Исчезновения Драко Малфоя (гет)

— Мне по-прежнему не нравится, что мы доверились какой-то надписи неизвестно от кого, — пробормотал Драко, когда они второй раз подходили к коттеджу. — Мало ли, кто это написал.

— Да, но именно поэтому мы столько петляли по деревне, — донесся шепот Грейнджер. — Чтобы стряхнуть хвост, если он был.

Прочитав надпись на вывеске, они удалились от дома, прикинувшись незаинтересованными туристами. Затем покинули Годрикову Впадину, сменили заклятия трансфигурации на Дезиллюминационные и прокрались обратно. Поттер с Грейнджер, как самые мелкие, еще и накрылись мантией-невидимкой.

И сейчас, стоя перед коттеджем, Драко не спешил заходить внутрь.

— А если тут установили какую-нибудь охранку или сигналку?

— Если нет антиаппарационных чар, то беспокоиться не о чем, — ответила Грейнджер. — А их наличие можно проверить. Все помнят план?

— Случается что подозрительное — аппарируем в пещеру, куда сбежали после прошлого раза, как нас нашли, — прошептал Уизли.

— Отлично, пойдем, — позвал всех Поттер. Они с Грейнджер первыми перелезли через забор — плющ на почтовом ящике у калитки закачался, будто от порыва ветра.

Драко вздохнул, но последовал их примеру.

Дом Поттеров был выстроен из красивого камня, на котором оставили следы дожди и ветра, однако большая его часть скрывалась в темном плюще, расползшемся по фасаду. Входная дверь, когда-то ярко-малиновая, за прошедшие шестнадцать лет потускнела, краска хлопьями отходила от досок, дверная ручка проржавела.

— Ищите черный ход, — зашептал Поттер. — Лучше не входить... не входить через...

Мимо внимания Драко не прошло некое напряжение в поттеровском голосе. Драко неожиданно для себя представил, как возвращается в Малфой-мэнор через десять лет и оказывается, что сады заросли сорняками, окна не блистают чистотой, верхний этаж разнесен — картина запустения, заброшенности и полного разрушения.

Уизли тоже почувствовал скованность Поттера.

— Пойдем туда. — Он выступил вперед, и остальные отправились вслед за его неясным силуэтом.

Они обошли коттедж, стараясь не наступать мимо тропинки из треснувших плит, чтобы не мять траву и не оставлять углублений в грязи. У дальнего угла дома притаился небольшой козырек, а под ним обнаружилась вторая дверь — красная, с черными петлями.

Раздалось тихое грейнджеровское «Алохомора». Открываясь, замок скрипел и скрежетал. Уизли толкнул дверь сильнее.

Они вошли в маленькую кухню со слегка устаревшим гарнитуром. Когда-то эта комната была уютным местом. Взгляд Драко задержался на сложенных башней медных горшках на вершине шкафа и на волшебной тарелке на стене, где нарисованный петух из года в год клевал семена в паре мазков травы. Но время стерло весь уют. В воздухе витал запах гниения, а на потолке по углам выступила плесень.

Похоже, вывеску стоило воспринимать буквально. Казалось, сюда и вправду никто не заходил с того самого Хэллоуина. Глаза Драко остановились на детали, от которой по спине побежали мурашки, — на единственном стакане воды, стоящем у раковины. Словно кто-то только что налил себе попить и отошел.

Уизли захлопнул за ними дверь, смахнув слой пыли, которая тонким ковром покрывала весь пол. Тот оставался нетронутым — за исключением чьих-то шагов, ведущих в темный узкий коридор.

— Смотрите, — привлек к ним внимание Драко. — Здесь... здесь кто-то был, — в голосе, к его неудовольствию, прорезались визгливые нотки.

— Мы знаем, что здесь кто-то был, — Грейнджер постаралась сказать это буднично, но и сама заволновалась. — Тот, кто оставил надпись.

— Так пойдем уже? — поторопил Уизли. — Лучше не задерживаться.

— Ага, — голос у Поттера охрип. — Без Люмоса, а то увидят с улицы.

Они зашли в темный коридор. На стенах висели фотографии в потускневших рамках, едва видимые глазу. Один мужчина со многих карточек, на вид — точная копия Поттера, мог быть только его отцом; женщина же с длинными темно-рыжими волосами — наверняка мать. Драко притормозил у фотографии, на которой эта пара махала черноволосому младенцу. Они казались немногим старше Драко, но любовь, гордость и неподдельная теплота в их глазах, их пристальное внимание к сыну заставили Драко почувствовать себя на десять лет младше. Такие выражения лиц ассоциировались у него с собственными родителями; в тот миг сердце пронзила тоска по семье, а легкие словно сжала некая внешняя сила.

Драко заставил себя дышать, идти, молчать. Они миновали маленькую библиотеку с запылившимися диванами, одну из гостевых спален, кажется, и оказались в передней части коттеджа, откуда на верхний этаж поднималась лестница. Ступеньки ужасно скрипели, но они довольно быстро вышли на укрытую ковром площадку, а повернув за угол, увидели в конце коридора дверь.

От двери сквозило. Из-под щели под ней проникал естественный свет, обещая явить комнату по ту сторону, разрушенную до основания. Подходили к ней с опаской.

За два шага от двери чей-то голос прошелестел:

— Гарри Поттер?

Все застыли.

— Стойте! — бросила Грейнджер. Они с Поттером стянули мантию, оставшись лишь под Дезиллюманиционным. Вытянув палочку, она произнесла: — Скадус дикопераре!⁽¹⁾ Гоменум ревелио!⁽²⁾

Выждав секунду, но не увидев ничего нового, добавила:

— Периэмпта ревелио!⁽³⁾

При этом заклинании дверь в комнату окутал легкий мерцающий туман. Затем он быстро рассеялся, и Грейнджер пробормотала:

— Странно.

— Что? — спросил Поттер.

— Здесь никого нет. Это антиаппарационный барьер, но необычный... односторонний. Не позволяет аппарировать в комнату, а вот оттуда — можно. Кажется, кто-то пытается защитить комнату или же то, что в ней.

— Ладно, но что это за голос? — не терпелось узнать Уизли. — Опасаться стоит?

— Не уверена. Если на двери есть проклятие, то незаурядное.

— Темный Лорд не опустился бы до обычных проклятий, — буркнул Драко.

— Именно, — согласилась Грейнджер. — Помните: если что случится, не паникуйте, сразу аппарируйте, — она нервничала и говорила будто сама с собой, а не с ними.

— Поняли, — отозвался Поттер. Шагнул к двери, глубоко вдохнул и сказал: — Это я. Гарри Поттер.

— Что Альбус Дамблдор увидел в зеркале Еиналеж? — откликнулся шелестящий голос.

Драко не имел представления, что бы это значило, но Поттер шумно втянул воздух и с едва сдерживаемым волнением ответил:

— Себя. С парой шерстяных носков.

Замок на двери щелкнул, но они не торопились ее открывать. Силуэт Поттера обернулся.

— Кроме нас с Дамблдором этого никто не знал, — прошептал он. — Вы же понимаете, что это значит?

— Он оставил задание кому-то из Ордена! — догадалась Грейнджер. — Если бы с ним что-то случилось...

Поттер вновь встал лицом к двери, но даже руку не протянул.

— Все хорошо, — прошептала Грейнджер.

— Я... да, знаю. Я... мне просто странно.

— Еще бы, дружище. Хочешь, я зайду первым? — предложил Уизли.

— Ага. Спасибо.

Взявшись за ручку, рыжий толкнул дверь.

По коридору пронесся порыв чистого, свежего воздуха, унося запахи затхлости и сырости, накопившиеся за добрую половину двух десятилетий. Сквозь белые облака сияло солнце, и было что-то чарующее в свете, длинными лучами падающем в комнату — комнату, насильно открытую всем ветрам. Они ступили внутрь, на пол, искривленный годами дождей и усеянный клочьями обоев: одни напоминали обугленные лоскуты, другие, казалось, отошли только в последние годы. У стены расположился комод, сильно обгоревший со стороны, обращенной к одному конкретному углу, и оставшийся светлым с другой.

И там, в углу, в едва-едва сохранившемся остове угадывалась деревянная кроватка. Почерневшая и вытертая дождями, она, несмотря ни на что, продолжала стоять.

Никто не шевелился, не заговаривал целую минуту. Драко не удержался: его воображение уже накладывало образы на открывшуюся перед ним картину: зеленого луча, женщины с фотографиий, рухнувшей на пол перед детской кроваткой, ее темно-рыжих волос, рассыпавшихся по безжизненному лицу.

Драко расслышал странное тяжелое дыхание по соседству и с удивлением понял, что Поттер — безуспешно — пытается сдержать слезы.

Однако ничей голос не нарушил тишину. На глазах Драко гриффиндорцы под Дезиллюминационными срастались, подобно частям странной, едва видимой головоломки: Уизли приобнял друга за плечи, Грейнджер поймала его руку. У Драко сдавило горло. Не покидало ощущение, что он подглядывает за тем, что для него не предназначено. Он отвернулся к разрушенной стене, открывающей вид на улицу, где магловские дети все еще — подумать только — бегали, смеялись, играли, как будто ничего этого не происходило.

В конце концов послышалось хлюпанье, звук прикосновения ладони к мокрому лицу.

— Я не понимаю, — хрипло выдавил Поттер. — Здесь... здесь ведь пусто.

— Я посмотрю в ящиках, — вызвался Уизли. — Гермиона, проверишь полки?

Силуэт Поттера приблизился к кроватке, а затем — испуганно вскрикнул. Грейнджер и Уизли бросились к нему в тот же миг. Драко, потакая любопытству, к ним присоединился.

— Опять этот шепот! Спросил, как я поймал первый снитч... Ртом, — сказал Поттер, обратившись к кроватке. — Я чуть его не проглотил.

Воздух под кроваткой замерцал, словно мираж в пустыне, который развеялся, явив деревянную шкатулку. Грейнджер тихо ахнула.

— Открывай! — вскричал Уизли. — Давай!

Поттер достал шкатулку из-под кровати и откинул крышку. Внутри оказалось три вещи: золотой снитч, что-то похожее на серебряную зажигалку и книга «Сказки барда Бидля».

— Там какая-то записка, — сказала Грейнджер. — Вон... торчит из книги.

Поттер достал бумажку, развернул.

— Это его завещание, — он пробежал глазами по листу. — Завещание Дамблдора. «Рональду Билиусу Уизли я оставляю мой делюминатор в надежде, что, пользуясь им, он будет вспоминать обо мне. ...Мисс Гермионе Джин Грейнджер я оставляю свой экземпляр «Сказок барда Бидля» в надежде, что она найдет их занимательными и поучительными».

— А снитч? — не забыл Уизли.

— «Гарри Джеймсу Поттеру, — зачитал Поттер, — я оставляю пойманный им в первом его хогвартском матче по квиддичу снитч, как напоминание о наградах, которые достаются упорством и мастерством, и меч Годрика Гриффиндора, как напоминание о заветах храбрости в опасные времена». А снизу... тут... — он провел пальцем по краю завещания. Драко склонился ниже. В конце страницы была нацарапана строчка. Буквы прыгали, будто писали их в полусне.

«15.11 — 2:00 — озеро Лиллимонт»

— Это чтобы получить меч, — выдохнул Уизли. — Но почему его не положили сюда вместе с остальным?

— А ты бы оставил его тут валяться? — поинтересовался Драко.

— Не думаю, что его вообще можно оставить где-то, — Поттер сложил завещание и вернул в шкатулку. — Это же не обычный меч. Я отдал его Дамблдору, но он возник из воздуха, когда мне понадобился. Мне кажется, если бы меч просто оставили здесь, он бы... вернулся в школу.

— Почему в школу? — засомневалась Грейнджер.

— Школа может его... присвоить, вроде того, пока кто-нибудь другой не проявит храбрость. Он же появился, потому что я спасал Джинни. Где он был до этого? Не знаю. Может, опять придется что-то делать, чтобы его заслужить. — Поттер поднялся на ноги, с такой силой стискивая шкатулку, что Дезиллюминационное заклинание перекинулось и на нее, скрыв из вида. — Послушайте. Я... пока мы тут, я хочу... у меня есть идея.

— А? — отозвался Уизли.

— Я хочу устроить штаб-квартиру здесь. В этом доме.

Последовала долгая тишина.

— Гарри, — аккуратно начала Грейнджер, — возможно, это не лучшая идея.

— Почему нет?

— Гарри, об этом месте же все знают, — чувствовалось, что Уизли неловко. — Даже если под Фиделиусом...

— Особенно когда окажется под Фиделиусом, — вставил Драко. — Поттер, это целый дом. Неужели думаешь, Пожиратели не заметят, что он исчез?

— Ага, — буркнул рыжий. — Дом исчезнет, и они сразу поймут, что случилось. Выстроятся на улице и станут поджидать, когда кто-нибудь ошибется.

— Мы не ошибемся, — заявил Поттер. — Растянем чары на сад, изгородь, все, что нужно. Орденцы смогут без проблем аппарировать. И не важно, что Пожиратели будут теоретически знать, где дом.

Еще одна пауза. Драко переступил с ноги на ногу. Было как-то неуместно отказывать Поттеру, стоя здесь на обломках жизни, которой у того никогда не было.

— Слушайте, Волде...

Уизли захлебнулся звуком, и Поттер раздраженно вздохнул.

— Сами-Знаете-Кто, ладно. Кое-что он делает правильно.

— Да ну? — засомневался Уизли. — И что же?

— А то... что место имеет значение, — ответил Поттер. — Вы видели, что написано снаружи, на вывеске — люди сюда приходили, потому что этот дом напоминает им о надежде, что все закончится. Лучшего места для новой штаб-квартиры не найти.

— Гарри, — робко начала Грейнджер, и Драко незамедлительно захотелось удержать ее от дальнейших слов. — Гарри, тебе не кажется, что... что на твое мнение повлияло... повлияла эта обстановка?

— И что это значит? — повысил голос Поттер.

— Конечно, ты прав, — затараторила она, — это значимое место, но ты не думаешь, что можно найти что-нибудь более защищенное, менее... менее заметное? Пожалуйста, пожалуйста, не злись... Гарри, я просто пытаюсь придумать самый безопасный вариант.

Молчание все тянулось, и Драко забеспокоился, что Поттер начнет кричать здесь и сейчас, на открытом воздухе, и звук донесется до улицы.

Но тот только снял Дезиллюминационное. Осколок уцелевшей стены скрывал его от посторонних глаз. Поттер не злился, но Драко еще не видел его таким серьезным.

— Нам страшно, я знаю. Мы не хотим рисковать. Но если бы мы думали только об этом, вместо поисков крестражей мы бы спрятались в Сибири. Если бы мы думали только о безопасности, мы бы позволили Пожирателям захватить Британию, а все те, кто оставил надписи на вывеске, решили бы, что мы исчезли. И подумали: ну ладно, видно, так и надо, нам тоже лучше сдаться. — Он покачал головой. — Это не безрассудное решение, Гермиона — и дом не опаснее любого другого места, где можно было бы скрыться. Мы не приглашаем их внутрь. Мы оставляем сообщение, что они не попадут сюда вновь.

Он оглядел руины комнаты, кроватку в затвердевшей корке пепла и снова посмотрел на остальных, молча и искоса наблюдавших за ним.

— Я... я не просил делать меня символом, ясно? Но он сделал. Вот его сообщение, — Поттер указал на детскую кроватку, на радиус поражения, в пределах которого снесло стены, на развалины детской. — А теперь я совершеннолетний, и я... я здесь, и я хочу послать ответ. — Он сглотнул. Движение вышло медленным, натужным. — Моя жизнь — это не только воинский мемориал. И пока я здесь, я не позволю превратить в него еще чью-то жизнь.

После этих слов воцарилась тишина, какой еще не случалось. Драко пребывал в прострации. Поттер походил на закаленного в боях генерала, того, кто уже смирился со смертью.

Переступив порог поттеровского дома, Драко словно шагнул в другой мир. Какая-то его часть подзуживала бежать, отвернуться, забыть, что он вообще что-то видел. В открывшейся перед ним картине ему чудилось предзнаменование. Ждало ли его и родителей такое же будущее? Уничтожение дома и семьи? Если его поймают с гриффиндорцами, то вполне.

Нужно ли ему еще одно напоминание, чтобы убраться от Поттера, Грейнджер и Уизли — чтобы развалить странное уютное равновесие, которое возникло за предыдущие недели, чтобы сбежать в безопасное место, пока еще возможно?

Из состояния паники его вывел всхлип. Грейнджеровский. Она пыталась не реветь.

Драко сглотнул. Он подумает обо всем позже, а пока он громко театрально вздохнул:

— Мерлин, Поттер. Ты всегда выигрываешь споры вот так вот?

Грейнджер издала не то всхлип, не то смешок, губы Поттера дернулись, а затем сложились в невольную улыбку.

— Ладно, ладно, — вздохнул Уизли. — Убедил. Но давайте уже уйдем отсюда, пока кто-нибудь с улицы тебя не увидел?

Следующие несколько дней ими владела новая цель: понять, что же такое Дамблдор оставил гриффиндорцам. Пока Поттер с Уизли экспериментировали со снитчем и делюминатором, Драко вместе с Грейнджер занимался переводом «Сказок барда Бидля» с языка рун и практиковал окклюменцию. А отсутствие новых зацепок в поиске крестражей приносило облегчение. На это просто не хватило бы времени.

Затем, за три дня до намеченной даты вылазки в Гильдию старьевщиков, им срочно пришлось пересматривать планы.

— Гермиона, Малфой, — позвал Уизли, забегая вечером в столовую, где Драко и сидящая напротив Грейнджер углубились в «Сказки». — Идите сюда.

— Но... — заупрямилась Грейнджер, даже не оторвавшись от текста.

— Нет, прямо сейчас.

Грейнджер подняла глаза на напряженное лицо Уизли, обменялась обеспокоенным взглядом с Драко, и они вместе поспешили в гостиную. И только после Драко задумался, с каких это пор он начал обмениваться обеспокоенными взглядами с Гермионой Грейнджер.

Поттер в явном возбуждении мерил шагами пространство перед камином. По комнате громче обычного разносился голос диктора с радио.

— ...наплыва в честь начала учебного года, эти меры защитят юных волшебниц и волшебников от самозванцев. Те, кто не предъявит соответствующие бумаги на пропускном пункте, будут перемещены по каминной сети в место их отправления и останутся там до тех пор, пока не предоставят документы. На пунктах будут дежурить мракоборцы и представители недавно созданной Комиссии по учету маглорожденных. Репортаж с места событий от Аурелии Смекворт...

Уизли дважды постучал палочкой по радио, уменьшая громкость.

— О чем они говорят? — спросила Грейнджер. — Что это?

— Новые меры безопасности в Косом переулке, Хогсмиде и на платформе 9¾, — мрачно объяснил рыжий. — Чтобы попасть в Косой переулок, надо переместиться по камину в «Дырявый котел» и предъявить документы. Зуб даю, специально так сделали, чтобы выявить маглорожденных, как мы и думали. Вы же слышали: Комиссия по учету маглорожденных, — передразнил он с отвращением.

— А нельзя аппарировать к Фреду и Джорджу? — спросила Грейнджер. — Или через камин?

— Доступ перекрыли со всех сторон, — безрадостно сказал Поттер. — Аппарировать можно только ко входу в «Дырявый котел» и идти через него, то есть все равно проходить через контроль.

— Через камин тоже не вариант, — добавил Уизли. — Отдел магического транспорта увеличился на триста пятьдесят процентов. Без предварительного разрешения ничего не сделаешь.

— Но... но... — Грейнджер потрясла головой. — Это же абсурд! Никто не захочет жить в мире, в котором без документов нельзя даже сбегать в соседний магазин или связаться с другом.

Драко опустился в кресло.

— Ограничения снимут, — пробормотал он. — Уизли прав. Им нужно зарегистрировать людей. Через пару месяцев, когда всех учтут, а неблагонадежных — определят, скажут, что угроза обществу исчезла, и жизнь вернется на круги своя. По большому счету.

— Вы понимаете, что это значит, — произнес Поттер. — В плане крестражей.

— Да, — Грейнджер вздохнула и рухнула на диван. — Одной трансфигурацией не обойдешься. Простейшее Фините Инкантатем, и чары растают. Детекторы честности ее тоже определят. Придется ждать, когда сварится Оборотное.

Они дружно покосились на второй туалет, дверь которого была постоянно закрыта, чтобы не выпускать отвратительный запах зелья. Грейнджер установила на пределы комнаты Стабилизирующие чары, чтобы котел не опрокидывался каждый раз, как они сворачивали палатку.

Поттер с раздражением застонал:

— Ненавижу ждать. Меня бесит, что крестраж может попасть кому-то в руки и исчезнуть.

— Если его выбросили на пятом курсе, за два года он мог уже исчезнуть, — напомнил Уизли. — Пара недель погоды не сделает.

— Наверное, — вздохнул Поттер. — Ладно, значит, идем в следующем месяце.

— Двадцать второе сентября, — Грейнджер уже листала ежедневник, незаметно оказавшийся у нее в руках. Драко развеселился, видя теснящиеся друг к дружке строчки, словно она вновь готовилась к СОВ.

— А в кого мы будем оборачиваться, кстати? — поинтересовался Уизли.

— Нам нужно идти вместе, — заметил Поттер, — так что в этот раз лучше прикинуться семьей.

— Учебный год уже начнется, — напомнила Грейнджер. — Мы не сможем притвориться теми, кого мы знаем. Двадцать второго сентября они должны быть в Хогвартсе.

— Тогда семья с детьми, которые еще не поступили, — подытожил рыжий. — Или выпускники, которые еще не успели переехать из школы.

— Отличная мысль, — похвалил Поттер. — И семья должна быть из тех, кого без особых вопросов пропустят через пункт. Семья... чистокровных.

Драко вздохнул. Он знал, что гриффиндорцы посмотрят на него одновременно, еще до того, как они именно это и сделали. А хуже всего — у него уже был готов ответ.

— Пэнси Паркинсон, — вышло неохотное. — У нее три младших брата. Семь, девять и десять лет, так что они еще не ходят в Хогвартс.

Уизли прыснул.

— Что?

— Ничего, — но у него не получалось вернуть лицу спокойное выражение. — Забавно просто, что мисс «Я лучше всех» Паркинсон получилась незапланированно.

Драко бросил на него взгляд, полный отвращения. Вообще-то мать Пэнси забеременела в девятнадцать под давлением бабушки, строго придерживающейся традиций, чтобы доказать свою фертильность. Этот факт вылился во многие годы острого конфликта между Пэнси и ее матерью. Но Драко не собирался посвящать Уизли в детали.

— Ты был у Паркинсонов дома? — поинтересовался Поттер. — Можешь нас туда провести?

Драко замялся. Сказав про Паркинсонов, он тут же пожалел. А если они окажутся под угрозой? В теории достаточно будет Усыпляющих чар или чего-то такого и пары часов, а потом Паркинсоны проснутся, посчитав, что проспали дольше обычного, вот и все. На практике же...

— Слушайте, если вы привлечете к себе внимание в Косом переулке, то позаботьтесь о том, чтобы все поняли: это именно вы, а не Паркинсоны. Я не... вы не...

«Я не хочу навлекать на семью Пэнси неприятности», — подумал Драко, но не смог сказать этого вслух.

Он поймал себя на том, что бессознательно обратил взгляд на Грейнджер. Та кивнула, будто выцепила из его головы нужную мысль. Драко отвернулся, хмурясь. Он не разрешал применять к себе легилименцию, но... он ведь посмотрел на нее, будто надеясь на такой исход. Непонятно почему.

— Это можно устроить, — поддержала Грейнджер. — Выставим Паркинсонов жертвами, если что-то пойдет не по плану. Пожиратели наверняка ухватятся за возможность сделать из нас отъявленных злодеев, угрозу обществу.

— Они будут в восторге, — безрадостно хмыкнул Поттер. — Открыта охота на невинных чистокровных. Попадем на первую полосу «Пророка».

— Только если все пойдет не так, — уточнила Грейнджер. — День выбран, в запасе несколько недель, чтобы подготовиться. Думаю, у нас получится четко контролировать обстановку.

— Погодите, — Уизли смотрел на Драко ничего не выражающим взглядом.

— Да? — отозвался тот.

— Ты сказал: «Если вы привлечете к себе внимание».

Продолжения не последовало. Драко выгнул бровь.

— Да, Уизли. Мне что, в будущем ограничиться только односложными словами?

Уизли даже в лице не изменился.

— Ты пытаешься отвертеться и не идти.

— Отвертеться? — переспросил Драко. — Прошу прощения, когда это я дал понять, что собираюсь пойти?

Но теперь Драко понял, что и Поттер, и Грейнджер смотрят на него такими глазами, словно он совершил смертный грех.

— Что? — возмутился он. — Я заявлюсь в Косой переулок только в исключительном случае. Может, поделитесь, зачем вам я на этой вылазке?

— Не знаю, — взбудоражился Поттер, — но будет досадно, если ты вдруг понадобишься, а тебя с нами не окажется.

Драко покачал головой.

— Это не моя проблема, Поттер.

— Мерлиновы подштанники! — Уизли недоверчиво рассмеялся. — Я знал. Знал! Я же говорил, что он струсит! — Восклицание было адресовано почему-то Грейнджер.

— Я не струсил, — огрызнулся Драко. — Какая трусость, я даже не связан с вашими делами! Вы трое понастроили каких-то ошибочных теорий, почему я здесь.

— Ой, да ну? — не отстал Поттер. — И зачем ты здесь, Малфой? На каникулах?

— Нет, тролльи твои мозги, я здесь, чтобы встретиться с родителями, очевидно же!

— Если тебя волнует только это, — заговорила Грейнджер, — почему ты не остался в одном из укрытий, которые мы устроили? Мы вернулись бы к тебе, когда узнали, что с твоими родителями.

В животе что-то перевернулось. Грейнджер не отрывала глаз от ежедневника, и голос ее не передавал гнева. Был негромким, ровным.

Но она злилась, а если и нет, то пребывала в каком-то близком этому состоянии. Драко чувствовал. «Сама виновата, нечего было строить иллюзий, — пронеслось в мыслях. — Сама виновата, что хочет, чтобы я... я...»

Помог им? Да он уже помог, и не хватит ли с них?

— Чего именно вы от меня хотите?

Уизли вздохнул. Он вот уже не злился и не удивлялся — смирился, кажется, отчего Драко стало значительно хуже.

— Если ты до сих пор не понял, я и говорить не стану.

И они с Поттером вместе вышли из гостиной. Драко долго просидел в кресле, обуреваемый одними и теми же мыслями. Все это время на краю сознания маячил коттедж в Годриковой Впадине, обрушенные стены, мрачный и пустой взгляд Поттера, который рассказывал, чего лишился.

— Какое-нибудь заверение в верности, видимо, — пробормотал Драко.

— А? — подняла голову Грейнджер. До этого она протирала взглядом дырку в ковре.

— То, чего хотел от меня Уизли. Чтобы я поклялся в верности Ордену Феникса, чтобы от всего отказался и... и извинился, повалившись в ноги, так? Чтобы положил жизнь на борьбу с Темным Лордом, будто я и не слышал о чувстве самосохранения, как вы трое. То есть стать тем, с кем я не имею ничего общего.

Грейнджер ничего не ответила. Ее молчание лишь сильнее распалило Драко.

— Я же сказал им, что помогу с Паркинсонами. Что, этого мало? — он покачал головой и откинул волосы с глаз. — По правде, я не хочу их вмешивать. Пэнси и ее семье это только повредит, я уверен, и ради чего все? Из-за вас троих и вашей... вашей... но я согласен, я помогаю! А вы хотите чего-то еще? Что еще мне сделать? Вступить в ваши ряды? Подвергнуть себя смертельной опасности ради вас и вашего дела? И когда я умру, вам наконец-то хватит?

— Мы никогда не попросим тебя умереть, — тихо, серьезно произнесла Грейнджер. — Рон злится, что ты не идешь в Косой переулок, вот и все.

Драко с раздражением выдохнул и, сдвинувшись на самый край кресла, подался вперед.

— Ты не понимаешь, Грейнджер. Это все одно и то же. Нет никакой разницы. Отправиться в Косой переулок — все равно что выслеживать Темного Лорда. Я... я не параноик, ясно? И не преувеличиваю. Или смерть, или ничего, — он яростно помотал головой. — Вы не общались с... вы не знаете Пожирателей. Они не используют Аваду только по праздникам.

Грейнджер долго молчала, а когда взглянула, выражение ее лица смягчилось. Напряжение, сковывающее все тело, спало по непонятной причине. Да неужели, с иронией подумал Драко, ему не все равно, считает ли его бесхребетным Гермиона Грейнджер?

Он с удивлением понимал, что знает ответ на этот вопрос. Ему вправду важно. Не хотелось выглядеть трусом в ее глазах.

«Потому что я не трус», — раздраженно напомнил себе Драко. Мнение Грейнджер ничего не значило, просто была важна верность фактов.

Ежедневник перекочевал с ее колен на диван. Он всмотрелся в строки текста, бегущие по страницам: ее почерк был убористым, стал таким после многих лет работы над эссе, в пределы которых не помещались все ее мысли по теме.

— Я все хотела узнать. О чем ты думал, когда надел диадему?

Драко захлопнул рот, едва не прикусив язык. Грейнджер посмотрела ему в глаза.

— Прекрати, — он тут же отвел взгляд. — Прекрати это делать.

— Что?

— Я знаю, что ты делаешь.

— Я... я не читаю твои мысли, Малфой, — Грейнджер неподдельно удивилась. — У меня не очень получается. Я не применила бы легилименцию невербально, да еще и без палочки.

— Но... — Драко нахмурился, растерявшись. Она ведь словно в точности угадала его мысли о Пэнси и ее семье.

Успокоившись, Драко покачал головой. Она не могла заглянуть в его голову, а только это имело значение. Отлично, его личные дела остались в неприкосновенности. Так с какой стати он что-то лопотал ей о Пожирателях? Он не обязан ничего говорить.

— Я же сказал: ничего особенного.

— Ладно, — Грейнджер поднялась. — Я пойду займусь рунами.

— Ладно. Я тоже.

— Не надо мне помогать.

— Не строй из себя мученицу, Грейнджер, ты всю ночь просидишь над «Фонтаном феи Фортуны».

Она засопела, но возражать не стала. Он сгорбился в кресле напротив нее за обеденным столом, каждый работал над своей частью перевода. Время от времени ему казалось, что он чувствует ее взгляд, но Драко так и не поднял глаз.

* * *

Атмосфера после случившегося накануне разговора была грозовой, но им и без того хватало забот, так что даже Рон довольно быстро оттаял. Гарри вынес на обсуждение еще один вопрос, сообщив всем, что Грегорович мертв, а Волдеморт — которого они начали звать исключительно как Сами-Знаете-Кто, потому что у Рона уже сдавали нервы — теперь охотится за каким-то вором. Описание этого вора, которое дал им Гарри, вышло довольно куцым, поэтому Гермиона, к раздражению друга, настояла, что заниматься им пока нет времени.

Когда же перевод «Сказок барда Бидля» был завершен, пришла пора уделить внимание следующей проблеме — превращению в Паркинсонов. Гермиона, Гарри и Рон забросали Малфоя всеми мыслимыми и немыслимыми вопросами, намечая план поместья Паркинсонов, как туда пробраться, где найти камин, чтобы переместиться в Косой переулок, и как остаться незамеченными.

Сошлись на том, что вечером перед днем «Х» закажут Паркинсонам коробочку печенья мадлен в шоколадной глазури, которое любили все члены семьи. Этот дорогой бисквит выпекали в «Сладостях Калафора»⁽⁴⁾. Глазурь на золотистой поверхности печенья приобретала причудливые формы: фейерверков, распускающихся цветов, капель дождя, проливающихся в голубой сахарный пруд. Рона, который подавился завтраком, услышав стоимость пяти таких печений, пришлось спасать торопливым Анапнео.

В каждое печенье они добавят Сонное зелье отсроченного действия. Через шесть часов после употребления человек забудется глубоким сном без сновидений, а очнется лишь спустя четырнадцать. Проникнут в поместье они через окно в спальне Пэнси, которое она никогда не закрывает, чтобы по-тихому выбираться из дома на каникулах, и в восемь утра переместятся по каминной сети. Если все пойдет по плану, в десять они вернутся в Косой переулок, задолго до того, как Паркинсоны проснутся.

Однако же оставалось проработать еще множество деталей. Им придется как-то отвлечь домашнего эльфа, к тому же Малфой сказал, что по вторникам — вот неудача! — к Паркинсонам приходит садовник. Еще предстояло сварить Сонное зелье, чтобы убедиться в желаемом эффекте по времени. Оборотное приближалось к финальному этапу приготовления, так что Гермиона оставила новое зелье на Гарри и Малфоя, в результате чего все трое мальчишек то и дело непредвиденно засыпали.

Между тем, слегка расстроившись, что в «Сказках» не нашлось ничего полезного, Гермиона вернулась к заклинанию Доверия. По ее расписанию на него отводилось два часа в день. Между тремя и пятью она надевала диадему и отходила от палатки когда в лес, когда на поляну, а когда в горы, и практиковала различные элементы заклятия.

И вскоре эти занятия стали ее любимой частью дня. С диадемой Гермиона наконец почувствовала себя именно той ведьмой, которой ее считали друзья и преподаватели. Рассудительной и уверенной. Разумной, невозмутимой, способной на все. С диадемой она наконец-то заслуживала похвалу, и ее сводило с ума, что эти часы проходили в одиночестве, когда никто не видел лучшую версию Гермионы Грейнджер.

А во время, проведенное без диадемы, она начала замечать ее отсутствие. Поначалу Гермиона встревожилась: уж не зависимость ли это? — но нет, диадема не имела к этому никакого отношения. Беспокойство вызвали собственные бесчисленные недостатки Гермионы, ее несчетные изъяны. Диадема лучом света в темном царстве выхватила все дефекты, которыми она обладала на протяжении жизни. И Гермиона знала о них, правда же, глубоко-глубоко в позабытом закоулке души? Истина заключалась в том, что она была ни на что не способна и дурила окружающих из чистого везения, заставляя считать себя умной. Истина заключалась в том, что она вела себя самодовольно, заносчиво и невыносимо, а Гарри и Рон терпели ее из жалости. Истина заключалась в том, что родители разочаровались в ней и этого не исправить. Истина заключалась в том, что Гермионе не повезло с внешностью и у нее не выходило компенсировать этот недостаток всем тем, чем она пыталась его компенсировать. Поэтому Рон так и не сделал первый шаг, поэтому же Гарри на вид смущался всякий раз, когда казалось: ну вот сейчас-то заискрит! Истина заключалась в том, что она — жалкая грязнокровка, которой никогда не найдется места в волшебном мире, разве что в тени великих волшебников. Настоящих.

Ни о диадеме, ни об этих озарениях Гермиона никому не говорила. Знала, что не поймут, что любое упоминание таких ее размышлений встревожит всех, ведь это крестраж, и у нее попытаются забрать диадему, а даже мысль о расставании с ней причиняла боль — не потому, что Гермиона привязалась, нет, она не впала в зависимость от диадемы (разве не ограничила она занятия строго двумя часами в день?). Та просто оказалась полезным инструментом для самосовершенствования. Сегодня днем, спустя неделю после начала сентября, спрятавшись в уединенной рощице, Гермиона почти все отведенные два часа практиковалась с другими заклинаниями, кроме Доверия, потому что не хотела лгать друзьям. Они спросят, готова ли она наколдовать Фиделиус, ей нужно будет сказать нет, чтобы и дальше работать с диадемой, чтобы становиться хорошей ведьмой, лучшей версией себя, перестать быть неудачницей. И чем это не доказательство, что все под контролем, что с ней все в порядке, ведь ее волновала ложь Гарри и Рону, и это было совершенно нормальным чувством.

— Грейнджер.

Гермиона рывком обернулась, выставив палочку. Но среди деревьев стоял всего лишь Малфой. Рука с палочкой опустилась. Малфой смотрел на диадему с выражением, которое ей совсем не нравилось. Он ведь так и не сказал, что открыл ему крестраж. Завидовал? Желал забрать диадему себе? Нужно будет не спускать с сумочки глаз, чтобы Малфою ничего не светило.

— Что?

— Поттер приготовил ужин. Пахнет отвратно, так что Уизли просит тебя все исправить.

У Гермионы вырвался смешок. Он вышел резче, выше обычного. И понравился ей больше.

— Ладно, — она зашагала к палатке.

— Ты пытаешься выучить наизусть целый учебник? — поинтересовался Малфой. — Уже которую неделю занимаешься.

— Не твое дело.

Малфой покосился, приподняв бровь. Ей не привиделось: его взгляд и вправду цеплялся за диадему. Гермиона коснулась ее, чувствуя потребность защититься, упиваясь прохладой серебряного ободка.

— Полезная, да?

Гермиона прищурилась перед ответом.

— Да.

— Так ты научилась Фиделиусу?

— Нет.

Они остановились у палатки. Брови Малфоя поползли вверх.

— Ты же не собираешься сидеть в этой штуке за ужином?

Гермиона призадумалась. Уголок его губ был вздернут, что не помогало понять, шутит он или нет. Заметят ли мальчишки, если она придет в диадеме? Гермионе совсем не хотелось ее снимать. С другой стороны, не стоило больше необходимого привлекать к ней внимание. Взгляд Малфоя и так вызывал неоднозначные мысли, а если Гарри с Роном отреагируют так же, будет неприятно.

— Нет, — ответила Гермиона. — Не собираюсь.

Малфой молча ждал. Гермиона подняла руки, коснулась диадемы. Пробежала пальцами по кружеву серебра, по сапфирам. Прижала подушечки пальцев к ободку, поправила его на лбу, не желая снимать, желая оставить диадему на месте, чтобы спокойствие и ясность проникли в самую суть, откуда их уже нельзя будет вымыть.

Наконец, с усилием, словно снимала нечто в разы тяжелее, Гермиона подняла крестраж с головы.

За левым глазом стрельнуло болью. Она пошатнулась и сгорбилась, прижав ладонь ко лбу, в другой стиснув диадему.

— Грейнджер? — Малфой шагнул ближе.

Гермионе хотелось отойти, прижать диадему к груди, не дать выхватить. Настороженный вид Малфоя подсказал, что нужно быть скрытнее в своих действиях. Нет. Лучше, чтобы он не понял, что ею овладел защитный инстинкт. Гораздо лучше.

Гермиона заставила себя выпрямиться.

— Извини. Полдня голова болит. — И беспечно, как безделушку, забросила диадему в сумочку.

На протяжении ужина ее мысли занимали диадема и Малфой. Гермиона следила за ним, ища малейшие следы недоверия, но он вел себя как обычно: сидел на стуле с выпрямленной спиной, серьезным лицом, холодным взглядом и вступал в разговор, лишь когда мог сумничать.

Ужин подходил к концу, а Гермиону вновь снедали тревога и осознание своего несовершенства. Появилось желание почитать, но какой толк, если на самом деле она мало что поймет? Гермиона нервничала, грустила и не знала, как облегчить свое состояние.

— Гермиона? — позвал Гарри.

— А? Извини, что?

— Я спрашиваю: у тебя все нормально? Ты какая-то уставшая.

— Да, все отлично, — тут же среагировала она, заставляя себя улыбнуться. Гарри ведь не беспокоился за нее, а спрашивал просто из жалости. На том и строилась их дружба, разве нет? Они с Роном вернулись к плачущей в туалете девчонке, потому что были храбрыми и хорошими, а она — жалкой. Но ничего. Она продержится в отведенной роли до завтра, а там уже, между тремя и пятью часами, займется самосовершенствованием.

* * *

Драко негромко постучал в дверь. Он наложил Оглохни на коридор, да и Грейнджер уже спала, но в этом деле все равно требовалась осторожность.

— Входи, Гермиона, — пригласил из-за двери Поттер.

— Это не Гермиона.

Молчание. Дверь приоткрылась, и в щели показался хмурый Уизли.

— Что?

— Надо поговорить. Зачем еще, по-твоему, я тут стою? Впускай уже.

Вздохнув, Уизли отошел. Он плюхнулся на кровать, его бордовая пижама чудовищно выделилась на красно-оранжевом покрывале.

Драко прикрыл за собой дверь. Эта спальня была самой большой, здесь стояли две кровати для каждого из близнецов. Драко изначально посчитал странным, что двое взрослых мужчин осознанно спят в одной комнате, а потом увидел стопки блокнотов с пометками от них двоих, сделанными в любое время дня и ночи. Они потратили бы полжизни, перебегая из комнаты в комнату, чтобы обсудить очередную идею, если бы разошлись по разным местам.

— В чем дело? — настороженно спросил Поттер, сидя на другой кровати.

— В Грейнджер.

— А что с ней? — встревожился Уизли.

— Не знаю, — отозвался Драко. — Не мне судить.

— Что это значит?

— Это диадема. С ней... что-то не так.

Уизли с Поттером напряженно переглянулись.

— Когда я пришел позвать ее на ужин, она была... странной. Я не могу это описать.

— Но она же сняла диадему, — напомнил Уизли.

— Да, но при этом ее как будто надломило. Сослалась на головную боль и думала, что убедительно врет.

— За ужином она была странной, — засомневался Поттер. — И на уроках окклюменции последнее время большей частью молчит.

Драко скрестил руки на груди.

— Ага. Она не должна больше ее надевать.

Теперь Уизли выглядел виноватым.

— Вы же не думаете... то есть, это же что-то новенькое. Она носит ее каждый день уже две недели. Я думал, ничего страшного, она же ведет себя нормально. Ну, не потеряла память, не прячется по углам, как Джинни на втором курсе... всего две недели ведь прошло. На Джинни гораздо дольше пришлось влиять.

Драко вспомнилось, как Грейнджер коснулась диадемы, как смотрела на нее почти с нежностью.

— Не знаю, — повторил он.

— Ладно, — решился Поттер, — затягивать дольше нельзя. Поговорим с ней завтра. Вместе.

— Ага. Хорошо. Только... не говорите, что я это начал?

— Что? — озадачился Уизли. — Почему нет?

— Не знаю, — пробормотал Драко. — Просто не говорите.

Верные своему слову, гриффиндорцы не рассказали о роли Драко. Поттер поднял тему крестража за обедом:

— Гермиона, слушай, мы тут с Роном думали о диадеме.

Грейнджер вскинула голову. Насторожилась.

— И что? — слышалось, что этот разговор заинтересовал ее гораздо больше предыдущих.

— Мы просто подумали, что тебе стоит сделать перерыв, вот и все, — пожал плечами Уизли.

— Я сделала что-то неправильно?

Ответ оказался таким странным, что Драко обменялся изумленными взглядами с обоими гриффиндорцами.

— Э-э... нет, — протянул Поттер, — просто... на всякий случай. Это же крестраж. Да, он полезный, но все же...

— Нет, нет, Гарри. Пожалуйста, не сейчас. Я почти разобралась с Фиделиусом. Нельзя прерываться.

Поттер прикусил губу и покосился на Уизли.

— «Почти» — это насколько?

Грейнджер на секунду задумалась.

— Три дня. Еще три дня, и, думаю, буду готова. Можем опробовать заклинание на самом коттедже. В пятницу. Согласны?

Никто не ответил. Оглядев Драко, Поттера, Уизли, она вздохнула.

— Простите, я, наверное, рассеянная последнее время. Но меня так раздражает книга, которую оставил Дамблдор! Я не понимаю, что с ней делать. И мне очень жаль, что не могу помочь с окклюменцией.

— Да ладно тебе, Гермиона, — подбодрил Уизли. — Никто не знает, зачем Дамблдор оставил нам эти вещи. Я вообще в окклюменции ни в зуб ногой, целый месяц никак не помогаю.

В голосе Уизли прорезалось облегчение, Поттер ринулся утешать Грейнджер и тоже расслабился, но Драко не поверил ни единому ее слову. Грейнджер была очень убедительна, но Драко все думал, как она впивалась пальцами в диадему, колебалась, юлила, прежде чем найти силы снять ее.

Если диадема пудрила им мозги, Драко должен придумать, как оставаться на шаг впереди.

— Ладно, ладно, — оборвал он Поттера. — Утешил, да, мы все бесполезные и понятия не имеем, чем старик думал, когда писал завещание. Главное в чем, Грейнджер: ты две недели используешь диадему. По-моему, нам пора увидеть результаты.

Поттер с Уизли испытали раздражение. Грейнджер — нет. На мгновение на ее лице появилось незнакомое расчетливое выражение, которое, честно говоря, заставило Драко понервничать, но он успешно притворился, что не замечает странностей.

— Я не хочу впустую тратить день, как вышло тогда в лесу, — ровно ответила она. — Я же сказала, три дня, Малфой. Если тебя что-то не устраивает, вперед, колдуй сам.

Драко показательно закатил глаза.

— Ладно. Тренируйся. Но я буду смотреть. Кто-то же должен убедиться, что мы все работаем на износ, а не просто притворяемся, — он растянул губы в самой мерзкой усмешке, поднялся и ушел, не дав ей времени возразить.

Тем же днем, с диадемой в руках, Грейнджер попыталась отговорить его идти за ней. Приводила аргумент за аргументом, давила, что нужно прибраться на кухне, помочь Поттеру и Уизли с планом по Паркинсонам, проверить Оборотное и Сонное зелья, составить программу занятий по окклюменции и так далее и тому подобное. Драко не поддался на уговоры. Он часто зевал, то и дело смотрел на свои дорогущие часы, и, наконец, Грейнджер капитулировала и с непривычно ожесточенным лицом вынесла из палатки «Чары прежних дней» и диадему.

Стоял яркий, но прохладный сентябрьский день. Драко уселся на большой плоский камень, по-кошачьи наслаждаясь солнцем и наблюдая за Грейнджер. Она регулярно посылала ему раздраженные взгляды.

Второй день прошел по тому же сценарию. Грейнджер попыталась избавиться от сопровождения. Драко настаивал на своем, с завидным упорством пропуская мимо ушей все аргументы, и после ужина Уизли загнал его в угол узнать, что это за игры.

— Я за ней слежу, — прошептал Драко, — и пытаюсь не слишком явно это показывать, так что заткнись.

На третий день пришло время рискнуть. Под конец тренировки, перед тем как Грейнджер сняла диадему, Драко заговорил:

— Заклинание хорошо получается.

На Грейнджер набежала тень подозрения.

— Спасибо.

— Так что ты планируешь делать дальше, после того как прикинешься, что пытаешься его наложить?

Она застыла. Взгляд метнулся к палатке — они скрывались в очередном безымянном лесу — и вернулся к Драко.

— О чем... о чем ты говоришь? — ее голос охрип.

Драко повел плечами.

— Ты хочешь носить диадему. Те двое хотят, чтобы ты перестала ее трогать. И если ты верно наложишь Фиделиус, они отберут диадему. Так что ты собираешься саботировать попытку, — он замолчал, а затем последним штрихом добавил: — Я бы так и сделал.

Грейнджер видимо сглотнула. Спокойствие давалось ей с трудом. Откинув с лица непослушную прядку волос, она прошептала: «Мне так жаль» — не ему, но себе.

И от этого шепота Драко пробрало новое чувство. Не тревога, не предчувствие беды, а самый настоящий страх. Что оно с ней делало? Что говорило?

Что бы это ни было, Драко должен убедить ее, что он на их стороне: на ее и диадемы, вместе.

— Так ты... ты... — Драко окинули недоверчивым, но каким-то отстраненным взглядом. — Ты не пытаешься меня остановить?

— Зачем? Я слизеринец, Грейнджер. Мы же не идиоты отказываться от дармовой силы.

Ее глаза блеснули. На губах нарисовалась ухмылка. Сердце Драко ушло в пятки. Выражение лица было ни разу не грейнджеровское.

Но в следующую секунду она будто пришла в себя.

— Вот как, — медленно произнесла Грейнджер. — Я... я хочу наложить Фиделиус правильно, Малфой. Поэтому и надеваю диадему.

— Да, конечно. Спорим, это одна из причин. — Мысли в голове Драко кипели, зацепившись за тот блеск, за ухмылку. Крестраж уже смещал ее личность внутри ее же тела. На долю секунды, но все же...

— А знаешь, — расслабленно продолжил он, — если ты правильно наколдуешь Фиделиус, мы сможем убедить остальных, что диадема неопасна. У них и так куча дел, чтобы еще и на нее обращать внимание. Будешь вести себя как обычно, как сейчас, они и не возразят, что ты ее надеваешь.

Грейнджер прикусила губу.

— Ты же что-то заметил. Значит, я вела себя по-другому. Я где-то ошиблась.

— Грейнджер, Грейнджер, — протянул Драко. — Меня интересовала диадема. И нет, ты отлично справляешься.

— Отлично? — повторила она, чуть поперхнувшись на словах.

— Отлично, — отозвался Драко. — Ага. Наложи Фиделиус. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее ощущение, что именно так и получится убедить остальных. И диадема останется у тебя. Результативность, верно?

Грейнджер раздумывала. Не отвечала, устремив взгляд к поблескивающему меж деревьев озеру.

— В общем, ладно. Теперь ты знаешь, на чьей я стороне. Не забудь снять эту штуку, пока дружки не увидели. Уже... — он сверился с часами, — пять часов и две минуты.

За ужином Грейнджер то и дело нервно поглядывала на Драко. Он открыто смотрел ей в глаза и притворялся, что увиденное вовсе его не беспокоило. Им бесспорно требовалось поставить заклинание Доверия. Если решить эту задачу до того, как диадема повлияет на Грейнджер сильнее, можно будет запереть крестраж в какой-нибудь шкатулке, пока не найдется средство его уничтожить.

Но если диадема убедит ее налажать с Фиделиусом завтра, Драко не знал, что тогда делать. Он не решился поделиться своими соображениями с Поттером или Уизли, потому что Грейнджер неустанно следила за ним с окончания ужина вплоть до его ухода в спальню.

Той ночью ему не спалось, Драко не переставая думал о прошептанном Грейнджер «Мне так жаль».

Был почти час ночи, когда он услышал безошибочный звук — скрип половицы за дверью.

Сердце оборвалось. Драко внезапно понял, как диадема так быстро подавила Грейнджер, несмотря на, казалось бы, всего двухчасовые занятия.

Он поднялся, забрал палочку с тумбочки, наложил Силенцио на ноги, дверь и петли, и только потом открыл. И в темноте палатки увидел ее. Грейнджер сидела неестественно прямо, спиной к нему, с диадемой на голове.

Драко не видел ее лица, но знал, что она спит. Понял, что диадема, не завладевшая ее бодрствующим сознанием, вместо этого проникла в подкорку. Гадал, сколько раз за последние две с половиной недели ее вело в ночи непреодолимое притяжение к бисерной сумочке, которую она всегда оставляла на каминной полке, сколько раз она, спящая, оказывалась во власти ее содержимого.

Инстинкт подсказывал, что обернись она сейчас, увидь его, то нападет, но не своим дуэльным арсеналом, а смертельным мастерством лорда Волдеморта. У него был лишь один шанс.

Драко прикрыл дверь и пригнулся, едва видя в темноте макушку Грейнджер и навершие диадемы. Покрался. На полпути вспомнил заглушить еще и дыхание. Грейнджер сидела неподвижно, точно каменная, казалось, даже не дышала.

Драко преодолел гостиную. Гриффиндорка была так близко, ее голова смотрела вперед, будто на огонь, который не горел в пустом камине. Лунный свет играл бликами на сапфирах диадемы.

Драко выпрямился. Собрался с духом и одним четким движением выбросил руку — подхватил диадему с головы Грейнджер.

Та повалилась как подкошенная.

Сердце Драко замерло. Он резко втянул воздух и перемахнул через диван. Диадема со стуком полетела на пол.

— Грейнджер, — выдохнул он, не успев вспомнить, что наложил на себя Силенцио. Снял заклинание и сжал ее плечо, встряхнул. — Грейнджер! Грейнджер?

Ее веки медленно поднялись — Драко затопило облегчение. Она была жива — жива! — пусть вяла и обескуражена.

— Малфой? Что я... что про... — Грейнджер огляделась, ее взгляд остановился на диадеме. Она до сих пор не понимала.

— Эта штука контролировала тебя во сне, — сообщил Драко. Ее глаза скользнули вниз, и он понял, что все еще впивается в ее плечо. Он тут же отдернул руку, ощутив странный жар, и тяжело упал на диван рядом с ней. Грейнджер выпрямилась, потирая виски.

— Мы убираем диадему куда подальше. И больше ее никто не трогает.

Грейнджер замерла. Повернулась к нему с убитым видом.

— Нет. Ты не понимаешь. Она мне нужна.

— Ты поставишь Фиделиус сама.

— У меня... у меня не получается! — вырвалось у нее, и она разрыдалась. Транс оборвался. — Не получается правильно... ничего не получается...

— Грейнджер, — Драко не на шутку растерялся. — Что ты... чего-о?

— Я постоянно всех подвожу... на третьем курсе с дементорами, Гарри пытался меня научить, он пытался... а потом на пятом, в Отделе тайн, я не заметила и чуть не умерла, и Гарри мог умереть, когда пытался меня спасти... и Дамблдор... Дамблдор... я же была с ним, я могла...

— Грейнджер... Эй, Грейнджер?

Сердце Драко отбивало чечетку. Он не представлял, что делать. Ее все сильнее била дрожь, Грейнджер бормотала что-то сквозь рыдания, и Драко едва разбирал ее слова, да и самого его потряхивало от пережитого ужаса, что он каким-то образом убил Грейнджер, сняв диадему с ее головы.

— Гермиона.

Она вздрогнула и подняла голову.

На ней была та же самая магловская футболка не по размеру, которую она носила у себя дома. Теперь он разглядел на ней название «Стоматология Грейнджеров» с изображением улыбающегося зуба. Логотип настолько выцвел, что стал едва различимым.

Драко поверить не мог, что диадема сумела воспользоваться именно этой уязвимостью. Что Гермиона, мать ее, Грейнджер на самом деле, без шуток, сомневается в своих магических способностях.

— А ты в курсе, что в прошлом году все первогодки знали твое имя?

— Ч-что? — У Грейнджер округлились глаза.

— Ага. Ты получила так много «Превосходно» по СОВ, что учителя рассказывали о тебе первокурсникам. Представь, даже наши новички обсуждали тебя, как будто ты второе пришествие Кандиды Когтевран, а потом сквозь зубы добавляли, что ты «даже не когтевранка». Возмутительно, — Драко неодобрительно покачал головой. — Ты знала, что Гойл постоянно о тебе болтает? Что он бы все отдал за такие мозги? И не он один. Черт, да все, кто о тебе так говорит. Ты же не настолько зазналась, чтобы думать, будто все в Хогвартсе разбираются в этом хуже тебя?

— Я... но они не знают... я же только что сказала: в нужный момент я не мо...

— В нужный момент? — передразнил Драко. — А, так значит, это не ты в нужный момент ставила защитные чары, куда бы мы ни переместились? Или это не ты выучила специальные заклинания проверки на проклятия, или не ты подготовила ингредиенты для любого возможного зелья? Значит, это не ты в нужный момент аппарировала с нами, когда нас чуть не убили на Гриммо?

— Если бы я не аппарировала на Гриммо, нам бы не пришлось...

— Хватит, — Драко одарил ее взглядом безо всякого восторга. — Теперь ты повторяешь за моей матерью. Она постоянно всем недовольна.

Грейнджер издала сдавленный смешок.

— Что?

— Не думала... ну, ты же всегда так злишься, когда говорят о твоей матери.

— Да, но так это чужие люди. Они не знают, о чем говорят.

Грейнджер шмыгнула носом и вытерла мокрое лицо плечом.

— Я просто боюсь... не справиться. Это заклинание... нам нужно его поставить, и поэтому, естественно, у меня не получится. Едва я только подумаю, что, если не справлюсь, случится беда, то не могу ничего сделать. Я хочу заниматься важным делом, но кажется, что если я на что и способна, так это отгадывать любимый цвет Локонса в викторинах, и ничего более.

Драко помассировал висок. Человек, которого она описывала, имел к ней самое поверхностное отношение, но он знал, что указывать на это бесполезно.

Его взгляд вновь обратился на диадему, которая невинно сияла в пятне лунного света, там же, куда откатилась.

— Что еще оно тебе наговорило? — голос Драко вышел тихим, чуть хриплым.

— Она... оно... не говорило, — Грейнджер вновь ощетинилась.

— Тогда о чем еще ты думала последние две недели?

Сглотнув, Грейнджер запустила пальцы в волосы, оттягивая гриву кудрей назад, пока не стал виден ее полный профиль, ухо, линия челюсти.

— Что... что Гарри и Рон не... что я лишняя, что я раздражаю их и они просто терпят меня. И... и у меня есть подтверждения, мы же с Роном постоянно ссоримся, и Гарри любит Рона больше, чем меня. Я знаю: они нужны мне больше, чем я — любому из них. И... что родители разочарованы во мне... я знаю, они просто хотели нормальную дочь, строили планы, какой будет моя жизнь... и, конечно же, что я... я должна компенсировать за... за разное.

— Что разное?

— Сам знаешь. Маглорожденная. Не красавица, — Грейнджер пристыженно замолчала. Драко словно с размаха вмазали локтем в живот. Он не представлял, что вообще ответить. «Мне жаль?» Но чем это поможет? Возражать? Если она и впрямь во все это верила, что изменит его мнение?

Диадема мерцала, и Драко ее ненавидел. Ненавидеть было продуктивнее.

— Знаешь, что случилось, когда я надел эту штуку? — с отвращением произнес он, не в силах спрятать злость на диадему.

— Что?

— Я знал всё обо всех в комнате.

У Грейнджер отчего-то заалели щеки.

— Легилименция?

— Нет. То есть я и так знал, что для Уизли деньги — больная тема, что у Поттера комплекс, потому что он белая ворона, но с диадемой я мог... мог вывернуть всех наизнанку, если бы захотел. С ней было легко увидеть, в чем сила, а в чем люди ощущают свое бессилие. Вот Уизли смотрит на тебя, а я знаю, что он влюблен. Не первый год, скорее всего. Поттер смотрит на вас обоих и... — Драко скривился. — Он сдохнет, если с вами двумя что-то случится. Мерлин, я как будто его личный дневник прочитал. У вас вся троица такая. Не знаю, что там с твоими родителями, но... — Драко мотнул головой в сторону спальни гриффиндорцев, — те двое закроют тебя от Убивающего, ясно? Черт возьми, да это и без диадемы видно. Они ведь не раз тебе об этом твердили.

Грейнджер призадумалась. Спросила:

— Почему ты не хотел об этом рассказывать?

Драко горько усмехнулся.

— Видишь ли, Грейнджер, про себя я тоже многое понял. И, как оказалось, я не особо хочу знать, как ко мне относятся и где мне самое место. — Он брезгливо фыркнул. — Диадема все так ясно показала, что обо мне... и пару лет назад я посмеялся бы или порадовался, воспользовался бы этим... но сейчас я просто хотел... не знаю, — Драко покачал головой, глядя в окно на окружающий их лес. — Хотел самоустраниться. Не участвовать. Не существовать. Чтобы обо мне не думали, — его голос был усталым, царапающим. Хотелось оказаться за границей самого себя. И все.

— Со мной такое было. — Грейнджер устроилась на противоположной стороне дивана, прижимая к животу подушку. — Я ходила в магловскую начальную школу, ну и очевидно, это был кошмар. Точнее, не школа — я. Не люблю вспоминать детство. Постоянно высмеивала людей за малейшую ошибку. Так что можешь догадаться: друзей у меня не было. А когда пришло письмо из Хогвартса, я решила: вот он, мой шанс начать с начала.

На ее лице появилась улыбка. Драко понимал, что она вспоминает, как открывала письмо, которое он ждал затаив дыхание все лето перед поступлением.

— И я готовилась, готовилась и готовилась, — продолжала Грейнджер. — Меня ждала не просто новая школа, а совершенно новый мир, поэтому я подумала, что могу просто... просто взять и оставить прежние привычки дома, что научусь магии так, что все захотят со мной дружить. Но в Хогвартсе мне тоже было очень одиноко, и я услышала, как Рон сказал, что у меня нет друзей, и вроде как поняла, что привезла с собой старую «меня». Не получилось просто отстегнуть ее и выбросить. Это все еще была я, — Грейнджер пожала плечами. Посмотрела ему в глаза. — Извини, Малфой. Вряд ли ты можешь самоустраниться. От того, кем ты был.

— Да знаю. — Драко удобнее устроился на своей стороне дивана. — Это просто ощущение.

Повисла тишина. Они рассматривали друг друга, на мгновение позабыв о диадеме.

— Ладно, — заговорила Грейнджер, — если ты догадывался, что мы чувствуем и думаем, то не все было так уж плохо.

— Да ладно? Почему нет?

— Я тоже была в комнате.

Драко задержал на ней взгляд. Грейнджер была спокойна. Впервые за несколько дней она была собой.

— Ага.

Надев тогда диадему, он проанализировал ее наравне с остальными. Легкий поворот ее тела к нему означал осторожный интерес, а наклон головы — открытость и внимание. Покрасневшие щеки при пересечении их взглядов означали то, чего он точно не ожидал от Гермионы Грейнджер. Поттера с Уизли пропитывали опасения и давняя враждебность, а вот ее...

— Сложилось впечатление, будто ты меня не ненавидишь.

Ее губы сложились в одну из тех сдержанных улыбок, которые Драко начал узнавать, которым рад был становиться причиной.

— Нет. Я тебя не ненавижу.

— Я тебя тоже.

1) Заклинание обнаружения проклятий. Авторская выдумка.

Вернуться к тексту

2) Заклинание обнаружения человека.

Вернуться к тексту

3) Вероятно, заклинание обнаружения антиаппарационного барьера. Также, вероятно, авторская выдумка.

Вернуться к тексту

4) Авторская выдумка.

Вернуться к тексту