Неправильная (джен)

— Я только что от Хэнка, — выскочила из-за поворота Рейвен. — Лорна на химии не была, и в комнате ее нет.

— Почему Хэнк не сказал, что у него нет студента на занятии? — справедливо возмутился Питер.

— Потому что у Лорны маниакально-депрессивный психоз, — пояснил Чарльз, — и сейчас у неё фаза депрессии, в таком состоянии она вообще может по утрам с трудом с кровати вставать, поэтому она иногда может пропускать занятия. Я разрешил.

— Она что, маньячка?! — из всей фразы Ртуть больше всего испугало слово «маниакально».

— Пожалуй, мне все же следовало употребить термин «биполярное расстройство», если сейчас принятый тебя так напрягает, — почему-то недовольно бросил Ксавьер. — Нет, она не маньячка. Хоть при ней этого не скажи, и так девчонка на тебя за что-то обижена.

— Не думал, что у нее такие проблемы, — поморщился Питер, почувствовав укол совести. Она таскалась за ним неделю, в общем-то, ничего плохого не делая. Это он ее обидел.

— Я чувствую ее, — вдруг сказал профессор. — Она недалеко от школы, вышла на шоссе.

— Ты же говорил, что не можешь читать ее мысли, — насторожилась Рейвен.

— Да, но… Может, это связано с тем, что сегодняшний репортаж у нее спровоцировал маниакальную фазу или Катрина ее не контролирует, — задумчиво сказал Чарльз, почти целиком погруженный в какое-то увлекательное занятие в своей голове. — Так, Рейвен, Ороро, Курта и Хэнка я забираю с уроков, свои тренировки тоже отменяй. Курт отправит нас к Питеру домой, а вы ищите Лорну. Я постараюсь ее успокоить, но пока она в таком состоянии, мне сложно ощущать ее мир. Учтите, она может принимать вас за инопланетян, правительственных агентов, масонов или еще черт знает кого, пока у нее маниакальная фаза. Впрочем, может, не все так плохо и у нее просто какая-то навязчивая идея сбежать из школы.

— Отлично, у нас в школе учится больная, — картинно поднял глаза вверх Питер. — С моей-то сестрой что, найдется ваша чокнутая.

— Да перестань ты уже, Питер, — раздраженно кинул Чарльз. — Как Эрик, ей-богу.

— Это щас комплимент или оскорбление было? — поморщился Питер.

— Еще не решил, — мрачно заметил Ксавьер, направляя свой взгляд на спешащих к ним со второго этажа Шторм и Курта. С другого конца Ртуть заметил почти бежавшего Хэнка.

— Ороро, ты все поняла, только не нападай на нее, просто постарайтесь тихо-мирно увести ее в школу. И скажите, что мы с Питером ее искали, — посоветовал Чарльз, немного подумал и добавил: — Обязательно скажите.

— Курт, у меня один вопрос, — обратился Чарльз к Вагнеру, когда троица скрылась из виду, — ты можешь телепортировать меня вместе с коляской?

Вагнер подошел к ним, обхватил обоих, а Чарльз привычно коснулся своего виска:

— Только телепортируй в дом, кататься по лужайкам и преодолевать плинтусы мне как-то не хочется, — сказал профессор, а в следующую секунду они оказались в знакомой Питеру гостиной. — Возвращайся на уроки, я позову тебя, когда нам нужно будет вернуться.

— Тут езды-то пять часов, — хмыкнул Ртуть, когда Ночной Змей исчез, — хотя везти нас, судя по всему, некому. — Питер оглядел свою сломанную ногу и коляску Ксавьера. — Два инвалида, блин.

— Какого черта?! — Питер повернулся и увидел, как мать, стоящая в лестничном пролете на втором этаже, опускает руки, в которых держит… Кольт? — Питер, что происходит?! Что у тебя с ногой?! — гневно взглянула миссис Максимофф, явно борясь с желанием все-таки наставить на кого-нибудь оружие.

— Мама, — со второго этажа выбежала Софи. — Питер? А вы…

— Я Чарльз Ксавьер, — быстро кинул он сестре Питера, — нога у него сломана, нас сюда телепортировали, — необычайно быстро протараторил профессор, что-то особенно торопившийся сегодня.

— У тебя же забрали лицензию за пьяный дебош в баре, — покосился Питер на все еще не убранный матерью пистолет.

— Да щас, останусь я в доме без оружия! — мать откинула мешавшие ей волосы рукой, в которой все еще держала свой кольт, а Питер в стотысячный раз пожалел, что у него нет скорости. Выстрелит еще случайно в кого-нибудь или в себя. И эта женщина его вечно отчитывает за безалаберность?! — С ногой что? — повторила свой вопрос Магда, спускаясь по лестнице.

— Эрик сломал, — лаконично ответил Ксавьер, а Питер подавил желание тоже что-нибудь сломать профессору. Ну увы, все что мог, отец уже все сделал за него двадцать лет назад.

— Что?! — ошалело воскликнула мать, на секунду оглядев комнату так, словно искала там Эрика. Питер подумал, что будь тут отец, вряд ли ей бы помог кольт со свинцовыми пулями.

— Чарльз! — выкрикнул Ртуть. — Ты не помогаешь вот сейчас нисколько.

— Да я сыт по горло вашей семейной драмой, сами разбирайтесь и сами храните свои секреты, — вдруг вскипел Ксавьер. — А вы, миссис Максимофф, лучше поведайте нам о Ванде, сестре Питера.

Магда, до этого открывшая рот с явным намерением произнести какую-то пламенную тираду, вдруг резко замолчала. Встревоженно глянула на Питера, потом на в ступоре стоящую Софи, и парень понял, что никогда не видел мать настолько испуганной.

— Что? — безвольно опустился на диван Ртуть. — Что происходит? О чем вы? Какая Ванда?

— Катрина, — вдруг сказала Софи, тоже присаживаясь на диван к брату. — Полагаю, сейчас она зовет себя Катрина.

Питер глянул на нее со смесью страха и обеспокоенности. Сопоставленные факты в голове укладываться не хотели, кружились роем гудящих пчел, но образ печальной улыбки девушки, что стояла на старом заводе в ожидании смерти от руки Эрика Леншерра, вдруг принес спокойствие. Расставил все по полочкам.

— Говори, мама, говори, — вдруг поднял глаза на Магду Ртуть и необычайно серьезно произнес, сам понимая, что не шутит: — Иначе клянусь, я уйду и ты меня больше никогда не увидишь.

Магда вздрогнула, опустилась в кресло, а Софи вцепилась в руку Питера так, что ему на секунду больно стало, так, словно боялась, что мать просьбу не исполнит, а брат исчезнет навсегда.

— Не надо копаться в моей голове, — тихо сказала Магда, пристально глянув на внимательно наблюдающего за ней Ксавье. — Я расскажу. Все расскажу.

Мать встала, достала из бара очередную бутылку, наполнила стакан. Питер этикетку не видел, но по цвету, вроде бы виски или коньяк — маминому бару бы и Ксавьер позавидовал.

— Это произошло в Соковии, — тихо начала она, подойдя к окну, вставая спиной к пристально слушавшим ее трем людям. — Вам с Вандой было два с половиной года.

«Нам с Вандой… — повторил про себя Питер. — Нам с Вандой. Мы с ней родились в один день…»

Мать на секунду обернулась, послала детям вымученную улыбку, словно пыталась не заплакать, и сделала глоток обжигающего напитка. Софи сидела притихшая, пристроившись рядом с братом на диване. Необычайно хмурый Ксавьер просто молча слушал.

— Тогда политическая ситуация была совсем напряженной, но о мутантах тогда даже не упоминали в массах. Но всегда были те, кто догадывался или что-то знал, — тихо сказала она, вздохнула, залпом осушила стакан, а Питер подавил дикое желание схватить ее чертовы бутылки и все запустить в стену. — А когда проводишь с человеком довольно продолжительное время, ты начинаешь замечать такие вещи. Не думайте, что у нас с Эриком была великая любовь и потому он мне рассказал. Просто меня всегда тянуло к плохим парням. А он… Понять не могу, почему он вообще задержался.

Питер, несмотря на всю глушившую его обиду, жадно вслушивался в каждое слово. Это была его история, история его семьи, его рождения, его отца, сестры… История того, что казалось таким недосягаемым и чужим, но при этом до боли родным. Он с замиранием сердца ловил каждое слово, вслушивался, порывался что-то спросить, уточнить, но не решался и слова вставить, боясь что мать замолчит, оставит все свои секреты, бережно охраняемые годами в себе, и не скажет ему, Питеру. Он все мог узнать и от профессора, но ценность этих слов, произнесенных не мамой, а Ксавьером, потеряется, истратит весь свой смысл и важность.

— Питер родился седым, но поначалу это не было заметно, лишь позже, когда волосы начали отрастать. Но с Вандой была другая ситуация. Ее сила начала проявляться с младенчества, и это были не невидимые волны или еще что-то…

— Красная дымка, — вдруг подсказал Питер и тут же поправился: — Алая, именно этот оттенок. — Мать сдержанно кивнула.

— Это замечали, это сложно было скрыть…

* * *

Последние деньги ушли на фальшивые документы. Магда попросила сделать ей паспорт с фамилией Максимофф. Девичья фамилия матери, так, просто банальная сентиментальность, все равно искали лишь Магду Кравич. Впрочем, переход границы не был самым сложным испытанием, и она это понимала. Нужно ещё было добраться до побережья, сесть на корабль и оказаться уже в стране свободы. Там, где нет этих непрекращающихся политических войн и дележки власти, где можно попытаться скрыть мутацию Ванды, где она и дети будут в безопасности.

Магда посмотрела на сына: тот строил вместе с Вандой башенку из деревянных кубиков, одолженных у женщины, у которой они снимали комнату в этом замшелом городишке на границе. Ванде, видимо, что-то не понравилось, кубики окутала алая дымка, и те рухнули на пол, разлетевшись в деревянные щепки. В мелкие деревянные щепки, чудом не поранившие никого из детей.

— Ты сломала! — недовольно сказал мальчик, пряча за спиной незамеченный сестрой кубик.

— Он был плохой, — упрямо заявила девочка.

Магда горько усмехнулась. Так было всегда: Питер строил, пряча от сестры наиболее понравившиеся детали, а Ванда ломала. Ломала, несмотря на то, что брат плакал и обижался. Ломала, потом пыталась собрать разрушенные детали, смотрела на Питера с извинением, а он прощал, прощал тут же, лишь увидев ласковую улыбку сестры. Сын никогда не умел долго обижаться, в отличие от своей сестры. Женщина подошла к детям и села напротив дочери.

— Милая, мы уже говорили, что ты не должна так делать, — ну и как, собственно, объяснить двухлетнему ребенку, что нельзя пользоваться этой чертовой силой?! Что их и так уже ищут не только потому, что их дед с бабушкой были приверженцами старого режима, а ещё потому, что знают, что Ванда мутант. Всегда были кто-то, кто знал. Кто догадывался, кто подозревал о таких, как ее дочь. Это из-за нее и ее чертовой силы -прощального «подарка» Эрика Леншерра — они бегут отсюда. Не только потому, что в стране рушится экономика, нет наличных денег — почти все расчеты перешли на натуральный обмен, — а повсюду то там, то тут вспыхивают локальные конфликты, в которые пока другие страны предпочитают не вмешиваться, выжидая, что будет дальше.

— Она была плохая, — упрямо повторила девочка, взглянув на нее холодными голубыми глазами. Его, Эрика глазами, такими непохожими на теплый взгляд карих глаз Питера. Если Ванде что-то не нравилось, она это ломала и строила заново, даже если можно было поправить лишь один кубик — она все равно рушила все. Вот и сейчас, мать спросила ее о другом, она спросила ее о силе, но Ванда все равно ответила про эту чертову башенку, объясняя, почему она ее разрушила.

— Ты могла сломать ее руками, — устало повторила Магда.

— Так проще, — коротко ответила девочка и принялась отстраивать башню из уцелевших кубиков, что-то весело щебеча Питеру, уже успевшему забыть обиду.

— Питер, пойдем, нам с тобой нужно на рынок за продуктами, — она взяла за руку сына, а Ванда глянула на нее своими голубыми глазами с таким пониманием, что Магда с ужасом не впервые подумала, что ее дочь слишком много понимает для двухлетнего возраста.

Брать с собой Ванду было опасно. Кто-нибудь мог увидеть ее алую дымку и сообщить властям. Оставлять Питера с ней тоже не хотелось: однажды Магда коснулась алого свечения дочери, когда та была еще младенцем. Очнулась она спустя час: оба ребенка громко плакали, а соседи стучали в двери.

— Тс-с, — приложил сын палец к губам, укладывая в сумку матери стащенный кубик и с озорством глядя на сестру, что безуспешно пыталась починить разлетевшиеся в щепки игрушки.

Он, такой худощавый для двухлетнего возраста, забрался на руки матери и послал сестре извиняющийся взгляд. Ванда, впрочем, кажется, на то, что ее оставляют одну, совсем не обиделась и тепло улыбнулась брату с матерью, и, снова отвернувшись к кубикам, нахмурилась.

Женщина нащупала в кармане серебряный медальон. Брать с собой на рынок, кишащий «щипачами», последнюю вещь, что можно было обменять на деньги, не хотелось, оставлять в съёмной комнате тоже — квартирная хозяйка могла просто зайти, пока Ванда бы преспокойно играла, не обращая на женщину никакого внимания.

— Милая, — она подала дочери медальон, — надень его и спрячь под платьице. Никто не должен его видеть.

А в следующую секунду девочка сделала ровно то, что ее попросили — кулон просто исчез с глаз Магды, хотя девочка его никуда не убирала. Сын, неотрывно смотрящий на вещицу, кажется, никаких метаморфоз не заметил и продолжил рассматривать шею сестры. Магде на секунду показалось, что она тут умалишенная, что не замечает медальона, но вспомнив, что все связанное с Вандой априори нормальным не было, просто вышла из комнаты.

Магда сходила на рынок, запасаясь на остатки полученных за украшения матери денег едой. Завтра они уедут отсюда, доберутся до порта, и тогда все будет в порядке. Они уедут, и все это, наконец, прекратится.

Они зашли в дом. Квартирная хозяйка — Мария — сидела на кухне, необычайно бледная. В доме почему-то было необычайно грязно, будто тут десяток человек прошло в грязных сапогах. У женщины вдруг екнуло сердце.

«Ванда! — с ужасом подумала Магда. — Где моя дочь?!» Она, крепко вцепившись в Питера — мальчик даже поморщился, кинулась в комнату. Мария за ней не бросилась, тупо оставшись сидеть на кухне. Ванды в комнате не было.

Она, оставив сына в комнате, вернулась на кухня, сев рядом с Марией. Спрашивать она ничего не стала — все и так было ясно. Где-то в комнате заплакал Питер, но Магде не хватило сил подняться и успокоить сына.

— Я не знаю, почему им нужна твоя дочь, — вдруг сказала Мария, — но чтобы ты там не решилась делать, не надо. Бери сына и беги. Ты все равно ничего не сможешь сделать.

— Я знаю, — тихо сказала Магда, поняв, что даже не может заплакать, — на это не было сил, да и слезы она все давно выплакала.

Наутро они уехали. Питер канючил, капризничал, спрашивал, где сестра, дергал мать за юбку, отказывался идти, пока она прятала под шапку отросшие седые волосенки — сын — мутант, сомнений не было, только вот проявятся ли способности или это единственное проявление, это большой вопрос. Но она подумает об этом позже. И о Ванде тоже подумает позже, когда они окажутся в безопасности, не могут же они в самом деле забрать у кого-то ребенка вот так, безнаказанно. Она пойдет к властям США, расскажет им правду, попросит помощи…

Попросила бы, если бы не сын, что в мгновенье ока вдруг пропал с палубы, испугавшись шторма, и оказался в своей каюте. Магда присела тогда у корабельной койки, где спрятался под одеялом Питер, и горько заплакала, поняв, что потеряла дочь навсегда.