Посмотри в глаза чудовищ (джен)

Проводив Эннору, Гарри с Лестрейнджем пошли к лифтам. Было уже поздно, и в коридорах приглушили свет — время посещений давно кончилось, так же, как и все обходы с процедурами, и казалось, будто Мунго опустел.

— Кажется, у Фаджа ничего не выйдет, — сказал Гарри, нажимая кнопку вызова.

— Пожалуй, — согласился Лестрейндж.

— Сейчас, по крайней мере, — добавил Гарри полувопросительно.

— Не могу ручаться, — Лестрейндж улыбнулся чуть насмешливо, — но, думаю, позднее тоже. Как ты думаешь, она уедет сразу, или поживёт немного здесь? Так сказать, осмотрится?

— Уедет? — переспросил Гарри.

— Она ведь свободна, — продолжая улыбаться, сказал Лестрейндж, внимательно глядя на Гарри. — Ей никто не помешает переехать, например, в Пьемонт. И я, как сказал бы Роберт, шляпу свою съем, если Кустодини не примут её с распростёртыми объятьями.

— А так разве можно? — Гарри даже растерялся. — Там же… ну, у них же ведь…

— Что? Живут преступники? — спросил Лестрейндж с иронией. — Живут, конечно. Но это дом Кустодини, и они все свободны и в нём властны. И являются весьма уважаемыми гражданами. Им никто не может запретить приглашать гостей — хоть на день, хоть на год, хоть навсегда. Мальсибер с Эйвери, конечно, под надзором — но Кустодини нет. И едва они узнают об Энноре — они вцепятся в неё… как, впрочем, и любой другой волшебник на их месте.

— И что? — напряжённо спросил Гарри. — Вместо Фаджа Эннору будут использовать они?

— Не так прямо, — возразил Лестрейндж. Двери лифта, наконец, открылись, и Гарри с Лестрейнджем вошли в пустую кабину. — Кустодини далеки от Фаджа — они позволят, прежде всего, Энноре быть собой. Она ценна именно самой собой — то, что я о них знаю, позволяет утверждать, что они достаточно умны, чтобы понять это. Они помогут ей раскрыться и, я полагаю, постараются устроить так, чтобы она осталась в их семье — и это вовсе не обязательно будет плохо для неё.

— В каком смысле осталась в их семье? — переспросил Гарри, хотя до него, кажется, дошло.

— У них большая семья, — ответил Лестрейндж. — И найдутся неженатые мужчины. Наконец, Мальсибер есть, — он снова рассмеялся. — Ты же его видел: он умеет быть невероятно обаятельным, а его контракт не запрещает брака. А Эннора очень привлекательная женщина — особенно теперь… ты её не видел толком без очков и с нормальными глазами, но поверь — она прекрасна, и полюбить её легко. Впрочем, может быть, это будет кто-нибудь другой — не знаю. Но я очень удивлюсь, если они её выпустят.

Лифт остановился, выпуская их на первом этаже, и Гарри, выйдя, возмутился:

— Так нельзя! Если ты всё это понимаешь…

— Что ты предлагаешь? — мягко спросил Лестрейндж. — Она свободна — как ты хочешь помешать? Да и что её ждёт здесь? — спросил он уже жёстче. — Отец — Пожиратель смерти, мать и братья — похитители и убийцы магглов… каково ей будет? Плюс её особенности и богатство — Джервисы, конечно, не Малфои и не Фоули, но они богаты. А она… я не уверен, что она вообще знает, что такое деньги, но я убеждён, что дела поместья она самостоятельно вести не сможет. А тут ещё Фадж — он ведь не отступится.

— Злой хозяин против добрых? — рассерженно спросил Гарри.

Они вышли на улицу — моросило, и воздух наконец-то был прохладным.

— Как я говорил, я думаю, что Кустодини достаточно умны, чтобы дать ей жить, как хочет — просто потому что так она добьётся куда большего. Её мир разбит, — проговорил он горько. — И мы с тобой только что его уничтожили окончательно. Она будет строить новый — и ей всё равно придётся на кого-то опираться. Кустодини — это не так плохо. Ты не подойдёшь, — добавил он всё тем же тоном, и Гарри, не успев подумать, возмутился:

— Почему?

— Потому что ты женат, — рассмеялся Лестрейндж. — Просто представь реакцию твоей жены на твоё покровительство Энноре.

— Я не… да я вообще не собираюсь же…

— Ей двадцать два, тебе — двадцать четыре, — улыбнулся Лестрейндж. — Она прекрасна, словно вейла, несчастна, одинока и растеряна… а тебе двадцать четыре, ты её жалеешь и стремишься защитить. И чем всё закончится? Гарри, — он похлопал его по плечу и сжал. — Есть вещи, которые просто не нужно даже пытаться делать. Не стоит оставлять в одной комнате лису и кролика.

— Ты плохо меня знаешь, — упрямо буркнул Гарри.

— Скажи, — спросил Лестрейндж, — что ты сделал бы, если бы Джинни вдруг стала опекать… ну, скажем, Причарда? Допустим, его ранили… нет, лучше прокляли… представь. Она бы у него бывала дома ежедневно, обнимала бы его, когда он плачет, — он рассмеялся, увидев выражение лица Гарри, и снова хлопнул его по плечу.

— Ну да, — признался Гарри неохотно. — Но всё равно нельзя же просто…

— Что? — усмехнулся Лестрейндж. — Позволить Энноре самой решать свою судьбу? Я не собираюсь подталкивать её к Кустодини — и я ведь могу ошибаться. Она, возможно, не захочет уезжать — просто запрётся в доме, например, или, в самом деле, впустит Фаджа и его сестру и сблизится с ними. Посмотрим. И у нас ещё полно работы, но сейчас иди домой.

— А ты? — хмуро спросил Гарри.

— А я кое-что проверю и, надеюсь, уйду тоже.

— Мы так и не выяснили, кто рассказал Фаджу об Энноре, — упрямо возразил Гарри. — И я ещё должен зайти к Гермионе — она обещала подумать.

— Десятый час, — с сомнением проговорил Лестрейндж. — Я полагаю, она давно дома. Впрочем, я тебя не гоню: идём, если желаешь, — предложил он — и аппарировал.

Гарри последовал за ним, но, спустившись на второй этаж, они снова разошлись: Лестрейндж отправился в отдел, а Гарри — к Гермионе, которая, он был уверен, наверняка была ещё на месте.

Она и оказалась — теперь уже, впрочем, Гермиона нормально сидела за столом, а не стояла над ним на стуле. Бумаг на столе, однако, похоже, стало даже больше. Выглядела она обычно, разве что была слегка растрёпанной — но, впрочем, для вечера это тоже было вполне нормальным.

— Ну вот, — сказала она несколько расстроенно, — ты и пришёл.

— Если ты ничего не узнала, не страшно, — заверил он её.

— Да нет, — она вздохнула и накрыла стол чарами, закрывая от Гарри все бумаги. — Просто теперь я уже не смогу себе сказать, что не торчу тут, а жду тебя.

— Тебе домой не хочется? — встревоженно спросил Гарри, и она ответила:

— Да нет. Я думала закончить… но, наверно, не успею. А про тебя я думала, — добавила она. — Но мне неловко говорить.

— Я могу зажмуриться, — предложил Гарри. — Или посмотреть в другую сторону.

— Наверное, это не поможет, — она вздохнула. — Но спасибо. В общем, я тут кое с кем поговорила… и сама подумала — и получается, что вам следует проверить Сэллоу, — она вздохнула. — Но я не должна была бы это предлагать.

— А нам его уже назвали, — утешил он её, и Гермиона на глазах повеселела:

— Правда? Кто?

— Не скажу, — он улыбнулся, и она ответила улыбкой — и это было счастье, возможность просто отказаться говорить, и всё, и знать, что не будет ни вопросов, ни обид. — Расскажешь мне о нём?

— Ну, — она задумчиво потрогала пальцем переносицу, — вообще-то, это неэтично.

— Ну мы же всё равно его проверим, — сказал Гарри. — Ты просто можешь нам помочь… или не помогать. Если вы дружите, тогда, наверное, не стоит.

— С Сэллоу? — переспросила Гермиона. — Ты знаешь, я не думаю, что с ним можно дружить… я как-то себе это не могу представить.

— Почему? — с любопытством спросил Гарри, и она ответила:

— Он хам. Нет, правда — он даже иногда хамит начальству, поэтому и сидит на своём месте до сих пор. Хотя не только поэтому, — признала она. — Ну и его ужасно бесит, что Гестия — женщина.

— В каком смысле? — Гарри, улыбаясь, склонил голову к плечу, и Гермиона рассмеялась:

— Да нет, в самом обычном. Она женщина — а он мужчина. Это… ну, неправильно, он полагает. Вот были же приличные люди вроде Крауча и Тикнесса. Про Яксли, правда, он молчит.

— Так Боунс же была, — с недоумением вспомнил Гарри. — Большую часть министерства Фаджа.

— Вот! — Гермиона подняла вверх указательный палец. — Тоже безобразие! Просто всемирный заговор какой-то. Всебританский.

— А с Фаджем он хорошо знаком?

— Он одно время работал с ним — был одним из секретарей. Потом, когда Фадж ушёл, опять сюда вернулся — но с понижением. И чувствует себя донельзя обиженным. А ещё у него долги, — добавила она с некоторым торжеством.

— О, это интересно! — оживился Гарри. — Большие? Ты откуда знаешь?

— Ну, я же женщина, — съехидничала Гермиона. — И младше по должности. То есть существо, стоящее где-то между домашним эльфом и хорошо обученной собакой. Говорящей. Видимо. Гав, — она вывалила язык и часто задышала, и они с Гарри рассмеялись. — К нему иногда по вечерам заглядывают букмекеры — а я их вижу.

— И он не скрывается? — удивился Гарри. — Прямо на рабочем месте?

— От кого скрываться — от меня? — изумилась Гермиона. — Гарри, кто скрывается от эльфов?

— Если ты и эльф, — заметил Гарри, — то чужой. А от них нормальные люди свои тайны обычно всё-таки скрывают.

— Так я же не частный эльф, — возразила она глубокомысленно, — а общественный. Чего меня стесняться?

Они снова рассмеялись, и Гарри попросил:

— Ты можешь описать букмекера?

— Их двое, — ответила она. — И я себя ужасно чувствую, рассказывая тебе это, — она вздохнула. — Нет, я понимаю, что я правду говорю, но всё равно это ужасно выглядит. С другой стороны, раз я тебе уже сказала… в общем, один — высокий, импозантный, темноволосый, волосы такие густые и очень хорошо уложенные, лицо с крупными чертами… нос большой и чуть такой… приплюснутый. И губы полные. Второй пониже, в общем-то, обычный, неприметный — типичный англичанин, знаешь… русый, нос такой утиный, губы узкие… руки у него то ли обветренные, то ли просто красноватые. И Гарри, пообещай мне, что вы будете его проверять очень и очень тщательно, — попросила она, и он заверил:

— Будем! Нам же нужно знать, кто это сделал! И послушай, — он заулыбался и придвинулся к ней, — а ты с чего решила, что тебя назначат на его должность?

— Я не… я не решила! — воскликнула она, краснея. — Гарри, я не…

— А чего тогда переживаешь? — спросил он, и Гермиона, приоткрыв рот, замолчала, а потом сказала:

— Я тебя убью.

— Это выход, — согласился Гарри. — Тогда точно не назначат.

— Не-ет, — протянула она, внимательно его разглядывая. — Я тебя не буду убивать. Я тебя…

Как и когда в её руке оказалась палочка, Гарри даже и не понял, и среагировать тоже не успел, когда почувствовал, как его нос вытягивается и повисает хоботом чуть ниже подбородка. Что ж, Гарри было, чем ответить — и он, выхватив палочку, почти наколдовал Гермионе белые кроличьи уши, но, к своему огромному стыду, не успел: она отбила, и уши выросли на ручке шкафа.

— Это министерское имущество! — воскликнула Гермиона с показным возмущением и…

…В общем, когда через несколько минут Гарри решил признать поражение, им с Гермионой пришлось потратить ещё минут пятнадцать, чтобы привести в порядок и друг друга, и её несчастный кабинет.