Исчезновения Драко Малфоя (гет)

— Я могу помочь вам, Драко, — произнес Дамблдор.

— Нет, не можете, — ответил Малфой; палочка в его руке тряслась так, что страшно было смотреть. — И никто не может. Он сказал, что, если я не сделаю это, он убьет меня. У меня нет выбора.

— Он не сможет вас убить, если вы уже будете мертвы. Перейдите на правую сторону, Драко, и мы сумеем укрыть вас так основательно, как вам и не снилось. Больше того, я могу послать сегодня членов Ордена Феникса к вашей матери, чтобы они укрыли и ее. Никто не удивится, что вы погибли, пытаясь меня убить. Прошу прощения, но Волдеморт вряд ли ждет чего-то другого. И Пожирателей смерти не удивит то, что мы поймали и убили вашу мать — в конце концов, они сами так и поступили бы. Отцу вашему ничто сейчас в Азкабане не грозит, а когда придёт время, мы защитим и его тоже. Переходите на правую сторону, Драко… вы же не убийца…

Малфой во все глаза смотрел на Дамблдора.

— Но я зашел слишком далеко… — медленно произнес он. — Они думали, что я погибну, пытаясь прикончить вас, а я здесь… вы в моих руках… палочка есть только у меня… вам остается рассчитывать лишь на мое милосердие…

— Нет, Драко, — негромко ответил Дамблдор. — Сейчас в счет идет мое милосердие, не ваше.

Малфой молчал. Рот его был приоткрыт, волшебная палочка по-прежнему дрожала...

* * *

С каждой убегающей секундой она будто бы тяжелела.

Давай же, прошипело в голове голосом Беллатрисы. Убей его, Драко... поганого любителя грязнокровок... посмотри, у него больная рука, посмотри, как он стоит, как дышит. Он и так одной ногой в могиле! Убей его!

Драко весь год слышал голос Беллатрисы. В первые дни после возложенного поручения ее фанатичный напор пришелся весьма кстати. Она не хуже Драко знала, что Темный Лорд дал ему задание, чтобы наказать Люциуса. «И все же, — сказала она, — подумай, подумай, Драко, чего ты можешь добиться! О таком шансе мечтают все верные слуги Темного Лорда — служить ему, как другим и не снилось!»

Драко столько раз повторял себе эти слова, что они превратились в ритуал. Это задание — вовсе не приговор. Это предложение стать правой рукой Темного Лорда, и если Драко лишь убьет Дамблдора, он пересечет финишную прямую, обеспечит семье неприкосновенность и обретет небывалые влияние и славу. Убей Дамблдора и закончи, наконец, этот жуткий год.

Но теперь, стоя на ветру, который выжимал из глаз слезы, дрожа на пороге победы, Драко позволил себе представить картину целиком. Увидеть себя рядом с Темным Лордом удостоенным чести быть его правой рукой. Увидеть правду, вывеской мерцающую зловещим красным светом. Наверное, он давно все понял.

Черта была не финишная. Лишь стартовая. Убей лишь раз, и, чтобы выжить, придется убивать вновь и вновь. Но даже потом, если он будет десятилетиями верой и правдой служить Темному Лорду, это не гарантирует Драко безопасность. За одну лишь ошибку его могут сурово наказать, как наказали отца.

Мысли Драко резко перескочили на родителей, на Крэбба с Гойлом, Пэнси и Блейза. Они поплатятся за его ошибки так же, как он сам поплатился за отцовские. Один страшный год растянется на вечность, на всю жизнь, проведенную под ножом, который висит над тобой на нитке.

Драко сильнее вцепился в палочку, убеждая себя действовать: произнести заклинание, сделать выбор — но окружающий мир будто растворялся. Все расслаивалось на не поддающиеся описанию картины и ощущения: мерцающий бледно-зеленый свет Темной метки на небе, словно волнами ниспадающий на камни, людей и башню, отчего казалось, что стоишь под водой; липнущая к рукам палочка и скверный запах от влажной, смявшейся на правой руке ткани — Драко три дня не мылся и не спал, готовясь к прорыву; шипящий, хлещущий ветер на вершине мира.

И вот это: глубокие морщины на лице старика. Драко стоял довольно близко и видел, как седые волосы входят в старую-старую кожу, словно тысячи шелковых нитей, пронизывающих видавшую виды мягкую ткань.

Голос Беллы стих, заглушенный эхом спокойных слов Дамблдора. «Сейчас в счет идет мое милосердие, не ваше».

Старик был прав. Уповать на чье-либо еще милосердие не приходилось.

Рука ходила ходуном. Драко опустил палочку.

На лестнице раздался резонирующий бам, за которым последовали звуки скрежещущих камней. Приближающиеся голоса вдруг смолкли, на башне стало тихо, будто та стояла далеко за территорией замка.

Драко даже не отреагировал. Его пошатывало, а в голове было пусто.

— Нужно действовать, — произнес Дамблдор. Зачерпнув силы где-то, дотянуться куда оказалось нестерпимо больно, директор схватился за стену и медленно, мучительно выпрямился. — Времени совсем мало. Вашу палочку, Драко... прошу, быстрее.

Драко протянул палочку, не отрывая взгляда от каменных плит. Он не мог признать, понять свои действия, пусть даже послушался.

Дамблдор, направив палочку над стеной башни, прошептал «Акцио!». Секунда тишины, и из темноты вылетела палочка директора, со свистом прорезала поток ночного ветра и упала в протянутую руку. Дамблдор нацелил обе палочки на ведущую на лестницу дверь — Драко в ответ дернулся — и та захлопнулась, отрезая от них скрежет движущегося камня. Лязгнул замок.

Дамблдор вернул Драко палочку и указал на прислоненные к стене метлы.

— Возьмите ту, что быстрее, — прохрипел он. — Летите в хижину Хагрида и ждите. Мы скоро поговорим.

Драко внезапно пришел в себя. В хижину Хагрида? То самое безопасное место, которое пообещал предоставить Дамблдор?

— Но... я... вы сказали...

— Вы узнаете план чуть позже, Драко, — настаивал Дамблдор, глядя Драко в глаза поверх очков-полумесяцев. — Сейчас же у нас нет времени. Прошу вас, летите к Хагриду... доверьтесь если не моему здравомыслию, то довольно завидному мастерству, — директор смог слабо улыбнуться.

Драко сомневался. Дамблдор был явно слаб, Пожиратели — уже на подходе, а Снейп поклялся матери. Если Дамблдора прикончит кто-то другой... если никто не узнает, что тот пообещал защитить...

С лестницы долетел приглушенный крик. Драко вздрогнул, сглотнул и нерешительно кивнул.

— Хорошо, — откликнулся Дамблдор. — Тогда последний штрих... — и похлопал палочкой Драко по голове. По спине пробежал холодок, фигуру скрыло Дезиллюминационное заклинание.

— А теперь летите, — прошептал Дамблдор.

Как только Драко схватил метлу, Дамблдор взялся за вторую. Драко оглянулся и замешкался от открывшейся картины. Под палочкой Дамблдора длинная ручка другой метлы скрючивалась, разбухала, поначалу в разные стороны, а потом отчетливо проявились бедра, ребра и плечи. Дерево размякло, переплавилось в бледную кожу, раскололось на две ноги, укрытые мягкой тканью черной мантии. Прутья сжались и засияли, становясь светлыми волосами, обрамляя сферу, которая вытянулась в человеческое лицо — лицо самого Драко.

Спустя считаные секунды перед ними лежал другой Драко Малфой, неподвижный и мертвый, чему поверил бы всякий. Дамблдор подтянул рукав манекена, открывая череп с обвивающей его змеей.

Драко уставился в лицо, которое весь год смотрело на него из зеркала, на тело, из которого мечтал сбежать. Даже он не мог отыскать различий между собой и тем, что собирался оставить здесь на полу, трупом с меткой, отпечатанной на бледном предплечье.

Дамблдор поднял на него взгляд.

— Летите же.

Оттолкнувшись, Драко рванул навстречу тьме и ветру.

* * *

Он не знал, сколько времени прошло. Шок от того, что он сделал, еще разгонял по крови адреналин, искажая восприятие реальности. С момента, как Драко опустил палочку, могло пройти как десять минут, так и целый час.

Он сидел в тишине у Хагрида за грубым деревянным столом и наблюдал за потрескивающим пламенем. Драко упорно не желал замечать Хагрида, который все равно оказывался на периферии зрения, куда бы он ни поворачивался.

Сказать, что лесничий удивился, завидев Драко, было бы явным преуменьшением. К счастью, этот увалень не стал задавать вопросов. Только поворчал, не скрывая неприязни и подозрительности, и выдвинул свободный стул.

Драко мимолетно подумалось, что с размерами Хагрида весьма странно жить в подобном месте. Такую мысль в прошлом году можно было бы оформить в шутку, чтобы посмешить Крэбба и Гойла, но позже шутки потеряли всякое значение.

Драко старался не думать, как сейчас Крэбб с Гойлом. В голове всплыло непрошеное воспоминание: как из Исчезательного шкафа в Выручай-комнату выбрался Фенрир Сивый. Драко не ждал его, не хотел видеть в школе. Появиться должны были лишь Яксли, Гиббон, Роули и Кэрроу — опасные, но хотя бы проверенные. Из-за внезапного появления Сивого, который нависал, подавлял размерами, мерзким запахом и всей своей сущностью, у Драко пересохло во рту.

Когда тот налетел на них, Крэбб, на удивление, остался стоять на месте, тогда как Драко с Гойлом отошли на пару шагов, что послужило причиной хохота оборотня. Драко с секундным опозданием взял себя в руки, чувствуя, как горят щеки.

— Я не приглашал тебя, оборотень, — выдавил он сквозь сжатые зубы. — Возвращайся. Ты слышишь? В шкаф!

Но как Сивый, так и остальные уже шагали к выходу, переговариваясь низкими возбужденными голосами и не обращая на Драко никакого внимания.

Крэбб и Гойл взглянули на него, ожидая указаний. Мгновение он просто смотрел на них, запаниковав, не зная, где сейчас Пэнси с Блейзом. Сивый нападет на них, как и на остальных студентов, не делая различий.

— Оставайтесь здесь, — скомандовал он Крэббу и Гойлу. — Не дайте Комнате закрыться, чтобы мы потом не задерживались, когда я... к-когда все кончится.

И Драко размашисто зашагал по проходам между нависающими горами забытых вещей. Он не побежит. Бежать значило признаться в отчаянии, выглядеть ребенком в глазах других, а он был взрослым. Ведь спланировал же нападение на замок? И под конец дня Драко станет одним из тех, кого боится вся страна, заручится расположением Темного Лорда, а Сивый заплатит за то, что отмахнулся от него.

Эта мысль приободрила. Дала ощутить власть.

А теперь Драко смотрел в огонь, сидя с потными ладонями. Ему было нехорошо. Через какие-то пару часов Крэбб, Гойл, Пэнси и Блейз будут считать его погибшим. Завтра Дамблдор выступит перед учениками с какой-нибудь прочувствованной речью, вероятно, обвинит в смерти Драко Темного Лорда и вновь выведет к тому, что нужно сплотиться и сражаться.

Драко стиснул зубы. Служить подобным примером он не хотел. Драко бы посоветовал слизеринцам не выступать против Темного Лорда, а смириться и молчать. Если тот, у кого в руках власть, говорит тебе, что делать, — слушайся, будь то Сам-Знаешь-Кто или Дамблдор. Не геройствуй. Не разбирайся, во что именно веришь. Выживи. Исчезни.

Драко раз за разом убеждал себя, что сделал правильный выбор. Дамблдор выставлял себя полным дураком, когда дело касалось доверия к Снейпу и обожанию Поттера, но все же директор не один десяток лет противостоял Темному Лорду. Конечно же, он мог их спрятать. Драко вместе с родителями покинет страну, они изменят имена и забудут о происхождении и традициях. Окажутся в безопасности, и о них никто не будет знать.

Драко прикрыл глаза. Под веками извивались тусклые языки пламени. Скажи ему кто два года назад, что он, наследник рода Малфоев, станет мечтать о том, чтобы исчезнуть, Драко бы рассмеялся. Раньше вообще многое казалось веселым.

Прошла вечность, прежде чем Хагрид нарушил тишину:

— Сюда идет профессор Макгонагалл, — пробасил он с другой стороны стола, глядя в окно.

Драко поднял голову, как только открылась дверь и Макгонагалл вошла в хижину. Ее лицо покрывала пыль, на виске значился синяк, а внизу по щеке шла тонкая царапина. Закрыв дверь, Макгонагалл убедилась, что все шторы задернуты, и только потом повернулась к присутствующим. Взгляд у нее всегда был суровый, но Драко показалось, сегодня тот буквально пронзал. Он не стал смотреть ей в глаза.

— Что случилось? — спросил у нее Хагрид. — Вы ранены!

— Пожиратели смерти, Хагрид. — Ее взгляд неотступно буравил Драко. — Они смогли проникнуть в замок. Ты не видел Темную метку?

— Да спал я, пока Малфой не заявился! Черт дери, они еще здесь?! Мне помочь?

— Не нужно, Хагрид. Профессор Дамблдор вовремя вернулся в замок и переломил ситуацию, так что нам очень повезло.

— Так это ж... все целы?

Макгонагалл слабо улыбнулась:

— Да, Хагрид, руки-ноги у всех на месте.

— У-ух, — длинно выдохнул лесничий. — Хорошо. Ладно. Ну что ж... выпьешь чаю, Минерва?

— Боюсь, на чай нет времени, — ответила она, полностью разворачиваясь к Драко. — Мистер Малфой, профессор Дамблдор объяснил мне ваше положение.

Драко не взглянул на нее в ответ, но чувствовал исходящее от нее возмущение, а от Хагрида — любопытство.

— Думаю, вы будете рады услышать, — продолжила Макгонагалл, — что никто из ваших одноклассников не пострадал от рук Пожирателей. Что до Исчезательного шкафа, то его разобрали, а проход закрыли.

Малфой не ответил. Если Макгонагалл рассчитывала, что он станет утирать слезы счастья оттого, что Пожиратели облажались, и упадет на колени, каясь во всех грехах, ей пришлось бы долго ждать. Драко слышал в ее голосе осуждение, едва сдерживаемый гнев, даже неверие в то, что он сделал. Значит, она вовсе не поняла его положения.

Непрошеной всплыла мысль, как внимательно его слушал Дамблдор. Старик хотя бы признал, что Драко в опасности.

И все же... друзьям не навредили. С души словно упал камень.

— А что насчет моей матери? — вырвалось у него несколько вызывающе.

Макгонагалл поджала губы, но ответила ровным голосом:

— За ней отправили Ремуса Люпина и Нимфадору Тонкс.

После этих слов Драко все-таки посмотрел на профессора.

— Они что, собираются просто взять и прийти в мэнор? Кузина, которая буквально вчера стала мракоборцем, и нищий оборотень...

— Достаточно, — оборвала Макгонагалл. — Уверяю, мистер Малфой, члены Ордена справятся с заданием. А раз уж вам сегодня полагалось напасть на Альбуса Дамблдора, следы борьбы в вашем доме наведут Пожирателей на нужные мысли.

— Следы... вы же не... — Драко не хватало слов. — Они не?..

Макгонагалл примолкла. Впервые она, казалось, смягчилась.

— Конечно же, вашу мать никто не тронет. У Люпина с собой флакон с воспоминанием Дамблдора о сегодняшних событиях. Нарциссе покажут, что вы в целости и сохранности, и убедят присоединиться к вам, — Макгонагалл чуть помолчала. — А под следами борьбы я имела в виду то, что Ремус и Тонкс прорвутся сквозь защитные чары и убедятся, что обстановка в вашем доме производит впечатление схватки и соответствует нашим заявлениям.

Драко отвел взгляд.

— Тогда ладно, — пробормотал он. — А что с Пожирателями? Вы их уже убили?

Наступила звенящая тишина. Подняв глаза, Драко обнаружил, что оба преподавателя смотрят на него с нескрываемым шоком. Возможно, их поразил не вопрос, а скучная интонация, с которой он об этом спросил, будто о погоде.

Драко не смог сдержать презрения. Они правда думали, что он хоть сколько-то симпатизирует Пожирателям, которые лишь смотрели и смеялись, когда Драко угрожали, на его отца наговаривали и ни во что не ставили мать? Да хоть бы сдохли, проскочила злая мысль, кому какое дело.

— Нет, мистер Малфой, — обеспокоенно хмурясь, ответила Макгонагалл. — Один Пожиратель попал под перекрестный огонь, а других в течение часа передадут под стражу Министерства. Одному из Кэрроу позволят сбежать, чтобы Сами-Знаете-Кто узнал подробности вашей смерти. В ином случае он может излишне сильно заинтересоваться исчезновением вашей матери, — она сжала губы. — Разумеется, мы бы предпочли посадить за решетку всех Пожирателей, но лучше уж отпустить Алекто или Амикуса, чем Сивого.

— Я его не приглашал, — пробормотал себе под нос Драко. Лицо горело, будто кровь обернулась в кипящую воду. — Сивого не должно было быть.

Если Макгонагалл и расслышала, виду она не подала. Профессор копалась в какой-то сумке.

Драко повысил голос:

— Куда вы меня отведете? О каком безопасном месте говорил Дамблдор?

— Вас спрячут в штаб-квартире Ордена. Сейчас мы пойдем в замок, там вы воспользуетесь камином. Хагрид, ты тоже идешь. Альбус желает посвятить тебя в детали. Ох, вот же она. — Из сумки выскользнуло нечто мягкое и переливающееся. Драко узнал мантию-невидимку. — Поднимайтесь, Малфой. Надевайте.

Драко бездумно поднялся на слабые еще ноги и забрал мантию. Когда они вышли в темноту, Макгонагалл продолжила:

— Профессор Снейп ухаживает за профессором Дамблдором в больнич...

Драко остановился как вкопанный, наполовину укутавшись мантией.

— Снейп? Он же... он не в курсе?

— Конечно, он все знает.

Малфой уставился на нее в ужасе. Мысль, какие же они дураки, никак не укладывалась у него в голове.

— Да из-за вас нас убьют!

— Мерлинова борода, парень, — отреагировал Хагрид, — давай-ка потише.

— Я говорю, — прошипел Драко, переводя лихорадочный взгляд с одного преподавателя на другого, — послушайте меня. Снейп служит Темному Лорду. Он целый год помогал мне добраться до Дамблдора. Если вы рассказали о плане Снейпу, считайте, меня уже убили!

— Прошу вас, мистер Малфой, — резко отозвалась Макгонагалл. — Северус, как и другие члены Ордена, не будет иметь отношения к вашему спасению. Профессор Дамблдор поклялся лично позаботиться о благополучии вашей семьи. Поверьте, он решает эту задачу.

Драко едва ее слышал. Макгонагалл не понимала, не верила ему. Стук сердца отдавался в ушах, Малфой похолодел от страха. Он верил, что Дамблдор придумает нечто хитроумное, непревзойденное — а вместо этого старый дурак пошел прямо к Снейпу. Оставшись в одиночестве, тот сразу же сообщит Темному Лорду правду. Драко как наяву видел последующие события: как Пожиратели побеждают мракоборцев и добираются до его матери. Пытают ее, убивают, а потом приходят за отцом. А виноват в этом будет сам Драко.

Мысли резко перескочили на его идиотское решение. Дамблдор стоял перед ним беспомощный! Да, нужно было убить старика, теперь Малфой это понимал... убить и сымитировать собственную смерть, сбежать самостоятельно... но слишком поздно. Он смог сделать то, чего от него никто не ожидал, но в конце концов вместе с родителями все равно умрет в мучениях и с позором.

Разве что...

В груди зажглась искра надежды. Драко попытался сглотнуть, но не смог. Ком в горле оказался большим и острым, словно Малфой проглотил кусок стекла.

Разве что...

Мог ли Снейп ради них соврать?

Драко знал, что был любимым учеником Снейпа. По зельям у него были лучшие оценки, правда, после грязнокровки Грейнджер. Да и разве Снейп не пытался весь год ему помочь? Разве не дал Непреложный обет без ведома Темного Лорда?

Возможно, у Драко был шанс.

Если бы он или родители представляли угрозу Темному Лорду, Снейп обязан был их раскрыть или убить своими руками. Но они ведь не знали ничего такого, что не было известно Ордену. Драко в планы не посвящали, отец целый год сидел в Азкабане, а мать не входила в ряды Пожирателей. Да и не помогали они Ордену Феникса — лишь пытались исчезнуть, не больше.

Неужели нет ни шанса, что Снейп проявит милосердие, просто позволив Малфоям испариться?

И вообще, догадался Драко, которого затопил новый прилив надежды, прямо сейчас Снейп ничего не сделает. Двойным агентам приходилось мыслить тактически. Пока жив Дамблдор, Снейпу придется хранить секрет, иначе Орден узнает, кому профессор на самом деле верен.

Драко протяжно выдохнул. Да. Вот это хорошая, веская причина. Похоже, у него еще есть время. Вскоре Снейп, чтобы выполнить обет, непременно займется поиском способа, каким убить Дамблдора, но старику не нужно жить вечно — лишь столько, чтобы спрятать Драко с родителями в месте, о котором не подозревает даже Снейп.

До тех пор, пока жив директор, Драко ничего не угрожает.

— Ладно, — ответил он Макгонагалл. — Пойдемте.

Малфой скрылся под мантией-невидимкой и пошел вслед за профессором по широкой лужайке.

* * *

Драко за весь год не видел замок настолько пустым. Пробираясь в Выручай-комнату и выскальзывая из нее, он десятки раз едва не попадался то дежурящим членам Ордена, оказавшимся не в том месте, то издерганным неутомимым преподавателям, держащимся за палочку, будто в постоянном ожидании удара.

Сейчас же им не встретился даже призрак. Многие портреты просто спали, однако изредка кто-то ворочался да провожал взглядом, казалось бы, идущих вдвоем по коридорам Макгонагалл и Хагрида.

Когда Драко поднимался по длинной лестнице, сквозь его тело проникал свет факелов. Он чувствовал изнеможение, превосходящее одну лишь физическую усталость. Утро казалось невообразимо далеким, прожитым в прошлом году. Драко очнулся в спальне с тем же страхом, преследовавшим его много месяцев, с чувством, что время истекает. Он погрузился в оцепенение, но все же обводил взглядом залы и коридоры Хогвартса, зная, что никогда не вернется. Внутри все переворачивалось и скручивалось подобно клубку змей.

— Ах, Минерва. Пожалуйста, запри дверь, — попросил Дамблдор, как только они вошли в больничное крыло. Наступила глубокая ночь, и кроме директора в лазарете никого не было. Даже мадам Помфри ушла спать.

— Профессор Дамблдор! — вскричал Хагрид, завидев лежащего на больничной койке директора. Торопясь к Дамблдору, лесничий случайно задел огромным коленом соседнюю кровать, и та, как соломенная, с раскатистым «клац» отлетела в сторону.

Драко едва ли обратил внимание. Он застыл на месте.

Недалеко от директора без движения лежал второй человек — с рыжими волосами, как у всех Уизли. Драко не мог сказать, знал ли его, потому что лицо парня было изуродовано и порвано так сильно, что представляло собой красное пятно.

Ощущение было такое, словно Драко ударили под дых. Хотелось отвернуться, но не получалось. Разве Макгонагалл не заявила, что студенты не пострадали? Правда, большая часть Уизли уже не училась в Хогвартсе... Драко помнил, как покинули школу близнецы, вылетев из вестибюля и оставив за спиной рассвирепевшую Амбридж. Помнил, что и его позабавила их выходка и даже вызвала восхищение. Ему тогда пришлось стереть с губ легкую ухмылку: кипя от ярости, Амбридж развернулась к Инспекционной дружине, ее блестящее лицо напоминало фиолетовую луковицу.

Рот у Драко оказался приоткрыт. Малфой понял, что из-за быстрого дыхания перед глазами у него темнеет. Он наконец-то смог оторвать взгляд от глубоких порезов, от кожи, жуткой мозаикой аккуратно разложенной по местам; мысли в голове лихорадочно скакали. Свет в больничном крыле резал глаза. Драко не нужно было спрашивать, он и так знал, что эти раны оставил Сивый. Дамблдор что, специально позвал его сюда, чтобы продемонстрировать последствия ночи? Чтобы внушить чувство вины и даже ответственность за случившееся?

Нет, с какой-то неистовой паникой подумал Драко. Нет, он за это не в ответе. Какой смысл ему чувствовать за это ответственность да и видеть израненное лицо? Он предал Пожирателей. Что еще от него нужно? Да и вообще — Драко велел Сивому уйти. Он ухватился за этот факт и не отпускал. Ведь сказал же: возвращайся. Возвращайся...

— Драко, — позвал Дамблдор. — Прошу, покажитесь.

Все еще тяжело дыша, Драко поймал себя на мысли, что не хочет снимать мантию. Не хочет показываться директору, стоя вблизи от искалеченного тела, когда разница между ними просто бросается в глаза. А если Дамблдор передумает помогать? Драко осознавал, что самостоятельно долго не протянет.

— Быстрее, мистер Малфой, — нетерпеливо протянула руку Макгонагалл. — Директору нужно отдохнуть, а вам — как можно быстрее покинуть школу.

Сглотнув, Драко снял мантию и сбросил ее в руку Макгонагалл.

Взглянув на него, Дамблдор обеспокоился.

— Вы в порядке, мой мальчик?

Драко уставился на старика во все глаза. В порядке? Это что, проверка? Они хотят, чтобы он сравнил себя с лежащим на постели человеком с ужасными ранами и уяснил, что сам он в порядке, но только за счет какого-то члена Ордена? Что еще за психологические игры?

Драко и не заметил, как скривился.

— Лучше не бывает, — выдавил он.

Макгонагалл с Хагридом ответ не понравился, но Дамблдор, как всегда, оставался безмятежен, поблескивая глазами. Драко не желал на них смотреть — на всех гриффиндорцев, сплотившихся против него. Поэтому он уставился на почерневшую руку Дамблдора, контрастирующую с белым одеялом.

— Ну? Когда вы вытащите отца из Азкабана?

У Хагрида вырвался яростный, сдавленный хрип.

— Вытащите... его... что-о?

Даже Макгонагалл не сдержала странного звука, словно бы кошка подавилась комком шерсти.

Дамблдор на них даже не взглянул. Он встретился глазами с Драко, и тотчас Малфоя затопило безотчетное ощущение безопасности. Он ненавидел себя за это — ведь пока что директор вновь подверг его опасности, по-идиотски доверившись Снейпу, — и все же его старческое лицо дышало могуществом, а потому внушало спокойствие.

— Как я уже говорил, — мирно ответил Дамблдор, — сейчас Люциусу безопасно и в Азкабане. Не нужно бояться за его жизнь: теперь, после несомненной смерти его сына и жены, лорд Волдеморт сочтет его достаточно наказанным. Более того, — мягко добавил директор, словно вел разговор о погоде, — если мы примемся действовать сразу после смерти вашей матери, обе смерти будут выглядеть уже не столь убедительно.

— Но вы знаете, как его вытащить? У вас есть план?

Дамблдор согласно склонил голову.

— Ну? — не утерпел Драко. — Какой?

— Малфой, — рявкнула Макгонагалл, явно считающая, что он излишне пристает к утомленному человеку, чей возраст перевалил за сотню лет. Но Дамблдор остановил ее возражения взмахом здоровой руки, которая, как заметил Драко, дрожала уже не так явно, как на вершине башни.

— Через несколько недель, — негромко произнес директор, — члены Ордена посетят Люциуса в Азкабане под предлогом того, чтобы сообщить о вашей смерти. Разумеется, ему расскажут правду. Кроме того ему оставят Напиток живой смерти, чтобы ваш отец принял его после их ухода, — Дамблдор улыбнулся уголком губ. — Осмелюсь предположить, что после погребения на семейном кладбище Люциус будет интересовать Пожирателей несколько меньше обычного. И потом вашего отца также доставят в штаб-квартиру.

Хагрид не сдержался:

— Но, профессор Дамблдор, сэр, — взорвался он, — откуда нам знать, глядишь, Люциус Малфой сразу после Азкабана побежит к Сами-Знаете-Кому!

Драко не сдержался. Он ждал чего-то такого, ждал, когда подвернется возможность дать выход злости и страху.

— А оттуда, — оскалился Малфой. — Мой отец способен сообразить, что не стоит заявляться к Темному Лорду, пока в вашем штабе мы с матерью все равно что в плену. Слава Мерлину, мы полагаемся не на твои мозги.

Щеки Хагрида, как ожидалось, залил густой красный цвет. Драко хотел, чтобы тот ответил, хотел получить предлог к ссоре, но не успел лесничий ответить, как вмешался Дамблдор.

— По поводу твоего вопроса, Хагрид, — директор чуть повысил голос, — я не верю, что Люциус рискнет женой и сыном, особенно ради верности лорду Волдеморту, которая довольно быстро поколебалась после того, как его повелитель впервые лишился тела.

Затем он с суровым лицом — впервые с тех пор, как Малфой произнес «грязнокровка» на Астрономической башне, — обратил внимание на Драко.

— Драко, — в голосе директора почувствовались железные нотки, — не только сейчас, но и впредь в штаб-квартире убедительно прошу вас не разговаривать с членами Ордена в такой манере. Защищая вас, они подвергают себя опасности. Если вы не испытываете благодарности, то хотя бы проявите уважение.

Драко сжал зубы. В голове проносились различные мысли: что он не просил помощи этого тупицы, что ни на кнат не поверит Хагриду, что — да о защите даже речи не шло — если Хагрид не скомпрометирует их прикрытие просто из явной небрежности, это будет приравнено к чуду.

Но Драко понимал, что, оскорбляя лесничего, ни к чему не придет. Это Дамблдора необходимо было ублажать, потому Малфой заставил себя коротко кивнуть.

Директора это не убедило.

— Вы обещаете относиться с уважением ко всем, кто войдет в штаб-квартиру Ордена?

Драко закрыл глаза. Нетрудно было представить, кто именно наводнит это место летом. Чертов Гарри Поттер, король Уизел и грязнокровка-энциклопедия. Не говоря уже об оборотнях, предателях крови, мракоборцах и в принципе всех, кого Драко никогда не горел желанием видеть.

— А какая разница? — процедил он.

— О, разница велика, Драко, — вздохнув, Дамблдор поднял с прикроватной тумбочки кубок. Отпил налитое туда зелье, поморщился и прямее устроился на подушках. — Уважать друг друга, невзирая на различия, — окрепшим голосом произнес директор, — это основополагающее различие между тем, что практикует Орден, и тем, к чему призывает своих последователей Темный Лорд. Этим летом нам многое предстоит, и...

— Я на вас не работаю, — слова вырвались, не успел Драко их обдумать.

Дамблдор смотрел на него с вежливым интересом.

— О?

Драко щекой чувствовал, как Хагрид с Макгонагалл буравят его осуждающими взглядами, но упрямо задрал подбородок.

— Вы меня слышали, — холодно сказал он. — Я на вас не работаю. Снейп может промолчать, если решит, что мы с родителями просто прячемся, но если заподозрит, что мы действуем против Пожирателей, он тут же раскроет нас Темному Лорду.

— Профессору Снейпу велено не сообщать о том, что вы живы...

— Он не вам служит! Как еще донести до вас эту мысль?..

— Достаточно, Малфой! — вмешалась Макгонагалл. — Хватит!

Драко развернулся к ней, но не успел огрызнуться, как слово взял Дамблдор:

— Пожалуйста, Минерва. Прояви терпение. Драко пережил тяжкое испытание, а Северус все же убедительно играет свою роль, что обманул даже лорда Волдеморта. Вполне естественно, что Драко переживает за благополучие своей семьи.

Малфой молча уставился на Дамблдора. Он понятия не имел, как реагировать на этот набор предложений. Звучали ли они покровительственно? Да. Умиротворяюще? Каким-то образом тоже да.

Драко не понимал, что творится в голове у старика. Тот казался таким всепонимающим, словно был не человеком, а некой сущностью, блуждающей между тысячей точек зрения, которая признавала каждую из них «вполне естественной», но сама не ощущала ничего. Старик даже о Темном Лорде говорил с ненормальной долей понимания.

Хотелось думать, что такой образ мышления вызывает презрение, но Драко не давала покоя мысль, что директорские взгляды выходят за рамки понимания. Дамблдор что, никогда никого не судил? Никогда не относился к кому-то лучше, а к кому-то хуже? Как вообще он мог быть на своей стороне, в то же время заявляя, что Драко «пережил тяжкое испытание»? Малфой даже предпочел бы, чтобы во взгляде Дамблдора нашлось место ненависти — она, по крайней мере, была бы понятна.

Так или иначе директор заткнул Макгонагалл, и слава Мерлину.

— Я не жду, что вы станете помогать Ордену Феникса, Драко, — легко ответил Дамблдор, точно его и не перебивали. — Достаточно и того, исходя из наших целей, что трое приближенных Волдеморта больше не выступают против нас. А вам и так будет нелегко оставить все позади и считаться погибшими.

Драко нечего было на это ответить. Судя по понимающему выражению лица Дамблдора, тот каким-то образом предполагал, что у Драко на уме. Лица друзей, которым сообщат, что произошло. Тишина в их купе «Хогвартс-экспресса» на пути домой.

— Что вы им скажете? — пробормотал он, глядя в пол.

— Я объявлю, что вам пришлось присягнуть Темному Лорду, что вам приказали меня убить, либо самому поплатиться жизнью. Я расскажу, что вы признались в нападениях, из-за которых пострадали Кэти Белл и Рон Уизли. Да, Драко, — добавил он тише, — полагаю, в школе заслуживают знать правду. Чем лучше они поймут причины вашего поведения в этом году, тем больше призадумаются, какое будущее их ждет при правлении Волдеморта.

— То есть моим примером вы собираетесь их предостеречь? — не сдержал язвительности Драко, не поднимая глаз от вычищенного пола больничного крыла. — Осторожнее или закончите как Драко Малфой. Вступайте в наши ряды, идите против Темного Лорда, и мир не увидит других Драко Малфоев. Вот только и с вами они все равно погибнут, правда?

Дамблдор ответил не сразу. Когда Драко поднял взгляд, из-за выражения на лице директора ему стало неспокойно. В блестящих глазах старика читалась явная боль.

— Правда, — негромко согласился Дамблдор. — У таких, как вы, Драко, тех, кто в подобные времена достиг совершеннолетия, боюсь, нет другого выбора: либо противостоять злу, рискуя попасть под удар его ужасных орудий, либо тихо и бессловесно последовать в средоточие зла.

Драко не отвечал. Ему перехватило горло.

— Вы хотите еще о чем-нибудь меня спросить, Драко?

— Кто... кто это, — отозвался Драко, не в силах смотреть на другую койку.

— Билл Уизли. В свое время он был старостой школы и, как вы сам, старостой факультета. Вы ведь знакомы с его младшим братом Роном и сестрой Джинни. Он поправится, но жизнь его, очевидно, изменится, — Дамблдор на секунду примолк. — Если у вас больше нет вопросов, прочтите это.

Он протянул Драко записку. В ней значилось: Штаб-квартира Ордена Феникса расположена по адресу площадь Гриммо, 12.

Едва Малфой дочитал предложение, пергамент загорелся лишенным жара пламенем. За считаные секунды от бумаги остался лишь пепел.

— Спокойной ночи, Драко, — пожелал Дамблдор, снимая очки. Без них его лицо смотрелось до странности мягким и беззащитным. — Благодарю вас за то, что вы сегодня сделали.

«Сумасшедший», — подумал Драко.

— Спокойной, — пробормотал он и позволил Макгонагалл выпроводить себя из лазарета и в последний раз провести по коридорам школы в ее кабинет, в котором Драко бросил в пустой камин мерцающий зеленый порошок, проговорил адрес и попрощался с прежней жизнью.

Две недели спустя

Драко повезло, что в доме на площади Гриммо и все этажи, и подвал были завалены темными артефактами, иначе он сдался бы Темному Лорду чисто от тоски.

— Драко, — однажды вечером сказала мать, когда он по ошибке поделился с ней своими мыслями, — это не тема для шуток.

Глаза у Нарциссы были льдисто-голубыми, будто его собственные насытили цветом, и по-кошачьи вытянутыми. Драко заметил, как ее взгляд нервно метнулся к двери. Он знал, что она вспоминает мэнор, который почти год служил пристанищем нескончаемому потоку Пожирателей, только и ждущих, когда окружающие проявят слабость или дадут повод усомниться в верности Лорду.

Драко зевнул и повалился в видавшее виды кожаное кресло.

— Да ладно, мам. Ты знаешь, чего мне стоило добиться этих первоклассных апартаментов. Одной тебе я их не оставлю.

Ее черты разгладились, Нарцисса едва улыбнулась и вернулась к чтению «Вечернего пророка».

Драко задержал на матери взгляд. Она выглядела куда лучше, чем за весь год. Ее длинные светлые волосы, ставшие тонкими и тусклыми, были вымыты и уложены, и хоть красные прожилки в глазах от недосыпа никуда не делись, движения утратили прежнюю нервозность. Она вновь гордо держала спину, навевая Драко воспоминания о черном жемчуге, шелковых мантиях и пышных приемах из детства.

В целом мать выглядела так, как он себя чувствовал: словно все следы предыдущего года физически вывели из организма, избавив от напряжения и оставив тело дышать.

Драко пробежал пальцами по потрескавшимся, поблекшим подлокотникам, испытывая минуту редкостного умиротворения. Стояла середина июля, приятная жара, окна были раскрыты, чтобы впустить в комнату освежающий ветерок. Волшебное радио в углу негромко наигрывало «Симфонию сверчков» Клэнтэма, а мать, если и не была счастлива, то по меньшей мере довольна, и ей больше не грозила опасность. Ко всему прочему два дня назад им сообщили, что Люциусу в Азкабан тайно пронесли Напиток живой смерти и в ближайшие выходные его оттуда вызволят.

К дому не прилетали совы, но «Пророк» и разные сообщения доставлялись через камин дважды в день, бесцеремонно шлепаясь на кухонный пол. До сих пор самой интересной новостью в газете был их с матерью некролог, вышедший спустя неделю после их «смерти». Драко зачитал статью мрачным тоном церемониального служащего и так развеселил Нарциссу, что та улыбнулась, сверкнув зубами, чего никогда не делала — ей не нравился острый резец.

— Написали о чем-нибудь интересном? — полюбопытствовал он, закидывая ноги на пуфик, ножки которого кремового цвета вполне могли быть вырезаны из клыков тролля.

— Не особенно, — отозвалась мать. — В Министерстве проводят внутреннее расследование в Отделе магических игр и спорта. Подозревают, что кто-то из сотрудников на стороне Лорда.

— Игр и спорта? — прыснул Драко. — Ну конечно. Темный Лорд только и мечтал, что возглавить Международную ассоциацию квиддича.

Нарцисса дернула уголком губ.

— Они считают, что это пропуск в Центр мракоборцев. Ослабив безопасность в одном отделе, можно запустить цепочку Империусов.

— А, — призадумался Драко. — И как? Там уже кто-то под Империусом?

Нарцисса приподняла бровь.

— Сомневаюсь, что это стоит обсуждать в штаб-квартире Ордена, Драко. — Она показательно перевернула страницу.

Молча, но с насмешкой Драко наблюдал за матерью. Родители делились с ним сведениями только секунд через двадцать. Считали, что таким образом прививают ему терпение.

Как по заказу, мать вздохнула и обратила на него взгляд.

— Я ничего не слышала об Отделе игр. Естественно, Темный Лорд изменит все планы, о которых мне довелось узнать. Меня ведь должны были обстоятельно допросить перед смертью.

— Ну конечно. Дамблдор же славится своими суровыми допросами.

— Он, к твоему сведению, умелый легилимент.

— Да, да, но это ведь не помешало мне впустить Пожирателей в школу. — Поднявшись, Драко потянулся. — Пожалуй, прикажу эльфу заварить мне чай. Тебе тоже, мам?

— Нет, благодарю, Драко... я позову его, если захочу.

Хоть Нарцисса и не оторвалась от «Пророка», она бессознательно коснулась руки прошедшего мимо сына, будто напоминая себе, что он реален.

В итоге Драко спускался в кухню, намереваясь заняться чаем самостоятельно. Эльф — Крикимор или как его — ему не нравился. У того входило в привычку появляться внезапно, да и видом своим он напоминал безумного гнома. Дамблдор прислал эту жуткую развалину через два дня после их появления на Гриммо. Домовик с нескрываемой радостью встретил их семью, и с тех пор Нарцисса отдавала ему распоряжения. Под ее руководством дом становился все чище и чище. К примеру, на потолке в ванной Драко теперь рос только один вид плесени. Точнее, в ванной Регулуса Арктуруса Блэка — в его комнате Драко как раз и жил.

— Хозяин Драко! — каркнул домовик, когда чайник еще только закипал. Вздрогнув, Драко обернулся на спешащего эльфа, охваченного ужасом. — Кикимер не знал, что хозяин Драко хочет выпить чаю... Для Кикимера было бы честью, честью услужить благородному сыну Малфоев... Кикимер знает, хозяин любит крепкий чай, как и полагается чистокровным, да...

Драко брезгливо отодвинулся. К счастью, эльф сменил старую набедренную повязку на более приличное полотенце, но от него по-прежнему несло запахом ветхости. Вероятно, все дело в плесени.

А потом Драко уловил смысл произнесенных слов.

— Откуда ты знаешь, какой чай я пью? — нахмурился он. — Ты ни разу мне его не готовил.

Домовик виновато поежился, покрасневшие глаза заметались.

— Кикимер наблюдал... то есть... в прошлом году Кикимера заставили следить за хозяином Драко, в Хогвартсе, по... — его лицо скисло, — приказу хозяина Гарри. Кикимеру приходилось неотступно наблюдать за хозяином Драко и все рассказывать хозяину Гарри, да, ему приходилось, но он не хотел.

Драко с отвращением пялился на домовика.

— Неотступно? Что, даже пока я спал?

Без слов было ясно, что Кикимер до глубины души сожалеет, что зашел на кухню.

— Кикимера грызла совесть, — прохрипел тот, взгляд заметался пуще прежнего. — Подсматривать за одним из Малфоев, какой позор...

Но не успел Драко задать новых вопросов, как услышал шаги и приглушенные голоса. Дверь распахнулась, и в кухню вошли Рон Уизли и Гермиона Грейнджер.

— ...если даже он не знает, кто это, тогда... — шептала Грейнджер, которая замолчала, стоило двери захлопнуться.

Замерев, они уставились на Драко с другого конца помещения. Малфой уставился на них в ответ.

Последний раз он видел Уизли во время битвы недалеко от входа на Астрономическую башню. Они с сестрой бросались проклятиями в Пожирателей, мистическим образом в самое нужное время уклоняясь от ответных заклинаний. У Драко до сих пор перед глазами стояло веснушчатое лицо, расцвеченное вспышками. После двухнедельной жизни в тихом доме, когда самым увлекательным занятием было столкнуть сороконожку обратно в канализацию, воспоминания о сражении: крики, эхом разлетающиеся по коридорам, вкус каменной пыли на языке, как след злости, которую они выплескивали на замок — казались эпизодами из другой жизни.

Еще более странно было вспомнить, что Грейнджер он в последний раз видел за день до битвы: она взмахивала палочкой на уроке Слизнорта, а Драко тогда в очередной раз испытал стыд, оказавшись после нее вторым. Такие обыденные события никак не могли происходить лишь две недели назад.

Скрип двери, в которую выскользнул Кикимер, привел Драко в чувство.

— Не обращайте на меня внимания, — протянул он, однако голос вышел не таким беспечным, как ему хотелось бы. — Одна минута, и я уйду. Не хочу мешать вашему... тайному побегу или что вы там делаете? — Малфой обвел взглядом пальцы Грейнджер, обхватывающие плечо Уизли. — А вообще нет, даже знать не хочу.

— А ты совсем обнаглел, — не выдержал Уизли, когда Драко начал заглядывать в разные коробки с чаем. — Наслаждаешься каникулами?

— Бывало и лучше. Но вряд ли ты поймешь, Уизли. — И, обернувшись, Драко ухмыльнулся: — Здесь ведь не одна ванная, так что для тебя это все равно что пятизвездочный отель.

Дверь в кухню открылась, помешав Уизли ответить. Внутрь завалились еще четверо из их семейки: близнецы, а за ними и родители. Все что-то тихо обсуждали.

— ...все равно, что Ремус думает, будто вы готовы... — шипела миссис Уизли на одного из братьев, но как только все они заметили Драко и замерли на месте, она захлопнула рот так же, как и Грейнджер ранее. В кухне воцарилась еще более неловкая тишина.

Засвистел чайник. Драко повернулся ко всем спиной заварить себе чай, внезапно осознав, что во рту пересохло. Пока вода наливалась в кружку, он представлял, как кипяток обжигает пальцы, обваривается и краснеет кожа — точно как у Билла Уизли.

Две проведенные здесь недели Драко наблюдал, как члены Ордена снуют по первому этажу. Вероятно, ночью он раз или два слышал голоса старших Уизли, но еще с ними не встречался, да и не желал ни оказаться с ними в одной комнате, ни знать, что у них есть ему сказать.

С кружкой, от которой поднимался пар, Драко прошествовал мимо матери семейства, маленькой полной женщины, пахнущей кухней и дешевым чистящим зельем. На нее он не смотрел. Драко бросил взгляд лишь на остальных, удивленно замечая, что никто, кроме Рона, не казался особенно разозленным. Даже Грейнджер смотрела на него лишь настороженно и испытующе, совсем без привычной запальчивости.

Он выдохнул, только когда за ним захлопнулась дверь. Драко поднялся по короткой лестнице в освещенную прихожую, где в воздухе висела пыль, а туда уже набились другие члены Ордена Феникса: Дедалус Дингл то приподнимался на носочках, то опускался, Кингсли Бруствер на голову возвышался над остальными, и появилась кузина Нимфадора с волосами возмутительного рыжего оттенка. Сегодня, видимо, весь Орден пожаловал на собрание.

— Драко, здравствуй, — раздался усталый голос. Из-за спин людей появился Ремус Люпин. Не удержавшись, Драко оглядел его мантию, которая столько раз была залатана, что выглядела буквально сшитой из лоскутов.

В ответ на приветствие Малфой коротко кивнул и отошел от двери в кухню, но Люпин не торопился. Бывший профессор тоже отступил, пропуская других орденцев. Мимо на деревянной ноге проковылял Грюм, магический глаз обвел помещение и уставился на Драко.

— Как у вас с матерью дела? — понизил голос Люпин. — Понимаю, вам непросто. Этот дом... — он обвел взглядом отклеивающиеся обои, — ...не самое приятное место.

«Мерлин, избавь меня от этого», — раздраженно подумал Драко. Люпин ничуть не изменился. Преподавая на третьем курсе, он вел себя точь-в-точь как сейчас: был безумно усталым и вместе с тем надоедливо серьезным и обращался со всеми так, как будто они тоже носились с травмой личного характера.

Так вот у Драко подобной травмы не было. Он был жив, в безопасности, и смотреть на него, как будто он вот-вот сорвется, совершенно незачем. Даже в самом худшем случае Драко обошелся бы без жалости, а уж принимать ее от оборотня и вовсе не собирался.

— У нас все отлично, — холодно сказал он. — Я как раз к ней поднимаюсь.

— Вот это прием, — возмущенно заметила Тонкс, когда Драко прошел мимо них с Люпином. — Мы вообще-то привели ее сюда. Стоило бы быть полюбезнее к людям, которые спасали ей жизнь. Похоже, это семейное.

Драко сбился с шага. Кузина впервые с ним заговорила. Как дочь мужчины-грязнокровки и женщины, которую выгнали из семьи, Тонкс не приглашали ни на семейные встречи, ни на рождественские мероприятия, ни на летние вечера, во время которых газон поместья украшали зонтиками пастельных цветов и разносили блюда с пирожными из заварного теста. Драко никогда не думал о той части семьи — с чего бы интересоваться кем-то, кто вышел замуж за грязнокровку? — но сейчас его посетила мысль, что в детстве его мать и мать Тонкс, скорее всего, вместе приходили на Гриммо в гости. Он почувствовал себя до странности юным.

Остальные члены Ордена уже прошли в кухню. Драко, не глядя в глаза Люпину и Тонкс, начал подниматься по ступенькам, застеленным ковровой дорожкой. Но едва он добрался до площадки, как дверь внизу вновь распахнулась. Оглянувшись, Драко увидел двух последних участников собрания: Снейпа, бесстрастного и по обыкновению с грязными волосами, и Дамблдора, который шел медленно и осторожно, словно каждое движение отдавало болью.

На глазах Драко они пересекли коридор и присоединились к остальным в кухне. Дамблдор, по-видимому, не оправился от чего бы то ни было, что случилось с ним в ночь нападения, но старик держался Снейпа и все еще тому доверял. Чудо, как Северус его еще не убил. Конечно, из-за ослабленного состояния директору, видимо, пришлось возложить все свои дела на плечи других членов Ордена и его ни на минуту не оставляли одного. Может, Снейп намеревался избавиться от него в условиях строжайшей секретности, чтобы остаться в Ордене и после смерти Дамблдора.

Драко оглянулся в сторону коридора, ведущего к гостиной. Подумал о матери, которая читала газету, о ее заблестевших от предвкушения глазах, когда им сообщили новости об отце. Внезапно спасение из Азкабана не показалось гарантией дальнейшей счастливой жизни. Дамблдора в таком состоянии прикончит даже слабенький яд.

Драко решился. Прихватив книгу о магии крови, которую уже начинал читать, он уселся на верхней ступеньке, ожидая, когда откроется кухонная дверь. Подслушивать, что происходит на собрании, было бесполезно: Драко уже несколько раз пытался, когда собиралось меньше участников, но на двери всегда висела какая-нибудь «заглушка».

В этот раз собрание длилось не один час. К тому времени, как скрипнула дверь, он успел прочитать две главы об использовании крови в качестве ингредиента для зелий. Драко поспешно спустился — несколько человек уже выходили из дома, кто-то перемещался камином, и кухню озаряли вспышки зеленого пламени. Он поторопился дойти до проема, не желая упустить Снейпа с Дамблдором.

Удача ему улыбнулась. Когда Драко остановился в дверях, Снейп с Дамблдором еще не ушли, как и Грейнджер, Уизли и миссис Уизли. Директор терпеливо выслушивал мать семейства, которая чем-то возмущалась:

— ...молодых членов Ордена как наживку, Альбус!..

Дамблдор поднял руку. Миссис Уизли, оглядевшись, увидела Драко и тут же замолчала.

— Рад видеть вас в добром здравии, Драко, — едва заметно улыбнулся старик. — Чем могу вам помочь?

— Я бы хотел поговорить с профессором Снейпом, — произнес Драко.

Снейп перевел взгляд на Дамблдора, и тот чуть склонил голову.

— Идите. Я подожду тебя здесь, Северус... Как видишь, нам с Молли еще есть что обсудить...

Драко выбило из равновесия. Даже голос Дамблдора звучал слабее обычного. Хотелось остаться и понаблюдать за ним, поискать другие симптомы, но Снейп быстро вышел из кухни и вывел Драко в пустой коридор.

— Я слушаю, — поторопил профессор. Понять что-либо по темным глазам, как всегда, не представлялось возможным.

— Я не буду вам мешать, — тихо признался Драко.

Выражение лица Снейпа даже не дрогнуло.

— Я не имею представления, о чем вы говорите.

Драко еще сильнее понизил голос:

— Я знаю, что вы поклялись моей матери. И что собираетесь его убить. Я никому не расскажу.

Вытянув руку, Снейп захлопнул кухонную дверь.

— Тогда зачем вообще что-то говорить? — Он поджал губы. — Вы мне угрожаете?

— Нет, — сразу ответил Драко. — Я... я прошу вас подождать, пока Орден не вытащит отца из Азкабана. После смерти Дамблдора нам здесь никто не станет помогать. И я прошу вас не говорить Темному Лорду, что мы живы. — Драко секунду помолчал и с неохотой добавил: — Пожалуйста.

Снейп холодно смотрел ему в лицо. Драко только сейчас пришло в голову, что он стал немного выше профессора. Тот до сих пор, еще после первого урока по зельеварению, ассоциировался у него с возвышавшейся над всеми фигурой, с единственным профессором в школе с силой и тайными знаниями, которые Драко хотел познать и сам.

— Если бы вы раньше приняли мою помощь, — свистящим шепотом отреагировал Снейп, — прошлый год прошел бы для вас гораздо легче, Драко. Вы говорили, будто я хочу — как же это было? — ах, точно... украсть у вас славу? — презрительно скривил губы Снейп. — Что-то явно изменилось.

Драко опустил глаза на запачканный ковер.

— Отлично. Я не смог, — выдавил он. — Вы это хотите услышать? Я не смог его убить.

— И все же вы позволяете убить его мне.

Драко не сдержал горького смешка:

— Будто я могу вас остановить, — он покачал головой и заговорил с большим жаром. — Но даже если бы мог, я бы не стал. Вот о чем я вам говорю. Я здесь, но это не значит, что я работаю на Орден. Мать с отцом тоже не станут. Мы не представляем угрозу для Темного Лорда. Если вы не расскажете ему о нас... это ничего не изменит, вы понимаете?

Повисла тишина. Снейп разглядывал Драко, а Драко смотрел ему в темные глаза, подначивая профессора применить легилименцию, проверить правдивость заявления. Но Малфой не ощутил знакомого «прощупывания». Сердце у него упало: а если Снейп уже раскрыл все карты Темному Лорду и Пожиратели просто дожидаются смерти Дамблдора, чтобы подобраться к Драко и его матери?

Но Снейп все же ответил:

— Ладно. — Он продолжил так тихо, что едва шевелил губами: — Пока вы не несете угрозу Темному Лорду... можете оставаться среди мертвых.

Выдохнув, Драко ощутил небывалое облегчение.

— Спасибо, сэр, — склонил он голову. — Вы знаете, мы вернем долг, если это будет возможно. Вы всегда можете на нас рассчитывать.

— Знаю. — А потом профессор, развернувшись, исчез в кухне. Вскоре после его ухода сверкнула зеленая вспышка. Снейп с директором покинули дом.

Мимо Драко к парадному входу тут же промчалась Молли Уизли, бормоча что-то про «безрассудных» и «таких юных». С крыльца послышался хлопок аппарации, Малфой прошел на кухню вернуть чашку и вновь встретил там Грейнджер с Уизли: они стояли у стола, тихо переговариваясь.

При виде него они, как и в прошлый раз, замолчали. Обменялись взглядами, какими постоянно переглядывались с Поттером, будто читали мысли друг друга. Драко стало интересно, каково быть настолько читаемым и предсказуемым для другого человека. Должно быть, скучно.

Молчаливый обмен мнениями занял долю секунды. Затем Грейнджер мертвой хваткой вцепилась в Уизли.

— Рон, — раздался ее предупреждающий голос, — Рон, не надо...

— Отпусти, Гермиона, — выдернул руку Уизли и шагнул в сторону Драко. Уши у рыжего уже пылали. — А я знаю, что на самом деле произошло, — зло заявил он.

— Да ну? — лениво отозвался Драко. — Я бы, может, испугался, Уизли, если бы представлял, о чем речь.

Лицо Уизли сравнялось по цвету с помидором. Разозлить его ничего не стоило.

— Я про Исчезательный шкаф, — рявкнул тот, — и Выручай-комнату. Дамблдор хоть и выставил все так, будто у тебя не было выбора, но мы-то знаем, что был. То, что ты в последний момент струсил, не делает тебя героем.

Взгляд Драко соскользнул на Грейнджер, на чьем лице в слабом свете кухни играли тени. Она ничего не добавила, но и возражать Уизли не стала. Грейнджер изучала его все тем же пристальным, придирчивым взглядом, таким, какой обращала на трудные задачки.

Эти двое, похоже, основательно промыли ему все кости. В груди вспыхнула злость, перед глазами встала картинка: вот троица обмусоливает происшествие на Астрономической башне, решая, как расценить его действия: будто бы целый год его жизни воспринимался ими как какой-то спор на тему морали. «Лицемерные гаденыши», — мелькнула у Драко яростная мысль. Какой самый сложный выбор им приходилось делать? Пойти или нет друг с другом на Святочный бал? Держать ли рот на замке перед Амбридж, чтобы избежать наказаний? Вот это проблемы.

Драко заговорил, лишь уверившись, что голосом не выдаст обуревающей его злости.

— Думаешь, я не обойдусь без твоего одобрения, король Уизел? — тихим голосом презрительно ответил он, имитируя манеру Снейпа. — Думаешь, мне не плевать, верными или нет ты считаешь мои решения?

— Нет, — не выдержал рыжий, — тебе-то плевать. Ты, как всегда, только о себе и думаешь, и поэтому у моего брата на всю жизнь останутся шрамы! — под конец фразы Уизли перешел на крик. Он глубоко вдохнул и понизил голос, однако тот еще дрожал от ярости. — Для тебя-то все кончилось, да, Малфой? Как только опасность миновала, все сразу стало в порядке? А вот для меня и моей семьи — не кончилось. Брат чуть не умер, зато ты незаслуженно получил второй шанс.

Драко молча смотрел на Уизли. Обвинения его не затронули. На самом деле на словах о брате все тепло из тела Драко ушло, а сам он смотрел на себя все равно что со стороны: как его отчитывают, как на лице сохраняется равнодушное выражение. Ощущения были как при окклюменции: отстраненность, полная невосприимчивость к внешним раздражителям и сопутствующая им странная осведомленность относительно того, что происходит в собственном разуме.

На поверхность всплывали старые воспоминания. Квиддичное поле на втором курсе, заклинание Уизли, которое ударило в него же, и полезшие изо рта слизни. Из-за унижения рыжего Драко смеялся так сильно, что не выходило ни звука. На шестом курсе он хохотал за обеденным столом, изображая, как сломал Поттеру нос. Драко помнил, какое удовлетворение почувствовал, когда под ботинком хрустнула переносица и заструилась кровь. Наглый дурак сам напросился и заслужил боль и унижение. Еще Драко помнил рождественские каникулы в прошлом году, когда Темный Лорд появился в мэноре в сопровождении какого-то магла, который по пьяни посмеялся над мантией. Драко помнил стеклянный взгляд того человека, как после снятия Империо его глаза прояснились, как Пожиратели смеялись над его попытками сбежать. Драко помнил, как босые ноги мужчины скользили и смешно шлепали по натертому паркетному полу. Отрывистое дыхание. Боль и ужас на багряном лице, когда его, задыхающегося, подбросило в воздух палочкой Темного Лорда. Драко старался засмеяться, убедить себя, что это весело, что какой-то грязный магл получает по заслугам. Именно эти слова звучали в голове холодно и заученно, будто он повторял строчку из учебника. Он все равно присоединился к остальным, выдавил из горла более-менее естественный смех, и Беллатриса оглянулась на него с гордостью.

Все эти образы промелькнули в голове за мгновение. Драко очнулся. Формально он был мертв. Краснота с лица Уизли еще не сошла, но настроения уже не поднимала. Драко оставил чашку на буфете и покинул кухню.

* * *

Две недели спустя

Гермиона смотрела в глаза Рону, который говорил ей, что все будет хорошо. Должно быть, на ее лице отразилось сомнение, потому что он повторил:

— Будет.

— Да, — согласилась она. — Я... да, конечно, все будет хорошо. Ты прав, — прозвучало неубедительно даже для нее самой. Рон вздохнул:

— Раз тебя не успокаивает даже присутствие Бруствера, Грозного Глаза, Люпина и Дамблдора, мне тебя не переубедить, так что я сдаюсь. Готова?

Гермиона кивнула, ее подташнивало. «Это ради Гарри, — повторяла она. — Через пару минут ты его увидишь». И тут же бросила на Рона виноватый взгляд. Возможно, ей чудилось, но он начинал вести себя странно, как только она первой заговаривала о Гарри.

Большую часть июля Гермиона провела в «Норе». Глупо, наверное, было ждать чего-то, живя с семьей Рона под одной крышей, но она надеялась... не знала она, на что надеялась. Что Рон признается ей в любви? Нет, наверное, нет, но Гермиона надеялась, что в отсутствие Гарри Рон сделает шаги в том направлении.

Ей казалось, она сходит с ума. Когда бы они ни обсуждали охоту за крестражами — для этого требовалось спрятаться в комнате Рона или Фреда с Джорджем, в которой она ночевала, — воздух между ними искрился, а в теле рождалось приятное напряжение, отчего Гермиона ощущала себя струной, на которой вот-вот сыграют. И иногда она готова была поклясться, что Рон смотрит на нее с другого конца комнаты или через стол, но когда она поднимала глаза, он уже отворачивался.

Гермиона справедливо предположила, что стоило спросить и себя: почему она не пыталась продвинуть их отношения? Однажды вечером пожаловавшись Джинни на поведение Рона, она услышала именно этот вопрос.

— Я... не знаю, — опешив, призналась Гермиона. — Наверное...

— Потому что Рон — парень? — поинтересовалась Джинни, перелистывая «Ежеквартальник квиддича». — Никогда бы не заподозрила у тебя старомодных взглядов, Гермиона.

— Нет, не поэтому, — живо возразила та. — Потому что... потому что... ну, то, что мы задумали с Гарри... если мы с Роном начнем встречаться, всем будет неловко.

— Ну конечно, а сейчас-то о какой неловкости речь, — фыркнула Джинни. — Вы разговариваете о всякой ерунде, а кажется, что у вас обоих запор.

Гермиона вздохнула и упала на кровать Джинни, а та поерзала на пуфике у окна. К сожалению, Гермиона не могла быть до конца откровенна, потому что неизвестная никому часть ее подбивала задать вопрос, который никогда не озвучат Джинни с Роном: а чувствовала ли она что-нибудь к Гарри? Распутать клубок чувств к двум лучшим друзьям казалось неразрешимой задачей. Глубочайшее желание защитить, привязанность и нежность, даже ревность — Гермиона ощущала это все к ним обоим настолько сильно, что оставалось только гадать, приняла ли она эту гамму за симпатию к Рону либо упускала что-то в отношениях с Гарри.

Она гадала, разливалось бы в воздухе такое же напряжение, если бы они остались наедине с Гарри, а не Роном, если бы вели втайне подобные жаркие дискуссии. Гермиона даже размышляла, что, если бы в прошлом году отравился Гарри, если бы у его постели она сидела часами, ее могли захлестнуть чувства отнюдь не к Рону. Или же она дневала у Рона именно из-за того, что ее так обидели его отношения с Лавандой? Разобраться в себе было сложно, благодаря логическому складу ума Гермиона прекрасно понимала, как смешно и нелепо рассматривать несложившиеся варианты прошлого, будто те что-то меняли, да и вообще-то, шла война, но все эти чувства, пусть и банальные, безнадежные, казались важнейшей проблемой в мире, а опасность и постоянное ожидание катастрофы усиливали их, точно наркотик. Сейчас или никогда, и скорее всего — второе.

Разумеется, признаться в этом Джинни не представлялось возможным. Та не пережила бы, узнай, что Гермиона неравнодушна к ее бывшему парню, с которым собирается отправиться на секретное задание. Гермиона это знала. Еще она понимала, что ее симпатия к Гарри серьезно отразится на Роне и его хрупкой вере в себя. Эти уколы совести открывали дорогу неописуемому приливу чувств.

Поэтому Гермиона держала все в себе. И сейчас, когда до встречи с Гарри оставались считаные минуты, ее затопило облегчение, отчего ситуация стала только запутаннее. Почему вдруг облегчение? Ведь в присутствии Рона на нее находило трепетное волнение, ведь она кожей чувствовала его взгляды и первым делом слышала его голос — так с какой стати у нее легчает на душе при мысли, что они не успели сблизиться, пока были время и какая-никакая уединенность? Крылась ли причина в том, что в глубине души она не хотела сходиться с Роном? Или же в том, что нагружать себя отношениями, когда они трое вскоре окажутся в опасности, было бы уже слишком? Или это застывшее состояние успокаивало, поскольку Гермиона и так уже кипела от чувств?

Одно она знала точно: если заговорить обо всем этом с Роном, он уставится на нее так, словно она говорит на другом языке. Вот Гермиона и молчала.

В назначенное время она, Рон, Билл, Флер и мистер Уизли собрались во дворе у лежащих пяти метел. Миссис Уизли расцеловала мужа и сыновей, обняла девушек, навесила на каждого Дезиллюминационное заклинание и отошла, сверяясь с часами.

— Вам уже пора, — едва дыша, произнесла она. — Скоро увидимся. Очень скоро.

— Ты даже не успеешь оглянуться, Молли, как мы вернемся, — уверил мистер Уизли.

Последнее, что Гермиона увидела перед взлетом, это слабую, притворную улыбку миссис Уизли.

* * *

— Гарри! — набросилась на того Гермиона.

Когда она отстранилась, он широко улыбался.

— Привет, Гермиона. Привет, Рон.

Рон хлопнул Гарри по спине, и напряжение последнего месяца покинуло Гермиону, плечи расслабились. По улыбающемуся до ушей Рону было видно, что и он успокоился, поддаваясь радости встречи, разделяя с Гермионой ее ощущения. Втроем они представляли собой идеально собранную мозаику.

Дамблдор позволил Грозному Глазу объяснить план: семь Поттеров, семь сопровождающих. Гарри возражал, как и предугадывали Рон с Гермионой, но в конце концов смирился — другого варианта не было.

Оборотное действовало, вызывая несколько болезненные ощущения, тело горело и плавилось. Когда все переоделись, Дамблдор начал делить их на пары. Гарри поставили с Хагридом, Рона — с Тонкс, а Гермиона оказалась вместе с Дамблдором на фестрале.

Сердце у нее забилось быстрее.

— Профессор, а разве... разве вы не сами будете сопровождать Гарри?

— Нет, мисс Грейнджер, — тепло улыбнулся директор. — На случай нападения лучше рассредоточить внимание Пожирателей смерти. Гарри отлично летает, и они скорее всего ждут, что он будет на метле — вместо этого он полетит на мотоцикле. Они ждут, что Гарри окажется со мной или с мракоборцами — вместо этого он безопасно доберется с Хагридом.

— Я могу полететь с профессором, — тихо предложил Рон. — Не хочу, чтобы ты была целью.

— Я не хочу, чтобы вы оба были целями, — пробормотал Гарри, сверкнув глазами.

— Эй вы, ничего страшного, — Гермиона постаралась не показать тревоги. Гарри, помимо того что злился, и так беспокоился. — Я и сюда с трудом долетела. Вы же знаете, я не дружу с метлами. Лучше уж на фестрале.

Скоро, слишком скоро, раздали метлы, оседлали фестралов, а Гарри благополучно устроили в коляске мотоцикла. Гермиона чуяла беду. Ей не хотелось взлетать — только подождать. Хотелось, чтобы все оказались в безопасности; казалось, она держит ладонь над поднимающимися языками пламени, которые вот-вот обожгут кожу, и молится, чтобы обошлось.

Дамблдор за ее спиной громким голосом начал отсчет:

— Три, два... один!

Метлы поднялись в воздух. Фестралы раскрыли крылья. Взревел мотор. Семь Поттеров и их спутники взлетели в ночное небо.

Гермиона ощутила хлопок, словно лопнул мыльный пузырь — они вырвались за пределы защитного барьера.

И закричала. Десяток Пожирателей, черными точками вынырнув из темноты, со всех сторон запустили в них проклятия.

— Держитесь! — приказал Дамблдор. Гермиона пригнулась к шее фестрала, крылатый конь рванул вперед, издав тревожный крик, когда над его головой мелькнула вспышка заклинания. Она обернулась, стараясь разглядеть остальных, но увидела лишь разноцветные взрывы, как от фейерверков, каждый из которых ознаменовал свое сражение. Всех уже разнесло в разные стороны.

Дамблдор упоминал, что Гарри полетит на север. Гермиона прищурилась в том направлении, задыхаясь от бьющего в лицо ветра, и убедилась, что чутье директора не подвело. Огней в той стороне было гораздо меньше.

Подбадривая себя этим фактом, Гермиона перевела взгляд вперед, но выяснилось, что им с Дамблдором повезло не так сильно, как Хагриду с Гарри. Пожиратели смерти, которые на них нацелились, наступали со всех сторон, намереваясь напасть. Их пара привлекла полдесятка противников, может, и больше.

Из темноты вырвался луч Оглушающего.

— Протего! — выкрикнула Гермиона, с опозданием вспомнив, что они с Роном в «Норе» практиковали невербальный щит. Инстинкты взяли свое — кричать казалось безопаснее, да и помогало выпустить страх, — но при следующей вспышке света она заставила себя подумать «Протего!», и проклятие отлетело в Пожирателя.

За спиной шевельнулся Дамблдор, одним широким взмахом палочки отбив несколько заклинаний.

— Парасалвус! — крикнул Дамблдор, и вокруг Гермионы возникла подрагивающая прозрачная стена, отражающая все удары. Дамблдора сотрясала дрожь. «Это от холода, — суматошно подумала Гермиона, — он дрожит только от холода». И все же не могла с ужасом не отметить нерабочую руку и тонкое запястье другой.

Директор так быстро швырял заклинания, с такой непомерной силой, что оставалось только удивляться, как Пожиратели умудряются уворачиваться. Дамблдор поразил Беллатрису Лестрейндж серебряным лучом, отчего ее метла застыла в воздухе; от сотворенной магии у Гермионы волоски на шее встали дыбом. Другого Пожирателя облепило паутиной, напоминающей фиолетовые электрические нити, и тот камнем упал вниз, мгновенно пропадая из вида. «Все будет хорошо, — сказала себе Гермиона. — Обязательно».

А потом перед ними возникло знакомое лицо. В центре группы Пожирателей летел Северус Снейп, отсветы заклинаний кругами ходили по его перекошенному лицу землистого цвета. Сердце Гермионы ухнуло вниз. Почему с ними Снейп? И почему их вообще поджидали, если предполагалось, что Снейп подкинет Волдеморту неверные данные?

Ответ на оба вопроса был один.

Снейп поднял палочку. Гермиона знала, какие слова он произнесет, знала, что он выплюнет:

— Авада кедавра!

Знала, что выстроенная вокруг нее стена не выдержит.

Знала, что тело Дамблдора перевалится через бок фестрала, и все же внезапное исчезновение его успокаивающего присутствия, скользнувшая по колену Гермионы мантия привели ее в такую жуть, что она чуть не выронила палочку из ослабевшей руки.

Ее рот был широко разинут, из него вырывался лишь высокий, какой-то животный скулеж, который ударял по ушам. Гермиону прошил ужас. Она не могла поднять палочку, не могла дышать. Лишь ждать, пока Снейп не прикончит и ее тоже или заберет в качестве Гарри к Волдеморту.

А потом заклятие Пожирателя ударило фестрала в бок, существо накренилось и дернулось.

Гермиона не успела ухватиться покрепче — и потеряла равновесие. Еще не отойдя от шока, она слишком поздно потянулась к шее фестрала и свалилась со спины. Воздух прорезал наконец-то вырвавшийся крик.

— Это не палочка Поттера, — донесся рев Снейпа. — Пусть падает! Нам нужен настоящий...

Звук его голоса ужасающе быстро отдалился. Гермиона с бешеной скоростью падала вниз, пролетев футов сто или больше. Пожирателей уже даже не было видно.

Взгляд зацепился за что-то, проносящееся под ней сквозь облака: тело Дамблдора приближалось к земле.

Внутри что-то вспыхнуло. Сумятица в мыслях прочистилась. Гермиона вцепилась в палочку, вытянула руки, чтобы выровнять тело — тело Гарри — в полете и крикнула: «Акцио!»

Тело Дамблдора замедлило падение, потом печальным, почти грациозным движением подлетело к ней, словно было невесомым, подобно хлопьям пепла. Гермиона обхватила его запястье. Косточки под пальцами ощущались по-птичьи тонкими.

И тут над ней, чудовищно близко, проревел голос:

— Петрификус Тоталус!

Гермиона дернулась. Заклинание пролетело от нее на волосок. Она развернулась в воздухе, выбитая из равновесия, и увидела разъяренное лицо Антонина Долохова. Тот явно не поверил Снейпу. А теперь ее швыряло ветром, который унес копию очков Гарри, и дома на земле превратились в размытое пятно. Смутно видимая фигура Долохова рвалась к ней на метле, вытягивая перед собой что-то темное, должно быть, руку...

Гермиона, собрав все силы, сосредоточилась на месте назначения и крутанулась в полете.

Хлоп.

* * *

— Если нас отправят в Соединенные Штаты, — говорила Нарцисса, поднося ко рту кусочек пирога, — у меня на примете есть отличная школа, в которой Драко может доучиться. Довольно элитная. Директор — друг моего отца.

— Нарцисса, — ответил Люциус, — к тому времени, как можно будет поднимать подобные связи, Драко уже выйдет из школьного возраста. — Он пригубил бокал эльфийского вина, которое где-то в доме откопал Кикимер. Видимо, Драко обнаружил не все подвалы.

Он легко постучал вилкой по кромке своего бокала.

— Вы не хотите узнать, что я сам думаю об учебе? Я уже совершеннолетний.

Отец собирался ответить, как раздался громкий хлопок.

Из воздуха на кухонный пол выпали трое людей.

Нарцисса, вскрикнув, вскочила на ноги. Люциус, еще не оправившись от Азкабана, с трудом поднялся, вцепившись в край стола, чтобы не упасть. Два из трех человек уже пытались встать: парень с растрепанными черными волосами и мужчина со знакомым искаженным лицом.

Драко уже был на ногах, хоть и не помнил, как подскочил. Он с ужасом пялился на Антонина Долохова, который поднимал палочку.

А потом Долохов увидел Малфоев и замер. Его лицо побелело.

— Вы, — прохрипел он. — Вы!

Нарцисса, опомнившись первой, бросила в него проклятием, но Долохов увернулся. Заклинание отскочило от свисающей с потолка сковородки — Люциусу пришлось упасть на пол. Драко заметил, что Поттер вскидывает палочку — а Долохов вжимает пальцы в Черную метку.

— Ступефай! — заорал Драко.

Но пусть даже Долохова впечатало в стену и тот рухнул на пол, метка на руке Малфоя ожила.

Грянула тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание. Только тогда разум Драко отметил третью фигуру: распростертое, неподвижное тело с длинными серебряными волосами и бородой.

Он взглянул на задыхающегося Поттера, на несвойственную тому дикую панику, написанную на лице. Без очков Поттер выглядел незнакомо.

— Драко, — закричала мать. — Драко, уходим! Живо!

Но Драко не отводил взгляда от Поттера, чье лицо начало меняться, таять, плавиться. На секунду ему показалось, что он сошел с ума, что это результат нервного срыва. Но в следующее мгновение волосы Поттера отросли и закудрявились, а зеленые глаза стали карими. Уменьшился подбородок. Стал меньше рот, но полнее губы. Драко судорожно моргал, и, когда открыл глаза, перед ним стояла до смерти испуганная Гермиона Грейнджер.

Люциус широким шагом прошел к камину и забрал чашку с летучим порохом.

— Куда? — повернулся он к жене. — Где безопасно? Где?

Нарцисса, в предобморочном состоянии, молча помотала головой.

— В «Нору», — выдохнула Грейнджер. — Идите в «Нору»!

Нарцисса не мешкала: зачерпнув зеленого порошка и бросив его в камин, шагнула на площадку, произнося адрес.

Ничего не произошло. Зеленое пламя погасло.

— Проход с той стороны перекрыт, — сообщила она, развернувшись. Выдержка ей отказала, голубые глаза были широко распахнуты. — Они сейчас появятся. Он дотронулся... Люциус, в любую минуту... Долохов, он видел...

— Тогда сюда, — крикнула Грейнджер. — Быстрее!

На нее уставились все трое Малфоев: Грейнджер протягивала руку.

— Да ради бога, — заорала она, не скрывая паники, — вы лучше умрете, чем прикоснетесь к грязнокровке? Живо взяли меня за руку!

Драко отмер первым. Он схватил Грейнджер за руку, отец с матерью уцепились за него. Грейнджер нагнулась и сжала запястье Дамблдора.

В этот момент Нарцисса вскрикнула, уставившись в другой конец кухни. Долохов зашевелился.

Свободной рукой Люциус вскинул палочку. Зеленый луч — и тело Долохова обмякло. Драко так резко вздрогнул, что чуть не выпустил Грейнджер.

Где-то за стеной раздался хлопок. Второй. Третий.

Громкие неразличимые голоса.

Грейнджер крутанулась на каблуке. Голову сдавила тьма аппарации. Драко не мог дышать, не мог сдвинуться ни на дюйм, только сжимать левой рукой пальцы матери, чувствуя холод серебряных колец, а правой — руку Грейнджер, теплую и маленькую, которая держала его так крепко, что вот-вот хрустнет запястье.

Они возникли на деревянном полу. Драко выпустил руку матери, и она тут же бросилась в объятия отца.

Грейнджер, слишком тяжело дыша, стояла к Драко спиной. Секунду она вообще не шевелилась. Потом медленно опустилась на колени у тела Дамблдора и уложила его в позу спящего. Убрала с лица серебряные волосы. Одно стеклышко в очках-полумесяцах треснуло. Грейнджер опустила к ним палочку и прошептала:

— Репаро.

Трещина исчезла, но Грейнджер не поднялась. Осталась на коленях и дрожала. Драко наблюдал за ней словно издалека. Он знал, что так и будет, что Дамблдор умрет. Просто не подозревал, что это увидит. Он помнил вес палочки в руке, когда стоял на Астрономической башне, и колоссальное, оглушающее облегчение, когда ему не пришлось убивать. И все равно Драко слышал слова, которые произнес две недели назад: «Я не буду вам мешать».

«Пусть это не Снейп, — поймал он себя на мысли. — Пусть это сделал не Снейп».

— Кто... — выдавил Малфой. — Как это случилось?

— Про... профессор Снейп, — ответила Грейнджер. Она плакала, это было ясно по голосу, но не поворачивалась, не хотела, чтобы ее видели. Может, думала, что он начнет издеваться.

Драко, как в трансе, осмотрелся. Они находились в большой, со вкусом обставленной гостиной. Под изящным кожаным диваном растянулся длинный персидский ковер. Напротив пустого камина у стены выстроились книжные шкафы. На дубовом столе напротив дивана располагалась странная черная коробка с двумя металлическими штырями, торчащими из верха.

— Где мы? — спросил Драко.

Грейнджер вытерла лицо. Поднялась на ноги и оглянулась на них с красными глазами и щеками.

— У меня дома.

— У вас дома? — пораженно переспросил Люциус.

Гермиона не потрудилась ответить. Она уставилась на книги и вдохнула, стараясь найти успокоение в знакомых ароматах дома: в свечах с запахом кленового сиропа, в старых страницах и мягкой коже.

Не выходило. Взгляд наткнулся на их семейное фото. Ей было шесть, первый день начальной школы, родители стояли по бокам, положив по руке ей на плечи. А теперь на поверхность воспоминаний всплывал образ, который она десятки раз вызывала в мыслях: спящие родители в ночь, когда она изменила им память, мама в ночном чепчике, папа с приоткрытым ртом. Тогда же Гермиона отправилась в «Нору», и ей до одури хотелось вернуться и попрощаться. Если с ней что-то случится во время поисков крестражей... если не останется даже шанса с ними поговорить...

Тогда она отказывалась признавать, что такой исход возможен, но теперь холодное худощавое тело Дамблдора снова привлекло внимание, и Гермиона поверила, что правильно готовилась к худшему.

Понимание почему-то придало сил. Хотя бы можно было больше не считать, что она перестаралась. Перед ней лежало доказательство, что мир опасен именно настолько, насколько подсказывала интуиция.

— И вы не могли привести нас куда-нибудь, кроме магловского дома? — Нарцисса даже не скрыла отвращения.

— Нет. Все убежища Ордена сегодня заняты из-за перемещения Гарри.

— Ну конечно, — пробормотал Драко.

Гермиона его проигнорировала. «Вингардиум Левиоса», — подумала она, взмахнув палочкой. Тело Дамблдора мягко взлетело, и Гермиона перенесла его на диван. Смешно было думать, что ему неудобно, но после секундного раздумья она подложила под голову директора подушку.

Оглянулась на Малфоев. Люциус с Нарциссой жались друг к другу, посматривая вокруг, словно боясь заразиться. Мистер Малфой отличался от того человека, который встретился им в темных проходах Отдела тайн. Азкабан не отпустил его даже на свободе. Когда-то тонкие морщины на остром лице обозначились глубже, кожа сделалась подобной воску, прибавив ему десяток лет.

А Драко не разглядывал дом. Его бесцветные глаза не отрывались от тела Дамблдора.

— В Ордене знают, что он мертв? — привычная манера растягивать слова пропала, голос звучал отстраненно и резко.

Гермиона покачала головой.

— Мы были только вдвоем. Остальные узнают, что что-то случилось, только через... — она бросила взгляд на настенные часы, с удивлением обнаружив, что еще довольно рано. События ночи тянулись, как резина. — Через полчаса, когда начнут перемещаться в «Нору».

— И что, ты не можешь с ними связаться? — с недоверием отозвался Малфой.

— Я... да, мы должны, но я не знаю как, — прикусив губу, Гермиона заходила туда-сюда по гостиной. — Я не умею посылать Патронуса с сообщением. Даже на С.О.В. не касаются этой темы. Вам этот вариант, очевидно, тоже не подходит... — оглянулась она на Малфоев, — кто-то лишний может узнать ваш Патронус или голоса. Но тогда... — Гермиона прекратила расхаживать. — Вы, случайно, не знаете, как можно отправить сообщение? Где найти... сову или?..

— Сову? — Люциус Малфой издал презрительный, едкий смешок. — Какая нам польза от совы, если мы предположительно мертвы?

Гермиона вмиг завелась:

— Если у вас есть какие-то идеи, как нам выбраться, я с удовольствием их выслушаю.

Нарцисса выпрямилась.

— Нам не пришлось бы ниоткуда «выбираться», если бы ты не аппарировала в наше убежище с Долоховым на хвосте, глупая девчонка!

Ярость растеклась под кожей обжигающей смолой. Они обвиняли во всем ее? Невероятно! Гермионе хотелось защитить себя — в конце концов, как можно было ощутить, что Долохов схватил ее за мантию, когда она была в свободном падении? — но потом она вспомнила нападение и полное ненависти лицо Снейпа, заново пережила ощущение того, как Дамблдор за спиной соскальзывает с фестрала, задевая ее в своеобразном прощании, и ее замутило, а глаза защипало. Гермиона не могла выразить словами все эмоции — лишь стоять и дрожать, давясь гневом. Теперь ей стало понятно, почему даже спустя несколько лет после похорон Седрика Гарри едва ли говорил о его смерти.

Драко отвернулся от тела Дамблдора. Гермиона приготовилась выдержать удар и от него. Нельзя было предсказать, какая гадость вырвется из его рта, но, если Малфой оскорбит ее семью здесь, в доме, с которым она уже попрощалась, она просто заплачет от ярости.

Но он лишь спросил:

— А что с теми монетами?

Гермиона пришла в недоумение.

— Монетами?

— Галлеонами, Грейнджер, — нетерпеливо напомнил Малфой. — Которые были у вашей компании.

— А, — сконфуженно выдохнула Гермиона и потрясла головой, разгоняя туман. — Мой в «Норе» с вещами. Да и вряд ли Гарри с Роном решат их проверить. Мы с пятого курса ими не пользовались...

Мысли вернулись к тому году и злосчастному путешествию в Отдел тайн, и ее озарило.

— Министерство! — воскликнула Гермиона.

Малфои посмотрели на нее как на сумасшедшую.

— Да, конечно, — первым отреагировал Драко. — Министерство. Гениальная идея, Грейнджер, просто гениальная. Ворвемся туда и спросим...

— Не вы, — нетерпеливо перебила Гермиона. — Завтра утром я аппарирую ко входу для посетителей под Дезиллюминационным заклинанием. Мистер Уизли все лето работал сверхурочно, он придет к семи утра. Я попрошу временно связать мой камин с «Норой», и мы сможем переместиться.

Малфои молчали.

— Здесь нам хватит места переночевать, — добавила она. — Мои родители... в отпуске за границей.

По-прежнему молчание. Нарцисса заметила телевизор и теперь с опаской косилась на него, точно ожидая взрыва.

Тишина и их неприязненные взгляды враз истощили всякое терпение.

— В общем, — отрезала Гермиона, — либо так, либо отправляйтесь куда угодно и ждите Пожирателей в гости. Выбирайте. Я пока поставлю вокруг дома защитный барьер.

Она двинулась прочь, оставляя Малфоев одних в гостиной. Если повезет, они выскажут все свои претензии к маглам, пока ее нет в комнате. Выведут яд из организма.

Весь июль Гермиона боролась с предчувствиями относительно Малфоев, но, господи, как же они усложняли задачу. И сейчас, и тогда ее взвинчивало то, что Орден дал приют семье, члены которой даже не потрудились притвориться, что изменили взгляды на превосходство чистокровных. Людям, в мгновение ока вернувшимся бы к Волдеморту, имей они гарантии безопасности и положения в том обществе.

А теперь, лишившись защиты Дамблдора, попытают ли они счастья с прошлым хозяином? Состряпают какую-нибудь версию, что приняли предложение директора, только чтобы изнутри проникнуть в Орден Феникса?

Рон, который на собраниях вел себя смелее Гермионы, две недели назад при всех озвучил эту мысль. Дамблдор настаивал, что мистер и миссис Малфой никогда не рискнут вернуться к Волдеморту, страшась за жизнь Драко.

— А если Драко с ними заодно, — предположил Рон, — и они все заявят, будто были ему верны? Если сделают вид, что просто... просто, не знаю, шпионили? Они могут выдать Сами-Знаете-Кому местоположение штаб-квартиры. Они видели всех, кто сюда приходит. И слишком многое могут рассказать.

— Они не смогут выдать расположение штаб-квартиры, Уизли, — поспешно вмешалась Макгонагалл. — На пергамент с адресом было наложено Заклятие косноязычия. Они не смогут повторить, что там написано.

— И все равно, — не отступал Рон, — а остальные члены Ордена? Разве Сами-Знаете-Кто не примет Малфоев, если они пообещают про всех рассказать?

— О, — по обыкновению безмятежно улыбнулся Дамблдор, — вот где лорд Волдеморт отличается от вас или меня, мистер Уизли. Вы, будучи замечательным игроком в шахматы, насколько мне известно, — директор склонил голову сначала в сторону Рона, затем — Макгонагалл, — мыслите в рамках стратегии. Лорд Волдеморт, напротив, мыслит в рамках безусловной, непоколебимой верности. Ему очень нравится казаться всеведущим, а потому он будет взбешен, узнав, что Малфои живы, пока же он сам полагал их мертвыми.

— Вы что, — явно не поверил Рон, — имеете в виду, что он упустит шанс узнать об Ордене, лишь бы преподать им урок?

— Что вы, конечно нет, — возразил Дамблдор. — Он обязательно выяснит у Малфоев все, что хочет. Что-то они скажут добровольно. Имена, как вы и сказали. Другие сведения он получит пытками и легилименцией или станет пытать одного члена семьи, чтобы допросить другого. Затем, узнав все, что может, он убьет их за непростительное, по его мнению, преступление против верности, в которой они ему клялись, — Дамблдор вздохнул. — Жизнь же Драко будет разыграна дважды, ведь он не справился с миссей, которую возложил на него Темный Лорд. И Малфои, всю жизнь прожив в тени Волдеморта, это понимают. Они не согласятся на подобную судьбу только лишь ради того, чтобы помочь делу Волдеморта.

Довольно побледневший Рон вопросов больше не задавал.

«Но, — подумала Гермиона, поднимаясь по лестнице на чердак, — Дамблдор ошибся со Снейпом». И это стоило директору жизни. Просчитался ли он в чем-нибудь еще? Недооценил преданность Малфоев делу или переоценил любовь к сыну? А если Волдеморт предпочтет закрыть глаза на провал Драко, раз уж Снейп завершил его задание?

Гермиона распахнула окно на чердаке и высунулась, выпуская в летнюю ночь заклинания. Она жалела, что нельзя поделиться своими сомнениями с Роном и Гарри. Ей так безумно хотелось оказаться в «Норе», что перехватывало горло и казалось, не получится ни говорить, ни дышать нормально, пока они не встретятся, а она не убедится, что с ними все в порядке.

— Протего Тоталум, — прошептала Гермиона. «С ними все хорошо», — мантрой повторяла она себе. И все равно, даже если — когда! — Гарри с Роном вернулись в «Нору» без царапинки, Гермиона вполне представляла, какая паника их охватит, когда она не появится. Они возжаждут отправиться на ее поиски, что другие орденцы строго-настрого запретят. — Репелло маглетум...

Она представляла, как они будут лежать без сна в комнате Рона, который с тревогой станет повторять, что Гермиона же была с Дамблдором, а раз так, то никто не мог до нее добраться. Гарри на раскладной кровати будет смотреть в потолок, периодически отвечая то «ага», то «м-м», но от ярко-зеленых глаз разойдутся морщинки, вызванные беспокойством.

— Сальвио гексиа.

К утру Рон станет злым и раздраженным, сорвется на Джинни, но тут же извинится, а Гарри затихнет и посерьезнеет, как всегда, когда случается нечто особенно плохое. В идеальном мире в их возрасте он не знал бы такого состояния.

Гермиона опустила палочку, закрыла створку и направилась к лестнице.

* * *

Драко не спалось.

Грейнджер разместила родителей в главной спальне, где те застыли в минутном ужасе из-за ряда странных устройств в ванной. Грейнджер пояснила, что эти штуки предназначены для предотвращения кариеса и разрушения зубов, но они мало отличались от пыточных инструментов, и Драко никому не позволил бы приблизиться с ними к своему лицу.

Она проводила его на первый этаж в спальню поменьше с широкой мягкой кроватью. Драко не учел, что ложиться было еще слишком рано, но как только устроился на постели, на него накатила волна усталости.

И теперь он с раздражением думал, что нужно было перебороть порыв. Он проснулся в час ночи. Стрелки показывали уже половину третьего, а сна не было ни в одном глазу. Драко лежал, пялясь в полумрак. За окном светил фонарь, шторы были не так чтобы плотные, и от этого комната окрашивалась в рыжину: и стол из красного дерева в углу, и неприметный белый комод, и медная лампа с согнутой «шеей» и абажуром.

Перед глазами проносились различные события. Иногда он видел лицо Дамблдора то в зеленых тенях на Астрономической башне, то прижатым к кухонной плитке на площади Гриммо с такой же небрежностью, как подошва ботинка или любой другой предмет.

Но большей частью Драко возвращался мыслями к Долохову. Долохову, которого развернуло Ступефаем. Долохову, который зашевелился на полу, только чтобы получить от отца Аваду кедавру. Как он, безжизненный, повалился обратно.

Что-то в разуме Драко зацепилось за то мгновение, тот момент, когда зеленый луч коснулся тела Долохова. Это ведь случилось так быстро. Отец применил Убивающее с той же простотой, с какой творил обычную магию: подзывал книги, задергивал шторы, наколдовывал на радость Драко трансфигурированный зоопарк на восьмой день рождения.

Драко и раньше знал, что Люциус убивал, но само знание было абстрактным. Теперь его не отпускали мысли, сколько всего человек убил его отец. И в который раз Драко задумался, разочаровался ли Люциус, что его сын не смог убить Дамблдора. Они так старательно избегали затрагивать эту тему на площади Гриммо, что стороннему наблюдателю могло показаться, будто в доме они очутились по чистой случайности.

У отца рука не дрогнула бы. Сейчас в этом не осталось никаких сомнений.

Были ли его сомнения признаком слабости?

Он представил родителей в комнате на втором этаже, гадая, крепко ли спит отец и затронула ли его вообще смерть Долохова, с которым их семью связывали отношения более приятельские, чем с другими Пожирателями. Мужчина не вел себя по-дружески — после четырнадцати лет в Азкабане этого трудно было от кого-то ожидать, — но с уважением относился к Драко как ко взрослому, тогда как другие сторонники Темного Лорда смотрели снисходительно.

В прошлые рождественские каникулы Долохов даже отметил, что с Исчезательным шкафом Драко хорошо придумал.

— Если твой план сработает, — сказал он, с интересом посматривая на Малфоя, — Темный Лорд определенно захочет доверить тебе и другие задания. — Потом Долохов чуть склонил голову в сторону матери: — Ты хорошо воспитала сына, Нарцисса.

Драко помнил странную тишину, что за этим последовала. Он знал, что подразумевалось под этими словами: Долохову будет жаль, если Драко умрет, провалив задание.

«Можно ли было изменить ему воспоминания?» — произнес тихий голос в голове, но Драко затолкнул мысль подальше. Так и до смерти было бы недалеко. На четвертом курсе Темный Лорд проломил заклинание Барти Крауча на воспоминаниях Берты Джоркинс, а ведь Крауч мало того, что наложил чары с такой силой, что они продержались несколько лет, так еще и проникли глубже в разум. От Темного Лорда не спрячешься. Не было места ни тонкостям, ни привязанностям, ни заступничеству. Оставались лишь правда и смерть.

Драко сел с пересохшим горлом и пошел за стаканом воды.

Он тихо двинулся через дом, осматриваясь на ходу. Удивления не было, ведь Драко никогда и близко не задумывался, как росла Грейнджер. Но если бы его спросили, каким он видит дом маглов, это место не сошлось бы с его представлениями.

Во-первых, что оказалось наиболее очевидным и странным, в семье Грейнджер водились деньги. Дом был большим, с просторными комнатами, чистыми толстыми коврами и множеством застывших фотографий на стенах, каждая из которых запечатлела семью Грейнджер в каких-то поездках. Они то сидели на французском пляже, то кутались в странную магловскую одежду на склоне Альп, то смеялись, стоя на уличных рынках в идиллических городах. И пусть похожей мебели не найти в Малфой-мэноре, дом был обставлен стильно и со вкусом, комнаты и все предметы сочетались, отчего создавалось впечатление, что Драко вошел в мир, который довольно долго существовал и развивался.

Естественно, Драко знал, что не все маглы похожи на грязных фермеров и любителей сжигать ведьм, какими их обычно описывали в книгах, но вот мать всегда ассоциировала магловский мир с полнейшим отсутствием какой-либо утонченности или культуры. Вполне понятно, почему теперь Драко был сбит с толку.

Еще больше не по себе было от мыслей, что Грейнджер здесь росла, наверное, бегала по коридорам со стопками книжек и пересказывала вычитанные факты родителям. Драко не просил, чтобы ему открыли окошко в ее жизнь. Сам он точно не хотел, чтобы она шаталась по его дому и представляла его детство.

По длинной кухне, оформленной в серебристых тонах, разносился какой-то заметный гул, который действовал на нервы. Проходя мимо большого металлического холодильника, Драко едва не подпрыгнул — тот зарокотал. Проклятый, что ли?

Драко проверил штук пять шкафчиков, прежде чем нашел стаканы, как можно быстрее налил воды и поторопился уйти из кухни, с прищуром оглядываясь на холодильник.

Дойдя до конца коридора, он резко остановился, вода перелилась через край и плеснула на деревянный пол. В гостиной горел свет. И там что-то двигалось. Душа ушла в пятки, Драко уже собрался бежать, но сообразил, что это всего лишь Грейнджер.

Она сидела спиной к нему на полу у дивана, на котором лежало тело Дамблдора. Грейнджер переоделась в магловскую одежду: широкую мягкую на вид футболку и черные лосины — и была босиком. Ее плечи странно двигались, будто она выстукивала что-то перед собой на полу. Через несколько секунд раздался всхлип, и Драко понял, что она плачет. У нее не просто сорвалось дыхание — судорожные рыдания сотрясли все тело.

Драко замер, уверенный, что, если пошевелится, его заметят. Он стоял на месте со стаканом воды в руке и чем дольше смотрел, тем больше казалось, что это сон и все нереально. Действительно ли он, Драко Малфой, стоял в магловском доме и наблюдал, как Гермиона Грейнджер, назойливая всезнайка, которую развлечения ради он ненавидел шесть лет учебы, плачет над трупом Альбуса Дамблдора? Как он до этого докатился?

Нужно было отсюда сматываться. Комната близко... дойти до нее как нечего делать. Драко шагнул вперед, к двери.

Оглушительно скрипнула половица.

У Драко остановилось сердце. Грейнджер стремглав повернулась.

— Ой, — она торопливо, стыдливо отерла щеки. Нос у нее покраснел, будто его много терли, глаза опухли, но в целом Грейнджер была похожа на собственный портрет, только слегка неправильный. Драко отчего-то вспомнилась Пэнси Паркинсон со слезами на глазах — он как раз нетерпеливо бросил ей, что у него нет на нее больше времени. Тогда, на шестом курсе, он тоже понятия не имел, что сказать плачущей девчонке.

— Я... я предупреждал его о Снейпе, — слишком громко заявил Драко. — Дамблдора. Я говорил ему не верить, что Снейп... он не послушал.

Грейнджер ответила не сразу. Оглянулась на тело директора, и только потом последовало:

— Я знаю.

Драко не спросил откуда. Вероятно, здесь был замешан Поттер.

Наступило неловкое молчание. Наверное, разумно было просто уйти в спальню и там закрыться.

А потом Грейнджер с дрожью вздохнула.

— Дамблдор был так в нем уверен, — слабым, но ясным голосом сказала она. — Не знаю, почему он так доверял Снейпу.

Драко скривился:

— Потому что он всем верил.

Грейнджер бросила на него раздраженный взгляд.

— Давай без этого тона. Ты здесь только потому, что он поверил тебе.

— Да, может, и не стоило. — Выражение ее лица стало настороженным, и Драко закатил глаза, бочком заходя в гостиную, чтобы говорить потише. — Успокойся, Грейнджер, я не собираюсь взрывать твой дом. Я просто говорю, что он будто не замечал, что идет война. Нет, ему слишком нравилось играть в благородство.

Раздражение на ее лице перешло в возмущение.

— Он не играл! — взвилась Грейнджер, поднимаясь на ноги. — Его способностью видеть в людях лучшее даже в эти времена остается только восхищаться.

— Этим восхищаетесь только вы, гриффиндорцы. Сейчас его это утешит, конечно, — Драко неприятно хохотнул и поставил стакан с водой на столик. — Не хочется разочаровывать тебя, Грейнджер, но Дамблдор вел себя так не потому, что «видел в людях лучшее». Ты действительно такая наивная?

Грейнджер, держа руки по бокам, сжала кулаки.

— Просто выскажись уже, Малфой, и прекрати кичиться тем, что у тебя есть свое мнение.

— Ладно. Старик доверял всем подряд, потому что считал, будто все и обо всех знает. Он не думал, что кто-то сможет его удивить. Дело тут не в благородстве, а в самонадеянности. И посмотри, к чему это привело.

Драко с пренебрежением взглянул на Дамблдора, в то же время понимая, что безумно зол на мертвеца: зол, что тот без толку умер от рук Снейпа, а не применил свои легендарные умения против Темного Лорда; зол, что из-за старика семья Драко вновь под угрозой; зол, что директор как-то убедил Драко, смешно сказать, будто сможет обеспечить Малфоям безопасность. И более того, Драко бесило, что он сам в это поверил.

Снейп, по крайней мере, сдержал слово. Профессор зельеварения выждал десять полных дней после появления Люциуса на площади Гриммо и только потом убил Дамблдора. Драко стоило воспользоваться подаренным временем, потребовать разговор наедине с Дамблдором и убедиться, что старик в течение месяца переправит их из страны. Если Дамблдор и строил какие-то долгосрочные планы по их спасению, теперь они пропали, испарились из этих мертвых мозгов в черепе, которые превратились в один-два фунта бесполезной массы.

Когда Драко посмотрел на Грейнджер, та буравила его таким же пронзительным взглядом, как на площади Гриммо. На ее футболке был нарисован карикатурный кит. Волосы у нее растрепались пуще обычного и падали на плечи то прядями, то спутанными узлами.

— Что? — холодно поинтересовался Драко.

Грейнджер покачала головой и отвела глаза.

— Может, ты прав, — согласилась она так тихо и неохотно, что он едва расслышал.

Они снова замолчали.

— Что это вообще за штука? — кивнул Драко на черную коробку со стеклянной стенкой, которую замечал периферийным зрением.

Грейнджер оглянулась, и черты ее лица разгладились.

— Телевизор. — Она подобрала с края стола черную коробочку, направила ее, как палочку, на этот «телевизор» и нажала кнопку на поверхности.

Зажглась стеклянная стенка. За ней по улице шли два магла, как на колдографии, а потом на глазах Драко изображение показало людей сбоку, будто тех окружали невидимые фотографы. Маглы еще и разговаривали, но звук от этой коробки шел слишком тихий.

— Что... что это вообще? — Драко потрясенно уставился на коробку. Какой-то магловский аналог Омута памяти? — Что оно делает? Зачем оно это делает?

— Это телешоу, — развеселилась Грейнджер. — Такая история, которая выходит выпусками, и ты каждую неделю узнаешь что-то новое по сюжету. Но тут много всякого. Можно в любое время узнать новости, а не ждать, пока принесут газету. И... — она нажала на другую кнопку, и изображение на экране дрогнуло, вспыхнуло, являя нечто совершенно новое: магла, который указывал на блестящую машину и вещал о размере процентной ставки. — Это реклама, — пояснила Грейнджер. — Ее здесь много. И... — она еще раз нажала кнопку, меняющую картинку, и теперь за стеклом показался магл, оседлавший медведя размером с небольшой дом. — А это фильм. Такая история, идет часа полтора.

— Но... но... — Драко ткнул пальцем в телевизор, — этого медведя увеличили! Это нарушение Статута о секретности!

— Ой, не смеши меня, — вздохнула Грейнджер, — естественно, его не увеличили. Это визуальный эффект. Создатели фильмов пользуются ими, чтобы создать у нас впечатление, будто мы смотрим что-то необычное.

Драко не ответил. Грейнджер щелкнула кнопкой, и экран погас.

— Ты бы все это знал, — с легким оттенком раздражения произнесла она, — если бы выбрал магловедение. Вот почему оно должно быть обязательным.

Это заявление вырвало Драко из транса. Он пару раз моргнул — на сетчатке словно выжгло темный прямоугольник — и фыркнул:

— Магловедение? Уж лучше выбрать предсказания. Или медленно действующий яд. Или пусть пнут...

— Я только говорю, — перебила Грейнджер с самодовольным видом, — что ты не задавал бы сейчас такие глупые вопросы, если бы мог узнать все у преподавателя в тринадцать лет.

Драко одарил ее испепеляющим взглядом. Не сдались ему такие знания.

— Я иду спать, — заявил он, во все четыре слога вложив свое отвращение.

— Отлично. Спокойной ночи. — Грейнджер чуть нахмурилась и: — Чего ты вообще встал?

— Потому что ночные прогулки полезны моей чувствительной натуре, Грейнджер, — Драко поднял стакан с водой, разглядывая его с притворным удивлением. — Стакан тут совершенно ни при чем.

Он успел коснуться дверной ручки, как в спину ему прилетел вопрос:

— А ты... ты раньше видел, как он это делает?

Драко сбился с шага, веря, что ослышался.

— Видел... что-что?

— Твоего отца. Он же убил того мужчину. Долохова, — Грейнджер перевела дыхание. — Вы наверняка были знакомы.

Драко медленно развернулся. Грейнджер, стоя у подножия лестницы, выглядела настороженной, но все равно ждала ответа.

Сердце у Драко забилось слишком быстро. Он был в смятении. Малфой постарался вспомнить, говорил ли что-нибудь о Долохове, что-нибудь вообще, что могло выдать его размышления о мужчине. Вряд ли, но тогда откуда она узнала?

А потом сомнения ушли под напором защитного механизма — злости. Что делал отец или что видел Драко, совершенно не ее дело. Зачем она вообще спрашивает? Наверняка пытается выжать из него что-нибудь, что потом перескажет Поттеру и Уизли. И они примутся осуждать отца за его дела точно так же, как осудили Драко. Гриффиндорцы только тем и занимались: сравнивали себя с другими людьми исключительно в свою пользу. И при этом считали себя святошами.

Драко оглядел Грейнджер с обычным презрением. Он с ним почти что сжился, так что чувство пришло без усилий. Может, она даже решила, что раз он не смог убить Дамблдора, то не выносит и самой идеи смерти. Но Драко не был похож на Грейнджер, не рыдал и не ныл, когда дело касалось чего-то неизбежного. Отцу пришлось убить Долохова, иначе их жизни оказались бы под угрозой. Драко не жалел. Вовсе нет.

— А что, — оскалился он, — Долохов был тебе другом? Попросишь отнести ему на могилу розы?

Странно, но Грейнджер не разозлилась. Она выглядела почти смирившейся.

— Нет. Я собиралась сказать спасибо за то, что ты оглушил Долохова, пока тот не успел меня убить, но похоже, мне не стоило утруждаться. Ты такая свинья, Малфой.

Она зашагала по ступенькам, и Драко проводил взглядом ее фигуру, скрывшуюся в серо-голубых сумерках, ощущая и раздражение, и смущение, но больше первое, чем второе. Грейнджер явно забыла ход событий. Да ради Мерлина, он оглушил Долохова не для того, чтобы ее спасти, а потому что мужчина потянулся к Метке. Драко даже не подозревал, что это она, ведь Оборотное зелье еще действовало. Так что нельзя сказать, что он протянул ей руку помощи.

Драко чересчур громко захлопнул дверь. Позже, уже проваливаясь в сон, он вспомнил ее руку в тусклом свете кухни, протянутую ему и его родителям, и смутно, с беспокойством подумал, что рука помощи выглядит в точности так.

* * *

Гермиона едва вышла из камина в «Норе», как Гарри с Роном заключили ее в объятия, выдавив из легких весь кислород.

— Со мной все хорошо, — выдохнула она. — Правда, вы двое, все... все хорошо. — Они совсем чуть-чуть отстранились. Рон осматривал ее, будто проверял, все ли конечности на месте. Гарри просто всматривался в ее лицо, под его глазами залегли тени. Таким же изможденным, не спавшим всю ночь он выглядел в день после смерти Сириуса.

А в следующую секунду в них врезалось чужое тело, отчего все едва устояли на ногах.

— Ай, — раздался возмущенный голос Драко Малфоя. — Не могли бы вы перенести ваше слезливое воссоединение в другое место?

Он отшатнулся от них, выпрямился и обвел взглядом кухню «Норы», в которую людей набилось больше обычного, а все горизонтальные поверхности были заставлены украшениями к свадьбе Билла и Флер.

— А-а, — протянул Малфой, выражая презрение каждой черточкой лица, — для этого, конечно, в первую очередь должно быть место.

Рону в лицо бросилась краска.

— Ты...

— Оставь, Рон, — вздохнув, Гермиона потянула их с Гарри подальше. Она со злостью оглянулась на Малфоя, который недобро смотрел им вслед. Они пересеклись взглядами, и в это мгновение Гермиона вспомнила, как он стоял, держась за ручку гостевой спальни, и казался полностью выбитым из равновесия ее вопросом об отце. Она не упустила то выражение лица, хоть оно быстро сменилось такой же издевательской усмешкой, какая красовалась на лице Малфоя сейчас.

Гермиона теперь поняла, почему Гарри с трудом пересказывал события на Астрономической башне. Видеть на лице Малфоя что-то помимо высокомерия было дико. Гарри пытался объяснить, как Малфоя бросало из крайности в крайность: как тот оскорблял Дамблдора, а в следующую секунду показывал странную потребность в его одобрении и защите. Смотреть, как Малфой безуспешно пытался придерживаться обычного образа, обескураживало, но в то же время завораживало.

Мистер и миссис Уизли уже вели натянутый разговор с мистером и миссис Малфой, которые вышли из камина и, смахивая с мантий пыль, теперь надменно оглядывали кухню. В горшке на плите пузырилось содержимое, заколдованная деревянная ложка помешивала его, отчего по дому распространялся восхитительный аромат.

— Пойдем, — позвал Рон, тут же направляясь к лестнице. — Ко мне в комнату. Ты должна нам все рассказать. Папа сказал... Дамблдор... чтоб меня, Гермиона, что случилось?

Они заперлись в комнате Рона. Когда Гермиона закончила свой рассказ, по ее лицу бежали слезы, хоть она и выплакала большую часть прошедшей ночью. Рон обнимал ее за плечи, чужое присутствие утешало, и все равно она заметила неуверенный взгляд, который он бросил, когда Гарри легко, жестом поддержки, коснулся ее руки.

— Но это все меняет, — заметил Рон, пока Гермиона вытирала слезы. Он глянул на дверь и понизил голос: — Гарри, как по-твоему, мы еще можем искать крестражи без Дамблдора?

Гарри ответил не сразу. Гермиона узнала это его старое нежелание втягивать их в поиски.

— Не говори, что пойдешь один, Гарри, — заявила она, — это плохая идея.

— Не волнуйся, — успокоил Рон. — Он уже пытался отговориться, но я его переубедил.

Ожидая подтверждения, Гермиона оглянулась на Гарри. Тот безрадостно хмыкнул, но с Роном спорить не стал.

— В общем, я просто о том... — Рон перевел дыхание. — Ну, нам больше никто не поможет, так ведь? Я думал, мы отследим какой-нибудь крестраж, мы втроем, и вроде, ну... свяжемся с Дамблдором проверить наши находки, а он нам поможет довести дело до конца. Или, ну, скажет, как его можно вызвать, если вдруг мы совсем уж окажемся в беде, а он мог бы... — Рон замолчал, кончики ушей у него покраснели. Он был явно смущен тем, что полагался на мысль, будто Дамблдор будет постоянно помогать им и защищать их, но Гермиона целиком и полностью его понимала. Ей тоже казалось, что с них сорвали теплое мягкое одеяло, оставив их беззащитными и уязвимыми.

И Гарри был с ними согласен.

— Ага, — признал он, — я тоже так думал.

Рону немного полегчало.

— Так и что нам теперь делать? — он на секунду замолчал. — Думаешь, стоит... не знаю, сказать Макгонагалл?

В комнате повисла тишина. На чердаке завыл упырь. Гарри, потянувшись к тумбочке, подцепил медальон-обманку с запиской от некого Р. А. Б. и закрутил его в пальцах.

— Нет, — тихо отозвался он. — Теперь мы сами по себе.

У Гермионы в горле возник ком. Рон едва слышно выдохнул, с легким ужасом оценивая значительность их задачи.

— Я скажу честно, Гарри, — заговорила Гермиона, — это меня беспокоит. По-настоящему беспокоит. Судя по твоему рассказу о пещере, нам предстоит иметь дело с заклинаниями и волшебством, которые нам даже не снились. И не просто такими, которые не проходят в школе, на магию такого уровня большинство волшебников вообще не способно. Без помощи Дамблдора...

Гарри встретился с ней глазами, и Гермиона поняла, что они думают об одном и том же. В пророчестве говорилось, что Темный Лорд не будет знать всей силы Гарри, но факт оставался фактом: Волдеморт был необычайно искусен в магии, и сравниться с ним в этом столетии могли разве что Дамблдор и Грин-де-Вальд.

— Ой, выше нос, Гермиона, — с напускной храбростью подбодрил Рон. — Я всегда считал себя равным Сама-Знаешь-Кому по магическим силам, так что у нас хорошие шансы.

Гарри с Гермионой улыбнулись, но улыбки быстро поблекли: вопрос оставался открытым.

— Мы разберемся, — помолчав, сказал Гарри. — Дамблдор рассказал о крестражах только нам. Значит, он верил, что мы справимся, — он вновь повернул в пальцах медальон и вдруг подскочил на кровати. — О нет!

— Что? — в унисон спросили Рон с Гермионой.

Гарри смотрел на них круглыми глазами.

— Меч. Он в кабинете Дамблдора.

Рон громко выругался. Гермиона прикрыла глаза. На следующий день после возвращения Гарри и Дамблдора с поддельным медальоном директор велел им принести меч Гриффиндора в больничное крыло. Они собирались разрубить им медальон, потому что, по словам Дамблдора, созданный гоблинами предмет впитал в себя яд василиска, став одной из редких вещиц, которые могли разрушить крестраж. Потом, конечно, Дамблдор достал из кармана медальон и все поняли, что тот поддельный.

— А если мы попросим Макгонагалл... одолжить нам меч? — не вытерпел Рон.

Все трое переглянулись.

— Думаешь, Минерва Макгонагалл отдаст нам меч Гриффиндора, — усомнился Гарри, — и не задаст вопросов? И не захочет оставить нас в Хогвартсе, как всех нормальных учеников, как только мы с ней свяжемся?

Рон скривился:

— Ладно, если смотреть с этой стороны, то без шансов.

— Ну, не знаю, — задумалась Гермиона. — Профессор Макгонагалл из всего Ордена может быть самой преданной Дамблдору. И Хагрид тоже, — добавила она. — Никто из них никогда не ставил под сомнение слова директора. Если мы признаемся, что он дал нам задание, вряд ли она не поверит. И на самом деле, — воодушевилась Гермиона, — если это задание от самого Дамблдора, она может даже предложить помощь и не задавать так уж много вопросов.

Они призадумались. Гермиона видела, что Гарри с Роном, как и ее саму, ободряла мысль, что на их стороне окажется грозная волшебница, этакая сила, на которую можно положиться в их полных неизвестности поисках.

— Знаешь, — медленно начал Рон, — по-моему, ты права, Гермиона. Думаешь, с ней можно связаться?

— Только не письмом, — заметил Гарри. — Штаб-квартиры у нас теперь тоже нет... и мне не хочется ждать, когда же она посетит «Нору». По-моему, нам надо отправиться в Хогвартс и там с ней поговорить. Я слышал... — он опустил взгляд на медальон. — Слышал, что там пройдут похороны Дамблдора. Безопаснее всего будет пойти как раз в этот день.

— Да, пожалуй, — тихо согласилась Гермиона. Ей захотелось поддержать Гарри, сжать ему руку, но она внезапно остро ощутила, как близко к ней сидит Рон. — Гарри, уже известно, когда именно будут похороны?

Гарри избегал ее взгляда так же, как всегда, когда Гермиона надеялась, что он заговорит о Сириусе.

— В пятницу, — бросил он.

— Сразу после свадьбы Билла и Флер, — уточнил Рон. Он невесело рассмеялся: — Мерлин, вот это настроение поменяется.

Они немного посидели в тишине. А потом Гарри поднял глаза на Гермиону.

— А ты... ты как? Ты же видела, как все случилось.

— Ага, — тут же присоединился Рон. — Если хочешь поговорить, ну...

Гермиона переводила взгляд с одного друга на другого, а на душе теплело. Прошлой ночью она все бы отдала, чтобы поговорить с мальчишками, выплеснуть то, что бурлило и скручивалось внутри. Сейчас, однако, ей ничего такого не хотелось. Гермиона просто радовалась, сидя с ними, зная, что из-за ее отсутствия они будут переживать, а потом обнимут по возвращении и будут неловко жестикулировать, предлагая поговорить по душам, и смотреть на нее вот так вот, ожидая ее ответа. Быть может, со временем она заговорит. Пока что одного предложения ее выслушать было достаточно.

Жизнь в «Норе» сводила Драко с ума. Он не знал, сколько еще выдержит. Помимо Поттера, Уизли и Грейнджер ему приходилось мириться с наличием четырех лишних Уизли. Старшие всегда казались издерганными, от вида шрамированного лица Билла у Драко внутри что-то сжималось, тоскливые взгляды Джинни в сторону Поттера вызывали тошноту. А вишенкой на торте была Флер Делакур, которая летала по дому, нескончаемо вещая об «этой свадьбе», и относилась ко всем как к слугам. Один раз она даже велела Драко развесить ленты. Как какому-то домашнему эльфу. Он просто смотрел на Флер в шоке, пока мать не схватила его за плечо и не вывела из кухни.

В основном Драко с родителями проводил время на краю заросшего травой сада, в котором завелись гномы, как можно дальше от других обитателей дома. Плюсы в таком размещении тоже были. Из тени дерева Драко с удовольствием наблюдал, как потные Поттер с Уизли расставляют под палящим солнцем белые стулья и бросают на него убийственные взгляды.

Завтраки, обеды и ужины, однако, проводились на открытом воздухе, и ради приличия Малфоям приходилось сидеть со всеми за одним деревянным столом. Из-за неловкости во время этих трапез Драко ощущал, что буквально бредит. Артур Уизли в особенности был не в состоянии даже смотреть на Малфоев, не говоря уже о том, чтобы по-нормальному к ним обращаться.

— Кто-нибудь, передайте мне, пожалуйста, картошку, — ни к кому не обращаясь, громко просил мистер Уизли, а когда Люциус совал ему в руки блюдо, мистер Уизли делал вид, что оно возникло в результате какого-то таинственного заклинания.

С Поттером, Грейнджер и Уизли Драко молча придерживался договора о ненападении. Рыжий по-прежнему одарял его недоверчивыми, злыми взглядами при каждом удобном случае, но Поттера больше занимало присутствие Люциуса, чем его сына. Это удивляло Драко, пока он не вспомнил, что отец сражался с трио и Джинни в Отделе тайн.

Что касалось Грейнджер, то Драко поначалу подозревал, что после спора в ее доме она станет вести себя по-другому. Оказалось, он даже допускал возможность, что Грейнджер загонит его в угол и попытается навязать разговор о Долохове или об отце. Драко придумывал ответы на ее воображаемые вопросы, каждый назойливее предыдущего.

Усилия ушли впустую. Грейнджер так к нему и не подошла. Вообще среди всех живущих в «Норе» она вела себя с ним наиболее терпимо: говорила отрывисто, но вежливо и не разглядывала его с выражением, что только и ждет, когда он коснется метки и призовет Пожирателей. В этом его подозревали все Уизли, Поттер и иногда даже Флер.

В конечном счете атмосфера царила не самая радужная. Драко надеялся, что мириться с нынешней ситуацией осталось еще недолго, и через два дня после их появления его желание сбылось. Вскоре после ужина его поманила миссис Уизли.

— Что? — Драко не смог избавиться от угрюмой нотки в голосе. Суровое лицо волшебницы заставляло задуматься, что такого он сделал.

Она глубоко вдохнула.

— Артур обсудил ваше положение с другими членами Ордена. Кингсли Бруствер согласился переправить вашу семью за границу. Мы займемся этим после свадьбы.

— Почему не сейчас? — не удержался Драко.

Миссис Уизли раздраженно вздохнула.

— Если ты не заметил, мы сейчас немного заняты. А после... после смерти Дамблдора... — ее голос задрожал, и она покачала головой, часто моргая, — обстановка в Министерстве очень быстро ухудшается. Мы считаем, многие сотрудники Министерства перешли на другую сторону, поэтому вам повезло, что Гермиона смогла так быстро вас сюда привести. Каминная сеть уже под наблюдением, и использование портключей тоже отслеживают. А международная аппарация, конечно...

— ...невозможна, да, я знаю, — Драко на секунду замолчал. — Куда вы нас отправите?

— Пока не знаем. Ваша семья известна и за границей, найти место, где вы могли бы жить под своими именами, невероятно трудно. Но Кингсли справится, я уверена.

Миссис Уизли всматривалась в его лицо. Драко не понравился ее взгляд — в нем была жалость. Еще меньше ему нравились изображения, мелькавшие в голове: необитаемый остров, и он с родителими обгладывает жареных крыс, насаженных на палку.

— Не волнуйся, — утешила миссис Уизли. К его испугу, она совершила странное движение рукой, будто хотела коснуться плеча. К счастью, воздержалась. — Как я сказала, Кингсли со всем разберется.

— Лучше бы ему так и сделать, — пробормотал Драко. — Дамблдор обещал нам помочь. И где же эта гарантированная защита?

Но миссис Уизли уже не слушала. Сузив глаза, она смотрела куда-то за его плечо. Оглянувшись, Драко увидел разговаривающих за кухонным окном Поттера, Грейнджер и Уизли, их освещали лучи заката.

— Иди расскажи родителям, милый, — рассеянно произнесла миссис Уизли. Не дожидаясь ответа, она поспешила на улицу и разогнала трио, отправив Грейнджер на другую сторону сада. Минуту спустя Поттер с Уизли проплелись мимо Драко, направляясь к лестнице. До него донеслись возмущения:

— ...ни на секунду не оставляет...

В Драко проснулось любопытство. Не сказать, что ему так уж хотелось гадать, какие грязные тайны Поттер, Грейнджер и Уизли скрывали от остальных, но в этом Мерлином забытом месте ему больше нечем было заняться. К тому же все сорок восемь часов, которые он здесь промучился, они вели себя слишком подозрительно. Пытались о чем-то поговорить, а мать семейства мешала... но о чем же?

Помявшись на месте, Драко украдкой поднялся по лестнице за Поттером с Уизли. Мгновенно стало понятно, что пробираться по этому дому придется с предосторожностями. Каждая половица скрипела, будто вот-вот треснет пополам. Драко достал палочку и, направив на ноги, прошептал: «Силенцио». Вскоре он беззвучно поднимался по ступенькам.

От лестницы отходили ветхие коридорчики, ведущие в тесные спальни, но Драко мог расслышать раздававшиеся сверху голоса Поттера и Уизли. Он дошел до самого верха, замерев на ступеньках точно между дверями в туалет и в комнату. Подавшись вперед, Драко услышал голос Уизли.

— ...обратно в Хогвартс. Она просто давит на чувство вины.

— Ну, у нее получается, — мрачно ответил Поттер. — Если ты попадешься, они все окажутся в опасности, так ведь? А Джинни будет в Хогвартсе, прямо под носом у Снейпа.

— Ага, — угрюмо согласился Уизли. — Тогда все просто.

— То есть?

— Нам нельзя попадаться.

Внизу на лестнице раздались шаги.

— Ой, опять она, — простонал Уизли. Едва Драко успел отпрыгнуть, как дверь распахнулась, являя беспорядок в комнате, обклеенной эмблемами «Пушек Педдл».

— Ты! — возмутился Уизли. Поттер тут же оказался на ногах.

— Что ты слышал, Малфой?

— Я ищу туалет, — прохладно ответил Драко. — Думаешь, мне интересно, о чем вы с Уизли болтаете во время ваших посиделок? — И Драко свернул в ванную комнату, захлопнув за собой дверь.

Но услышанный отрывок разговора заставил винтики в голове закрутиться. Поттер сказал: «Джинни будет в Хогвартсе». Значит, они с Уизли в школу не вернутся. Резонно предположить, что и Грейнджер тоже.

Стоило бы раньше догадаться. Хогвартс потерял защиту Дамблдора. Поттер был бы полным идиотом, если бы заявился на седьмой курс, фактически приглашая Темного Лорда в место, где обитают все его друзья. А если Поттер собрался бежать, Грейнджер с Уизли обязательно за ним увяжутся.

И все же... с чего матери рыжего из-за этого злиться? Разумеется, эти трое будут перебираться из одного убежища Ордена в другое, так? И конечно же, Избранного будут защищать всеми силами? Нет, что-то здесь не сходилось.

Голос миссис Уизли вырвал Драко из мыслей.

— Рональд Уизли! Я уже тысячу раз просила тебя прибраться в сарае! Делакуры приедут меньше чем через сутки, и если увидят его в таком состоянии...

— Мам, — застонал рыжий, — пожалуйста, объясни, какое дело Делакурам до нашего сара...

— Спускайся немедленно! — прогремел голос миссис Уизли.

Драко безучастно уставился на дверь. Вспышки гнева миссис Уизли были еще одной обескураживающей частью жизни в «Норе». Его мать даже при угрозе смерти не позволила бы себе проявить гнев подобным образом. Драко вспомнил, как в восемь лет разбил пластину из фарфора, выполненную в китайском стиле. Та была семейной реликвией. Мать не кричала. Вообще не издала ни звука. Только побледнела, взглянула на него, будто ножом по сердцу провела, а затем не разговаривала с ним неделю. И это происшествие впоследствии ни разу не упоминала. Драко тоже молчал, но иногда при воспоминании ему все еще становилось стыдно.

Младший Уизли тяжело прошагал за дверью, а Поттер пробормотал что-то в оправдание.

— Да, спасибо, Гарри, это будет очень кстати, — ответила миссис Уизли, но раздражительность из голоса никуда не делась. По лестнице вновь застучали шаги, и на верхнем этаже воцарилась тишина.

Драко выскользнул из туалета, бросил взгляд на лестницу, убеждаясь, что никого нет, и прокрался в комнату Уизли. Закрыл за собой дверь, пробормотав «Коллопортус». Это подарит ему лишние секунды, если кто-нибудь попытается войти.

Драко, и сам не зная, что ищет, осмотрел комнату. А если бы и знал, то при таком бардаке поверхностный взгляд ничего не дал бы. Спальня была крошечной, и все пространство занимала одежда, книги или плакаты с парящими игроками «Пушек Педдл».

А потом Драко на глаза попался рюкзак под кроватью. Тот не выглядел магическим, а значит, принадлежал Поттеру. Присев на корточки, Драко стряхнул с рюкзака стопку футболок и сунул нос внутрь.

Поначалу не нашлось ничего необычного: сменная одежда, набор для создания зелий, старый фотоальбом — но, добравшись до переднего кармана, Драко заинтересовался. Внутри оказался осколок зеркала, о который он чуть не порезал палец. Драко осторожно переложил его на кровать. Под зеркалом нашелся сложенный листок старого пергамента. По состоянию бумаги Драко мог судить, что ей не один десяток лет, но, когда он развернул лист, тот оказался чист.

— Апарекиум, — прошептал Малфой, постучав кончиком палочки по пергаменту.

Не подействовало. Он сощурился, веря, что здесь прячется какая-то тайна. Подсказка к тому, что задумали гриффиндорцы? Расписанный по пунктам план?

Драко решил вернуться к пергаменту попозже. Он засунул руку до дна кармана, и пальцы нащупали холодный металл. Из рюкзака появился золотой медальон.

Драко поднял его к глазам. Золото немного потускнело. Он надавил на защелку, и сердце забилось быстрее: на ладонь выпал клочок пергамента.

Темному Лорду.

Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал — это я раскрыл твою тайну.

Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что, когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты уже снова обратишься в простого смертного.

Р. А. Б.

Драко пялился на записку. Сердце перестало суматошно биться. Оно вообще замерло.

Крестраж. Он ни разу не слышал этого слова, но содержимое записки давало представление, о чем могла идти речь. «Снова обратишься в простого смертного»... Чем бы ни был этот «крестраж», он дарил Темному Лорду власть над смертью. Быть может, эликсир жизни? Драко слышал о зельях, основанных на Философском камне, которые действовали слабее самого артефакта, но продлевали жизнь далеко за пределы обычного.

А у Поттера оказался этот медальон. И какие-то знания о тайнах Темного Лорда, о том, как вновь сделать его смертным.

Что бы ни планировали Поттер, Грейнджер и Уизли, дело было в этом. Не удивительно, что миссис Уизли приходила в ужас от идеи, что ее сын окажется напрямую замешан в делах Темного Лорда и его смертности — и отсюда следовал другой вопрос. Почему, во имя Мерлина, этим занимались Поттер, Грейнджер и Уизли, а не старшие члены Ордена Феникса? Драко знал, что у Поттера с Дамблдором были особенные отношения, но он никогда не предположил бы, что директор доверит тому информацию такого сорта. Поделиться подобным с Поттером казалось чистым сумасшествием или шуткой. Не могли же они узнать об этом крестраже самостоятельно.

Только заслышав шаги на лестнице, Драко понял, что слишком долго просидел без движения, пялясь в записку. Он бросил бумажку и медальон, начав запихивать вещи обратно в рюкзак Поттера, но не успел вернуть записку внутрь украшения, как раздались нетерпеливый голос Гермионы Грейнджер и «Алохомора», а затем дверь открылась.

— Рон, я правда... — она замолчала, с открытым ртом уставившись на Драко. Ее взгляд медленно опустился на медальон с запиской в его руках, и глаза округлились.

Она так стремительно дернулась, что Драко едва успел защититься.

— Обливиэйт!

— Протего, — прорычал он, ее заклинание отскочило в дверь, и Грейнджер бросилась в сторону. Посыпались деревянные щепки. Она нервничала, и Драко опередил ее на миллисекунду:

— Экспеллиармус! — закричали они почти в унисон, но он бросился вперед на кровать, избегая заклинания, а Грейнджер, зажатой кроватью Рона, некуда было уклониться. Чары ударили в нее, и палочка вырвалась из рук, улетев к Драко.

— Хорошая попытка, Грейнджер. — Он перевел дыхание, поднимаясь на ноги. Резко закрыл дверь и надвинулся на Грейнджер. — Что это? Говори, — поднял он медальон.

Вид у нее стал совсем испуганный, взгляд метался от медальона к записке.

— Я... это... — она шагнула назад, упершись спиной в стену.

— Говори, — повторил Драко.

— Ничего! Ничего особенного! Это просто...

А потом ее взгляд соскользнул в сторону. День был душным, и Драко до локтей закатал рукава летней мантии. На предплечье держались маскировочные чары, но под определенным углом можно было увидеть красные, будто клеймо, змею и череп, которые в любой момент могли почернеть.

Грейнджер посмотрела ему в глаза, и выражение ее лица сбило его с толку. В этот самый миг он до ужаса ее пугал.

Первоначально мысль показалась абсурдной. Перед ним стояла девчонка, чье проклятье чуть ли не навсегда обезобразило Мариэтту Эджком, девчонка, которая в тринадцать лет дала ему пощечину, девчонка, которая умудрилась избавиться от Амбридж, когда та поймала их в конце пятого курса. Грейнджер была не из трусливых. И все же сейчас она глядела на него, словно верила, что он что-нибудь ей сделает.

Драко поспешно шагнул подальше, едва не упав на кровать, но устоял. Оба они тяжело дышали.

Страх Грейнджер отчасти сменился замешательством.

Драко запихнул обе палочки в карман, ощущение озадаченности только росло. Способность устрашать была первейшим и простейшим оружием Пожирателей смерти. Еще в детстве отец, бывало, с удовлетворением рассказывал Драко о таком типе власти. «Помимо золота существуют и другие, еще более действенные способы убеждения, — говорил он, — однако сейчас и в твоем возрасте, Драко, не подобает ими пользоваться».

Из-за слов отца о власти — и из-за того, как Темный Лорд наслаждался ужасом своих последователей, — Драко думал, что пугать людей, управлять их страхами будет захватывающе. Но сейчас, с Грейнджер, ничего захватывающего тут не было. Были паника и какое-то обличение. Ее испуганный вид показал, что она думает о Драко и о том, на что он способен.

Он заговорил, лишь бы отвлечься от подавляющих мыслей.

— Н-ну? — призывая самообладание, надавил Малфой. — Что это за записка? Что такое крестраж?

Грейнджер стала белее мела.

— Говори потише, — прошептала она, бросая взгляд на дверь.

— Зачем?

— Миссис Уизли целыми днями ходит по этой лестнице. Еще услышит.

Драко опешил.

— Хочешь сказать, она об этом не знает?

На лице Грейнджер вновь появилось отчаяние.

— Никто не знает. Только Гарри, Рон и я, так что не говори никому, слышишь? Нельзя. Ты не представляешь, насколько это важно.

Глядя на нее с прищуром, Драко опустил медальон.

— Тогда объясняй.

Грейнджер сомневалась. Ее нерешительность была заметна невооруженным глазом.

— Грейнджер, ты же понимаешь, что тебе нечем торговаться.

— Да, да, ладно, — вздохнув, она покачала головой и присела на край кровати. — Крестраж — это кусочек души человека, заключенный в какой-нибудь предмет. Пока этот предмет существует в целости и сохранности, человек не может умереть.

Переваривая информацию, Драко разглядывал медальон. Кусочки головоломки медленно вставали на места.

— Так это...

С лестницы послышался скрип, и в проеме возникли Поттер с Уизли.

Драко был готов ко встрече.

— Экспеллиармус! — Взмахом палочки он обезоружил обоих.

— Эй! — вскричал Уизли, сомкнув кулак в воздухе вслед улетевшей палочке.

— Ты что удумал, Малфой? — поинтересовался Поттер. — Отдай...

А затем с его лица сошла вся краска. Поттер шагнул назад, врезавшись в застывшего Уизли. Тот тоже увидел медальон.

— Когда я зашла, он копался в твоих вещах, — обреченно пояснила Грейнджер. — Я... я пыталась изменить ему память, но этого, наверное, не хватит. Волдеморта не остановят эти чары.

— Вот-вот, — отозвался Драко, — так что даже не думай...

— Изменение воспоминаний гарантировало бы безопасность тебе, а не нам, — нетерпеливо оборвала Грейнджер. — Ты и понятия не имеешь, на что наткнулся.

Уизли захлопнул дверь.

— Что будем делать? — прошептал он Поттеру.

Тот обратился к Грейнджер:

— Что ты ему рассказала?

— Немного. Что это такое, и все.

— Может, и обойдется, — задумчиво предположил Уизли. — Он же все равно уедет за границу? И если просто исчезнет...

— Ну правда, Рон, ты думаешь, он при первом же случае не расскажет родителям?

Драко возвел глаза к потолку. Они будто забыли о его присутствии в комнате.

— Прошу прощения, можно уже вернуться к делу? — поднял он медальон. — Поттер, Грейнджер, Уизли — мне все равно кто, но говорите уже, что это.

— Я же сказала, что такое крестраж.

— Но это не крестраж.

— Нет, потому что кто-то нашел его первым, — преувеличенно терпеливо произнесла Грейнджер. — Мы не знаем кто, но этот человек явно был не на стороне Волдеморта и хотел разрушить крестраж, поэтому забрал настоящий медальон и заменил его подделкой.

Драко переводил взгляд с одного на другого, не понимая, шутят они или нет.

— Вы... не знаете кто?

— Вы посмотрите, — с притворным сожалением Уизли наклонился к Поттеру, — шесть лет в Хогвартсе проучился, а читать так и не умеет. — Он глянул на Драко с открытой неприязнью. — Что, по-твоему, Р. А. Б. — чье-то полное имя?

Какая же отличная возможность. Драко убрал записку в медальон и засмеялся.

— Вы серьезно не знаете, да?

Троица одарила его долгими взглядами.

— И что это значит? — вступил Поттер.

— А ты как думаешь, Поттер? Я знаю, кто написал записку.

Уизли с Поттером обменялись недоверчивыми взглядами.

— Ври больше, — фыркнул Уизли, но все же уверенности у него поубавилось.

Грейнджер же смотрела на Драко изучающе.

— По-моему, он серьезно, — тихо заметила она.

Его бесило, что о нем говорили так, будто каждое его слово требовало подтверждения. Но это окупилось разочарованием на лицах Поттера и Уизли, их глаза устремлялись то на Драко, то на медальон.

— Кто? — вымучил Поттер. Слово из трех букв стоило ему неимоверных усилий.

— Ну-ну, — протянул Драко, наслаждаясь мгновением. — Если ты собрался разговаривать таким тоном...

— Просто скажи, — рявкнул Уизли. — Ты не представляешь, что это значит.

— И она постоянно это повторяет, — взгляд Драко скользнул на Грейнджер. — «Ты не представляешь, что это значит, ты понятия не имеешь, на что наткнулся, ты не знаешь, насколько это важно». У меня идея: вы рассказываете, о чем речь, а я тогда узнаю, почему меня должно это беспокоить.

— Я же сказала, что это для твоей же безопасности, — с жаром возразила Грейнджер. — Я думала, тебя беспокоит только она.

Драко на секунду задумался.

— Ну ладно, — пожал он плечами и бросил медальон на кровать, — тогда, пожалуй, действительно спрошу родителей. Может, вместе мы догадаемся. И твоих родителей просветим, Уизли.

— Нет, — рыжий закрыл собой дверь. Посмотрел на Поттера и Грейнджер и покачал головой. — Придется ему рассказать.

— Да. Расскажите ему. Я жду.

Грейнджер с Уизли обратили взгляды на Поттера, молча, в их необъяснимой манере, уступая тому право вести разговор.

— Ладно, — согласился Поттер, хоть и выглядел жутко разозленным. — Мы... мы ищем настоящий крестраж. В этом году в Хогвартс не вернемся. Мы собираемся найти его, разрушить, чтобы Волдеморт... ну, как и говорится в записке. Чтобы он снова стал смертным.

Драко медлил с ответом. Он не мог отделаться от ощущения, что Поттер недоговаривает, но такое впечатление могло создаваться потому, что Поттер, по виду, готов был что-нибудь пнуть.

— Хорошо, — отреагировал Драко. — Но почему вы трое? Почему не кто-то с... не знаю, большим опытом и знаниями?

— Дамблдор дал это задание Гарри из-за пророчества, — пояснила Грейнджер. — Мы не можем никому рассказать. Чем больше людей знают, тем рискованнее, потому что, если Волдеморт узнает, что его тайна раскрыта, он предпримет шаги, чтобы защитить вс...

Драко уловил ее оговорку.

— Защитить все, — повторил он. — Значит, их больше одного?

Поттер бросил сердитый взгляд на Грейнджер — та стояла с виноватым видом.

— Ага, — резко откликнулся Поттер. — Больше одного. Это все, что ты хотел узнать? Теперь уже скажешь, кто такой Р. А. Б.?

Драко помолчал, раздумывая, стоит ли надавить, но Поттер с Уизли уже были близки к убийству, так что он ответил:

— Уж ты-то мог догадаться, Поттер. Он же был братом твоего крестного.

Пусть он ненавидел этих троих, Драко пришлось признать, что он с некоторым удовольствием наблюдал, как выражения их лиц менялись, как стиралась неприязнь и на смену ей приходили воодушевление и понимание.

— Регулус, — выдохнул Поттер. — Регулус Арктурус...

— Мы жили там все лето перед пятым курсом, — хлопнул себя по лбу Уизли, — и не вспомнили...

— Почему Дамблдор о нем не подумал? — задала вопрос Грейнджер.

— Сириус не любил говорить о брате, — сообщил Поттер. — Он упомянул его один раз и сразу сменил тему. Вряд ли он хотел рассказывать Дамблдору о мертвом брате, который был Пожирателем, особенно когда жил в том доме, — Поттер на секунду умолк. — Да и Регулус успел побыть Пожирателем год или два перед смертью. Сириус, наверное, решил, что это неважно.

Драко вспомнил заметки о деятельности Пожирателей смерти, которые видел в комнате Регулуса, пока там спал. Вспомнил фотографии худощавого слизеринца — ловца, как и сам Малфой, — которого радовала идея присоединиться к Темному Лорду, гордости магического мира. А если в вырезках говорилось, что группа действует довольно ожесточенно, то только потому, что авторы статей не понимали важности дела.

— Так он присоединился к Пожирателям? — неожиданно для себя спросил Драко.

Все трое повернулись, словно уже забыли о нем.

— Ага, — подтвердил Поттер, — перед выпуском из Хогвартса.

У Драко в груди потяжелело и в то же время образовалась пустота.

— И он... он пошел против Темного Лорда, чтобы уничтожить этот крестраж?

— В записке о том и говорится, — сказал Уизли.

— Откуда вы знаете, что он умер? — поинтересовался Драко.

Они замялись, но Поттер ответил:

— В общем, он исчез.

— Тела не нашли. Он может быть жив.

Драко не понравилось, как остальные вдруг на него посмотрели: Уизли с Поттером — с некоторой неловкостью, у Грейнджер был такой же вид, как ночью в ее доме — словно она слишком многое понимала.

— Он умер, Малфой, — негромко произнесла она. — Если бы Регулус был жив и просто прятался, он бы вернулся, когда Волдеморт потерял тело.

Конечно, она была права, но за эти слова Драко ее ненавидел. На мгновение он подумал, что узнал о Пожирателе — его возраста, подумать только, — который умудрился сбежать.

«Но Регулус Блэк смирился со своей смертью», — напомнил себе Малфой. В записке уже все было сказано. Отправившись за крестражем Темного Лорда, Блэк сам напросился. Был бы умнее, возможно, и выжил бы.

— Думаете, медальон еще на Гриммо? — спросила Грейнджер, усаживаясь на кровать.

— Малфой, ты же там жил, — вспомнил Уизли. — Как по-твоему?

Драко недовольно поглядел на рыжего, но не нашел повода не ответить.

— Нет, — ответил он. — Я жил в его комнате, четыре недели не выходил из дома и от скуки заглянул в каждый угол. Медальона там не было.

— Регулус мог спрятать его куда угодно, — пробормотал Поттер. — Зачем оставлять в доме?

— Затем, — не согласился Уизли. — В доме и так полно темномагических вещиц. Лучше места не найти. Я закинул бы медальон в кучу ко всему, что мы вытащили перед пятым курсом.

— Это мысль, — поддержала Грейнджер. — Он бы отлично вписался в... в... — она замолчала. Ее глаза снова округлились — на этот раз не от страха, а от озарения. — Там был медальон, — прошептала Грейнджер.

— Что? — переспросил Поттер.

— В шкафу в гостиной. Тяжелый золотой медальон, который никто не мог открыть... помните? Мы его друг другу передавали.

Теперь Уизли с Поттером стояли как мешком ударенные.

— Но тогда... — Поттер резко развернулся к Драко, который невольно отпрянул. — Малфой. Ты сказал, медальона там нет.

— Его нет, — Драко не знал, хочет ли присоединиться к обсуждению. В то же время ему почему-то было сложно оторваться и не наблюдать за тем, как они решают свою загадку.

— Погоди, погоди, — заговорил Уизли. — Кикимер тогда утащил к себе кучу добра! Малфой, ты уверен, что медальона нет в той каморке за кухней? Около котла? У него там мерзкое гнездо.

— Рон, — укорила Грейнджер.

— Так вот что это было, — брезгливо поморщился Драко. — Нет, там была только какая-то книга.

— Придется его спросить, — с горящими глазами заявил Поттер. — Может, он видел медальон или знает, в какой куче вещей его выбросили, — он огляделся, словно ожидая, что эльф выпрыгнет из-за плаката с «Пушками Педдл». — Кики...

— Нет! — одновременно заорали Драко с Грейнджер. Та еще и прыгнула к Поттеру, вцепившись ему в запястье.

— Что? — испугался Поттер. — Что такое?

— На площади Гриммо Пожиратели смерти, Поттер! — Драко весь похолодел от едва минувшей угрозы. — Если думаешь, что на него еще не повесили следилку, ты такой же сумасшедший, как он.

— Уверена, за ним постоянно будут наблюдать, Гарри, — сказала Грейнджер, разжимая пальцы. — Прости, но вряд ли мы можем спросить Кикимера.

— Тогда... тогда что нам делать? — разозлился Поттер. — Перерыть все свалки в Лондоне?

На минуту повисла тишина. Уизли щурился, размышляя, Грейнджер закрыла глаза и шевелила губами. Не сразу Драко понял, что и сам на полном серьезе пытается найти ответ на поттеровскую проблему. Он постарался опомниться — да ради Мерлина, Регулус Блэк связался с крестражами и поплатился жизнью! — но озвучил свое предположение, не успев прикусить язык:

— Гильдия старьевщиков.

— Кого? — одновременно переспросили Поттер и Грейнджер. Оба смотрели на Драко с легким удивлением.

— Гильдия старьевщиков, — повторил Уизли. Он говорил настороженно и недовольно, но взгляд уже выдавал волнение. — А это идея.

Поттер с Грейнджер выглядели по-прежнему озадаченными, поэтому Уизли продолжил:

— Иногда маглы, сами того не понимая, подбирают магические штучки, потому что большая часть из них заколдована так, чтобы маглы принимали эти вещи за мусор. С галлеонами, сиклями и кнатами все так и есть. Если уронишь монетку, а ее подберет магл, то увидит старый магловский цент. Так ведь?

— Так? — эхом откликнулся удивленный Поттер.

— Ну да, — ответил Уизли. — В общем, маглы многие волшебные штучки выбрасывают в мусорки, а те потом оказываются на свалке. Там появляются Старьевщики, забирают все магическое, чуть-чуть начищают и продают то, что можно продать. У них есть место на Косой аллее, они открываются где-то раз в месяц. Фред с Джорджем рассказывали, что в прошлом году нашли там Облегченный свинец.

— Хорошо, — воодушевился Поттер. — Отлично. Попробуем заглянуть. — Открыв рот, он повернулся к Драко — и не издал ни звука.

Малфой понимал, что Поттер бессознательно собирался поблагодарить его за предположение, но явно не смог выдавить ни слова.

— Ну что, — сухо заговорил Драко. — Удачных поисков.

Когда он уже выходил из комнаты, за спиной раздался голос Грейнджер:

— Малфой.

Драко повернулся.

— Ты... ты же никому не скажешь? — неуверенно спросила она.

Драко изучил встревоженное выражение ее лица. Заговаривая с ним, девчонка через раз пугалась. Будто ожидала, что и на простой вопрос он огрызнется.

— Зачем мне?

— Это не ответ, Малфой, — сказал Поттер.

Драко вздохнул.

— Это ответ, — он закатил глаза. — Гриффиндорцы. Задай простой вопрос о мотивах, и вы сразу теряетесь.

После этих слов Драко спустился вниз и потащился в сад. Ночевать Малфоям приходилось в грязной палатке, внутри которой размещалась мизерная квартирка. Когда они вошли в нее первый раз, мать онемела от ужаса.

— Потрясающе, — сказал тогда Драко. — Они нашли место, еще более неподходящее для жизни, чем их шалаш. — Родители даже не улыбнулись. Драко не знал, какое ему вообще дело.

Он так долго дразнил Рона Уизли насчет дома, что глупо было действительно удивляться тому, как выглядела «Нора». И все равно Драко не мог представить, как можно расти в таком месте, не иметь собственного пространства и пользоваться сто лет назад отжившими свое вещами. Все же пребывание в доме Уизли заставило его ценить вечерние выходы на воздух, когда над головой простиралось небо и можно было дышать полной грудью.

Еще Драко с неохотой признавал, что готовила миссис Уизли просто потрясающе. За эту мысль он чувствовал себя немножко предателем. Мерлин свидетель, его мать и яйца не сварила бы. Конечно, ей и не нужно было этого уметь — она все-таки не была усовершенствованным домовиком.

Когда Драко вошел в палатку, родители в гостиной пили чай за столиком на тонких ножках. Они негромко приветствовали сына, и он, уже уставший, отправился спать.

Устроившись под тонкой простыней, Драко вспоминал свой дом. Он скучал по просторным тихим комнатам поместья, по пышным садам, источающим сладкие ароматы, по фонтанам и элегантной обстановке. По Хогвартсу тоже скучал: по отделанной бархатом и темной кожей гостиной Слизерина, по библиотеке с внушительными шкафами и раскидистым лужайкам. Прошла уже половина летних каникул, и в Драко просыпалось привычное желание вернуться в школу. Может быть, оно пройдет после первого сентября.

Веки тяжелели, а Драко гадал, свыклись ли друзья с его смертью. Плакала ли по нему Пэнси? Естественно. Слезы она лила часто и неудержимо. Его смерть, наверное, испортила ей все лето. В обычное время она часами болтала бы о каникулах и как здорово их провела: о банкетах в поместье Паркинсонов, о днях, когда загорала у бассейна, о дорогих путешествиях в магические представительства вблизи Нью-Йорка и Гонконга. Ее семья близко дружила с семьей Гойла, и иногда они путешествовали все вместе, брали с собой Крэбба, и Пэнси все каникулы подбивала их на все более вопиющие проделки, а потом пересказывала все в мельчайших подробностях в «Хогвартс-экспрессе».

Какое-то время воспоминания оставались ясными и яркими. Позже они поблекли подобно старым колдографиям, и Драко поймал себя на мыслях о золотом медальоне и слизеринском ловце, который неуверенно смотрел с карточки и чье тело так и не нашли.

* * *

Ко дню свадьбы в голове Гермионы словно поселился пчелиный рой. Ей очень понравились Делакуры — с тремя членами семьи она ладила гораздо лучше, чем с самой Флер, — но с Малфоями в «Норе» уже и так было на три человека больше нужного, а прибытие Делакуров усугубило ситуацию до предела.

Возможно, Гермиона не чувствовала бы себя такой обремененной, если бы не паковала втайне все вещи Гарри, Рона и свои в бисерную сумочку. Она наконец-то закончила с неопределяемым заклинанием Незримого расширения и потратила ночью несколько часов, чтобы уложить нужные ей предметы, целую библиотеку книг, справочник ингредиентов для зелий и многое другое.

Лишь на свадебной церемонии Гермиона впервые за многие дни расслабилась. Флер так сияла, что все в шатре неестественно притихли, а пока пара обменивалась клятвами и наконец-то целовалась, у Гермионы щипало глаза.

Заиграла группа, и Гермиона решила, что сегодняшний день — своего рода катарсис. Завтра они появятся в Хогвартсе на похоронах Дамблдора, но сейчас их окружали музыка, семья и друзья. Гермиона даже обсудила с Луной меры по сохранению популяции кизляков.

То и дело она замечала Гарри под личиной Барни Уизли и Малфоев, которые с помощью Оборотного зелья превратились в семью мясника из деревни. Уизли ненавязчиво, но целеустремленно распространяли слухи, что Малфои — друзья семьи, не очень дружелюбные, несколько лет живущие на далеком острове у берегов Исландии и потому забывшие, что значит общаться с людьми. Пока что легенда держалась хорошо, хотя Виктор завязал короткий разговор с Люциусом Малфоем об исландском овцеводстве.

Видеть Крама снова было странно. Четвертый курс прошел как в прошлой жизни: возвращение Волдеморта разделило ее на две части, и прежнюю уже нельзя было вернуть. Если сосредоточиться на воспоминаниях, закрыть глаза и мысленно представить точную картину, Гермиона могла возродить в душе отголоски чувств к Виктору. Но все это было в прошлом.

Когда Рон предложил потанцевать, о Викторе она и не вспомнила. «Вот оно, — думала Гермиона, пока они кружились в толпе и смеялись. — Вот сейчас я пойму, что чувствую. Сейчас все станет ясно».

И вот когда начался медленный танец, а Рон шагнул ближе, одной рукой обняв ее за талию, другой обхватив ладонь, Гермиона с удивлением ощутила в груди тяжесть, а не ожидаемое приятное волнение, которое чувствовала в начале лета. В горле застрял ком. Не в состоянии посмотреть Рону в глаза, она положила голову ему на грудь, глядя в сторону, где у края шатра Гарри довольно напряженно разговаривал с тетушкой Рона, Мюриэль, и Элфиасом Дожем.

Но и Гарри в ее мыслях не задержался. Гермиона думала о похоронах Дамблдора. О том, как он падал с неба, пробивая облака. Ей было жутко страшно, и близость Рона только обостряла ее состояние. Гермиона не хотела его терять. Не хотела терять Гарри.

В этот момент она переживала, что за любовь приняла страх потери. Что не способна чувствовать ничего, кроме страха, и что до окончания войны ей разрешено лишь бояться с разной степенью силы.

Хуже было только ощущать быстрое сердцебиение Рона и, когда песня кончилась и они отстранились, видеть чрезвычайно нежный взгляд на его веснушчатом лице. По его виду Гермиона поняла, что во время танца Рон ощущал именно то, что хотела ощущать она сама: своего рода восторг, эйфорию, успокоение, что в мире все наконец-то встало на свои места. Но она отмечала лишь надвигающуюся угрозу смерти и сражений. От того, насколько в эту самую минуту отличались их мысли, Гермионе было бесконечно одиноко, пусть даже Рон ее обнимал. И он уловил ее настроение:

— Что-то не так?

— Просто пить захотелось, — выдавила она. — Сейчас вернусь.

Стоя у края шатра, сжимая теплыми пальцами бокал с холодным тыквенным соком, Гермиона думала, что стало слишком поздно. Мысль, что Рон отведет ее в сторону и поцелует, больше не вызывала трепета — только новую волну боязни. Они упустили свой шанс, не воспользовавшись им в те особенные недели июля. Последний вагон ушел без них.

Гермиона не могла определить, послужила ли смерть Дамблдора тому причиной или просто пролила свет на их отношения. Быть может, смерть директора настолько ее потрясла, что Гермиона разучилась волноваться насчет романтических возможностей. Или же его смерть стерла сложности и чувство вины, прошлась по годам дружбы, и Гермиона поняла, что в ее чувствах к Рону и Гарри пряталось отчаянное подсознательное желание видеть их живыми.

Так или иначе, она ощущала то, что ощущала, и сомневалась, что сможет вернуться к былому. Не глядя по сторонам, Гермиона присела за столик.

— Грейнджер, — произнес незнакомый голос.

Перед ней сидел Малфой под Оборотным. Он превратился в крепкого мальчишку примерно их возраста, чуть ниже ростом и едва ли не в два раза шире в плечах самого Драко.

— О. Привет, — слабо поздоровалась она. — Тыквенный сок будешь?

— Не могу, — кисло ответил он. — Мне полагается пить исключительно это. Через пару минут еще одна доза, — Малфой поднял непрозрачную фляжку с зельем. Он развалился на стуле, вытянув ноги, и с неприкрытым равнодушием глядел на площадку с танцующими.

— Ты, наверное, будешь рад уехать, — произнесла Гермиона, не в силах скрыть нотку неодобрения. Учитывая обстоятельства, семья Уизли и весь Орден Феникса в высшей степени шли Малфоям навстречу.

— Рад? — переспросил Малфой настолько надменно, что даже чужой голос полностью отразил его настоящий тон. — Ну еще бы. Только и мечтал, что оставить старую жизнь позади.

— Так говоришь, будто тебя вынуждают.

— А у меня есть выбор?

Гермиона вздохнула.

— Естественно, есть... — и резко замолчала. В центре площадки возникло нечто серебристое. На землю опустилась рысь, Патронус с сообщением, и заговорила голосом Кингсли Бруствера:

— Министерство пало. Скримджер мертв. Они уже близко.

Послышались крики, а потом, неожиданно — хлоп, хлоп, хлоп множества перемещений.

Гермиона не успела осознать, что происходит, в разные стороны уже летели заклинания. В их сторону послали белоснежный луч. Едва Гермиона его заметила, как ей в бок что-то врезалось, сбросило со стула. Затем...

Грохот.

С трудом дыша, она подняла голову. Их столик дымился и был расколот. Рядом с ней распластался Малфой. Он вышиб их обоих за пределы поражения заклинания и теперь торопливо поднимался на ноги, держа в руках палочку. Гермиона вскочила следом, озираясь в поисках Гарри и Рона. Она заметила их почти сразу — они уже спешили к ней из пыльного облака. А там, за ними, возникли фигуры в мантиях. Они носили маски и сковывали всех подряд. Здесь, под свадебным шатром, были Пожиратели смерти.

Малфой с искаженным от страха лицом отпрянул, чуть не упав. А на глазах у Гермионы, смотрящей на темные кудрявые волосы, его шевелюра стала возвращать себе прежний цвет.

Гермиона рванула к Малфою, вцепилась в плечо, а другой рукой сжала локоть Рона.

— Держи Гарри! — закричала она, давая им секунду на то, чтобы схватить друг друга, и крутанулась.

Пространство сжало их и выдавило на забытую горную тропинку, ведущую к деревушке Хогсмид.

Драко был ранен. По виску стекала горячая, оставляющая влажную дорожку капля крови. Когда он упал на землю у «Норы», лоб ему пропорола щепка от стула.

Он сделал неуверенный шаг, щурясь от слепящего солнца и пытаясь прийти в себя.

Окружающие его гриффиндорцы также собирались с мыслями. Уизли крутил на запястье часы, которые единственные из его вещей выглядели хоть сколько-нибудь новыми. Поттер, все еще пребывающий в облике кузена Уизли, стирал с очков грязь. Руки у него не дрожали, но весь он застыл натянутой струной. Грейнджер, поверхностно дыша, смотрела вдаль на Хогсмид, и горный ветер легонько развевал ее волосы.

Драко видел их как из-за стекла. Все мысли крутились вокруг стоящих под шатром родителей, на которых еще действовало Оборотное. Он заметил их мельком, когда они, с ужасом на лицах, оглядывались, ища его...

Прямо перед тем, как она схватила Драко за руку.

— Грейнджер, — голос вышел резким, холодным и слегка подрагивал. — Что это было? В тебя Конфундус запустили? Мои родители в «Норе». Зачем ты меня утащила?

Грейнджер сверкнула глазами.

— А сам-то как думаешь? Только посмотри на себя.

Драко опустил голову и замер от шока. Мантия стала коротка, руки вернулись к прежним размерам и форме: на смену коротким и толстым пальцам пришли длинные бледные, подрагивающие от выброса адреналина.

Он даже не заметил, что действие зелья закончилось. И вот тут ужас на лицах родителей приобрел совершенно другую подоплеку. Неужели, поддавшись панике, он каким-то образом пропустил обратное превращение? Сколько же времени он был самим собой?

Там ведь появились Пожиратели. При мысли о них желудок скрутило и накатила тошнота.

— Меня заметили? — выдавил Драко. — По-пожиратели?..

— Нет, — отозвалась Грейнджер. — Когда мы аппарировали, у тебя только начали изменяться волосы.

Драко с прищуром ее изучил. Грейнджер, хоть и не оценившая попытки на нее сорваться, выглядела уверенной.

— Ладно. — Он стер со лба следы крови и зачесал волосы, вновь ставшие гладкими и тонкими. — Ладно. Я... я изменю внешность, и мы вернемся.

— Верне... что? — переспросила Грейнджер.

— Ага, — согласился второй голос. К ним развернулся Поттер. На побледневшей коже ярко выделялись веснушки. — Как можно быстрее.

Теперь же лицо Грейнджер стало испуганным.

— Нет, Гарри. Ты не можешь вернуться, иначе остальные окажутся только в большей опасности. Ты должен остаться, — она обернулась к Драко: — Вы оба должны.

— Я только что сказал, что там остались родители, — поднял тот голос. — Ты чудесным образом проглядела Пожирателей? Они могли... уже могли... — Драко не договорил, а перед глазами замелькали возможные варианты развития событий. Родители, которых пытают на паркетном полу, как того магла. Связанная мать, растерзанный отец. Драко захлопнул рот, но остальные этого не заметили. Слово как раз взял Поттер:

— Гермиона, там Джинни. Джинни и... и все, а мы должны оставить ее с?..

— Гермиона права, — вмешался Уизли.

Поттер уставился на Уизли, не ожидая предательства.

— Рон...

— Я знаю, дружище. Знаю. Но на свадьбе был почти весь Орден, они за всеми присмотрят.

— Да что ты? — встрял Драко. — А за моими родителями? Ордену на них плевать, вам — тоже. Их тут же выдадут, если я...

— Нам плевать? — возмутилась Грейнджер, чьи волосы от злости, казалось, встали дыбом. — Ну разумеется! Поэтому Тонкс с Ремусом отказались спасать твою мать, поэтому Дедалус с Гестией отказались вытаскивать твоего отца из Азкабана, поэтому я бросила вас троих на площади Гриммо, поэтому Уизли не пустили вас к себе жить, поэтому Кингсли не стал выяснять, как вам покинуть страну. Все это, видимо, из-за того, что нам плевать.

Драко одолели сомнения. Естественно, все это было ему известно, но он целую неделю замечал в основном недовольство членов Ордена, неприязненную атмосферу в «Норе» и осуждающие взгляды, без которых несомненно не обошлось. Однако Грейнджер была права. Возможно, все эти люди за глаза критиковали его семью. Даже ненавидели. Но они не выдали Малфоев Темному Лорду.

На него накатила волна внезапной паники, но Драко вспомнил, что родители выпили очередную порцию Оборотного за считаные минуты до нападения. Отец отпустил замечание по поводу отвратительного вкуса, и мать с этим согласилась. У них оставался еще час, даже если сбежать не удалось. А может, кто-нибудь аппарировал с ними подальше, как...

Он украдкой взглянул на Грейнджер, которая рылась в бисерной сумочке. «Как поступила она», — настороженно додумал Драко. Стремительно реагируя на появление Пожирателей, она учла, что Драко могут узнать, и увлекла его в безопасное место все равно что Поттера с Уизли.

Но опять же, разве сам Драко не заметил летящее в них заклинание и не столкнул Грейнджер с его траектории? На самом деле это случилось неосознанно. Он всего лишь поддался инстинктам, а на них не стоило заострять внимание: разум подчинился телу, что было в духе гриффиндорцев. Но ведь только тот выбор, который совершаешь, когда имеешь в своем распоряжении массу времени, показывает, кто ты на самом деле.

— Ладно, — вздохнул Поттер. — Мы... тогда останемся здесь.

Грейнджер с Уизли бросили взгляд на Драко. Они, на удивление, ждали его согласия. От неожиданности Драко кивнул.

Они с Поттером случайно встретились глазами. Тот выглядел недовольным, Драко тоже нахмурился и отвернулся. Пожалуй, еще никогда они с Избранным не были в чем-то согласны. Разве что на первом курсе, когда их отправили в Запретный лес с Грейнджер и Долгопупсом. Тогда все они не на шутку испугались.

Хотя вряд ли тот раз считался. Они были слишком маленькими. Вряд ли Драко еще когда-нибудь почувствует себя одиннадцатилетним. Иногда он вспоминал первые годы учебы в Хогвартсе с едва уловимым, непонятно откуда взявшимся смущением. Он был до крайней степени наивным, но в то же время — всего лишь ребенком. Детям свойственна наивность.

Уизли теперь смотрел в сторону Хогсмида.

— Почему мы здесь? — нахмурился он.

— Ради Мерлина, — пробормотал Драко, — скажите, что вы не собираетесь идти на похороны Дамблдора.

— Нет, — тихо отозвалась Грейнджер. — Вряд ли у нас получится. Скримджер ведь...

Тяжесть осознания, что Министерство пало, навалилась всем на плечи, и даже ветер завыл громче. Если до этого хватка Пожирателей на магическом мире лишь усиливалась, то теперь превратится в железную. Даже с помощью Бруствера им с родителями будет сложно выбраться из страны. Магией придется пользоваться лишь при большой необходимости. Они должны будут исчезнуть, как какие-то маглы. По позвоночнику поползло гадкое чувство стыда.

— Тогда зачем мы здесь? — повторил Уизли.

— Я думала, мы сможем... забрать... — Грейнджер искоса взглянула на Драко.

Он показательно вздохнул:

— Мне что, заткнуть уши и сказать «ля-ля-ля»?

— Ага, будь добр, — буркнул Уизли.

Грейнджер покачала головой.

— Уже не важно, он все равно знает. Я о мече, Малфой. Он нам нужен.

— Что, гриффиндорский меч? — уточнил Драко.

Грейнджер кивнула.

— Он уничтожает крестражи. Меч впитал яд василиска, а это как раз одно из немногих средств, которые...

— И как нам его достать? — перебил Рон. — Не постучим же мы в парадные двери?

Поттер вдруг раздосадованно застонал.

— Мантия. Мерлин, я целый год ее таскал, а как только она понадобилась...

— Она у меня, — сообщила Грейнджер и, к полнейшему удивлению Драко, сунув руку в сумочку, едва ли превышавшую по размерам кулак, достала длинную текучую мантию — ту же самую, которую Макгонагалл протянула Драко в ночь, когда Пожиратели проникли в замок.

Мальчишки молча уставились на Грейнджер.

— Неопределяемое заклинание Незримого расширения, — пояснила она, отчасти оправдываясь.

Уизли покачал головой.

— Ты просто гений, — восхитился рыжий, глядя на нее с мечтательным выражением. Драко скривил губы.

— Спасибо, Рон, — щеки у Грейнджер порозовели, но глаз на друга она не подняла. — Все равно мы вчетвером под нее не влезем, но...

— Вчетвером? — Уизли тут же вынырнул из облаков. — Погоди-ка. Мы же не берем его с собой? — он мотнул головой на Драко, который тут же разозлился.

— Еще как берете, — холодно произнес Малфой. — Если ваш план не сработает и вы исчезнете, что предлагаешь мне делать? Заявиться в «Три метлы» и попросить стаканчик «Горной воды»? Вы вернете меня к родителям.

— Пойдем, — позвал Поттер. Он, казалось, не слышал последние минуты разговора и уже торопливо спускался по дорожке, не отрывая взгляд от Хогвартса. Замок величественно возвышался над озером, его источенные временем камни светились в лучах заката.

— Надень ее, Рон, — Грейнджер отдала мантию Уизли, и они все последовали за Поттером. — Тебя не должны видеть, ты же болеешь дома. Когда Оборотное перестанет действовать, Гарри к тебе присоединится. А... — она обернулась к Драко и постучала палочкой ему по голове, отчего он дернулся. По телу прокатилась холодная волна Дезиллюминационного заклинания. — Вот так, — подытожила Грейнджер, оглядывая его с головы до ног. — Летом на территорию школы пускают гостей из деревни. Можно стащить метлы из сарая мадам Трюк и подняться к окну.

Однако, когда они дошли до конца тропы и оказались в деревне, на их пути возникло серьезное затруднение. В Хогсмиде было не протолкнуться, даже первые выходные посещений не вызывали такого ажиотажа. Толпы людей сновали от магазинчика к магазинчику, едва не толкаясь, поэтому им четверым пришлось пробираться вдоль стен. Грейнджер с Поттером то и дело зарабатывали странные взгляды от прохожих, когда те врезались в невидимых Драко и Уизли.

По мере приближения к дороге, ведущей к Хогвартсу, толпа редела, но некоторые люди направлялись в ту же сторону.

— Что происходит? — пробормотала пустота у плеча Грейнджер. — Откуда здесь столько народа?

— Они пришли на похороны, — ответила она, безуспешно стараясь не двигать губами. Чревовещатель из нее не получился бы. — Но как только окажемся на территории школы, сможем... смо...

Драко вместе с Грейнджер и остальными застыл как вкопанный. Они оказались совсем недалеко от колонн, окаймляющих вход в Хогвартс, с высоты на них взирали статуи крылатых кабанов. Люди, стоящие у подножия колонн и разглядывающие эти статуи, держали Детекторы. И палочки.

Драко, разглядев лицо одного из магов, неосознанно шагнул назад.

— Там Пожиратель, — прошипел он Грейнджер. — Слева. Деверст.

В Грейнджер врезалась пожилая дама в потрепанной старой шляпе и оскорбленно извинилась первой.

— Простите, — пискнула Грейнджер, и они все вместе сошли с дороги.

— Уж извините, мэм, — послышался глубокий вкрадчивый голос Деверста. — Вытяните руки. Мы проверяем всех, кто входит на территорию школы и покидает ее.

— Проверяете? — не на шутку возмутилась женщина. — Проверяете? И с чего бы это вам меня проверять?

— Во имя безопасности, мэм, — Деверст уже подталкивал женщину Детектором, чтобы та подняла руки вверх. — Дамблдор был великим волшебником, а в нынешние неспокойные времена кто знает, какие личности могут заявиться на его похороны... что могут натворить... вы же понимаете. Нам дорога безопасность волшебников и волшебниц.

Деверст кивнул двум коллегам, которые подпирали колонны: мужчине и женщине. Волшебница махнула на пожилую даму палочкой. Ничего не случилось, и это ее явно устроило. Волшебница дала знак второму волшебнику, который позволил даме пройти, гораздо искреннее Деверста поблагодарив ту за терпение.

— Уходим, — прошептал Поттер. Драко не нужно было повторять дважды. Взгляд Деверста уже гулял по Поттеру с Грейнджер, которая притворилась, что ищет что-то в сумочке. Ее уловку вот-вот раскрыли бы, ведь любой нормальный человек решил бы, что в такой сумочке поиск не займет больше шести секунд.

Они прошли по дороге обратно, устроившись у подножия поросшего травой холма где-то на полпути между деревней и воротами. Грейнджер с Поттером уселись на землю, более-менее убедительно делая вид, что любуются отражением замка на поверхности озера.

— Что нам делать? — прошептала Грейнджер.

— Не считая главных ворот, в школу можно попасть только через Лес, — заметил Драко.

— Что? Откуда ты знаешь? — прозвучал из-под мантии голос Уизли.

— Уизли, ты себя каждое утро обливиэйтишь, лишь бы, не дай Мерлин, в голове не задержались никакие знания? Весь прошлый год я пытался убить Альбуса Дамблдора. Я знаю все слабые места в защите замка и знаю, куда пойти, когда их охраняют. А похоже, что охраняют их изо всех сил.

— Не понимаю, — нахмурился Поттер. — С чего это за порядком на похоронах Дамблдора приглядывает Пожиратель?

Драко закатил глаза и уже собирался избавить Поттера от иллюзий, как его опередила Грейнджер.

— Гарри, — вздохнула она, — скажи мне, что ты ему не поверил. Пожиратели появятся на похоронах, потому что решат, что там соберутся сторонники Дамблдора. Наверняка попробуют вычислить членов Ордена и им сочувствующих.

На секунду задумавшись, Поттер яростно выпалил:

— Спорим, это Снейп придумал. Мало того, что убил Дамблдора, так решил воспользоваться похоронами, чтобы навредить Ордену.

Избегая смотреть в лица троицы, Драко переступил с ноги на ногу, вспоминая скрытое в тенях лицо профессора во время их разговора на площади Гриммо. «Я никак не мог остановить Снейпа», — напомнил он себе. Драко не мог покинуть стен Гриммо, а Снейп принес Непреложный обет. Да и вообще, может, поговорив тогда с профессором, Драко тем самым спас отца.

Грейнджер сочувственно смотрела на Поттера.

— Это ужасно, да? Мы знаем, что он сделал, а он просто... просто ходит здесь как ни в чем не бывало, — она покачала головой. — Когда попадем в замок, придется держаться начеку.

— Грязноволосый урод, — буркнул Уизли.

— Скользкий гад, — добавил Поттер.

Грейнджер, с трудом борясь с улыбкой, посмотрела примерно туда, где сидел Драко.

— Ладно. Малфой, так что там за вход в Лесу?

Драко не знал, что делать. Идти в Лес не было ни малейшего желания, но был ли другой вариант? Остаться и мучиться размышлениями, что сейчас с родителями?

— В заборе есть калитка для лесничего, — пробормотал он. — Дотронетесь до него в другом месте — активируете Воющие чары. Я долго шел вдоль забора, он уходит прямо в глубь Леса. До калитки я так ни разу и не добрался. Постоянно вляпывался в какую-то гадость, которую хранит там этот идиот.

— Не называй Хагрида идиотом! — рявкнула Грейнджер, вторя поттеровскому:

— Не смей оскорблять Хагрида!

Что бы ни сказал Уизли, Драко не услышал его за криками двух других гриффиндорцев.

— Да-да, — зевнув, поднялся он на ноги. — Пойдем.

— К-куда? В Лес? — не поверил Уизли. — Нет, бросьте. Должен быть другой ход. Почему не через Визжащую хижину?

— Про нее уже знают, — не оставил надежды Драко.

— Снейп так точно, — согласился Поттер. — Наверняка он перекрыл проход со стороны Ивы или поставил какую-нибудь охранку на случай гостей, — и он зашагал вниз по склону. — Да ладно, Рон, мы кучу раз ходили в Запретный лес.

— Да, — откликнулась Грейнджер, — и когда эти походы обходились без последствий?

Поттер не ответил, лишь смущенно ей улыбнулся.

Драко тащился за ними на расстоянии десяти шагов, глядя, как Поттер с Грейнджер перешептываются с пустым местом, которое должен был занимать Уизли. Голос рыжего прозвучал приглушенно и обеспокоенно, а двое других поспешили его успокоить.

— Все будет хорошо, Рон, — негромко убеждала Грейнджер, хотя и сама тревожилась. Поттер это заметил. Сказал что-то еще, явно подбадривая друзей, затем Уизли шепотом ответил, и все трое тихо засмеялись.

Драко наблюдал за ними с легким раздражением, невольно сравнивая дружбу между гриффиндорцами и его собственную с Крэббом и Гойлом. Да, Драко считал их лучшими друзьями, но на самом-то деле Крэбб и Гойл дружили между собой, а Драко был третьим. Он знал, что они рассказывали друг другу такое, чем не делились с ним: опасениями насчет оценок, своей внешности, семей — и его они тоже тайком обсуждали, иногда и с недовольством.

«Они никогда мне особо не доверяли, — подумал Драко. — На самом деле нет».

Встряхнувшись, он покачал головой. Он не хотел, чтобы Крэбб и Гойл доверяли ему на сто процентов. На что ему это доверие или доверие любого из его друзей? Зачем ему подпускать кого-то так близко, что их мысли, чувства и неуверенность в себе будут его беспокоить, тревожить, занимать? Влиять на него? Нет. К чему все это? Влиять должен был он, так его воспитали. Как к матери и отцу, к нему станут прислушиваться, а после — перешептываться и завидовать. Драко отлично жилось самому. Он был состоявшимся окклюментом.

* * *

В Лесу даже в середине дня властвовала темнота. Спустя лишь несколько минут после того, как они вошли в тень деревьев, чьи стволы чем дальше, тем больше ширились, а кроны высоко над головой перекрывали свет, все вокруг неестественно затихло, и, казалось, наступила ночь. Чтобы никто из обитателей Леса не услышал незваных гостей, им четверым приходилось шептать, а атмосфера и так была жутковатой. Гермиона верила, что, встреться им кентавры, те припомнят ее и Гарри по чудовищному знакомству с Амбридж, которое состоялось на пятом курсе. Рон, естественно, настраивался на столкновение с акромантулами.

Вдоль школьного забора не было тропинки. Его явно построили с намерением отвадить всех, кто попытается сделать то, чем занимались сейчас они. Гермиона слышала, как Рон и Малфой, которые не видели собственных ног, то и дело спотыкались о корни и ругались себе под нос.

Ее никак не отпускала мысль, что с момента рассказа о личности Р. А. Б. и до нынешнего Малфой необычайно им пригождался, хотя уж кому-кому, а ему Гермиона в жизни не доверила бы знание о крестражах. Исподтишка поглядывая на его фигуру, скрытую Дезиллюминационным заклинанием, она вспомнила, как Малфой сбил ее с траектории полета Взрывающих чар. Что на него вдруг нашло?

Пробираясь между двумя колючими кустами, Гермиона решила, что так он расплатился с ней за спасение его семьи в тот день на площади Гриммо. Вряд ли его приводил в восторг долг жизни перед грязнокровкой.

Гермиона с удивлением поняла, что ей обидно. Она ведь давным-давно прекратила реагировать на малфоевские оскорбления. Издевки, конечно, остались в памяти, как и встреча у мадам Малкин, когда он сказал «Если тебя удивляет, мама, что это за вонь, так сюда только что вошла грязнокровка». Однако Гермиона знала, что представляет собой Малфой — узколобого червяка, не обремененного совестью, — а потому все его фразочки пролетали мимо цели. Да и вообще, реакция Гарри и Рона на адресованные ей гадости служила напоминанием, как же Гермионе повезло с друзьями: добрыми и верными, которые лучше умрут, чем опустятся до подобных предубеждений.

Но сейчас от мысли, что Малфой относится к ней по-прежнему, почему-то болезненно кольнуло внутри. Гермиона понятия не имела, откуда это взялось. Было ли дело в том, что она уже дважды спасла его от Пожирателей? Неужели считала, что после оказанной услуги, которую Малфой, если уж откровенно, совершенно не заслужил, он должен ее зауважать? Или же сказалось проживание в одном доме? За последнюю неделю она столько раз видела Малфоя, сколько не довелось за всю прошедшую жизнь. Да ради Мерлина, он даже ночевал у нее дома!

Вот — в этом дело. Он спал у нее дома, видел фотографии ее семьи, которые висели в комнатах, провел ночь в гостевой спальне, налил стакан воды в той же кухне, где она из года в год праздновала дни рождения и Рождество, заглянул в библиотеку, которую на протяжении всей ее жизни собирали родители. Малфой видел ее в «Норе», сидел за одним столом, мрачно наблюдал, как они с Гарри и Роном смеются за ужином, вел себя тихо, но его присутствие, как и направленный на них взгляд, было постоянным. И эта ситуация, когда ты видишь кого-то ежедневно, когда он живет с тобой рядом, но продолжает ненавидеть тебя за одно лишь существование, приводила в смятение.

Вспоминая сейчас ту безумную ночь, проведенную в ее доме, Гермиона впервые поняла, что Малфой тогда не отпустил ни единой шуточки в отношении ее семьи. Вспомнила, что всю ночь молча ждала от него именно этого. Естественно, его родители, что называется, с порога оправдали самые худшие ожидания, вполголоса обсуждая, нет ли иных вариантов, чем оставаться на ночь под крышей дома грязнокровок. Сам же Малфой молчал, хоть и имел достаточно возможностей высказаться.

Гермиона не знала, какой вывод из этого следует, но вынудила себя больше не выглядывать в темноте невидимый силуэт Малфоя. «Не реагируй на него, — сурово приказала она себе. — И не жди от таких людей ничего хорошего». Если он решил побыть не такой язвой, ему это только на пользу, но Гермиона не собиралась рисковать своими чувствами, надеясь на это.

В конце концов, после долгой прогулки по Лесу действие Оборотного зелья закончилось, и Гарри вернулся в свой облик. Гермиона этому только обрадовалась. Даже при том, что это был Гарри, вид незнакомца, маячащего на периферии, вызывал тревогу.

— Ну все, Гарри. Забирайся под мантию и...

— Не выйдет, — вклинился Рон, сбрасывая с себя мантию. — Я и без того спотыкаюсь на каждом шагу. Если мы вдвоем под нее влезем, тут же грохнемся. Гермиона, убери ее в свою сумку. Нас здесь и так никто не увидит, — и Рон бесцеремонно бросил ей мантию. Гермиона нахмурилась, но промолчала, понимая, что он нервничает из-за возможности встретить огромных пауков.

Рон отвернулся, а вот Гарри заметил ее недовольство.

— Мы наложим Дезиллюминационное заклинание, — успокаивающе произнес он. — И...

Гермиона вскинула руку — Гарри замолк.

— Слышали? — прошептала она.

— Я слышал, — раздался голос Малфоя.

И вот опять. Впереди из-за деревьев доносился звук, будто кого-то или что-то тащили.

Гарри мгновенно наложил на себя заклинание. Гермиона бросилась к Рону и тем же способом скрыла от лишних взглядов и его. Уже позеленевшее, лицо Рона приобрело цвет и текстуру древних скрюченных деревьев, и, не видя больше никого, Гермиона почувствовала себя чрезвычайно одинокой. Стоило бы и самой скрыться под Дезиллюминационным заклинанием, но в Лесу было достаточно темно, а если все станут невидимыми, они просто потеряют друг друга.

— Пойдем, — прошептала Гермиона. — Постарайтесь не наступать на ветки, а то хрустнут.

— Приготовьте палочки, — добавил Гарри. Гермиона вцепилась в свою и услышала, как вслед за ней направились остальные.

Однако ей довольно быстро пришлось остановиться. Странный звук затих. Остались лишь деревья да покалывающее ощущение того, что за тобой наблюдают. Из-за этой тишины Гермионе хотелось лишь развернуться и рвануть подальше. Почему этот звук исчез? Что это было? Неужели оно почувствовало их и теперь притаилось впереди, поджидая?

Они двинулись дальше, Рон жаловался себе под нос:

— Мне это не нравится. Совсем не нравится...

— Осторожнее, Уизли, — пробормотал Малфой. — Вдруг оно чует страх.

— Замолкни, — прошипел Гарри.

Треск.

Они тут же замерли, но Гермиона уже увидела: в двадцати шагах от них оказалась старинная кованая калитка с гербом Хогвартса, а с внешней стороны висел не менее древний замок.

— Нашли! — выдохнула она.

— Что, бежим? — прошептал Рон.

— Нет, — не согласился Гарри. — Мы только привлечем ненужное внимание. Просто... приготовьтесь.

Крадучись, они подбирались к калитке, и Гермиона невольно ускоряла шаг. Чем ближе они подходили, перешагивая торчащие корни, тем более зловещими и искривленными казались деревья, но вот, наконец, все остановились перед входом на территорию школы.

— Алохомора, — прошептала Гермиона, наставив палочку на замок.

Никакого эффекта.

За спиной вновь зазвучал тот подозрительный звук, да еще так близко, что получилось определить направление, откуда он исходит. В лесу еще что-то треснуло.

— О нет, — застонал Рон. — Нет, нет, нет. — Он явно представлял, как пауки, пережевывая пойманных животных, поспешно выползают из темноты, забираясь друг другу на спины, чтобы добраться уже до него. Страх Рона передавался и Гермионе.

— Хватит, Рон, — прошипела она. — Мне надо подумать!

— Люмос, — Гарри осветил палочкой неподдающийся замок. Склонившись над ним, Гермиона увидела выплавленное из металла страшноватое лицо. Она уже потянулась до него дотронуться, как...

— Прошу прощения, — громко сказало лицо. — Где ваши манеры?

Гарри с Гермионой настолько резко отпрянули от забора, что врезались в Малфоя с Роном.

— Извините, э-э... — выдавил Гарри, выпрямившись, — я не... мы не хотели...

— А вам нравится, когда всякие незнакомцы начинают щупать ваше лицо, когда вы только решили прикорнуть? — возмутился замок.

Гермиона бросила взгляд на скрытое заклинанием лицо Гарри. Даже не в силах разглядеть его черты, она запросто представляла его огорошенный вид.

— Слушайте, мы просим прощения, — вмешалась Гермиона. — Нам только надо пройти... нам надо в Хогвартс. Мы ученики, и...

Из Леса снова донесся звук. Шорох и треск.

— Вы не лесничий, — заявил замок, нескрываемо гордясь, что это понял. — Не пущу.

— Но мы друзья Хагрида, — взмолился Гарри.

— Друзья Хагрида? — насторожился замок. — Если так, то вы знаете, что он больше всего любит пить. Никуда без этой фляжки.

— Медовуха мадам Розмерты! — без запинки выпалила Гермиона.

Замок засомневался. У Гермионы сложилось впечатление, будь у замка подбородок, он бы его поглаживал. А между тем треск и глухие удары приближались, и что-то терлось, будто одежда об одежду. Непонятное оно вот-вот готово было выйти прямо к ним.

— Ладно, — решил замок. — Я дерну колокольчик.

— Да быстрее уже, — зло прошептал Малфой.

— Колокольчик? — прошептала Гермиона. — Но... но Хагрид был на свадьбе! Его нет в школе!

— Не мои проблемы, — открестился замок.

— И что делать? — развернулась Гермиона к невидимым мальчишкам. — Что... — У нее широко раскрылись глаза. Голос сел. В лесу за их спинами высилось нечто огромное.

Весело зазвенел колокольчик.

Гермиона с колотящимся сердцем втянула воздух.

— Хагрид! — схватилась она за грудь, когда массивное тело лесничего протиснулось между двумя деревьями, а колокольчик так и звенел где-то в недрах его куртки.

— Надо же! — прогремел Хагрид и зашарил по карманам, доставая оттуда пару использованных платков, горсть ослепительно ярких бусин и помятую сову. Наконец он нашел связку ключей — не ту, что висела у его бедра, а вторую, еще старее, которую Гермиона до этого ни разу не видела. Хагрид успокоил настойчиво звеневший колокольчик, который тоже свисал с кольца, и, шагнув к воротам, совершенно растерялся. — Гермиона? Ты, что ли? Как ты тут оказалась?

Он бросил на землю тяжелый мешок с необычными украшениями, которые принес на свадьбу: туда входили несколько сфер, заполненные оранжевыми колючками, и помятая растяжка, сшитая из грубых полосок ткани, которую он точно покрасил сам. Миссис Уизли, поразившись содержимому, настояла, что Хагриду больше не стоит утруждаться и вешать что-то еще, так что эти украшения остались в мешке.

— Хагрид! — выдохнул Гарри, снимая с себя заклинание, и Рон, смеясь с нервным облегчением, последовал его примеру. Последним появился побледневший больше обычного Малфой.

Хагрид успокоенно оглядел Гарри, Рона и Гермиону.

— Живые, — глухо пробормотал он. — Здоровые. Мерлинова борода, я уж думал...

— Что произошло на свадьбе, Хагрид? — не вытерпел Рон. — Все живы?

— Прости уж, Рон, если б я знал. Я едва вещи схватил, как Тонкс аппарировала со мной сюда. Орден-то, конечно, не хочет, чтоб Пожиратели меня с ними увидели, я ж тут учитель. Небезопасно это, вроде того, — потряс он косматой головой. — Они справятся. Но вы трое... зачем вы сюда явились? Вам сюда нельзя!

— Нам нужно в Хогвартс, — ответил Гарри. — Как можно быстрее, Хагрид. Нам... Дамблдор поручил нам кое-что.

Хагрид, явно намеревавшийся высказать свои возражения, осекся. Его глаза наполнились слезами.

Малфой издал глумливый смешок, за что Гермиона пнула его в лодыжку. Он заорал, и они со злостью уставились друг на друга. Малфоевское отношение к Хагриду отлично напоминало о сути слизеринца. О том, что он все еще не изменился.

Хагрид ничего не заметил.

— Ладно уж, — шмыгнул он носом. — Говорите, чего надо.

* * *

В последний раз Драко плыл на этих лодках в одиннадцать лет первого сентября и задирал голову, чтобы разглядеть возвышавшийся над ними Хогвартс. Разумеется, ему рассказывали о распределении. В одних семьях было принято умалчивать о деталях церемонии, создавая ореол таинственности, как в сказках про Рождество, но Малфои так не поступали. Родители рассказали ему о первом курсе все, что могли: чего ждать и как себя вести, чтобы соответствовать ожиданиям.

Сейчас же плывущие по озеру лодки казались такими маленькими, будто усохли. В каждую влезало лишь двое, а первогодками они умещались по четыре человека. Поттер с Уизли сидели в первой лодке, и пусть даже их скрывало заклинание, Драко замечал, как они периодически оборачивались и бросали на него взгляды. Или же проверяли Грейнджер, которая застыла напротив молчаливой статуей. Лодыжку у Драко до сих пор саднило.

В ее гриве застрял зеленый листик, на лице сохранялось серьезное выражение и плясали оранжево-розовые блики, отражающиеся с поверхности озера. От внимания Драко не ускользнуло, что Грейнджер не захотела садиться с Уизли, который, можно сказать, жаждал прокатиться с ней в лучах заката.

Драко видел, как эти двое танцевали на свадьбе. (Грейнджер едва ли обладала чувством ритма, для Уизли шкалу оценивания еще даже не придумали). Рыжий прикрывал глаза, словно пытался запечатлеть те минуты в памяти, а вот заучка, прислоняясь к его груди, выглядела так, будто готова была сбежать. А теперь он говорил ей комплименты, а она старалась не смотреть ему в глаза и выкручивалась, чтобы не остаться с ним в романтических ситуациях.

«Значит, грязнокровка струсила», — подумал Драко, но мысль, едва оформившись, изогнулась, точно змея, и он вдруг ощутил себя не в своей тарелке и не мог больше на нее смотреть.

Невольно вспомнились голубые глаза Дамблдора. И гримаса, исказившая лицо директора, которую вызвало употребление слова «грязнокровка», и требование, чтобы Драко «с уважением» относился ко всем в штаб-квартире.

Так он и относился, разве нет? Площадь Гриммо уже осталась позади, да и старик умер, так что не было смысла соблюдать свою часть глупой сделки. Какая разница, как он кого называет.

Грейнджер вообще не задевали оскорбления. Она ведь даже сама себя назвала грязнокровкой, прямо перед тем, как они убрались с Гриммо. Драко помнил ее крик: «Вы лучше умрете, чем прикоснетесь к грязнокровке?»

Вот только от воспоминания ему стало не по себе еще больше. Правда ли она считала, что докричаться до них можно было, лишь оскорбив себя?

«Так ведь она же грязнокровка», — заметил голос в голове. Это всего лишь... терминологическая точность, вот и все.

Хогвартс приблизился, накрыв их своей тенью, а память подкинула Драко еще один фрагмент. Он вспомнил лицо Грейнджер, когда им всем было по двенадцать, а она с Уизли пришла на тренировку по квиддичу, на которой за поле спорили Слизерин с Гриффиндором. Драко слышал собственный голос: «Тебя никто не спрашивал, поганая грязнокровка!»

Когда гриффиндорцы раскричались, Грейнджер взглянула на него немного озадаченно, не понимая, кем он ее назвал. Она наверняка услышала это оскорбление впервые, а теперь, пять лет спустя...

«Прекращай об этом думать», — сказал себе Драко. Он отвернулся от Грейнджер и перевел взгляд на замок. Хогвартс по-прежнему довлел над всем и вся, отчего Драко чувствовал себя маленьким, еще не познавшим жизнь.

Лодки прошли через завесу плюща, проплыли по подземной галерее к боковому входу. Драко и остальные высадились «на берег» и вскоре уже спешно пересекали пустые школьные коридоры. Поттер, надевший мантию, шепотом направлял их на поворотах, сверяясь со старым куском пергамента, который Драко обнаружил у него в рюкзаке еще в «Норе». Все-таки он был прав: бумажка оказалась с подвохом — и Драко невольно завидовал, что Избранный обзавелся и картой, и мантией. Прошлый год прошел бы намного легче, будь у него такие штуки.

Довольно скоро они добрались до горгульи, охраняющей вход в директорский кабинет. Драко еще не приходилось там бывать.

— Так, — пробормотал Поттер. — Э-э. Тараканьи гроздья.

— Тараканьи гроздья? — переспросил Драко, не веря своим ушам.

— Дамблдор обычно... — едва Поттер заговорил, как горгулья отъехала.

Оторопев, они вчетвером замялись у лестницы.

— Макгонагалл, видимо, поменяла пароль на его имя, — прошептала Грейнджер. — Давайте быстрее.

Они шагнули на спиральную лестницу, которая медленно подняла их к кабинету.

— Никого?

— Пусто, — подтвердил Поттер, снимая мантию. — И... похоже, Хагрид еще отвлекает Снейпа у главного входа. Просто я не уверен, как вытащить меч из витрины, в которой Дамблдор его хранил. Алохомора точно не сработает.

— Может, у него был запасной план, — предположила Грейнджер, — если бы вдруг тебе понадобился меч.

Поттер не ответил.

— Начал сомневаться в Дамблдоре? — пробормотал Драко. — Ты не одинок. Нам с родителями он не оставил ничего полезного, уж будь уверен, а ведь обещал помочь.

Поттер посмотрел на Драко с привычной неприязнью, но в его глазах промелькнуло сомнение.

— Забей на него, — Уизли окинул Драко недобрым взглядом. — Гарри, Дамблдор знал, что делает. С этими крестражами он все продумал. Ты сам сказал, что он разбирался с ними со второго курса. Он бы не дал своим знаниям просто пропасть.

— Ага, будем надеяться, — ответил Поттер. Они сошли с лестницы и толкнули дверь.

Драко сразу же углядел предмет их поисков — витрину из хрусталя, стоящую в дальнем углу директорского кабинета. Тот представлял собой круглое помещение, заполненное серебристыми вещицами, что крутились в воздухе, и — как и сам Дамблдор — оно тотчас же подействовало на Драко успокаивающе. На стенах висели портреты сопящих волшебников, и трудно было представить, что здесь может произойти хоть что-то плохое.

Вот только витрина оказалась пуста.

— Нет, — Поттер рванул вперед. — Нет!

Уизли осматривал другую часть кабинета, будто надеясь, что найдет меч брошенным на одном из столиков с длинными ножками. Грейнджер застыла на месте, усиленно о чем-то размышляя.

— Совятня, — сказала она. — Пошлем сову Макгонагалл, попросим вернуться из Лондона, а сами спрячемся на ночь в замке. В Выручай-комнате, например.

— Зачем нам Макгонагалл? — с некоторым отвращением поинтересовался Драко.

— Выяснить, куда она перепрятала меч.

Драко вскинул брови.

— Грейнджер, а ты не можешь спросить кого-нибудь другого?

Он оказался на перекрестье недоуменных взглядов. Закатив глаза, Драко приблизился к портрету, висящему точно за директорским столом.

— Прошу прощения, — извинился он, постучав по золотистой раме.

На холсте открыл глаза Альбус Дамблдор.

Лица гриффиндорцев ожили, и троица окружила Драко. Поттер, торопясь поговорить с бывшим директором, чуть не сшиб Драко с ног. Лицо всеобщего героя на секунду озарило что-то похожее на гнев.

— Профессор Дамблдор, — начал Поттер. — Нам нужна ваша помощь.

— Нужна ли? — с вежливым интересом уточнил портрет — точь-в-точь как покойный директор.

— Во-первых, вы узнали о крестражах что-нибудь еще? — вызывающе спросил Поттер. — Что-нибудь новое до вашей смерти?

— Поттер, — чуть не закатил глаза Драко, — он не ответит. Это же не настоящий Дамблдор.

— Он... что?

— Портрет — это тебе не привидение, Поттер. Ты что, проспал все уроки истории магии?

У Поттера порозовели щеки.

— Я... нет.

Грейнджер издала странный звук, напоминающий сдавленное хихиканье.

— В общем, портрет помнит только то, что видел именно он, и все.

— Это правда, — согласилась Грейнджер. — Это нечто вроде духа Дамблдора, — она бросила взгляд на волшебника, который благодушно взирал на них с портрета. — Но все портреты помогают действующему директору, так ведь?

— Именно так, моя дорогая, — подтвердил портрет.

— Этот вариант нам подойдет, — просиял Уизли. — Поможете нам — поможете Макгонагалл.

— Сэр, — продолжил Поттер, — вы видели, куда профессор Макгонагалл перепрятала меч, который лежал в этой витрине? Это важно. Директору это очень поможет.

— Ах, меч... — улыбка Дамблдора поблекла. — Припоминаю. К сожалению, профессор Макгонагалл была вынуждена его уступить.

— Уступить? — в один голос закричали Поттер с Уизли.

— Зачем? — возмутилась Грейнджер.

— В минувшие выходные нас посетил представитель Министерства и принес мое завещание. Я оставил меч тебе, Гарри... но, боюсь, служащие Министерства забрали его на...

— ...тридцатидневную проверку, — застонала Грейнджер.

— Куда? — разом удивились Поттер с Уизли.

— Власти могут забрать предметы, завещанные одним волшебником другому, на инспекцию, — она рассвирепела. — И это требование должно применяться только в случае передачи темных артефактов, но, полагаю, министр решил, что может выяснить, чем Дамблдор был занят перед смертью. А теперь...

— Теперь Министерство пало, — заторможенно проговорил Поттер, — и меч попадет прямо в руки Сами-Знаете-Кому.

Повисла жуткая тишина.

— Прекрасно. Лучше быть не может. — Поттер посмотрел на Дамблдора странным, напряженным взглядом и словно не сдержался: — Вы правда ничего не помните о... о... не знаю. Вашей семье?

— Семье? — Грейнджер одарила Поттера удивленным взглядом.

— Боюсь, что нет, мой мальчик, — с сожалением ответил директор. — Профессор Макгонагалл упоминала моего брата, но в остальном я ничем не могу вам помочь.

Все взгляды теперь обратились на Поттера.

— Гарри, что... — открыл рот Уизли.

— Забудьте, — пробормотал Поттер. — Просто... твоя тетя кое-что... рассказывала на свадьбе, Рон. И эта статья Скитер в «Пророке». Вы же видели ее?

Драко припомнил, что в одном из «Пророков», доставленных на Гриммо, читал отрывок из книги «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора».

— Я читал, — отозвался он, привлекая к себе внимание, а остальные в который раз удивились его здесь присутствию.

Драко пожал плечом.

— Вроде как его мать и сестра умерли, когда он был нашим ровесником. Подумаешь. Дамблдор был стариком. В те времена от случайной магии кто только не умирал, — и он насмешливо скривил губы: — Мерлина ради, Поттер, неужели ты правда веришь всему, что пишет Скитер? Не думал, что ты настолько легковерный. Я весь четвертый курс скармливал ей разные истории, какие в голову взбредут. Эта женщина напечатает что угодно, если решит, что номер так разойдется, — Драко замолчал. Он пытался задеть Поттера, но речь вышла какой-то подбадривающей, и это разозлило.

Уизли помотал головой.

— Но... при чем тут крестражи? — не понял он.

— Ни при чем, — с лица Поттера сошло тревожное выражение. — Я же говорю: забудьте. Меча здесь нет, а оставаться нам небезопасно. Надо... — резко замолчав, он напрягся, до чего-то додумавшись. — Подождите-ка.

— Что там? — вскинулась Грейнджер.

— Раз уж мы здесь... — Поттер покусал губу. — Мы же думали, что он мог спрятать один из них здесь.

Драко переводил глаза с одного гриффиндорца на другого.

— Что, простите? «Один из»? Сколько вообще у него крестражей?

— Шесть, — отозвалась Грейнджер, — но...

— Шесть? — ошалело повторил Драко.

— ...но два уже уничтожены. С одним, семейным кольцом Мраксов, разобрался Дамблдор, другой был дневником... — Грейнджер искоса на него посмотрела, — который твой отец на втором курсе подкинул Джинни Уизли. — Она показательно разгибала пальцы. — Еще есть медальон, который принадлежал Салазару Слизерину, чаша Пенелопы Пуффендуй...

— Змея, — встрял Уизли. — Сам-Знаешь-Кого змея.

Грейнджер кивнула и помахала оставшимся разогнутым мизинцем:

— ...и мы не знаем, какой последний. Это может быть что-то из артефактов Когтеврана или Гриффиндора, хотя я перечитала все что можно об Основателях и не нашла никаких упоминаний, что Гриффиндор владел чем-то таким же значительным, как меч.

— У нас и время есть, — заметил Поттер, просматривая карту Мародеров. — У Хагрида получилось. Он уводит Снейпа от школы. К Лесу. Они сто лет будут добираться до тех ворот и обратно.

Драко облегченно выдохнул. Он обещал Снейпу, что ни он, ни родители не станут угрозой Темному Лорду, а учитывая, чем занимались эти трое... угроза выходила самой что ни на есть недвусмысленной.

«Я им не помогаю», — тут же подумал Драко. Он просто... просто наблюдал, вот и все. Он не сделал ничего такого, чего не смогли бы выполнить сами гриффиндорцы. Не нужно быть гением, чтобы пройти вдоль забора и проверить, нет ли у школы второго входа, а Р. А. Б.... Драко уже и сам все сказал: крестным Поттера был Сириус Блэк. Рано или поздно, но они догадались бы. Нет, Драко не нарушил нейтралитета. Он сопровождал гриффиндорцев только лишь затем, чтобы без проблем вернуться к родителям.

И все же мысли уже крутились вокруг четвертого крестража. «Им может быть диадема Кандиды Когтевран». Грейнджер точно натыкалась на нее в своих книжках. Драко ждал, когда она озвучит это предположение, но какое-то время все молчали. Поттер заходил по кабинету, в разном порядке повторяя: «Чаша... Когтевран... Гриффиндор» ― будто на него наложили заклинание Произнесения, эффект от которого понемногу сходил на нет.

— Не знаю, Гарри, — в конце концов сказала Грейнджер. — Даже если получится определить, кому из двух оно принадлежало, что «оно» вообще такое, как нам его искать? Хогвартс... чтобы осмотреть целый замок...

— Жизни не хватит, ага, — закончил Уизли. — Может, потратим это время на то, чтобы выбраться отсюда незамеченными?

Поттер выглядел решительно.

— Когда начнется учебный год, пробраться в Хогвартс будет гораздо труднее, а отыскать что-то без посторонних глаз — так вообще невозможно. Если он спрятал крестраж здесь, лучшего шанса не будет, и я... я просто чувствую. Здесь он выбрал себе новое имя. Здесь собрал Пожирателей. В Хогвартсе он стал особенным. Школа многое для него значила.

Драко видел, как Уизли с Грейнджер обменялись тяжелыми взглядами. Поттер говорил так, будто знал Темного Лорда лично.

Раз уж Поттер не собирался уходить, пока Снейп бродит за пределами замка, Драко просто не мог позволить им гадать и дальше.

— Диадема Кандиды Когтевран.

Все взгляды обратились на него.

— Пропавшая диадема, — добавил Драко. — Отец рассказывал мне о ней перед СОВ. Когда он сам еще учился, во время пасхальных каникул слизеринцы не готовились к экзаменам, а искали диадему. Традиция своего рода.

— Зачем? — поинтересовался Уизли.

— Следи за мыслью, Уизли. Это же изобретение Кандиды Когтевран. Ясное дело, с диадемой ты должен становиться умнее, — Драко пожал плечами. — По-моему, глупейшая трата времени. Экзаменаторы все равно не разрешат сидеть с диадемой, даже если ее найдешь. Хотя, может, и сделают исключение, если откопаешь исторический артефакт.

— Пропавшая диадема, — повторил Поттер. — Давно она пропала?

— Не знаю, — ответил Драко. — Не одно столетие уже, вероятно.

— Да, а мы ищем что-то, что нашли пятьдесят лет назад максимум, — нетерпеливо вмешалась Грейнджер.

— Грейнджер, ты правда думаешь, что Темный Лорд рассказал бы о диадеме, если бы нашел ее?

— Нет, — отозвался Поттер. — Реддл никому не сказал бы, — он взволнованно заходил по кабинету. — И все же... где бы он ее оставил?

— В подземельях Слизерина? — предположил Уизли.

Драко возвел глаза к потолку. Эта троица в жизни не выполнит свое задание.

— Уизли... разве я не сказал вот только что, будто бы слизеринцы, развлечения ради, искали диадему каждый год несколько десятилетий? Ты не думаешь, что мы нашли бы эту штуку, будь она у нас под носом?

— Может, вам просто умений не хватило, — покраснев, огрызнулся Уизли.

Драко насмешливо хмыкнул:

— И что тогда, нас четверых с чего-то ждет успех?

— Он бы не оставил ее в слизеринских спальнях, — заявил Поттер с той странной уверенностью. — Если это вещь с Когтеврана, он мог спрятать ее в башне, и это показало бы... показало бы его связь с Хогвартсом. В другом случае он оставил бы диадему в каком-нибудь месте, важном лично для него. Таком, по которому можно было бы судить о его силе или способностях.

Уизли было не по себе.

— Чтоб меня, ты действительно его понимаешь, — сказал он с натянутым смешком.

— Но что это может быть за место? — спросила Грейнджер. — И когда бы он успел это сделать?

— Мы знаем, что он возвращался в Хогвартс, когда метил на должность преподавателя, — задумался Поттер.

— Но у него было не так уж много времени, — возразила Грейнджер.

Поттера этот довод ни капли не смутил.

— А много ли времени уйдет, чтобы что-то куда-то положить?

Уизли покачал головой.

— Но мы же говорим о крестраже. Ту пещеру с медальоном охраняла целая армия инферналов. Ты правда думаешь, что он заявился в замок, наплевал на защитные чары и просто куда-то сунул крестраж?

— Я... — начал Поттер, оправдываясь, но сразу же резко втянул воздух. Карта Мародеров, выскользнув у него из рук, спланировала на пол, и он посмотрел на Драко.

Малфоя пронзила та же мысль. В Хогвартсе существовало место, в которое почти никто не подозревал, как попасть. Место, которое идеально подходило, чтобы оставить небольшой непримечательный предмет, где о нем никто не вспомнит и на него не покусится.

Разве Драко его не видел? Он же практически жил в Выручай-комнате весь прошлый год. Ночь за ночью спал там, обошел все ряды брошенных вещей, наизусть запомнил дорогу в том лабиринте.

Разве не видел он — и не раз — запоминающийся бюст в парике, а вместе с ним — старинную потертую диадему?

— Что? — не поняла Грейнджер, глядя то на Драко, то на Поттера.

— О чем вы? — встревожился Уизли. — Гарри? Все хорошо?

— Все просто отлично, — Поттер подхватил карту. — Я знаю, где она. Потерянная диадема. Пойдемте.

Перья длиной в три фута, вставленные в вазы точно букеты цветов, мягкие на вид и пушистые, напоминающие клубы дыма. Паучьи плетения, так плотно покрытые пылью, что смотрятся тончайшим кружевом. Башни книжных шкафов, старомодные стулья с обитыми спинками, собранные гармошкой шторы, парчовыми водопадами спадающие на пол с высоты десяти, двадцати, тридцати футов. Едва различимый потолок и льющийся с высоты холодный свет, словно луну скрыли за слоями густой краски.

Гермиона смотрела вокруг широко раскрытыми глазами. Охватить взглядом все вещи за раз было невозможно, и вскоре от непрерывных поворотов головы заныла шея. Гарри, который уже бывал в Выручай-комнате, решительно шагал вперед, ища крестраж, а вот Малфой, проведший здесь в прошлом году не одну неделю, засунул руки в карманы и посматривал по сторонам довольно нерешительно.

— Поразительное место, — прошептал Рон.

— Я знаю, — так же тихо отозвалась Гермиона. Говорить в полный голос казалось кощунством, будто бы они находились в библиотеке, где хранились тысячи древних томов.

Обогнавший их Гарри оглянулся.

— Гермиона, как обстановка?

Гермиона спохватилась. Карта Мародеров была зажата в обмякшей руке. Чтобы Гарри, который уже видел крестраж, не отвлекался, ей поручили следить за Снейпом, но при входе в Выручай-комнату про карту она совсем забыла.

Гермиона пробежала по ней глазами.

— Хорошо, — она торопливо догнала Гарри и Малфоя. — Они с Хагридом все еще в лесу.

— Не понимаю, — подскочил к ним Рон, хмуро оглядывая возвышающиеся груды вещей. — С чего Сам-Знаешь-Кто решил, что об этом месте знает только он один? Здесь же полно разного хлама.

— Знаешь, — Гарри заглянул за угол очередной башни из вещей, — Комнату можно найти и при этом не понять, что это такое. Фред с Джорджем и Дамблдор обнаружили ее случайно. Мне кажется, все эти вещи остались после студентов, которые зашли сюда один раз и больше не смогли найти вход.

— А как объяснить вот это? — указал Рон на башню из бледно-желтых диванов, навевающих мысли о поленнице.

— Вы серьезно? — вздохнула Гермиона. — Это не студенты сделали. Вы читали хоть что-нибудь из того, что я написала для Г.А.В.Н.Э.?

Гарри с Роном виновато переглянулись.

— Э-э...

— Если бы вы читали мой манифест, который я распространяла в сентябре в прошлом году, вы бы знали, что домовые эльфы Хогвартса обязаны чинить, хранить или уничтожать все предметы, которые неправильно зачарованы, расколдованы, прокляты или иным образом подвержены магии, даже если — заметь! — это опасно для их здоровья.

— Понятно, — отозвался Рон. — И значит... что именно это значит?

Рон сдерживал улыбку, чем вызвал у Гермионы острую вспышку раздражения. За прошедшие годы он проникся эльфами — во всяком случае, ему нравился Добби, — но как только они появлялись летом в штаб-квартире, он относился к Кикимеру едва ли лучше, чем Сириус, а иногда и вовсе вел себя, как вот сейчас.

— Тут нет ничего смешного, Рон, — жарко возразила она. — Речь о том, что вот это все, — Гермиона обвела рукой горы предметов, — олицетворяет сотни лет рабства! Посмотри, сколько здесь вложено сил, а им не заплатили ни кната, даже спасибо не сказали, ничего. Это просто еще один способ спрятать проблему подальше, чтобы волшебники не задумывались, что они сделали... да до сих пор делают.

Гарри казался слегка смущенным, Рон замер в нерешительности.

Малфой же, наконец, перестал притворяться глухим.

— Грейнджер, прекращай уже читать нотации. Домовики и не хотят на свободу. — Он кивнул на окружающие их горы вещей. — Они не уволятся, даже предложи им все деньги «Гринготтса». Им нравится служить волшебникам.

От последней реплики Рону стало гораздо больше не по себе, чем от всего, что успела сказать Гермиона. И она знала причину. Сколько раз за четвертый и пятый курс он приводил эти же слова в качестве аргумента, когда они обсуждали права эльфов? В душе сами по себе поднялись гнев и разочарование. Неужели, чтобы увидеть со стороны собственную отвратительную беспечность, нужно было услышать те же мысли, высказанные врагом?

С каким-то диким облегчением Гермиона обратила свое раздражение с Рона на Малфоя.

— Да ну? — поднялся у нее голос. — Откуда тебе знать, чего хотят эльфы? Ты хоть пытался с ними разговаривать, а не только приказывать? Скажи мне: за все годы, что Добби жил в вашем доме, сколько раз ты поинтересовался его мыслями, чувствами или мнением? Если хоть раз, я проглочу Адское пламя.

— Я... это ни при...

— Что и требовалось доказать. Другие волшебники могут отговариваться тем, что не знают, каково домовикам. Могут говорить, что их эльфы счастливы служить, потому что большинство из них, к сожалению, даже не имели возможности узнать, что такое свобода. Но это не твой случай. Добби ненавидел рабство. Он был счастлив получить свободу.

Малфой не уступал.

— Да ладно? Тебе-то вообще какая разница? Дай угадаю: нашла очередной способ выставить себя лучше других? Не думал, что у тебя комплекс спасителя еще хуже, чем у Поттера.

У Гермионы вырвался вымученный, нехарактерный для нее смешок.

— Какая мне разница? — Она повысила голос: — А если самому подумать, какая мне разница? Почему, по-твоему, Малфой, мне не плевать, как люди относятся к разумным живым созданиям, которых большинство волшебников ни во что не ставит? Не думаешь, что меня это как-то касается, нет?

Повисла звенящая тишина. Гермиона не думала, что ее слова прозвучат с такой резонирующей мощью. Рон стоял как громом пораженный. Гарри даже прекратил осматриваться в поисках крестражей. Они оба смотрели на нее так, будто озвученная ею мысль никогда не посещала их головы.

А с лицом Малфоя происходило нечто странное. Презрительно искривленная губа подрагивала, будто мышцы лица не слушались. Глаза его оставались в тени, и понять по ним что-то не представлялось возможным, но взгляд Малфоя то убегал с нее, то возвращался, словно смотреть на нее было больно, но отвернуться — немыслимо.

— Давайте... давайте разделимся, — предложила Гермиона. — Так будет быстрее. Гарри... — она бросила взгляд на того, кто сейчас раздражал ее меньше всех, — ...пойдем сюда. Вы двое — направо.

Рон с Малфоем даже не заспорили. Они ушли, держась друг от друга на расстоянии и не разговаривая.

Гарри бросил на Гермиону неуверенный взгляд.

— Извини, — негромко сказала она, глядя на карту, на которой сейчас неспособна была что-то увидеть. — Я... я не собиралась нас задерживать, нужно было искать...

— Нет, — быстро проговорил Гарри, — ничего страшного. Э-э. Все нормально. Правда.

Гермиона сглотнула ком в горле. Глаза горели. Она ненавидела развившееся у себя за последние годы неумение говорить без слез о волнующих ее темах. Особенно из-за того, что Гарри каждый раз охватывала паника, а Рон принимал мрачный вид человека, пришедшего на поминки.

— Они все еще в лесу, — сообщила она, складывая карту. — У нас есть время.

— Хорошо. Это... — замолчав, Гарри застыл. Лицо у него побелело.

— Гарри?

Он указал вперед. И сорвался с места к открытому шкафу, внутри которого стоял чей-то бюст в парике.

Сердце у Гермионы екнуло. Она понеслась вслед за Гарри, и вскоре они затормозили перед шкафом, глядя на потерянную диадему.

— Это правда?.. — прошептала она.

— Ага, — выдохнул Гарри. — Я вижу гравировку.

Гермиона подвинулась к нему и тоже разглядела надпись: «Ума палата дороже злата».

Гарри протянулся к диадеме, но Гермиона тут же ухватила его за локоть.

— Ты что, собрался просто взять ее в руки?

— А что еще?

— Просто... подожди секунду, — Гермиона вытащила палочку и направила на диадему. — Гексиа Ревелио!

Тиара осталась неподвижна, тускло поблескивая гранями.

— Фините Инкантатем, — махнула палочкой Гермиона и добавила, воспроизводя сложный поворот с переходом в хлесткий удар, который практиковала все лето: — Скадус Дикопераре.

Ничего.

— И зачем это? — поинтересовался Гарри.

— Заклинания должны были показать, есть ли на ней серьезные проклятия.

— Тогда вперед.

На этот раз Гарри протянул руку с некоторой опаской. Гермиона задержала дыхание.

Тиары коснулись пальцы. Ничего не произошло. Ни проклятия, ни криков боли. Гермиона, расслабив плечи, сдулась как воздушный шарик.

— Драматический момент. — Она взглянула на Гарри, и они с облегчением рассмеялись. — Эй, вы двое, — повысил он голос. — Мы нашли ее! Она у нас!

С противоположного конца прохода донесся радостный возглас Рона, и вскоре они с Малфоем бегом добрались до Гарри и Гермионы.

— Это она? — Рон пристально вгляделся в диадему. — Как-то простовато выглядит, вам не кажется?

— Она сто лет тут лежала. Вот, смотри, тут и девиз факультета, — Гарри передал диадему Рону. Вид у того стал беспокойным.

— Я ее чувствую.

— Ты ее держишь, Уизли, — пробормотал Малфой, настороженно поглядывая на крестраж.

— Нет, идиот, я чувствую что-то у нее внутри. Гермиона, посмотри.

Рон протянул ей диадему, их взгляды на секунду пересеклись. Он тут же отвернулся с покрасневшими ушами, а у Гермионы вспыхнули щеки.

Крестраж помог отвлечься. Едва коснувшись тиары, она поняла, о чем говорит Рон: в артефакте чувствовалась жизнь, медленной пульсацией отдающаяся в пальцы. По спине у Гермионы прошла дрожь.

— Мне это не нравится. Что нам с ней делать?

— Засунь в сумку, — предложил Рон.

— Даже не знаю, — включился Гарри. — Нам нельзя ее потерять.

— Ага, — хмыкнул Рон, — и что нам делать? Носить ее?

У Гермионы распахнулись глаза, а пальцы крепче сжались на диадеме.

— Подождите. А ведь это идея.

Все трое посмотрели на нее, будто им предложили завести дома соплохвоста.

— Думаешь, корону у тебя на голове никто не заметит, Грейнджер? — с нескрываемой иронией произнес Малфой. В отличие от Рона, он безо всяких проблем обращался к ней и смотрел в глаза. Его лицо приобрело привычное выражение, точно никакого спора и не было. Это принесло странное облегчение. Хотя бы с ним можно было не осторожничать.

— Я не предлагаю ее носить, лишь бы не потерять, — фыркнула она. — Ты говорил, что диадема подстегивает ум. Если один из нас ее примерит, возможно, мы поймем, как украсть меч из Министерства, пока Пожиратели не добрались до наследства от Дамблдора. Или даже нас осенит, где искать медальон или чашу. Вероятно, мы что-то упускаем.

— Не знаю, Гермиона, — встревоженно ответил Гарри. — Помнишь, что стало с рукой Дамблдора? А все потому, что он надел кольцо, которое было крестражем. Он перенес проклятие только из-за того... — выражение его лица помрачнело, — ...что ему помог Снейп.

— Кто знает, может, Снейп и не старался помочь, — возразил Рон.

— Может, — медленно произнес Гарри, — но мне не хочется даже допускать мысль, что Волдеморт просто...

Рон с Малфоем вздрогнули.

— Хватит называть его по имени! — возмутился Рон.

— И не подумаю, — отбрил Гарри. — Дамблдор не боялся его произносить, и я не боюсь.

— Да, но...

— Слушайте, — перебила их Гермиона, — у нас мало времени. Последнюю волю Дамблдора должны были исполнить в понедельник. Значит, за прошедшие три дня Пожиратели уже могли узнать, что наследство Дамблдора в Министерстве, и забрать его. Если они принесут меч Волдеморту, мы никогда его не получим. — Ее поразила новая страшная мысль, и она испуганно глотнула воздух. — А еще он знает, что дневник уничтожен! Что будет, если он заменит потерянный крестраж мечом, чтобы кусочков его души опять стало семь? И в этот раз соберет все реликвии Основателей, как и намеревался изначально?

Мальчишки смотрели на нее с разной степенью ужаса. Первым оправился Гарри. Он медленно кивнул, его лицо побледнело настолько, что шрам выделялся прижженным клеймом.

— Думаю, ты права, — у него даже голос охрип. — Если он получит меч, то именно так и поступит. И тогда... он может даже проверить состояние других крестражей, а значит...

— Узнает, что мы на них охотимся, — закончил Рон.

Все взгляды обратились на диадему в руках Гермионы.

— Я ее надену, — сообщила она.

— Ни за что! — взвился Рон, вытянув руку. — Отдай мне. Я же все равно официально «болею». Если случится что-то жуткое, вы... просто верните меня в «Нору», сделаем вид, что обсыпной лишай обострился, и...

— Нет, — вступил Гарри. — Если кто и наденет ее, это буду я.

— Не глупи, Гарри, — возразила Гермиона, — раз Дамблдора больше нет, ты теперь символ Ордена! Что будут делать люди, если за одну неделю вы оба умрете? Сопротивление как таковое просто исчезнет.

Гарри покачал головой.

— Это неважно. Вы знаете про крестражи, продолжите и без меня. Дамблдор сообщил о них только троим. Если я умру, то... — он сглотнул, — то трое и останется.

Вновь оглушила тишина. Гермиона, Рон и Гарри не знали, что делать. И вдруг все одновременно посмотрели на Малфоя.

На его лице читалась тревога. В призрачном свете зала он выглядел еще бледнее обычного, губы побелели, будто Малфой мерз. Только сейчас Гермиона припомнила, что он сказал на свадьбе: что не жаждет покидать страну, что не хочет оставлять свою жизнь, что у него нет выбора.

Теперь, на ее глазах, Малфой начинал понимать, что выбор есть.

— Я... я не... — начал он, но, казалось, и сам не знал, как закончить.

Наконец, собрал силы на привычную гнусную ухмылку:

— Я не стану это надевать. Можете сколько хотите изображать из себя героев. Меня вы не заставите до нее дотронуться.

Его слова разрядили атмосферу.

— Ну вот, — вздохнул Рон, — хоть что-то не меняется. А теперь отдай диадему, Гермиона.

Он попытался схватить ее, но Гермиона отскочила в сторону. Бросила бисерную сумочку Гарри, который непроизвольно ее поймал.

— Если будут физические раны, — протараторила она, — найди в ней экстракт бадьяна. На случай отравления я и безоар положила. Что-то еще — бегите к мадам Помфри в лазарет.

— Нет, Гермиона! — заорал Рон, рванув к ней.

Она уже водружала диадему на голову.

Время замедлилось. Рон сбился с шага, они с Гарри уставились на нее с невыразимым ужасом. Малфой странно, судорожно дернулся, но теперь замер, вперив взгляд в диадему. Все затаили дыхание.

Поначалу Гермиона не ощутила ничего, даже холод диадемы приглушался волосами. Но в следующий миг что-то появилось. Не боль, но облегчение, словно в ее разуме открылся источник покоя, растекся за собственные пределы, охлаждая ворох тревожных мыслей. Волдеморт с мечом Гриффиндора, гнет от предстоящих поисков крестражей, обида и гнев на Рона с Малфоем и даже на Гарри, тревога от того, что может происходить сейчас в «Норе»... все это осталось в мыслях, но разделилось, точно ингредиенты антидота в котле, оседая в разные сосуды, которые можно было проанализировать каждый по отдельности.

Это крестраж, напомнила она себе. Он опасен.

Но диадема таковой не казалась. Ее разум словно впервые за многие месяцы или даже годы избавили от сдерживающего обруча.

— Все хорошо, — спокойно произнесла Гермиона. Рон с Гарри одновременно выдохнули, обмякая от облегчения. Малфой же смотрел на нее с прежним шоком и неверием.

— Меч, — продолжила Гермиона. — Он вовлечен сразу в две проблемы. Первая — уничтожение крестража. Вторая — вероятность, что Волдеморт создаст из него новый, пятый крестраж. Нужно рассматривать эти проблемы по отдельности. У них могут быть разные решения.

— Ладно, — откликнулся Гарри. — С какой начнем?

Его слова донеслись как бы издалека. Гермиона не ответила. У нее часто возникало впечатление, что, ища ответы в своем разуме, она читает строчки из учебника, но именно сейчас перед ней открывались воображаемые библиотеки, из которых фонтаном били детали и факты, что созвездиями соединялись между собой. Зачем ограничиваться мечом? Наверняка существует и другое оружие гоблинской работы, пропитанное ядом василиска или кровью каллакота, как читала Гермиона, тоже довольно ядовитой. Каллакоты вымерли в 1829 году, но было известно как минимум о девяти волшебниках, которые сразились с ними и победили. Двое из них настолько прославились, что часть их имущества выставлялась в волшебных музеях, в Дрездене и Найроби, и пусть в истории не осталось подробностей об убийствах каллакотов, вполне возможно, что волшебники ходили на них с мечами гоблинской работы, ведь в восемнадцатом веке ими было модно заменять палочки.

— Гермиона? — робко напомнил об их присутствии Рон.

Она встряхнула головой и прикрыла глаза. Добраться до Найроби и Дрездена будет затруднительно, учитывая то, что покинуть страну довольно сложно. Гермиона вынырнула из потока сведений и сосредоточилась на другом. Какие еще возможности им доступны? Адское пламя? Слишком опасно, разве что найдется закрытое и зачарованное помещение, какое должно быть в Отделе тайн или в изоляционном отделении Мунго. Может ли такой площадкой послужить Выручай-комната? Кто знает. Гермионе была неведома природа чар Комнаты, и рискнуть ей значило рискнуть безопасностью самого Хогвартса. Адское пламя придется вычеркнуть, по крайней мере пока. Кровь каллакота: если у какого-нибудь особо ревностного природоохранителя не найдется тело вымершего животного, причем законсервированное, этот вариант можно отбросить. Проклятие поглощения: не самый идеальный вариант. Тот, кто налагает заклинание, будет страдать от долгой, изнурительной болезни. Яд василиска...

В уме всплыл отрывок разговора. Рон, сидящий на кровати, когда они в очередной раз обсуждали крестражи, и его слова: «Значит, здорово, что у нас есть куча клыков василиска. А я-то гадал, зачем они нам нужны».

Гермиону пронзил трепет. Глаза распахнулись. Казалось, она искала решение не один час, но в реальности прошло не более пары секунд. Ответ был очевиден. Настолько очевиден, что она рассмеялась.

— Что? — спросил Гарри, когда она сняла диадему.

— Нам не нужен меч, — сказала она. — Мы прямо над Тайной комнатой. Василиск до сих пор там лежит.

Возгласы Гарри и Рона эхом разнеслись по Выручай-комнате.

— Вперед, — Гарри тут же развернулся к двери. Они вместе рванули на выход.

— Точно никаких эффектов? — уточнил Рон, оглядывая Гермиону.

— Никаких, Рон. Я чувствую себя совершенно обычно. Даже... — Гермиона бросила взгляд на карту Мародеров, и охватившее ее потрясение пробилось сквозь сохранившееся после диадемы спокойствие.

— Что? — она захлебнулась воздухом, сбиваясь с бега. Остальные тоже затормозили.

— Что там? — прозвучал резкий вопрос от Гарри.

Гермиона сунула ему под нос карту. Мальчишки склонились над пергаментом.

Из-за летних каникул по замку ползало не так много точек.

Одна, подписанная Северусом Снейпом, пересекала земли Хогвартса на какой-то невероятной скорости.

Четыре других находились у парадных дверей Хогвартса. Джеффри Деверст, Алекто Кэрроу, Амикус Кэрроу, Корбан Яксли.

Первым опомнился Малфой:

— Надо отсюда убираться. Немедленно.

— Как они узнали? — прошептала Гермиона.

— Это же... это же не Хагрид нас выдал? — Рон побледнел.

Лицо у Гарри было напряженное.

— Неважно как. Нам нужно попасть в Тайную комнату. Времени мало, Снейп слишком быстро возвращается, видимо, на метле.

— В Тайную комнату? — недоверчиво переспросил Малфой. — Нам нужно бежать! Если Снейп тебя поймает, клык василиска тебе уже не понадобится.

— В Комнате не поймают, — нетерпеливо возразил Гарри. — Они не знают парселтанг. Переждем там, пока они не уйдут.

— И что, умрем там от голода? Снейп здесь живет, Поттер!

Гермиона покрепче перехватила диадему, и от той, словно в ответ, передался импульс благословенного спокойствия, прошедший по руке — к разуму. Чутье подсказывало, что не к чему спешить. Опасность преувеличена, ведь если Пожиратели их отыщут, Гермиона наденет диадему и вступит в бой, продемонстрировав незаурядные умения.

Она потрясла головой, прогоняя туман, и убрала диадему в сумочку. Осталось сосущее чувство пустоты.

— Гарри прав, — сказала она. — Пока есть возможность, нужно попасть в Тайную комнату. Выбраться из замка все равно будет нелегко.

— Ладно, ладно, — не выдержал Малфой. — Но я возьму мантию-невидимку.

Со стороны Рона послышался недоверчивый смешок.

— Да ты размечтался!

— Меня не должны увидеть, Уизли! — прошипел Малфой. — Если кто-то из них меня увидит, мне придется их убить, как ты не понимаешь?

Наступила тишина. Стоя со сжатыми губами, Малфой провел рукой по светлым волосам и, на мгновение, его взгляд метнулся к Гермионе, у которой сдавило в груди: она вспомнила, как дрогнула у него рука, когда Люциус Малфой убил Долохова. Неужели всю неделю он готовился поступить так же?

Малфой уже смотрел на Гарри и Рона — мальчишки не выглядели счастливыми от его слов.

— Другого выбора нет, — с диковатым видом заявил он. — Что прикажете делать? Если Темный Лорд узнает, что я жив, то узнает и о родителях, он найдет нас, накажет в назидание...

Гарри сунул Малфою мантию, и тот враз замолчал. По его лицу пробежало удивление. Рона тоже словно мешком по голове ударили. Затем Малфой забрал мантию и облачился, не проронив ни слова.

— Малфой, тогда тебе придется читать карту, — произнесла Гермиона. — Мы ничего на ней не увидим, под Дезиллюминационным она покажет только то, что за ней находится.

— Гермиона.

Недоверчивого тона Рона хватило: она и так его поняла. Гарри тоже знал причину его беспокойства. Если отдать Малфою и карту, и мантию, он сможет сбежать в любое время, бросив их, но успешно выбравшись сам.

Заминка в разговоре вышла неприятной. Несмотря на все свои ухмылки, издевки и показное нежелание иметь с ними что-то общее, Малфой все равно помог им пройти этот путь. Вот только доверить ему две их важнейшие ценности... Гермиона невольно вспомнила Дамблдора и ненависть на лице Снейпа, когда тот убил директора. Не совершали ли они ту же ошибку?

Но следом в памяти всплыло, как Малфой в мгновение ока принял решение, когда в них под шатром полетело заклинание. Как его тело врезалось в нее, даруя спасение. Ей не особо верилось, что он подожмет хвост и сбежит, оставив их умирать.

— Пусть, — сказал Гарри. — Без нас он не справится. — Он повернулся в сторону, где исчез Малфой. — Без нас ты не найдешь родителей.

Тишина. Затем из воздуха появилась рука и вырвала у Гермионы карту.

— Я в курсе, — прохладно отозвался Малфой. — Благодарю за напоминание, Поттер.

* * *

Едва Дезиллюминационное заклинание прозвучало трижды, как они уже спешили по коридорам школы, перепрыгивая через две ступеньки на лестницах. Драко всячески старался направить их в туалет на втором этаже, но гриффиндорцы то и дело вырывались вперед, не видя друг друга, и, соответственно, не могли идти тесной группой. Задачка была из разряда «согнать в стадо кошек».

— Где Снейп? — запыхавшись, спросил Поттер.

— В Большом зале. Торчит на первом этаже — видимо, охраняет главный вход.

— А рядом с туалетом? — пропыхтел Уизли, пока они сбегали по спиральной лестнице с такой скоростью, что кружилась голова.

— Пока пусто. Здесь налево, — прошептал Драко. — Налево, Уизли!

Они прокрались в коридор на четвертом этаже, а за углом, в дальнем конце, находился коренастый и сутулый — вероятно, от перенесенных за жизнь проклятий — Амикус Кэрроу.

Уизли как раз завернул за угол, откуда ему отчаянно махала почти невидимая Грейнджер. Кэрроу не разглядел их прозрачные силуэты, но периодически останавливался, посылая в стороны «Фините Инкантатем».

Заклинание со свистом пролетело рядом. Дезиллюминационные чары устояли.

— Пойдем, — прошептал Драко, уводя всех на тайную лестницу за гобеленом.

Однако спустя пару напряженных минут, когда они уже крались по коридору второго этажа к туалету для девочек, Драко понял, что к ним приближаются две точки. С разных концов прохода, неторопливо сходясь, шли Алекто Кэрроу и Деверст.

— Стойте, — зашипел он. — Дальше нельзя.

— Малфой, мы почти на месте, — прошептал Поттер.

— Знаю, но, если пойдем дальше, нас окружат. Они подходят с обеих сторон.

— Тогда куда? — вмешалась Грейнджер.

— Мы прошли коридор, только там...

— Но нас четверо, — шепотом заметил Уизли. — На нашей стороне эффект неожиданности. Давайте бросимся на Алекто, обездвижим и спрячем в туалете?

— Уизли, я не буду рисковать...

А затем одновременно произошло несколько событий. За их спинами Деверст повернул за угол. На карте черная точка с именем «Корбан Яксли» через портрет у башни Когтеврана зашла в переход, который вел точно вперед. Яксли, завидев Деверста в противоположном конце коридора, интуитивно крутанулся, взмахнув палочкой:

— Фините Инкантатем!

Красно-золотой луч полетел прямо в них. Среагировать вовремя успел лишь Поттер.

— Протего! — закричал он, и луч света отрикошетил в пригнувшегося Яксли.

— Это он! — взревел Пожиратель. — Это Поттер!

Яксли повторил заклинание, а они вчетвером рванули назад по коридору, все дальше от туалета, в направлении узкого прохода — единственного шанса сбежать.

— Сюда, сюда, — выдохнул Малфой, врезаясь в дверь. Та распахнулась, и они ввалились в новый коридор, а за их спинами пронеслось заклинание Яксли.

— Колопортус! — задыхаясь, выдавила Грейнджер, направив палочку на дверь, и поспешила вслед за остальными по узкому коридору.

— Куда он ведет? — заговорил Поттер в полный голос.

— В подземелья, — ответил Драко.

— Снейп еще в Большом зале?

— Нет, похоже, ему сообщили, — Драко бегом свернул за угол. — Он в вестибюле у парадного входа.

— Отлично, — ощерился Поттер. — Пусть попробует нас остановить.

Драко показалось, он ослышался.

— Поттер, ты совсем идиот? Снейп повяжет нас, не вынимая палочки. Он стал учеником Темного Лорда, когда ты еще не родился!

За их спинами эхом разносились чужие шаги, а голоса Алекто, Яксли и Деверста смешивались в неразборчивый гомон.

— Что делать, что делать, что делать, — лихорадочно повторяла Грейнджер.

Мысль пришла к Драко порывом страха, который обернулся воодушевлением.

— В мою гостиную! В слизеринскую. Там не будут искать.

— Отлично, — прохрипела Грейнджер, и они кинулись в сторону подземелий. — Куда?

— Сюда, — Поттер свернул налево.

— Я... что? — Драко бросился вслед за угадывающейся фигурой Поттера. — Ты-то откуда знаешь, куда идти?

Рядом истерично хохотнул Уизли:

— Все потом!

Совсем скоро они затормозили у хорошо знакомой Драко части стены.

— Гидра, — произнес он, молясь, чтобы за прошедшие дни не успели поменять пароль.

Каменная дверь отодвинулась, пропадая из вида, и Драко затопило облегчение. Держась за бок, в котором болезненно кололо от бега, он ввалился в гостиную, тут же уходя с дороги гриффиндорцев, не отстающих от него ни на шаг. Дверь за ними закрылась и обратилась в глухую стену.

Троица сняла с себя заклинания, а Драко, тяжело дыша, стащил мантию. Он-то думал, что ткань не позволит свободно дышать, но воздух проникал сквозь нее безо всяких проблем. Накинув мантию на руку, Драко всмотрелся в нее повнимательнее. Он никогда не признался бы Поттеру, что не встречал еще мантии такого качества, а ведь в «Горбине и Бэрке» под мантии-невидимки отводился целый шкаф. Видимо, это совершенно новая модель. Возможно, они купили ее именно для этой своей охоты на крестражи.

Переведя дыхание, Драко наконец-то осмотрелся. Он не думал, что обстановка настолько его ошеломит: на него нахлынуло какое-то горько-сладкое ощущение, да с такой силой, что остался осадок на языке. Его глаза обшарили диванчик в углу, то место, где они с Крэббом и Гойлом день за днем без энтузиазма — и успеха — просиживали за домашними заданиями, но в итоге заканчивали тем, что смеялись над учителями до боли в боках. Дальше — камин из темного камня с филигранной гравировкой, на который облокачивалась Пэнси, когда они впервые поцеловались на четвертом курсе. Драко помнил, как она смотрела на него из-под черных ресниц, будто знала все на свете, в отличие от него, но у Пэнси просто была такая манера. Ее губы были податливыми и мягкими, точно лепестки цветов, и в действительности ни один из них толком не представлял, чем они занимаются. Они оторвались друг от друга через пару минут и прыснули от смеха.

С комом в горле Драко взглянул на свет, льющийся из череды широких зеленоватых окон. Однажды днем после первого экзамена С.О.В. он устроился под лучами солнца, проходящими сквозь толщу озера, на дальнем подоконнике, камень у которого был слегка изогнут, напоминая гамак. Под радостный гомон в гостиной Драко провалился в долгожданный сон. Никто не стал его тревожить. Тогда еще его заботили оценки. Эти отголоски нормальной жизни сейчас казались какими-то глупыми и нелепыми, как избитые сказки, что он читал в детстве.

У Драко не получалось определить, в какой именно момент этот мир выскользнул у него из-под ног. Поначалу он обвинял во всем Поттера, в том же провале отца в Отделе тайн, но и прежде разве не было изменений? Да, оглядываясь назад, Драко видел знаки. Вплоть до конца четвертого курса родители писали ему дважды в неделю, держа в курсе последних новостей в Министерстве и в мире, и ставили его в известность, если собирались серьезно повлиять на финансовое состояние семьи. Но на протяжении пятого курса поток писем сократился до одного в неделю, потом — одного раз в две недели, в месяц. В них не говорилось ничего конкретного, а когда Драко вернулся в тот год на рождественские каникулы, родители заставляли его сидеть в комнате всякий раз, как в мэнор заявлялись другие Пожиратели. Он злился, что к нему относятся как к ребенку, пока однажды ночью не услышал доносящиеся снизу крики. В памяти не сохранилось, чем он объяснил себе происходящее, но, видимо, придумал какое-то оправдание, которое соответствовало предопределенной траектории его жизни. Должно быть, Драко убедил себя, что кричащий человек сам виноват, что он никогда бы не орал так, словно боится, потому что никогда не подвел бы Темного Лорда. Он ведь сын своего отца, а значит, бояться нечего.

Гриффиндорцы тоже успели перевести дыхание.

— У нас мало времени, — отметил Поттер. — Если они скажут Снейпу, что потеряли нас в подземельях, он может проверить гостиную.

— В слизеринской гостиной же нет тайного выхода из Хогвартса? — спросил Уизли. — На случай, если бы вы поджали хвост и захотели сбежать.

Драко не удостоил его ответом.

Грейнджер хмурилась.

— Из башни Гриффиндора можно было бы улететь на метлах.

— Это нам, конечно, поможет, — отозвался Драко. — Откроем окно... — он лениво махнул рукой, — и затопим школу, почему нет?

Поттер с Грейнджер отреагировали не сразу. Они разглядывали окна, будто и в самом деле обдумывали предложение.

— Думаешь, здесь сильно глубоко? — спросил Поттер.

— Свет доходит, — ответила Грейнджер. — А подземелья спускаются гораздо ниже. Проплыть придется не больше двух этажей.

— Озеро можно пережить, — продолжил Поттер. — Водяной народ странноват, но в целом они неплохие. Гермиона, сможешь наколдовать дыхательный пузырь, как Седрик и Флер на втором испытании? По-моему, он чуть-чуть сложнее, чем уровень СОВ.

— Дай-ка я проверю. — Грейнджер присела на подлокотник черного кожаного дивана, раскрыла сумочку и начала в ней копаться.

— Погодите, — присоединился Уизли, — а как здесь все не затопить? Я, конечно, не против оставить слизеринцам сюрприз, но...

— Мы не будем топить гостиную, — выдавил Драко сквозь зубы. — Не думайте ее испортить.

Уизли глянул на него с легким удивлением, но промолчал.

— Разумеется, мы не будем ничего топить, — отвлеченно произнесла Грейнджер, продолжая вытаскивать из сумочки книгу за книгой и чудесным образом проталкивая их обратно в маленький разрез. — Еще немного... ага, вот она! — Грейнджер выудила книгу «Чары для выживания в дикой природе». — Я отрабатывала пару заклинаний для С.О.В.... надеюсь, заклинание головного пузыря относится к тому же разделу магии.

Пока она листала страницы, Уизли уселся на другой диванчик, шаркнув ботинком об огромный персидский ковер, застилавший почти всю гостиную.

— Я все еще не могу понять, откуда они узнали, что мы здесь.

— Ага, — откликнулся Поттер.

Драко чуть отвернулся. Он знал, что к этому придет. Они обвинят его, скажут, что он выдал их Пожирателям, будь то по неосторожности или умышленно. А когда он попытается защититься, спросив, зачем ему вызывать Пожирателей, а потом помогать гриффиндорцам сбежать, они скажут, что он струсил точно так же, как на Астрономической башне. В ушах четко звучали слова воображаемого спора. Сердце забилось чаще, из-за одних лишь мыслей Драко вскипел и приготовился огрызаться.

Но Поттер заговорил тихим, обеспокоенным голосом:

— Я же больше не под Дозором?

— Этого не может быть, — успокоил его Уизли. — Дозор снимают в семнадцать, это закон.

Поттер выдохнул, и Малфой только тогда понял, что Мальчик-Который-Выжил считал, что сам навлек на всех опасность. Драко вспомнил абсурдный спор гриффиндорцев в Выручай-комнате, где каждый из них стремился надеть диадему и подставиться. Вспомнил страх и вызов на лице Грейнджер, когда она опустила артефакт на непослушные волосы.

Он бросил на нее взгляд: гриффиндорка с энтузиазмом листала страницы «Чар для выживания в дикой природе». С книгой в руках она казалась спокойнее, чем была с самой свадьбы.

Она ведь могла умереть в Выручай-комнате. Драко не понимал ее решения, почему она заставила себя надеть крестраж. С его точки зрения такое поведение свидетельствовало о том, что человеку незачем жить, но разве Грейнджер не ужасала мысль, что пострадают Поттер с Уизли? Если она так беспокоилась о них, разве не должна была оставаться живой, чтобы у ее друзей был шанс выбраться отсюда в целости и сохранности? Какой толк умирать за людей, которых любишь, если при этом ты отказываешься ради них жить?

— Нашла! — Подняв голову, Грейнджер встретилась с Драко глазами, и он тут же отвернулся с колотящимся сердцем. Он знал, что ведет себя глупо, ведь она не могла догадаться, что он пытался постичь ход ее мыслей. Да даже если бы Грейнджер сама захотела залезть к нему в голову, Драко махом от нее отгородился бы. Белла назвала его самородком. Это воспоминание до сих пор согревало его, вызывало гордость. Когда вообще Белла одаривала хоть кого-то комплиментами?

— Хорошие новости, — объявила Грейнджер, подскочив на ноги. — Это заклинание действительно относится к чарам чистого воздуха. Я так и думала.

Поттер оторвался от карты Мародеров.

— Гермиона, похоже, они сообщают о нас Снейпу. Тебе придется поторопиться.

Воодушевление Грейнджер в тот же миг превратилось в явную нервозность. Она прикусила губу, втянула голову в плечи, крепко сжала палочку. Драко презрительно глянул на Поттера. Как глупо сообщать Грейнджер, что ей вдруг нужно уложиться в срок, когда она явно из тех, кто не блещет в стрессовых ситуациях.

Драко показательно зевнул и со спокойствием обернулся на вход в гостиную.

— Не говори глупостей, Поттер. С чего бы Снейпу сюда заявиться? Яксли даже не знает, что ты не один. Как бы ты вдруг попал в гостиную Слизерина? — Драко бросил взгляд на Грейнджер. — Нет, у нас полно времени, так что ты вовсю успеешь облажаться с заклинанием, Грейнджер.

Получилось. Ее плечи слегка опустились, а взгляд стал сердитым. И страх ушел.

— Я не «облажаюсь», — отчеканила она.

— Вот именно, — поспешил на ее защиту Уизли. — Малфой, ты хоть раз видел, чтобы у Гермионы не получилось заклинание?

— Ладно, ладно. Докажи. — Со скучающим видом Драко прислонился к колонне из известняка, выпирающей из стены, и скрестил руки.

Грейнджер фыркнула, уложила книгу на спинку кресла и кончиком палочки вывела в воздухе какой-то завиток.

— Энай. — И следующим движением нарисовала над собой идеальный круг, заканчивая заклятие. — Энацерус.

И сразу же вокруг ее головы надулся прозрачный пузырь, плотный и переливающийся. Ее волосы туда не поместились, но, вдохнув, она торжествующе улыбнулась Драко. Он пожал плечами и протянул:

— Всем иногда везет.

Закатив глаза, Грейнджер повторила заклинание на Поттере и Уизли. Закончив, она подошла к Драко и вскинула палочку.

Он не сдержался. Дернулся. Возможно, он никогда не сможет избавиться от инстинктивной реакции при виде вскинутой палочки.

К досаде Драко, проницательные глаза Грейнджер задержались на его лице, затем скользнули на его правую руку, которая едва-едва дернулась к карману, где лежала палочка. Но она не подала виду, что заметила.

— Готов? — ее голос отдался эхом внутри пузыря.

Драко кивнул. Заклинание едва слетело с палочки, как Поттер сказал:

— Нет, Малфой, я был прав. Они идут сюда.

Они с Уизли уже были на ногах, пузыри, окружающие их головы, а также пузырь Драко раздували их лица, и вся гостиная блестела и искривлялась. Воздух внутри пузыря был прохладным и освежающим и легчайше двигался, как будто Драко оказался на улице ранним весенним днем.

— Как скажешь, — он широким шагом подошел к окну. — Как именно вы хотите выбраться?

— Заклятие исчезновения, — Грейнджер подхватила свою сумочку. — Страта дуо!

Из стены тут же выросли ступеньки, ведущие к высокому подоконнику.

— Наверх, быстрее!

Поттер и Уизли взлетели по ступенькам, и, как только они все уместились на подоконнике, Грейнджер вновь взмахнула палочкой. Ступеньки с грохотом вошли обратно в камень.

Теперь Драко уловил приглушенные голоса за пределами гостиной.

— На вас заклятие исчезновения, — сообщил Поттер. — Я избавлюсь от стекла. Все ясно?.. Начали!

Драко, Уизли и Грейнджер совершили одинаковые движение палочками. Вода за окном прогнулась, словно вокруг него разрастался еще один, но теперь огромный пузырь. Поттер пробормотал: «Диффиндо!» — и вырезал в окне большую квадратную дыру. Стекло с глухим ударом упало на подоконник. — Вперед, — поторопил он. — Быстрее.

— Сначала карта, — Грейнджер сунула ее в сумочку, которой дальше коснулась палочкой, прошептав: «Импервиус!».

Затем они выбрались из окна, спрыгнув в озеро. Их окружала вода, но заклятие исчезновения держалось, позволяя им отойти от замка.

— Вингардиум левиоса, — послышался голос Поттера, приглушенный водой, и толстое квадратное стекло встало на место. Быстрое «Репаро», и края срослись, словно ничего не произошло.

Поттер обернулся и кивнул. Драко вместе с Грейнджер и Уизли поднял палочку: вода ударила в окно гостиной, тотчас утянув их всех обратно к замку. В следующую секунду они уже плыли в противоположном направлении, изо всех сил толкаясь вверх.

Драко оглянулся. Череда окон гостиной Слизерина светилась призрачным сиянием, играя тусклыми бликами на темной воде. Становилась лишь воспоминанием. Через минуту окон уже не было видно.

* * *

Ту ночь они провели в горной пещере в окрестностях Хогсмида. Минус был в том, что пещера оставалась пещерой. Плюс: она была настолько большой, что Драко без труда притворялся, будто проводит ночь отдельно от гриффиндорцев. Те устроились с одной стороны костра, Драко — с противоположной. Они трансфигурировали камни в подушки, а листья — в одеяла. Ночное небо проглядывало сквозь вход в пещеру мазком звездной краски.

Когда Хагрид выпустил их с территории школы через ворота лесничего, Драко собрался аппарировать как можно дальше, но Грейнджер настояла, что нужно остаться, ведь они знали, где здесь можно найти укрытие. А завтра, изменив внешность, она хотела спуститься за припасами в Хогсмид.

— Тебе не кажется, что мы сильно рискуем? — высушивая мантию заклинанием, спросил тогда Поттер, которого еще потряхивало от холодной воды озера.

— Здесь безопаснее, чем в других местах, — отозвалась Грейнджер. — Полно людей, нас не то что не заметят, даже не запомнят. Гостем больше, гостем меньше.

— Ладно, — сдался Драко. — Но утром первым делом свяжемся с Орденом.

Гриффиндорцы обменялись усталыми взглядами, но Драко их проигнорировал.

Только устроившись на ночь в пещере, он понял, насколько вымотался. Трудно было поверить, что свадьба в «Норе» прошла всего лишь несколько часов назад. И все же, когда Драко лег и закрыл глаза, вместо того чтобы сразу провалиться в сон, он услышал шепот гриффиндорцев. Они, вероятно, посчитали, что сидят довольно далеко, но специфический свод пещеры перенаправлял Драко все звуки.

— Если бы мантия была чуть-чуть побольше... — говорил Поттер. — Нам бы это сильно помогло.

— Помнишь, как мы втроем под ней помещались? — прошептал Уизли.

— На первом курсе она казалась огромной, — пробормотала Грейнджер. В ее голосе слышалась улыбка.

«На первом курсе?» — подумал Драко, хмуро глядя в стену. За шесть лет мантии-невидимки превращаются в рухлядь. На сегодняшний день чары уже должны были наполовину расплестись, но, судя по состоянию поттеровской мантии, ее соткали будто на прошлой неделе.

— Пока все идет неплохо, да? — продолжал Уизли. — Всего лишь первый день нашей миссии, а мы уже нашли крестраж. Если продолжим в таком духе, Сами-Знаете-Кто помрет к следующим выходным.

По пещере разнеслись сдавленные смешки.

— Жаль, что не достали клыки, — вздохнул Поттер. — Но мы знаем, где их найти. Если не получится с мечом, можно будет вернуться в Хогвартс или сообщить кому-нибудь из школы, что нам нужен клык.

Двое других гриффиндорцев согласно что-то прошептали, затем последовала короткая пауза.

Ее нарушил Уизли:

— Слушай, Гермиона, я хотел... извиниться. То есть мы оба хотим. Мы не понимали, что для тебя значило Гавнэ... в смысле, Г.А.В.Н.Э.

У Драко ухнуло сердце. Подслушивать враз расхотелось. Он не желал вспоминать ярость и презрение на лице Грейнджер, когда она требовала ответа, как он относился к Добби. Не желал думать о боли, которую заметил в ее глазах, даже блеск слез на словах, что проблемы эльфов имеют прямое к ней отношение.

Всего лишь пару часов назад Драко плыл по озеру, убеждая себя, что ей никогда не было дела до того, называет ли он ее грязнокровкой или нет, что все сказанное им никак на нее не повлияло, так какая разница, что он там говорил.

Он не хотел слушать дальше, но вопреки себе изо всех сил напряг слух. Грейнджер долго не отвечала, и Драко уже показалось, что он не расслышал ее слова. А потом она зашептала:

— Не нужно передо мной извиняться. Я знаю, что вы обо мне беспокоитесь, дело не в этом. Я основала Г.А.В.Н.Э. не из-за того, как относятся ко мне или маглорожденным в принципе. Я основала ее, потому что мы все должны обращать внимание на то, как окружающие друг с другом поступают. И иногда мне просто хочется, чтобы вы отнеслись к этому хоть чуточку серьезнее, даже если... если это...

— Если это Кикимер? — закончил Поттер.

— Именно.

С ума сойти, подумал Драко. До слез переживать из-за домашних эльфов.

Он действительно помнил, каким был Добби до Хогвартса. Эльф носился по дому, заламывая руки, полировал поверхности и наказывал себя, и в детстве Драко это смешило. Его веселил и внешний вид эльфа с ушами как у летучей мыши, и кухонное полотенце в качестве одежды, и что домовику приходилось делать все, что приказывал Драко, какими бы нелепыми или обременительными ни были его запросы. Драко помнил, как заставлял эльфа играть с ним, когда Крэбба и Гойла не было рядом. Сам он притворялся героем, а эльфу отводилась роль страшного монстра, который вторгается на чужую территорию. А после неминуемой победы героя Драко придумывал для Добби задания, свидетельствующие о поражении зла: например, приказывал четыре часа сидеть в темном шкафу. Часа через два Драко проверял, соблюдает ли домовик наказание, просто чтобы упиться странным, невесомым ощущением собственной власти.

Сейчас же эти воспоминания вдруг пробудили какие-то угрызения совести. Но Драко затолкал неприятные ощущения подальше. Ему тогда было лет семь или восемь. Откуда ему было знать, что эльф несчастен? Откуда ему было знать, что эльф вообще может быть несчастен? Если бы домовик не выказывал энтузиазма и услужливости, отец приказал бы отутюжить ему руки.

«Ты серьезно, — раздался в голове гадливый голос, — собираешься посыпать голову пеплом из-за того, как обращался с эльфом в детстве?» Да и вообще, если он чувствовал себя виноватым из-за Добби, подумать только, что будет дальше? Переживать, что случайно отправил Кэти Белл в Мунго или отравил Уизли? Драко никогда не позволял себе зацикливаться на этих происшествиях — какой смысл в чувстве вины? Он знал, что они либо поправятся, либо умрут, и результат никак не зависел от того, чувствовал он себя виноватым или нет.

Кроме того, Драко в то время беспокоился о собственной смерти. «У моих поступков были причины», — подумал он с оттенком праведного негодования. Должен ли он был испытывать чувство вины за то, что ценил свою жизнь выше? Неужели люди вроде Грейнджер хотели, чтобы все падали ниц друг перед другом, никогда не думая о себе?

Не потому ли она напялила на себя диадему?

Драко зажмурился крепче, за веками вспыхнули странные тени из многоугольников. «Очисти разум», — произносила Беллатриса, обучая его окклюменции. Избавься от всего. Закройся от мира, чувства вины, сомнений, стыда. У Драко получилось очистить голову от всего, кроме одного образа, никак не желавшего пропадать. Лица Грейнджер, когда она венчала себя диадемой, испуганного, но вызывающего.

Когда Гермиона проснулась, Малфой куда-то исчез.

Его отсутствие она заметила сразу же. Прищурившись на устье пещеры и проглядывающий оттуда ярко-синий кружок неба размером с галлеон, она поняла, что у входа больше не корчилась темная фигура.

Трансфигурированные подушки исчезли. Одеяла тоже. Как и высокий парень, целенаправленно и даже отчасти капризно отвернувшийся от них вечером.

Гермиона в мгновение ока оказалась на ногах. «Нет, — думала она, торопливо пробираясь на выход, но стараясь не разбудить Гарри и Рона, — Малфой ведь не сбежал?» Голову заполонили мысли о карте и мантии. Желая уберечь диадему, которая лежала в бисерной сумочке в ее кармане, Гермиона всю ночь спала клубком. В кармане чувствовался тяжелый шарик, так что Малфой не мог стащить у них всё.

Гермиона высунулась из пещеры. До Хогсмида было пятнадцать минут пешком, деревня лежала у подножия извилистой каменистой тропы, и на ее улицах уже можно было увидеть первых проснувшихся. Похороны должны были начаться поздним утром.

Малфоя нигде не было видно.

Он вышел прогуляться, убеждала себя Гермиона. Ничего страшного. Поднялся вверх по тропинке проветрить голову.

Получалось у нее не очень. Он хотел уйти, едва они переместились к школе. Неужели беспокойство за родителей ночью усилилось настолько, что погнало его на поиски в одиночку? Предположение вполне выдерживало критику. В конце концов, ради родителей он предал Волдеморта.

— Малфой? — позвала Гермиона, не смея слишком сильно повысить голос. Кто знал, не разносится ли эхом звук в этих предгорьях. — Малфой... ты здесь?

Ветер был ей ответом.

Гермиона уже собиралась вернуться в пещеру, когда услышала низкий голос:

— Чего тебе, Грейнджер? Испугалась, что я сбежал и выдал вас?

Она медленно выдохнула и повернулась на голос.

— Хорошо, что ты остался. Сбежать было бы...

— ...глупо, ага. Поэтому я все еще здесь.

Дезиллюминационное Малфоя развеялось, и он проступил в поле зрения снизу вверх: мятая ото сна мантия, темная палочка в руках, узкие плечи, прижатые к валуну на склоне горы. Когда и его лицо, от острого подбородка до светлых волос, появилось вновь, Гермиона задержала на нем взгляд, хмурясь. Показалось, в его внешности что-то изменилось. Стало не таким знакомым. В Хогвартсе его лицо, поведение, все в нем было не более чем воплощением ее неприязни. Теперь она смотрела на царапину на его виске, ту, что он получил, когда сбил ее с ног, и, вместо того чтобы видеть ранку, чувствовала противоречие. Гермиона взглянула в его светлые глаза, холодные и яркие на утреннем солнце, и вспомнила его обеспокоенный вид в комнате Рона, когда заметила его метку.

Какая-то лицевая слепота, подумала она, отводя глаза. Какой-то частью он стал для нее невидим или же — непонятен.

— Ладно, — отозвалась Гермиона. — И, между прочим, я не думала, что ты побежал нас выдавать.

— Да ну? Даже на секунду не засомневалась? Не проверила, что мантия осталась в твоей сумке?

У Гермионы вспыхнули щеки.

— Я... это не то...

Малфой невесело хмыкнул:

— Так и думал.

— Ты сделал бы то же самое, — оправилась Гермиона. — Ты постоянно думаешь о нас хуже некуда, а мы ведь только и делали, что пытались тебе помочь.

Задумавшись на секунду, Малфой пожал плечами и пригладил волосы.

Гермиона вздохнула. Разговор вышел не особо продуктивным.

— Я иду в деревню за всем необходимым. Передай, пожалуйста, это Гарри и Рону, когда они проснутся.

И она отправилась в Хогсмид, не дожидаясь ответа.

На место она прибыла, уже полностью изменив внешность. Ее волосы стали короткими, мягкими и каштановыми, кожа значительно посветлела, а черты лица изменились до такой степени, что она с трудом узнавала себя в зеркальце, которое взяла с собой. Основная масса жителей деревни, похоже, завтракала в «Трех метлах», у входа в которые устроили веранду, до отказа забитую посетителями. Гермиона решила попытать счастья в «Кабаньей голове», купить там сливочное пиво и тыквенный сок, но даже в обычно пустующем трактире яблоку негде было упасть. Когда она попросила у бармена две дюжины бутылок сливочного пива и две бочки тыквенного сока, он зыркнул на нее так свирепо, что она отступила на шаг.

И только когда он шлепнул тряпкой по стойке бара и нырнул в кладовую, Гермиона поняла, отчего у нее заколотилось сердце. Она помнила эти глаза — пронзительно-синие. Они смотрели на нее неделю назад с лица Альбуса Дамблдора, когда тот помог ей залезть на фестрала.

Бармен вернулся из кладовки с небольшой тележкой.

— И как ты собираешься это тащить? — прохрипел он, когда Гермиона передала ему пригоршню серебра. — У меня нет времени катать тележку по всей деревне.

— Спасибо, не нужно, — торопливо откликнулась Гермиона, нагнувшись. Она отлевитировала сперва бочки, а затем и коробки сливочного пива в бисерную сумочку. Бармен наблюдал за ней с долей любопытства. Выпрямившись, Гермиона вернулась к мимолетной мысли: — Простите, но я хотела бы спросить... сэр, а вы случайно не... родственник?..

— За вами очередь, мисс! — рявкнул бармен.

Гермионе тут же стало стыдно. Сегодня ведь хоронят профессора Дамблдора. Если этот мужчина и состоял с ним в родстве, он и так переживал не лучший день, а она тут лишний раз напомнила ему о трагедии. — Да, конечно. Извините.

Не успела она договорить извинение, как бармен обратился к следующему посетителю. Гермиона со вздохом вышла на улицу.

К тому времени, как она миновала очереди в местных бакалеях и «Сладком королевстве», волшебники уже начали подтягиваться в Хогвартс. Она направилась в противоположную сторону обратно к калитке. Оказавшись среди гор, Гермиона остановилась, чтобы наложить замораживающие чары на скоропортящиеся продукты и стереть чужую личину.

К ее возвращению в пещере царила напряженная тишина. Малфой опирался на стену, скрестив руки, с довольно грозным видом. Гарри с Роном мрачно переговаривались вполголоса, но, увидев ее, просияли.

— Наконец-то, — обрадовался Рон. — Почему так долго?

— Там везде такие очереди, вы не поверите. Извините, вы, наверное, умираете с голоду. Сейчас. — Присев, Гермиона выудила из сумочки четыре полноценных завтрака из крохотного кафе, которое было пристроено к бакалейной лавке. Разложила тарелки с яичницей-болтуньей, толстым беконом и намазанными маслом тостами, от которых на прохладе пошел пар.

Рон даже застонал.

— Гермиона, я тебя люблю. — Он подхватил свою порцию и принялся споро закидывать яичницу в рот.

У Гермионы вмиг потяжелело на сердце.

— Ну, я... мы не ужинали, так что я решила... гм.

— Спасибо, — раздалось тихое из-за ее плеча. Гермиона с удивлением оглянулась, но Малфой уже выходил из пещеры с тарелкой в руках.

Она с любопытством проводила его взглядом, а потом села рядом с Гарри и Роном.

— Что с ним такое?

Гарри недобро посмотрел в сторону выхода из пещеры.

— Жаловался, что ты долго ходишь, и не замолкал про своих родителей. Так что я высказал ему, что про них думаю, пусть хоть провалятся.

— Гарри, ну зачем... — Гермиона со вздохом покосилась на Рона. — А ты и поддержал.

Рон ответил ей недоверчивым взглядом.

— Конечно, — невнятно буркнул он с набитым ртом. Дожевал и продолжил: — Гермиона, еще скажи, ты забыла, как Люциус Малфой пытался нас убить. По-настоящему, своей же рукой.

Гарри кивнул с необычайно ожесточенным видом.

— Я помню, что именно он сказал в Отделе тайн. Все еще слышу это его «А прочих можете убить, если понадобится». Как будто для него убить вас двоих, или Луну, Невилла, или... или Джинни — все равно что чихнуть.

— Понимаю. — Вздох Гермионы. — Он ужасный человек, но выводить Малфоя бессмысленно и не нужно.

Рон повел плечами.

— Да какая разница? Через пару часов от него избавимся, никто скучать не будет.

Гермиона понизила голос:

— Не знаю, Рон. Ты представлял, что нам делать, если не получится вернуть его родителям? — и она замялась. — Вдруг их перевели в убежище, до которого мы не доберемся, потому что его нельзя нанести на карту, или оно под усиленной охраной, или... или если с ними что-то случилось...

Минуту все помолчали.

— Ага. Я думал об этом вчера в Выручай-комнате, — признался Гарри. — Да и искать крестражи будет безопаснее, если мы сможем держать его на виду.

— Что, в пещере? — заозирался по сторонам Рон.

— Нет, я имею в виду с нами.

Повисла тишина. Рон с разинутым ртом переводил взгляд с Гарри на Гермиону.

И, наконец, обрел дар речи.

— Вы издеваетесь. Правда же? Я не собираюсь шататься по стране вместе с этим крысенышем! Ни за что на свете. После того, что он сделал с Биллом?

— Я понимаю, Рон, — успокаивающим тоном сказала Гермиона. — Да, хорошего в этом мало. Но... он ведь уже умудрился нам помочь. Если с нами будет кто-то с другим взглядом на мир...

— Мы и без него обойдемся, — горячился Рон. — Тем более с диадемой.

Гермиона задумалась над этим предположением, рука сама потянулась к сумочке. Им следовало относиться к крестражу с осторожностью. Она читала, что опасно к нему привязываться или на него полагаться, даже говорила об этом Гарри и Рону пару дней назад... а сама все же с тоской вспоминала о подаренной диадемой ясности ума. Она пригодилась им вчера точно в нужный час.

— Но диадема не поможет с тем, чего мы в принципе не знаем, — высказал дельную мысль Гарри.

— Это правда, — согласилась Гермиона. — Диадема похожа на Омут памяти: помогает разобраться в собственных мыслях, но не расскажет больше, чем ты сам знаешь. А вот Малфой, возможно, поделится информацией о Пожирателях. Да Мерлина ради, его отцу доверили хранить крестраж! Он вполне может знать что-то полезное, но не понимать этого.

Рон вздохнул, бросив взгляд на устье пещеры.

— Ну да, но я не...

Его оборвал звук — да такой, что все трое подпрыгнули. В пещеру долетел смутный голос, но эхо не позволило разобрать слова.

Гарри и Рон схватились за палочки.

— Что это? — спросил Гарри.

Вскинув руку, Гермиона прислушалась. Голос произнес нечто знакомое. Имя.

— Это похороны, — негромко сообщила она. — Кто-то выступает с речью.

Она покосилась на Гарри, которого словно ударили под дых. Он с видимым трудом сглотнул и опустил глаза на свою тарелку. Машинально схватился за вилку и закинул яичницу в рот.

Гермиона пересеклась взглядом с Роном, и тот слегка покачал головой, показывая, что не стоит спрашивать Гарри, как он себя чувствует. Гермиона вздохнула. В таких делах она привыкла полагаться на чутье Рона.

Прошло пять, затем десять минут, время от времени извне доносились слова. «Несомненное влияние… достижения… волшебном мире». В конце концов Рон поставил пустую тарелку на пол.

— Вы же не думаете, что кто-то из Ордена пришел на похороны? — это явно его тревожило. — То есть Пожиратели не допустили бы, чтобы Орден устроил на похоронах встречу, а теперь, раз Министерство пало, они запросто изобретут какой-нибудь предлог, чтобы схватить нас, да?

— Да, ты прав, — подтвердила Гермиона, ободряюще улыбнувшись Рону, — но и в Ордене это понимают. Миссис Уизли, после вчерашнего-то, ни за что не пустит твоих на похороны.

— Ага. Не пустит, — Рон, казалось, чуть приободрился. — Но, черт возьми, как думаете, Сами-Знаете-Кто лично убил Скримджера?

— Он не смог бы, — ответил Гарри и поднял голову. — Он за границей. Я собирался вам сказать.

— Откуда ты знаешь? — вытаращился Рон.

— Помнишь, ты слышал, как я говорю во сне? Про Грегоровича? В общем, Грегорович — мастер волшебных палочек. Крам рассказал мне об этом на свадьбе. А Волд...

— Не говори! — перебил Рон.

Гарри испустил раздраженный вздох:

— Ладно, но послушайте: он ищет Грегоровича. Не знаю, где он точно, но не в Британии.

— Я не понимаю. — Сердце у Гермионы застучало быстрее прежнего. Гарри вновь говорил тем самым жутким тоном, со стопроцентной уверенностью. — Ты имеешь в виду, шрам тебе это показал?

Он избегал смотреть ей в глаза, что только подтвердило ее подозрения.

— Но эта связь должна быть заблокирована! Ты не должен ничего видеть!

— Да неважно, — нетерпеливо оборвал Гарри. — Гермиона, говорю тебе, он разыскивает создателей палочек. Это важно. Той ночью, когда я улетел с Тисовой улицы, когда ты... мы думали, ты... — он покачал головой. — Я видел его той ночью, мы сражались, и моя палочка повела себя странно, ясно? Она выпустила заклинание по своей воле. И выиграла у него. А после этого, позже, он пытал Олливандера. Был в бешенстве. Разве ты не понимаешь? Олливандер уже у него, а теперь он заинтересовался Грегоровичем.

— Я... я не... — У Гермионы закружилась голова. — Во-первых, палочка не может действовать сама. Так просто не...

— Я же сказал, она...

— Эй вы.

Они подняли головы. У входа в пещеру стоял Малфой.

— Что? — грубо отозвался Рон.

Малфой молча кивнул головой на выход.

— Мы еще не готовы, Малфой, — ответил на это Гарри. — Пара минут разницы не сде...

— Я не об этом, Поттер. Вы захотите это послушать.

Они втроем переглянулись и последовали за Малфоем.

С тропинки у пещеры они увидели собравшуюся на территории Хогвартса толпу, море черных мантий. Голос, доносящийся по воде, слышался внятно, четко. Гермиона тут же поняла, что траурную речь читал кто-то другой. Тот голос был старым и хриплым, новый же звучал моложе, мощнее и явно гнусавил.

— ...уверяю: предполагаемые конфликты Дамблдора с Министерством придумали недобросовестные журналисты. Перед смертью Дамблдор тесно с нами сотрудничал, совместными силами мы искали способ обезопасить весь волшебный мир.

— Что? — Гарри аж подавился.

Гермиона шикнула на него, чтобы не мешал слушать.

— Альбус Дамблдор, директор, отдававший работе всего себя, — продолжал голос, — верил, что наилучшее решение для наших детей — это введение политики обязательного посещения школы Хогвартс. Здесь они окажутся под защитой множества способных преподавателей, а также регулируемых Министерством чар и охранных заклинаний. В ближайшие недели Министерство разошлет по всей стране регистрационные формы, чтобы учесть каждого ребенка в волшебной Британии, и запросит его местонахождение и основную демографическую информацию.

Малфой тихонько хмыкнул. Гермиона покосилась на него, но он неотрывно смотрел на церемонию похорон и маленькие черные фигурки во главе толпы.

— Помимо этого... — говоривший вздохнул. — Мы искренне сожалеем, что приходится озвучить эту новость во время столь мрачного события, но мы делаем это с полным осознанием того, что в это неспокойное время от Министерства требуются немедленные и решительные меры. С прискорбием сообщаем, что по результатам нашего расследования смерть Альбуса Дамблдора произошла отнюдь не естественным образом, как считалось изначально. Мы подтверждаем, что причиной его смерти послужило Убивающее заклинание. Тогда как...

По озеру разнесся гвалт толпы, но голоса, не усиленные заклинанием, звучали в десять раз тише, чем речь оратора.

— Тогда как, — повторил он, — мы обладаем малой долей информации об обстоятельствах смерти Альбуса Дамблдора, нам абсолютно точно известно, что в ночь трагедии его сопровождал Гарри Поттер, неуравновешенный субъект, которого годами преследуют загадочные смерти и так называемые несчастные случаи...

У Гермионы поневоле вырвался невнятный крик.

— Нет! — взревел Рон. Стоящий рядом Гарри окаменел.

Гермиона набросилась на Малфоя:

— Кто это? Кто выступает?

— Пий Толстоватый, — отозвался Малфой. — Раньше был главой Отдела магического правопорядка. Сказали, он теперь министр.

А речь Толстоватого все лилась:

— ...известен своим появлением в конце Турнира Трех Волшебников с трупом своего товарища, Седрика Диггори. Поттер также был причастен к происшествиям, повлекшим смерть одного из учителей Хогвартса, Квиринуса Квиррелла, и постоянную потерю памяти другим преподавателем, известным писателем Гилдероем Локхартом. Эти происшествия особенно примечательны тем, что Поттеру на момент событий было всего одиннадцать лет в первом случае, и двенадцать — во втором.

— В пятнадцать Поттер с несколькими сообщниками незаконно ворвался в Министерство магии, чтобы украсть ценный, секретный артефакт. В этом вторжении участвовало и несколько известных Пожирателей смерти, а закончилось оно гибелью посмертно реабилитированного Сириуса Блэка. У нас есть основания полагать, что Поттер совершил подобный набег на Министерство совсем недавно, на этой неделе, а всего несколько месяцев назад его чуть не исключили из школы Хогвартс из-за использования жестокого Темного проклятия на однокурснике, что едва не закончилось еще одной смертью.

Ногти Гермионы впивались в ладони. Неужели они говорили о Сектумсемпре?

— Откуда они... — начал Рон, но Гарри глухо перебил:

— Снейп. Снейп все им рассказал. И с какой стороны подать материал. Все. — Он безрадостно рассмеялся — Гермиона еще никогда такого не слышала. — Отличное дело против меня составили, да?

Гермиона от ярости едва нашла в себе силы помотать головой. Да как они посмели связать Гарри со смертью Сириуса? А Седрика? После всех испытаний и лишений, выпавших на долю Гарри, услышать, как эти жестокие, злые люди извращают правду...

— Гарри, — ее голос дрожал, — это же... никто в своем уме не поверит...

Но речь Толстоватого кончилась, а Гарри уже шагал в пещеру.

— Пойдем, — бросил он через плечо. — Мы только теряем время.

Рон с Гермионой вновь переглянулись.

— Я с ним поговорю, — едва слышно пообещал Рон.

Гермиона кивнула. Она знала, что в таком состоянии, со сжатыми кулаками, дрожа от гнева, не станет Гарри утешением. Прекрасно понимала, что в толпе у озера найдется полно людей, которые купятся на каждое гнусное слово из уст Толстоватого. Ее способностей лгать сейчас не хватило бы.

Рон ушел за Гарри в пещеру, а Гермиона перевела глаза на Малфоя. Он по-прежнему наблюдал за событиями на дальнем берегу озера. Она проследила за его взглядом и тоже увидела. Поминальная служба подошла к концу, перед толпой появилось нечто длинное и блестящее.

Даже со своего места Гермиона могла сказать, что это была величественная мраморная гробница, белоснежным огнем пылающая на солнце.

Гермиона издалека смотрела на белое пятно, а ее ярость перерастала в невыразимую тоску, которая причиняла такую боль, словно ее разрывало изнутри. Только тогда она поняла, насколько жаждет, чтобы все было иначе. Чтобы она погнала фестрала вперед как раз в нужное время, чтобы спасти Дамблдора. Чтобы Скримджер продержался на день дольше, а они сидели бы в той толпе у озера и могли попрощаться. Чтобы расстилающаяся перед ними дорога не казалась безумно длинной и тернистой.

А затем над водой раздался звук. Высокий мелодичный крик феникса, величественный, но полный боли утраты, а быть может, величественный как раз из-за пронизывающей силы чувства. Звук боли, такой же, какая расцвела в груди Гермионы подобно цветку или же ужасающему синяку. Вслед за тоскливым плачем синее небо клеймом прочертила красно-золотая вспышка. Наблюдая за исчезающим следом Фоукса, последней яркой искрой, оставшейся от Хогвартса и жизни, которую она любила, Гермиона прерывисто задышала. Ей вспоминались взволнованные лица родителей в Косом переулке, кровати с балдахинами в спальне для девочек, пыльный запах библиотеки, Гарри с Роном, смеющиеся вместе с ней на лужайке. Щеки внезапно стали влажными и горячими, из груди вырывались тихие всхлипы. Малфой полуобернулся к ней, но она не прятала лица. Не считала нужным. Гермиона обняла себя, чувствуя, как дернулась диафрагма, как сдавили сердце ребра, как в теле каким-то образом все это держится.

Когда песня феникса достигла пика, она обнаружила, что смотрит на Малфоя. Тот успел повернуться к белой гробнице или, может, к самому Хогвартсу. Его губы были полураскрыты, и выглядел он потревоженным. Малфой дышал как человек, очень быстро сбежавший от чего-то неописуемого. Казался моложе.

Плач Фоукса затих. Малфой встретился с ней взглядом — Гермиона не знала, что сказать. Наступила долгая пауза, какая возникает между наложением заклинания и взрывным воздействием. У Гермионы просто физически не получалось ее нарушить. Она смогла лишь едва-едва заметно опустить подбородок. Малфой ответил тем же.

Пять минут спустя они все вместе аппарировали из пещеры. Гермиона знала, что ни она, ни Малфой никогда не заговорят о том моменте. Он остался запечатан в прошлом, как и прежняя жизнь.

* * *

Хлопок.

Они оказались в маленьком, но роскошном кабинете. На двух одинаковых столах возвышались стопки бумаг, а из-за них с возгласами вскочили на ноги два одинаковых парня.

Драко, повернувшись к окну, взмахнул палочкой. Шторы задернулись, пряча солнечный свет. Поттер то же самое проделал с дверью, и та захлопнулась, скрыв табличку «Всевозможные волшебные вредилки», Фред и Джордж Уизли, основатели».

Близнецы быстро оправились от удивления. Первым делом они рванули к брату и стиснули в крепких объятиях. Потом осмотрели Поттера и Грейнджер, похлопали их по спине. Взглянули на Драко и неохотно кивнули, и он бездумно кивнул в ответ, все еще переваривая впечатления от песни феникса.

— А вы целы и невредимы, — Джордж был впечатлен. — Сбежали без проблем?

— А вы нет? — тут же откликнулся младший Уизли.

— Мы остались, — ответил Фред. — Не хотели бросать семью. У них все хорошо.

— Пожиратели видели упыря, — сообщил Джордж. — Ты хорошо над ним постарался. Они и за деньги к нему не подошли бы. Отвратительное зрелище.

— Класс, — отозвался Уизли.

— А остальные? — Беспокойство Грейнджер никуда не делось. Щеки у нее оставались покрасневшими, а глаза — опухшими.

— Ну, нас всех допрашивали, — поделился Фред. — Не один час. — Заметив выражение ее лица, он тут же добавил: — Не пытали, ничего такого. Угрожали через слово, и Джордж получил по роже за разговорчики, но сам напросился. Идиот.

Джордж улыбнулся во все зубы:

— Скажу лишь, что он и правда был похож на помесь лысого кота и картошки.

Драко наконец обрел голос:

— А мои родители? Они у Кингсли?

— Кингсли? — переспросил Фред. — Малфой, Пожиратели видели его со мной на метле, когда мы забирали Гарри с Тисовой улицы. Они в курсе, что он как минимум связан с Орденом. А теперь, раз Министерство на побегушках у Пожирателей смерти, к Кингсли то и дело врываются и допрашивают.

— Тонкс эвакуировала твоих родителей, — пояснил Джордж, — сразу после Хагрида. Такая шустрая, я вам скажу, только ее и видели. Пятнадцать секунд на все про все.

— И? — не вытерпел Драко. — Где они? В каком-то убежище?

Фред вздохнул:

— Разве мы не сказали, что все наши убежища рассекречены? Пожиратели вчера разгромили все дома, которые хоть как-то относились к Ордену. Тонкс не перенесла бы их в место, о котором мы знаем, да и в «Нору» она после этого не вернулась, так что мы понятия не имеем.

— Вы... вы не знаете? — Драко почти кричал. — И как, по-вашему, мне их искать? Где она? Тонкс? Как с ней связаться?

Фред покачал головой, на его лице читалась жалость.

— Ты не слушаешь, Малфой. Тонкс, Кингсли и наш отец — единственные члены Ордена, которые по-прежнему работают в Министерстве, она вообще беременна от Люпина. А он — представь себе! — тоже известный член Ордена. Да с них глаз не спустят.

На плечи Драко словно накинули ледяной плащ. Перед глазами в который раз встали зачарованные лица родителей, которые суматошно искали его в толпе на свадьбе. А теперь они неизвестно где. У него не было ни малейшего представления, как их найти, в безопасности ли они, как и не было возможности сообщить им, что он сам жив и здоров. Мать наверняка сходила с ума от беспокойства.

Драко поймал себя на том, что почему-то косится на Грейнджер. Она сама поглядывала на него с беспокойством — теперь он это понял. С таким же выражением она наблюдала за Поттером во время речи Толстоватого.

Драко быстро устремил глаза на элегантный ковер, пытаясь придумать какой-нибудь план, какой-нибудь выход из ситуации. Да ради Мерлина, он протащил в Хогвартс Пожирателей под самым носом у Дамблдора. Неужели не решит и эту проблему?

— Погодите, — опомнился Уизли, но Драко едва ли его слушал. — То есть вы говорите... но это же звучит так, будто с Орденом покончено!

— Не совсем, — не согласился Джордж. — Тем из нас, кто все еще притворяется приличными членами нашего нового общества во главе с Пожирателями смерти, — он театрально одернул полы пиджака из драконьей кожи, — приходится притворяться, это да. Но мы придумаем что-нибудь, чтобы они не расслаблялись. Надеюсь, получится донести правду до как можно большего числа людей.

Фред пожал плечами.

— А если попадемся — точнее, когда попадемся, это вопрос времени — мы просто ударимся в бега. Вещи уже собрали. На всякий случай. В лучшем случае соберемся где-нибудь с другими членами Ордена и организуем нормальное подпольное сопротивление.

Джордж вздохнул:

— Но это рискованно. Пожиратели, которые пришли к родителям Тонкс, были... скажем, не такими вежливыми, как наши.

— Не такими вежливыми? — резко отреагировал Поттер. — Что им сделали?

— Угостили Круциатусом, естественно, — отозвался Фред.

У Драко пересохло во рту. Рука, свободно обхватывающая палочку в кармане, сжалась. По телу прошло странное покалывание, будто по всей коже забегали муравьи. За спиной почувствовался деревянный пол. Драко услышал крики матери и недовольное лордовское «сопляк».

Младший Уизли громко чертыхнулся.

— С ними все нормально?

— Мы не знаем, — ответил Джордж. — Связываться стало сложно. Никто не рискует посылать Патронуса. Пожиратели обещали заявляться без предупреждения. Были тут три часа назад, заставили сжечь все товары с намеками на Сами-Знаете-Кого. Кстати говоря... как раз вспомнил. Вы все полные идиоты.

— Редкостные остолопы, — добавил Джордж.

— Величайшие кретины с флоббер-червями вместо мозгов, — согласился Фред. — Вы чем думали, когда без предупреждения аппарировали в самое известное связью с Орденом здание в Британии?

Драко с такой силой сжимал палочку, что та в любую секунду грозила треснуть. Близнецы были правы. Решение вышло идиотским. Аппарировать с этого момента можно было лишь под мантией Поттера или хотя бы под Дезиллюминационным.

Мысль его встревожила. «С этого момента»... он что, правда собирался остаться с этой троицей? С Поттером, самым разыскиваемым магом в Британии, и его прихлебателями? Но что еще было делать? Чем дальше от Ордена, тем дальше от родителей. Тонкс ведь найдет способ сообщить другим орденцам о своем и их местоположении? А Поттер, Грейнджер и Уизли ведь будут возвращаться в лоно Ордена по ходу своей миссии? Если он уберется от них подальше, то сможет спать спокойнее, но какой в этом смысл без родителей?

— Мы не просто поболтать заглянули. — Поттер покраснел. — Нам нужна помощь.

Лица близнецов посерьезнели, проклюнулась подозрительность.

— Притормози, — вклинился Джордж. — Неужели мы наконец узнаем, о чем вы шушукались все лето?

— Маму чуть удар не хватил, — поделился Фред. — На нас из-за этого пятнадцать минут орали на свадьбе.

— Спасибо, кстати, — добавил Джордж. — Она даже забыла, что мы превратили табличку на торте в свечу «С 78-м Днем рождения».

Уизли фыркнул. Поттер даже не улыбнулся.

— Извините, но мы не можем ничего рассказать. Ради вашей же безопасности.

— Нашей? — возмутился Фред. — Мы, позволь тебе напомнить, на два года старше вас троих, — он покосился на Драко, — ...четверых.

— Мы не изображаем отважных героев, — поспешил сказать Уизли. — Поверьте. Мы просто делаем то, что сказал нам Дамблдор.

С лиц близнецов сошла хмурость. Они обменялись долгим взглядом и синхронно вздохнули.

— Ладно, — смирился Фред.

— Что нужно? — спросил Джордж.

— Гильдия старьевщиков, — перешел к делу Поттер. — Где их найти?

— Гиль... — растерялся Фред. — Зачем она вам?

— Мы... — Поттер пересекся беспомощным взглядом с Грейнджер и Уизли, — пытаемся, э-э, найти кое-что.

— Если ищите какие-нибудь запрещенные артефакты с неприятным запахом, — сказал Джордж, — просто спросите Наземникуса.

— Не получится, — возразил Фред. — Он исч...

— Наземникус! — воскликнула Грейнджер.

Драко подпрыгнул. Остальные повернулись к ней.

— Извините, — она прикрыла рот ладонями, во все глаза глядя на Поттера. — Гарри, помнишь, мы... видели его в Хогсмиде в прошлом году? Что было у него в руках?

Драко понятия не имел, о чем речь, но у Уизли и Поттера теперь тоже округлились глаза. Избранный мальчик быстро взял себя в руки и развернулся к близнецам.

— Как найти Наземникуса?

— Я о том и толкую, Гарри, — мученически ответил Фред. — Он исчез. Залег на дно. Его никто не видел с того дня, как тебя увезли с Тисовой улицы, а он должен был нам кое-что доставить еще в понедельник и в среду. До этого он ни разу нас не кидал.

— Трусливый засранец, — пробормотал Джордж.

— Убыточный засранец, — подхватил Фред.

— Не сквозь землю же он провалился, — запаниковал Поттер. — Куда? Куда он мог деться?

Фред пожал плечами.

— Без понятия. Умотал за границу, может.

— За границу?

— Ага, — вздохнул Джордж, — это же очевидно. Он сбежал той ночью. Бьюсь об заклад, он думает, мы заклеймили его предателем.

— Я вот до сих пор не уверен, что Наземникус ни при чем, — помрачнел Фред. — У меня никогда не было с Земником проблем, но он не... ну, не совсем с нами, если понимаете, о чем я.

— Ага, — поддакнул Джордж. — Дамблдор умер, Орден полуразвалился, да еще Грозный Глаз погиб у него под носом... его ничего не держит. Наземникус сам за себя. Семьи у него нет, друзей тоже, насколько я знаю. Как-то даже грустно. Неудивительно, что он решил сбежать.

Драко показалось, он почувствовал взгляд Уизли, но, когда он остро глянул на того в ответ, рыжий смотрел на своих братьев. В груди Драко вспыхнул пожар возмущения. Не было у него ничего общего с каким-то жалким воришкой. Драко хотел уехать за границу не из-за трусости, а из-за прагматизма. И если уж на то пошло, он не прямо уж так хотел, сколько его вынуждали обстоятельства, и кроме того, он-то все еще не убрался за границу как раз потому, что у него была семья и были друзья, так что Уизли мог подавиться своими бредовыми аналогиями.

В коридоре скрипнул пол. Все в кабинете замерли.

Джордж вполголоса выругался.

— Фред!

Второй близнец, кивнув, схватил Драко и младшего брата, а Джордж — Поттера и Грейнджер. Близнецы крутанулись и с хлопком аппарировали в комнату того же размера и той же отделки, что кабинет. Драко подозревал, они переместились всего лишь в другую часть здания. Они стояли в комнате а-ля гостиная, обставленной яркой, отчасти безвкусной мебелью. Складывалось впечатление, что человек внезапно разбогател, но не представлял, как правильно тратить золото. Ряд фотографий разных Уизли подсказал, что близнецы забрали их в свою квартиру.

— Вы что делаете? — Уизли перевел взгляд с одного брата на другого. — Зачем мы переместились?

Фред уже строчил что-то павлиньим пером на листе пергамента, а Джордж вытаскивал из шкафа чемодан и вынимал из него алую связку ткани и стержней.

— Говорили же, — скороговоркой произнес Фред, — здесь вам небезопасно. Там за дверью мог быть кто угодно. Гарри, вот — как найти Гильдию старьевщиков. — Он протянул Поттеру клочок бумаги.

Джордж сунул Уизли в руки ком ткани.

— Наша палатка. Хотели сами в ней жить, но потом купим другую. Забирайте и кыш из Косого переулка.

— И из Лондона, — добавил Фред.

— Спасибо. С нас должок, — поблагодарил Поттер.

Драко услышал шаги на лестнице и поспешил к Поттеру с Грейнджер, которые уже сцепили руки. Лицо Уизли напряглось. Он, кажется, хотел обнять братьев или что-то сказать, но близнецы, видимо, заметили это, и, отступив, в унисон зашипели:

— Кыш!

— Живо!

— Увидимся, — выдавил Уизли.

Драко схватил за руку Грейнджер, Уизли — Поттера, и прямо перед тем, как они с хлопком аппарировали, в дверь постучали.

* * *

Они вывалились из воздуха на лесной поляне и расцепились.

— Я уверен, им ничего не грозит, — Поттер сразу обратился к Уизли. — Ты хоть раз слышал, чтобы Пожиратели вежливо стучали в дверь?

— Ага, — кивнул Уизли. — Да, я знаю. Все нормально.

— Где мы? — поинтересовался Драко, оглядывая лужайку. — Это что...

— Лес, в котором проходил Чемпионат мира по квиддичу, да, — Грейнджер уже обошла поляну по большому кругу и взмахнула палочкой: в воздухе появились мерцающие пятна.

Драко поежился. Зачем она привела их сюда? Хотела напомнить ему, как они встретились в ночь Чемпионата, когда его отец выступил с Пожирателями? Драко помнил лишь отдельные куски разговора. И в основном — крики из палаточного лагеря, взрывы и как сам стоял на краю леса, за всем этим наблюдая. Помнил, что чувствовал. Тогда он думал, что это было веселое возбуждение, но, оглядываясь назад, Драко осознал, что просто ощущал себя в безопасности, и все. Опасности подвергался кто-то другой, не он сам. Он прятался среди деревьев в темноте и знал, что даже если кто-нибудь из нападающих найдет его, он Малфой, а значит, они пронесутся мимо, возможно, даже почтительно кивнут. Драко был выше опасности.

— Почему сюда? — спросил он.

В его голосе, должно быть, прорезалось нечто странное, потому что Грейнджер оглянулась.

— Просто так. Первым пришло в голову. А что?

Драко пожал плечами.

— Просто спросил.

Грейнджер сузила глаза.

— Будешь так щуриться, Грейнджер, я начну принимать тебя за этого твоего отвратительного кота.

— Не лучшая колкость, Малфой, — Грейнджер отвернулась и вновь взмахнула палочкой. — Теряешь хватку?

— Ох, простите, после ночи в пещере я не слишком остроумен.

Грейнджер засмеялась. По-настоящему засмеялась, ясно, звонко, так, как он еще не слышал.

— Остроумный? Ты правда себя таким считаешь?

Драко окинул ее затылок презрительным взглядом.

— Ладно, я прощу твое невежество, даже если ты не в состоянии понять остроумные шутки. Учитывая, с какой компанией ты водишься...

— Малфой, — вмешался Поттер, — ты займешься наконец чем полезным?

Драко оглянулся на голос. Уизли с Поттером почти закончили разбивать палатку.

— А какой у меня стимул? — поинтересовался он.

Уизли с Поттером одновременно нахмурились и взмахнули палочками. Верхний шест палатки взмыл на положенное место, придав ей форму домика с фронтоном. Ткань была гладкой, малинового цвета и явно дорогой, но в то же время — как и все остальное имущество близнецов — довольно безвкусной. С палатки свисали золотые кисточки, а по всему периметру шла россыпь золотых стежков, словно на стены вырвало гриффиндорского льва. Драко даже думать не хотел о том, что сказал бы отец, узнав, где собирается заночевать его сын.

Нырнув внутрь, Уизли присвистнул.

— Гарри, Гермиона, вы только посмотрите!

— Да, да, не обращайте на меня внимания, — заявил Драко пустой поляне, едва Грейнджер исчезла в палатке вслед за Поттером. — Не стесняйтесь, игнорируйте меня и дальше.

Не дождавшись ответа, Драко закатил глаза и откинул вход в палатку, следуя за гриффиндорцами. Та начиналась удобной гостиной с длинным бархатным диваном и двумя кожаными креслами, половицы блестели, на каминной полке, опять же гордо украшенной фотографиями Уизли, стояло волшебное радио. Все остальные горизонтальные поверхности были завалены товарами, рисунками и тестовыми разработками «Волшебных вредилок Уизли». Пересекая кухню с большой железной печью, Драко заглянул в раскрытые блокноты, которые близнецы оставили на дубовом столе. Страницы были заполнены черновыми идеями будущих проектов, каждый из близнецов оставлял комментарии под предложением другого:

воздушные шары-жвачки?

— ну не знаю, разве что хотим конкурировать с «Друбблс»

— но продаваться в «Сладком королевстве» было бы круто

какие-нибудь карманные дельтапланы?

— может. чтобы складывались, по типу бумажных самолетиков?

— а нам надо знать, как работают самолеты, чтобы такое наколдовать?

— всегда можно спросить папу

— НЕТ

Жевательная хлопушка

— класс! добавить растопырник, чтоб компенсировать повреждения

— ты болван, представь, какой вкус будет у этой штуки

— вот сам тогда и предлагай

Драко поймал себя на том, что его тянет улыбнуться. Пока гриффиндорцы его не видели, он украдкой пробрался в одну из спален. Внутри обнаружилась кровать с балдахином, очень похожая на те, что стояли в спальнях Слизерина, только с красно-золотыми шторами, а не зелеными с серебром. Солнечный свет каскадом проникал сквозь французские окна, вчарованные в стену, освещая приличных размеров матрас, застеленный свежим комплектом белья.

— Тут на всех кроватей хватит, — прокричал Уизли из глубины палатки. — Даже лишняя комната есть. — Он неверяще рассмеялся: — И представлять не хочу, сколько галлеонов они заработали бы в мирное время.

Разложив вещи близнецов по чемоданам, ящикам и комодам и распаковав запасы Грейнджер из бисерной сумочки, они вышли наружу пообедать. Стоял чудесный летний день, довольно теплый, поэтому все сбросили мантии на темную траву и закатали рукава рубашек.

Драко никак не мог решить: то ли присоединиться к остальным, то ли отойти подальше и там уже есть. С одной стороны, он не собирался внушать им ложные представления, будто ему нравится их компания. С другой, сидеть в одиночестве скучно, да выглядеть будет мало того, что по-детски, так еще и откровенно смешно. Он удовлетворился тем, что устроился в их кругу, но как-то боком, отвернувшись, будто пришел лишь полюбоваться деревьями.

Пока они ели томатный суп с кисловатым хлебом, гриффиндорцы больше всего обсуждали Чемпионат мира по квиддичу. Драко опять разрывался. В какой-то момент Уизли с Поттером заспорили о самом захватывающем голе, который забили ирландцы, и, очевидно, забыли о захватывающем маневре Троя, который тот осуществил на двенадцатой минуте. Будь на их месте Крэбб и Гойл, Драко вмешался бы и в красках описал тот финт, но мысль восхищаться квиддичем в компании этих троих казалась глубоко неправильной.

— Мне кажется, что это было очень интересное событие с точки зрения разнообразия, — внесла свою лепту Грейнджер. — Ради чего еще в одном месте может собраться столько волшебников? Я бы хотела пообщаться с людьми из других стран.

— А по-моему, в том году с нас хватило иностранцев, — проворчал Уизли.

У Грейнджер вспыхнули щеки, и Драко понял, о чем говорит Уизли. Вспомнил, как на Святочном балу Грейнджер спустилась по Парадной лестнице с Виктором Крамом, ее волосы были подняты наверх, а голубая мантия словно плыла вокруг и следом за ней. После такого зрелища они с Пэнси минут десять не могли собраться с мыслями. Попытались высмеять Грейнджер, но все колкости сводились ко вкусу Крама и даже мысленно звучали донельзя глупо, поэтому они просто оставили эту тему и отправились искать друзей.

Когда тарелки опустели, разговоры о Кубке подошли к завершению.

— Так что, — начал Уизли, — какой план?

Драко слегка наклонился в сторону гриффиндорцев.

— Чтобы избавиться от диадемы, нам нужен меч, — повторил Поттер. — Но как узнать, куда его дело Министерство?

— Я тоже об этом думала, — призналась Грейнджер. — Мне кажется, в Министерстве меча нет.

— Почему?

— Разве ты не слышал, что сказал Толстоватый? Когда якобы перечислял твои преступления?

Поттер враз помрачнел.

— Это трудно было пропустить, Гермиона.

— Да нет же, я не об этом. Он упомянул Отдел тайн, а потом сказал: «У нас есть основания полагать, что Поттер совершил подобный набег на Министерство совсем недавно, на этой неделе». Я еще подумала, что врать об этом как-то странно, остальные же события и правда имели место, их просто извратили. Ну и вот, что если они ничего не выдумали? Что если из Министерства украли что-то, что связано с тобой?

Драко не поверил своим ушам. Заучивать строчки из учебников — одно, но неужели Грейнджер дословно помнила все, что слышала?

— Но так даже хуже, — не обрадовался Уизли. — Если кто-то умыкнул меч, а мы не знаем кто, мы вообще никогда его не найдем.

Драко покачал головой.

— Пусть будет у кого угодно, лишь бы не у Темного Лорда.

— Да что ты? А может, его стащил Пожиратель?

— Вряд ли, Рон, — присоединилась Грейнджер. — Если бы за мечом пришли Пожиратели, Толстоватый не видел бы в этом проблемы, — она прикусила губу. — Думаю, Малфой прав. Возможно, меч от нас далеко, но мы хотя бы знаем, что из него не сделают крестраж. Уже что-то.

— Прямо-таки знаем? — не сдавался Уизли. — Да, Гермиона, классная теория, но доказательств же никаких.

— Никаких, — эхом откликнулся Поттер.

— Лучше надейтесь, что она права, — высказался Драко. — Если меч в Министерстве, то какие варианты? Помчаться туда не глядя и сделать именно то, о чем они сегодня предупредили тысячу человек?

— Мы придумали бы выход, — сверкнул глазами Поттер.

Драко пожал плечами.

— Да, конечно. И за сколько? За месяц? Если Пожиратели еще не додумались, что вещи Дамблдора валяются в Министерстве, то уж на похоронах их всяко осенило. Завтра вы там уже ничего не найдете — если они станут ждать до завтра.

— Можно воспользоваться диадемой, — предложила Грейнджер.

Все замялись, глядя на сумочку, лежащую между ними на траве. Не дождавшись возражений, Грейнджер достала диадему и водрузила себе на голову.

Как и вчера, диадема разгладила все морщинки тревоги на лице гриффиндорки. Драко стало интересно, не наложила ли известная своим тщеславием когтевранка какие-нибудь чары обаятельности на артефакт. С изящной тиарой на лбу и закрытыми глазами, со встрепанными волосами, подсвеченными полуденным солнцем, Грейнджер внезапно стала похожа на... гораздо больше похожа на ту девушку со Святочного бала.

— Какие-нибудь озарения? — поинтересовался Уизли.

Грейнджер не ответила. Спустя минуту она открыла глаза.

— Не думаю, будто мы что-то упускаем. Никаких очевидных связей, никаких обходных путей, как с клыками василиска. Что касается Министерства: пробраться туда не выйдет без хорошего запаса Оборотного зелья и детально продуманного плана. Нам лучше и правда надеяться, что меч забрал кто-то еще.

— Ну здорово, — буркнул Уизли и упал на траву, уставившись на белые пушистые облака.

— То выступление, — Поттер нахмурился. — Я кое-что не понял. Обязательное посещение Хогвартса? Зачем это?

— Демографические сведения, — ответил ему Драко.

Все взгляды обратились на него.

— Сказали же, что в регистрационные формы включат основную демографическую информацию, — напомнил Драко, вырывая из земли пару травинок и отдирая от их «ствола» длинные зеленые пряди. — То есть статус крови. Отмечаешь, что полукровка, тогда заполняешь статус крови родителей, а если отметишь, что гряз... — Драко смолк. Последовала короткая, но крайне неприятная пауза. — Маглорожденный, — пробормотал он, — в общем... Они узнают.

Драко покосился на гриффиндорцев: те выглядели какими-то потрясенными.

— Что? — огрызнулся он.

Поттер с Уизли тут же посмотрели в стороны. Драко взглянул на Грейнджер, которая сидела с удивленным, любопытным выражением лица — таким же, какое у нее было в комнате Уизли, когда она увидела метку. Удивление, понял Драко, было вызвано тем, что он воздержался от грубости.

К его беспредельному раздражению, щекам стало жарко. Драко насмешливо ей ухмыльнулся, лишь бы что-то изобразить на лице, и вновь опустил глаза на траву в своей ладони, начав раздирать ее с большей запальчивостью.

— Ты слышал, что они обсуждали такой план? — отозвался Поттер. — В прошлом году.

Драко не сдержал издевательского смешка. Возможность снять хоть какое-то напряжение принесла ему облегчение.

— Мерлин, Поттер, ты правда думаешь, что меня в прошлом году посвящали во что-то важное? Я должен был сдохнуть, убивая Дамблдора. Он же легилимент. Сложи два плюс два. — Драко выбросил полную ладонь покромсанных травинок. — Видимо, поэтому Беллатриса хотела научить меня окклюменции, но, если бы Дамблдор действительно пожелал залезть мне в голову, его ничего не остановило бы. — Он покачал головой. Размышляя о произошедшем теперь, Драко решил, что Дамблдор поступил крайне глупо, хотя бы поверхностно не считав его мысли, чтобы убедиться, что он не соврал.

— Тогда откуда ты все знаешь про эти формы? — заинтересовался и Уизли.

Драко пожал плечами.

— Да просто... форма именно это и значит. Демографическая информация. Когда о ней говорят, подразумевают статус крови.

— Я никогда об этом не слышал, — проворчал Уизли.

Драко вскинул бровь.

— Да, ты же вертелся не в тех кругах, Уизли.

— Вот и хорошо, — тот не остался в долгу.

Драко вздохнул. Мерлин, на рыжего никаких моральных сил не хватит.

— Так а... что они сделают, когда узнают... об этом статусе? — спросил Поттер.

— Вот сам и скажи, Поттер. Ясное дело, они составляют список. Не знаю, что они потом с ним придумают, но я не хотел бы в нем оказаться. А ты?

Взгляды Поттера и Уизли обратились на Грейнджер. Та подняла плечи.

— Меня это не сильно касается, — напомнила она, — я же и так в бегах с Гарри Поттером.

У Поттера вырвался смешок.

— И правда, — Уизли видимо подуспокоился.

— Гермиона, — вдруг встрепенулся Поттер. — Ты так и не сняла диадему.

Рука Грейнджер взмыла вверх, к волосам.

— И?

— Не стоит носить ее дольше необходимого.

— Гарри, со мной все нормально. Если бы на ней было проклятие, оно подействовало бы тут же.

— Но она нам сейчас не нужна, — Уизли оглядел диадему с нескрываемым недоверием. — Сними ее уже, а?

— Я не...

Драко просто потянулся и сорвал диадему.

Едва крестраж покинул голову Грейнджер, ее плечи поникли, а на лицо вернулось беспокойство. Она заморгала, словно очнувшись от транса, и одарила Драко раздраженным взглядом.

— Можно было обойтись и без этого, — резковато бросила Грейнджер, перехватывая у него диадему.

Драко не ответил, наблюдая, как она убирает крестраж в сумку. Держала она его уж как-то слишком бережно. Поттер этого не заметил: изучал записку, которую дал ему Фред.

— Раз меч неизвестно где, давайте поищем медальон. Похоже, Гильдия старьевщиков открывается в Косом переулке раз в месяц, в новолуние. — Он вскинул глаза к небу. Луна висела в послеполуденном небе, слегка вытянутая, формой напоминающая ноготь. Поттер нахмурился. — Еще несколько недель ждать. Зато Фред дал нам пароль, чтобы войти в подсобные помещения и поговорить с самими старьевщиками. Пишет, что, если нам нужна информация, придется раскошелиться.

Драко наконец развернулся к гриффиндорцам лицом.

— Ну что... раз уж мне некуда деться от этих ваших... поисков, пока не выясню, где родители, можете заодно рассказать, что вам известно. Как вы узнали об этих крестражах? О какой пещере вы вчера говорили?

Гриффиндорцы обменялись одним из своих Взглядов.

— Ладно, — ответил Поттер. — Мы не так уж много знаем, но...

— Нет, — взвился Уизли.

Три пары глаз сошлись на его веснушчатом лице.

— Слушай, Гарри, извини, но не надо ему ничего рассказывать. А ты, Малфой, как только узнаем, где твои родители, должен согласиться на чары памяти.

Драко выпрямился.

— Что, прости?

Уизли ничуть не смутился.

— Ты меня слышал. Сможешь спокойно залечь на дно, и не возникнет соблазна пойти к Сами-Знаете-Кому, чтоб поделиться новыми знаниями. Знаю, знаю, Дамблдор сказал, ты не можешь вернуться, потому что провалил задание. Но Дамблдор теперь мертв. Не так уж важно, что ты не справился. Может, Сам-Знаешь-Кто все равно тебя примет.

— Рон, — пробормотал Поттер с неловким видом, — ты пытаешься его убедить или что?

— Нет, не пытаюсь. Но он же всю жизнь так думал. Он увязался с нами, потому что это удобно. На крестражи ему плевать. Против Пожирателей или их убеждений он сражаться не собирается. Ведь нет? — и Уизли повернулся к Драко.

Тот сидел в полном ступоре. Открыл рот, но не издал ни звука.

— Видишь? Он молчит! Даже не соврет!

— Рон, — тихо позвала Грейнджер, — ты несправедлив.

— Это я несправедлив? К нему-то?

— Мы ведь знаем, как Сами-Знаете-Кто относится к Пожирателям, — продолжала Грейнджер, не глядя на Драко. — Ты знаешь, что он... — она сглотнула и повторила: — Как он к ним относится. Если бы в тебя так вбивали преданность...

— Но в него не «вбивали», Гермиона, — настаивал Уизли, — он сам выбрал, как ему жить. Посмотри, как он ведет себя с Хагридом. А пятый курс помнишь? Риту Скитер? Разве не ты так злилась из-за этой женщины, что объявила ей войну? Вспомни, как он на всех смотрит. Даже на собственных друзей!

Драко ощутил прилив гнева.

— Откуда тебе знать, как я отношусь к своим друзьям? — сорвался он. В голове не укладывалось, что Уизли сидел и трепался так, как будто Драко его не слышал, но напомнить ему о друзьях, которых он, возможно, никогда больше не увидит, которые считали, что он лежит на кладбище...

— Потому что у нас есть глаза и уши, Малфой, — недоверчиво хохотнул Уизли. — А, ну может, и потому, что на втором курсе мы с Гарри решили поговорить с тобой, чтобы ты не узнал, выпили Оборотное и стали Крэббом и Гойлом. Поэтому мы знаем, где гостиная Слизерина. Мерлин, да ты даже к ним относишься ужасно. И говоришь с ними исключительно о том, какой ты крутой и важный. И в жизни бы не подумал, что буду сочувствовать Крэббу и Гойлу, но даже не представляю, как они тебя терпят.

— Заткнись, — окрысился Драко. — Заткнись и не разевай рот на моих друзей, Уизли. Я предупреждаю тебя. — Драко в мгновение ока оказался на ногах, глядя на сидящих гриффиндорцев. Они тоже поднялись. — Мерлин, да о чем с вами говорить. Один раз пообщались со мной на втором курсе, а теперь думаете, что все понимаете...

— Я понимаю, что ты ради себя из шкуры вылезешь. И знаешь что? — Уизли вскинул руки. — Да пожалуйста. Делай что хочешь. Хочешь быть свиньей — будь. Но не жди, что мы тебе доверимся. — Уизли невесело хмыкнул. — Помнишь, что ты сказал Гермионе, когда мы последний раз были в школе? Ты намекнул, что она даже не ведьма.

— Рон, пожалуйста, не...

— Так что, ты вдруг прыгнул выше головы, а я должен тебя пожалеть? — давил Уизли. — Обойдешься. Хочешь остаться с нами, ладно — пока не вернешься к родителям. Но я не скажу тебе ни слова, а… — он повернулся к Грейнджер и Поттеру, те выглядели обескураженными. — …вы двое, конечно, можете делать что хотите, но, по-моему, вы выставите себя настоящими идиотами, если доверите ему хоть кнат. Я не шучу.

Драко позволил тишине на мгновение продлиться.

— Ты закончил, Уизли? Почувствовал себя крутым парнем?

Тот вновь хохотнул:

— Видите? Слова на ветер.

И он умчался в палатку. Поттер сразу побежал за ним, успев послать панический взгляд Грейнджер. Драко молча ждал, когда она уйдет вслед за остальными. Она осталась.

— Что? Думаешь добавить что-нибудь от себя? По-моему, Уизли прошелся по всем темам.

— Не по всем.

Драко уставился на нее недоверчивым взглядом. Она что, правда собиралась добавить свои пять кнатов?

И Грейнджер добавила, еще как:

— Ты... спас меня на свадьбе.

Бешено бьющееся сердце Драко пропустило удар.

— Метка у тебя никуда не делась. Ты мог вызвать сюда Сам-Знаешь-Кого, и скорее всего он даже простил бы тебя, отдай ты ему Гарри. Но ты не вызвал. Почему?

Драко поднял глаза к голубому небу, отчаянно желая остаться в одиночестве или с родителями, которые знали бы ответы на эти вопросы и молча приняли их, ничего от него не требуя.

Грейнджер вздохнула.

— Вот о чем я пыталась ему сказать. Не только на обличающие вопросы трудно отвечать.

— Грейнджер, не надо мне благодетельствовать, — даже договорив, он не понимал, зачем вообще это сказал. Грейнджер вела себя иначе, чем Уизли. Этим утром на склоне горы он сделал то же самое: он обвинил ее в том, что она думает о нем хуже некуда, вырвал из нее признание. Уж не пытался ли он добиться от нее такого же поведения, как у Уизли? Не пытался ли вытянуть у нее признание, что она тоже всегда будет ненавидеть его, что она никогда не увидит в нем человека, которого можно простить или даже понять?

— Извини, — вырвалось у него. — Я не... не знаю, зачем это сказал.

Они посмотрели друг на друга. Драко осознал, что никогда раньше не извинялся перед гриффиндорцами, возможно, никогда не извинялся ни перед кем из своих одноклассников.

Он смахнул челку с лица. Та отросла и постоянно мелькала перед глазами.

— А твои родители знают, чем ты занимаешься? Знают, что ты можешь просто взять и… например, надеть себе на голову эту штуку, рискуя умереть? Тебе не кажется, что Пожиратели придут за ними, едва тебя заметят с Поттером?

— Конечно придут, — согласилась Грейнджер. — Именно поэтому я их отослала.

— Отос... что?

Она взвесила бисерную сумочку в руке и опустила глаза на свои ботинки.

— Я изменила им память. Родители уехали в Австралию, и если я не сниму заклинание, они больше не вернутся. Там им ничего не грозит.

— Ты же сказала, они в отпуске. Когда мы были у вас дома, ты сказала...

— Я соврала, Малфой.

Он далеко не сразу подобрал слова, но когда выдавил: «Зачем ты...», она перебила:

— Потому что пришлось, очевидно же.

— Но вовсе не обязательно. Ты могла бросить эти безумные поиски и уехать с ними.

— Что, и оставить всех страдать от того, что происходит? — она повысила голос. — Гарри, Рона и всех остальных маглорожденных в стране? Даже если эти «безумные поиски» могут все закончить?

Да, подумал Драко. Ты выбираешь, о чем или о ком заботиться, — и заботишься. Забудь об остальном.

Грейнджер покачала головой.

— Просто не лезь пока к Рону. Он долго остывает. Я... я с ним поговорю.

Она замялась у полога палатки, но нырнула внутрь, не оглядываясь.

Утром, выйдя из палатки с сонным видом и позевывая, Драко застал Грейнджер за вытягиванием колышков из мягкой темной земли.

— Грейнджер. — От его голоса она подпрыгнула. — Пытаешься обрушить на Поттера с Уизли потолок? — Он встал рядом, легонько пнув носком ботинка кучку деревяшек. — Я тебя понимаю, конечно, но ты-то могла от них избавиться еще много лет назад.

— Очень смешно. — Она палочкой направила в кучу еще один колышек. Все лишние элементы и украшения палатки теперь безвольно висели — нетронутой оставалась лишь основная конструкция. — После завтрака мы уходим.

— Что? Зачем?

— Лучше не задерживаться на одном месте. Гарри и Рон со мной согласны. Я говорила с ними вчера вечером.

— Да неужели? А мое мнение не считается?

— Малфой, хватит дуться. Ты все равно был бы в меньшинстве.

Драко ответил сердитым взглядом.

— Я не дуюсь.

— Постоянно.

Это уже не лезло ни в какие ворота — да Грейнджер просто издевалась! Драко шумно фыркнул и скрылся в палатке готовить завтрак.

Он как раз мстительно размазывал масло по тосту, когда за спиной раздалось удивленное «О!».

— Что? — Драко обернулся через плечо.

Грейнджер стояла в проходе с охапкой колышков, удивленная, но довольная.

— Спасибо. Я хотела сама заняться, но теперь перед уходом успею почистить ванную. — Сгрузив деревяшки на столик, она смущенно улыбнулась и направилась на выход. — Сосиски в сумке, кстати. А она на диване.

Драко нахмурился.

— Я не...

Грейнджер уже закрывала дверь.

Драко застыл, беззвучно разевая рот. Не для гриффиндорцев он готовил завтрак. Мерлина ради, он им не дворецкий!

Но теперь, если Грейнджер обнаружит, что Драко не сделал завтрак на всех, это будет выглядеть так, будто он умышленно пошел наперекор, просто потому что. А судя по всему, что он знал о Грейнджер, связываться с ней из-за такой мелочи не стоило — ему же будет хуже.

День начинался просто феноменально. Ругаясь себе под нос о зарвавшихся гриффиндорцах, Драко смазал сковороду маслом и бросил на нее несколько ломтиков хлеба.

Пятнадцать минут спустя, когда зашкворчали сосиски, где-то в палатке отворилась дверь.

— Гермиона, — послышался голос Уизли, — пахнет просто потряса...

Поттер и Уизли вышли из коридорчика и замерли при виде Драко, который раскладывал на тарелке сосиски.

— Э-э, — протянул Поттер, не на шутку встревожившись.

Драко поставил тарелку с сосисками рядом с башней из смазанных маслом тостов, бросил на стол ножи с вилками и сел завтракать. Несколько секунд спустя, когда Поттер с Уизли так и не сели, он сказал:

— Яда не сыпал.

— А-ага, — выдавил Поттер, вместе с Уизли присаживаясь за стол. Драко мрачно подумал, что Грейнджер могла бы все спланировать, лишь бы самоустраниться от готовки.

Однако эта теория потерпела крах: секундой позже Грейнджер вышла из ванной, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами и выражением крайнего отвращения на лице.

— Знаете, — сказала она, садясь за стол, — по-моему, Фред и Джордж что-то химичили в этой ванне. Даже три разных вариации Очищающего заклинания не помогли избавиться от зеленоватой субстанции. Она так и не отлипла.

— Конечно, Грейнджер, — раздался голос Драко, — расскажи побольше о зеленоватой субстанции. Приятного мне аппетита.

Ее губы дрогнули. Грейнджер с достоинством откусила тост, но прежде чем она смогла ответить, их взгляды притянуло к Поттеру. Его рука совершила странное движение, дернувшись ко лбу, который пересекли морщины боли, но сразу же схватилась за вилку.

— Так что, — слишком быстро спросил Поттер, — куда двинемся дальше?

Грейнджер же сощурилась на шрам в виде молнии. Драко понял, что Уизли тоже заметил это движение, но Поттер откусил кусок сосиски, как будто ничего не случилось, и с невинным видом обвел всех глазами.

Уизли, похоже, решил оставить вопросы при себе.

— Гермиона, когда там Гильдия старьевщиков снова вернется в Косой переулок?

— Двадцать четвертого августа, ночью, — ответила Грейнджер, все еще настороженно поглядывая на Поттера. — Нам придется вести себя крайне осмотрительно, там обязательно будет полно учеников Хогвартса.

— У нас есть Оборотное? — спросил Поттер.

— Нет, — отозвалась Грейнджер, — но есть все ингредиенты. Могу заняться им хоть сейчас.

— На это же уйдет целый месяц, — напомнил Уизли. — Мы прошляпим двадцать четвертое.

Грейнджер покусывала губу.

— Я думала, можно трансфигурировать внешность, чтобы пройти к Старьевщикам. Этот вариант не такой безопасный: существует несколько базовых заклинаний обнаружения, которые могут проявить трансфигурацию, — но в магазинчике в Косом переулке не должно быть сильной защиты.

— Нельзя тратить время, — сказал Поттер. — Вдруг медальон у них, но кто-то его купит?

— Вот-вот, — поддакнул Уизли. — Значит, с трансфигурацией решили.

— Насчет того, куда двигаться дальше... — размышляла Грейнджер, — у нас нет никаких реальных зацепок по мечу.

— А чаша? — поинтересовался Уизли. — Она ведь должна быть там, где оставил ее Сами-Знаете-Кто. Можно воссоздать его шаги. Начать с при... — он покосился на Драко. — Места, где он вырос?

Поттер задумался на секунду.

— Вряд ли он оставил крестраж там. Он ненавидел это место.

— Все равно, — настаивал Уизли, — может, найдем какой-нибудь след.

— Кто знает. Можем проверить.

Драко следил за их разговором с нарастающим негодованием. Видимо, вот оно, его ближайшее будущее: трио гриффиндорцев решает, что делать и куда идти, пока он сидит и ждет, куда еще его потащат. Да и Уизли выставил себя полным идиотом, описательно упомянув место, куда Драко все равно в конце концов попадет.

А если они думали, что он будет готовить три раза в день, прибирать за ними и ждать, пока его спросят, то крупно ошибались. Драко резко встал с места, скинул тарелку в раковину и выскочил из палатки, стараясь — безуспешно — додуматься, куда же Тонкс отвела родителей.

Пару минут спустя из дверного проема высунулась Грейнджер.

— В чем дело?

— В чем дело? Помимо того, что Темный Лорд захватил Министерство, мои родители пропали, а вы, орденцы, разбежались кто куда?

— Да. Помимо этого, — и она замялась. — Ты не доел.

— Я наелся, Грейнджер. Ты мне кто, мать?

Она ощетинилась.

— Мне просто показалось, что ты разозлился, но если хочешь вести себя как ребенок, то пожалуйста...

— Я не веду себя как ребенок. Это вы трое ведете себя так, будто меня здесь нет.

В ее смешке послышалось недоверие:

— И когда это мы так делали? Гарри спрашивал каждого, есть ли идеи, куда нам идти. Включая тебя. Не мы виноваты, если тебе нечего было предложить.

— Если бы меня спросили...

Грейнджер шумно вздохнула:

— Малфой, мы не собираемся заглядывать тебе в рот. Мы не Крэбб и Гойл. Если есть идея, просто выскажи ее.

— Я не просил «заглядывать мне в рот». Просто... они... они даже спасибо за завтрак не сказали.

Лицо у Драко вспыхнуло. Его разозлило, как мелочно прозвучала эта претензия. Дело было не в их благодарности, а в человеческом отношении. Если Поттер c Уизли не могли выдавить из себя хотя бы спасибо за завтрак, как им всем пережить недели совместного побега, предположительно уклоняясь от Пожирателей смерти и справляясь со смертельными чарами? Что делать Драко с мучительной неловкостью Поттера и открытым недоверием Уизли — притвориться, что у них не было совместного прошлого?

Грейнджер не поймет, что он имеет в виду. Посчитает глупым ребенком, который ждет похвалы за такое простое задание, как приготовить завтрак.

Вот только когда Драко взглянул на нее, с ее лица ушло всякое раздражение. Она помолчала немного, прежде чем заговорить, понизив голос:

— Я понимаю, нам всем неудобно. Слушай, я стараюсь, Малфой, и я вижу, что ты стараешься, и я... мы это ценим, ясно? Они тоже стараются, поверь. Я говорила с Роном вчера вечером, и он… он просто защищает Гарри. Но чем дольше ты здесь, чем дольше он видит, что ему не о чем беспокоиться… — Грейнджер переступила с ноги на ногу, ей и самой было неловко. — Станет проще.

Драко открыл и закрыл рот. Он уже подбирал ядовитые возражения, будучи уверен, что она осыплет его насмешками. Но Грейнджер его поняла. И на это он не нашелся что ответить.

— В общем, — сказала она, — по-моему, завтрак был очень вкусным, поэтому спасибо.

И Грейнджер нырнула в палатку, оставив Драко смотреть ей вслед.

Полчаса спустя палатку свернули и убрали в сумку Грейнджер. Уизли с Поттером растягивали мантию-невидимку, пытаясь определить, смогут ли они аппарировать под ней, и если да, то скольким из них это удастся.

Грейнджер коснулась макушки Уизли палочкой, накладывая Дезиллюминационное заклинание, и поспешила отойти на несколько шагов.

— Рон, сделай резкое движение. Хочу узнать, насколько чары видно при дневном свете.

Пока те двое проводили тесты, Драко наблюдал, как сквозь пальцы Поттера струится мантия.

— Эта мантия, Поттер.

— Что с ней? — отозвался тот.

— Где ты ее достал?

Поттер пожал плечами.

— От отца.

Драко нахмурился. От отца? Но как такое возможно? Разве Драко ребенком не приставал к мистеру Горбину из-за стеллажа с мантиями, очарованный ими, и разве не сказал ему Горбин, что к десяти годам мантия и вправду заимеет множество дырок, а к пятнадцати станет настолько перелатана чарами, что потребуется ее заменить?

Но не успел он спросить об этом Поттера, как тот ойкнул и схватился за лоб. Показалось, он не контролирует ни руку, ни свое тело в целом. В следующую секунду Поттер рухнул на колени.

— Гарри! — в один голос вскричали Грейнджер с Уизли. Гриффиндорка, вместе с невидимой по большей части фигурой Уизли, тут же рванула к Поттеру. Драко тоже инстинктивно шагнул к нему, не зная, что происходит.

— Что там? — поторопился узнать Уизли. — Что ты видишь?

— Ничего, — выдавил Поттер сквозь сжатые зубы. — Ничего... нового. Волдеморт ищет Грегоровича. Он...

ХЛОП.

Драко тотчас вытащил палочку. Грейнджер с Уизли вскочили, за ними с трудом поднялся Поттер, одной рукой стискивая мантию, другую все так же прижимая ко лбу. Это был не резкий хлопок аппарации, а что-то похожее на низкое звучание от трещины, расколовшей лед на озере.

— Что это? — запаниковала Грейнджер. — Что...

— Защитные чары, — ответил ей Поттер.

И тут же по поляне разнеслось множественное хлоп, хлоп, хлоп настоящей аппарации. Среди деревьев возникали фигуры.

Драко собирался поднять палочку, но при первом же хлопке на него упало нечто легкое, тонкое — мантия-невидимка. Поттер, Грейнджер и Уизли под Дезиллюминационным уже посылали заклинания, проносящиеся в воздухе к деревьям. В сторону двух видимых глазу гриффиндорцев возвращались лучи света.

— Протего! — закричал Поттер, рассекая палочкой воздух, и в лес отскочило Оглушающее, а затем раздался сдавленный крик.

Драко рванул к гриффиндорцам и схватил Поттера и Грейнджер за руки.

— Хватай Уизли! — рявкнул он, и Грейнджер послушалась.

Драко тут же крутанулся, и они исчезли, оставив позади солнечную поляну и снова появившись в роще вечнозеленых деревьев. Мантия соскользнула на землю. Драко подхватил ее в воздухе, оглядываясь на остальных. Прежде ему никогда не доводилось выполнять парную аппарацию, но никто, кажется, не пострадал, разве что были растеряны.

— Как? — Грейнджер не хватало воздуха. — Как они нас нашли?

И она, и Уизли с ужасом смотрели на Поттера.

Тот сглотнул.

— Я... вы же не думаете...

Его рука метнулась ко лбу, к шраму-молнии.

Все помолчали. Птицы на деревьях, прежде замолкшие при появлении чужаков, вновь начинали петь.

— А в Хогвартсе он тоже болел? — спросила Грейнджер. — А в день свадьбы, когда они узнали, что мы в замке?

— Он... ага. Немного.

Грейнджер и Уизли с тревогой переглянулись.

— Но шрам болит сильно только последнее время! — прибавил он скороговоркой. — Я ничего не видел в тот раз, но точно знаю, что он был счастлив. В смысле, как иначе. Министерство ведь пало.

— О чем вы говорите? — встрял Драко, безотрывно глядя на лоб Поттера. — Что не так с твоим шрамом?

— Через него я вижу, что он задумал, — сказал Поттер, — или узнаю, что он чувствует. Это у меня уже много лет. Скажем так, связь.

— То есть в твоей голове сидит Темный Лорд? — Драко невольно отступил. — Он может знать все, что здесь происходит?

— Связь обычно односторонняя, — пояснил Поттер. — Только однажды он... проник внутрь... — он помотал головой и поправил очки. — Дамблдор думал, что он не станет это повторять, потому что боль слишком сильная. Это случилось в Министерстве в конце пятого курса.

— Это плохо, — голос Грейнджер стал резким, тонким. — Нет, это очень, очень плохо.

— Все нормально, — Уизли торопливо подошел к ней и положил руку на спину. Драко наблюдал, как Грейнджер, быстро моргая, запрокинула голову к пересекающимся сосновым ветвям, проводя дрожащими руками по взъерошенным волосам.

Он поймал взгляд Уизли. Тот почему-то с прищуром смотрел на Драко. Пришлось поспешно отвернуться от их парочки.

— Но я не понимаю, — вновь заговорила Грейнджер. — Даже если он пользуется связью, как он сообщил Пожирателям, где мы, если сам был за границей?

По лицу Поттера было видно, что он с ума сходит от беспокойства. Он расхаживал туда-сюда по еловым иглам.

— Не знаю. Но ведь с ними он тоже связан? Через метку.

Уизли повернулся к Драко.

— Ты что-нибудь почувствовал?

Драко задрал рукав. Кожа под меткой оставалась покрасневшей и припухшей, но сама метка не почернела.

— Это был не призыв, — бросил он. — Но я не все знаю о метке. Темный Лорд может призвать только одного из нас при желании, и я не знаю, как это работает.

— Ну конечно, этот вариант Протеевых чар будет относиться к темной магии, — сказала Грейнджер. — Не знаю, Гарри. Если наличие этих чар на его теле открыло какую-то связь между тобой и Пожирателями, такую, какой он связан с ними... Не уверена, возможно ли это. Если и да, то такого в книгах не вычитаешь, — она прикусила губу. — И неясно, почему эта связь возникла именно сейчас, ведь ваша существует уже много лет.

— Мерлин с ними, с деталями, — отмахнулся Уизли. — Что нам с этим делать?

— Вы трое должны уйти, — глухо, заученно произнес Поттер, но его тон не оставлял сомнений. — Если Пожиратели отслеживают меня через шрам...

— Нет! — одновременно возразили Грейнджер с Уизли. — Не глупи, — продолжила она. — Выход есть.

— Какой? — поинтересовался Поттер.

— Дамблдор его уже озвучивал. Ты должен научиться окклюменции.

Поттер прикрыл веки.

— Гермиона, если ты вдруг забыла, всему, что я знаю об окклюменции, меня научил убийца Дамблдора.

— А теперь у тебя есть шанс научиться ей как надо.

— И каким это образом?

Грейнджер замялась, но глаза ее выдали. Они остановились на Драко.

— Что? — вырвалось у того вместе с возгласами Поттера и Уизли.

— Гермиона, — Уизли напрягся, — не пойми меня неправильно, но ты совсем рехнулась?

— Нет, Рон, не рехнулась! — разгорячилась Грейнджер. — Даже если Гарри уйдет, чтобы нас защитить, он будет в ужасной опасности. Если они найдут его из-за этой связи, то окклюменция — единственное, что может этому помешать и... Малфой, ты же умеешь, да?

— Да, но...

— Вот и ладно, — подытожила Грейнджер. Будто это все решало.

— Я не хочу, чтобы он лез мне в голову, — воспротивился Поттер.

Драко это почему-то задело. Повернувшись к Поттеру, он процедил:

— Обращайся ко мне, когда я стою прямо перед тобой!

Поттер подскочил, очки соскочили на кончик носа. Он уставился на Драко, будто увидел его впервые. В роще воцарилась тишина, Драко тяжело дышал, чувствуя покалывание на щеках, говорящее о том, что он покраснел.

— Ладно, — выдал Поттер.

Драко постарался выровнять дыхание. То, что Поттер теперь смотрел на него после позорной вспышки, было едва ли не хуже прошлого игнорирования. Драко вдруг остро отреагировал на мантию в руках — и тот факт, что Поттер использовал первое мгновение после аппарации Пожирателей смерти, чтобы накинуть на него мантию, скрыть от их взглядов. И в Выручай-комнате Поттер ведь отдал ему мантию.

Голосом Грейнджер в голове пролетело: «Они тоже стараются». Драко заставил себя ответить на взгляд Поттера.

— Я не хочу, чтобы ты лез ко мне в голову, — повторил тот ровным голосом. — Чтобы вообще кто-то лез. Я не... мне не нравится это ощущение.

Драко скривил губы:

— Разумеется, тебе не нравится. Никому не нравится. Но если ты боишься, у тебя ничего не выйдет. Я-то думал, гриффиндорцы должны быть храбрыми.

— Можно быть храбрым и при этом бояться, — пробормотал Поттер.

Вновь зазвенела тишина. Затем Уизли, который, казалось, над чем-то раздумывал, сказал:

— Малфой может… — он замолк, потом посмотрел на Драко и настороженно обратился к нему напрямую. — Ты же можешь научить Гарри, но не лезть к нему в голову? То есть я или Гермиона... можем накладывать заклинание, а ты ему что-нибудь подскажешь?

Драко задумался. Задача звучала не так чтобы весело, но если в противном случае Поттер будет то и дело непреднамеренно призывать Пожирателей смерти...

Драко раздраженно передернул плечами. Его не оставляло ощущение, что, если его жизнь зависит от самоконтроля Гарри Поттера, легче просто коснуться Черной метки и покончить с этим.

— Спасибо, — выдохнула Грейнджер. — Да, Рон, это хороший компромисс. Гарри, ты согласен?

Поттер не выглядел счастливым.

— Я по-прежнему считаю, что вам безопаснее...

— Мы тебя не оставим, — голос Грейнджер был низким, сдавленным.

Поттер покосился на нее со странным, неприкрытым удивлением на лице. Уизли нервно поерзал, не сводя глаз с Грейнджер. Она поняла, как прозвучал ее голос, и покрылась румянцем. Драко мечтал оказаться на другом конце континента.

— Поттер, — громко заговорил он, — с твоей мантией есть одна странность.

— Что? — Поттер, вздрогнув, обернулся. — Странность?

Драко перебросил ему мантию.

— Мантии-невидимки не хранятся столько времени. У отца была одна из лучших моделей, весьма дорогая, но и она через пятнадцать лет превратилась в решето.

Поттер поймал мантию, глянул на нее озадаченно.

Уизли теперь тоже хмурился.

— Знаешь, никогда об этом не думал. Чары на мантиях со временем развеиваются, а даже если нет, на них обычно появляются дырки, или потертости, или еще что. Твоя же... в идеальном состоянии.

Они вчетвером уставились на мантию.

— И... что? — отозвался Поттер. — Что это значит?

Уизли пожал плечам.

— Понятия не имею. — Он обвел рощу взглядом. — Малфой, а где мы?

— В паре миль от моего дома, — пробормотал Драко. — Да, да, нельзя здесь задерживаться. Само собой вышло.

Но даже при этих словах его взгляд скользнул по деревьям. В детстве он играл в этом леске, примыкающем к территории мэнора. Драко с закрытыми глазами дошел бы отсюда домой. Он разглядел угол семейного особняка, гордо стоящего на вершине холма, и ему стало интересно, кто сейчас внутри и для чего приспособили мэнор. Интересно, кто ходит по залам его детства, подобно призракам старой жизни, которая теперь казалась ему — сейчас, когда он стоял на ее пороге, — дальше, чем когда-либо.

* * *

У них установился распорядок, который, пусть и не давал особо расслабиться, хотя бы добавлял некоторую осмысленность проходящим дням. По утрам они сворачивали лагерь. Если у кого-то возникала идея, где можно поискать чашу Пуффендуй, они трансфигурировали внешность и путешествовали туда, однако старались не злоупотреблять превращениями несколько дней подряд. Побочные эффекты частой трансфигурации включали мышечные судороги, головные боли и ужасное чувство, будто лицо тает, не прекращающееся несколько часов кряду.

Довольно скоро предположения привели их в приют, где, по всей видимости, вырос Темный Лорд. Дохлый номер — здание оказалось снесено, а на его месте возвышался серый массив магловских офисов. Помимо этого они посетили деревню Больший Пэджли, в которой Пенелопа Пуффендуй предположительно провела большую часть своей жизни.

— Больше чего, интересно? — спросил Уизли, когда они пробирались по захудалым улочкам.

— В восемнадцатом веке это было значимое место, — заметила Грейнджер.

Конкретно после этого похода Поттер предложил заглянуть и в Годрикову Впадину. Грейнджер наградила его слишком уж знающим взглядом, спросив, почему именно он решил, что стоит искать там.

— Я... не знаю, — запнулся Поттер. — Просто... забудь.

У них часто выходило так, что кто-то вспоминал деревню или другое место, но не мог отстоять свою идею, так что ее в итоге отвергали. В те дни, когда никого не осеняло догадками, свободное время посвящалось приготовлению Оборотного зелья и окклюменции.

Занятия проходили напряженно. Мягко говоря. Присутствие друзей успокоило Поттера совсем немного, а Грейнджер и Уизли было так же неловко от необходимости читать его мысли. Рыжий, раз занявшись легилименцией, каким-то образом умудрился заколдовать Поттера, заставив того произносить все предложения задом наперед.

— Легилименция гораздо сложнее уровня ЖАБА, — торопливо успокаивала его Грейнджер, исправив последствия. — Это нормально, что не получилось, Рон.

А затем она попыталась сама. Сидя на подлокотнике дивана, Драко потер лоб.

— Мерлин, Грейнджер, ты произносишь заклинание, будто сейчас кинешься с извинениями в ноги, — раздраженно сказал он после десятка безуспешных попыток. — Ты должна хотеть прочитать мысли. Не об этом ли сама говорила?

Грейнджер в сотый раз бросила на Поттера осторожный взгляд.

— Давай, Гермиона, — ответил Поттер. — Ну правда. Все нормально.

Уизли плюхнулся в одно из кресел с большей экспрессией, чем требовала ситуация, наблюдая за друзьями, которые установили необходимый зрительный контакт — пристальный, пронзительный.

— Ладно, — подтолкнул их Драко. — Готовы?

«И ста лет не прошло», — добавил он мысленно.

Оба кивнули.

— Хорошо. Поттер, если не можешь очистить разум, осознавай, о чем думаешь, — и Драко кивнул Грейнджер.

Она вдохнула, успокаиваясь, затем направила палочку на Поттера и произнесла:

— Легилименс!

Наконец, сработало. Это было видно. Тело Поттера замерло, Грейнджер покачивалась, ее глаза были закрыты, а рука с палочкой застыла в вытянутом положении. Драко и Уизли молча за ними наблюдали.

Секунд через тридцать Грейнджер отдернула палочку. Поттер пошатнулся, хватая ртом воздух, и сжал подлокотник дивана, а Грейнджер попятилась, тяжело дыша.

— Ты к-как? — ее голос срывался, словно она наглоталась соленой воды.

— Это... я... — Поттер выпрямился и поправил очки. — Лучше уж ты, чем Снейп.

— Ну что, Поттер? — поинтересовался Драко.

— Что что?

Драко возвел глаза к потолку.

— Что я только что сказал тебе делать? О чем ты думал перед заклинанием?

— А, — Поттер покачал головой, еще не придя в себя, а Драко вспомнил, как Беллатриса с энтузиазмом рылась в его собственных воспоминаниях, будто искала хоть малейший намек на измену. Да, оправляться от легилименции было сродни выныриванию из сильного потока, но они экспериментировали в контролируемой среде, и Поттеру посчастливилось учиться с одним из своих лучших друзей, а не с невменяемой теткой. Так что найти в себе хоть каплю сочувствия было затруднительно.

— Я... вроде бы думал о... — щеки у Поттера покраснели, и он отвернулся к выходу из палатки. — О Джинни. И, э-э, Чжоу.

— Почему? — как-то резко вскинулся Уизли.

Поттер послал ему возмущенный взгляд.

— Это же не просто... а ты хотел бы, чтобы все увидели, как вы с Лавандой целуетесь?

Уши Уизли загорелись.

— Ох. Ясно, — он кашлянул. — Продолжайте.

— Но я видела совсем другое, — Грейнджер глянула на Драко. — Никаких Чжоу или Джинни.

— Ага. Легилименция не всегда работает, как ожидаешь, Грейнджер. Думал, ты об этом читала.

— У меня и так было о чем читать, — фыркнула она. — Да и в книгах, которые я взяла, мало что говорится о легилименции.

Драко ухмыльнулся и оперся на подлокотник.

— Конечно. В общем, в легилименции такие воспоминания называются расщепленными. Может, они и не находятся сразу под поверхностью, но позволяют заклинателю прорваться внутрь. Они — слабость.

— Я не... — повысил голос Поттер.

— Гарри, он не называет тебя слабым, — тотчас вмешалась Грейнджер. — Так ведь, Малфой?

Драко оглядел Поттера. В ином случае он подколол бы гриффиндорца чисто ради удовольствия, но Поттер явно все еще дергался из-за того, что Грейнджер побывала у него в голове, а Драко не горел желанием еще час сидеть и ждать, пока тот успокоится.

— Так. Дело в... том, что тебя волнует. Это — уязвимые места. Слабости.

Поттер быстро заморгал.

— О, понятно. Так... что с ними делать?

Драко пожал плечами.

— Прекращай их стыдиться. Для начала.

— Что? — изумился Поттер. — Мне не стыдно вспоминать Джинни.

— А Чжоу — стыдно, — сдала его Грейнджер.

Поттер прикинулся обманутым в лучших чувствах. Драко хмыкнул, и Избранный обернулся на него, сверкнув глазами.

— Замолкни, Малфой.

— О чем я и говорю. Тебе было бы плевать, смеюсь я или нет, если бы ты был уверен в себе. Тебе было бы плевать, что увидела Грейнджер, если бы ты был уверен в себе.

— Да как мне не... не смущаться... — Поттер с трудом подбирал слова, — таких тем, Чжоу или моего кузена... или... — он сглотнул и упрямо уставился на Малфоя. — И что, тебе совсем не стыдно вспоминать о вас с Паркинсон?

— А с чего мне должно быть стыдно? — поинтересовался Драко. — Испытай меня, Грейнджер. Давай. — Он поднялся с подлокотника и расправил мантию.

На мгновение Грейнджер растерялась, но быстро оправилась. Вскинула палочку, направила на Драко и произнесла заклинание:

— Легилименс.

Драко к тому времени успел сосредоточиться, и окружающий мир слегка размыло. Его взгляд остановился на веснушке на щеке Грейнджер, затем перешел на панель в стене. Заклинание окутало его, скользнуло по поверхности. Оно было светом, Драко — льдом. Оно было потоком воздуха, Драко — камнем. Отголоски мыслей о Пэнси не несли с собой возмущений; они призраками смешивались с другими воспоминаниями под поверхностью его сознания, растворяясь, преобразовываясь и растворяясь вновь. Вскоре чары совершенно рассеялись.

— Видишь? — бросил Драко Поттеру, который не мог скрыть, что впечатлен.

— У меня тоже были другие ощущения, — Грейнджер с интересом повернулась к Поттеру, словно они вернулись в Хогвартс на сдвоенный урок по заклинаниям. — Чувствовалось некое... эхо ощущения, но никаких четких картинок.

— Ясно, ясно, — недовольно прозвучало со стороны дивана. — Просто... Гарри, попробуй еще раз, ладно?

Дни шли за днями, и Драко начал замечать за Уизли этакую привычку. Каждый раз, как рыжий не участвовал в разговоре или на него слишком долго не обращали внимания, он настораживался, будто боялся, что о нем совсем забудут. Его реакция лишь усугублялась, когда он был голодный. Вскоре, не в силах внести свой вклад в уроки окклюменции, Уизли воспользовался свободным временем и начал тренировать заклинания трансфигурации, однако одиночество часто приводило рыжего в уныние.

Драко ни за что не признался бы, но эти уроки не зародили у него ожидаемой неприязни. По меньшей мере ему стало о чем поговорить с другими на нейтральную тему, которая не вызывала у них желания поубивать друг друга. Ментальный блок Поттера в окклюменции сошел за общего врага, от которого все хотели избавиться.

А позже, на второй неделе с начала занятий, это случилось снова, казалось бы, ни с того ни с сего. Они готовили ужин в палатке. Драко накрывал на стол вместе с Уизли, споря о бесполезности «Пушек Педдл» — он не мог поверить, что Уизли серьезно поднял эту тему, будто было что обсуждать. Грейнджер с Поттером разговаривали о чем-то, что было не расслышать за шипением масла. Затем, неожиданно, раздался хлопок уничтожаемых снаружи чар.

Однако теперь у них имелся план действий на случай форс-мажора, который Грейнджер заставила их отрепетировать несколько раз. Драко выпустил из рук вилки, со звоном упавшие на пол, схватил пригоршню перуанского порошка мгновенной тьмы с каминной полки и швырнул за полог палатки. Взмахом палочки развеял его по всей поляне. Едва издали донеслись голоса, они выскочили из палатки под покровом черного облака. Грейнджер призвала колышки, Поттер с Уизли свернули палатку. Драко в это время отбивал Щитовыми чарами все лучи, вспарывающие тьму. Чтобы аппарировать, им хватило тридцати секунд.

Пусть план и сработал, всех потряхивало. Той же ночью они аппарировали еще дважды, бессмысленно споря о безопасности каждого места, хоть правда и заключалась в том, что ни одно место не казалось безопаснее другого.

В конце концов они устроились в пещере, в которую смогла поместиться палатка. Грейнджер применила Экранирующее заклятие, чтобы скрыть вход за миражом каменной стены.

Из-за поспешного бегства по палатке рассыпалось множество вещей, включая ужин. Почти целый час они только и делали, что убирались. Закончив, рухнули на диван и кресла, страдая от голода и скверного настроения.

— Шрам сегодня даже почти не болел, — заметил Поттер. — Может, мы ошибаемся? И дело в чем-то другом.

— Как минимум, — начала Грейнджер, — тебе все равно не повредит научиться закрывать разум.

Поттер ворчливо согласился.

— Просто надеюсь, что Старьевщики направят нас по следу этого медальона, — сказал Уизли. — Я устал то и дело безрезультатно переезжать.

— Я как раз об этом думала. Что будет, если мы найдем крестражи, но не успеем уничтожить, и нас поймают Пожиратели?

Она сидела на диване с противоположной стороны от Драко, прижав колени к груди. У него перед глазами внезапно встала картина из ее дома: Грейнджер на полу гостиной в огромной футболке в такой же позе, как сейчас. Воспоминание ощущалось каким-то глубоко личным, пусть и было его собственным. Драко отвернулся, уставившись в пустой камин.

— Или хуже, — поддержал разговор Поттер, — что если они нагрянут среди ночи, и мы не успеем аппарировать?

Повисла безрадостная тишина.

— Спасибо, Поттер, — поблагодарил Драко. — Я слишком хорошо спал. Теперь это не проблема.

— Вот если бы у нас была штаб-квартира... — пробормотал Уизли, потянувшись в кресле.

Поттер резко вдохнул и выпрямился.

— Что? — встревожилась Грейнджер.

— Ну... — протянул Поттер. — Почему бы нам не основать свою штаб-квартиру?

Остальные посмотрели на него, не издавая ни звука.

— На Гриммо такого не случалось, — продолжал он. — Давайте найдем место и накинем на него Фиделиус.

Уизли вскочил с кресла.

— Гарри, а ведь это идея! — Рыжий с возрастающим волнением заходил по гостиной. — Фред и Джордж говорили о подпольном сопротивлении. Мы можем организовать место, где Орден соберет силы.

— Ага, — согласился Поттер. — И нам не придется каждую секунду оглядываться через плечо. Будет где оставить крестражи.

Уизли кивал.

— Вот только где именно?

— Придется хорошенько подумать. Не в глуши, иначе наши сторонники не поймут, где нас искать.

— Стойте, стойте, — вклинилась Грейнджер. — Вы забываете, что никто из нас не умеет накладывать Фиделиус.

— Разве у тебя в книгах его нет? — отреагировал Поттер.

— Я... не знаю. Может быть. — Поднявшись, Грейнджер подошла к стеллажу с книгами, которых на полках оказалось на порядок больше, чем было изначально. — Может, здесь... — Она вытащила фолиант толщиной едва ли не с ее голову. После минутного изучения страниц кивнула. — Да, есть, — прозвучало сдержанно.

— В чем дело?

— Просто... Гарри, заклинание выглядит довольно сложным. Только Дамблдор умел его накладывать.

Драко громко фыркнул. Все взгляды обратились на него.

— Чего ты фыркаешь? — нахмурился Уизли.

Драко его проигнорировал.

— Грейнджер, давай без ложной скромности.

Она выпрямилась.

— И что это значит?

— А ты как думаешь? Когда это у тебя не получалось заклинание?

Возмущение с ее лица исчезло, сменившись удивлением, щеки покраснели. Грейнджер была польщена, догадался Драко. Что за нелепость! Его слова не подразумевали комплимента. Он лишь намекал на то, что ее попытка притвориться, будто с заклинанием возникнут проблемы, раздражала.

То ведь была ложная скромность, так? Не могла же Грейнджер, после шести лет дифирамбов от учителей и безупречных результатов тестов, действительно сомневаться в своих магических способностях?

— Спасибо, — медленно произнесла она, словно ожидая, что вот сейчас он признается, мол, пошутил.

Уизли немедленно влез в разговор.

— Да мы все знаем, что у тебя получится, — проговорил он, бросая на Драко раздраженный взгляд. — Ты с первого курса пишешь экзамены по чарам на сто пятьдесят процентов. Ты разбираешься в них лучше всего.

— Не в них, — возразила Грейнджер, но уголок рта у нее дрогнул. — Вот в нумероло...

— Гермиона, заклинание нужно наколдовать правильно всего один раз, — сказал Поттер. — Для тебя это проще простого.

Грейнджер уже стала похожа на помидор.

— Ну, — она смутилась, но смотрела на книгу и явно сдерживала улыбку. — Я попробую, конечно же.

И так к их рутине добавилась грейнджеровская отработка заклинания Доверия. Днем она выходила на улицу и подолгу тренировала движения палочкой по часовой стрелке и против, шепча себе под нос цепочки формул.

Иными вечерами они собирались в гостиной и включали волшебное радио близнецов. Новостные выпуски вызывали все больше вопросов: в каждой программе повторялась идея, что Руфус Скримджер находится в долгожданном отпуске, что смерть Дамблдора связана с весьма сомнительной личностью Гарри Поттера и что сплоченность волшебников приобрела первостепенное значение. В разрозненных сообщениях слушателей сообщалось, что Темного Лорда видели в сотне мест по всей Британии. Этих испуганных людей затем успокаивали, излагая инструкции, распространяемые Министерством. Во многих случаях в них входило предложение шпионить за друзьями и соседями, чтобы убедиться, что они законопослушные граждане, а не подстрекатели и диссиденты, такие как неуравновешенный и подавшийся в бега Дедалус Дингл и так далее.

Одна из передач вызвала особенное возмущение Поттера, Уизли и Грейнджер: объявление, что Министерство выбрало Северуса Снейпа преемником Альбуса Дамблдора, Амикуса Кэрроу — новым преподавателем защиты от Темных искусств, а его сестру Алекто — преподавателем магловедения. Драко не сказать что удивился, но представлять, что сделают Кэрроу с непослушными студентами, ему не нравилось. Надеялся лишь, что друзьям хватит ума слушаться.

А занятия по окклюменции все продолжались. Драко не мог представить себе человека более неподходящего по складу характера для обучения этой дисциплине, чем Поттер, но к концу второй недели они добились хоть какого-то прогресса. Теперь, если Грейнджер давала Поттеру минуту форы перед тем, как наложить заклинание, ему удавалось кое-как побороть его спустя тридцать или сорок секунд легилименции. Такой уровень сопротивления оказался бы бесполезен при столкновении со Снейпом или Темным Лордом, которым на поиск нужных воспоминаний хватило бы пары секунд, но все же Драко поймал себя на том, что доволен постепенным прогрессом Поттера. В конце концов, того несколько месяцев учил сам Снейп, но ничего не добился.

В какой-то мере Драко ощущал себя так, будто они вернулись в Хогвартс: в углу кипело зелье, по расписанию шли уроки, по всей квартире-палатке были разбросаны справочники, и — самое главное — Грейнджер постоянно повторяла уже известную информацию.

— Фиделиус состоит из двенадцати заклинаний, — сообщила она как-то за ужином, — третье и девятое заклинания произносятся в обратном порядке, а для образов мыслей с четвертого по десятое требуются различные типы запоминания. Это и в самом деле невероятно сложное заклинание.

Драко же показалось, что предстоящие трудности ее даже раззадоривают.

— Так что, — спросил он, — кто из вас станет Хранителем Тайны?

Грейнджер уставилась на него в притворном удивлении.

— Я-то думала, ты сам вызовешься, Малфой.

Поттер фыркнул. Даже Уизли неуверенно улыбнулся.

— Да без проблем, — Драко шумно отхлебнул суп, — но только чтобы повеселиться, не пустив вас на порог.

— А вопрос хороший, — заметил Поттер. — Кого лучше сделать?

Над столом повисла тишина. Перспектива стать Хранителем пугала гриффиндорцев.

— Назначать Поттера будет глупо, — начал Драко. — Пожиратели будут этого ждать.

— Дамблдор был Хранителем Тайны, а это тоже очевидный выбор, — возмутился Поттер.

— Разумеется. Отличное сравнение. Ты же, как и Дамблдор, сразишь полдесятка Пожирателей за раз.

Драко думал, Поттер нахмурится или огрызнется, но тот призадумался. Затем откусил цветную капусту и выдал:

— Восьмерых, если повезет.

Это было неожиданно. У Драко вырвался смешок, Грейнджер с Уизли тоже рассмеялись, а после они вчетвером глупо улыбались, глядя в тарелки, и никто не решался посмотреть на соседей.

Грейнджер кашлянула и подняла голову.

— Если серьезно, вопрос был по делу. Пусть даже роль профессора Дамблдора была очевидна — его-то ведь все боялись. Гарри, у тебя нет такого преимущества.

Вновь пауза. Грейнджер с Поттером обменялись взглядами. И дружно посмотрели на Уизли.

— Я предлагаю тебя, дружище, — сказал Поттер.

Уизли был потрясен.

— Ч-что? Меня?

— Да, тебя, Рон, — улыбнулась Грейнджер. — Во-первых, половина Ордена — твои родные, да и ты все еще знаешь о волшебном мире гораздо больше нас с Гарри. Твои знания пригодятся, если нам когда-нибудь понадобится завербовать новых орденцев или бросить клич.

— Но... но я...

— Ты же не проболтаешься? — подначил Поттер.

— Заткнись, Гарри! Нет, конечно! — Уизли покраснел как рак. — Но... вы серьезно?

Рыжий выпрямился на стуле, словно кол проглотил. Былые признаки обиды и отчуждения враз истаяли. Его лицо светилось от гордости, будто ему только что вручили кубок по квиддичу, а не свалили ответственность, которая сделает из него несравнимо более ценного заключенного или мальчика для битья в глазах Пожирателей смерти.

Что-то вдруг сжалось в горле, и Драко вновь опустил глаза к тарелке. Аппетит пропал. Ощущения его посещали такие же, как на прошлое Рождество — неожиданное осознание своей молодости. Казалось, гриффиндорцы да и он сам притворяются, играют во взрослых и ответственность. Уизли не понимал, на что подписывается — не понимал же? Осознает ли он все последствия этого решения в каком-нибудь ужасном происшествии или вместе с Поттером и Грейнджер выйдет из ситуации невредимым, как им всегда удавалось?

Но... нет, подумал Драко. Невредимые — это не про них. Расщепленные воспоминания Поттера на уроках окклюменции показали как минимум смерть Сириуса Блэка, его родителей, Седрика Диггори. Кладбище, на котором Поттер тоже испытал на себе Круциатус. Грейнджер отослала своих родителей, сделав их незнакомцами, приняв вероятность, что может умереть, а они даже не будут о ней знать, а у рыжего двое братьев обзавелись шрамами. Так что гриффиндорцы не всегда выходили сухими из воды.

Драко оглядел остальных, троицу, которую долго и всей душой ненавидел, думая, как им больно и чем они рискуют. Рискуют глупо, наверное, но — не без причины. Задерживать на них взгляд стало тяжело.

Уроки окклюменции в тот вечер давались с трудом. Драко пребывал в мрачном расположении духа и чувствовал себя бесполезным, и они едва продержались час до того, как Поттер ушел спать, выдавив какое-то слабое оправдание, но явно испытывая болезненные ощущения в шраме. Вскоре за ним последовал и рыжий.

Драко опустился в кресло, Грейнджер сосредоточенно изучала один из своих учебников на диване. Он крутанул на мизинце серебряное кольцо с гербом Малфоев, размышляя о родителях. У матери и отца имелась дурная привычка молчать, если они беспокоились, или же говорить лишь рублеными фразами, граничащими с клише. Они редко ссорились, но если случалось, в поместье царила ледяная тишина, которая чувствовалась кожей, точно легкая тяжесть. Он отдал бы все золото на свете, лишь бы передать им хоть одно сообщение, что он в безопасности...

— Становится лучше, правда?

Драко поднял голову — на него смотрела Грейнджер. Он выпрямился в кресле, чувствуя себя неловко, гадая, долго ли она наблюдала, как он смотрит в никуда.

Он не стал уточнять ее слова. Знал, что она говорит об их совместной жизни вчетвером и она права. Стало действительно лучше прежнего. Поттеру по-прежнему было неловко, но, видимо, такая уж у него черта характера. Даже Уизли, казалось, иногда расслаблялся рядом с Драко или как минимум снисходительно его игнорировал. Смеялись же они вместе за ужином.

Драко пожал плечами.

— Ты помогаешь Гарри. На пятом курсе он ни за что не согласился бы, Снейп отбил у него все желание.

— Ага. Надеюсь, занятия спасут нас от смерти в собственных постелях.

— Я тоже надеюсь. — Грейнджер рассеянно водила пальцем по строкам. Он заметил, что наблюдает за ее движениями вдоль черных линий текста. — Интересно, вышло бы у меня с окклюменцией.

— Вряд ли, — отозвался Драко. — Не обижайся, но люди, которые постоянно чем-то озабочены, не особо предрасположены к окклюменции.

Он ожидал, что она возразит, но вместо этого ее губы тронула легкая улыбка. Она закрыла учебник и откинула голову на подушки.

— Ты говорил, тебя учила Беллатриса?

Драко кивнул.

— Когда?

— В конце прошлого лета. — Он и сам не знал, почему отвечает, просто было уже поздно, он устал, а ужин оставил после себя странные впечатления. — После того как мне дали задание.

— А ты... знал, что это значит? — голос Грейнджер зазвучал глуше, и Драко понял, насколько тихо было в палатке. — Когда тебе приказали убить Дамблдора?

Драко насмешливо хмыкнул.

— Ага. Естественно. Да все знали. Другие Пожиратели не затыкались, только и говорили, что давно хотели увидеть, как родителей поставят на место. Им было смешно.

— Смешно?

Драко повел плечами.

— Нас все ненавидели по той или иной причине. Но в основном это просто происходило не с ними. Все смешно, пока это происходит с кем-то другим. — Драко вновь стал крутить кольцо вокруг пальца. В черепе зародилась головная боль. — Весь год, — забормотал он, — я мечтал оказаться на той стороне, самому наблюдать и... и да, смеяться. Не то чтобы мне так уж нравилось смотреть, как мучаются другие, но если ты среди наблюдателей, значит, не повезло кому-то другому, — он помолчал. — Да, поначалу я считал себя особенным... Либо так, либо в чем смысл? Можно просто умереть.

Драко не был уверен, что говорит понятно. Вряд ли ему удалось так уж хорошо описать прошлый год, но в том и проявлялась особенность кошмаров. С ними никак не сладишь.

Драко взглянул на Грейнджер, у которой на коленях лежал фолиант. Она выглядела неуверенной, пораженной, если не чрезвычайно удивленной, и он вдруг почувствовал себя старше и каким-то испачканным, будто бы она была чистой, а он открывал ей нечто ужасное о мире. Возможно, он сказал лишнего и встревожил ее.

Возможно, она перескажет разговор Поттеру и Уизли. Еще пару недель назад он бы с уверенностью заявил, что так и будет. Теперь же почему-то не был так уверен.

Драко никогда не делился этим с Пэнси. А ведь она спрашивала. Он же хотел, чтобы Пэнси и дальше смотрела на него по-прежнему, будто на какую-то драгоценность, которую стремилась удержать в руках. Грейнджер смотрела на него так, будто могла вскрыть его взглядом, будто ей этого хотелось. Даже сейчас, пусть она была напугана, ее глаза не утратили твердости.

— Ты иногда вздрагиваешь, — заметила она. — Когда кто-то достает палочку. Это потому, что?..

Пэнси такого не сказала бы.

— Только дважды, — ответил Драко, поднялся и ушел в спальню.

* * *

До появления Гильдии старьевщиков в Косом переулке оставалось меньше недели, и Гермиона решила, что пора по-настоящему попробовать наколдовать заклинание Доверия. Они все еще не придумали, где можно организовать новую штаб-квартиру, но было жизненно важно довести каждую деталь заклинания до совершенства, поэтому Гермиона хотела попрактиковаться раньше, а не ждать критического момента.

Они огородили небольшой участок леса, на который нужно навести Фиделиус, и составили план. Гарри будет стоять на этой территории, пока Гермиона будет накладывать чары на Рона, посвящая его в Хранители Тайны. Если все пойдет по плану, Малфой не увидит Гарри, а Гермиона не сможет сообщить Малфою его местонахождение. Им нужно будет провести несколько тестов: Гарри выйдет за границу, а та должна быть проницаемой, но неопределяемой; Малфой попытается аппарировать в пределы ограниченной площади, а это должно быть невозможно. Затем Рон поделится тайной с Малфоем — так они убедятся, что местоположение передается от человека к человеку как полагается.

Тем утром Гермионе не сиделось на месте. Она знала, что зачаровывать придется ненастоящую штаб-квартиру и нет никаких рисков, но не могла отделаться от ощущения, будто стоит в коридоре перед СОВ по чарам, мысленно перебирая ответы и волнуясь, что возникнет какая-нибудь непредвиденная проблема.

У нее были заготовлены листы пергамента и стенограммы, шаг за шагом описывающие процесс наложения чар. После обеда они пришли к заготовленной территории. Малфой прислонился к дереву, а Гарри уселся в пределах веревки, которую наколдовали в качестве ограничителя. Гермиона встала лицом к Рону, который выставил перед собой ее записи.

— Все получится, — подбодрил он. Она постаралась улыбнуться, но его слова не успокоили нервы. Они соскочили с лестницы ее чувств, как заверения Гарри и Рона во время экзаменов, что она все сдаст на отлично.

Глубоко вздохнув, Гермиона подняла палочку и начала.

При первой попытке она ошиблась в слоге в первой из двенадцати формул.

При второй и третьей попытке она заикнулась на пятой и одиннадцатой формуле соответственно.

При четвертой попытке ее разум на секунду сбился с требуемого для седьмой формулы образа мышления (воспоминания, которое вызывало сильное и непоколебимое ощущение безопасности).

Так продолжалось раз за разом. Число попыток достигло двух десятков, затем четырех, и с каждой новой неудачей Гермиона чувствовала, что глубже и глубже погружается в один из своих старых кошмаров. На пятом курсе месяц за месяцем вплоть до СОВ она просыпалась среди ночи насквозь промокшая от пота, веря, будто только что вошла в экзаменационную и обнаружила, что забыла выучить самый важный раздел конспектов — и тогда весь ее мнимый потенциал, ее мнимые незаурядные способности останутся нереализованными, ее не допустят к ЖАБА, о карьере можно будет забыть, разочарование родителей помножится на удивление друзей и мстительное удовлетворение врагов, и остаток жизни она проведет в сожалениях.

Через полчаса Гарри предложил сделать перерыв. Рон поддержал затею, сказав, что ей всего-то надо прогуляться и чуть позже попробовать еще раз.

Малфой наблюдал за ней со своего места. Он ничего не сказал, но Гермиона чувствовала, что он удивлен увиденным. Она поймала себя на мысли о его словах: «Когда это у тебя не получалось заклинание?», и от этого узел в животе скрутился лишь сильнее. С каждой неудачей она провозглашала себя неумехой. Даже Драко Малфой считал, что она способна сотворить любое заклинание — что у нее сильные магические способности. Но он ошибся. Все ошиблись.

Гермиона отдохнула и прошлась, но это не помогло. Спустя часа три они оставили это занятие. У Гермионы свело горло, а глаза горели. Она много раз думала, что прочитала все правильно, но заклинание так и не сработало.

— Простите меня, — Гермиона не осмеливалась посмотреть мальчишкам в глаза. — Я только потратила ваше время.

— А до этого мы что, занимались чем-то полезным? — поинтересовался Малфой. Гермиона окинула его взглядом. Теперь он сидел в корнях дерева, на его серебристые волосы разрозненно падали солнечные лучи, что проходили меж ветвями.

Гарри вышел за пределы веревки.

— Гермиона, ничего страшного. Всем нужно практиковаться.

— Вот именно, — поддержал Рон. — Мы затем и пришли — тренироваться. Помнишь, в прошлом году мы думали, что от нас в квиддиче мокрого места не оставят? Но мы тренировались каждый вечер, даже когда чувствовали себя полными чайниками, и все получилось.

Гермиона кивнула, не желая сообщать Рону, что Фиделиус ничуть не похож на квиддич. Результат зависел не от командной работы — лишь от нее самой. Казалось, вот неоспоримое подтверждение ее давним страхам: что она не талантлива, а просто неглупа для своего возраста; что она совсем не одаренная и уж точно не обладает настолько блестящим умом, чтобы опровергнуть чужие ожидания от нее, как от девушки, маглорожденной и самой себя. Этого оказалось мало. Она не справилась. Если бы только нашелся способ превзойти себя... если бы...

А способ имелся.

Гермиона втянула воздух, чувствуя себя идиоткой, ведь не подумала об этом раньше.

— Диадема!

Рон тут же просиял:

— Вот оно, Гермиона! Попробуй с диадемой. Ты уже подготовилась. Зуб даю, с ней у тебя все получится.

Гарри поспешно вернулся в обозначенную область, а Гермиона выудила диадему из сумочки. Едва та оказалась в ее руках, Гермиону охватило чувство безопасности, а когда она надела тиару, то будто бы стала легче и на несколько дюймов выше — все равно что воспарила над лесным покровом.

«Глупо было не задействовать диадему с самого начала», — произнес плавный холодный голос в голове. Без диадемы она глупила, допускала промахи. Без диадемы она ошибалась и была заурядной, всего-навсего человеком. С тиарой же — несравненно сильнее.

Гермиона вскинула палочку, пробежалась по записям и заговорила.

Необычайная ясность сознания поначалу принесла ей облегчение и уверенность. Однако с каждым новым произнесенным слогом эта ясность все сильнее проявлялась другим эффектом. Гермиона начала замечать в своей речи малейшую оплошность, все звуки, не дотягивающие до стандарта. Исправлять нужно было не только лишь один маленький изъян. Произношение хромало от первого до последнего слова, движения палочки выходили неточными на несколько градусов. Диадема помогала лучше сосредоточиться на воспоминаниях, но им по-прежнему не хватало движущей силы, какую Гарри черпал для Патронуса.

Даже не закончив заклинания, Гермиона опустила палочку.

— Почему ты остановилась? — удивился Рон. — Отлично же выходило!

— Нет. Ужасно. Я даже близко не подошла. Нужно заниматься и заниматься. Соберемся в другой раз, а пока я потренируюсь одна.

Гермиона забрала у него конспекты и вернулась на полянку, где прежде тренировалась. Диадема оставалась у нее на голове.

Два часа пролетели как две минуты. Она испробовала парочку других заклинаний из расширенного курса, в которых использовались похожие техники, что и в Фиделиусе, оттачивая способность вызывать нужные воспоминания, разрабатывая артикуляцию, запоминая положение губ, мягкого неба и челюсти, чтобы в тандеме они рождали верные и необычные слоги. Слова заклинания имели не привычное латинское происхождение, а брали начало из утраченного языка. Однако с диадемой Гермиона училась точности и совершенству. Все становилось на свои места с той скоростью и эффективностью, которые ассоциировались у нее с первым курсом в школе: шок и чистый восторг от возможности взмахнуть палочкой и отправить перышко в полет — наперекор магловским верованиям. И вправду, подумала она, существует ли большее благословение, чем находиться вдали от влияния маглов? Разве не с облегчением оказалась она в мире волшебников, столь замечательных и особенных, какой была и сама Гермиона? Разве не с радостью смахнула скучный, примитивный покров своего происхождения?

— Как прошло? — спросил Гарри, когда Гермиона нырнула в палатку, прежде спрятав диадему в сумочку.

— Отлично! — Она испытывала какое-то пьянящее чувство. Последние часы почти стерлись из головы: у нее не выходило вспомнить ни что она колдовала, ни о чем думала, но сохранилась убежденность, что она продуктивно провела время, будто закончила эссе длиной четыре фута для профессора Флитвика.

Это крестраж, неустанно напоминала себе Гермиона, нося диадему. Крестраж. Но напоминание было сплошной формальностью. Да, диадема таила в себе темную магию, но ведь и из нее можно извлечь пользу. Диадема... ей одиноко, подумалось Гермионе, и пусть странно было приписывать чувства предмету, она знала, что это правда. Диадема желала помочь. Она ведь уже помогла. И способна на большее.

— Знаете, я тут подумала, — Гермиона присела за обеденный стол. — Давайте каждый примерит диадему.

Рон, помешивающий доходящую в сковородке зеленую фасоль, рассмеялся:

— Гермиона, не в обиду сказано, но у меня не получится Фиделиус, хоть с диадемой, хоть без.

— Не для этого. Просто кто знает, что можно было бы узнать о крестражах, если бы каждый из нас мог размышлять логично, с ясной головой.

Гарри задумался и только потом ответил:

— Я так понимаю... с тобой все хорошо? То есть это не как с Джинни и ты не... не знаю, не начинаешь от нее зависеть?

— Я от нее не завишу, — поспешно возразила Гермиона. — Я вообще две недели о ней не вспоминала. И не трогала ее до сегодняшнего дня.

Гарри с Роном переглянулись, пожали плечами.

— Ну ладно, — отозвался Рон. — Возражений нет. Напяль диадему, подожди, стащи.

— Я не знаю, — произнес Малфой.

К нему обратились взгляды всех присутствующих. До этого он лежал на диване в гостиной и читал, но теперь сидел, с прищуром глядя на бисерную сумочку.

— Почему нет? — уточнила Гермиона.

— Я... не знаю, — повторил он.

— Испугался диадемы, Малфой? — фыркнул Рон.

Щеки Малфоя окрасились розовым, и он поднялся с дивана.

— Да, Уизли, я не в восторге от предмета с частичкой души Темного Лорда.

Гермиона поторопилась задавить спор в зародыше.

— Я понимаю, что это опасно, — однако на этих словах ее посетило странное ощущение, словно она читает заученную роль. — Понимаю, что это крестраж. Но нам нужно брать во внимание общую картину. Если диадема поможет найти остальные крестражи, то необходимо ей воспользоваться. Сейчас это самое лучшее наше орудие.

Малфой рассматривал ее лицо. Гермиона не знала, что он ищет, что хочет увидеть, но, встретившись с ним взглядом, она встряхнулась, очнулась, точно впервые пришла в себя с тех пор, как надела диадему.

Все эти дни при разговорах с Малфоем ей вспоминалось, что он сказал в ту ночь, когда Гарри и Рон рано ушли спать. Из головы не выходила краткая безжалостная характеристика его мышления на протяжении прошлого года: «Если ты среди наблюдателей, значит, не повезло кому-то другому».

И это его «только дважды», словно бы испытать Круциатус каких-то два раза — мелочь, и такой поворот событий стоило принимать с огромной благодарностью.

Она исподволь ждала, что он разозлится на нее за вопросы или позже начнет сторониться, ругая уже себя. Но Малфой вовсе не упоминал о том вечере. Иногда ей казалось, что он общается с ней другим тоном: возможно, меньше тянет гласные или — чуть более доверительно. Будто бы хочет рассмешить ее своими шутками.

Гермиона ни слова не передала Гарри и Рону. Делиться с ними показалось неправильным, а позже, когда она смотрела на Малфоя, у нее в груди возникала странная тяжесть. А сам он рассказывал кому-то о том же? Вряд ли Крэббу, Гойлу или своим друзьям со Слизерина — Малфою нравилось пускать пыль в глаза, создавать впечатление, что все в его власти. Но значило ли это, что она единственная в мире, помимо Пожирателей смерти, знала, что его пытал лорд Волдеморт?

— Мы осторожно, — пообещала Гермиона. — Очень осторожно. Можем засечь время. Минут десять, и хватит.

Спустя долгое время напряжение с его лица ушло, и он пробормотал: «Хорошо».

Так что после ужина они устроились в гостиной и начали передавать диадему от человека к человеку. При виде диадемы в чужих руках Гермиону кольнула ревность, но она быстро подавила ее. Сама ведь это предложила.

Первым стал экспериментировать Рон. Он надел диадему и закрыл глаза. Сапфиры резко контрастировали с его ярко-рыжими волосами. Он сложил пальцы в жесте, которым изредка сопровождались его размышления, как лучше поставить сопернику шах и мат.

Минуты через три он сдавленно засмеялся и поднял веки.

— Ух ты! Ничего подобного еще не испытывал.

Гермиона рьяно закивала.

— Вспомнил что-нибудь новое?

— Нет. На мою память диадема никак не повлияла.

— К-как нет? — не ожидала такого Гермиона. — С диадемой я вспоминаю, что писала в контрольных четырехлетней давности.

— Ну, это ты, — Рон покачал головой. — Я чувствую себя так... не знаю, будто я в тысяче миль отсюда.

— В тысяче миль? — не понял Гарри. Малфой, сидя в кресле, безмолвно наблюдал за происходящим с выражением непроходящего недоверия на лице.

— Ага. Как будто смотрю сверху вниз и вижу, как двигаются фигурки. — Он пожал плечами. — Как в шахматах. Все же сходится: регистрация статуса крови в Хогвартсе и то, что слышно по радио... Таким и будет их следующий ход, разве нет? Убедить всех, что статус крови имеет значение на официальном уровне, а затем протолкнуть эту политику в Министерство. Вероятно, придумают повод регистрировать всех, а не только студентов. И раз Гарри у них — козел отпущения, они намекнут, будто Дамблдор одобрил бы такие нововведения. Они дурят всем головы.

Гермиона кивнула. Теперь, когда Рон все разложил по полочкам, казалось совершенно очевидным, что Пожиратели смерти последуют именно такому плану.

— Но каким будет наш ход? — спросил Гарри. — Как нам их остановить?

Рон покачал головой.

— По-моему, мы делаем все возможное, дружище. Нам надо заниматься заданием Дамблдора. На стороне Пожирателей все Министерство. Их слишком много, чтобы выступить против них напрямую. Нужно найти крестражи — так мы поставим шах и мат.

Гарри вздохнул.

— Ладно. Давай, я следующий.

Рон неохотно снял диадему и передал ее Гарри, и тот, набросив крестраж на растрепанную черную макушку, принялся дожидаться какого-нибудь результата.

— Ну? — не утерпел Малфой спустя несколько долгих минут.

— Годрикова Впадина, — произнес Гарри.

— Что? — изумилась Гермиона.

— Я... просто хочу туда отправиться. Не знаю. Не могу объяснить. Я и так хотел туда попасть, но из-за диадемы хочу этого еще сильнее. — Гарри обвел всех взглядом. — Думаете, она пытается мне что-то сказать?

Гермиона нахмурилась.

— Диадема работает не так.

Рон повел плечами.

— Наверное, говорит твоя интуиция.

— Интуиция? — повторила Гермиона. — Но интуиция не... не...

Лицо Гарри принимало упрямое выражение.

— Гермиона, ты сказала ее примерить, и я примерил, и вот результат. У меня ощущение, что нам нужно туда. Смотри, о мече говорилось в завещании Дамблдора, а я прочитал в статье Скитер, что директор родился в Годриковой Впадине.

— Да, — отмахнулась Гермиона, — но никто из его семьи уже сто лет там не живет. Меч некому было бы передать.

— Но других-то зацепок у нас нет, — измученно вздохнул Гарри. — Так почему бы не наведаться?

Гермиона прикусила губу.

— Потому что нас могут поджидать там, Гарри! Пожирателям известно, что как минимум мы с тобой в бегах. Идти в деревню, к которой имеешь отношение и ты, и Дамблдор? В место, где... где похоронены твои родители? Тебе не кажется, что именно там-то на тебя устроят засаду?

— Может, поэтому мне кажется, что нужно пойти, — упорствовал Гарри. — Слушай, кто-то же забрал завещанные Дамблдором предметы из Министерства, значит, кто-то нам помогает. Как знать, вдруг этот человек ищет место, куда мы можем пойти?

Этот довод заставил Гермиону призадуматься. С такого угла она ситуацию не рассматривала.

Гарри почувствовал ее колебания и накинулся на Рона с Малфоем:

— А вы что думаете?

Ни один из них не горел желанием делиться мыслями.

— Я... ну, опасно-то везде, да? — нерешительно ответил Рон. — Можно попробовать.

— Я воздержусь, — сказал Малфой.

— Так нельзя, — возразила Гермиона.

— Можно! — обрадовался Гарри. — Два против одного, Гермиона. Отправимся завтра.

— Ладно, — она вздохнула, а Гарри, сняв диадему, бесцеремонно бросил ее Малфою.

Тот успел ее поймать. Покрутил несколько раз, изучая, но все-таки надел — с опаской. Изящно выполненное украшение придавало Малфою эльфийский вид.

Гермиона гадала, что происходит у него в голове. Похоже, диадема влияла на всех по-разному. Что же она откроет в Малфое?

В его глазах присутствовала необычайная сосредоточенность, напоминавшая концентрацию Гарри на уроках окклюменции. Интересно, не распространялись ли способности Малфоя еще и на легилименцию? Читал ли он сейчас их мысли? Гермиона знала: чтобы помешать ему погрузиться в ее разум, ей следует отвести взгляд, но вместо этого поступила наоборот, со странным нетерпением дожидаясь, когда его глаза оставят Гарри и Рона и обратятся на нее. Он ведь поделился с ней мыслями и воспоминаниями, чего она и вообразить прежде не могла.

Однако, едва он встретился с ней взглядом, Гермиону затопила волна паники. Нет. Кое-что она хотела сохранить в тайне. Как плакала из-за Рона и Лаванды. Как без сна лежала в постели на втором курсе, думая о слове, которым назвал ее Малфой на поле для квиддича. Как без сна лежала буквально на прошлой неделе в этой самой палатке, вспоминая застывшее лицо Малфоя и его слова: «Либо так, либо в чем смысл? Можно просто умереть».

Гермиона отвернулась, сердце колотилось как бешеное, вспотевшие ладони покалывало.

Спустя еще мгновение Малфой снял диадему.

— Ну как? — спросил Гарри. — Было что-нибудь?

— Ничего полезного. — Малфой протянул крестраж Гермионе и поднялся. — Я спать.

* * *

Следующим утром они аппарировали за пределы Годриковой Впадины, чтобы зайти в деревню, не привлекая внимания. После перемещения еще час потратили на трансфигурацию внешности. Поначалу они планировали притвориться семьей, что решила выбраться на природу, — минимум подозрений, — но ввязались в нелепый спор, кто будет родителями, а кто — детьми.

— Тебе придется быть матерью семейства, — сказал Гарри Гермионе.

— В семье может быть два отца, — возразила она. — Или две матери.

— Хм-м, — протянул Рон, широко улыбаясь. — По-моему, ты выкручиваешься, чтобы не «рожать» двоих из нас.

— И вообще, — Гермиона заговорила громче, — два отца лучше, потому что нам не придется имитировать родственное сходство, то есть и изменений будет меньше.

— Мерлин, и вот из этого мне выбирать? — сморщив нос, Малфой оглядел Гарри и Рона. — Может, я буду приемным ребенком или еще кем?

— Можешь быть почтовой совой, — предложил Рон.

В конце концов они забросили идею разыгрывать семью и просто сошлись на том, что трансфигурируют себя до неузнаваемости.

Когда они вошли в деревню, стоял прохладный день, небо закрывал слой белых облаков. В августе на улицы Годриковой Впадины высыпали семьи, многие прогуливались по живописной площади в центре деревни. Стайки смеющихся детей, вырвавшихся из-под присмотра родителей, гонялись друг за другом по узким извилистым улочкам. Деревня оказалась красивым местом. Гермиона старалась не смотреть на Гарри слишком уж пристально. Его задумчивый взгляд то и дело уводило на детей. Она знала, что он думает о потерянном детстве, о жизни, которую мог бы прожить, если бы не Волдеморт.

По дороге к церкви Малфой остановился и повернулся в сторону одного из переулков. Он ничего не сказал, но они все посмотрели в том же направлении.

Гермиона тоже это увидела. В конце линии крупных симпатичных коттеджей виднелись обломки, которые проходящие маглы, похоже, не замечали. Наполовину снесенная, часть верхнего этажа была открыта всем ветрам.

У Гарри, кажется, перехватило горло. Его просто понесло к дому, словно магнитом, и все последовали за ним.

Они остановились перед заросшей живой изгородью и древними воротами. Гарри протянул руку, не отдавая отчет движениям, и погладил ворота. В следующее мгновение возникла деревянная вывеска с золотыми буквами. Они гласили:

Здесь в ночь на 31 октября 1981 года

были убиты Лили и Джеймс Поттер.

Их сын Гарри стал единственным волшебником в мире,

пережившим Убивающее заклятие.

Этот дом, невидимый для маглов, был оставлен

в неприкосновенности как памятник Поттерам

и в напоминание о злой силе,

разбившей их семью.

Вокруг мемориальных строчек доска была сплошь исписана пожеланиями: «Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!», «Да здравствует Гарри Поттер!». Гарри провел рукой по буквам. По его губам расползалась улыбка, пока он просто не засиял.

— Подожди-ка! — на Гермиону снизошло озарение. Она достала палочку — похоже, никто из маглов их больше не видел, раз они оказались в непосредственной близости от дома — и коснулась вывески. — Апарекиум!

Послышались четыре резких вздоха: в нижнем углу доски появилась выведенная от руки строчка:

Вернись туда, где сохранил жизнь

— Сохранил жизнь? — повторил Малфой.

Рон хмурился.

— И что это значит?

— Наверное, это для меня, — пробормотал Гарри.

Взгляд Гермионы соскользнул с вывески на разрушенный коттедж.

— Да, — тихо согласилась она. — Думаю, ты должен туда пойти, — она указала на разрушенный угол коттеджа, на руины комнаты, видимые лишь частично, куда шестнадцать лет назад ударило отраженное Убивающее заклятие. — Посмотри, Гарри. Место, в котором ты выжил.

— Мне по-прежнему не нравится, что мы доверились какой-то надписи неизвестно от кого, — пробормотал Драко, когда они второй раз подходили к коттеджу. — Мало ли, кто это написал.

— Да, но именно поэтому мы столько петляли по деревне, — донесся шепот Грейнджер. — Чтобы стряхнуть хвост, если он был.

Прочитав надпись на вывеске, они удалились от дома, прикинувшись незаинтересованными туристами. Затем покинули Годрикову Впадину, сменили заклятия трансфигурации на Дезиллюминационные и прокрались обратно. Поттер с Грейнджер, как самые мелкие, еще и накрылись мантией-невидимкой.

И сейчас, стоя перед коттеджем, Драко не спешил заходить внутрь.

— А если тут установили какую-нибудь охранку или сигналку?

— Если нет антиаппарационных чар, то беспокоиться не о чем, — ответила Грейнджер. — А их наличие можно проверить. Все помнят план?

— Случается что подозрительное — аппарируем в пещеру, куда сбежали после прошлого раза, как нас нашли, — прошептал Уизли.

— Отлично, пойдем, — позвал всех Поттер. Они с Грейнджер первыми перелезли через забор — плющ на почтовом ящике у калитки закачался, будто от порыва ветра.

Драко вздохнул, но последовал их примеру.

Дом Поттеров был выстроен из красивого камня, на котором оставили следы дожди и ветра, однако большая его часть скрывалась в темном плюще, расползшемся по фасаду. Входная дверь, когда-то ярко-малиновая, за прошедшие шестнадцать лет потускнела, краска хлопьями отходила от досок, дверная ручка проржавела.

— Ищите черный ход, — зашептал Поттер. — Лучше не входить... не входить через...

Мимо внимания Драко не прошло некое напряжение в поттеровском голосе. Драко неожиданно для себя представил, как возвращается в Малфой-мэнор через десять лет и оказывается, что сады заросли сорняками, окна не блистают чистотой, верхний этаж разнесен — картина запустения, заброшенности и полного разрушения.

Уизли тоже почувствовал скованность Поттера.

— Пойдем туда. — Он выступил вперед, и остальные отправились вслед за его неясным силуэтом.

Они обошли коттедж, стараясь не наступать мимо тропинки из треснувших плит, чтобы не мять траву и не оставлять углублений в грязи. У дальнего угла дома притаился небольшой козырек, а под ним обнаружилась вторая дверь — красная, с черными петлями.

Раздалось тихое грейнджеровское «Алохомора». Открываясь, замок скрипел и скрежетал. Уизли толкнул дверь сильнее.

Они вошли в маленькую кухню со слегка устаревшим гарнитуром. Когда-то эта комната была уютным местом. Взгляд Драко задержался на сложенных башней медных горшках на вершине шкафа и на волшебной тарелке на стене, где нарисованный петух из года в год клевал семена в паре мазков травы. Но время стерло весь уют. В воздухе витал запах гниения, а на потолке по углам выступила плесень.

Похоже, вывеску стоило воспринимать буквально. Казалось, сюда и вправду никто не заходил с того самого Хэллоуина. Глаза Драко остановились на детали, от которой по спине побежали мурашки, — на единственном стакане воды, стоящем у раковины. Словно кто-то только что налил себе попить и отошел.

Уизли захлопнул за ними дверь, смахнув слой пыли, которая тонким ковром покрывала весь пол. Тот оставался нетронутым — за исключением чьих-то шагов, ведущих в темный узкий коридор.

— Смотрите, — привлек к ним внимание Драко. — Здесь... здесь кто-то был, — в голосе, к его неудовольствию, прорезались визгливые нотки.

— Мы знаем, что здесь кто-то был, — Грейнджер постаралась сказать это буднично, но и сама заволновалась. — Тот, кто оставил надпись.

— Так пойдем уже? — поторопил Уизли. — Лучше не задерживаться.

— Ага, — голос у Поттера охрип. — Без Люмоса, а то увидят с улицы.

Они зашли в темный коридор. На стенах висели фотографии в потускневших рамках, едва видимые глазу. Один мужчина со многих карточек, на вид — точная копия Поттера, мог быть только его отцом; женщина же с длинными темно-рыжими волосами — наверняка мать. Драко притормозил у фотографии, на которой эта пара махала черноволосому младенцу. Они казались немногим старше Драко, но любовь, гордость и неподдельная теплота в их глазах, их пристальное внимание к сыну заставили Драко почувствовать себя на десять лет младше. Такие выражения лиц ассоциировались у него с собственными родителями; в тот миг сердце пронзила тоска по семье, а легкие словно сжала некая внешняя сила.

Драко заставил себя дышать, идти, молчать. Они миновали маленькую библиотеку с запылившимися диванами, одну из гостевых спален, кажется, и оказались в передней части коттеджа, откуда на верхний этаж поднималась лестница. Ступеньки ужасно скрипели, но они довольно быстро вышли на укрытую ковром площадку, а повернув за угол, увидели в конце коридора дверь.

От двери сквозило. Из-под щели под ней проникал естественный свет, обещая явить комнату по ту сторону, разрушенную до основания. Подходили к ней с опаской.

За два шага от двери чей-то голос прошелестел:

— Гарри Поттер?

Все застыли.

— Стойте! — бросила Грейнджер. Они с Поттером стянули мантию, оставшись лишь под Дезиллюманиционным. Вытянув палочку, она произнесла: — Скадус дикопераре!⁽¹⁾ Гоменум ревелио!⁽²⁾

Выждав секунду, но не увидев ничего нового, добавила:

— Периэмпта ревелио!⁽³⁾

При этом заклинании дверь в комнату окутал легкий мерцающий туман. Затем он быстро рассеялся, и Грейнджер пробормотала:

— Странно.

— Что? — спросил Поттер.

— Здесь никого нет. Это антиаппарационный барьер, но необычный... односторонний. Не позволяет аппарировать в комнату, а вот оттуда — можно. Кажется, кто-то пытается защитить комнату или же то, что в ней.

— Ладно, но что это за голос? — не терпелось узнать Уизли. — Опасаться стоит?

— Не уверена. Если на двери есть проклятие, то незаурядное.

— Темный Лорд не опустился бы до обычных проклятий, — буркнул Драко.

— Именно, — согласилась Грейнджер. — Помните: если что случится, не паникуйте, сразу аппарируйте, — она нервничала и говорила будто сама с собой, а не с ними.

— Поняли, — отозвался Поттер. Шагнул к двери, глубоко вдохнул и сказал: — Это я. Гарри Поттер.

— Что Альбус Дамблдор увидел в зеркале Еиналеж? — откликнулся шелестящий голос.

Драко не имел представления, что бы это значило, но Поттер шумно втянул воздух и с едва сдерживаемым волнением ответил:

— Себя. С парой шерстяных носков.

Замок на двери щелкнул, но они не торопились ее открывать. Силуэт Поттера обернулся.

— Кроме нас с Дамблдором этого никто не знал, — прошептал он. — Вы же понимаете, что это значит?

— Он оставил задание кому-то из Ордена! — догадалась Грейнджер. — Если бы с ним что-то случилось...

Поттер вновь встал лицом к двери, но даже руку не протянул.

— Все хорошо, — прошептала Грейнджер.

— Я... да, знаю. Я... мне просто странно.

— Еще бы, дружище. Хочешь, я зайду первым? — предложил Уизли.

— Ага. Спасибо.

Взявшись за ручку, рыжий толкнул дверь.

По коридору пронесся порыв чистого, свежего воздуха, унося запахи затхлости и сырости, накопившиеся за добрую половину двух десятилетий. Сквозь белые облака сияло солнце, и было что-то чарующее в свете, длинными лучами падающем в комнату — комнату, насильно открытую всем ветрам. Они ступили внутрь, на пол, искривленный годами дождей и усеянный клочьями обоев: одни напоминали обугленные лоскуты, другие, казалось, отошли только в последние годы. У стены расположился комод, сильно обгоревший со стороны, обращенной к одному конкретному углу, и оставшийся светлым с другой.

И там, в углу, в едва-едва сохранившемся остове угадывалась деревянная кроватка. Почерневшая и вытертая дождями, она, несмотря ни на что, продолжала стоять.

Никто не шевелился, не заговаривал целую минуту. Драко не удержался: его воображение уже накладывало образы на открывшуюся перед ним картину: зеленого луча, женщины с фотографиий, рухнувшей на пол перед детской кроваткой, ее темно-рыжих волос, рассыпавшихся по безжизненному лицу.

Драко расслышал странное тяжелое дыхание по соседству и с удивлением понял, что Поттер — безуспешно — пытается сдержать слезы.

Однако ничей голос не нарушил тишину. На глазах Драко гриффиндорцы под Дезиллюминационными срастались, подобно частям странной, едва видимой головоломки: Уизли приобнял друга за плечи, Грейнджер поймала его руку. У Драко сдавило горло. Не покидало ощущение, что он подглядывает за тем, что для него не предназначено. Он отвернулся к разрушенной стене, открывающей вид на улицу, где магловские дети все еще — подумать только — бегали, смеялись, играли, как будто ничего этого не происходило.

В конце концов послышалось хлюпанье, звук прикосновения ладони к мокрому лицу.

— Я не понимаю, — хрипло выдавил Поттер. — Здесь... здесь ведь пусто.

— Я посмотрю в ящиках, — вызвался Уизли. — Гермиона, проверишь полки?

Силуэт Поттера приблизился к кроватке, а затем — испуганно вскрикнул. Грейнджер и Уизли бросились к нему в тот же миг. Драко, потакая любопытству, к ним присоединился.

— Опять этот шепот! Спросил, как я поймал первый снитч... Ртом, — сказал Поттер, обратившись к кроватке. — Я чуть его не проглотил.

Воздух под кроваткой замерцал, словно мираж в пустыне, который развеялся, явив деревянную шкатулку. Грейнджер тихо ахнула.

— Открывай! — вскричал Уизли. — Давай!

Поттер достал шкатулку из-под кровати и откинул крышку. Внутри оказалось три вещи: золотой снитч, что-то похожее на серебряную зажигалку и книга «Сказки барда Бидля».

— Там какая-то записка, — сказала Грейнджер. — Вон... торчит из книги.

Поттер достал бумажку, развернул.

— Это его завещание, — он пробежал глазами по листу. — Завещание Дамблдора. «Рональду Билиусу Уизли я оставляю мой делюминатор в надежде, что, пользуясь им, он будет вспоминать обо мне. ...Мисс Гермионе Джин Грейнджер я оставляю свой экземпляр «Сказок барда Бидля» в надежде, что она найдет их занимательными и поучительными».

— А снитч? — не забыл Уизли.

— «Гарри Джеймсу Поттеру, — зачитал Поттер, — я оставляю пойманный им в первом его хогвартском матче по квиддичу снитч, как напоминание о наградах, которые достаются упорством и мастерством, и меч Годрика Гриффиндора, как напоминание о заветах храбрости в опасные времена». А снизу... тут... — он провел пальцем по краю завещания. Драко склонился ниже. В конце страницы была нацарапана строчка. Буквы прыгали, будто писали их в полусне.

«15.11 — 2:00 — озеро Лиллимонт»

— Это чтобы получить меч, — выдохнул Уизли. — Но почему его не положили сюда вместе с остальным?

— А ты бы оставил его тут валяться? — поинтересовался Драко.

— Не думаю, что его вообще можно оставить где-то, — Поттер сложил завещание и вернул в шкатулку. — Это же не обычный меч. Я отдал его Дамблдору, но он возник из воздуха, когда мне понадобился. Мне кажется, если бы меч просто оставили здесь, он бы... вернулся в школу.

— Почему в школу? — засомневалась Грейнджер.

— Школа может его... присвоить, вроде того, пока кто-нибудь другой не проявит храбрость. Он же появился, потому что я спасал Джинни. Где он был до этого? Не знаю. Может, опять придется что-то делать, чтобы его заслужить. — Поттер поднялся на ноги, с такой силой стискивая шкатулку, что Дезиллюминационное заклинание перекинулось и на нее, скрыв из вида. — Послушайте. Я... пока мы тут, я хочу... у меня есть идея.

— А? — отозвался Уизли.

— Я хочу устроить штаб-квартиру здесь. В этом доме.

Последовала долгая тишина.

— Гарри, — аккуратно начала Грейнджер, — возможно, это не лучшая идея.

— Почему нет?

— Гарри, об этом месте же все знают, — чувствовалось, что Уизли неловко. — Даже если под Фиделиусом...

— Особенно когда окажется под Фиделиусом, — вставил Драко. — Поттер, это целый дом. Неужели думаешь, Пожиратели не заметят, что он исчез?

— Ага, — буркнул рыжий. — Дом исчезнет, и они сразу поймут, что случилось. Выстроятся на улице и станут поджидать, когда кто-нибудь ошибется.

— Мы не ошибемся, — заявил Поттер. — Растянем чары на сад, изгородь, все, что нужно. Орденцы смогут без проблем аппарировать. И не важно, что Пожиратели будут теоретически знать, где дом.

Еще одна пауза. Драко переступил с ноги на ногу. Было как-то неуместно отказывать Поттеру, стоя здесь на обломках жизни, которой у того никогда не было.

— Слушайте, Волде...

Уизли захлебнулся звуком, и Поттер раздраженно вздохнул.

— Сами-Знаете-Кто, ладно. Кое-что он делает правильно.

— Да ну? — засомневался Уизли. — И что же?

— А то... что место имеет значение, — ответил Поттер. — Вы видели, что написано снаружи, на вывеске — люди сюда приходили, потому что этот дом напоминает им о надежде, что все закончится. Лучшего места для новой штаб-квартиры не найти.

— Гарри, — робко начала Грейнджер, и Драко незамедлительно захотелось удержать ее от дальнейших слов. — Гарри, тебе не кажется, что... что на твое мнение повлияло... повлияла эта обстановка?

— И что это значит? — повысил голос Поттер.

— Конечно, ты прав, — затараторила она, — это значимое место, но ты не думаешь, что можно найти что-нибудь более защищенное, менее... менее заметное? Пожалуйста, пожалуйста, не злись... Гарри, я просто пытаюсь придумать самый безопасный вариант.

Молчание все тянулось, и Драко забеспокоился, что Поттер начнет кричать здесь и сейчас, на открытом воздухе, и звук донесется до улицы.

Но тот только снял Дезиллюминационное. Осколок уцелевшей стены скрывал его от посторонних глаз. Поттер не злился, но Драко еще не видел его таким серьезным.

— Нам страшно, я знаю. Мы не хотим рисковать. Но если бы мы думали только об этом, вместо поисков крестражей мы бы спрятались в Сибири. Если бы мы думали только о безопасности, мы бы позволили Пожирателям захватить Британию, а все те, кто оставил надписи на вывеске, решили бы, что мы исчезли. И подумали: ну ладно, видно, так и надо, нам тоже лучше сдаться. — Он покачал головой. — Это не безрассудное решение, Гермиона — и дом не опаснее любого другого места, где можно было бы скрыться. Мы не приглашаем их внутрь. Мы оставляем сообщение, что они не попадут сюда вновь.

Он оглядел руины комнаты, кроватку в затвердевшей корке пепла и снова посмотрел на остальных, молча и искоса наблюдавших за ним.

— Я... я не просил делать меня символом, ясно? Но он сделал. Вот его сообщение, — Поттер указал на детскую кроватку, на радиус поражения, в пределах которого снесло стены, на развалины детской. — А теперь я совершеннолетний, и я... я здесь, и я хочу послать ответ. — Он сглотнул. Движение вышло медленным, натужным. — Моя жизнь — это не только воинский мемориал. И пока я здесь, я не позволю превратить в него еще чью-то жизнь.

После этих слов воцарилась тишина, какой еще не случалось. Драко пребывал в прострации. Поттер походил на закаленного в боях генерала, того, кто уже смирился со смертью.

Переступив порог поттеровского дома, Драко словно шагнул в другой мир. Какая-то его часть подзуживала бежать, отвернуться, забыть, что он вообще что-то видел. В открывшейся перед ним картине ему чудилось предзнаменование. Ждало ли его и родителей такое же будущее? Уничтожение дома и семьи? Если его поймают с гриффиндорцами, то вполне.

Нужно ли ему еще одно напоминание, чтобы убраться от Поттера, Грейнджер и Уизли — чтобы развалить странное уютное равновесие, которое возникло за предыдущие недели, чтобы сбежать в безопасное место, пока еще возможно?

Из состояния паники его вывел всхлип. Грейнджеровский. Она пыталась не реветь.

Драко сглотнул. Он подумает обо всем позже, а пока он громко театрально вздохнул:

— Мерлин, Поттер. Ты всегда выигрываешь споры вот так вот?

Грейнджер издала не то всхлип, не то смешок, губы Поттера дернулись, а затем сложились в невольную улыбку.

— Ладно, ладно, — вздохнул Уизли. — Убедил. Но давайте уже уйдем отсюда, пока кто-нибудь с улицы тебя не увидел?

Следующие несколько дней ими владела новая цель: понять, что же такое Дамблдор оставил гриффиндорцам. Пока Поттер с Уизли экспериментировали со снитчем и делюминатором, Драко вместе с Грейнджер занимался переводом «Сказок барда Бидля» с языка рун и практиковал окклюменцию. А отсутствие новых зацепок в поиске крестражей приносило облегчение. На это просто не хватило бы времени.

Затем, за три дня до намеченной даты вылазки в Гильдию старьевщиков, им срочно пришлось пересматривать планы.

— Гермиона, Малфой, — позвал Уизли, забегая вечером в столовую, где Драко и сидящая напротив Грейнджер углубились в «Сказки». — Идите сюда.

— Но... — заупрямилась Грейнджер, даже не оторвавшись от текста.

— Нет, прямо сейчас.

Грейнджер подняла глаза на напряженное лицо Уизли, обменялась обеспокоенным взглядом с Драко, и они вместе поспешили в гостиную. И только после Драко задумался, с каких это пор он начал обмениваться обеспокоенными взглядами с Гермионой Грейнджер.

Поттер в явном возбуждении мерил шагами пространство перед камином. По комнате громче обычного разносился голос диктора с радио.

— ...наплыва в честь начала учебного года, эти меры защитят юных волшебниц и волшебников от самозванцев. Те, кто не предъявит соответствующие бумаги на пропускном пункте, будут перемещены по каминной сети в место их отправления и останутся там до тех пор, пока не предоставят документы. На пунктах будут дежурить мракоборцы и представители недавно созданной Комиссии по учету маглорожденных. Репортаж с места событий от Аурелии Смекворт...

Уизли дважды постучал палочкой по радио, уменьшая громкость.

— О чем они говорят? — спросила Грейнджер. — Что это?

— Новые меры безопасности в Косом переулке, Хогсмиде и на платформе 9¾, — мрачно объяснил рыжий. — Чтобы попасть в Косой переулок, надо переместиться по камину в «Дырявый котел» и предъявить документы. Зуб даю, специально так сделали, чтобы выявить маглорожденных, как мы и думали. Вы же слышали: Комиссия по учету маглорожденных, — передразнил он с отвращением.

— А нельзя аппарировать к Фреду и Джорджу? — спросила Грейнджер. — Или через камин?

— Доступ перекрыли со всех сторон, — безрадостно сказал Поттер. — Аппарировать можно только ко входу в «Дырявый котел» и идти через него, то есть все равно проходить через контроль.

— Через камин тоже не вариант, — добавил Уизли. — Отдел магического транспорта увеличился на триста пятьдесят процентов. Без предварительного разрешения ничего не сделаешь.

— Но... но... — Грейнджер потрясла головой. — Это же абсурд! Никто не захочет жить в мире, в котором без документов нельзя даже сбегать в соседний магазин или связаться с другом.

Драко опустился в кресло.

— Ограничения снимут, — пробормотал он. — Уизли прав. Им нужно зарегистрировать людей. Через пару месяцев, когда всех учтут, а неблагонадежных — определят, скажут, что угроза обществу исчезла, и жизнь вернется на круги своя. По большому счету.

— Вы понимаете, что это значит, — произнес Поттер. — В плане крестражей.

— Да, — Грейнджер вздохнула и рухнула на диван. — Одной трансфигурацией не обойдешься. Простейшее Фините Инкантатем, и чары растают. Детекторы честности ее тоже определят. Придется ждать, когда сварится Оборотное.

Они дружно покосились на второй туалет, дверь которого была постоянно закрыта, чтобы не выпускать отвратительный запах зелья. Грейнджер установила на пределы комнаты Стабилизирующие чары, чтобы котел не опрокидывался каждый раз, как они сворачивали палатку.

Поттер с раздражением застонал:

— Ненавижу ждать. Меня бесит, что крестраж может попасть кому-то в руки и исчезнуть.

— Если его выбросили на пятом курсе, за два года он мог уже исчезнуть, — напомнил Уизли. — Пара недель погоды не сделает.

— Наверное, — вздохнул Поттер. — Ладно, значит, идем в следующем месяце.

— Двадцать второе сентября, — Грейнджер уже листала ежедневник, незаметно оказавшийся у нее в руках. Драко развеселился, видя теснящиеся друг к дружке строчки, словно она вновь готовилась к СОВ.

— А в кого мы будем оборачиваться, кстати? — поинтересовался Уизли.

— Нам нужно идти вместе, — заметил Поттер, — так что в этот раз лучше прикинуться семьей.

— Учебный год уже начнется, — напомнила Грейнджер. — Мы не сможем притвориться теми, кого мы знаем. Двадцать второго сентября они должны быть в Хогвартсе.

— Тогда семья с детьми, которые еще не поступили, — подытожил рыжий. — Или выпускники, которые еще не успели переехать из школы.

— Отличная мысль, — похвалил Поттер. — И семья должна быть из тех, кого без особых вопросов пропустят через пункт. Семья... чистокровных.

Драко вздохнул. Он знал, что гриффиндорцы посмотрят на него одновременно, еще до того, как они именно это и сделали. А хуже всего — у него уже был готов ответ.

— Пэнси Паркинсон, — вышло неохотное. — У нее три младших брата. Семь, девять и десять лет, так что они еще не ходят в Хогвартс.

Уизли прыснул.

— Что?

— Ничего, — но у него не получалось вернуть лицу спокойное выражение. — Забавно просто, что мисс «Я лучше всех» Паркинсон получилась незапланированно.

Драко бросил на него взгляд, полный отвращения. Вообще-то мать Пэнси забеременела в девятнадцать под давлением бабушки, строго придерживающейся традиций, чтобы доказать свою фертильность. Этот факт вылился во многие годы острого конфликта между Пэнси и ее матерью. Но Драко не собирался посвящать Уизли в детали.

— Ты был у Паркинсонов дома? — поинтересовался Поттер. — Можешь нас туда провести?

Драко замялся. Сказав про Паркинсонов, он тут же пожалел. А если они окажутся под угрозой? В теории достаточно будет Усыпляющих чар или чего-то такого и пары часов, а потом Паркинсоны проснутся, посчитав, что проспали дольше обычного, вот и все. На практике же...

— Слушайте, если вы привлечете к себе внимание в Косом переулке, то позаботьтесь о том, чтобы все поняли: это именно вы, а не Паркинсоны. Я не... вы не...

«Я не хочу навлекать на семью Пэнси неприятности», — подумал Драко, но не смог сказать этого вслух.

Он поймал себя на том, что бессознательно обратил взгляд на Грейнджер. Та кивнула, будто выцепила из его головы нужную мысль. Драко отвернулся, хмурясь. Он не разрешал применять к себе легилименцию, но... он ведь посмотрел на нее, будто надеясь на такой исход. Непонятно почему.

— Это можно устроить, — поддержала Грейнджер. — Выставим Паркинсонов жертвами, если что-то пойдет не по плану. Пожиратели наверняка ухватятся за возможность сделать из нас отъявленных злодеев, угрозу обществу.

— Они будут в восторге, — безрадостно хмыкнул Поттер. — Открыта охота на невинных чистокровных. Попадем на первую полосу «Пророка».

— Только если все пойдет не так, — уточнила Грейнджер. — День выбран, в запасе несколько недель, чтобы подготовиться. Думаю, у нас получится четко контролировать обстановку.

— Погодите, — Уизли смотрел на Драко ничего не выражающим взглядом.

— Да? — отозвался тот.

— Ты сказал: «Если вы привлечете к себе внимание».

Продолжения не последовало. Драко выгнул бровь.

— Да, Уизли. Мне что, в будущем ограничиться только односложными словами?

Уизли даже в лице не изменился.

— Ты пытаешься отвертеться и не идти.

— Отвертеться? — переспросил Драко. — Прошу прощения, когда это я дал понять, что собираюсь пойти?

Но теперь Драко понял, что и Поттер, и Грейнджер смотрят на него такими глазами, словно он совершил смертный грех.

— Что? — возмутился он. — Я заявлюсь в Косой переулок только в исключительном случае. Может, поделитесь, зачем вам я на этой вылазке?

— Не знаю, — взбудоражился Поттер, — но будет досадно, если ты вдруг понадобишься, а тебя с нами не окажется.

Драко покачал головой.

— Это не моя проблема, Поттер.

— Мерлиновы подштанники! — Уизли недоверчиво рассмеялся. — Я знал. Знал! Я же говорил, что он струсит! — Восклицание было адресовано почему-то Грейнджер.

— Я не струсил, — огрызнулся Драко. — Какая трусость, я даже не связан с вашими делами! Вы трое понастроили каких-то ошибочных теорий, почему я здесь.

— Ой, да ну? — не отстал Поттер. — И зачем ты здесь, Малфой? На каникулах?

— Нет, тролльи твои мозги, я здесь, чтобы встретиться с родителями, очевидно же!

— Если тебя волнует только это, — заговорила Грейнджер, — почему ты не остался в одном из укрытий, которые мы устроили? Мы вернулись бы к тебе, когда узнали, что с твоими родителями.

В животе что-то перевернулось. Грейнджер не отрывала глаз от ежедневника, и голос ее не передавал гнева. Был негромким, ровным.

Но она злилась, а если и нет, то пребывала в каком-то близком этому состоянии. Драко чувствовал. «Сама виновата, нечего было строить иллюзий, — пронеслось в мыслях. — Сама виновата, что хочет, чтобы я... я...»

Помог им? Да он уже помог, и не хватит ли с них?

— Чего именно вы от меня хотите?

Уизли вздохнул. Он вот уже не злился и не удивлялся — смирился, кажется, отчего Драко стало значительно хуже.

— Если ты до сих пор не понял, я и говорить не стану.

И они с Поттером вместе вышли из гостиной. Драко долго просидел в кресле, обуреваемый одними и теми же мыслями. Все это время на краю сознания маячил коттедж в Годриковой Впадине, обрушенные стены, мрачный и пустой взгляд Поттера, который рассказывал, чего лишился.

— Какое-нибудь заверение в верности, видимо, — пробормотал Драко.

— А? — подняла голову Грейнджер. До этого она протирала взглядом дырку в ковре.

— То, чего хотел от меня Уизли. Чтобы я поклялся в верности Ордену Феникса, чтобы от всего отказался и... и извинился, повалившись в ноги, так? Чтобы положил жизнь на борьбу с Темным Лордом, будто я и не слышал о чувстве самосохранения, как вы трое. То есть стать тем, с кем я не имею ничего общего.

Грейнджер ничего не ответила. Ее молчание лишь сильнее распалило Драко.

— Я же сказал им, что помогу с Паркинсонами. Что, этого мало? — он покачал головой и откинул волосы с глаз. — По правде, я не хочу их вмешивать. Пэнси и ее семье это только повредит, я уверен, и ради чего все? Из-за вас троих и вашей... вашей... но я согласен, я помогаю! А вы хотите чего-то еще? Что еще мне сделать? Вступить в ваши ряды? Подвергнуть себя смертельной опасности ради вас и вашего дела? И когда я умру, вам наконец-то хватит?

— Мы никогда не попросим тебя умереть, — тихо, серьезно произнесла Грейнджер. — Рон злится, что ты не идешь в Косой переулок, вот и все.

Драко с раздражением выдохнул и, сдвинувшись на самый край кресла, подался вперед.

— Ты не понимаешь, Грейнджер. Это все одно и то же. Нет никакой разницы. Отправиться в Косой переулок — все равно что выслеживать Темного Лорда. Я... я не параноик, ясно? И не преувеличиваю. Или смерть, или ничего, — он яростно помотал головой. — Вы не общались с... вы не знаете Пожирателей. Они не используют Аваду только по праздникам.

Грейнджер долго молчала, а когда взглянула, выражение ее лица смягчилось. Напряжение, сковывающее все тело, спало по непонятной причине. Да неужели, с иронией подумал Драко, ему не все равно, считает ли его бесхребетным Гермиона Грейнджер?

Он с удивлением понимал, что знает ответ на этот вопрос. Ему вправду важно. Не хотелось выглядеть трусом в ее глазах.

«Потому что я не трус», — раздраженно напомнил себе Драко. Мнение Грейнджер ничего не значило, просто была важна верность фактов.

Ежедневник перекочевал с ее колен на диван. Он всмотрелся в строки текста, бегущие по страницам: ее почерк был убористым, стал таким после многих лет работы над эссе, в пределы которых не помещались все ее мысли по теме.

— Я все хотела узнать. О чем ты думал, когда надел диадему?

Драко захлопнул рот, едва не прикусив язык. Грейнджер посмотрела ему в глаза.

— Прекрати, — он тут же отвел взгляд. — Прекрати это делать.

— Что?

— Я знаю, что ты делаешь.

— Я... я не читаю твои мысли, Малфой, — Грейнджер неподдельно удивилась. — У меня не очень получается. Я не применила бы легилименцию невербально, да еще и без палочки.

— Но... — Драко нахмурился, растерявшись. Она ведь словно в точности угадала его мысли о Пэнси и ее семье.

Успокоившись, Драко покачал головой. Она не могла заглянуть в его голову, а только это имело значение. Отлично, его личные дела остались в неприкосновенности. Так с какой стати он что-то лопотал ей о Пожирателях? Он не обязан ничего говорить.

— Я же сказал: ничего особенного.

— Ладно, — Грейнджер поднялась. — Я пойду займусь рунами.

— Ладно. Я тоже.

— Не надо мне помогать.

— Не строй из себя мученицу, Грейнджер, ты всю ночь просидишь над «Фонтаном феи Фортуны».

Она засопела, но возражать не стала. Он сгорбился в кресле напротив нее за обеденным столом, каждый работал над своей частью перевода. Время от времени ему казалось, что он чувствует ее взгляд, но Драко так и не поднял глаз.

* * *

Атмосфера после случившегося накануне разговора была грозовой, но им и без того хватало забот, так что даже Рон довольно быстро оттаял. Гарри вынес на обсуждение еще один вопрос, сообщив всем, что Грегорович мертв, а Волдеморт — которого они начали звать исключительно как Сами-Знаете-Кто, потому что у Рона уже сдавали нервы — теперь охотится за каким-то вором. Описание этого вора, которое дал им Гарри, вышло довольно куцым, поэтому Гермиона, к раздражению друга, настояла, что заниматься им пока нет времени.

Когда же перевод «Сказок барда Бидля» был завершен, пришла пора уделить внимание следующей проблеме — превращению в Паркинсонов. Гермиона, Гарри и Рон забросали Малфоя всеми мыслимыми и немыслимыми вопросами, намечая план поместья Паркинсонов, как туда пробраться, где найти камин, чтобы переместиться в Косой переулок, и как остаться незамеченными.

Сошлись на том, что вечером перед днем «Х» закажут Паркинсонам коробочку печенья мадлен в шоколадной глазури, которое любили все члены семьи. Этот дорогой бисквит выпекали в «Сладостях Калафора»⁽⁴⁾. Глазурь на золотистой поверхности печенья приобретала причудливые формы: фейерверков, распускающихся цветов, капель дождя, проливающихся в голубой сахарный пруд. Рона, который подавился завтраком, услышав стоимость пяти таких печений, пришлось спасать торопливым Анапнео.

В каждое печенье они добавят Сонное зелье отсроченного действия. Через шесть часов после употребления человек забудется глубоким сном без сновидений, а очнется лишь спустя четырнадцать. Проникнут в поместье они через окно в спальне Пэнси, которое она никогда не закрывает, чтобы по-тихому выбираться из дома на каникулах, и в восемь утра переместятся по каминной сети. Если все пойдет по плану, в десять они вернутся в Косой переулок, задолго до того, как Паркинсоны проснутся.

Однако же оставалось проработать еще множество деталей. Им придется как-то отвлечь домашнего эльфа, к тому же Малфой сказал, что по вторникам — вот неудача! — к Паркинсонам приходит садовник. Еще предстояло сварить Сонное зелье, чтобы убедиться в желаемом эффекте по времени. Оборотное приближалось к финальному этапу приготовления, так что Гермиона оставила новое зелье на Гарри и Малфоя, в результате чего все трое мальчишек то и дело непредвиденно засыпали.

Между тем, слегка расстроившись, что в «Сказках» не нашлось ничего полезного, Гермиона вернулась к заклинанию Доверия. По ее расписанию на него отводилось два часа в день. Между тремя и пятью она надевала диадему и отходила от палатки когда в лес, когда на поляну, а когда в горы, и практиковала различные элементы заклятия.

И вскоре эти занятия стали ее любимой частью дня. С диадемой Гермиона наконец почувствовала себя именно той ведьмой, которой ее считали друзья и преподаватели. Рассудительной и уверенной. Разумной, невозмутимой, способной на все. С диадемой она наконец-то заслуживала похвалу, и ее сводило с ума, что эти часы проходили в одиночестве, когда никто не видел лучшую версию Гермионы Грейнджер.

А во время, проведенное без диадемы, она начала замечать ее отсутствие. Поначалу Гермиона встревожилась: уж не зависимость ли это? — но нет, диадема не имела к этому никакого отношения. Беспокойство вызвали собственные бесчисленные недостатки Гермионы, ее несчетные изъяны. Диадема лучом света в темном царстве выхватила все дефекты, которыми она обладала на протяжении жизни. И Гермиона знала о них, правда же, глубоко-глубоко в позабытом закоулке души? Истина заключалась в том, что она была ни на что не способна и дурила окружающих из чистого везения, заставляя считать себя умной. Истина заключалась в том, что она вела себя самодовольно, заносчиво и невыносимо, а Гарри и Рон терпели ее из жалости. Истина заключалась в том, что родители разочаровались в ней и этого не исправить. Истина заключалась в том, что Гермионе не повезло с внешностью и у нее не выходило компенсировать этот недостаток всем тем, чем она пыталась его компенсировать. Поэтому Рон так и не сделал первый шаг, поэтому же Гарри на вид смущался всякий раз, когда казалось: ну вот сейчас-то заискрит! Истина заключалась в том, что она — жалкая грязнокровка, которой никогда не найдется места в волшебном мире, разве что в тени великих волшебников. Настоящих.

Ни о диадеме, ни об этих озарениях Гермиона никому не говорила. Знала, что не поймут, что любое упоминание таких ее размышлений встревожит всех, ведь это крестраж, и у нее попытаются забрать диадему, а даже мысль о расставании с ней причиняла боль — не потому, что Гермиона привязалась, нет, она не впала в зависимость от диадемы (разве не ограничила она занятия строго двумя часами в день?). Та просто оказалась полезным инструментом для самосовершенствования. Сегодня днем, спустя неделю после начала сентября, спрятавшись в уединенной рощице, Гермиона почти все отведенные два часа практиковалась с другими заклинаниями, кроме Доверия, потому что не хотела лгать друзьям. Они спросят, готова ли она наколдовать Фиделиус, ей нужно будет сказать нет, чтобы и дальше работать с диадемой, чтобы становиться хорошей ведьмой, лучшей версией себя, перестать быть неудачницей. И чем это не доказательство, что все под контролем, что с ней все в порядке, ведь ее волновала ложь Гарри и Рону, и это было совершенно нормальным чувством.

— Грейнджер.

Гермиона рывком обернулась, выставив палочку. Но среди деревьев стоял всего лишь Малфой. Рука с палочкой опустилась. Малфой смотрел на диадему с выражением, которое ей совсем не нравилось. Он ведь так и не сказал, что открыл ему крестраж. Завидовал? Желал забрать диадему себе? Нужно будет не спускать с сумочки глаз, чтобы Малфою ничего не светило.

— Что?

— Поттер приготовил ужин. Пахнет отвратно, так что Уизли просит тебя все исправить.

У Гермионы вырвался смешок. Он вышел резче, выше обычного. И понравился ей больше.

— Ладно, — она зашагала к палатке.

— Ты пытаешься выучить наизусть целый учебник? — поинтересовался Малфой. — Уже которую неделю занимаешься.

— Не твое дело.

Малфой покосился, приподняв бровь. Ей не привиделось: его взгляд и вправду цеплялся за диадему. Гермиона коснулась ее, чувствуя потребность защититься, упиваясь прохладой серебряного ободка.

— Полезная, да?

Гермиона прищурилась перед ответом.

— Да.

— Так ты научилась Фиделиусу?

— Нет.

Они остановились у палатки. Брови Малфоя поползли вверх.

— Ты же не собираешься сидеть в этой штуке за ужином?

Гермиона призадумалась. Уголок его губ был вздернут, что не помогало понять, шутит он или нет. Заметят ли мальчишки, если она придет в диадеме? Гермионе совсем не хотелось ее снимать. С другой стороны, не стоило больше необходимого привлекать к ней внимание. Взгляд Малфоя и так вызывал неоднозначные мысли, а если Гарри с Роном отреагируют так же, будет неприятно.

— Нет, — ответила Гермиона. — Не собираюсь.

Малфой молча ждал. Гермиона подняла руки, коснулась диадемы. Пробежала пальцами по кружеву серебра, по сапфирам. Прижала подушечки пальцев к ободку, поправила его на лбу, не желая снимать, желая оставить диадему на месте, чтобы спокойствие и ясность проникли в самую суть, откуда их уже нельзя будет вымыть.

Наконец, с усилием, словно снимала нечто в разы тяжелее, Гермиона подняла крестраж с головы.

За левым глазом стрельнуло болью. Она пошатнулась и сгорбилась, прижав ладонь ко лбу, в другой стиснув диадему.

— Грейнджер? — Малфой шагнул ближе.

Гермионе хотелось отойти, прижать диадему к груди, не дать выхватить. Настороженный вид Малфоя подсказал, что нужно быть скрытнее в своих действиях. Нет. Лучше, чтобы он не понял, что ею овладел защитный инстинкт. Гораздо лучше.

Гермиона заставила себя выпрямиться.

— Извини. Полдня голова болит. — И беспечно, как безделушку, забросила диадему в сумочку.

На протяжении ужина ее мысли занимали диадема и Малфой. Гермиона следила за ним, ища малейшие следы недоверия, но он вел себя как обычно: сидел на стуле с выпрямленной спиной, серьезным лицом, холодным взглядом и вступал в разговор, лишь когда мог сумничать.

Ужин подходил к концу, а Гермиону вновь снедали тревога и осознание своего несовершенства. Появилось желание почитать, но какой толк, если на самом деле она мало что поймет? Гермиона нервничала, грустила и не знала, как облегчить свое состояние.

— Гермиона? — позвал Гарри.

— А? Извини, что?

— Я спрашиваю: у тебя все нормально? Ты какая-то уставшая.

— Да, все отлично, — тут же среагировала она, заставляя себя улыбнуться. Гарри ведь не беспокоился за нее, а спрашивал просто из жалости. На том и строилась их дружба, разве нет? Они с Роном вернулись к плачущей в туалете девчонке, потому что были храбрыми и хорошими, а она — жалкой. Но ничего. Она продержится в отведенной роли до завтра, а там уже, между тремя и пятью часами, займется самосовершенствованием.

* * *

Драко негромко постучал в дверь. Он наложил Оглохни на коридор, да и Грейнджер уже спала, но в этом деле все равно требовалась осторожность.

— Входи, Гермиона, — пригласил из-за двери Поттер.

— Это не Гермиона.

Молчание. Дверь приоткрылась, и в щели показался хмурый Уизли.

— Что?

— Надо поговорить. Зачем еще, по-твоему, я тут стою? Впускай уже.

Вздохнув, Уизли отошел. Он плюхнулся на кровать, его бордовая пижама чудовищно выделилась на красно-оранжевом покрывале.

Драко прикрыл за собой дверь. Эта спальня была самой большой, здесь стояли две кровати для каждого из близнецов. Драко изначально посчитал странным, что двое взрослых мужчин осознанно спят в одной комнате, а потом увидел стопки блокнотов с пометками от них двоих, сделанными в любое время дня и ночи. Они потратили бы полжизни, перебегая из комнаты в комнату, чтобы обсудить очередную идею, если бы разошлись по разным местам.

— В чем дело? — настороженно спросил Поттер, сидя на другой кровати.

— В Грейнджер.

— А что с ней? — встревожился Уизли.

— Не знаю, — отозвался Драко. — Не мне судить.

— Что это значит?

— Это диадема. С ней... что-то не так.

Уизли с Поттером напряженно переглянулись.

— Когда я пришел позвать ее на ужин, она была... странной. Я не могу это описать.

— Но она же сняла диадему, — напомнил Уизли.

— Да, но при этом ее как будто надломило. Сослалась на головную боль и думала, что убедительно врет.

— За ужином она была странной, — засомневался Поттер. — И на уроках окклюменции последнее время большей частью молчит.

Драко скрестил руки на груди.

— Ага. Она не должна больше ее надевать.

Теперь Уизли выглядел виноватым.

— Вы же не думаете... то есть, это же что-то новенькое. Она носит ее каждый день уже две недели. Я думал, ничего страшного, она же ведет себя нормально. Ну, не потеряла память, не прячется по углам, как Джинни на втором курсе... всего две недели ведь прошло. На Джинни гораздо дольше пришлось влиять.

Драко вспомнилось, как Грейнджер коснулась диадемы, как смотрела на нее почти с нежностью.

— Не знаю, — повторил он.

— Ладно, — решился Поттер, — затягивать дольше нельзя. Поговорим с ней завтра. Вместе.

— Ага. Хорошо. Только... не говорите, что я это начал?

— Что? — озадачился Уизли. — Почему нет?

— Не знаю, — пробормотал Драко. — Просто не говорите.

Верные своему слову, гриффиндорцы не рассказали о роли Драко. Поттер поднял тему крестража за обедом:

— Гермиона, слушай, мы тут с Роном думали о диадеме.

Грейнджер вскинула голову. Насторожилась.

— И что? — слышалось, что этот разговор заинтересовал ее гораздо больше предыдущих.

— Мы просто подумали, что тебе стоит сделать перерыв, вот и все, — пожал плечами Уизли.

— Я сделала что-то неправильно?

Ответ оказался таким странным, что Драко обменялся изумленными взглядами с обоими гриффиндорцами.

— Э-э... нет, — протянул Поттер, — просто... на всякий случай. Это же крестраж. Да, он полезный, но все же...

— Нет, нет, Гарри. Пожалуйста, не сейчас. Я почти разобралась с Фиделиусом. Нельзя прерываться.

Поттер прикусил губу и покосился на Уизли.

— «Почти» — это насколько?

Грейнджер на секунду задумалась.

— Три дня. Еще три дня, и, думаю, буду готова. Можем опробовать заклинание на самом коттедже. В пятницу. Согласны?

Никто не ответил. Оглядев Драко, Поттера, Уизли, она вздохнула.

— Простите, я, наверное, рассеянная последнее время. Но меня так раздражает книга, которую оставил Дамблдор! Я не понимаю, что с ней делать. И мне очень жаль, что не могу помочь с окклюменцией.

— Да ладно тебе, Гермиона, — подбодрил Уизли. — Никто не знает, зачем Дамблдор оставил нам эти вещи. Я вообще в окклюменции ни в зуб ногой, целый месяц никак не помогаю.

В голосе Уизли прорезалось облегчение, Поттер ринулся утешать Грейнджер и тоже расслабился, но Драко не поверил ни единому ее слову. Грейнджер была очень убедительна, но Драко все думал, как она впивалась пальцами в диадему, колебалась, юлила, прежде чем найти силы снять ее.

Если диадема пудрила им мозги, Драко должен придумать, как оставаться на шаг впереди.

— Ладно, ладно, — оборвал он Поттера. — Утешил, да, мы все бесполезные и понятия не имеем, чем старик думал, когда писал завещание. Главное в чем, Грейнджер: ты две недели используешь диадему. По-моему, нам пора увидеть результаты.

Поттер с Уизли испытали раздражение. Грейнджер — нет. На мгновение на ее лице появилось незнакомое расчетливое выражение, которое, честно говоря, заставило Драко понервничать, но он успешно притворился, что не замечает странностей.

— Я не хочу впустую тратить день, как вышло тогда в лесу, — ровно ответила она. — Я же сказала, три дня, Малфой. Если тебя что-то не устраивает, вперед, колдуй сам.

Драко показательно закатил глаза.

— Ладно. Тренируйся. Но я буду смотреть. Кто-то же должен убедиться, что мы все работаем на износ, а не просто притворяемся, — он растянул губы в самой мерзкой усмешке, поднялся и ушел, не дав ей времени возразить.

Тем же днем, с диадемой в руках, Грейнджер попыталась отговорить его идти за ней. Приводила аргумент за аргументом, давила, что нужно прибраться на кухне, помочь Поттеру и Уизли с планом по Паркинсонам, проверить Оборотное и Сонное зелья, составить программу занятий по окклюменции и так далее и тому подобное. Драко не поддался на уговоры. Он часто зевал, то и дело смотрел на свои дорогущие часы, и, наконец, Грейнджер капитулировала и с непривычно ожесточенным лицом вынесла из палатки «Чары прежних дней» и диадему.

Стоял яркий, но прохладный сентябрьский день. Драко уселся на большой плоский камень, по-кошачьи наслаждаясь солнцем и наблюдая за Грейнджер. Она регулярно посылала ему раздраженные взгляды.

Второй день прошел по тому же сценарию. Грейнджер попыталась избавиться от сопровождения. Драко настаивал на своем, с завидным упорством пропуская мимо ушей все аргументы, и после ужина Уизли загнал его в угол узнать, что это за игры.

— Я за ней слежу, — прошептал Драко, — и пытаюсь не слишком явно это показывать, так что заткнись.

На третий день пришло время рискнуть. Под конец тренировки, перед тем как Грейнджер сняла диадему, Драко заговорил:

— Заклинание хорошо получается.

На Грейнджер набежала тень подозрения.

— Спасибо.

— Так что ты планируешь делать дальше, после того как прикинешься, что пытаешься его наложить?

Она застыла. Взгляд метнулся к палатке — они скрывались в очередном безымянном лесу — и вернулся к Драко.

— О чем... о чем ты говоришь? — ее голос охрип.

Драко повел плечами.

— Ты хочешь носить диадему. Те двое хотят, чтобы ты перестала ее трогать. И если ты верно наложишь Фиделиус, они отберут диадему. Так что ты собираешься саботировать попытку, — он замолчал, а затем последним штрихом добавил: — Я бы так и сделал.

Грейнджер видимо сглотнула. Спокойствие давалось ей с трудом. Откинув с лица непослушную прядку волос, она прошептала: «Мне так жаль» — не ему, но себе.

И от этого шепота Драко пробрало новое чувство. Не тревога, не предчувствие беды, а самый настоящий страх. Что оно с ней делало? Что говорило?

Что бы это ни было, Драко должен убедить ее, что он на их стороне: на ее и диадемы, вместе.

— Так ты... ты... — Драко окинули недоверчивым, но каким-то отстраненным взглядом. — Ты не пытаешься меня остановить?

— Зачем? Я слизеринец, Грейнджер. Мы же не идиоты отказываться от дармовой силы.

Ее глаза блеснули. На губах нарисовалась ухмылка. Сердце Драко ушло в пятки. Выражение лица было ни разу не грейнджеровское.

Но в следующую секунду она будто пришла в себя.

— Вот как, — медленно произнесла Грейнджер. — Я... я хочу наложить Фиделиус правильно, Малфой. Поэтому и надеваю диадему.

— Да, конечно. Спорим, это одна из причин. — Мысли в голове Драко кипели, зацепившись за тот блеск, за ухмылку. Крестраж уже смещал ее личность внутри ее же тела. На долю секунды, но все же...

— А знаешь, — расслабленно продолжил он, — если ты правильно наколдуешь Фиделиус, мы сможем убедить остальных, что диадема неопасна. У них и так куча дел, чтобы еще и на нее обращать внимание. Будешь вести себя как обычно, как сейчас, они и не возразят, что ты ее надеваешь.

Грейнджер прикусила губу.

— Ты же что-то заметил. Значит, я вела себя по-другому. Я где-то ошиблась.

— Грейнджер, Грейнджер, — протянул Драко. — Меня интересовала диадема. И нет, ты отлично справляешься.

— Отлично? — повторила она, чуть поперхнувшись на словах.

— Отлично, — отозвался Драко. — Ага. Наложи Фиделиус. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее ощущение, что именно так и получится убедить остальных. И диадема останется у тебя. Результативность, верно?

Грейнджер раздумывала. Не отвечала, устремив взгляд к поблескивающему меж деревьев озеру.

— В общем, ладно. Теперь ты знаешь, на чьей я стороне. Не забудь снять эту штуку, пока дружки не увидели. Уже... — он сверился с часами, — пять часов и две минуты.

За ужином Грейнджер то и дело нервно поглядывала на Драко. Он открыто смотрел ей в глаза и притворялся, что увиденное вовсе его не беспокоило. Им бесспорно требовалось поставить заклинание Доверия. Если решить эту задачу до того, как диадема повлияет на Грейнджер сильнее, можно будет запереть крестраж в какой-нибудь шкатулке, пока не найдется средство его уничтожить.

Но если диадема убедит ее налажать с Фиделиусом завтра, Драко не знал, что тогда делать. Он не решился поделиться своими соображениями с Поттером или Уизли, потому что Грейнджер неустанно следила за ним с окончания ужина вплоть до его ухода в спальню.

Той ночью ему не спалось, Драко не переставая думал о прошептанном Грейнджер «Мне так жаль».

Был почти час ночи, когда он услышал безошибочный звук — скрип половицы за дверью.

Сердце оборвалось. Драко внезапно понял, как диадема так быстро подавила Грейнджер, несмотря на, казалось бы, всего двухчасовые занятия.

Он поднялся, забрал палочку с тумбочки, наложил Силенцио на ноги, дверь и петли, и только потом открыл. И в темноте палатки увидел ее. Грейнджер сидела неестественно прямо, спиной к нему, с диадемой на голове.

Драко не видел ее лица, но знал, что она спит. Понял, что диадема, не завладевшая ее бодрствующим сознанием, вместо этого проникла в подкорку. Гадал, сколько раз за последние две с половиной недели ее вело в ночи непреодолимое притяжение к бисерной сумочке, которую она всегда оставляла на каминной полке, сколько раз она, спящая, оказывалась во власти ее содержимого.

Инстинкт подсказывал, что обернись она сейчас, увидь его, то нападет, но не своим дуэльным арсеналом, а смертельным мастерством лорда Волдеморта. У него был лишь один шанс.

Драко прикрыл дверь и пригнулся, едва видя в темноте макушку Грейнджер и навершие диадемы. Покрался. На полпути вспомнил заглушить еще и дыхание. Грейнджер сидела неподвижно, точно каменная, казалось, даже не дышала.

Драко преодолел гостиную. Гриффиндорка была так близко, ее голова смотрела вперед, будто на огонь, который не горел в пустом камине. Лунный свет играл бликами на сапфирах диадемы.

Драко выпрямился. Собрался с духом и одним четким движением выбросил руку — подхватил диадему с головы Грейнджер.

Та повалилась как подкошенная.

Сердце Драко замерло. Он резко втянул воздух и перемахнул через диван. Диадема со стуком полетела на пол.

— Грейнджер, — выдохнул он, не успев вспомнить, что наложил на себя Силенцио. Снял заклинание и сжал ее плечо, встряхнул. — Грейнджер! Грейнджер?

Ее веки медленно поднялись — Драко затопило облегчение. Она была жива — жива! — пусть вяла и обескуражена.

— Малфой? Что я... что про... — Грейнджер огляделась, ее взгляд остановился на диадеме. Она до сих пор не понимала.

— Эта штука контролировала тебя во сне, — сообщил Драко. Ее глаза скользнули вниз, и он понял, что все еще впивается в ее плечо. Он тут же отдернул руку, ощутив странный жар, и тяжело упал на диван рядом с ней. Грейнджер выпрямилась, потирая виски.

— Мы убираем диадему куда подальше. И больше ее никто не трогает.

Грейнджер замерла. Повернулась к нему с убитым видом.

— Нет. Ты не понимаешь. Она мне нужна.

— Ты поставишь Фиделиус сама.

— У меня... у меня не получается! — вырвалось у нее, и она разрыдалась. Транс оборвался. — Не получается правильно... ничего не получается...

— Грейнджер, — Драко не на шутку растерялся. — Что ты... чего-о?

— Я постоянно всех подвожу... на третьем курсе с дементорами, Гарри пытался меня научить, он пытался... а потом на пятом, в Отделе тайн, я не заметила и чуть не умерла, и Гарри мог умереть, когда пытался меня спасти... и Дамблдор... Дамблдор... я же была с ним, я могла...

— Грейнджер... Эй, Грейнджер?

Сердце Драко отбивало чечетку. Он не представлял, что делать. Ее все сильнее била дрожь, Грейнджер бормотала что-то сквозь рыдания, и Драко едва разбирал ее слова, да и самого его потряхивало от пережитого ужаса, что он каким-то образом убил Грейнджер, сняв диадему с ее головы.

— Гермиона.

Она вздрогнула и подняла голову.

На ней была та же самая магловская футболка не по размеру, которую она носила у себя дома. Теперь он разглядел на ней название «Стоматология Грейнджеров» с изображением улыбающегося зуба. Логотип настолько выцвел, что стал едва различимым.

Драко поверить не мог, что диадема сумела воспользоваться именно этой уязвимостью. Что Гермиона, мать ее, Грейнджер на самом деле, без шуток, сомневается в своих магических способностях.

— А ты в курсе, что в прошлом году все первогодки знали твое имя?

— Ч-что? — У Грейнджер округлились глаза.

— Ага. Ты получила так много «Превосходно» по СОВ, что учителя рассказывали о тебе первокурсникам. Представь, даже наши новички обсуждали тебя, как будто ты второе пришествие Кандиды Когтевран, а потом сквозь зубы добавляли, что ты «даже не когтевранка». Возмутительно, — Драко неодобрительно покачал головой. — Ты знала, что Гойл постоянно о тебе болтает? Что он бы все отдал за такие мозги? И не он один. Черт, да все, кто о тебе так говорит. Ты же не настолько зазналась, чтобы думать, будто все в Хогвартсе разбираются в этом хуже тебя?

— Я... но они не знают... я же только что сказала: в нужный момент я не мо...

— В нужный момент? — передразнил Драко. — А, так значит, это не ты в нужный момент ставила защитные чары, куда бы мы ни переместились? Или это не ты выучила специальные заклинания проверки на проклятия, или не ты подготовила ингредиенты для любого возможного зелья? Значит, это не ты в нужный момент аппарировала с нами, когда нас чуть не убили на Гриммо?

— Если бы я не аппарировала на Гриммо, нам бы не пришлось...

— Хватит, — Драко одарил ее взглядом безо всякого восторга. — Теперь ты повторяешь за моей матерью. Она постоянно всем недовольна.

Грейнджер издала сдавленный смешок.

— Что?

— Не думала... ну, ты же всегда так злишься, когда говорят о твоей матери.

— Да, но так это чужие люди. Они не знают, о чем говорят.

Грейнджер шмыгнула носом и вытерла мокрое лицо плечом.

— Я просто боюсь... не справиться. Это заклинание... нам нужно его поставить, и поэтому, естественно, у меня не получится. Едва я только подумаю, что, если не справлюсь, случится беда, то не могу ничего сделать. Я хочу заниматься важным делом, но кажется, что если я на что и способна, так это отгадывать любимый цвет Локонса в викторинах, и ничего более.

Драко помассировал висок. Человек, которого она описывала, имел к ней самое поверхностное отношение, но он знал, что указывать на это бесполезно.

Его взгляд вновь обратился на диадему, которая невинно сияла в пятне лунного света, там же, куда откатилась.

— Что еще оно тебе наговорило? — голос Драко вышел тихим, чуть хриплым.

— Она... оно... не говорило, — Грейнджер вновь ощетинилась.

— Тогда о чем еще ты думала последние две недели?

Сглотнув, Грейнджер запустила пальцы в волосы, оттягивая гриву кудрей назад, пока не стал виден ее полный профиль, ухо, линия челюсти.

— Что... что Гарри и Рон не... что я лишняя, что я раздражаю их и они просто терпят меня. И... и у меня есть подтверждения, мы же с Роном постоянно ссоримся, и Гарри любит Рона больше, чем меня. Я знаю: они нужны мне больше, чем я — любому из них. И... что родители разочарованы во мне... я знаю, они просто хотели нормальную дочь, строили планы, какой будет моя жизнь... и, конечно же, что я... я должна компенсировать за... за разное.

— Что разное?

— Сам знаешь. Маглорожденная. Не красавица, — Грейнджер пристыженно замолчала. Драко словно с размаха вмазали локтем в живот. Он не представлял, что вообще ответить. «Мне жаль?» Но чем это поможет? Возражать? Если она и впрямь во все это верила, что изменит его мнение?

Диадема мерцала, и Драко ее ненавидел. Ненавидеть было продуктивнее.

— Знаешь, что случилось, когда я надел эту штуку? — с отвращением произнес он, не в силах спрятать злость на диадему.

— Что?

— Я знал всё обо всех в комнате.

У Грейнджер отчего-то заалели щеки.

— Легилименция?

— Нет. То есть я и так знал, что для Уизли деньги — больная тема, что у Поттера комплекс, потому что он белая ворона, но с диадемой я мог... мог вывернуть всех наизнанку, если бы захотел. С ней было легко увидеть, в чем сила, а в чем люди ощущают свое бессилие. Вот Уизли смотрит на тебя, а я знаю, что он влюблен. Не первый год, скорее всего. Поттер смотрит на вас обоих и... — Драко скривился. — Он сдохнет, если с вами двумя что-то случится. Мерлин, я как будто его личный дневник прочитал. У вас вся троица такая. Не знаю, что там с твоими родителями, но... — Драко мотнул головой в сторону спальни гриффиндорцев, — те двое закроют тебя от Убивающего, ясно? Черт возьми, да это и без диадемы видно. Они ведь не раз тебе об этом твердили.

Грейнджер призадумалась. Спросила:

— Почему ты не хотел об этом рассказывать?

Драко горько усмехнулся.

— Видишь ли, Грейнджер, про себя я тоже многое понял. И, как оказалось, я не особо хочу знать, как ко мне относятся и где мне самое место. — Он брезгливо фыркнул. — Диадема все так ясно показала, что обо мне... и пару лет назад я посмеялся бы или порадовался, воспользовался бы этим... но сейчас я просто хотел... не знаю, — Драко покачал головой, глядя в окно на окружающий их лес. — Хотел самоустраниться. Не участвовать. Не существовать. Чтобы обо мне не думали, — его голос был усталым, царапающим. Хотелось оказаться за границей самого себя. И все.

— Со мной такое было. — Грейнджер устроилась на противоположной стороне дивана, прижимая к животу подушку. — Я ходила в магловскую начальную школу, ну и очевидно, это был кошмар. Точнее, не школа — я. Не люблю вспоминать детство. Постоянно высмеивала людей за малейшую ошибку. Так что можешь догадаться: друзей у меня не было. А когда пришло письмо из Хогвартса, я решила: вот он, мой шанс начать с начала.

На ее лице появилась улыбка. Драко понимал, что она вспоминает, как открывала письмо, которое он ждал затаив дыхание все лето перед поступлением.

— И я готовилась, готовилась и готовилась, — продолжала Грейнджер. — Меня ждала не просто новая школа, а совершенно новый мир, поэтому я подумала, что могу просто... просто взять и оставить прежние привычки дома, что научусь магии так, что все захотят со мной дружить. Но в Хогвартсе мне тоже было очень одиноко, и я услышала, как Рон сказал, что у меня нет друзей, и вроде как поняла, что привезла с собой старую «меня». Не получилось просто отстегнуть ее и выбросить. Это все еще была я, — Грейнджер пожала плечами. Посмотрела ему в глаза. — Извини, Малфой. Вряд ли ты можешь самоустраниться. От того, кем ты был.

— Да знаю. — Драко удобнее устроился на своей стороне дивана. — Это просто ощущение.

Повисла тишина. Они рассматривали друг друга, на мгновение позабыв о диадеме.

— Ладно, — заговорила Грейнджер, — если ты догадывался, что мы чувствуем и думаем, то не все было так уж плохо.

— Да ладно? Почему нет?

— Я тоже была в комнате.

Драко задержал на ней взгляд. Грейнджер была спокойна. Впервые за несколько дней она была собой.

— Ага.

Надев тогда диадему, он проанализировал ее наравне с остальными. Легкий поворот ее тела к нему означал осторожный интерес, а наклон головы — открытость и внимание. Покрасневшие щеки при пересечении их взглядов означали то, чего он точно не ожидал от Гермионы Грейнджер. Поттера с Уизли пропитывали опасения и давняя враждебность, а вот ее...

— Сложилось впечатление, будто ты меня не ненавидишь.

Ее губы сложились в одну из тех сдержанных улыбок, которые Драко начал узнавать, которым рад был становиться причиной.

— Нет. Я тебя не ненавижу.

— Я тебя тоже.

---

1) Заклинание обнаружения проклятий. Авторская выдумка.

Вернуться к тексту

2) Заклинание обнаружения человека.

Вернуться к тексту

3) Вероятно, заклинание обнаружения антиаппарационного барьера. Также, вероятно, авторская выдумка.

Вернуться к тексту

4) Авторская выдумка.

Вернуться к тексту

На следующее утро Гермиона собиралась молча. Остаток ночи она проспала неважно, постоянно подскакивая от страха, что бредет к дверям с протянутой рукой. Она наконец-то поняла ощущение, которое много лет назад пыталась выразить Джинни, — ощущение оскверненности.

К счастью, никто в их лагере нынче не был расположен к разговорам. На улице еще было сумеречно, луна висела низко, заливая багряную ткань палатки темно-серым светом. Они встали перед рассветом, надеясь, что улицы Годриковой Впадины будут пусты и им без помех удастся опробовать чары. Коттедж Поттеров и так находился на окраине деревни, но стоило перестраховаться.

Гермиона убедила Малфоя не рассказывать Гарри и Рону о коварстве диадемы. Ей было стыдно даже представлять, как она признается в такой вопиющей ошибке: позволила крестражу столь глубоко проникнуть в разум. Друзья захотят узнать, что она делала и о чем думала под влиянием, а Гермиона сомневалась, что вновь сможет изложить все в деталях. Одного раза хватило с лихвой.

Взгляд ее то и дело притягивало от сумки, куда она складывала колышки, к Малфою. У того волосок лежал к волоску, и светлые пряди мерцали, точно сикль в лунном свете. Его спокойный взгляд переходил то на Гарри, то на Рона, пока они втроем складывали палатку, тонкие губы иногда изгибались, когда один из них шутил.

И только встретившись с ним глазами, Гермиона поняла, что он необычайно напряжен и серьезнен. Боялся ли Малфой, что после всех вчерашних разговоров у нее не получится наложить чары?

«Разумеется, не получится, — отбрил холодный голос из глубин сознания. — Ты рассчитываешь справиться в одиночку? С твоим-то произношением, жестикуляцией, с жалкими попытками подготовиться...»

Гермиона зажмурилась, с усилием отгоняя эту мысль. Когда же она открыла глаза, Малфой уже отвернулся.

В груди поселилась тревожащая тяжесть. Прошлой ночью она вывалила на Малфоя скопище уродливых чувств последних двух недель, если не последних десяти лет. Она уже признавалась Джинни, что переживает из-за внешности, но эта проблема была самой несерьезной. Вот о ее страхах в отношении родителей не подозревали ни Рон, ни Гарри — о подспудном ощущении, что родители предпочли бы иметь обычную дочь.

Сейчас же, при свете дня, было трудно поверить, что она поделилась наболевшим с Драко Малфоем. Еще год назад он воспользовался бы любым проблеском слабости, чтобы довести ее до слез.

Ведь он и сам признался: оставайся все как раньше, ему понравилось бы владеть силой диадемы, способностью выворачивать души. Быть может, так Малфой намекнул, что не обернет ее откровенность против нее же.

Оставалось молиться, что так и будет.

Когда они появились в Годриковой Впадине под Дезиллюминационными, еще не рассвело. В темноте коттедж Поттеров приобрел еще более заброшенный вид, зияющую дыру в верхнем углу заполняла чернота неба.

Они остановились.

— Готова? — прошептал Рон.

— Наверное, — хрипловато откликнулась Гермиона.

— У тебя получится, — подбодрил Гарри. — Ты надела диадему?

— Нет. Я... решила без нее.

— Почему нет? — удивился Рон. — Это же твоя уникальная сила.

Гермиона знала, что Рон не имеет в виду ничего плохого: диадема и вправду представляла собой незаурядный артефакт — но все же было обидно слышать молчаливое допущение, что без нее Гермиона может и не справиться. Даже сейчас, после того, что крестраж творил каждую ночь, ее одолевало желание вырвать диадему из кармана малфоевской мантии и снова надеть — еще раз ощутить себя непогрешимой.

— Я беспокоюсь, — тихо произнесла она, — что если я поставлю Фиделиус вместе с крестражем, то заклятие признает часть души Сами-Знаете-Кого за своего и пустит его в дом. Конечно, в моей книге не описано, может ли крестраж влиять на заклинание, это ведь таинства Темной магии. Но лучше учесть такую возможность.

Рон тихо присвистнул.

— Хорошая мысль. Всякое может случиться.

Гарри принял отговорку без вопросов.

— Тогда я захожу. Удачи.

Плющ на калитке зашелестел, когда он спрыгнул в заросший двор, занимая оговоренное место на дорожке, камень под ногами хрустнул.

Рон вытянул перед Гермионой конспекты, держа их за самый уголок, чтобы Дезиллюминационное не захватило сам лист. Малфой тогда же достал палочку. Они с Гарри решили быть во всеоружии, если вдруг здесь устроена засада. Пока что удавалось не привлекать внимания: Рон держал конспекты у самой изгороди, чтобы в глаза не бросался парящий лист пергамента, но результат наложения заклинания скрыть не выйдет. При условии, конечно, что Гермиона преодолеет этот этап.

Прозрачный Гарри показал ей большие пальцы, а Рон положил руку на плечо.

— Спасибо, — прошептала Гермиона, и ее взгляд снова остановился на Малфое, замершем у калитки. Он не оперся о столбик, будто собирался провести здесь не один час. Гермиона обрадовалась этому, пусть неосознанному, жесту, вспоминая слова Малфоя: как о ней отзывались в школе. Как ни странно, эта мысль сумела приободрить ее тогда, когда бесконечные увещевания друзей не подействовали. И никогда не действовали. Рон и Гарри желали ей счастья и уверенности в себе, у них были причины делать ей комплименты, льстить, раздувать ее способности. У безызвестных первокурсников со Слизерина таких причин не было.

Гермиона втянула прохладный воздух. Заглянула в конспекты, подняла палочку.

А потом, едва начала, случилось чудо: глаза сами собой закрылись — ей не требовались записи, она помнила заклинания наизусть.

Формулы слетали с ее губ, вызубренные за прошлые недели до малейшей интонации, движения палочки запечатлелись в мышечной памяти. Она произнесла две определяющие части, а затем третью — в обратном порядке, удваивая их силу. Произнесла плавно, все равно что собственное имя. Намечая границы чар, Гермиона не забыла о живой изгороди Поттеров и определила безопасное пространство в сотне ярдов над коттеджем и под ним.

Точно по времени на поверхность мыслей вспорхнуло воспоминание о безопасности: первый курс, безмятежный, обычный вечер в гостиной Гриффиндора. Они с Гарри и Роном смеются над шуткой Хагрида, которую услышали, когда были у лесничего в гостях. В камине потрескивают поленья. Им ничего не угрожает, они вместе.

Воспоминание о вступлении. Оно тоже возникло легко: кирпичная стена Косого переулка расходится в стороны — Гермиона впервые посещает волшебный мир. Память играет яркими красками, почти что наяву слышится скрежет двигающихся кирпичей.

Воспоминание об исчезновении. Для этого случая Гермиона подумывала выбрать что-нибудь из наколдованных ею Исчезательных заклинаний, но остановилась на свежем и оттого наиболее болезненном воспоминании. Она проскальзывает в спальню, когда родители спят. Смотрит на них жадно, задерживаясь еще на чуть-чуть, прежде чем закрывает дверь, понимая, что может больше никогда их не увидеть.

Воспоминание о доверии. Для этого мыслеобраза Гермиона с самой первой тренировки воспроизводила в голове одно и то же: третий курс, бородатое лицо Хагрида, доброе, сочувствующее. Хагрид протягивает свои ужасные лепешки, которые не разгрызешь, а она рыдает, закрыв голову руками, из-за Рона и Коросты, утопая в чувстве вины, но не в силах попросить прощения. Она не могла поверить, что виновата, ведь если любимица Рона и впрямь умерла из-за нее, то кем это выставляло Гермиону? Худшим в мире другом, а она не смогла бы больше обходиться без друзей, просто не выдержала бы. Тогда она вывалила все на Хагрида, а он сидел рядом и осторожно похлопывал Гермиону по спине, пока на нее не напала икота.

Однако сейчас, к ее тревоге, мысли вильнули в другом направлении. Из памяти поднимался другой разговор — не испытанный для заклинания и совсем-совсем недавний. Она обнимает колени, сидя на диване в палатке. Лицо залито слезами. А напротив, на другом конце дивана, за ней пристально, едва хмурясь наблюдает Драко Малфой. Он не отмахнулся от ее переживаний. Он просто слушал и слушал, пока она не выплакала из себя все лишнее.

Заклинание Доверия близилось к окончанию, но Гермиона не разрешала себе его ждать, не позволяла себе сбиться.

Она шепотом проговорила завершающую формулу. Вывела палочкой круг против часовой стрелки, а затем, наконец, по часовой.

Открыла глаза.

Из кончика палочки вырвался ослепительный голубой свет. Он ударил в силуэт Рона, и тот не сдержал возглас удивления. Свет лился и лился из палочки, ложился на Рона слой за слоем, как у луковицы, и едва облек все тело, в то же мгновение втянулся внутрь.

Сердце Гермионы забилось быстрее. Цвет луча совпадал с описанием из учебника — «словно льды, что растопили», — и остаточное свечение вышло бледно-зеленым, как и требовалось.

Сработало?

Медленно и молча они обернулись к Гарри. Для Гермионы ни он, ни коттедж никак не изменились, но вот Малфой крутил головой, его взгляд никак не цеплялся за здание.

— Малфой? — усталый голос прорезал прохладный утренний воздух. — Ты вид...

— Нет, — ответил он нетвердым голосом. — Ни Поттера, ни коттеджа. Ничего.

— А меня? — Гермиона открыла калитку и ступила на вымощенную дорожку. Как только она пересекла границу, он сообщил:

— Тебя тоже нет.

— Рон. — Удары сердца болью отдавались в груди. — Пиши. Давай.

Рон достал из кармана перо и чернила, расстелил лист с конспектами на столбике калитки и нацарапал тайну на чистой стороне пергамента.

«Штаб-квартира Ордена Феникса расположена по адресу: Мостовая улица, дом 7».

Рон передал пергамент Малфою и торопливо присоединился к Гарри и Гермионе. Они втроем смотрели, как Малфой, держа лист за самый уголок, читает адрес.

А в следующий момент он ступил на территорию, ограниченную заклятием Доверия.

Гермиону захлестнуло ликование. В груди потеплело, как после бутылки сливочного пива. Завопив, Рон энергично взмахнул палочкой, снимая Дезиллюминационные, и заключил Гермиону в объятия, оторвав ее от земли. Она пискнула, смеясь, и Гарри с восторженным криком кинулся к ним.

Гермиону разрывало от чувств. Похожая горячка владела ей, когда она разворачивала письмо с результатами по СОВ, в котором оказались сплошные Превосходно, но эта была намного лучше, бесконечно, невозможно лучше, потому что значила так много. Значила, что у них будет безопасная гавань.

— Ты гений, — Гарри стиснул Гермиону в объятиях, — ты же знаешь?

— Еще какой! — вскричал Рон. — Фиделиус в семнадцать!

— Вы меня сейчас задушите. — Щеки у Гермионы уже болели от улыбок. И тут, за плечами мальчишек, она увидела застывшего у калитки Малфоя, с чьей фигуры в свете уходящей с небосвода луны сползало Дезиллюминационное. По его лицу было ясно, что он не знает, куда деться и ждут ли его на этом празднике жизни, но при виде него Гермиону переполнила благодарность. Если бы Малфой не обыграл крестраж, она до сих пор надевала бы его, с каждой минутой уверяясь, что ни на что не способна сама. Гермиона нетерпеливо махнула ему подойти, сияя улыбкой.

Малфой буднично прошел по дорожке. Гарри и Рон разорвали объятия.

— Неплохо, Грейнджер. Сошло бы на Удовлетворительно от Флитвика.

Гермиона с Гарри рассмеялись, и даже Рон продолжал улыбаться. Губы Малфоя дрогнули — видно, ему не хватило сил полностью сдержать улыбку.

Гермиона вдруг припомнила образ для заклинания, проассоциировавшийся у нее с доверием, и даже в своем состоянии эйфории ощутила недоумение. Столько моментов в ее жизни были проникнуты доверием, а ее разум выбрал именно вчерашний? Разговаривать с Хагридом было в сотни раз комфортнее, чем с Малфоем, как с Гарри и Роном.

Однако же, предположила Гермиона, подходя к коттеджу вместе со всеми, доверие не равнялось комфорту. Доверие — это его отсутствие. Шаг в пустоту с надеждой, что под ногой окажется твердыня.

* * *

Шестнадцать лет запустения не прошли даром.

Разрушенное здание. Разбитые непогодой и вандалами окна. Отклеивающиеся обои. Обнажившиеся деревянные кости дома, искривленные. Изношенный фасад, раскрошившиеся пороги и оконные перемычки. Пожирающая внутреннее убранство гниль. Упадок.

И — накопление. Пропитанные влагой детали. Разросшаяся в сырости плесень. Разросшиеся на металле красные крупицы ржавчины. Множество трупов: грызуны, насекомые. Старинные следы пребывания падальщиков. Царство пыли, занявшее все поверхности. Витающие в воздухе ароматы, грязь, застарелая влажность — настолько густые, что можно зачерпнуть ладонью.

Первым делом они раскрыли разбухшие от воды рамы окон. Встали во дворе и гоняли через весь дом чары, чтобы созданный ветер унес все неприятные запахи. Они не стали закрывать окна, впуская в дом ароматы осени, а сами в то же время отскребали все, что можно, выдвигали старые ящики, оттаскивали мебель от стен, откручивали ржавые дверные ручки, отрывали листы прогнивших обоев, распороли грязный ковер в одной из комнат и вытряхивали ведра с пылью во двор, где та разлеталась хлопьями пепла.

Драко думал, что Поттер не вытерпит, не сможет смотреть на грязь, что запятнала его старый дом, но ошибся. Избранный, казалось, вознамерился поучаствовать даже в самых мерзких мероприятиях по уборке. В действительности он как-то чересчур увлекся, в первый же вечер составляя план ремонта. Такого рвения от него не дожидался ни один профессор в Хогвартсе.

Грейнджер с Уизли, очевидно, желая обуздать одержимость Поттера, установили правило: на работы по дому отводится максимум четыре часа в день. Оставшееся время посвящалось подготовке к вылазке в Косой переулок и урокам окклюменции.

— Да зачем мне теперь окклюменция? — сопротивлялся Поттер. — Даже если нас найдут, их не пустят чары.

Замечание было не лишено логики. Грейнджер весьма преуспела в наложении Фиделиуса. На второй день после их прибытия у дома стали появляться фигуры в плащах: кто-то шатался у ручья в пятидесяти ярдах от сада позади коттеджа, кто-то сидел на старой скамейке с противоположной стороны Мостовой улицы. Но сколько бы они ни шныряли поблизости, у них не получалось попасть на территорию.

Драко понимал, что будь Пожиратели способны проникнуть в дом сразу, они не выжидали бы. Тем не менее это понимание не помогло подавить инстинктивный приступ паники, когда на четвертый день жизни в коттедже из окна верхнего этажа Драко заметил небритое лицо Нотта, смотрящего в их сторону.

Грейнджер видела, как он вздрогнул. Они как раз сдирали обои по краям трухлявого мансардного окна хозяйской спальни.

— Страшно их видеть, да? — Грейнджер передернула плечами.

Драко стесненно отвернулся от окна.

— Вид бывал и лучше.

— Может, вырастить живую изгородь, — задумалась она. — С этим этажом ничего не сделаешь, но хоть на первом и в саду перестанем видеть их страшные физиономии.

Драко пригляделся к Грейнджер. Она заплела волосы в густую косу, чтобы не мешались во время уборки. На подбородке у нее темнел мазок грязи, а загорелое лицо покраснело от усилий, с какими она по-магловски скребла поверхности. Грейнджер предупредила всех этим своим командирским тоном, что чрезмерное использование магических чар уборки может поставить под угрозу структурную целостность дома.

— Что? — отреагировала она на его взгляд.

Драко покосился на дверь, убеждаясь, что их не услышат.

— Ничего. Выглядишь лучше.

Грейнджер замялась.

— Спасибо. Чувствую себя тоже.

В первые дни после наложения Фиделиуса она была усталой, изможденной. Она сказала Поттеру с Уизли, что заклятие Доверия тянет ее силы, что ему нужно укрепиться, а чуть позже оно уже станет «самостоятельным».

Драко, вскользь прочитавший текст о Фиделиусе, знал, что это полная чушь. Было легко догадаться, что ее утомление вызвано расставанием с крестражем. Так что на второй день он не особо удивился, когда Грейнджер поймала его в ванной и умоляла дать ей диадему, позволить надеть всего на мгновение, всего на пару минут, пожалуйста, не для дела, а только чтобы утолить нужду...

А когда он отказался, она разъярилась.

— Трусливый, эгоистичный змееныш! — рявкнула Грейнджер с диким, каким-то пустым взглядом и унеслась прочь.

Не прошло и часа, как она вернулась извиниться, сгорая от стыда.

— Я... слушай, Малфой, я не хотела...

— Все нормально, — Драко продолжил втягивать пыль с серванта в кончик палочки.

— Нет, не нормально! Ты сильно мне помог. Поверить не могу, что такого наговорила.

— Я тоже. Обозвать слизеринца змеей — это что, оскорбление? Детский сад. В следующий раз уж постарайся.

Грейнджер недоуменно пошевелила губами.

— Это не смешно.

— Отнюдь. — Драко положил палочку на комод и прислонился к нему. — Я не настолько обидчивый, Грейнджер.

Она фыркнула.

— Да ну? А я вот помню шесть лет бессмысленных споров в Хогвартсе, которые говорят об обратном.

— Да, да. Но это было в Хогвартсе.

— Послушать тебя, так будто сотня лет прошла.

— А разве нет?

Веселья и след простыл. Какое-то время они стояли в тишине. По лбу Грейнджер скользнул луч света, когда она переступила с ноги на ногу.

Через секунду он вновь схватил палочку и вернулся к уборке.

— Говорила не ты, Грейнджер. Так что не парься.

Драко не знал, что и думать о наличии общих секретов с Грейнджер. Каждую ночь с наложения Фиделиуса, после того как Поттер с Уизли ложились спать, Драко пробирался в другую часть палатки и стучался к Грейнджер. Она открывала в той же футболке с логотипом клиники и отдавала ему палочку. Затем он запирал ее на ночь, чтобы она не могла отправиться во сне на зов диадемы.

Первые пару ночей Драко допоздна оставался в гостиной посмотреть, что будет. В первый раз около полуночи завертелась дверная ручка, послышалось поскребывание, и затряслась сама дверь. Удары выходили настолько громкими, что Драко пришлось наслать Оглохни на спальню Поттера и Уизли. Вторую ночь попытка вырваться ограничилась парой неудачных поворотов ручки. На третью крестраж, похоже, потерял власть над спящей Грейнджер, и в ее комнате стояла тишина.

Теперь при разговорах с Грейнджер у него в голове постоянно крутились эти моменты. Ее лицо в темноте, пристыженный, но решительный вид, с которым она вверяла ему палочку. Тот час, который они проговорили после того, как Драко снял с нее диадему. Его облегчение, когда она справилась с Фиделиусом. Как она стирала слезы согнутым пальцем. Все это было странно.

В итоге Грейнджер призвала Поттера с Уизли заняться живой изгородью. Они вчетвером целый час бродили вдоль границ сада перед домом и за домом, накладывая чары роста, пока кусты не вымахали до десяти футов такими же толстыми, здоровыми и непроницаемыми, как Скрывающий кустарник, который профессор Стебль выращивала в теплице номер три. Грейнджер действовала медленнее других. Она то и дело добавляла россыпи цветов. Отходила, любовалась своей работой и улыбалась сама себе либо касалась бутонов, прежде чем продолжить. Драко, неожиданно для себя, посматривал в ее сторону, наблюдая за всем процессом.

— Эй, — окликнул его Уизли. — Шевелись там.

— Да ради Мерлина... Ты меня нанял, Уизли? Ты мне платишь?

Уизли сощурил глаза. Драко знал: тот ждет продолжения издевки, например, о неспособности Уизли хоть кому-то заплатить. Но после полутора месяцев совместной жизни эта шутка стала совсем уж избитой. И пойти по этому легкому пути казалось ниже достоинства Драко. В конце концов он просто зевнул Уизли в лицо и отправился в южный угол сада.

В самом коттедже они, разумеется, не жили. Были готовы к тому, что ночевать в установленной на заднем дворе палатке им придется еще не одну неделю. Да и коттедж не обещал неземной жизни, часто думал Драко, когда с кислым видом левитировал из-за туалета мертвых многоножек. Его и в лучшие времена сложно было назвать дворцом. Дом целиком поместился бы в западном крыле Малфой-мэнора.

И все же... когда они закончили с гостиной, выбив, наверное, двадцать фунтов пыли из старого коврика, сменив какую-то красную плетеную штуку на блестящие половицы, Драко решил, что в этом месте что-то да есть. Было приятно сидеть на кожаном диване, смотреть, как Грейнджер расставляет книги по защитным чарам на отмытые полки, наблюдать, как Уизли в пух и прах разбивает Поттера в шахматы. В который уж раз.

В эти мгновения Драко было уютно. Видимо, он сходил с ума.

В основном, правда, дни были наполнены тревогой по поводу предстоящего путешествия в Косой переулок. Решили, что Поттер будет изображать отца Пэнси. Даже Оборотное не могло до конца спрятать акцент, а тот же Уизли разговаривал максимально непохоже на мистера Паркинсона. Но это породило неудобную ситуацию: Грейнджер и Поттеру придется притворяться женатыми, а Уизли такой поворот событий ощутимо ненавидел.

Грейнджер словно мимо ушей пропустила слова Драко, что рыжий в нее влюблен. Учитывая ее закомплексованность, Драко считал, что они с Уизли не встречались только потому, что Грейнджер вбила себе в голову, будто ему не нужна, но, похоже, дело заключалось в другом. С Уизли она вела себя необычайно вежливо с самого переезда в коттедж, пару раз поссорилась с ним по пустякам, но избегала оставаться с ним наедине. Драко казалось, иногда ее взгляд устремлялся к Поттеру.

Он мог бы и раньше догадаться: Мальчик, Который Выжил, Избранный и все такое — но мысль, что Грейнджер сохнет по Поттеру, Драко почему-то раздражала. Вероятно, потому, что он и в страшном сне не представлял реакцию Уизли, если те двое и впрямь сойдутся.

В общем, из рыжего вышел ужасный ребенок. А Поттер, вариант пусть и получше, чем Уизли, все же совершенно неубедительно притворялся мистером Паркинсоном. Чтобы попрактиковать манеры чистокровных, они трансфигурировали внешность Поттера под мистера Паркинсона, а Грейнджер — под его жену. Гриффиндорка справлялась не так уж плохо: она успешно подражала строгой, требовательной манере миссис Паркинсон — а вот Поттер... Любой, кто хоть раз встречал отца Пэнси, тут же решил бы, что он под Конфундусом или хуже того — под Империусом. Поттер просто не умел подстраиваться в нужной степени. Драко представлял в уме, как тот поддается напряжению в Косом переулке и начинает направо и налево рассылать проклятия.

Сентябрь шел своим чередом, а новости по радио становились все мрачнее. В сообщениях от Комиссии по учету маглорожденных перечисляли длинные списки людей, которых называли опасными беглецами, и задерживать их следовало на месте. Драко неприятно удивился, когда в списке упомянули Дина Томаса и Теда Тонкса. Томаса любили в школе, он был мягче и внимательнее большинства гриффиндорцев. А Тед Тонкс... семья отреклась от тетки Драко за то, что та вышла за него замуж. Если он умрет, это будет значить, что Андромеда лишилась семьи ни за что.

Почти каждый вечер по радио слышались сухие голоса дикторов, передающих новые сообщения об опасностях со стороны маглорожденных.

— Новые исследования показали, что магия передается от волшебниц и волшебников только по родственным связям, — сообщили журналисты, — поэтому первоочередно нужно провести расследования в отношении этих так называемых «маглорожденных» и как они украли магические секреты.

Они не дослушивали новости до конца. Уизли или Поттер постоянно отключали радио, поглядывая на Грейнджер, которая тут же раскрывала ежедневник или «Сказки барда Бидля», хотя и не могла скрыть напряженного лица.

Иногда, после радиосводок, Уизли подозрительно косился на Драко. Он не сразу понял почему: рыжий думал, что Драко тоже вдохновится новыми идеями.

Нечего и говорить, он действительно размышлял о новостях. Размышлял, пока убирал коттедж Поттера, пока под ногти забивалась грязь, а глаза заливал пот. Размышлял, пока оттирал ноющее тело в душе, и в тревожные часы перед сном. Раздирающий Драко диссонанс ощущался почти физически болезненным, ведь его мнение по поводу статуса крови было завязано на родителях, детстве и мире, который, казалось, больше не существовал.

В передачах звучали знакомые успокаивающие фразы, такие как «магическое сообщество», «невиданная природа магических сил» и «отличия магического от обыденного, впечатляющего от магловского». Драко вырос на таких разговорах. Его учили гордиться волшебным наследием. Каждый раз, как он достигал нового магического этапа: первый стихийный выброс магии, первые искры из палочки матери — его родители неподдельно радовались, чего никогда не позволяли себе демонстрировать в других обстоятельствах. Они связывались по камину с другими семьями, чтобы рассказать о новых успехах сына, да и у волшебников была традиция праздновать подобные события. В этот ритуал была заложена ключевая идея, что никто другой их не понимал, что только чистокровные семьи гордились своим происхождением по-настоящему верным образом.

А эта теория, что маглорожденные каким-то чудом «крали» магию… Драко знал, что это пропаганда, но в то же время испытывал в глубине души эмоции, на которые рассчитывали ее создатели. Испытывал страх, что маглы вторгаются в волшебный мир, посягая на то, что волшебники создали для себя. О них ведь говорилось в «Истории магии», в разделе, где описывалось сожжение ведьм и преследования волшебников, из-за чего последние и начали скрываться, а теперь маглорожденные хлынули в Хогвартс, как всегда говорил отец, словно им в школе самое место. Словно маглам было мало собственного мира. А если граница между двумя мирами продолжит размываться, кто знает, что случится с магами, с их изысканной манерой жить, с трепетным отношением к волшебству?

У Драко никогда не было причин пересматривать прежнее мнение. В конце концов, всех его друзей воспитывали одинаково — как полагается, говорила мать.

А вот жизнь с Поттером, Уизли и Грейнджер... дала Драко повод еще раз все взвесить. Он жил с предателем крови, воспитанником маглов и маглорожденной. В кругах чистокровных ходили глубокие убеждения, что именно подобные люди сделают с традициями чистокровных, если представится возможность: пренебрегут ими, осквернят, исказят.

Но Драко прожил с этими тремя почти два месяца и, вот что странно, не ощущал никакого стеснения. И чем дольше он думал, тем больше подозревал, что на самом деле им плевать, захочет ли он соблюдать традиции, в которых он вырос, или нет. Всю жизнь Драко считал, что и он, и его семья, и его друзья борются с угрозой своему образу жизни, цепляются за власть, ибо не обрести ее — значит уступить, а уступить — значит обречь себя на уничтожение. Теперь же, оказавшись в стане противника, живя с троицей, которая олицетворяла собой образ врага чистокровных, он гадал, в чем же угроза, потому что, если та и была, он, хоть убей, не мог ее распознать.

Разброд в мыслях не успокаивал нервов Драко из-за вылазки в Косой переулок. Грейнджер все уверяла, что Паркинсоны предстанут перед всеми жертвами, их ни в чем не обвинят, но Драко не верил. Факт оставался фактом: если Паркинсоны как-либо помешают Пожирателям, их сочтут помехой. Семья Пэнси не входила в круг Пожирателей, по крайней мере, тогда, когда Драко покидал Хогвартс, так что наказание исполнит не сам Темный Лорд. Однако же Пожиратели постараются, следуя воле хозяина.

Дата вылазки приближалась, а Драко начал страдать от навязчивых видений, в которых семью Пэнси пытали Круциатусом. Видения оказались заразительными. Иногда, когда Поттер убивался над доской с шахматами, или Уизли отпускал ироничный комментарий о торчащих снаружи Пожирателях, или Грейнджер приказывала им замолкнуть, потому что она пытается читать, у Драко перед глазами вставали страшные картины, как их тоже пытают. Наверное, он и правда сходил с ума.

За три дня до похода в Гильдию на улице раздался громкий хлопок. Драко работал с Грейнджер в маленькой библиотеке, отделяя промокшие книги от неповрежденных. Они оба поспешили в сад за домом, где нашли Уизли, в одиночестве ремонтирующего разрушенную дорожку, которая вела к заросшему водорослями пруду.

— Где Гарри? — заволновалась Грейнджер. — Это он? Куда он ушел?

— Ничего не случилось, успокойся, — отозвался Уизли. — Он хочет купить новый ковер в комнату с разбитыми окнами.

Грейнджер тяжело вздохнула.

— Он взял мантию?

— Взял. И внешность трансфигурировал.

— Ладно, — Грейнджер прикусила губу и замешкалась. Будто на что-то решалась. — Слушай, я... я думала, что вечером...

— Не сейчас, Гермиона, — Уизли перевел внимание на дорожку. — Я тут немного занят.

У нее вспыхнули щеки.

— Как скажешь, — с прохладцей ответила она. Развернувшись на пятках, Грейнджер размашисто зашагала к коттеджу.

Драко собирался последовать ее примеру, но его остановил Уизли:

— Малфой, погоди. На пару слов.

Драко помедлил. Уизли больше не занимался тропинкой. Он отложил палочку и из-за ног Драко высматривал, не видно ли Грейнджер.

— Что происходит? С Поттером же ничего не случилось?

— Что? А, да жив он, жив. — Уизли поднялся с земли. — Слушай, Малфой... сегодня у Гермионы день рождения. Она думает, мы забыли, но нет. Гарри ушел за тортом, украшениями и огневиски. — Уизли глянул на коттедж и скривился. — Будет злиться, что я ее перебил, но... наверняка она хотела заговорить о празднике, а это испортило бы весь сюрприз. — Рыжий вздохнул. — В общем, Гарри вернется с украшениями, нужно, чтобы она нас не увидела. Мы сложим палатку и развесим по двору разные штуки. Полчаса, и все. Сможешь задержать ее в библиотеке с полшестого до шести?

Драко открыл и закрыл рот.

— Что? — не утерпел Уизли.

— Ничего. Не думал, что в тебе это есть, Уизли. Можно сказать, к задаче ты подошел с умом.

Уизли покраснел.

— Ой, заткнись. Так ты поможешь или нет?

Драко пожал плечами.

— Да, ладно. Один Мерлин знает, чем же занять Гермиону Грейнджер в библиотеке.

Уизли хохотнул, не сумев сдержаться. Кашлянул громко и потер шею. Выдавил:

— Спасибо. Э-э. И... спасибо, что помогаешь с Паркинсонами, мы знаем, ты беспокоишься о ней, но все будет хорошо. — Последнее предложение вышло у него скороговоркой, словно это помогло Уизли проигнорировать сам смысл слов.

Драко, теперь совершенно ошарашенный, потерял дар речи. Промычал нечто неопределенное, кивнул — со стороны, наверное, казалось, что его сотряс спазм — и отступил в коттедж, гадая, что, во имя Мерлина, это было. Неужели Рон Уизли только что попытался пойти на мировую? Сумасшествие прогрессировало.

Грейнджер молча разбирала книги в библиотеке Поттеров. Ей понравится сюрприз друзей, но Драко было сложно удержаться и не ляпнуть что-нибудь, когда вид у нее был совершенно несчастный. Он помнил, что она говорила о Поттере и Уизли под влиянием крестража: боялась, что им на нее плевать, — а теперь они «забыли» о ее дне рождения.

Но у него получилось смолчать. В шесть вечера Драко оторвался от груды книг, потянулся и предложил:

— Пойдем проверим, осталось ли там что от сада после Уизли?

Грейнджер, похоже, не на шутку разозлилась на рыжего, потому что даже не стала его защищать, лишь вздохнула и последовала за Драко через кухню в сад.

Они вышли из боковой двери. Грейнджер замерла как громом пораженная. Удивление на ее лице сменилось чистым восторгом.

— Гарри! Рон! Поверить не могу! — и Грейнджер рванула к друзьям. По всему саду развесили волшебные огоньки — Драко не удержался от мысли, что вышло как-то неуклюже, он привык к безупречному вкусу своей матери — и наколдовали столик на неширокой террасе. Там же нашелся маленький шоколадный торт и бутылка огневиски. В воздухе носились искры, выстраиваясь в слова: «18! С Днем рождения, Гермиона!».

Драко понаблюдал за их объятиями среди идиллического пейзажа в окружении живой изгороди высотой в десять футов. Ему казалось, он отстраняется от себя, от этой сцены. Словно в театре абсурда. Как мог такой вечер существовать в том же мире, где даже сейчас Темный Лорд накапливал силы по всей стране? Видения вновь встали перед глазами красочнее прежнего, заставив Драко сместить взгляд на каменную стену коттеджа и заморгать: долговязое тело Уизли подергивалось, Белла заливалась смехом, очки Поттера разбились, пока он корчился под проклятием, Грейнджер...

Он оглянулся на гриффиндорцев. Грейнджер улыбалась столь широко, что глаза за щеками превратились в щелки. Она оживленно разговаривала с Поттером и Уизли, рыжий фыркал, вероятно, пересказывая, как отбрил Грейнджер днем, чтобы отвлечь ее, и Поттер тоже смеялся, рассеянно потирая шрам-молнию тыльной стороной ладони.

Через три дня эта троица появится в Косом переулке, в самой гуще событий, а они вообще не готовы.

Драко подошел ближе. Их маленький круг раскрылся, впуская его.

— И ты был с ними заодно? — Грейнджер улыбалась.

— Вроде того.

— Спасибо. Замечательный сюрприз. — Она повернулась к Поттеру с Уизли. — Просто не верится, вы не забыли, несмотря на все!

— Слушайте, — заговорил Драко, — я... я пойду в Косой переулок с вами.

Краткое, но ошеломленное молчание. Улыбки гриффиндорцев сменились недоверием.

Драко скрестил руки.

— Ты, Поттер, безнадежен, ты все еще не понимаешь, как изображать отца Пэнси. А ты, Уизли... лучше уж будь семнадцатилетним в теле десятилетнего мальчишки, когда вас двое детей, так вызовешь меньше подозрений. И... в общем, так будет безопаснее.

Опять тишина. Ее нарушил Уизли:

— Ага. Ясно. Чего не сделаешь ради торта, да?

Грейнджер с Поттером расхохотались. Драко покачал головой, но предательская улыбка так и растягивала ему губы.

— Мне бы чего покрепче, Уизли, — ответил он, подхватывая стаканчик с огневиски, и опустошил его в один глоток.

* * *

Утром двадцать второго сентября они аппарировали на край поместья Паркинсонов. К нему примыкало поле для квиддича — мистер Паркинсон был главным инженером «Нимбуса». Минуя поле, Драко вспомнил, как играл в командах три на три с Крэббом, Гойлом, Пэнси, Блейзом и Тео Ноттом, и грудь пронзило острой болью. Как выступит в этом году их команда по квиддичу? В то же время думать о тренировках и матчах было как-то нелепо.

На границе владений Паркинсонов стояла боковая калитка. Драко постучал палочкой по замку и произнес пароль: «Камелия» — имя бабушки Пэнси. Внутри щелкнуло, и дверца отворилась.

Паркинсоны жили в длинном, просторном особняке, не таком изысканном, как Малфой-мэнор, и не таком большом, но с современными элементами: с каждой стороны дома располагались большие застекленные террасы. Драко в полумраке вел всех к окну Пэнси. К нему поднималась увитая цветами решетка — романтический штрих, который ей давно нравился. Когда они остановились прямо под окном, Драко взглянул наверх и как наяву увидел, как Пэнси, распахнув раму, облокачивается на подоконник с кошачьей улыбкой на лице.

Драко забрался по решетке, тихо простучавшей о стену дома. Он проделывал это уже десятки раз летом между пятым и шестым курсом, и вскоре окно было открыто, а они четверо оказались внутри.

Гриффиндорцы тут же выскользнули в коридор. Уизли должен будет найти семейного эльфа и усыпить ее тремя каплями Сонного зелья. Грейнджер использует заклинание имитации почерка на каких-нибудь бумагах миссис Паркинсон, чтобы подделать записку садовнику на входной двери и перенести его рабочий день. Поттер соберет образцы волос каждого члена семьи и убедится, что зелье подействовало верно. Сомнений в этом было мало: печенье доставили вчера вечером совиной почтой, каждая штучка была сделана специально для определенного члена семьи. Драко, подглядывая через кухонное окно, видел, как Паркинсоны с удовольствием съели бисквит.

Он уже собирался заняться своей частью задания — найти документы Паркинсонов, — но задержался в комнате. Вздохнул глубоко, медленно и двумя пальцами коснулся сиреневого одеяла. В воздухе витал легкий аромат духов Пэнси, такой же знакомый, как запахи его собственного дома.

Глаза запекло. Он сморгнул, чувствуя себя дураком, но мысли уже было не остановить. Собиралась ли Пэнси вот сейчас вставать, крутясь в кровати в спальне Слизерина? Она постоянно спускалась в гостиную ни свет ни заря и делала домашнюю работу, ритмично постукивая палочкой по колену, как барабанной.

Встречались ли они еще с Тео? Они сошлись после того, как Драко в январе расстался с Пэнси. Он подозревал, что главным образом у него просто пытались вызвать ревность. Но, быть может, отношения Тео и Пэнси стали серьезнее после так называемой смерти Драко.

Он с удивлением понял, что такое развитие событий не вызывает у него неприязни. Их отношения с Пэнси, как и прочие аспекты жизни в Хогвартсе, словно относились к какой-то вымышленной версии него самого.

И все же Драко задержался в комнате еще на пару секунд.

Затем двинулся по коридору, увешанному дорогими картинами, и дальше вниз по широкой витой лестнице, над которой висела хрустальная люстра, через мраморный холл. Нужный предмет довольно быстро нашелся на кухне: летучий порох хранился в причудливой вазе из темного стекла. Драко достал из кармана тяжелую бутыль с Оборотным и разлил его по четырем бежевым флягам. Каждой хватит на несколько часов, и оставалось надеяться, что размер фляжек не вызовет подозрений.

Драко сверился с часами из черного дерева на стене, чьи римские цифры ярко светились — опал был зачарован. Пока что они укладывались по времени.

Он направился к раздвижным дверям у террасы. За ними располагался кабинет мистера Паркинсона, длинное темное помещение с десятком моделей метел, прикрученных к стене: Нимбус-2000 и 2001, классика 1940 года, старинная культовая 1280. По столу в центре комнаты были разбросаны эскизы будущей Нимбус-2002. Драко едва удостоил вниманием изящные рисунки, торопясь к личному столу мистера Паркинсона у французских окон.

На третьем ящике обнаружился замок.

— Камелия, — второй раз прошептал Драко, касаясь древесины палочкой. Замок щелкнул, ящик выдвинулся. Бумаги Паркинсонов были аккуратно сложены в папке, которую Драко спрятал в кармане мантии.

Он уже собирался уйти, как взгляд зацепился за документы на столешнице. По ней были раскиданы письма почерка мистера Паркинсона, мелкого, но четкого.

Драко притормозил. Он уже давно гадал, поклялись ли Паркинсоны в верности, увидит ли он, выпив Оборотное, на левой руке мистера Паркинсона такую же метку, как у себя.

Драко зашуршал письмами, выискивая вычурный почерк Беллатрисы с округлыми буквами или любого другого Пожирателя, чью манеру писать мог узнать. Но внимание его привлек герб Хогвартса. Драко вытянул конверт из кучи других и, нахмурившись, достал пергамент.

Писал Северус Снейп.

«Уважаемые мистер и миссис Паркинсон,

С прискорбием сообщаю, что ваша дочь Пэнси получила третье дисциплинарное замечание. В силу этого ей назначено трехдневное наказание под руководством профессоров Кэрроу. Мера наказания будет определена ими самостоятельно.

Рекомендую вам обсудить с дочерью ее поведение и то, как ей приспособиться к новой обстановке в Хогвартсе. Как декан ее факультета на протяжении шести лет, уверяю вас, что пытался сгладить недавнюю потерю ее близкого друга, но я мало что могу сделать в условиях столь неразумного, неподобающего поведения.

С уважением,

Северус Снейп

Директор Хогвартса

Мастер зелий»

Драко еще раз пробежался по письму, в горле встал ком. «Неразумное, неподобающее поведение»? Что она натворила?

Взгляд выхватил дату в начале письма. Две недели назад. Драко заворошил другие письма на столе и стукнул по лампе, зажигая ее. В потоке теплого света он почти сразу заметил, что искал: каллиграфический почерк Пэнси и чернила цвета индиго — ее любимые. Он торопливо схватил письмо.

«Дорогие мама и папа,

Спасибо за ваше письмо, но я поступила правильно. Я в порядке после наказаний и поступлю так снова. К вашему сведению, профессор Кэрроу пошутил о том, что случилось в мае. Действительно пошутил. Все были в бешенстве, но высказалась только я. Вы тоже не сдержались бы.

Всем и так известно, что они всего лишь полукровки.

Я думала, вы будете мною гордиться. Вы же постоянно говорите о верности. Жду ответа и надеюсь, с вами все хорошо.

Пэнси»

Драко неосознанно смял пергамент. «О том, что случилось в мае». Не говорила же она о... но о чем бы еще? Он умер в конце мая, а месяц до этого был скуден на события.

Неужели Пэнси и правда препиралась с Кэрроу, потому что те посмеялись над ним?

— Дурочка, — выдохнул Драко. Ну посмеялся кто из Кэрроу над его смертью, ну и что? Чего они ждали? Драко умер неудачником. Опозорился. Естественно, в глазах Пожирателей он стал предметом насмешек.

Но Пэнси... Он ощутил ее пальцы в волосах, сладкий привкус ее бальзама для губ. Конечно, Пэнси не смолчала. И поплатилась за это. Судя по тому, что Драко знал о Кэрроу, от их наказаний сложно было отмахнуться одной-единственной фразой «я в порядке». Но это же Пэнси. Гордая до неприличия, презирающая слабость, острая, ядовитая на язык.

— Малфой?

Драко вскинулся и сунул письмо на место.

— Иду. — Он покинул кабинет, закрыв за собой двери.

— Нашел бумаги? — уточнила Грейнджер.

Драко кивнул.

— Пойдем.

Уизли с Поттером уже стояли у камина с фляжками наготове. Драко забрал свою порцию у Грейнджер, прижал горлышко к губам и выпил.

* * *

Гермиона столько времени провела в компании одних только Гарри, Рона и Малфоя, что, шагнув из камина в «Дырявый котел», испытала невольную оторопь, будто уже совершила нечто непоправимое. В грязном маленьком пабе было необычайно людно, но за столиками и барными стульями отсутствовали завсегдатаи. Привычную картину сменили очереди ведьм и волшебников, что змейкой стояли вдоль отгороженных лентой проходов к задней двери и выходу в Косой переулок.

— Давайте, двигайтесь, двигайтесь! — поторопил измученный чиновник у камина, из которого только что вышли Малфой, Гарри и Рон. — В сторону, в любой момент появится кто-нибудь еще.

Малфой, теперь темноволосый мужчина с широкими плечами, окинул служащего ледяным взглядом.

— Конечно, — произнес он глубоким баритоном, — наша признательность за ваш вклад.

Мужчина ответил недовольным видом, а Малфой погнал Гарри и Рона в очередь к Гермионе, лениво хлопнув мальчишек по плечам. Этим он заработал еще два злых взгляда. Гермионе пришлось вмешаться:

— Вы двое, спокойнее.

Гарри с Роном глубоко вздохнули, и с их лиц исчезло кислое выражение.

— Бумаги, дорогая, — напомнил Малфой, доставая из мантии свои.

У Гермионы потеплели щеки. Она знала, что это Малфой, знала, что это притворство, но слышать от незнакомца обращенное к ней «дорогая» было неописуемо. На самом деле еще большую неописуемость ситуации придавал именно тот факт, что слова говорил ей не кто иной, как Драко Малфой.

— Да, благодарю, милый, — ответила Гермиона, всеми силами стараясь не допустить в голос иронию.

Малфой дернул уголком рта.

Пока они продвигались в очереди, Гермиона передала бумаги Девона и Чарльза-младшего Гарри и Рону, показательно продемонстрировав, как предъявить их милым ведьме и волшебнику на контрольно-пропускном пункте. И чем ближе к пункту, тем быстрее билось у нее сердце. Когда же они подошли к хмурой ведьме, которая проверяла документы в их очереди, та бросила один взгляд на лицо Гермионы и тут же расплылась в улыбке.

— Астрантия! — воскликнула ведьма. — Я так рада увидеть знакомое лицо!

У Гермионы чуть не остановилось сердце. Она безотчетно улыбнулась, открыла рот, но все слова застряли в горле.

Вперед, под взгляд ведьмы, вышел Малфой.

— И Чарльз! Давно не виделись.

Малфой широко искусственно улыбнулся и протянул руку. Ведьма ответила на рукопожатие.

— Финнида. Твоя правда. Так тебя назначили заниматься подобным?

Финнида сморщила носик.

— К сожалению. В Отделе не хватает рук, ты должен был слышать... моих сотрудников обязали следить за каминной сетью, и вот я здесь, — она вздохнула. — Правда, и тут бывает весело. Вчера вечером пыталась пройти грязнокровка, представь. Наглости не занимать, сказала, ей всего лишь нужно за ингредиентами для зелья. — Она перевела взгляд с Малфоя на Гермиону, явно ожидая сочувствия.

— Поверить не могу, — отозвалась Гермиона, убирая волосы за ухо, как постоянно делала миссис Паркинсон, по словам Малфоя. — Зато ты не дала ей пройти.

Гарри и Рон напряженно переступили с ноги на ногу.

— Девон, Чарльз, покажите Финниде свои бумаги, — Гермиона подтолкнула «детей» вперед. Они посмотрели на Финниду большими темными глазами и протянули документы. Та демонстративно приложила к ним блестящую официальную печать, а затем, сделав отметку на документах Малфоя и Гермионы, тепло усмехнулась:

— Такие большие.

— Правду говорят, — Гермиона мелодично рассмеялась. — Дети растут слишком быстро.

— Хорошо вам отдохнуть! — донеслось им вслед пожелание Финниды. — Там теперь гораздо чище, чем обычно.

Покидая «Дырявый котел», Малфой ответил ведьме тонкой довольной улыбкой. На улице Гермиона с дрожью выпустила воздух.

— Вот так, — раздалось со стороны Малфоя. — Дыши нормально.

— Ну какой ты полезный.

— Стараюсь.

И семья Паркинсонов двинулась мимо лавки Олливандера, теперь прикрытой, и величественного мраморного фасада «Гринготтса». Косой переулок не пустовал, но все посетители ходили быстрым шагом, а если собирались группками, держались ближе друг к другу. Малфой и Гермиона переняли манеру большинства родителей, встав за спинами Гарри и Рона.

— Здесь! — воскликнул Гарри, едва они приблизились к Акайскому переулку. — ...мам, — торопливо добавил он, неубедительно потянув Гермиону за мантию.

— Да, милый, — откликнулась она, сдерживая улыбку. — Я вижу.

Они завернули в переулок и тут же увидели искомое. Это невозможно было проглядеть: переулок заканчивался тупиком через пятьдесят шагов, и оттуда всех манила кричащая ткань торгового киоска, расшитая голубыми лунами, огненно-рыжими солнцами и ослепительно-желтыми звездами. Вьющаяся над входом лента гласила: «Гильдия старьевщиков».

Они одновременно нырнули за свисающий полог киоска.

— Ничего себе! — выдохнул Гарри, как никогда походя на десятилетнего мальчишку. После недель жизни в палатке Гермиона полагала, что ее больше не удивит внезапное расширение пространства, но здесь был совсем другой уровень. Киоск, снаружи казавшийся не больше семи-восьми футов высотой, изнутри достигал поистине соборных размеров. Все пространство занимал единственный узкий проход шириной с переулок, но каждый дюйм стен был увешан всевозможными предметами: чашками, блюдцами и тарелками на подножках, газовыми лампами и большими восковыми свечами, музыкальными инструментами на крючках, множеством потертых палочек, узорчатыми коврами и рулонами ткани и всякой всячиной.

И ясно как день, Гильдия старьевщиков не страдала от нововведений для торговцев Косого переулка. Магазин кишел людьми. Однако те не толпились на земле, а парили у стен в больших плетеных корзинах вроде тех, что использовались для воздушных шаров, причем каждая из них летала сама по себе.

К непередаваемому облегчению Гермионы, не все предметы висели вперемешку. Старьевщики придерживались некой классификации, и вскоре Гарри заметил секцию, посвященную драгоценностям. Она выделялась большой сверкающей эмблемой в виде бриллиантового кольца, что выдавалось из стены. Украшения висели в пятидесяти футах над землей и, подобно чешуйкам, блестели высоко над головой.

У стены оставалось еще несколько корзин, в каждую влезало человека два.

— Девон, ты со мной, — Гермиона открыла дверцу, — Чарльз, ты с папой.

Рон отправился с ней, Гарри с Малфоем заняли соседнюю корзину. Они-родители коснулись бортов палочками, и корзины взмыли в воздух. Гермиона старалась не обращать внимания на высоту, вместо этого разглядывая товары Старьевщиков. Они пролетели бесконечные ряды колец, которые подрагивали от ветра на длинных загнутых гвоздях, вбитых в стену. Миновали браслеты на руки и ноги. Наконец, достигли ожерелий. Секция с ними была шесть футов шириной и уходила ввысь.

С земли казалось, что в верхней части магазинчика не протолкнуться, но, поднявшись наверх, Гермиона словно вошла в частный кабинет. Ближайший человек парил под ними в двадцати футах. Можно было спокойно разговаривать.

— Мерлин, да тут их тысячи, — ужаснулся Рон.

— Давайте начнем снизу и пойдем вверх, — предложил Гарри из соседней корзины. — Помните, медальон золотой, на нем слизеринская «С» и изумруды. Размером с куриное яйцо.

И они начали поиски. Полетели одновременно, перебирая серебряные цепи и бусы из черного дерева, обходя стеклянные обручи и резные фигурки из нефрита. В конце концов от постоянной необходимости щуриться у Гермионы заболели глаза, а от рук запахло горечью старого серебра.

— Время? — немного погодя спросил Малфой. Гермиона пришла в себя. У нее из головы совершенно вылетело, что ей нужно отслеживать время до новой дозы Оборотного.

— А, да. — Она приподняла рукав. — Конечно... пять минут!

Подумать только, уже прошел целый час. Гермионе казалось, им с лихвой хватит двух, но она и не представляла, что Старьевщики собирают столько хлама.

Все вчетвером тайком достали из карманов фляжки и отпили. Медленно, но верно они продвигались все выше. В какой-то момент Гарри засмотрелся на ожерелье с сапфирами и почти успел надеть его, но Малфой выхватил колье у него из рук и отбросил обратно на стену. Рон тоскливым взглядом проводил подвеску, увешанную бриллиантами.

— А это сколько стоит, как думаешь?

— Пару кнатов, — отозвалась Гермиона, изучая клубок из тонкой золотой цепочки. Длиной он был футов пятьдесят.

Полчаса спустя они добрались до самого верха, но так и не нашли медальона.

— Ничего, — горько подытожила Гермиона.

— Ничего, — подтвердил Гарри. — Думаете, они могли бы его найти и понять, что это вещь Слизерина? Тот же Волдеморт знал, что это...

— Хватит, — выдавил Рон.

— Что?

— Не произноси его имя! Мы в общественном месте!

Гарри огляделся с мученическим видом.

— Ближайшая корзина аж во-он там. Никто не услышит...

— Но если кто-то уже услышал...

— Прекратите, — оборвала Гермиона. — Давайте спускаться. Нужно спросить Старьевщиков, может, они видели или продали нечто похожее.

К облегчению Гермионы, корзины наконец коснулись мощеного пола, и они поспешили к задней части магазинчика. Фред сказал, что Старьевщиков можно найти в секции картин, в комнате за портретом короля, который поедал кучу кукурузы вдвое выше него. Портрет нашелся быстро: он висел у самой земли, да и гору золотой кукурузы сложно было не заметить.

Следуя инструкции Фреда, Гермиона пять раз постучала королю по животу. Король оглушительно срыгнул и закричал через плечо в сторону окна на заднем плане:

— Селин?

— Что? — проорали из-за зашторенного окна.

— Спорщики.

Портрет открылся, и из-за него вышла высокая китаянка. В ее длинные черные волосы были вплетены яркие ленты, а руки были увешаны блестящими серебряными украшениями. На коже переливались татуировки.

— Торговаться пришли?

— Нет, мы по другому делу. — Гермиона выпрямилась. Задержала неодобрительный взгляд на татуировках женщины: вряд ли бы миссис Паркинсон их оценила. — Мы ищем конкретную вещь, но на стене ее нет. Возможно, она все же побывала у вас в руках?

Женщина мотнула головой, и они прошли за ней через проем с портретом в тускло освещенную, но уютную комнату, заваленную пуфами, коврами и всем, что Старьевщики, по-видимому, не собирались выставлять на продажу. Несколько человек, растянувшись на бархатных диванах, считали стопки неизвестных медных монет. Верх и низ одежды у них не сочетались, да и расцветка была довольно кричащая.

— Я Селин Ши, — представилась женщина с татуировками. Она обладала низким голосом с хрипотцой.

— Астрантия Паркинсон, — ответила Гермиона тонкой улыбкой. — Приятно познакомиться.

— Чарльз Паркинсон. Наши сыновья, Девон и Чарльз-младший.

— Здесь потрясающе, — выпалил Гарри.

Селин Ши чуть подобрела.

— Спасибо, малыш, — она присела перед Гарри и улыбнулась, являя золотой зуб. — И что же ищет твоя мама?

— Семейную реликвию, — Гарри обратил неуверенный взгляд на Гермиону. Вышло убедительно.

— Да, — подтвердила та. — Медальон моей прабабушки. Застежка на цепочке была слабой, мы думаем, он остался где-то на улицах Лондона, после того как моя сестра последний раз его надевала.

Селин хмыкнула и выгнула бровь. Она развалилась в кресле, которое, как трон, стояло на возвышении.

— И когда это было?

Гермиона поджала губы.

— У моей сестры совершенно вылетело из головы, когда она надевала медальон. Она такая невнимательная.

— Два года назад, до лета, медальон еще был у нас, — присоединился Малфой. — Он сделан из чистого золота, гравировка буквой «С», как Сцилла, с изумрудными вставками. Мы семья слизеринцев. Не первый век, — он в очередной раз широко неискренне улыбнулся, как делал Чарльз Паркинсон.

— У медальона сломан замочек, — прибавила Гермиона, — так что не открывается. Если вам это поможет.

— С изумрудами, — повторила Селин. Она постучала ногтями по подлокотнику. — Мы всегда выискиваем изумруды, сапфиры, рубины и цитрины... Родители учеников любят цвета факультетов. Вывешиваем ценности на стену, а к следующему месяцу все раскупают. — Она покачала головой. — За последние два года у нас было не так много украшений с изумрудами. Три кольца и очень красивый браслет.

— Вы уверены? — уточнила Гермиона.

Селин прищурилась.

— Я помню все наши товары.

— Моя жена не хотела вас обидеть, — вовремя вмешался Малфой. — Медальон важен для нашей семьи. Вы же понимаете.

— Очень важен, — добавила Гермиона. — Возможно, вы опишете, как ищете такие предметы? Тогда мы попытаем свои силы.

Селин обвела глазами Малфоя и Гермиону, затем Рона и Гарри. Они явно вызвали у нее подозрения. Старьевщица могла даже счесть, что они хотят конкурировать с ее Гильдией. Но родство Паркинсонов было видно невооруженным глазом, да и Селин очевидно сомневалась, что они родили двоих детей только для того, чтобы одурачить ее.

— Я сама разработала чары. Садишься на метлу, взлетаешь, а потом идешь по следу магии. В Косом переулке или волшебных поселениях ничего не получится — окружающая магия задавит чары. Но в пустых землях — магловских — заклинание находит крошки магии и ведет по их следу.

Старьевщица поднялась, вытащила отрывок пергамента из небольшого, всего в камнях футляра и павлиньим пером набросала подробности. Записку протянула Гермионе.

— Спасибо.

Селин не успела ответить: из-за портрета прокатился какой-то звук. А затем усиленный магией голос прогудел:

— Спускаемся на землю, предъявляем документы.

Старьевщики повскакивали на ноги. Селин распахнула портрет.

— Выходите. Живо!

Все вместе они бросились в основную часть магазинчика. Плетеные корзины резво снижались, их пассажиры путались в ногах, спеша повиноваться голосу. Гермиона втянула воздух сквозь зубы. У входа стояли шесть человек.

— В чем дело? — возмутилась Селин, двигаясь твердым шагом через толпу посетителей к фигурам в мантиях. — Что вам нужно? Мы получили все разрешения.

Пришедшие были одеты в форму Министерства, а не Пожирателей, но Гермионе показалось, она заметила среди них Яксли.

— Внеплановая проверка! — прогремел его голос.

Паркинсоны обменялись взглядами и дружно нырнули через портрет обратно в комнату отдыха Старьевщиков.

— Быть не может, — прошипел Гарри. — Это не совпадение. Откуда они узнали? Шрам вообще не болит! И подслушать никто не мог, мы были далеко.

Мысли Гермионы лихорадочно метались. Мог ли кто услышать эхо их голосов, пусть и так сильно издали? А если и мог, что в разговоре выдало их личности, помимо... помимо...

Гермиона ахнула и зажала себе рот рукой. Оглядела остальных. Рон и Малфой тоже сообразили, что к чему.

— Ты сказал... ты сказал его имя.

— Рон, по-твоему, сейчас время... — разозлился Гарри.

— Гарри, — перебила Гермиона, — ты назвал его по имени и тогда на поляне. И когда мы готовили ужин. Прямо перед тем, как разрушились защитные чары.

Гарри вытаращился на Гермиону.

— Что?

— Вот как они нас нашли, — застонал Рон. — Мерлиновы штаны, я же говорил, что это дурной знак.

— Логично, — пробормотал Малфой. — Только такие, как вы, его произносите. Как ты и Дамблдор.

— А так можно? — не поверил Гарри.

— Да, — ответила Гермиона, — это заклинание Табу, я читала о нем в «Истории магической слежки». Это древняя магия, и обычно ее действие ограничивается меньшими масштабами, в радиусе мили или около того… А чтобы наложить Табу на всю страну, потребуются способности, которыми обладают только такие волшебники, как Сами-Знаете-Кто.

Открывшаяся правда не принесла Гермионе утешения. Она поможет избежать проблем в будущем, но их внимания требовало нынешнее положение дел.

Похоже, Малфой думал о том же.

— Мы не должны попасться, — сказал он.

— Гениально, — отозвался Рон. — Сам догадался?

— Я про эту комнату, — прошипел Малфой. — Будет подозрительно. Быстро, вставайте в очередь, готовьте бумаги. Вперед.

Они вышли в основной зал и смешались с обеспокоенными покупателями, вцепившимися в документы. Толпа бурлила, проталкивая их вперед. Однако же магазин Старьевщиков не был рассчитан на сотни напуганных людей, которые разом оказались на земле. Гермиона услышала чей-то детский голос и с опозданием поняла, что их с Малфоем разделило с Гарри и Роном.

Она попыталась пробиться назад, но поток людей оказался слишком плотным.

— Мы дождемся их снаружи. — Малфой схватил ее за предплечье, чтобы их не разнесло в толпе.

Когда они приблизились к выходу, Гермиона посмотрела на часы. В очереди царила суматоха, но люди проходили быстро, а у них оставалось еще двадцать минут до следующей дозы Оборотного. Хотя бы в этом отношении им ничего не грозило.

По всему помещению разносились тревожные голоса покупателей, создавая непрерывный шум. Однако, когда до Яксли и пяти сотрудников Министерства оставалось лишь несколько шагов, Гермиона наконец расслышала указания проверяющих.

— Предъявить документы и палочки.

Паника стиснула сердце, а очередь уже выплюнула Гермиону прямо к Яксли. Палочки. Палочки. Пожиратели знали, что она и Гарри в бегах, а Волдеморт захватил Олливандера. Тот мог узнать их палочки.

— О, — выдохнул Яксли, его лицо расслабилось. — Миссис Паркинсон? Документы и палочку, будьте любезны, и не посмеем вас задерживать.

— Да, хорошо, — Гермиона поморщилась, стараясь сохранить спокойствие. Она протянула бумаги и не имела вариантов, кроме как предъявить и палочку.

Яксли бегло заглянул в документы и вернул их, но, положив палочку на небольшие весы и прочитав вылезший из прибора лист пергамента, замер.

Он поднял взгляд на Гермиону, открыл рот — и закрыл обратно. Удивление на его лице перерастало в подозрение, а Гермиона не знала, что делать и говорить. Понимала, что должна оправдаться, но паника заглушала все мысли подобно реву океана.

И тут раздался звучный баритон:

— Корбан. Вот так встреча. — Сбоку от нее возник Малфой. Гермиону так и подмывало выхватить у Малфоя палочку, проклясть Яксли ко всем чертям, вызволить свою палочку и прорваться к выходу, но, конечно, это было неосуществимо. Гарри и Рон все еще оставались в толпе, а учитывая пять сотрудников Министерства, которые тут же проверяли документы у других посетителей, она не успеет даже поднять палочку прежде, чем ее схватят.

— Чарльз. — Яксли сморгнул.

— Моя жена доставляет тебе затруднения? — и Малфой самодовольно рассмеялся. — Держи. Палочка и документы.

Яксли проверил Малфоя и вернул вещи, но палочку Гермионы оставил у себя. Улыбка на квадратном лице Малфоя поблекла.

— Какие-то проблемы?

— Ты прав: есть одна. — Яксли выпрямился, почти сравнявшись ростом с мистером Паркинсоном. — У твоей жены палочка известной преступницы и грязнокровки.

Гермиона не понимала, нужно ли ей возмутиться подобному предположению. Она покосилась на Малфоя. Им нужно выступить единым фронтом, но как тут договориться об одинаковой версии событий?

После краткой паузы у Малфоя вырвался долгий вздох.

— Видишь? — в его голосе просквозили покровительственные нотки. — Видишь? А я что говорил?

По его тону Гермиона догадалась, какой реакции Малфой от нее ждет. Она рассерженно фыркнула.

— Чарльз, пожалуйста. Не начинай.

Малфой обернулся к Яксли.

— Это новая палочка. Старая перестала слушаться пару месяцев назад, и я говорил, что нужно пойти к проверенному продавцу за новой. Но ей захотелось перекупить палочку от Олливандера. — Он пригладил ладонью темные жесткие волосы. — Признаться, мы слышали, что раз палочки грязнокровок изъяли, то в свободном обращении появилось много качественных… Но, говоришь, это палочка преступницы?

— Это прекрасная палочка, — резко сказала Гермиона. — И мы немало за нее заплатили, Чарльз.

Малфой что-то проворчал, разводя руками. Гермиона вдруг испытала неимоверное облегчение, что он здесь и есть кому притворяться чистокровным. У них действительно получалось сочинять сказку на лету. И Яксли словно поверил — перестал хмуриться.

— Ясно, — протянул он. — Пусть так, но эта палочка весьма пригодится для наших... скажем, расследований. Вместе с любой информацией, которую вы можете предоставить. И, разумеется, мои мракоборцы проверят палочку. Прошу проследовать за мной в Министерство.

Гермиона обмерла, но Малфой едва ли не отмахнулся.

— Да, естественно. Это ведь ненадолго? Наши сыновья...

— Одни дома, — вмешалась Гермиона. — Они нас ждут.

Она переглянулась с Малфоем и увидела на его лице понимание. Если Гарри Поттера вместе с ними затащат в Министерство, это им ничуть не поможет.

— Мистер и миссис Паркинсон, — сказал Яксли, и теперь в его голосе прозвучала мягкая угроза, — позвольте мне выразиться с предельной ясностью. Это не рутинное событие. Эта палочка представляет особый интерес не только для меня, но и для… — он приподнял брови, сверкнув глазами, — моего начальства.

Гермиона еще раз переглянулась с Малфоем, теперь позволяя Яксли это заметить. На ее лице отразился страх, а Малфой с трудом сглотнул, словно осознавая всю серьезность их положения.

— О. Да. Мы понимаем. Мы в твоем распоряжении, Корбан.

— И конечно же, — добавила Гермиона, — будем счастливы... помочь.

— Хорошо, — остался доволен Яксли. — Драммонд, Боррофилд! За мной. Вы трое остаетесь заканчивать здесь.

С бешено колотящимся сердцем Гермиона убрала документы миссис Паркинсон в мантию. Их не раскрыли на месте, но долго ли получится притворяться? Неужели Яксли поверит, что по чистой случайности ее палочка всплыла именно в том месте, где произнесли имя Волдеморта? Им нужно придумать какую-нибудь складную историю, но как при этом не навредить Паркинсонам? Или они все уже обречены?

От следующей мысли желудок скрутило. А если мракоборцы Яксли применят Приори Инкантатем на палочку, откроется ли им тайна Фиделиуса?

Выходя за Яксли из Гильдии, Гермиона оглянулась: Гарри и Рон как раз добрались до начала очереди. У Гарри округлились глаза. Он бросился вперед, но Гермиона яростно замотала Рону головой. Тот перехватил друга за запястье и дернул в толпу, прячась среди посетителей.

Гермиона рвано вздохнула. Рон как минимум отведет Гарри в безопасное место, да и тем более у них на такой случай припасены монеты ОД. Она сможет сообщить, что они живы и здоровы — если так и будет.

Проходя по Акайскому переулку во главе с Пожирателем смерти и в окружении сотрудников Министерства, Гермиона бросила быстрый взгляд на спутника. Впервые на квадратном лице мистера Паркинсона проступила тень чувств Драко Малфоя. Он проглядывал во взгляде, устремленном вперед, испуганном и настороженном. Страх сковывал собственное тело Гермионы, сердце яростно билось о ребра, как кулак о столешницу.

И все же им с Малфоем удалось рассеять первые подозрения. И может, только может, они выпутаются из остального.

Гермиона была уверена в двух вещах: они идут в пасть зверю, и она рада, что будет там не одна.

Министерство изменилось.

Последний раз Драко был здесь летом перед четвертым курсом. Отец тогда решил заглянуть к избранным лицам из Отдела магических игр и спорта.

— Мой сын, Драко, — бесконечно повторял он, а Драко улыбался и пожимал руки под рассказы о том, что играет за Слизерин, и в конце концов — какое совпадение! — им встретился Корнелиус Фадж, также заглянувший к Людо Бэгмену.

В тот день они покинули Министерство с билетами на лучшие места трибуны. Драко помнил, с каким самодовольным видом расхаживал по огромному освещенному Атриуму вместе с отцом, чувствуя, что ему открыты все двери. Уходя, он бросил через плечо в фонтан Магического братства один галлеон.

Ныне же фонтан исчез, а в середине Атриума царила колоссальная статуя из черного камня: волшебник и волшебница, сидящие на одинаковых тронах.

И только проходя вслед за Яксли мимо основания монумента, Драко заметил, что троны эти были сложены из человеческих тел, спрессованных и переплетенных, словно корчащихся в животных позах, несмотря на явную неподвижность. Люди были обнажены, а их ноги, локти и когтистые руки впивались в чужие животы, груди и ягодицы, создавая какую-то унизительную картину. Они были маглами.

Драко ни с того ни с сего захотелось обернуться к Грейнджер, отвлечь ее, но не успел он ничего сделать, как уловил ее напряжение. Когда он все же рискнул покоситься на нее, темные сверкающие глаза миссис Паркинсон были устремлены в спину Яксли, а губы — раскрыты, будто она отмеряла выдохи. Она увидела.

— Сюда, — Яксли поманил их к лифту. Когда они встали в начале очереди, он добавил: — Боррофилд, сбегай за Крэббом. Ищи на уровне два. Мы будем в зоне задержания. Четвертый кабинет должен быть свободен.

Боррофилд кивнул и испарился.

Драко рассмеялся, демонстрируя встревоженность:

— Постой, Корбан. Зона задержания? Неужели нельзя поговорить в обычном кабинете?

Золотые решетки лифта разъехались, Яксли пренебрежительно отмахнулся.

— Простые формальности, Чарльз, не стоит беспокоиться, — но в его голосе безошибочно угадывалась нотка предвкушения.

Перед самым закрытием створок Драко успел исподтишка посмотреть на массивные золотые часы в Атриуме. Они с Грейнджер смогли отпить третью дозу Оборотного, пока шли по Лондону до Министерства. Прогулка заняла прискорбно много времени. До принятия следующей порции оставалось десять минут. Быть может, стоило откупорить фляжку в кармане и спрятать ее в широком рукаве мантии.

Тем временем Грейнджер крутила рукой в собственном кармане, наверняка выписывая на монете ОД круги по часовой стрелке, увеличивая цифровое значение сигнала. Гриффиндорцы вместе с Драко придумали простую систему кодов: в безопасности, в пути, в опасности, в чрезвычайной ситуации и в плену. Теперь, когда их «в пути» закончилось, ему было любопытно, как Грейнджер охарактеризует их нынешнее положение.

Правда, он не представлял, чем Поттеру с Уизли поможет информация, что они в опасности. Если гриффиндорцы не повели себя полными идиотами, то должны были успешно покинуть Гильдию, не засветив палочку Поттера. Стоило лишь предъявить документы, в которых был указан дошкольный возраст, — а потому никаких палочек им иметь не полагалось. И уж конечно они не могли ворваться в Министерство под личиной детей и потребовать вернуть им родителей. Яксли пока относился к Паркинсонам довольно радушно, но подозрений избежать не удалось: перед выходом из Косого переулка Драммонд забрал у Драко палочку. Рукам не хватало привычной вещи, и Драко к тому же опасался, что Яксли, несмотря на их поверхностное знакомство, узнает его палочку: боярышник, десять дюймов, сердцевина из волоса единорога.

Лифт дернулся и остановился.

— Уровень девять, — объявил прохладный женский голос. — Отдел тайн.

Грейнджер выходила из лифта с видимой скованностью. Их повели по длинному темному коридору к глухим дверям, однако перед ними Яксли свернул к лестнице, ведущей к допросным.

Дементоров Драко ощутил, еще не успев увидеть. Его бросило в холодный пот, грудь сдавило, будто железными кольцами, все мысли об Оборотном и оправданиях, которые помогли бы им с Грейнджер выпутаться, начисто вымело из головы. Очнулась память, изверглась магмой, сжигая реальность. Щеку натирал старый дорогой ковер: Драко валялся на полу, крутился и извивался, некрасиво раскрыв рот. Пламя плевалось и шипело змеей, а настоящая скользила меж ножками бархатного кресла... почти ослепнув от боли, Нагайну он видел...

— Ты расстроил меня, Драко, — раздался вкрадчивый голос Темного Лорда. — Разве ты не обещал дать мне то, что я прошу? Разве не клялся своей жизнью... и жизнью любимых родителей?

Драко слышал свой срывающийся голос:

— Я... я...

— Разве не обещал мне забрать жизнь Альбуса Дамблдора?

— Да, но мне... мне нужно больше вре...

— Что? Повтори же, — в холодном голосе послышалась улыбка. — Ну же, Драко... где твоя вежливость? Где уважение к хозяину?.. Круцио!

Драко закричал. Боль прокатилась по коже тысячей тонких порезов. Боль была внутри, дробя кости, пронзая нервы.

Она длилась десять секунд, или минут, или всю жизнь, пока накал не спал, позволяя прорыдать:

— Да, м-мой Лорд...

Палочка поднялась. Драко насквозь вымок, тело обмякло, замерло. Боль ушла. Его лицо заливали слезы и пот. Лежа на полу, он хватал ртом воздух, но больше не смог ничего сказать. За дверью мать кричала на Беллатрису, а та что-то визжала в ответ...

Голос Яксли разбил воспоминание надвое.

— Экспекто патронум!

Серебристый дымок вернул Драко в настоящее. Его рот был открыт, точно как в воспоминании, сердце колотилось как сумасшедшее. На лбу выступил пот. Драко стер его тыльной стороной ладони. Пальцы дрожали.

На другую руку, как оказалось, что-то давило. Он опустил глаза: Грейнджер стискивала его чуть выше локтя — когда только успела? Драко неожиданно понял, что практически навалился на нее всем весом мистера Паркинсона.

Серебристое облако из палочки Яксли рассеивало холод, и тяжесть в груди таяла, Драко вновь сам стоял на ногах. До сих пор переводя дыхание, он скосил глаза на Грейнджер. Она смотрела вперед, но не отпускала его, поддерживая, как верная жена. Ее лицо было осунувшимся, но шаг выходил довольно уверенным.

Яксли, удовлетворившись действием Патронуса, время от времени вызывал его снова, ведя их судебными коридорами. На темных стенах играли серебристые блики, и дементоры в балахонах, скользящие вдоль проходов, придвигались к рядам людей, которые теснились на лавках у допросных комнат. Драко всматривался в их лица в свете бестелесного Патронуса Яксли. У кого-то на щеках блестели дорожки слез. Какой-то мальчишка, на вид не старше одиннадцати, уткнулся в плечо матери. Его плечи содрогались.

Разум Драко уцепился за простое ощущение руки Грейнджер, сжимающей его поверх мантии. Она держала цепко, даже слишком — чего еще от нее ждать, — но человеческое прикосновение закрепляло Драко здесь, в настоящем, подальше от тьмы прошлого года.

По дороге к концу коридора Драко заметил, что другой их сопровождающий, Драммонд, дрожит всем телом. Он то и дело опирался на стену и едва ли уделял им внимание. Под предлогом того, что убирает руку Грейнджер со своего локтя, Драко коснулся ладонью ее кармана, вжимая фляжку в бедро. Она посмотрела на него — он показал глазами на Драммонда. Грейнджер неуловимо кивнула.

Драко откупорил фляжку в кармане. Когда Яксли вышел вперед, чтобы постучать в дверь с медной цифрой четыре, они с Грейнджер на секунду отвернулись, будто оглядывая людный коридор, и торопливо отпили Оборотное.

В карман вернулась страшно легкая фляжка. Час у них есть, а потом? Считаные минуты, вероятно.

Хоть Яксли и сказал, что кабинет будет свободен, на деле же дверь открыла невысокая волшебница с развевающимися седыми волосами.

— О, — заволновалась она, — Яксли, мы... мы не ждали вас до...

Волшебница отодвинулась, и Драко увидел, кто сидит за столом, склонившись над пергаментом, похожим на фамильное древо. Голову сидящей женщины венчал бархатный бантик, шею обхватывал кружевной воротник, а на по-жабьи широком лице красовалась безмятежная улыбка.

Долорес Амбридж подняла глаза. Вокруг ее лодыжек крутилась серебристая кошка. Ее взгляд мазнул по Драко, и ему стало не по себе. Он помнил, как отчитывался перед ней в составе Инспекционной дружины. На самом деле слизеринцы тогда смеялись над Амбридж, считая ее подхалимкой Фаджа без серьезной власти, но теперь, когда Министерство захватил Темный Лорд, она больше не казалась смешной.

Амбридж поднялась и стряхнула с мантии воображаемую пылинку.

— Готов дальше допрашивать грязнокровок, Яксли?

— Нет, не беспокойтесь, мадам Амбридж. Мне нужно задать несколько вопросов мистеру и миссис Паркинсон. Я воспользуюсь соседним кабинетом.

— О, не стоит, — Амбридж жеманно хихикнула, сворачивая пергаменты с фамильными древами. — Мы с Муфальдой просто пригласим другого мракоборца, если ты занят. Пора уже заканчивать, иначе придется оставаться после закрытия. ...Мы же не хотим повторения среды?

Яксли растянул губы в злой улыбке:

— Даже не знаю. Не прочь еще раз посмотреть, как грязнокровки падают в обморок. Так с ними меньше проблем, вы не думаете?

Амбридж вновь рассмеялась:

— Совершенно верно. Муфальда, пойдем. Заберем дела и начнем. — Она поспешила к двери, поманив Муфальду согнутым пальцем. Та последовала за ней с пером и чернилами в руках.

В проеме Амбридж остановилась, оглядела Драко и Грейнджер. Ее улыбка была застывшей.

— И... обычно я рада вас видеть, Чарльз, Астрантия, но... это не лучшее место для встречи со знакомыми, вы не думаете?

— Мы располагаем необходимой Министерству информацией о грязнокровках, — с прохладцей ответил Драко. Это слово ощущалось на языке чуждо — так было и в Гильдии. Драко полагал, что после всех тех новостей по радио не было ничего удивительного в том, что «грязнокровка» начала звучать и чувствоваться по-другому.

Жесткий недоверчивый взгляд Амбридж смягчился.

— Разумеется. Прощу прощения, Чарльз, — как я не догадалась.

Драко отрывисто кивнул.

— Конечно.

— Прохладно, не правда ли? — заметила Амбридж, обращаясь к Муфальде, и поправила ворот. Кружева сдвинулись, и Драко увидел.

Из-под жесткого воротничка выглянул золотой медальон. На нем была выгравирована филигранная «С» и переливались изумруды.

Грейнджер подавилась воздухом. Драко громко кашлянул, отвлекая внимание на себя, и, когда Яксли вошел в кабинет номер четыре, схватил ее за локоть, подталкивая внутрь. Драммонд замкнул их цепочку. Грейнджер посмотрела на него расширенными от недоверия глазами, и он склонил голову, подтверждая, что тоже видел. Но без палочек и с дементорами в коридоре на пути к свободе они ничего не могли предпринять.

Дверь захлопнулась, Яксли еще раз наколдовал серебристый дымок. Довольно быстро в комнате хотя бы потеплело. Общую обстановку из одного стола и шести стульев было сложно назвать уютной.

— Прошу, — Яксли указал за стол. — Присаживайтесь.

Драко опустился по соседству с Грейнджер. Яксли занял место напротив и выложил на стол конфискованную палочку. Драммонд маячил за его плечом, держа свою наготове.

— А теперь расскажите, где конкретно вы купили эту палочку, миссис Паркинсон.

Грейнджер отточенным жестом убрала за ухо прядь волос, настолько сильно напомнив настоящую миссис Паркинсон, что Драко наяву услышал, как та отчитывает Пэнси за сгорбленную спину.

— Я полагала, это очевидно, — решительно ответила Грейнджер, добавив в голос уместную нотку раздражения.

— Правда? — невозмутимо произнес Яксли. — Прошу, просветите меня.

— Вы же увидели нас в Гильдии двадцать минут назад. — Грейнджер перевела взгляд на свою палочку. — Там продают палочки, и именно эта меня привлекла. Напоминает мою старую. Я была уверена, что она от Олливандера, и... — она вскинула руки и подняла глаза к потолку, легко вздохнув, — да, я знаю, что он выказывал недопустимые симпатии, но Олливандер — чистокровный, и наша семья не одно десятилетие покровительствовала его трудам, поэтому я не вижу ничего плохого в палочках его работы.

Драко был поистине впечатлен. Грейнджер словно не понаслышке знала миссис Паркинсон. С другой стороны, Пэнси переняла манеры матери и... пожалуй, Грейнджер достаточно сталкивалась с презрением с ее стороны, чтобы сейчас его сыграть.

— Ясно. А Старьевщики, случайно, не сообщили, где именно нашли эту палочку?

— О да, я подробно их расспросила. Мне же нужна была не любая завалявшаяся палочка. — Грейнджер фыркнула. — Сказали, нашли в Лондоне.

— Где в Лондоне? — терпеливо задавал вопросы Яксли.

Грейнджер подняла глаза к небу, морщинки вокруг глаз обозначились глубже. Ей отлично удалось изобразить задумчивость.

— Рядом с каким-то старым домом. На площади Гриммо, кажется.

Яксли выпрямился.

— Когда это было?

— Два месяца назад. Мы как раз искали подарок для Чарльза-младшего, у него день рождения двадцать восьмого июля.

Яксли резко выдохнул, его лицо омрачило разочарование. Конечно же, подумал Драко, два месяца назад на Гриммо еще базировался Орден, так что Пожиратели вряд ли что узнают из палочки, если ее потеряли в то время. Все же, даже если Грейнджер рассчитывала отвертеться от тестов, ее ждало разочарование.

В дверь негромко постучали. Когда она открылась, у Драко свело горло.

В допросную вошел Алистер Крэбб. Он был крупным мужчиной с коротко стриженными темными волосами, на полголовы выше сына, а сложением напоминал Сивого.

— Отлично. Крэбб, — приветствовал Яксли. — Драммонд, можешь идти.

Мракоборец, косясь на Крэбба, с радостью повиновался. Положив палочку Драко перед Яксли, он бросился на выход, отчего Крэбб презрительно скривился. Когда дверь закрылась, Крэбб заметил Драко и Грейнджер — на его квадратном лице отразилось неприкрытое удивление.

Драко на секунду почудилось, что вот сейчас мистер Крэбб заглянет ему в глаза и каким-то образом поймет, что это он. В восемь лет мистер Крэбб учил его отбивать мяч битой загонщика, в шесть — как держаться за рукоять метлы при приземлении. И он, и мистер Гойл были для Драко сродни приемным отцам большую часть его жизни. Приходили ли они на похороны, горевали ли о нем по-своему?

— Алистер, — получилось сказать у Драко. Он приветственно склонил голову.

— Чарльз, — прогудел Крэбб глубоким басом. — Что вы здесь делаете?

— Что ж, — начал Яксли, — теперь можем говорить свободно. Крэбб, мистеру и миссис Паркинсон попалась палочка Гермионы Грейнджер, грязнокровки, с которой путешествует Поттер. Она стала бы самой ценной заложницей для Темного Лорда. ...Самой.

— Поттер? — пораженно переспросила Грейнджер. — Мы можем помочь найти Поттера?

Крэбб уселся на заскрипевший от его веса стул. По сравнению с ним Яксли выглядел почти что хрупким, а когда отец Винса подхватил палочку Грейнджер, та в его мощных пальцах показалась хворостинкой.

— Можно отследить, где она побывала?

— Я думал о Приори инкантатем, — отозвался Яксли. — В Отделе магических происшествий и катастроф наколдуют заклинание эффективнее.

Крэбб солидно кивнул.

— Или...

— Или?

— К невыразимцам. Они же работают со временем и пространством. — Крэбб глянул вверх, где располагался Отдел тайн.

Лицо Яксли озарилось воодушевлением.

— Да, хорошая идея, Крэбб. Возможно, смогут найти в палочке какой-нибудь след местоположения. Мерлин знает на что они способны. Пойду переговорю с Гошем.

Подхватив палочку Грейнджер, он удалился.

Драко бросил на нее взгляд, гадая, согласится ли она пожертвовать палочкой, если иначе сбежать не удастся. Если бы только получилось схватить свою и оглушить Крэбба... но стол был слишком широким, вышло бы только распластаться по столешнице, а Крэбб уже достал свою палочку и рассеянно крутил ее в руках.

Тишина стояла несколько минут, пока ее не нарушила Грейнджер:

— Как ты, Алистер?

— Неплохо.

Драко сглотнул ком в горле. Подавляя всякое волнение в голосе, он задал вопрос, три последних месяца не дающий ему покоя:

— А Винсент?

Драко с несказанным удивлением заметил на лице Крэбба явственную холодность, даже презрение.

— Лучше, чем ваша девчонка.

Грейнджер села прямее. Драко ответил сам:

— У Пэнси все прекрасно.

— А вот Винсент говорит другое. — Крэбб навис над столом, кривя рот. — Гартон тебе уже рассказал?

— О чем бы ни шла речь, уверен, что рассказал, — отрезал Драко. Мистер Гойл и мистер Паркинсон были лучшими друзьями со школы — что они могли друг от друга утаить?

Крэбб хрипло рассмеялся.

— Понимаю, почему он промолчал. Мне тоже не хотел рассказывать. — Ухмыльнувшись, он понизил голос: — У него тоже проблемы с Грегори. Похоже, они с Пэнси приняли майские события слишком близко к сердцу. — Он сделал паузу. — Ну знаешь, Малфои и их мальчишка.

У Драко скрутило желудок.

— Полагаешь?

Он ждал, что Крэбб помрачнеет при упоминании их смертей.

Он ошибся — Крэбб улыбнулся. Широко. Хищно.

— Так и знал, что они нарвутся. Просто знал. Люциусу много позволяли только первый раз. Ты же сам видел, Чарльз. Рано или поздно, но их поставили бы на место. Говорю, с таким поведением они не продержались бы и пары лет живыми. Делали вид, что дружат с Темным Лордом... ха! А этот их мальчишка, — он покачал головой, вновь хохотнув. — Никогда не относился к моему сыну как к равному. Льстивый, напыщенный идиот. Туда ему и дорога.

Кислород словно перекрыли. Драко показалось, его пнули в живот.

— Ал... Алистер! — пораженно выдохнула Грейнджер.

Крэбб пожал плечами, глядя на нее со злым огоньком в глазах.

— Ну да. Вижу, чего вы сами боитесь. С тем, как ведет себя ваша дочурка, придется вытаскивать ее из Хогвартса, если не хотите, чтобы она кончила как Малфои. — Крэбб повел внушительными плечами. — Недостаток верности, вот что это. Я не беспокоюсь, я воспитал Винсента правильно. Он давным-давно мне говорил, что малфоевский мальчишка не жилец и скатертью ему дорога. А еще он сказал: «если Пэнси и Грег трусят сражаться за Темного Лорда, то пусть тоже катятся». Так и сказал. Ведь это то же самое, что быть предателем крови, правда?

В оглушающей тишине Крэбб вновь завертел палочку.

— Гартон беспокоится о Грегори. И не зря, не зря. Почему вы не волнуетесь? — Его темные глаза обратились теперь на Драко. — Мы все замечаем. Вы двое не поклялись в верности. Нас это очень интересует, очень.

Драко понимал, что должен оправдаться за Паркинсонов, почему они не торопятся вступать в ряды Пожирателей. Что должен что-то придумать, но в голове не было ни одной стоящей мысли. Лишь раз за разом повторялись слова Крэбба: «Туда ему и дорога... Льстивый, напыщенный идиот... Никогда не относился к моему сыну как к равному». А еще вспомнилось брошенное Уизли: «И в жизни бы не подумал, что буду сочувствовать Крэббу и Гойлу, но даже не представляю, как они тебя терпят».

Крэбб сам сказал отцу, что Драко облажается. Сказал: «скатертью дорога».

Драко было трудно дышать.

Молчание прервал голос Грейнджер.

— Я лишь скажу, Алистер, — ответила она с потрясающей холодностью, — что ты не знаешь, оказал ли Темный Лорд нам честь вступить в ближний круг. Или ты заявляешь, будто обладаешь властью раздавать приглашения такого рода от своего имени?

Крэбб потемнел лицом, но не успел ничего сказать: вернулся хмурый Яксли.

— Невыразимцы ничего не нашли. Гош применил Приори инкантатем на эту треклятую палку, но она показала только Дезиллюминационные и защитные чары. Старые заклятия давным-давно стерлись, ничего полезного не нашли. Может, грязнокровка выбросила ее, потому что мы схватили Олливандера. Могла предположить, что мы попытаемся отыскать ее палочку.

— А вы пробовали заклинание Прима саттераниум? — поинтересовалась Грейнджер.

Эти слова пробились сквозь оцепенение Драко. Он обернулся к Грейнджер, пряча недоверие. Что она делает? Неужели потребность отвечать на вопросы въелась в нее настолько, что она не могла пройти мимо проблемы, не предложив решение?

— Прима... — медленно повторил Крэбб.

— Саттераниум, — закончила она. Грейнджер посмотрела на того и на другого и вскинула темные брови. — Вам же известно, что до появления мальчиков я работала внештатным специалистом в Ассамблее разработки экспериментальных чар?

Недоверие Драко перетекло в любопытство. Мать Пэнси ничем таким не занималась. Грейнджер что-то задумала.

Драко исподволь бросил взор на Крэбба, опасаясь, что тот вспомнит: Астрантия Паркинсон никогда не состояла в Ассамблее. Однако нет... Алистер Крэбб вряд ли представлял, чем в свободное время занимается его собственная жена, не говоря уже о женах его знакомых.

— Что это за заклинание? — спросил Яксли. — Прима... что оно делает?

— Оценивает связь между магическим объектом и живым существом. Если у грязнокровки Грейнджер сильная связь с палочкой, девчонку можно будет выследить. Как я сказала, это экспериментальные чары. Их не преподают, и даже мне не всегда удавалось применить заклинание с первого раза, но я полагала, что волшебник уровня Гоша...

— Но вы можете его наколдовать, — с радостным волнением оборвал Яксли.

— Разве я не сказала, что не всегда? — Грейнджер поджала губы. — Тем более это было десять лет назад.

Крэбб неторопливо поднялся с места, нависнув над столом. Расправил плечи, выставляя сильные руки, на которых натянулась ткань мантии.

— Ты желаешь помочь Темному Лорду или нет? — с угрозой спросил он.

Грейнджер сглотнула и стерла с лица всякое недовольство.

— Я... да, конечно, желаю. Я попытаюсь. Только... положите палочку сюда.

Затаив дыхание, Драко смотрел, как Яксли выкладывает палочку Грейнджер на стол. Они с «женой» вместе поднялись со стульев и подались вперед, Драко напрягся, как бывало на тренировках по квиддичу перед самой поимкой снитча.

— Придется подождать, — предупредила Грейнджер, протягивая руку за второй палочкой, словно это было само собой разумеющимся. — Но за несколько попыток у меня получится. Да. Ради Темного Лорда.

Яксли передал Грейнджер собственную палочку.

Она глубоко вдохнула и отступила от стола на шаг. Ее взгляд неуловимо метнулся к Драко.

— Начнем. — Она вновь сосредоточилась на своей палочке. Вдохнула.

Вскинула палочку Яксли.

В этот же миг Драко кинулся вперед, схватил палочку Грейнджер и выставил ее на Крэбба. Гриффиндорка уже держала на прицеле Яксли. Пожиратели успели лишь потянуться к мантиям, как в них ударили невербальные заклятия.

Массивное тело Крэбба даже не дрогнуло от красной вспышки Оглушающего, только замерло на месте и повалилось с гулким стуком на пол. Заклинание Грейнджер оказалось проклятием полной парализации тела и откинуло Яксли прямиком в стену. Застыв, как статуя, он покосился на один бок и тоже рухнул на каменный пол.

Грейнджер тяжело дышала. Она подошла к Яксли, чьи глаза оставались широко распахнуты, направлены на нее, губы застыли в гримасе.

Она опустилась на колени.

— Боюсь, вы недооценили «грязнокровку Грейнджер», — ее голос дрожал, но на лице была написала решимость. — Как видишь, Яксли, мы не боимся покуситься на ваших ненаглядных чистокровных. Мы пришли к Паркинсонам, как придем и к остальным «верным последователям».

Поднявшись, Грейнджер сунула палочку Яксли себе в мантию. Оглянулась на Драко, который успел забрать свою, и, приблизившись к Крэббу, с дрожью изъяла и его палочку.

— Пойдем.

Они покинули кабинет номер четыре, заперев за собой дверь.

* * *

Гермиона поглядывала на Малфоя, пока они поднимались по лестнице на уровень девять. Они уже заглянули во все допросные под предлогом того, что ищут мадам Амбридж, желая передать важные сведения непосредственно ей. Темноволосая ведьма строгого вида сообщила, что мадам Амбридж удалилась в свой кабинет за документами для судебных разбирательств.

Малфой за это время не издал ни звука. Даже слова не сказал с тех пор, как выслушал Крэбба. Радовало, что он хотя бы не подвел и смог оглушить Пожирателя.

Створки лифта распахнулись, они вошли в пустую кабину, и тогда Гермиона спросила:

— Ты как?

Малфой мельком взглянул на нее.

— А ты как думаешь?

Гермиона покраснела. Вопрос был глупым. Как бы она себя чувствовала, окажись, что мистеру Уизли плевать на ее смерть, или отреагируй Гарри на это словами «скатертью дорога»? Что мог прямо сейчас ощущать Малфой помимо потрясения?

— Сочувствую. Это ужасно, наверное.

Малфой не ответил.

— Знаешь, может, Кр... Винсент соврал. С таким отцом я бы поостереглась говорить, что на самом деле думаю. Или...

— Хватит. — Голос у него был больше усталый, чем злой.

Гермиона захлопнула рот, выдохнув через нос. Продолжать разговор не стала.

Вскоре в лифт набились волшебники и волшебницы из Атриума, а потом и с верхних уровней, подтолкнув Гермиону ближе к Малфою. Ее плечо задело его руку, он напрягся, но не отстранился — повел себя так же, как в присутствии дементоров.

У нее из мыслей не шли перепуганные лица других маглорожденных. Искушение вызвать Патронус и изгнать дементоров ошеломляло, но ее заклинанию не хватало силы, в отличие от Гарри, и если не вышло бы... если дементоры поняли бы, что они обманщики... Нет, первым делом нужно было получить крестраж. Сначала он, потом все остальное. Им и так небывало улыбнулась удача, раз они его нашли.

Этаж за этажом работники Министерства покидали лифт. На уровне три, Отдел магических происшествий и катастроф, кабина почти опустела, а на втором вышел высокий кудрявый волшебник, оставляя их с Малфоем одних.

— Откуда... откуда, по-твоему, Амбридж взяла крестраж?

Малфой покачал головой. Вопрос его не заинтересовал. Он просто смотрел вперед, его лицо было изможденным, а мысли, похоже, бродили за тысячу миль от Министерства.

— Уровень один, — сообщил голос в лифте. — Министр магии и обслуживающий персонал.

Решетка лифта с лязгом открылась в изысканно обставленный коридор с толстыми фиолетовыми коврами. Деревянные двери мерцали, на каждой висела блестящая латунная табличка с именем. Гермионе еще не приходилось бывать в этой части Министерства. Малфой тоже оглядывался, будто в незнакомом месте или же словно еще не отошел от недавних событий, так что Гермиона взяла инициативу на себя и устремилась вперед. Он последовал за ней.

— Если застанем Амбридж в кабинете, — зашептала она, — вдвоем ее одолеем. Заберем крестраж и сбежим как можно быстрее.

Малфой не ответил. Она обернулась, и он выдавил хриплое «ага».

— Нам нужно кодовое слово, если решим напасть? Как насчет «чистокровных»? Легко вставить в разговор.

Малфой кивнул. Они завернули за угол, коридор привел их в открытый холл с расставленными на равном удалении друг от друга столами. Работники в лад взмахивали палочками над пачками разноцветных листов, которые взмывали в воздух, сворачивались и падали в стопки сбоку от столов. Взгляд Гермионы зацепился за такую стопку, и она поняла, что здесь на скорую руку создают брошюры. Заголовки гласили:

«ГРЯЗНОКРОВКИ,

и чем они опасны для мирного чистокровного сообщества»

Под названием была изображена роза с улыбающимся личиком и удушающий розу зеленый сорняк с клыками и злобной рожей. Гнев вспыхнул мгновенно, но Гермиона заставила себя оставаться спокойной. «Мы пришли за крестражем, — напомнила она себе. — Крестражи помогут это остановить».

Ближайшая волшебница оторвалась от брошюр и опустила палочку, очевидно радуясь передышке.

— Заблудились?

Гермиона оглядела и женщину, и ее простую форму с презрением.

— Кабинет мадам Амбридж, — потребовала она.

— Вон там, — сотрудница кивнула на дверь в начале этого полчища столов.

Гермиона зашагала в указанном направлении, вцепившись в рукоятку палочки в кармане. У самой двери она сбилась с шага. В центр был вставлен до ужаса знакомый синий глаз в золотой оправе, вращающийся слева направо.

Новая вспышка гнева, замешанная на омерзении. Значит, Пожиратели смерти отыскали тело Грозного Глаза и, как мародеры, забрали самое ценное.

Гермиона трижды постучала в дверь трясущейся от ярости рукой. Оглянулась. Малфой слегка ожил и теперь с опаской разглядывал и дверь, и глаз.

Та открылась — сердце Гермионы замерло. Им не повезло: Амбридж была не одна. Ее сопровождали двое мракоборцев, а дверь открыл не кто иной, как сам министр магии, Пий Толстоватый, в великолепной черной с золотом мантии.

— Астрантия. — Массивный лоб Толстоватого пошел удивленными складками. — Чарльз.

— Министр, — хором поздоровались Гермиона и Малфой. — Рады вас видеть, — добавила она, протягивая руку. Толстоватый мазнул по тыльной стороне ладони губами — Гермиону вновь охватило омерзение.

«Он не виноват, — сказала она себе. — Он был главой Отдела магического правопорядка, он под Империусом». К сожалению, они никак не могли снять заклинание без того, кто изначально его наложил, да и понимание, что министр действует не по своей воле, не помогало избавиться от холодка, возникавшего при взгляде в его пустые глаза.

Толстоватый подвинулся, пропуская Гермиону и Малфоя в кабинет. Внутри все навевало неприятные воспоминания, везде стояли и висели тарелки с резвящимися котятами и цветочным орнаментом, которые Гермиона помнила по кабинету Амбридж в Хогвартсе.

— Ах, — Амбридж тошнотворно-сладко улыбнулась. Крестраж поблескивал у нее на шее. — Министр, Паркинсоны заглянули поделиться сведениями о разыскиваемых грязнокровках. Все прошло хорошо, Чарльз? Астрантия?

— Просто отлично, Долорес, — отозвалась Гермиона, подавляя всплеск ненависти. — Мы хотели спросить...

Она не сдержалась. Взгляд Гермионы уперся в плакат с крупным фото Гарри, на котором огромными буквами значилось: «Нежелательное лицо №1», и хвост фразы повис в воздухе. В следующий миг внимание привлекла стоящая на полке книга. С обложки на Гермиону смотрели знакомые голубые глаза — те самые, о которых, только безжизненных и пустых, ее вынудили детально вспомнить дементоры в коридоре нижнего уровня. В заголовке, напечатанном кудрявыми зелеными буквами, значилось: «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», а ниже было приписано: «Рита Скитер, автор бестселлера «Армандо Диппет: идеал или идиот?».

Амбридж проследила за взглядом Гермионы и улыбнулась еще шире.

— Астрантия, — Амбридж цокнула языком, — не хочешь же ты сказать, что еще это не читала?

— Пока нет. К сожалению.

— Это никуда не годится! Книга просто потрясающая. — Амбридж хихикнула — эту ее привычку Гермиона тоже не переносила. — Подумать только, Альбус Дамблдор не одно десятилетие притворялся маглолюбцем, хотя знал, какую опасность представляют маглорожденные. Вот... — она суетливо просеменила к шкафу, забрала книгу и вручила Гермионе. Ее по-жабьи выпученные глазки радостно блестели. — Бери, я куплю себе другую. Скитер как никто заслуживает галлеоны.

Мысли в голове Гермионы перескакивали одна на другую: что значит, Дамблдор знал, какую опасность представляют маглорожденные? — но она тоже улыбнулась, как надеялась, заговорщицки.

— О, спасибо. С нетерпением жду, когда смогу ее прочитать.

— Долорес, — вступил Малфой, чей голос обрел твердость, — не могли бы мы поговорить с тобой наедине?

— Насчет Пэнси, — добавила Гермиона. — Она с таким восторгом рассказывала о тебе, пока ты преподавала в Хогвартсе, и...

Пий Толстоватый напомнил о себе негромким покашливанием у двери. Глаза Амбридж метнулись к нему. Она подорвалась к рабочему столу, откуда подхватила стопку бумаг.

— Ой-ой, прости, Астрантия. Мне пора возвращаться в допросные. Мы с Долишем и Мартином заглянули сюда за кое-какими документами о личностях грязнокровок. Почему бы вам не прогуляться с нами? Мы можем поговорить о дорогой Пэнси по пути вниз.

У них не оставалось других вариантов. Гермиона спрятала книгу о Дамблдоре в бисерную сумочку в кармане, пока они возвращались по коридору с фиолетовыми коврами. Пий Толстоватый что-то неразличимо шептал Амбридж, которая внимала ему со льстивой улыбочкой. В главном коридоре министр откланялся, свернув к большой двери с соответствующей табличкой, и исчез внутри. Гермиона понадеялась на удачу.

Они вызвали лифт, а пока ждали, у Гермионы начался мандраж. Им нельзя спускаться с Амбридж до самых допросных. На Малфоя слишком сильно подействовало присутствие дементоров, он мало чем сможет помочь. Но медальон был так близко, просто руку протяни... если бы получилось его сорвать...

Нападать на Амбридж в коридоре не стоило, могли услышать. Придется ждать, пока не закроются двери лифта. Гермиона помнила, что на уровне ниже расположен Отдел магического правопорядка. Если в лифт зайдут новые мракоборцы, им с Малфоем не светит одолеть столько противников. Вот он — шанс, лучше которого им не дождаться. Окно в пару секунд.

Кабина прибыла, и они впятером зашли внутрь.

— Так что же, — улыбнулась Долорес Гермионе. — Как дела у Пэнси? Она ведь на... седьмом курсе?

— Да, — подтвердила Гермиона. Двери лязгнули, закрываясь. — Она и ее друзья из чистокровных...

Малфой не растерялся. Гермиона выхватила собственную палочку.

Но мракоборцы отреагировали с нечеловеческой скоростью. Долиш тут же послал заклинание в Малфоя, а Мартин, ростом выше коллеги, бросился загораживать собой Амбридж, едва Гермиона рванула к ней, целя в горло. Пальцы оцарапали воротник, отчаянно ища крестраж. «Петрификус тоталус!» — мысленно крикнула Гермиона, стараясь попасть, но Мартин уклонился от луча, и его контрзаклинание ударило Гермиону прямо в грудь. Воздух вышибло, ее тело врезалось в панель с кнопками. Лифт дернулся, останавливаясь, едва начав спуск.

При первом заклинании Амбридж тонко взвизгнула, но в мгновение ока оправилась, и пока Гермиона уворачивалась от второго заклятия Мартина, Амбридж отправила в Малфоя крутящийся диск зловещего фиолетового цвета.

— Нет! — закричала Гермиона, но слишком поздно. Малфой уже отшатнулся, отражая Оглушающее Долиша, и подставился прямо под диск.

Тот глубоко прорезал плечо — брызнула кровь, темно-красная, как на жуткой, какой-то нереальной картине.

Гермиона закричала. Не размышляя, просто действовала. Оглушающее Долиша как раз срикошетило в кнопки, и двери лифта рваными движениями расходились в стороны, являя фиолетовый ковер первого уровня в полутора футах над полом кабины. Гермиона врезалась в Малфоя, пролетая с ним между приоткрытыми створками. Повалилась на ковер, но тут же вскочила, в последнем отчаянном движении махнув палочкой:

— Геллара!

Двери лифта не просто захлопнулись — их сплавило намертво. По стыку словно прокатилась волна адского жара, замуровывая яростный крик Амбридж. Заклинание не сдержит их надолго, минут на десять, возможно, пока мракоборцы не подберут верное сочетание контрмер — но все же сдержит.

Гермиона крутанулась к Малфою — тот стоял на коленях, одной рукой зажимая рану, и судорожно дышал.

— Малфой? Малфой!

— Я... так себе, — выдавил он. Его голова дернулась, и Гермиона увидела, как блестит его черная мантия. Кровь уже пропитала ткань и на груди.

— Нет, нет, нет, — забормотала она, неловкими пальцами нащупывая в кармане сумочку. Схватила пузырек с экстрактом бадьяна, но, когда уронила на разрез три капли, тот зашипел, и только. Рана оказалась с подвохом. Амбридж наслала серьезное проклятие.

Малфой с безумным лицом поднимался на подгибающиеся ноги.

— На лестницу, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — Нельзя... попадаться.

Он был прав. Гермиона в ужасе огляделась: вдруг кто слышал дуэль в лифте или оборванный крик Амбридж перед тем, как Запечатывающее заклинание превратило лифт в камеру, — но никто не выходил из кабинетов, не выруливал из-за угла.

Поддерживая Малфоя под локоть здоровой руки, Гермиона нетвердой походкой дошла до лестницы и пнула дверь нараспашку. «Экскуро», — махнула палочкой на красные капли, что хвостом тянулись за ними. Пока они спускались по ступенькам, она пыталась взять на себя большую часть веса Малфоя. Периодически приходилось останавливаться, чтобы подтереть кровавый след.

Добравшись до уровня два, Гермиона услышала, как внизу открылась дверь. Кто-то поднимался с третьего этажа. Она постучала палочкой по голове Малфоя, затем по своей, скрывая их Дезиллюминационными, и они нырнули в проход на уровень два.

Отдел магического правопорядка резко отличался от застеленного толстыми коврами уровня один. Короткий коридор оканчивался тяжелыми дубовыми дверями. Те были распахнуты, а за ними гремели голоса из зала, разбитого на множество кубиков. В центре было возведено нечто вроде боксерского ринга за барьером мерцающих чар, а на нем сражались двое мракоборцев.

— Сюда, сюда, — шептала Гермиона, таща оседающего Малфоя к узкой двери, которой вряд ли придавали хоть какое-то значение. За дверью оказалась самая обычная кладовка с метлами. У Гермионы вырвался вздох облегчения.

— Коллопортус! — Замок щелкнул. — Оглохни!

Затем при свете мигающего над головой оранжевого шара она сняла Дезиллюминационные. И сразу же кожа пошла пузырями, кости уменьшились, мантия села криво, рассчитанная на рост повыше. Действие Оборотного закончилось.

Фигура Малфоя проступила в воздухе. Он тоже стал собой, и вид его ужалил сердце страхом. Он свалился на кучу деревянных ящиков, из приоткрытого рта рвались мучительные стоны. Широкая одежда мистера Паркинсона расползлась вокруг лужицей ткани, вымазав ему шею кровью. Кожа Малфоя приобрела мраморный оттенок, рука лежала неподвижно, пальцы подергивались. В неровном оранжевом свете он смотрел на нее в упор диким взглядом.

Гермиона мгновенно оказалась рядом, бесполезно занеся ладонь над раной.

— Знаешь, что это за проклятие? — лихорадочно спросила она.

Малфой мучительно хохотнул:

— Думаешь... я знаю... если ты... нет? — выдохнул он, накрывая длинными пальцами рану. — Мерлин, по-моему... становится хуже...

Зажмурившись, Гермиона попыталась думать, но мысли цеплялись лишь за удивление на его лице, когда заклинание вспороло плечо, и за запах крови, расходящийся по кладовке. Будь у нее диадема, Гермиона надела бы ее, зная последствия, понимая все, просто чтобы освежить воспоминания. Да и знала ли она вообще контрзаклинание? Как можно сравнивать ее семь лет учебы с десятилетиями накопленных знаний Амбридж? Она слишком молода, неподготовлена, она...

— Пожалуйста.

Гермиона распахнула глаза. Малфой не отрывал от нее блестящих глаз, на лице выступил пот.

— Давай, Грейнджер, — его голос был пронизан болью. — Давай. ...Просто... очередная... контрольная.

Гермиона с трудом сглотнула. Контрольная. Тогда — четвертый курс.

— ...стратегиях опознавания проклятий, — прорычал Грозный Глаз из воспоминания. — Вас поразили заклинанием в битве. Что будете делать? Сидеть, ныть и плакать, пока боль сама не пройдет? Даже не думайте — если хотите жить. Сначала вы должны понять, что случилось, а потом действовать. Три простых вопроса. — Яростный скрежет мела по доске. Резкие каракули Грюма. — Как оно выглядело? Как оно звучало? Что оно сделало?

Как выглядело то проклятие? Гермиона закрыла глаза и увидела: диск фиолетового цвета. Не пульсирующий, не дрожащий — крутящийся, точно циркулярная пила. Значит, это было не самоусиливающееся проклятие и не однократного действия, а основанное на повторении. Оно не было синим, как проклятия на кровь, или лиловым, как изнуряющие, но ярко-фиолетовым: грубая сила, материальная магия.

Как оно звучало? Никак. Значит, не проклятие разума и не проклятие на основе природных вариаций, таких как сжигание, замораживание или электризование.

Что оно сделало?

— Мне нужно посмотреть, — прошептала Гермиона.

Малфой едва заметно кивнул.

— Смотри.

Веки у него то и дело закрывались.

Гермиона оттянула рукав слишком большой мантии и, как могла осторожно при трясущихся руках, направила палочку.

— Диффиндо!

Шов разошелся, открывая рану. Она оказалась глубокой, и Гермионе стало дурно. Жутко хотелось отвернуться, но она не могла себе этого позволить. Кровь все еще текла, такая же яркая, свежая, как первые ее брызги в лифте. Это было ненормально. Это повторялось. Это было так, будто каждую секунду рану наносили заново.

Озарение пришло молниеносно: раздел в книге «Злостные проклятия для самых злостных врагов», которая стояла на одной из полок в коттедже Поттеров. Гермиона прочитала ее в июне специально ради охоты за крестражами. «Проклятье вечного разрыва, жесточайшая расправа над заклятым врагом, терзает всепоглощающей болью, будто бы наложено десять тысяч раз...»

Гермиона знала контрзаклинание. Помнила.

Она вытащила палочку, коснулась дрожащим кончиком плеча Малфоя и вывела над раной треугольник по часовой стрелке, прошептав:

— Антагра вертере.

Из палочки вырвалось шипение. Рану прошило швом белого света в форме молнии. Малфой заорал сквозь сжатые зубы и судорожно вытянулся. Окровавленная рука взметнулась, нашла ее запястье и сдавила до боли, пронзившей до плеча.

— Все нормально, — задыхаясь, выговорила Гермиона, — держись, давай, все хорошо...

Малфой застонал, когда хвост магической нити выдернуло из раны в палочку Гермионы. Контрзаклинание подействовало, но он до сих пор сжимал ее руку капканом, а его лицо искажала боль. Гермиона нервно полезла в сумочку за экстрактом бадьяна. Зубами сорвав пробку, она уронила на рану три капли. Малфой содрогнулся всем телом — от его плеча взмыло облако зеленоватого дыма. Когда оно рассеялось, рана затянулась, но осталась липкой.

Малфой никак не выразил облегчения. Его веки не поднялись. Тело обмякло, а сжимающая ее запястье рука безвольно упала. Он был белее мела.

Гермиону приморозило к полу.

— М-малфой? — голос сорвался. — Малфой?!

Он не двигался.

Гермиона подползла ближе, склонилась над ящиками, прижала руку к его груди, затем — к шее, нащупывая пульс, но кожа и мантия были скользкими и горячими от крови, а ее собственное сердцебиение отдавалось в ушах, подавляя все ощущения, помимо страха. Неужели ошиблась? Но в чем? Она уже успела встать коленями на ящики, согнулась над ним низко-низко. В голове проносились слова Крэбба в допросной, его фраза «Туда ему и дорога», которая явно ударила Малфоя ножом в спину. Гермиона вспоминала свои собственные слова: что они не попросят его умереть.

Она сжала его лицо ладонями. Кожа была влажной от пота. Светлые волосы щекотали подушечки пальцев.

— Драко? Драко! — лихорадочно позвала Гермиона.

Секунда, вторая, третья — ничего.

И вдруг его веки дрогнули и поднялись.

Облегчение прошло по телу сильным порывом зимнего ветра. Гермиона судорожно втянула воздух. Мерлин, ей показалось... ей ведь действительно показалось, что... но это была неправда. Этого не случилось. Малфой просто потерял сознание от боли.

Его взгляд приобрел осознанность. На лице промелькнуло недоумение. Ее щеки коснулось чужое дыхание, и Гермиона вдруг заметила, как близко был Малфой, как сильно она к нему склонилась. Она различала тонкую паутинку его радужек, похожую на серебряную пряжу, и едва заметный шрам на щеке в форме ногтя, и каждую капельку пота, выступившую на лбу.

Гермиону будто парализовало. Взгляд Малфоя медленно, с каким-то любопытством обводил ее лицо, задержавшись сначала на щеке, на другой, на кончике носа, на лбу и наконец на губах. В груди шевельнулось нечто совсем далекое от страха. Гермиона словно застряла в моменте за секунду до того, как закрутится Маховик, когда время немыслимо растягивается между настоящим и прошлым, а мир замирает, затаив дыхание. Ее ладони, теплые, загорелые и дрожащие, как оказалось, все еще сжимали лицо Малфоя, контрастируя с мрамором его кожи.

Гермиона отпрянула, чуть не запнувшись о ящик.

— Я... тебе еще надо восстановить кровь, — выдала она. — Точно. Я-я сварю потом крововосстанавливающее зелье, а пока...

Почему так частил пульс? Из-за страха, точно. В нем все дело. Над ними до сих пор висела угроза. Они выскочили из лифта едва ли пять минут назад, однако время сейчас словно шло рывками. Непослушными пальцами Гермиона выудила из сумочки набор «Забастовочных завтраков» и достала коробку с кровопролитными конфетами и Кровяной Волдырняк. Развернула фиолетовую половину конфет и протянула Малфою вместе с Волдырняком.

— Держи. Волдырняк восстанавливает кровь, хоть и слабо. А эти конфеты не позволят новой крови пролиться из раны.

Малфой забрал все предложенное дрогнувшей рукой, сунул между губами и медленно пережевал. Сглотнул.

Гермиона посмотрела на часы. На счету была каждая минута. Необходимо добраться до Атриума, пока Амбридж, Долиш и Мартин не нашли подход к Запечатывающему заклинанию. Конфеты подействуют секунд через девяносто; оставалось надеяться, Малфою хватит сил добраться до выхода. Гермиона взбодрила бы его Оживляющим заклинаним, но оно влияло на раны и наверняка открыло бы кровотечение на плече.

Она поднялась на ноги.

— Ты куда?

— Скоро вернусь. — Она вылила на язык последние капли Оборотного. Едва ли маскировка продержится пять минут, но оставалось надеяться, этого хватит.

Переждав оборот, Гермиона вышла из кладовки и уверенным шагом прошла в центр мракоборцев, окатывая презрением любого, кто смел поднять на нее глаза. Никто ее не остановил. Гермиона осматривала кубики, не позволяя себе отвлекаться ни на вспышки света и треск с ринга, ни на крики зрителей.

Завернув за угол, она увидела ту, кого искала: Нимфадора Тонкс с волосами цвета вечернего неба хмуро взирала на стопку документов.

Гермиона чуть ли не бегом кинулась к кубику, в котором среди множества карт и схем нашлось место паре фотографий улыбающихся Тонкс и Люпина.

— Нимфадора Тонкс?

— А? — подняла голову Тонкс. — Вы кто?

Гермиона дождалась грохота с ринга и последующего гомона голосов и на грани слышимости прошептала:

— Это Гермиона Грейнджер. Я под Оборотным.

Тонкс побелела. В лице не осталось ни кровинки.

— Герми... какого Мерлина...

— Нам нужно отсюда выбраться. Нас рассекретили. В любую минуту забьют тревогу. Как выбраться отсюда в обход Атриума?

Тонкс больше не задавала вопросов.

— Аварийный выход, — тут же выдала она тихим голосом.

— Что это? Где?

— Он для мракоборцев, чтоб не ждать этих тормозных лифтов, когда срочный вызов. Западный угол этажа, за железными воротами. Пароль: «Лукотрус».

Две минуты спустя Малфой, пошатываясь, поднимался с пола Чарльзом Паркинсоном. Гермиона удалила с его мантии кровь и убрала разрез. Они вывалились из кладовки для метел и поковыляли по западному коридору, подальше от суеты центра мракоборцев, к черным железным воротам.

Тревогу забили, когда Гермиона с Малфоем одолели половину пути.

Офисный шум заглушило усиленным магией голосом:

— Внимание всем сотрудникам Министерства. Двое очень опасных преступников проникли на территорию Министерства и напали на должностных лиц. Преступники вооружены и...

Гермиона с Малфоем не стали прислушиваться к дальнейшим словам. Еще при первом сигнале тревоги они рванули с места, Малфой скривился от боли. По всему коридору начали распахиваться двери.

— Лукотрус! — выпалила Гермиона, тормозя перед воротами. Створки распахнулись, открывая проход к огромному черному камину. На металлическую подставку опустилась серебряная коробочка с летучим порохом. Гермиона оглянулась: Малфой стоял в паре шагов за ее спиной, баюкал руку с искаженным от боли лицом. Она шагнула в камин как раз в тот момент, как сотрудники Отдела магического правопорядка, обнаружив их, завопили и побежали к воротам. Малфой забрался следом, и Гермиона тихо, но четко выдохнула:

— Поместье Паркинсонов!

Она бросила летучий порох, и их поглотило зеленое пламя. Когда они выпали из камина Паркинсонов, кожа Гермионы уже начинала пузыриться и чесаться, меняясь.

Гарри и Рон, не отходящие от камина, подскочили на ноги, раскрыв рты.

— Нет времени! — выдохнула Гермиона. — Помогите Драко, он ранен. Нужно срочно уходить. Они будут здесь с минуты на минуту.

Кивнув, Гарри подхватил их с Малфоем под локти и крутанулся. У Гермионы было лишь мгновение оценить обстановку в гостиной. Гарри и Рон постарались на славу: комната была разгромлена, и посреди разрухи лежали бессознательные Паркинсоны. Так было задумано с самого начала: если что-то пойдет не так — разорить зал, создав впечатление, что Паркинсоны отчаянно сопротивлялись.

Оставалось уповать на то, что этого хватит. Однако Гермиону терзало гнетущее ощущение, что все не будет так просто.

Из удушающей тьмы они вывалились на задний двор дома номер семь по Мостовой улице.

Хватая ртом воздух, Гермиона согнулась пополам — заканчивался переход в собственное тело. Наконец отдышавшись, она выпрямилась и огляделась. Солнце светило высоко над головой, трава и живые изгороди радовали глаз насыщенно-зеленым успокаивающим цветом, кисточки на палатке близнецов колыхались на ветру. Облегчение от возвращения в штаб-квартиру ощущалось на физическом уровне, будто до этого ее держали в тисках.

Гермиона вдохнула полной грудью. Они спаслись.

Она обратила внимание на Драко. Он тоже возвращался в прежний облик, и удивительно, как еще держался на ногах.

— Тебе нужно лечь. Рон, Гарри, поможете?

— Без проблем, — отозвался Рон. Гермиона откинула полог палатки, мальчишки подхватили Драко с двух сторон и нырнули внутрь.

— Ай! — вырвалось у него, когда Гарри задел его плечо. — Мерлин, аккуратнее, Поттер. Я думал, у тебя с координацией все нормально.

— А я думал, ты не геройствуешь.

Драко возмущенно фыркнул.

— Я не геро...

— Да, да, — перебил Рон.

Гермиона прошла за ними в комнату Драко, где тому помогли разуться и избавиться от окровавленной мантии. Он аккуратно лег на кровать, зажмурился, задышал ртом, накрыв ладонью рану.

— Что случилось? — тихо поинтересовался Гарри.

— Позже расскажу. Вы идите. Я буду через минуту.

Кивнув, Гарри с Роном удалились, прикрыв за собой дверь. Помедлив, Гермиона все же подошла ближе. Перед глазами мелькнуло воспоминание, как Драко смотрел на нее в Министерстве под мерцающим светом оранжевой лампы. Тело обдало жаром.

— Ну что, могло быть и лучше.

Драко болезненно ухмыльнулся.

— И не говори. — Он приподнялся на подушки, лицо его исказилось. — Даже крестраж не достали.

— Но мы узнали, у кого он.

— Ага, здорово. Вам троим осталось всего лишь ограбить шишку из Министерства, которую станут охранять денно и нощно. Теперь еще и с двойным усердием, раз на нее уже напали. Даже не знаю, как тут не справиться.

— Забавно, — Гермиона постучала по подбородку в притворной задумчивости, — как же так получается, что ты говоришь «вам троим», будто не вмешаешься в разговор, жалуясь, что мы делаем все неправильно, и в конце концов каким-то мистическим образом сам же не впишешься в план.

— Ты на что намекаешь, Грейнджер?

Она с невинным видом пожала плечами.

— Даже не знаю. Может, на то, что даже в роли упрямого сноба ты все равно считаешься частью компании.

На секунду показалось, Драко даже встревожился от такого заявления. И тут же показательно широко зевнул.

— Да, да, — протянул он, — а теперь, пожалуй, пора самоустраниться из компании. Я тут раненый, а вы как-то не спешите выражать благодарность. Вот сяду в саду, стану смотреть, как вы бессмысленно слоняетесь по штаб-квартире, и ждать, когда же приползете ко мне.

— Не дождешься.

— Правда? Почему же?

— Потому что тебе необходимо оставить последнее слово за собой, Малфой. И поэтому ползти обратно будешь ты.

— Что, прости? Это мне-то необходимо последнее слово? Грейнджер, ты давно с собой разговаривала?

— Давно. А ты делаешь это перед зеркалом? Тебе нравится?

Драко полыхнул взглядом.

— Грейнджер, ты не дашь мне отдохнуть, даже после того как я получил самое настоящее ранение?

Гермиона сдержала улыбку.

— У нас осталось Сонное зелье. Сейчас принесу. — Ее улыбка поблекла. — Вообще я... хотела кое-что сказать. — Она глубоко втянула воздух, оценивая его взглядом. Ее терзало странное горько-сладкое чувство. Оно приходило все чаще и чаще, словно преждевременная ностальгия по жизни, которая шла сейчас. Что бы ни сформировалось между ней и Малфоем, эта... эта странная дружба или, как минимум, взаимная откровенность, которая не несла с собой каких-то обязательств, Гермиона хотела, чтобы это выжило. В этом она могла себе признаться.

Гермиона представила мир, в котором просто не сообщает Малфою о записке у нее в кармане. Искушение было страшное.

— Говори уже, Грейнджер.

— Ладно, — она попыталась растянуть губы в улыбке. — Я... я говорила с Тонкс в Министерстве. И спросила о твоих родителях. Они в деревне Нью-Кэтков на побережье. В пляжном домике, где Тонксы раньше отдыхали всей семьей. — Гермиона достала из кармана записку и положила на тумбочку. — Вот адрес.

Драко ничего не сказал. Его взгляд застыл на пергаменте, но потом все же сдвинулся на Гермиону.

Выражения его лица изменились давным-давно. Постоянные крупицы подозрительности, страха и самодовольства сгинули, и появился он — тот Драко Малфой, который теперь проглядывал чаще, которого Гермиона училась узнавать и понимать. Этот Драко Малфой смотрел на нее странным взглядом в ее доме, когда она спросила его о Долохове, и опять, в комнате Рона, когда она его испугалась. Этот не остался равнодушным к песне феникса. Этот Драко Малфой рассказывал с застывшим лицом, что значит жить на грани смерти. Он понемногу раскрывался. Он назвал ее по имени, приводя в чувство.

Но Гермиона отдала ему пергамент, и все могло закончиться. Никакие шаги навстречу не сравнятся с воспитанием длиной в семнадцать лет, с целой жизнью убеждений в чистокровном превосходстве. Он приведет сюда родителей. Вновь примкнет к ним. Прежний Малфой будет воссоздан на фундаменте из сотен лет, происхождения, традиций.

Нынешний Драко Малфой, этот эфемерный человек, спрячется во мгле за старой маской и, подобно кусочку льда в бокале, исчезнет.

— Отдыхай.

Гермиона задержалась на пороге, глядя на него, потому что хотела запомнить таким.

— Амбридж?! — с ужасом вскричали Гарри и Рон.

— Да, у меня тоже в голове не укладывается, — поддержала их Гермиона. — Откуда у нее взялся медальон, если Старьевщики не находили его и, соответственно, не продавали?

Рон оправился первым.

— Кто-то другой его нашел. Или Наземникус все-таки умыкнул. Он же загнал все свои вещи на черном рынке. Они могли достаться кому угодно.

— Тогда надо заполучить медальон, пока он не достался кому-нибудь еще. — Гарри вздохнул: — Жаль, ты не смогла просто его сорвать, Гермиона...

— Думаешь, мы не пытались? — разгорячилась Гермиона. — Как, по-твоему, Драко ранили?

Ей достался странный взгляд от Рона.

— Когда это ты начала звать Малфоя «Драко»?

— Что? — Гермиона моргнула. — Ой, я... я даже не заметила.

— Да неважно, — нетерпеливо оборвал Гарри. — Что случилось?

Гермиона изложила, как им удалось сбежать от Пожирателей и как прошла попытка украсть крестраж. К концу рассказа Рон побелел, как бумага.

— Ничего страшного, — успокоила Гермиона. — Вряд ли Амбридж догадалась, что мне нужен был медальон. Я стояла слишком далеко. С ее стороны наверняка казалось, что я пыталась схватить именно ее.

Гарри кивнул.

— Хоть что-то. Иначе она заинтересовалась бы.

— Именно. С другой стороны, как сказал Дра... Малфой, и я согласна, Амбридж теперь будут неусыпно охранять, мы ведь напали на нее. И в Министерстве тоже усилят меры безопасности. С Оборотным мы раскрылись, так что только полные идиоты не установят на входе детекторы и другие средства обнаружения.

Повисла тяжелая тишина. Ее разбил Гарри:

— Все равно. Теперь мы знаем, у кого крестраж, пусть даже его будет трудно достать. Она же в Министерстве не ночует.

Гермиона слегка воспряла духом.

— И правда.

— Подумайте, — загоревшись, Гарри вскочил с изящного металлического стула и заходил по террасе. — У нас один из четырех крестражей, мы знаем, где змея и медальон. Остается только чаша. Мы отлично продвинулись с начала лета.

Рон, молча сидевший с самого рассказа о сражении в лифте, фыркнул:

— Прости, друг, но крестраж под боком у Сам-Знаешь-Кого не особо воодушевляет.

Гарри отмахнулся.

— Мы же давно знали, что рано или поздно придется напасть на него в открытую. А о змее пока рано беспокоиться.

Взгляд Гермионы скользнул на палатку. Она совершенно вымоталась, а ведь время только подходило к вечеру. Один единственный день по ощущениям растянулся на неделю. Ей вспомнился Драко, который тут же заснул, выпив принесенное Сонное зелье, его слипшаяся от пота челка, упавшая на лоб, когда он коснулся головой подушки. После хаоса Министерства тихая, залитая солнцем комната была оплотом мира и покоя. Тогда же Гермионе и самой жутко захотелось устроиться на обитом плюшем подоконнике и закрыть глаза, а не выходить оттуда, чтобы поведать Гарри и Рону прошедшие события.

Она вернула внимание к друзьям. Гарри мельком встретился глазами с Роном и сошел с террасы на разросшуюся траву.

— Пойду займусь ужином, — сообщил он, а едва Гермиона попыталась встать, замахал руками. — Нет, я справлюсь сам.

Гермиона не стала спорить — Гарри убежал в палатку. Но, повернувшись к Рону, она внезапно занервничала. Его лицо до сих пор хранило бледность, а сидел он слишком уж выпрямившись.

— Я... я беспокоился не о крестраже.

— Что?

— Ты сказала: «Ничего страшного, вряд ли Амбридж догадалась, что мне нужен был медальон». Я беспокоился не из-за него.

И Гермиона поняла, почему Гарри поспешил скрыться в палатке. После слов Драко она сама ждала, что это случится. Слов, что Рон влюблен в нее.

Ей захотелось вскочить со стула и броситься за Гарри, на ходу отговорившись какими-нибудь делами. Гермиона не хотела слушать его — не сейчас. Ей требовалось отдохнуть. Воспоминание о ране в плече Драко периодически застилало глаза, словно накатывающая на песок волна, а Рон решил поговорить вот именно сейчас?

— Я едва не сорвался за тобой, — торопливо выговаривался он. — Только из-за монеты не рванул в Министерство. Мы обсуждали это с Гарри. Он, кстати, был за — идти за вами, но я знал, что ты хотела бы удержать его в безопасности. — Рон безостановочно тер шею. Уши у него пылали.

У Гермионы в мыслях гуляло перекати-поле. Руки вцепились в колени. Ее словно парализовало.

— Я знаю, в прошлом году, все это с Лавандой, я вел себя как кретин. Все лето думал, что по-настоящему мы с тобой так и не помирились с того курса. И, может быть, поэтому я так и не... потому что я не знал, хочешь ли ты того же. Но сегодня... — он с трудом сглотнул. — Ну, я... я вроде как понял, что не представляю, что делал бы без тебя.

Гермиона видела, чего ему стоило произнести такие слова. Рон покраснел, как помидор, нервно сглатывал, сцеплял и расцеплял пальцы, и, бог свидетель, Гермиона не желала делать ему больно. Но он признался, и она обязана была ответить. Деваться было некуда.

— Рон, — слабым голосом заговорила Гермиона. — Это... это очень... — Она закрыла глаза, с дрожью вздохнула и начала заново. — Если бы ты сказал это в прошлом году или даже пару месяцев назад, я бы прыгала от счастья.

Лицо Рона помрачнело: признание пошло не по тому сценарию, на который он надеялся. Гермиону это убивало. Она хотела замолчать. И лучше — поплакать.

«Крепись, — сказала она себе. — Не реви. Не хватало еще, чтобы в этой ситуации ему пришлось тебя утешать».

— Но я больше не могу ответить тебе тем же, — Гермиона постаралась придать голосу силы. — Я думала об этом весь июнь. Ты ведь знаешь, как мне хотелось быть с тобой в прошлом году. Но сейчас... все так сильно, так быстро изменилось, и мои чувства тоже.

С лица Рона сошла краснота. Он казался бесконечно уставшим. Разбитым.

— Почему? — хрипло выдавил он.

— Я не знаю, — потерянно отозвалась Гермиона. Когда она вспоминала, как плакала из-за Рона в туалетах для девочек, как сравнивала себя с Лавандой, чувствуя свою непривлекательность и зависимость, то думала обо всем этом в прошедшем времени, воспринимала чуть ли не со стороны. С каждым днем те ощущения тускнели, отдалялись, буря чувств налетела и ушла, став результатом многих лет переругиваний и ссор, словно бы пик их с Роном отношений давным-давно остался позади. Теперь же она мыслила ясно. Выбралась из бури.

Гермиона перестала обвинять Рона в их ссорах: признавала и свой вклад в их существование. Да, он бывал легкомысленным, но Гермиона знала, что сама иногда реагирует чересчур остро. Что обижается слишком сильно и отвечает излишне резко. И в этом крылась проблема. Ей требовалась свобода отстраниться от Рона после ссор, пусть даже на пару недель при необходимости, как позволено друзьям, а не заканчивать каждый день гробовой тишиной и колючими взглядами или обидными словами, когда у них снова разладятся отношения.

Прежде Гермиона не считала, что люди должны быть сильно похожи, чтобы любить друг друга, но, сидя здесь, в саду, она представляла Рона с кем-то, чуть больше напоминающим его самого. Кем-то более беззаботным, кто с шуткой отмахнется, когда он ляпнет какую-нибудь бестактность, а не зациклится на ней, подогревая гнев и негодование. И если Рон найдет такого человека, ему самому станет легче — им обоим станет.

По саду прошелся ветерок. Рон сидел с болезненным выражением лица. В груди кольнуло странной печальной нежностью к мальчишке, который ее любил: жутко заботливому в трудную минуту, храброму, верному — но и Гарри был таким же. Она поняла, что хочет видеть их обоих в прежнем качестве: лучшими ее друзьями, которые шутят и обожают квиддич, немного безголовыми и не испытывающими к ней ничего романтического.

Гермиона взяла бы Рона за руку, чтобы поддержать, если бы не знала, что сделает этим только хуже.

— Извини. Мне кажется, мы упустили наш шанс.

* * *

Рон старался. Это было заметно. После признания он как будто не мог смотреть на Гермиону, да и общался с ней лишь односложными словами, но его молчание скорее служило защитным механизмом, чем было враждебным, а это уже что-то. Рон не срывался на нее, хотя бросил пару язвительных замечаний Гарри с видом человека, которому отчаянно нужно выпустить отрицательные эмоции.

Гарри терпел. Гермиона знала, что он понимает ситуацию.

— Извини меня, — повинилась она следующим утром, когда они с Гарри готовили завтрак, а Рон ушел в сад. — Я же вижу, что он отыгрывается на тебе.

— Ничего страшного, — отозвался Гарри. — Я просто... удивлен, наверное. Думал, он тоже тебе нравится.

Гермиона вздохнула.

— Нравился. Раньше. Наверное, побег, и смерть Дамблдора, и... не знаю. Я кажусь себе другой, не той, которой была в Хогвартсе.

— Понимаю.

— Что там с завтраком? — раздался от входа голос Рона. Они оба вздрогнули, глядя через гостиную туда, где между полами палатки вырисовывалось лицо Рона, смотревшего на них как-то недоверчиво.

— Все нормально, — ответил Гарри с неоправданно виноватым выражением.

— Еще пятнадцать минут, Рон, — добавила Гермиона.

Что-то проворчав и не глядя ей в глаза, он скрылся на улице.

Гермиона оглянулась на Гарри.

— Он же не думает, что мы...

Гарри ответил не сразу, твердой рукой нарезая лук. Именно он чаще всех помогал ей готовить — жизнь с Дурслями многому его научила.

— Он спрашивал меня об этом. Я сказал, что никогда... что мы не... хотя не знаю, поверил ли он.

— Может, мне с ним поговорить...

— Нет! — выпалил Гарри. — Э-э, извини, Гермиона, просто... вряд ли ему хочется обсуждать это все с тобой.

— Конечно нет. Ты прав. Глупая идея. — Щеки у нее загорелись еще сильнее. — Пойду проверю, проснулся ли Драко. То есть Малфой. То есть... ой, забудь.

Выдохнув, Гермиона приоткрыла дверь в спальню Драко. Было странно чувствовать облегчение в ожидании встречи с Драко Малфоем, но за пределами его комнаты ее преследовали обиженные взгляды Рона, неловкое молчание с Гарри и бесконечное ощущение, будто желудок скручивает, как губку. В комнате же было просто. Или хотя бы проще.

Гермиона скользнула внутрь и застала Драко уже сидящим на кровати. С голым торсом.

Лицо вспыхнуло.

— Я-я... — она отвела глаза. — Доброе утро.

— Доброе.

Взгляд вернулся к Драко. Он уже наколдовал на себя бинты, протянувшиеся через грудь и под рукой, чтобы прижать рану на плече. В отличие от Гарри и Рона, которые вздрагивали и ретировались в комнату, когда им случалось выйти из ванной в одном полотенце на глазах Гермионы, Драко, похоже, вообще не волновало, в чем он перед ней предстал. «Стесняться ему точно нечего», — поймала себя на мысли Гермиона, прежде чем с ужасом отвернулась. Как это понимать? Что на нее нашло?

— Что, Грейнджер? — развеселился Драко.

— Ничего, — громко ответила Гермиона, не обращаясь к нему конкретно. — Думала, ты будешь одет, вот и все.

— Ну прости. Я испортил тебе обет вечного целомудрия?

Гермиона уставилась на него с открытым ртом.

— Ты... я... уж изви...

— Плечу лучше, кстати. Спасибо, что спросила.

— Я собиралась спросить!

— Да, да, но ты что-то отвлеклась, так что я решил не ждать.

И теперь он ухмылялся ей. Гермионе хотелось провалиться сквозь землю.

И вообще было странно вновь видеть эту ухмылку. Впервые за долгое время он стал похож на мальчишку из Хогвартса: вызывающего, самодовольного и непростительно наглого. Можно сказать, до приятного несложного человека.

Вот только... когда это Драко Малфой стал симпатичным? Когда все изменилось? В школе Гермиона вообще не обращала внимания на его внешность. Она полагала, его злобное, мерзкое поведение сдерживало подобные мысли, но теперь, когда они признали, что не испытывают друг к другу ненависти...

Да что за нелепости! Нужно было возвращать разговор в правильное русло.

— Ты хорошо наложил повязки, — Гермиона суетливо подошла к кровати. Попыталась изобразить мадам Помфри, которая точно никогда не краснела при виде чьей-то грудной мышцы. Или выступающих ключиц. Или плавного перехода бицепса в дельтовидную мышцу. Да, и именно эти детали Гермиона в упор не замечала. Разумеется. — Приготовлю Обезболивающее зелье после завтрака, — объявила она все таким же громким голосом, — можно замочить в нем бинты и сменить в обед. Сейчас принесу поесть.

— Я и сам могу, — из его голоса никак не уходила насмешка. — Я же не привязан к кровати.

— А стоило бы в ней остаться. Проклятие было серьезным. Хочешь, чтобы рана открылась?

— Да, Грейнджер. Мечтаю. Можешь подойти ближе и вспороть ее, пожалуйста?

Гермиона скривилась.

— Издеваешься.

— О да.

Последовала краткая пауза. Гермиона вдохнула полной грудью, поглядывая на дверь. У Драко было все в порядке, но ей требовалась причина задержаться, чтобы не возвращаться в... это.

— Что? — поинтересовался он.

Гермиона обернулась.

— Я... ничего.

Драко выгнул тонкую бровь.

— Мерлин, — выглядел он впечатленным. — Грейнджер, ты врешь хуже Гойла. Не думал, что это физически возможно.

Гермиона вздохнула. Ему так и так придется столкнуться с новой атмосферой между ними всеми. Можно было и ввести его в курс дела. Гермиона шагнула назад и устроилась на мягком подоконнике. Затеребила красную кисточку.

— Ну, если тебе так хочется знать, Рон сказал мне... вчера он... — Лицо вновь начинало гореть.

— А, — Драко изогнул губы, — я понял. Можешь не посвящать меня в жуткие детали.

Гермиона нахмурилась.

— А я думала, тебе захочется над нами поиздеваться.

— Вообще-то я не собираюсь умирать от руки Уизли, так что нет, спасибо. — Опять тишина, а потом Драко сказал: — Я ведь предупреждал тебя. Если ты не подготовилась, то сама виновата.

— Я была готова. Мне кажется, в нынешних обстоятельствах все прошло довольно неплохо.

— Каких обстоятельствах?

— Ну, я... я сказала, что не хочу встречаться с ним.

— Ага. — Драко перевернул книгу, лежащую у него на коленях. Мелькнуло название: «Сказки барда Бидля». — Значит, ты выбрала Поттера.

— Я выб... что?! — Чувство вины обернулось удивлением, а затем, неожиданно, веселостью. У Гермионы вырвался смешок. — Ты что, втихую строил теории, кто с кем сойдется?

Теперь она заметила, непередаваемо поразившись, что на высоких скулах Драко проступил розоватый румянец.

— Слушай, Грейнджер, я хоть и застрял тут с вами и вынужден наблюдать за вашим детским любовным треугольником...

— Нет никакого треугольника!

— Да ну? — протянул Драко. — И ты не сохнешь по Поттеру? А что это было за «Мы тебя не оставим»?

Ее настолько изумило, что Драко в точности повторил ее слова, что Гермиона просто глядела на него с открытым ртом. Она и не представляла, что он уделял внимание их отношениям, что вообще интересовался чем-то, что не затрагивало его напрямую.

— А тебе-то что?

— Ничего. Я же сказал, я застрял здесь с вами. О чем еще мне тут думать?

И Гермиона узнала, что Драко, в отличие от нее, прекрасно лжет. В его голосе улавливалась легкая усталость, а в глазах жило убедительное выражение раздражения.

И все же каким-то образом, Гермиона чуяла, что он врет. Он, Драко Малфой, серьезно размышлял, любит ли она Рона или же испытывает тайные чувства к Гарри.

Гермиона не смогла сдержаться. Из груди вырвался какой-то безумный смешок.

— Замолкни, — бросил Драко, уставившись в потолок. Его румянец уже распространился на щеки.

Гермиона поднялась на ноги.

— Вернусь через, — ей пришлось подавить еще один смешок, — минуту. У Гарри должно быть все готово.

У самой двери ее настиг голос Драко:

— Грейнджер. Погоди.

Гермиона обернулась.

Он поднял «Сказки барда Бидля».

— Ты отметила «Сказку о трех братьях».

Веселое настроение Гермионы пошло на убыль.

— А, да. Я хотела к ней вернуться, там была руна, которую я не смогла найти в «Словнике чародея». Треугольник вверху страницы. Ты узнал его? — Гермиона свела брови. — Даже не уверена, что это именно руна... я много раз перечитала раздел о производных рунах, может, это просто иллюстрация.

— Это не иллюстрация. Его пририсовали.

— Пририсовали? — Гермиона торопливо вернулась к кровати, выхватила у него книгу и подняла к глазам. Почти вжавшись носом в страницу, она увидела, что он прав. Символ был не напечатан, а нарисован пером; чернила по краю чуть расползлись по бумаге.

— Ты прав, — выдохнула Гермиона. — Но что он значит? Ты знаешь?

— Нет. Никогда его не видел.

— А ведь выглядит знакомо... нет, я точно где-то видела этот знак. — Гермиона прикрыла веки. Линия, заключенная в круг, в свою очередь заключенный в треугольник. Где же она это видела?

Где ей могли встретиться загадочные и необычные символы? Мысли метнулись к Полумне Лавгуд, и Гермиона вспомнила: кулон такой же формы висел на шее у Ксенофилиуса Лавгуда на свадьбе Билла и Флер. Был ли это тот же символ? Или она принимала желаемое за действительное?

— Малфой, ты же не общался с мистером Лавгудом на свадьбе?

— Зачем мне? — ответил он с явственной неприязнью.

— Подожди. — Гермиона толкнула дверь. — Гарри! Рон! — Гарри чуть не уронил сковородку с яйцами, которые как раз сбрасывал Рону на тарелку. — Идите сюда. Быстрее.

Рон вскочил из-за стола, встревожившись от ее настойчивости настолько, что даже забыл о неловкости. Они с Гарри присоединились к ней у кровати Драко, и Гермиона сунула им под нос сборник сказок.

— Вы видели когда-нибудь этот символ?

— Я... нет, по-моему, — сказал Рон, нахмурившись.

Гарри задержал взгляд на странице чуть дольше.

— Подождите-ка. Разве не такой знак отец Луны носил на шее?

— И я так подумала!

— Тогда это знак Грин-де-Вальда.

Рон, Гермиона и Драко уставились на него с вопросом в глазах.

— Грин-де-Вальда? — повторила Гермиона.

Гарри пересказал странную ситуацию со свадьбы: как Виктор вспылил, заявив, что Геллерт Грин-де-Вальд оставил такую метку на стенах Дурмстранга.

— Никогда не слышала о знаке Грин-де-Вальда, — Гермиона хмурилась, сидя на краешке кровати. — О нем не упоминалось ни в одной книге.

— Я тоже не слышал. У нас... — Драко отвел взгляд. — Дома у нас есть коллекция его вещей. Старые брошюры, ранние заметки, такого рода. Этого знака нигде не было.

— Если это темный символ, зачем тогда он в книжке с детскими сказками? — задала вопрос Гермиона, с любопытством обводя треугольник подушечкой пальца.

— Дамблдор же оставил книгу тебе, Грейнджер. Наверное, и нарисовал, чтобы ты нашла.

Гермиона медленно кивнула.

— Да... вполне возможно. Но чем нам поможет знак Грин-де-Вальда? И имеет ли он отношение к самой книге или его просто спрятали там, где не подумают искать?

— Слушайте, — заговорил Рон, — Крам сказал, что этот знак остался на стене Дурмстранга. А не думаете, что Сами-Знаете-Кто спрятал чашу там? Грин-де-Вальд же был предшественником Сами-Знаете-Кого. Может, Сами-Знаете-Кто хотел показать, как его вдохновил пример Грин-де-Вальда.

Гермиона прикусила губу.

— Это было бы очень некстати. Во-первых, придется покидать страну. Во-вторых, придется искать школу, а Дурмстранг хранит свои секреты гораздо ревностнее Хогвартса и Шармбатона... — Перспектива обескураживала, но в то же время Гермиона почувствовала себя спокойнее с возвращением в жизнь очередной загадки. Та скрадывала неловкость после признания Рона, вновь объединяя их всех конкретной целью.

— Даже не знаю, — пробормотал Гарри. — Если Дамблдору уже было известно о знаке, когда он решил оставить тебе сказки, если он правда считал, что там может быть крестраж, то почему просто не сказал нам?

Рон пожал плечами.

— Зачем он оставил мне делюминатор, а тебе — старый снитч? Он не особо облегчил нам задачу.

Гарри помрачнел. Он уставился в пол, и Гермиона знала, что он опять испытывает раздражение из-за Дамблдора, которое преследовало его с самой смерти директора. Иногда Гарри тяжело ронял, что семья Дамблдора жила здесь же, в Годриковой Впадине, совсем недалеко от его дома. Или заговаривал об отрывке из посмертной биографии пера Скитер о так называемых мрачных тайнах семьи директора...

Гермиона охнула. Ей вдруг вспомнилось, что хранится в ее сумочке: «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», которые Амбридж сунула ей в Министерстве.

— Гарри, — позвала Гермиона, вылавливая из недр сумочки книгу, — я только что вспомнила. Мы принесли ее из Министерства. Если хочешь почитать... — она умолкла. Не ожидала, что Гарри так потрясет лицо Дамблдора, смотрящего на них с переливающейся обложки.

— Это ведь Скитер писала, так что тут наверняка полно чуши. Но ты ведь думал о том, что тебе сказала Мюриэль. Может, получится найти ответы. Нам просто необходимо понять, о чем думал Дамблдор, особенно если придется добираться аж до Дурмстранга. — Гермиона помолчала, затем тише добавила: — Ты знал его лучше всех. Он действительно о тебе беспокоился, я уверена. Так ты... почитаешь, посмотришь, получится ли понять, чего он хотел?

Гарри с трудом сглотнул. Потом отрывисто кивнул и забрал книгу.

Гермиона бросила взгляд на Драко.

— Ты же знаешь, где Дурмстранг?

— Откуда?

— Мы однажды слышали, как ты говорил, что твой отец хотел отправить тебя туда, но мать предпочла Хогвартс.

Драко обдумал ее слова.

— Да, отец там точно был. Он неплохо ладил со старым директором. Вы знаете, Каркаровым.

Наступила неприятная тишина. Мозг машинально продолжил предложение: ...до того, как Каркаров предал Темного Лорда и был за это убит.

Взгляд Гермионы остановился на клочке пергамента с адресом, который она вчера передала Драко. Записка до сих пор лежала на тумбочке. За ужином она рассказала Гарри и Рону, что выяснила, куда отправили его родителей. Большую часть комнат уже обновили, и Гермиона представляла, как Драко приведет сюда мать с отцом: Малфои остановятся в палатке, они с Роном и Гарри останутся в коттедже. Разделятся на гриффиндорцев и слизеринцев, как прежде, все вернется на предопределенное место.

Гермиона взглянула на Драко. Его губы были плотно сжаты, он смотрел на сборник сказок у нее на коленях.

— Я не знаю, где Дурмстранг. Но могу спросить.

* * *

В тот же день, когда Драко выбрался из постели, все тело ломило. Боль билась внутри него точно бладжер, отскакивая от плеча к ногам и обратно. Он устроился на подоконнике, держа две записки: в первой почерком Грейнджер значился адрес в Нью-Кэтков; во второй рукой Уизли было выведено: «Штаб-квартира Ордена Феникса расположена по адресу: Мостовая улица, дом 7». Он разглядывал бумажки, пытаясь разобраться с сумятицей в голове.

Драко гордился умением проводить самоанализ. Обычно ему удавалось понимать себя и свои желания с абсолютной ясностью. Это другие, а не он, вели себя глупо и необъяснимо. И в то же время, глядя на адрес в Нью-Кэтков, на сведения, найти которые он надеялся еще с конца июля, Драко обнаружил в себе крохотную, уму не постижимую часть, которая жалела, что Грейнджер отдала ему адрес.

На ее месте он даже не стал бы спрашивать Тонкс. Драко ведь содействовал им, а вручить ему ключ к его желаниям... все равно что открыть дверь, отпустить его, хотя он мог бы пригодиться гриффиндорцам в будущем.

Он поймал себя на том, что гордится своей полезностью, и это чувство также вызвало недоумение. Может, причина крылась в его природном стремлении доводить дело до конца? В нем всегда горел состязательный дух. Драко любил решать загадки, выигрывать. Любил ловить снитч — приходило ощущение завершенности.

Но нет. Было что-то еще. Он вспоминал медальон на шее Амбридж, желая, чтобы тот оказался в их руках. Он вспоминал диадему и хотел ее уничтожить.

До сих пор Драко не позволял себе задуматься о возможности, что гриффиндорцы вправду справятся со своей задачей. Однако зная, что два крестража уже уничтожены, третий — у них в руках, и где находятся еще два... пять из шести... миссия гриффиндорцев переставала считаться невыполнимой. Она понемногу переходила в разряд того, чего они вчетвером, вероятно, способны достичь.

Вчетвером... Драко нахмурился. Вот опять. Он с чего-то записал себя в их компанию.

Но разве Драко не стал одним из них? Грейнджер ведь что сказала? «Даже в роли упрямого сноба ты все равно считаешься частью компании». Он раз за разом делился знаниями, помогал планировать дальнейшие действия уже который месяц. Поначалу Драко лишь беспокоился за собственную безопасность, но если бы его мотивировало только это, он бросил бы участвовать в обсуждениях в ту же секунду, как Грейнджер наложила Фиделиус. Он отказался бы выступать против Темного Лорда.

И ничего из этого он не сделал. Скорее Драко лишь сильнее увяз в помощи гриффиндорцам, когда они переехали в коттедж: подсказывал, как прикинуться чистокровными, строил планы, чтобы те выходили эффективными. Да ради Мерлина, он вчера чуть не умер! И ради чего?

На поверхность сознания выплыли коробящие слова Крэбба в Министерстве. Спальня Пэнси, в которой он прирос к полу, не в силах уйти. Дрожь в груди, когда услышал, что поведение Гойла вызывает у его отца подозрения, что он и Пэнси, возможно, сходят с пути, предназначенного им всем.

Наверное, ему не давало покоя желание, которое Драко заталкивал поглубже с той самой ночи, как принял предложение Дамблдора. Он не мог отказаться от своей жизни. Он хотел вновь быть живым.

А чтобы этого добиться, гриффиндорцы должны убить Темного Лорда. Это был единственный путь к прежней жизни. Уничтожение крестражей. Конец Темного Ордена.

«Так пусть сами гоняются за крестражами», — прорезался голос в голове. Драко знал, что родители придерживались бы такой же позиции. И вообще запретили бы ему участвовать в поисках. Пришли бы в ужас, что он заявился в Косой переулок. Драко теперь и сам с трудом верил, что рискнул туда сунуться. Ведь это чисто гриффиндорский идиотизм.

Но... не решись он, отпусти гриффиндорцев одних, они бы не справились. Даже могли все трое попасть в Азкабан или умереть. А сейчас, с его помощью, они оказались на шаг ближе к уничтожению крестражей — на шаг ближе к миру, в котором Драко сможет жить.

В конце прошлого года он думал о том, что хочет посоветовать остальным слизеринцам: не высовывайтесь, молчите, пусть события разворачиваются без вашего участия. Только так можно выжить. Но если бы Драко последовал своим же советам с гриффиндорцами, его единственный шанс на старую жизнь испарился бы.

Странно было понимать, что своим успехом они в большей мере обязаны ему. А еще невероятнее — что Драко при этом не чувствовал за собой вины. Наоборот, казалось, что часть за частью он вырывает свою жизнь у Темного Лорда. В прошлом году Темный Лорд пытал Драко, лишил расположения мать и оставил отца гнить в Азкабане, несмотря на их верную службу. Темный Лорд охотно пожертвовал бы жизнью Драко, лишь бы унизить родителей.

Проще говоря, он счел Драко бесполезным — а Драко, в свою очередь, поверил, что беспомощен против сил Темного Ордена.

Но его противостояние Темному Лорду длилось уже почти четыре месяца. Четыре месяца, а они нашли один крестраж, кусочек драгоценной души Лорда, и знали, где второй. Если посчитать, все может закончиться уже в следующем году. А если родители запретят Драко помогать гриффиндорцам, кто знает, сколько времени тогда это займет?..

Может, ему просто не торопиться с ними связываться? Или послать сову? В Нью-Кэтков ведь безопасно? Может, ему подождать... хотя бы пока они не заполучат медальон?

Но едва мысль оформилась, Драко захлестнуло отвращение. Он пришел в себя, будто его щипком пробудили ото сна. Он не представлял, откуда появились все эти мысли. Из-за Грейнджер, наверное, и ее новой манеры с ним разговаривать: словно он незаменимая часть команды. Драко что, действительно сомневался, стоит ли идти за родителями? Нет. Они пошли бы на все, чтобы обеспечить ему безопасность, и Драко сделает для них то же. Он приведет их сюда, под купол Фиделиуса, и если это значит, что ему придется бросить поиски крестражей, да будет так.

Драко стиснул записки и поднялся.

Неважно, что он помогал гриффиндорцам. Родителям знать об этом необязательно, а Трио с этого момента придется рассчитывать только на себя. Драко еще может спросить отца о местоположении Дурмстранга, отговорившись простым любопытством, и все, дальше он умывает руки.

Когда он терялся, путаясь, очевидно, даже в собственных чувствах, в его жизни оставалась константа. Прежде всего он был Малфоем. Остальной мир стоял на втором месте.

Крутанувшись, Драко аппарировал.

Темнота сдавила со всех сторон, стиснула плечо, которое прострелило ослепительной болью. Не самый щадящий способ путешествовать. Драко вывалился в темной комнатке, хватая ртом воздух. Перед глазами плыло.

«Волнорез», домик Тонкс в Нью-Кэтков, примостился на берегу. Из окна в задней части дома было видно, как серые волны лижут бесцветный песок.

Но что-то было не так, осознал Драко, хватаясь за перебинтованное плечо. Кофейный столик из стекла заволок слой пыли. Не было никаких признаков боя, но дом стоял пустым и покинутым.

— Мам? — позвал Драко. — Отец?

Нетвердым шагом он двинулся в узкий коридор, где щелкнул магловским выключателем. Стеклянная лампочка озарила пространство, являя две открытые двери. Драко заглянул в спальни: одну занимала кровать на двоих, другую — на одного. Видимо, здесь на каникулах ночевала Тонкс. Драко испытал приступ резкого отвращения. Что это за каникулы в такой-то лачуге?

И все же на колдографиях и Тонкс-подросток, и ее родители — кузина щеголяла ярко-зеленым ирокезом — выглядели жутко счастливыми. С пятнами от солнечных ожогов они махали Драко, словно провели лучший день в жизни. Видеть магловский дом с волшебными колдографиями, это столкновение двух миров было ему непривычно, но в то же время от концепта веяло некой обыденностью.

Драко вернулся по коридору и, выйдя на кухню, заметил на плиточной столешнице пергамент.

Подхватил его резким движением. Почерк в записке не напоминал родительский, но его можно было изменить чарами, а родители, разумеется, не оставили бы после себя след, по которому можно было бы узнать их личности, если «Волнорез» вдруг раскрыли бы как убежище орденцев. Должно быть, вот оно: родители переехали в более безопасное место, и эта записка подскажет, где их искать.

На пергаменте было выведено следующее:

Н,

Спустя три недели ожидания мы склонны считать, что ты не вернешься с новостями, как ты нас уверяла. Мы не можем сидеть на месте, пока нашему сыну грозит опасность. Мы планируем вернуться в Лондон и своими силами воссоединить семью.

Мы признательны тебе за быструю реакцию.

И все. Ничего на обратной стороне. Никакой подписи.

Драко уставился на выведенные слова. Пергамент спланировал на столешницу.

Они ушли. Он разминулся с родителями и даже не на день. Здесь уже больше месяца никто не жил.

По телу прокатился холодок, словно от настойки. Драко недолго думал, прежде чем понять свои эмоции. Боль впилась в плечо с удвоенной силой. С размеренно бьющимся сердцем он оглядел домик в последний раз и аппарировал.

В этот раз боль усилилась стократно. Появившись в гостевой спальне, Драко согнулся, не отнимая руку от плеча. Судя по ощущениям, рана открылась. Под повязкой мокрело, под ладонью было горячо.

Выпрямившись и открыв глаза, Драко увидел у окна Грейнджер и склянку с ярко-желтым зельем у нее в руках.

— Я слышала, как ты аппарировал, — она протянула бутылочку. — А я как раз закончила Обезболивающее... — она не договорила, косясь по сторонам, явно ожидая появления старших Малфоев. Секунда шла за секундой, Грейнджер изучала его лицо, пока ее собственное не озарилось пониманием.

— Их там не было, — осторожно произнесла она.

— Гениальный вывод, Грейнджер, — пробормотал Драко. Он уселся на кровать, гоня мысли о волнах боли, расходящихся по руке. — Радуешься, да?

— Радуюсь? — Грейнджер свела брови. — С чего мне радоваться?

— Потому что тебе не придется... — его голос зазвучал громче. — Потому что я... — Драко разозленно выдохнул и отвернулся.

Пауза.

— Я уверена, они в безопасности. Если бы их поймали, мы бы услышали об этом по радио.

— Да? Ты уверена, значит? Ну спасибо, теперь точно все хорошо.

— Не надо язвить, — вспылила Гермиона. — Я сама передала тебе адрес, с чего мне радоваться, что их там не оказалось?

— С чего? — огрызнулся Драко. — Да с того, что родители не позволят мне продолжать в том же духе.

Грейнджер замолчала. Когда Драко посмотрел на нее, ее лицо покраснело.

— Я ведь прав? Ты рада, что я вернулся один, ведь это значит, что мне по-прежнему придется быть на вашей стороне!

— Люди способны чувствовать много всего одновременно, — отбрила она. — Я могу сочувствовать, что ты не знаешь, где их искать, и в то же время... и...

— И что?

— И испытывать облегчение, что ты не вернешься к тому человеку, в которого они тебя превращают!

Драко уставился на нее во все глаза. Он не сразу подобрал слова.

— Что значит, — ощерился он, — человек, в которого они меня превращают? Они мои родители, Грейнджер. Я именно такой, каким они меня воспитали.

— Нет. — Она с такой силой вцепилась в бутылочку с зельем, что пальцы подрагивали. — Ты сам знаешь, что ты не такой. И, по-моему, ты срываешься на мне, потому что и сам хочешь дальше искать крестражи.

— Правда? Вот как ты думаешь?

— Да! Ты сам сказал: «родители не позволят мне продолжать в том же духе». Ты не хотел, чтобы они тебе запрещали!

Сердце в груди Драко стучало сильно и часто. Накатила яростная, острая неприязнь и к Грейнджер, и к Поттеру с Уизли из-за их непреклонности и отсутствия внутренних конфликтов, к Тонкс, что не связалась с его родителями, и даже к ним, что покинули убежище.

Но больше ему было стыдно и противно от себя самого, ведь Грейнджер была права. Он сверлил ее взглядом — ее карие глаза горели, а солнце подсвечивало необъятные кудри — и ненавидел за правоту. Холодок, наполнивший его после прочтения записки, был не разочарованием и даже не беспокойством за родителей. Это было облегчение: что он может вернуться в штаб-квартиру и дальше помогать Трио, о чем родителям знать не стоит; что может участвовать в поисках крестражей, словно предатель крови.

И наверное, он уже стал предателем. Мелькнула мысль: можно ли предать, если никому не клялся в верности? А за ней следующая: был ли он верен чему-то большему, чем страх и эгоизм? Действительно ли он когда-то верил в правое дело Темного Лорда или лишь поддался желанию жить в безопасности и обладать властью? Ради Мерлина, когда Драко последний раз вообще вспоминал, что Грейнджер — маглорожденная? Поначалу так привычно было смотреть на остальных и думать: предатель крови... воспитанник маглов... грязнокровка. Теперь же, пусть даже слово пришло на ум, Драко стало неприятно, а перед глазами, словно в защиту Грейнджер, замелькали воспоминания: ужас на ее лице в считаных дюймах от его собственного в каморке Министерства; ее аккуратное предложение вырастить изгородь, после того как Драко увидел Нотта у штаб-квартиры; ее безудержная радость от сюрприза на день рождения. Драко задержал в голове мысль, что она маглорожденная, и с головокружительной неожиданностью понял, что этот факт нисколько его не трогает. Куда только делась прежняя брезгливость? Отвращение?

В жизни царила полная неразбериха. Драко зажмурился: мир покраснел, молотом отбивая ритм боли. Плечо пульсировало. Жгло.

— Я просто хочу вернуться к прежней жизни, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Это что, преступление?

Грейнджер заговорила не сразу. Раздалось тихое:

— Драко.

Он поднял глаза. Ее фигура чуть расплывалась. Прикосновения солнца окрашивали ее волосы в золотой. Грейнджер смотрела на него во все глаза.

— Я тоже хочу вернуться к прежней жизни. Поэтому мы здесь. Да, знаю, ты думаешь, мы ведем себя как... как глупые гриффиндорцы, сражаемся за какое-то великое дело, но это не... — сглотнув, она шлепнулась на подоконник. Казалось, нечто в горле мешает ей говорить. Грейнджер часто моргала, ее глаза блестели. — Это дело — наши жизни. Наш седьмой курс, которого мы лишены. Это... это возможность сидеть на трибунах во время квиддича, волноваться из-за экзаменов, уезжать домой на каникулы. Просто сидеть с друзьями в Большом зале и смеяться. ...Причина не в одних моральных устоях. Или, точнее, если говорить об устоях, то как раз они помогают нам вести счастливую жизнь. А Волдеморт хочет лишить меня этого, и всех нас. Даже тебя! Ты ведь чистокровный! Ты веришь в то же, во что верит он, а он даже тебе не дает жиз...

— Не уверен.

Драко ляпнул это не задумываясь.

Грейнджер слегка раскрыла рот. Уставилась на него в изумлении.

— Что... что ты сказал?

У Драко так перехватило горло, что он едва мог говорить. Он отвернулся от Грейнджер.

— Я не уверен, — пробормотал он. — Во что я... верю.

Грейнджер едва слышно вздохнула.

— Ох, это... Хорошо.

Драко щекой чувствовал ее взгляд. У него вырвалось простое «ага», но к чему именно оно относилось, он не знал и сам.

— Плечо сильно болит, наверное, — Грейнджер вдруг вскочила на ноги.

Он уцепился за смену темы с каким-то отчаянием.

— Еще как.

— Извини, извини, боже, я сидела и просто держала зелье! — она с дрожью рассмеялась. — Это слабая версия Обезболивающего, мы варили его в прошлом году со Слизнортом. В феврале, кажется. Может, ты и не помнишь. В общем, я разбавила его горсткой глаз жуков, чтобы ты ощущал рану и понимал, не стала ли она болеть сильнее, это ведь может быть плохим знаком... — так и болтая, Грейнджер достала палочку из кармана, наколдовала ленты бинтов на кровати, затем смазала их зельем. Драко следил за ней отстраненно, слушал вполуха, понимая, что она тоже размышляет над его словами, крутит и крутит их в голове, так же как он — в своей. Он, видно, совсем съехал с катушек, если признался в сомнениях вслух.

В то же время Драко был уверен, что этот разговор останется только между ними. Он не рассказал Поттеру с Уизли о диадеме и знал, что Грейнджер промолчала о том, что делал с ним Темный Лорд, как и о словах Крэбба в Министерстве. Он не понимал, почему так в ней уверен — но вот не сомневался. И сегодняшние откровения она тоже оставит при себе. Драко смотрел, как Грейнджер готовит бинты, все еще в одиночку ведя разговор о компонентах Обезболивающего зелья, и эта самонадеянная девчонка, любящая командовать, показалась, всего на мгновение, лишь фасадом той, кто задавала ему вопросы, пробирающие до самой его сути, и никогда не использовала полученные ответы против него.

Она закупорила бутылочку.

— Сними старые бинты, пожалуйста.

Драко сбросил с плеч мантию, не отводя взгляда от Грейнджер. Она вновь смотрела в сторону, отчетливо краснея. Смущать Грейнджер было Драко в новинку. Он ощущал приятную расслабленность, будто уравновешивающую ее видимую нервозность.

Драко подхватил палочку, взмахнул. Старые бинты, ослабнув, соскользнули с тела и свернулись на тумбочке, запятнанные кровью. Он глянул на плечо — движение головы послало вспышку боли. Рана успела открыться, но не сильно. Из тонкого темного разрыва стекала на грудь единственная бусина крови.

Грейнджер втянула воздух. Она будто собиралась с силами. Затем наклонилась и прижала пропитанные зельем бинты к его плечу. Щеку Драко погладила кудрявая прядка. Он удивленно вздохнул и почувствовал чистый легкий аромат, что-то цитрусовое и грушевое. Тот же запах, который он учуял, лежа в каморке Министерства, когда сознание то покидало его, то возвращалось. Пальцы Грейнджер разгладили бинты, Обезболивающее подействовало, и по плечу растеклась блаженная прохлада, сбавляя боль до шепотка. Мысли успокоились. Драко еще раз втянул носом легкий сладкий аромат ее волос.

А в следующий момент Грейнджер уже отстранялась, взмахивая палочкой, и бинты затянулись, обхватывая его плечо.

— Все. До конца дня продержится. Можно будет сменить завтра.

Драко кивнул, и Грейнджер развернулась к выходу. Когда ее рука легла на ручку двери, он сказал ей в спину:

— Спасибо.

Грейнджер оглянулась. На ее губах заиграла легкая улыбка.

— Обращайся.

И она вышла.

Замок на двери щелкнул, у Драко в ушах вновь зазвучал ее голос, едва сдерживаемая тоска в нем: «Я тоже хочу вернуться к прежней жизни». Он с трудом верил, что гриффиндорцев, в той же степени, как и его, подстегивала личная заинтересованность. Драко всегда полагал их такими себе героями на побегушках у Дамблдора, которые сражались с Темным Лордом во имя благородства и понятия не имели об инстинкте самосохранения.

Он вспомнил, с каким видом Грейнджер надевала на себя диадему в Выручай-комнате, и, наверное, наконец-то понял. Он ведь... сделал то же самое. Драко отправился в Косой переулок, понимая, чем это может кончиться. Они поступали так потому, что иначе им не будет места в этом мире.