Исчезновения Драко Малфоя (гет)

— У вас дома? — пораженно переспросил Люциус.

Гермиона не потрудилась ответить. Она уставилась на книги и вдохнула, стараясь найти успокоение в знакомых ароматах дома: в свечах с запахом кленового сиропа, в старых страницах и мягкой коже.

Не выходило. Взгляд наткнулся на их семейное фото. Ей было шесть, первый день начальной школы, родители стояли по бокам, положив по руке ей на плечи. А теперь на поверхность воспоминаний всплывал образ, который она десятки раз вызывала в мыслях: спящие родители в ночь, когда она изменила им память, мама в ночном чепчике, папа с приоткрытым ртом. Тогда же Гермиона отправилась в «Нору», и ей до одури хотелось вернуться и попрощаться. Если с ней что-то случится во время поисков крестражей... если не останется даже шанса с ними поговорить...

Тогда она отказывалась признавать, что такой исход возможен, но теперь холодное худощавое тело Дамблдора снова привлекло внимание, и Гермиона поверила, что правильно готовилась к худшему.

Понимание почему-то придало сил. Хотя бы можно было больше не считать, что она перестаралась. Перед ней лежало доказательство, что мир опасен именно настолько, насколько подсказывала интуиция.

— И вы не могли привести нас куда-нибудь, кроме магловского дома? — Нарцисса даже не скрыла отвращения.

— Нет. Все убежища Ордена сегодня заняты из-за перемещения Гарри.

— Ну конечно, — пробормотал Драко.

Гермиона его проигнорировала. «Вингардиум Левиоса», — подумала она, взмахнув палочкой. Тело Дамблдора мягко взлетело, и Гермиона перенесла его на диван. Смешно было думать, что ему неудобно, но после секундного раздумья она подложила под голову директора подушку.

Оглянулась на Малфоев. Люциус с Нарциссой жались друг к другу, посматривая вокруг, словно боясь заразиться. Мистер Малфой отличался от того человека, который встретился им в темных проходах Отдела тайн. Азкабан не отпустил его даже на свободе. Когда-то тонкие морщины на остром лице обозначились глубже, кожа сделалась подобной воску, прибавив ему десяток лет.

А Драко не разглядывал дом. Его бесцветные глаза не отрывались от тела Дамблдора.

— В Ордене знают, что он мертв? — привычная манера растягивать слова пропала, голос звучал отстраненно и резко.

Гермиона покачала головой.

— Мы были только вдвоем. Остальные узнают, что что-то случилось, только через... — она бросила взгляд на настенные часы, с удивлением обнаружив, что еще довольно рано. События ночи тянулись, как резина. — Через полчаса, когда начнут перемещаться в «Нору».

— И что, ты не можешь с ними связаться? — с недоверием отозвался Малфой.

— Я... да, мы должны, но я не знаю как, — прикусив губу, Гермиона заходила туда-сюда по гостиной. — Я не умею посылать Патронуса с сообщением. Даже на С.О.В. не касаются этой темы. Вам этот вариант, очевидно, тоже не подходит... — оглянулась она на Малфоев, — кто-то лишний может узнать ваш Патронус или голоса. Но тогда... — Гермиона прекратила расхаживать. — Вы, случайно, не знаете, как можно отправить сообщение? Где найти... сову или?..

— Сову? — Люциус Малфой издал презрительный, едкий смешок. — Какая нам польза от совы, если мы предположительно мертвы?

Гермиона вмиг завелась:

— Если у вас есть какие-то идеи, как нам выбраться, я с удовольствием их выслушаю.

Нарцисса выпрямилась.

— Нам не пришлось бы ниоткуда «выбираться», если бы ты не аппарировала в наше убежище с Долоховым на хвосте, глупая девчонка!

Ярость растеклась под кожей обжигающей смолой. Они обвиняли во всем ее? Невероятно! Гермионе хотелось защитить себя — в конце концов, как можно было ощутить, что Долохов схватил ее за мантию, когда она была в свободном падении? — но потом она вспомнила нападение и полное ненависти лицо Снейпа, заново пережила ощущение того, как Дамблдор за спиной соскальзывает с фестрала, задевая ее в своеобразном прощании, и ее замутило, а глаза защипало. Гермиона не могла выразить словами все эмоции — лишь стоять и дрожать, давясь гневом. Теперь ей стало понятно, почему даже спустя несколько лет после похорон Седрика Гарри едва ли говорил о его смерти.

Драко отвернулся от тела Дамблдора. Гермиона приготовилась выдержать удар и от него. Нельзя было предсказать, какая гадость вырвется из его рта, но, если Малфой оскорбит ее семью здесь, в доме, с которым она уже попрощалась, она просто заплачет от ярости.

Но он лишь спросил:

— А что с теми монетами?

Гермиона пришла в недоумение.

— Монетами?

— Галлеонами, Грейнджер, — нетерпеливо напомнил Малфой. — Которые были у вашей компании.

— А, — сконфуженно выдохнула Гермиона и потрясла головой, разгоняя туман. — Мой в «Норе» с вещами. Да и вряд ли Гарри с Роном решат их проверить. Мы с пятого курса ими не пользовались...

Мысли вернулись к тому году и злосчастному путешествию в Отдел тайн, и ее озарило.

— Министерство! — воскликнула Гермиона.

Малфои посмотрели на нее как на сумасшедшую.

— Да, конечно, — первым отреагировал Драко. — Министерство. Гениальная идея, Грейнджер, просто гениальная. Ворвемся туда и спросим...

— Не вы, — нетерпеливо перебила Гермиона. — Завтра утром я аппарирую ко входу для посетителей под Дезиллюминационным заклинанием. Мистер Уизли все лето работал сверхурочно, он придет к семи утра. Я попрошу временно связать мой камин с «Норой», и мы сможем переместиться.

Малфои молчали.

— Здесь нам хватит места переночевать, — добавила она. — Мои родители... в отпуске за границей.

По-прежнему молчание. Нарцисса заметила телевизор и теперь с опаской косилась на него, точно ожидая взрыва.

Тишина и их неприязненные взгляды враз истощили всякое терпение.

— В общем, — отрезала Гермиона, — либо так, либо отправляйтесь куда угодно и ждите Пожирателей в гости. Выбирайте. Я пока поставлю вокруг дома защитный барьер.

Она двинулась прочь, оставляя Малфоев одних в гостиной. Если повезет, они выскажут все свои претензии к маглам, пока ее нет в комнате. Выведут яд из организма.

Весь июль Гермиона боролась с предчувствиями относительно Малфоев, но, господи, как же они усложняли задачу. И сейчас, и тогда ее взвинчивало то, что Орден дал приют семье, члены которой даже не потрудились притвориться, что изменили взгляды на превосходство чистокровных. Людям, в мгновение ока вернувшимся бы к Волдеморту, имей они гарантии безопасности и положения в том обществе.

А теперь, лишившись защиты Дамблдора, попытают ли они счастья с прошлым хозяином? Состряпают какую-нибудь версию, что приняли предложение директора, только чтобы изнутри проникнуть в Орден Феникса?

Рон, который на собраниях вел себя смелее Гермионы, две недели назад при всех озвучил эту мысль. Дамблдор настаивал, что мистер и миссис Малфой никогда не рискнут вернуться к Волдеморту, страшась за жизнь Драко.

— А если Драко с ними заодно, — предположил Рон, — и они все заявят, будто были ему верны? Если сделают вид, что просто... просто, не знаю, шпионили? Они могут выдать Сами-Знаете-Кому местоположение штаб-квартиры. Они видели всех, кто сюда приходит. И слишком многое могут рассказать.

— Они не смогут выдать расположение штаб-квартиры, Уизли, — поспешно вмешалась Макгонагалл. — На пергамент с адресом было наложено Заклятие косноязычия. Они не смогут повторить, что там написано.

— И все равно, — не отступал Рон, — а остальные члены Ордена? Разве Сами-Знаете-Кто не примет Малфоев, если они пообещают про всех рассказать?

— О, — по обыкновению безмятежно улыбнулся Дамблдор, — вот где лорд Волдеморт отличается от вас или меня, мистер Уизли. Вы, будучи замечательным игроком в шахматы, насколько мне известно, — директор склонил голову сначала в сторону Рона, затем — Макгонагалл, — мыслите в рамках стратегии. Лорд Волдеморт, напротив, мыслит в рамках безусловной, непоколебимой верности. Ему очень нравится казаться всеведущим, а потому он будет взбешен, узнав, что Малфои живы, пока же он сам полагал их мертвыми.

— Вы что, — явно не поверил Рон, — имеете в виду, что он упустит шанс узнать об Ордене, лишь бы преподать им урок?

— Что вы, конечно нет, — возразил Дамблдор. — Он обязательно выяснит у Малфоев все, что хочет. Что-то они скажут добровольно. Имена, как вы и сказали. Другие сведения он получит пытками и легилименцией или станет пытать одного члена семьи, чтобы допросить другого. Затем, узнав все, что может, он убьет их за непростительное, по его мнению, преступление против верности, в которой они ему клялись, — Дамблдор вздохнул. — Жизнь же Драко будет разыграна дважды, ведь он не справился с миссей, которую возложил на него Темный Лорд. И Малфои, всю жизнь прожив в тени Волдеморта, это понимают. Они не согласятся на подобную судьбу только лишь ради того, чтобы помочь делу Волдеморта.

Довольно побледневший Рон вопросов больше не задавал.

«Но, — подумала Гермиона, поднимаясь по лестнице на чердак, — Дамблдор ошибся со Снейпом». И это стоило директору жизни. Просчитался ли он в чем-нибудь еще? Недооценил преданность Малфоев делу или переоценил любовь к сыну? А если Волдеморт предпочтет закрыть глаза на провал Драко, раз уж Снейп завершил его задание?

Гермиона распахнула окно на чердаке и высунулась, выпуская в летнюю ночь заклинания. Она жалела, что нельзя поделиться своими сомнениями с Роном и Гарри. Ей так безумно хотелось оказаться в «Норе», что перехватывало горло и казалось, не получится ни говорить, ни дышать нормально, пока они не встретятся, а она не убедится, что с ними все в порядке.

— Протего Тоталум, — прошептала Гермиона. «С ними все хорошо», — мантрой повторяла она себе. И все равно, даже если — когда! — Гарри с Роном вернулись в «Нору» без царапинки, Гермиона вполне представляла, какая паника их охватит, когда она не появится. Они возжаждут отправиться на ее поиски, что другие орденцы строго-настрого запретят. — Репелло маглетум...

Она представляла, как они будут лежать без сна в комнате Рона, который с тревогой станет повторять, что Гермиона же была с Дамблдором, а раз так, то никто не мог до нее добраться. Гарри на раскладной кровати будет смотреть в потолок, периодически отвечая то «ага», то «м-м», но от ярко-зеленых глаз разойдутся морщинки, вызванные беспокойством.

— Сальвио гексиа.

К утру Рон станет злым и раздраженным, сорвется на Джинни, но тут же извинится, а Гарри затихнет и посерьезнеет, как всегда, когда случается нечто особенно плохое. В идеальном мире в их возрасте он не знал бы такого состояния.

Гермиона опустила палочку, закрыла створку и направилась к лестнице.

* * *

Драко не спалось.

Грейнджер разместила родителей в главной спальне, где те застыли в минутном ужасе из-за ряда странных устройств в ванной. Грейнджер пояснила, что эти штуки предназначены для предотвращения кариеса и разрушения зубов, но они мало отличались от пыточных инструментов, и Драко никому не позволил бы приблизиться с ними к своему лицу.

Она проводила его на первый этаж в спальню поменьше с широкой мягкой кроватью. Драко не учел, что ложиться было еще слишком рано, но как только устроился на постели, на него накатила волна усталости.

И теперь он с раздражением думал, что нужно было перебороть порыв. Он проснулся в час ночи. Стрелки показывали уже половину третьего, а сна не было ни в одном глазу. Драко лежал, пялясь в полумрак. За окном светил фонарь, шторы были не так чтобы плотные, и от этого комната окрашивалась в рыжину: и стол из красного дерева в углу, и неприметный белый комод, и медная лампа с согнутой «шеей» и абажуром.

Перед глазами проносились различные события. Иногда он видел лицо Дамблдора то в зеленых тенях на Астрономической башне, то прижатым к кухонной плитке на площади Гриммо с такой же небрежностью, как подошва ботинка или любой другой предмет.

Но большей частью Драко возвращался мыслями к Долохову. Долохову, которого развернуло Ступефаем. Долохову, который зашевелился на полу, только чтобы получить от отца Аваду кедавру. Как он, безжизненный, повалился обратно.

Что-то в разуме Драко зацепилось за то мгновение, тот момент, когда зеленый луч коснулся тела Долохова. Это ведь случилось так быстро. Отец применил Убивающее с той же простотой, с какой творил обычную магию: подзывал книги, задергивал шторы, наколдовывал на радость Драко трансфигурированный зоопарк на восьмой день рождения.

Драко и раньше знал, что Люциус убивал, но само знание было абстрактным. Теперь его не отпускали мысли, сколько всего человек убил его отец. И в который раз Драко задумался, разочаровался ли Люциус, что его сын не смог убить Дамблдора. Они так старательно избегали затрагивать эту тему на площади Гриммо, что стороннему наблюдателю могло показаться, будто в доме они очутились по чистой случайности.

У отца рука не дрогнула бы. Сейчас в этом не осталось никаких сомнений.

Были ли его сомнения признаком слабости?

Он представил родителей в комнате на втором этаже, гадая, крепко ли спит отец и затронула ли его вообще смерть Долохова, с которым их семью связывали отношения более приятельские, чем с другими Пожирателями. Мужчина не вел себя по-дружески — после четырнадцати лет в Азкабане этого трудно было от кого-то ожидать, — но с уважением относился к Драко как ко взрослому, тогда как другие сторонники Темного Лорда смотрели снисходительно.

В прошлые рождественские каникулы Долохов даже отметил, что с Исчезательным шкафом Драко хорошо придумал.

— Если твой план сработает, — сказал он, с интересом посматривая на Малфоя, — Темный Лорд определенно захочет доверить тебе и другие задания. — Потом Долохов чуть склонил голову в сторону матери: — Ты хорошо воспитала сына, Нарцисса.

Драко помнил странную тишину, что за этим последовала. Он знал, что подразумевалось под этими словами: Долохову будет жаль, если Драко умрет, провалив задание.

«Можно ли было изменить ему воспоминания?» — произнес тихий голос в голове, но Драко затолкнул мысль подальше. Так и до смерти было бы недалеко. На четвертом курсе Темный Лорд проломил заклинание Барти Крауча на воспоминаниях Берты Джоркинс, а ведь Крауч мало того, что наложил чары с такой силой, что они продержались несколько лет, так еще и проникли глубже в разум. От Темного Лорда не спрячешься. Не было места ни тонкостям, ни привязанностям, ни заступничеству. Оставались лишь правда и смерть.

Драко сел с пересохшим горлом и пошел за стаканом воды.

Он тихо двинулся через дом, осматриваясь на ходу. Удивления не было, ведь Драко никогда и близко не задумывался, как росла Грейнджер. Но если бы его спросили, каким он видит дом маглов, это место не сошлось бы с его представлениями.

Во-первых, что оказалось наиболее очевидным и странным, в семье Грейнджер водились деньги. Дом был большим, с просторными комнатами, чистыми толстыми коврами и множеством застывших фотографий на стенах, каждая из которых запечатлела семью Грейнджер в каких-то поездках. Они то сидели на французском пляже, то кутались в странную магловскую одежду на склоне Альп, то смеялись, стоя на уличных рынках в идиллических городах. И пусть похожей мебели не найти в Малфой-мэноре, дом был обставлен стильно и со вкусом, комнаты и все предметы сочетались, отчего создавалось впечатление, что Драко вошел в мир, который довольно долго существовал и развивался.

Естественно, Драко знал, что не все маглы похожи на грязных фермеров и любителей сжигать ведьм, какими их обычно описывали в книгах, но вот мать всегда ассоциировала магловский мир с полнейшим отсутствием какой-либо утонченности или культуры. Вполне понятно, почему теперь Драко был сбит с толку.

Еще больше не по себе было от мыслей, что Грейнджер здесь росла, наверное, бегала по коридорам со стопками книжек и пересказывала вычитанные факты родителям. Драко не просил, чтобы ему открыли окошко в ее жизнь. Сам он точно не хотел, чтобы она шаталась по его дому и представляла его детство.

По длинной кухне, оформленной в серебристых тонах, разносился какой-то заметный гул, который действовал на нервы. Проходя мимо большого металлического холодильника, Драко едва не подпрыгнул — тот зарокотал. Проклятый, что ли?

Драко проверил штук пять шкафчиков, прежде чем нашел стаканы, как можно быстрее налил воды и поторопился уйти из кухни, с прищуром оглядываясь на холодильник.

Дойдя до конца коридора, он резко остановился, вода перелилась через край и плеснула на деревянный пол. В гостиной горел свет. И там что-то двигалось. Душа ушла в пятки, Драко уже собрался бежать, но сообразил, что это всего лишь Грейнджер.

Она сидела спиной к нему на полу у дивана, на котором лежало тело Дамблдора. Грейнджер переоделась в магловскую одежду: широкую мягкую на вид футболку и черные лосины — и была босиком. Ее плечи странно двигались, будто она выстукивала что-то перед собой на полу. Через несколько секунд раздался всхлип, и Драко понял, что она плачет. У нее не просто сорвалось дыхание — судорожные рыдания сотрясли все тело.

Драко замер, уверенный, что, если пошевелится, его заметят. Он стоял на месте со стаканом воды в руке и чем дольше смотрел, тем больше казалось, что это сон и все нереально. Действительно ли он, Драко Малфой, стоял в магловском доме и наблюдал, как Гермиона Грейнджер, назойливая всезнайка, которую развлечения ради он ненавидел шесть лет учебы, плачет над трупом Альбуса Дамблдора? Как он до этого докатился?

Нужно было отсюда сматываться. Комната близко... дойти до нее как нечего делать. Драко шагнул вперед, к двери.

Оглушительно скрипнула половица.

У Драко остановилось сердце. Грейнджер стремглав повернулась.

— Ой, — она торопливо, стыдливо отерла щеки. Нос у нее покраснел, будто его много терли, глаза опухли, но в целом Грейнджер была похожа на собственный портрет, только слегка неправильный. Драко отчего-то вспомнилась Пэнси Паркинсон со слезами на глазах — он как раз нетерпеливо бросил ей, что у него нет на нее больше времени. Тогда, на шестом курсе, он тоже понятия не имел, что сказать плачущей девчонке.

— Я... я предупреждал его о Снейпе, — слишком громко заявил Драко. — Дамблдора. Я говорил ему не верить, что Снейп... он не послушал.

Грейнджер ответила не сразу. Оглянулась на тело директора, и только потом последовало:

— Я знаю.

Драко не спросил откуда. Вероятно, здесь был замешан Поттер.

Наступило неловкое молчание. Наверное, разумно было просто уйти в спальню и там закрыться.

А потом Грейнджер с дрожью вздохнула.

— Дамблдор был так в нем уверен, — слабым, но ясным голосом сказала она. — Не знаю, почему он так доверял Снейпу.

Драко скривился:

— Потому что он всем верил.

Грейнджер бросила на него раздраженный взгляд.

— Давай без этого тона. Ты здесь только потому, что он поверил тебе.

— Да, может, и не стоило. — Выражение ее лица стало настороженным, и Драко закатил глаза, бочком заходя в гостиную, чтобы говорить потише. — Успокойся, Грейнджер, я не собираюсь взрывать твой дом. Я просто говорю, что он будто не замечал, что идет война. Нет, ему слишком нравилось играть в благородство.

Раздражение на ее лице перешло в возмущение.

— Он не играл! — взвилась Грейнджер, поднимаясь на ноги. — Его способностью видеть в людях лучшее даже в эти времена остается только восхищаться.

— Этим восхищаетесь только вы, гриффиндорцы. Сейчас его это утешит, конечно, — Драко неприятно хохотнул и поставил стакан с водой на столик. — Не хочется разочаровывать тебя, Грейнджер, но Дамблдор вел себя так не потому, что «видел в людях лучшее». Ты действительно такая наивная?

Грейнджер, держа руки по бокам, сжала кулаки.

— Просто выскажись уже, Малфой, и прекрати кичиться тем, что у тебя есть свое мнение.

— Ладно. Старик доверял всем подряд, потому что считал, будто все и обо всех знает. Он не думал, что кто-то сможет его удивить. Дело тут не в благородстве, а в самонадеянности. И посмотри, к чему это привело.

Драко с пренебрежением взглянул на Дамблдора, в то же время понимая, что безумно зол на мертвеца: зол, что тот без толку умер от рук Снейпа, а не применил свои легендарные умения против Темного Лорда; зол, что из-за старика семья Драко вновь под угрозой; зол, что директор как-то убедил Драко, смешно сказать, будто сможет обеспечить Малфоям безопасность. И более того, Драко бесило, что он сам в это поверил.

Снейп, по крайней мере, сдержал слово. Профессор зельеварения выждал десять полных дней после появления Люциуса на площади Гриммо и только потом убил Дамблдора. Драко стоило воспользоваться подаренным временем, потребовать разговор наедине с Дамблдором и убедиться, что старик в течение месяца переправит их из страны. Если Дамблдор и строил какие-то долгосрочные планы по их спасению, теперь они пропали, испарились из этих мертвых мозгов в черепе, которые превратились в один-два фунта бесполезной массы.

Когда Драко посмотрел на Грейнджер, та буравила его таким же пронзительным взглядом, как на площади Гриммо. На ее футболке был нарисован карикатурный кит. Волосы у нее растрепались пуще обычного и падали на плечи то прядями, то спутанными узлами.

— Что? — холодно поинтересовался Драко.

Грейнджер покачала головой и отвела глаза.

— Может, ты прав, — согласилась она так тихо и неохотно, что он едва расслышал.

Они снова замолчали.

— Что это вообще за штука? — кивнул Драко на черную коробку со стеклянной стенкой, которую замечал периферийным зрением.

Грейнджер оглянулась, и черты ее лица разгладились.

— Телевизор. — Она подобрала с края стола черную коробочку, направила ее, как палочку, на этот «телевизор» и нажала кнопку на поверхности.

Зажглась стеклянная стенка. За ней по улице шли два магла, как на колдографии, а потом на глазах Драко изображение показало людей сбоку, будто тех окружали невидимые фотографы. Маглы еще и разговаривали, но звук от этой коробки шел слишком тихий.

— Что... что это вообще? — Драко потрясенно уставился на коробку. Какой-то магловский аналог Омута памяти? — Что оно делает? Зачем оно это делает?

— Это телешоу, — развеселилась Грейнджер. — Такая история, которая выходит выпусками, и ты каждую неделю узнаешь что-то новое по сюжету. Но тут много всякого. Можно в любое время узнать новости, а не ждать, пока принесут газету. И... — она нажала на другую кнопку, и изображение на экране дрогнуло, вспыхнуло, являя нечто совершенно новое: магла, который указывал на блестящую машину и вещал о размере процентной ставки. — Это реклама, — пояснила Грейнджер. — Ее здесь много. И... — она еще раз нажала кнопку, меняющую картинку, и теперь за стеклом показался магл, оседлавший медведя размером с небольшой дом. — А это фильм. Такая история, идет часа полтора.

— Но... но... — Драко ткнул пальцем в телевизор, — этого медведя увеличили! Это нарушение Статута о секретности!

— Ой, не смеши меня, — вздохнула Грейнджер, — естественно, его не увеличили. Это визуальный эффект. Создатели фильмов пользуются ими, чтобы создать у нас впечатление, будто мы смотрим что-то необычное.

Драко не ответил. Грейнджер щелкнула кнопкой, и экран погас.

— Ты бы все это знал, — с легким оттенком раздражения произнесла она, — если бы выбрал магловедение. Вот почему оно должно быть обязательным.

Это заявление вырвало Драко из транса. Он пару раз моргнул — на сетчатке словно выжгло темный прямоугольник — и фыркнул:

— Магловедение? Уж лучше выбрать предсказания. Или медленно действующий яд. Или пусть пнут...

— Я только говорю, — перебила Грейнджер с самодовольным видом, — что ты не задавал бы сейчас такие глупые вопросы, если бы мог узнать все у преподавателя в тринадцать лет.

Драко одарил ее испепеляющим взглядом. Не сдались ему такие знания.

— Я иду спать, — заявил он, во все четыре слога вложив свое отвращение.

— Отлично. Спокойной ночи. — Грейнджер чуть нахмурилась и: — Чего ты вообще встал?

— Потому что ночные прогулки полезны моей чувствительной натуре, Грейнджер, — Драко поднял стакан с водой, разглядывая его с притворным удивлением. — Стакан тут совершенно ни при чем.

Он успел коснуться дверной ручки, как в спину ему прилетел вопрос:

— А ты... ты раньше видел, как он это делает?

Драко сбился с шага, веря, что ослышался.

— Видел... что-что?

— Твоего отца. Он же убил того мужчину. Долохова, — Грейнджер перевела дыхание. — Вы наверняка были знакомы.

Драко медленно развернулся. Грейнджер, стоя у подножия лестницы, выглядела настороженной, но все равно ждала ответа.

Сердце у Драко забилось слишком быстро. Он был в смятении. Малфой постарался вспомнить, говорил ли что-нибудь о Долохове, что-нибудь вообще, что могло выдать его размышления о мужчине. Вряд ли, но тогда откуда она узнала?

А потом сомнения ушли под напором защитного механизма — злости. Что делал отец или что видел Драко, совершенно не ее дело. Зачем она вообще спрашивает? Наверняка пытается выжать из него что-нибудь, что потом перескажет Поттеру и Уизли. И они примутся осуждать отца за его дела точно так же, как осудили Драко. Гриффиндорцы только тем и занимались: сравнивали себя с другими людьми исключительно в свою пользу. И при этом считали себя святошами.

Драко оглядел Грейнджер с обычным презрением. Он с ним почти что сжился, так что чувство пришло без усилий. Может, она даже решила, что раз он не смог убить Дамблдора, то не выносит и самой идеи смерти. Но Драко не был похож на Грейнджер, не рыдал и не ныл, когда дело касалось чего-то неизбежного. Отцу пришлось убить Долохова, иначе их жизни оказались бы под угрозой. Драко не жалел. Вовсе нет.

— А что, — оскалился он, — Долохов был тебе другом? Попросишь отнести ему на могилу розы?

Странно, но Грейнджер не разозлилась. Она выглядела почти смирившейся.

— Нет. Я собиралась сказать спасибо за то, что ты оглушил Долохова, пока тот не успел меня убить, но похоже, мне не стоило утруждаться. Ты такая свинья, Малфой.

Она зашагала по ступенькам, и Драко проводил взглядом ее фигуру, скрывшуюся в серо-голубых сумерках, ощущая и раздражение, и смущение, но больше первое, чем второе. Грейнджер явно забыла ход событий. Да ради Мерлина, он оглушил Долохова не для того, чтобы ее спасти, а потому что мужчина потянулся к Метке. Драко даже не подозревал, что это она, ведь Оборотное зелье еще действовало. Так что нельзя сказать, что он протянул ей руку помощи.

Драко чересчур громко захлопнул дверь. Позже, уже проваливаясь в сон, он вспомнил ее руку в тусклом свете кухни, протянутую ему и его родителям, и смутно, с беспокойством подумал, что рука помощи выглядит в точности так.

* * *

Гермиона едва вышла из камина в «Норе», как Гарри с Роном заключили ее в объятия, выдавив из легких весь кислород.

— Со мной все хорошо, — выдохнула она. — Правда, вы двое, все... все хорошо. — Они совсем чуть-чуть отстранились. Рон осматривал ее, будто проверял, все ли конечности на месте. Гарри просто всматривался в ее лицо, под его глазами залегли тени. Таким же изможденным, не спавшим всю ночь он выглядел в день после смерти Сириуса.

А в следующую секунду в них врезалось чужое тело, отчего все едва устояли на ногах.

— Ай, — раздался возмущенный голос Драко Малфоя. — Не могли бы вы перенести ваше слезливое воссоединение в другое место?

Он отшатнулся от них, выпрямился и обвел взглядом кухню «Норы», в которую людей набилось больше обычного, а все горизонтальные поверхности были заставлены украшениями к свадьбе Билла и Флер.

— А-а, — протянул Малфой, выражая презрение каждой черточкой лица, — для этого, конечно, в первую очередь должно быть место.

Рону в лицо бросилась краска.

— Ты...

— Оставь, Рон, — вздохнув, Гермиона потянула их с Гарри подальше. Она со злостью оглянулась на Малфоя, который недобро смотрел им вслед. Они пересеклись взглядами, и в это мгновение Гермиона вспомнила, как он стоял, держась за ручку гостевой спальни, и казался полностью выбитым из равновесия ее вопросом об отце. Она не упустила то выражение лица, хоть оно быстро сменилось такой же издевательской усмешкой, какая красовалась на лице Малфоя сейчас.

Гермиона теперь поняла, почему Гарри с трудом пересказывал события на Астрономической башне. Видеть на лице Малфоя что-то помимо высокомерия было дико. Гарри пытался объяснить, как Малфоя бросало из крайности в крайность: как тот оскорблял Дамблдора, а в следующую секунду показывал странную потребность в его одобрении и защите. Смотреть, как Малфой безуспешно пытался придерживаться обычного образа, обескураживало, но в то же время завораживало.

Мистер и миссис Уизли уже вели натянутый разговор с мистером и миссис Малфой, которые вышли из камина и, смахивая с мантий пыль, теперь надменно оглядывали кухню. В горшке на плите пузырилось содержимое, заколдованная деревянная ложка помешивала его, отчего по дому распространялся восхитительный аромат.

— Пойдем, — позвал Рон, тут же направляясь к лестнице. — Ко мне в комнату. Ты должна нам все рассказать. Папа сказал... Дамблдор... чтоб меня, Гермиона, что случилось?

Они заперлись в комнате Рона. Когда Гермиона закончила свой рассказ, по ее лицу бежали слезы, хоть она и выплакала большую часть прошедшей ночью. Рон обнимал ее за плечи, чужое присутствие утешало, и все равно она заметила неуверенный взгляд, который он бросил, когда Гарри легко, жестом поддержки, коснулся ее руки.

— Но это все меняет, — заметил Рон, пока Гермиона вытирала слезы. Он глянул на дверь и понизил голос: — Гарри, как по-твоему, мы еще можем искать крестражи без Дамблдора?

Гарри ответил не сразу. Гермиона узнала это его старое нежелание втягивать их в поиски.

— Не говори, что пойдешь один, Гарри, — заявила она, — это плохая идея.

— Не волнуйся, — успокоил Рон. — Он уже пытался отговориться, но я его переубедил.

Ожидая подтверждения, Гермиона оглянулась на Гарри. Тот безрадостно хмыкнул, но с Роном спорить не стал.

— В общем, я просто о том... — Рон перевел дыхание. — Ну, нам больше никто не поможет, так ведь? Я думал, мы отследим какой-нибудь крестраж, мы втроем, и вроде, ну... свяжемся с Дамблдором проверить наши находки, а он нам поможет довести дело до конца. Или, ну, скажет, как его можно вызвать, если вдруг мы совсем уж окажемся в беде, а он мог бы... — Рон замолчал, кончики ушей у него покраснели. Он был явно смущен тем, что полагался на мысль, будто Дамблдор будет постоянно помогать им и защищать их, но Гермиона целиком и полностью его понимала. Ей тоже казалось, что с них сорвали теплое мягкое одеяло, оставив их беззащитными и уязвимыми.

И Гарри был с ними согласен.

— Ага, — признал он, — я тоже так думал.

Рону немного полегчало.

— Так и что нам теперь делать? — он на секунду замолчал. — Думаешь, стоит... не знаю, сказать Макгонагалл?

В комнате повисла тишина. На чердаке завыл упырь. Гарри, потянувшись к тумбочке, подцепил медальон-обманку с запиской от некого Р. А. Б. и закрутил его в пальцах.

— Нет, — тихо отозвался он. — Теперь мы сами по себе.

У Гермионы в горле возник ком. Рон едва слышно выдохнул, с легким ужасом оценивая значительность их задачи.

— Я скажу честно, Гарри, — заговорила Гермиона, — это меня беспокоит. По-настоящему беспокоит. Судя по твоему рассказу о пещере, нам предстоит иметь дело с заклинаниями и волшебством, которые нам даже не снились. И не просто такими, которые не проходят в школе, на магию такого уровня большинство волшебников вообще не способно. Без помощи Дамблдора...

Гарри встретился с ней глазами, и Гермиона поняла, что они думают об одном и том же. В пророчестве говорилось, что Темный Лорд не будет знать всей силы Гарри, но факт оставался фактом: Волдеморт был необычайно искусен в магии, и сравниться с ним в этом столетии могли разве что Дамблдор и Грин-де-Вальд.

— Ой, выше нос, Гермиона, — с напускной храбростью подбодрил Рон. — Я всегда считал себя равным Сама-Знаешь-Кому по магическим силам, так что у нас хорошие шансы.

Гарри с Гермионой улыбнулись, но улыбки быстро поблекли: вопрос оставался открытым.

— Мы разберемся, — помолчав, сказал Гарри. — Дамблдор рассказал о крестражах только нам. Значит, он верил, что мы справимся, — он вновь повернул в пальцах медальон и вдруг подскочил на кровати. — О нет!

— Что? — в унисон спросили Рон с Гермионой.

Гарри смотрел на них круглыми глазами.

— Меч. Он в кабинете Дамблдора.

Рон громко выругался. Гермиона прикрыла глаза. На следующий день после возвращения Гарри и Дамблдора с поддельным медальоном директор велел им принести меч Гриффиндора в больничное крыло. Они собирались разрубить им медальон, потому что, по словам Дамблдора, созданный гоблинами предмет впитал в себя яд василиска, став одной из редких вещиц, которые могли разрушить крестраж. Потом, конечно, Дамблдор достал из кармана медальон и все поняли, что тот поддельный.

— А если мы попросим Макгонагалл... одолжить нам меч? — не вытерпел Рон.

Все трое переглянулись.

— Думаешь, Минерва Макгонагалл отдаст нам меч Гриффиндора, — усомнился Гарри, — и не задаст вопросов? И не захочет оставить нас в Хогвартсе, как всех нормальных учеников, как только мы с ней свяжемся?

Рон скривился:

— Ладно, если смотреть с этой стороны, то без шансов.

— Ну, не знаю, — задумалась Гермиона. — Профессор Макгонагалл из всего Ордена может быть самой преданной Дамблдору. И Хагрид тоже, — добавила она. — Никто из них никогда не ставил под сомнение слова директора. Если мы признаемся, что он дал нам задание, вряд ли она не поверит. И на самом деле, — воодушевилась Гермиона, — если это задание от самого Дамблдора, она может даже предложить помощь и не задавать так уж много вопросов.

Они призадумались. Гермиона видела, что Гарри с Роном, как и ее саму, ободряла мысль, что на их стороне окажется грозная волшебница, этакая сила, на которую можно положиться в их полных неизвестности поисках.

— Знаешь, — медленно начал Рон, — по-моему, ты права, Гермиона. Думаешь, с ней можно связаться?

— Только не письмом, — заметил Гарри. — Штаб-квартиры у нас теперь тоже нет... и мне не хочется ждать, когда же она посетит «Нору». По-моему, нам надо отправиться в Хогвартс и там с ней поговорить. Я слышал... — он опустил взгляд на медальон. — Слышал, что там пройдут похороны Дамблдора. Безопаснее всего будет пойти как раз в этот день.

— Да, пожалуй, — тихо согласилась Гермиона. Ей захотелось поддержать Гарри, сжать ему руку, но она внезапно остро ощутила, как близко к ней сидит Рон. — Гарри, уже известно, когда именно будут похороны?

Гарри избегал ее взгляда так же, как всегда, когда Гермиона надеялась, что он заговорит о Сириусе.

— В пятницу, — бросил он.

— Сразу после свадьбы Билла и Флер, — уточнил Рон. Он невесело рассмеялся: — Мерлин, вот это настроение поменяется.

Они немного посидели в тишине. А потом Гарри поднял глаза на Гермиону.

— А ты... ты как? Ты же видела, как все случилось.

— Ага, — тут же присоединился Рон. — Если хочешь поговорить, ну...

Гермиона переводила взгляд с одного друга на другого, а на душе теплело. Прошлой ночью она все бы отдала, чтобы поговорить с мальчишками, выплеснуть то, что бурлило и скручивалось внутри. Сейчас, однако, ей ничего такого не хотелось. Гермиона просто радовалась, сидя с ними, зная, что из-за ее отсутствия они будут переживать, а потом обнимут по возвращении и будут неловко жестикулировать, предлагая поговорить по душам, и смотреть на нее вот так вот, ожидая ее ответа. Быть может, со временем она заговорит. Пока что одного предложения ее выслушать было достаточно.