Куда вас, сударь... (джен)

Лодка нашлась на удивление легко. Небольшой шлюп со странным названием «Чан-Ук», такой же старый, как и его владелец, седой данмер, повадками неуловимо напомнивший Неревару Селвило. Последний окинул оценивающим взглядом путающегося в полах тоги Вилвина, презрительно скривился:

— Зря только потратились, сэра... Сдохнет.

Неревар глянул на него с высоты своего роста — капитан оказался даже ниже тут же сердито отвернувшегося Вилвина — и сухо буркнул:

— Если он и умрет, то свободным. Хотя я надеюсь, что теперь выживет.

— О, — капитан тут же сделал понимающее лицо. — Конечно-конечно...

В Сейда Нин капитан везти их отказался, невнятно сославшись на какую-то размолвку с тамошней канцелярией. Пришлось соглашаться на Хла Оуд, до которого было вдвое дальше. И дольше. Ну и дороже, само собой.

Пять часов пути... К концу путешествия Вилвин снова раскис — действие зелья подошло к концу, да и выпить он смог всего ничего. Так что из каюты его снова пришлось выносить — других зелий восстановления сил у них не было. Хорошо хоть зелье прояснения разума на него еще действовало... Самому Неревару тоже не помешало бы и то, и другое — от усталости его всю дорогу клонило в сон — но приходилось держаться так.

— Заклинание Вмешательства Альмсиви накладывать умеешь? — спросил он, вынеся Вилвина на причал и поставив на ноги. — Здесь не стоит задерживаться.

— Нет… — тихо выдохнул тот, держась за его предплечье.

— Что ж, хорошо, что я это предвидел, — вздохнул Неревар, доставая из кармашка на поясе последний свиток из отложенных. — Держи.

Протянул свиток Вилвину... Тот явно держался на одном упрямстве, хотя и выглядел получше, чем в Эбенгарде.

— Потерпи еще немного, — негромко проговорил он. — Скоро будем на месте. Там можно будет отдохнуть.

Вилвин слегка скривился, словно хотел рассмеяться, но ничего не ответил. Развернул свиток и, прочитав очередное дурацкое слово-ключ, исчез в магической вспышке.

Неревар, появившийся во дворе балморского храма следом за ним, поймал его за локоть, помогая устоять. Поморщился, обнаружив, что его снова вывернуло.

«Этак пацан загнется от обезвоживания», — мрачно прокомментировал он, ведя Вилвина к выходу из храмового двора.

Огляделся — на улицах не было никого, кроме редких стражников. Это было хорошо.

По-хорошему, стоило показать парня Тьермэйллину, тем более тот жил недалеко от дома Кая, куда они и направлялись, но Неревар, подумав, все же отверг эту идею. Во-первых, пацана надо было сначала отмыть как следует и переодеть, а во-вторых... чем меньше Клинки знают об их делах, тем спокойнее.

Они успели дойти почти до моста через Одай, когда сзади раздался голос:

— Стой, именующий себя Суротано! Ты бросил вызов нашему Повелителю, лжец, и его приговор — смерть...

Вилвин неожиданно выскользнул из его рук и отступил на шаг назад, развернувшись и сцепив руки в замок.

— Остановись. Я здесь по велению нашего Господина, дабы наблюдать и судить, — будто не своим голосом, заговорил он. — Его волю исполняет тот, кто именует себя Суротано. Если ты посмеешь навредить ему, пока он не завершит свою миссию, гнев Лорда Дагота будет сокрушительным.

Неревар ошеломленно следил за мальчишкой, пытаясь понять, что тот несет. Неужели все-таки сломался? И откуда он догадался про...

«Акцент, — подсказал Элемар. — Его нет. Парень блефует».

«Дурачок... — успокоившись, выдохнул Неревар. - Зря он это затеял...»

На Спящего — не Белаала, кстати, которого в Министерстве они не встретили, другого, но тоже смутно знакомого — слова Вилвина, как и ожидалось, не подействовали. Вперив в замершего перед ним мальчишку пустой взгляд, он скривил губы в странном подобии усмешки:

— А, ты... смеющий противиться... мы видим тебя, Вилвин Лесаала. Видим, как ты спишь... и как просыпаешься. Приди к нам, преклони колени перед Повелителем — и Он проявит к тебе милосердие, приняв тебя в свой Дом, где ты будешь исцелен и наполнен Его славой и силой. Отринь Его — и умрешь в безвестности и бесчестии...

Оглядевшись — набережная, к счастью, по-прежнему была пустынна — Неревар шагнул к Вилвину, кладя ладонь ему на плечо.

— Довольно, — уронил он, аккуратно оттесняя парня себе за спину. — Значит, то, что я не захотел покорно превращаться в безумный кусок гниющего корпрусного мяса, вы сочли вызовом? Что ж... пусть будет так. Я, тот, кого ныне в Морровинде зовут Суротано, объявляю вам войну. Именно вам... ты ведь понимаешь меня, верно, дви⁽¹⁾? — мрачно усмехнулся он. — И я приду. Раньше или позже. Чтобы завершить то, что когда-то начал. Так и передай.

Отвернулся от застывшего истуканом Спящего и мягко повлек спотыкающегося Вилвина за собой.

— Смело. Глупо, но... смело, — произнес он, когда они вышли к дому Омавеля, в последний момент осознав, что в точности копирует Арайниса. — Это была хорошая попытка. Беда в том, что ты не знаешь, кому на самом деле осмелился бросить вызов... — он вздохнул. — Теперь, боюсь, они примутся за тебя всерьез. И хорошо, если не лично...

Как только за ними закрылась дверь домишки Косадеса, Вилвин покачнулся и начал оседать.

— Твою мать! — выдохнул Неревар, едва успев его подхватить.

Уложил на постель. Сел рядом на край и сунулся в сумку...

Доспехи, чтоб их... запасы дартов, фляга с водой... кошель... пара фиалов с лечебными зельями, еще один с зельем восполнения магии... разные мелочи, вроде бритвы и катушки ниток... и все.

«Ты споил ему последнее», — подтвердил Элемар.

— Твою мать... — только и смог повторить Неревар. — Хотя постой...

Он полез за пазуху и выудил шнурок с висящими на нем перстнями. Развязал узелок и снял Кольцо Учителя. Надел на безвольную руку Вилвина и заставил его сжать кулак — перстень был парню безнадежно велик. И, с облегчением увидев, как проясняется его взгляд, выдохнул:

— Не вздумай снимать. А потеряешь — вообще голову оторву. В ближайшее время этот перстень — твоя единственная защита. Другого такого нет.

— …спасибо… — едва слышно выдохнул в ответ Вилвин.

И вяло сжал кулак с болтающимся на пальце перстнем, показывая, что понял.

— Серджо… вы ведь точно знаете… кто они… да?.. — тихо спросил Вилвин, устало дыша, будто воздуха было мало.

— Знаю, — вздохнул Неревар. — И кто они, и чего хотят...

Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он протянул руку и легонько потрепал Вилвина по все еще влажноватой после купания голове. И, сам того не ожидая, вдруг произнес:

— Держись, ребенок. Я что-нибудь придумаю.

Оставлять Вилвина вот таким... нестабильным не хотелось. Но время уходило. Чем быстрее он вернет эти клятые доспехи на место, тем меньше вероятность, что его причастность к налёту на Министерство Правды раскроют. И тем быстрее он вернется. С зельями и прочим.

— А сейчас мне пора. И так времени прошло немало. Я вернусь... — Неревар быстро прикинул, сколько ему времени понадобится, — часа через два-три. Дверь я запер — дом считается пустующим, поэтому так будет безопаснее. — Он вздохнул. — Ты, наверное, еще и голоден... хотя куда тебе сейчас. Но вот это, — он достал флягу и положил на постель рядом с рукой Вилвина, — постарайся выпить все. Только не сразу. По глотку. Иначе не удержишь. Ну да ты парень умный, сам поймешь, как для тебя будет лучше. И постарайся не уснуть. Кольцо — Кольцом, но оно все же не всесильно.

Встал и Возвратом перенесся в Бал Исру, надеясь, что туда еще никто не добрался и его появление останется незамеченным.

Спальня в Бал Исре, к облегчению Неревара, оказалась пустой. Вещи тоже лежали так, как он их оставил. Да и в самом поместье было тихо. Это радовало: значит, он успел.

Осторожно, стараясь не шуметь, Неревар достал из сумки кирасу и шлем ординаторов и положил так, как они лежали раньше — на сундуке в углу. Нахмурился. Вытер пыль с сундуков и комода. Подошел к полкам и открыл шкатулку с зельями, изучая её содержимое. Вынул несколько флаконов с зельями прояснения разума. Помедлил, перечитывая бирки... Но зелий восстановления сил так и не нашел. Да и не могло их тут быть — стимуляторы у них никогда не задерживались. Не приляжешь же поспать в том же Фаласмарионе... а уж сколько их в Илуниби было выпито... Впрочем, тут проблемы не было — такое можно купить у любого алхимика, причем совершенно не вызывая подозрений. Свитки даже смотреть не стал — все, что было полезного, они либо выгребли в прошлый раз, либо давно отдали Увеле Берендасу на продажу. Осталась только разная пакость вроде «заключения» или «подчинения»...

«Одежда», — подсказал Элемар.

Неревар задумался. Их одежда Вилвину была слишком велика — он помнил, как тот то и дело подтягивал спадающие штаны. И тога...

Кстати...

Он прошел к комоду и вынул из него тогу, такую же, как та, которую он отдал Вилвину. Слишком многие видели, что он был в ней, когда отбыл из Альд'Руна. И наверняка найдутся те, кто видел их с Вилвином... В той же Балморе. Или в Эбенгарде. Так что...

Надев тогу, он огляделся, надеясь вспомнить, не забыл ли чего-нибудь... Прислушался — за дверью по-прежнему царила тишина. И перенёсся к альдрунскому храму.

Зелья у альдрунских алхимиков он покупать не рискнул, вспомнив ринаровы признания. Нахрен — ему сейчас не до разборок... Торопливо прошагал к Эрраниль и оплатил перенос до Кальдеры. Там он сразу направился к ростовщику Ирголе, у которого, кроме одежды, купил пару неплохих зелий восстановления сил. Еще несколько флаконов нашлись у гильдейского алхимика. Купив и их, Неревар отправился в Балмору.

Заворчавший желудок напомнил ему, что в последний раз его наполнял еще Элемар. И было это почти сутки назад. До этого голод не ощущался, заглушенный заботами. Но теперь, когда они могли позволить себе немного — совсем немного, потому что пока еще было неясно, что делать с Вилвином — расслабиться, он не замедлил о себе напомнить. А заодно и о том, что мальчишку тоже следовало накормить.

Последнее сулило немалые проблемы. Судя по тому, что успел увидеть Неревар, Вилвин довольно давно голодал. Не все три недели, что был в Министерстве, но... загнуться, вероятно, ему не дало только собственное упрямство. И, по-хорошему, кормить его нужно было чем-то жидким, чтобы его желудок мог это воспринять. Но в тавернах ничего подобного не подавали.

Впрочем, кое-какой снедью он все же разжился. Запеченный батат, соленый рис... Из мяса была только крысятина, которую Неревар брать не стал. Вместо нее купил три порции скаттла — вкусно, питательно... то, что надо. Пацану должно понравиться. Из напитков взял комуниковый взвар — воду в оставленной фляге Вилвин должен был выпить... И вернулся в дом Косадеса.

— Джу'ро'н биви⁽²⁾… — сонно пробормотал Вилвин.

Запнулся, но договорил:

— …серджо.

И зябко поёжился, кутаясь в тогу и прикрыв глаза.

Неревар невольно улыбнулся. Надо же...

— Джуо'н,⁽³⁾ — отозвался он. — Ба'р друха, му'рджул, бро эн му'руаа альна. Даш осу'н талджен⁽⁴⁾...

Запер дверь, бросил сумку на столик, на котором у Кая обычно лежал лунный сахар. Снял внезапно показавшиеся почти неподъемными доспехи и присел на край постели. Подтянул столик ближе и начал выкладывать покупки.

— Одежда, — сверток с ней Неревар сразу вручил Вилвину. — Еда и лекарства. Сначала это, — он указал на флакон с исцеляющим, — чтобы хоть немного подлечить твой желудок, потом остальные, по одному. Потом постарайся хоть немного поесть.

Взвесил на руке флягу.

— Плохо... — вздохнул он. — Лучше, чем я ожидал, но все равно плохо...

Потер слипающиеся глаза — с осознанием, что никуда бежать вроде больше не надо, навалилась невыносимая усталость. В голове мутилось, а руки и ноги словно налились свинцом.

— Давай, парень... — пробормотал он, обессиленно откидываясь на стену — благо, кровать была узкой, а ноги Вилвин успел поджать. — А потом мы...

И отключился.

...Он крадется по темным коридорам Министерства Правды. Идущий мимо ординатор вдруг останавливается и поворачивает голову. Цепочки, скрепляющие заплетенную в косицы густую черную бороду, чуть слышно скрежещут по двемеритовому нагруднику. Ординатор скользит по нему невидящим взглядом, недоуменно хмурит брови... и, развернувшись, уходит прочь и скрывается за поворотом. А он облегченно выдыхает и приваливается к стене.

«Бомм!»

Эхо далекого удара колокола отражается от облицованных металлом стен, вгрызается в кости, отдается глухой ломотой в теле и ощущением безотчетного страха где-то в затылке.

(Мальчик... надо найти мальчика...)

«Бомм!»

Вдали вновь слышатся тяжелые шаги возвращающегося ординатора и он торопливо крадется дальше, чтобы избежать новой встречи. Пересекает коридор, огибая пятачок света, исходящего от забранной решеткой горящей зеленоватым огнем лампы, и движется дальше в тень.

«Бомм!»

Колокол звучит ближе. Как и шаги нагоняющего ординатора. Где-то здесь, он помнит, должна быть дверь... Спасаясь от обнаружения, он сворачивает в какой-то боковой коридор...

«Бомм!»

Звук отражается под черепом, всколыхнув пламя сотен свечей, наполняющих коридор багровым сумраком, и заставляя плясать тени на стенах. Сзади в затылок дышит Селвило, а где-то там в глубинах Илуниби их ждет Дагот Гарес...

(Дагот Гарес мертв...)

Он оборачивается... и застывает, встретившись взглядом с... самим собой.

— Ты... — выдыхает он.

— ...кто? — одновременно с ним настороженно отзывается двойник.

«Бомм!»

— Твою мать! — они с двойником одновременно морщатся и хватаются за голову.

Снова смотрят друг на друга... и вдруг в один голос выдыхают:

— Ты... это я, — и облегченно улыбаются, протягивая руки друг другу.

Пальцы их соприкасаются...

«Бомм!»

(Надо найти мальчика... Он где-то здесь...)

Он смотрит на пустой коридор. Никого. Только шаги ординаторов вдалеке да тихое шипение ламп.

«Я здесь», — раздается внутри.

А он идет на звук колокола...

Еще один ординатор, вышедший откуда-то сбоку почти перегораживает коридор. Останавливается и крутит головой, потянувшись к мечу. Темные глаза смотрят прямо на него...

...но снова не видят. Хмурясь, ординатор оглядывает коридор, а он, проскользнув за его спину, торопливо прокрадывается дальше. Туда, где звонит колокол.

«Бомм!»

(Скорее!)

Он выпрямляется и переходит на быстрый шаг. А потом на бег. Откуда-то сбоку вдруг бьет струя раскаленного воздуха, едва не сбив его с ног. Пламя свечей трепещет, но не гаснет.

«Бомм!»

Колокол звучит уже совсем рядом. От этого звука, кажется, начинают крошиться кости, но он упрямо несется вперед, не обращая внимания на все чаще попадающихся навстречу ординаторов...

...пока не вылетает в просторный зал, стены которого облицованы металлическими плитами. Он помнит это место.

«Бомм!» — звонит в очередной раз колокол.

А следом раздается низкий глухой звук, похожий на двойной хлопок.

И еще один. И еще. А он вдруг понимает, что на самом деле уже давно слышит это ритмичное то ли хлопанье, то ли хлюпанье.

«Бомм!»

«Хлюп-хлоп... хлюп-хлоп...»

Он почти на месте...

«Хлюп-хлоп... хлюп-хлоп...»

Он знает, что это за звук. Не может вспомнить, но знает. И ему нужно к его источнику. Он шагает в темнеющий в стене пролом...

«Бомм!»

Пролом за спиной смыкается, отрезая путь к отступлению. Пещера перед ним наполняется густым багровым сумраком, из которого выходит хорошо знакомая фигура в золотой маске... Они не в Министерстве! Они — под Красной Горой...

А фигура в золотой маске величаво идет к нему и полы золотого одеяния метут пол, крошащийся под подошвами тяжелых боевых сапог...

Нет. Не к нему. На него вовсе не обращают внимание — фигура вдруг останавливается и тянет руку к замершему посреди пещеры парнишке, что-то ему говоря...

Мальчик!

(Вилвин. Друг Ринара)

Вилвин... Это сон!

Сознание рывком проясняется. Он знает, что спит... и знает, что может в любой момент проснуться. Но нельзя... пока нельзя...

Гулкий бас давит и упрекает, скрипучий тенор увещевает... но еще один голос... он молчит.

«Бомм!»

Звон колокола почти оглушает. Парнишка вздрагивает, словно от удара... и качнувшись, делает шажок навстречу фигуре. Совсем крошечный... и тут же пытается отшагнуть назад.

Вот, значит, как это выглядит со стороны...

(Забрать мальчика. Разбудить...)

«Бомм!»

— Стой! — рявкает он. — Назад, Вилвин! Назад!

Парнишка вздрагивает. Оборачивается. На лице — удивление, узнавание... которые вдруг сменяются обреченностью.

А золотая маска обращается на него.

— Ты! — в троящемся голосе — удивление, ярость... и кажется, облегчение. — Тебя не звали! Иди к нам, дитя, — маска вновь поворачивается к Вилвину. — Иди к своей семье...

«Бомм!»

Тот снова вздрагивает...

— Не смей, ребенок, — рычит он. — Не сдавайся!

Делает несколько шагов вперед... и вдруг упирается в стену. Невидимую, мягко подающуюся под нажимом — он тут же в этом убеждается — но непроходимую.

— Сюда, Вилвин, — он пытается протянуть руку, но натыкается на стену и в бессильном гневе бьет по ней ладонью: — Твою мать!

«Я помогу, брат», — звучит вдруг внутри.

Толчок в спину — мягкий и одновременно сильный вдавливает его в стену... Нет, продавливает его сквозь нее!

Он тут же шагает вперед, протягивая руки, чтобы ухватить и оттащить парнишку назад, подальше. Плевать, что не видно выхода — это сон! Значит, надо всего лишь проснуться...

Багровый шелк рукавов плещет крыльями, когда фигура в маске тоже делает шаг вперед... и в его протянутые руки почти влетает костлявое тело парнишки, отброшенное сильным толчком. А в ушах, заглушая колокольный звон, гремит яростный крик:

— Просыпайтесь, немедленно!

Он прижимает мальчишку к себе и...

...И едва не свалился с кровати в обнимку с парнишкой.

Некоторое время Неревар просто пытался отдышаться. Потом расцепил судорожно сжатые руки, отпуская вяло завозившегося Вилвина. Сел... и тут же, выругавшись, зашарил под бедром, нащупывая неожиданно впившийся твердый предмет.

— Вот оно что, — пробормотал он, увидев Кольцо Учителя.

Вручил его испуганно ощупывающему свои руки Вилвину. Вздохнул и пробормотал, прикрыв глаза:

— Ебаные веселые глюки...

Тот торопливо напялил перстень обратно на палец и прижал руку, сжатую в кулак, к груди.

А Неревар потер лицо, пытаясь разогнать сонную одурь и сосредоточиться. Внезапный сон не принес облегчения... да и сном-то, если разобраться, не был. Как и предыдущие. Нет, про Министерство-то понятно... а вот остальное, особенно учесть, что его «не звали»... как такое вышло?

«Ты вроде говорил, что снов больше не будет», — нервно подал голос Элемар.

«Я и думал так, - мысленно вздохнул Неревар. — Но... видимо, ошибался. Надо сказать, происходящее вокруг все больше отличается от того, что я помню... оттуда. Возможно, это происходит из-за моего вмешательства... а возможно, часть моих знаний изначально неверна».

— Вы... тоже... это видели?.. — тихо, с трудом спросил вдруг Вилвин. — Почему... их трое?..

— Что, прости? — переспросил он.

Посмотрел на Вилвина и нахмурился — тот снова выглядел немногим лучше покойника. Бросив взгляд на столик, Неревар увидел, что зелья остались нетронутыми... все, кроме одного. Флакона с целительным зельем не было. Видимо, Вилвин успел его выпить...

В следующий момент он едва удержался от того, чтобы врезать себе по лбу: ну, конечно же! Он же сам сказал парню, чтобы тот сначала выпил целительное зелье... а откуда у истощенного организма силы на регенерацию? Вилвин честно выпил... и, видимо, потерял сознание. А потом обморок просто перешел в сон... который ему как раз-таки был строго противопоказан... Оставалось только надеяться, что теперь его желудок все же сможет удерживать в себе воду и пищу... хотя бы понемногу.

— Подожди, не говори, — произнес Неревар. — Не трать силы.

Встал, нашел флягу с водой. Откупорив, подал Вилвину, но руку не убрал, придерживая на случай, если тот не сумеет удержать. Убедившись, что тот сделал несколько глотков и не собирается вывернуться наизнанку, как раньше, забрал флягу и подал зелье восстановления сил.

— Теперь вот это. Знаю, эта дрянь скоро у тебя из ушей выливаться будет... сам недавно только на зельях и жил... но надо.

И, подождав, пока Вилвин отдышится, спросил:

— Так о чем ты там спрашивал?

Но тот вдруг замялся. Нервно потёр мелко дрожащие руки:

— Я... Серджо… это может прозвучать бестактно, но… могу я узнать, что вам снилось?

Неревар некоторое время смотрел на него. Парень явно ждал чего-то определенного. Но чего? Хотя... сон. Ведь эти сновидения — не просто картинки, создаваемые усталым мозгом. Что если?..

— Багровый сон, — сказал он. — Да, Дагот Ур звал и меня... неважно, почему, но звал. Хотя и не в этот раз... Или тебя интересуют подробности? Могу ли я в ответ узнать, что снилось тебе?

Вилвин удивленно уставился на него. Потом отвел взгляд.

— Хотелось бы узнать подробности… — медленно проговорил он. — Потому что я только что впервые увидел Его. Даже троих. И вас… обоих…

— Обоих? — тут же напряженно прищурился Неревар. — Ты видел двоих?

«Как ты там говоришь — "попадос"? — прокомментировал Элемар. — Что теперь делать будем?»

— Думать, — буркнул Неревар.

Не выдержав, вскочил, прошелся из угла в угол.

— Ох, ребенок... — пробормотал он, — и в кого ты такой глазастый... хотя о чем я? Есть в кого... на мордаху твою только глянуть...

«Ты хоть вслух не говори! Он же все слышит!»

«Бля-а...»

Неревар повернулся к забившемуся в угол Вилвину.

— И вот что тебе отвечать? — устало выдохнул он. — Да, я помню, я обещал... но ты ребенок. Сколько тебе — четырнадцать-пятнадцать? Тут, мать его, взрослым никому не расскажешь...

Вместо ответа тот чихнул из своего угла. Ещё раз. И ещё. Передёрнувшись, утёр нос.

— Пятнадцать было, когда меня забрали, — шмыгнув носом, ответил он. — Сейчас... не знаю, может, уже шестнадцать. Но разве это плохо? Даже если я и решу что-то кому-то рассказать, кто поверит в фантазии больного ребёнка? Или вы переживаете, что я чего-то не пойму? — Вилвин чему-то кивнул, нервно теребя Кольцо Учителя. — Возможно. Но не пойму сейчас — разберусь позже. Если это «позже» наступит... Пока я не понимаю, почему Нереваров два, а Даготов три и, кажется, двое из них самозванцы...

И снова чихнул, прикрывая лицо.

— Шестнадцать... — криво усмехнулся Неревар. — Совсем взрослый...

И осекся.

«...А дома у него больше нет. Ушел он из дома… расплевался со всеми и ушел...»

Как раз в шестнадцать...

Но в этот момент Вилвин снова расчихался.

«Тебе не кажется, что пацан простыл? — подал голос Элемар, отвлекая его от воспоминаний. — Все-таки купание в холодной воде редко кому на пользу идет. А он еще и истощен».

Неревар посмотрел на шмыгающего носом Вилвина... а потом шагнул к нему и прижал ладонь ко лбу, не обратив внимания на то, что тот испуганно сжался и попытался увернуться:

— Не дергайся. М-мать... да ты горишь, ребенок!

Посмотрел на сумку, уже зная, что нужного там нет...

«Не брали», — подтвердил Элемар.

— Так, — вздохнул Неревар. — Разговор откладывается. Надо тебя лечить, а то это не дело...

Набросил тогу, взял ключ, и перенесся к балморскому храму — так было быстрее.

Новый набор зелий для Вилвина заметно облегчил кошелек, но оно того стоило — зелья Налькарии были высочайшего качества. И лавка ее как раз находилась неподалеку от храма. Набрав всего, о чем они с Элемаром только смогли вспомнить, Неревар торопливо вернулся в дом Кая, поминая тихим незлым словом зиму и балморскую погоду: пока он торговался в лавке, снаружи заметно стемнело и пошел дождь...

— Джу'ро'н биви, йи гахмердон⁽⁵⁾, — выдал им с порога Вилвин, выпрямляясь и чуть хмуря брови.

Услышав это, Неревар едва не споткнулся о полу мокрой тоги.

— И ты туда же?.. — сквозь зубы простонал он.

Элемар расхохотался:

«Упорный пацан! Мне он нравится!»

«Может, ты с ним и пообщаешься?» — запирая дверь, поинтересовался Неревар.

«Не-а, ты проебался, ты и общайся».

«Ну, проебались, положим, мы оба. Но не бросать же его там было? Но я тебя понял».

«На самом деле, ты просто все еще лучший переговорщик. И лучше знаешь, что и как сказать, а о чем и как умолчать».

«Н-да? А ты уверен, что мне удастся хоть о чем-то умолчать? Посмотри на него — в чем душа держится, а туда же — вынь да положь ему ответы на вопросы. И вопросы ж такие...»

Он выгрузил купленное на стол и поежился от холода, передернув мокрыми плечами и со свистом втянув воздух. Занавесил окно, чтобы не видно было света лампы изнутри и с тоской покосился на очаг. Лампу-то можно было теперь разжечь... а вот очаг — нет. Наблюдения за домом он не заметил — видимо, все же сняли после отъезда Кая — но мало ли... И переодеться было не во что — торопясь убраться из Бал Исры, он о смене одежды не подумал, а потом и вовсе забыл. Зажег лампу, развесил мокрую тогу на стуле и уселся на кровать — больше все равно было некуда.

— Вот держи, — повернулся он к отодвинувшемуся Вилвину, протягивая фиал с зельем исцеления болезней. — Подожди, не пей, а то опять вырубишься. Ты же, я так понимаю, так голодным и отключился... Так что сначала это...

Вилвин при виде флакона с зельем восстановления сил страдальчески сморщился, но покорно выпил.

— А теперь поешь, — Неревар взял себе печеный батат и порцию скаттла, а остальное подвинул к нему. — А то даже лечебные зелья без еды становятся отравой. Выбирай на свой вкус... в таверне выбор, правда, оказался негуст, так что...

Встал, нашел пару ложек и, придирчиво изучив, вручил одну Вилвину. Сел обратно, ковырнул разрезанный батат...

— Мда... — попробовав, пробормотал он, — горячим он был бы вкуснее... Но что поделать — очаг разжигать нам нельзя, потому что я, кажется, говорил, что дом считается пустующим. К тому же с его бывшим владельцем очень хотел пообщаться Орден Дозора. Сейчас-то вроде никого вокруг нет, но, как думаешь, нам они обрадуются, если заметят дым от очага? А вот если сидеть тихо, то и нормально... Поставлю тебя на ноги более-менее и можно будет отсюда убраться. В Бал Исру тебя нельзя, а больше пока некуда... так что придется тебе везде таскаться со мной, пока я не придумаю, куда тебя спрятать и что делать с твоими кошмарами, — вздохнул он, откладывая пустую кожуру. — Ну, не совсем везде... в самую жопу я тебя не потащу, разумеется...

Снова поежился и стянул мокрую рубашку. Бросил ее на сундук в изножье кровати. Взял одеяло и завернулся в него, морщась от запаха.

— Фу, пакость какая... но хотя бы сухое. Ты ешь, ребенок, ешь... я подожду...

После еды его снова начало клонить в сон. К тому же его знобило, а голова с каждой минутой наливалась все большей тяжестью. Сдавшись, Неревар со стоном вытянулся на кровати, отодвинувшись к стене. Прикрыл слипающиеся глаза...

— Зелье для прояснения, кстати, выпей... А то Кольцо нельзя долго носить. Да и свалится еще опять... — успел напоследок пробормотать он.

...Он лежит на земле, тщетно пытаясь дышать не так часто и глубоко. Правый глаз заливает кровь из рассеченной брови, а грудь при каждом вздохе прошивает болью, от которой на глаза наворачиваются слезы бессилия.

Сидящий рядом Эндус прижимает руку к лицу, шмыгая расквашенным носом, а чуть поодаль, держась за живот, сидит Ворин. Губы у него разбиты, по подбородку стекает кровь, капая на одежду. Но в целом братьям Дагот досталось значительно меньше — сильно бить сыновей серджо Морина поостереглись. Зато на нем, безродном чужаке оторвались по полной. Прямо, как те, дома. Даром, что знали, что он гость... если бы не Ворин, кинувшийся его защищать...

— Ты как? — испуганно смотрят на него братья.

Кажется, он совсем паршиво выглядит... впрочем, чувствует он себя действительно хуже, чем в другие разы. Раньше ему, пожалуй, доставалось поменьше...

— Выживу... — шепчет он. — Не впервой...

От боли мутится в голове, но он пытается улыбнуться — действительно ведь не впервой — но, кажется, пугает братьев еще больше: Эндус выглядит так, словно вот-вот расплачется.

— Что нам делать, Рин? — шмыгает он. — Он же сейчас...

Ворин, как самый старший, старается держаться. Он пытается колдовать что-то из исцеления, но у него ничего не выходит — целительные заклинания ему не даются... Только все сильнее заикается с каждой попыткой.

— Ри-ин... — не выдерживает Эндус. — Давай позовем кого-нибудь, а? — размазывая полившиеся-таки слезы, просит он.

— Д-да... — почти судорожно кивает тот. — Н-над-до на-найти к-к-кого-н-н-н...

Но договорить не успевает — находят их самих.

Он слышит голос Арайниса, но сил испугаться старшего из братьев Дагот у него уже нет — дыхания не хватает все больше... и дышать все больнее...

А откуда-то сбоку слышится плачущий голос Эндуса:

— Да эти скрибячьи оплёвки сами на нас... Рин, ну скажи ему!..

Арайнис склоняется над ним...

...Не Арайнис — смутно знакомая данмерка. Её лицо искажено в гримасе ярости, а над ладонью пляшут искры огненного заклинания. И эту ладонь она практически впечатывает ему в грудь.

Пламя с ее руки сжигает его изнутри, вырываясь из глотки вместе с надсадным кашлем, и растекается по телу сотнями золотых нитей, опутывающих его по рукам и ногам. Одна нить — толстая, двойная — вырастает у него прямо из груди и, завиваясь сама вокруг себя, тянется куда-то во тьму. И вокруг него — тьма...

Он осторожно трогает эту нить и та отзывается звоном. Звук приглушенный, но неприятный, заставляющий ныть зубы и кости... Недолго подумав, он идет вслед за нитью сквозь тьму — куда-то же она должна вывести...

...В какой-то момент тьма редеет, сменяясь багровым полумраком, разгоняемым светом одинокой свечи, прилепленной на залитый потеками воска уступ на стене крошечной пещеры, и он хмурится от смутного чувства узнавания.

— Как ты сюда попал?

Сидящий на груде грязного тряпья Ворин Дагот недоверчиво щурится, глядя на него. Кисти рук спрятаны в широкие рукава мантии в цветах Дома Дагот — так модницы Хай Рока прячут руки в муфту. Вот только он помнит, что в тех рукавах прячутся пара кинжалов. Но...

Он снова оглядывается — и вдруг понимает, где находится.

Бтуангтув. Преддверие Палаты Сердца.

— Рин? — вспомнившееся вдруг детское прозвище слетает само собой. — Почему ты выглядишь... так?

Тот едва заметно улыбается, но улыбка эта полна горечи.

— Потому что ты спишь.

— Я — сплю? — переспрашивает он.

Вопрос дурацкий, доходит до него мгновение спустя. Он должен быть сейчас в Балморе, в доме Косадеса. Из-за Вилвина...

Вилвин!

Имя мальчишки проясняет сознание окончательно. Теперь он точно знает — это сон.

(легкое усилие — и багровый сумрак слегка меркнет, а он ощущает себя лежащим на боку, со свернувшимся рядом клубком Вилвином...)

(будь осторожен, мелькает мысль)

(конечно)

(он приподнимает руку и накрывает мальчишку краем одеяла)

(...и с облегчением проваливается обратно в багровый полумрак)

Дагот смотрит на него с любопытством:

— Как тебе удалось остаться?

— Не знаю. Я просто очень не хотел просыпаться — в кои-то веки в этих снах у меня приятная компания... — отвечает он.

И вздрагивает от неожиданности, услышав сзади:

— Я удержал.

Двойник появляется откуда-то из-за спины. Уважительно кивает Даготу и отходит в сторону, качнув головой — объясняй сам.

— Рин... — вздыхает он. — Я не знаю, сколько у нас времени, поэтому... Скажи, ты можешь как-то заглушить Зов?

Тот подбирается.

— Только не говори...

— Не меня, — он даже мотает головой. — Да и откуда бы? Хотя мне любопытно, как они нас отлавливали в прошлые разы, без кровной метки-то... Просто я нашел парнишку...

— Опять? — с каким-то веселым ужасом спрашивает Дагот. — Ты неисправим...

— Наверное... — улыбается он. — Он на тебя похож. С поправкой на проклятье Азуры, конечно. И головастый такой же...

Тот невольно улыбается в ответ:

— Понятно...

— Но, Рин, — он перестает улыбаться, — пацана надо спасать. И срочно — он уже на пределе. А я... Да, мы смогли выцарапать его у ординаторов, но избавить его от Зова...

Глаза Дагота изумленно расширяются:

— Так это вы полезли в Министерство Правды? За ним?

— Нет, не за ним. Но полезли, да, — кивает он, ничуть не удивленный осведомленностью. — А он удачно попался под руку...

— Да за каким гуаром вас туда понесло? — взрывается Дагот. — Весь Орден Ординаторов теперь наверняка на ушах стоит!

— Скорее, за гуарихой... — хмыкает он. — Надо было вытащить одну девицу... из Жрецов-Отступников. У них есть записи Потерянных Пророчеств, которые мне нужны. Заодно и пацана забрал. Его, кстати, из-за Зова туда и засунули. Вроде как под защиту Вивека, — губы сами собой складываются в презрительную усмешку.

Другой он тоже презрительно кривится.

— Кажется, можно не спрашивать, — посмотрев на них поочередно, криво усмехается Дагот.

— Почему? Можно и спросить, — неожиданно подает голос он-другой. — Он скажет честно, а я культурно, — и ухмыляется в ответ на заинтересованный взгляд: — Просто у меня пока для честной оценки слов не хватает.

— Значит, вы договорились...

— С самим собой? — в один голос отвечают они. — Да легко!

И ухмыляются друг другу:

— Но рожу я тебе все-таки набью.

Это звучит уже привычной шуткой...

— Ладно, — вздыхает Дагот. — Но все же... какое вам дело до этого... мальчика? Кроме его родства и сходства со мной?

Он качает головой.

— Рин... он ребенок. Ему, как он признался, только на днях шестнадцать стукнуло... А Зов, как мне сказали, он уже года два слышит. А может, и больше...

— Стойкий... — грустно улыбается Дагот. — Жаль, что я не могу ему помочь... Зов мне почти не подвластен — этим знанием со мной не делились. Хотя подождите... — прикрывает глаза и словно к чему-то прислушивается.

Они терпеливо ждут...

— Не знаю, — Дагот открывает глаза и качает головой. — Мне нужно самому его увидеть.

— Ты его видел. Это ведь ты помог нам его вытащить, когда мы провалились в его сон.

— Так это был он? Нет, — после короткого раздумья Дагот снова качает головой. — Я должен увидеть его. Запомнить. Тогда... тогда я, возможно, смогу... замкнуть обращенный к нему Зов на себя. Это единственное, что я могу сделать. И то — с одним-двумя. Хотя и насчет двух не уверен...

— Хоть что-то, — бормочет он-другой.

— Я не всесилен, — пожимает плечами Дагот. — Только вот что вы скажете мальчику? Не сделаете ли вы хуже? Ведь если он, как вы говорите, очень умен, он очень быстро поймет... и что тогда? Не станут ли сны для него еще более мучительными — ведь он будет пытаться бороться еще и со мной. Просто из страха.

— Я расскажу ему все, — вздыхает он под хмыканье себя-другого. — Он действительно умный. Меня... нас вычислил очень быстро. Правда, мы невольно сами дали ему подсказки... И нет, я не опасаюсь, что он нас кому-то выдаст. Пока все не закончится, его придется прятать. Да и не станут его слушать, после того, что вещают Спящие...

— Вы рискуете, — качает головой Дагот.

— Знаем, — отвечает он за обоих. — Но это ненадолго. Через год-два, большее — пять, все закончится... И это либо перестанет быть тайной... либо будет уже никому не интересно. Так что и парнишка сможет вернуться к нормальной жизни.

— Надеюсь, ты прав, — вздыхает Дагот. — Пять лет — это совсем немного... — почти мечтательно добавляет он.

Но тут же встряхивается:

— Допустим, вы сумеете убедить мальчика. Но как вы собираетесь... знакомить нас?

Они переглядываются.

— Спать с ним в обнимку? — страдальчески морщит лоб он-другой. — Прошлый раз же именно так сработало... Что? — меняется в лице.

А он прислушивается... и медленно произносит:

— Думаю, он уже где-то здесь.

Сзади раздается шорох — словно кто-то споткнулся или оступился — и взгляд его-другого обращается ему за спину. Он оборачивается...

Вилвин.

Он отступает в сторону, позволяя пройти. Мальчик пришел. Сам. Что он слышал? Что он решит? Не сделали ли они действительно хуже?

Но тот опускается перед Даготом на колени и просто... смотрит?

Он видит, как пару раз судорожно дергается кадык на худой шее, но... Вилвин так ничего и не говорит.

Молчит и Дагот.

Они переглядываются: сейчас, когда эти двое сидят друг напротив друга, сходства между ними не заметил бы разве что слепец. Абсолютно одинаковые профили, схожие позы и выражения лиц... Разве что кожа у одного золотистая, а у другого — серая, точно пепел.

— Храбрый... — Дагот чуть качает головой, печально улыбаясь. — Или просто отчаявшийся... Ну, что же... Джу'ро'н, хла'даэру'н⁽⁶⁾. Доверишь ли ты мне защиту своего разума? Мне, тому, кого весь Морровинд проклинает и называет Врагом?

Вилвин склоняет голову.

— Ос э лорна’аг прокид о’л, хан⁽⁷⁾ Дагот, — произносит наконец он, поднимая взгляд. — Но как же вы? Если они узнают, что вы кому-то помогаете… что будет с вами?

Дагот изумленно вскидывает брови. И грустно улыбается.

— Ох, мур'джул... — вздыхает он. — Ничего со мной не будет. Ничего...

Они же переглядываются вновь и одинаково стискивают челюсти, мысленно договаривая непроизнесенное:

«Все, что можно, уже сделано...»

— Я доверю... — тихо выдыхает Вилвин, подняв глаза. — Свой разум и свою душу... то, что от неё осталось. И если это снова их ложь... надеюсь, что серджо будет готов. Но... могу я всё же узнать, что тогда произошло? Почему всё так? Почему Нереваров двое? И почему... Трибунал всё это допускает?.. они... принесли в жертву Дом Дагот, но для чего? Разве не было бы лучше, если б Альмсиви спасли целый Великий Дом, развенчали клевету настоящего Врага и покарали действительно виновных? Разве не прибавило бы им это чести и славы? И не подняло моральный дух народа, убедившегося, что и в той войне они были едины? Или... — он осекается. — Дом Дагот был по какой-то причине опасен для них?..

Он делает шаг вперед и садится рядом с Вилвином, прямо на пол. Он-другой — с противоположной стороны.

— Потому, ребенок, что некоторым никогда не бывает достаточно власти, — вздыхает он. — И ради нее они готовы на все. Вонзить меч в спину тому, кто поднял с самого дна, пустить под нож сотни мужчин и женщин... даже детей, правда, начиная с определенного возраста. Нарушить клятву, данную перед богами... все, что угодно, ради еще большей власти, сколько бы ее уже ни было... Что именно тогда произошло, никто не скажет. Я помню одно, он, — кивок на двойника, — другое... Ворин наверняка расскажет третью версию...

Тот кивает:

— Когда содрогаются Башни Мироздания, когда ломается Дракон, ни в чем нельзя быть уверенным. Мои воспоминания о произошедшем тогда противоречивы... Я помню, как мне принесли весть о твоей смерти, — Дагот смотрит на него, — и помню, как ты пронзил меня мечом, — взгляд на болезненно улыбнувшегося его-другого. — И до недавнего времени сходил с ума, пытаясь понять, где правда, а где ложь... пока не узнал, что вас — двое. Тогда-то все и встало на свои места...

— «Встало на свои места»? Хотите сказать, что... произошли оба события? Но как? История ведь знает только одного Неревара! Они не могли вместе... — Вилвин умолкает и хмурится.

Потом вертит головой, глядя то на него, то на двойника:

— Альмсиви разделили Время? Но зачем? Зачем им было?.. — задерживает взгляд на нем и мрачнеет. — Они убили вас... всех вас... но зачем? Зачем им это было нужно? Каким образом трое... двое... — сбивается Вилвин, видимо, пытаясь определиться, считать ли двух Нереваров за одного или нет. — Каким образом вы могли помешать богам? Или им, чтобы вознестись как раз и потребовались такие жертвы? Ведь не было до этого Альмсиви, были только советники Альмалексия, Сота Сил и Вивек...

— Могли, — вздыхает Дагот. — И мешали. По крайней мере, двое из троих.

Он-другой горько улыбается.

— Да... Я просто... стал не нужен. Поэтому мне... позволили "умереть от ран", — саркастически произносит он, — спровоцировав перед этим на убийство того, кто мог бы удержать меня от глупости. А потом достаточно было не мешать мне эту глупость совершить.

Вздохнув, он-другой прикрывает глаза. И вдруг произносит:

— Думаю, я и был не нужен. Но вычеркнуть Неревара Индорила из... рисунка прошлого оказалось то ли слишком сложно, то ли вовсе нельзя... Зато оказалось возможно другое... — он-другой замолкает, не договорив.

А потом открывает глаза и смотрит прямо на него:

— Рассказывай. Ты знаешь больше. Ты понял больше. Да, я всего лишь тень тебя, но... я устал от твоего молчания.

— Ты не тень, — возражает он. — Ты — это я. Только опутанный ложью и полуправдой.

Обводит всех взглядом. Все они — он-другой, Дагот и даже Вилвин — выжидающе смотрят на него.

— Я расскажу, — это сон... но почему его голос так хрипит? — Но я знаю не все. Далеко не все... и я могу ошибаться. Поэтому не спешите принимать мои слова на веру, — глядя на Вилвина, говорит он.

— Рядом с тобой, ребенок, сидит главная причина бед Морровинда. Все от мала до велика проклинают Ворина Дагота... но на самом деле им следует клясть меня. Именно моя... нерешительность привела к тому, что происходит сейчас. Молчи, — обрывает он собравшегося возразить Дагота. — Все остальное — только последствия. Не свяжи я тебя клятвой сохранить Инструменты до моего возвращения... кстати, иронично, не находишь? Я вернулся... и Инструменты у тебя, — усмехается он. — Хранятся... но не используются, верно? Все, как я и просил...

Дагот на мгновение хмурится, потом усмехается в ответ:

— Действительно, иронично... Но ты все же не прав, беря всю ответственность на себя, — качает головой он.

— Если бы я тогда послушал тебя, у них не было бы причин...

— О, поверь, причины они бы нашли, — не улыбается — зло скалится в усмешке Дагот. — Твоя дорогая супруга не простила бы тебе утраченную возможность обрести больше власти. И с радостью избавила бы тебя от бремени власти, на тебя уже возложенной. Векх, как и в прошлом, последовал бы за ней... им следовало бы родиться друг другом.

— Ну, в Альмалексии я и не сомневаюсь. Ей действительно следовало родиться мужчиной... впрочем, тогда я бы просто убил ее в поединке за право возглавить Дом Индорил.

— Жаль, что ты этого не сделал в прошлом.

— Да, жаль... Хотя тогда брак с ней казался мне хорошей идеей. Бескровная, в кои-то веки, преемственность власти от сильного к еще более сильному... к тому же власть над Домом оставалась, по большому счету, у нее...

— Ей никогда не было достаточно, — презрительно роняет Дагот.

— Чтобы понять это, мне пришлось умереть.

— Она хотела превзойти тебя, — говорит вдруг он-другой. — Встать над... и отомстить. Тебе... и тебе, — он-другой смотрит на Дагота. — Думаю, тогда... она была счастлива видеть, как мы умираем.

— Как бы то ни было, после твоей смерти у меня были бы развязаны руки... — говорит после недолгого молчания Дагот. — И они не могли этого не понимать...

— Они и понимали, — кивает он. — Они понимали, что ты не отдашь им Инструменты. И боялись, что ты воспользуешься ими сам.

— У меня возникала такая мысль, — признается Дагот. — Когда мне сказали... Чтобы отомстить. Но я ими так и не воспользовался. Не хотел... уподобляться им и нарушать данную перед Азурой клятву. Ни ради восстановления справедливости... ни ради того, чтобы выжить. И могу поклясться вновь, что не лгу. Я не знаю, как мне удалось вернуться к жизни. И если бы знал, к чему это приведет, предпочел бы не возвращаться... — и тихо добавляет, опустив голову, словно самому себе: — Мы все предпочли бы...

— Эти инструменты могли сделать смертных богами? — недоумённо моргает Вилвин. — Тогда почему сами двемеры не воспользовались ими? Зачем строить одного бога над всеми, когда они могли одарить божественной силой весь свой народ? Это была бы катастрофа для кимеров, но... не было бы это и торжеством «просвещённой логики» над «дикарской верой», чего так хотели двемеры? Их что-то останавливало или это было простое лицемерие?

— Да, Вилвин, — медленно кивает он. — Эти Инструменты могли сделать смертных богами... Ты, скорее всего не знаешь, но мы сейчас находимся в основании одной из Башен. Красной Башни, если быть точным. Но чего ты точно не знаешь, это того, что стало причиной ее основания. Первым камнем, если верить легендам. Хотя сам-то Первый Камень уж точно не легенда... Прислушайся — ты слышишь этот стук? Это он, Первый Камень Красной Башни. Сердце бога Лорхана, некогда вырванное из его груди богом альдмеров Тринимаком и брошенное прочь...

Тот медленно кивает.

Вздохнув, он продолжает:

— Я не знаю, искали ли двемеры его специально или это была случайная находка... — он смотрит на Дагота, но тот, покачав головой, пожимает плечами, давая понять, что не знает тоже. — Но, так или иначе, они его нашли. И когда им стало известно, что это, главный тональный архитектор Кагренак создал Инструменты, чтобы работать с Сердцем. Они так и назывались — Инструменты Кагренака: молот Разделитель, кинжал Разрубатель и пара перчаток Призрачные Стражи, чтобы можно было взять их в руки. Потому что чары, наложенные на них были столь мощными, что мгновенно убивали того, кто пытался взять их без защиты.

— И это правда, — зло улыбается он-другой. — Именно так я «умер от ран»... И именно от этого Лорд Ворин Дагот пытался меня удержать. За что и пострадал сам. В отличие от... Трибунала, которые просто стояли и смотрели... чтобы потом лицемерно поведать другим, что якобы Неревар погиб в схватке с «обезумевшим» Даготом, но перед смертью благословил их... Нет, я бы благословил... тогда. Ради Альмалексии... Но я не успел, — улыбка его-другого похожа на оскал. — Просто не успел. И теперь... теперь я этому искренне рад.

Дагот сочувственно качает головой. А Вилвин едва заметно сжимается, как-то расстроенно глядя на него-другого.

— С помощью этих Инструментов Кагренак извлекал из Сердца Лорхана божественную силу, — продолжает он, отвлекая внимание Вилвина от себя-другого. — В том числе и для того, чтобы наделить ею свой народ, делая двемеров подобными богам. К несчастью, он успел связать их души с Сердцем... Но вот в остальном мы смогли ему помешать. И вместо того, чтобы обрести бессмертие и божественную силу, двемеры... их тела обратились в прах. Но их души... — он со вздохом прикрывает глаза. — Будучи связанными с Сердцем, их души лишились возможности уйти на перерождение или раствориться в Этериусе. Они там... наверху. Ждут возможности... вернуться. Воплотиться. Но двемеров больше нет, а сохранившиеся частицы двемерской крови остались только в потомках Дома Дагот...

Вилвин ежится, крепче стискивая руки, и смотрит на Дагота:

— И они используют нас... сводят с ума... порабощают... Но корпрус уничтожает тела... и они ищут всё новые.

А тот вдруг опускает голову, пряча исказившееся, словно от нестерпимой боли, лицо в ладони.

— Может, я? — осторожно предлагает он.

— Нет, — мгновенно выпрямившись, почти с яростью мотает головой Дагот. — Моя вина... мне и держать ответ. Особенно перед моим потомком.

Смотрит на Вилвина.

— Я не жду прощения, дитя... Но надеюсь, ты меня все же выслушаешь, прежде чем судить. Корпрус это... Двемеры не просто хотели вернуться. Кагренак замысливал возродить свою расу. Для этого он создал заклятье, завязанное на силу Сердца Лорхана... и на мою кровь — ведь сам-то он был тела лишен, а во мне, к несчастью, не только кимерская кровь... Заклятье это должно было преобразовать того, на кого накладывалось, делая меньшее — ту самую частицу — большим. И потомки детей Дома Дагот, выживших после резни, должны были стать... материалом. Рудой, из которой он выплавлял бы новые тела для двемеров. Не желая своим родичам такой судьбы, я... вмешался. Исказил заклятье, в надежде, что неудача заставит его отвергнуть эту идею — ведь вместо «новых» двемеров получались чудовища — и искать иное решение, оставив мой народ в покое хотя бы на время. Но я ошибся...

Дагот на миг прикрывает глаза, а потом вновь встречает взгляд Вилвина.

— Они не отступили. Новые тела, пусть и чудовищно исковерканные, давали им возможность существовать. Давали большую свободу. Кагренак, разумеется, узнал о моем вмешательстве, — он криво усмехается. — После этого я мог только наблюдать за уничтожением моего народа, которому сам же и поспособствовал, вместо того, чтобы спасти. А мои ближайшие родичи, получившие, словно в насмешку, облик наших врагов, стали рабами... мы все стали рабами...

— Ты не учел, что тебе противостоит гений, — тихо произносит он. — Утративший человечность... но не остроту разума. И одержимый жаждой быть.

— Лучше бы вы сделали так, чтобы оно убивало. Тогда было бы больше шансов, что они оставят эту идею, — говорит Вилвин — Либо это подтолкнуло бы их использовать мёртвые тела... но так хотя бы мучений было бы чуточку меньше.

Опускает голову, вздохнув. Потом вновь выпрямляется:

— Простите, серджо Ворин, я не виню вас, во мне просто говорят боль и страх. Но меня волнует ещё один вопрос: как вернулись вы, серджо Неревар? — поворачивается к нему. — Я могу предположить, что серджо Ворин и... другой серджо Неревар вернулись благодаря Сердцу Бога или тем же Инструментам. Но вы? Вы ведь не держали в руках Инструменты Кагренака и умерли не у Сердца Лорхана, так?

Он переглядывается с собой-другим. Тот задумчиво хмурится, но чуть помедлив, отрицательно качает головой.

— Я... не могу сказать, — говорит он. — Пока не могу. Возможно, никогда не смогу. Но могу предположить, что мое — именно мое — возвращение и не предполагалось, хотя умер я пусть и не рядом с Сердцем, но и не так уж далеко — наверху, в кратере Красной Горы. Его, — кивок в сторону двойника, — да, а мое... для этого нужно было понять, что он и я — не совсем одно и то же. Но... есть тот, кто знал — в конце концов, он, — еще один кивок в сторону двойника, — получил возможность быть именно благодаря ему. Не знаю, искал ли он меня... но нашел. И вернул. Возможно, планировал поменять нас... но в итоге мы оказались вдвоем в одном теле, накрепко привязанные друг к другу. Я не могу сказать, кто это — есть у меня подозрения, что лучше не произносить его имя, особенно здесь — но он очень заинтересован в том, чтобы мы добились успеха.

Он смотрит на Дагота, заинтересованно подавшегося вперед в ожидании хоть какого-то намека... а потом выразительно скашивает глаза на Вилвина. Тот понимающе усмехается и вновь слегка откидывается назад.

— К слову, именно он после встречи с Арайнисом посоветовал нам сначала прийти к тебе, а уже потом искать способ исцелиться. Я, конечно, собирался и сам, еще до того, но... я не знал, кого здесь встречу, и не хотел провоцировать. Вряд ли меня отпустили бы просто так... — он обменивается с Даготом понимающими усмешками. — И именно благодаря его помощи мы дожили до лечения... в относительно приличном состоянии, а не превратились через пару суток в корпрусную тварь, как любой другой н'вах. Конечно, мы заливались зельями так, что они едва не из ушей текли, стараясь хоть немного снизить воздействие, но вряд ли бы это сильно помогло...

Дагот медленно кивает.

— Не помогло бы... помимо мутаций плоти заклятье должно было...

Не договорив, Дагот смотрит на него, а потом на двойника... а потом разражается беззвучным хохотом:

— Так вот почему у них не вышло — вас же уже было двое!

— В-вы исцелились от корпруса? — неверяще выдавливает из себя Вилвин. — Как?

Он некоторое время молчит, а потом говорит:

— И да, и нет. Видишь ли, ребенок, корпрус — не болезнь. Это... пусть будет «проклятие». Хотя переносится оно через кровь или плоть.

Его-другого передергивает. Воспоминания о Мамее, не иначе — им-то как раз досталось и то, и другое...

— Нам больше не грозит превратиться ни в корпрусное, ни в пепельное существо. Или сойти с ума. Но мы все еще являемся его носителем, хотя уже не можем передать корпрус кому-то еще. И слава богам... — бормочет он. — Но лекарства нет... это был эксперимент, в котором выжил только я. Все остальные погибли.

— Неудивительно, — говорит Дагот. — Там должны быть колоссальные затраты... Кагренак потерял немало своих помощников, пытаясь исправить последствия моего вмешательства в его заклинание.

— Мы тоже чуть не сдохли. У меня такое ощущение было, что меня выкручивают, как тряпку, причем не только тело, но и душу.

Он-другой согласно кивает.

— Признак сильного оттока энергии души, — кивает Дагот. — Я и делал его запредельным... чтоб наверняка.

— Тогда почему оно не сработало на нас?

— Понятия не имею. Может, — Дагот задумчиво хмурится, — из-за помощи того, кто в вас заинтересован? Или... нет, — сдается он, — я не знаю.

— Может, у серджо Неревара... обоих... просто очень сильные души? Или особенные. Способные вынести ту нагрузку, что вы вложили, — предполагает Вилвин.

И вдруг отчего-то сгорбливается и опускает голову. Потом резко выпрямляется и подозрительно ровным голосом говорит:

— Полагаю, мне пора. Вы, верно, хотели пообщаться наедине, без лишних ушей. Простите, что вмешался. И благодарю за ответы. Мне есть над чем поразмышлять, — и с этими словами исчезает, вырываясь из сна.

Они переглядываются.

— Не понял, — недоуменно хмурится он-другой.

— Я тоже. Но кажется, его что-то обидело.

— Скорее, огорчило, — задумчиво произносит Дагот. — Хотя я тоже не понимаю, что.

— Проснемся — спросим, — пожимает плечами он.

— Только не настаивай на ответе, — просит Дагот.

— Я, конечно, не так умен, как ты, — укоризненно смотрит он в ответ. — Но с тобой как-то ладил. А пацан — вылитый ты. Теперь я в этом окончательно убедился. Так что...

— Несчастное дитя, — тихо смеясь, качает головой Дагот. — Не знает он, что его ждет...

— Кстати, — вспоминает он, с чего они начали разговор. — Как ты собираешься его оградить от Зова?

— Очень просто. Мальчик станет Спящим, — говорит Дагот. — Только вместо подселенного духа буду я. Точнее, небольшая часть... моего сознания.

— Хорошо, что он этого не слышит, — качает головой он-другой. — Перепугался бы до одури.

— Чем ему это грозит?

Дагот задумывается.

— Отсутствием уединения в своей голове, скажем так. Я не собираюсь подавлять его разум, как это происходит с другими Спящими, или как-то влиять на него. Но мне необходимо будет... присутствовать в его разуме постоянно, чтобы исключить возможность подселения кого-то еще. В остальном он сможет жить, как прежде.

— Тяжко ему поначалу придется, — качает головой он-другой. — Я долго привыкал...

— Возможно, позже я найду другой способ. Но пока... только так.

— Будешь за нами приглядывать? — прищурившись, подначивает он.

— Буду. С вас же станется к тому же Вивеку вломиться, — усмехается в ответ Дагот.

— Придется, — вздыхает он. — Если Призрачные Стражи у него... Но не сейчас.

— Это радует. А сейчас вам пора.

Они переглядываются.

— Ворин, — помедлив, говорит он. — Если вам удастся договориться с парнем... Попроси его показать вот такой жест...

Он сжимает руку в кулак, а потом выпрямляет средний палец. Дагот повторяет его жест и хмурится:

— И что это означает?

Он ухмыляется:

— Вообще-то, это оскорбление. Суть в том, что про этот жест знаю только я. А теперь и вы двое.

— Я мог бы догадаться, — закатив глаза, констатирует Дагот. — Все-таки ты неисправим...

Он смеется и, потянувшись...

...Открыл глаза.

---

1) глубинный

Вернуться к тексту

2) С возвращением

Вернуться к тексту

3) благодарю

Вернуться к тексту

4) Не спи, ребенок, сначала еда и зелья. Потом посмотрим

Вернуться к тексту

5) С возвращением, мой король

Вернуться к тексту

6) Приветствую/добро пожаловать, младший родич

Вернуться к тексту

7) Для меня честь встретиться с вами, советник/консул

Вернуться к тексту