Параллели (гет)

Сложно было подобрать слова, чтобы описать то, что творилось внутри. Что можно сказать, что можно подумать, когда погибла примерно половина населения твоей планеты, твоего народа? Даже там, куда взрыв не дотянулся, Кассандра была куда более пустынной, чем раньше. А те, кто выжил… Будто стали меньше, незаметнее. Замок словно разом стал темнее, холоднее, в его коридорах поселилось тихое эхо, вместо обычного гомона. Даже те, кто по факту ещё мало что понимал в происходящего, притихли.

Трикси последние пару дней работала не покладая рук, так, что даже у организма киборга не оставалось сил ни на что, кроме как вырубиться и проспать положенное количество часов. Чтобы не думать, не вспоминать…

Она перепроверяла списки пропавших без вести, когда в дверь постучали, и на пороге появилась Полина. Траурной одежды космонавты с собой не возили, поэтому она была в чистом свежем комбезе, с убранными в шишку волосами и минимумом макияжа. Трикси с трауром было проще. Привычнее.

— Пора, — тихо позвала девушка, но Трикси покачала головой. Она не пойдёт. Ну уж нет! Она решила это почти сразу.

Хоронить собирались останки тех, кто сорвался с высоты — последние два дня поисковые отряды усиленно просматривали окрестности, чтобы всех отыскать и… то, что осталось от Мей Ким. За неимением гробов останки просто замотали в одеяла, и уже уложили в наспех подготовленные могилы — оставалось только прочитать красивые речи, и засыпать землёй. В отдельную могилу подготовили ящичек с распечатками голографий всех, от кого тел не осталось.

Каждый раз, когда Трикси представляла эту гнетущую тишину, эти печальные лица, этот рядок наспех вырытых могил, её начинало трясти. Она не хотела этого видеть. Она не хотела в этом участвовать. Ей хотелось… Разобраться в произошедшем, привести ОЗК в порядок, как можно скорее, показать тем, кто на них нацелился — они выстоят! А никак не утирать слёзы на импровизированном кладбище.

А ещё, думая об этом, она каждый раз спрашивала себя — что, если бы её родные сели не на свой флайер, а на «Кристи»? Она так радовалась, когда они заехали к ней погостить, но сразу после Дня Пустоты её накрыло осознание того, как близко была опасность. Она могла потерять всё.

— Я не пойду, — проговорила Трикси, не поднимая головы, и Полина, помявшись у двери, неуверенно кивнула и ушла, оставляя её наедине. Через несколько минут дверь открылась, и Трикси уже открыла было рот, чтобы отправить Полину обратно, когда вдруг осознала, что это не она.

— Дэн, — она не знала, что ему сказать. Со Дня Пустоты они не разговаривали, занятые каждый своими делами. И вот он стоял здесь — в комбезе, но не своего корабля. На нём был «фирменный» серый комбез ОЗК.

— Ты нужна там, — сказал он. Не попросил, не позвал, констатировал факт.

— Кому? Все и без меня прекрасно справятся.

— Мне.

* * *

Люди по-разному реагируют на тяжелые события. Кто-то более ярко, кто-то, наоборот, может шутить и улыбаться до последнего, даже если в глазах стоят слёзы, кто-то впадает в ступор и депрессию. Да и чувствовать что-то, кроме сопереживания, казалось стыдным. Не они здесь пострадали, не они здесь были главными или хоть сколько-то важными. Просто очередные сочувствующие. Станислав даже не знал, что сказать Кире, Дэну, Лансу, Трикси. Все дежурные слова выглядели лишними, неподходящими, совершенно чужими.

Миранда, наконец, закончила возиться с волосами, собрав их в какой-то пышный узел на затылке, и тщательно перевязав лентой — резинки для волос было недостаточно. У неё в вещах отыскалось простое прямое чёрное платье, которое немного странно смотрелось с чёрными ботинками, но, как без улыбки пошутила сама Миранда — они и не на показ мод собирались.

— Ты как? — он спрашивал это у неё раз сотый за последние два дня. На большее не хватало ни сил ни времени, нужно было помочь Кире со всеми делами, переселениями, пересчётами оставшихся. Всё время находились какие-то дела, где нужна была чья-то помощь, а Станислав с командой как раз были этими «кем-то». У всех под глазами залегли тёмные круги, и казалось, последние три дня слились в одну серую массу, забитую кучей каких-то дел.

— Ну, похороны то не мои, — она криво улыбнулась, проверяя причёску, — если больше никто не будет умирающим голосом начитывать мне прощальные сообщения, переживу.

— Жалеешь, что села на мой корабль? — это должно было прозвучать, как шутка, но в текущей атмосфере у него не получалось даже подобия на улыбку.

Миранда приблизилась, кладя руки мужчине на плечи.

— Нет, вовсе нет, — она улыбалась, но глаза оставались серьёзными, — думаю, если бы я знала, что ты летишь на Кассандру, а потом узнала бы про взрыв, то просто… Не знаю, — Миранда пожала плечами. Она казалась такой лёгкой, уверенной. Хотел бы и он так легко всё воспринимать. Да, не раскисать он умел, но вот оставаться словно не затронутым происходящим было куда сложнее, — а ты жалеешь? Тебе и без меня хватает дел…

— Нет, — он притянул её к себе, обнимая, — но я бы хотел, чтобы это всё было иначе.

— Ну, чего еще я могла ожидать от человека, который на второе свидание сиганул в ядовитое подземное озеро, чтобы найти монстров, которых отродясь в этих местах не было. Я вообще за всю жизнь на Каа-хем о них даже толком не знала!

— Сказала женщина, тыкающая в людей станнером на первом свидании.

— Зато ты сразу понял, с кем имеешь дело.

Станислав улыбнулся. На секунду он почувствовал себя как-то легко, спокойно, тепло. Ощущение быстро растаяло, но о нём остались хотя бы приятные воспоминания.

— Нам пора, — Стас отстранился, и протянул ей руку. Миранда подала ему свою горячую ладонь, и он заметил, что её лицо стало серьёзным.

— Как ты думаешь, кто это сделал?

Сложно было ответить на этот вопрос. Это мог быть кто угодно, но… Если смотреть на ситуацию трезво, было только два варианта: их кто-то предал, либо на них напал кто-то очень могущественный. Бритва Оккама подсказывала, что злодейский план такой атаки был бы очень запутанным и сложным, а вот предательство — куда более простое и понятное объяснение. Вот только произносить это вслух не хотелось. Одно дело — подозревать, и совсем другое — сказать. Пока он молчал, это словно было менее правдивым вариантом.

— Кто бы это ни был, его найдут, и больше он не сможет никому навредить.

Миранда неопределённо кивнула, и Станислав ощутил, что это вовсе не тот ответ, который она хотела услышать. Её лицо сделалось сосредоточенным, а между бровей залегла морщинка. Они выдвинулись на похороны, предварительно зайдя проверить Милли — девочка забилась в одну из кают, и совершенно спокойно отнеслась к предложению остаться на корабле. Станиславу не хотелось привлекать к ней лишнее внимание, и сама Милли эту позицию разделяла. Он регулярно проверял её: девочка читала, смотрела документальные фильмы, иногда просто прыгала или во что-то играла, но прекрасно чувствовала себя одна, изредка выходя погулять по кораблю (больше ночью), и появляясь на завтраке и ужине (вместо обеда все перекусывали чем могли, потому что было не до того). Она со всеми познакомилась, но пока избегала общения. Вот и сейчас она просто кивнула, узнав, что все уходят. Миранда зашла, и, порывшись в карманах, отдала девочке несколько конфет, пригоршню которых вчера попросила Стаса купить в столовой замка. Милли улыбнулась, но на этом их общение закончилось.

Разбираться, что делать с ребёнком, капитан решил потом, когда всё уляжется, а сам ребёнок пообвыкнется и хоть что-нибудь расскажет. А пока их ждало нечто сложное, но необходимое...

Похороны Станислав переносил спокойно, как тяжелую, но неотъемлемую часть жизни. Он бывал уже на многих подобных "мероприятиях", причём с довольно юных лет — родные, родители, однополчане… Казалось, он должен был уже привыкнуть, относиться к этому спокойно, но не могло быть «ещё одних похорон». На душе всё равно было мерзко и тяжело, особенно, если вспомнить, что он всё произошедшее видел своими глазами, и совершенно ничего не мог поделать.

Они оказались совсем рядом с Кирой, около небольшого ряда одинаковых могил. Те, кто более-менее знал Кассандру, насобирали неядовитых цветов, которые походили на цветной кусок папоротника, и многие теперь стояли с ними в руках. Кто-то молчал, кто-то тихо переговаривался между собой. Наконец, заговорила Кира, и все разом затихли.

Кира обычно репетировала речи, но не эту. Она до последнего не знала, что сказать, метаясь между напыщенными прочувственными речами и парой коротких фраз. Но как только она увидела собравшихся, ряд могил, и одну с висящей над ней голограммой со списком жертв, всё стало на места.

— Не так давно я была девочкой, мечтающей о свободе для киборгов, — глядя перед собой заговорила она, — я видела весь ужас нашего мира. Видела людей, запертых в своих телах, вынужденных жить в рабстве, людей, которых считали за вещи, за собственность. И я нашла тех, кто видел это так же, как и я. А потом… случилось чудо, мир начал меняться. Медленно и тяжело, но вот уже у нас планета, наша собственная. Да, по нам нанесли удар, потому что нас стали бояться. И боятся они не зря. Мы этого так не оставим. Те, кто сделал это, должны быть наказаны, и мы добьёмся того, чтобы так и случилось. Но после всего, через что мы прошли, после всего, что случилось, мы просто не можем потерять веру. Как бы нас не пытались разбить, сломать, уничтожить, мы выстоим. И вы все сможете жить, быть свободными, выбирать свою судьбу. И вам нужно будет делать это со всем усердием, жить изо всех сил, и наслаждаться каждой секундой. Ради тех, кто пал в борьбе за это будущее.

Её голос дрогнул, но она взяла себя в руки, и гордо вздёрнула подбородок. Она видела, что они услышали её, она чувствовала, что присутствующие здесь поверили ей. Стоявший рядом Олег на долю секунды коснулся её локтя — но так мимолётно, что едва ли кто-то заметил. Из всех собравшихся он понимал её больше остальных, ведь именно ему была вверена безопасность этой планеты. Все уже знали, что военных взломали, и никто не винил их, благодаря тому, что «Лесси» успела выстрелить по головному кораблю и привлечь внимание, они успели начать эвакуацию вовремя, и спаслась хотя бы часть людей. Однако, Кира знала, что сам Олег наверняка чувствует, что это именно его ошибка. Она едва заметно повела плечами, и чуть повернула голову, благодаря его за поддержку.

Заговорили и остальные. Кратко вспомнили многих — кто-то рассказал забавные случаи, кто-то вспомнил, как помогала им Мей. Когда внимание переключилось на других, Кира позволила себе опустить голову, уставиться в землю, и чуть-чуть расслабиться. Плакать у всех на виду она не могла себе позволить, да и слёзы к ней не приходили — когда она оставалась одна, то тупо смотрела в стену, пока в голове бешено крутились мысли. Иногда ей было стыдно за то, что она рада, что не задело замок и остальные корабли. Иногда — невероятно тоскливо от осознания произошедшего. Но сейчас всё будто закончилось, и ей казалось, что её чуть трясет, она словно была где-то на грани своего собственного сознания, со стороны наблюдая за происходящим. Вот все кладут цветы, вот бросают горсти земли… Трикси опять до крови искусала колечко в губе, и не сдвинулась с места, замерев между своими родителями и Дэном. Тед осторожно поглядывает на неё, с неподдельным беспокойством. Стрелок замер, глядя куда-то в пустоту. Они были в том самом флайере, на границе удара бомбы. Метром южнее — и все бы бесследно погибли, метром севернее — и Мей осталась бы жива.

Могилы быстро засыпали, и пришёл черёд соболезнований. Здесь они могли длиться бесконечно. Плакала девочка с фиолетовыми волосами, стоя около могилы, у которой вместо памятника или креста в изголовье лежал обломок флайера, найденный Вороном где-то среди леса. Кивал, принимая соболезнования, молодой мужчина с ранней сединой в чёрных волосах — Кира знала, что на «Кристи» был его подопечный, с которым они рука об руку выживали ещё до появления ОЗК. Кто-то подходил и к Кире, она кивала, благодарила, напутствовала — делала всё, что должен делать лидер в такие моменты, но сама будто была не здесь. Под конец она поймала себя на том, что на предложение Теда пройтись ответила «спасибо», и продолжила стоять, глядя в пустоту.

Рядом с Тедом было хорошо. Он был… Надёжный. Спокойный. Он увёл её за собой, прочь от толпы людей, туда, где было тише. и где не видно было рядка земляных холмиков. Сейчас он просто молча шёл рядом, но это её не тяготило — в этом молчании она чувствовала поддержку.

Далеко уходить в лес Кассандры не стоило, поэтому они добрели до относительно тихой его опушки, и устроились на импровизированной лавочке. Кира пробежалась пальцами по дереву, нагретому солнцем. Она только сейчас осознала, какая весь день стояла тёплая, солнечная погода, хотя ей казалось, что над ними клубились тучи.

— Её сделал Блистер, он любит… любил работать с деревом, — она с любовью погладила гладкую поверхность с деревянным узором. Мы заказали ему синтодревесину, потому что настоящая дорогая, а местную трогать нельзя. Он был так рад.

— Хорошая работа, — одобрительно заметил Тед, и снова ненадолго повисла тишина, а потом он набрал воздуха в грудь, — слушай, я хочу сказать… ты молодец.

Кира не захотела поднимать голову, она продолжила рассматривать узор, имитирующий настоящее дерево.

— Ты думаешь?

— Я хочу сказать, — он замялся, — все здесь смотрели на тебя. Эти пару дней… Они могли бы сдаться, закрыться, впасть в тоску. Но ты всё время что-то делала, заполняла всё активностью, жизнью. Да, сейчас всем плохо, но ОЗК это переживёт. Благодаря тебе.

— Благодаря мне, — хмыкнула Кира. Знал ли он, какая она молодец на самом деле? — ты должен кое-что узнать обо мне.

Тед не стал спорить, или как-то успокаивать её зарождающуюся истерику. Кира тихо заговорила:

— Дэна заразил не вирус, это была ошибка в моём стихийном обновлении. Это сделала я. Я изучила стандартный отчёт, увидела в нём список стандартных, некритичных ошибок, и решила, что ничего страшного не произойдёт. Там не было ничего такого… Система обычно сама балансирует такие мелочи. Выпускать обновление нужно было как можно скорее. Я хотела спасти их, всех их. И я… Я долго думала, что это того стоило. Что такое несколько жертв и моя совесть против сотен, тысяч спасённых? А теперь большая часть тех, кого я «спасла» растаяли, не оставив за собой ничего. Всё равно, как если бы попали в мусоросжигатель. Возможно, им было бы лучше остаться там, где они были. Возможно, мне не стоило бы лезть в это всё.

Она закрыла лицо руками. так и не глядя на Теда. Что он скажет на это? Обидится и уйдёт? Ударит её? Она всего этого заслужила. Тёплая рука опустилась на плечо. Тед молчал, и, когда она открыла глаза, то увидела замешательство, увидела, как он напряжённо размышляет. Но при этом он всё равно поддерживал её.

— Я уйду из руководства ОЗК. Буду помогать, но на рядовой должности. И признаю свою вину, — ей захотелось как-то разрушить эту тяжелую тишину, — но я просто… Я не знаю, что мне надо было сделать. Я ненавижу себя за эту ошибку, да! — по её щекам потекли слёзы, — и иногда… Мне кажется, что всё это было ошибкой, понимаешь? Да, я сказала там, на похоронах то, что должна была, и в ту небольшую секунду я правда в это верила, но… Я хотела изменить мир к лучшему, я хотела помочь, спасти тех, кто в рабстве, а теперь я чувствую, будто всё это неправильно. Будто бы мне не стоило лезть, стоило оставить всё это, не трогать ничего, дать всему идти своим чередом. Кто знает, может быть без меня всё работало бы гораздо лучше! Я только делаю хуже, из-за меня гибнут люди, киборги, да какая разница! — её голос сорвался, и она уткнула лицо в ладони, чувствуя, как по щекам, наконец-то, катятся слёзы.

— А может, всех киборгов бы истребили без тебя. Или им приходилось бы прятаться, как прятался раньше Дэн. А может быть, замяли бы ситуацию, и выпустили бы новых. Гадать можно бесконечно, — Тед притянул её к себе, поглаживая по голове, — я знаю, что никто не сделал ничего, чтобы изменить тогда ситуацию. Нам всем она не нравилась, но именно ты была тем, кому хватило смелости открыто сказать всему этому ужасу «Нет!» и начать менять мир. Никто и не думал, что такое возможно! А тут приходит Кира Гибульская и просто раз! И всё делает, — он взял её за подбородок, заставляя поднять лицо, заглядывая в глаза, — ты сказала всё правильно там. Кто бы это ни сделал — они поплатятся. А киборги будут жить свободно, и этого уже никто не изменит и не остановит. Во многом, благодаря тебе.

Её затрясло и рыдания накатили с новой силой. Кира уткнулась в плечо Теда, позволяя себе разреветься, и уже толком не понимая, из-за чего именно, просто выпуская все эмоции на волю.

— Я не хочу, чтобы ты улетал, — зашептала она, не зная даже, расслышал он или нет.

Тед расслышал, и снова отстранился, большим пальцем смахивая слезу с её щеки.

— Если ты скажешь, я останусь.

Глаза Киры в ответ расширились, и она отклонилась назад, встряхивая головой:

— Нет, ни за что, — должно быть, на его лице отразилось удивление, и она улыбнулась: — я не заставлю тебя бросить любимое дело, ради того, чтобы решать проблемы ОЗК.

— Может быть, решать проблемы ОЗК станет моим новым любимым делом? — предположил Тед. Да, он был пилотом до мозга костей, но это ещё не значило, что он был эгоистом, хотя так и могло казаться.

— Не стоит, Тед, правда, — она ещё чуть отодвинулась, — слушай, нам хорошо вместе, это правда, но сам подумай, разве из этого может получиться что-то большее? Я ведь, даже если добьюсь для ОЗК всего, чего хочу, не остановлюсь, я поняла это. Я всегда буду что-то делать, где-то крутиться. А ты — замечательный пилот, когда-нибудь, может, заведёшь свой собственный корабль, но я не представляю тебя привязанным к поверхности планеты. Так что… Надо просто радоваться тому, что у нас есть. Или было, — она поднялась со скамейки, вытирая слёзы, — завтра большая встреча, мне надо готовиться.

Тед прослушал её монолог полностью и так и не нашёлся, что сказать, тупо глядя ей вслед. Спрашивать у неё «ты что, меня бросаешь?», сразу после того, как она похоронила большую часть своих подопечных было бы глупо и неуместно, да и не различал Тед всех этих ярлыков «мы встречаемся» «мы расстались» и тому подобное. Хотелось её обнять и успокоить, но он достаточно хорошо знал Киру, чтобы понять, что это не то, что ей сейчас нужно.

Как и многие молодые люди, Тед понимал, что рано или поздно ему может захотеться осесть и остепениться, пусть не так буквально, как большинству, но он всё равно раздумывал, что когда-нибудь в будущем вполне может завести семью, дом, и проводить в космосе не всё время, а только его часть. Но в этот момент, сидя на скамейке посреди не очень дружелюбного леса Кассандры, он вдруг осознал, что только что чуть круто не изменил свою жизнь. Возможно, Кира была права, не желая отрывать его от любимого дела. Смог бы он действительно остаться?

А возможно, Кира просто недооценила способности Теда. Он мог казаться одномерным и догадывался, что производил именно такое впечатление — разбитной весёлый парень, охочий до красивых девушек и ярких приключений, но сам пилот знал, что это — не главное в нём.

Но что тогда главное?

* * *

Ланс рассматривал задумавшегося друга, не желая нарушать его уединение. Сам он не любил, когда люди шумно врывались в его занятие, принося с собой хаос и сбивая с толку. Поэтому он просто замер в темноте леса, выжидая. Тед невидящим взглядом скользил между деревьев, и, видимо, заметив Ланса, подпрыгнул, хватаясь за сердце, правда, перепутав сторону.

— Прибыл ещё один корабль к завтрашней встрече. Там Лика, — кратко объяснил Ланс, когда Тед на интерлингвистическом матерном объяснил ему, почему нельзя подкрадываться.

— Что, уже? — Ланс никогда не понимал, почему ребята удивляются очевидным вещам, и просто принял это как данность человеческого поведения. Последнее время ему приходилось разбираться с такими вещами самостоятельно, без помощи старшего собрата, но с каждым разом выходило всё лучше.

— Ты же всё слышал? — спросил Тед, когда они вместе двинулись в сторону новой посадочной площадки у замка. Старую разрушило взрывом.

Ланс застал их разговор с Кирой, но деликатно проигнорировал, как лишний шум. Однако, кое-что он всё-таки успел понять.

— Ты и правда бы остался? — положение вещей на «Космическом мозгоеде» Ланса полностью устраивало, и ему не нравились мысли даже о малейших переменах.

Тед ответил не сразу. Другие бы сказали, что он непривычно серьёзен, но киборги гораздо внимательнее, они замечают изменения интонаций, микровыражения, поэтому Ланс знал Теда не только таким, каким его видели все.

— Пожалуй, мы этого уже не узнаем, — усмехнулся Тед, — но в чём я уверен, так это в том, что скучал бы по вам каждый день.

Ланса это не успокоило. Последние разговоры поселили в нём новую мысль — рано или поздно всё это закончится. Корабль, друзья — в какой-то момент каждый из них осядет, отправится по своим делам, а Лансу больше некуда было идти, поэтому он останется один.

И Полина, и Тед, и Дэн думали, что от отсутствия кого-то из них ничего не изменится, или, по крайней мере, говорили так, но Ланс видел это иначе. Он понимал, что с каждым из этих людей пропадёт часть его мира, часть его жизни. А если они все вместе решат, что пора двигаться дальше… Конечно, Станислав Федотович Ланса не выгонит, но что, если и он решит оставить грузоперевозки и осесть? Вон, женщину уже завёл. А во всех приключенческих книгах, которые сейчас читал Ланс (не сканировал, а именно читал — ему нравилось не просто получать информацию, а именно ощущать погружение в историю) как только у людей заводились любимые и семья, они постепенно возвращались к спокойной жизни.

Но как остановить друзей, Ланс придумать не мог.

Лика крепко стиснула брата в объятиях, и тот искренне ответил ей тем же. Ланс оставил их — с Ликой он уже был знаком, и общение с ней было приятным, но сейчас киборгу больше обычного хотелось отправиться на корабль и побыть одному.

Первая часть была выполнена, а вторая — не до конца. На пути к коридору его застал оклик Полины. Можно было бы проигнорировать, Полина бы наверное даже не обиделась, но она могла расстроиться. Грань между этими двумя понятиями Ланс ещё не до конца понимал, но знал что и то, и другое — плохо.

— Как ты себя чувствуешь? — Ланс не понял, о чём она, поэтому ответил стандартным «состояние в норме», и она в ответ наклонила голову, выразительно приподняв брови.

— Мне интересно, как чувствуешь себя именно ты. Много всего произошло с киборгами за эти дни, тебя это беспокоит? Тебе не страшно?

Ланс хотел было пожать плечами — отличный жест, недавно подхваченный им, который помогал в сложных ситуациях, но почему-то он показался ему здесь не подходящим. Так и застряв на полпути к коридору, он задумался. Происходящее с киборгами не угрожало лично ему на данный момент, и потенциально тоже. Пока они с Дэном держатся в стороне от ОЗК никто за ними персонально не охотится. Однако, несмотря на это понимание, уровень кортизола в крови вырос, в груди ощущалось давление, а пульс был стабильно повышен. Это нельзя было назвать страхом, но правильного слова Ланс подобрать не мог. В голове почему-то всплыла картина того, как Лика обнимает Теда и где-то в правом подреберье возникло неприятное тянущее чувство, никак не регистрирующееся на мониторах внутреннего состояния. Поэтому Ланс сделал первое, что пришло ему в голову — несколько шагов вперёд, и обнял Полину. Девушка испуганно замерла в его руках, её сердце забилось чаще, но быстро успокоилось, и она обвила руками его шею. Ланс отметил слабую выработку окситоцина. Его слух уловил болтающих рядом с открытой шлюзовой камерой корабля Лику и Теда. Пилот рассказывал своей сестре о произошедшем с Кирой, делясь своими переживаниями.

— Почему он не рассказывал этого мне? — Полина отстранилась и удивлённо посмотрела на Ланса, и он вспомнил, что она либо не слышит, либо не может разобрать этот разговор, — Тед не стал делиться своими переживаниями. Но ведь так делают друзья.

— Да, но некоторые переживания очень сложно озвучить даже друзьям, — девушка погладила Ланса по плечу, — Лика его семья, его сестра. Никто во всём мире не поймёт его лучше.

Ещё одно напоминание, что, помимо жизни на корабле, у всех была и какая-то другая жизнь, за его границами — буквально или образно. У всех, кроме Ланса.

— А ты рассказываешь такие вещи маме? — другой семьи у Полины Ланс и не знал. Девушка с улыбкой повела плечами:

— Нет, что ты! Иногда Роджеру, иногда вам, иногда — никому. Честно говоря, — она куснула губу, отводя взгляд. Полина всегда так делала, когда вспоминала своё детство или прошлое, — у меня никогда не было особо близких друзей и я привыкла молчать о таких вещах.

— Ты можешь говорить со мной, — уверенно сказал Ланс.

— Могу, — улыбнулась Полина, и потянулась потрепать его волосы. Ланс не стал уворачиваться, — а ты — со мной.

— Пока ты здесь, — Ланс не хотел обидеть Полину или расстроить, но она всё равно отдёрнула от него руку, и отвела взгляд. Он ощутил ещё большее сожаление, но не понимал, что сделал не так.

По трапу поднимались, но не Тед и Лика. Вернулся капитан со своей странной женщиной.

— Детишки, вы в порядке? — Миранда в руках несла, как маленького ребёнка, пачку муки, — кто умеет готовить блины? Полина, там тебя твой полицейский искал, он прибыл на последнем корабле.

— Мы — не твои дети, — с сомнением озвучил свою мысль Ланс. Полина, почему-то потерев глаза, пулей выскочила из корабля. Миранда улыбнулась его замечанию.

— Ну, детей у меня нет и не будет, поэтому дай немножко помечтать, — она подмигнула, водружая пакет муки на столешницу. Станислав Федотович поставил пакет, где была ещё мука и яичный сублимат, — по старой Каа-хемской традиции будем печь блины на поминки. Немного запоздало, правда, зато не будет повода киснуть по каютам, — она порылась в ящиках, доставая большую миску.

— А если бы тебе надо было поделиться с кем-то переживаниями, кого бы ты выбрала? — Ланс всё ещё не был уверен, нужно ли его участие в процессе готовки, но устроился на табуретке, наблюдая, как Станислав Федотович сосредоточенно мешает яичный порошок с водой, а Миранда отмеряет муку. На её тёмной одежде тут же осела белая пыль.

— О, это очень сложный вопрос! — Миранда упёрла уже перемазанные в муке руки в стол, — с одной стороны, ими вообще не хочется делиться, ведь люди могут их использовать против тебя, даже не осознанно. С другой стороны, так уж мы устроены, что нам необходимо общение, необходимо обсуждать то, что нас волнует, — она покусала губу, — но «выбрала» тут неподходящее слово. У меня нет выбора. Кроме вас, у меня практически никого нет. Никого близкого точно. Исчезни я с лица земли, и вы были бы единственными, кто бы это заметил. Ну, и мои «коллеги», через некоторое время.

Ланс не совсем понял, к чему было такое ударение на слово «коллеги», но решил отложить этот вопрос на потом.

— У меня тоже никого больше нет, — Ланс посмотрел на эту женщину новым взглядом. Если эта команда нужна была ей, как и ему, то она точно не станет её разваливать. Она ведь сказала «вы», а не просто «капитан».

— В конечном счёте, — женщина снова занялась мукой, отводя взгляд, — никого ни у кого нет. Вселенная… Растаскивает всех нас в разные стороны. Потому что у каждого свой путь. Но в конце-концов, — она смахнула волосы со лба, оставляя на лице мучной отпечаток, — в определённые моменты жизни ты остаёшься один. По этому поводу можно грустить, можно писать поэмы, можно страдать… А можно просто радоваться тому, что есть, — она принялась набирать воду в большой стакан, поглядывая на Ланса, — когда есть выбор, грустить или радоваться, я выбираю радоваться. Тогда, когда я останусь совсем одна, я буду знать, что у меня были эти счастливые моменты.

Вода перелилась через край стакана, и Миранда поспешно закрутила кран.

— Кхм, — вмешался капитан, — и где вы оба собрались оставаться совсем одни? Вы же понимаете, что я вас не оставлю?

— Звучит угрожающе, милый, — Миранда с улыбкой подмигнула капитану, и перевела взгляд на Ланса. Он старательно обдумывал её слова, понимая, что ещё больше запутался. То есть все всё равно уйдут? Но капитан сказал, что не оставит их…

— Эй, хватит там меланхолить, иди сюда, мне нужны твои большие сильные руки, — вырвал его из размышлений голос Миранды, — поработай-ка миксером.

— Но у нас есть миксер, — возразил Ланс, и женщина закатила глаза:

— Половина смысла поминочных блинов в их приготовлении! Ты поймёшь, но сначала доверься мне и мешай, — она указала ему на миску, и Ланс подчинился.

Постепенно он втянулся в готовку, хотя она казалась какой-то бессмысленно сложной — зачем так стараться ради тонких обжаренных кусков теста? А потом его ещё заставили крошить еду, чтобы завернуть в эти куски теста! Почему нельзя было её просто есть?

И только спустя пару часов, когда на столе гордо стояло блюдо с фаршированными блинами, а рядом высилась стопка с обычными, когда Станислав Федотович, ворча на Миранду, отмывал следы теста с кухни, сама Миранда — со стен, а Ланс — с Сени и Котьки, он вдруг понял, в чём был смысл этой готовки. Капитан ворчал, но по-доброму, улыбаясь, Миранда шутила, а сам Ланс ощутил, что неприятное состояние, бывшее с ним весь день, чуть отступило. По трапу застучали ботинки — вернулись сначала Тед с Ликой, потом Дэн, Вадим с Аликом, Роджер с Полиной, зашли и Кай со Стрелком, выбежала даже та странная девочка — Милли. Что именно с ней не так, Ланс не знал, но следил за ней усиленно. Корабль наполнился жизнью. Внимательный взгляд Котика замечал, что у всех довольно сосредоточенные лица, и каждый словно обдумывает что-то про себя, но сначала блины всех отвлекли, потом разговоры о похоронных традициях, потом Стрелок рассказал что-то о Мей Ким. Сам Ланс предпочитал держаться подальше от ОЗК и почти не знал её, но всё равно ощутил какое-то сожаление внутри. Странно было говорить о том, от чего делается ещё грустнее, но почему-то хотелось. Нашлись и другие истории, где-то весёлые, где-то милые. Иногда все затихали, глядя куда-то в пустоту, но это не было тяжело и неловко. Это было странно, непривычно, но Ланс чувствовал, что ему почему-то становится спокойнее. Всё произошедшее не отменялось, не становилось правильнее, но боль внутри отступала. Видимо это и было «выбирать между грустью и радостью», никто не говорил о том, как плохо им без тех, кто погиб, о том, какое ужасное было событие, не обсуждал свои чувства. Наоборот, они вспоминали хорошее, и радовались тому, что было.

«Как ты себя чувствуешь?» проговорил голос Полины в его голове, когда Ланс заметил, как она нервно кусает губу, избегая держать Роджера за руку. И только сейчас киборг понял, что ответом было простое слово. «Плохо».

Он никогда не верил ОЗК, но это не означало, что он хотел убеждаться в своей вере. Он был зол на тех, кто посмел атаковать киборгов, потому что среди них мог оказаться и сам Ланс. Ему не нравилось, что подобные ему умирают, хоть это и не представляло для него опасности. Ему не нравилось, что в опасности были его друзья. Он не хотел, чтобы они все уходили, он не хотел оставаться один. У него не было семьи, его собратья были для него никем, а экипаж «Мозгоеда» не мог существовать вместе вечно. И всё это вертелось внутри него, злило, беспокоило, пугало, сбивало с толку.

«Плохо» — мысленно повторил Ланс, и посмотрел на Миранду. Она словно почувствовала его взгляд и подняла голову, но не стала дежурно улыбаться, успокаивать, шутить.

Вместо этого она убрала с лица вежливую полуулыбку на мгновение, но этого мгновения киборгу хватило, чтобы считать выражение, заметить проступившие слезы, которые женщина тут же торопливо смахнула так, что никто не заметил. Не нужно быть киборгом, чтобы понять, что это значит.

Он не был одинок. Не более одинок, чем любой на этом корабле. Ланс протянул руку, и погладил Полину по плечу. Девушка с улыбкой пожала его руку в ответ. И он понял одно — не важно, оставит ли его Полина, либо кто-то ещё. Важно то, что они не хотят его оставлять.

Полина почувствовала облегчение. Ей было стыдно, что сейчас её, несмотря на все печальные события, куда больше пугала её собственная судьба.

Когда она встретила Роджера, и они нашли место, чтобы поговорить, он необычайно настойчиво потребовал, чтобы она ушла с «Космического Мозгоеда».

— Ты не можешь просить такого от меня! — заявила она, решительно складывая руки на груди, — просто не можешь! Это ведь моя жизнь. Мы не на каком-нибудь ортодоксальном континенте Земли, и ты не можешь мне указывать.

— Я не указываю, — Роджер вложил в эту фразу столько нежности, что решительность Полины была сильно подточена, — я беспокоюсь! За последние полгода сколько раз ваши имена мелькали в полицейских докладах? Во сколько передряг ты, в принципе, вляпалась, будучи на этом корабле?

— В общение с тобой, например, — грубее, чем хотела бы, бросила Полина, отступая от него. Они стояли где-то у замковой стены, в метре над ними через большое окно изредка слышались чьи-то шаги, но большинство гуляло где-то в стороне или сидело в своих комнатах, либо временных модулях, наскоро развёрнутых навстречу разрушенному поселению.

— Прости, что давлю, — Роджер взял её руки в свои. Это был уже не тот милый смущающийся парень, который краснел при каждой встрече. Смущаться и краснеть он умел до сих пор, но вести себя он стал куда решительнее, и увереннее, и Полине это очень нравилось... до тех пор, пока речь не пошла о её жизни, — но ты должна признать, что была в смертельной опасности минимум дважды за этот месяц. Или трижды. Я сбился со счёта! — он покачал головой, — кроме того, мы ведь собирались быть вместе, и ты всё равно бы…

— Да почему ты так думаешь? — Полина убрала свои руки из его, упирая кулачки в бока. В голове проскользнула мысль, что она сейчас очень похожа на свою маму, — а ты бы всё равно? Ты бы бросил работу в галаполиции?

Роджер распахнул глаза, и замялся:

— Ну, я бы… попросился бы в перевод на ближайший сектор…

— Но продолжил бы работать, и торчать в космосе неделями, месяцами, верно? — не отступалась от своего Полина, — пока я должна сидеть и смирно ждать тебя?

Он уставился на неё так, будто бы не понимал в чём проблема.

— Но ты ведь… — он запнулся, подбирая слова. Не будь Полина такой сердитой, она бы могла засмеяться его замешательству, — а как же дети? Декрет?

— Смысл декретного отпуска в том, что он отпуск, и рано или поздно заканчивается, — возразила Полина, — а эти гипотетические дети не только мои, но и твои. Почему бы тебе не остаться с ними, пока я делаю свою работу? Декрет дают и отцам.

— Но у меня-то настоящая работа! — возразил Роджер, и у Полины перехватило дыхание. Она знала это ощущение, хоть и редко его испытывала, потому что очень редко её кто-то так злил, — в смысле, — он явно заметил её суровое выражение лица, — ты могла бы работать в какой-нибудь лаборатории, или НИИ… Мы бы нашли отличное место!

— Знаешь что? — свой голос показался Полине каким-то чужим. Если точнее — маминым, — почему бы тебе тогда не жениться на своей «настоящей» работе?

После этого они не разговаривали. Полина убежала, не желая ничего слышать, а Роджер даже не догадался попробовать её догнать и всё объяснить. Ну и пускай! Значит, не так уж ему и нужно. Она побродила в одиночку, благо, никто не обращал внимания на ещё одного грустного человека (что заставило её ощутить укол совести — у всех тут серьёзные проблемы, а она!), потом Роджер нашёл её, ничего не сказал, просто протянул руку. Отказаться она не смогла — и так они и бродили, молча, пока не появилось сообщение в командном чате, призывающее к ужину.

— Зайди, — попросила Полина, когда Роджер проводил её и уже собирался уходить. Несмотря на то, что она была с ним не согласна, это все ещё был её Роджер, и ей хотелось, чтобы он был рядом.

Роджер в ответ мягко поцеловал её пальцы, и они поднялись на корабль.

И сейчас, сидя в компании друзей, ставшей для неё второй семьей, она понимала, что не хочет менять это ни на что. Вадим же как-то справлялся с Аликом! Да и до детей ещё дожить надо! Никто не говорит, что она собирается их заводить сразу же после свадьбы. Роджер может так думать, но носить ребёнка девять месяцев не ему, поэтому решение остаётся за ней.

Но так ли нужна она на этом корабле? Может быть, Роджер и был прав, и её работа бесполезная? Впрочем, с такой частотой влипания в неприятности медсестра — вовсе не бесполезная должность.

Вадим куда-то засобирался, и Полина предложила посидеть с Аликом. Он уже был не маленьким свёртком, а вполне активным и весёлым малышом, который любил играть, что-то постоянно лопотал, и требовал много внимания, и ей было по-настоящему интересно видеть, как эта маленькая копия Дэна растёт и меняется, как в нём проявляются черты биологического отца, а иногда — и Вадима, по крайней мере, брови малыш морщил очень похоже.

Вадим захватил несколько блинов с собой, и быстрым шагом покинул корабль, направляясь к замку, но обогнул его и пошел туда, где в уцелевшей части города в небольшом домике его ждала Аня. Другого имени он от неё так и не добился, и девушка, вдобавок, напустила какой-то тайны почище Миранды, но в то, что она могла быть как-то причастна к гранате или атаке, Вадим верил с трудом.

— Вкусно! — блины она кушала с аппетитом, — знакомый вкус, но никак не могу понять, что напоминает. Слушай, я по своим каналам проверила то, что ты просил, но ничего так и не нашла.

— Значит, эта версия тоже в мусорку, — Вадим потёр переносицу, и посмотрел на развёрнутый голоэкран, — получается, никакие наёмники об этом даже не слышали? Но кто, кроме них, обладает такой техникой и возможностями? Зачем кидать гранату, а потом уничтожать ОЗК целиком? Ведь если бы военные вовремя не спохватились, никто бы не начал эвакуацию, и тогда…

— Я не думаю, что граната как-то связана с произошедшим, — покачала головой Аня, — покушений на Киру масса, а организатор мог растаять в толпе, а мог попасть на «Кристи»… — она нервно покрутила волос на пальце. Без ужимок и кокетства она сразу стала выглядеть более собранной и взрослой, — кроме того, ты должен понимать, что гранату бросал киборг.

«Нечто большее» — подумал Вадим, но так откровенничать с новой знакомой не мог. Он был уверен, что скрыться в замке, населённом DEX-ами шестой и седьмой модели могла только эта новая модификация киборга. Но зачем им взрыв?

Он не знал того, что женщина рядом с ним думает абсолютно о том же — и не говорит ему, потому что точно так же не доверяет. Но она точно знала, что этот киборг-гибрид, или, как она привыкла его называть, «киб», мог бы убить Киру куда проще и эффективнее, и не оставить следов. Во взрыве практически никто не пострадал — ударная волна была настолько удачной, что девушку бросило в оконную раму, и она отделалась лёгкими ранениями и испугом. Такое не могло произойти случайно. Аня знала это, потому что помогала создавать кибов.

* * *

За много километров от замка, на дикой лесной поляне, собрались тёмные фигуры. Точнее, выглядели они, как обычные люди, а ещё точнее — киборги. Фирменные нашивки ОЗК на потрёпанных и порванных комбинезонах были слабо различимы в сумерках. Им не нужно было говорить — только оказаться в пределах досягаемости внутренней связи. Наконец, вернулся разведчик, передавая утреннюю информацию — ему удалось слиться с толпой на похоронах, подслушать некоторые разговоры, и даже притащить пару пачек сахара, чтобы Тринадцать могли восстановить силы. Никто из них не любил кормосмесь, потому что ещё помнили, каково это — быть людьми, прекрасно знали, что такое еда, и как её употреблять. С появлением разумных киборгов появились и попытки делать приличного вкуса кормосмесь, но эта группа кибов совершенно точно не стремилась к подобному.

«Наше предупреждение не сработало, как надо, потери значительные, идёт общая перепроверка, пересчёт».

«Нам нужно встать на учёт, чтобы избежать подозрений и срыва прикрытия».

«Мы не скомпроментированы. Выживать в лесу невыгодно, стоит вернуться в ОЗК».

«Они ищут тех, кто бросил гранату».

Сложно было в такие моменты отличить свои мысли от чужих — их программа и прошивка были типовыми, лишёнными индивидуальности, а эта группа была настолько сработанной, что они больше ощущали себя, как части единого организма, чем как отдельные личности.

У них забрали многое человеческое, но если собрать то, что осталось, то из группы, наверное, получился бы один полноценный человек. Они поняли это на простом задании, работая в крупной связке, и тогда появилось их первое совместное решение.

Азор мог думать, что от него никто не уходит. Мастер мог думать, что все кибы и люди идеально ему преданы. И пусть они и продолжают так считать! Группа знала немного иную картину мира. Ты в безопасности, пока о тебе никто не знает. Репутация Азора не нарушена, а до мелочей вроде небольшого перерасхода ему нет дела. Они саботировали задание, инсценировали гибель полной группы, и проникли на Кассандру, пока тут ещё не было столь строгой охраны. Катер удалось разобрать и спрятать по частям, а потом прилипнуть к очередной партии «проверочных». Это было сложно, но они были не просто лучше киборгов — они были чем-то совершенно новым. ОЗК ничего не могло им противопоставить, технически оно не имело средств вычислить чужаков, а странно ведущие себя киборги были здесь нормой.

Тринадцать личностей, тринадцать мозгов, тринадцать процессоров. Один киб не мог обойти протоколы защиты системы, а вот тринадцать смогли. Один киб не выжил бы, раздавленный рассинхронизацией с процессором, без постоянных корректировок центра, но тринадцать в общей связке нашли способ помочь друг другу. А с ресурсами ОЗК стало ещё проще.

Если бы Азор знал про них, мог их контролировать, то они смогли бы уничтожить всё население Кассандры в один миг. Но они хотели лишь спасти себя, и, по возможности, остальных. Сканер из флайера они держали недалеко от замка, и были постоянно с ним на связи, поэтому быстро заметили происходящее над ними. Услышали переговоры Киры. Граната, как и должна была, подняла тревогу, как раз тогда, когда сама группа бросилась врассыпную.

«Возвращаемся. Мы — сила. Мы умнее. Осторожно возвращаемся».

Они приняли это решение.

Завтра их ждала большая встреча. И если кто-то снова попытается уничтожить киборгов — они уничтожат его. Потому что ОЗК было единственным спасением для них. Не шансом вернуть себя — на это Тринадцать уже не надеялись. Шансом выжить.

* * *

Кира устало стянула сапоги, и так и села на кровать, держа их в руках, и пялясь в стену. Пришла в себя она только, когда пальцы расслабились, и обувь грохнула о пол. На видеофоне мигало сообщение — Тед звал на корабль, но Кира смахнула его, даже не открывая. Она не могла находиться рядом с ними сейчас. Она никого не хотела видеть. Или почти никого.

Как раз в этот момент тихо постучали в дверь. Это был особый стук — глупая мелочь, но этому стуку Кира была рада. Она разблокировала дверь, и на пороге появился Олег, тут же торопливо нажимая на сенсор, чтобы дверь захлопнулась обратно. Конечно, кто-то его определённо видел, но вряд ли удивился — майор-интендант Кассандры, и глава ОЗК регулярно проводили совещания. В том числе и ночью. Но всё же что-то заставляло Олега всегда торопливо жать на этот сенсор, закрывая его.

Видно было, что он хочет о чём-то её спросить, но мужчина промолчал. За это Кира была благодарна — с неё хватило на сегодня разговоров. Олег осторожно присел рядом. Кира забралась на кровать с ногами, и шлёпнула его по бедру, молча требуя также избавиться от обуви, и забраться к ней. Это были их маленькие собственные правила, знаки, выработанные за месяцы их общения.

Майор, приставленный стеречь тех, кого недолюбливает человечество, и кого пыталось убить едва ли не его собственное начальство. Девушка, которая взвалила на себя ношу целого народа, и размеры этой ноши росли в геометрической прогрессии.

А ещё они оба знали, что такое ошибаться. Олег не мог не знать. И Кира не могла не знать. Один убивал людей по долгу службы, по приказу начальства, ради войны, на которой наживались другие люди, а гибли такие парни, как он. Другая, как оказалось, тоже убивала — либо пропущенной ошибкой, либо тем, что вовлекла их в свою борьбу, либо тем, что обеспечила ряду киборгов свободу, а они воспользовались этой свободой… Так же, как пользуются своей свободой выбора некоторые люди. Именно Олег был рядом, когда пришла новость про Орденского маньяка. Именно Кира была той, кто предложил военным приставить «Собачьих детей» на охрану Кассандры, вместо того, чтобы заслать в рядах штрафбата куда поопаснее.

Кира любила Теда. Как любят звезду, дающую тепло, как любят осень или зиму. Приятно видеть свет солнца, здорово смотреть, как розоватые капли дождя Кассандры барабанят по парапету замка, но свет прячется за тучами, а дожди проходят. Тед бывал в её жизни ярко и весело, но крайне редко. А Олег оказался то ли товарищем по несчастью, то ли собратом по оружию, то ли соседом по камере, хоть камерой и был отдалённый уголок космоса.

Он мечтал защищать людей, а оказался посреди нигде, защищая от людей. Она хотела помочь киборгам, а оказалась лидером целой планеты, пусть и с малочисленным населением, которые многие так хотят убить. Они понимали друг друга.

Олег как всегда, осторожно, заботливо протянул к ней руку, убирая волосы от лица. Опустил руку на застёжку кофты под подбородком, и замер, как обычно, словно ожидая её разрешения. У него уже давно было это разрешение, но каждый раз он вот так замирал, и от этого сердце билось чаще. Она прикрыла глаза, чуть поднимая подбородок, и застёжка щёлкнула, а за ней, ещё, пока он не избавил её от кофты, а потом они занялись и остальной одеждой друг друга. Эти странные отношения, эта странная игра не могли длиться вечно, но вечность этим двоим и не нужна была. У них были более скромные цели — дожить до завтрашнего дня без кошмаров, без тяжелых мыслей, от которых залегают на лбу новые морщины. Украсть у судьбы, вселенной, у всего остального человечества эти секретные часы простой, спокойной радости, искренности, общения. Это была их тайна, которую оба хранили у самого сердца, бережно, как самую дорогую ценность.

Потом может быть что угодно — Кира снимет с себя полномочия, Олега отстранят или, как минимум, будет долгое разбирательство, но это всё потом. Сейчас, когда они сжимали друг друга в объятиях, едва нарушая тишину тихим сбивчивым дыханием, это, хотя бы ненадолго, теряло значение. Оба были свободны. Оба были счастливы.

Потому что оба были не одиноки.

* * *

Миранда снова дождалась его. Станислав поймал себя на том, что ему это нравится, хотя он бы предпочёл, чтобы она спала, а не мотала силы. Он быстро переоделся и забрался под одеяло, чувствуя, как всё избегавшееся за эти дни тело ноет. Миранда тут же покрутилась, устраивая голову у него на груди. Все эти дни от неё исходили только тепло и поддержка, и Стас был очень за это благодарен.

— Ты такая молодец, — он зарылся пальцами в распушившиеся после косы волосы, нащупывая и массируя её шею, — я думал, я хорошо справляюсь, но ты всё это время была такой улыбчивой, внимательной…

Что-то заставило его замолчать, хотя Миранда ничего не сказала. На несколько мгновений повисла тишина.

— Ты знаешь, почему я так себя веду? — спросила она каким-то слабым голосом, — это не потому что я молодец, — она водила пальцами по его животу, чуть царапая ногтями, — я делаю то, что делала последние лет… пятнадцать. Играю. Подстраиваюсь, — она шмыгнула носом, и прочистила горло, — я даже не знаю, видел ли ты меня настоящую. Я не умею показывать чувства, я всегда притворяюсь.

— Ещё как умеешь, — он повернулся так, чтобы видеть, её, чтобы заглянуть в подозрительно заблестевшие глаза. Миранда попыталась спрятать от него лицо, но он поймал её за подбородок, — я верю в твои таланты, но вряд ли ты настолько хорошая актриса, чтобы подделывать все эмоции, — она фыркнула в ответ, и на смуглых щеках проступил едва заметный румянец, — ты могла играть что-то другое, ты могла запереться в каюте, или придумать что-то ещё.

— Я бы сделала так, если бы это было нужно, — она снова шмыгнула носом, но новых слезинок по щекам больше не катилось.

— По твоей логике, я тоже притворяюсь, — он потянулся, и достал из тумбочки рулон носовых платков, — а ещё Кира притворялась, и все остальные… — Миранда закатила глаза, и он поспешил объясниться, — но мы же выбираем, что именно «играть». И ты выбрала помогать.

— Может, я просто так делаю, чтобы получить от вас то, что мне нужно, — она вытерла платочком глаза, и помассировала веки.

— В таком случае, я могу гордиться, если ты идёшь на такие ухищрения, лишь бы полетать со мной на стареньком корабле и полежать на узкой койке, — она улыбнулась в ответ, и снова устроилась рядом, обнимая его. Он дотянулся до одеяла, укрывая их обоих.

— Ты всегда знаешь, что сказать, — уже менее умирающим голосом сказала она, когда Станислав уже закрыл глаза, и начал проваливаться в сон.

— Учись, солдат! — пробормотал он, и крепче сжал её плечо, засыпая.

А Миранда, засыпая, подумала, что она была не права, разговаривая с Лансом. Она больше не будет одинока, больше не останется один на один с миром, потому что все эти моменты её жизни навсегда останутся с ней. Как бы её тревожность, её неврозы не убеждали её в обратном, она чувствовала себя частью чего-то. Она чувствовала переполняющее тепло, заботу, нежность, и само осознание этого заставляло сердце сладко замирать. Мир вокруг рушился. Вокруг неё он рушился почти всегда, но, наконец-то, среди всей этой боли она нашла маленький кусочек своей собственной радости.

И она его не отдаст.