Немного другая легенда (джен)

Говорят, что иногда война может закончиться, даже толком не начавшись. Все дело в людях. Кто-то жаждет перемирия и всеми силами идет к нему, доступно объясняя свою позицию войскам, а кто-то спешит напасть первым, выбить врага из колеи, задавить его внезапностью, в надежде на скорую победу. И, как правило, оба варианта довольно действенны, если только противники друг другу под стать. Если соперник первых готов пойти на уступки, и если недруг вторых внезапно окажется совершенно никудышным генералом. Но, в случае конфликта эльфов и оборотней, ни один из этих двух планов не подходил. Два лидера двух сильных кланов ненавидели друг друга уже не одну сотню лет. Долийцы уходили из Бресилиана на зимовку, возвращались в него и год из года лес страдал, не желая свыкаться с этой приевшейся, окутавшей его не самыми лестными историями, закономерностью.

И вроде бы были смельчаки, взявшиеся помочь остроухим, даже против воли последних. Бесстрашные рыбаки, матерые лесорубы и отрекшиеся от гнилой жизни пираты, облюбовавшие портовый, довольно развитый городок Гварен, к югу от крепости Остагар. Построенный прямо на вершине древнего гномьего форпоста, но не представляющий никакого стратегического интереса для государства, Гварен был захолустным местечком со своей иерархией, своими порядками и понятием чести, в рамки которых совершенно не вписывались непонятные междоусобицы, случающиеся из сезона в сезон буквально по-соседству.

К несчастью, имена всех тех героев уже давно канули в лету, так толком и не запомнившись. Но вот пришел Пятый мор, и со слов долийских охотников стало ясно, что людской порт потерян, наводненный порождениями, а кроме тех местных больше и не было желающий вдаваться в подробности кровной Бресилианской вражды. Кроме разве что Серых Стражей, не по своей воле попавших в цепкие лапы уставшего, но не потерявшего веру «в лучшие дни», эльфийского хранителя. За выполнение условий договора он попросил о крохотной услуге, и вот так нелепо мы вновь стали пленниками обстоятельств. Орудием в руках безумного упертого вождя, не видящего дальше своего носа.

Говорят, что иногда война заканчивается раньше, чем она успела бы начаться. И дело тут именно что в людях. В народе. Обобщенно. Они так нелепо порой заняты своими личными дрязгами, что не замечают самого сильного врага — время. А ведь оно утекает безвозвратно, теряется, даря кому-то ценнейшие дни форы. Так что... если мир падет, не пережив Пятого восстания, то в том было виновато большинство, не меньше. Армия заранее проиграла все битвы, забыв об их существовании. Но винить будут лишь самых старательных. Тех, кто шел против течения, бессильно сопротивляясь ледяной стихии. Как жаль, что теми козлами отпущения станут Серые Стражи. Жаль, но после смерти, надеюсь, нам это зачтется.

* * *

Хорошо спланированная засада — одна из ячеек умного, продуманного плана. Вторая — отряд матерых бойцов, готовых к неожиданному, случайному отпору. Даже если отпор не так уж и непредсказуем. К тому же, что есть луки и мечи против когтей, зубов и животной ярости? Что такое глупые железки, если всего один укус — верный признак того, что отныне в армии противника на одного перебежчика больше? Ведь оборотни — это не культура, даже не народ. Оборотни — проклятие, болезнь, забирающая самых сильных и отважных. И чем ты сильнее, тем быстрее она тебя поглотит, обняв тело шерстяной защитой, деформировав ноги, руки и лицо, подарив глазам ярко-желтый окрас одинокой полуночной луны.

Когда Оуэн с утра разделил нас на отряды и мы, вооруженные лишь мечами и облаченные в броню, двинулись прочесывать лес, разумные звери, одержимые демонами Гнева, как принято считать по научению народной фольклора, готовились к атаке. Дождавшись полудня, следя за эльфами издалека, из чащи, не попадаясь на глаза расторопным охотникам, они выжидали нужного момента, сдерживая ярость и злость, рвущую их изнутри, как ядовитое пламя. А затем напали. Первым кличем был развороченный охранный рубеж, в стороне от стоянки лагеря. У вздымающегося к выси Великого дуба — одного из священных мест леса. Трупы троих дозорных и двух же детей, решивших понаблюдать за поляной со смотровой площадки меж изгибов крупных ветвей, теперь валялись на земле, разорванные, изогнутые, как гнилые коряги.

Казалось бы, наученные горьким опытом, долийцы должны были догадаться, что идти туда, к месту резни, бесполезно. Там ничего больше нет. Снова пустота и кровь. Но все равно пошли. Крохотным, хорошо вооруженным отрядом. Ведь оборотни осквернили важный для их культуры и для всего Бресилиана холм, впервые за долгие годы перешли границу дозволенного. Но человекоподобных волков такие мелочи не волновали. Это была всего лишь очередная клеточка стратегической игры, должной вселить ужас в сердца остроухих противников и заставить их убраться из этих мест. Окончательно и бесповоротно.

Вторым ударом был сам лагерь. Потерявший на недолгое время часть своей охраны, поселок эльфов оказался уязвим перед лицом опасности. Женщины и дети прятались по шатрам, наглухо задергивая входные шторы, а те, кто могли драться — дрались, обезумев от ненависти, причина которой умерла еще долгие столетия назад, похороненная вместе с теми первыми, кто дал толчок этой войне. С теми, кто разбередил угли старинной магии и еще сильнее истончил границу между Тенью и Миром, ведь только сильная магия, сильные чары или проклятие способно было до неузнаваемости изменить тела и души разумных и отныне двуногих зверей.

Не знаю, на счастье ли или на беду, но тогда до лагеря добрался Зевран. Следуя за нами по пятам все эти дни от Лотеринга, как призрак, он переждал еще одну ночь, заранее узнав тропу, ведущую в селение, и, дождавшись утра, решил как всегда, с присущей ему театральностью, наведаться в гости кочующих собратьев, никак не ожидая оказаться в самом эпицентре драки. Тогда же, четверть часа спустя, с востока подоспел брат со Стэном, Морриган и Лелианой. Общими усилиями оборотни были отброшены обратно в лес, а укушенных отправили в лазарет, в который раз беспочвенно надеясь на их выздоровление.

Каким образом светловолосый убийца снискал расположение младшего, я так и не узнала, предпочтя оставить тайну тайной. Поняла лишь, что во время драки Араннай был задет волчьими когтями, глубокие полосы шрамов так и останутся на его груди до конца жизни, и откинут к одному из складских экипажей, вследствие чего немного повредил голову. А еще я знала о болезни... не помнила, откуда, может, кто из эльфов нашептал с утра... Первые несколько часов после укуса пострадавший чувствовал себя вполне обычно. Он даже мог драться и без промаха пускать стрелы. Затем, спустя какое-то время, инфицированного настигали приступы спонтанной рвоты, заметно ослабляя, тело приступало к обильному выделению пота. На другой день, ближе к ночи, с восходом луны, тело пострадавшего начинало будто бы ломаться изнутри, вызывая адские боли и крики, появлялся жар. Его грудь рвало невидимыми когтями, глаза блестели, наливаясь кровью, конечности нескончаемо дрожали. На утро же воин погибал, если не обращался в зверя. И только такой сценарий. Без виляний, без сглаживания острых углов. Только сухая, циничная правда, не более. Знание этого давило не меня, вызывая жалость. К Зеврану и к другим незнакомым мне долийцам, пострадавшим в бессмысленной, глупой мясорубке. Но что с этим делать — я не знала. Во всяком случае пока. Жаль лишь, что времени оставалось не так уж и много.

— Что вы узнали? — Оуэн подошел со спины, но я не испугалась, словно заранее знала, что это был именно он. К тому же рядом стоял Алистер, приобнимая меня за плечо. В последнее время мужчина стал куда смелее. Неловкость испарилась, будто ее и не было. К несчастью я подобным похвастаться не могла. — Благородство, уделишь нам с сестричкой минутку?

— Встретили белого волка, — вместо жеста согласия и спешной попытки ретироваться, произнес блондин. — Услышали зов о помощи в лесу. Пошли на голос, а там он.

— Я не верю хранителю. Что-то тут не чисто, — задумчиво добавила я.

Сложив руки на груди, брат равнодушно хмыкнул.

— Будем надеяться на то, что у нас есть еще один день, — наконец ответил он. — И на то, что смерть этого Безумного Клыка урезонит как оборотней, так и муки пострадавших эльфов.

— Ты действительно хочешь его убить? — вопрос прозвучал как обвинение. Желая сгладить острый угол, добавила: — Он мог бы нас разорвать там у кургана, но не сделал этого. Щит Амелла конечно силен, но не в месте, где прозрачность Тени можно разглядеть невооруженным глазом. К тому же тот взгляд... — я вспомнила глаза волка, его хитрый и умный прищур. — Он будто усмехнулся. Как это делает обычный, здравомыслящий человек. И ушел, зная, что мы не ударим в спину. Одно только это внушает сомнение.

— Ты же понимаешь, что реши мы убить Клыка, придется идти в его логово, наводненное оборотнями и прочими тварями? — тут же вставил Алистер, подражая моей манере разговора, максимально тактично макая младшего лицом в его ошибки. — О людях своих подумай. О сестре. Это же самоубийство!

Оуэн напрягся. Он терпеть не мог, когда кто-то малознакомый смел ему указывать, как себя вести. Особенно если человек тот был ему в какой-либо мере неприятен. По сложенным на груди рукам, свободным от наручей, забегали полосочки жил. Обернувшись, сердцем чуя, что сейчас вновь случится непоправимое, я вставила свое веское:

— Да! Действительно, подумай обо мне! Какого демона я должна снова смотреть на то, как ты умираешь? Хватит! Нужен какой-нибудь нормальный план! Умный! К тому же искать логово полуволков, наугад тыча пальцем в карту, самая наиглупейшая идея!

— Есть получше? Там между прочим люди, эльфы то есть, умирают! — кивнув в сторону палатки-лазарета, вспылил в ответ брат.

Я виновато опустила глаза. Он был прав, но согласиться с Оуэном, значит подписать себе очередной смертный приговор, во время исполнения которого хрупкая удача вполне может от нас отвернуться, хоть и, как ни странно, не делала этого раньше. От ответа меня спасло появление долийского хранителя. Затриан, совершая дополнительный обход с парой лучников, по пути магией зажигая чернеющие в сумерках головки факелов, подошел к нашей маленькой кучке. Все время разговора где-то в стороне, обнюхивая кусты, носился мабари и теперь, при появлении рядом с хозяевами незнакомца, пес поспешил вернуться, плюхнувшись у моих ног, чудом их не придавив. Вскинув морду, Клыкастик умным, заинтересованным взглядом уставился на лысого, с гримасой непроницаемого самообладания, эльфа. Не удосужив собаку взглядом, старейшина обратился напрямую к младшему, не размениваясь по мелочам:

— Серый Страж, — сухой кивок. — Я понимаю, не о том мы договаривались, но, в связи с нападением на стоянку, мне отныне нечего вам предложить. Мор — скверное время, и эльфы клана Алвар это понимают, но болезнь дикарей забирает лучших из нас. В этот раз — много больше, чем раньше, — он на секунду умолк, переведя взгляд с брата на меня, Алистера и обратно, будто выискивая бреши в наших отношениях, чтобы потом на них же и надавить. Хранитель точно не вызывал во мне никаких положительных эмоций. Слишком холодный, лицемерный взгляд и слишком аккуратная, хорошо продуманная речь, призывающая надавить на совесть. — Мне сказали — пострадал кто-то из ваших друзей. Его дни сочтены, об этом я тоже сожалею, — в словах остроухого лидера не было ни толики сочувствия. Вся его речь, словно бы паршиво заученный театральный монолог, не вызывал во мне ни грамма веры. Я ему не доверяла, и в этом мы, похожи, были толерантны.

— Он — не друг, — отозвался брат, но уточнять ничего не стал. — Однако его смерть, так же как и смерть ваших собратьев, или их предательство и перебежничество на сторону оборотней, — ведь так вы это называете? — были бы мне не приятны, — Оуэн в упор смотрел на Затриана, который, похоже, под коркой холодности и равнодушия уже осторожно начинал праздновать свою победу. — Как много у нас времени?

— День. Не больше. Травы немного отсрочат неминуемое, магия леса поддержит своих детей, направляя их на путь небытия, но затем, еще до восхода следующей луны... мы уйдем, — окончание фразы было произнесено несколько неуверенно, нетвердо, отчасти несерьезно, и, будто бы поняв свою оплошность, Хранитель вытянулся, вскинул подбородок и, развернувшись, быстро удалился, бросив через плечо: — Руины на Юго-востоке, — так он все-таки знал, где обитали полуволки! Тогда отчего не рассказал все раньше?

— Клан никуда не уйдет, — медленно произнесла я, дождавшись, когда старейшина скроется в своем шатре, а двое лучников разбредутся по периметру лагеря.

— Да, не уйдет, — согласился младший. — И поддержки из других общин тоже не будет. Они ему тоже не доверяют. Может я был не прав? Может попробовать договориться с оборотнями? Все-таки, какие-никакие солдаты, а? — брат усмехнулся, потирая подбородок.

— И бросить эльфов? Не слишком ли это жестко?

— Их уже давно бросил их вожак. Ему плевать на них. «Болезнь дикарей», как они это называют, сулит местным долийцам вымирание. И это продолжается, по моим догадкам, уже не одну сотню лет. Так... что скажешь, Благородство? — Оуэн смерил Алистера шутливо-серьезным взглядом. — Волки или эльфы? Что в подобном случае предпринял бы будущий король Ферелдена?

Не помню, как именно Оуэн узнал о том, что светловолосый Страж был единокровным братом короля Кайлана. Просто узнал и все. Возможно младший «прижал» Алистера, воспользовавшись неуверенностью второго. Вероятно — проскочило где-то в разговоре, а никто и не обратил внимания... Важно было лишь то, что мой дорогой братишка знал об этом, и порой очень любил поддевать блондина этим своим знанием, швыряя его в лицо, как лепешку животных испражнений. Жестоко, но в меру простительно. Во всяком случае, сам Страж на это старался никак не реагировать, да и разговор заводить не спешил. Может, стоило над этим поразмыслить?

* * *

Когда Дайлен узнал о том, что мы намереваемся идти в логово оборотней, дабы убить их вожака и принести его сердце Хранителю, он вскинул брови и вопросительно уставился на меня. Чего он ожидал? Я думаю улыбки и уверения в том, что слова Оуэна были ни чем иным, как очень глупой шуткой. Но в ответ получил лишь жалостливое выражение лица смирившегося со всеми бедами человека. Задумчиво выдохнув, забавно раздув при этом щеки, маг пожал плечами и кивнул, переведя взгляд на стоящую с ним рядом Лелиану. Они оба, целитель и церковница, до того о чем-то негромко беседовали в стороне от медицинского шатра и даже вздрогнули от неожиданности, когда брат, подскочив к рыжему мужчине со спины, хлопнул его по плечу, заставляя обернуться. В подробности чьих-то отношений я, на данном этапе своей жизни, старалась не вдаваться, — мне бы со своими разобраться, — потому, выслушав пару напыщенно праведных фраз девушки, заканчивающихся твердым согласием на эту авантюру, отправилась бродить по лагерю, с любопытством рассматривая тронутые вечерними сумерками декорации эльфийской стоянки.

Я все никак не могла понять, как именно долийцы «кочуют»? Ни лошадей, ни мулов. Лишь только загруженные разными животными скальпами, травами и корзинами сухопутные кораблики. Не руками же они их толкают, верно же? Ответ пришел сам собой. Как и всегда в подобном случае. Вышагивая вдоль невысокого забора на окраине поселения, я остановилась, заметив внутри огороженной площадки какое-то движение. Размазанное пятно живого существа, гладкий снежный мех которого нехотя ослеплял, поглощая свет ближайшего факела, медленно, неуверенно двигалось в мою сторону. Из мрака выскользнула вначале вытянутая мордашка, затем необычайно извилистые длинные рога и наконец, все животное целиком. Оно походило на оленя, разве что крупнее, и в глазах, таких синих, как самое чисто небо, читалось любопытство и поразительное понимание, тенью огонька танцуя на радужке. Вздохнув, я восхищенно изучала чудесное существо, неуверенно потянув к нему руку. Белый олень встрепенулся, не позволяя к себе прикоснуться и, развернувшись, вновь растворился в тени, издав протяжный, низкий стон, расцененный мою как крайняя форма возмущения.

— Забавно, да? У нас забрали все, но мы выжили. И даже вновь принялись разводить галл... Долийцы зовут их проводниками. Когда эльф умирает, галла провожает его в вечность... так считается, — положив руки на ограду, Зевран равнодушно смотрел куда-то перед собой. Он подошел неслышно, молчаливо, как будто случайно. Не ища разговора, просто сказал то, что подумал, стараясь скрыть слабость в голосе, вновь разыгрывая как-то дешевый, не впечатляющий спектакль. — А ведь раньше мы были высшим народом. До людей. Очень и очень давно.

— Что тебе нужно? — прозвучало довольно резко, на эмоциях, но исправляться я не собиралась — до сих пор не могла точно определить, как именно стоит относиться к этому несостоявшемуся убийце.

— Ух, как не дружелюбно, — эльф растянулся в нахальной улыбке, повернувшись ко мне. С перебинтованной головой и голой грудью, так же стянутой темно-серой материей с травяными компрессами, он представлял довольно жалкое зрелище. Как и все, кому приходилось так или иначе переживать тяготы ранений. — До меня дошел слушок, что вы намерены идти на волков. Хотел вызваться добровольцем.

— С чего это вдруг такое благородство?

— Шшш, — приложив палец к губам, прошептал мужчина, — я скажу, но только по секрету. Согласна, прекрасная бунтарка?

Не знаю почему, но я кивнула. Араннай умел интриговать, как-то неосознанно заставляя забыть про осторожность. Приблизившись, он наклонился над моим ухом, тихо произнеся:

— Я просто люблю авантюры.

Отстранившись, вновь широко улыбнулся, разведя руки в стороны, будто требуя оваций.

— Не помешаем? — раздался в стороне голос Оуэна. — Эльф, тебя в лазарете искали. Я посыльным не вызывался, но все же решил сообщить.

Зевран отклонился, рассматривая силуэты подошедших мужчин, затем молча знакомо-театрально поклонился, пожав плечами и, подмигнув мне на прощание, удалился. Подмигнув... по спине снова проскочили мурашки. Но уже без отвращения. Был в этом его жесте какой-то вульгарный флирт, и он очень сильно меня смущал.

— Он собирается идти с нами. Ты знал? — спросила я у брата, когда след наемника благополучно простыл.

— Да.

— Нет! — в голос с младшим протестующе отрезал Алистер. — Серьезно? Да он нам в любой момент может глотку перерезать и даже не вздрогнет!

Сложив руки на груди, напрочь игнорируя короткое возмущение блондина, Оуэн продолжил говорить, как ни в чем не бывало. Но я знала, что не будь меня сейчас рядом, он бы вновь вышел из себя, и небольшая площадка рядом с загоном эльфийских питомцев внезапно преобразилось бы в поле рукопашного боя.

— Мы говорили об этом до того, как вы вернулись. Араннаю нечего терять, так как он ранен и в скором времени умрет. Это, кстати, его слова.

— Он с нами не пойдет! Или... — раздраженно бросил Страж.

— Или что? — брат развернулся, ткнув пальцем в грудь блондина. — Ты еще не стал калекой, Благородство, по одной простой причине — я очень люблю свою сестру! А эльф идет с нами, не потому, что я ему доверяю, или проникся к нему дружеским чувством. Он — болен, и по его состоянию я смогу определить, много ли у нас еще времени, до тех пор, пока все зараженные долийцы не будут мертвы. Я понятно изъясняюсь? — помедлив, Алистер кивнул. — Вот и ладненько, — по губам младшего скользнула усмешка. — В другой раз думай, а только затем говори. Не все такие терпеливые, как я.

Заметила, как кулаки светловолосого мужчины сжались, а сам он заметно напрягался, в упор смотря на оппонента. Они были как кошка с собакой. Заклятые друзья в медленно гибнущем мире. Очень поэтично.

— Пойду, сообщу Стэну и разыщу Морриган. Никто ее не видел? — я отрицательно помотала головой. — Паршиво. Ну да ладно. Завтра с рассветом в путь. День будет длинным.

Когда Оуэн ушел, я неуверенно коснулась плеча стоящего рядом мужчины. Алистер вздрогнул, мотнув шапкой волос, шумно выдохнул. Где-то совсем рядом зашевелились кусты и из них, радостно тявкнув, выскочил Клык, едва не наградив меня сердечным приступом. Вдалеке завыли волки, тонко намекая о своем существовании. Взяв блондина за руку, я сжала его ладонь.

— Просто нужно чуть больше терпения.

Страж раздосадовано фыркнул, подняв глаз к звездному небу.

Завтрашний день и правда обещал быть долгим. Для кого-то, возможно, последним. Но не стоит быть пессимистом. Стакан на половину полон, знаете такую присказку? Так вот... чаша моего терпения тоже уже медленно приближалась к дозволенной границе. Еще одна ненужная, глупая «щепетильная просьба», и я взорвусь, как магический огненный шарик, задевая ударной волной всех, кто находится поблизости. Будут последствия, знаю. Но на душе станет легче. Мозги немного встряхнутся, а там... там посмотрим.