Без вины виноватая (гет)

В считаные секунды растерянность и обида сменились злостью. Злость прокатилась по телу горячей волной и заколола на кончиках пальцев, но сейчас даже доказательство возвращения магии не имело значения. Хотя… наверное, имело. Идея превратить Малфоя в жабу казалась привлекательной, как никогда. Гермиона выскочила из кухни как раз в тот момент, когда Драко исчез за дверью запасной спальни. Закрыться он не успел. Возможно, она непроизвольно аппарировала (иначе объяснить молниеносное перемещение к двери не получалось), и дверь, подвластная то ли физической, то ли магической силе (Гермиона была слишком зациклена на негодовании, чтобы фиксировать такие мелочи), с громким стуком врезалась в притолоку и захлопнулась за ее спиной. Малфой развернулся на звук.

— Ты закончил бегать от меня, Драко Малфой! — прошипела она, тыкая его пальцем в ребра и надвигаясь грозовой тучей — опасной, потрескивающей молниями. — И немедленно прекратил заворачивать свою трусость в благие намерения!

Драко пятился под ее напором, пока не уперся ногами в спинку кровати. Отступать дальше было некуда. Гермиона подошла вплотную и, подняв подбородок, заглянула ему в глаза, вкладывая во взгляд весь свой гнев и презрение.

— Грейнджер, отойди, — голос Малфоя звучал хрипло.

— И не подумаю! — она тряхнула головой и уставилась на него с вызовом.

— Я не контролирую себя, когда ты так близко. И еще… я знаю, что ты без трусов, — Драко зажмурился и сжал кулаки, а Гермиона отступила на шаг, остро прочувствовав свою незащищенность и... влажность между ногами, но свое замешательство спрятала за бравадой:

— Потерпишь.

Малфой хмыкнул, откинулся на кровать прямо через спинку, перекатился и сел, кивком приглашая Грейнджер тоже где-нибудь расположиться. Она, скрестив руки на груди, упрямо помотала головой.

— Садись, — настоял Драко.

Ее фырканье могло претендовать как на «Оскар», так и на «Золотую малину».

— Нам нельзя находиться в одном помещении, — констатировал он, противореча своему приглашению, чем заставил Гермиону обойти кровать и присесть-таки на стоящий возле нее стул.

— Ты не имеешь права принимать в одиночку решения, которые касаются нас обоих! — отрубила она, нарочито забрасывая ногу на ногу.

Теперь фыркнул Драко.

— Ты будешь попрекать меня до скончания века?

— Попрекать? Ты не понимаешь?! — сорвался Малфой. — Я не могу на тебя смотреть. Не могу! Мне сразу хочется подойти. Дотронуться. И, черт побери, я не слепой, вижу твои взгляды. Ты не оттолкнешь. Да ладно — уже не оттолкнула. А нам! Нельзя! Не-льзя! Вчера договорился с собой, что, если я тебя один раз обниму, не произойдет ничего страшного. А это… как наваждение. Думал, утолю желание — и отпустит, а все наоборот — только больше хочется. Потом ты прижималась ко мне ночью. Проснулась в моих объятиях. Я не железный, Гермиона!

— Что за загоны? Почему ты решил, что не должен касаться? Мы совершеннолетние и… — смешок прозвучал неестественно, — даже помолвлены.

Удивительно, но она просто перестала замечать свой тонкий серебряный браслет, тот самый, что совсем недавно вызывал целую бурю разных эмоций. Он стал чем-то настолько же естественным, как само предплечье.

— Потому что я не разобрался в себе, а ты не разобралась в себе. Да, я трус. Я боюсь боли, — пробормотал он, рассматривая пальцы своих босых ног. — Ты поймешь, что все это… — не знаю — неудачный эксперимент, или не стоит твоего времени, или прошло, или ты взяла от меня все, что интересовало, и больше тебе ничего не нужно, а я просто не вынесу такого еще раз. Можешь презирать меня — уже пофиг!

Она обманула его доверие, использовала для… своих нужд. Малфой не желает повторять опыт. Это просто самосохранение. Злость иссякла. Гермиона уточнила:

— То есть ты хочешь меня, но… — «боишься», «не собираешься иметь ничего общего»… Пока кипел гнев и она не считала нужным фильтровать вылетающие изо рта слова, разговаривать было проще.

— Если бы я тебя только хотел, проблемы не было бы.

Сердце забилось как хвост у зайчонка.

— Драко…

— Чего ты добиваешься? — Малфой осел, ссутулившись. — Еще признаний?

— Чтобы ты не убегал. Если считаешь разумным держаться на расстоянии — скажи и держись на расстоянии. Я не отрицаю вины, но мне неприятно, что ты раз за разом унижаешь меня… таким вот отношением.

— Прости, — Малфой открыл рот, чтобы еще что-то добавить, но, видимо, не нашел слов.

Гермиона кротко кивнула и встала, собираясь уходить. Не то чтобы они все выяснили, не то чтобы она чувствовала себя лучше, просто не знала, как продолжить этот разговор.

— Подожди, — Драко вцепился в ее запястье и потянул вниз. Грейнджер послушно плюхнулась обратно. Он отпустил ее руку и сунул в волосы обе пятерни, а потом наклонился вперед, поставив локти на колени.

Гермиона молча рассматривала его растрепанную прическу и видимую часть пальцев.

— Еще и Голдштейн. Теперь я не знаю, где заканчиваются мои желания и начинается его воздействие...

— Думаешь, оно есть?

— ...и где заканчиваются твои желания и начинается его воздействие.

— Ты предполагаешь, что в кухне… это... из-за него?

— Да не знаю я! — вспылил Драко. — Неделю назад мне казалось, что жизнь закончилась. Во мне было столько ненависти! Отчаяние, ненависть и ничего больше. И перед глазами — закрытыми, открытыми — то Тео, то Пайк, то этот чертов зал, то ты рыдающая, и так по кругу. Постоянно. А сейчас эти воспоминания что-то такое… далекое, будто было десять лет назад, будто за стеклом, которое отсекает ужас, боль, вину. А разум занят совсем другим: размышлениями о том, как приготовить то или это, и почему это готовится именно так, и ты, и все, что я хочу с тобой сделать. Когда я попросил Гонца убрать навеянное, осталась только ты. Я отца потерял, а могу думать исключительно о… о том, как именно...

Гермиона не стала проводить параллелей со своим состоянием и расспрашивать о фантазиях (любопытно, но подождет), важнее было выяснить другое:

— Почему ты вбил в голову, что я опять сделаю тебе больно?

Драко снова открыл и закрыл рот, но вылетело из него, видимо, не совсем то, что он планировал сказать:

— Потому что люблю тебя.

Гермиона не собиралась отшатываться, реакция была рефлекторной. Уже в следующее мгновение доводы против этой сентенции оказались на кончике языка. Что с ней не так? Она страдала, уверенная, что Драко ее ненавидит, а теперь не готова принять его привязанность? Не-е-ет — в этом крылся подвох: привязанность — готова, но любовь — нечто большее, любовь просто не может случиться так быстро.

— Вот, — прокомментировал он ее реакцию, грустно усмехнувшись.

Грейнджер проглотила готовые сорваться возражения и осторожно поинтересовалась:

— После… Несмотря на…

— Да.

— Но быть со мной отказываешься, потому что…

— ...ни в чем не уверен.

— Поэтому предлагаешь…

— Я не знаю, — Малфой уронил голову и продолжил говорить, глядя в пол: — Это замкнутый круг: когда мы не рядом, я хочу к тебе, когда рядом, не могу не рассматривать, когда рассматриваю, хочу прикоснуться, когда касаюсь, мне мало, и я теряю голову, чтобы не терять голову, я должен держаться подальше.

— А потерять голову ты боишься.

Видимо, в этом ключевое отличие слизеринцев от гриффиндорцев.

— А ты нет?

Это требовало всей ее смелости. Гермиона села ровно, Драко неосознанно повторил ее позу.

— Я не боюсь попробовать.

— Попробовать что? — переспросил он тоном, каким обычно спрашивают «в своем ли ты уме?».

— Попробовать… — она снова смутилась и тут же рассердилась на себя: Гермиона Грейнджер, черт возьми, пережила встречу с Беллатрикс Лестрейндж, войну, потерю друзей и многое другое, а теперь краснеет как третьекурсница, разговаривая с человеком, язык которого побывал у нее между ног?! Мантра сработала: — Встречаться? Построить отношения? Ты мне небезразличен, меня к тебе тянет, мне нравится общаться с тобой, смотреть на тебя и...

Гермиона не знала, что добавить, пусть додумывает сам. На лице Драко застыла гримаса неверия, но в глазах бушевала буря. В нем определенно столкнулись страх перед неудачей с желанием получить то, что хочется. Она предположила, что прямо сейчас перед ней импульсивность Блэков борется с осторожностью Малфоев. Из созерцательного состояния ее выдернул неожиданный вопрос.

— Где Сквозное зеркало?

Гермиона совсем забыла о нем. Зеркало выскользнуло из руки еще до того, как... Драко опустился на пол перед стулом, на котором она сидела. Они ведь услышали бы вызов, ну… в процессе? Что, если Гарри добился встречи со Снейпом, а из-за выяснения отношений была упущена возможность поговорить?! Что, если артефакт вовсе разбился?

Они устремились обратно в кухню, едва не сбивая друг друга с ног, и одновременно наклонились над зеркалом, лежащим стеклом вниз.

— Фух, цело! — выдохнула с облегчением.

— Оно заколдовано чарами неразбиваемости, — отмахнулся Малфой.

Почему-то Гермиона усмотрела в этой в общем-то нейтральной фразе шпильку в сторону своего происхождения. Происхождения, которым Гермиона Грейнджер гордилась.

— Жалко, что это не магловский телефон, он бы позволил увидеть, нет ли пропущенных вызовов, — продемонстрировала ответную предубежденность.

Зеркальце как по волшебству скрипнуло, пошло рябью, и в нем отразилось лицо… нет, не Гарри и не Снейпа, а Уотсона. Разочарование вспыхнуло и погасло: к этому человеку у Гермионы тоже накопилось много вопросов.

— Ну наконец-то! — выдохнул тот вместо приветствия. — Держите средство связи под рукой, молодые люди!

В обычно мягком голосе пробились нотки обеспокоенности, почти гнева.

— Мы…

— ...были заняты. Уже тут, — не дал ей унизиться Драко, который, подобрав свои длинные ноги, неуклюже встал и умостился на том самом стуле, помогая подняться с пола ей и усаживая к себе на колени. Гермиона изменила положение зеркала, чтобы им обоим было видно, яростно гоня все не относящиеся к предстоящей беседе мысли.

Визави оставил тему их безответственности и перешел к делу:

— Вы уже знаете, что появились осложнения?

— Откуда нам? — высокомерно фыркнул Малфой, полностью перехвативший инициативу в разговоре.

— Мистер Голдштейн оставлял вам газету.

— Мы еще не читали, — виновато потупилась Гермиона.

— Было не до того, — добавил Драко многозначительно.

— Ох, простите, мистер Малфой, — аврор смягчил голос. — Мои соболезнования.

Тот бросил в ответ сухое «спасибо».

— Тогда так: раз у вас все в порядке, ознакомьтесь с материалами на первой и третьей полосах, а я свяжусь с вами еще раз ориентировочно часа через три-четыре. В конце рабочего дня. Мистер Поттер дал понять, что вы желаете услышать Снейпа. Я пытался дозваться вас во время допроса, то есть рабочей встречи, обставленной под допрос, но… Ладно, я придумаю причину еще раз спуститься в камеру.

Стало стыдно. Из-за выяснения отношений они упустили возможность пообщаться с Северусом.

— Ждите вызова, — напутствовал Уотсон и отключился.

Пока Уотсон говорил, Гермионе удалось не думать о своем положении и о том, что на ней нет белья (более того, если скосить глаза направо, она может это самое белье увидеть), но теперь… То, что Драко расположил их именно так, — намек на готовность рискнуть? Грейнджер больше не собиралась оставлять ситуацию подвешенной.

— Это значит, — она указала на их позицию, — что ты?..

— Как мне устоять? Ты же в курсе, что я слабак. Или уже передумала пробовать? — Малфой пытался шутить, но Гермиона чувствовала его нервозность буквально всем своим телом.

— Я… — она обернулась и внимательно вгляделась в его черты. Морщинка между бровей не разгладилась, в складках у рта пряталось напряжение, а глаза… стоило ей заглянуть в его глаза...

— Не разглядывай меня так, Гермиона, ты играешь с огнем, — прошептал Драко, кладя руку ей на бедро. Рука медленно поползла вверх, и жар внутри разгорелся опять. — Черт, не могу не думать о том, что на тебе нет белья!

Газета. Кажется, они получили задание. Она накрыла его руку и плотно прижала к своей коже, останавливая.

— Да, да, понимаю, — шумно выдохнул он и втянул воздух носом. Его ноздри раздувались совершенно неприличным образом. Ноздри не должны провоцировать такие мысли, они же… ну... просто ноздри. Гермиона отвела глаза от лица Драко и сфокусировалась на тонкой коже шеи, натянутой на мышцы. Побороть желание коснуться ее губами было почти невозможно. Запах разгоряченного тела дразнил ее рецепторы пряными нотками. Гермиона скрестила ноги, чтобы унять возбуждение.

— Да ты точно издеваешься, — хмыкнул Малфой, сглатывая, она проследила за движением кадыка. Никакая сила больше не могла удержать ее от касания. Она всего лишь лизнет. Чтобы вспомнить вкус.

Что происходило между моментом, когда она, скромно сидя боком на бедрах Драко, лизнула (ну, может, не просто лизнула, а немножко прикусила) кожу возле кадыка, и моментом, когда подставлялась под горячие поцелуи, перекинув ногу через Малфоя, и бесстыдно терлась голым лобком о его прикрытый штанами пах, Грейнджер не запомнила. Судя по тому, что из всех мыслей в голове осталась одна — убрать это совершенно невозможное болезненное напряжение, что-то да происходило. Уже второй раз за несколько часов она потянулась руками к завязке его штанов, но Драко перехватил ее за запястья. Черт, они в той же позе, что и тогда. Может, его триггерит? Мысль возникла и растворилась в мареве возбуждения.

— Не жадничай, — выдохнул он ей в ухо.

Почти не соображая, Гермиона позволила Малфою положить ее руки на свою шею, ответила на совершенно дикий поцелуй, а потом обе его ладони оказались у нее на ягодицах, направляя ее движения — вверх и вниз. Хотелось избавиться от слоя ткани между ними, но для этого нужно было больше концентрации, чем она могла собрать. Трение было потрясающим, но унимало только часть потребности, не хватало чего-то… чего-то... Драко издал странный длинный стон, похожий на хныканье, ткань штанов стала мокрой и теплой. Малфоевская рука пробралась в пространство между ними, костяшки уперлись в кожу под пупком, а подушечка пальца резко надавила ниже, почти там, где все горело, требуя большего, Гермиона сдвинулась, и Драко попал в эпицентр напряжения, он надавил еще раз, еще и еще. И еще.

Прошило от макушки до пяток, а затем от груди вниз разлилось приятно покалывающее тепло. Словно со стороны она слышала рычащие и мяукающие звуки, постепенно осознавая, что издает их сама. Наверное, должно было стать неловко и за них, и за все остальное, но смущение не накатывало. Впрочем, пора было запомнить, что смущение приходит с опозданием.

— Уф, — выдохнул у уха Малфой и очень нежно поцеловал ее в щеку.

Почему-то к глазам подступили слезы, но Гермиона не могла позволить себе расплакаться, просто не могла, он все поймет не так!

— Уф, — повторила за ним и спрятала лицо у него на плече, вдыхая смесь запахов пота и удовольствия. Она не меняла позы, пока Драко одной рукой гладил ее волосы, а другой — накладывал очищающие чары на них обоих. Ленивая мысль, что ему неудобно, не достучалась до той части сознания, которая отвечала за совестливость.

Когда между их телами стало сухо и тепло, Гермиона со стоном поднялась на дрожащие ноги.

— Сиди, — попытался вернуть ее обратно Малфой.

— Подожди, — шикнула она, припомнив, с чего начался их последний… приступ похоти. — Прежде я верну на место белье и перестану тебя искушать. Дай палочку. И даже не думай пошлить, — перебила уже открывшего рот придурка.

— Я вообще-то собирался сказать, что все равно не перестанешь, — имитируя обиду, пробубнил Драко, протягивая инструмент древком к ней. Вот он момент икс. Скрывая волнение и отгоняя внутреннего демона, похохатывающего с первого заклинания, которое она использует после магической немощи, Грейнджер произнесла, четко артикулируя:

— Акцио трусы!

Предмет одежды послушно прыгнул в руку, и она наложила на него несколько видов очищающих чар. И еще одно дополнительное Экскуро на себя. Не то чтобы она не доверяла Драко, но лишним не будет.

Быстро переступив ногами, Гермиона натянула белье и уселась обратно. Разумнее было выбрать свободный стул, но… умнейшая ведьма поколения позволила себе сделать выбор не разумом.

Грудная клетка Малфоя сотрясалась.

— Смерти моей хочешь, — простонал он, посмеиваясь. — Ты хоть представляешь, какие фантазии провоцируешь?

— Мне пересесть?

— Нет, точно нет. Я не об этом. Смотреть, как ты… Черт! — Драко уткнулся лбом в ее плечо.

— Можешь рассказать о своих фантазиях, — теперь, когда разобрались с главным, не грех и полюбопытствовать.

— Не могу. Меня и самого они пугают, — несчастно пробормотал Драко ей в кожу.

— Я пуганая.

— Ты понятия не имеешь, какая дикость крутится в моей голове, — ирония в голосе сменилась серьезностью, даже страхом. — Мне иногда кажется, что я свихнулся.

— Мы договаривались делиться всем, что беспокоит, — зашла она с козырей, а потом добавила в расклад туза, напомнив: — Ты вроде собирался открыться еще до…

— Одно дело говорить с незнакомкой — интригующей, но незнакомкой. А сейчас ты для меня всё.

Гермиона не дернулась, правда, не дернулась. Но напряжение скрыть не смогла.

— Это тебя не обязывает… — по-своему интерпретировал его Малфой.

— Просто… — просто она не верила в это, просто ни для кого никогда не являлась «всем» и не желала начинать, просто… Драко был не прав, это обязывало, — такие слова приводят меня в замешательство, — сказала полуправду и вывернула диалог обратно к разогревшей ее интерес теме. — Что за фантазии? Я не стану думать о тебе хуже.

— Не давай обещаний, которые не можешь выполнить, — потребовал он.

— И не собиралась, я хочу твоего доверия, — и нет, это не было манипуляцией. Почти.

— Ну, например… — Драко все еще взвешивал, делиться ли, — вот тебе диссонанс. Меня ужасают эти желтые пятна, — он нежно коснулся побледневшего синяка, — но иногда я смотрю на них и хочу оставить свои поверх, пройтись по ним губами, может, даже зубами. Пометить, черт возьми! Но я же не зверь! Или… твоя шея в целом. Тонкая, длинная, бледная, три родинки. Слева. Одно дело разглядывать, будто Конфундусом пришибли, другое — умирать от желания почувствовать под рукой, как в ней бьется жизнь. Понимаешь, какой бред?! Словно перемыкает что-то внутри. Как можно после всего сжать твою шею, оставить на ней след?! Я же чуть с ума не сошел, когда Нотт тебя схватил!..

Гермиона требовала от него честности, но была категорически не готова сказать, что его откровения снова ее завели, впрочем, он мог почувствовать бедром сокращение мышц под тонкой тканью юбки и трусиками.

— Глупо пугаться сексуальных фантазий, — нейтрально ответила она.

— Может, это из-за… тех журналов, что я брал. Там...

— Статьи о сексе? Эротические рассказы? — Гермиона ободряюще улыбнулась ему, вспоминая, с какой жадностью изучала подобные издания на каникулах лет в тринадцать-четырнадцать — от способов управиться с непослушными волосами до этих самых статей и опусов на взрослые темы. — Ничего ненормального с тобой не происходит, и я не против… ну… экспериментов.

Глупо притворяться невинной овечкой перед единственным мужчиной, который видел ее без одежды.

— Ты сумасшедшая.

Она оставила замечание без ответа и спросила:

— Было что-то хуже? Пока что ты совсем меня не напугал. Даже не поразил.

— Серьезно хочешь знать? — Драко отодвинулся немного в сторону и поглядел на нее с опаской, Гермиона торжественно кивнула.

— Это меня шокировало, ну я поэтому и подумал… ну да, про воздействие Голдштейна… Знаешь… — он вконец смутился. — В общем, когда я прочитал, ну… что моих действий может быть недостаточно, я, конечно, ужаснулся, черт… не могу!

Было сложно уловить суть в наборе слов. Она потрепала Малфоя по волосам (это планировалось как поддержка) и бросила на него очередной вопросительно-ободряющий взгляд.

— В общем... да… Меня напугало. Я же не хочу быть отцом в восемнадцать! Ты не думай, на самом деле не хочу и понятия не имею, как… ну и ситуация не та… — зачастил он. — Но, когда я прочитал про вероятные последствия, хоть я и вышел, ну… Тогда какая-то часть меня — мерзкая, я знаю — задумалась, что это способ привязать тебя навсегда. А еще воображение подкинуло картинку: ты беременная моим ребенком… то есть с животом. Что-то такое темное внутри заворочалось. Первобытное. Я тогда побежал к тебе с вопросом, потому что испугался себя. Вот. Такие желания ты во мне будишь.

Это… было больше, чем она ожидала. И правда немного страшило. Но и будоражило, чего греха таить. Осознание, что она способна вызвать в человеке что-то такое… сильное, ошеломляло. Ошеломление заставило сказать совсем не то, что собиралась.

— Даже позабыл, что я грязнокровка?

— Грейнджер!

— Что? Мы же теперь знаем, что я, слава Мерлину, не отпрыск Волдеморта.

Он сморщился и напомнил:

— И что маглорожденные волшебники, вероятнее всего, — потомки сильных магов древности. Или любых.

— Только...

— Гермиона, прости, но я пока не могу анализировать эту информацию. И при чем здесь твое происхождение? Я о том, что эти мысли, эти желания вообще… дикость.

— Я тоже не планирую становиться матерью еще очень и очень долго, но не вижу никаких жутких извращений в твоих грезах, тем более, на деле ты заботился, чтобы последствий не было.

Малфой обаятельно фыркнул.

— Что такого? Многих мужчин возбуждает мысль о беременной его ребенком женщине. Это заложено на генетическом уровне и в ком-то проявляется ярче. Когда-нибудь ты станешь отличным отцом, — она решила, что на сегодня неловких обсуждений достаточно, и очень неуклюже перенаправила разговор в безопасное русло: — Ты думал о том, какими будут твои дети? Сколько их будет? Я, например, когда была маленькой, мечтала о двоих, в идеале мальчике и девочке, но можно и однополых, с небольшой разницей в возрасте, чтобы дружили.

А потом выросла и узнала, что ее рождение — результат эксперимента и, возможно, тот, кто этот эксперимент задумывал, имел планы и на ее гипотетических детей.

— Я почти не размышлял об этом, но почему-то всегда вроде как… уверен, что, если выживу, когда-нибудь у меня будет сын и что назову его в традициях Блэков звездным именем. В качестве очередного акта неповиновения Люциусу.

— Но и у тебя звездное имя, — Грейнджер поспешно переключила внимание Драко с отца.

— Ага.

— Так зачем повторяться? Придумай свою традицию.

Он откинул голову на спинку стула, прикрыл глаза и расслабленно улыбнулся.

— Придумаем вместе?

Они что… говорят об общих детях? На полном серьезе? Нет. Конечно, это игра. Забава. Гермиона не позволила разгореться тревожной кнопке «Запретная территория» и испортить этот момент.

Срывающимся голосом она выпалила:

— Можно спросить имя у первого встреченного на улице человека.

— По-гриффиндорски рискованно. Вдруг его будут звать Диком?

— Назвать в честь героя последней прочитанной книги.

— Предлагаешь назвать сына Круассаном или Омлетом?

Они оба покатились со смеху, смех был нервным и не совсем искренним, но неловкость снял.

— Черт, Грейнджер, — Драко уперся лбом в ее лоб. — Мне безумно нравится тебя обнимать, но ног я уже не чувствую, — застонал он.

— Нам все равно давным-давно нужно перебраться в гостиную и прочитать газету.

Чего, откровенно говоря, делать не хотелось категорически. Передергивало от одной только мысли, что они обнаружат на указанных страницах.

— Ты волшебница или где? — Малфой картинно махнул палочкой и призвал «Ежедневный Пророк» из комнаты.

— Тут все равно неудобно читать, — она капризно сморщила нос.

— Предлагаешь поваляться на кровати? Боюсь, тогда мы вместо чтения займемся чем-нибудь поинтереснее.

Гермиона покраснела, Малфой тронул кончик ее носа.

— Не знаю, как ты, а я не выспался. Если приму горизонтальное положение, вырублюсь.

Наверное, она покраснела еще сильнее.

Малфой встал и резко притянул ее к себе.

— Я тебя люблю. Ты же сняла табу с этих слов?

Гермиона прижалась щекой к его рубашке в районе груди и глубоко задышала. Аромат был более терпким, чем обычно, из-за пота, и вообще насыщеннее и тяжелее, но все равно таким… будто вдыхала модификацию Умиротворяющего бальзама. Хм… странно, ведь ноток этого, как и других зелий в запахе тела Драко уже не было. Хотелось остаться в коконе мужских рук, срастись с чувством защищенности. Если для него возможность говорить о своих чувствах — такая же необходимость, как для нее этот физический контакт, то какое ее право запрещать подобное?

— Говори что хочешь, я тебе не указ.

— Я запомнил.

Подхватив газету и Сквозное зеркало, они перебрались в гостиную, где расположились в одном кресле и подвесили «Пророк» Левиосой на удобном для обоих расстоянии и уровне. Почему Гермионе раньше никогда не приходило в голову использовать левитацию для чтения прессы? Бедрам было тесно, но после недели почти без прикосновений расстояние в целый столик казалось чудовищно (недопустимо!) огромным. И, кажется, не ей одной. Гермиона и себе боялась признаться, что благодарна Голдштейну за вмешательство, если оно имело место. То, что Малфой смог отпустить… инцидент, казалось чудом. Впрочем, и свои накопившиеся обиды истерзавшаяся виной Гермиона легко оставила позади. Даже свежие. Что угодно ради… ради вот таких уютных посиделок в одном кресле.

— Вот же черт! — ругнулся Малфой.

Гермиона отвлеклась от раздумий в пользу газеты, в которую по-прежнему не хотелось заглядывать. Спойлер Уотсона, что ситуация осложнилась, отбил и без того отсутствующее желание читать мерзкие инсинуации Скитер или кого-то подобного ей.

Первым в глаза бросилось колдо Драко времен курса этак пятого с пометкой «разыскивается». Занимало оно небольшую часть полосы, но привлекало внимание. А может, просто ее внимание было сосредоточено на нем. Она жадно вчиталась в мелкий шрифт под изображением, на котором более юная версия Малфоя вскидывала голову и презрительно ухмылялась. «Драко Малфой, условно осужденный преступник, обязанный находиться на территории школы Чародейства и Волшебства Хогвартс и принимать участие в принудительных работах по восстановлению замка, исчез с охраняемой территории в тот день, когда его дело было отправлено на пересмотр. Подозревается в симпатиях режиму Того, Кого Нельзя Называть, пособничестве и участии в преступлениях против человека, применении Непростительных заклинаний. Вероятно, опасен. Аврорат будет благодарен за любую информацию о разыскиваемом».

— Какой маразм! То, что дело отправлено на пересмотр, не превращает тебя в преступника! Визенгамот принял поправку о Непростительных! Существует такое понятие как презумпция невиновности! Пока не доказано обратное… — голос сорвался, Гермиона замолчала.

Драко тяжело дышал, она не глядя сжала его руку, но он вывернул пальцы из ее хватки и указал на другую сторону полосы, куда Гермиона и не смотрела, сосредоточившись на заметке о Малфое. Заголовок кричал: «Подпольные бои без правил в Лютном переулке! Дети-волшебники против детей-волшебников», а ниже зачем-то располагалась колдография Невилла, сделанная после битвы за Хогвартс — знакомое расположение порезов, запекшаяся под носом кровь и подбитый глаз, именно таким одноклассник запомнился той сумасшедшей майской ночью. «О доказательствах причастности Северуса Снейпа к бесчеловечной забаве читайте на странице три», — было написано рядом с изображением.

— Кажется, я знаю, как они входили и выходили. Как… учеников переправляли за пределы школы. И в этом виноват я. Это я его починил.

Сосредоточившись на переворачивании листов в подвешенной газете, Гермиона осознала сказанное с некоторой задержкой.

— Что?

— Исчезательный шкаф.

Когда Аберфорт втолковывал им, что все входы в Хогвартс перекрыты, он имел в виду именно тайные входы, шкаф же стоял в Выручай-комнате, а его близнец в лавке Горбина в Лютном. Мог ли этот магический лифт оставаться в рабочем состоянии?

— О нем знали Упивающиеся, которых ты провел в школу на шестом курсе, — тут же развила она мысль, — из них в Хогвартсе были только Кэрроу. Значит, они и замешаны! Нужно поделиться выводами с Уотсоном, это снимет с Северуса подозрения в содействии, — Грейнджер схватила зеркальце, собираясь немедленно связаться с начальником аврората, но тут ее догнало осознание: если в схеме фигурировал Исчезательный шкаф, Драко косвенно виновен в происходящем. На нем не было лица, а она не могла подобрать слов поддержки.

Гермиона бегала глазами по строчкам, в которых смаковали очередную гадость. Совы принесли в аврорат и в «Пророк» еще по порции воспоминаний. На этот раз они касались другого типа эксплуатации юных магов. Детей и подростков сгоняли в какой-то подвал в Лютном, где угрозами или под Империусом заставляли драться друг с другом. Естественно, без палочек. Особым шиком считалось заставить несчастных использовать стихийную магию. В воспоминаниях «засветились» четырнадцать студентов школы, даже первокурсники. Имена не называли в интересах следствия. После забавы им стирали память. Этот факт был первым косвенным доказательством, что Снейп — сильный менталист — не только знал, но и пособничал преступлению, вторым косвенным доказательством было то, что единственный открытый камин в Хогвартсе находился в кабинете директора.

— Черт, мы должны рассказать про медальон Пайка, и я должен напомнить про шкаф, признаться, что сам проделал дыру в защите!

— Это не поможет Северусу, читай дальше, — сказала Гермиона, которая закончила бегло просматривать грязный пасквиль в адрес бывшего директора.

На ринге дрались не только студенты. Организаторы бесчеловечной забавы стравливали и детей младше одиннадцати лет, что приводилось в качестве основного доказательства участия Снейпа в схеме: доступ к книге, где проявляется имя и адрес проживания волшебника, в тот момент, когда у того происходит первый выброс магии, есть только у директора школы.

— Но школьников, скорее всего, переправляли через шкаф, а не через камин!

— Не горячись. Информация про шкаф подведет под арест тебя, но не поможет вытащить твоего крестного. Мы ведь знаем, что за всем скорее всего стоит Парис, осталось доказать это!

Драко в нервах перелистнул страницу, на которой красовалась не имеющая отношения к написанному картинка с дерущимися на детской площадке совсем маленькими карапузами (кто позволил проиллюстрировать статью таким образом?!). Гермиона не собиралась больше ничего читать. Точно не собиралась, но буквы сложились в слова, а слова впечатались в мозг, хотела она того или нет.

«10 июля 1998-го года Визенгамот соберется на внеочередное слушание, чтобы пересмотреть недавно принятые поправки. Судья Маклагген внес на повестку законопроект о заключении в Азкабан сроком на десять лет любого мага, применявшего одно из Непростительных, и о пожизненном заключении любого мага, применявшего два и более Непростительных заклинаний без права на апелляцию или смягчение приговора».

Гермиона перевела на Драко наполненные ужасом глаза. Человек, вместе с которым они полчаса назад обсуждали детские имена, может оказаться в тюрьме без права на апелляцию.

— В Британию ты попадешь только через мой труп, — тихо, но веско сказала она.

Мозг аврально обрабатывал информацию. Уотсон — представитель закона. Не явится ли он сюда за преступником? Не о возвращении ли Малфоя желал с ними говорить? Но Уотсон даже не упоминал эту страницу. Хочет застать визитом врасплох? Еще о Драко узнал Гарри. Уровень ее паники можно было измерить тем, что она задумалась об удалении из памяти друга фрагмента их разговора.

— Мисс Грейнджер, мистер Малфой, спускаюсь к Северусу, хотел убедиться, что вы на связи, — бодро отрапортовал Уотсон из зеркала.

Нужно было срочно отвлечь его от Драко.

— Вы ведь знаете, что за всем стоит Парис Гринграсс!

— Не стои́т, — покачал головой аврор и взял паузу на выверенный вздох. — Уже не стои́т. Париса нашли дома мертвым. С телом еще работает колдоанатом, но по предварительным данным умер он около недели назад.

Примечания:

Спойлеры тут https://t.me/Velena_d