Глупая. I часть (гет)

Гермиона

Вода цвета графита была пропитана моей тоской, а мерцающие блики излучали тепло надежды, которой я наполнила их. И я не ослушалась профессора, нет: добавив журчание и плеск воды, сейчас я пыталась в своей иллюзии создать пронзительное карканье ворон.

Мне не хотелось лишать реку своих эмоций, ведь она — мое отражение. Поэтому я решила наполнить ее единственной эмоцией, неотступно преследующей меня целых два года, когда я безответно влюбилась в Рона.

За столько времени я привыкла к этой любовной тоске, и она успокаивала меня, словно мягкая колыбель. А спокойствие при окклюменции — один из важнейших инструментов защиты разума.

И сейчас, убаюканная мирным течением сладостной тоски, я любовалась полетом темных птиц над головой. Изредка они издавали пронзительные крики, словно напоминая мне, что я не одинока. Так и есть — у меня есть моя верная и такая нежная печаль.

Урок закончился, прервав мою медитацию, и я стала неторопливо собирать вещи. Гарри и Рон уже ждали меня. Эти оболтусы всегда собирали сумки заранее, чтобы не задерживаться в классе ни на минуту больше положенного.

— О чем задумалась, Гермиона? — спросил Гарри, когда мы уже выходили из аудитории. Я пожала плечами.

— Корректировала картинку в сознании, — ответила я, убедившись, что рядом никого из посторонних нет.

— Я, кстати, смог создать дьявольские силки для своей иллюзии, — гордо заявил Рон, — пришлось перекопать кучу колдографий с ними, чтобы они, наконец, начали меня слушаться!

— Да, было бы нелепо, если бы тебя задушили твои собственные дьявольские силки! — рассмеялся Гарри. Он уже успешно закрывал своё сознание бескрайним небом с пушистыми облаками. Помех он ещё не создавал, но говорил, что хочет использовать погодные условия так, чтобы любого чужака смывало ливнем и поражало молнией или градом.

Мальчишки очень старались, послушно выполняя все рекомендации Снейпа, хотя относиться к нему лучше не стали. Гарри признал, что через написанное им понимать Снейпа гораздо легче, чем слушая на занятиях.

— Через пергамент он хотя бы не измывается надо мной, — пояснил он, когда я удивлённо поглядела на него в ответ на эту фразу. — Похоже, он хорошо относился к девушке, для которой писал эти упражнения.

Последнее занятие окклюменцией было три дня назад, и сегодня сразу после последнего урока, которым, к слову, являлась ЗОТИ, мы должны были снова встретиться с профессором.

Для урока Защиты профессор убрал из кабинета всю мебель. Теперь мы должны были продемонстрировать на практике то, что изучали на предыдущих занятиях.

Меня, словно в насмешку, Снейп поставил в пару с Долгопупсом, но это не мешало мне смотреть на профессора едва ли не с благоговением: он был так заботлив, отпаивая меня лечебными зельями после сеансов легилименции, и так мягок, когда объяснял, что лучше использовать при защите разума.

Плеск воды в моей реке стал едва ли не музыкальным, словно в ответ на мои обращенные к Снейпу эмоции.

Профессор называл заклинание, которое мы должны были продемонстрировать, и поочередно обходил пары, оценивая результат.

Несмотря на то, что Долгопупса начинало мелко трясти, когда Снейп приближался к нему, он прекрасно справлялся с нужными чарами.

Уже почти в самом конце занятия, когда я решила, что все требуемое мы уже показали, профессор Снейп объявил:

— Последнее заклинание: Экспекто Патронум, — с этими словами он пристально оглядел всех нас. — Я не стану выставлять за него оценки, но начислю баллы тем, кто сможет вызвать патронуса.

Класс удивлённо зашумел: практического исполнения Патронуса в обязательной школьной программе не было, но желание Снейпа проверить его, да ещё и раздать за это баллы, было чем-то невероятным.

— Он, случаем, не забыл, что я тоже здесь? — громким шепотом спросил Гарри. Он стоял в паре с Джинни слева от меня. Справа довольно улыбался Рон: в песочных часах Гриффиндора сегодня должно прибавиться рубинов.

Все начали поочередно взмахивать палочкой. Из студентов Когтеврана научились вызывать патронуса только двое, а телесного — и вовсе один.

Когда Снейп подошел к нам, я почувствовала, как вспотели мои ладони. Невилл первым наколдовал патронуса, и серебристый носорог пронесся по классу.

Дождавшись едва заметного кивка Снейпа, он зарделся, но выглядел довольным.

Я медленно выдохнула, как обычно, вспомнив самое счастливое событие из моего детства. В груди разлилось приятное тепло, а на губах сама собой появилась улыбка. Я взмахнула палочкой:

— Экспекто Патронум!

* * *

Северус

Из ее палочки вырвался серебристый туман, он закружился перед ней, но не обрел материальной формы, а, взвившись к потолку, медленно растворился. Грейнджер была явно расстроена. Судя по тому, с какими лицами к ней подскочили Поттер и Долгопупс, я понял, что они были удивлены ее неудаче. Вспомнилось, что она заявляла, что умеет вызывать патронуса. Так что же случилось, и почему у неё сейчас ничего не выходит?

Я молча отступил, переходя к следующему студенту. О неудаче Грейнджер следовало подумать позже.

* * *

Наконец студенты, кроме Грейнджер, покинули класс, а она сделала вид, что у неё сломался замок сумки. Неплохо, мисс Грейнджер — правда, все же немного нелепо.

Я краем глаза наблюдал за ней, готовя класс к занятию окклюменцией.

Когда я закончил, мисс Грейнджер села в трансфигурированное для неё кресло и с готовностью уставилась на меня. Я хмыкнул, усаживаясь напротив неё, но продолжая молчать.

При каких обстоятельствах человек теряет способность вызывать патронуса?

При глубокой депрессии и чрезмерном увлечении Темными искусствами.

Что из перечисленного могло случиться с юной гриффиндоркой?

Темные искусства отпадают — она лучшая подруга Избранного, вдобавок, как мне удалось понять, именно она была совестью этой троицы. Так себе совесть, прямо сказать….

Грейнджер, похоже, было невдомек, почему я не начинаю занятие, а сижу и молча разглядываю ее лицо. Что ж, пора озвучить свои мысли, иначе она, того гляди, сидение до дыр протрет, ерзая на месте.

— Мисс Грейнджер, — заговорил я, поймав ее обеспокоенный взгляд. Право, эта девчонка совершенно не умеет контролировать свои эмоции! Не нужно быть легилиментом, чтобы понять, что творится в ее голове. — Прежде у вас получался патронус?

Девушка кивнула:

— Да, профессор, это была выдра.

Хм, телесный патронус, значит…

— Могу ли я увидеть его?

— Но, сэр… вы же видели, что я не мо…

— Вы не поняли, — перебил я ее, нетерпеливо хмурясь. — Покажите мне воспоминание.

— Вы… — Грейнджер забеспокоилась, — вы хотите, чтобы я открыла вам доступ к моему разуму, профессор?

— Увольте, — отмахнулся я. Как можно мыслить так примитивно? — Я хочу, чтобы вы показали мне конкретное воспоминание, а ваш разум мне ни к чему.

Встав, я обошёл ее кресло и остановился у нее за спиной.

— Закройте глаза и представьте нужный эпизод из вашей жизни, повторяйте в голове только его, — я заложил руки за спину, а взгляд сконцентрировал на дальней стене. — Вспоминайте все детали. Когда почувствуете, что полностью сосредоточились только на этом воспоминании, скажите мне.

Я заметил как ее рука, лежащая на подлокотнике, слегка дрогнула — она волновалась.

— Не беспокойтесь, мисс Грейнджер, — я говорил мягко, желая ее успокоить. В конце концов, она — всего лишь подросток, изучающий сложную ментальную магию. — Я проникну в ваш разум только с вашего разрешения и увижу только то, что вы мне покажете.

Девушка что-то пробормотала, но я понял, что она мне доверяет.

Я ждал, не двигаясь, чтобы не потревожить ученицу, и наконец услышал ее тихое: «Профессор...».

* * *

Выручай-комната… а вот и пресловутый отряд Дамблдора во всей красе. Я увидел Грейнджер, которая выкрикнула заклинание и вскинула руку с палочкой перед собой. Серебристая выдра пронеслась вокруг неё, задорно размахивая короткими лапками. Словно заигрывая с хозяйкой, зверек перевернулся на спину и проплыл в воздухе. Девушка весело рассмеялась, восхищённо разглядывая своего патронуса.

Воспоминание начало медленно дрожать, и я понял, что мисс Грейнджер становится все сложнее удерживать концентрацию на одном воспоминании. Тут я аккуратно покинул разум ученицы.

Обойдя кресло, я прошёл к кафедре и, захватив с собой бодрящее зелье, вернулся к девушке.

— Вы, должно быть, устали, — сказал я, наблюдая, как она забирает колбу у меня из руки и молча выпивает его. — Вы отлично справились, мисс Грейнджер.

Та счастливо улыбнулась, слегка покраснев от моей похвалы, хотя она действительно ее заслужила. Я сел в кресло и, закинув ногу за ногу, задумчиво потер нижнюю губу.

— Как вы думаете, почему у вас перестал получаться телесный патронус? — я озвучил свой вопрос намеренно. Мне хотелось, чтобы она сама рассказала о своих подозрениях.

— Я не уверена, профессор, — пожала плечами та. Поняв, что снова в ее голову я не полезу, девушка откинулась назад и немного вальяжно вытянула вперёд ноги. Мои брови невольно изогнулись, а губы, так удачно прикрытые рукой, насмешливо скривились. Впрочем, я не стал ее одергивать.

— Мне кажется, что мой патронус меняет форму, — произнесла она, и я опешил. Я об этом и не подумал. Сам-то я смог создать патронуса тогда, когда уже беззаветно любил Лили.

Возможно ли, что девчонка просто-напросто влюбилась? Нет, обычная влюблённость не может оказать такого влияния на телесную форму заклинания, и просто любви здесь мало…

— Мисс Грейнджер, для того, чтобы ваш патронус сменил форму, мало кого-то любить, — я начал рассуждать вслух, попутно объясняя всю сложность подобного магического процесса. — По сути, вы можете даже испытывать ненависть — гораздо большую роль играет то, насколько сильно этот субъект повлиял на вас и на становление вашей личности.

— Я понимаю, профессор. Однако я не страдаю от депрессии, не изучаю Темные искусства, да и воспоминание использую то же, что и прежде… — не колеблясь, ответила Грейнджер и сглотнула. Ее взгляд был устремлён в потолок, а губы плотно сжались — казалось, она вот-вот расплачется. Наконец, она вновь заговорила:

— Есть человек, который однажды изменил мое восприятие добра и зла… По крайней мере, это единственное, чем я могу объяснить то, что мой патронус никак снова не становится выдрой.

Было любопытно наблюдать за тем, что девушка так откровенна в беседе со мной. Безусловно, мне стало интересно, о ком она говорит, но спрашивать я не стал — это к делу не относится.

— Хорошо, — кивнул я. — Вы готовы продолжить занятие или желаете перенести его?

Грейнджер выпрямилась в кресле и с готовностью кивнула:

— Я готова, сэр.

* * *

Оказавшись в реке, я снова почувствовал приятное тепло, исходящее от чёрной воды. Снова она принимала меня, но теперь я ощутил что-то ещё. Знакомые эмоции… как давно я их не испытывал! Та самая чистая, светлая любовь, которая ничего не ждет и ничего не требует взамен, и которой довольно, чтобы согреть миллионы сердец. Печаль, рядом с которой так приятно томилась Надежда.

Когда-то я испытывал подобное к Лили. Когда моя любовь ещё не была омрачена ревностью и злостью на Поттера, когда грязные оскорбления ещё не испачкали моих чувств, когда ещё не было раздавленного и униженного чувства собственного достоинства, оставшегося там, под портретом Полной дамы, и когда мое желание выслужиться перед Темным лордом ещё не убило ее… как и эту светлую надежду, пронизывающую нежную печаль мисс Грейнджер.

Я и сам не заметил, как начал растворяться в эмоциях гриффиндорки, так свойственных юности… и уже давно позабытых мной.

Вдруг передо мной возникла серебристая выдра, отвлекая от погружения в меланхолию. Она весело плескалась рядом, привлекая к себе внимание чёрных птиц.

Даже эта выдра в сознании Грейнджер была предчувствием чего-то радостного. Осознав, что, если я пробуду тут ещё немного, то мое сердце просто разорвётся от тяжелых воспоминаний, я выскользнул из разума Гермионы.

Я утратил надежду слишком давно.

* * *

Гермиона

Каждый раз, когда профессор проникал в мой разум, я чувствовала острую боль в висках и сильное давление в затылке. Однако сейчас я лишь сильнее сжала кулаки, удерживая защиту.

Я чувствовала его. Ледяной и непоколебимо спокойный, он словно пытался заморозить мою реку. Когда его сознание коснулось воды, я направила течение своей жидкой тоски ему навстречу, стремясь хоть немного смягчить его холод.

Вдруг мне захотелось снова показать ему свой патронус, убедить, что я в состоянии вызвать его хотя бы в своей голове. Тихо прошептав «Экспекто Патронум», я наблюдала, как серебристая выдра поплыла вниз по течению. Она сияла посреди чёрной воды, плескалась и играла с воронами, которые то приближались к ней, то отдалялись.

— Мисс Грейнджер, — услышала я голос профессора и вздрогнула, возвращаясь в реальность. Он покинул мой разум, а я и не заметила?

Сейчас Снейп сидел передо мной и задумчиво крутил в руках палочку.

— Безответная любовь? — вдруг спросил он.

Как он смог так тонко прочувствовать причину тоски, которой я наполнила реку? Ему знакома эта печаль?

Я лишь кивнула в ответ, стесняясь признаться вслух.

— Почему? — его темные глаза внимательно изучали меня, а палочка в пальцах застыла, словно в ожидании.

— Я привыкла к ней, — ответила я. Я не чувствовала неловкости, признаваясь в этом профессору — напротив, мне нравилось представлять, что он понимает, о ком я думаю, и потому проявляет такой интерес. — Она меня успокаивает.

Снейп, видимо, удовлетворившись моим ответом, кивнул и поднялся с кресла.

— На сегодня закончим, мисс Грейнджер, — произнёс он, отворачиваясь от меня.

— Хорошо, профессор, — я тоже поднялась с кресла и подхватила свою сумку. Уже возле двери меня остановил вопрос профессора, заставивший мое сердце замереть:

— Ваша безответная любовь… она как-то связана с тем, кто так сильно повлиял на вас?

Он стоял лицом к окну и смотрел куда-то вдаль. Руки профессора были сложены на груди, а неестественно прямая спина выдавала его напряжение. Я медлила, любуясь его статной фигурой, и Снейп слегка повернул голову, переведя взгляд на мое отражение в стекле.

«Да, профессор…»

Я смогла лишь кивнуть. Вдруг стало страшно — вот сейчас Снейп и догадается обо всем! Паника начала охватывать меня, и я почувствовала, что теряю контроль над своей сферой.

Быстро пробормотав что-то профессору на прощание, я выскочила из кабинета, не дожидаясь его ответа. Я вновь убегала от него — но теперь не от стыда, а от собственного страха, который стиснул мою грудь и не давал вдохнуть.