Poor poor Persephone (джен)

“Что-то не так с Джеммой”.

Флинт сказал об этом мимолетно, на входе в большой зал, когда бросил быстрый взгляд на свой стол, прежде чем со мной попрощаться. С этого момента прошло уже больше двух часов, вечер пятницы в гриффиндорской гостиной набирал обороты, но я почти не замечала ставший невыносимым шум, гипнотизируя то пустой пергамент, на котором собиралась писать письмо Биллу, то блокнот, в котором написала Джемме несколько вопросов и теперь ждала ответа.

Джемма избаловала меня тем, что находила время чиркнуть пару строк даже тогда, когда была занята, и обычно отвечала быстро. Я успокаивала себя тем, что она могла заниматься с первокурсниками, как делала это обычно после ужина, и поэтому не стоило беспокоиться.

Я ждала, что она заговорит со мной о том, что ее беспокоит, когда будет к этому готова, но, возможно, мне стоило самой сделать к этому какие-то шаги. Начать задавать вопросы. Или хотя бы побыть с ней наедине, что нам не удавалось сделать с начала сентября.

Пока я сбегала от своего внутреннего мира, Джемма сбегала от внешнего, предпочитая проводить в гостиной все свободное время.

Ее факультет замечал это. Я видела обеспокоенные взгляды, которые на нее бросали слизеринцы.

У Джеммы Фарли не было друзей на Слизерине. Весь факультет был ее семьей. Точнее, для них она была очень ценной хрустальной статуэткой, бесконечно дорогим источником внутренней силы. Они любили ее и дорожили ею (как умели), но вряд ли кто-нибудь когда-нибудь раньше задумывался о том, что за фасадом безупречности могли прятаться большие проблемы.

А теперь они просто не представляли, что делать, потому что переживали, что от неосторожных прикосновений что-то могло разбиться.

Вот только Джемма была человеком, причем довольно сильным. Она заставляла себя подниматься по утрам после бессонных ночей, проводила за книгами большое количество времени, чтобы быть безукоризненно готовой к любому уроку, держала дисциплину среди пока еще беспокойных первых и вторых курсов и два раза в неделю отправлялась патрулировать свои зоны в большом и темном замке.

Если Джемма Фарли и была статуэткой, то точно не из тех, что можно разбить, случайно смахнув с каминной полки.

Или даже с силой ударив об пол.

— Перси? Можно?

Я не сразу поняла, что вокруг стало очень тихо. Гермиона стояла рядом, и в ее взгляде ловились отголоски беспокойства, хотя она не привыкла выражать его по отношению к кому-то, кроме близких друзей.

Она освоила заглушающие заклинания еще на первом курсе, потому что по каким-то своим причинам не хотела уходить из гостиной, чтобы заниматься, и была единственным человеком, на которого никто не держал обиды за их регулярное использование.

— Да, конечно, — спохватилась я, закрыв блокнот и отодвинув его в сторону, после чего огляделась. Рон как раз выходил из гостиной, возможно, собирался сходить за Гарри, который всегда исчезал отсюда, стоило Колину появиться на горизонте.

Гермиона крайне редко приходила за “стол вопросов”, как его окрестили на нашем факультете после того как Колин стал подсаживаться ко мне вечерами со своим списком. Я ничего не имела против, это действительно был стол вопросов, и было негласное правило — если я сижу за ним, значит, меня можно дергать по любому поводу.

— Я спрашивала у профессора МакГонагалл по поводу дополнительных предметов, — с легким оттенком раздражения начала Гермиона. Похоже, какая-то ситуация ее задела, но она слишком уважала декана, чтобы злиться.

— Дополнительных предметов? — рассеянно спросила я. — Но заявка заполняется только в конце года.

— А думать о своем будущем нужно начинать уже сейчас, — отчеканила Гермиона, сложив руки на груди, и я мечтала запечатлеть этот момент в своей памяти, чтобы потом, через пять лет, показать его ей и заставить покраснеть. — Я спросила, можно ли будет записаться на все предметы, но профессор МакГонагалл сказала, что это слишком большая нагрузка. Ты должна была быть последней, кому хотели это разрешить в качестве исключения, но отказалась. Почему?

Потому что думала, что не успею накопить на свои похороны, едва не буркнула я.

Перси явно не знала заранее, что тем, кто записывается на все предметы, выдается маховик времени, иначе воспользовалась бы этим в своих целях.

Канонный Перси изучал все двенадцать предметов. Как Билл.

Как Барти Крауч.

Вряд ли Гермиона была первой, и по идее, она даже не должна была стать последней, потому что до того момента, как были разбиты все маховики, оставалось время.

А сейчас другой Гермионе, которая не будет надрываться в следующем году из-за дополнительных часов в сутках, было крайне важно знать, почему я могла отказаться от такого замечательного шанса, чтобы смириться с тем, что его у нее не будет.

— Подумала головой, — пожала плечами я, выбрав самый нейтральный ответ из всех возможных. Мне даже не пришлось лгать. Я была уверена, что Перси выбор, от каких предметов отказаться, принес такие же мучения, какие ждут Гермиону, когда она будет заполнять заявку. — Я не очень люблю работу с цифрами и не в восторге от животных, — хотя тут пришлось покривить душой, но Перси зверушки действительно не особо нравились. — Не вижу смысла мучать себя. А прорицания для тех, у кого нет таланта — это пустая трата времени. Не думаю, что ты будешь в восторге от такой неоднозначной науки.

— Мне было интересно, — буркнула Гермиона. — Как они себе это представляют. Какой смысл в предсказаниях, если будущее менять нельзя.

— Не думаю, что нельзя, — проворчала я. — Оно в любом случае нестабильно и постоянно меняется. Я думаю, что смысл предсказаний больше в том, чтобы подготовиться к тому, что тебя ждет. Ты знаешь, что произойдет в какой-то момент, но не можешь знать, что будет после него.

И если есть возможность не терять преимущества, то лучше бы оставить все как есть.

— Я не жалею о том, что отказалась, — вздохнув, сказала я после недолгого молчания. — И когда придет время сдавать СОВ, ты тоже не будешь об этом жалеть. Если ты не будешь брать прорицания, которые для тебя бесполезны, и маггловедение, которое тебе не нужно, то сможешь учить все, что захочешь.

Я понимала Гермиону (правда, мне было бы тяжелее, не знай я логику, которой руководствуются на Рейвенкло). Ее единственным якорем в этом мире была способность поглощать знания и использовать их в подходящие моменты. Чем больше информации она получит и чем больше знаний научится использовать, тем выше будут ее шансы выгрызть свое место в магическом мире.

Иногда мне казалось, что шляпа отправила Гермиону Грейнджер на Гриффиндор, чтобы уравновесить количество невыносимых личностей. Возможно, по этой же причине здесь училась Перси.

Чтобы никто не забывал о том, что не все идет так, как хочется.

— Наш старший брат, Билл, — продолжила я, видя, что Гермиону никак не отпускает огорчение. — Тоже учил все предметы. А еще — был старостой школы на седьмом курсе. Учеба — это все воспоминания о детстве, которые у него есть, и больше половины этих знаний ему никогда не понадобятся, потому что он работает ликвидатором проклятий и собирается делать это до конца жизни.

— Да, Рон говорил, — хмуро кивнула Гермиона. — Но, наверное, это здорово — так много всего уметь.

В коконе из знаний жилось легче, и не мне было доставать ее оттуда. Ей, как и Рону, предстоял долгий и трудный путь.

Но в конце она должна была стать потрясающей. Потрясающей волшебницей и потрясающим человеком.

Если, конечно, приложит достаточно усилий, чтобы удержать этот баланс.

— Да, — отозвалась я. — Наверное, здорово.

Наверное, здорово. Я представляла работу Билла как приключения Индианы Джонса с маленькой поправкой на магию.

Ловушки, секреты и тайники.

Билл наверняка умел открывать то, что не открывается.

И все это время возможность решить загадку была у меня под носом, но я так привыкла задавать миллион вопросов, что не спросила о чем-то по-настоящему важном.

— Спасибо, — неожиданно искренне сказала Гермиона и даже слегка улыбнулась. Я не была уверена, что ей стало легче, но знала, что со временем она поймет.

Она взмахнула палочкой, и на меня снова обрушился шум гостиной, но я едва ли замечала его, потому что спешно писала Биллу самое короткое письмо за все время.

А Джемма не ответила мне. Ни вечером, ни на следующий день.

* * *

Пенни довольно редко можно было застать в плохом настроении. В отдельные моменты она могла быть серьезной, меланхоличной или немного мрачной, а злилась крайне нечасто, но, в отличие от некоторых, не пыталась спрятать плохое за улыбкой. Улыбаться у нее получалось легко, как и находить повод, но чаще всего она пребывала в состоянии немного веселого любопытства по отношению к окружающему миру.

Поэтому сейчас, когда она плюхнулась рядом на подоконник, скрестила руки на груди и со странным выражением уставилась куда-то в пустоту, у меня не повернулся язык сказать, что наши ночные прогулки придется прекратить на какое-то время. Скорее всего — до конца года. Но наше расписание позволяло видеться и днем, просто мы настолько привыкли сбегать друг к другу по ночам, что первое время будет этого не хватать.

Хотя перспектива патрулировать замок в одиночестве после того как кто-то вытащит василиска из тайной комнаты меня тоже не вдохновляла.

Из всех животных на карте отображалась только миссис Норрис. Может быть, карта расценивала ее как неотъемлемую часть замка. Может быть, она была достаточно стара, чтобы доставить мародерам неприятностей в свое время, и они внесли ее сюда в качестве исключения. Но во времена мародеров самыми опасными тварями все еще были люди. Можно было даже не ждать, что произойдет чудо.

Я просматривала, появлялся ли кто в туалете плаксы Миртл, каждый раз, когда брала в руки карту. Но не видела никого. Это давало надежду, но вместе с этим — порождало подозрения, что вход мог быть в другом месте.

Или кто-то был очень осторожен.

— Профессор Дамблдор оказался плохим учителем? — не всерьез спросила я, чтобы разрядить атмосферу. Сегодня у всех желающих был первый факультатив по окклюменции. Я не попала на него только потому, что провела в библиотеке всю прошлую неделю и пропустила объявление. Мне было почти не жаль — внутренняя Нора, хоть и ломалась от каждой сильной вспышки эмоций, уже тянула на какой-то уровень, а это означало, что я освоила основы.

— Нет, — мотнула головой Пенни. — Он отличный учитель. Жаль, что он больше не преподает.

Что-то ее действительно беспокоило, и беспокоило сильно. Я не могла поделиться с ней мыслями по поводу Джеммы, пока не узнаю, что именно — потому что Пенни пришла ко мне, даже не будучи в настроении разговаривать.

Я была для нее шкатулкой, из которой она иногда доставала храбрость. Мне не сразу удалось принять тот факт, что Пенни действительно чувствовала себя в безопасности рядом со мной.

И наша дружба придавала ей сил для каких-то поступков.

— Я очень мало знала о волшебниках до Хогвартса, — неожиданно сказала Пенни. — Моей маме обычный мир нравится намного больше, чем волшебный, и она надеялась, что я родилась без способностей. Она рассказала мне что-то только после того как я получила письмо.

Я бы с удовольствием рассказала ей о том, что свое первое письмо из Хогвартса получила только год назад, но все же некоторые тайны должны были оставаться тайнами. Даже от тех людей, которые способны их понять.

— Первые несколько лет я узнавала о том, как много преимуществ у магов перед обычными людьми, — продолжила Пенни, глядя куда-то в пространство. — Несмотря на то, что обычные люди могут взять количеством и технологиями, если начнется война, один маг может стоить сотни или даже тысячи солдат.

Да. Мы рассматривали этот вопрос на каждом уроке маггловедения, потому что весь материал профессор Бербидж давала на основе сравнения двух миров. Так он легче усваивался, хотя даже среди чистокровных было довольно мало тех, кто вообще ничего не знал об обычном мире.

Иначе волшебники бы не смогли так долго прятаться.

Маггловедение не только учило волшебников жить среди магглов. Это была какая-то отдельная наука, совершенно неоднозначная, по большей части бесполезная для тех, кто и так много знал и умел делать выводы, но в той же степени безумно интересная. Оно не отнимало у меня много времени, и я чувствовала, что по-настоящему отдыхаю и расслабляюсь на этих уроках. Возможно, по этой причине очень немногие отказались от него после сдачи СОВ.

Но, конечно же, для тех, кто собирался работать в Министерстве, это был еще и самый легкий предмет для сдачи ЖАБА на высокую оценку.

— Я не думала, что у магов перед друг другом тоже может быть так много преимуществ, — убито закончила Пенни. — Профессор Дамблдор рассказал, что все легилименты тоже стоят на учете в Министерстве, как анимаги. И они, и их действия всегда должны быть на виду. Ты знала, что с помощью ментальной магии можно перекроить человека? Полностью стереть его личность, заменить ему воспоминания и заставить его стать кем-то другим? Или подчинить его себе?

— Не знала, — мотнула головой я.

Я пообещала Артуру не читать главы, посвященные легилименции. Он доверял мне, как спокойному и непроблемному ребенку, но в то же время не мог упустить из вида тот факт, что все Уизли были в той или иной степени жадными до новых знаний экспериментаторами.

Я не стала бы экспериментировать, если бы получила эти знания. Но не могла поручиться за то, что не использовала бы их в крайнем случае.

А когда неприятные и в какой-то степени запретные знания были, крайние случаи почему-то всегда находились.

— Профессор Дамблдор, конечно, хотел лишить нас иллюзий и дать мотивацию, чтобы мы прикладывали большое количество усилий для своей защиты, — Пенни поежилась от каких-то своих мыслей. — У него это получилось. Но я начинаю понимать маму.

— Легилиментов не очень много, — попыталась успокоить ее я. — К тому же, зачем кому-то так стараться, если можно наложить Империо.

Пенни посмотрела на меня так кисло, что я мысленно вычла у себя пятьдесят баллов за провал. Она знала, что произошло в прошлом году, но решилась спросить про подробности только летом — и я от всей души расписала их.

И не думала, что это так ее заденет.

В волшебном мире люди нравились мне намного больше, чем в прошлой жизни, но это не означало, что я начала считать их неопасными. У самых фантастических тварей здесь было до фантастического больше возможностей.

Студенты Рейвенкло всегда мыслили немного двумерно, потому что все переводили в информацию, и какие-то этические или эмоциональные проблемы доходили до них слегка запоздало.

В картине их мира почти не участвовало такое понятие, как человеческий фактор. Но зато они легче всего воспринимали людей как равных.

— Мы тоже задавали этот вопрос. Профессор Дамблдор сказал, что это преступления разной степени тяжести. Так как легилименция — редкая и малоизученная область, есть очень мало законов, которые ее касаются, и все они довольно старые. Чаще всего судят за причиненный вред, а не за воздействие.

— Вот именно, — отозвалась я. — Это редкая и малоизученная область. Большинство будет охотиться за твоими воспоминаниями, а не за твоей личностью. Не переживай.

Я знала, что Пенни быстро справится и внесет поправки в свою картину мира. Ей просто нужно было переработать неприятные новости, превратить их во что-то удобоваримое.

Пенни Клируотер принадлежала магическому миру, целиком, со всеми своими удивительными мыслями. Она никогда не сможет вернуться к магглам, потому что среди волшебников ей предстоит узнать еще слишком много всего интересного.

— Иногда мне кажется, что ты совсем ничего не боишься, — недоверчиво сказала мне Пенни. Я не смогла сдержать улыбку, потому что в такие моменты она выглядела слишком милой. Она улыбнулась мне в ответ, и этим маленьким действием как будто сняла несколько тяжелых камней с моей души.

— Иногда мне кажется, что ты намного смелее меня, — в тон ей ответила я.

У меня было много страхов. За основными следовали мелкие. За мелкими — незначительные. За незначительными — несущественные.

Их всех можно было собрать в одного большого монстра, который скоро начнет сносить и уничтожать все на своем пути. Но пока они, к счастью, помещались в одной башенке без окон и дверей, компактно разложенные по несуществующим полочкам.

— Все потому, что ты существуешь, — хмыкнула Пенни, соскальзывая с подоконника. Завтра начиналась новая учебная неделя, и ей стоило выспаться, а мне оставалось еще больше часа патрулирования. — Без тебя у меня бы не получалось быть смелой. Спокойной ночи, Перси.

— Доброй ночи, Пенни.

Я провожала взглядом ее точку на карте до тех пор, пока она не замерла в башне Рейвенкло.

Возможно, мне тоже стоило найти человека, который придавал бы мне такую храбрость.

А пока придется вдохновляться самой.

* * *

Вряд ли Джемме было знакомо такое понятие, как кармический бумеранг, но, тем не менее, она показала мне его наглядно. Я на своей шкуре убедилась в том, как трудно бывает встретиться с человеком, находясь в одном большом замке, когда сам человек встречаться не хочет.

Она отвечала мне с понедельника, но на те вопросы, которые не касались ее состояния, а после рун в среду и после зелий в пятницу исчезала так мимолетно, будто не приходила на них. Словить ее после собрания старост в субботу тоже оказалось невозможно, потому что они проходили в учебных комнатах в подземельях, где Джемма ориентировалась намного лучше меня. В учебной лаборатории она либо появлялась тогда, когда там не было меня, либо не появлялась вообще, а все воскресенье провела в гостиной. Сегодня, в понедельник, я успела только мельком увидеть ее за завтраком и планировала словить после обеда по дороге на урок ЗОТИ.

Сложный, мучительный, дождливый сентябрь подходил к концу, но проблемы вместе с ним не заканчивались.

— Что-то не так с Фарли? — неожиданно спросил у меня Оливер, легко толкнув локтем в бок, чтобы отвлечь внимание от Фреда с Джорджем, которые слишком активно обсуждали что-то в центре стола. Они сидели тихо почти весь месяц, занятые игрой, но она, благодаря усилиям факультета, технически была уже закончена, и поэтому я не ждала ничего хорошего.

Оливер заговорил со мной впервые за долгое время, не считая приветствий и пожеланий спокойной ночи (когда появлялся в гостиной поздно вечером и задерживался, а не уходил в спальню). Последние недели он вел себя как пропавший и найденный спустя пять с лишним лет хаффлпаффский ребенок, сливаясь с их тактильной толпой, и я удивлялась тому, что ел он все еще за гриффиндорским столом. Сначала он просто помогал Диггори с командой, а после незаметно для себя влился в новый факультет. Как при все при этом он умудрялся проводить с Флинтом столько же времени, сколько и раньше, для меня оставалось загадкой.

Хотя, возможно, это удавалось ему потому, что он перестал проводить время со мной.

Но если бы кто-то спросил “Что-то не так с Оливером Вудом?” я бы сказала, что все в порядке и продолжила бы игнорировать знак вопроса, который рос над нами с каждым случайным прикосновением. Я эгоистично откладывала разговор, понимая, что после него у меня не будет даже пары слов в день, и Оливер со своей стороны тоже прикладывал все усилия, чтобы показать, что все по-прежнему. Когда-нибудь разговор все же будет должен состояться.

Но сейчас…

— Да, — кивнула я, вылезая из-за стола. — Что-то не так.

Джемма с отсутствующим видом застыла у входа в большой зал, как будто идеальный механизм внутри нее вдруг потерял разом несколько деталей и продолжил крутиться вхолостую, не давая никакого результата. Младшекурсники уже столпились вокруг нее взволнованной, но пока еще тихой группой, соблюдая при этом дистанцию, как будто она была окружена прозрачным куполом. Старшие курсы, знавшие ее лучше, подходить не спешили, но смотрели неотрывно, ловя каждую реакцию.

Беречь, любить на расстоянии.

Но ни в коем случае не трогать, даже тогда, когда это нужно больше всего.

Возможно, сейчас Джемма Фарли чувствовала себя самым одиноким человеком на свете.

— Разошлись, — скомандовала я, порадовавшись, что год в роли старосты и наблюдения за Стивенсоном научили подбирать именно такой тон, который действовал на студентов лучше всего. Главное было дать им понять, что я лучше знаю, что делать.

И сейчас никто в этом не усомнился. И слизеринцы со своей идеальной дисциплиной образовали просто идеальный коридор за считанные мгновения.

— Джемма, — негромко позвала я, протягивая руку вперед. — Сбежишь со мной?

Она по-прежнему смотрела куда-то в пустоту, но уже через несколько секунд с готовностью сжала мои пальцы.