Poor poor Persephone (джен)

Последние часы меня преследовало ощущение обмана. Быть старостой означает пожертвовать едва ли не всем свободным временем, которое останется после выполнения домашнего задания. Я думала, что худшим будет патрулирование (выходило по два или в некоторых случаях три раза в неделю, три часа после отбоя), но начинала понимать, что, скорее всего, буду расценивать эти дни как отдых. В школе соблюдалась простая субординация, и старосты были средним звеном между учениками и деканом. Через них проходила вся информация об успеваемости, проступках, снятых баллах и пропущенных уроках. Они должны были быть в курсе всего, что происходит на факультете.

Я понимала, что это звучало страшнее, чем было на самом деле — ведь на двоих пятнадцатилетних подростков разом ложилась ответственность примерно за сорок человек, и было бы странно ожидать, что под их контролем окажется каждый ученик — но достаточно проработала в общепите, чтобы осознавать, что если кому-то взбредет в голову начать проверять работу, то придираться начнут в первую очередь к этому. Но, в конце концов, хуже пирамиды нисходящего мозговыноса среди работников ресторанов премиум-класса со мной уже ничего не произойдет.

Справимся.

Из всех детей в первую очередь, по понятным причинам, старосты отвечали за первокурсников. Показывали им замок, рассказывали о правилах, помогали с домашними заданиями. Курсов психологической помощи детям, оторванным от семей, старостам никто не проводил, хотя я даже сомневалась, что в магическом мире кто-то задавался этими вопросами. Сложно было их за это осуждать, когда прожил в России двадцать пять лет.

В конце концов, уделять пристальное внимание всякого рода расстройствам начали только в мое время, когда до людей, наконец, дошло, что душевное здоровье временами бывает гораздо важнее физического, и фразы вроде «я уже полгода нахожусь в депрессии» стали восприниматься с должной адекватностью.

Вторым старостой Гриффиндора был Роджер Стивенсон, и на собрании он производил приятное впечатление, потому что оказался единственным, кто пытался пошутить, даже находясь под ледяным взглядом Джеммы Фарли, старосты Слизерина. Но первым, что он мне сказал, когда мы вышли из купе и отправились патрулировать свою часть вагонов, было:

— Без обид, Уизли, но младшие курсы на тебе.

У него был американский акцент, да и на фоне бледных англичан он сильно выделялся загорелой кожей. Волосы сильно выгорели и на солнце казались золотистыми. Я хотела отметить еще очень яркие голубые глаза, но после этой фразы мне резко расхотелось говорить о его достоинствах.

— Это не потому, что ты девушка, — мотнул головой Стивенсон в ответ на мое выразительное недоумение. — Это будет выгодно для нас обоих. Я плохо лажу с детьми, сказать по правде, я их ненавижу, а тебе будет сложно воздействовать на старшекурсников. Прости, Уизли, я не верю, что ты сможешь стать для них авторитетом.

Я бы возмутилась, не будь это правдой, но все же еле сдержала ехидный комментарий насчет авторитета. В конце концов, перспектива утешать рыдающих от тоски по дому детей мне нравится больше, чем ловить ночью парочки по всему замку.

— Хорошо, — нехотя отозвалась я, думая, не ошибкой ли будет так легко согласиться.

Стивенсон не производил впечатление человека, который будет давить авторитетом. Он спокойно шел рядом, и его не смущал тот факт, что я была заметно выше. Хотя не знаю, должно ли это волновать парней в магическом мире с неизведанными возможностями.

Помимо всего прочего, в обязанности старост входил пункт «выполнение поручений деканов». Раньше при поиске работы это была стандартная строчка во многих вакансиях, но, если честно, после длинного списка обязанностей она меня всегда настораживала. Мелкие поручения на работе находились всегда, и чаще всего они занимали даже то время, которое предназначалось для отдыха.

Наградой за три года каторги была важная для работы в Министерстве рекомендация от администрации школы. Насколько я поняла, она давала возможность попасть в отдел получше и экономила три-четыре года, которые почти все начинающие работники без связей тратили на рутинную бумажную работу.

Такую рекомендацию получали старосты, капитаны квиддичных команд, лучшие ученики школы и те, за кого профессора готовы были поручиться. По большей части это означало, что упорная работа в школе хоть немного, но окупалась.

Это подошло бы Перси, которая считала себя неспособной на что-либо другое, а я вот, наоборот, считала себя неспособной на работу в Министерстве. Но, с другой стороны, сейчас заколдовывать маггловскую технику незаконно, и максимум, что мне светит — без поправки на штраф и несколько лет в Азкабане — это увлекательное хобби, как у Артура.

Но никто не запрещает мне стать Большой Шишкой и немного изменить законы, даже если фактически их писал мой нынешний отец. Ведь насколько я успела его понять, он не пойдет на их изменение ради собственной выгоды.

Нам с Перси предстояло много работы. Я составляла план без поправки на канон, потому что не знала, насколько сильно все здесь отличается и как будут развиваться события. Но в большинстве своем все сходилось, и это очень сильно меня напрягало.

Например, Гарри Поттер — одна штука. Таинственно побежденный Волдеморт — одна штука. Сириус Блэк в Азкабане — одна штука. Короста, которой я старалась не уделять пристального внимания, чтобы не спугнуть, живущая в нашей семье много лет — одна штука.

Только в семье Уизли детей — семь штук, ха-ха.

Вряд ли тот факт, что Перси — девочка, может каким-то образом сильно повлиять на ход событий. И если Волдеморт возродится, про мечту о тихом домике и гараже с волшебными штуками придется забыть на долгое время.

В первых вагонах, за которыми должны были приглядывать мы, не происходило ничего из ряда вон — возможно, из-за близости к взрослым. Я предположила, какое веселье выпало на долю Пенни, потому что Рейвенкло достался конец поезда, и мысленно ей посочувствовала. У меня не было сомнений, что братцы со своими взрывными штучками заныкались где-то там, но не горела желанием их проверять.

Мы со Стивенсоном уже приняли решение разойтись и встретиться через час, как…

— И-извините, вы не видели жабу?

Невилл Лонгботтом, низкий, светловолосый, пухленький и очень милый — одна штука. Тревор, у которого, судя по всему, за один день случилось больше, чем у меня за всю предыдущую жизнь — одна штука.

Бедный ребенок выглядел так, будто вот-вот хлопнется в обморок от необходимости разговаривать с людьми. Я его понимала, потому что сама периодически испытывала такие же сложности, и это никак не зависело от возраста.

Стивенсон сделал взмах рукой, мол, как и договаривались, и поспешил ретироваться. Но я даже порадовалась, потому что в случае чего будет на одного свидетеля моего позора меньше.

Сейчас Невилл был без Гермионы, возможно, еще не дошел до нее, а возможно, она отправилась искать Тревора сама, без неуверенного балласта.

— Не видела, — честно ответила я, слегка наклонившись, чтобы Невиллу было комфортнее со мной разговаривать. По крайней мере, так делали все высокие люди в моей прошлой жизни, и это было очень мило с их стороны — позволять моей шее хоть иногда отдыхать. — Как она выглядит?

— К-как жаба, — логично и предельно честно ответил Невилл. — Его зовут Тревор.

Я покосилась на окружавшие нас купе — почти все двери были закрыты. В коридорчике было несколько студентов, но их явно не интересовало, чем занимается рыжая дылда и маленький шарик бесконечной неуверенности.

Заклятие призыва получалось у меня хорошо. Сначала я тренировала его на перьях, гоняя их по столу, потом постепенно увеличивала расстояние. Манящие чары ограничены только воображением и возможностями. В мире еще не было достаточно сильного мага, чтобы приманить другого человека, но с маленькими животными это должно было сработать. Я пробовала только с учебником, который оставила в саду, и на данном этапе жизни приманить его было моим самым большим достижением. Оставалось только радоваться, что мне досталось тело Перси, ее магия и ее таланты.

Потому что в семье Уизли не было обычных детей. Не с такими родителями.

Первые несколько секунд ничего не происходило, и я уже успела подумать о том, что придется искать настоящего волшебника, но после откуда-то сверху раздалось кваканье, и возмущенный Тревор, противный и липкий, свалился мне в протянутые руки. Не хочу знать, что ему пришлось пережить, и мне стоило огромных усилий передать его Невиллу, а не отшвырнуть от себя. Невилл убежал, забыв сказать мне «спасибо», и прижимал при этом бедного Тревора к груди с такой силой, что пора было заказывать ему поминальную службу.

Очищающее заклинание убрало влагу и запах, но не избавило от ощущения грязных рук. Где-то в этом крылась суть магии, но вместе с этим она постоянно от меня ускользала. Волшебники не думали о таких вещах, возможно, они уже рождались с их пониманием.

Но я была необразованной магглой, которая и устройство обычного мира не особенно понимала. Даже пожалела, что у меня нет синдрома поиска глубинного смысла, и я с удовольствием глотала чужой фанон и никогда не строила свой. Не выработалась привычка анализировать теоретически невозможное.

Но, судя по всему, еще не поздно было начать.

* * *

Рон рассказывал Гарри об устройстве магического мира. Точно так же, как воспринимал его — обрывочно и субъективно, но очень эмоционально. Я хотела зайти за пергаментом и чернилами, чтобы написать письмо Биллу и отправить Аида завтра в его первый долгий полет, но в итоге уже не первую минуту стояла рядом с приоткрытой дверью в купе, выбирая момент, чтобы зайти и не испортить атмосферу.

Гриффиндор — самый лучший факультет. Почему именно, Рон не объяснял, видимо, для него это было слишком очевидно. Но прямо сейчас не опускал другие, просто кратко рассказывал, какие студенты туда попадают.

Квиддич — лучший в мире спорт (сложно не быть лучшим, если ты — единственный), и «Пушки Педдл» когда-нибудь станут чемпионами. Я понимала, почему любимая команда у Рона… такая. Все могут любить победителей, но не верить в неунывающих неудачников означает не верить в себя самого. Рон казался грубоватым, потому что сложно оставаться мягким, когда растешь с Фредом и Джорджем, которые очень легко пересекают границы дозволенного, но все еще относился к тем людям, которые скорее перенесут жука на траву, чем раздавят его. Потому что с каждым годом начинает все лучше осознавать, что ему предстоит самостоятельно пробивать себе дорогу с низа на самый верх.

И что это получится далеко не сразу.

Информация выливалась на бедного Гарри со скоростью миллиона слов в минуту, но тот не только не терялся, но и задавал уточняющие вопросы. После одного из таких, когда Рон замолчал и задумался, я решила, что настало мое время.

Гарри Поттер не вызывал жалости. Капельку отчаяния — возможно, но не жалость. Да, его обувь и одежда оставляли желать лучшего, очки были готовы развалиться, а сам он был не в пример меньше Рона по габаритам. Но вместе с этим смотрел на мир большими зелеными глазами так открыто и смело, что у меня не возникло бы даже мысли пожалеть его. Где-то внутри этого ребенка годами рос и крепился стальной стержень, позволивший ему выносить общество людей, которые его не любили.

— Это Перси, моя сестра, — спохватился Рон почти сразу, не дав образоваться неловкой паузе. — Перси, это Гарри Поттер.

— Привет, — просто сказала я и прошла мимо, к багажной полке, отметив краем глаза, как Гарри сначала напрягся (вероятно, его конкретно достало то, как другие люди реагируют на его имя), а потом расслабился.

Я заметила в его руке один из взятых из дома сендвичей и подумала, что для Рона это и правда начало большой дружбы. Молли готовила в таких количествах, что никому никогда не приходилось воевать за последний кусок, поэтому никто не оказывался в таких ситуациях, когда едой нужно делиться. Это могло не прийти в голову Рону, который, помимо всего прочего, очень любит поесть, но все же пришло.

Правильно, героев нужно прикармливать, иначе они рискуют не дожить до спасения мира.

Подумав об этом, я достала из сундука свою порцию и протянула ее брату со словами:

— Я так плотно позавтракала, что, кажется, не захочу есть до завтра. Будет жаль, если пропадет.

Такой вариант Рона устраивал, и бумага, в которую Молли завернула сендвичи, зашелестела уже в тот момент, когда я выходила из купе, одновременно со словом «держи».

* * *

В купе для старост было ожидаемо пусто, потому что у всех, кроме меня, были друзья в Хогвартсе. Я не унывала. Это позволяло все хорошенько обдумать и, к тому же, занять место за маленьким столиком, на котором мы три часа назад составляли график дежурств. Одна из копий лежала у меня в кармане мантии и напоминала о том, что завтра сезон патрулирований придется открыть нам со Стивенсоном. А все потому, что не нужно доверять тянуть жребий победителю по жизни.

У меня было много вопросов к Биллу. Так много, что пришлось поделить их, а больше половины — выбросить из головы, потому что к тому моменту, как мне придет ответ, они перестанут быть актуальными. Еще часть пришлось отметить как неважные, потому что я не хотела, чтобы Биллу пришлось писать ответ месяц.

Самая первая группа вопросов относилась к взаимоотношениям. Билл должен был понимать, что у Перси с этим так себе, а он просто обязан быть докой в этом вопросе, иначе окажется, что гоблины лучше детей. Я не ждала, что он решит все проблемы за меня, как не ждала, что те, кто его помнит (пятые, шестые и седьмые курсы), будут слушать меня благодаря родственным связям.

Вторая группа вопросов относилась к организации времени, потому что это волновало меня с того момента, как я услышала длинный перечень своих обязанностей. Предположим, часть мы со Стивенсоном уже поделили, и все, что касалось старших курсов, не касалось меня. Но вместе с этим оставалась подготовка к экзаменам, которые я не хотела бы завалить.

Третья группа вопросов относилась к чертовой трансфигурации. Преобразующие заклинания волновали меня до тошноты, и я честно выложила все как есть, надеясь, что Билл не пожалеет о том, что сказал мне, что я могу задавать ему вопросы в любое время. Но, может, он порадуется, что ни у кого из нас нет денег на сквозное зеркало.

До четвертой группы вопросов, которую окрестила сборной солянкой, я добралась только спустя два обхода и визит дамы с тележкой. От вида разноцветных упаковок со сладостями свело желудок, потому что, вероятно, способность терять аппетит во время стресса перешла в это тело вместе со мной. Есть не хотелось, хотелось выпустить белку-истеричку, и будь что будет. Но я успокаивала себя мыслью, что уже через несколько часов окажусь в отдельной спальне, где смогу бегать и орать в надежде, что на меня снизойдет озарение.

Проблемы следовало решать по мере их поступления. Это правило действовало в любой ситуации. Каждый записанный на пергаменте вопрос я вычеркивала из своей головы, потому что собиралась думать над решением, когда придет ответ от единственной доступной мне базы знаний в лице старшего брата.

Все вычеркнуть не удалось, потому что в какой-то момент дверь в купе открылась, и, взглянув на Джемму Фарли, которая, вместо того чтобы приткнуться в другой угол, опустилась напротив меня, я представила, как температура воздуха опускается на несколько градусов.

Я знала ее только потому, что, решив поиграться на Поттерморе, попала на Слизерин, и приветственная речь никак не вязалась с тем, что я сейчас видела перед собой.

В каждой девочковой манге про Ту Самую Серую Мышь должна быть прекрасная ледяная принцесса. С гладкими и блестящими волосами, густой челкой и непроницаемым взглядом темных глаз.

Такая принцесса сейчас сидела передо мной.

— Уизли.

Я начинала подозревать, что студенты отбирались в Слизерин исключительно по манере вести диалог. Двух человек еще можно было считать за совпадение, а на третьем я уже начну подозревать заговор.

— Фарли.

Судя по тому, что Фарли уткнулась в книгу, которую принесла с собой, разговор можно было считать состоявшимся. Еще пара слизеринцев, и я к этому привыкну. Если общение со всеми будет строиться по тому же принципу, то мне не стоит переживать за свою интровертность.

Я дописала письмо, высушила чернила заклинанием и придирчиво осмотрела пальцы на наличие пятен. И только после этого заметила, что Фарли смотрела на меня немигающим взглядом, а книга так и осталась открытой на одной из первых страниц.

— Ты нормально выглядишь, Уизли. В сравнении с тем… что было.

Мне показалось, что на месте смысловой паузы должно было стоять слово «убожеством», но я так удивилась, что Фарли (и года не прошло) решила продолжить разговор, что пропустила шпильку мимо ушей.

— Спасибо, Фарли, — вежливо поблагодарила я, не зная, как на это реагировать.

— Но на твоем месте я бы не стала так выделяться, — неожиданно продолжила она, и мне показалось, что на мгновение ледяная маска треснула. — Нет никаких гарантий, что это останется без внимания.

Это выглядело как предупреждение, и у меня появилось подозрение, что как минимум двое слизеринцев знали про Перси больше, чем я. Было ли это связано с потерянными субботами?

Я не успела сформулировать вопрос, потому что Стивенсон заглянул напомнить про обход, и игнорировать его в первый день явно не стоило.

А Фарли, которая вышла следом за нами, больше в купе для старост не вернулась.