Путем чужого пророчества (гет)

Снейп стоял напротив меня, поджав бледные от злости губы и опаляя полным ярости взглядом. У меня, как думается, вид был не лучше.

— Какого лешего ты, Снейп, все обиженного и оскорбленного из себя строишь? — с холодной яростью выплюнула я. — Ну конечно, стерва Лили тебя цинично использовала, а потом бросила и свалила к другому парню. А ты, выходит, и не виноват совсем. Ты же, бедолага, и представить не мог, что этим закончится, когда в Пожиратели подался. Заполучил себе девчонку и успокоился — куда эта дурочка от тебя теперь денется? Галочку поставил, а теперь можно и собственной карьерой заняться. Знал, что я от Лорда всю жизнь бегала, и все равно самолично на блюдечке принес, чтобы только в свой нацистский клуб вступить.

— Я тебя спасти хотел, — огрызнулся он, — всю жизнь не пробегаешь, и, как не прячься — все равно найдут. А когда бы Лорд победил и власть сменилась, то тебя в любом случае принудили к сотрудничеству, только уже не на наших условиях. А так ты под моей защитой была. Никто тебя в организацию силком не тянул. Занималась бы своими делами, как та же Нарцисса и другие леди. Но ты же всегда по-своему поступаешь, — презрительно скривился он, — какое тебе дело до чужих чувств.

— Да что ты говоришь? — усмехнулась я. — Да у тебя Гриффиндор головного мозга, Северус. Значит, я должна была, как Нарцисса, у окошка сидеть, кружева вязать и ждать, когда мой «герой» с очередного рейда вернется? От крови грязнокровок отмоется, и этими руками, что людей пытал, ко мне обниматься полезет? Нахрен мне такая безопасность не сдалась, Снейп, — процедила сквозь зубы, — и жить так я не желаю, потому и ушла. Почему только я одна понимать тебя должна? Сколько тебе шансов давала, а ты все равно свои непомерные амбиции выбрал. Возможность возвыситься над всеми, кто тебя в Хогвартсе знать не желал, поставил выше наших отношений. Конечно, стать правой рукой повелителя и потеснить Малфоя звучит куда заманчивей и престижней, чем жить в безопасности во Франции с грязнокровкой и возглавить собственную лабораторию. Кому из твоих дружков дело будет до твоих успехов в чужих краях, когда тут можно всем разом носы утереть.

— Думай, что хочешь, — упрямо прорычал Северус, не желая сдаваться, — ты просто никогда мне не доверяла и не любила. А когда подвернулась возможность выбросила, как ненужную вещь, только Поттер на горизонте замаячил.

— А ты, смотрю, от своей большой любви мне с готовностью эту возможность предоставил, — съязвила я. — Так вот, Северус, может, я и стихи тебе не посвящала, и звезды в твою честь не называла, но любила тебя, как могла и умела. Любовь, она у всех разная, чтоб ты знал. Заботилась и в свободе не ограничивала. И как ты этой свободой распорядился? Ты даже ради любви ко мне не захотел ни капли измениться, потому что эгоист до мозга костей. И кого твоя внеземная любовь осчастливила? Меня? Может, она и великая, да только для тебя одного — высшая степень эгоизма. Тоже мне, Рыцарь Печального Образа нашелся. Дон Кихот доморощенный. Живешь в выдуманном мире и мнишь, что совершаешь подвиги ради прекрасной дамы, а на саму даму тебе наплевать, иначе ты бы обо мне думал, а не о пожирательской карьере и Темных искусствах. Неужели и теперь, после этих лет служения Лорду, рейдов и грязи, о которых я тебя предупреждала, ты все еще будешь утверждать, что я не права была?

— Что же ты такого пропащего эгоиста, как я, полюбила? — ухмыльнулся он, не скрывая издевки, но тут же отводя взгляд и привычно уводя от темы, уходя в обвинения. — Пожалела убогого Нюниуса? Снизошла? Думаешь, я не знаю, что у меня ничего не было, чтобы привлечь такую девчонку, как ты? — с горечью, которую в запале и сам не заметил, добавил он, сводя на нет мою злость.

— Потому и полюбила, что дурой была, — честно ответила я, успокаиваясь и устало вздыхая, — а когда во всем разобралась, уже поздно было, привыкла к твоему слепому обожанию. Без него пусто на душе. Пророс в сердце, как дьявольские силки опутал, и не вырваться теперь.

Он так ничего и не понял, вернее не хотел понимать и слышать. Вся наша ссора превращалась в банальный слив взаимных обид — просто бессмысленное сотрясение воздуха не несущее истины, ведь у каждого своя правда, недоступная другому. По крайней мере, сейчас. Мы мыслили слишком по-разному, чтобы понять друг друга. Мой злой азарт поневоле рассеялся в пространстве, и больше уже не хотелось что-то доказывать и обвинять.

— А что тебя удивляет, Северус? Захотелось циничной идиотке в сказке пожить. Героиней романа себя почувствовать. Особенной. Единственной. Когда любовь чиста и высока. Навсегда. Через время, через разлуку, через смерть. Патронус и душа одни на двоих — Всегда. Я вполне знаю цену мужской любви, — уже апатично добавила я, не торопясь направляясь до кресла, с удобством присаживаясь и прямо встречая его недоуменный взгляд.

— Я совсем не уникальная девушка, Северус, хоть и красивая и не глупая. И для меня не секрет, почему все эти успешные и видные парни вокруг меня вьются, и чем я их привлекаю. Но незаменимых людей нет, и каждый из них, в случае чего, легко забудет меня и станет не менее счастливым с другой женщиной. Их любовь, какой бы сильной и настоящей не казалась, для меня недорого стоит. Я с ней знакома и знаю ей настоящую цену. Она одинаково начинается и одинаково заканчивается. А вот ты — другое дело. Твоя любовь для меня непонятое и невиданное откровение, Северус, — она не имеет конца. Уверена, что ты не смог бы меня заменить никем, даже если нашел кого-то лучше. Не смог стать счастливым без меня. Никогда. Ни в этой, ни в другой жизни. Это и привлекло меня к тебе, а не жалость, и что ты там еще себе напридумывал. Разве я могла пройти мимо таких сильных настоящих чувств и не ответить на них взаимностью? Если классики утверждают, что можно полюбить за муки и сострадание, то вслед чужой любви тоже вполне возможно. Теперь это знаю по себе. Пусть я не способна в силу характера светить сама, но отражать твой свет мне по силам. Гореть чужим огнем тоже прекрасно. Но я ошиблась.

— Ошиблась? — возразил Северус, на лице которого странным образом проступила радость и сомнения. — Ты не веришь моим чувствам? Я говор…

— Верю, — перебила я его, — конечно верю, но теперь они не имеют значения. Я поняла природу твоей любви только недавно. Когда ты не послушал и все же побежал к Дамблдору просить за меня.

— Он тебе рассказал? — отпрянул Снейп, побледнел, а потом покрылся некрасивыми красными пятнами, на мгновение прикрыл веки и стиснул кулаки. Когда он снова на меня посмотрел, то в его взгляде, как я и подозревала, не было и капли вины, только досада и отчаяние. Стыд, что я узнала неприглядную тайну его унижения, и его гордость пострадала, а вовсе не раскаяние.

— Нет, — ответила махнув небрежным жестом на глаза, — забыл, что я уже знала будущее? Ты просил у Лорда за мою жизнь, Северус. Сейчас ты скажешь, как всегда, что делал это только ради меня, но это вранье. Ты тогда думал только о себе. Тебе нужно было сохранить мне жизнь ради себя самого, и плевать ты хотел на мои чувства. Разве ты тогда думал обо мне? Думал, в какой агонии я бы жила потом без мужа и сына? Даже сейчас ты не в силах понять, что сделал не так, Северус. Ты бы тоже, конечно, это понял, но слишком поздно, только после моей смерти. Ты всю жизнь думал только о себе, потому и предал одного хозяина, потом другого, и поспособствовал убийству обоих — ведь они оба лишили тебя самого важного и должны были поплатиться. Твоя любовь и верность всегда принадлежали только тебе одному, а я лишь та, которую ты избрал, чтобы их разделить с тобой.

— Это неправда, — пылко возразил он, не понимая меня, резко опустился передо мной на колени, обхватив мои ладони руками, — я был искренен с тобой, Лили. Поверь.

— Конечно. И не сомневаюсь в твоей любви, Сев, — легко согласилась я, не отнимая рук, — потому и доверилась тебе. Но причина твоей любви не я сама — Лили Эванс из плоти и крови, а ты и твои фантазии. Ты сам придумал себе образ и влюбился в него.

— Ты ошибаешься, Лили, — отчаянно, с жаром возразил он, не желая признавать правду, не видя ее.

— Разве? — грустно улыбнулась я. — Ты совсем не знаешь меня, Северус. Не знаешь, что я люблю пионы и ромашки, а не лилии и розы, которые, по твоему разумению, мне больше подходят. Ты уготовил мне в своей жизни роль прекрасной ожившей статуи, и с одинаковым рвением приносил бы цветы и к моим ногам, и к надгробию. Тебе даже не обязательно быть рядом — вполне достаточно знать, что я существую на свете. Ведь пока я живу, твоя любовь будет отражаться от меня, где бы я ни была, как от зеркала. А оно должно быть безупречно, чтобы не исказить твой свет. И не обязательно знать, какая я на самом деле, тебе вполне хватает своих грез — они покрывают все мои возможные недостатки.

— Да нет же, Лили, ты все не так понимаешь, — возразил он в отчаянии, уткнувшись лбом в мои руки, не в силах высказать свои мысли.

— Увы, но это ты заблуждаешься, Сев. Ведь я обычная девчонка — не лучше других, а может и хуже. Мне не чужды комплексы и неуверенность, хотя ты вряд ли в это поверишь, глядя на меня — я научилась это скрывать. Потому мне и необходимы были твоя бесконечная вера в меня и искреннее восхищение. Я попыталась стать той, кем не являлась. Но я не умею себе врать. Твои возвышенные чувства не делают меня лучше — это приятный самообман, не имеющий никакого отношения к реальности. И я наконец это осознала и приняла себя такой, какая есть. И ты необходим мне, с твоей искренностью и любовью ко мне, чтобы в твоих глазах видеть себя такой, какой меня задумал Бог, и какой я никогда не буду. Потому ты самый дорогой и любимый для меня человек на этом свете. Присядь, пожалуйста, мне нужно сказать тебе что-то серьезное, — попросила я, мягко высвобождая вспотевшие ладони. Он послушно опустился в соседнее кресло, упрямо порываясь мне что-то возразить. Но мне не хотелось спорить — в этом уже не было никакого смысла.

— У нас с тобой есть дочь, — не стала ходить вокруг да около, — ее зовут Виктория. Третьего мая ей исполнилось два года. Ее воспитывает Эйлин. На следующей неделе они приедут сюда, но если хочешь их навестить сам, дам тебе порт-ключ до усадьбы на Корсике.

— Что? — опешил Северус, явно не ожидавший такого поворота. Судя по его расфокусированному взгляду, в голове у него ни одной четкой мысли.

— Я ждала ребенка, когда мы расстались, просто не успела тебе сообщить. Только давай не будем обсуждать прошлое и искать виноватых, — торопливо возразила, пока он не пришел в себя и не засыпал обвинениями по новой. — Я не сказала тебе, потому, что ты тогда уже служил Лорду, а я не хотела рисковать.

— А Поттер? — отмер Снейп все еще не в силах поверить. — В «Пророке» писали у вас сын, а потом что-то про ловушку…

— С Джеймсом у нас был фиктивный брак, — охотно призналась ему, — и мальчик был наколдованной приманкой для Лорда. Но я благодарна, что Поттер все это время защищал меня и ребенка, и даже был готов умереть за посторонних, по сути, людей. Он неожиданно оказался надежным мужчиной. А сразу после падения Лорда мы с Поттером развелись, как и договаривались, хотя официально о разводе сообщат в конце следующего месяца. Тори все это время жила с бабушкой на Корсике. Я и сама видела ее всего два раза за все это время. Прости, но я не знала, как рассказать тебе о дочери потом, ведь ты был уже женат.

— Лили, мой брак, — с горячностью начал Снейп и поперхнулся на полуслове, меняясь в лице и бледнея, словно только что о нем вспомнил.

— Я знаю, Сев, — перебила я, не решаясь на болезненную для нас обоих тему. — Это уже не важно. Мне главное, чтобы ты знал о Тори, а об остальном поговорим в другой раз. А теперь извини меня, я очень устала. Так дать тебе порт-ключ?

— Думаю, неделю я выдержу, — поводив в задумчивости по нижней губе указательным пальцем, ответил он. — А у тебя нет ее колдофото?

Сняла медальон и подала ему. Он взглянул и одарил меня долгим задумчивым взглядом с нотками радости. И тут я вспомнила, что кроме Тори, в кулоне было колдофото нас с ним и Эйлин, и неожиданно для себя смутилась.

— Она красавица. Похожа больше на Блэк, чем на нас, — отмер Снейп и растерянно улыбнулся, — рад, что девочка не унаследовала мой нос. Это было бы ужасно. — А у меня промелькнула мысль, что если бы сейчас хоть на секунду усомнился в своем отцовстве, я бы его заавадила на месте без всякого сожаления.

— Она пошла в деда, — улыбнулась я, подходя ближе и склоняясь к медальону в его руке, рассматривая дочь. — Волдеморт был моим отцом. Потому я и скрывалась от него, — с некоторой заминкой добавила под его шокированный взгляд. — Что, разочарован? — грустно усмехнулась на его реакцию.

— Не особо, — нарочито спокойно ответил он и перевел взгляд на дочь, — зато теперь мне многое стало ясно. Сколько в тебе еще тайн, Лили?

— Достаточно, чтобы свести с ума любого, — ухмыльнулась я, забирая кулон и возвращая его на место. — Надеюсь, ты понимаешь, что все, что я рассказала, это наша с тобой тайна, Северус?

— Постой, Лили, — подорвался он, когда, дождавшись его кивка, я направилась к выходу. — А как же мы теперь? Мои чувства не изменились, но ты же понимаешь, что я не могу оставить Кристину и ребенка. Я поклялся о них заботиться и сдержу слово.

— Я бы разочаровалась в тебе, Сев, если бы ты смог их бросить, — мягко улыбнулась. — У меня сейчас нет сил и времени решать этот вопрос. Достаточно, если ты перестанешь кидаться на меня с обвинениями и не будешь усложнять жизнь — она у меня и так непроста. Не знаю, как тебе, но мне легче, что мы с тобой все сегодня прояснили. Пока, Сев. Не забудь список зелий.

— Пока, Лили, — эхом повторил Снейп, с неохотой выпустив мою ладонь и провожая долгим взглядом.

Эти откровения дались мне не просто, и я еще долго от них отходила. Но все равно была рада, что между нами теперь нет секретов. Правда, меня немного разочаровало, что Северус мало изменился за эти три года. Пережитые разочарования, боль и одиночество не сделали из него того надежного и рассудительного мага, каким я помню его из книг. Его порывистость и подростковый максимализм остались при нем, только лишь обогатившись сарказмом и едкостью выражений. Еще немного и он превратился бы в желчного нелюдимого брюзгу. Надеюсь, что теперь он станет спокойнее, зная, что он мне все еще дорог, и я оставила его не из-за любви к другому парню. А Эйлин и Тори смогут окончательно его утешить.

Я долго размышляла, почему так к нему привязалась и не могу забыть, когда вокруг полно достойных мужчин? И наконец поняла.

При всей привлекательности и талантах я очень не уверена в себе. Это тянется еще с прошлой жизни. Родись я в другой семье у любящих родителей, в достатке, похвалах и восхищении, то выросла бы в обычную стервозную особу, которых полно среди видных и уверенных в себе девчонок. Но увы и ах, я вовсе не такая.

При внешней уверенности мне требуется подтверждение со стороны, что я красивая, талантливая и достойная любви. И в каждом восхищенном взгляде мужчин я хотела видеть это подтверждение. Может, потому и не решилась на постоянные отношения в свое время. Мне было проще уйти раньше, чем во мне разочаруются и снова бросят — спасибо моему первому-бывшему.

Подобное притягивает подобное, как бы странно это ни звучало. И Северус, видимо, привлек меня именно поэтому. Мне было бы неуютно с кем-то, вроде любящего, самоуверенного и легкого в общении Поттера. Этот светлый мальчик не смог бы полюбить настоящую меня, со всей тьмой, что я скрываю, и кучей комплексов. Он бы не был счастлив рядом со мной и рано или поздно разочаровался и стал бы тяготиться нашими отношениями. Его бы со временем стала бесить моя отстраненность, а меня раздражать его неуместная жизнерадостность и легкость существования. Как бы гармонично для всех мы со стороны ни смотрелись.

А Северус болел и маялся тем же, чем и я — в этом мы были одинаковы. Перед ним не стыдно быть самой собой. Недостатков он не увидит, а достоинств еще больше припишет, чем они есть. А его собственной неуверенности позарез требовалась Лили, чтобы отражать его же собственную любовь обратно. Ведь сам себя он, как и я, любить не умел и не мог, потому что верил и не сомневался только в себе самом. Мне же, видя любовь и обожание в его глазах, не требовалось подтверждение собственной значимости от других мужчин — хватало маниакальной любви Сева. Мы нашли друг в друге то, в чем нуждался каждый из нас. Дополняли друг друга, идеально подстраивались. Потому нам и было так хорошо и спокойно вдвоем, словно мы сто лет прожили вместе.

Эйлин, кстати, наверняка тоже страдала тем же самым, по молодости в свое время, потому и понимала нас обоих еще раньше, чем мы сами себя поняли и разобрались в себе. Вписалась в наши отношения так крепко, как не всякая мать, понимая и переживая сильнее собственной дочери. Короче, философия и самоосознание — это, конечно, хорошо, но как решать нашу проблему я, увы, не представляла.