Исчезновения Драко Малфоя (гет)

Малфой-мэнор возвели в семнадцатом веке, и попасть на территорию поместья можно было лишь через громоздкие кованые ворота. Чары от вторжения куполом накрывали весь периметр, а их действие распространялось еще и под землю. Теперь же, когда поместье перешло по закону Лестрейнджам, они не смогут проскочить мимо чар — даже Драко.

Пройти через парадные ворота было единственным вариантом, и многие дни после разговора со Скитер они непрерывно старались придумать, как это осуществить.

В «Ежедневном Пророке» напечатали длинную эффектную и очень полезную статью о рождественском бале — газету они таскали из плохо замаскированного дома магов на другом конце Годриковой Впадины. Как сообщалось, для подготовки бала Министерство заключило контракты почти с двумя десятками компаний. Руководили ими, конечно же, исключительно чистокровные. Среди компаний значилась одна частная служба охраны: «Дозор Гринграссов». Драко назвал Элинора Гринграсса человеком строгим и безжалостным. Надеяться на беспечность охраны у парадных ворот или на удачу не приходилось.

— Но, — как-то раз сказал Драко, пока они сидели на полу в библиотеке, изучая нарисованный им план мэнора, — ширина ворот — пятнадцать футов, и у нас есть мантия.

— Ага, — отозвался Гарри, — но Снейп наверняка рассказал о ней Пожирателям.

Гермиона вздохнула.

— В этом случае на вход наложат чары частичной проницаемости, так что без официального разрешения нас просто парализует при пересечении границы.

Повисла короткая тишина. Взгляд Гермионы задержался на Драко. Его рука покоилась на плане мэнора; Гермиона видела, что его обуревают противоречия. Она попыталась вообразить, что чувствовала бы сама, если бы дом ее детства стал приютом для Пожирателей.

Впрочем, нет — не совсем верная мысль. Мэнор был всегда открыт для Пожирателей. Изменился Драко.

Ей хотелось спросить об этом, но Гермиона знала, что в присутствии Гарри Драко уклонится от разговора. Было легко представить ответ в его излюбленной манере растягивать гласные: «Ага, до смерти скучаю по месту, где Темный Лорд обещал меня убить. Столько приятных воспоминаний».

Драко оторвался от плана и прислонился спиной к дивану, скрестив длинные ноги в лодыжках. Горловина его темно-зеленого свитера съехала, из нее показался неровный краешек шрама от побега из Министерства. Драко смахнул со лба мешающуюся прядку.

Гермиона заставила себя отвернуться.

Ей казалось, что после Хэллоуина ее отпустит. Но прошло уже десять дней, а она замечала его как прежде: на завтраке, когда Драко задумчиво барабанил пальцем по вилке; во время обсуждений, когда он быстро, но изящно записывал идеи; да и всегда, когда он оказывался рядом, а Гермиона вспоминала прикосновение подушечками пальцев к его щеке, покрасневшей и мягкой, форму его скул, жесткую линию подбородка.

Она знала, что он ловил ее за этим делом. За разглядыванием.

Иногда Гермионе казалось, что Драко и сам разглядывает ее.

Она невидяще уставилась в пергамент. Даже не моргая, словно иначе картинка перед глазами исчезнет, Гермиона видела выражение лица Драко в зеркале, настороженное и уязвимое, будто бы в тот момент она могла сделать что угодно, а он и не противился бы. Даже его черты, такие острые, что тронь — и порежешься, казалось, смягчились под влиянием витающей в воздухе неопределенности.

«Сосредоточься», — приказала она себе.

— Мне кажется, — голос прозвучал резковато, — нам остается только изменить внешность и проникнуть в мэнор.

Гермиона вытащила другую вырезку из «Пророка» и разложила поверх их записей. В коротком объявлении сообщалось о найме сотрудников в фирму «Лучшие празднества и бармены-миксологи Лиззи Спиззуорт», которая занималась организацией рождественского бала. «Требуются работники сферы обслуживания на престижное высокооплачиваемое мероприятие. Рассматриваются кандидатуры только исключительных профессионалов с опытом работы. Обязательное условие: уверенное использование кулинарных чар, заклинаний равновесия и непроливаемости».

— Если попадем в число персонала, — Гермиона постучала пальцем по объявлению, — сможем свободно ходить среди гостей.

— Если нам все равно менять внешность, — сказал Драко, — почему не притвориться сразу гостями?

— Потому что иначе придется разбираться со списком приглашенных, очевидно же, — Гермиона глянула на него без восторга. — Ты просто не хочешь разносить еду на своих серебряных подносах, о которых в детстве даже не думал.

— Грейнджер, — он прижал ладонь к сердцу. — Упоминание моего положения и состояния ранило меня до глубины души.

Она и Гарри фыркнули, Драко имел довольный вид.

— Но я не об этом, — продолжил он. — Гостями проще добраться до Амбридж. Предателей ищут даже внутри Министерства, так что с ней обязательно будет охрана. Они не пойдут за ней разве что в дамскую комнату.

— А что, — не понял Гарри, — персоналу теперь запрещено ходить в туалет?

— Умоляю, Поттер. Персонал и гости не будут пользоваться одним туалетом. Прислугу отправят в Восточное крыло.

Гарри и Гермиона переглянулись. Она сжимала губы, отчаянно пытаясь не рассмеяться.

— Ах!.. Восточное крыло, — протянул Гарри самым снобским тоном.

— О да, — подхватила Гермиона, — я с удовольствием поужинала бы в Восточном крыле на веранде.

Драко мрачно вскинул бледную тонкую бровь.

— Вы закончили?

— Вряд ли, — отозвался Гарри.

Гермиона не удержалась от смешка, но овладела собой и откашлялась.

— В общем, главный вопрос — как именно нам изменить внешность. Трансфигурацию слишком легко снять контрзаклинаниями, а Министерство отслеживает использование Оборотного. Может, какие-нибудь чары маскировки? Хотя вряд ли их силы хватит.

На комнату опустилась задумчивая тишина.

Промолчав целую минуту, Гарри застонал и потянулся до хруста в спине.

— К тому времени у нас будет меч. Может, просто прорубим себе дорогу через ворота? — он говорил словно бы равнодушно, но Гермиона слышала в его словах нетерпение. Всего через пять дней они отправятся к озеру Лиллимонт, свяжутся с посланником Ордена — и получат меч Гриффиндора.

Гермиона знала, что волнение Гарри связано не только с мечом. Он ждал, что Рон вернется, помня о встрече на озере.

Гермиона не была столь уверена. С его ухода прошел почти месяц, и никаких вестей. Как всегда при мыслях о Роне ее кольнула тревога. Страх, что с ним что-то случилось, разрастался с каждым днем, усиливаясь оттого, что они ничего не могли сделать, даже если Рону требовалась помощь.

Но Гермиона беспокоилась не только о его безопасности. Когда бы она ни подумала о Роне, который до сих пор мог ее любить, который умчался потому, что любил ее, она вспоминала себя и Драко на Хэллоуин и захлебывалась чувством вины.

В ту ночь Гермиона флиртовала больше, чем осмеливалась раньше. А Драко, хоть и охмелевший, тоже флиртовал. Та ленивая улыбка, когда он подбивал ее подстричь ему волосы, что раньше делала Пэнси...

«Так сделай, Грейнджер».

Гермиона собрала бумажки в кучу, щекам стало жарко. Ощущать вину из-за Рона было неразумно. Она ведь сказала ему, что больше не любит, что у них ничего не выйдет. У нее было право считать симпатичным кого-то другого. Да и тем более между ней и Драко ничего не случилось. Не считая стрижки, всего-то одно прикосновение под влиянием алкоголя. Одно!

Ладно, два. Момент, когда ее ладонь уперлась ему в лопатку, толкая в коридор.

Три. Когда Гермиона чуть не свалилась в ванну, а он подхватил ее под руку, немного грубо, и не сразу отпустил.

Вот только она знала, с каким отвращением Рон воспринял бы мысль о ее симпатии к Драко Малфою. Да и не только Рон. Ведь в июне, когда все собрались в «Норе», они только и обсуждали Малфоев за глаза: какие они противные, какие трусливые и высокомерные, какие подлые.

— Не представляю, как ты разрешила им ночевать в своем доме, — сказала Джинни, не скрывая брезгливости. — Я бы... — и ненависть в ее взгляде на Люциуса Малфоя окатила своим жаром даже Гермиону, словно в лицо дохнуло воздухом из открывшейся духовки.

Но Драко не такой, как его отец. Он другой, и не в мелочах, а по сути. Последние полторы недели Гермиона вела споры в собственном подсознании, пытаясь объяснить группе воображаемых людей, что знает Драко, возможно, лучше чем кто бы то ни было, и что ей нравится то, что ей о нем известно. Гермионе нравилось, что он готов защищать свою семью и друзей, что он ревниво охраняет подробности их жизни. Ей нравилось, что Драко и впрямь был, как однажды заявил сам, остроумным, и что когда шутил, то косился на нее, будто хотел убедиться, что развеселил. Ей нравилось, что он замечает детали межличностных отношений, чего не умели делать ни Рон, ни Гарри, ни даже Джинни. У Гермионы не было друзей, которые понимали бы, что иногда тишина — не просто тишина, взгляд — не просто взгляд, а людей иногда одолевает множество эмоций разом. И подобная внимательность приводила к тому, что сам Драко закрывался. Но еще Гермионе нравилось то, что она знала, как обойти его закрытые двери.

Нравилось, что он размышлял о прошлом с горькой радостью.

Нравилось, что Драко начал поступать правильно.

Гермиона подняла на него взгляд. Драко вновь всматривался в нарисованный план. Вверху листа вычурным почерком с завитушками было выведено: «Малфой-мэнор». Рядом Драко нарисовал павлина на холме, который больше напоминал индюка. Господи, как мило.

Гермиона уставилась в свои записи и в сотый раз постаралась сосредоточиться.

* * *

Пятнадцатое число близилось, а их так и не осенило никакими идеями, что делать с рождественским балом. Зато разговоры раз за разом выходили на палочку, за которой охотился Темный Лорд. Это утомляло. Когда они собирались на кухне, Поттер все пытался убедить Гермиону, что палочка им понадобится, а Гермиона постоянно указывала на то, что даже если палочка с неведомыми силами и вправду существует, она явно не помогла Грин-де-Вальду удержать власть, так зачем ради нее напрягаться?

В ту ночь, когда нужно было отправляться на озеро Лиллимонт, они не ложились спать, собираясь аппарировать за пятнадцать минут до встречи. Они убивали время наверху, в комнате Гермионы, где Поттер от нечего делать обдавал выстиранную одежду паром из кончика палочки. Драко старался расслабиться, сидя в неудобном скрипучем кресле в углу, а Гермиона лежала на кровати в том самом оранжевом свитере, как в Хэллоуин, и темных магловских джинсах. Драко то и дело поглядывал на них почему-то. Странная ткань облегала ее ноги, подчеркивая икры.

Гермиона с Поттером спорили насчет палочки. Опять. В конце концов Драко подобрал их перевод «Сказок барда Бидля» со стола и лениво перелистнул страницы на треугольный знак.

Мысль поразила внезапно. Он уставился на «Сказку о трех братьях».

Почему они с Гермионой ни разу об этом не подумали? Видимо, сильно увлеклись прошлым Грин-де-Вальда, посчитали, что в детской книжке просто легче спрятать знак, похожий на руну, и другие версии смело на задворки сознания.

— Поттер, а ты вообще читал эту сказку? Которую отметил Дамблдор?

Поттер замолчал на полуслове и нахмурился, кончик палочки замер над недосушенными брюками.

— Ну, нет, — признался он, подвинув очки вверх костяшкой пальца, — но я все равно...

— Здесь есть палочка. Могущественнее прочих.

Поттер уронил и штаны, и палочку. Секунду он просто сидел с открытым ртом. Затем обернулся к Гермионе с пораженным, недоверчивым видом.

— И ты ничего не сказала?

— Гарри, это сказка, — нетерпеливо ответила Гермиона, принимая сидячее положение. — О трех братьях, которые повстречали Смерть. Палочка из сказки предположительно служила самой Смерти. Она ненасто...

Но Поттер уже пересек комнату, выхватил у Драко перевод, и его глаза забегали по строчкам. Спустя пару секунд он начал зачитывать сказку вслух, поначалу не очень отчетливо, затем — с нажимом и усиливающимся возбуждением:

— «И вот старший брат, человек воинственный, попросил волшебную палочку, самую могущественную на свете, чтобы её хозяин всегда побеждал в поединке. Такая волшебная палочка достойна человека, одолевшего саму Смерть!» — Поттер с приоткрытым ртом перевел взгляд с Драко на Гермиону. — Вот оно, — выдохнул он. — Волдеморт ищет ее. Эта... — он вновь вчитался в сказку, — эта Бузинная палочка, палочка, которая обеспечит победу в любом поединке. Для лидера Пожирателей смерти — палочка, которая победит саму Смерть!

— Гарри! — у Гермионы кончилось терпение. — У Грин-де-Вальда не могло быть палочки, которая побеждает в любом поединке. Ведь всем известно, что он проиграл Дамблдору!

— Но этот брат в сказке потерял палочку, — вклинился Драко, внезапно заинтересовавшись спором. — Он похвастался ей на постоялом дворе, а ночью его убили во сне. У Грин-де-Вальда могли ее украсть, например. И с Дамблдором он сражался уже обычной палочкой.

Гермиона сощурилась, ее скептический взгляд пронзал насквозь. Драко понял, что сдерживает улыбку. Это выражение на ее лице стало до боли знакомым.

— Мне кажется, что это все очень косвен...

— Гермиона, — оборвал Гарри, — ты кое-что забываешь.

— Да ну? И что же?

— Олливандер у Волдеморта. И он знает о палочках больше всех в Британии, его пытали и допрашивали. Олливандер сказал бы Волдеморту, если бы Бузинная палочка не существовала. Волдеморт услышал о Бузинной палочке, Олливандер подтвердил его догадки, поэтому он отправился за ней!

Гермиона открыла рот, но не нашла слов и очень медленно его закрыла. Впервые за пять дней бесконечных споров она выглядела засомневавшейся, даже потрясенной. Как раз в ее духе, подумал Драко, веселясь, поверить в нечто удивительное только после того, как это подтвердил ведущий мастер своего дела Британии. Мерлин, она и правда бывала закостенелой, а ведь ее познакомили с магией почти полжизни назад.

Драко взглянул на перевод в руках Поттера, внутри шевельнулось искушение. Мысль была ужасно заманчивой. Непобедимая палочка... он с радостью посмотрел бы на лица Пожирателей, если бы одолел их всех в семнадцать лет. Показал бы отцу Крэбба, чего стоит. И... если бы в прошлом году у него была такая палочка, с ним ничего вообще не случилось бы.

— Все равно, — наконец проговорила Гермиона, — не уверена, что это многое меняет.

Поттер недоверчиво рассмеялся.

— Да как ты можешь так говорить?

Гермиона пришла в себя.

— Послушай, возможно, ты прав. Предположим, этот треугольник — знак бузинной палочки. Признаю, это объясняет, почему Дамблдор его нарисовал — хотел предупредить нас, что мы встретимся с большей опасностью, если Волдеморт найдет палочку. — Она глубоко вдохнула. — Но Дамблдор не говорил нам ее искать. Зато он недвусмысленно сказал нам отыскать и уничтожить крестражи. Кроме того, Волдеморт и так любого победит в поединке. Неужели палочка сделает его так уж сильнее? И, — добавила Гермиона, когда Поттер хотел ответить, — не забывай, что мы будем на озере через... — она проверила время, — через час и получим меч. Это уже огромный шаг.

Поттер засомневался.

— Пожалуйста, Гарри, — взмолилась Гермиона. — Подумай о медальоне. Мы отлично справляемся. Нельзя останавливаться.

После долгой паузы Драко произнес:

— Она права, Поттер.

Поттер с удивлением глянул на Драко.

— Я-то думал, ты захочешь найти палочку.

— Конечно. Но я не горю желанием натолкнуться в процессе на Темного Лорда. Да и вообще, скажем, мы найдем Нурменгард, прорвемся внутрь и заставим Грин-де-Вальда рассказать, кто украл у него палочку. И что? Прошло уже несколько десятилетий. Палочка сто раз могла сменить хозяев.

— Именно, — Гермиона посмотрела на Драко с благодарностью. — Я не говорю, что это совсем не важно. Слушай, если мы найдем и уничтожим все крестражи и Волдеморт к тому времени еще не поймет, что ищет Грин-де-Вальда, тогда ладно, давайте попробуем отыскать эту палочку вперед него. Но до того нам очень, очень нужно сосредоточиться.

Поттер вздохнул. Похоже, сдался.

— Ладно, Мерлин с вами. Пойду сделаю чай.

Он вышел из комнаты. Слыша его удаляющиеся шаги в коридоре, Драко прокручивал в голове странную поттеровскую фразу. «С вами», — сказал Поттер, переводя взгляд с Драко на Гермиону, словно они выступали одним фронтом. И Драко понравилось это ощущение.

«Почему бы нет?» — решил он несколько довольно, устраиваясь удобнее на ужасном стуле. В паре, они с Гермионой демонстрировали потрясающую остроту ума. Они перехитрили мракоборцев и Пожирателей, чтобы выбраться из Министерства, а ведь поначалу у них не было даже палочки. Перехитрили часть души Волдеморта в диадеме, так что Гермиона и Фиделиусу научилась, и осталась невредимой. Из них вышла сильная команда.

Гермиона со вздохом улеглась на кровать — Драко покосился в ее сторону. Ее волосы веером разошлись вокруг головы, сквозь жалюзи на них полосами падал лунный свет. В груди потеплело. Последний раз они бодрствовали так долго на Хэллоуин.

Драко слегка нахмурился. Прошло две недели, и та хмельная ночь все больше вымывалась из памяти. Но все же Драко помнил гладкость ее руки, до сих пор видел каскадом струящиеся волосы, чувствовал неуверенные касания ее пальцев, словно это случилось пять минут назад.

— Гермиона.

— М-м? — она повернулась на бок.

Драко открыл рот и понял, что сказать ему нечего. Он позвал ее по имени не подумав, просто чтобы привлечь внимание. Мгновение Драко молча смотрел на нее, лежащую на постели в лунном свете, дергающую рукав оранжевого свитера, который был ей великоват. Она сутулилась, наверняка в результате многих лет ее неумеренного желания выучить все наперед, а те магловские джинсы были с потертостью на бедре. Гермиона казалась мягкой на ощупь, будто снег или цветок хлопка. Сидя теперь абсолютно трезвым, когда в спину впивались сломанные прутья, Драко думал о том, что в Хэллоуин мог ее поцеловать.

В ту ночь он не позволил фантазии разыграться. И позже каждый раз обрывал себя, не позволяя мысли оформиться, постоянно останавливался, переключался на другое. Сейчас же мысленная картинка просто-напросто затопила сознание. Он вновь вернулся в ванную и поднимался на ноги, перед глазами плыло из-за алкоголя, нервные окончания ожили, Гермиона краснела, волновалась, и он вел ладонью по ее талии, спускался чуть ниже на поясницу, притягивая к себе. Целовал.

— Что? — повторила Гермиона, смутившись, но чуть улыбнулась.

От ужаса по всему его телу мгновенно разлился жар, Драко отвел глаза.

— Ничего. — Сердце билось гулко. Голова кружилась, Драко не мог поверить собственным мыслям.

Мерлин... какой же он идиот.

Нет, прошедшие две недели не были результатом клаустрофобии от жизни в штаб-квартире. Теперь все казалось очевидным, таким по-дурацки ясным. Внимание, с которым он прислушивался к ее словам, ловил взгляды и движения; усилия, которые он прилагал раз за разом, чтобы не замечать ее. Конечно же, ему пришлось сопротивляться, ведь Гермиона Грейнджер воплощала собой противоположность всего, чего он должен был желать от жизни. Справедливая, воинственная, беспокойная, честная до боли, всегда такая старательная и не скрывающая этого. Гриффиндорка до мозга костей. Маглорожденная.

И все же, несмотря на этот список в голове, вопросы множились, неудержимые: ощутил бы он на ее губах вкус огневиски или сладость? Что бы она сделала, поцелуй он ее в ту ночь? Замерла бы от шока или ответила с жаром, с пылом, с каким подходила к каждому делу?

И если бы ответила, прижалась ближе... Сердце Драко сбилось с ритма. В голове было абсолютно пусто.

— Спасибо, что поддержал. С Гарри.

— Что? — Драко уперся взглядом в гору вещей, где раньше стоял Поттер. Мысли разбежались. — А. Да. Ага. — Он попытался подобрать другие слова. Сказать хоть что-нибудь. — Ты... ты всегда такой была? — спросил Драко, думая, как она жестикулировала, по пунктам высказывая Поттеру свое мнение, как увлеченно говорила с покрасневшими щеками. Это совсем не помогло отвлечься. Теперь ему хотелось пройти к ее кровати, остановиться и наклониться, глядя, как разгорается румянец на ее лице. Поцеловать ее здесь. Сейчас.

— Какой?

— Настолько уверенной во всем, — выдавил он.

— О, — Гермиона выглядела удивленной. — Ну, я... я не во всем уверена. Ты и сам знаешь. — Она взглянула на него доверительно, и в груди у Драко потеплело, как от отпечатка большого пальца на морозном стекле. Да, он точно знал. Какой бы настойчивой и несговорчивой она ни была, Драко представлял, в чем именно она проявляет слабость, в чем может быть уязвимой и неуверенной.

— Но у меня на все свое мнение, это да, — Гермиона улыбнулась. — Родители всем рассказывают, как в восемь лет я изучила политику ГСЗ в отношении стоматологий и за ужином представила план всесторонней реформы.

— ГСЗ, — повторил Драко.

— Ох, — ее улыбка дрогнула. — Это магловская государственная система здравоохранения.

И вновь, сильнее прежнего, в Драко разгоралось это странное предательское любопытство. Разум формулировал настоящие вопросы, громоздившиеся друг на друге, не смутные ощущения. Ему хотелось узнать, лучше ли или хуже эта «ГСЗ», чем больница Святого Мунго, в которой многие годы не хватало сотрудников и нормального руководства. Судя по тону и словам его матери, под годами понимались десятилетия. Хотелось узнать, что такое вообще «стоматология».

Однако в то же время, пока эти мысли расходились по сознанию, Драко заметил, что застыл в неловкой позе. В ушах зашелестел голос отца. «Маглы», — с отвращением произнес он, придя издалека эхом, и Драко обнаружил, что пристально смотрит в пол с напряженным лицом, в животе появился неприятный холодок. Родители... что бы они подумали о его желании поцеловать Гермиону? Что подумали бы его друзья? Родственники?.. Но нечего было и гадать. Драко точно знал, что они сказали бы. При нем не стеснялись высказываться о тетке Андромеде. «Мерзкая маглолюбка, — брезгливо произнес голос Беллатрисы, — я думала, отец умрет от стыда». И холодный равнодушный тон его матери: «Предательница крови мне не сестра». Драко слышал смех Пэнси, недоверчивый и шокированный, представлял себе омерзение на лицах Крэбба и Гойла, насмешливую брезгливость у Блейза и Тео. Он попытался очистить разум, но не выходило. Драко не хотел ощущать любопытство, но и отголоски — тоже. Не хотел ничего, лишь остаться в одиночестве, избавиться от голосов и подумать без чужого участия хотя бы две чертовы секунды.

Мозг словно сжимало со всех сторон. «Подумай о другом», — сказал себе Драко. О чем угодно.

Он прикрыл глаза. Кончики ее пальцев на его щеке, ее лицо в зеркале, неуверенность. Остальные образы померкли, в голове воцарилась восхитительная тишина. Все прочее было сложным; все прочее тянуло за собой страх и осуждение. Но та ночь отличалась простотой, уединенностью и неконтролируемостью, алкоголь освободил их от выбора и ответственности. Подарил разрядку.

— Пойду проверю, куда делся Гарри с чаем, — сообщила Гермиона странным голосом. Драко распахнул глаза, но она уже пересекла комнату. Дверь хлопнула, оставив его наедине со своими мыслями.

Когда они аппарировали к озеру, Драко так и не разобрался с путаницей в голове. В воздухе пахло морозом, луна в небе висела светлым сиклем. Драко с радостью отвлекся на холод.

Озеро Лиллимонт было небольшим, размером с задний двор коттеджа.

— Эй? — позвал Поттер, выходя на берег, усеянный галькой. Его ладонь крепко сжимала древко палочки, изо рта вырывались белые облачка пара. В Годриковой Впадине погода была теплее. Озеро, вероятно, располагалось в дальнем уголке Шотландии.

Драко вместе с Гермионой остался у кромки леса. Они тоже держали палочки. Им не казалось, что здесь устроили ловушку, ведь этот же посланник оставил им завещание и упомянутые в нем предметы. И все же следовало подстраховаться. Драко прятался под мантией-невидимкой, но держал палочку снаружи, готовясь ударить в случае чего.

Гермиона стояла у сосны, положив ладонь на грубую кору. Она не разговаривала с ним с момента ухода из комнаты. Возможно, часть его мыслей отразилась тогда на лице. Возможно, подумал Драко с легким чувством унижения, Гермиона уловила его симпатию раньше, чем он сам ее осознал.

Какое-то движение впереди выдернуло его из мыслей. Палочка взметнулась.

Но никто не нападал. То, что появилось, не было человеком.

Перед ними на краю озера, где вода замерзла в булыжники, материализовался Патронус: прекрасная лань, ослепительно серебристая, бросающая отсветы на ледяную гладь. Впервые за полчаса все мысли о них с Гермионой вылетели у Драко из головы. Он зачарованно смотрел на лань, как и Поттер. Помедлив, тот шагнул вперед, его рука с палочкой дрогнула.

Лань отступила, но то и дело останавливалась, дожидаясь Поттера, вела его по краю берега. Драко с Гермионой тихо последовали за ними, держась деревьев.

Когда Поттер зашел на маленький утес, нависающий над глубокой частью озера, лань сделала несколько шагов по воде к центру. Поттер замешкался, явно не понимая, как ему продвигаться дальше, но лань ушла недалеко. Она замерла, склонила голову, кончиком носа коснувшись тонкого темного льда, застыла в таком положении на несколько долгих мгновений — и исчезла.

Поттер уставился на место, которого коснулась лань. Опустил палочку.

— Что он делает? — пробормотал Драко.

Гермиона повела плечами и не повернулась. Драко, глядя на ее затылок, ощутил укол тревоги.

В следующий миг над озером разнесся шепот Поттера:

— Меч! Его оставили здесь. Я... — Гарри вдруг развернулся, Драко с Гермионой вновь вскинули палочки. Он встал лицом к деревьям в двадцати футах от них.

— Эй? — позвал Гарри. — Есть кто-нибудь? Ремус? Тонкс?.. Кингсли?.. Люмос!

Луч света прошелся от кромки озера к деревьям, Гарри прищурился, но, похоже, никого не увидел. Хлопка аппарации все же не прозвучало.

— Слушайте, — заговорил Гарри, отбросив всякую осторожность, — если вы из Ордена, может, покажетесь?

Меж деревьев лишь тоскливо просвистел ветер.

Гермиона напряглась. Похоже, что-то сообразила.

— Гарри, — прошептала она, торопливо выходя из-под прикрытия деревьев. Поттер обеспокоенно оглянулся — Гермиона нарушила план, но Драко не волновался. Если бы сюда пришел враг, он бы уже напал, увидев Гарри в одиночестве.

Драко вышел вслед за Гермионой, спрятал палочку под мантию и остановился рядом с гриффиндорцами на краю озера. Вгляделся во тьму ледяной воды. На глубине безошибочно узнавалась отделанная рубинами рукоять меча Годрика Гриффиндора.

— Гарри, — тихо произнесла Гермиона, — может, это кто-то из Министерства, кто втайне помогает Ордену. Может, поэтому у него получилось забрать дары из завещания Дамблдора. И поэтому этот кто-то хочет остаться анонимом — так мы его не выдадим, если попадемся.

Поттер свел брови.

— Возможно, — пробормотал он. Секунду спустя Поттер повысил голос, обращаясь к деревьям: — Кем бы вы ни были, пожалуйста, если можете, передайте членам Ордена Феникса: Ремусу Люпину, Нимфадоре Тонкс, Кингсли Брустверу или тем, кто на нашей стороне, — встретиться с нами здесь. Скажем, первого декабря. Вам хватит времени сообщить новость. В одиннадцать вечера, ладно? И... — Поттер наконец опустил палочку. — Спасибо. За меч и за... за все.

Тишина.

Затем от деревьев — хлопок.

Кто бы это ни был, он ушел.

Поттер с сосредоточенным видом развернулся к озеру.

* * *

Меч лежал на кухонном столе, идеальный, не тронутый временем. Рядом пристроили диадему. Гарри прислонялся к шкафчику, держа в ладонях чашку чая, его волосы еще не высохли после ныряния в озеро, а на плечи было накинуто одеяло.

Гермиона стояла к Драко спиной, ее мозг разрывался от обилия мыслей. Отчаянно не хватало Омута памяти.

— Кто это был, как думаете? — поинтересовался Гарри. — У кого Патронус — лань?

Гермиона покачала головой, покусывая губу. Она перебрала всех членов Ордена, всех участников Отряда Дамблдора... никакой лани.

— Кто бы это ни был, — сказал Драко, сидя за столом, — почему ты не попросил связаться с Уизли? Или с Хагридом, Макгонагалл? Только они из Ордена еще не сбежали.

— Именно поэтому я их и не назвал. Если этого человека поймают, он их не выдаст.

— Да, но с чего ты думаешь, что ему будет проще найти сбежавших, чем нам?

Гарри устало вскинул руки.

— Не знаю, ясно? Вдруг получится? Надо пользоваться любым шансом.

Обсуждение затихло, их вниманием завладели предметы на столе. Впервые после того разговора с Драко в ее комнате в мыслях прояснилось. Гермиона кожей чувствовала томительное волнение, заполняющее кухню от стены до стены. Наконец-то им в руки попал не только крестраж, но и средство его уничтожить.

— Думаете, он почувствует? — тихо поинтересовался Гарри. — Когда мы избавимся от этой штуки?

— В книгах не приводят такие подробности, — пояснила Гермиона, — но сомневаюсь. Эта часть отколота полностью. Между ними нет связи. Вот почему крестраж такой могущественный.

Гермионе не хотелось смотреть на диадему. Даже сейчас блеск ее граней манил, напоминая о безмятежности — той, что наступала, когда крестраж оказывался на голове, когда она забывала о своей сути, уступая холодной ясности ума лорда Волдеморта.

Никто никогда не говорил, какой прекрасной ощущается безжалостность, безграничной силой полета. Иногда так хотелось забыть о беспокойстве.

— Я хочу, чтобы ее уничтожили, — сказала Гермиона, с удивлением слыша жесткость в собственном голосе. — Диадема должна исчезнуть. Она... она иногда мне снится. До сих пор.

В лице Гарри читалось беспокойство.

— Гермиона, это... — он не договорил. Драко успел подняться, взять меч со стола и протянуть ей рубиновую рукоять.

Его поза кричала о настойчивости: он развернулся к ней всем телом, словно заметил, что она не разговаривала с ним и даже не смотрела после их разговора, словно просил ее ответить.

Меч блестел, а Гермиона вспоминала, как Драко запирал ее каждую ночь, чтобы не дать диадеме захватить над ней власть. Как он защитил ее перед Роном, сказав: «Ты не понимаешь, о чем говоришь» — ведь сам он понимал. Драко отлично представлял, что значит для нее уничтожение диадемы.

Но Гермиона была не в силах на него смотреть. Лежа в своей комнате в те минуты ужасающей тишины, после того как она напомнила, что маглорожденная, она чувствовала себя маленькой и одинокой.

Гермиона обхватила меч потной ладонью без единого слова и взгляда на Драко. Глубоко вздохнув, она обернулась к Гарри — тот подбодрил ее кивком.

Гермиона подошла к столу. Обстановка кухни отошла на второй план. Она вынудила себя сосредоточиться на диадеме. Показалось или свет как-то странно играл на ее гранях? А когда Гермиона подняла меч над головой, неужели сапфиры засияли ярче, как будто крестраж чувствовал опасность? Из глубин сознания донеслось эхо холодного, ясного голоса, того, который оскорблял и искушал: говорил, что она пустое место, всегда им была, но если выберет правильный путь, ее можно будет переделать в ту, которой все позавидуют... что она слабая, несовершенная, ненужная и недостойная, и как же смешно и глупо, что она начала привязываться к Малфою, как жалко это, считать, что он просто закроет глаза на ее неполноценность, как самонадеянно, что она, рожденная маглами, никчемными мра...

Нет.

Голос, зазвеневший в сознании, принадлежал исключительно ей.

Нет. В мире, наполненном ненавистью к таким, как она, не было места сомнениям и отвращению к самой себе. Раз за разом, всю оставшуюся жизнь, лишь ее голос и ничей больше будет заявлять, чего она стоит.

Гермиона обрушила меч на диадему, разрубив ее напополам.

* * *

Она поскользнулась на фарфоровой поверхности, но чья-то теплая рука аккуратно подхватила ее под локоть. Низкий голос смеялся, смешиваясь с ее собственным, отражаясь от стен. Гермиона стояла в ванной комнате старост, но та изменилась. На смену массивной ванне, утопленной в полу, пришла ванна на ножках. Теплый свет горел приглушенно.

Это был шестой курс после всех уроков, и этот сон снился ей едва ли не сотню раз. Половину шестого курса она провела в мечтах о том, как Рон заходит в ванную комнату старост именно тогда, когда она оборачивается полотенцем.

Глаза Гермионы были закрыты. Мир состоял из черно-красных абстракций. Она не знала, почему стоит в ванне. Должна быть какая-то причина. Гермиона вновь смеялась, шепча:

— Тише, надо вести себя тише, а то услышат.

Его ладонь скользнула к ее плечу, к месту, где она прижимала к телу концы полотенца. Его большой палец игриво задел край.

— Никто не услышит.

Голос принадлежал не Рону.

Гермиона не стала открывать глаза. Тело дрожало, словно по спине бежал электрический ток.

— Ты уверен? — спросила она, когда он провел подушечками пальцев по ключицам, медленно убирая ее волосы за плечи. Ленивыми, но размеренными движениями.

— Уверен, — ответил Драко.

Пол выскочил из-под ног, и вот она уже падала, ниже и ниже, все быстрее приближаясь к поверхности, о которую обязательно разобьется.

Гермиона проснулась, слыша отзвуки его голоса.

С горящими щеками она села, тяжело дыша. Пальцы болели, будто только что отцепились от его мантии.

За окном стояла непроглядная ночь. Они вернулись с озера часа четыре-пять назад, но сна не было ни в одном глазу. Гермиона сбросила одеяло и поднялась с постели со смешанным чувством паники, раздражения и злости.

Стоя у окна спальни, выходящего на задний двор, Гермиона прикрыла веки. Видение встало перед глазами сразу же. Лицо Драко в зеркале. Той ночью, расслабившись от огневиски, она смотрела на его неуверенное лицо и гадала, о чем он думал.

В то мгновение Гермиона позволила себе допустить, что, может, изменилась в его глазах так же, как он — в ее. Больше того — понадеялась на это. И даже в глубине души признавала, что продолжала надеяться и после.

Нынешним вечером она получила ответ.

«Это магловская государственная система здравоохранения». Такое обычное предложение, а он отреагировал, словно услышал неприятную ругань. Непроницаемое выражение его лица и тишина лезвием вкрутились в нежную, уязвимую часть ее души. Боже, да он закрыл глаза, словно ему невыносимо было на нее смотреть.

Гермиона проскользнула в ванную и сгорбилась над раковиной, всматриваясь в отражение. Она не представляла, как это допустила. Ведь убеждала себя много месяцев, что не собирается тратить силы на его перевоспитание. Он был Малфоем. Она — собой, маглорожденной, и никогда не станет другой.

Гермиона с самого начала знала, что при общении с Драко нужно придерживаться определенных правил. Да, они уже не раз спасли друг другу жизнь, но его воспитание никуда не делось. Ей было известно, во что он верил беспрекословно все семнадцать лет. Если возможно доверить человеку свою жизнь, но не счастье, то именно так она ему и верила.

Без риска для себя можно было наладить с ним хорошие отношения, смеяться над шутками. Можно было радоваться завязавшейся между ними дружбе, основанной на взаимных откровениях, на постепенном понимании друг друга. А вот волноваться, принимать близко к сердцу его мнение о ней было рискованно. И через эту черту Гермиона переступила, перевалилась, перемахнула в ночь Хэллоуина.

Может, у нее была склонность к эмоциональному мазохизму? В конце концов, Роном она сильнее всего интересовалась, когда он сам интересовался другой. А Драко... он заявлял, что считает ее другом, но Гермиона знала, что понятие дружбы у них разное. В Хогвартсе он «дружил» с Блейзом Забини, но по тону, которым Драко о нем отзывался, становилось ясно, что эта «дружба» — не более чем удобное знакомство.

Как и в ее случае. Удобное знакомство. Вынужденное даже, ведь ему некуда было уйти — никто другой не знал, что Драко жив. Быть может, он просто нашел, как весело провести время, да и все указывало на то, что он ничего не вкладывал в нее. Драко уже ясно дал понять, что считает ее симпатию забавной.

Может, даже немного жалкой. Может, он стыдился думать об этом и поэтому за все две недели ни разу не упомянул их поход в ванную.

Или ему было противно. Гермиона вспомнила, как он уперся взглядом в пол с видом, будто заболели зубы. Возможно, несмотря на их так называемую дружбу, Драко до сих пор считал ее... считал...

Горло перехватило, глаза защипало.

Чувство паники росло, зажимая со всех сторон, пока Гермиона не показалась себе ничтожной. Она вцепилась в края раковины до боли в пальцах, пока не избавилась от ощущений, вызванных сном.

Сжала зубы и выдавила:

— Нет.

Диадема вновь расходилась под мечом в ее руках. Вновь слышался высокий злобный крик Лорда Волдеморта.

Гермиона взглянула на разъяренное отражение. Хватит с нее презрения, одиночества и чувства неполноценности. После прошлого года — больше никогда, ни за что.

Она не даст Драко возможности обидеть ее. Никаких снов. Никакого разглядывания. Никаких разговоров не по делу, пока у нее не выйдет взять под контроль это глупое наивное увлечение. Нужно думать о крестражах и войне, а не о глупостях.

Хватит.

* * *

В первый день Драко убеждал себя, что ему мерещится.

Что Гермиона не выспалась. Они вернулись домой с озера в полтретьего ночи, а потом она уничтожила крестраж. Он говорил себе, что Гермиона долго ворочалась, поэтому выглядела невыспавшейся, поэтому не разговаривала с ним и не смотрела на него. С Поттером она тоже почти не общалась. Хороший знак. Наверняка это просто рассеянность.

После ужина Драко не выдержал:

— Все нормально, Грейнджер?

Она протянула что-то неопределенное, перевернув страницу в «Если вы хотите стать кем-то другим. Практически законные методы изменения личности волшебника». Но Драко видел, что ее взгляд не сдвинулся с верхнего левого угла страницы. Когда Гермиона по-настоящему погружалась в чтение, что ей не хотелось разговаривать, ее глаза метались по странице со скоростью Прытко Пишущего Пера.

Поттер опустил свою книгу.

— Крестраж?

— Нет, — теперь в ее голосе безошибочно слышалась холодность.

Поттер замялся, но вернулся к чтению.

Он был не самым внимательным человеком, но честно старался. В этом они с Гойлом были похожи, однако, ляпни Драко об этом Поттеру, рисковал бы нарваться на проклятие.

Драко постарался переключиться на «Чистящие сглазы: как одурачить друзей и отмыть домохозяйство!». Но на середине описания одного проклятия, которое сдувало пыль в лицо друга, он понял, что перечитывает одни и те же шесть слов раз за разом и что дожидается, когда же Поттер поднимется и уйдет спать. Тот почти всегда удалялся в спальню первым, вероятно, понаблюдать за Джинни Уизли на карте Мародеров, о чем он по пьяни упомянул на Хэллоуин, но, к счастью, забыл после.

Когда Поттер выйдет, Драко сможет спросить у Гермионы, в чем дело, и, возможно, узнает ответ. Она ведь делилась с ним таким, о чем никогда не говорила Поттеру. Драко это радовало.

Однако он едва успел перевернуть еще две страницы «Чистящих сглазов», как Гермиона встала.

— Я спать, — бросила она уже со ступенек. Драко и Гарри проводили ее взглядами.

— Думаешь, у нее все хорошо? — спросил Поттер, когда этажом выше хлопнула дверь.

— Почему ты спрашиваешь меня? Это вы с ней дружите семь лет.

Поттер пожал плечами, но поглядывал на Драко слишком уж пытливо.

— Устала, наверное, — пробормотал Драко, утыкаясь в книгу. Настроение вдруг скатилось ниже некуда.

К вечеру следующего дня Драко понял, что это не игры его воображения. Гермиона выглядела бодрой и отдохнувшей. Общалась с Поттером как обычно. Была сосредоточена, собрана и принесла в библиотеку длинные подробные конспекты для мозгового штурма по поводу рождественского бала.

Однако непривычным было то, что на него она не смотрела. Вообще. А когда заговаривала, то обращалась с холодной отстраненностью, которая ассоциировалась у Драко с Северусом Снейпом.

Вскоре Гермиона начала открыто дистанцироваться от него. Когда Драко готовил, она больше не накрывала на стол, напевая себе под нос. После ужина, вместо того чтобы расслабленно посидеть у камина, закрывалась в своей комнате.

Драко старался сохранять невозмутимость, но делать это становилось все сложнее. Первые дня два он вел себя более-менее нормально, но позже, во время ежедневного мозгового штурма, поймал себя на том, что упоминает малоизвестные факты из трансфигурации, из истории магии, из книг Грин-де-Вальда, желая ее впечатлить. Не сработало. Когда они собирались на кухне, Драко пускался в рассуждения о сложных теоретических подразделах нумерологии, надеясь, что Гермиона не сможет устоять перед соблазном высказаться; он рассказывал о традициях и культуре волшебников других стран, зная, что эти темы ее интересуют; даже упомянул детали собственной жизни, хотя воздержался бы от таких откровений в присутствии Поттера. Ничего, ничего, ничего. Спустя пять дней Драко ляпнул ей что-то о погоде, Мерлина ради, и Поттер глянул на него как на сумасшедшего. Гермиона проигнорировала его слова, допила апельсиновый сок и удалилась в другую комнату.

Все было бы не так плохо, если бы в разуме Драко царил порядок. С самого похода на озеро у него не унималось воображение. Мысли о Хэллоуине преобразились, и вот он уже представлял, как целует ее, прижимая к книжному шкафу, или на диване в гостиной, или у плиты на кухне. Когда Гермиона собрала волосы в пышный пучок, он смотрел на тонкие завитки сзади на ее шее, представляя, как проведет пальцами по коже. Она постоянно покусывала губы, и ее мягкий рот стал для него пыткой.

Драко рисовал себе, что целует Гермиону до тех пор, пока она не откроется — пока не объяснит, что, во имя последнего гнилого зуба Мерлина, она делает.

Впрочем, со временем у Драко зародилось определенное зерно подозрения.

Он перебрал миллион причин и уже не знал, в чем же еще может быть дело. Гермиона вела себя странно с той ночи, когда они отправились на озеро. Точнее, с разговора в ее комнате, когда Драко впервые допустил в голову мысль о поцелуе с ней. Он даже не помнил, о чем они говорили, лишь натиск мыслей и чувств, внутренний конфликт от осознания влечения, которое он испытывал с Хэллоуина.

Видимо, Гермиона прочитала все у него на лице. Если не легилименция, то интуиция подсказала, и она увидела его желание.

И вот так отреагировала. Полным отвращением.

Драко не понимал. Он ведь нравился ей, так казалось. И наслаждался этой крупицей знания. Гермиона и сама была рада стать друзьями. К другу такие чувства не испытывают. Неужели он неверно трактовал все знаки, которые от нее получил?

Но и для этой загадки нашлось объяснение. Она ведь была Гермионой Грейнджер. Членом Ордена Феникса, старостой Гриффиндора, основательницей общества защиты эльфов и организации по борьбе с Темным Лордом. Она была такой с самого начала.

А он так и оставался человеком, пытавшимся убить Альбуса Дамблдора. Человеком с Темной меткой на предплечье. В прошлом году, стоя под душем, он иногда мечтал просто взять и избавиться от нее. Драко вернулся к этой привычке, повторяя ее в ванне на первом этаже, на том самом месте, где Гермиона стояла на Хэллоуин.

Возможно, то был предел ее прощения. Возможно, несмотря на ее безукоризненное поведение, он до сих пор вызывал у нее затаенное отвращение, и мысль о связи с ним пересекла существенную границу и оскорбила настолько, что Гермионе пришлось продемонстрировать настоящие чувства.

Возможно, с горечью подумал Драко как-то днем в библиотеке, именно поэтому в ночь на Хэллоуин она словно разрывалась. А протрезвев, возмутилась самой идее о том, чтобы к нему прикоснуться.

Драко убеждал себя, что эта теория неверна. Такого просто не могло быть. Да он ни разу в жизни не ошибался так крупно, угадывая эмоции человека. А ведь это Гермиона, худшая лгунья в мире. Драко знал ее.

Думал, что знает.

— Ты слушаешь? — поинтересовалась Гермиона.

Драко моргнул и соврал:

— Да.

— Отлично, — коротко ответила она. — Нам нельзя тратить время попусту, если ты забыл, — и Гермиона отвернулась. Шпилька была незаслуженной. Она принялась крутить вырезки из «Пророка», которые они собрали за две недели.

— Гермиона, мы придумаем что-нибудь, — уверил Гарри. — У нас еще целый месяц. Справимся.

А вот Гарри от нее достался мягкий взгляд. Драко пронзило нешуточное раздражение, захотелось смахнуть с носа Поттера очки.

«Очисти разум», — прошептал внутренний голос, приходящий к нему в моменты сильного волнения. И Драко пытался, но иголки раздражения всё прокалывали шар его сосредоточенности. Лишь спустя несколько минут он сумел погрузиться в состояние покоя без всяких чувств.

После недолгого молчания Гарри нарушил тишину напряженным голосом:

— Всегда можно прибегнуть к Империусу.

— Гарри! — Гермиона такого не ожидала.

— Но мы же не используем его во вред, — пояснил Гарри. — Нам просто нужен свой человек. Может, так вообще не придется лезть в мэнор.

Откинувшись на гору подушек, Драко опустил локоть на диван. Кто же знал, что Поттер на такое способен?

— Не вариант, — заметил Драко.

— Почему нет?

— Непростительные — это тебе не Вингардиум Левиоса. Контролировать Империус сложнее, чем дальше ты от жертвы, чем дольше воздействуешь и чем более естественного ее поведения хочешь добиться. Пожиратели годами учатся держать контроль, о котором ты говоришь. — Драко дернул кисточку на диване. — Мы пытаемся вломиться на мероприятие Министерства, помнишь? Каждый идиот из Отдела магического правопорядка знает, как выглядит Империус дилетанта. И вообще, придется наложить заклятие, когда появятся сотрудники фирмы, а вечер начнется еще через несколько часов. Они даже украшения развесить не успеют, как Империус слетит.

— Ладно, ладно, — недовольно пошел на попятный Гарри. — Я понял.

— Нужен безотказный способ, — пробормотала Гермиона, листая толстый том с потрескавшейся обложкой без названия. — В идеале зелье, но я уже вычеркнула сотню тех, которые определят детекторы, а так остаются только варианты с очень редкими или дорогими ингредиентами. А денег осталось не так много.

— Насколько? — спросил Драко.

— Ну, — ответила Гермиона Поттеру, словно именно он задал вопрос, — три четверти галлеонов, которые снял для нас мистер Уизли, ушли на еду. Я перешла на карточку родителей, вдруг нам правда понадобится покупать ингредиенты, но для одного такого зелья нужны сотни галлеонов, — она покачала головой. — И даже тогда есть вероятность, что, если мы выпьем что-то такое экзотичное или сильнодействующее, чары от вторжения поднимут тревогу из-за остаточного следа зелья.

Вздохнув, Гарри сполз в кресле еще ниже.

— Фантастика. Никакой магии. Давай просто достанем хэллоуинские маски из мусорки у «Маркс и Спенсер» и напялим их.

Драко фыркнул, а вот Гермиона застыла. И вдруг вскочила на подушки.

— Что? — удивился Гарри.

— Конечно же, — выдохнула она. — Да, конечно! Почему я не подумала?.. И обнаружить не смогут... И чары не отреагируют. Никто не догадается.

— Что, — у Гарри округлились глаза, — с масками?

— Нет, конечно, — сказала Гермиона с нетерпением.

— Так просвети нас, будь добра, — вмешался Драко.

Гермиона посмотрела ему в глаза. Выражение ее лица, последние дни замкнутое и холодное, вдруг стало открытым и восторженным, и Драко вздохнул с облегчением, будто расслабилась напряженная мышца. Ему жутко не хватало ее эмоций — простого ощущения, что ей приятна его компания.

— Помнишь, когда мы были у меня дома в июле?

Пальцы невольно сжались на кисточке. Ему хотелось ответить умной небрежной фразой, напомнив, что еще на прошлой неделе они вели приятные, дружеские разговоры. Но вышло всего лишь:

— Разумеется.

— Ты подумал, что на медведя в телевизоре наложили заклинание увеличения. — Она повысила голос: — Так вот, для фильмов маглы постоянно меняют внешность. С помощью пластического грима. Это такой макияж. — Гермиона перевела взгляд на Гарри. — Переместимся в Лондон, найдем нужную студию и станем другими людьми магловским методом!

Гарри сидел как громом пораженный.

— Гермиона! — он рассмеялся. — Конечно! Фините Инкантатем не подействует!

Они оба посмотрели на Драко, ожидая его реакцию. Но ему на плечи опускалась тяжесть.

Предложение было здравым. Самым здравым из всех. И все же идти в сердце магловского Лондона, позволить маглам изменить ему внешность... Драко не желал представлять, что сказали бы родители.

— Это безопасно? — спросил он с опаской.

— Конечно, — хмыкнул Гарри, — или думаешь, тебе нос отрежут?

Драко не ответил. Тишина длилась и длилась, а с лица Гермионы сходило воодушевление. Она отвернулась, вновь отгородившись от него.

— Ничего страшного. Если тебе не по себе, не ходи.

Сначала Драко решил, что это подначка, какие любила Пэнси. «О, тебе не обязательно идти со мной в Хогсмид, уверена, тебе есть чем заняться».

А затем он отчетливо уловил отголосок обиды на лице Гермионы.

В груди кольнуло, как булавкой. Первым порывом было ощетиниться. Драко ведь просто спросил, безопасно ли это. Откуда ему было знать, что делают маглы? Эти люди в магловских больницах по полдня резали пациентов, разве нет?

Но Гермиона, разумеется, восприняла вопрос иначе. Догадалась, что ему неуютно от мысли связываться с маглами, об инстинктивной неприязни — и ее ранило это.

Драко попытался разобраться. Гермиона отреагировала на его слова впервые за всю неделю. При этом вид у нее был смирившийся. «Ничего страшного», — сказала она, заранее придя к какому-то выводу. Гермиона Грейнджер, самый напористый, самый непреклонный человек в его жизни, а может, и в мире, который требовал ото всех по максимуму, — когда дело дошло до Драко, не ждала от него ничего вообще.

И тут, в момент просветления, он вспомнил. Ту самую фразу, которой закончился их разговор перед отправкой на озеро. «Это магловская государственная система здравоохранения».

А он ничего не ответил ей. Просто сидел молча, подавляя голоса родителей, любопытство, мысли о поцелуях, искал тихое место в собственной голове, борясь сам с собой — но Гермиона не подозревала о его метаниях. Не представляла, что творилось в его разуме. С ее стороны выходило, что после упоминания ее родителей и жизни среди маглов Драко замолк.

Скорее всего, он показался ей надменным, брезгливым.

Тяжесть сильнее навалилась на плечи, до мнимого хруста позвоночника. В голове вдруг всплыло воспоминание, о котором Драко совсем забыл: день перед отъездом в школу на втором курсе, когда он с отцом увидел родителей Гермионы во «Флориш и Блоттс». Ледяной голос отца не скрывал отвращения: «Общение с маглами, Уизли. ...А я думал, твоему семейству ниже падать некуда». Отец даже не оскорбил родителей Гермионы напрямую, посчитав, что обращаться к ним — ниже его достоинства. По пути домой Люциус то и дело отпускал язвительные замечания о них, о маглах и их отпрысках, и Драко весело соглашался с каждым словом.

Неужели Гермиона думала, что он до сих пор того же мнения о маглорожденных?

А что думал он сам?

Драко старательно не затрагивал этот вопрос, избегал сумбурных, выводящих из равновесия ощущений, но не мог бегать от них вечно. Поэтому Гермиона от него отстранилась. Ей нужно было знать ответ.

Как и ему. Так не могло продолжаться.

Во что он верил?

В голове нарастал лихорадочный жар. Там звучали голоса родных и друзей, напоминающие обо всем, во что его учили верить, о чем думать, об изяществе и утонченности чистокровных, о врожденном превосходстве. Но к чему же это сводилось в реальности? Он не колдовал лучше Гермионы. Некоторые полукровки были гораздо богаче и влиятельнее Малфоев. И что же все это значило?

Внутри вспыхнула то ли злость, то ли смущение, то ли непонимание, и Драко подумал, что тогда, в книжном, мог вмешаться. Мог придумать отговорку и утащить отца из лавки, а Гермиону и ее родителей никто не оскорбил бы. Ведь это было бы просто сделать.

Зачем отцу вообще потребовалось к ним цепляться?

Если бы Драко мог пережить те минуты еще раз, он увел бы отца из магазина. Нашел бы повод.

И сейчас, с кружащейся головой, будто от нехватки кислорода, Драко захотел, чтобы Гермиона это знала. Она должна была узнать. Но он не представлял, как выразить мысли, кроме как выпихнуть из горла сбивчивое, неловкое:

— Да. Я пойду.

Гермиона подняла глаза, не пряча откровенного удивления.

— Ты... пойдешь?

Она смотрела на него так, как не смотрела всю неделю. Теплые глаза цвета чая с медом держали его, мягкие губы приоткрылись. Драко казалось, он наконец вдохнул кислород после трех минут под водой. В тот миг библиотека кружилась, а он падал, не в силах ни за что зацепиться. Он согласился отправиться в магловский Лондон.

Драко попытался расслабиться, чувствуя спиной диван, придать голосу беззаботности.

— Ну да, положусь на авторитет Избранного, что никто не отрежет мне нос.

Он хотел вызвать у Гермионы улыбку, но она совсем не обрадовалась. Стояла взбудораженная, почти что в панике. Жар разгорался по всему телу, перекидываясь на затылок и руки. «Я пойду, — повторил Драко, утрясая мысль в голове, чтобы та не ощущалась лишней. — Я пойду, я пойду». Он посетит новое место. А чтобы это сделать, придется оставить что-то позади.

Драко успел от многого отказаться, так что это чувство должно было быть знакомым, но каждый раз оно захлестывало как в первый. Каждый раз как шаг с повязкой на глазах. Каждый раз как шаг в темноту.

Примечания:

Бонусную часть от Гарри можно найти здесь:

https://ficbook.net/readfic/11613113/29832835