Poor poor Persephone (джен)

Край чего-то острого ощутимо впивался в ладонь, но я игнорировала этот факт до тех пор, пока горячая рука не легла на мое плечо. Вуд обычно не был таким деликатным, с него бы сталось от души долбануть меня по спине, но в этот раз его лицо выглядело настолько обеспокоенным, что я почти сразу пришла в себя.

Что-то теплое коснулось моих пальцев с другой стороны, и, повернув голову, я машинально разжала их, позволяя Флинту аккуратно вынуть из них сломанное перо. Проследила за движениями палочки, отмечая, что цвет его магии был почти таким же темно-синим, как растекшиеся по столу чернила, исчезнувшие после нескольких заклинаний, и что ни одно из них он не произнес вслух.

Похоже, спустя почти полтора месяца учебы у меня появилась суперспособность засыпать с открытыми глазами.

— Все нормально, — я постаралась, чтобы голос звучал как можно бодрее, но получилось устало и жалко. — Я просто не выспалась.

Я не спала. Пенни плакала больше часа, а потом долго сидела молча, уткнувшись в мое плечо, и в итоге мы вышли из кабинета трансфигурации уже ближе к полуночи. За это время она не произнесла ни слова, сколько бы я ни спрашивала. Я ожидала подростковых драм, но не знала, что они прилетят ко мне с самой светлой и надежной стороны.

— Тебя не было за завтраком, — осторожно сказал Вуд. — И за обедом.

И за вчерашним ужином меня тоже не было, что очень многозначительно повисло в воздухе.

За ночь я успела написать три письма Молли, подумав, что у нее должно быть больше опыта в понимании подростков, но первые два получились слишком горькими. Третье было дежурным и слегка суховатым, в стиле Перси, и я отправила его, как только Аид вернулся с ночной охоты. Пролежала завтрак и сходила на ЗОТИ, похоже, только для того, чтобы забрать у Стивенсона свою палочку.

— Нужно было подумать, — пожала плечами я.

Я пришла в библиотеку не унывать, мне просто нужно было, чтобы меня не отвлекали. Проблемы следовало решать по мере возможностей. Всегда помогало переключиться с одной на другую, потому что иногда решения находились сами собой.

Передо мной лежал лист пергамента, поделенный на четыре неровных столбика. «Грейнджер», «Трансфигурация», «Непреложный Обет» и «Пенни». В первые три я вписала по нескольку пунктов, а в четвертом было только несколько клякс, потому что, не узнав ничего о причинах такого бойкота, я не могла что-то сделать.

— Они сумасшедшие, Уизли, — сказал Флинт, и я обнаружила, что они с Вудом беззастенчиво вторгались в мое личное пространство, поэтому быстро перевернула пергамент, впрочем, уже ни на что не надеясь. — И не оставят ее в покое, пока не добьются своего. Ты не сможешь защитить ее в их башне.

Это было неправильно — заставлять кого-то отказываться от друзей. Это бесило меня даже больше, чем то, что я до сих пор не знала, чем рейвенкловцам так не угодила именно наша дружба.

— Не смогу, — легко согласилась я. — Но ведь это же не значит, что нужно оставить все как есть. У нее хватило смелости стать первым другом для мерзкой зануды Перси Уизли, и теперь мерзкая зануда от нее не отстанет.

Повисла тишина, из-за которой я почувствовала себя беспомощной. Сдаваться было не в моих правилах, какой бы бесполезной ни стала моя жизнь к моменту попадания в это тело. Теперь вокруг меня происходила подростковая драма, но не могло быть стопроцентно безвыходных ситуаций.

— Я попробую что-нибудь узнать, — сказал Вуд, уже в своей привычной манере похлопав меня по плечу. При этом у него были все шансы опрокинуть меня вместе со стулом, но от этого даже как-то полегчало. — Скоро вернусь.

Я сняла очки и потерла уставшие глаза. Скорее всего, магия, разлитая в каждом кубическом сантиметре Хогвартса, делала мое видение мира намного ярче, но прямо сейчас это было довольно утомительно.

— Как много ты не помнишь, Уизли?

В Хогвартсе не было глупых детей. За месяц это из тезиса превратилось в аксиому. Я часто думала об этом, но забыла в самый неподходящий момент.

Я знала, что ни Вуд, ни Флинт не были идиотами, как бы сильно ни старались оставить последние мозги на поле. И знала, что эмоционально волшебники взрослеют гораздо быстрее обычных людей.

И зачастую довольно рано становятся наблюдательными засранцами.

— Это очень странный вопрос, — попыталась увильнуть я, понимая, что есть вероятность, что сейчас мне придется много лгать.

Но в итоге пришлось удивиться.

— Дай мне свои руки.

В худобе Перси было свое очарование, и я принимала ее как данность, понимая, что исправить ситуацию будет сложно. К тому же я почти все время ходила в мантии, поэтому мне не приходилось чувствовать разницу. А сейчас, когда рукава сползли вниз, я почувствовала себя сахарной, хрупкой. И это было малоприятное ощущение — для девушки, которая привыкла полагаться только на себя и свои силы и не планировала что-то менять.

— Все в порядке, Уизли, — сказал Флинт, бегло осмотрев мои запястья с двух сторон. Он был в целом довольно неулыбчивым и ироничным парнем, но я еще ни разу не видела его таким серьезным. — Действующие Обеты всегда видно, чтобы никто не мог солгать о них. Если не осталось следов, значит, он был снят. Или тот, кто у тебя его взял, уже мертв.

Или мертв тот, у кого его брали, но я не посчитала нужным это добавлять. Вместо этого спросила:

— Откуда ты знаешь?

Этого не было ни в одной книге, даже в той, что я брала в запретной секции. Я прочла много довольно неприятных подробностей, но нигде не было информации о том, какие следы от клятв остаются. А ведь могли бы и написать для общего развития и позаботиться о попаданцах, у которых нет возможности перенять знания с молоком матери.

— Мой отец — специалист по клятвам и проклятьям, — пожал плечами Флинт, позволяя мне высвободить руки. — Это скучно и сложно, но самые простые вещи он объяснял.

— «Скучно и сложно», — передразнила я, почувствовав, что на этом можно уйти от темы с моей памятью, — для человека, который колдует невербально?

— Это легче, чем каждый раз проговаривать формулы. И ты мне не ответила.

Я надела очки, пообещав себе, что дождусь Вуда с новостями и пойду спать. И буду спать до утра, а там все пусть само разруливается.

— Вы с Фарли что-то знаете, — заметила я, засунув руки в карманы мантии. До того момента, как они оказались в теплых ладонях Флинта, я и не осознавала, насколько заледенели пальцы. — Что-то, о чем я не знаю. И поэтому ты думаешь, что я чего-то не помню?

— Если бы помнила — держалась бы от нас подальше.

Это не звучало как угроза, с таким выражением люди обычно говорят что-то вроде «сегодня будет дождь», живя в Шотландии, где новостью было бы только «сегодня будет отличная погода».

Мы смотрели друг другу в глаза, но никто не собирался начинать говорить первым. Я была рада, что из меня не пытались вытрясти мою тайну, мне никогда не нравилось лгать, хотя в силу богатого опыта получалось весьма неплохо.

Вуд показался из-за стеллажей очень вовремя, избавив нас от необходимости продолжать разговор. Он не выглядел особо воодушевленным, но мрачным его тоже сложно было назвать.

— Таркс пообещал поговорить со своими, — сообщил он, плюхнувшись на стул. — Но сказал, что это не даст результата, пока вы общаетесь. Не знаю, что ты им сделала, но они очень тебя не любят.

— Я тоже не знаю, что я им сделала, — пробурчала я, взглянув на висящие над окном часы. Оставалось чуть больше часа до ужина, и, наверное, стоило хотя бы показаться своему факультету на глаза. — Но они могли бы издеваться надо мной, в конце концов.

— Это было бы очень глупо с их стороны. Они сумасшедшие, но не тупые.

Я уже вставала, чтобы вернуть взятые книги на полки, потому что все равно не смогла бы продолжать что-то делать, но эта фраза вернула меня на место.

— В каком смысле?

Я переводила взгляд с Вуда, который уже понял, что сказал что-то не то, на Флинта, который выглядел так, будто с ним не знаком, и судя по тому, что они очень красноречиво смотрели в разные стороны, они имели прямое отношение к тому, что со мной за это время ничего не случилось.

— Спасибо, очень мило с вашей стороны, — мне требовалось много усилий, чтобы голос звучал и вполовину не так ядовито, как хотелось бы, — но в следующий раз вам лучше будет спросить, хочу ли я справиться со всем сама.

Я все же ушла расставлять книги, чтобы никому не нагрубить, хотя прекрасно понимала, что в следующий раз меня тоже не спросят.

Но, вернув на полку пухлый том, в котором рассказывалась история магических клятв (сто литров воды на ложку полезной информации), я осознала две вещи: во-первых, сегодня практически сама собой решилась проблема с Обетом, и он мне ничем не грозил, а значит, в случае чего, я могла рассказать кому-то о деле Перси.

А во-вторых, кажется, я была бы не против плотного ужина.

* * *

В понедельник утром пришло осознание, что до Хэллоуина осталось три с половиной недели, а у меня до сих пор не было плана. Соваться к троллю было бы самоубийством, а значит, нужно было сделать так, чтобы Гермиона к нему тоже не попала.

Или хотя бы уходила плакать в другие туалеты, а лучше — в свою комнату в гриффиндорской башне.

Ее отношения со всеми были никакими. Никто не проявлял к ней враждебности, все предпочитали не замечать, только Лаванда упрямо пыталась взять над ней опеку, игнорируя ледяные стены. Мне нравилась Лаванда, она была идеальным источником сведений и всегда охотно ими делилась без цели подлизаться или побыть в фаворе. Обо всем, что происходило внутри их курса, я узнавала от нее, когда они с Парвати подсаживались ко мне в гостиной с просьбой выучить с ними какое-нибудь простенькое косметическое заклинание или обсудить базовые уходовые зелья, которые не навредили бы одиннадцатилетним девочкам. Заклинания были полезными, особенно когда не хотелось светить синяками под глазами, а болтовня оказывалась практически бесценной, поэтому один вечер в неделю я жертвовала без сожалений и мечтала найти еще кого-нибудь со второго курса. Третий курс благодаря близнецам был все время на виду, к тому же их было всего шестеро, и в силу малочисленности они вели себя довольно осторожно и не попадались на нарушениях. Ответственность за четвертый курс мы со Стивенсоном в случае чего договорились делить пополам, но выходило так, что он сам за ними присматривал, потому что они почти слились с компанией старшекурсников. Мой напарник был амбициозным золотцем, и мы с ним здорово упрощали друг другу жизнь.

Трансфигурация предметов мне по-прежнему давалась очень плохо, даже после рекомендаций Билла, и я подозревала, что во втором семестре потеряю на чем-то новом столько же баллов, сколько в этом заработаю на заклятии исчезновения. А потом завалю СОВ и поставлю крест на продвинутом курсе. Отличный план, Перси будет мной гордиться.

— Доброе утро, Фарли, — сказала я, когда на парте рядом со мной появился знакомый черный рюкзак. Я рано проснулась, поэтому пришла на завтрак одной из первых, а потом самой первой зашла в аудиторию истории магии.

— Доброе утро, Уизли, — невозмутимо отозвалась Фарли, и я закусила губу, чтобы не улыбнуться внезапным новшествам. Думаю, это можно считать новой ступенью в отношениях.

Аудитория начала заполняться людьми, но Пенни, которая обычно тоже приходила рано, все не было. Мое дивное настроение, которое было со мной с момента пробуждения, портилось с каждой минутой и наконец рухнуло окончательно.

Это случилось одновременно с ударом колокола, когда Пенни стремительно прошла мимо, даже не посмотрев в мою сторону, и села в одиночестве, но ближе к своим. Мы не виделись за выходные, не пересеклись даже в библиотеке, и я не знала, что могло случиться.

— Ты сделаешь только хуже, — неожиданно сказала Фарли, удержав меня за руку, когда я уже планировала встать и пересесть к Пенни. — Оставь ее.

— Я не могу сделать лучше, пока не узнаю, что происходит, — возразила я, но, посмотрев на ссутуленные плечи Пенни, сдалась. Это было горько и грустно, хотя я была уверена, что вся боль, связанная с друзьями, осталась в прошлой жизни.

Сердце Перси любило Пенни. А для меня было важно сохранить эту дружбу.

— Профессор Бинс! — неожиданно громко сказала Фарли, и от этого вздрогнули даже те, кто уже принялся досыпать. Как оказалось, этого было достаточно, чтобы отвлечь от лекции даже самого занудного призрака в мире. — Я плохо себя чувствую. Может Уизли проводить меня в больничное крыло?

Под бормотание вроде «да-да, Фригзби, идите» я позволила вытащить себя из аудитории и затащить в один из учебных классов для тех, кто не мог заниматься в гостиной. Сейчас здесь никого не было.

Я села за один из столов, и Фарли опустилась напротив, достав из кармана плитку шоколада и положив ее передо мной со словами:

— Ешь.

Ее голос был тихим и спокойным, но возражать почему-то не хотелось. И тем более было бы глупо отказываться от шоколада.

— У каждого факультета свои правила и порядки. Ты должна понимать, что не можешь просто влезть и изменить их. Шляпа отправляет на Рейвенкло тех, кто не способен любить кого-то, кроме своей тяги к знаниям, и кто сможет выжить в таких условиях. Клируотер сможет, если перестанет мозолить всем глаза дружбой с тобой.

— Я не собираюсь становиться Темным Лордом и устраивать геноцид рейвенкловцев, — мрачно сказала я и под строгим взглядом Фарли отправила в рот первый кусок шоколада. Кажется, она накормила меня, чтобы я ее не перебивала. Так вот как становятся Идеальными Старостами. Нужно будет взять на заметку.

— Они сумасшедшие, Уизли.

Это я уже слышала, но слово «сумасшедший» в исполнении Фарли звучало гораздо забавнее.

— Достаточно сумасшедшие, чтобы ненавидеть кого-то, кто учится лучше, чем они.

Я едва не поперхнулась. Книжный Перси отлично учился и встречался с Пенни, был никаким старостой, но все же прожил свою долгую и относительно счастливую жизнь. Моя Перси и правда могла учиться лучше всех на курсе, но эта суперспособность ушла вместе с ней, а пальма первенства в конце года перейдет к Фарли. Прилагалась ли к этой пальме особенная ненависть со стороны рейвенкловцев, или для этого нужно быть самой рыжей?

— Но они бы переварили даже то, что ты стала старостой, если бы не твоя выходка на зельях. Ты знала, что профессор Снейп берет только один выпускной проект на седьмом курсе?

Я мотнула головой, потому что мой рот был занят шоколадом. И к тому же мне не хотелось перебивать Фарли, потому что я и не подозревала, что она умеет так много говорить.

— Его рекомендации очень многого стоят, — продолжила Фарли, и на пару мгновений мне показалось, что ее лицо сделалось уставшим и печальным. Сколько времени она тратила по утрам, чтобы выглядеть безупречно, и что прятала под косметическими чарами? Сколь многих трудов стоили ее оценки? — И очень многие стараются привлечь его внимание заранее, чтобы увеличить свои шансы. Это один из самых легких способов сделать себе имя, если хочешь заниматься исследованиями, потому что все знают, что он, мягко говоря, не предвзят в таких вопросах и не будет поручаться за кого попало. Он дает большие исследования ученикам, которых отмечает, но обычно это происходит на шестом курсе. В твоем случае, я думаю, это было наказанием, но многие считают иначе. Если у тебя получится стать старостой школы и взять проект по зельям, то ты займешь сразу два места, которые могли бы стать неплохим пропуском в хорошее будущее. Поэтому они ненавидят тебя, Уизли. И они не дадут тебе дружить с Клируотер, потому что будут считать, что она во всем тебе помогает.

Она замолчала, и я придвинула к ней шоколадку, в которой осталось чуть больше половины. Мне нужно было немного времени, чтобы переварить все это и подумать о том, что я раньше видела только в фильмах. Хогвартс — исследовательская площадка с бешеным конкурсом во взрослую жизнь. Я не планировала конкурировать с чокнутыми исследователями, готовыми загрызть любого, кто встанет у них на пути. Но и Пенни терять тоже не планировала, особенно после удачной формулировки «мозолить глаза своей дружбой».

Потому что в таком огромном замке, находившемся в волшебном мире, будучи старостой, знающей расписание всех ночных патрулирований, можно было и не мозолить.

— Я надеюсь, когда-нибудь ты расскажешь мне, почему помогаешь, — задумчиво сказала я, подперев голову рукой. — Когда захочешь, конечно. Но сейчас — спасибо. Ты помогла мне понять много дурацких вещей.

— Клируотер будет спокойнее без тебя, — твердо сказала Фарли. Я отметила, что при этом она избегала даже малейшей возможности посмотреть мне в глаза. Я решила ничего не спрашивать о том, что они с Флинтом знают, пока не пороюсь в выручай-комнате — вполне возможно, что и не придется.

Но все же надеялась, что ими двигало не чувство вины.

— Будет, — кивнула я. — Но я хочу, чтобы ты стала моим другом со временем. И за это время тебе стоит смириться с тем, что я не отказываюсь от друзей. Особенно если кто-то пытается меня заставить.

Мы доели шоколад в абсолютном молчании.

А с последним кусочком у меня появился план.