Старушка Петти (джен)

Дом стоял на тихой улочке сонного городка. Он был небольшим и немного потрепанным временем, участок перед ним — неухоженным, а с забора облезала некогда белая краска. Но усталой от всех прежних и будущих забот Петунье было главным то, что он был. Как можно дальше от Вернона. Он посмел называть их сына, нет, её сына ненормальным! Она тогда еле сдержалась, чтобы не размозжить его огромную голову. Магия внутри нее, еще нестабильная, бушевала, она еле сумела ее сдержать. Если раньше она еще верила в то, что сможет удержать семью, пусть и навязанную, то теперь все это рухнуло. Хорошо, что ей было куда бежать, а то еще одну ночь в этом ненавистном лживом доме она бы не выдержала. Покупка пока не была совершена, они не успели ничего оформить, и потому вокруг дома ходили Церера с Янусом, накладывая магглоотталкивающие и отвлекающие чары. По факту, они незаконно вселялись в этот дом, но больше ей с детьми идти было некуда. Мальчишки сперва были потрясены происходящим в доме Дурслей, а затем — переносом в странное место, полное необычных людей, которые в семье до сего дня почитались ненормальными и от которых стоило держаться подальше. Сейчас они смотрели на колдующих волшебников устало, как на героев некого спектакля, невольными участниками которого они стали.

— Мы на связи, Петти, — тихо сказала Церера, когда они с братом закончили, и обняла Петунью. — Держись, старушка. Завтра поговорим?

— Да, завтра поговорим. Спасибо вам.

Взрослые распрощались и два незнакомца просто исчезли. Гарри устал удивляться. Рядом стоял хмурый и до сих не произнесший ни слова Дадли, и это пугало больше выкрутасов тети. Петунья подошла к притихшим мальчикам, стоящими около чемоданов и неловко махнула рукой в сторону дома.

— Дадли, Гарри, пока что мы будем жить здесь, раз уж все так получилось. Там, конечно, не убрано, но ночь мы перекантуемся.

В руках у Петуньи была волшебная палочка, привлекшая внимание племянника. Взмахнув ей, она перенесла наскоро собранные чемоданы на крыльцо. Дверь открылась простой Алохоморой, и Петунья сразу начала искать выключатель. Однако электричества в доме не было, видимо, перед продажей его отключили. Но теперь она могла свободно колдовать, а это немного упрощало жизнь. Люмос осветил небольшую прихожую и часть гостиной, явно не жилой и оттого — пугающей. Не то, что ей хотелось бы показывать мальчикам в их состоянии, но все же. Поставив чемоданы, Петунья отправилась в уютную небольшую кухоньку и решила проверить наличие воды. Вода была, и это уже снимало с нее часть хлопот. Но все равно стоило побеспокоиться о свете и питании детей — приготовить что-либо она не успевала, а Дадли был голоден. Хорошо, что хоть Гарри она успела накормить. Им страшно в незнакомом месте, освещенном тусклым магическим огоньком, это Петунья понимала. Но все же надеялась на шоковое состояние детей. Она хотела предложить им прогуляться до ближайшего магазина, лихорадочно пересчитывая в уме оставшиеся деньги.

— Я ненормальный? — вдруг тихо спросил Дадли, стоя посреди гостиной и смотря в пол. — Меня надо лечить, да? Я как этот?

Петунья вздохнула. Чертов Вернон!

— Не этот, а Гарри, дорогой. И ты нормальный.

— Папа меня больше не любит, да? Потому что я ненормальный? Меня надо сдать этим, как он хотел сдать Поттера? Мне теперь жить в чулане, да? Я... я... Я отброс? — на последнем слове Дадли взвизгнул и вдруг зашелся горькими рыданиями. Петунья бросилась к сыну и заключила его в объятия. Тот пытался ее оттолкнуть, что-то невнятно лопоча, но в итоге вцепился в мать и плакал на ее груди. Петунья лишь сильнее прижимала сына, проклиная Вернона на все лады про себя и придумывая, как ей объяснить ее мальчикам, что же произошло в их жизни этим злополучным вечером. Потихоньку она подтолкнула Дадли на диван и обняла его. Сколько они так сидели, она не знала, но наконец сын начал затихать. Осмотревшись, Петунья заметила, что Гарри так и стоит у входа в гостиную, не решаясь двинуться. С этим надо было что-то делать. Один мальчик был запуган последние десять лет, другой переживал сильнейший шок. И им обоим сейчас явно было очень больно, и Петунья должна эту боль смягчить. Она мягко отстранила Дадли от себя.

— Гарри, садись рядом, — попросила она, и племянник, немного помешкав, послушался. Петунья вздохнула.

— Мальчики, сейчас будет очень сложный разговор, но я должна вам все рассказать, чтобы вы поняли. И начну я с того, что попрошу у вас прощения. Я виновата перед каждым из вас. Последние десять лет я растила вас совершенно неправильно, и плоды этого пожинаете вы сейчас. Я очень виновата, и перед тобой, Гарри, и перед тобой, Дадли. И нет, я не про запирание тебя сегодня в чулан, а о том, что послужило тому причиной.

Мальчишки молчали, и потому Петунья начала.

— Я хочу, чтобы вы забыли про то, что говорил Вернон. Вы не ненормальные. Вы — необыкновенные. Дадли, Гарри, вы — волшебники. Как и я. Как и твоя мама, Гарри. А твой отец был вообще потомственным магом, — она взяла палочку, которую бросила на журнальный стол, и которая все еще светилась Люмосом. — Это волшебство.

— Волшебства не бывает, — угрюмо сказал Дадли.

— Разве всего, произошедшего сегодня, не доказало тебе, что это не так? Ты вышиб дверь чулана чистой магией, Дадли. Это часто случалось и с тобой, и с Гарри и до этого. К сожалению, я не сразу догадалась, что ты тоже маг. Это сложно объяснить, — она вздохнула. — Есть хорошие маги, а есть плохие, как всегда. И плохие маги сделали так, что я не помнила, что я волшебница. Зато помнила про Лили, и завидовала ей. Прости меня, Гарри, мое плохое отношение к тебе было продиктовано завистью к твоей матери, которой совсем не было причин. К тому же я обиделась на нее за то, что последние два года своей жизни она со мной не общалась. Честно, я узнала, что ты появился на свет только, когда тебя к нам подбросили. В то время в магическом мире была война, и твои родители отчаянно сражались на стороне добрых сил. Я не знаю подробностей, но мне сказали, что их убил главный Темный волшебник. Он хотел убить и тебя, но не смог, уж не знаю почему. В итоге ты оказался на пороге моего дома, а я даже не знала, почему. Мне никто не сообщил, что случилось с моей сестрой, где она похоронена, ничего. Тот Темный погиб или пропал, война закончилась и твои родители сейчас почитаются как герои. И ты тоже, Гарри. Но, видимо, всех злых магов нейтрализовать не удалось, и они не оставили нашу семью. В нашем доме была вещь, которая заставляла меня и Вернона ненавидеть тебя. Конечно, нельзя сказать, что это вина только этого предмета, и ничем и никогда я не смогу загладить свою вину за прошлое, но я хочу чтобы ты знал, Гарри, — теперь все изменится. Я выкинула этот предмет, когда его нашла. К сожалению, на Вернона он то ли действовал больше, то ли сам Вернон... Как бы то ни было, никому не позволено обижать моих мальчиков! И если Вернону не нравится сын-маг, значит он не достоин такого сына! Понятно?

Ответом ей послужила тишина, даже вечно егозливый Дадли сидел, не шелохнувшись.

— Значит мои родители не были пьяницами? — тихо спросил Гарри и сам будто испугался своего вопроса. Петунья покачала головой.

— Прости меня за эту ложь, Гарри. Твои родители были достойными людьми.

— Зачем же вы тогда врали?

— Я не знала, как тебе все объяснить, а еще то письмо... тот, кто подкинул тебя, просил нас не рассказывать тебе про волшебство до поры до времени, и держать вдали от волшебного мира. Я до сих пор не знаю, зачем.

— И вы просто их посушались?

— Гарри, я тогда не помнила, что я маг. И другие маги меня пугали. Вдумайся, какие это возможности. Магией можно творить чудеса, но можно ведь и совершать ужасные вещи. Лекарство тоже иногда может обернуться ядом, и наоборот. Я думаю, ты достаточно взрослый, чтобы это понимать. Конечно, мне было страшно. И я не знала, как и кому задать все вопросы, волнующие меня. К тому же Вернон запретил мне приближаться к магическому миру. Ему нелегко далась новость о наличии волшебства, можешь себе представить. Он собирался выбить из тебя эту дурь, и я сожалею, что поддержала его в этом. Я тогда считала, что так будет лучше и безопаснее для тебя. Я не помнила, что нельзя ничего изменить.

— Вы... оправдываетесь? — изумленно и горько спросил Гарри.

— Я стараюсь. Гарри, в своем уме я бы никогда не стала той злой теткой, какой была для тебя. И теперь уж точно не стану. Позволь мне загладить свою вину...

— То есть, теперь он — любимчик? взвизлся Дадли. — Его великие родители, все такое! А как насчет того, чтобы загладить свою вину передо мной, мам?

— Само собой, дорогой. Я виновата, что вырастила тебя таким человеком, что избивает других людей ни за что, — жестко сказала Петунья, хоть это и далось ей нелегко. Больше всего на свете ей хотелось обнять своих мальчиков и расплакаться. — Дадли, ты должен понять, что твой поступок был отвратителен. Особенно в свете того, что вы с Гарри не такие разные, и необычность свою делите на двоих, — Дадли пытался что-то сказать, но Петунья не дала себя перебить. — Всегда делили, просто мы с твоим отцом упустили тебя, я даже думать боялась. что ты маг. А так и оказалось. Вы кузены, в конце концов, в вас родная кровь. Я знаю, что мы поспособствовали вашей вражде, но сегодня ей должен настать конец. Мы в одной лодке, и плыть нам долго и трудно. Теперь все изменится, для вас обоих. Дадли, мне нелегко это говорить, но ты слишком избалован для этой жизни. И теперь, когда ты точно пойдешь в магическую школу, этого нельзя допустить. В этих школах ученики по полгода не бывают дома, так что спрятаться за моей юбкой для тебя — не вариант. Как и унижать слабых, потому что на первых порах самым слабым будешь ты. Это жестокие слова, я знаю, но это правда. Я говорю их тебе, потому что считаю взрослым и разумным. Дадли, если ты не изменишься, ты очень дорогую цену за это заплатишь, а я этого не хочу. И задумайся над своими авторитетами. Вернон, как я недавно поняла, не самый лучший из них. Впрочем, я тоже, но я буду стараться, ради вас. Обоих. А теперь скажи мне, ты голоден?

Ошарашенный Дадли, который во время речи все силился перебить мать, лишь помотал головой. Он всегда был голоден, но не в этот раз. Не сегодня. Слишком много.

— Тогда может ляжем спать? Сегодня был трудный день, для всех нас. Но обещаю — завтра будет лучше. Наверху две спальни. Займите каждый по одной, неважно, какую. Завтра разберемся. А теперь давайте умываться с дороги, свет я вам обеспечу.

— А вы, тетя?

— А мне и диван сойдет. Давайте, без споров.

* * *

В дверь Гарриной комнаты робко постучали.

— Ты спишь? — послышался шепот Дадли. Удивленный Поттер машинально отыскал очки на тумбочке, надел и прерывающимся шепотом ответил:

— Нет.

Дверь открылась, в свете уличных фонарей показалась фигура Дурсля-младшего. Он зашел и замер в нерешительности, но потом быстро подошел к кровати Гарри и сел на нее.

— Ты в это веришь?

— В волшебство? — быстро догадался Гарри. Он сам только об этом и думал, не имея сил заснуть после такого насыщенного дня. — Верю. Ты же сам видел!

— А вдруг это трюк?

— Но ты же сам снес дверь чулана.

— А может и не снес... Такое странное чувство было...

— Словно внутри пузырь и он лопнул?

— А ты откуда знаешь?

— У меня такое тоже часто бывало.

— Ах да, ты же... как думаешь, отец меня простит?

Гарри замялся. Это был первый мирный разговор с Дадли за много лет, и он не хотел его портить правдой. Дадли почувствовал настроение кузена.

— Ну да, тебя-то он ни разу не простил. Ладно, спи, Поттер.

Дадли ушел, а Гарри остался лежать без сна. Сегодняшний день полностью перевернул его картину мира. Он не знал, во что верить. Происходящее напоминало странный сон, и он даже подумывал, что Дадли с дружками слишком сильно его побили, и он отключился, а все произошедшее и сказанное — лишь плод его воображение. Так было бы проще, привычнее. Его родители — волшебники. Этого не может быть. Он мечтал о чем-то таком лет в пять, когда еще верил, что они вернутся и заберут его. Не вернутся, теперь уже точно. Тетя говорила о его родителях сегодня дольше, чем за все предыдущие десять лет, но зато все расставлено по местам. Хотя ее версия звучит еще менее убедительно, чем предыдущая, с аварией и пьяницами. Его тетя — волшебница... хотя, ведьмой он ее обзывал про себя довольно часто, но никак не мог предположить, насколько он прав. И эта ведьма сегодня пыталась перед ним извиниться. Вроде бы. Как он понял. Пр крайней мере, ее речь была больше похожа на извинения, чем все, что говорили Дурсли до этого дня. И ее поведение в последние дни... Все смешалось в какую-то ненормальную карусель. Взрослых так сложно понять.