Посмотри в глаза чудовищ (джен)

Выйдя, Лестрейндж спросил Гарри:

— Ты смотрел?

— Нет, — ответил тот — и был вознаграждён искренней улыбкой:

— Спасибо. Это было личное, пожалуй… нам нужно погулять минут пятнадцать, может, полчаса — потом вернёмся и, возможно, он заговорит.

— Я хотел проверить адрес Беннета, — признался Гарри. — Если его родители на месте, я их быстро опрошу — или лучше завтра?

— Да нет, сходи, я подожду. Только не до ночи. Других зацепок нет?

— Да есть одна, — Гарри нахмурился. — Беннет вроде бы дружил ещё с МакНейром. Кроме Мюррея. Говорят, они могли сдружиться на почве рыбалки.

— Так, — сказал Лестрейндж, когда Гарри замолчал.

— Ну… вот, — Гарри слегка растерялся, потому что Лестрейндж смотрел на него вопросительно. — Он мог его убить.

— Зачем? — спросил Лестрейндж. Выглядел он озадаченным, и Гарри начал сомневаться в своей версии, которая вот только что казалась ему вполне стройной.

— Ну как зачем, — сказал он. — МакНейр же Пожиратель. Думаю, он ненавидел магглорождённых — вот и убил.

— А что ему мешало сделать это раньше?

Гарри замолчал, обдумывая этот простой вопрос. И чем дольше думал — тем яснее понимал, что ничего. Тем более, при такой работе. Свалил бы всё на какую-нибудь мантикору — да и всё.

— Не знаю, — наконец признался Гарри.

— Извини, — беззвучно рассмеялся Лестрейндж. — Я порой всё порчу.

— Да нет, я правда не подумал, — расстроенно ответил Гарри. — Просто… просто это выглядело так логично. Но ты прав: что ему мешало?

— Опять же, если он его ненавидел — сдал бы Беннета комиссии, — сказал Лестрейндж. — Это куда неприятнее, чем смерть. Но, впрочем, почему бы тебе с ним не поговорить? Закажи — пусть привезут.

— МакНейра? — с сомнением переспросил Гарри. — Стоит ли?

— Почему нет? — тоже спросил Лестрейндж. — Если Беннет сейчас не найдётся, надо же его как-то искать. Я тоже могу быть неправ.

— Я лучше схожу завтра, — решил Гарри. — Мы уже проболтали… сколько-то. Можно кофе пока выпить, — предложил он, и они решительно направились в сторону отдела.

Где, едва открыв дверь, оказались буквально оглушены женщиной, орущей на стоящую перед нею Гор:

— …милочка моя, не просто жалобу! Ты у меня отсюда вылетишь в два счёта — ишь, понабирали шлюх!!

Она вдруг замерла, окаменев, и Сэвидж, видимо, её и заморозивший, с огромным любопытством спросил Гор:

— А ты что ей сделала?

— Арестовала мужа, — расхохотавшись наконец, сказала та. — Вчера. Оставила тут на ночь. И вот пожалуйста.

— За что арестовала-то? — с любопытством осведомился Прауфдут.

— Ты не поверишь — за измену, — Гор снова засмеялась. — Там сложно. У него была любовница, она ему изменила, он её с её любовником заколдовал… а пёс их съел. Вернее, придушил и откусил совсем немножко. Неловко вышло, в общем.

— Чей пёс? — смеясь, спросил Сэвидж.

— Любовницы, — Гор, отсмеявшись, вытерла глаза. — На самом деле, совсем не смешно, конечно.

— В кого он превратил-то их? — не отставал от неё Праудфут, принюхиваясь к варящемуся у Лестрейнджа на столе кофе.

— Да в кроликов, — Гор вытащила из своего ящика печенье и хихикнула. — В, так сказать, соответствии с тем занятием, за которым их застал. А пёс там охотник, как раз норный… и, в общем, прыг-скок — и два трупа и совершенно ошалевший их убийца. А теперь вот и его супруга. Мерлин, ну за что мне это? — воскликнула она с шутливой жалобой. — Почему мне вечно достаются такие идиотские дела?

— Судьба, — авторитетно заявил Праудфут.

— Причём он же сам пришёл к нам, — продолжила она. — В полном ужасе и шоке.

— Много не дадут, — прокомментировал Сэвидж. — Если не было намерения, это, в сущности, несчастный случай. Он про пса-охотника знал?

— Клянётся, что нет, — ответила Гор. — Я, в целом, склонна согласиться… а, да, забыла — у любовницы же муж есть. Был. Есть… да ну, — она помотала головой. — Он, в общем жив. И дочка маленькая.

— Бывают же нормальные дела, — заметил Лестрейндж. — Любовница, любовник — обычные проблемы обычных людей. А не слепая дочь в подвале, которую родили, чтобы передать проклятье матери.

— Стоп-стоп-стоп, — перебил Сэвидж. — Чего-чего?

— А, в самом деле, вы ещё не в курсе, — Лестрейндж поднял крышку кофейника, и по кабинету поплыл аромат кофе. — С Эннорой Джервис оказалось всё гораздо интереснее, чем мы думали.

Пересказывая её историю, Лестрейндж отправил кофейник по кругу, а Гор так же запустила коробку с печеньем. Гарри его тоже взял, но ему кусок в горло не лез, так что он ограничился лишь кофе. Гарри слушал уже знакомую историю, и у него перед глазами стоял новорождённый Джеймс — он помнил, как держал сына на руках, такого крохотного, едва пришедшего в этот мир, и представлял, как Джервис стоит так же и смотрит в глаза дочки… как кладёт руку на её лицо…

Он так стиснул чашку, что кофе выплеснулся и обжёг его — Гарри тихо зашипел и полез в ящик за настойкой бадьяна. Зато это привело его в себя, и он, смазав покрасневшую кожу, допил кофе и принялся разглядывать коллег.

— Какой нас ждёт скандал, — прокомментировал рассказ умолкнувшего Лестрейнджа Сэвидж. — Ух, как я вовремя-то в отпуск ухожу, а!

— Да, ты счастливчик, — согласился Лестрейндж.

— Даже жалко — столько пропущу, — притворно вздохнул Сэвидж. — Но какая сука, а!

— Никакая сука никогда бы так не поступила! — возмутилась Гор. — Это чисто человеческое!

— Какая извращённая любовь бывает, — заметил Долиш. — Я про мужа.

— Да, — согласился Лестрейндж. — Джермейн, пожалуй, жену и вправду любит… если это слово здесь уместно.

— Думаешь, она сама рабов искала? — спросил Праудфут. — Без сыновей?

— Сомневаюсь, — ответил Лестрейндж. — Только доказать это будет очень сложно. Но мы попытаемся. Не уверен, правда, что задействованы были оба.

— Ну вот и узнаем, — сказал Праудфут. — А ты прочтёшь потом в отчёте, — добавил он ехидно Сэвиджу. — Через месяц. И мы, может быть, тебе расскажем. Если будешь хорошо себя вести.

— Да нужны вы мне, — буркнул Сэвидж с показным презрением.

— Вы на острова? — с улыбкой спросил Лестрейндж, и тот кивнул:

— Туда. Никакой работы. Никаких вызовов! Туда даже сова полдня летит, — проговорил он мечтательно.

— Это как сказать, — язвительно заметил Праудфут. — Если нас допустят в Азкабан — тебя всё же вызовут.

— Не порть мне настроение, — потребовал Сэвидж. — Не желаю даже думать о дементорах!

— Ни в коем случае! — заверил его Праудфут. — Ты же в отпуск, а не в отставку: тебе испортишь — а ты потом вернёшься мстить!

Лестрейндж, между тем, куда-то вышел — Гарри думал было побежать за ним, но затем решил, что тот не начнёт допросы без него. Так что он остался ждать и слушать шутливую болтовню коллег и наблюдать за ними.

Лестрейндж вернулся быстро, но никуда Гарри звать не стал, а вместо этого занялся ларцами смерти и бумагами, усевшись за стол Сэвиджа и с ним негромко обсуждая что-то. И хотя дело это было нужное и важное, Гарри не мог отделаться от ощущения, что тот просто тянет время. Но зачем? Минут через пятнадцать Лестрейндж ушёл снова — и, вернувшись, взял один ларец, прикрыл его наколдованной светлой тканью и позвал Гарри:

— Он будет говорить. Идём, послушаем.

— Где ты был? — спросил Гарри с любопытством, и Лестрейндж ответил:

— Ждал и проверял. И он готов нам что-то рассказать.

Джервис выглядел уставшим и каким-то постаревшим, но держался спокойно: дал себя заковать и вывести, а затем приковать к скобе, вопросительно поглядывая на вещь под тканью. И когда Лестрейндж, заведя протокол, снял её, кивнул.

— Ты знаешь, что это? — спросил Лестрейндж.

— Тихий убийца, — ответил Джервис.

— Расскажешь?

— Материалы мы нашли в Отделе Тайн, — сказал Джермейн. — Признаюсь, они попали ко мне почти случайно: их притащила твоя невестка, сама, кажется, не понимая, что это.

— Беллатрикс? — с удивлением переспросил Лестрейндж.

— Не знаю, где она взяла их и зачем, — ответил Джервис. — Могу предположить, что просто подобрала часть разлетевшихся бумаг во время налёта на невыразимцев — и среди них оказались очень любопытные чертежи. И комментарии. На латыни, так что проблем не было — я прочитал и заинтересовался.

— Как они к тебе попали? — спросил Лестрейндж. — Беллатрикс тебе их отдала?

— Нет, что ты, — усмехнулся Джервис. — Лорд, конечно. Сказал, возможно, я смогу сделать с этим что-нибудь толковое. Я и сделал.

— Это ты собрал шкатулки? — спросил Лестрейндж, и Джервис кивнул:

— Да. Сперва одну. Мы проверили, и когда убедились, что всё вышло, я их начал собирать. Это не так сложно — нужно только делать всё по схеме и вплести заклятье. Я так понимаю, вы нашли и схему?

— Сколько ты их сделал? — Лестрейндж проигнорировал его вопрос.

Джервис пожал плечами:

— Я не помню. Много. Я слегка увлёкся. Это очень успокаивает.

— Хотя бы приблизительно.

— Не помню, — вновь пожал плечами Джервис. — Я пробовал разные варианты и сочетания дерева. Потом начал вводить инкрустацию. Это кое-что меняло — так, детали… мелочи.

— Чего ты хотел добиться?

— Ничего конкретного, — Джервис вновь пожал плечами. — Просто наблюдал.

— А потом ты отдавал их Волдеморту, — сказал Лестрейндж.

— Да, он брал их, — согласился Джервис. — Но не все. Их ведь ещё подкинуть нужно.

— Сколько их осталось, когда тебя арестовали?

— Я не помню, — покачал головой Джервис.

Лестрейндж вдруг раздражённо откинулся на спинку стула и сказал:

— Джермейн, это не разговор. Я ведь тоже так могу. Желаешь?

— Я действительно не помню… — начал Джервис, и Лестрейндж поднялся, остановил Перо и навис над допрашиваемым:

— Довольно, Джермейн. Тебе придётся выбрать прямо сейчас. Или ты рассказываешь всё как есть, или мы заканчиваем это, и будет что будет. У меня нет ни желания, ни времени играть с тобою в игры: у нас полно дел. Не помнишь — понимаю, память — дело сложное. Тогда расходимся.

— Я не помню, — очень тихо произнёс Джермейн.

— Я тебе помогу, — тоже тихо проговорил Лестрейндж. — Как я уже говорил, в твоём доме нашли совсем других рабов и не нашли тех, что ты там оставил. А значит, кто-то убрал прежних и нашёл других. И не один раз: они менялись, не однажды, и мы это знаем. Твои сыновья теоретически могли не знать об этом — но не твоя жена. Она разделит Азкабан с тобой — надолго или навсегда, пока не знаю. Но разделит. Что будет с сыновьями — я пока не знаю тоже, но ей ты уже не поможешь. Сейчас я снова запущу перо и вновь задам вопрос, — он сел, — и ты ответишь. И если ты опять не вспомнишь, я допрос закончу и с тобою попрощаюсь, и что будет — то и будет, это дело не моё.

Лестрейндж вновь запустил Прытко пишущее перо и опять спросил:

— Сколько шкатулок оставалось, когда тебя арестовали?

— Я действительно не помню, — устало сказал Джервис. — Дай подумать.

— Думай, — согласился Лестрейндж.

Джервис откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Стало тихо. Время шло, и ничего не происходило; Гарри поглядывал на часы — минутная стрелка неторопливо двигалась, но, кажется, ни Лестрейнджа, ни Джервиса это не интересовало. Прошло, наверное, минут десять, когда Лестрейндж, наконец, сказал:

— Вставай. Вернёшься в камеру — думать и там можно. А у нас нет времени сидеть тут.

— Да, так, наверное, будет лучше, — согласился Джервис. — Дай мне пергамент и перо — я…

— А что ты сделал с прежними? — перебил его Лестрейндж, и Джервис досадливо поморщился:

— Ну да. Да, пергамент есть. Я, кстати, список наполовину написал. Дай мне до завтра время.

— Хорошо. До завтра.

Они вернули Джервиса в камеру, и на сей раз Лестрейндж оставался там не стал — закрыл дверь и, потерев виски, спросил:

— Что дальше?

— Я не знаю, — запротестовал Гарри.

— А идём домой? — спросил вдруг Лестрейндж. — От Урсулы толку всё равно пока не будет. Джермейн пусть думает. А их сыновья гадают. Да и вечер уже. Завтра будет долгий день — я думаю, мы заслужили отдых.