Я не я, и Коноха не моя (джен)

Возвращаться домой было странно. За три года в пути Хару Сенджу уже привык и к пыли дорог, и к тому, что отца постоянно приходится выручать из очередной передряги. Вообще Хару порой сомневался, кто же из них взрослый.

Ну уж точно не жабий санин, который мог напиться и забыться, а ты поди ищи его, хорошо если просто по кабакам, так его и в бор… в менее приятные места заносило!

В свои неполные четырнадцать лет Хару в каких только злачных местах не побывал. И зачастую именно ему приходилось решать вопросы с требующими расчёта владельцами питейных заведений, сутенёрами и кредиторами. Последние донимали его лично, когда он имел несчастье представляться фамилией Сенджу. Что поделать, у матушки были свои тёмные стороны, и, честно, Хару даже не знал, что хуже — пристрастие к игре в рулетку или же «сбор материала».

Во всяком случае, мать деньги скорее тратила, нежели зарабатывала. Тогда как отец, периодически исчезая с миссиями разведки, возвращался не только с добытыми таким образом ценными сведениями, но и с вдохновением для книг, гонорары с которых и составляли большую часть их семейного бюджета (тут же улетавшего в трубу с несчастливой руки патологической игроманки-матери).

Отказывать жене Джирайя не умел, да и не рисковал, к тому же, насколько знал Хару, ему больше нравился сам творческий процесс, а не финансовый результат, потому за возможность и дальше заниматься «сбором информации» он многое готов был отдать.

Вообще же у его родителей были странные отношения. Они вроде как и любили друг друга, но порой грызлись так, что приходилось менять крышу над головой. Живя как на вулкане, понемногу привыкаешь особо не обрастать вещами, да и ценить больше не материальное, а то, что и ни за какие рё не купишь.

Какая ни сумасшедшая, но у Хару была любящая семья. Отец, как бы сильно не напивался, дальше облапывания «материала» никогда не заходил, а мать всегда била последнего лишь в четверть силы.

Один — извращенец, вторая — игроманка, раз в квартал бравшая две недели отгулов в госпитале, где работала без выходных, и просаживавшая деньги за пределами Конохи (которая, конечно же, представляла собой ту самую дыру, где не то что нормального казино, даже карточного клуба не наблюдалось)… Несмотря на все свои прибабахи, его родители были ещё самыми адекватными в тройке Великих санинов.

Живший на отшибе Орочимару производил впечатление безумного учёного из комиксов. Вот только то комиксы, а здесь жизнь. И Хару справедливо побаивался змеиного санина, который занимался не пойми чем, но о котором ходили мрачные слухи, каждый из которых был нелепее и страшнее предыдущего. Впрочем, насколько Хару мог судить по настороженному отношению родителей к бывшему сокоманднику, по крайней мере часть из них была правдой. Вот только действовала лаборатория Орочимару под весьма явным покровительством Четвёртого Хокаге, к которому сам Сенджу также испытывал смешанные чувства.

Минато Намиказе был учеником его отца, единственным выжившим, что возвращало к разговорам о пророчестве жабьего мудреца, о котором, впрочем, сам Джирайя упоминал всё реже. Его называли Жёлтой Молнией и он был легендой. Его политика нравилась далеко не всем, но была действенной. Коноха при нём не вела войны, по крайней мере, полномасштабной, о том же, что на самом деле творилось за кулисами, Хару знал: всё же это его отец имел обширную агентурную сеть проституток почти во всех Великих Странах.

Это в старых хрониках Четвёртый казался героем в сияющих доспехах, хотя и там он им не был. Нельзя остаться чистеньким, когда вокруг война. Нельзя остаться непричастным, когда и в самой Конохе зрело восстание. Потеряв семью, Минато Намиказе стал жёстче и беспринципнее. Отец говорил, что он «утратил своё солнце», Хару же их Хокаге казался сломленным. Вряд ли иначе он спелся бы с Орочимару. Вряд ли бы иначе он убил бы своего друга Фугаку Учиха.

Говорили, в тот день Девятихвостого выпустил кто-то из Учиха. Четвёртый же официально объявил, что видел человека в маске, и только его отцу рассказал, что уловил в прорезях алый отсвет, так, как если бы то был шаринган. Хару сомневался, что источником слухов послужил Джирайя. Те шиноби, кто хоть немного помнил историю, и без того знали, кто в своё время брал под контроль Лиса. Слухи наводнили Коноху с новой силой благодаря тому, сколь пытливо Анбу и Хокаге лично рыскали после в квартале Учиха, словно пытаясь опознать нападавшего.

Всё это подлило масла и в без того чадящий огонь. О готовящемся восстании Четвёртого предупредил Итачи Учиха, самый молодой капитан Анбу и, как ни странно, старший сын главы клана — как и о приказе занимавшего пост Советника Данзо. Последний желал, чтобы Итачи вырезал свой клан и стал нукенином, взяв всю вину на себя. Так-де и Коноха чистенькая (внутренние дела Учиха, что поделать), и угроза истреблена на корню.

Каким бы мрачным типом Четвёртый не стал, на это он не пошёл. Разговор со старым другом закончился тем, что у клана сменился лидер, а у Орочимару «прибавилось трупов в лаборатории». Раскрытие их плана, предательство Итачи, а также смерть главы клана и по совместительству лидера восстания привели к тому, что наиболее воинственно настроенная треть клана всё же поднялась против Конохи. Говорили, это были те, кому и так нечего было терять. Те, кто давно готовился и подзуживал Фугаку на этот шаг, те, кого вряд ли бы стали щадить. Их и не стали.

Итачи был изгнан Учиха, номинально главой клана стал его брат Саске, реально же — каким-то чудом уцелевший Шисуи Учиха (отчего Итачи вдруг ослеп на один глаз, волновало многих, но мало кто решался спросить). Полиция Конохи оказалась расформирована, её функции переданы специальному подразделению шиноби, в которое могли попасть представители любого клана либо вообще бесклановые. Часть Учиха интегрировалась туда, не оставаться же без работы. Место Данзо в Совете было отдано Шисуи. С расселением квартала Учиха на отшибе сделать было уже ничего нельзя, все земли в центре имели собственников, однако Шисуи с позволения Четвёртого разрешил всем желающим членам клана селиться за пределами их квартала. Воспользовались предложением немногие.

Напряжённость в Конохе никуда не делась, хотя и протекала вяло и в скрытой форме. Но Хару видел, как шептались за спиной его одноклассника Саске, разом приобретшего статус будущего главы неблагонадёжного клана. Подобного внимания не избежал и парень на класс их старше — Неджи Хьюга, рождённый вообще-то в побочной ветви, после похищения наследницы был принят в главную семью.

Тот инцидент с Хьюга вошёл… нет, не во все учебники, но помнили об этом все. Давний конфликт со Скрытым облаком не был полноценной войной, скорее, очередной стычкой старых неприятелей. Однако от предложенного подписания мирного договора Коноха отказываться не стала, хотя то, что соблюсти формальности решили на их территории, а не на нейтральной, должно было насторожить.

Четвёртого это и насторожило. Настолько, что в ночь прибытия гостей он созвал у себя не только Совет, но и глав наиболее крупных кланов. Был у него и Хиаши Хьюга, наутро обнаруживший исчезновение своей четырёхлетней дочери. Делегация Облака изображала вежливое недоумение и вела себя так, словно была совершенно не при делах.

Клан Хьюга требовал выдать им делегатов, однако Четвёртый, не желая лишний раз провоцировать Райкаге, отказал. В ходе проведённого расследования не было найдено никаких доказательств причастности шиноби Облака, однако все знали виновных. С тех самых пор и клан Хьюга попал в категорию не самых благонадёжных.

Коноха была не самым счастливым местом на земле. Четвёртому пришлось стать куда осторожнее во внешней политике, ведь откуда-то в мир утекла информация о том, что Девятихвостый мёртв, навеки запечатан в желудке Шинигами. По сравнению с тем же Облаком и их двумя Джинчуурики, Коноха проигрывала в этом показателе. Внутренняя же политика строилась на усилении роли бесклановых шиноби, а также всяческой поддержке небольших, но вместе с тем многочисленных кланов. Усилилась роль внутренней разведки и исследовательского центра Орочимару. Хару слышал, как родители между собой обсуждали, что Минато постепенно ступает по той же дорожке, что и уничтоженный им Данзо.

Воображение у Сенджу было хорошим (всё-таки батя писатель и извращенец), а потому, вернувшись домой, отчасти он опасался застать на месте хокаге закутанного в бинты Четвёртого, прячущего под ними что-то пострашнее увечий — не зря же Намиказе с нестареющим Орочимару снюхался… Мама, вот та тоже внешне никак не менялась и вполне могла сойти за старшую сестру Хару, но у неё-то это хотя бы объяснялось печатью бьякуга, а вот какие обряды проводил змеиный санин, оставалось загадкой.

Коноха была не самым счастливым местом на земле, но Хару её любил. Это он понял, проведя почти три года вне её стен. Вряд ли кто-то из его сверстников мог похвастаться подобным: самые долгие миссии шиноби могли занимать месяцы, но никак не годы. Вот только на сей раз Джирайя действительно разозлил Цунаде… Не следовало ему пускать слюни на Мизукаге, явившуюся на очередной экзамен на чуунина, ой, не следовало! Одно дело обычные похождения его отца, но к Мэй Цунаде приревновала всерьёз.

Потому неудивительно, что Джирайя тут же выбил у Хокаге миссию без временных ограничений. Расчёт на то, что Сенджу вскоре успокоится, в общем-то был верным… вот только отец не учёл того, что Хару, смекнув, кого теперь будет пилить мать, увяжется за ним. А уж простить то, что «старый извращенец ещё и ребёнка за собой по наклонной потащил», для Цунаде оказалось куда сложнее.

Возможно, Хару и ощущал некоторое подобие стыда, но оно быстро проходило, стоило ему в очередной раз огрести от толпы разъярённых девиц. Те, обнаружив, что за ними кто-то подглядывал, колотили не только Джирайю, но и ошивавшегося неподалёку Хару.

Парадоксально, но сам Хару не унаследовал пороков своих родителей. По крайней мере, ничего подобного он пока в себе не обнаруживал. Порой Хару даже сам себе казался чересчур скучным, но тут же себя одёргивал. Кто-то же должен быть нормальным и следить за всем этим безобразием. Так, он был младше всех в своём выпуске в среднем на два года. Не гений вроде Какаши и Итачи, но всё же… В команде ему приходилось следить за Саске Учиха и Сакурой Харуно, постоянно норовившими доставить ему проблем. Чудили они по-разному: Саске отличался патологической и почти нескрываемой ненавистью к своему изгнанному из клана старшему брату и к Четвёртому, Сакура же была безнадёжно влюблена в Учиха.

От них было много проблем, и всё же Хару скучал по ним. Несмотря на всю его вредность, у Саске были и положительные стороны, Сакура же, познакомившись и проникшись матерью Хару, стала значительно более приятной в общении. Друзьями не разлей вода их команду назвать было нельзя, однако экзамен на чуунина с первой попытки сдала вся троица. Правда, сдавали они его не через первые полгода после выпуска, а через год, всё же их сенсей был перестраховщиком… Именно после экзамена Хару и увязался за отцом: команду всё равно бы расформировали, Сакура поступала в полное распоряжение госпиталя, а Саске — клана. Ему же самому просто некуда было податься.

И вот он вернулся. Спустя три года. Вернулся не потому, что нельзя было и дальше странствовать по свету, следуя за горящими пятками отца, а потому, что увиденное требовало личного доклада самому Хокаге. Отец отправился сразу к Четвёртому, в то время как Хару пошёл сюда. На скалу Хокаге. Это было его любимое место. Тихо, спокойно и видна вся деревня. По обыкновению он забирался на голову ко Второму и мечтал… Не то чтобы он так уж и мечтал стать Пятым Хокаге, но отказываться точно бы не стал. Врождённое чувство ответственности и обострённое — справедливости мешали спокойно жить.

Все Хокаге хотели лучшего для деревни, но в какой-то момент жизнь опускала их на землю. Почему он решил, что может стать исключением? Это было глупо… Крайне. Но Хару раз за разом приходил сюда и думал о том, что именно он бы изменил. Что мать, что отец — оба стояли в стороне. Да, Цунаде возглавляла госпиталь и хорошо знала своё дело, но она была внучкой Первого и самой сильной куноичи в истории. Да, Джирайя многое делал в плане разведки, но и он был сильным шиноби, немногим слабее Четвертого… Однако они оба почему-то только и говорили о том, что Минато уже не тот, что был прежде. Они ничего не предпринимали. По крайней мере, насколько знал Хару, а ведь он мог что-нибудь и упустить. Но ничего ведь не менялось!

Он ещё мог понять мать: она боялась новой полномасштабной войны шиноби и того, что та за собой принесёт. Мама точно не хотела бы, чтобы он становился Хокаге, поэтому Хару по обыкновению ни с кем не делился своими планами. Она была последней из клана, некогда такого же многочисленного, как Учиха. Каково это вообще? Потерять всех… Говорили… Многое говорили. К примеру, то, что у её матери в последней войне погиб возлюбленный и что с Джирайей они сошлись исключительно из-за окутавшей их безнадёги. Или что его родителей свела вместе история с Девятихвостым Лисом, убившим их учителя, Третьего Хокаге… Или что санины остались в Конохе на тот случай, если у Четвёртого всё же съедет крыша, так постепенно и сблизились. Самому Хару больше нравился последний вариант, единственное, что его в нём возмущало, так это то, что отчего-то они так ничего и не сделали… Спросить между тем всё время язык не поднимался. Уж больно грустно его отец смотрел на Четвёртого, а от матери за крамольные вопросы можно было и огрести.

В любом случае, они вернулись домой, и с довольно странными вестями. Группа нукенинов уровня S давно привлекала к себе внимание. Мало того, что они были лишним игроком (именно игроком, ведь в небольших скрытых деревнях редко находился и один шиноби уровня S, шиноби же, поправшие все правила, отступники без чести — опасны вдвойне), так ещё и начали перетягивать на себя действительно крупные заказы.

Вот только что-то особо сделать с Акацуки (пафосное название, прямо как их униформа!) не выходило ни у кого из Великих стран: те по-прежнему безобразничали, переманивая «крупных рыб» в свои сети, однако вскоре стал очевиден также нездоровый интерес последних к биджу…

У Конохи больше не было Девятихвостого, а значит, вроде как и переживать особо не нужно было, вот только… Вот только они с отцом столкнулись с парочкой нукенинов из Акацуки, и за то, что они остались живы, стоило отдельно воздать хвалу обратному призыву на гору Мьёбоку. А сейчас один из этих нукенинов, почему-то повзрослевший с последний встречи лет на пятнадцать минимум, внаглую развалился на макушке Четвёртого Хокаге, завернувшись в плащ с провокационной надписью «Седьмой Хокаге». Ну вот как тут реагировать?