Я не я, и Коноха не моя (джен)

— Эй, ты чего на меня так смотришь, словно я в жабу превратился? — подросток требовательно уставился на потерявшего дар речи Наруто, лишний раз подтверждая теорию о своём происхождении. — Вообще-то это мне здесь положено быть удивлённым, но уж никак не тебе!

— Поясни, — Седьмой немножечко отмер. После обнаружившегося явного недостатка лиц Хокаге, а также по короткой считке «места», стало очевидно, что это не его Коноха. А раз так, то почему бы и не быть в другой Конохе ребёнку Джирайи и Цунаде? И всё же… Одно дело — гипотетическая возможность, и другое — парень перед ним. Внешне тот был больше похож на Пятую, только рост имел значительно её превосходящий, да и что-то неуловимое проскальзывало в его чертах от Джирайи, помимо очевидных «кровавых росчерков» у глаз.

— Только не надо делать вид, что мы с тобой не знакомы! — закричал парнишка, выглядя так, будто удивлен его наглостью... или глупостью. — Не после того, как вы с подружкой едва не выбили из нас с отцом дух! И как ты здесь вообще оказался? Да ещё и нацепил какое-то глупое старящее хенге! А плащ? Да ты с плащом Акацуки менее заметен, чем с этим! — ткнул тот в надпись Седьмой хокаге.

— Э-э… — всё что и мог выдавить из себя Наруто, чей мозг воспринял только «выбили дух с подружкой»: — Джирайя-сенсей в порядке? — Узумаки ощущал его присутствие, но после услышанного не мог не спросить. И нет "сенсей" он мог и упустить, но язык сам выдал. Хорошо, что не эросенин. В душе разгорелся огонёк надежды: пусть мир не его, но он рад за сенсея. Впрочем, вообще-то от него вся Коноха зависит, а он тут не пойми куда следом за дочкой провалился. Кстати, Химавари... Наруто снова прислушался к ощущениям: в порядке, а вот выяснить, что тут за дичь, даттебайо, происходит не помешает. И кандидатуры лучше, чем этот знакомый-незнакомый плод любви жабы и слизняка (в самом хорошем смысле!) не найти.

— Ты странный, — после недолго молчания выдал подросток. — Очень. У отца единственный живой ученик — хокаге, но это не ты! Отец в порядке, не будь меня, он, скорее всего, и учудил бы чего, но со мной ему пришлось отступить. Однако ты должен это знать! И почему здесь до сих пор нет Анбу? Ты их всех убил? Барьер должен был сработать! — нахмурился мелкий.

— Я никого не убивал, — Наруто поморщился, упоминание о том, что Джирайя здесь не рискует слишком сильно, потому что ему есть что терять, неожиданно приободрило. — Я вообще не из этого мира, — мир точно не тот. Единственный живой ученик хокаге... Парень вряд ли имел ввиду его, значит... Четвёртый.

— Так я тебе и поверил! — на лице паренька читалось выражение а-ля «Ты конченный псих, проклятый Акацуки!» Обидненько, даттебайо!

— Можешь не верить, но это, даттебайо, отлично бы всё объясняло. Я Наруто Узумаки, более известный как… — скрывать он не стал. Смысл-то? У него на плаще всё написано. — Седьмой Хокаге, попал сюда в результате применения неизвестной пространственной техники моей малолетней дочерью. К слову, именно к ней я сейчас и направляюсь. Если хочешь, идём со мной, только назови своё имя, а то неудобно как-то! — и Узумаки спрыгнул с монумента. Выяснить он и потом сумеет, а вот возле Химы, как он почувствовал закружилось чьё-то мощное присутвие.

— Погоди, псих! — спикировав далеко не так эффектно, как Наруто в пафосном плаще, догнал его подросток. — Я Хару Сенджу и не позволю тебе шататься по моей деревне без присмотра! — а вот говор у него вполне поставленный. У кого, интересно, дикции набрался? У отца или всё же у матери?

— Отлично, Хару, — теперь-то Наруто знал имя и что его теория верна. А ещё такое рвение защитить деревню от ниндзя S класса нельзя было не поощрить. Пусть это и не его Коноха. — Тогда тебе придётся попотеть, догоняя, потому что я тороплюсь! Неизвестно, что ещё способна учудить моя дочурка! — коротко бросил Узумаки и припустил в сторону тренировочных полигонов, откуда чувствовал чакру Химавари. Впрочем, не только её. Её окружал полузнакомый желтый вихрь.

* * *

Минато устало потёр виски. Слишком много дел, слишком много проблем, требующих его вмешательства и контроля. Слишком много всего, отчего жизнь его с момента становления хокаге напоминала ужасно ветхую лодочку, в которой, чтобы не пойти ко дну, пыхтя, заделываешь одну пробоину, а в этот самый момент появляется две новых, а материала на заплаты у тебя только на одну…

Джирайя-сенсей говорил, что он чересчур много на себя берёт, а Цунаде — что такими темпами скоро помрёт. Не прямым текстом, конечно, но суть именно та. Однако нагружать себя, стараться контролировать всё, что можно и нельзя, было много лучше, чем оставаться наедине с собой и своими мыслями. Мыслями, готовыми пожрать и поглотить без остатка. Их отзвуки всегда были с ним, но бороться с тем, что только навязчиво зреет на краю сознания, много легче, чем с головой ухнуть в тот тёмный омут, который теперь представляла собой его душа.

В работе до полного изнеможения был только один плюс — короткий сон без сновидений. Его Анбу знали, что видит Минато, если дать ему лишние минуты «покоя». Путем проб и ошибок был выведен интервал без кошмаров — три часа пятьдесят пять минут. Чуть больше — и он вновь проваливается в тот день, что доказал его несостоятельность и как хокаге, и как мужа и отца. И если последних ролей Намикадзе лишён, то первую старается отыгрывать так, чтобы хоть немного притупить вину. И не то, чтобы даже получалось сносно. но больше было не кому.

Да и благодарности не дождёшься. И вот ради этого порой приходится забывать, что он человек.

Впрочем, это в его ситуации — скорее благо. Вот только сегодня судьба решила посмеяться ему в лицо, напомнив об этом досадном факте. Ну, что Минато всё ещё человек, а внутренности у него болят, обожжённые в ту ночь, почти обращённые в пепел.

Не каждый день с неба на господина Четвёртого Хокаге падают маленькие девочки. И не у каждой девочки обнаруживаются полоски на щёчках, врезавшиеся в память таким калёным огнем, что внутренности скручивает при одном только взгляде на них. И не так важно, что у их с Кушиной сына их было по три… Куда страшнее, что и в остальных мелких незначительных деталях угадывались знакомые черты. И эти глаза… Минато вздрогнул. Когда-то он видел их в отражении, сейчас же — на лице незнакомки, казавшейся знакомой настолько, будто Анбу всё же не сумели его разбудить. Это не могло быть простым совпадением. Даже в чакре прослеживались родные завитки водоворота.

Если отбросить невозможное останется только... Мысль о ловушке, о врагах, решивших сыграть на его чувствах, что плотно поселилась в нём уже давно. Минато привык ждать от судьбы только подлянки. Очередной. Конечно, так оно и есть! Вопрос лишь в том, кто посмел. Кто?!

Кто посмел так надругаться, извратить память и потоптаться по уголькам его души… Ведь, чтобы найти такую… такую похожую девочку, нужно было крайне заморочиться и при этом неплохо знать Кушину и особенности чакры Узумаки, что сразу отметало почти все варианты. Тогда кто? Орочимару всё же предал его? Создал нечто в своей лаборатории? Или же это тот ублюдок в клоунской маске? Насчёт первого варианта — Минато всё-таки верилось, что он ещё способен контролировать Змея, в то время как загадочный ублюдок, лишивший его семьи, подходил как нельзя лучше на роль злобного гения.

И да, он должен был узнать хоть что-то! И да его руки давно утратили всякую деликатность, потому-то он и вцепился, почти не делая скидки на возраст. Однако Намикадзе должен признать: из всех нападений на Четвёртого хокаге это было самое нелепое и вместе с тем глубоко его задевшее.

И ведь глупая девчонка не дрожала, хотя Минато в тот момент испускал такую удушающую ауру… Более того дурёха продолжала нести упрямый бред о том, что она из Конохи, и что-то о не так сработавшей технике. Впрочем, не признать нельзя: бред был слишком уверенным.

Может, и вправду работа Орочимару, случайно сбежавшая и подписавшая своему создателю приговор? Ведь Минато поставил змеиному уроду только одно условие — никаких экспериментов над детьми. Впрочем, скорее всего, змеиный ублюдок начнёт оправдываться, что это не живой ребёнок, а продукт из пробирки… Слишком живой продукт.

Минато скрипнул зубами. Орочимару сегодня ждёт разнос… Неужели он поставляет ему мало материала? Да и подвижек по его вопросу, как не было, так и нет. Может, Змей давно отыскал ту маску, только его в известность не поставил, опасаясь, что на этом их сотрудничество будет окончено?! Зря. Неприятно осознавать, но в последнее время Орочимару сослужил Конохе и Минато лично службу куда более значительную, нежели два других санина вместе взятые.

Намикадзе вздохнул. Ни для кого не секрет, что Змей хотел его пост и едва не истёк ядом, когда старик Хирузен сделал свой выбор. Вот только после гибели Третьего ненавидеть и обижаться оказалось не на кого. Сам Минато тогда являл собой столь ничтожное и жалкое существо, завидовать которому было бы верхом безумия.

А уж то, как Намикадзе вскоре пошёл к Орочимару, отвергнутому Третьим, и смиренно просил помочь вызволить Кушину из желудка шинигами… Нет, его скользкий... друг явно до сих пор забавляется, наблюдая за тем, в кого постепенно превращается ставленник его учителя, за тем, как Минато постепенно всё сильнее отдаляется от себя самого.

Впрочем, если считать собой «солнечного болвана», позволившего вырубить себя неизвестному, скорее всего, Учиха… то Намикадзе согласен почти на любые метаморфозы. И если это поможет хоть когда-нибудь узнать ответ на мучивший его вопрос, отчего тот ублюдок его не убил.

Намикадзе не помнил о нём почти ничего. Только слабый кровавый отблеск в прорезях маски, тот самый, что в конечном итоге и решил судьбу клана Учиха. Фугаку был почти не удивлён, когда Минато явился к нему среди ночи. Догадывался ли он о намерениях Итачи или же полагал, что бывший друг сможет разгадать его план и сам, сыграв на опережение? Минато этого так и не узнает, как никогда не узнает, каким бы вырос его собственный сын.

В отличие от Фугаку, может, и не заставшего взросления Саске, зато Итачи… Четвёртый тяжело вздохнул. Хотел ли он, чтобы Наруто вырос, чтобы предать его и клан ради деревни, потому что клан и семья были не правы? Ответа на этот вопрос ему не суждено было узнать. И неизвестно, к счастью ли…

Шила в мешке риса не утаишь. Многие помнили, кто мог контролировать Лиса. А Минато не мог забыть ни милых усиков на щеках новорождённого сына, ни истерзанного тела жены. Однако из памяти предательски стёрлись и комплекция нападающего, и даже его рост.

Он не был уверен, не был уверен ни в чём, однако остановиться и перестать искать ублюдка среди клана Учиха не мог. Как при разговоре с практически любым членом клана мужского пола старше четырнадцати не мог отрешиться от чувства, что это может быть «тот самый Учиха». Отчего-то Намикадзе был уверен, что это не подросток, почти ребёнок. Кто-то старше. Может, поэтому с Итачи ему оказалось проще найти общий язык. Тот точно не мог быть нападавшим.

Первое время паранойя преследовала его постоянно, но сейчас стало проще. Подходивших под описание шиноби в маске стало значительно меньше. Однако проще не значит правильно. Минато мог сколько угодно убеждать себя, что план Данзо был хуже, однако… недовольство, продолжавшее зреть в квартале Учиха, убеждало его, что это не так. А стройные ряды тел в хранилище у Орочимару не вызывали ничего, кроме отвращения и гнилостного ощущения, что он теперь замаран в чём-то, от чего отмыться уж точно не получится.

Впрочем, Намикадзе и не пытался. Всё равно ни одному воспоминанию о той роковой для Учиха ночи не переплюнуть Фугаку, хладнокровно вспоровшего себе живот. Он не стал с ним драться, как того требовал Минато, лишь попросил в память о былой дружбе позаботиться о его сыновьях. Об обоих.

Как ни странно, Фугаку был против восстания. Они оба это понимали. Однако Учиха поступил так, как того требовал долг главы «притеснённого» клана. Минато же должен был поступить как Хокаге. Они оба это знали, и их давно треснувшая, но не разрушившаяся полностью дружба не могла добавить ничего, кроме горечи сожаления и страшного понимания того, что они оказались заложниками своих ролей. Вот только Учиха нашел выход, страшный, но всё же… Минато понимал, что старый друг провёл его, своим поступком заставив ощущать иррациональную вину, ту самую, что во многом определила его запас терпения к выжившим Учиха.

Поистине гигантский запас с учётом ожесточившейся натуры Намикадзе. Вот только, благодаря этому поступку, ему не пришлось прощаться с Анбу Итачи. Старший сын Фугаку был хорошим шиноби. Даже слишком хорошим. Минато прикрыл глаза. Однако того же нельзя было сказать о его младшем брате: Саске Учиха с каждым годом становился всё большей проблемой. Намикадзе не сомневался — следующее восстание возглавит он. Что бы Шисуи не делал, но его позиции по мере взросления наследника становились всё более шаткими. Они не смогут откладывать вступление Саске в права вечно.

Думать об этом сейчас не хотелось совершенно. Ровно как и проверять, кого на этот раз выберет Итачи: деревню или же брата, пусть тот его и ненавидит… Свыкнувшись со своей болью, Минато не прекратил замечать чужую. Его окружала аура страдания, самые лучшие его Анбу — Какаши и Итачи — оба были надломлены внутри, под стать хокаге, которого они охраняли.

Его ученик так и не оправился от всех этих смертей. Отец, Обито и Рин, собственноручно убитая Рин… Минато ощутил знакомую подступающую горечь. Он их сенсей, и это он не уберёг их. Но Какаши винил себя. Вина выжившего — так знакома и неснимаема.

Порой Какаши пугал даже его. Своей меланхоличностью и равнодушием, казавшимся совершенным. Однако это было не так, какие-то чувства у него всё-таки остались. Кажется, это из-за них он всё это время был рядом, но, в отличие от Джирайи-сенсея, не осуждал Минато. Да и полностью безэмоциональный Анбу не поддавался бы на провокации Гая и не подглядывал бы с деревьев за тем, как Джирайя пишет очередной извращенский роман, силясь хоть что-то разглядеть в его закорючках раньше официального выхода книги в свет. Надежда для него была, что-то теплилось в угольках души.

Итачи не пугал Намикадзе, он просто вводил в ступор. Своей идеальностью и вместе с тем… Минато тяжко вздохнул. Клан изгнал его. Мать, насколько знал Четвёртый, продолжала общение тайно, и то, навряд ли, простив. С невестой Итачи прекратил общение сам, заявив, что та не должна ради него жертвовать своим положением в клане.

Хуже всего обстояли дела с младшим братом. Саске с горящим от ненависти взглядом не уставал твердить, что однажды вырвет у брата оставшийся целым глаз. И исходившие от него волны удушливой злобы и обиды не оставляли особых сомнений. Даже Шисуи не сумел вправить ему мозги. Как Итачи жил с этим, Четвёртый не знал. Однако он боялся больше не того, что в другой раз Итачи всё-таки выберет клан и/или Саске, нет… Куда больше Минато тревожило, что всё больше отдаляется от того Хокаге, за которым последовал и которому доверился Итачи. Он не хотел думать о том, что, возможно, вскоре угрозой деревне сочтут его… И Намикадзе сомневался, что будет способен осудить за это Учиха.

Впрочем, несмотря на всю свою идеальность, у Итачи были гибкие представления о морали и о необходимом зле. Пока они с Минато в этом совпадали… И он никогда не отказывался от грязной работы, пусть и откровенно не переваривал Орочимару. Но работал с ним. Ради блага деревни.

Конечно, Минато доверял Учиха больше, чем Орочимару. Вот только сейчас Итачи говорил поистине шокирующие, не вяжущиеся с реальностью вещи. Этот ребёнок… Намикадзе перевёл взгляд на лежащую под деревом всё ещё связанную девочку. В груди что-то кольнуло. Может, и созданный для не пойми каких целей, но всё-таки это ребёнок, весьма резвый и не без таланта. Вон как сбежать от него намылилась. Глупо, конечно, как и вся эта акция, ведь у дурёхи и даже оружия при себе не было, если, конечно, это не тонко рассчитанный психоэмоциональный удар, призванный дезориентировать его, отвлечь от чего-то.

Приказ всем постам быть наготове и усилить бдительность был отдан, как только девочка свалилась ему на голову. Однако сейчас Итачи, которому он, пусть и с оговорками, но верил, твердил, что девочка не лгала… и это совершенно не вязалось ни с чем.

— В каком смысле? — Минато почти рычал. — Что ты видел? Это дело рук Орочимару? — у него оставался только один приемлемый вариант, объясняющий происходящее. И зарвавшейся змеюке в нём не повезёт.

— Нет, — Намикадзе знает, что Учиха хотелось бы ответить обратное, но… Итачи для этого был слишком честен. Вот только, если не Орочимару, то какого… здесь происходит?

До конца услышать ответ Итачи ему не дал чей-то яростный рёв. Оранжевое пятно молнией пронеслось мимо него, а чакра, от которой у Минато закипело всё внутри, оказалась совсем близко.

Он не успевает ничего обдумать, но цели... девочки оранжевая вспышка не достигает. Минато нужна секунда, чтобы войти в режим отшельника, здесь он давно превзошёл учителя. Точнее, придумал способ с сокрытым теневым клоном, собирающим природную чакру, на всякий случай. Он больше не мог позволить себе проиграть. Кому бы-то не было. Особенно незнакомцу, использующему чакру Девятихвостого, который должен находиться в желудке шинигами. Вместе с Кушиной.