Enchanting Sinner (гет)

Всякий раз, когда ей доводилось слышать об Азкабане, его описывали как неприступную крепость, из которой не мог выбраться ни один преступник. И, возможно, подумала Нарцисса, когда-то это действительно было совершенное место заключения — по крайней мере, пока его охраняли дементоры.

Но в ту ночь стены тюрьмы рушили именно они — естественные союзники тьмы, — и для Пожирателей оказалось до смешного легко проникнуть внутрь.

Застигнутые врасплох, тюремные стражи оказались совершенно не готовы к нападению группы людей в капюшонах и масках: многие пали один за другим. И всё же Нарцисса была почти уверена, что заметила, как один из охранников успел подать сигнал, выпустив в небо белую искру из палочки. Быть может, он звал авроров и Министерство?..

— Чего ждёте? Открывайте камеры! — взвизгнул Амикус Кэрроу и взмахнул палочкой так, будто испытывал удовольствие, обрушивая на стражей удар за ударом невидимого кнута.

Нарцисса поспешила за Пожирателями по мрачным коридорам тюрьмы, рядом со Снейпом. С той самой минуты, как они прибыли в Азкабан, он не отходил от неё ни на шаг.

— Почему твоя сестра не участвует в миссии? Обычно она первая рвётся в бой, лишь бы произвести впечатление на Тёмного Лорда, — заметил он тем ядовитым тоном, который всегда звучал в его голосе, когда речь заходила о Беллатрисе.

— Это не то, что может заинтересовать мою сестру, — горько заметила Нарцисса. — Она сказала, что ей всё равно, будут ли освобождены другие Пожиратели, и что Тёмному Лорду не нужны новые последователи, раз у него есть она… как всегда.

Её взгляд упал на нескольких узников, сжавшихся в своих камерах. Их глаза были тусклыми и безумными — такими же, какими Нарцисса видела их у Беллатрисы после её возвращения из Азкабана.

— И потом… хотя она мне этого и не говорила, думаю, её саму ужасает мысль снова ступить в эти стены. И кто осудит её за это?

Спустя мгновение Нарцисса и Снейп свернули в боковой коридор, отделившись от остальных.

— А Драко? — спросил Снейп. — Где он? Я думал, он рвётся сюда, чтобы увидеть отца…

— Так и было. Но я сама не позволила ему прийти этой ночью… — Нарцисса не успела договорить: Северус резко остановился и в изумлении уставился вглубь камеры.

— Что там? — спросила она, и голос её дрогнул.

— Он здесь, — тихо произнёс Снейп и в следующее мгновение резким движением палочки разнёс замок на решётке.

На миг Нарцисса ощутила, будто тело отказалось ей повиноваться. Она не смогла двинуться с места и только смотрела на Снейпа.

— Позаботься о нём, — тихо сказал Северус, отходя в сторону. — Я поднимусь наверх и поищу все конфискованные палочки.

Он развернулся и ушёл, оставив супругов на их первую встречу после месяцев разлуки и боли.

Охваченная мучительным страхом перед тем, что могла увидеть, Нарцисса сделала неуверенный шаг вглубь тесной камеры. Потом замерла на пороге, долго и пристально вглядываясь в Люциуса.

На нём всё ещё была та же поношенная, изодранная роба, в которой она видела его в последний раз. Волосы отросли, поседели, спутались и легли в беспорядке; на щеках и подбородке пробивалась щетина. Лицо усталое, изрезанное странными тенями.

Худой, чуть сутулый человек перед ней уже не был тем самым Люциусом Малфоем, в которого она влюбилась юной девушкой, тем Люциусом с жёсткой осанкой, гордым, надменным, уверенным в себе…

Но всё же он оставался для неё самым красивым мужчиной на свете, и в ту минуту Нарцисса поняла, что никогда ещё не любила его так сильно.

Когда их взгляды встретились, ей показалось, будто исчез весь мир, и остались лишь они двое — одни, вне времени и пространства. Она увидела, как он распахнул глаза, точно перед миражом, а затем с его губ сорвалось её имя:

— Нарцисса… — позвал он, не веря.

— Нарцисса! — вскрикнул он уже громко, с восторгом и изумлением, каких она ещё никогда не слышала в его голосе.

Прежде чем она успела что-то осознать, он уже заключил её в объятия. Она чувствовала, как сливается с ним всем телом, и внезапная волна блаженства захлестнула её. Сдавленно простонав, Нарцисса уткнулась лицом в его грудь, а он прижал её так крепко, что у неё перехватило дыхание.

— Люциус, я… — начала Нарцисса, но не нашла слов, чтобы выразить свою радость. И решила промолчать. Стоило допустить всего одну неверную фразу — и между ними тут же опустилась бы завеса боли и горечи. Всё это она решила отложить на потом. У них впереди будет время. Много времени, чтобы сказать друг другу всё. Но не сейчас. Сейчас за них говорили переплетённые руки, бешено стучавшие сердца, выражая счастье столь глубокое, что оно было выше любых слов, выше любых объяснений.

Нарцисса потеряла всякое чувство времени. Сладостное ощущение объятий мужа переполняло её такой радостью, что она сознавала лишь их слияние, их близость. Всё остальное исчезло, было забыто. Они не помнили ничего — кроме себя и своих торжествующих сердец.

Люциус наклонился к ней, и следы отчаяния исчезли с его лица, смывая весь тот ужас, который он пережил в дни заточения. Он поднял ладонями любимое лицо жены, всматриваясь только в неё — в свою супругу, прекрасную, смелую, несравненную. Его взгляд задержался на её глазах, сверкающих сквозь слёзы, на изящном, слегка порозовевшем носике, на мягких, алых губах — и в нём вспыхнуло желание, неудержимое, как буря. Он поцеловал её яростно, страстно, властно — так, словно хотел вырвать её душу из этих губ.

И Нарцисса чувствовала эти ненасытные поцелуи — на закрытых веках, на горячих щеках, в изгибе шеи, на груди… Это были жгучие, почти болезненные поцелуи — воплощение нестерпимой физической жажды. Она приняла этот пожирающий жар, позволив ему поглотить себя целиком — без сил, без права на сопротивление.

— Цисси… любовь моя… жизнь моя… — шептал Люциус меж поцелуями. И Нарцисса знала: сейчас он боготворил её, обожал — и в его страсти рождалась нежность, куда более глубокая, чем одно лишь желание.

Но в тот миг, когда им казалось, что время остановилось, раздался гулкий раскат и близкие взрывы.

Нарцисса, всё ещё дрожащая от накативших чувств, попыталась разжать объятия.

— Думаю, авроры уже здесь. Нам нужно уходить, Люциус…

Новый взрыв, ещё страшнее и ближе прежнего, заставил их вздрогнуть. И тогда Люциус, собрав силы, которых, казалось, у него уже не осталось, подхватил Нарциссу на руки и вынес из камеры.

Коридор быстро заволакивал тёмный дым, застилавший глаза и перехватывавший дыхание.

— Крыша, — прохрипела Нарцисса, прижимаясь лицом к его шее. — Нужно подняться на крышу.

Он увидел, как несколько Пожирателей обогнали его, устремляясь к лестнице, ведущей на верхний этаж крепости. Люциус последовал за ними, пока дым становился всё гуще, а крики снизу — всё более угрожающими.

На крыше кто-то схватил его за плечо.

— Говорили, в Азкабане люди сходят с ума… — это был Северус. Он протянул ему метлу.

— Ещё один день там — и я действительно потерял бы рассудок, друг мой, — ответил Люциус, позволяя Нарциссе соскользнуть с его рук. — Уходим! Я не хочу больше никогда видеть это место.

Следуя примеру остальных Пожирателей, уже взмывших в воздух над холодным и бурным Северным морем, Люциус вскочил на метлу. Нарцисса крепко прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечи.

— Держись. Мы возвращаемся домой.

Когда они оторвались от земли и Азкабан остался позади, Нарцисса обернулась и ей почудилось, будто вдали мелькнули белые мантии авроров. Но теперь это уже не имело значения: они были далеко, они были спасены, они летели к свободе.

Да, это был не сон. Это было то самое чувство, когда тьма делает тебя живым. До предела, до боли живым.

Нарцисса чувствовала, как сердце освобождается от тяжести. И понимала: рядом с Люциусом она способна выдержать всё — и больше не бояться.

И ничто уже не могло поколебать их вечную любовь.