Enchanting Sinner (гет)

Её с Люциусом разделяла запертая дверь. А за ней слышались гул, взрывы, крики боли и зловещий голос Лорда Волдеморта.

Его ярость была понятна: Поттер и его дружки сумели бежать из Малфой-мэнора с поразительной лёгкостью — и всё это благодаря домовому эльфу Добби…

— Мой Лорд, я думаю, я его задела! Думаю, мне удалось ранить его кинжалом! — пронзительно вопила теперь Беллатриса. Нарцисса слышала её отчётливо и легко могла представить, как та стоит на коленях у ног хозяина, умоляя о пощаде.

— Ты думаешь, Беллатриса? Ты думаешь?! — взревел Тёмный Лорд, и стены задрожали.

Сколько ещё продлится эта мучительная пытка? Когда Волдеморт насытится? Простит ли он их когда-нибудь? Нарцисса задавалась этими и множеством других вопросов, не отрывая взгляда от закрытой двери.

Каждый новый, глухой крик боли Люциуса отзывался в ней спазмом — словно это её саму пронзала та же пытка. Она ясно представляла, как тело мужа корчится в агонии от проклятий, что обрушивал на него Волдеморт, и ужас овладевал ею всё больше. Она задавалась вопросом, сможет ли когда-нибудь разжать свои пальцы, стиснутые так судорожно, что костяшки побелели.

Пошатываясь от ужаса, к двери подошёл Драко.

— Что… что он с ним делает?

— Не знаю. Не знаю… — прошептала Нарцисса, согнувшись вдвое.

Пот стекал по вискам, и светлые пряди Драко прилипли к лбу.

— Он умрёт? — спросил Драко глухим, ослабевшим голосом.

— Нет! Конечно нет! — вспыхнула она, словно сын только что произнёс кощунство. Но Нарцисса знала: перед Драко нельзя показывать отчаяния. Нельзя кричать, падать в обморок, плакать. Нужно лишь держать себя в руках и сделать всё возможное, чтобы уберечь себя и сына от гнева Тёмного Лорда.

— Твой отец силён, — сказала она наконец, тяжело дыша. — Гораздо сильнее, чем ты думаешь.

Спокойная уверенность, прозвучавшая в её голосе, дала Драко силы справиться с собственным напряжением. Он посмотрел на неё серьёзно и спросил:

— Что мы будем делать теперь?

— Разве это не очевидно, Драко, — холодно ответила она. — Ты вернёшься в Хогвартс. Сегодня же.

— Бесполезно приказывать мне уходить, я не собираюсь! — резко возразил он, вскинув голову. — Я должен помочь вам! Я могу помочь!

— Если хочешь помочь, перестань спорить и слушай меня, — сказала Нарцисса, не проявив ни капли слабости. — Ты обязан спастись. И Хогвартс — единственное по-настоящему безопасное место для тебя.

— Для меня, да. А вы? Что будет с вами?

— Мы достаточно взрослые, чтобы справиться сами, — отрезала она холодно. А потом, чуть мягче добавила: — Вернись в школу. Я буду гораздо спокойнее, зная, что ты в безопасности. К тому же теперь, когда Северус — директор, ты получишь двойную защиту, и…

— Я не могу вернуться в школу, — перебил её Драко. Он был бледнее и худее, чем Нарцисса когда-либо его видела. — Я… у меня больше нет палочки. Поттер забрал её. — Он сжал губы так плотно, что они побелели.

Нарцисса сперва прижала руку к сердцу, затем медленно опустила её к шёлковому футляру с собственной палочкой. Отвязала её от пояса и вложила в дрожащие пальцы сына.

— Вот, возьми мою.

— Н-нет, — прошептал Драко едва слышно. — Как же ты останешься без палочки? Нет, я не могу… — Он попытался вернуть её, но Нарцисса отвернулась.

— Оставь! Я достану себе другую.

Драко понимал, что это ложь, но знал и другое: если мать говорила таким безапелляционным тоном, спорить было бесполезно. Он опустил взгляд на драгоценную палочку, сжав её в руках.

— Клянусь, матушка: в следующий раз, когда встречу Поттера, я не дам ему уйти. Я захвачу его. Захвачу для Тёмного Лорда — и тогда Он будет вынужден простить все наши ошибки.

Он поднял глаза на Нарциссу, и они долго, торжественно смотрели друг другу в лицо.

— Клянусь, — повторил он.

Несколько часов спустя, когда Драко уже уехал, а крики смолкли, Нарцисса пошла искать то, что осталось от её мужа.

Просторная гостиная утопала во мраке: камин давно потух, на полу всё ещё валялись осколки хрустальной люстры, которую уронил Добби. В доме стояла абсолютная тишина.

Нарцисса поискала Беллатрису, но той не было и следа. Зато Люциус лежал возле перевёрнутых кресел, без сознания. Его тело носило следы страшной кары, но, с облегчением убедилась Нарцисса, ни одна рана не была настолько глубока, чтобы требовать перевязки. Боль, причинённая Волдемортом, не оставляла видимых отметин, но проникала внутрь — разрывала душу.

Нарцисса упала на колени рядом с мужем. Останется ли он жив? Мужество, державшее её до этого, будто иссякло, стоило задать себе этот вопрос. Ещё несколько часов назад Люциус был полон сил — а теперь лежал неподвижный… страшно, жутко неподвижный. Губы её задрожали, и из глаз, полных тревоги, скатились слёзы.

Она склонилась над неподвижным телом мужа.

— Люциус… — прошептала она дрожащим голосом, склонившись к нему. — Люциус, заговори со мной… Ты необходим мне и Драко, без тебя нам не выстоять.

Нарцисса вложила ладонь в его неподвижные пальцы и заплакала беззвучно.

Через несколько минут Люциус начал с трудом шевелиться и что-то бормотать — сначала обрывки, непонятные звуки. Потом речь стала чуть яснее: замедленные, сбивчивые, но всё же различимые фразы.

— Нарцисса… Нарцисса… жарко. Мне нестерпимо жарко. Дорогая, где ты? Скажи, что он не тронул тебя, что не причинил тебе боли. Если бы ты знала, Нарцисса… если бы знала, как я сожалею… Так темно. Я не вижу тебя. Но я чувствую твой запах… скажи, что с тобой всё в порядке…

— Со мной всё хорошо, — шепнула она, целуя его окровавленный лоб. — Посмотри на меня. Открой глаза.

Но он не мог. Веки казались свинцовыми, тяжёлыми, словно их придавили грузом. С закрытыми глазами он продолжал:

— А Драко? С Драко всё в порядке?

Нарцисса утвердительно кивнула.

— Да. Я отправила его в школу.

Собрав силы, Люциус приоткрыл глаза и посмотрел на жену. Она была бледна, как смерть, с тёмными кругами под глазами, но её лицо оставалось целым, щеки порозовели, а рука, державшая его, была крепкой и твёрдой.

— Нарцисса…

— Тише. Я позабочусь о тебе, — сказала она ровным, спокойным голосом, в котором не дрогнула ни одна нота.

Люциус хотел ответить, но его мучила жажда. Горло обжигало, дыхание стало сухим и тяжелым. Он попробовал приподняться, но даже это крохотное усилие вызвало острую боль в висках.

— Не двигайся, дорогой, — Нарцисса мягко прижала ладонь к его груди. — Скажи, что тебе нужно?

— Воды… — прохрипел он. — Дай мне попить…чего угодно… пить.

Нарцисса замерла, лихорадочно обведя глазами комнату.

Люциус заметил на полке за книгами бутылку сливочного пива. Он терпеть не мог этот сладкий, густой напиток, но подумал, что в ожидании воды он хотя бы немного утолит жажду, и вытянул палец, показывая на неё Нарциссе.

Она встала на цыпочки, пытаясь достать бутылку, но та стояла слишком высоко, и её пальцы не дотягивались. Какой-нибудь простой заклинание-призыв — и напиток оказался бы у неё в руке… если бы только у неё была палочка! Впервые в жизни она осознала, что не в силах справиться даже с такой пустяковой преградой. Никогда ещё Нарцисса не чувствовала себя настолько безоружной, беззащитной, бессильной, совершенно парализованной.

— Нарцисса, что происходит? — с трудом поднявшись, спросил Люциус. — Почему ты не пользуешься палочкой?

В гостиной воцарилась тишина. Долгий, рваный всхлип вырвался из груди Нарциссы.

— Я отдала её Драко, — призналась она и вновь умолкла, не отрывая глаз от бутылки сливочного пива, которая теперь казалась ей недосягаемой.

— Этого не может быть… — напряжение болезненно сжало и без того измученные нервы Люциуса. Теперь у них обоих нет палочек? Эта новость была слишком невыносимой, слишком нелепой, слишком тяжёлой для осознания. — Твоя палочка… твоя палочка, Нарцисса… — он хотел сказать ещё что-то, но резкая боль в горле не дала произнести ни слова.

Наконец Нарцисса повернулась к нему, встретив его серые глаза, полные безмолвного отчаяния, — и её сердце болезненно сжалось.

— Я должна была, Люциус! — её голос сорвался. — Я должна была! Ради Драко! — выкрикнула она, почти захлебнувшись рыданием. — Я смогу выдержать всё, что угодно… кроме мысли, что с ним может случиться что-то ужасное. Этого я не вынесу.

— Я тоже, — прошептал Люциус. Лицо его побелело, взгляд был пронзителен. Затем он резко отвернулся, вновь устремив глаза в темноту, окутавшую их дом. И их жизнь.