Путем чужого пророчества (гет)

Сделав такое смелое заявление, он просто замолчал, глядя на меня весьма довольным взглядом с лукавым прищуром.

— И все же, как вы планируете с нами поступить? — игнорируя его слова, упрямо спросила я. Неизвестность пугала еще больше озвученной участи.

— Это от тебя зависит, — с намеком ответил он. — Сумеешь меня развлечь, может, тогда и отпущу.

Похолодела и бросила на похитителя растерянный взгляд. Надругательство страшило больше смерти. Хотя в данный момент он не был похож на мужчину, желающего женщину и способного на насилие. Скорее, неестественная бледность и испарина говорили, что раны доставляют ему хлопот. Это немного успокаивало. Конечно, знай я, что он адекватен, могла бы с ним переспать и продолжить жить дальше, но стоит ли, если нет гарантии, что в живых оставят? Похоже, моя участь была решена, и он просто глумился. Вспомнила Сева, Эйлин и семью, которую больше никогда не увижу. Стало тоскливо — умирать решительно не хотелось, а потом накатила злость. Роль жертвы определенно не мое амплуа.

— С удовольствием бы вас развлекла да случайно балалайку и кокошник дома забыла, память, знаете ли, девичья. И дрессированный медведь где-то по дороге затерялся, — не жалея яду, нагло ответила ему, наступив на горло страху. Подумала, что он все равно нас живыми не выпустит, раз его лицо видела и опознать смогу. Так что, чем унижение, так уж лучше смерть, легкая и быстрая, как он храбрецам обещал, а такой мужик должен слово держать.

— Вот как. Кокошник, говоришь? — тягуче процедил он и прищурился. — А ты, гляжу, за словами не следишь, девчуля.

— А вы что хотели? — вскинулась, обжигая его злым взглядом. — Я вам не гулящая девка, чтобы такое предлагать.

— Так я романсы имел в виду, — ответил он, сделав вид, что удивлен, и гнусно ухмыльнулся, — но, если дама настаивает…

— Какие романсы? — вконец растерялась я, потеряв свой пыл. — Вы о чем?

— Да тетушка писала, что голос у тебя хороший и исполнение душевное. А я, веришь, сто лет русской речи не слыхал. Мы все равно тут надолго застряли, еще часа три ждать, пока купол сокрытия не развеется.

— Так вы правда нас отпустите? — с надеждой переспросила я, не в силах поверить. — И не убьете?

— Я, девчуля, детей не убиваю, если только по приказу, — осклабился он, — а на вас приказа не поступало. Так что живите пока.

— А зачем вы тогда за нами гнались, да еще к себе заманили? — удивилась, все еще не веря.

— Так меня сначала твой купол заинтересовал, — просто ответил он и слегка поморщился, незаметно огладив бок. — Хотел узнать, как долго ты его удержать сможешь. Да и наши его ничем пробить не могли. А потом ты меня узнала, а я своих в этой аглицкой глуши давно не видал. Думал, может, знакомая, кто с родины. Баба красивая, в теле, да и возраст подходящий. Чего не приударить. Одиноко мне тут. Девки бледные, щуплые да снулые. Губы тонкие, злые, подожмут их как жопы куриные, не бабы, а мумии сушеные. А тут такая ведьма встретилась — сильная да красивая. Кто же знал, что все обман, и ты малолеткой сопливой окажешься.

— Тогда поклянитесь, — потребовала я, — поклянитесь, что не убьете и отпустите. А я… Я взамен вас вылечу. И спою… только позже, когда в себя немного приду. Обещаю.

— Я, девчуля, клясться не привык, как и кланяться, и каяться. Живу по-простому. Но слово мое крепкое дам. Как купол развеется, так и валите по-тихому. Веришь мне?

— У меня выбора нет, — ответила я, вздохнув и убирая щит. — Показывайте, что там у вас. Сначала дела, а потом песни.

Диагностика показала много чего, самое сложное на мой взгляд — три пулевых отверстия.

— Аппарировал неудачно, — усмехнулся Долохов и охнул под моим удивленным взглядом, когда я решительно ощупала бок. — На волчью облаву нарвался. А как оказалось, серебряные зачарованные пули не только оборотней берут. Только зря стараешься — они в тело вживляются, и их оттуда только вырезать можно, вместе с куском плоти. Сможешь?

— Смогу, — вздрогнув от отвращения при этой мысли, ответила я, — только сначала по-своему попробую. Молчите и не мешайте, пожалуйста.

Он послушно затих, расслабился и, спокойно прищурившись, уставился мне в лицо. Под его пристальным взглядом хотелось поежиться. Думаю, захоти я его проклясть, он бы десять раз успел свернуть мне шею без всякой магии.

Через час все было кончено. Споила зелья, нанесла руны, направила магию и, нащупав пули, растворила и вытолкнула наружу. Они вытекли из раны, как жидкая ртуть, а на воздухе снова застыли бесформенным комком. Вот только раны не закрывались, что бы ни делала.

— Волчьи пули в себе экстракт аконита несут, — со знанием бросил Долохов. — Его яд на регенерацию влияет и не дает ранам закрываться. Оборотни, те сразу дохнут от болевого шока — он им плоть словно кислотой разъедает. А у людей просто отравление происходит, и раны не заживают, пока вся отрава из тела не выйдет. А ты думала? — ухмыльнулся он в ответ на мой полный ужаса взгляд. — Ликвидаторы темных тварей один раз ошибаются или потом остаток жизни на луну воют. Ничего, ты дыры залей пока чем-нибудь да замотай. Чай к завтрему не сдохну, а там отрава выйдет, и меня наши подлатают.

— Ну уж нет, — решительно не согласилась я. — Это опасно, может воспаление начаться и заражение. Да и зачем ждать, когда у меня вытяжка безоара есть? Я же просто с таким раньше не сталкивалась и не знала, в чем дело.

Споила ему нейтрализатор и чарами затянула раны. Потом щедро влила магии и намазала свежие рубцы мазью. После чего устало осела рядом, привалившись к стене и прикрыв глаза.

— Молодчина, девчуля, — открыто улыбнулся он, ощупывая бок. — С семидесятого таким здоровым себя не чувствовал. Слышь, а если твоей мазилкой другое что натереть, оно тоже помолодеет, как думаешь? — задумчиво выдал он, подойдя к окну и разглядывая розоватую кожу на бывших шрамах. — Ты мне крема своего отложи чуток, я кузине подарю. Она у меня вдовая, да с двумя детьми. Помыкалась по жизни, бедолага, сорока нет, а выглядит будто старуха последняя. Может, еще замуж пристрою.

— Ладно, — кивнула я, — мне не жалко. Только вы с подруги моей заклятье свое снимите, пожалуйста, а то я в темных проклятьях не разбираюсь и не могу помочь.

— Так я ее оглушающим только приложил, — удивленно ответил он. — Говорю же, убивать приказа не было, только за молодняком присмотреть. Ты, малая, есть, поди, хочешь? — внезапно спросил он.

— Пожалуй, — ответила я, прислушавшись к своим ощущениям, — и умыться, если можно.

— Вторая дверь справа по коридору, — ответил он, шаря в старинном буфете.

Пока шла, осматривалась. Настоящая русская изба. Узкие двойные оконца, низкие потолки. И мебель стародавняя, массивная, пузатая и с резьбой, как в фильмах исторических в домах у купцов. Даже садовый рукомойник с тазом и сливным ведром под тумбочкой. Ладно хоть унитаз нормальный, а не дырка в полу. Правда, все на магии работает, вода в рукомойнике не убывает, из ведра сразу пропадает. И, что странно, везде пылища с палец толщиной. Похоже, хозяин этих хором тут и не жил вовсе.

Когда вернулась, на столе ждал допотопный медный чайник, пара пыльных банок с вареньем, связка баранок и плошка с медом. Хозяин как раз доставал из буфета большой круглый черный хлеб, завернутый в полотенце, и копченую грудинку в промасленной бумаге. Запах шел одуряющий, и я только сейчас поняла, как проголодалась.

— Садись к столу, — заметив меня, кивнул он, споро нарезая мясо и хлеб на толстые ломти, — разносолов не держу, но с голоду не помрем.

Пока ела, думала, что не так с этим магом? Слишком странное смешение военной выправки, стати аристократа с говором и простотой дореволюционного мужика. Хотя, что я знаю о том времени, кроме как картинки из фильмов? Может, настоящие вояки такие и есть?

— Просьба у меня к тебе будет, деваха, — посерьезнев, сказал он, отставляя исходящую ароматным парком кружку, — племяшку мою посмотреть. Жалко девку, молодая еще, а столько горя узнала. Уже пятого младенца скидывает. Как третья луна на убыль идет, так и скидывает. А мне ой как наследник нужен. Сам то я, похоже, так бобылем и помру. Поможешь?

— Я, конечно, не против, — от неожиданности прокашлялась, — да только я не врач. Что я могу? Если только зелье какое сварить, да и то, пока мастера не получу, не рискну, пожалуй.

— Да ты только посмотри, а там как бог даст, — ответил он. — Если выйдет чего, должен буду, а нет, так не попрекну.

Пока хозяин дома убирал со стола, проверила Элис, накинула еще пару обнаруживающих чар и не нашла ничего серьезного. Вот только в себя она не приходила.

— Ну вот, а теперь время развлечений, — весело сказал Долохов, входя в комнату, усаживаясь в кресло и азартно похлопывая себя по ляжкам. — Извини, малая, пианин не держим, есть гитара.

— Я на гитаре не умею, — призналась, слегка смутившись и неловко выходя на середину комнаты. При этом чувствуя себя последней дурой.

— Тогда я сам тебе подыграю, — подорвался он, и из соседней комнаты донесся шум, грохот падения и тихие маты. Вернулся весьма довольный, весь в пыли. Зато с гитарой, украшенной грязным бантом и переводными колдо-картинками полуголых красоток, посылающих смачные воздушные поцелуи густо накрашенными красным губами.

— Вот, — радостно показал мне инструмент, — еле нашел, — после чего гордо уселся в кресло и пару раз довольно брякнул по струнам.

Два часа пробежали незаметно. Как ни странно, мне даже понравилось. Сначала, конечно, стеснялась да нервничала, помня, кто мой слушатель, а потом забылась, втянулась и понеслась.

Естественно, не весь репертуар устроил моего взыскательного зрителя. «Черный ворон» и «Не для меня придет весна» вогнали его в уныние. Сказал, что песни, конечно, душевные и в тему, но такое петь — беду кликать. А вот романсы ему зашли. Особенно «Не обещайте деве юной» и «Королевна» от «Мельницы» — пришлось петь на бис по три раза, под его хриплые подвывания. Просто диву с него давалась. Посмотришь — обычный домашний мужик, а секунда — убийственная сталь во взгляде и мгновенное ощущение опасности. Я это почувствовала, когда купол развеялся.

Подошла в перерыве к столу водички себе налить, и внезапно голос услышала — «приди… повинуйся… убей». — Тихое шипение, как змеиное. Словно холодная гадюка возле самого уха ползает. От неожиданности чуть стакан не выронила, вздрогнула, огляделась, отыскивая источник звука, и наткнулась на пронзительный прищуренный взгляд хозяина.

— Э… Да ты девчуля с сюрпризом, как я погляжу, — посерьезнев процедил он, словно мы еще пять минут назад не дурачились, пытаясь петь дуэтом.

— Не понимаю, о чем вы, — как можно безразличней ответила я, внутренне сжимаясь от страха.

— Ты тоже ее слышишь, — не спрашивая, а утверждая, резко ответил он. — Метку.

Долохов закатал рукав и показал предплечье. На белой коже тошнотворно извивалась зеленая змея с короной из девяти рогов на голове, в которой я без труда опознала василиска, как его в книгах изображают. Она лениво перекатывая тело, двигалась, вползая и выползая из глазниц и между челюстей черепа. На метку из фильма была совсем не похожа.

— Купол пал, и она ожила, соединяясь с остальными. При вызове она чернеет и жжет, — торопливо частил он, словно в бреду, в то время как я с отчаянием думала, что теперь меня отсюда точно не выпустят. — Что она говорит, ты знаешь? — торопливо спросил он, выглядя при этом несколько неадекватно.

Видимо, когда связь активна, носители метки становятся агрессивнее и безумнее. Хотя, чему удивляться, когда она все время нашептывает им всякие гадости, даже если они их не слышат.

— Не знаю, сэр, — немного помолчав, ответила, молясь про себя, чтобы этот ответ его устроил, — я слышу только шипение.

— Я тоже его слышу, — жестко ответил он, пряча метку и сверкая безумием глаз, — и, похоже, только я один.

— Может, потому, что у нас русские корни? — осторожно ответила я. — Говорят, у русских другая магия, не как везде. Сильнее.

— Может, — разочарованно буркнул он и, слава богам, немного успокоился. — Присядь покуда.

Прошел до комода и достал из скрипучего ящика лист пергамента и перо.

— Теперь слушай, — серьезно сказал он, садясь напротив и придвигая предметы мне. Сверху пергамента добавил кулон на цепочке, снятый с шеи. — Это двойной пергамент и зачарованное перо для связи. А кулон — ключ в это место. В ближайшую неделю буду занят, а на той неделе спишемся. Бывай, малая, да береги себя.

— И все? — удивилась я, вставая с места. — Даже клятву не возьмете? Я же вас видела.

— А чего мне бояться? — осклабился он и тоже поднялся. — Все под одним небом ходим, рано или поздно все равно свидимся. Да и на мне, девчуля, столько крови, что один твой голосок в ней малой каплей утонет, и то, меня еще изловить нужно. Дом зачарован, пропустит только того, кому ключ добровольно даден. Про племяшку тебя не неволю, тут твоя воля правит — такие дела добровольно делаются. Нет так нет, обиду держать не стану.

— Почему, я согласна помочь, но пообещайте мне безопасность в вашем доме.

— Само собой, — кивнул он и посерьезнел. Внезапно сделал пару шагов в мою сторону, сильно схватил за плечи, притянул к себе и внимательно вперился цепким взглядом. — И вот еще что. Подругу свою в Мунго не тащи, да и сама туда завтра не суйся, если жить хочешь.

— Как же так… Да вы, — задохнулась от ужаса, поняв о чем он говорит. — Зачем вы так со мной? Как я теперь жить буду? — заплакала я, молотя его кулаками в грудную клетку.

— Прежде чем ты истерить начнешь, послушай сюда, — спокойно, но холодно процедил он и не сильно, но ощутимо встряхнул. — Я тебя сегодня сто раз убить мог и даже не вспотел бы. Мог бы сделать так, что ты бы сама меня умоляла о смерти. Мог бы… Много чего мог бы, девчуля, что и говорить. Ты ведь не дурочка, сама понимаешь, а ты испугом и песенками отделалась. А еще мог бы Малфою тебя доставить. Он пятьсот золотых за твою поимку обещал. А чего ты думаешь Сивый возле твоего столика вынюхивал? Просто с мозгами у него не густо, что не скажешь о нюхе, потому до него не дошло, что ты под обороткой можешь быть. Да и она у тебя особая, поди, раз он ее не опознал.

— Что же тогда Малфою не сдали? — с горечью спросила я, вырываясь и отталкивая его. — Пятьсот золотых лишние?

— А я только Лорду подчиняюсь, — равнодушно ответил он, — и под Малфоем не хожу, чтобы по его поручениям бегать. Ты меня вылечила, девчуля, хотя не обязана была. Племяшку посмотреть обещала, сестру уважила — крем дала. А Антоха добро помнит. Но не обольщайся. Если на тебя заказ придет, из-под земли найду и приволоку. Или убью, коли прикажут. Без обид — я человек служивый. Одно обещать могу: если так случится, за добро твое смерть у тебя легкая и быстрая будет. Пока Повелитель тобой не заинтересуется — живи спокойно, может, и я когда чем подсоблю. А теперь ступай. Да помни про Антошку, когда захочешь кому на жизнь поплакаться.

Я молча кивнула, смаргивая слезы, прихватила вещи, взяла за руку Элис и аппарировала к дому Лонгботтомов.

Алиса после школы жила с женихом, правда, не в его маноре, а в принадлежащем семье небольшом доме, в одном из магических поселений на юге Англии. Дома ее не оказалось, и я, уложив ношу на веранду, послала ей в Аврорат Патронус. Через три минуты на крыльцо аппарировали она, Фрэнк и пара мракоборцев.

Под слезы, охи и объятия, отлевитировала Элис в гостевую спальню, после чего ответила властям на пару вопросов. Конечно, ничего не сказала. Мол, закрылась щитом, а потом смогла аппарировать в тайное место. Ждала, когда чары спадут. Никто ничего не заподозрил.

Потом мы с Алисой плакали и утешали друг друга за чашкой чая, пока Фрэнк вызывал семейного врача. Сказала, что в Элис попало проклятье, я его сняла, но пару дней ее нельзя перевозить.

Лекарь тоже не нашел ничего серьезного и согласился, что девушку лучше не беспокоить и дать отлежаться в целительном магическом сне. Рекомендовал пару специфических зелий. На том и порешили.

У Лонгботтомов переночевать отказалась, хоть они настойчиво уговаривали. Сил почти не осталось, так что еще немного посидела и простилась, пообещав навестить их завтра. Дома под стенания домовиков набросала письмо Снейпам, что задержусь, и со мной все в порядке, выпила укрепляющего и спустилась в подвал. До двух ночи варила зелья для Элис, после чего на автомате доползла до спальни и рухнула в постель.