больше всего беспокоит директора. За смерть Булстроуд взялись все, кто только мог. Попечительский совет настоял на слушании, в газетах появились объявления о непродуманных действиях директора, а вот про нападение на маглорожденного Криви — ни одной статьи. Это что-то должно значить. Либо в этом мире всем настолько плевать на маглорожденных, но смерть чистокровной слизеринки они не могли оставить незамеченной.

Вот такие вот противоречивые мысли у обычного великого светлого волшебника — Дамблдора... Он злится на отношение мира к маглорожденным, на то, что нападение на Криви было проигнорировано. Хотя он одновременно злится и радуется по этому поводу. Видеть авроров в школе директор не желал. И в то же время, Альбус допускает исключение Грейнджер из школы, понимая, что никто за нее не заступится, и, понимая, что для него так сейчас проще.

* * *

Гарри не видел Гермиону несколько дней. Она не появлялась в библиотеке, на уроках и даже в Большом зале. А ему просто необходимо было с ней поговорить! Он подошел к портрету Полной дамы.

— Ээ...

— Слизеринские подземелья в другой стороне, молодой человек!

— Я в курсе, — зло сообщил он даме, — мне нужно поговорить с одним человеком.

— Это не мои проблемы! Ходят тут всякие, поговорить им нужно. Ищите другие места для разговоров!

— Старая карга!

— Да как ты смеешь меня оскорблять...

— Силенцио!

Благополучный проход в гостиную Гриффиндора не удался, и Гарри сел на пол напротив входа, решив дождаться кого-нибудь из гриффиндорцев. Ждал он минут сорок, не меньше, а в голове в это время были далеко не самые радужные мысли. Что ему стоило просто сказать что-нибудь этой змее на серпентарго? Ну, говорили бы, что он наследник Слизерина, подумаешь... Хотя, тогда бы у него могли возникнуть проблемы. Вдруг бы его вызвали в Министерство на слушание по обвинению в нападении на Криви? Черт разберет, какие тут законы, и как они действуют! Как сложно выбирать между собой и своим другом! И пусть то его решение было мимолетным, он не думал о последствиях... Но что бы он выбрал, если бы знал, что заговори он на серпентарго, будет слушание по обвинению его в нападении на гриффиндорца, а если он промолчит — об исключении Гермионы? Он не знал.

Из прохода в гостиную показалась знакомая рыжая шевелюра Джорджа или Фреда Уизли, и Гарри резко вскочил на ноги.

— Привет. Мне нужно поговорить с Гермионой.

— Да проходи, только она ни с кем не разговаривает после смерти этой вашей...

Из проема показался второй из близнецов.

— О, привет, Гарри. Как там ваши? Отошли от трагичной гибели замечательной, умной девочки, которая так мало успела пожить, — передразнил он кого-то из произносивших речь на кладбище. — Забавно, не находишь. Студентка змеиного факультета умерла от укуса змеи!

Гарри в этот момент захотелось ударить Фреда... Джорджа, кто он там, по физиономии. Он понимал, что тому плевать на некрасивую девочку, что она не с ними в одной гостиной читала журналы, не с ними сидела за одним столом в Большом зале, и ее кот не терся об их ноги. Но было мерзко от таких слов.

— Я пойду, — сказал Поттер довольно резко, и проскочил в проем.

Гостиная Гриффиндора была выполнена в красных тонах, и тут было довольно шумно. На полу валялось несколько оберток от шоколадных лягушек, на свободных креслах лежали забытые книги и журналы. Взгляды всех присутствующих обратились к вошедшему слизеринцу, и он почувствовал себя неуютно.

— Где Гермиона? — спросил он у Лаванды Браун, своей однокурсницы.

— В дальнем кресле. Делает вид, что читает, чтобы ни с кем не разговаривать, — кудрявая девочка указала на кресло у окна.

Гермиона услышала свое имя и повернулась. И, увидев, кто к ней пришел, подскочила от неожиданности. Увидеть слизеринца в гостиной Гриффиндора — в принципе, неожиданно. Гарри подошел к девочке. Ее глаза были красными и опухшими.

— Гермиона... — он забыл, о чем конкретно хотел с ней поговорить. Просто хотел поддержать, а как это сделать, не знал. Хоть и готовил какие-то слова.

— Я не специально Гарри, я не хотела, чтобы она умерла, — заплакала девочка.

— Знаю, Гермиона, знаю.

— Я ее убила... убила...

Гарри обнял гриффиндорку и погладил по спине.

— Тише, все хорошо.

— Меня исключат...

— Я буду свидетелем на суде. Я скажу им все! Проклятый Дамблддор!

— Дамблдор? — девочка отстранилась и смутилась оттого, что стоит в гостиной краснознаменного факультета в обнимку со слизеринцем, который пытается ее успокоить.

— Гермиона, ты не понимаешь? Он может тебе помочь, но не хочет. А знаешь почему? Потому, что тогда обвинят Локхарта, а он известный писатель. На кого легче все повесить, на известную личность или на, прости конечно, грязнокровку?

— Но ведь это действительно я виновата...

— В чем? В том, что использовала то же заклинание, что и Малфой? В том, что Булстроуд не догадалась или не успела использовать Эванеско? В том, что Локхарт бездарный преподаватель, который не способен следить за студентами?

— Там был еще и Снейп...

— Который стоял у самого выхода и наблюдал со стороны! Конечно, он мог понимать, что этот чертов писака не поможет, в случае чего, но... Гермиона, это был не его урок. Я, конечно, Снейпа тоже недолюбливаю, но не его идеей было создать дуэльный клуб. Ты знаешь, что дуэлям обычно обучают в индивидуальном порядке, так как это достаточно опасно? Если уж Локхарт считал, что справится со всеми студентами сразу, то ему и отвечать!

— Не надо говорить ничего в суде, Гарри... Все равно, как бы ни был причастен Локхарт, змею я призвала... Все равно. Мне все равно. Уйди, пожалуйста, я хочу побыть одна.

— Тебе не должно быть все равно! Это твоя жизнь!

— Гарри, пожалуйста, не надо...

— Хорошо, я уйду. Но я сделаю все, что смогу!

Гермиона несмело улыбнулась, а Гарри развернулся и побрел прочь, напоследок прошептав: «Прости меня».

Гермиона смотрела ему вслед и не понимала, за что он попросил прощение. А все, кто находились в гостиной, смотрели на нее. Теперь даже те из них, кто считал Поттера наследником Слизерина, изменили свое мнение. Не мог наследник вот так успокаивать грязнокровку.

___________

Если вам показалось, что обвинение Гермионы притянуто за уши, то вам это вовсе не показалось! Я тут пытаюсь провести параллель с историей пятидесятилетней давности, когда ни за что исключили Хагрида. У нас есть специалисты такие, патологоанатомы называются, которые могут определить причины смерти. Полагаю, в магическом мире они тоже должны быть. Поэтому пятьдесят лет назад можно было установить, что смерть Миртл наступила не после укуса акромантула. А если девочку тогда уже успели похоронить, то есть не очень приятная штука — эксгумация. Да можно было хотя бы саму Миртл спросить! У акромантула вроде бы восемь глаза, а не «два огромных желтых глаза», которые видела девочка перед смертью. В общем, мое мнение таково, что если Дамблдор, Диппет и кто-либо еще, захотели бы установить истину, а не просто «раскрыть» убийство, Хагрида бы не исключили. Просто его тогда было выгодно обвинить.

Нападение на хаффлпаффца Джастина Финч-Флетчли прошло как-то незаметно. По крайней мере, незаметно для Гарри. Ему был безразличен человек, внешность которого он даже не помнил. Он размышлял над тем, как помочь Гермионе, и уже связался с Истваном. В случае чего, гриффиндорку примут в Дурмстранг, если не выйдет международный запрет на колдовство. После исключения иногда выносят такое решение, которое рассматривается в Международной Конфедерации магов. Другого выхода он не видел. Гарри не хотел, чтобы ее исключали из Хогвартса, но что ему для этого сделать? Его имя, конечно, могло сыграть в этом свою роль, но он не рассчитывал, что кто-то прислушается к мнению, пусть и Героя магической Британии, но всего лишь двенадцатилетнего волшебника. Да и необходимых ораторских качеств, чтобы выступать в суде в роли адвоката, он у себя не наблюдал. Но попробовать стоило, только осторожно.

По школе снова ходили слухи о наследнике, но Гарри они не интересовали. Он сидел на холодной земле под старым дубом у озера. Моросил дождь, и Гарри подставил лицо под мелкие капли. Казалось, они смывали тревогу. Гермиону он не видел с того самого короткого разговора в гостиной Гриффиндора. Он не знал, как она, чем питается, если не появляется в Большом зале, поддерживает ли ее кто-то из одноклассников. Хотя Рон рассказывал, что они с Невиллом несколько раз пытались с ней поговорить, правда, безуспешно. Но Гарри-то знал, как Рон мог достать кого угодно! А вот успокоить, поддержать он вряд ли мог.

— Привет, Гарри Поттер, — услышал слизеринец совсем близко знакомый голос, и обернулся.

Луна Лавгуд сидела рядом с ним в такой же позе, как и он, и сколько она тут уже сидит, Гарри не знал. Он вообще не мог понять, как девочка могла так тихо подойти. Она так же подняла голову, подставляя лицо под капли дождя. Ее поза могла показаться передразниванием, если бы Поттеру в этот момент не были бы безразличны подобные мелочи. Он ей не ответил, просто отвернулся и продолжил разглядывать пасмурное небо. Они сидели молча минут двадцать, и Гарри даже не было неуютно. Луна совсем не помешала его уединению, хотя, окажись на ее месте любой другой человек, тот же Малфой, к примеру, он бы злился.

— Нарглсортиа! — произнесла девочка, вскинув палочку, но ничего не произошло, — Странно... Должно было сработать. Раттусортиа!

На этот раз из ее палочки появилась крыса, которая убежала куда-то в сторону Запретного леса.

— О, получилось! Оказывается, так просто придумывать новые заклинания!

Гарри посмотрел на Луну, и снова отвернулся. Не до новых заклинаний ему было. Хотя он всегда считал, что изобретение заклинаний — сложный процесс, требующий знаний и опыта. Но сейчас его даже не удивляло, что какая-то первокурсница методом проб изобретает что-то свое.

— Ты грустишь, — сказала очевидное Лавгуд.

— Спасибо, а то я сам как-то не догадался.

— Но ты можешь все исправить, просто тебе гордость не позволяет, — произнесла Луна, повернувшись к Гарри, и глядя прямо в его глаза.

— Гордость, значит? — он начинал злится на эту девочку.

— Когда сам не можешь решить проблему, нужно попросить о помощи. Всех попросить, кто только может помочь. Но тебе гордость мешает это сделать, — шепотом произнесла равенкловка.

— Если я тебя попрошу, ты мне поможешь? — ехидно отозвался Гарри, копируя интонации Снейпа.

— Я — нет, но ведь другие могут помочь.

— Кто?

— Многие. Но есть те, кого ты никогда не попросишь, а есть те, кто считает тебя другом... — расплывчато ответила Луна.

— Малфой?

— По-моему, Хагрид похож на слизняка-переростка, которого одели в шубу, ты так не считаешь? — произнесла девочка, вставая с земли, — Пойду с ним поздороваюсь. А тебе нужно расчесаться!

Вот такой короткий диалог, который так много значил. Гарри смотрел вслед удаляющейся Лавгуд, которая подпрыгивая, побежала к леснику, вышедшему из своей хижины. Действительно, как часто гордость не позволяет людям произнести такое простое «помоги». Мы все хотим быть, или хотя бы казаться самодостаточными, не нуждающимися в чьей-бы то ни было помощи. Когда он в шутку просил Малфоя помочь с драконом, тогда была другая ситуация. Просто одно дело, которое желательно выполнить не в одиночку. Сейчас все не так.

* * *

— Драко... — тихо произнес Гарри, сидя вечером в гостиной. Просить о помощи действительно трудно. Иствану он просто описал ситуацию и спросил, что можно сделать. Это не было просьбой.

— Что? — отозвался Малфой, не отрываясь от чтения журнала о квиддиче.

— Можешь мне помочь? — Поттер специально сказал «мне», а не Гермионе.

— В чем? — Драко вопросом заинтересовался и отложил журнал в сторону.

— Твой отец ведь член Попечительского совета. Он может сделать так, чтобы Гермиону не исключили.

— Может. Только зачем ему это, Поттер?

— Действительно... Может, просто так? — а что еще должен был сказать Гарри?

— Просто так ничего в этой жизни не бывает. Но я могу попросить его, если ты окажешь мне одну небольшую услугу.

— Какую? — почти деловой разговор двух слизеринцев. На то, что Драко сразу же скажет: «Конечно, помогу. Не вопрос!» Гарри и не рассчитывал.

— Так, одна мелочь. Создашь мне иллюзию. Вернее, сделаешь мне образ другого человека.

— Кого?

— Моей матери.

— Я ее ни разу в жизни не видел, как я могу создать ее образ? И зачем тебе в нее превращаться? Можно ведь и Оборотное зелье использовать, если уж так нужно...

— Я организую тебе просмотр воспоминаний о ней. Использование Оборотного зелья вычисляется, это не самый надежный способ. А магию отражений даже гоблины не вычислят. Ты ведь ее используешь? За нее, кстати, срок в Азкабане могут дать. Намного меньше, чем за Непростительные, но все же. У нас законы составляют идиоты!

Гарри не ответил, что он использует. Если Малфой заговорил про гоблинов, не значит ли это, что он решил ограбить собственных родителей? А то, помогая Гермионе, можно оказаться косвенным виновником кражи, со всеми вытекающими последствиями! И одно дело, если воруешь для себя, и рискуешь, соответственно, тоже для себя, а совсем другое, когда рискуешь ради кого-то. Да еще и эта магия отражений, за использование которой действительно можно год в Азкабане провести. Кто вообще догадался причислять родовые способности к темным искусствам?

— Что ты задумал, Малфой?

— А вот это уже мое личное дело. Не нравятся условия — извини. Моему отцу защищать грязнокровку тоже будет не очень-то приятно!

И снова этот чертов выбор между собой и своим другом! И это он говорил, что у него нет друзей? Ради недрузей люди не сомневаются, стоит ли им рисковать собой, и просто остаются в стороне. Ведь ему было бы все равно, если бы исключали любого из Уизли, Лонгботтома или Финнигана. Но судьба Гермионы ему не безразлична.

— Я согласен, — наконец, произнес Гарри, и Малфой улыбнулся.

Драко бы никому не сказал, зачем ему нужно на время стать своей матерью. А он всего-то хотел пройти в Азкабан, к своей тетке. Он любил ее, хотя даже не помнил, как она выглядит. Они переписывались, он рассказывал ей о школе, а она мечтала, что выберется когда-нибудь из этого кошмара. Она верила, что Темный Лорд не мог так просто умереть, и ждала его. И какой бы безумной не считал ее весь мир, да и какой бы безумной она не была, Беллатрикс Лестрейндж любила своего племянника. А племянник любил ее. Так же как Гарри считал безумную Салиму своим человеком, так и для Драко Белла была и всегда будет родной теткой, которую он очень хотел увидеть. Но несовершеннолетних в Азкабан не пускают. Нарцисса иногда навещала свою сестру, а он не мог. Какая ирония, что Малфою в реализации его идеи поможет тот, кого Лестрейндж ненавидит больше всего! Но он ей об этом не скажет.

Драко достал пергамент с протеевыми чарами.

«Здравствуй, отец. Можешь помочь?» — не «помочь мне», не «помочь Поттеру», и тем более не «помочь Грейнджер».

Ответ появился на сразу, прошло минут пять.

«Здравствуй. В чем именно?»

«Сделай так, чтобы грязнокровку Грейнджер не исключили из школы».

«Зачем тебе это?»

«Нужно».

«Знаешь, а это может быть мне на руку. А то все эти министерские рейды мне надоели. А так, если я заступлюсь за грязнокровку... В общем, идея неплохая. Мне это даже выгодно», — Малфой, он и есть Малфой. Что младший, что старший.

Люциус, естественно, не сказал, что выгодно ему это не только из-за рейдов. Ведь были причины, почему нападения на студентов в Хогвартсе не расследуются. И Малфой-старший всеми силами старался отсрочить это расследование. Летом у него украли дневник Темного Лорда, а Лорд как-то говорил, что создал эту тетрадь для того, чтобы с ее помочью в будущем открыть Тайную комнату. И если этот дневник обнаружится сейчас в школе, то могут найтись и те, кто знает, что эта вещица находилась у него на хранении. В дружбу и взаимовыручку он не верил, не наивный. Достаточно вспомнить, как Каркаров своих товарищей ради свободы сдал. И сейчас найдутся те, кто ради собственной карьеры в Министерстве будут только рады растоптать репутацию Малфоя. Деньги, влияние и положение в обществе — не вечны. Если подходить ко всему с умом, то и его можно в грязь втоптать. Люциус может стать подозреваемым, и только этого ему еще не хватало! Докажи потом, что дневник, самым наглым образом, кто-то украл. Да и не должно быть таких вещей у того, кто был под Империо в той войне.

* * *

Слушание в Визенгамоте должно было состояться третьего декабря. Поттер и Малфой проснулись в этот день рано, умылись, оделись, эльфы принесли еду прямо в гостиную. Через десять минут должен был прибыть Люциус Малфой, который и будет сопровождать их в Министерство. Хотел ли Дамблдор, чтобы Гарри Поттера сопровождал этот человек? Да какая, собственно говоря, разница. Малфой-старший член Попечительского совета, более того, свидетель от попечителей на слушании. Он просто выполняет свою работу, хочет того директор, или нет.

— Да все будет нормально с твоей Грейн-нджер, — зевая, протянул Драко, держа в руках чашку какао.

Гарри не ответил, так как в гостиную вошел Люциус в сопровождении Снейпа. Драко сразу же встал, поставив чашку на стол, видимо, в их семье соблюдались традиции, и здороваться со старшими, даже с родным отцом, было принято стоя. Гарри тоже встал, ведь именно этого человека, пусть и через Драко, он просил помочь. Чертова гордость!

— Здравствуй, отец. Здравствуйте, профессор.

— Доброе утро, — сказал Гарри, сдерживая зевок. Спать хотелось сильно, а домовики принесли какао. Нет бы кофе, чтобы хоть немного проснуться.

Взрослые маги лишь кивнули в ответ.

— Нам пора, — сообщил Малфой-старший, который выглядел так, будто встал на несколько часов раньше, чем Гарри и Драко. Не в то смысле, что был еще более сонным, напротив, казалось, будто он занимался своим туалетом не меньше пары часов.

Четверо магов вышли из гостиной и направились к выходу из Хогвартса. По камину в Министерство могли попасть лишь сотрудники, остальные должны использовать вход для посетителей. Поэтому Гермиона, Гарри и Драко, в сопровождении Люциуса Малфоя — в принципе, довольно необычная компания, должны были добраться до границы антиаппарационного барьера, и переместиться к входу для посетителей.

У выхода из школы стояли МакГонагалл и Гермиона Грейнджер, которая на манер Луны Лавгуд рассматривала стену. Она не хотела ни с кем разговаривать и кого-либо видеть — защитная реакция.

— Северус, Минерва, — Люциус кивнул деканам, и направился к выходу.

— Удачи, — прошептала МакГонагалл Гермионе, и дети направились следом за Малфоем-старшим.

Их ждала обычная школьная карета, которую везла, уже привычная для Гарри, костлявая лошадь.

— Вы видите фестралов, мистер Поттер? — поинтересовался Люциус.

— Этих лошадей? — Гарри кивнул в сторону животного, — Вижу.

— Их видят те, кто видел смерть.

— Да? Значит, и смерть я видел, — спокойно произнес Гарри, и забрался в карету. Смерть он уже видел, чувствовал и, казалось, даже понимал. А вот жизнь — не мог понять.

Ехали молча. Все происходящее могло быть забавным, если смотреть со стороны. Люциус Малфой, сидящий в карете с грязнокровкой Гермионой Грейджер, которую собираются исключать из школы за непреднамеренное убийство чистокровной волшебницы. Драко, который вообще не понимал, зачем он понадобился на этом слушании. Гарри Поттер, который просил о помощи Драко, а тот, в свою очередь, просил Люциуса, о чем Гермионе, конечно же, неизвестно. Такие разные люди, на войне Волдеморта с Дамблдором они оказались бы врагами, сейчас ехали в одной карете и были связаны друг с другом просьбами, надеждами и взаимной выгодой.

Наконец, карета достигла ворот Хогвартса.

— Так, сейчас я аппарирую с Драко и мистером Поттером, — сказал Люциус, — а потом вернусь за вами, мисс Грейнджер.

Гермиона лишь кивнула. Малфой-старший взял за руки своего сына и Гарри, аппарировал в какой-то безлюдный переулок, и тут же исчез. Следующую картину, которую увидел Поттер, он запомнит надолго. Люциус Малфой, держащий за руку грязнокровку! Самой Гермионе было все равно. Разве что, ее немного мутило от первой в ее жизни аппарации.

— Успокойтесь, мисс Грейнджер, вы дрожите, — немного пренебрежительно сказал Малфой-старший.

Они вышли из переулка, завернули за угол, и направились к телефонной будке. Люциус вошел в кабинку, набрал номер, и из трубки послышался женский голос:

— Добро пожаловать в Министерство магии. Назовите, пожалуйста, ваше имя и цель посещения.

— Люциус Малфой, — презрительно сказал взрослый маг, как будто его оскорбляло даже то, что бесцветный голос посмел его не узнать, — сопровождаю Драко Малфоя, Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер, вызванных на слушание. Заседание пройдет в зале номер три.

— Благодарю вас. Возьмите, пожалуйста, значки и прикрепите к мантиям спереди. Вам необходимо пройти досмотр и зарегистрировать ваши палочки у дежурного мага, чей пост находится в дальнем конце атриума.

После этих слов пол будки дрогнул, и она поползла вниз.

— Министерство магии желает вам приятного дня, — сказал женский голос, когда будка остановилась.

— Глупая система! Какой может быть приятный день у тех, кто пришел сюда по такому поводу? — произнес Люциус в пространство и вышел из кабинки. Дети вышли следом.

Они оказались в огромном зале с множеством каминов. В центре этого зала стоял фонтан — скульптурная композиция. Когда Гарри разглядел, что эта композиция представляет собой волшебника, вскидывающего палочку, кентавра, гоблина и домового эльфа, смотрящих на этого волшебника с обожанием, он рассмеялся.

— Вот такая вот сказка о том, что светлая власть боролась за равенство, — прокомментировал скульптуру Люциус. На фонтан уставилась даже Гермиона, которую до этого все происходящее не интересовало.

— Но это же неправильно! — возмутилась Гермиона в своих привычных интонациях, и Гарри поднял глаза к потолку.

— Девочка, подчинить гоблинов и кентавров мечтают все, а борются за право, кто это сделает. Избавьте меня от ваших иллюзий! — отозвался Малфой-старший.

Люциус и трое второкурсников направился в дальний конец атриума регистрировать палочки. После регистрации они спустились на второй уровень, и остановились перед большой черной дверью с вывеской: «Зал суда №3».

— Прибыли, у нас еще пять минут, но все судьи там уже собрались, — произнес Малфой-старший, подошел к своему сыну и поправил воротник его рубашки, затем подошел к Гарри, повторил действия и неудовлетворенно покачал головой, глядя на его лохматые волосы. После этого повернулся к Гермионе и спокойно поправил ее мантию. Девочка посмотрела на него таким взглядом, будто он не мантию ей поправил, а появился в Министерстве в одних трусах. Люциус, глядя на недоумевающее лицо Грейнджер понял, какую реакцию вызвали его действия, и усмехнулся.

— Дело слушает неполный состав — двадцать судей. Полный — пятьдесят, но они все собираются лишь на рассмотрения дел по особо тяжким преступлениям, убийство по неосторожности в такие дела не входит. Вести дело будет Амелия Боунс, она является главой Отдела магического правопорядка и заместителем Председателя Визенгамота. Хаффлпаффка, — как будто сказал самую точную характеристику личности, произнес Малфой-старший. — От Дамблдора, который там будет присутствовать, помощи ждать не стоит. Хотел бы, уже бы помог.

Гермиона кивнула, и Гарри понял, что для нее сейчас рушится целый мир! Люциус Малфой — Пожиратель Смерти, который убивал таких, как она, сейчас подправляет ей мантию и объясняет, что помощи от Дамблдора ждать не следует. Даже для Гарри все происходящее было каким-то нереальным. Но он — слизеринец, и поэтому понимал, что все не просто так, и Люциус решил сыграть роль. Ведь Гермиона после этого, если представится случай, будет спорить хоть со всем Уизли вместе взятыми, что Люциус Малфой — вовсе не плохой человек. Хорошо ли поступал Малфой-старший? Нет. А хорошо ли поступал Дамблдор, не вмешиваясь в происходящее? Нет. Вот такая вот жизнь.

* * *

Вчетвером они вошли в зал. Это было большое и довольно мрачное помещение с множеством лавок для зрителей, где сейчас сидела только какая-то женщина в ярко-зеленом шелковом костюме. Так же в зале находился неизвестный Гарри маг в темно-синей мантии, и мадам Помфри. Как понял слизеринец, они тоже были свидетелями.

— Рита Скитер, журналистка, — шепотом пояснил Люциус, глядя на женщину в зеленом костюме, — мисс Грейнджер, садитесь в кресло.

Гарри, и оба Малфоя сели на крайнюю лавку.

— Мы можем начать? — поинтересовалась женщина, сидящая в центре возвышения, где находились лавки для судей.

— Конечно, если вы больше никого не ждете, — намек на присутствие Скитер.

— Слушание от третьего декабря объявляется открытым. Разбирается дело о непреднамеренном убийстве Миллисенты Булстроуд Гермионой Джин Грейнджер, проживающей по адресу...

Гарри не слушал, он смотрел на Дамблдора, который присутствовал на заседании, и в данный момент рассматривал потолок. «Совесть мучает? Или не мучает, и он просто скучает? А Иствану приходилось принимать сложные решения... отправлять в тюрьму невиновных, или оправдывать виновных из-за своей выгоды? Он ведь тоже в суде работает». Очнулся Гарри только тогда, когда Гермионе задали прямой вопрос.

— Назовите свое полное имя?

— Гермиона Джин Грейнджер.

— Вы поняли, в чем вас обвиняют? Вы согласны с обвинениями?

— Да, но я не хотела...

— Вы понимали, что заклинание вызова змеи способно привести к подобным последствиям?

— Я тогда не думала об этом...

— Вас предупреждал преподаватель, что вы не должны использовать опасных заклинаний?

— Не помню...

— Перейдем к допросу свидетелей. Мистер Смит, пройдите за кафедру. Назовите свое полное имя и место работы.

— Роберт Джордж Смит, специалист первой категории Отдела магического правопорядка в Министерстве.

— Вы занимались расследованием этого дела. Какие подробности вам удалось установить?

— Двадцать второго ноября этого года в Хогвартсе по инициативе преподавателя Защиты от темных искусств был открыт дуэльный клуб, где и было совершено убийство. На данном уроке двое учителей находились в Большом зале. Северус Снейп оказался там случайно, перед уроком Гилдерой Локхарт попросил его стать ассистентом, — молодой представитель власти говорил немного сбивчиво, его речь не была похожа на то, что доводилось слышать Гарри в магловских новостях, когда там зачитывал итоги расследования прокурор. Да и вообще вся система была построена тут странно. Этот Смит официально — свидетель, а по сути — обвинитель. — Таким образом, после показательной дуэли между преподавателями, он имел полное право покинуть урок, но остался наблюдать. Локхарт предупреждал, что в дуэлях студенты должны использовать заклинания только из школьной программы. Серпенсортия, произнесенная Гермионой Грейнджер, не входит в учебный курс. Использование именно этого заклинания и привело к смерти Булстроуд.

— У вас все, мистер Смит?

— Да.

— Можете занять свое место. За кафедру приглашается свидетель Драко Малфой.

Тот посмотрел на отца, который едва заметно кивнул, и блондин подошел к кафедре. Гарри в это время размышлял над тем, когда же это Локхарт предупреждал о том, какие заклинания использовать. То ли у него проблемы с памятью, то ли этот Смит соврал. А может и сам Локхарт лгал, когда его допрашивали. Кстати, где он? Почему его нет в свидетелях? Его величеству писателю некогда посетить сие мероприятие?

— Уважаемый суд, — обратился Люциус Малфой к Амелии Боунс, — Я полагаю, будет логичнее опрашивать одновременно с моим сыном и мистера Гарри Поттера, так как они сражались в тот день в дуэльной паре.

— Да, пожалуй, так будет логичнее. Мистер Поттер, пройдите тоже за кафедру. Вы присутствовали в дуэльном клубе, организованном преподавателем Защиты от темных искусств Гилдероем Локхартом, двадцать второго ноября?

— Да, — одновременно ответили слизеринцы.

— Мистер Малфой, вы так же использовали в дуэли с мистером Поттером заклинание вызова змеи?

— Да.

— Мистер Поттер, что вы сделали в ответ?

— Использовал Эванеско...

— Это заклинание проходят на третьем курсе, откуда вы его узнали?

— Его профессор Снейп использует на уроках, — Гарри не понимал, к чему весь этот фарс. Или все суды напоминают театр?

— Как вы считаете, у мисс Булстроуд была возможность, чисто теоретически, использовать это заклинание?

— Протестую, — отозвался Дамблдор, — Вопрос не по существу.

Гарри вначале даже не понял, зачем это сказал директор, ведь сейчас бы Гарри ответил, что да, просто Миллисента растерялась, и это был бы довод в пользу Гермионы. Мальчик повернулся к Грейнджер, она тоже не понимала, чего добивается директор. Теперь ей казалось, что он хочет, чтобы ее исключили. Но до Поттера, спустя несколько секунд дошло, что Дамблдор хотел всего лишь избежать ответа «нет». Может быть, он считал детей неразумными существами, которые не способны сказать то, что нужно. Поэтому он думал, что слизеринцы сейчас ляпнут это самое «нет», так как времени тогда действительно почти не было, чтобы использовать заклинание. Малфой-старший понял, как расценили протест директора дети, и усмехнулся. А может, его развеселил сам протест.

— У кого-нибудь из судей еще есть вопросы к мистеру Малфою и мистеру Поттеру? — Амелия посмотрела на своих коллег, — Свидетель миссис Помфри, пройдите за кафедру. Назовите свое полное имя и место работы.

— Поппи Дженна Помфри, работаю медсестрой в школе Хогвартс от клиники Святого Мунго.

— Вы первая осмотрели мисс Булстроуд и настояли на ее госпитализации в клинику?

— Да.

— Лечащий врач Булстроуд сейчас не может присутствовать на заседании, так как занят спасением жизни ребенка, который попал в клинику поздно ночью, — пояснила Амелия для присутствующих, и снова обратилась к мадам Помфри, — Вам пришел отчет о действиях специалистов клиники?

— Да. Я являюсь сотрудником клиники, а не Хогвартса, поэтому именно через меня и передавали документы директору.

— Отчего наступила смерть Булстроуд?

— Смерть наступила в результате интоксикации яда малайского крайта, через двадцать три часа после укуса. От паралича дыхательных путей, но могу подробнее описать развитие симптомов в течение всех этих двадцати трех часов. Правда, тут дети присутствуют, а там...

— Не стоит. Была ли возможность ее спасти?

— Была, — со злой ухмылкой, не свойственной этой жалостливой женщине, произнесла Помфри, — если бы в клинике Святого Мунго всегда находились необходимые лекарства. А то вот магловской антизмеиной сыворотки там не нашлось, более того, если бы не целитель Брейман, который был единственным врачом, кто разбирается в магловской медицине, то девочке бы даже не пытались помочь. Но пока ему удалось связаться с магловскими больницами, достать необходимую сыворотку, вероятно, было уже поздно.

Гарри понял, как эта женщина хочет сказать все, что она думает. О Министерстве, неспособном обеспечить клинику всем необходимым, о чистокровных волшебниках, которые кичатся происхождением и считают, что использовать опыт маглов в медицине — ниже их достоинства. А ведь у маглов есть технологии в данной области, до которых волшебникам еще расти и расти. Расскажи любому магу о клонировании — он пальцем у виска покрутит, и еще догадается маглов обвинить в использовании темной магии! Но мадам Помфри сдерживалась от открытых нападок на Министерство. Судьба Гермионы ее, казалось, не интересовала. Не знала она девочку. Поэтому ее больше волновали профессиональные вопросы. Это Гарри не все равно, это он будет Малфою иллюзию делать, если гриффиндорку оправдают. Но он оценил слова медсестры, пусть это лишь намеки, пусть слабые, но оценил.

— У судей будут еще вопросы к Поппи Помфри? Тогда, мистер Люциус Малфой, прошу, — Амелия указала на кафедру, и Малфой-старший поднялся со своего места со всей, присущей ему гордостью, как будто ему Орден Мерлина вручали, а не в качестве свидетеля допрашивали.

— Представьтесь, назовите ваше место работы.

— Люциус Абраксас Малфой, член Попечительского совета.

— Попечительский совет был уведомлен об открытии дуэльного клуба? Как Совет отнесся к идее открытия клуба?

— Директор Хогвартса не обязан уведомлять об открытии школьных кружков, статус которого и придали дуэльному клубу. Только введение школьных предметов согласовывается с Попечителями. Но идею создания клуба мы восприняли положительно. В школе Хогвартс, наконец-то, решили обучать студентов тому, что действительно может пригодиться в жизни. Это прекрасно! Но! Мы все с вами взрослые волшебники, многие из нас являются родителями, и мы не можем не понимать, насколько опасным может быть обучение ребенка дуэльному искусству. Я учил своего сына. Знаете, как-то раз, он разбил дорогую вазу из венецианского стекла Бомбардой, — Малфой-старший глянул на сына, улыбнулся, а затем серьезно продолжил, — А если бы на месте этой вазы был человек? Я полагаю, очевидно, что дуэльный клуб в Хогвартсе был организован не по правилам и не соответствовал требованиям безопасности, — взгляд в сторону Дамблдора, — Скажите мне, как один маг может следить сразу за всеми студентами в дуэльном клубе? Теоретически — может, если вокруг помоста будет защитный купол, как на дуэльных соревнованиях, сражаться будут по двое, а остальные — зрители.

— Мистер Драко Малфой, скажи, там стоял купол? — Амелия Боунс, казалось, все поняла, и даже была рада такому повороту событий.

— Нет.

— А на каком расстоянии находился профессор Локхарт от дуэлянтов?

— Он стоял в метрах в пятнадцати позади Булстроуд, — сощурился Драко, припоминая.

— Замечательно! — подхватил Малфой-старший. — Заметьте, когда заклинание призыва произнес мой сын — никто не пострадал. Но не потому, что профессор Локхарт оказался рядом, а лишь потому, что мистеру Поттеру было известно заклинание из программы третьего курса. А если бы он его не знал, сейчас на месте мисс Грейнджер был бы мой сын. И его могли бы обвинять в непреднамеренном убийстве! — Гарри ход оценил, понимая, что сына Люциуса Малфоя бы обвинять не стали, но параллель в головах у судей построилась. Причем та параллель, которая и нужна была. О гибкости законов, о том, что одного обвиняют по такому делу, а другого бы никогда не обвинили, — И мир бы лишился не только единственного представителя древней фамилии — мистера Гарри Поттера, но и человека, спасшего Британию от войны и разрухи. Я полагаю, что вины мисс Грейнджер в том, что в Хогвартсе пренебрегают безопасностью студентов, нет. Заклинания призыва, хоть и не входят в школьный курс, не считаются ни темными, ни даже сомнительными. А дуэлям нужно обучать только с соблюдением всех правил, разбивая студентов на небольшие группы. Поэтому, если профессор Локхарт считал, что справится с обучением сразу всех студентов, то и ответственность должна лежать на нем. И я, в любом случае, буду добиваться пересмотра, если суд вынесет обвинительный приговор. Члены Попечительского совета желают видеть Хогвартс местом, где дети будут в безопасности. И если уж профессор Защиты от темных искусств, — Люциус подчеркнул должность Локхарта, — не может ее обеспечить...

Вот так все в этом мире. Один свидетель был прокурором, другой — адвокатом. Без четких обязанностей, без официального статуса. Просто так вышло.

На лицах всех судей, в том числе и Дамблдора, читалось недоумение. Люциус Малфой защищает грязнокровку?! Где бессмертный феникс сдох? Они-то все понимали и до его слов, что девочка оказалось виновной лишь по воле случая, но нужно кого-то наказать. И считали, что общественность будет удовлетворена исключением маглорожденной гриффиндорки, в то время как суд над известным писателем вызовет неоднозначные мнения. А там еще и припишут обвинение Дамблдору, как директору. В общем, проблем не оберешься. И вот тут такой поворот! Малфой, вместо того, чтобы тихо подойти к Боунс и сказать, что настаивает на снятие обвинений, заявил это на суде, да еще в присутствии Риты Скитер!

— Благодарю, мистер Малфой. У судей еще будут вопросы к свидетелю? — Амелия, казалось, была рада. Она оглядела ошарашенных коллег, — Рассмотрение дела по существу объявляется закрытым. Переходим к голосованию. Кто за то, чтобы мисс Грейнджер признать виновной?

Руки подняли только двое судей — какой-то старичок с наипротивнейшим лицом, и крупная женщина с каштановыми волосами, которая сидела рядом с Дамблдором.

— Гермиона Джин Грейнджер оправдана по всем пунктам. Дело отправляется на повторное расследование в Отдел магического правопорядка, — объявила Амелия Боунс и улыбнулась второкурснице.

Гермиона заплакала.

— Дети, идем, — улыбнулся Малфой-старший, и Гарри подумал, что он переигрывает.

А Гермиона тем временем разрыдалась еще больше. Она вспомнила тролля в туалете год назад, когда Рон и Невилл — храбрые гриффиндорцы, закрыли ее там, а первым, услышав ее крик, прибежал именно Драко Малфой. Неужели Уизли и Лонгботтом успели настолько далеко отойти, что первым оказался слизеринец? Может быть, они просто не хотели рисковать? Вот так просто, в один день, рушится представление о добре и зле в магическом мире, которое формировалось полтора года. Люциус, видя, что Грейнджер никак не успокоится, подошел к ней, и положил руку на плечо, очевидно, решил окончательно разрушить все ее мировоззрение. Драко был в шоке от подобного! «Точно переигрывает», — подумал Гарри, но взглянув на Дамблдора, наблюдающего за всем этим представлением, мысленно порадовался. Осталось Гермионе понять, что в этом мире все действуют в своих интересах и каждый — сам за себя. Вот Люциус сейчас решил, что ему выгодно помочь грязнокровке, а Дамблдор решил, что ему выгоднее не обвинять Локхарта. Только самому Гарри в этой истории ничего не было выгодно. Он, считающий, что у него нет друзей, что в этом мире каждый человек только за себя, просил Малфоя о помощи, и теперь обязан выполнить свою часть их уговора, даже не зная, для чего тому понадобился образ собственной матери, и какие могут быть последствия.

— Мы можем зайти в кафе, тут на первом этаже. Говорят, у них вкусные пирожные, — предложил Малфой-старший.

Странная компания разных людей, которые никогда не должны были ходить вместе в кафе и сидеть там за одним столом, покинула зал суда. Не друзья, не враги, просто люди, интересы которых сошлись здесь и сейчас.

Дело по обвинению Локхарта стало настоящим скандалом! Люциус Малфой устроил все так, чтобы Министерство, в целом, не обвинялось в некомпетентности. Не обвинялось в том, что клиника Святого Мунго не оснащена всеми необходимыми лекарствами, в том, что Попечительский совет допускает на должность таких преподавателей. Да обыграл еще все так, что министр Корнелиус Фадж был ему благодарен. На первой полосе одного из выпусков «Пророка» Малфой и Фадж разговаривали в холле Министерства, а в статье говорилось, что министр выражает свою признательность Люциусу за то, что он от имени Попечительского совета помог суду. Получилось, что Фаджа еще и в выгодном свете выставили. Министр в таких мелких делах, как слушание о непреднамеренном убийстве, в качестве члена Визенгамонта не участвует. Да он вообще не знал, и не при чем тут. А как узнал о подобном, так стал устраивать проверки качества работы отделов Министерства. Не нужно было Люциусу влияние терять и идти против министра, вот он все и устроил, как ему выгодно.

Локхарта судили, но отделался он штрафом в десять тысяч галлеонов. И его даже с поста преподавателя не сняли! Только ввели запрет на образование им школьных кружков и дополнительных курсов. Его освобождение от должности уже никому не было выгодно — ни Дамблдору, ни попечителям, которые понимают, что с каждым годом преподаватели все хуже и хуже. А обязательный предмет отметить ведь нельзя. Опять же, надо сделать видимость, что детей чему-то учат. А кто пойдет на должность, где в конце года каждый преподаватель либо умирает, либо сходит с ума, либо без вести пропадает, либо оказывается замешан в незаконных делах и попадает в Азкабан? Был там подобный случай пять лет назад. А Локхарт поулыбался судьям, подарил женщинам свои книги, на собственные средства поставил памятник Булстроуд, да и вообще, он же такой душка!

Штраф, который заплатил этот, с позволения сказать, учитель министр перечислил на счет клиники Святого Мунго. На всякий случай, вдруг кто-то вроде Помфри еще посмеет заявить, что больница плохо оснащена. Разумеется, такая сумма большой роли не сыграет, но кому до этого есть дело?

По репутации Дамблдора прошлись изрядно. Обвиняли в неумении создать безопасные условия для учебы в школе, в том, что он не настаивал на полной проверке данных, когда обвиняли его ученицу. Скитер даже отметила, что он на суде не вел дело, как глава Визенгамота, доверив все своему заместителю.

Наконец, Криви и Финч-Флетчли перевели в клинику Святого Мунго и заказали мандрагоры. Опять же, обвинив директора в том, что он не обратился к попечителям с требованием дополнительных средств на закупку этих растений, а ждал, пока созреют школьные. Провелось небольшое расследование по установлению причин такого состояния двух студентов. Остатков зелья в их организме не обнаружили, а вот проверить использование заклинания оцепенения было невозможно. Все тот же целитель, Брейман, предположил, что если в Тайной комнате действительно спрятано какое-то чудовище, то это василиск. Но наследник Слизерина, скорее всего, купил своему змею очки, и заставил его их носить. Ну, а что? Большинству людей свойственно чувство юмора. Правда, его шутку не очень-то оценили, когда его доводы были опубликованы в газете. Почему-то с особым пристрастием допросили Хагрида, но сотни учеников были свидетелями того, что лесник находился в Большом зале во время первого нападения. Дальше следствие зашло в тупик, не опрашивать же всех студентов и учителей с Веритасерумом? Так Министерство на одном зелье разориться может, оно, между прочим, не дешевое. Использовать легилименцию можно только на подозреваемых, коими вся школа быть не может. И Люциус Малфой молился Мерлину и Моргане, чтобы это следствие в тупике и оставалось. Дамблдору вынесли предупреждение, но снимать с поста директора его не стали.

И если бы кто-нибудь знал, что началом всей этой истории послужил короткий разговор одного второкурсника и самой странной первокурсницы...

Гарри был зол на Локхарта, и пообещал ему отомстить! За смерть Миллисенты, которая должна была жить, за кота Чертика, который до сих пор оглядывался на спальню девочек, и понимал, что там его больше никто не ждет, за Гермиону, которая с тех пор ходила грустной, за свою гордость, в конце концов! И Снейпу решил отомстить... но пока так, не сильно. Даже если его вообще выловили в коридоре перед уроком дуэлей, где он появляться не планировал. Должен был понимать, что Локхарт — никчемный преподаватель. Так какого черта стоял у входа в Большой зал? Наверное, хотел быстрее уйти.

На следующий день после слушания, совы принесли «Ежедневный пророк», где на первой полосе была фотография, на которой четыре мага в министерском кафе пили чай с пирожными. Милая такая фотография, как знали, какой момент подловить! Они на ней улыбались, и взрослый маг объяснял что-то подрастающему поколению. Школа разделилась на два лагеря. Кто-то говорил, что Люциус Малфой молодец, и вообще он хороший человек. Ну, был тогда под Империо во время войны, а кто бороться с этим проклятием умеет? Правильно, почти никто. Другие злились, что в статье были нападки на директора, который не может обеспечить безопасность студентов. Эти поговаривали, что Люциус специально все так подстроил. Все слизеринцы были такого же мнения, только директора при этом не жалели.

Дамблдор за завтраком поглядывал на Гарри, который засветился на этой фотографии в «Пророке» и, казалось, хотел с ним поговорить, что-то объяснить. Ну и пусть хочет дальше! Пусть даже предлог находит для разговора. Но с тех пор прошло уже больше двух недель, а предлог директор так и не нашел. Или о чем говорить не знал. А что он может сказать? Объяснить, что плохие Малфои действовали в своих интересах? Так и у него были свои интересы. Объяснить, почему он не стал вмешиваться? Что за бред, должен Дамблдор еще перед кем-то оправдываться, тем более, когда его и не обвиняют. Скитер, Попечительский совет и Министерство обвиняли, а не Поттер.

Только Гермионе, казалось, было все равно. Гриффиндорцы вообще устроили ей бойкот. Как она посмела сидеть в кафе с Малфоями и есть пирожные? Как она могла позволить Люциусу защищать себя? Да лучше исключение из школы, чем подобное! Вот так легко разрушить идеалы человека, с которыми он привык жить! Веру в правосудие, веру в Министерство, веру в доброго директора... Даже Драко перестал задевать Гермиону, и начал здороваться при встрече. То ли, чтобы досадить гриффиндорцам, которые при этом зеленели от злости, то ли решил подыграть отцу.

Составляли списки тех, кто остается на каникулы в школе, и в этот раз из слизеринцев там значилось четыре фамилии.

— Драко, ты зачем тут остаешься? Неужели тебя дома не ждет праздничный ужин?

— Во-первых, ужин меня действительно не ждет. У нас в семье этот праздник не отмечают. А во-вторых, на каникулах ты исполнишь свою часть уговора. Я свою выполнил.

— И как ты объяснил отцу, что остаешься?

— Никак. Я написал матери, что хочу остаться с тобой в школе. Мне тебя жаль, а ты бедный сирота, и тебе негде проводить каникулы. Она, конечно, сразу пригласила тебя к нам, но я сказал, что ты гордый и откажешься, — вот так просто все объяснил Малфой. Гриффиндорцам не понять такой логики!

Гарри поднял брови и усмехнулся.

— А что? Мама знаешь какая жалостливая! — заявил Драко.

* * *

Гарри стоял, облокотившись о стену и ждал, когда придет Снейп и откроет класс. И в это время он думал над тем, что подарить Салиме, День Рождения которой будет через два дня. Как сложно выбирать подарок для такого человека! Купить ей книгу? Да у нее их целая библиотека дома. Купить какой-нибудь артефакт? А зачем он ей нужен, у нее с финансами проблем нет, захочет — сама купит. Купить что-нибудь из одежды? А не будет ли это намеком на ее странные предпочтения в выборе своего гардероба? Купить ей какую-нибудь заколку? Да она волосы заплетает только тогда, когда зелья варит, а так ей вообще плевать, как она выглядит. Вопрос действительно сложный.

— Грейнджер предательница! — услышал Гарри недалеко от себя шепот Рона Уизли, — Она должна была остаться с нами на Рождество! Она обещала. Ее ведь не исключили!

— Она просто не хочет нам помогать, — спокойно ответил ему Невилл.

— Вот именно, не хочет! Она теперь с Малфоями, и нам помогать не станет!

— А должна? Они ей помогли, а мы — нет. А ведь моя двоюродная тетка тоже член Попечительского совета, я мог бы ее попросить помочь. И ты бы мог попросить своего отца, у него наверняка есть знакомые в Визенгамоте.

— Я даже как-то не думал об этом... Но принимать помощь от Малфоев — унизительно!

«Замечательная логика! — подумал Гарри, — А от кого ей принимать еще помощь, если вы даже не думали об этом, не думали, что у маглорожденной волшебницы в этом мире вообще нет никаких связей. И в чем это она должна была им помочь?»

После уроков Гарри нашел Гермиону в библиотеке. В принципе, как обычно.

— Привет, как ты? — он сел напротив девочки.

— Привет. Вот... эссе пишу.

— В Гриффиндоре все тебя игнорируют?

— Не все, но многие. А Джинни Уизли вообще меня недавно так больно плечом задела, и даже не извинилась. А ведь я знаю, что она специально! Вот ей-то я что сделала?

— Хорошо хоть темномагическую порчу на тебя не навела, — когда Гарри сказал это, Гермиона улыбнулась. Она-то не знала, что слизеринец говорит вполне серьезно.

— Гарри, почему все так?

— Как?

— Сложно. Помнишь ту историю с троллем на первом курсе? Ведь меня тогда Малфой спас. И ты. Не Рон, не Невилл. Как распределяют по факультетам? Почему я не вижу гриффиндорской храбрости и справедливости, слизеринской хитрости, а некоторые равенкловцы далеко не умные?

— Ты не видишь слизеринской хитрости, потому что нечасто общаешься со слизеринцами. Справедливость вообще странное понятие, но вот МакГонагалл относительно справедливая. А храбрость... Что это такое вообще? Человек может рисковать собой, когда он считает, что прав, а может — когда ему все равно, нечего терять и он не хочет жить. Вот я считаю, что самоубийцы — храбрые. Способность переступить через собственный инстинкт самосохранения есть далеко не у всех, и чтобы человек это сделал, он должен быть храбрым.

— Но в случае с самоубийством рядом с храбростью присутствует и глупость.

— Не всегда. Сколько людей убивали себя в войнах, чтобы не попасть в плен, чтобы не сдаваться врагу.

— Почему Малфой-старший мне помог?

— Ему так было выгодно.

— А Дамблдор не стал помогать... Ведь он председатель Визенгамота, а сам даже дело не стал вести.

— Ему тоже так было выгодно.

— Тогда в чем разница между гриффиндорцами и слизеринцами?

— Я думаю, в верности. Говорят, что самые верные — хаффлпаффцы, но мне кажется, это не так. Самые верные — гриффиндорцы и слизеринцы, как ни странно. Но верность эта у них разная.

— Верность, говоришь? — Гермиона нахмурилась.

— Да. Слизеринцы верны людям, а гриффиндорцы — идеалам. Даже в той войне те, кто шли за Темным Лордом, были верны не его идеям, а людям. Своим семьям, друзьям. Они боролись за место под солнцем для себя и своих близких. Идеи совпали с интересами их семей, которым они верны. А вот те, кто были на стороне Дамблдора — боролись за идеалы справедливости, добра для всего мира сразу.

— В голове как-то не укладывается. Малфой может быть верным другом?

— Я никогда не оказывался в беде, где могла бы понадобиться его помощь, но думаю, он бы мне помог. А так, когда не стоит вопрос о жизни и смерти, между слизеринцами могут быть взаимовыгодные отношения, что кажется, будто они и не друзья вовсе.

Несколько минут они сидели молча, Гермиона обдумывала разницу между студентами факультетов Хогвартса, а Гарри размышлял над собственной, только что высказанной, теорией. Наверное, он не зря попал в Слизерин. Отношения на этом факультете действительно были странными, но Гарри был уверен, что слизеринец поможет своему — другу, родственнику, даже если тот, к примеру, перейдет на другую сторону в войне. Но при этом на весь остальной мир — плевать. А вот гриффиндорцы, скорее всего, бывшему своему соратнику не помогут, по крайней мере, до тех пор, пока он не раскается в содеянном и не вернется к ним. Зато им не безразлична судьба всех, всего мира. И поэтому гриффиндорцы, которые не помогли Гермионе, требуют помощи от нее, так как считают, что она должна быть верна идеям факультета в любом случае. Кстати, об этом...

— Гермиона, я услышал разговор Уизли и Лонгботтома. Они говорили, что ты должна была остаться в школе на Рождество и помочь им.

— Был у нас такой уговор, но я передумала. Теперь мне эта идея кажется глупой. И ничего я им не должна! Им надо, пусть сами разбираются.

— А что они хотят?

— Узнать, кто является наследником Слизерина.

— Ха! И как они об этом узнают, если вся школа думает над этим вопросом?

— Идея действительно глупая. Скажи, а ты не знаешь, кто им является? Все-таки ты из Слизерина.

— Знаю, — Гарри ведь подарил ей сережку, можно и говорить о таком.

— И кто?

— Скажу, если ты поклянешься, что никому не расскажешь.

— Клянусь собственной магией, что не расскажу никому то, что сейчас услышу от Гарри Поттера, — Гермиона восприняла его слова буквально, поэтому произнесла ритуальную формулу. Когда вокруг девочки на секунду появилось светло-синее свечение, мадам Пинс посмотрела в сторону их стола с раздражением.

— Темный Лорд, — шепотом произнес Гарри. Ему хотелось ради шутки сказать «я», и посмотреть на реакцию гриффиндорки. Но он подумал, что она шутку не оценит.

— Он же умер!

— Как умер, так и воскреснет.

* * *

На День Рождения Салимы Гарри отпросился официально, через декана — написал заявление. Дамблдор заявление подписал и, что удивило Гарри, даже к себе не вызвал. Покидать ведь школу студентам разрешается, не тюрьма это. Мало ли у кого какие события дома происходят.

Поэтому утром двадцать третьего декабря Гарри спокойно воспользовался камином в кабинете Снейпа, под хмурый взгляд самого декана, и переместился в «Дырявый котел». После чего вышел в магловскую часть города, и в безлюдном переулке позвал Лаки.

Как он был рад оказаться в своем доме! Наверное, только человек, у которого много лет не было своего собственного дома, может это ценить. Гарри обошел все комнаты и двор. Он радовался неуютной холодной гостиной, заснеженному ковру-самолету, который он забыл занести домой, пыльной мебели и даже паутине на потолке.

«Лаки, черт бы его побрал, совсем обленился!» — сказал Адам-Самаэль.

«А мне так даже больше нравится. Соответствует духу этого дома».

«Ты видел, как домовик Малфоя кланяется? А твой — ленивая задница!»

«Приходит, когда зову — и ладно».

Гарри увидел на стуле аккуратно сложенное гипюровое белое нечто и мантию.

«Это что еще такое?»

Ответ не заставил себя долго ждать, из камина появилась именинница собственной персоной. Салима была в обычных магловских джинсах и красной старой кофте, светлые волосы связаны в тугой пучок.

— Привет, Гарри. А что ты тут делаешь?

— Действительно, что я делаю в своем доме... — он сделал вид, что задумался.

— Точно. Ну, для тебя дом, для меня — штаб-квартира моей собственной организации из одного человека.

— Штаб-квартира?

— Ну да. У нас в доме всего два камина — в гостиной и столовой. Крайне неудобно. И своего личного домовика нет, а наших нельзя использовать — они подчиняются главе рода, а не мне лично. А иногда нужно место, где можно переодеться, принять душ...

— Зачем?

— Мало ли что в жизни бывает!

— Почему от тебя чем-то паленым пахнет?

— Корову жгла, — пожала плечами девочка.

— Корову? — искреннее недоумение отобразилось на лице Гарри.

— О, это так весело! В маленьком индийском городке, на площади. Там такая паника была! У них же корова — священное животное. В меня камни и палки стали бросать, еле убежала, пока еще полицейские не приехали! — Салима улыбалась своей безумной улыбкой, вспоминая произошедшее.

— Да уж, действительно — это так весело, когда в тебя камни кидают!

— Согласна, этот момент был не самым веселым. В меня даже один раз попали, теперь синяк будет. Как Том в дневнике поживает?

— Понятия не имею. Я его подбросил одной первокурснице, которая пыталась какой-то ритуал провести, чтобы я в нее влюбился.

— О, я бы отомстила за такое по-другому, — мечтательно произнесла Салима, — подлила бы ей зелье страсти, заговоренное на Дамблдора! И что, кстати, в школе Том творит?

— Превращает кошек и людей в статуи. Они не умирают, просто застывают. Надпись на стене была: «Враги наследника трепещите» или что-то в этом роде...

— Что надпись означает?

— Легенда есть одна, что в Хогвартсе создана Тайная комната, в которой Слизерин спрятал какое-то чудовище, чтобы его наследник очистил школу от маглорожденных. Есть мнение, что это василиск.

— Да со времен Слизерина там бы любое чудовище уже сдохло! Хотя василиски долго живут, но он в любом случае древний и скоро от старости загнется. Ну что там со статуями? Красивые получаются?

— Да, обычные вроде...

— А я говорила, что он скучный! Если уж решил статуй наделать, то можно же пофантазировать. Одного напугать, перед тем, как он окаменеет, в другого Риктусемпру кинуть, чтобы он смеялся, третьего поймать в тот момент, когда он будет о чем-то размышлять. Собрал бы разные человеческие эмоции... — девочка задумалась, представляя свою коллекцию статуй, — или можно перед окаменением заставить человека встать в смешную позу, или состроить рожицу.

— Да уж. Некоторые, кстати, меня этим наследником считают. Что интересного в Дурмстранге?

— Ничего, абсолютная скука. Мои зелья больше не отдают в Больничное крыло. Я решила отомстить, правда, не знаю за что. Наверное, заранее. На всякий случай. Попросила Антуана сделать несколько листов с магией подчинения, поставила на конвертах печать Королевского Министерства — да простит меня отец за то, что я ее у него взяла, и отправила некоторым учителям и директору. Ну, они пришли, куда им было велено и выпили зелье, которое я оставила в одном из кабинетов. Веселый в школе был день!

— Что за зелье?

— Галлюциногенное. Каркаров — наш директор, весь день Патронусов пускал, ему дементоры мерещились. А еще, представляешь, у нас учитель прорицаний — полукентавр. У него мама — человек, а отец — кентавр.

— А у нас преподаватель по чарам — полугоблин. Сколько же в мире извращенцев!

— Ага. Я раньше думала, что выражение лечь под лошадь — образное!

Гарри посмотрел в безумно-веселые черные глаза Салимы и рассмеялся. Как же он соскучился! Оказывается, не только по дому, но и по этой девочке, которая говорит так просто о подобных вещах, ведь даже в приюте, о таком говорили только мальчишки.

— Пойду переоденусь, — Салима взяла со стула гипюровое нечто, и вышла в другую комнату.

Гарри даже не удивился тому, что девочка вот так использует его дом. Ну а что еще ждать от человека, который может заявиться к вам в дом поздней ночью в пижаме, и при этом, не то что не извиниться, а просто нагло усядется в кресло? Нужно иногда ей где-то переодеться, пусть переодевается.

Салима вышла из соседней комнаты в белом платье до щиколоток, с распущенными волосами, в светло зеленых носках и магловских кроссовках. В общем, забавно. Гарри стоял с двумя цветочными горшками, в которых росли мандрагоры.

— С Днем Рождения! Это тебе... — мальчик не знал, как Салима может отреагировать на такой подарок, но ничего другого ему в голову не пришло.

— О! Мандрагоры! Это символично...

— Символично? — Гарри об этом не думал.

— Знаешь же, я считаю, что нет темной и светлой магии. А мандрагора используется во многих и темных, и светлых зельях. Ее корни исцеляют, их кладут в противоядия, но эти же корни можно использовать для темномагических ритуалов, действующих на расстоянии. Если заколдовать корень на определенного человека, то его на расстоянии можно пытать и даже убить. Из нее делают обычные снотворные зелья, а так же зелья, лишающие рассудка.

«Ничего себе. А я думал, она только в противоядиях используется».

«А я говорил тебе, что учебник по травологии надо хотя бы открыть!» — нравоучительно заметил Адам-Самаэль.

— Мальчик и девочка, — сказала Салима, рассмотрев внимательно оба растения.

— Ну да, так специально, — Гарри их сам не отличал, просто женские и мужские мандрагоры стояли в разных сторонах.

— Спасибо. Мне, правда, нравится. Они ведь очень редкие. Где ты вообще их смог достать?

— Стащил, — честно ответил Гарри. Ну, их ведь так много у профессора Спраут, подумаешь, взял парочку...

— Стащил? — удивилась девочка, — Подарки мне покупали часто, но для меня еще никто ничего не крал. Я ценю, — серьезно сказала последнюю фразу Салима, — И не надо на меня так смотреть, правда, ценю. Деньги ты бы взял из сейфа Поттеров — это не сложно, и купить можно что угодно, а вот украсть — сложнее. Знаешь, можно устроить мандрагорам свадьбу!

— Свадьбу?

— Кругом ужасный смрад, глухие стоны,

Похожие на стоны мандрагоры,

Когда ее с корнями вырывают, —

Тот звук ввергает смертного в безумье...

— Ээ... — протянул Гарри, Салима декламирующая стихи — это что-то совсем странное.

— Не «ээ», а Шекспир! И ты еще у маглов рос! Идем, у нас дома уже родственники собираются, а меня нет. Ты первый, — девочка вложила в руку Гарри летучий порох.

Салима вышла из камина гостиной дома Луджинов степенной походкой, держа в руках горшки с мандрагорами. Аккуратно поставила их на стол, поздоровалась с первыми прибывшими родственниками и стала принимать подарки. С самым скучающим видом, как будто ей было безразлично. Своими манерами она сейчас напоминала Малфоев. Эдакая аристократка в зеленых носках и кроссовках. Гарри поразился резкой смене настроения. «Интересно, если бы я сейчас подарил ей мандрагоры, она бы так же сказала лишь дежурное спасибо?» Девочка спокойно села в кресло, взгляд ее был осмысленным и печальным.

Через двадцать минут собрались все родственники, и хозяин дома провел гостей в столовую. Салима села рядом с матерью, и со скучающим видом начала ковыряться в тарелке. Гарри вспомнил, как ровно год назад впервые увидел эту девочку, она тогда была такой же спокойной и уставшей.

Истван спрашивал Гарри о школе, о том, чем закончилось слушание. Он порадовался, когда узнал, что в «Ежедневном пророке» Дамблдор обвинялся в некомпетентности, и неспособности обеспечить безопасность студентов. Вороненок, которую благополучно отпустили из Нурменгарда, и даже заплатили компенсацию за необоснованное задержание, рассказывала анекдоты. Ее сын сидел с Антуаном Истваном, они что-то обсуждали на венгерском и смеялись. Брат Салимы распаковывал ее подарки, но самой имениннице было все равно.

Когда все снова вернулись в гостиную, Салима села на самый дальний диван, наверное, чтобы на нее никто не обращал внимания, и стала мечтательно смотреть в окно. Но не тем безумным взглядом, который появлялся на ее лице, когда она мечтала об ангелочках, солнце и статуях из живых людей, а каким-то грустно-мечтательным.

— Ты всегда дома такая, или только когда гости собираются? — поинтересовался Гарри, присев на диван рядом с именинницей.

— Второе. Вышивание в своей комнате забыла, даже заняться нечем...

— Почему? Роль играешь?

— Роль? Какую?

— Грустную.

— Нет. Кода они сюда приходят, мне всегда грустно.

— Отчего?

— Они не помогли Фадилу. Я их могу понять, но не забыть. И не простить. Я никому из них не доверяю, только некоторым из младшего поколения, они к смерти деда не причастны. И дом твой я использую, чтобы переодеваться не просто так. Они мне тоже не доверяют. Одна семья — разные люди, с разными интересами, целями. Если бы не родовые древние клятвы, некоторые могли бы быть врагами. Истваны и Вилмосы — точно могли бы. Вот так магия может объединять разных людей. Кстати, если окажешься в опасной ситуации, есть родовая клятва. Ты можешь от имени рода попросить о помощи, и никто из нас не сможет отказать. Даже если не захочет помогать, все равно не откажет. И если кто-нибудь из них попросит тебя о помощи, ты тоже придешь. Даже если будешь ненавидеть этого человека. Если бы Фадил использовал родовую клятву, они бы вытащили его из Суданской тюрьмы. Но он им всем верил, понимаешь, верил!

Гарри промолчал. Он не знал, что ответить.

— А знаешь, почему Темный Лорд не смог тебя убить? — на мгновение в глазах Салимы снова появился привычный безумный блеск, но тут же исчез.

— Почему?

— Тоже магия. Она сильнее всех чувств, интересов и желаний человека. Всегда! И никогда глава рода не сможет убить единственного наследника рода. Магии плевать на его желание, она сама знает, что ей делать. Авада не может отрекошетить, даже если ее в зеркало кинуть. Это не он себя развоплотил, не ты, а магия рода, которая была возмущена его поступком. Магия тебя выбрала, понимаешь? Ему черт знает сколько лет, а детей не было. Род принял тебя по косвенной линии, а Темный Лорд пошел против его воли.

— А Дамблдор мне что-то о любви говорил...

— О любви? Она существует, эта любовь?

— Не знаю. Родители любят своих детей.

— Меня не любят. У матери — инстинкт, у отца — привязанность. И то не ко мне, а к брату.

— Я тоже не смогу убить Темного Лорда?

— Захочешь — убьешь. И он, если захочет тебя убить — убьет. Только ты в него и Аваду запустить можешь, а ему придется кого-то просить это сделать.

— Почему я могу использовать Аваду?

— Два рода против одного, даже если его род будет против, и он вообще искренне желает вас помирить. По роду Поттеров и Цоресов ты можешь мстить, сама магия дает право. И никто из них, — Салима обвела взглядом гостиную, — никогда бы не смог убить Фадила, а если бы попытался — сам бы умер. Очередная родовая клятва, что ни один представитель четырех объединенных родов не может убить другого. Всем этим клятвам — тысячи лет, а они действуют. Но магия сильнее, а человек хитрее. Умер он в тюрьме, понимаешь, а они — ни при чем. Дементор виноват!

Покидая дом Луджинов, Гарри думал, что Салима — самый странный человек, которого ему доводилось встречать. Безумная, жестокая, в чем-то гениальная, забавная, грустная и... обычная. Со своими обидами, мечтами, наверное, планами мести всему человечеству, только за то, что оно существует. Со своими идеями, радостями, попытками понять, но невозможностью простить.

Вот так. Гермионе помогают те, от кого она не ждет помощи. Гарри, сам того не зная, может сделать женщину, которая его больше всего ненавидит — Беллатрикс Лестрейндж, чуточку счастливее, если она увидит своего племянника. Волдеморт пытается убить того, кого он не имеет права убивать, не зная об этом. Салима не доверяет своим самым близким, но при этом делится переживаниями с тем, кого знает лишь год. А Дамблдор мечтает о благе всех, не думая о благе каждого. Такая вот странная штука — жизнь.

Утром следующего дня, после завтрака, Гарри поднялся в свою комнату и открыл первую попавшуюся книгу. Хотелось ни о чем не думать, отвлечься. Он бы даже взял книги Локхарта, они для этого больше подходили. Но принципы не позволяли. В руках его не будет творчества этого индюка! Вроде бы все закончилось, а казалось, что все только начинается. С Гермионой все в порядке, Том больше ничего не предпринимает, хотя Джинни и осталась в школе на каникулах, тишина... Но что-то было неестественное в этой тишине. То ли своя грусть, то ли осознание собственной слабости, после всего произошедшего. Как парадоксальны наши чувства! Сам Гарри был инициатором многих событий, пусть и действовал он через других людей. И вся эта история с Тайной комнатой — его рук дело. Можно гордиться хотя бы этим. Но нет никакой гордости, никакого опьяняющего чувства всемогущества. Обычная усталость и понимание того, что все в этом мире мерзко, все люди мерзки. Может и он сам такой, просто о себе мы подобного никогда не подумаем.

Но несмотря на эту усталость, несвойственную двенадцатилетним детям, ему хотелось действовать. Хотелось бежать, сделать какую-нибудь глупость, рассмеяться хоть раз в жизни по-настоящему, искренне, по-детски. Слепить снеговика, кидаться снежками, корчить рожи у зеркала. Да что угодно делать, лишь бы быть нормальным. Быть обычным ребенком, не Героем, победившим злого и ужасного, почти бессмертного Волдеморта, ни этим ненормальным сыном алкоголиков, каким он был для Дурслей, ни странным необщительным ребенком, каким он был в приюте. Хотелось быть таким, как Рон Уизли, которому не нужно думать над тем, что будет, не нужно решать, бояться. А сейчас, после слов Салимы Гарри чувствовал себя... старым. Глава двух родов, почти единственный из, обитающих в этом мире, представителей третьего рода. Родовые клятвы, магия... Теперь он чувствовал себя обязанным этим родам, магии. Они приняли его по косвенной линии. Два рода возлагали на него свои надежды. На что, интересно? Не только люди от нас чего-то ждут. Сама магия ждет. Он обязан. А ему хотелось напоить учителей галлюциногенным зельем, сжечь корову или сделать еще что-нибудь, что могла бы сделать Салима Луджин. Но он не Салима, и он не может радоваться просто так, не может делать что-то, не думая о последствиях... Делать то, что просто пришло ему в голову. Он обязан... магии.

Спустившись перед обедом в гостиную, Гарри застал там весьма странную картину — Малфоя, поедающего в кресле курицу. И это при том, что обед через двадцать минут.

— Не мог дождаться?

— Тебя? — поинтересовался Драко.

— Обеда.

— Мог. Но я там не стану есть. Я вообще на каникулах не буду есть со всеми вместе.

— Почему?

— Нельзя есть за одним столом с теми, кого считаешь врагами. Или теми, кто может ими стать. А там мы с Дамблдором за одним столом сидеть будем, и с гриффиндорцами.

— Из-за чего нельзя? Ты "Графа Монте-Кристо" прочитал?

— Кого? Вообще-то примета такая есть... Да и вообще, некрасиво это.

— Да уж... — Гарри был удивлен. Малфой верит в приметы? Вот это новость! — И какие есть еще приметы?

— Их много, — Драко задумался, вспоминая, — Есть примета, что нельзя пользоваться палочкой друга, только врага. Ну, есть еще такие, в которые всякие простолюдины, вроде Уизли, верят. Что-то вроде, родилась в мае — выйдешь замуж за магла. Но это уже бред. Все приметы, в которые я верю — основаны на магии. Вот когда люди едят за одним столом — это показатель нормального отношения. Просто человеку потом тяжело будет убить того, с кем сидел за одним обеденным столом и брал печенье из общей вазы. А если ты будешь использовать палочку друга — это к ссоре. Глупо, наверное, но многие потом действительно ссорятся. Ты ведь можешь использовать заклинание, которое твой друг бы не стал никогда использовать, а получится, что оно выполнено его палочкой.

* * *

Гарри удобно расположился в кресле гостиной, гладил Чертика, который лежал у него на коленях, и внимательно рассматривал статуэтку волчонка, подаренную Истваном в прошлом году. Хотелось волка оживить и посмотреть, что будет. Но, как обычно, когда представится случай, он об этом забудет. В этот момент в проеме гостиной показались Малфой, Крэбб и Гойл.

— Ждите здесь, сейчас принесу, — сказал Драко, и направился в спальню. Гарри лениво посмотрел на Грегори и Винсента, и принялся снова рассматривать волчонка.

— Обхохочетесь, — заявил Малфой, когда вернулся, и сунул своим приятелям в руку «Ежедневный пророк».

— Кого-то арестовали? Министром, наконец, назначили нормального человека? Выделили деньги на оснащение клиники? — спросил Гарри.

— Нет, там статья одна, про Артура Уизли. Представляешь, после проверки всех отделов Министерства, у него в кабинете обнаружили заколдованный магловский электрический чайник. А он работает в отделе по предотвращению незаконного использования изобретений маглов. Ну, к нему домой с проверкой пришли, и нашли в гараже заколдованную машину! Его оштрафовали на пятьдесят галлеонов. Не много, конечно, но больше, скорее всего, у него не нашлось.

Тон Малфоя показался каким-то слишком высокомерным. И какое ему дело до Артура Уизли? Гарри, когда читал этот выпуск, даже не заметил там такой статьи. Тут все никак с Локхартом не успокоятся, разве есть кому-то дело до рыжего семейства. А тем более, какое дело до этого всего Крэббу и Гойлу? Но судя по их лицам, дело им до этого какое-то да было.

— Артур Уизли обожает маглов, готов сломать волшебную палочку и перенять у них все, что можно, — с презрением продолжил Драко, а Гарри по-прежнему ничего не понимал. — Глядя на всех этих Уизли, в жизни не скажешь, что они чистокровные!

Лицо Крэбба перекосило.

— Что с тобой? — каким-то притворным раздраженным тоном поинтересовался Драко.

— Желудок схватило, — пробурчал тот.

— Драко, а ты, оказывается, был прав, когда говорил, что с врагами за одним столом есть нельзя. Вон, у Винсента уже с желудком проблемы начались, — усмехнулся Гарри. — А Министерство сейчас просто делает вид, что чем-то занимается, раз уж они нападения раскрыть не могут.

— И не раскроют, — отозвался Малфой.

— Почему? — спросил Гойл.

— Потому что идиоты в аврорате работают.

— Но ты ведь знаешь, кто этот наследник? — желудок Крэбба, вероятно, перестал болеть.

Вот тут уже Гарри по-настоящему удивился. В гостиной Слизерина эта тема поднималась не один раз, и сами Крэбб и Гойл так же участвовали в обсуждении. Они, конечно, далеко не самые умные люди, но склерозом до этого вроде бы не страдали.

— У тебя не только с желудком, но и с мозгами проблемы? Мы уже это тысячу раз обсуждали. Знаю только, что комнату пятьдесят лет назад последний раз открывали, а кто — не знаю. Его тогда исключили, — при этих словах, Драко оглянулся на Гарри, — знаю только, что тогда грязнокровка погибла. Надеюсь, и в этот раз кто-то из грязнокровок умрет! Да не переживай ты так, Поттер, их и кроме Грейнджер в школе еще полно.

— Да я именно за нее и не переживаю, — пожал плечами Гарри. После этих слов уже Малфой удивленно приподнял бровь, но тут же лицо его опять стало спокойным.

— Скорее за лекарством, от желудка, — крикнул Крэбб, и выбежал из гостиной, за ним выбежал и Гойл.

— А теперь пошли искать Крэбба и Гойла, может быть, им помощь нужна, — сказал Драко, поднимаясь с кресла.

— А это кто были?

— Понятия не имею, хотя догадки, конечно, есть. Пользуются тут всякие оборотным зельем... А это, между прочим, незаконно. А потом говорят, что только слизеринцы незаконными делами заниматься могут. Не школа, а черт знает что!

Гарри рассмеялся. Человеческая глупость бывает такой забавной! Это ж надо, притащиться в гостиную Слизерина, в надежде узнать, кто является наследником.

* * *

Гарри просмотрел множество воспоминаний о Нарциссе Малфой в думосбросе, который Драко принес из дома. Поттер просил разные воспоминания для создания более точного образа — где Нарцисса грустит, смеется, злится и так далее. И теперь Гарри понял, что чета Пожирателей смерти — самая обычная семья, где муж и жена любят друг друга, понял, что Нарцисса — прекрасная мать. Не такая, как Молли Уизли, которая напоминала курицу наседку. Ее основной задачей, как матери, было следить, чтобы дети были накормлены и одеты. Может оттого, что детей в их семье было много, может она сама по себе такая. Но Гарри ни разу не видел, чтобы Молли просто разговаривала хоть с кем-то из детей. Обычный разговор по душам, какой-нибудь рассказ о своей молодости, о происшествии в школе, о войне, в конце концов. Такого в семье Уизли не было. Казалось, дети росли сами по себе. Может быть, поэтому они все такие разные?

Гарри понимал, что Драко взял самые нейтральные воспоминания о своей матери, но даже по ним можно было понять, что для этой женщины важнее именно духовная составляющая в воспитании. Она смеялась вместе с сыном, слушала его рассказы о школе, говорила, как в ее время гриффиндорцы шутили. Без злости, кстати, об этом рассказывала, ее их шутки не задевали. Могла с грустью вспоминать семью — мать, отца и сестру. Такая обычная женщина из другого общества...

— Когда сможешь создать иллюзию? — поинтересовался Малфой, глядя как Гарри задумался после просмотра очередного воспоминания.

— Думаю, что уже могу. И все же, зачем тебе это?

— Нужно, — Малфой посмотрел на часы, было одиннадцать утра, — создавай.

Гарри сосредоточился на лице Нарциссы, каким его запомнил. Он впервые делал иллюзию конкретного человека, при том, что не видел этого человека ни разу в жизни. Могло получиться неправдоподобно...

— Готово. Не знаю, как вышло, я же по воспоминаниям делал, — сказал он, глядя на Драко-Нарциссу. Плюс иллюзии был в том, что человек ощущал себя прежним, он не менялся физически, как при использовании оборотного зелья. Гарри посмотрел на Драко и рассмеялся.

Блондин подошел к зеркалу, посмотрел на себя со всех сторон, и тоже рассмеялся. Достал из чемодана какую-то бумагу, сложил пополам.

— А теперь пожелай мне удачи, — серьезно и немного грустно сказал Малфой.

— Ну, удачи. Правда, я не знаю в чем, — пожал плечами Гарри.

Драко вздохнул, накинул мантию-невидимку, не такую, как у Гарри, более тяжелую, сделанную из обычной ткани, и вышел из спальни. А Поттер еще долго строил догадки, зачем же Малфою на время становиться своей матерью.

* * *

Гарри решил побродить по школе и обдумать планы маленькой мести Снейпу. Что-нибудь забавное, в духе Салимы... Почему обдумывание этого вопроса привело его на второй этаж, он не знал. Но сразу же вспомнил миссис Норрис, о которой никто не беспокоился. Если Криви и Финч-Флетчли забрали в клинику Святого Мунго, и они уже вернутся к следующему семестру живыми и здоровыми, то кошке придется ждать созревания школьных мандрагор.

Гарри осмотрелся в коридоре — ничего особенного. Если эта Тайная комната существует, и там живет василиск то, как его можно не заметить? Второкурсник подошел к тому факелу, на котором висела миссис Норрис. Василиск кошку бы туда точно не повесил, значит, это сделала Джинни. Но факел высоко, она должна была использовать стул... Из-за двери женского туалета послышались знакомые голоса, и Гарри решил заглянуть туда.

— Не надо выливать остатки оборотного зелья, оно может пригодиться, — говорил Рон Уизли.

— А оно как долго может храниться? — это спрашивал уже Невилл.

— Я не Гермиона, откуда мне знать!

— И все было зря, мы так ничего и не узнали.

— Ну не скажи, друг. Кое-что мы узнали. Ни Малфоя, ни Поттера не беспокоит открытие Тайной комнаты. А это что-то да значит!

— Я не думаю, что это кто-то из них. У меня дома были книги с родословными, Малфои никогда не роднились со Слизеринами, Гонтами и другими из этого рода. Поттеры — тем более. Интересно, а почему род один, а фамилии разные?

— Спроси что попроще. Никогда не интересовался этим. Может быть, в легенде имеется ввиду наследник не в прямом смысле, а наследник... ну, я не знаю, по духу что ли. Тогда Малфой отлично подходит, он маглорожденных ненавидит.

— А Поттер с Гермионой дружит!

— Ну и что? Она не одна такая в школе! Он ушел с ужина, когда было первое нападение, потом его доставал Криви, и вот...

— А Джастин? Они вообще никогда не общались.

— Ну и что? Зато Джастин любит всех учить на травологии, а у Поттера с травологией не очень.

Гарри слушал этот бред, и пытался найти в нем логику. Наследник Слизерина обиделся, что кто-то лучше него разбирается в травологии? Может, тогда стоит убить всех домовиков за то, что они не каждый день готовят его любимый черничный пирог?

— Ну, я в травологии тоже хорошо разбираюсь, — с гордостью сказал Невилл.

— Ты чистокровный, а Джастин — маглорожденный.

"Домовиков убить не получится, они не маглорожденные. Хотя, миссис Норрис вообще кошка..." — прокомментировал услышанное Адам-Самаэль.

— Мне кажется, что все не так.

— Тогда нам надо найти вход в Тайную комнату!

— Зачем?

— Чтобы убить чудище! Что там писали... Это василиск?

— Как ты его убьешь? Хочешь — сам и пойдешь его убивать.

— Вот и пойду! Надо только узнать, кто пятьдесят лет назад открывал Тайную комнату, для начала.

— Можно у родственников поспрашивать.

— Ты перелил все зелье? Тогда бери котел, и идем.

Гарри и не думал уходить, он так и стоял у входа в туалет, скрестив руки на груди. Гриффиндорцы, заметив его, замерли на месте.

— Наследник Слизерина приветствует вас, мои чистокровные друзья, — слизеринец разрывался между желанием расхохотаться и накричать на Уизли и Лонгботтома.

— П-привет, Гарри, — произнес, заикаясь, Рон, — А мы тут... ээ... к плаксе Миртл в гости зашли.

— Мм... как интересно. А кто это?

— Привидение... местное.

— А теперь серьезно, — все происходящее надоело Гарри, — вы можете считать кого угодно наследниками, убийцами, будущими темными лордами — слышал такую версию от хаффлпаффцев, искать Тайную комнату и вообще делать все, что хотите. Только постарайтесь, чтобы все это было не в ущерб другим. А то Крэбб вот простыл после того, как вы его в холодном чулане закрыли, стащив с него ботинки.

— Тебя не учили, что подслушивать — нехорошо? — как-то опасливо заметил Невилл.

— А вас не учили, что говорить о людях за глаза — нехорошо? Или страшно в глаза все высказать? Вы же гриффиндорцы, честные и справедливые. А то при встрече улыбаетесь, мило здороваетесь, а за спиной свои догадки строите. Ведь справедливее было бы подойти, спросить, высказать свои подозрения. Даже клятву потребовать, в конце концов, — зловещим шепотом закончил Гарри, глядя прямо в глаза Невиллу.

— Извини, друг, — тихо произнес Рон, глядя в пол.

— Берите свое зелье и вон отсюда. И молитесь, чтобы я никому не сказал, что вы сварили Оборотное зелье, использование которого контролируется Министерством.

Гарри подошел к окну и стал наблюдать за двумя первокурсниками из хаффлпаффа, которые играли во дворе школы в снежки. Как у них все просто, никаких подозрений, никаких обязательств, никаких планов мести. Или, может быть, и у них есть эти планы? Злость, догадки... Но они умеют отвлечься, не думать об этом. Как же Поттера разозлили эти подозрения Уизли и Лонгботтома. Гриффиндорская честность! Лживые улыбки при встрече, лживые слова, и планы за спиной. Это и есть их хваленая факультетская черта? Только почему-то ее приписывают слизеринцам.

Поттер ударил кулаком по оконной раме и засмеялся своим мыслям. Его так обижают подозрения в том, к чему он на самом деле имеет самое прямое отношение. И наследником Слизерина он вполне может быть. Даже не может быть, а является им, хоть и Тайную комнату не открывал. Мы все считаем себя лучше, справедливее, чем есть на самом деле. И даже если человек на самом деле виноват, его очень оскорбляют обвинения других. Мы умеем оправдывать свои поступки перед собой, не понимая, что наши оправдания — только для нас, а в глазах других мы так и остаемся подлецами.

В этот момент дверь туалета открылась, Гарри не успел даже среагировать и обернуться, как ему в голову стукнуло что-то достаточно тяжелое.

— Какого черта! — зашипел он от злости и какой-то детской обиды, потирая затылок. Дверь захлопнулась, и второкурсник огляделся, чтобы понять, что в него бросили. На полу лежал такой знакомый дневник. Гарри поднял тетрадь и ухмыльнулся.

— Его кинула рыжая девочка и убежала, — донесся веселый голос откуда-то сверху.

— Кто ты? — Поттер поднял голову и увидел под потолком девочку-привидение в очках, которая насмешливо на него смотрела.

— Миртл. Я здесь живу.

— В туалете? — удивился Гарри.

— Привидения привязаны к месту смерти...

— Ты умерла в туалете? Тебя отравили? — единственная причина смерти в таком странном месте, которая пришла в голову слизеринцу.

— Нет. Я просто так здесь умерла.

— Подожди, получается, Почти Безголовому Нику пытались отрубить голову в Хогвартсе? В башне Гриффиндора?

— Да, сорок пять ударов тупым топором. Это ужасно! — все эмоции отражались на лице полупрозрачной девочки с двумя смешными хвостиками.

— А все говорили, что Темный Лорд творил ужасные вещи. Да он вообще святой, получается, — рассмеялся Гарри.

— Раньше были другие времена, — пожала плечами Миртл, — если бы он жил в Средние века, его бы никто никогда злым не посчитал. Я училась с ним, он был на три курса старше. Староста Слизерина, такой красивый, — мечтательно произнесла девочка.

— Да? — усмехнулся Гарри, глядя веселыми глазами на привидение, считающее Тома не злым и красивым.

— Ага... Когда я умерла, он часто приходил сюда, мы разговаривали. Он как-то попросил у меня прощение... за мою смерть.

— Не думал, что он умеет просить прощение. Я пойду, Миртл, — Гарри направился к выходу. Теперь это место не казалось ему просто женским туалетом, если уж сюда заходят все, даже будущий Ужас Британии бывал здесь.

— Заходи как-нибудь. Ты на него похож чем-то.

Мальчик резко обернулся и посмотрел на призрачную девочку.

— Чем? Я на отца вроде бы похож...

— Не внешне. Мы — привидения, находимся между двумя мирами. Мы видим людей по-другому. Вы ведь родственники?

Гарри поднял брови.

— Он никому не доверял, ты тоже никому не доверяешь полностью. Я вижу, ты многое скрываешь, даже от тех, кого считаешь друзьями. Ты общаешься с теми, с кем больше никто не общается. Со мной тоже кроме него никто не общался. И пусть это было уже после моей смерти. Ты не восхищаешься теми, кем восхищаются другие. Вы разные, но вы похожи.

— Ты знаешь, кто открыл Тайную комнату?

— Я многое знаю, но никому не скажу. Знаю, как ты тут прятался, когда в этом году первый раз открыли комнату, знаю, кто это сделал и как. Но когда я умерла, меня никто не спрашивал. Почему я сейчас должна говорить?

— А сейчас тебя спрашивали?

— Да... — Миртл скорчила рожицу, как будто в туалете воняло тем, чем обычно в туалетах и может вонять, если там никто долго не убирался, — Он приходил. Дамблдор. Вспомнил спустя пятьдесят лет обо мне. А я хочу умереть! Окончательно умереть, но уже поздно. Жизнь закончилась, а смерть не началась! — зло прокричала девочка и нырнула в унитаз, оставив брызги на стенах кабинки.

"Сегодня странный день... очень странный" — подумал Гарри, прежде чем выйти из туалета.

* * *

Когда Гарри вошел в гостиную, там на одном из кресел, поджав под себя ноги, сидела Нарцисса Малфой. С таким печальным выражением лица, как будто кто-то умер. Поттер даже удивился, но потом вспомнил, что это Драко. Отражение реальности-то снять было некому.

— Привет, иллюзию снять? Или тебе понравился образ своей матери?

— А? — Малфой был где-то в мире собственных мыслей, — Привет, Гарри.

— Что-то случилось?

— Нет... Все хорошо, все так же, как и было.

— Так я снимаю иллюзию?

— Гарри, может быть, ты мне объяснишь, почему все так?

— Как?