Немного другая легенда (джен)

Тейг Ортан — начальная точка нашего похода, забывая про неполные сутки ходьбы до него. Большой, громоздкий, величественный. Высеченные в камне дома, на четверть фасада выходящие на улицу, чем-то походили на архитектуру Орзаммара. Точнее говоря — всем. Что-что, а привычка украшать сооружения гранеными окнами, массивными дверьми и резными фресками у гномов неискоренима. Странно, но красноватых отблесков лавы на первый взгляд нигде не наблюдалось. Голубоватых теней, нисходящих откуда-то сверху, словно из расщелин меж камнями, вновь забывая о том, что тейг лежал очень и очень глубоко под землей, куча. А лавы нет. Ни искр, ни шипения, ни плавного густого течения под раскинувшимся вдалеке мостом. Магия?

— Лириум, — прошептал Дайлен. — Чистый лириум. Яд. Везде. Я словно бы слышу его шепот.

— Еще одно достоинство быть отступницей, — не удержалась Морриган. — Не пичкают отравой с младенчества, дабы усилить силы. На деле — делая из тебя раба.

— Ты жестока, — морщась, отозвался Амелл.

— Я честна.

Чуть дальше вниманию предстала площадь. Стены окружавших ее построек были разрушены, как после массивного штурма, когда тяжелый каменный балласт требушера, преодолевая расстояния от пускового механизма до объекта погрома, со свистом в него врезается, снося все на своим пути, и мирно застревает среди обломков, излучая чуть заметные волны тепла, что набрался по пути.

Здесь же, в самом центре, расположилось подобие солнечных часов. Или же просто округлая площадка, так с ними схожая. Три трупа порождений, раскинув руки, лежали на ней распоротыми животами вверх. Остатки подсохшей паутины все еще клеили их мертвые кисти к камню возвышения. Темно-серая кожа лиц напрочь сливалась с гранитом, едва ли не теряясь на его фоне. Закатившиеся под веки глаза тусклой краснотой упирались в высокий потолок, с которого каменными каплями свисали характерные для глубин чернеющие фигуры, готовые в любой момент с грохотом обрушиться на тейг, расстелившийся под ними. Грустное и отвратительное зрелище.

Фигура очередного Совершенного с двойным молотом, зажатом в квадратных пальцах, высилась за площадью, прижимаясь широкими плечами к каменной опоре. В чертах угловатого лица угадывались густые полоски бровей и длинная борода. Таким, мне думается, был Каридин. Ведь, со слов Огрена, тейг Ортан был непосредственным местом рождения сего известного гнома.

— Он свернул туда, — указывая рукой на ответвление, что узким тоннелем вело от площади куда-то на северо-восток, произнес Оуэн. Направление приблизительно, так что утверждать его правильность я не буду. Да и идти туда я, если честно, не слишком горела желанием.

— Может не стоит? — попытка не пытка, как говорится.

— Струсила? — усмехнулся брат. — Разве не интересно, что это за призрак?

— Я бы сказал, что все дело в здравом смысле и инстинкте самосохранения, но... — начал целитель, сделал трагическую паузу, — ...если бы мне самому не было так интересно, — а я-то до последнего надеялась, что Дайлен на моей стороне.

Смирившись с исходом несостоявшихся обсуждений, я поплелась вслед за младшим, задумчиво закусив губу и размышляя о том, а кем же в действительности была та таинственная, подобная тени, юркая тварь? Да и тварь ли? Не напала, не украла ничего. Только схватила поджарившуюся тушку охотника и умчалась, сверкая пятками. Разумная ли она была? Или это просто одно из порождений, которое, отбившись от отряда и потеряв ориентиры, очеловечилось, пытаясь в одиночестве выжить в суровых пещерных тоннелях?

Небольшой подземный закуток, крохотный костер, чуть потрескивая, танцует на угольках, извергая собой клубы густого, пахнущего горечью, дыма. У огня — существо, склонившись над трофейным телом, умело сдирает с него черную корку чешуйчатой шкуры, пользуясь грубым, чуть заостренным, камнем. Заслышав шаги, незнакомец вскинул косматую голову, в прыжке развернувшись и, преградив собой тело охотника, наставил на нас свое смешное орудие.

— Ааа! Тут для вас ничего нет! Это мое! Уходите!

Хриплый, отдающий в нос, голос, черные глазки, нетерпеливо бегающие из стороны в сторону, невысокий рост, неестественно поджатая к груди правая рука и, испачканная грязью, рваная одежка. Выгляди он чуть посвежее, я приняла бы «тень» за гнома. Но сейчас, внимательно изучая ее с ног до головы, особенно странные темные пятка, что въелись в кожу бледного лица, коверкая гримасу, я начинала в этом сомневаться.

— Да нам и не нужно ничего... — попытался оправдаться брат, так же как и я не понимая, что или кто именно стоит перед ним. — Кто ты?

— Ты пришел за моей собственностью?! Все вы, наземники, одинаковы! Я первым это нашел! Это моя добыча! Все это мое!

— Тьфу, падальщик какой-то! — выплюнул Огрен, с отвращением глянув на незнакомца. — Без него чище будет, Страж. Ты глянь...

— Уходи, давай, не то за тобой темные придут! Да-да! И косточки сглодают! — закивал недогном, вернувшись к своему недавнему занятию. Наверное, посчитал, что раз мы на него не напали, опасаться нас нечего.

— Давно ты тут? — окликнул Тень младший. — Я могу подойти?

— Темные все слышат. Они все знают. Ползуны их жрут, а они жрут ползунов. А я вот... — отозвался падальщик.

Велев всем оставаться на месте, брат осторожно приблизился к незнакомцу, выставив руки перед собой, чтобы в случае нападения легко и быстро обезоружить противника. Недогном его игнорировал, с упоением стягивая с останков охотника длинную полоску черной кожи.

— У тебя имя есть?

— Его звали Рук, — отозвалась Тень. — Иногда темнота поет: Рук! Рук! Рук!

— Хорошо. Так. Рук. Давно ты здесь?

— Я нашел это место! Я прогнал ползунов. Оно мое! Все мое!

— Мне ничего не нужно. Ты только скажи. Я ищу Бранку.

— Кончай его, Страж! — окликнул Оуэна рыжий проводник. — Толку никакого. Одна морока.

— Закрой рот, гном! — довольно грубо отозвался Алистер.

— Мальчик умеет острить? — фыркнул Огрен, недовольно покосясь на блондина, но продолжать спор не стал.

Громко откашлявшись и бросив раздраженный взгляд на наш шумным бедлам, брат вновь обратился к падальщику, стараясь вести диалог как можно более осторожно. Неизвестно, сколько времени он тут провел, питаясь разными отходами. Неизвестно, насколько сильно помутился его рассудок.

— Рук. Сосредоточься. Бранка.

— Нет больше теплого одеяла, рагу. Нет-нет-нет. В темноте зовет: Рук! Рук! — кричит она. И жжется. Жжется, проходя внутрь. Горькая, темная. Так больно, так знакомо, — шептал недогном, отрывая кусочки коричневого мяса и бросая их на тлеющие угли. — Если бы я попал на рудник... она бы узнала. Все бы узнали. Поэтому я ушел сюда. Ушел за ними. Их было много. Они не видели Рука. Но Рук шел следом. Рук прятался за камнем, забирал блестяшки, что оставались в карманах тех, кто угодил в паутину.

— Это что ж, он тут уже два года? — не выдержал Огрен. — Похоже, этот стервятник живёт в старом лагере Бранки! Видишь ты отметины на полу, Страж? Здесь когда-то жило множество народу, и костров разжигали немало.

— Они убивали темных, бросая мяса ползунам, чтобы те их не трогали, — продолжала Тень. — А Рук забирал остатки. Никто не видел Рука. Когда ты ешь... когда ты вбираешь тьму... перестаешь скучать по свету. Ты же это знаешь? Рук чувствует. Рук все чувствует.

— Он жрал скверну. Отвратительно, — морщась, прошептала Морриган. Я ее полностью поддерживала.

Этот брошенный недогном вызывал у меня жалость и отвращение. Жалость потому, что долгое время был вынужден выживать в заброшенном тейге, отбиваясь от полчищ пауков и глубинных охотников. Отвращение... из-за этой своей жизни. Не представляя, как бы я себя повела в таких условиях, я его осуждала. В этом сложность взаимопонимания между разумными, мыслящими мира сего. Мы замечаем щепку в глазу оппонента, а в своем и бревно не видим.

Ушли без прощаний. Рук все так же, что-то бубня себе под нос, разбирал мясо, готовясь к обеду. Или к ужину. Меня вновь затошнило, едва перед глазами всплыла картина: руки в масле, с пальцев к локтю стекает сок, пропитавший кусок плотной вырезки, запах поджарки, всмесь в горьким оттенком густого дыма, кисловатый вкус на губах, отдающий серой, и жар, обжигающий горло, черной змеей пробирающийся к сердцу и калечащий его.

Как это — не жить, а выживать? Я думала, что жизнь беженцев, ютящихся когда-то в Лотеринге, плоха, думала, что они бедны и брошены. Думала, что, окажись я на их месте, без крова, еды и питься... сгинула бы. Но нет. Оказывается, в этом мире есть вещи и похуже. И те, кто переживают их, живут ими... они себя не жалеют. Никогда. Ибо это глупо. Никто ведь не слушает, верно? А с тишиной разговаривать страшно.

— Подземное течение? Не думал, что увижу здесь воду, — признался младший, остановившись у моста, дугой тянущегося к другому берегу подземного тейга. — Вот только интересно, вода питьевая?

— Проверим? — предложил Дайлен, спускаясь по покатому камнезему, к руслу.

Зачерпнув ладонями прохладную влагу, Оуэн прикоснулся к ней губами, на секунду задумавшись.

— Вообще... похожа на пресную. Вкус сладковатый, — наконец произнес брат.

— Да, — так же сделав глоток, согласился маг. — Это из-за минералов или... — зайдясь сильным кашлем, мужчина отступил на шаг, падая на четвереньки. Младший тут же подбежал к Амеллу, помогая подняться и неловко постукивая того по сгорбившейся спине. Не теряясь, Алистер так же решил помочь. Вдвоем они вернули мага в вертикальное положения. — Лириум. Снова, — на выдохе прошептал Дайлен. — Он очищает реку. Не трогайте ее. Лучше не надо.

Вот так, непринужденно, жизнь катится в тартарары. Если нас вдруг, ни с того ни с сего, не слопают пауки, охотники или не перебью порождения, мы мирно-спокойно погибнем от истощения. Умрем, загнувшись в одном из душных тоннелей, пытаясь проглотить вязкую слюну. Или я, возможно, совсем немного сгущаю краски.

Спустя пару часов Амелл пришел в себя. Его все еще немного шатало. Неясно от чего. То ли от слишком большой дозы лириума, что долгое время делился с подземным источником своей токсичной силой, совершенно безвредной для гномов и «обычного» человека и в большом количестве фатальной для магов, то ли от банальной усталости. Из тех целебных трав, которые нам услужливо преподнес Адрик, Морриган сделала припарку. Как женщина, всю жизнь проведшая вдали от цивилизованного общества, как бы грубо это не звучало, ведьма отлично разбиралась в различных припарках и мазях травяного, болотного происхождения. Оторвав от полов мантии мага кусок ткани, брюнетка завернула в него мелко растертую смесь, прогрев ее над пламенем огня. Горячий компресс лег на влажный лоб Дайлена, вытягивая хворь. А я в который раз поблагодарила Создателя за то, что тогда, в Диких Землях, Морриган пошла с нами, даже против своей воли. Если бы не она... не знаю, чтобы сейчас было с Амеллом. И представлять совершенно не хотелось.

— Спасибо, — прошептал горе-целитель, благодарно смотря на ведьму.

— Дуракам везет, — отозвалась она. — Не стоит тянуть в рот всякую гадость.

Скромный, сооруженный на быструю руку, привал чуть в стороне от моста, меж стен порушившихся зданий, стал для нас неплохим местом отдыха и раздумий. В голубоватом свете минералов, крупными жилами произрастающих у свода пещеры, мне наконец-то удалось в полной мере рассмотреть каждого из своих спутников. Изучить их движения, их мелкие привычки. К примеру, Огрен, привалившись спиной к камню, все время бросал на нас острожные взгляды, периодически клонясь куда-то вбок. Стоит предположить, что во фляге, висевшей на его широком поясе, была далеко не вода. И уж точно не кислятина в виде вина. Только эль. Крепкий, гномий эль, выдержанный на сере. Гадость. В свою очередь Стэн, молчаливый как всегда, статуей, практически без движений, сидел по другую сторону от гнома, задумчиво скользя пальцами по лезвию оружия. Все время. Не двигаясь. Это пугало. Лишь только однажды брови его нахмурились, примкнув к переносице, когда где-то вдалеке до нас эхом донесся чей-то пронзительный визг.

Лелиана. Это отдельный разговор. С ухода их Лотеринга мы с ней мало общались. Я не спешила начинать разговор, она не торопилась меня беспокоить. Помню, раньше наши отношения были куда теплее. Мы много говорили, преимущественно о церкви, иногда она рассказывал мне об Орлее, и о прочих местах, где побывала. Я не верила. Не хотелось думать, что ради служения Создателю, что, конечно же, важно, но... она бросила путешествия, забыла приключения. Сейчас я понимала почему, но все равно был какой-то осадок. Лелиана никогда не договаривала. Всегда, в любой повести, оставалась интрига. Тайна, скрывающаяся где-то в глубине ее сердца. С опаской смотря на Морриган первое время, церковница сегодня, отчего-то, изменила этот взгляд. В нем появился интерес. И немного благодарности, когда взор серых глаз перескочил с лица ведьмы на тяжело дышащего Амелла. Возможно как-нибудь, чуть позже, я решусь и заведу разговор. Молчание угнетало. Но пока...

Алистер. Тут все тоже было сложно. Впервые за долгое время у меня была пар минут, чтобы все толком обдумать. В первую очередь: друг или враг? Склоняясь к другу, я бросала на мужчину, который, откинув голову и прикрыв глаза, дремал, или делал вид, что дремлет, косые взгляды. Отчего он все время шел за мной по пятам? Пытался загладить вину? Или, дело было в чем-то ином, мне пока не известном? Простить, я его простила, это факт. Решила, что не стоит мучить Стража своими глупыми заскоками. Ведь, как бы там ни было, человек — тварь свободная, а свобода неосознанно подразумевает под собой свою собственную точку зрения. Это как с оружием. Я предпочитала ножи, оттого что они легки и маневренны, Алистер щит и меч, чтобы иметь шанс обороняться. Ничего личного. Просто холодный расчет. И все же... что-то было не так. Он мне доверился. Тогда, у Редклифа. Внебрачный сын короля, прямой наследник престола, а ведь в действительности просто бедный ребенок, которого судьба безжалостно швырнула из храмовника в Серые Стражи, обрекая на жизнь, которая непременно закончится шепотом Зова в колющих висках. Честный, благородный, храбрый. В такого и влюбиться можно, если вовремя не одуматься.

В задумчивости закусив губу, я подняла взгляд с рук блондина, сложенным на согнутом колене в замок, на лицо, и встретилась с удивленным взглядом медовых глаз. Вздрогнув, отвернулась. В эту минуту, шумно выдохнув, Амелл пришел в себя. Время привала закончилось. Нужно было двигаться дальше.

Шипение. Уже какое-то время, глухо ворча, эхо тоннеля предупреждало нас о грядущей опасности. Успокаивало только то, что последние несколько миль движения не комкала влажная от жары рубаха, так как вот уже три поворота, а это целая тысяча шагов, были пройдены в привычном, чуть дышащем прохладой, воздухе. Камень стен больше не грел рук, а с лица не капал липкий грязный пот. Если присмотреться к мраку, гостеприимно расступающемуся пред нами, то можно заметить блеск красных глаз, исчезающих где-то в расщелине бесконечного потолка. Это пугало. Мысль, что в любую минуту на голову рухнет кто-нибудь большой и ядовитый, и, брызжа паутиной, утащит тебя в свое гнездо, радостно высасывая из тебя капли соленой крови. Всю, без остатка.

— Что-то грядет, — произнес Дайлен.

Маг шел, закинув руку на плечо брата. Он был еще слаб. Но это не повод бросать друга на произвол судьбы. Только не Амелла. Да и никого из нашего отряда. Ведь нам еще предстояло столько сделать. Найти Бранку, вернуться с ней в Орзаммар, отдать распоряжения новому королю и, пересекая весь Ферелден, двинуться на восток, к эльфам. Кто знает, может и они нам не дадут заскучать, вновь заставив решать какие-то свои междоусобные проблемы. Ведь Серые Стражи — всесильный, терпимый народ. Мор — мелочь, тьфу на него, а вот злобный дух леса, что пожирает эльфийских младенцев, уже что-то. Куда ж ему до ужасного дракона-архидемона, верно? Займемся-ка мы духом. И на порождения тьмы плевать. Пусть плодятся... что-то я становлюсь слишком жестокой. Пора заканчивать и брать себя в руки.

— Парой букашек меня не напугать, — отшутился брат.

Тоннель вывел нас к просторной пещере, которая начиналась длинным мостом над голубоватой рекой. Медленно пересекая каменную дугу, мы замерли у ее подножия, и, не мешкая, схватились за мечи. Теперь были ясны причины шипения. Это пауки бежали из хода, заслышав нас, чтобы теперь, собравшись кучей, нанести решающий удар. Сердце мое, йокнув, ушло в пятки. Шесть с половиной, целитель до сих пор был немного не в себе, и собака, против трех десяткой, стреляющий липкой паутиной, тварей. Нужен был план. Что-нибудь умное, юркое, что смогло бы как-нибудь сгладить наш довольно большой недостаток — частичную недееспособность Амелла. Выставив вперед собой посох и преградив им дорогу Оуэну, который уже, было, вышел вперед, Морриган повернулась к нему, усмехнувшись.

— Стойте на месте. Не двигайтесь. По возможности — не дышите, — произнесла она, роняя деревянную палку, которая, ударившись о камень моста, скатилась на камнезем берега.

В секунду, обратившуюся в вечность, ведьма с разбега прыгнула на пещерных хищников, в воздухе перекинувшись в крупное, в три раза больше глубинных тварей, восьминогое создание. Две пары коричневато-желтых глаз брюнетки воззрились на кучу противников, которые, невольно отползая назад, с благоговением на нее смотрели. Громкий, эхом ударившийся о стены высокой пещеры, клич, больше походящий на приказ или угрозу, ядовитый, режущий слух, — он поверг добрую половину пауков в ужас и они, не решаясь напасть, уползли в свои норы. Остальные, вздумавшие испытать судьбу, ринулись на ведьму. Кто не угодил в клешни Морриган, попал под горячую руку Алистера, Стэна и Огрена. Яростно взметая мечи, мужчины ловко разделывались с растерянными тварями. Чуть отойдя от пыла сражения, брюнетка, все еще в облике паука, провела нас сквозь пещеру, своим видом отпугивая особенно трусливых ползунов, как их назвал бы Рук. Пройдя с полмили по узкому тоннелю, окутанная мраком, ведьма вновь стала сама собой, резво выхватив из руки Оуэна свой посох.

— Я покорен! — шутливым тоном восхитился брат. — А ты только в пауков обращаешься?

— Не стоит благодарности, — фыркнула магесса, отвернувшись. Но мне почудилось, что губ ее коснулась едва заметная улыбка.

Куда теперь мы шли — мы не знали. Оказавшись на развилке, выбрали тот путь, что был левее. Через пару часов тоннель, сделав крюк, уперся в завал. Ничего другого не оставалось, как развернуться и, спотыкаясь во мраке, смочив горло ценнейшими каплями воды, двинуть в обратном направлении. Потерянное время немного убавило пыла и подпортило общий боевой настрой. Мы устали, мы выдохлись. Но нас еще не съели, и этот факт очень грел душу. Буквально доползя до злосчастного трехдорожья, ринулись в правый рукав.

Что сейчас творилось на поверхности? Каким было небо? Черным, усыпанным звездами, или голубым, с полосами белых облаков, размазанных по полотну? Сколько времени мы здесь проторчали? День? Два? Говоря о часах, я лгу сама себе, в уме уменьшая пугающие слух значения. Углы четверки превращаются в зигзаг двойки, а бесконечность восьмерки — в изогнутый ковш пяти. Самообман помогает выжить. Он не давит мертвым грузом на душу, снимая с нее лишний балласт, он успокаивает разум.

Сильный поток теплого воздуха ударил в лицо, принеся с собой дикий шум. За поворотом овал тоннеля зарделся красной тенью. Кажется, пути назад уже не было.