Дневники Семьи Малфой. Скорпиус (гет)

К августу наша жизнь стала приходить в какое-то подобие порядка. Мортимер стал меньше плакать, родители стали спокойнее и не такими изнуренными, как были в первые месяцы после рождения брата. Мама начала выходить из дома на процедуры, предусмотренные для недавно родивших женщин.

А в сентябре я впервые пошел в школу.

Целую неделю до первого сентября я пребывал в эйфории. Я знал, что для меня откроется новый мир. Наверное, я заведу друзей. К этому меня активно подталкивали оба родителя, расписывая как здорово проводить время с друзьями.

Я сразу же решил, что стану лучшим учеником. Это было важно для меня. Мне всегда говорили, что я очень умен, и я намеревался продемонстрировать это не только маме, папе и их друзьям. Я хотел показать это учителям и соученикам. Хотя моя мама почему-то предостерегала меня от того, чтобы я указывал на ошибки других, если таковые замечу. Она говорила, что перед тем, как поправить кого-то из лучших побуждений, стоит все-таки сначала предложить помощь в учебе. Да и вообще стоит заниматься исключительно собой и своими делами. Отец соглашался с ней, указывая на то, что советы по учебе вообще-то должны продаваться за деньги. Бесплатно можно помогать разве что друзьям, да и то не в ущерб себе.

Еще одна причина, по которой я хотел быть лучшим учеником, крылась в моих родителях. Они в свои школьные годы были первыми — об этом мне дядя Невилл сказал, — и я не хотел быть хуже их.

За две недели до первого сентября мы с отцом ходили покупать все необходимое для учебы к школе.

Я всегда любил книжные магазины, их атмосфера просто завораживала меня. Иногда мне хотелось купить все книги, лежавшие на полках. И тот день не был исключением: я самозабвенно бродил между стеллажей и смотрел на новые книги. Я не знаю, сколько провел бы там времени, но отец оторвал меня от этого занятия, пояснив, что нужно посмотреть учебники, тетради и «по мелочи».

Мы быстро купили все необходимое, после чего я потянул его к тем полкам, книги на которых вызывали во мне наибольший интерес. К тому времени, как я подошел к стеллажу второй раз, там уже стоял какой-то человек. Я принялся рассматривать книги, не обратив на него никакого внимания. И когда отец второй раз подошел, дабы вытащить меня из блаженного созерцания книг, тот человек оглянулся и сначала бросил на нас изумленный взгляд, а затем — враждебный. Изменения на его лице произошли так быстро, что это не могло не озадачить меня. Но отец, видимо, поглощенный хлопотами, этого не заметил.

В итоге помимо учебников мы прихватили из магазина еще несколько книг, которые я выбрал. После чего вернулись домой.

Вернувшись, я похвастался маме, сколько всего мы принесли. А она сияла и говорила с восторгом, что процесс сборов в школу несет в себе особенную прелесть. Отец пожимал плечами и хмурился, что означало, что он с ней не совсем согласен.

Я стал отсчитывать дни до начала моей школьной жизни, отмечая их в календаре.

* * *

И вот он настал, мой первый школьный день.

Яркое солнце, бойко вторгшееся в мою комнату через окно, не закрытое шторами, приветствовало меня, нагло скользя по стенам, полу и мебели в моей спальне. В то утро я не смог поесть, так как сильно волновался и переживал, осознавая, что моя прежняя жизнь закончена. После завтрака, на котором я ничего не съел, невзирая на все уговоры родителей; я снова поднялся к себе, чтобы переодеться. Я надел белую рубашку и черные брюки. Попытался завязать галстук, как учил меня отец за несколько дней до этого, но у меня ничего не вышло.

Я мучился уже несколько минут с этим куском материи, как в мою комнату вошел отец. Он улыбнулся, взглянув на меня.

— Давай-ка помогу, — сказал папа, забирая из моих рук галстук и осторожно завязывая его у меня на шее. — Надо будет посвятить больше времени этой науке, — добавил он, мастерски орудуя раздражающим предметом туалета.

— А, кажется, что это просто, — недовольно буркнул я, испытывая раздражение из-за бесчисленных попыток овладеть этим искусством.

— Это только кажется, — улыбнулся он. — Когда у меня в детстве это не получалось, я хотел разнести что-нибудь.

— И как, разнес?

— Да, пару раз, — усмехнулся отец.

— Как же ты научился?

— Много тренировался. Если много трудиться над чем-то, у тебя это получится, даже если таланта нет совсем.

Я вздохнул.

— Не люблю галстуки!

— Он нужен только в первый день, а так — у вас в школе нет формы и обязательного ношения галстука. Если не хочешь — не носи.

Он странно посмотрел на меня, со смесью воодушевления и какого-то сожаления в глазах.

— Вот ты уже идешь в школу, сын. Совсем стал взрослым, — сказал он и быстро обнял меня.

— Ты как будто этого не хочешь, — сорвалось у меня.

Он печально улыбнулся.

— Просто ты очень быстро вырос. А мне кажется, что буквально вчера ты только родился на свет.

— Ты странный, — сказал я.

— Да, так и есть, — не стал он спорить.

— Почему родители не хотят, чтобы их дети выросли?

— Ну, не то чтобы не хотят, — уклончиво ответил отец. — Просто… — он помедлил, подбирая слова, но так ничего и не добавил.

— Что «просто»? — не отставал я от него.

— Я не знаю, как тебе это объяснить.

— Да ладно! Ты знаешь все на свете, а почему не хочешь, чтобы я вырос — объяснить не можешь?

— Да нет у меня желания, чтобы ты навсегда остался маленьким! — рассмеялся папа.

— Тогда почему ты такой грустный? — не унимался я.

— Я не грустный, — возразил он. — Все хорошо. А сам ты как, волнуешься?

— Да, — признался я.

— Все будет хорошо. Это хорошая школа, и там будет много детей твоего возраста. Все будет отлично.

— Наверное, — ответил я, ощутив некое успокоение от его слов.

— Ну что, идем вниз?

— Да, идем.

Мы спустились вниз. Мама стояла в гостиной. Она крепко обняла меня.

— Так хочется пойти с вами сегодня! Но нельзя оставить Морти и Кассию одних. Мы с папой очень гордимся тобой, — воодушевленно сказала она, снова обняв меня. Однако я уловил в ее глазах тот же печальный блеск, что и у отца.

Я не стал спрашивать ее сразу, решив, что могу потом расспросить.

— Нам пора, — напомнил папа, и мама тут же еще раз порывисто обняла меня и поцеловала в щеку.

В школу мы переместились с помощью нашего камина.

Когда мы оказались в вестибюле учебного заведения, то я увидел, что это просторное светлое помещение с кучей взрослых и детей. Затем мы прошли в класс, расселись по партам.

Когда я сел за выбранную мной парту, то заметил за соседним столом мальчика. Он робко улыбнулся мне. Я улыбнулся в ответ и представился. Он тоже назвал свое имя. Его звали Томас Кессиди.

Наш вводный урок начался с того, что учительница представилась, поздравив нас с началом нашей школьной жизни. А затем мы кратко рассказали о себе. Этот урок был единственным в тот день, и после него все разошлись по домам.

В последующие дни мы с Томом также сидели за соседними партами и почти сразу подружились. А еще через пару недель я завел дружбу с магглорожденным парнем по имени Дэниэл ван дер Варт. И мы трое стали друзьями.

* * *

С тех пор, как я пошел в школу, мой распорядок дня изменился. Я вставал утром в восемь часов, завтракал, брал свою школьную сумку и вместе с отцом перемещался через камин в здание школы. В девять начинались занятия. Возвращался я в двенадцать, иногда позже. Обедал вместе с семьей, затем усаживался делать домашнее задание. Потом мы пили чай с пирогом. После этого мы с мамой или отцом шли гулять на улицу. Затем у нас был второй обед или ранний ужин — каждый из родителей называл эту трапезу по-разному. Вечером я занимался музыкой, играл с родными в какие-нибудь игры или читал. В восемь часов вечера у нас был ужин. В девять-десять часов вечера я укладывался спать. В те дни, когда мне нужно было посещать музыкальную школу, прогулка откладывалась на вечер.

В то время я стал читать не только приключенческую литературу. Изредка я брал книги серьёзного содержания: драмы, трагедии, про смерть, войны или переживания трагических событий. Всё эти книги были написаны в жанре фэнтези. Над некоторыми историями я плакал и зарекался брать подобное для вечернего чтения.

Надо заметить, что свое желание стать лучшим учеником в школе, я осуществил. Я всегда тщательно подходил к выполнению домашнего задания. И чтобы произвести на учителей еще больше впечатления, я делал больше, чем они задавали нам. Моя отлично выполненная домашняя работа вызывала их восхищение и одобрение, а я чувствовал себя очень счастливым. И я, как и планировал, стал не только лучшим в классе, но и в вообще среди всех первоклассников нашей школы.

В нашей школе было три первых класса по четырнадцать учеников в каждом. У нас действовала бальная система на все три класса. И в вестибюле школы был магический измеритель первенства. Среди нашего потока первым всегда был я, солидно оторвавшись от всех остальных.

После первых двух месяцев учебы я так вошел во вкус побед на учебном поприще, что стал пренебрегать занятиями музыкой. Однако поскольку у меня были большие способности к ней, я не особенно сдал в успеваемости.

Было бы ошибкой предполагать, что я только учился и учился. Ко мне в гости иногда приходили друзья: Том и Дэн. Они наведывались ко мне вдвоем или по отдельности. Мои родители были очень рады, что я так быстро нашел друзей.

Два моих друга были разными. Дэн был живым, подвижным балагуром, большим любителем пошутить. Том был более спокойным и даже несколько молчаливым. Он, как и я, был из волшебной семьи, которая проживала в большой квартире, в доме с лифтером и консьержем. Дэн же был магглорожденным и жил в маггловской части Верхнего Вест-сайда, в большом шикарном доме с прислугой. Иногда он рассказывал нам об обычаях американских магглов, и мы с Томом удивлялись.

* * *

Как-то раз в ноябре я в мирном и благодушном настроении сидел один в библиотеке и читал книгу. Это был великолепный теплый и солнечный день, в воздухе пахло пожухлой листвой и пылью. На ближайшем ко мне столе стояла ваза, с неизвестными мне тогда оранжевыми цветами, которые так хорошо сочетались с красками осени. Теплый ласковый ветер проникал в открытое окно, сообщая мне свои тайны, будто уговаривая выйти на улицу и пообщаться с ним. Завороженный его шепотом, я поднялся, отложив книгу.

Распахнув окно пошире, я подставил лицо ветру. Он будто понял меня, поприветствовав новым манящим потоком, отдающим запахом пыли и едва уловимым ароматом дыма. Я смотрел на улицу, где прямо напротив окна библиотеки рос клен, покрытый прекрасной желто-бордовой листвой. Яркое осеннее солнце, лаская его, делало крону будто светящейся, а ветер колыхал листву, заставляя крону разговаривать с ним. Я смотрел на все это и думал, что никогда не видел ничего прекраснее. Захотелось оказаться внутри этой кроны, чтобы эти прекрасные листья танцевали вокруг меня, а теплый ветер рассказывал мне свои истории. Я вытянул руку, будто желая потрогать то, до чего нельзя было дотронуться. Закрыл глаза, слушая ветер, и внезапно ощутил легкое нежное прикосновение. Я открыл глаза через несколько секунд и замер.

По библиотеке стройными рядами кружили желтые и бордовые листья. Я сделал рукой неопределенный жест, и часть их проследовала к ней. Я понял руку вверх, и поток устремился под потолок; сделал вращательное движение рукой, и листья последовали за ней.

«Ха!» — изумился я, и из моего рта вырвался мощный поток воздуха, который отбросил кружащиеся в воронке листья к дальней стене.

Я смотрел на все это с открытым ртом.

В тот момент я подумал, что, возможно, это пробуждение магии. И оно было другим. Мирным. Когда магия пришла ко мне в первый раз — это было пугающим. Сейчас же я будто встретился с красотой и понял, что она может общаться со мной.

Я стоял посреди библиотеки и просто наслаждался моментом, не в силах оторвать свой взор от увиденного.

Затем все закончилось. Листья просто упали на пол. А мне стало грустно. То, что произошло, было так чудесно, что я был не в силах это передать. Будто и вправду соприкасаешься с чем-то волшебным. Но не с тем волшебством, что являлось технологией и которое можно объяснить. Не с тем волшебством, которое постигали волшебники, стараясь овладеть и поставить себе на службу. Это было магией совершенно другого порядка. Неизведанным, неуловимым и прекрасным.

Я не рассказал родителям, что случилось. Это было слишком личным. Но они, скорее всего, и так все поняли, когда увидели гору листьев на полу библиотеки. Они не сказали мне ни слова в упрек, не задали неудобных вопросов, лишь загадочно улыбнулись.