Немного другая легенда (джен)

— Я просто спрошу. А вы ответите, если будет что сказать. Гном? — замерев у края глубокой, сродни орзаммаркой лавовой реке, расщелины, Оуэн с опаской наклонил голову, смотря в ее недра.

— А? — отозвался Огрен, не удержавшись от любопытна и тоже заглянувший в ров.

— Скажи... ты когда-нибудь думал о том, чтобы покончить жизнь самоубийством?

Опешив, рыжий воин открыл рот и тут же его захлопнул, не зная, что ответить.

— Вот и я не думал... — себе под нос пробубнил брат. — Но лучше оно... чем это!

Взметнув черные жилистые крылья, из пропасти, сильным потоком ветра оттолкнув нас назад и повалив на землю, вырвалось темное, покрытое чешуей тело. Описав в воздухе восьмерку, существо, поджав под себя когтистые лапы, уселось на широкий изогнутый мост, находящийся чуть дальше и соединяющий собой два берега, на дальнем из которых, стеной огромных металлических ворот, высился фасад одинокой, давно захваченной гномьей крепости. Вытянутая морда дракона, с торчащими из пасти и чуть загнутыми к подбородку острыми клыками, немного покачнулась, внимательно изучая своих приспешников, нескончаемой темно-красной вереницей плетущихся внизу, на самом дне трещины. У меня возникло чувство... словно это уже было. Словно, я такое уже где-то видела. Ярко, явственно, вплоть до пальцев ветра, ерошивших мои, собранные в неплотный хвост, волосы.

Рык. Громогласный, пугающий выкрик сотряс стены пещеры, и порождения тьмы гордо и визгливо отозвались, эхом размазав свои голоса по стенам каменных чертогов. Шквал лилово-синего пламени, завораживая взор своей неестественной палитрой, вырвался из пасти величественного ящера, и растаял, горячим облаком опустившись на головы его благодарных воинов, толпящихся внизу. Секунда, и чудовище взмыло ввысь, едва не зацепив каменные сосульки, что украшали свод пещеры, и, рассекая потоки воздуха, умчалось вдаль, туда, где подземелье, расширяя свои границы, терялось в вышине, жерлом вулкана вырываясь наружу.

Едва дракон исчез из поля зрения, как по мосту, от ворот, волной хлынул отряд двуногих тварей. Вскинувши мечи и умело пользуясь арбалетами, порождения количеством давили группу гномов-воинов в прочных черных доспехах. Казалось, бесстрашию бородатых легионеров не было придела.

— Надо им помочь, — помогая мне подняться и выхватывая меч из ножен, заявил Оуэн.

Металл пел. Снова. Так знакомо и так пугающе. Со свистом рвал чужую кожу, с брызгами вырываясь из кровоточащих черной гущей ран, ребром дробил кости, натирая на руках неприятные подушечки мозолей. Острый наконечник вражеской стрелы с хлюпом врезался мне в плечо, чуть выше локтя. Мышцы напряглись, дрогнув, и из онемевших пальцев со звоном выпал нож, теряясь где-то под ногами. Отскок, еще один, еще, до тех пор, пока я не врезалась спиной в борт моста. Гримаса боли и недовольства на лице. Глаза в волнении бегают из стороны в сторону, ища выход. Я касаюсь рукой стрелы и обламываю древко, с силой сжав зубы. Все, лишь бы не закричать от боли. Секунда промедления и острие вываливается из отверстия, а рана медленно, буквально на глаза, затягивается, оставив только рваную дырку в коже брони. Рассредоточенный взгляд захватывает край синей мании, что проскочил мимо, и шапку рыжих волос. Наскоро подобрав с гранита какой-то чужой, чуть более тяжелый, чем хотелось бы, короткий меч, я, вновь полная сил, бросаюсь в гущу сражения.

Порождения тьмы не ожидали такого отпора. Их арбалеты с треском ломались, а черепа с хрустом трещали, катясь по, изрисованному багрово-черной кровью, мосту. Мы помогли отстоять рубеж, так вовремя придя на подмогу, и гномы были нам за это благодарны.

Легион Мертвых — знаменитое воинское подразделение, подчиняющееся напрямую королю. Их воспевают и их же опасаются. Грубая кожа их лиц изрисована мрачными татуировками, а единственно возможный исход их жизни — доблестная смерть на Глубинных тропах под волнительный скрежет стальных мечей и шепот смерти, что бродит за спиной, норовя всадить отравленный клинок меж лопаток.

— Серый Страж? — протягивая брату руку, поинтересовался один из легионеров. По тому, как на него смотрели все прочие, он без сомнения был командиром. — Кардол.

— Будем знакомы. Давно вы здесь?

— Всегда, Страж, — усмехнулся гном. — Такова служба. Но к крепости подобрались только с неделю назад, когда орды нечисти нахлынули. Новый Мор?

— Да.

— Так и знал. Между вашими Морами порождения тьмы заполняют наши тоннели. Но последнее время их стало слишком много и тут, и, как мне кажется, там, под небом.

— Мы ищем Бранку, — встрял в разговор Огрен. — И Наковальню Пустоты. Слышал что об этом?

— Точно так же, как пылеглоты слышали об уважении,— хмыкнул низкорослый командир. — Если Наковальня и есть, то для меня она ничего не значит. Равно, как и сгинувшая Совершенная. Но если ты, Страж, и твои воины разыщут кого из покойников или раскопают прах Наковальни, можете заодно и попытать счастье в поиске неиссякаемой жилы лириума.

— Это последний рубеж, верно? — спросил гнома Алистер. — В том смысле, что дорога ведет только прямо, за крепость?

— Верно. Дальше нашей линии обороны Порождения убивают все живое.

— Но почему вы ее еще не отбили? — удивился Дайлен, буквально сорвав вопрос с моих губ.

— Без прямого приказ короля я не могу позволить своим воинам отправиться штурмом на мертвый город, — ответил легионер.

— Мы поможем. Во всяком случае, с вами или без, но нам нужно двигаться дальше. Упустите шанс? — вскинув бровь, поинтересовался Оуэн.

— Наиглупейшее занятие — бегать по черноте в поисках гниющих останков, — подумав немного, ответил татуированный гном. — Но хребет у тебя крепкий, Страж, это я готов признать. Ума немного, однако, боевой сноровки хоть отбавляй. Сработаемся.

В детстве, когда мы с Оуэном долго не могли уснуть, мама рассказывала нам сказки. В тех историях, выдуманных ею, Добро всегда и везде побеждало Зло, или же его меняло, заставляя одуматься. В тех сказках были сражения и хороший, романтический конец. Как правило, последнее брата не слишком волновало и он, отвернувшись на бок и накрыв голову подушкой, засыпал. А я слушала и смущалась. И улыбалась, когда мама напоследок целовала меня в макушку. Сейчас, став старше, я до сих пор ей верю. Мама была права. Добро должно побеждать. Потому что от него слишком многое зависит. Слишком многие. Вот только не всегда можно переубедить Зло. Иногда оно не идет на переговоры или просто-напросто не умеет говорить. Тогда, набравшись мужества и переборов страхи, нужно его убить. Хладнокровно и беспристрастно, не оборачиваясь на горы трупов, что сотворила твоя рука. Мне кажется, мама бы нас поняла. Если нет, то простила бы. А может... я просто снова тешу себя самообманом. И Зло — это мы.

Пересекая мост, я задумчиво смотрела себе под ноги, вслушиваясь в крики, что раздавались со дна рва. Сколько их там? Миллионы? Один их вид, красной рекой растянувшийся по дну пропасти, вызывал дрожь. Что же будет, когда придет час сражения? Что будет, когда молоденькие, не повидавшие боя, воины, увидят эту армию, возникшую на горизонте? Мне кажется, они сбегут. Я бы тоже сбежала. Раньше. Но не сейчас. Сейчас от меня, от нас, слишком многое зависело. Сейчас в моих жилах течет скверна, мешаясь с алой кровью. Сейчас мои виски нервно покалывают, еще сильнее обостряя слух и нервы. Я чувствую их. И мне дурно. Рука до сих пор болит — недавняя рана дает о себе знать. Или мне так только кажется.

Гигантские ворота крепости уже долгие годы были наглухо запечатаны, с того самого дня, как порождениям удалось отвоевать форт. Но был другой вход, что неудивительно. Прямо и налево, прогрызая камень, обступивший гранит стены с двух сторон и зажавший твердыню в свои мертвые тиски. Весь тоннель, от пола до свода, был вымазан странной смесью масла и грязи. Пахло здесь тоже, сказать честно, не лучшим образом.

Примерно на середине пути навстречу нам выскочила кучка гарлоков. Внезапно замерев, они в визгом бросились на нас, но проиграли, пав от рук доблестных легионеров, и от наших. Теперь, в таком количестве, мы вполне походили на небольшую армию. И имя «смертники» носили вполне обосновано. Ведь нет ничего страшнее воинов Легиона Мертвых — их бой, любой их бой, пропитан яростью и пылом, ведь им нечего терять. Выход лишь один: вперед ногами, под тихий шепот погребальной песни.

— Я думал, форт давно уже в пыль стерло, — задумчиво произнес Огрен, осматривая зал, к которому нас вывел ход.

— Это место пропитано славой, — прошептал Кардол. — Когда крепость захватили, не выжил почти никто.

— Почему слава... скорее смерть? — заметила Лелиана.

— Слава и есть смерть. Она приходит с покоем, — коротко отозвался гном.

Нас ждали. Видно тот крик, что издавали твари в тоннеле, был не сколь боевым, сколь предупредительным. Они стеклись с двух сторон, подобно ручейкам, бегущих к руслу полноводной реки. Стоя у обрушившейся полосы моста, которая должна была пересекаться с другой его частью, мы невольно отвлеклись, рассчитывая свой обходной маршрут, и едва не оказались застаны врасплох. Генлоки. Десятка три. Лучники и воины, укрытые щитами. Обозленные, что мы вторглись в их обитель. Рядовые легионеры, не растерявшись, бросились на врага. Их было семеро, осталось только пять. Не все сказки имеют счастливый конец.

Честно говоря, я ожидала, что в форте врагов будет много. Но не думала, что настолько. Уже во втором зале, минуя извитой коридор, где стены так же были вымазаны чем-то маслянистым, вызывая отвращение, нас встретил эмиссар. В сопровождении дюжины низкорослых юрких созданий с зеленоватой кожей. Наученная горьким опытом, я ринулась к магу, но была сбита с ног изворотливой подножкой. Не думала, если честно, что порождения размениваются по мелочам. Как бы там ни было, но месть моя была страшна. Перехватив рукоять ножей так, что теперь они лезвиями были направлены ко мне, я бросилась на врага.

Уверенные движения, удары, стойка. Когда-то давно, словно в другой жизни, я обожала бить кулаками напичканный соломой мешок, что валялся у нас за домом. Затем в руках появились ножи и теперь сила, которую я прикладывала, с ненавистью смотря на бедного, мною выдуманного врага, стала еще страшнее. По вечерам я, задумчиво закусив губу, латала раны своего противника, а днем, в обед, вновь их наносила. С яростью и злобой. Не знала, что делать и как быть. Ведь тогда умерла мама. Так я вымещала свой гнев. Оуэн разбивал руки в кровь, а я вспарывала мешок с соломой. Теперь этими мешками стали порождения. Только их раны мне было не к чему лечить длинной иглой и мотком ниток.

Толчок щита Алистера сбил эмиссара с ног. Вовремя подскочив, я с силой вонзила в глазницы мага лезвия клинков. Финальная судорога и враг повержен. Откинув с лица выскользнувший из ленты длинный локон, я вздохнула и обернулась. Теперь дело не составит труда. Так и случилось. Без жертв, лишь только отделавшись парой увечий, которые Дайлен спешно вылечил, пока в раны не успела попасть какая-нибудь зараза, легионеры бодро вскочили на ноги, готовые к дальнейшему штурму.

— Держи ножи так, как в этот раз. Так ты двигаешься свободнее и проворнее, — подойдя ко мне, негромко посоветовала Лелиана.

— Спасибо, — неуверенно отозвалась я.

Мы проходили вытянутую комнату, где в выемках в стене стояли саркофаги. Расписной камень был плотно укрыт гранитной плитой, а рядом с каждым из захоронений лежала почерневшая от времени табличка с неразборчивой, совершенно не читаемой надписью. Удивительно, но на стенах здесь висели факелы. Неужели порождения тьмы все же умнее, чем мне казалось?

— Ты следила за мной? — поинтересовалась я, тут же прикусив язык. Фигурально выражаясь.

— Нет, — церковница улыбнулась. — Просто заметила. Боковым зрением.

Я не знала, что еще сказать. Совершенно. Потому вновь умолкла. С силой толкнув дверь усыпальницы, Оуэн и Кардол вывели нас к мосту. Тому самому, что некогда был частью перекрестка. Как жаль что время его не пощадило: можно было в половину сократить путь через крепость.

Следующая комната, через которую мы проходили, тоже была полна саркофагов. И больше никого. Где же враги? Где крик и шорох шагов?

— Многие воины отдали здесь свои жизни, — пространственно произнес татуированный гном-командир.

Щелчок. У стены сработал механизм ловушки и бочки с порохом, стоящие за поворотом сужающегося прохода, вспыхнув, взорвались. Ударная волна отшвырнула меня к одному из саркофагов. Ударившись затылком о камень, который на деле оказался гравированным металлом, я потеряла сознание.

В темноте и тишине Ничего начинаешь думать о жизни. О том, что совершаешь, и к каким последствиям это ведет. О смерти я не думала. Просто не хотела. Надеялась, что это не конец. Каждый день надеялась, каждый миг. Паря в невесомости, водила рукой в воздухе, пытаясь почувствовать пальцы. Но, то ли у меня их не было, то ли я ничем и не водило... в общем, в распахнутых глазах рябила чернота. И только. Густая. Если бы я могла, я бы потрогала ее на ощупь, вырвав и зажав в кулаке. Но ощущений не было. Так же как и распахнутых глаз. Была лишь я, потерянная в своих грезах. Та я, которая слабо дыша и наклонив голову, беспомощно сидела у стенки саркофага в гномьей усыпальнице, погребенной под ужасающей толщей камня и земли.

— ...ва? Е... ва? Ева? Ты меня слышишь? — осторожные шлепки холодных ладоней по щекам. Морщась, я попыталась разомкнуть веки. Картинка расплывалась. Голова нещадно болела. Губ коснулось что-то терпкое, и я вновь поморщилась, отведя лицо. — Не вредничай, пей, — продолжил настаивать голос, вливая мне в горло остатки какой-то жидкости. Через минуту мир вернул себе знакомые очертания, а боль немного утихла. Хватаясь рукой за камень стены, я поднялась на ноги.

Пытаясь унять приступ кашля, чуть в стороне, привалившись спиной к граниту, стоял Оуэн. Держа руку на броне, чуть ниже шеи, он задумчиво смотрел в пол. Шумно выдохнув, выпрямился, обернувшись на меня, грустно улыбнулся и направился в сторону оставшихся легионеров, которые, столпившись у завала, пытались расчистить дорогу. А я направилась к Дайлену.

— Кто-то пострадал?

— Ты, Оуэн и... командир... шли впереди. Вас сильнее всего задело. У твоего брата вывих случился, но Стэн вправил. А остальное я залечил. Насчет гнома... Он все еще там, — маг кивнул на плиты, что кучей закрывали проход. — Я не знаю. Кажется, легионерам не стоит за нами идти. Мы притягиваем смерть.

— Они хотят смерти, глупый, — довольно цинично отозвалась Морриган. — Только так из этого пекла можно выбраться.

Ведьма была права. Легионеры желали его — конца. Неосознанно, против своей воли и инстинкта самосохранения. Напрочь ломая все каноны. И все же, они все еще дышали. Шумно, тяжело, иногда рвано, но дышали. Сжимали в руках мечи, хмурили татуированные лица и дрались.

Младший говорил мне про Зов. Про то, что Стражи уходят на Глубинные тропы, когда в голове звучит песня, уходят сюда чтобы умереть и захватить с собой в могилу как можно больше нечисти. А Легион? Ведь они постоянно, день изо дня сражаются в этих пещерах, изнывая от жары и жажды. В чем разница? Только лишь в песне? Мне думается, они даже сильнее нас. Меня, Оуэна и Алистера. Мы юны и неопытны, в наши руки, по воле случая, попали договоры, которыми мы должны распорядиться во благо всех. А затем мы уйдем со сцены, навечно окутанные величием героем. А что же станет с этими гномами? Ничего. Они просто будут. В тени. Сражаясь за чужие жизни, стараясь уберечь свои. Никем не узнанные и не названные Серые Стражи, даже в мирные дни, когда на поверхность не вырываются твари, а душа Древнего бога мирно дремлет в одной из замурованных пещер, сражающиеся за то, чтобы покой продлился чуточку подольше.

— В первый день они пришли, всех с собою унесли...

Я обернулась. Мне показалось, что я слышала где-то женский голос. Но зал был пуст: кроме нас и легионеров здесь никого не было. Живого. Уже никого.

— В день второй они напали и кого-то пожевали...

Мне стало не по себе. Хмуря брови, я еще раз быстрым взглядом окинула усыпальницу, зацепившись глазами за поворот. Зал сужался дважды. На входе и на выходе. Однако про выход мы вряд ли уже что-то узнаем в ближайшее время.

— В третий день, явившись в гости, доглодали наши кости...

Неуверенно коснувшись плеча Амелла, который внимательно следил за работой легионеров и части нашего отряда, я его отвлекла, неуверенно и тихо поинтересовавшись:

— Ты слышишь эту песню?

— Какую песню? — не понял целитель. — Это, наверное, побочное действие зелья. Не волнуйся. Скоро пройдет.

— В день четвёртый мы их ждали и от страха умирали...

Я дернулась, как от укуса змеи. Если таков побочный эффект... то лучше сразу отсеките мне голову. Потому что рассказ, женским голосом шепчущий у меня в голове, вызывал лишь боль и отвращение.

— В пятый день к нам заглянули и девчонку умыкнули...

Шумно откашлявшись, я, закусив губу и еще раз глянув на своих соратников, побрела в сторону зигзага коридора, что не так давно привел нас в этот мавзолей.

— В день шестой девчонки крик прямо в душу нам проник....

Пальцы скользили по холодному камню стены, замерев на углу. Сглотнув, я наклонила голову, изучающе заглянув в короткий пещерный проход.

— В день седьмой ей через рот рвотой вспучили живот...

Эхо, отскакивая от стен, донесло до меня тон, произнесенной с горечью, фразы. Кажется... зелье не свело меня с ума. А всего навсего немного обострило слух.

— В день восьмой тварье игралось, над девчонкой издевалось...

Кого могла постичь такая участь? Неужели порождения тьмы научились говорить? Неужели среди них были особи женского пола? И почему... почему «она» не вышла из укрытия раньше, когда мы только шли в усыпальницу? «Она» то наверняка знала о ловушке. Но кто эта «Она»?

— В день девятый девка злобно стала жрать себе подобных...

Голос незнакомки не дрогнул. Выйдя из-за поворота, я замерла в проеме, широкими глазами смотря на скрючившуюся, с изрисованным скверными пятнали лицом, гномиху. Она подняла на меня взгляд отекших красных глаз, и усмехнулась. Пугающе, страшно. Оголив вспухшие десна и чуть прикусив темнеющей грядой зубов кончик языка.

— Вот она пирует сладко и готовится стать маткой.

Шепот последней фразы... проник в самую душу, комом осев в горле. Я не знала что сказать. Если это... все это... весь этот немудреный, пропитанный страданиями и болью, стих... если он был правдой... что тут можно сказать? Сочувствие — ложь. Оно только сильнее ранит. А эту женщину... уже некуда было бить. Кровь из ран и скорое приближение смерти принесли бы ей только покой. И забвение. Жалела ли я ее? Да. Но сказать это... значило бы ударить еще раз. Больнее. Я на такое была не способна. Мне так казалось.

— Ева? — обернувшись, я увидела Оуэна. Он быстро ко мне приближался, вывернув из-за поворота.

— Ты тоже ее слышал? — спросила я.

— Кого?

Я окинула брата удивленно-недоумевающим взглядом и рукой указала в сторону гномихи. В его глазах все так же читался немой вопрос. Переведя взгляд на плиту, у которой стояла некогда Она, я поняла, что объект моих поисков бесследно исчез, будто растворившись.

— Удалось расчистить ход. Но... Кардола мы не нашли... — произнес младший, осторожно прикоснувшись рукой к моему подбородку и заглядывая в глаза. — Что не так? Ты в порядке?

— Я... я не знаю.

Кажется, я медленно, но верно сходила с ума.