Тяжело быть Лордом, или Восьмой крестраж (джен)

Мои вассалы дулись на меня около часа. Или, скорее, делали несчастный и обиженный вид. Все-таки я был сильнейшим легилиментом Англии, и, даже не специально, легко читал поверхностные мысли и чувства людей. Так вот, эти хитрожопые засранцы прямо фонили удовлетворением и спокойствием. Похоже, меня проверяли на адекватность. Ну да ладно об этом.

Мы с Молинари опять оказались в Англии. Питера отправили в Хогвартс сразу по прибытии. Мы же вернулись в снятый на окраине Лондона дом. Я нашел и вернул первого вассала, но ведь он был далеко не единственным! Где-то ждал своей очереди Бартемиус Крауч-младший. Где-то скрывались Эйвери и Нотт. Томились в застенках Антонин Долохов, Августус Руквуд, Амикус и Алекто Кэрроу, Мальсибер, Трэвэрс, Джагсон и все семейство Лестрейнджей. Ждали своей очереди и многие другие. Но в данный момент я решил начать поиски троих. Сам я займусь поиском Крауча. Эйвери и Ноттом придется заняться Лучано. Благо с этим делом должен был справиться и он.

Час спустя я аппарировал на южную оконечность острова. Рутина с определением местоположения объекта начиналась вновь.

* * *

В доме, стоявшем на окраине Годриковой Лощины, царила ничем не нарушаемая тишина. Не горели свечи. не тикали висевшие на стене часы. Да и самих часов не было тоже. Даже огонь в большом камине гостиной комнаты не горел. Сам камин был девственно чист, словно его и вовсе никогда не разжигали. Так же чист был и весь этот дом. В богато обставленной гостиной, как, впрочем, и в любом самом дальнем уголке дома, нельзя было найти и пылинки. Все вещи стояли на своих, отведенных им хозяином местах. Да и было их не так уж и много. Вообще, создавалось впечатление, словно находишься не в жилом доме, а в офисе какой-нибудь фирмы, убранном и вычищенном до блеска. В этот стерильный покой вносили диссонанс лишь два живых существа. Одним из них была домовичка, обряженная в чистое полотенце. Она суетилась на кухне, готовя еду.

Вторым был молодой мужчина. Он лежал на кровати в запертой на магический замок комнате на втором этаже. Эта комната так же не выглядела жилой. На столе отсутствовали какие-либо вещи, кроме набора перьев и чернильницы. А все вещи этого мужчины, если они и были, находились внутри шкафов. На нем самом был только комплект нижнего белья. Он лежал под одеялом, смотрел пустыми глазами в потолок и выглядел спокойным и безмятежным. Но это было лишь внешне. А внутри разум Барти Крауча-младшего вел ожесточенную и безнадежную борьбу с наложенным на него Империусом. Вел в течение вот уже десяти лет. Причем самое страшное заключалось в том, что это ужасное заклинание наложил на него его собственный отец.

Когда-то маленький Барти любил и боготворил своего отца. Он пытался делать все, чтобы только заслужить его одобрительный взгляд или похвалу. Мальчику хотелось, чтобы отец его любил и гордился им. Но каждый последующий день походил на предыдущий. Барти Крауч-старший приходил с работы, ужинал, а затем в гостиной выслушивал, что произошло у жены и сына. Когда сын пытался поделиться с ним своими наблюдениями и впечатлениями, Барти не проявлял интереса. Только иногда, когда что-то в рассказе сына казалось ему неправильным, он вставлял что-то в духе «ты не должен поступать вот так-то и так-то», причем часто это было замечание на какой-то пустяк, которому Барти-младший в своем рассказе и значения-то не придал. Таким образом, Барти-младший убеждался, что отец им не интересуется вовсе. Барти-младший, как и всякий ребенок, делал много вещей, не подходящих к стандартам, так что постепенно у него возник страх разочаровать отца. Тогда он стал стремиться быть правильным, чтобы заслужить любовь. Но вместо этого получил «принятие как должного» — то есть, ни похвал за правильное поведение, ни гордости за его достижения в адрес Барти-младшего не звучало. В конце концов он привык вести себя правильно, так, как отец от него ждал, но внутренне протестовал. Иногда тайком он делал что-то, что отец запрещал, и в этот момент ему и самому казалось, что он делает неправильные вещи, но было так приятно на душе.

Все похвалы, гордость и любовь он получал от мамы. Да, его любили мама и домовичка Винки. И юный Барти платил им тем же. А вот в отце он постепенно разочаровался и начал его ненавидеть.

Это случилось в одиннадцать лет. Тогда он был милым мальчиком, который был готов помочь всем. Он уже начал разочаровываться в отце, но надежда еще жила. Так вот, в поезде он познакомился с Регулусом Блэком и, чтобы не разлучаться со своим новым другом, уговорил Распределяющую Шляпу отправить его на факультет Слизерин. О результате этой выходки он случайно узнал от Винки, спустя пару месяцев. Отец пришел в ярость и ударил его маму, обвинив ее в ненадлежащем воспитании сына. Гриффиндорец мог принять жену-когтевранку, но сын — слизеринец? Этого он вынести уже не смог. Именно с этого момента Барти возненавидел отца. И с годами эта ненависть лишь крепла. Он ничем не показывал ее, так как привык таиться с детства. Теперь он учился только для себя. Он хотел стать умным и сильным. На седьмом курсе Крауч-младший в погоне за знаниями вступил в ряды Упивающихся Смертью. В некоторых из них и в Темном Лорде он нашел тех, кто стал его действительно ценить. Его мать узнала об этом от Винки, но Краучу-старшему говорить не стала. Но то, что её сын теперь в рядах Упивающихся, поразило её до глубины души. Возможно, это добило её, и она заболела. Причем неизлечимо даже для магов.

Все это постоянно крутилось в голове Барти. Он проживал свою еще недолгую жизнь раз за разом. Иногда, сквозь видения, пробивалась реальность. Он ел, пил, справлял нужду, спал. Но стоило ему только подумать о чем-то, как вновь начинало работать заклинание. Он пытался сопротивляться. Несколько раз он даже превозмогал эту чудовищную силу на несколько мгновений, но все быстро возвращалось. И он снова терялся в видениях. А все потому, что приказ отца гласил:

— Каждую секунду думай о своей жизни. Вспоминай то, что ты предал и потерял!

И Барти вспоминал.

Лорда, сидевшего на своем кресле-троне — таким он увидел его впервые. Величественным и властным. Внушающим людям уважение и страх одним фактом своего существования. Барти был поражен силой этого мага. Его присутствие просто подавляло. Однако Лорд был внимателен к вассалам. Он учил, направлял, одаривал, помогал в решении проблем. Его любили старшие Упивающиеся. Те, кто был с ним рядом уже давно. Они помнили, каким Лорд был раньше. Барти неоднократно слышал, что Лорд болен. Но ему никто и никогда не говорил, чем именно. А вот приступы болезни он видел неоднократно своими глазами. Обычно Лорд замолкал на полуслове и словно уходил в себя. Иногда случались вспышки ярости, и тогда любой мог получить Круциатус за малейшее прегрешение.

А сам Барти ценил в Лорде то, чего не смог получить от отца. Темный Лорд, ужасное пугало для обывателей, любил учить. И надо признать, у него был к этому немалый талант. Он был терпелив. Умел находить такие слова, чтобы могли донести смысл до самого непонятливого ученика. Правда, учил он немногих. Из молодых Барти знал только себя, Регулуса Блэка и Северуса Снейпа. А еще Лорд гордился ими и их успехами, словно они были его родными детьми. И это тоже нравилось Барти. Теперь он искал одобрения Темного Лорда, а не отца.

А еще с некоторых пор Барти стал замечать, что Лорд из практически сотни Упивающихся выделял небольшую группу, отношение к которой было иным. Более мягким и доверительным, что ли. И он, Барти, относился именно к этой группе. В нее входили: Антонин Долохов, Ивен Розье, Теодор Нотт, семейство Лестрейнджей, Августус Руквуд, Амикус и Алекто Кэрроу, Мальсибер, Трэвэрс, Джагсон, Корбан Яксли, Уилкис, Торфинн Роули, Селвин, Малфой, Эйвери-младший, Северус Снейп, Регулус Блэк. Он сам. И некий Питер, который никогда не снимал маски и никогда не подвергался наказанию. По крайней мере никто из Упивающихся этого не видел.

Эту группу Лорд наказывал гораздо реже и слабее. Например, Уолдена Макнейра как-то выносили от Лорда. Его крики до этого слышали, несмотря на заглушающие чары, наложенные на помещение. А с Фенрира Сивого Лорд и вовсе едва шкуру не спустил только за косой взгляд в сторону того самого Питера. Оборотень тогда неделю не мог стоять, несмотря на всю свою хваленую регенерацию. И такое происходило довольно часто. А Барти лично лишь один раз пришлось отведать Круцио в исполнении Лорда. В тот раз он увязался за группой старших Упивающихся и едва не погиб в схватке. Тогда пятерке старших пришлось защищать его, провалив данное им задание. Барти навсегда запомнил ту ночь. Никогда больше он не видел гнев Лорда, направленный именно на него. Он навсегда запомнил ту ужасную боль, когда смерть уже казалась желанной. Запомнил и слова Лорда, произнесенные спокойно и оттого страшные вдвойне.

— Помни свое место, мальчик. Пока ты слишком слаб и не обучен для рейдов. В следующий раз тебя не станут защищать. А это смерть или Азкабан. И смерть от дементоров. Живи. Учись. Развивайся. У тебя есть все, о чем можно только мечтать. Книги, амулеты и артефакты, учителя. Совершенствуйся. Но никогда не лезь туда, куда не просят.

Второй раз он нарушил волю Лорда только тогда, когда тот исчез, а Лестрейнджи в отчаянии из-за ускользающей надежды на месть, бросились в дом Лонгботтомов. Барти всегда нравилась Белла. Он был ее тайным поклонником. За ней он и увязался следом, и слова Лорда сбылись самым страшным образом. Собственный отец отправил его в Азкабан, на корм дементорам!

Ненависть к отцу придала сил, и Барти почти удалось сбросить наваждение. Но именно что почти. В следующее мгновение он провалился в воспоминания еще глубже.

Хогвартс Экспресс набирал ход, постукивая на стыках рельсов. Барти шел по вагону в поисках свободного купе. Тяжелый сундук едва полз под усилиями ребенка. Его привел на вокзал отец, но вот о том, чтобы помочь дальше, не было и речи. Наконец в последнем купе отчаявшийся Барти увидел одинокого черноволосого мальчишку, одетого, подобно ему самому, в дорогую черную мантию. Тот сидел, уткнувшись в книгу, и что-то с упоением читал. Барти улыбнулся и вошел, так как дверь была открыта. Мальчик оторвался от чтения и вопросительно посмотрел на Барти.

— Бартемиус Крауч, — представился Барти.

— Регулус Блэк, — в тон ему ответил мальчик.

— Можно составить вам компанию? — продолжил ритуал Барти.

— Прошу, — Блэк указал на лавку напротив, куда Барти и сел, втащив сундук в купе и затолкав его под лавку. Не забыл он закрыть и дверь. Под лавкой Блэка он увидел похожий сундук и улыбнулся. Регулус ответил улыбкой, и спустя несколько минут они уже весело болтали о всякой ерунде, интересной только мальчикам в их возрасте.

Внезапно дверь в купе распахнулась и раздалось протяжное:

— А-а, маменькин сыно-ок! — и сразу же следом: — Здесь Нюньчика нет. Тут мой братец едет.

Говоривший был похож на Регулуса, но немного постарше. Он был одет в мантию с алой оторочкой.

Затем дверь захлопнулась, и по коридору прошло несколько человек. Барти вопросительно посмотрел на Блэка.

— Это мой старший брат Сириус, — как-то грустно вздохнул тот. — Он со мной не ладит.

— А что за Нюнчика они ищут? — поинтересовался Барти, чтобы снова завязать разговор.

— А, — махнул рукой Блэк. — Он про этого Нюнчика все лето вспоминал. А кто это, я не знаю. Сириус со мной не делится своими тайнами.

И Регулус снова загрустил.

Правда, дети непостоянны и грусть не продлилась долго. Вскоре в купе вновь зазвучали веселые голоса.

Только под конец пути зашел разговор о факультетах школы. Тогда Регулус и признался, что хотел бы учиться на факультете Когтевран. Но он боялся расстроить маму, которая и так, когда никто не видел, плакала из-за постоянных ссор с Сириусом. Тот, отправившись в школу, словно с цепи сорвался. Мало того, что угодил на Гриффиндор, так еще и порядки в семье начал высмеивать. Он словно не понимал, что за обычаями семьи стоял опыт многих поколений предков. Причем зачастую весьма плачевный. Регулус был в семейном склепе и видел, что множество Блэков умирали очень молодыми. Вальбурга любила своих детей и не желала им ничего плохого. Ее беда была в том, что для Сириуса она была чересчур властной.

Так вот, Регулус, не обладавший бунтарским характером брата, собирался распределиться на Слизерин, как и хотела мама. Тогда и Барти решил поступать на Слизерин, чтобы не потерять обретенного друга. Эту дружбу они пронесли сквозь года, и только из-за пропажи друга и Лорда Барти бросило в крайность, и он стал следовать за Беллой. Он боялся потерять еще и ее.

Воспоминания снова вернулись к Лорду.

Барти замечал, что даже из той, особой группы, Лорд выделял нескольких человек. Это были Антонин Долохов, Теодор Нотт, Ивен Розье, Эйвери-младший и Питер Петтигрю. Барти мечтал со временем стать частью этого маленького круга избранных, куда не входили даже Люциус Малфой и Северус Снейп.

В этот момент его вырвала из круга воспоминаний знакомая боль в метке. Его вызывал Лорд!

Но ничего больше он осознать не успел. Теперь сносящей все волной нахлынули воспоминания о маме. И как всегда, внутри родилась боль. Это был единственный человек, которого Барти предал. По незнанию. Да. Но предал. Он думал, что она будет гордиться им, когда он станет сильным и умелым магом. А она пришла в ужас, узнав, что он стал вассалом Волдеморта. Он рассказывал ей о величии Лорда. О его знаниях и силе. А она вспоминала замученных и убитых по его приказу. Единственное, во что она поверила сразу, — это непонятная болезнь, поразившая Лорда. Она тоже помнила времена, когда он был восходящей звездой магической науки, как тогда писали в Пророке.

Именно мама смогла заставить отца выполнить ее последнюю волю. Она уже умирала, медленно и мучительно, когда Барти осудили на пожизненный срок в Азкабане. Она пригрозила мужу посмертным проклятием, если он не исполнит ее волю. И он исполнил. Привел ее в Азкабан и вывел из него Барти, наложив Империус и напоив оборотным зельем. Сам Барти бы не ушел. Его совесть не могла пойти на такое. А мама осталась в камере с запасом оборотного зелья. Там она вскоре и умерла, до конца исполнив материнский долг. А Барти с тех пор боролся с чужой волей и проигрывал ей раз за разом.

* * *

Я сидел на ветке дерева неподалеку от дома Краучей и размышлял. Барти не вышел на мой зов, который я рискнул послать. В доме, на первый взгляд, вообще ничего не изменилось. Я не видел никакого движения с тех пор, как Крауч-старший ушел на работу в министерство магии. Со слов Барти я знал, что он жил с отцом, матерью и домовушкой. В доме на данный момент осталось всего двое живых. Это я чувствовал, активировав поисковый амулет, выполненный в виде кольца на лапу. Его приходилось одевать мне на лапу Молинари, иначе просто не получалось. У меня в виде ворона не было рук. А клювом и второй лапой свести разрезное кольцо я просто не мог. Силы не хватало. Вот и приходилось прибегать к его помощи.

Я наблюдал за этим домом уже два дня. Барти несомненно был внутри. Как и домовик. Их аура отличалась от людской. Вот эта домовичка и была проблемой. Я мог вломиться в дом, просто снеся все защитные чары. Мог проникнуть аккуратно, сохранив их в целости. Но домовик был серьезной проблемой. Нет, если ее убить, то проблем бы не было. Вот только Барти любил свою маленькую Винки. А справиться с домовичкой, оставив ее живой, и при этом не засветиться самому было весьма сложной задачей. Домовики опознавали людей по ауре и магии, а лишь потом по внешности. А мои ауру и магию Винки знала. Конечно, она не могла определить меня в анимагическом виде. Данные искажались. Но и я ничего не мог сделать ни вороном, ни василиском. Первый не смог бы попасть даже в дом. Второго быстро свяжут со мной. Ну не со мной конкретно. С Лордом. Но Альбус насторожится и начнет копать. А в том, что мы с Блэком не наследили, я не поручусь. Мне такие проблемы пока не нужны. В тени оставаться удобнее и безопаснее. А значит, что? Нам нужен план. А лучше несколько.

Наемники? На первый взгляд привлекательно. Даже очень. Но наверняка поднимется шум, и Дамблдор узнает. Что будет дальше, и так понятно. Наемников, конечно, можно и убить по завершению. Но. Проблем это не решало. Использовать Молинари? Глупо.

И тут меня осенило. Я даже хрипло каркнул от досады. Ключик к Барти каждый день ходил мимо меня! И его тоже звали Барти. Причем он был ключиком и к домовичке.

* * *

Мистер Крауч возвращался домой. День выдался весьма насыщенным и неприятным. Из-за нерадивых подчиненных, которые умудрялись провалить самые простые поручения. И все приходилось делать самому! Он вышел из аппарации неподалеку от дома, как привык за долгие годы жизни. Он никого не опасался. В Англии, на данный момент, был некоторый спад преступности. И как оказалось, он расслабился весьма неосмотрительно. Неожиданно в спину ему прилетел Петрификус Тоталус. Барти замер на месте, парализованный. Но так как заклинание попало в него в момент движения, то он рухнул на землю, словно подгнивший деревянный столб. Единственное, что осталось ему, это способность видеть и осознавать происходящее.

Послышался шорох легких шагов. И перед лицом Крауча замерли мужские ботинки. Затем его перевернули, и он изумленно выдохнул. На него, из-под глубокого капюшона мантии, смотрела серебряная маска Упивающегося Смертью. Затем он увидел поднимающуюся руку, сжимавшую волшебную палочку.

— Империо, — произнес измененный чарами маски голос. Чудовищная сила легко смяла волю Крауча-старшего. Противиться ей было просто немыслимо.

— Расскажи мне о своем сыне, — услышал он приказ и повиновался. Он рассказал все. С момента рождения маленького Барти до сегодняшнего дня. Пленивший его маг слушал весьма внимательно. Судя по всему, он никуда не спешил и не опасался быть застигнутым на месте преступления. А затем последовал новый приказ.

— Иди домой. Освободи Винки, оставив ее привязку к Барти. И приведи сюда его самого.

Заклинание паралича было снято. Крауч поднялся на ноги.

— Веди себя естественно, — приказал маг. — Действуй.

* * *

Я стоял и ждал. Краучу потребовалось целых сорок минут, чтобы провести ритуал освобождения домовички. Наконец он показался в дверях дома. Следом за ним, шатаясь, словно пьяный, шел Барти-младший. За его одежду цеплялась плачущая Винки. Так они и подошли ко мне.

— Освободи его, — приказал я Краучу-старшему. Про Империус он тоже мне рассказал.

Минуту спустя Барти недоуменно моргал, осматриваясь и явно ничего не понимая. А я продолжал.

— Ты забудешь о сыне. Он умер в тюрьме, — инструктировал я Крауча. — Твоя жена умерла дома от болезни. Недавно умерла Винки, так и не смирившаяся с потерей любимой хозяйки. Ты возьмешь в дом нового домовика и будешь вести привычную жизнь. Ты забудешь обо мне. Иди.

Крауч-старший повернулся и медленно побрел к дому. Я снял с него Империус. Теперь он был уже не нужен.

Затем я повернулся к настороженному Барти. Он еще не пришел в себя, но уже чувствовал себя не в своей тарелке. Тем более что стоял в одном нижнем белье и тапочках на январском ветру. А вот Винки явно узнала мою магию и расслабилась. Она знала, что без нужды сюзерен вассала не обидит. Я снял иллюзорную маску с иллюзии Волдеморта, и Барти вздрогнул. Его губы задрожали, как и голос.

— М-мой Л-лорд!

— Дай руку, — приказал я ему. Пора было уходить. — Держись, — велел я Винки и аппарировал.