Посмотри в глаза чудовищ (джен)

Солнце било в лицо Гарри, и всё вокруг сквозь сомкнутые веки казалось красным. Кажется, Гарри не лежал, а полусидел, опираясь на… на… на что-то очень, очень живое. Смерть и холод, наполнявшие Гарри, тихо таяли под касанием этого живого, и он подался назад, вжимаясь в него. Жизнь постепенно возвращалась, и вместе с ней на Гарри вновь обрушилась острейшая вина. Он отдал этим тварям сына. Маленького мальчика, которого обязан был защищать, любить, оберегать — а он просто взял его и отдал на кормление.

Глаза защипали едкие горячие слёзы, и Гарри сперва зажмурился, а затем открыл их и часто-часто заморгал, отворачиваясь от слепящего солнца.

— Я говорил вам, — сказал Мальсибер, на чьём лице сейчас ясно проступило сочувствие, и в его чёрных глазах Гарри распознал вдруг боль, — ребёнок — очень неудачный выбор. Не нужно было.

Он был очень близко… слишком близко, и Гарри отодвинулся и проговорил непослушными губами:

— Не ваше дело.

— Вы позволите помочь вам? — мягко спросил Мальсибер, но Праудфут, оказавшийся по другую сторону от Гарри, буквально прорычал:

— Не лезь к нему!

— Я предлагаю помощь, — неожиданно зло сказал ему Мальсибер. — Навредить аврору мне не даст контракт. Да Бастет, приведите тогда сюда целителя хотя бы! — потребовал он, и Гарри вяло запротестовал:

— Не надо. Никому не нужно знать об этом. Я… нормально.

Его мутило — недостаточно сильно, чтобы вырвать, но довольно, чтобы ни о чём другом Гарри толком не мог думать. Его ноги всё ещё были ватными, а руки тяжёлыми и, кажется, дрожали, и он весь был покрыт холодным липким потом. А перед глазами стоял Джеймс, раздираемый на части дементорами.

— Я действительно хочу помочь, — просяще проговорил Мальсибер, и Гарри сдался — потому что сейчас ему было просто всё равно.

— Помогите, — хрипло сказал он.

И… ничего не произошло: Мальсибер даже не пошевелился, продолжая, оказывается, держать его за плечи, однако тошнота почти что отступила, а главное — Гарри смог, наконец, вздохнуть нормально, и заполонившие его вина с отчаянием улеглись, не до конца, конечно, но, по крайней мере, он опять мог думать.

— Дальше сами, — негромко проговорил Мальсибер, слегка отодвигаясь от него, и Гарри непонимающе сморгнул.

— Что? — спросил он — снова хрипло, и почувствовал, как саднит горло.

— Вам нужно домой, — сказал Мальсибер, садясь на траву рядом с ним и убирая руки, которые, оказывается, до этого момента поддерживали Гарри. — И отогреться. И вам станет лучше, а потом и вовсе всё пройдёт. Это просто воспоминание. Патронус.

— Как вы справились? — спросил Гарри, хватая его за запястье. — Всё это пережили? Сами? Столько раз?

Краем глаза он заметил, как Праудфут подался к нему, но вмешиваться пока не стал.

— Я не уверен, что я это пережил, — ответил Мальсибер очень серьёзно, глядя на Гарри, но не в глаза. — Но и к такому привыкаешь. Вам, впрочем, не придётся.

— Почему вы не сказали нам? — спросил Гарри. Его раздражала невозможность поймать взгляд Мальсибера, и он всё не оставлял попыток, но у него ничего не выходило. — Почему вы сразу не сказали? Или не сразу, но когда стало понятно, что это надолго?

— Не захотел, — Мальсибер усмехнулся. — И потом, разве меня кто-то спрашивал?

— А мы ещё вас спрашивать должны, — зло буркнул Праудфут.

— Ну что вы, — мягко возразил Мальсибер, оторвав, наконец, свой взгляд от Гарри и переведя его на Праудфута. — Не должны, конечно. Вы встать можете? — спросил он Гарри, снова глядя на него. Праудфут поднялся и протянул Гарри руку, тот схватился за неё и встал — голова резко закружилась, и ему пришлось немного постоять, чтобы прийти в себя. Странно, но вместе с головокружением ушла — уже совсем — и тошнота, и теперь Гарри ощущал себя просто уставшим и голодным. Почему-то. Впрочем, идти он вполне смог самостоятельно, даже не опираясь на подставленную руку Праудфута.

Мальсибер тоже встал и, пропустив Гарри с Праудфутом вперёд, неторопливо двинулся за ними. Гарри было неуютно чувствовать его за своей спиной, и он несколько раз оборачивался, и в конце концов Праудфут предложил:

— Перегнать его вперёд?

— Да нет, — отказался Гарри. — Нет, зачем. Я просто… — он повёл плечами. — Не знаю. Я не понимаю.

— Думаешь, ударит в спину? — с сомнением спросил Праудфут.

— Да нет, — вяло удивился Гарри и повторил: — Я просто его не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — хмуро спросил Праудфут, и Гарри подумал, что, пожалуй, на его месте Сэвидж бы сказал что-нибудь вроде: «Чего там понимать-то».

— Ну ему же дела до нас нет, — сказал Гарри. — И я думаю, что он тебя не любит.

— Взаимно, — не сдержался Праудфут.

— Тогда почему он всё это устроил? — спросил Гарри. — Ему же всё равно, что с тобой будет — он даже должен радоваться, по идее, твоим проблемам. Так чего он вдруг упёрся?

— Пикси его знает, — недовольно сказал Праудфут. — Красуется.

— Перед кем? — даже улыбнулся Гарри. Они дошли до палатки, и он, открыв дверь, пропустил перед собою Праудфута и снова оглянулся. Мальсибер был слишком далеко, чтобы его ждать, и Гарри зашёл внутрь, прикрыв дверь — и сразу получил в лицо комок пыльцы — вокруг застрекотали, и он мог поклясться, что фейри над ним смеются. Он фыркнул, отплёвываясь и, ругаясь, принялся стирать пыльцу ладонями — и получил ещё один комок. А потом ещё. И…

И вдруг всё стихло, и комки пропали — и Гарри, как раз стеревший, наконец, пыльцу достаточно, чтобы она не сыпалась в глаза, увидел вошедшего Мальсибера, остановившегося на самом пороге.

— Вас и они тут слушаются? — спросил Гарри, запоздало вспомнив о платке в кармане. Он всё-таки достал его и принялся стирать с лица остатки пыльцы.

— Они не любят меня расстраивать, — сказал Мальсибер. — Мне казалось, мы договорились, что они не трогают вернувшихся с кормления авроров, — сказал он чуть громче. Откуда-то из-под потолка раздался слабый стрёкот, и в палатке снова стало тихо.

— Какой вы страшный, — саркастически заметил Праудфут.

Мальсибер улыбнулся:

— У меня же с ними нет контракта. Конечно же, я страшный. Бу-у! — он вскинул руки, изображая привидение, и, беззвучно рассмеявшись, помахал ими, шевеля пальцами. — И поэтому, надеюсь, это безобразие больше не повторится, — сказал он весело куда-то вверх, но от этого веселья почему-то у Гарри по спине пробежал лёгкий холодок. — Мистер Поттер, вам бы в самом деле отдохнуть, — обратился Мальсибер уже к Гарри своим обычным тоном. — Два раза в две недели — это слишком.

— Я в порядке, — зачем-то возразил Гарри, хотя, конечно, он в порядке не был.

— Не дразните госпожу Фортуну, — серьёзно проговорил Мальсибер. — Она римлянка, а они терпением не отличаются. Вам нужно отогреться, если вы не хотите в следующий раз получить облачко пара вместо вашего оленя. Был бы я вашим начальником — я бы и назавтра вас оставил дома.

— Мы вас слышим, — сказал Праудфут. — Спасибо за заботу, и могли бы вы оставить нас?

— Конечно, — Мальсибер коротко склонил голову. Потом подошёл к столу, собрал что-то себе на тарелку, налил кофе — и ушёл к себе, неслышно притворив за собой дверь.

— Идём, я провожу, — сказал Гарри Праудфут. — Не надо тебе сейчас аппарировать.

— А я же не могу уйти, — сообразил вдруг Гарри. — Я же тут дежурю и не могу тебя оставить одного. Я просто пойду отдохну там, — он кивнул в сторону свободных комнат.

— Я тебя сейчас за шкирку оттащу, — пообещал Праудфут. — С дежурством разберёмся как-нибудь. Пошли! — приказал он, и у Гарри внутри стало тепло-тепло. Что там думал о нём Робардс, он не знал, а вот Праудфут в него, бесспорно, верил. И заботился — как заботятся о своих.

Так что Гарри спорить с ним не стал и послушно позволил аппарировать к самому его дому на Гриммо и даже попросил:

— Ты мог бы Джинни объяснить? Сил нет.

И потом слушал с тем же тёплым ощущением внутри, как Праудфут с ней говорит, и как, уходя, прощается и обещает вечером узнать, как тут у них дела.

Когда он ушёл, Джинни подошла к Гарри и обняла, и, дойдя вместе с ним до дивана, уселась рядом и, обняв, шепнула, ласково его целуя:

— Ты зачем соврал, а?

— Я не врал, — лениво запротестовал Гарри, закрывая глаза и прислушиваясь к её мягким тёплым поцелуям.

— Ты сказал, что просто подежуришь, — в голосе Джинни не было ни капельки упрёка. — И соврал. Ты врун, — она погладила его по волосам, и Гарри согласился:

— Врун. Но ты же всё равно любишь меня?

— Я даже, может быть, не всё равно, а именно, — в её голосе была улыбка, и Гарри тоже улыбнулся.

Ему совершенно не хотелось двигаться, говорить и даже думать, а хотелось так сидеть и просто чувствовать и слушать. Он ещё успел подумать, что, наверное, нехорошо будет просто взять и так уснуть — а когда проснулся, было уже утро, и он лежал в кровати рядом с Джинни.

Она ещё спала, и Гарри, повернувшись к ней, лёг поудобнее и долго так лежал, разглядывая ту половину её лица, что виднелась из-под спутавшихся длинных волос. А потом дверь тихо открылась, и в комнату буквально просочился Джеймс в короткой белой рубашке с ярко-красным кроликом. Увидев, что Гарри уже проснулся, он с восторженным восклицанием добежал до кровати, прыгнул на неё, упал животом, вскарабкался и радостно плюхнулся между родителями. Джинни, разумеется, проснулась, но встать никто из них даже не подумал. Не так уж часто доводилось им валяться вот так, вместе, никуда не торопясь — и Гарри впервые с момента своего отстранения подумал, что, пожалуй, в нём есть и плюсы.

Они провалялись почти до девяти часов, и лежали бы и дольше, если бы Джеймс категорично не потребовал еды — и только тогда Гарри понял, что он тоже голоден. И сильно голоден! Ему так хотелось сделать что-нибудь хорошее для Джинни, что он, натянув брюки, взял было Джеймса и заявил, что завтрак приготовит сам.

— Это нечестно! — заявила Джинни, приподнимаясь на локтях. — Почему его все и всегда таскают на руках! А я?

— Иди сюда! — Гарри рассмеялся и, вручив ей Джеймса, подхватил на руки их обоих и торжественно отнёс на кухню, где наколдовал кресло, в которое и усадил их. После чего со знанием дела поджарил на одной сковороде бекон, на второй — яичницу, затем сам накрыл на стол, порезал хлеб, и сыр, и ветчину, и обнаруженные на леднике помидоры, видимо, из Норы, потому что очень похожими, он помнил, их угощала как-то Молли.

Они заканчивали завтрак, когда сработали чары, оповещавшие о том, что кто-то вышел из камина, и Гарри тут же аппарировал в гостиную, благо, внутри дома это сделать было можно — и увидел Робардса.

— Извини, — сказал тот, — что я без предупреждения. Решил зайти сам, а не писать. Поговорим?

— Конечно, — непослушными губами проговорил Гарри, чувствуя, как становятся ватными его ноги и сердце бьётся где-то в горле.

Потому что такой внезапный визит главного аврора вряд ли мог значить что-нибудь хорошее.