Без вины виноватая (гет)

Хлопок от аппарации Голдштейна, категорически отказавшегося забирать предложенное, стих, а Драко так и не вернулся в комнату. Видимо, новый питомец завладел его вниманием целиком. Котенок был забавным, но Гермиону уколола ревность.

Она медленно босиком прошлась через коридор и замерла в двери, совершенно очарованная открывшейся картиной.

Перед внутренним взором чередой побежали картинки.

Драко, резвящийся вместе с вьющимися вокруг его ног собаками, в парке мэнора.

Драко, прячущий робость за напором, подсвеченный магической иллюминацией фонтана у беседки.

Драко, экспрессивно сбрасывающий обувь и срывающий с себя одежду, после визита в Мунго.

Нетрезвый и расслабленный Драко после попытки разжиться информацией у бывших одноклассников.

Драко, отчаянно пытающийся наколдовать Аваду, чтобы спасти ее от Теодора.

Драко, прячущий ад за каменным лицом, во время допроса Пайка.

Разбитый Драко с мертвым взглядом в начале их пребывания в этом домике.

Вчерашний растрепанный утренний Драко, глядящий на нее как на сошедшую на землю богиню.

Огромный шар из тепла, тоски, нежности и страха собирался то ли разорвать ее изнутри, то ли расплющить снаружи. До боли в грудной клетке захотелось вот таких вот моментов нормальной человеческой жизни, где хорошие дни будут чередоваться с плохими, а взлеты с падениями, и яркой вспышкой полыхнуло осознание, что в этих моментах ей, Гермионе Грейнджер, совершенно необходим Драко Малфой. Дыхание перехватило.

«Не стоит бояться чувств, — зашептал Голдштейн у нее в голове. — Не разрушайте прекрасное из-за неуверенности и страха перед возможной неудачей».

Ровно в секунду весь этот калейдоскоп из ярких эмоций собрался в совершенно нелепое «Хочу тебя рядом навсегда». Гермиона точно не произнесла это вслух, но Малфой резко обернулся к ней, застывшей истуканом в дверном проеме. Она смотрела на него расширенными испуганными глазами. Драко уставился в ответ.

— Тссс… не нужно оправдываться, я в курсе, что не говорила. Но… это правда?

Гермиона не знала, что сказать, и просто продолжала смотреть. Драко преодолел расстояние между ними и, приподняв ее на такую высоту, чтобы их лица оказались на одном уровне — глаза в глаза, прижал к двери своим телом. Наличник впился в лопатку, но это было не важно, как не важно было, кто сорвется первым. Малфой охватил руками ее задницу, и Гермиона обвила ногами его бедра, чувствуя низом живота налившийся член. Они уже не раз оказывались в подобном положении, но этот — определенно был другим, Грейнджер, сама того не желая, наконец дала тот ответ, который ждал Драко, а значит...

— Не так, не здесь, — зашептал этот невозможный педант и, не выпуская ее из рук, понес в спальню. Не то чтобы она наслаждалась деревянной обшивкой под спиной, но не смогла смолчать.

— Неженка, — буркнула, пряча улыбку.

— Сибарит и гедонист, — прозвучало так, словно он перечислял свои титулы. — Ты же в курсе, что мы, Малфои, такие.

Она не позволила себе зациклиться на этом «мы, Малфои» и надумать лишнего. Тем более они с Драко наконец прибыли на место и шлепнулись на кровать сплетением конечностей. Гермиона вытянула палочку из заднего кармана его штанов и двумя точными Эванеско избавила обоих от всей одежды, пообещав себе, что подумает о порче хороших вещей при ограниченном запасе, потом. Или нет.

— Кто-то настроен серьезно, — полушутливо отметил Малфой, перекатывая ее на спину и нависая сверху.

Гермиона почувствовала, что его захлестывает нервозность, и взяла дело в свои руки: подавшись вверх, крепко поцеловала, рукой нащупывая член. Драко промычал ей в рот что-то невразумительное. Он оперся на локти и уже привычно потянул жадные пятерни к ее груди, Грейнджер позволила ему смять оба полушария, хоть его действия отозвались ноющей болью (все-таки стоило залечить синяки). Второй очаг пульсации на грани боли располагался ниже — там, где все горело в предвкушении. Она сама подвела член ко входу и замерла в нерешительности. В прошлый раз контроль был у нее, справедливо отдать инициативу Малфою.

Он заменил ее руку своей, несколько раз провел горячей головкой вдоль уже влажной промежности и толкнулся. Гермиона часто представляла этот момент, однако к настоящему вторжению в свое тело оказалась совсем неготовой. Член скользнул внутрь легко и совсем недалеко, острой боли как в первый раз не возникло, но распирающее ощущение снова ошеломило. Гермиона старалась, чтобы ее дискомфорт не отразился на лице, но Драко все равно почувствовал.

— Хочешь прекратить? Мне выйти? — спросил он испуганно.

— Только попробуй! — она чуть шире развела ноги, и Малфой, булькнув горлом, рефлекторно продвинулся глубже. Тело пожелало сжаться, вытолкнуть из себя чужое, но Гермиона была настроена серьезно: превозмогая болезненность, сделала рывок навстречу и сконцентрировала усилия на том, чтобы расслабить непривычные к такому растяжению внутренние мышцы, заставить себя принять происходящее.

Драко гортанно стонал с каждой фрикцией. Он перестал следить за ее реакциями и сосредоточился на себе. Настороженное выражение сменилось гримасой удовольствия: опущенные веки, приоткрытые яркие губы, экстаз в каждой черте. Гермиона залюбовалась и решила перетерпеть любое неудобство ради такого бесконечного блаженства на его лице. Малфой приподнялся на руках и внимательно посмотрел туда, где их тела были соединены, словно намеревался высечь картинку под веками. Грейнджер поймала себя на том, что ей начинает нравиться этот процесс, проходящий по грани наслаждения и боли. Но как только эта мысль промелькнула в голове, Драко резко подался назад и согнулся, словно от боли, а затем бухнулся на бок, свернулся калачиком и некоторое время пролежал без движения. Отдышавшись, он прянул к ней и стал покрывать поцелуями кожу, оказавшуюся под губами. Она притянула его голову к себе и запустила руки в тонкие волосы. Между ногами чуть саднило, но все отступало перед пониманием, что теперь это… их отношения… стали совсем другими, и дело не в сексе.

Малфой, который уже некоторое время подушечками пальцев выводил узоры на ее животе, переместил руку ниже, подбираясь к… тому месту, где она точно не желала сейчас никаких прикосновений. Гермиона решительно перехватила его запястье.

— Ты ведь не…

— Мне не надо. Не сейчас.

— Тебе больно? Я предлагал остановиться!

Она фыркнула. Да ни за какие коврижки!

— Мы не должны были… Я опять...

— Даже не начинай! — оборвала Гермиона очередной самоуничижительный пассаж. — Должны и будем. Мы научим мое тело получать удовольствие от такого контакта.

— Но не торопясь, — на этот раз он не дал ей себя прервать и повторил еще раз по слогам: — Не то-ро-пясь. У нас вся жизнь впереди.

«Хочу тебя рядом навсегда». Уже ведь поздно давать заднюю, да?

— Драко…

— Если бы я услышал это ушами, подумал бы, что ты пытаешься... затащить меня в постель, — Малфой хмыкнул, вернулся к серьезному тону и сглотнул. — Но ты…

— Мы можем не обсуждать это?

Даже разговор о сексе смущал меньше.

— Твои эмоции... Я почувствовал вместе с тобой…

— Ой, ты бросил свою зверушку! — перебила Гермиона.

— Нашу зверушку.

Нашу. Готова ли она к новой ответственности? Общей ответственности. Общая ответственность предполагает… Бояться, после того как признала то, что признала, было не по-гриффиндорски.

— Кру спит, — сообщил Малфой, игнорируя ее шок. — Я применил к нему чары против паразитов, после них котятам бывает нехорошо, поэтому наложил легкое усыпляющее.

С этой стороной Драко она была знакома понаслышке и продолжала поражаться его познаниям. Было странно признавать чужое интеллектуальное превосходство в определенной области, и... собственная реакция ее немного пугала. Чтобы снова не наброситься на Малфоя с поцелуями, Гермиона сосредоточилась на другом.

— Кру?

— Ну… Последняя книга, помнишь?

— Ты назвал котенка Круассаном? — неверяще переспросила она, поднимая на него глаза.

На малфоевском лице смешались смущение и бравада в духе «Да, а что?». Смех вырвался из груди, выпуская наружу накопившееся напряжение. Драко подхватил его секунду спустя, а отсмеявшись, крепко прижал ее к себе. Щеку грела его теплая кожа, в ухо гулко стучало сердце. Момент был пронзителен и прекрасен до тесноты за ребрами. А потом Гермиону накрыло волной ужаса — беспричинного, необоснованного, но такого настоящего, что, кажется, на голове встал дыбом каждый волосок. Резко подкатило предчувствие: скоро непременно случится что-то очень-очень плохое. Случится, непременно случится — с ними обоими или с Драко, а ей не удастся это предотвратить, или уже случилось с кем-то из близких, а они не знают. В порядке ли Северус, Гарри, Нарцисса, все Уизли (и плевать, что они ведут себя как чужие)? Как бы Гермиона ни убеждала себя, что Трелони много лет назад констатировала у нее всякое отсутствие таланта к прорицанию, паника не унималась. На ее истерический вызов Уотсон шепотом ответил коротким «Всё под контролем» и отключился. Видимо, был на каком-то совещании. Других идей, как узнать новости из-за океана, не нашлось.

Внятно объяснить Драко, отчего она вскочила, вызвала Уотсона и теперь мечется по комнате с перепуганным лицом, у нее не вышло: мешало сведенное очередным спазмом горло и, собственно, отсутствие вразумительного объяснения. Малфой приманил ее сумочку, попросил извлечь аптечку, после чего отпоил Умиротворяющим бальзамом. Дрожь унялась, но ощущение, будто кто-то занес над ними дамоклов меч, не отпустило, просто затаилось.

И… плохое воспоследовало. Следующей же ночью Драко в первый раз приснился кошмар. Рассказать свой сон он не смог: в нем не было ничего конкретного, только осознание, что опоздал, и чувство безвозвратной потери. Теперь уже Грейнджер отпаивала его Умиротворяющим бальзамом. Но когда Драко снова заснул, кошмар повторился. Теперь он знал, что потерял ее. Третий кошмар содержал альтернативное развитие событий в крыле Волдеморта: Малфой, скованный сном, беспомощно смотрел, как Нотт выдавливает из Гермионы жизнь вместе с воздухом, а потом как Пайк бросает Аваду в Нарциссу. Мать явилась в сон Драко только однажды, с четвертого раза в нем осталась только Грейнджер. Мертвая. По его вине. Слушать, как он, захлебываясь и вцепившись в нее пальцами, пересказывает кошмар за кошмаром, было тяжело, но она просто не знала, как помочь. Запасы Умиротворяющего бальзама закончились на третью ночь. Гермиона вызвала Уотсона: им срочно нужна была консультация Голдштейна. Как бы ни относился Драко к Гонцу, стало очевидно, что без специалиста не обойтись. Аврор ответил коротко и сухо: Морис разберется со срочными делами и появится у них, как и обещал. Повторная резкость Уотсона уязвила. Куда делся внимательный и добродушный начальник аврората? Гермионе стало казаться, что и обстоятельный длинный разговор с ним и со Снейпом ей приснился. Что же происходило там, в Британии?

Отказавшийся забирать волдемортовские книги и свитки Голдштейн действительно дал слово появиться при первой возможности, чтобы вместе с ней просмотреть материалы и уничтожить по прочтении, но не приходил уже несколько дней. Неужели настолько занят?

Ожидание было пропитано нервозностью. Дурное предчувствие Гермионы не исчезало, состояние Драко усугубляло ее собственное. Он огрызался по любому поводу, дергался, если она неожиданно заговаривала или прикасалась к нему. Гермиона старалась оставаться понимающей, но все равно обижалась. Сглаживал ситуацию Кру — срываться на маленьком котенке Малфой себе не позволял. Он часами бесцельно бродил по двору, практиковался в сложных заклинаниях, выматывал себя готовкой, но стоило ему задремать, вскакивал от кошмара. Грейнджер предприняла несколько попыток утомить его другим способом, Драко мягко пресек каждую. На четвертые сутки он просто отказался ложиться спать. А под конец пятых — появился Морис и после ее путаных объяснений под аккомпанемент малфоевского рычания «Не лезьте куда не просят» вырубил Драко мудреным Сомнусом.

— Эта модификация сонных чар позволяет миновать быструю фазу сна, — пояснил он.

Гермиона тут же потребовала обучить ее заклинанию, но Голдштейн, изобразив сожаление, сказал, что применять его можно не чаще раза в месяц.

— Разве что… Вернусь завтра и принесу несколько флаконов зелья Сна без сновидений. Состав моего зелья не вызывает привыкания и не имеет временных ограничений по применению.

В такое не верилось, но прямо сейчас было не до спора, она зацепилась за другое.

— Временных ограничений? То есть… это может затянуться надолго?

— Не берусь прогнозировать, мозг каждого человека уникален.

— Давайте обойдемся без общих фраз, — ресурс вежливости был исчерпан, вырвалось обвинение: — Что, если это следствие вашего вмешательства?!

Как-то подзабылось, что еще неделю назад она была за него благодарна.

— Сложно сказать, — замялся Морис, и эта нарочитая заминка впрыснула в кровь новую порцию раздражения, а он продолжил в том же темпе, словно тщательно подбирал слова: — Мистер Малфой — личность тонкая, эмоциональная. Приглушить его чувство вины было единственным способом не дать ему провалиться в глубокую депрессию. Он застрял бы в бесконечном цикле жалости к себе и самообвинения.

Но ведь травмирующий опыт они пережили вместе и окклюменцией из них двоих владел именно Драко.

— Окклюменция не выход, это все равно что спрятать бомбу в сейф. Бомба рванет, вопрос только когда. Отложенный во времени взрыв обычно более разрушителен, поэтому даже хорошо, что мистер Малфой так и не восстановил блок. Он способный окклюмент, но слишком рано начал развивать навык, и при таких обстоятельствах, что сейчас окклюменция ассоциируется у него с тяжелым периодом жизни. Увы, сделанного не исправить, — он задумчиво потеребил пальцем пухлую нижнюю губу, но раздраконенную спектаклем одного актера Грейнджер этот детский жест не умилил. — Ваш разум, милая, сильнее и здоровее. Раньше он исцелялся интуитивно, а теперь, когда мистер Снейп показал, а я закрепил алгоритм, будет работать по нему. Это не значит, что вы черствы, чувствуете меньше или как-то иначе, просто вы знаете, как себе помочь, а Драко — нет.

Почему-то вместо гордости Гермиона почувствовала... ущербность. Будто у нее отняли что-то важное.

— Кстати, это одно из свойств, интересовавших Милану. В ее представлении, дочь ваших родителей должна была… получиться этакой толстокожей, флегматичной, скупой на эмоции и не способной на глубокие переживания расчетливой барышней, а вы очень ранимая девочка, поэтому она сочла, что потерпела фиаско.

Значит, ее «планировали» роботом из плоти и крови? Андроидом? Самоизлечивающимся механизмом, который можно окунать в любое дерьмо раз за разом? Что с ней станет — переживет. Вот есть нормальный человек — Драко, а рядом она — чудовище, затягивающее ментальные раны на ходу.

— Что вы! Вы с мистером Малфоем оба — тонко организованные люди, просто у вас, скажем, лучше работает система самозащиты. После эмоционального всплеска ваш мозг сам отщепляет эмоции от события, этот всплеск спровоцировавшего. Система несовершенна, иногда дает сбои, но со временем вы научитесь обращаться со своим даром. У Драко такого дара нет. Сны — привет от подсознания. Ему нужно простить родителей, простить себя, простить вас, и... знаете, — Морис окинул ее цепким взглядом, словно оценивал, способна ли она понять следующие слова, — с одной стороны, хорошо, что вы рядом и он понимает: сон — всего лишь сон, с другой — расстояние между вами могло бы устранить часть проблемы.

К чему это сказано? Уотсон и Снейп в один голос твердят оставаться вместе тут. В Британии гоблины, Лестрейндж, охота Упивающихся за «наследницей»...

Морис потер руки и напомнил о цели своего визита, отвлекая ее от раздумий. Гермиона молча проводила его в гостиную и рукой указала на сваленное в угол добро.

Удивляло отсутствие темномагического фона вокруг предметов из жуткого зала. До возвращения магии она предполагала, что со способностями утратила чувствительность, после — что, либо темная энергия была высосана при перемещении древним порталом, либо они привыкли к ней. Быть может, скрытая разрушительная сила подтачивала их изнутри и теперешнее состояние — результат?

— Предполагаю, вся остаточная аура этих книг ушла в землю под нами часов за двенадцать, иначе тут сгорели бы все электроприборы, начиная с телевизора. Дело не в портале, — ответил Голдштейн на ее мысли, — дом стоит на лей-линии. Магическое поле поглощает всё, что сильнее амулетов индивидуальной защиты и простых бытовых заклинаний.

А версия, что ее предчувствие и кошмары Драко — следствие постоянного контакта с темной магией, была хороша... Стало интересно, не найдется ли среди Волдемортова имущества трудов про борьбу с кошмарами (конечно, гораздо реальнее было найти здесь способ их навеивания). Гермиона заставила себя посмотреть на кучу книг, которую Голдштейн левитировал в центр комнаты. Она ужаснулась бы небрежному отношению к вековой мудрости, будь это часть библиотеки любого другого владельца, но, учитывая специфику «мудрости», только брезгливо поморщилась, когда все это со стуком опустилось на новое место.

Морис сразу же нашел жуткую книгу «Живая матка» (не иначе увидел у нее в воспоминаниях) и углубился в чтение. Грейнджер же выбрала пергамент с описанием артефактов, воздействующих на память, и отложила его немного в сторону, а затем, скользнув глазами по дощечкам с руническими текстами, фолиантам на гоббледуке, свиткам и обычным тетрадям, обнаружила уже знакомый журнал про магический потенциал, из которого узнала про нестабильность женской магии после помолвки. Она протянула к нему руку, не то чтобы из интереса, скорее выбрала по принципу знакомого зла. С тех пор как магия вернулась, Гермиона прекрасно с ней управлялась.

Она в третий раз прочла абзац, в котором автор размышлял, может ли ведьма передать после свадьбы часть своих талантов не только детям, но и мужу, когда Голдштейн вырвал ее из размышлений.

— Вот это! — визгливо вскрикнул он. — «Иногда среди маглянок находятся те, кто способен приумножить волшебное наследие». А ведь автор ссылается на работу Бенедикта Поллока, который жил в восемнадцатом веке! Тьек-с. Приводится несложный ритуал для выявления «подходящей матки».

Гермиона почувствовала дурноту.

— Тут написано, что он предназначен для женщин... Думаю, Том провернул его на обоих ваших родителях. Правильное зачатие… В случаях, описанных сэром Бенедиктом, колдун сам зачинал дитя с подходящей маглой. Зелье для семяобильности... ожидаемо, — возбуждение в голосе Голдштейна усиливало тошноту. — Свойства плода закреплялись ритуалом передачи magicis sanguine⁽¹⁾, иногда на этом этапе суррогатная мать умирала. Не удивительно. Полагаю, причина — несовпадение характеристик крови, — вставил он ремарку. — Мили с Томми вместо этого делали переливание. Ритуал повторяли во втором и третьем триместре. Логично, да. Стоп! — Морис поднял книгу и развернул страницу к свету, вглядываясь во что-то и оживленно наклоняя голову то вправо, то влево. — Специалис Ревелио! Точно. Смотрите, это приписка Тома, — Голдштейн хлопнул себя рукой по ляжке, и Гермиона подошла, на самом деле больше всего желая оказаться как можно дальше. — «Ритуал ведет к выкидышу, магла предлагает медицинский аналог, считает, что это наш с ней последний шанс получить потомство этой пары, а остальные не годны. Семь прерванных беременностей — слишком много, подопытная не сможет выносить мою куколку даже с поддержкой магии».

Мою куколку.

Гермиону вырвало.

Морис молча убрал, и ей даже не стало стыдно. В конце концов, у нее не было палочки, палочка, доставшаяся от Пайка, осталась возле спящего Драко. В голове шумело, все такой же радостно возбужденный Голдштейн вещал о чем-то, но слова проходили мимо ушей, не задевая сознания. Долетали только отдельные предложения.

— Интересовали также свойства, которые хотела культивировать Мили.

Человек-робот, да. Машина. Куколка. Еще один спазм скрутил желудок.

Морис опять убрал и наколдовал стакан воды. Гермиона выпила его медленными глотками.

Кру сунул любопытный нос в комнату, обнаружил знакомый человеческий объект и с детской радостью подбежал к ней. Она отставила стакан и сосредоточилась на котенке. Погладила шерстку, ощущая ее мягкость под рукой, заглянула в серо-синие глазки. Зверь, не настроенный на медитативное времяпровождение, впился в палец зубами-иголками, перевернулся на спину, игриво лягнул ее ладонь задними лапами, кувыркнулся и бросился в центр книжного хаоса.

— Поставьте барьер, — взвизгнула Гермиона. Мало ли какая гадость кроется внутри.

Голдштейн механически выполнил ее просьбу-приказ, котенок обиженно ткнулся мордочкой в невидимую преграду раз, два и потерял интерес, отвлекшись на торчащую из кресла нитку.

— Какой я болван! — экспрессивно стукнул себя по лбу гость. Гермиону в очередной раз перекосило от наигранности. — У меня же есть кое-что для вас! — уже знакомым жестом ярмарочного фокусника он извлек из кармана палочку. Ее палочку. Десять и три четверти дюйма, виноградная лоза, сердечная жила дракона. Грейнджер узнала бы ее из тысячи. Она автоматически протянула руку и сжала пальцы на древке, ощущая знакомое тепло.

Кру наигрался ниткой и снова повернулся в сторону свалки. Гермиона почти неосознанно наколдовала маленький шарик света и отправила в коридор, котенок радостно побежал догонять новую забаву. Палочка подчинилась так охотно, словно ждала ее все это время. Глаза наполнились слезами.

— Откуда? — всхлипнула она.

— Мы заинтересовались вашей личностью, Гермиона. Джонни говорил об этом с вами, я знаю. Среди прочего мы исследовали и ваш рабочий инструмент, — Голдштейн по-дамблдоровски улыбнулся, а по ее телу пробежали горячие волны гнева. Вспомнилось, как Уотсон подсунул ей каталог обнаруженных при обысках ничейных палочек и расспрашивал о ее собственной: ровный благожелательный голос, искренняя забота во взгляде, тьфу!

— Провели Приори Инкантатем, но как вам известно, палочка хранит только последние заклинания. Хороший специалист может извлечь до сотни, но не больше. Мы показали ее Йоханнесу Йонкеру, нашему американскому мастеру и по совместительству психоартефактору, — продолжил он, делая вид, что не замечает ее реакцию. — Йоханнес подтвердил: палочкой пользовалась очень сильная ведьма без выраженной склонности к темной магии, хоть вы и не брезговали… кое-чем.

Ухмылка искривила ее губы.

— Поймите, мы должны были убедиться...

— Что я не темный маг уровня Волдеморта? — голос скрипнул, как несмазанная дверь. — Убедились?

— Да, — спокойно ответил он.

Ярость застила глаза. Этот… этот двуличный человек улыбался ей в лицо и рассказывал, что печется об их с Драко благополучии.

— Это правда, — ответил он.

Вместе с другим двуличным человеком, от которого сейчас зависит свобода Северуса и в распоряжении которого находится Гарри.

— Джонни хорошо делает свою работу.

Вот только работа аврора — нейтрализовать темных магов. Когда Гермиона успела так поглупеть? Как могла безоглядно довериться незнакомцам, тогда как Снейп и Малфои не смогли добиться того же около месяца и не добились бы без подписанных бумаг? Стоп! Ведь и Уотсон поклялся магией. Он не может навредить ей, не может арестовать Драко. Этого достаточно? Что, если из-за него пострадает Северус? Если он останется за решеткой? Если его сделают крайним, чтобы задобрить недовольных? А Голдштейн ко всему прочему курирует лечение ее матери. Что станет с ней и ребенком?

— Не паникуйте, милая, я тоже связан клятвой. Я не могу ни рассказать о ваших родителях, ни причинить им вред. А ребенок…

Ребенок… Черт побери! Почему ни разу с тех пор, как узнала про опыты Миланы и Волдеморта, Гермиона не думала о брате или сестре? Ведь плод, который сейчас носит мама, зачат теми же людьми, что зачали ее. Может, разумнее все-таки не дать ему родиться? Но мама… Она просто не вынесет этого!

— ...он не опасен.

Младенца будут держать под постоянным наблюдением, как ее?

— Не делайте из мухи слона, мы просто убедились в том, что вы замечательная девушка.

Захотелось вытворить что-нибудь этакое. Насолить Голдштейну, увидеть его искренний ужас, доказать, что она… совсем не замечательная девушка. Уничтожить хотя бы то, чем интересовался человек, к которому она сейчас испытывала едкую неприязнь. Душа потребовала разрушения. Весь хлам Волдеморта исчез в огне, кажется, раньше, чем Гермиона сформулировала заклинание. Купол над кострищем возник с задержкой в полсекунды. Морис предугадал, уловил ее намерение и не помешал? Уже глядя на догорающее, Гермиона осознала, что заложенное в книгах могло среагировать с огнем, а от мощного Инсендио — заняться пол, мебель, занавески, взорваться телевизор, и весь домик сгорел бы к чертям вместе с ними.

Но подумалось об этом отстраненно — сгорел бы и сгорел.

— Я, кажется, нашел еще один способ спасти вашего Драко от кошмаров. Успех не гарантирую, но идея внушает оптимизм. Мы всё обсудим завтра, когда вы успокоитесь, — в руках у Голдштейна вместо мерзкой «Живой матки» почему-то оказался журнал, в который недавно пялилась она, и… он его спокойно листал, даже не глядя на локальный пожар, — вместе с новостями.

Нехорошее предчувствие подняло голову. Морис махнул рукой, мол, ничего критичного, и исчез в коридоре.

Гермиона просидела на полу возле тлеющих останков книг неисчислимое количество времени, стараясь ни о чем не думать, гоня лезущие в голову глупости вроде того, что Драко будет обидно, ведь он так тщательно собирал для нее материалы, или что нужно было посмотреть список артефактов, стирающих память, вдруг там нашелся бы тот, который они видели на шее у Пайка, заглянуть в «Ошибки начинающего обливиатора». Даже личные записи Волдеморта представляли ценность, а если там были и расчеты Миланы с формулами…

Драко нашел ее на полу возле кучи золы. Она вертела в руках свою старую палочку, уставившись в никуда. Он просканировал внимательным взглядом ее, палочку, пепелище, не задавая вопросов, уселся сзади и обнял, притягивая к себе спиной.

На Малфое были только штаны, и контакт с его теплым торсом подействовал умиротворяюще, но... недостаточно умиротворяюще. Ярость и гнев, лишь отчасти выплеснувшиеся в мощное заклинание, все еще пузырились под кожей. Гермиона осознавала, что и без наводящих вопросов должна обо всем рассказать. Драко нужно знать о двуличии Голдштейна и Уотсона, понимать, в чьем доме они живут и чью помощь вынуждены принимать. Они поговорят, обязательно поговорят, но потом.

— Трахни меня! — сказала она неожиданно даже для себя самой, разворачиваясь в его объятиях.

Разумом Гермиона прекрасно понимала, что нельзя использовать Драко для слива эмоций, нельзя склонять к сексу здесь — в комнате, где это уже однажды произошло по такой же причине. Но разум заглушала скопившаяся внутри и требующая выхода агрессия.

— Что? — брови Малфоя взметнулись под светлые волосы, а Гермиона свела свои в суровую линию.

— Что слышал! — повторить просьбу-приказ не хватило духу.

— Я, конечно, готов выполнить твой любой каприз, принцесса, но...

Обращение погасило часть ее гнева. Как бы она ни скрывала от себя это, быть принцессой ей нравилось.

— Я снова принцесса? Чую, в твоем «но» назревает банальная пошлая шутка про дракона, — Гермиона заставила себя держаться высокомерно и даже бросить взгляд в сторону уже топорщащихся штанов.

— Нет... Гермиона! — по скулам Малфоя расползлись красные пятна, его нос смешно сморщился. — Просто... ты не думаешь, что он, — Драко тоже посмотрел в область своего паха, — слишком большой для тебя?

— Ты ведь в курсе, что мне не с чем сравнивать.

— В курсе. Но... что, если… я просто не подхожу тебе по физическим параметрам?

— Я не спец, однако уверена… — как повежливее сказать парню, что ничего экстраординарного он в штанах не прячет, и при этом не прищемить эго? — твой член точно не огромный. То есть ты не обделен в этом смысле, — почему же так неловко до сих пор обсуждать подобное? — В общем, совершенство приходит с практикой. Мое тело должно привыкнуть к твоему размеру, если… у нас все сложится, оно постепенно идеально подстроится под тебя и мы…

— Грррейнджер!

Что она такого сказала? Метаморфоза была мгновенной: ноздри Драко стали раздуваться, радужку залил зрачок, вена на шее вздулась так, что из положения Гермионы можно было наблюдать за пульсацией. Через одно моргание она оказалась распластанной на полу. Малфой вжимался в нее всем своим телом. Спине было твердо, но она сама себя прокляла бы, вздумай его остановить. Он будто услышал ее и перекатил их обоих на бок.

— Возьми все, что тебе нужно. В своем темпе. Я просто постараюсь не кончить слишком быстро, — Драко сделал попытку перекатить ее еще на пол-оборота и усадить на себя верхом, Гермиона же решила попробовать кое-что другое.

— Давай так, — смущенно попросила она, закидывая бедро ему на талию и фиксируя своей ногой на боку лицом к себе.

— Все что хочешь, принцесса, — повторил он, извлек палочку и наложил смягчающие чары на пол под ними.

— Неженка, — беззвучно прошептала Грейнджер.

— Гедонист и сибарит, — прочитала она по губам ответ, а затем он добавил со звуком: — Но обвинение я слышу от колдуньи, которая даже на корень дерева накладывает Спанджифай, прежде чем сесть.

Грейнджер не стала отвечать, слишком близко подобралась запретная мысль. Как он сказал когда-то в беседке? «Мы, Малфои, сибариты и гедонисты». Нет-нет-нет! Она не будет это обдумывать. Гермиона избавила Драко от штанов (уже вторых за неделю!), а себя от белья. Его пальцы огладили ее промежность. Он поднаторел в ласках, и по ее телу почти сразу разлились волны удовольствия и тепла, но хотелось большего, несмотря на весь предыдущий не очень приятный опыт. Из этого положения первый толчок получился слабым, и чувство наполненности оказалось не таким ошеломляющим. Ободренная отсутствием неприятных ощущений, Гермиона отстранилась и придвинулась снова. А затем повторила это еще раз. И еще. И еще. Драко всхлипнул. Значит, ему тоже было хорошо. Он притянул ее к себе, окутывая спину руками, и надавил ладонями на плечи, насаживая глубже. Тело приняло его почти без дискомфорта. Поза не позволяла Малфою войти слишком глубоко. Возможно, положение доставляло ему неудобство, но он молчал. Ну как молчал? Что-то шептал, перемежая шепот стонами, мычал, рычал и шумно вздрагивал, стараясь не сбиваться с заданного ею ритма, а затем, не сдержавшись, толкнулся глубже, вырывая из ее горла крик, и спешно отстранился, бормоча извинения.

— Все хорошо, это не от боли, — заверила она, сама не понимая причину такой бурной реакции.

После нескольких несмелых толчков он сорвался. Гермиона сосредоточилась на его руках, сминающих грудь. Затем одна скользнула к промежности, а пальцы второй сомкнулись на левом более чувствительном соске. Напряжение мышц влагалища отвлекало от привычной стимуляции. Драко мощно толкнулся и резко вынул член (Грейнджер ощутила теплую жидкость на внутренней стороне бедра), но не прекратил щипать ее сосок, массировать клитор и осыпать короткими поцелуями-укусами шею. Сначала ей казалось, что это ни к чему не приведет, было приятно, но не более, а затем совершенно неожиданно тело сдалось, прошитое мощным коротким спазмом, оставившим ее совсем бескостной.

Из нирваны вырвал хриплый шепот:

— Выходи за меня.

Примечания:

Всем всегда рада тут https://t.me/Velena_d

1) магической крови

Вернуться к тексту