Я не я, и Коноха не моя (джен)

Возвращаться домой было странно. За три года в пути Хару Сенджу уже привык и к пыли дорог, и к тому, что отца постоянно приходится выручать из очередной передряги. Вообще Хару порой сомневался, кто же из них взрослый.

Ну уж точно не жабий санин, который мог напиться и забыться, а ты пойди и поищи его, хорошо если просто по кабакам, так его и в бор… в менее приятные места заносило!

В свои неполные четырнадцать лет Хару в каких только злачных местах не побывал. Проще сказать, где не бывал — например, в закрытой части лаборатории Орочимару, на то она и закрытая, впрочем, чтобы даже лишняя змейка не проскочила.

И зачастую именно ему приходилось решать вопросы с требующими расчёта и/или компенсации владельцами питейных заведений, сутенёрами и кредиторами. Последние донимали его лично, когда он имел несчастье представляться фамилией Сенджу. Что поделать, у матушки были свои тёмные стороны, и, честно, Хару даже не знал, что хуже — пристрастие к игре в рулетку или же «сбор материала для новой книги».

Во всяком случае, мать деньги скорее тратила, нежели зарабатывала. Тогда как отец, периодически исчезая с миссиями разведки, возвращался не только с добытыми таким образом ценными сведениями, но и с вдохновением для книг, гонорары с которых и составляли большую часть их семейного бюджета (тут же улетавшего в трубу с несчастливой руки патологической игроманки-матери). И да знала Цунаде, как он это вдохновение добывал, разумеется, знала. И даже стабильный заработок её не всегда останавливал от "профилактической беседы". Угу, с кулаками. Правда, держать удар отец Хару, конечно же, умел — вот и превращалось всё в жаркую тренировку.

Почему, спросите, Сенджу не могла остановиться? Ну, а смысл? Счета ведь оплачивались в конце-то концов, а патологические склонности сложно побороть. Отказывать жене Джирайя не умел, да и не рисковал особо-то, смотрел, но не щупал — черты, в общем-то не переходил, после которой кулаки любимой становились мощными как скала... К тому же, насколько знал Хару, ему больше нравился сам, кхм, творческий процесс, а не финансовый результат, потому за возможность и дальше заниматься «сбором информации» он многое готов был отдать. А жене козырял, что вытаскивает из её долгов. Хитёр, да.

Вообще же у его родителей были странные отношения. Они вроде как и любили друг друга, но порой грызлись так, что приходилось менять крышу над головой. В буквальном смысле. Пробивали на раз-два кровлю. А то и стены и вообще... Бурно сорились, так же страстно и мирились, порой забывая, что виновник этого парада рядышком. Почему виновник? Ну так... Сошлись-то друзья-товарищи по залёту,

что и не скрывали от Хару. Правильно в принципе. У ниндзя же как... любая информация может быть использована против тебя, особенно, если ты молод и нестабилен. А он изначально знал. Не из-за чего психовать, да.

Хотя, пожалуй, Хару им даже был благодарен. Живя как на вулкане, понемногу привыкаешь особо не обрастать вещами, да и ценить больше не материальное, а то, что и ни за какие рё не купишь.

Пусть сумасшедшая, но у Хару любящая семья. И это факт. Отец, как бы сильно не напивался, дальше облапывания «материала» никогда не заходил, а мать всегда (почти) била последнего лишь в четверть силы.

Один — извращенец, вторая — игроманка, раз в квартал бравшая две недели отгулов в госпитале, где работала без выходных, и просаживавшая деньги за пределами Конохи (которая, конечно же, представляла собой ту самую дыру, где не то что нормального казино, даже карточного клуба не наблюдалось, хотя она умудрялась играть в лотерейки и в Конохе)… Несмотря на все свои прибабахи, его родители были ещё самыми адекватными в тройке Великих санинов.

Живший на отшибе Орочимару производил впечатление безумного учёного из комиксов. Вот только то комиксы, а здесь жизнь. И Хару справедливо побаивался змеиного санина, который занимался не пойми чем, но о котором ходили мрачные слухи, каждый из которых был нелепее и страшнее предыдущего.

Впрочем, насколько Хару мог судить по настороженному отношению родителей к бывшему сокоманднику, по крайней мере, часть из них была правдой. Вот только действовала лаборатория Орочимару под весьма явным покровительством Четвёртого Хокаге, к которому сам Сенджу также испытывал смешанные чувства.

Минато Намикадзе был учеником его отца, единственным выжившим учеником, что возвращало к разговорам о пророчестве жабьего мудреца, о котором, впрочем, сам Джирайя упоминал всё реже. Четвёртого называли Жёлтой Молнией и он был легендой. Его политика нравилась далеко не всем, но была действенной. Коноха при нём не вела войны, по крайней мере, полномасштабной, о том же, что на самом деле творилось за кулисами, Хару знал: всё же это его отец имел обширную агентурную сеть проституток почти во всех Великих Странах.

Это в старых хрониках Четвёртый казался героем в сияющих доспехах, хотя и там он им не был. Нельзя остаться чистеньким, когда вокруг война. Нельзя остаться непричастным, когда и в самой Конохе зрело восстание. Потеряв семью, Минато Намикадзе стал жёстче и беспринципнее. Отец говорил, что он «утратил своё солнце», Хару же их хокаге казался сломленным. Вряд ли иначе он спелся бы с Орочимару. Вряд ли бы иначе он убил бы своего друга Фугаку Учиха. Сколько же вокруг Четвёртого звенело этих "иначе"?

Но и, необходимо признать, бремя ему досталось тяжкое. Невероятно сложное для взвешенных решений... Но он их делал, порой настолько, что казалось вешает души в граммах... Говорили, в тот день Девятихвостого выпустил кто-то из Учиха. Четвёртый же официально объявил, что видел человека в маске, и только его отцу рассказал, что уловил в прорезях алый отсвет, так, как если бы то был шаринган. Хару сомневался, что источником слухов послужил Джирайя. Те шиноби, кто хоть немного помнил историю, и без того знали, кто в своё время брал под контроль Лиса. Слухи наводнили Коноху с новой силой благодаря тому, сколь пытливо Анбу и Хокаге лично рыскали после в квартале Учиха, словно пытаясь опознать нападавшего.

Всё это подлило масла и в без того чадящий огонь. О готовящемся восстании Четвёртого предупредил Итачи Учиха, самый молодой капитан Анбу и, как ни странно, старший сын главы клана — как и о приказе занимавшего пост Советника Данзо. Последний желал, чтобы Итачи вырезал свой клан и стал нукенином, взяв всю вину на себя. Так ведь и Коноха чистенькая (внутренние дела сумасшедшего семейства Учиха, что поделать), и угроза истреблена на корню.

Каким бы мрачным типом Четвёртый не стал, на это он не пошёл. Разговор со старым другом Фугаку закончился тем, что у клана сменился лидер, а у Орочимару «прибавилось трупов в лаборатории». Раскрытие их плана, предательство Итачи, а также смерть главы клана и по совместительству лидера восстания привели к тому, что наиболее воинственно настроенная треть клана всё же поднялась против Конохи. Говорили, это были те, кому и так нечего было терять. Те, кто давно готовился и подзуживал Фугаку на этот шаг, те, кого вряд ли бы стали щадить. Их и не стали.

Итачи был изгнан Учиха, номинально главой клана стал его брат Саске, реально же — каким-то чудом уцелевший Шисуи Учиха (отчего Итачи вдруг ослеп на один глаз, волновало многих, но мало кто решался спросить). Полиция Конохи оказалась расформирована, её функции переданы специальному подразделению шиноби, в которое могли попасть представители любого клана либо вообще бесклановые. Часть Учиха интегрировалась туда, не оставаться же без работы. Место Данзо в Совете было отдано Шисуи, чтобы хоть немного скрасить недовольство Учиха... Но это вызвало недовольство Хьюга, впрочем, те о нём не уведомили.

С расселением квартала Учиха на отшибе сделать было уже ничего нельзя, все земли в центре имели собственников, однако Шисуи с позволения Четвёртого разрешил всем желающим членам клана селиться за пределами их квартала. Воспользовались предложением немногие.

Напряжённость в Конохе никуда не делась, хотя и протекала вяло и в скрытой форме. Но Хару видел, как шептались за спиной его одноклассника Саске, разом приобретшего статус будущего главы неблагонадёжного клана. Подобного внимания не избежал и парень на класс их старше — Неджи Хьюга, рождённый вообще-то в побочной ветви, но после похищения наследницы принятый в главную семью.

Тот инцидент с Хьюга вошёл… нет, не в учебники, но помнили об этом все. Давний конфликт со Скрытым облаком не был полноценной войной, скорее, очередной стычкой старых неприятелей. Однако от предложенного подписания мирного договора Коноха отказываться не стала, хотя то, что соблюсти формальности решили на их территории, а не на нейтральной, должно было насторожить.

Четвёртого это и насторожило. Настолько, что в ночь прибытия гостей он созвал у себя не только Совет, но и глав наиболее крупных кланов. Был у него и Хиаши Хьюга, наутро обнаруживший исчезновение своей четырёхлетней дочери. Делегация Облака изображала вежливое недоумение и вела себя так, словно была совершенно не при делах.

Клан Хьюга требовал выдать им делегатов, однако Четвёртый, не желая лишний раз провоцировать Райкаге, отказал. В ходе проведённого расследования не было найдено никаких доказательств причастности шиноби Облака, однако все знали виновных. Но никто ничего не мог сделать. С тех самых пор и клан Хьюга попал в категорию не самых благонадёжных.

Коноха была не самым счастливым местом на земле. Четвёртому пришлось стать куда осторожнее не только во внутренней, но и во внешней политике, ведь откуда-то в мир утекла информация о том, что Девятихвостый мёртв, навеки запечатан в желудке Шинигами. По сравнению с тем же Облаком и их двумя Джинчуурики, Коноха проигрывала в этом показателе. Внутренняя же политика строилась на усилении роли бесклановых шиноби, а также всяческой поддержке не самых сильных, но вместе с тем многочисленных кланов. Что до Великих, им приходилось мириться, что их оттенили, ради выживания. Усилилась роль внутренней разведки и исследовательского центра Орочимару. Хару слышал, как родители между собой с горечью обсуждали, что Минато постепенно ступает по той же дорожке, что и уничтоженный им Данзо.

Воображение у Сенджу было хорошим (всё-таки батя писатель и извращенец), а потому, вернувшись домой, отчасти он опасался застать на месте хокаге закутанного в бинты Четвёртого, прячущего под ними что-то пострашнее увечий — не зря же Намикадзе с нестареющим Орочимару снюхался… Мама, вот та тоже внешне никак не менялась и вполне могла сойти за старшую сестру Хару, но у неё это хотя бы объяснялось старой бабкиной печатью бьякуга, а вот какие там обряды проводил змеиный санин, оставалось загадкой.

И хотя Коноха была не самым счастливым местом на земле, Хару её любил. Это он понял, проведя почти три года вне её стен. Вряд ли кто-то из его сверстников мог похвастаться подобным: самые долгие миссии шиноби могли занимать месяцы, но никак не годы. Вот только на сей раз папаня действительно разозлил маманю… Ох, не следовало ему пускать слюни на Мизукаге, явившуюся на очередной экзамен на чуунина, ой, не следовало! Одно дело обычные похождения бати, но к красавице и умнице Мэй мама приревновала всерьёз.

Потому неудивительно, что Джирайя тут же выбил у хокаге миссию без временных ограничений. Удобно иметь ученика в хокаге, мда. Расчёт на то, что Сенджу вскоре успокоится, в общем-то оказался верным… вот только отец не учёл того, что Хару, смекнув, кого в отсутствии любимого объекта для оттачивания языка будет пилить мать, увяжется за ним. А уж простить то, что «старый извращенец ещё и ребёнка за собой по наклонной потащил», для Цунаде оказалось куда сложнее. Но, к счастью, не невозможно.

Возможно, Хару и ощущал некоторое подобие стыда, но оно быстро проходило, стоило ему в очередной раз огрести от толпы разъярённых девиц. Те, обнаружив, что за ними кто-то подглядывал, колотили не только Джирайю, но и ошивавшегося неподалёку Хару, хотя младший Сенджу был вообще не при делах. Точнее — он своего старика даже урезонить иногда пытался.

Парадоксально, но сам Хару не унаследовал пороков своих родителей. По крайней мере, ничего подобного он пока в себе не обнаруживал. Порой Хару даже сам себе казался чересчур скучным, но тут же себя одёргивал. Кто-то же должен быть нормальным и следить за всем этим безобразием. Причём не только в семье, деревня же тоже... большая семья.

Он был младше всех в своём выпуске, в основном — на два года. Не гений, конечно, как Какаши Хатаке и Итачи Учиха, но всё же… В команде семь ему приходилось следить за Саске Учиха (братцем гения и вообще с ним всё сложно) и Сакурой Харуно (милой, в общем-то девицей, почти разумной, но именно, что почти!), постоянно норовившими доставить ему проблем. Чудили они по-разному: Саске отличался патологической и почти нескрываемой ненавистью к своему изгнанному из клана старшему брату (разумеется, Итачи) и к Четвёртому (долгая история), Сакура же была безнадёжно влюблена в Учиха (и в этом была её основная проблема).

От всех них было много проблем, и всё же Хару скучал по ним. По своей, действительно, своей команде. Несмотря на всю свою вредность, у Саске были и положительные стороны. Сакура же, познакомившись и проникшись матерью Хару, стала значительно более приятной в общении. Вот лучше б та и, правда, мечтала стать самой крутой куноичи, чем сохла по никого и ничего не замечавшему, кроме своей ненависти, Саске! И ведь нашёл же кого ненавидеть... Хокаге и его верного Анбу, впрочем, у него были основания. Это понимал и Четвертый, но и его терпение было не безгранично, хотя... Учиха ничего и не предпринимал. Пока. И Хару боялся, что однажды предпримет и закончит как его отец, Фугаку.

Друзьями не разлей вода их команду назвать было нельзя, однако экзамен на чуунина с первой попытки сдала вся троица. Правда, сдавали они его не через первые полгода после выпуска, а через год, всё же их сенсей был знатным перестраховщиком… Именно после экзамена Хару и увязался за отцом: команду всё равно бы расформировали, Сакура поступала в полное распоряжение госпиталя, намериваясь стать как его мать — ниндзя-медиком, а Саске — клана, всё ж-таки наследник. Ему же самому просто некуда было податься.

Ну не подглядывать же за дамами, продолжая семейный бизнес по написанию эротики? И не ошиваться в госпитале, к чему у него хоть и были способности, но не было тяги. Хару лишь хотел, чтобы его семья, друзья и Коноха процветали. Но чтобы это произошло — одного желания мало. Надо учиться. Вот он и учился. Дальше, чем могла предложить ему в Конохе система. У отца — не самого плохого сенсея. Тот уже вырастил одного хокаге... Чем Хару хуже?!

И вот он вернулся. Спустя три года. Вернулся не потому, что нельзя было и дальше странствовать по свету, следуя за горящими пятками отца (что пока не рисковал проверить насколько унялся гнев Цунаде), а потому что увиденное требовало срочного и личного доклада самому хокаге.

Так, в тот день отец отправился сразу к Четвёртому, в то время как Хару направился на скалу с ликами предыдущих хокаге. Это было его любимое место. Тихо, спокойно и видна вся деревня. Можно было попытаться разглядеть, что изменилось за их отсутствие. По обыкновению он забирался на голову ко Второму и мечтал… Не то, чтобы он так уж и мечтал стать Пятым Хокаге, но отказываться точно бы не стал. Врождённое чувство ответственности за окружающих (даже если те старше и вообще его родители!) и обострённое — справедливости мешали спокойно жить.

Все Хокаге хотели лучшего для деревни, но в какой-то момент жизнь опускала их со скалы на землю. Точнее под землю. Почему он решил, что может стать исключением? Это было глупо… Крайне. Но Хару раз за разом приходил сюда и думал о том, что именно он бы изменил.

Ведь что мать, что отец — оба стояли в стороне. Да, Цунаде возглавляла госпиталь и хорошо знала своё дело, но она была внучкой Первого и самой сильной куноичи в истории, а значит могла большее. Да, Джирайя многое делал в плане разведки, но и он был сильным шиноби, немногим слабее своего ученика Четвертого… Однако родители почему-то только и говорили о том, что Минато уже не тот, что был прежде, но ничего, совсем ничего, не предпринимали. По крайней мере, насколько знал Хару, а ведь он мог что-нибудь и упустить. Но ничего ведь не менялось! Ни в Конохе, ни в его жизни.

Он ещё мог понять мать: она боялась новой полномасштабной войны шиноби и того ужаса, что та за собой принесёт. Потому-то хоть и недовольно бухтела на Минато, но ничего не предпринимала. Ведь Четвёртый тащил эту ношу и не ныл — насколько эффективно и какой ценой — вопрос значимый, но и иных кандидатур не было.

И мама точно не хотела бы, чтобы он становился хокаге, поэтому Хару по обыкновению ни с кем не делился своими планами. Она была последней из клана, некогда такого же многочисленного, как Учиха. Каково это вообще? Потерять всех… Говорили… Многое говорили. К примеру, то, что у её матери в последней войне погиб возлюбленный и что с его отцом они сошлись исключительно из-за окутавшей их безнадёги. Или что его родителей свела вместе история с Девятихвостым Лисом, убившим их учителя, Третьего Хокаге… Или что санины остались в Конохе на тот случай, если у Четвёртого всё же съедет крыша, да так постепенно и сблизились.

Самому Хару больше нравился последний вариант, единственное, что его в нём возмущало, так это то, что отчего-то они так ничего и не сделали… Спросить между тем, язык не поднимался. Ни разу. Уж больно грустно его отец смотрел на Четвёртого, а от матери за крамольные вопросы можно было и огрести. Да и у неё порой во взгляде жалость к хокаге проскальзывала. Конечно, она как внучка хокаге знала, каково это.

В любом случае, они с папой спустя три года странствий возвратились домой, и с довольно странными вестями. Группа нукенинов уровня S давно привлекала к себе внимание. Мало того, что они были лишним игроком (именно игроком, ведь в небольших скрытых деревнях редко находился и один шиноби уровня S, шиноби же, поправшие все правила, отступники без чести — опасны вдвойне), так ещё и начали перетягивать на себя действительно крупные заказы. И это било по бюджетам скрытых деревень.

Вот только что-то особо сделать с Акацуки (пафосное название, прямо как их униформа — черные плащи с кровавыми облаками — дизайнер был пьян или что похуже) не выходило ни у кого из Великих стран: те по-прежнему безобразничали, переманивая «крупных рыб» в свои сети, однако вскоре стал очевиден также нездоровый интерес последних к биджу… И это было совсем тревожно.

И хотя у Конохи больше не было Девятихвостого, а значит, вроде как, и переживать особо не нужно было, вот только… Вот только они с отцом совершенно случайно прямо на источниках столкнулись с парочкой нукенинов из Акацуки, и за то, что они остались живы, стоило отдельно воздать хвалу обратному призыву на гору Мьёбоку.

А сейчас, здесь в Конохе, один из этих нукенинов, почему-то повзрослевший с последний встречи лет на пятнадцать минимум, внаглую развалился на макушке каменного Четвёртого Хокаге, завернувшись в плащ с провокационной надписью «Седьмой Хокаге». Ну вот как тут реагировать?!