Исчезновения Драко Малфоя (гет)

Перья длиной в три фута, вставленные в вазы точно букеты цветов, мягкие на вид и пушистые, напоминающие клубы дыма. Паучьи плетения, так плотно покрытые пылью, что смотрятся тончайшим кружевом. Башни книжных шкафов, старомодные стулья с обитыми спинками, собранные гармошкой шторы, парчовыми водопадами спадающие на пол с высоты десяти, двадцати, тридцати футов. Едва различимый потолок и льющийся с высоты холодный свет, словно луну скрыли за слоями густой краски.

Гермиона смотрела вокруг широко раскрытыми глазами. Охватить взглядом все вещи за раз было невозможно, и вскоре от непрерывных поворотов головы заныла шея. Гарри, который уже бывал в Выручай-комнате, решительно шагал вперед, ища крестраж, а вот Малфой, проведший здесь в прошлом году не одну неделю, засунул руки в карманы и посматривал по сторонам довольно нерешительно.

— Поразительное место, — прошептал Рон.

— Я знаю, — так же тихо отозвалась Гермиона. Говорить в полный голос казалось кощунством, будто бы они находились в библиотеке, где хранились тысячи древних томов.

Обогнавший их Гарри оглянулся.

— Гермиона, как обстановка?

Гермиона спохватилась. Карта Мародеров была зажата в обмякшей руке. Чтобы Гарри, который уже видел крестраж, не отвлекался, ей поручили следить за Снейпом, но при входе в Выручай-комнату про карту она совсем забыла.

Гермиона пробежала по ней глазами.

— Хорошо, — она торопливо догнала Гарри и Малфоя. — Они с Хагридом все еще в лесу.

— Не понимаю, — подскочил к ним Рон, хмуро оглядывая возвышающиеся груды вещей. — С чего Сам-Знаешь-Кто решил, что об этом месте знает только он один? Здесь же полно разного хлама.

— Знаешь, — Гарри заглянул за угол очередной башни из вещей, — Комнату можно найти и при этом не понять, что это такое. Фред с Джорджем и Дамблдор обнаружили ее случайно. Мне кажется, все эти вещи остались после студентов, которые зашли сюда один раз и больше не смогли найти вход.

— А как объяснить вот это? — указал Рон на башню из бледно-желтых диванов, навевающих мысли о поленнице.

— Вы серьезно? — вздохнула Гермиона. — Это не студенты сделали. Вы читали хоть что-нибудь из того, что я написала для Г.А.В.Н.Э.?

Гарри с Роном виновато переглянулись.

— Э-э...

— Если бы вы читали мой манифест, который я распространяла в сентябре в прошлом году, вы бы знали, что домовые эльфы Хогвартса обязаны чинить, хранить или уничтожать все предметы, которые неправильно зачарованы, расколдованы, прокляты или иным образом подвержены магии, даже если — заметь! — это опасно для их здоровья.

— Понятно, — отозвался Рон. — И значит... что именно это значит?

Рон сдерживал улыбку, чем вызвал у Гермионы острую вспышку раздражения. За прошедшие годы он проникся эльфами — во всяком случае, ему нравился Добби, — но как только они появлялись летом в штаб-квартире, он относился к Кикимеру едва ли лучше, чем Сириус, а иногда и вовсе вел себя, как вот сейчас.

— Тут нет ничего смешного, Рон, — жарко возразила она. — Речь о том, что вот это все, — Гермиона обвела рукой горы предметов, — олицетворяет сотни лет рабства! Посмотри, сколько здесь вложено сил, а им не заплатили ни кната, даже спасибо не сказали, ничего. Это просто еще один способ спрятать проблему подальше, чтобы волшебники не задумывались, что они сделали... да до сих пор делают.

Гарри казался слегка смущенным, Рон замер в нерешительности.

Малфой же, наконец, перестал притворяться глухим.

— Грейнджер, прекращай уже читать нотации. Домовики и не хотят на свободу. — Он кивнул на окружающие их горы вещей. — Они не уволятся, даже предложи им все деньги «Гринготтса». Им нравится служить волшебникам.

От последней реплики Рону стало гораздо больше не по себе, чем от всего, что успела сказать Гермиона. И она знала причину. Сколько раз за четвертый и пятый курс он приводил эти же слова в качестве аргумента, когда они обсуждали права эльфов? В душе сами по себе поднялись гнев и разочарование. Неужели, чтобы увидеть со стороны собственную отвратительную беспечность, нужно было услышать те же мысли, высказанные врагом?

С каким-то диким облегчением Гермиона обратила свое раздражение с Рона на Малфоя.

— Да ну? — поднялся у нее голос. — Откуда тебе знать, чего хотят эльфы? Ты хоть пытался с ними разговаривать, а не только приказывать? Скажи мне: за все годы, что Добби жил в вашем доме, сколько раз ты поинтересовался его мыслями, чувствами или мнением? Если хоть раз, я проглочу Адское пламя.

— Я... это ни при...

— Что и требовалось доказать. Другие волшебники могут отговариваться тем, что не знают, каково домовикам. Могут говорить, что их эльфы счастливы служить, потому что большинство из них, к сожалению, даже не имели возможности узнать, что такое свобода. Но это не твой случай. Добби ненавидел рабство. Он был счастлив получить свободу.

Малфой не уступал.

— Да ладно? Тебе-то вообще какая разница? Дай угадаю: нашла очередной способ выставить себя лучше других? Не думал, что у тебя комплекс спасителя еще хуже, чем у Поттера.

У Гермионы вырвался вымученный, нехарактерный для нее смешок.

— Какая мне разница? — Она повысила голос: — А если самому подумать, какая мне разница? Почему, по-твоему, Малфой, мне не плевать, как люди относятся к разумным живым созданиям, которых большинство волшебников ни во что не ставит? Не думаешь, что меня это как-то касается, нет?

Повисла звенящая тишина. Гермиона не думала, что ее слова прозвучат с такой резонирующей мощью. Рон стоял как громом пораженный. Гарри даже прекратил осматриваться в поисках крестражей. Они оба смотрели на нее так, будто озвученная ею мысль никогда не посещала их головы.

А с лицом Малфоя происходило нечто странное. Презрительно искривленная губа подрагивала, будто мышцы лица не слушались. Глаза его оставались в тени, и понять по ним что-то не представлялось возможным, но взгляд Малфоя то убегал с нее, то возвращался, словно смотреть на нее было больно, но отвернуться — немыслимо.

— Давайте... давайте разделимся, — предложила Гермиона. — Так будет быстрее. Гарри... — она бросила взгляд на того, кто сейчас раздражал ее меньше всех, — ...пойдем сюда. Вы двое — направо.

Рон с Малфоем даже не заспорили. Они ушли, держась друг от друга на расстоянии и не разговаривая.

Гарри бросил на Гермиону неуверенный взгляд.

— Извини, — негромко сказала она, глядя на карту, на которой сейчас неспособна была что-то увидеть. — Я... я не собиралась нас задерживать, нужно было искать...

— Нет, — быстро проговорил Гарри, — ничего страшного. Э-э. Все нормально. Правда.

Гермиона сглотнула ком в горле. Глаза горели. Она ненавидела развившееся у себя за последние годы неумение говорить без слез о волнующих ее темах. Особенно из-за того, что Гарри каждый раз охватывала паника, а Рон принимал мрачный вид человека, пришедшего на поминки.

— Они все еще в лесу, — сообщила она, складывая карту. — У нас есть время.

— Хорошо. Это... — замолчав, Гарри застыл. Лицо у него побелело.

— Гарри?

Он указал вперед. И сорвался с места к открытому шкафу, внутри которого стоял чей-то бюст в парике.

Сердце у Гермионы екнуло. Она понеслась вслед за Гарри, и вскоре они затормозили перед шкафом, глядя на потерянную диадему.

— Это правда?.. — прошептала она.

— Ага, — выдохнул Гарри. — Я вижу гравировку.

Гермиона подвинулась к нему и тоже разглядела надпись: «Ума палата дороже злата».

Гарри протянулся к диадеме, но Гермиона тут же ухватила его за локоть.

— Ты что, собрался просто взять ее в руки?

— А что еще?

— Просто... подожди секунду, — Гермиона вытащила палочку и направила на диадему. — Гексиа Ревелио!

Тиара осталась неподвижна, тускло поблескивая гранями.

— Фините Инкантатем, — махнула палочкой Гермиона и добавила, воспроизводя сложный поворот с переходом в хлесткий удар, который практиковала все лето: — Скадус Дикопераре.

Ничего.

— И зачем это? — поинтересовался Гарри.

— Заклинания должны были показать, есть ли на ней серьезные проклятия.

— Тогда вперед.

На этот раз Гарри протянул руку с некоторой опаской. Гермиона задержала дыхание.

Тиары коснулись пальцы. Ничего не произошло. Ни проклятия, ни криков боли. Гермиона, расслабив плечи, сдулась как воздушный шарик.

— Драматический момент. — Она взглянула на Гарри, и они с облегчением рассмеялись. — Эй, вы двое, — повысил он голос. — Мы нашли ее! Она у нас!

С противоположного конца прохода донесся радостный возглас Рона, и вскоре они с Малфоем бегом добрались до Гарри и Гермионы.

— Это она? — Рон пристально вгляделся в диадему. — Как-то простовато выглядит, вам не кажется?

— Она сто лет тут лежала. Вот, смотри, тут и девиз факультета, — Гарри передал диадему Рону. Вид у того стал беспокойным.

— Я ее чувствую.

— Ты ее держишь, Уизли, — пробормотал Малфой, настороженно поглядывая на крестраж.

— Нет, идиот, я чувствую что-то у нее внутри. Гермиона, посмотри.

Рон протянул ей диадему, их взгляды на секунду пересеклись. Он тут же отвернулся с покрасневшими ушами, а у Гермионы вспыхнули щеки.

Крестраж помог отвлечься. Едва коснувшись тиары, она поняла, о чем говорит Рон: в артефакте чувствовалась жизнь, медленной пульсацией отдающаяся в пальцы. По спине у Гермионы прошла дрожь.

— Мне это не нравится. Что нам с ней делать?

— Засунь в сумку, — предложил Рон.

— Даже не знаю, — включился Гарри. — Нам нельзя ее потерять.

— Ага, — хмыкнул Рон, — и что нам делать? Носить ее?

У Гермионы распахнулись глаза, а пальцы крепче сжались на диадеме.

— Подождите. А ведь это идея.

Все трое посмотрели на нее, будто им предложили завести дома соплохвоста.

— Думаешь, корону у тебя на голове никто не заметит, Грейнджер? — с нескрываемой иронией произнес Малфой. В отличие от Рона, он безо всяких проблем обращался к ней и смотрел в глаза. Его лицо приобрело привычное выражение, точно никакого спора и не было. Это принесло странное облегчение. Хотя бы с ним можно было не осторожничать.

— Я не предлагаю ее носить, лишь бы не потерять, — фыркнула она. — Ты говорил, что диадема подстегивает ум. Если один из нас ее примерит, возможно, мы поймем, как украсть меч из Министерства, пока Пожиратели не добрались до наследства от Дамблдора. Или даже нас осенит, где искать медальон или чашу. Вероятно, мы что-то упускаем.

— Не знаю, Гермиона, — встревоженно ответил Гарри. — Помнишь, что стало с рукой Дамблдора? А все потому, что он надел кольцо, которое было крестражем. Он перенес проклятие только из-за того... — выражение его лица помрачнело, — ...что ему помог Снейп.

— Кто знает, может, Снейп и не старался помочь, — возразил Рон.

— Может, — медленно произнес Гарри, — но мне не хочется даже допускать мысль, что Волдеморт просто...

Рон с Малфоем вздрогнули.

— Хватит называть его по имени! — возмутился Рон.

— И не подумаю, — отбрил Гарри. — Дамблдор не боялся его произносить, и я не боюсь.

— Да, но...

— Слушайте, — перебила их Гермиона, — у нас мало времени. Последнюю волю Дамблдора должны были исполнить в понедельник. Значит, за прошедшие три дня Пожиратели уже могли узнать, что наследство Дамблдора в Министерстве, и забрать его. Если они принесут меч Волдеморту, мы никогда его не получим. — Ее поразила новая страшная мысль, и она испуганно глотнула воздух. — А еще он знает, что дневник уничтожен! Что будет, если он заменит потерянный крестраж мечом, чтобы кусочков его души опять стало семь? И в этот раз соберет все реликвии Основателей, как и намеревался изначально?

Мальчишки смотрели на нее с разной степенью ужаса. Первым оправился Гарри. Он медленно кивнул, его лицо побледнело настолько, что шрам выделялся прижженным клеймом.

— Думаю, ты права, — у него даже голос охрип. — Если он получит меч, то именно так и поступит. И тогда... он может даже проверить состояние других крестражей, а значит...

— Узнает, что мы на них охотимся, — закончил Рон.

Все взгляды обратились на диадему в руках Гермионы.

— Я ее надену, — сообщила она.

— Ни за что! — взвился Рон, вытянув руку. — Отдай мне. Я же все равно официально «болею». Если случится что-то жуткое, вы... просто верните меня в «Нору», сделаем вид, что обсыпной лишай обострился, и...

— Нет, — вступил Гарри. — Если кто и наденет ее, это буду я.

— Не глупи, Гарри, — возразила Гермиона, — раз Дамблдора больше нет, ты теперь символ Ордена! Что будут делать люди, если за одну неделю вы оба умрете? Сопротивление как таковое просто исчезнет.

Гарри покачал головой.

— Это неважно. Вы знаете про крестражи, продолжите и без меня. Дамблдор сообщил о них только троим. Если я умру, то... — он сглотнул, — то трое и останется.

Вновь оглушила тишина. Гермиона, Рон и Гарри не знали, что делать. И вдруг все одновременно посмотрели на Малфоя.

На его лице читалась тревога. В призрачном свете зала он выглядел еще бледнее обычного, губы побелели, будто Малфой мерз. Только сейчас Гермиона припомнила, что он сказал на свадьбе: что не жаждет покидать страну, что не хочет оставлять свою жизнь, что у него нет выбора.

Теперь, на ее глазах, Малфой начинал понимать, что выбор есть.

— Я... я не... — начал он, но, казалось, и сам не знал, как закончить.

Наконец, собрал силы на привычную гнусную ухмылку:

— Я не стану это надевать. Можете сколько хотите изображать из себя героев. Меня вы не заставите до нее дотронуться.

Его слова разрядили атмосферу.

— Ну вот, — вздохнул Рон, — хоть что-то не меняется. А теперь отдай диадему, Гермиона.

Он попытался схватить ее, но Гермиона отскочила в сторону. Бросила бисерную сумочку Гарри, который непроизвольно ее поймал.

— Если будут физические раны, — протараторила она, — найди в ней экстракт бадьяна. На случай отравления я и безоар положила. Что-то еще — бегите к мадам Помфри в лазарет.

— Нет, Гермиона! — заорал Рон, рванув к ней.

Она уже водружала диадему на голову.

Время замедлилось. Рон сбился с шага, они с Гарри уставились на нее с невыразимым ужасом. Малфой странно, судорожно дернулся, но теперь замер, вперив взгляд в диадему. Все затаили дыхание.

Поначалу Гермиона не ощутила ничего, даже холод диадемы приглушался волосами. Но в следующий миг что-то появилось. Не боль, но облегчение, словно в ее разуме открылся источник покоя, растекся за собственные пределы, охлаждая ворох тревожных мыслей. Волдеморт с мечом Гриффиндора, гнет от предстоящих поисков крестражей, обида и гнев на Рона с Малфоем и даже на Гарри, тревога от того, что может происходить сейчас в «Норе»... все это осталось в мыслях, но разделилось, точно ингредиенты антидота в котле, оседая в разные сосуды, которые можно было проанализировать каждый по отдельности.

Это крестраж, напомнила она себе. Он опасен.

Но диадема таковой не казалась. Ее разум словно впервые за многие месяцы или даже годы избавили от сдерживающего обруча.

— Все хорошо, — спокойно произнесла Гермиона. Рон с Гарри одновременно выдохнули, обмякая от облегчения. Малфой же смотрел на нее с прежним шоком и неверием.

— Меч, — продолжила Гермиона. — Он вовлечен сразу в две проблемы. Первая — уничтожение крестража. Вторая — вероятность, что Волдеморт создаст из него новый, пятый крестраж. Нужно рассматривать эти проблемы по отдельности. У них могут быть разные решения.

— Ладно, — откликнулся Гарри. — С какой начнем?

Его слова донеслись как бы издалека. Гермиона не ответила. У нее часто возникало впечатление, что, ища ответы в своем разуме, она читает строчки из учебника, но именно сейчас перед ней открывались воображаемые библиотеки, из которых фонтаном били детали и факты, что созвездиями соединялись между собой. Зачем ограничиваться мечом? Наверняка существует и другое оружие гоблинской работы, пропитанное ядом василиска или кровью каллакота, как читала Гермиона, тоже довольно ядовитой. Каллакоты вымерли в 1829 году, но было известно как минимум о девяти волшебниках, которые сразились с ними и победили. Двое из них настолько прославились, что часть их имущества выставлялась в волшебных музеях, в Дрездене и Найроби, и пусть в истории не осталось подробностей об убийствах каллакотов, вполне возможно, что волшебники ходили на них с мечами гоблинской работы, ведь в восемнадцатом веке ими было модно заменять палочки.

— Гермиона? — робко напомнил об их присутствии Рон.

Она встряхнула головой и прикрыла глаза. Добраться до Найроби и Дрездена будет затруднительно, учитывая то, что покинуть страну довольно сложно. Гермиона вынырнула из потока сведений и сосредоточилась на другом. Какие еще возможности им доступны? Адское пламя? Слишком опасно, разве что найдется закрытое и зачарованное помещение, какое должно быть в Отделе тайн или в изоляционном отделении Мунго. Может ли такой площадкой послужить Выручай-комната? Кто знает. Гермионе была неведома природа чар Комнаты, и рискнуть ей значило рискнуть безопасностью самого Хогвартса. Адское пламя придется вычеркнуть, по крайней мере пока. Кровь каллакота: если у какого-нибудь особо ревностного природоохранителя не найдется тело вымершего животного, причем законсервированное, этот вариант можно отбросить. Проклятие поглощения: не самый идеальный вариант. Тот, кто налагает заклинание, будет страдать от долгой, изнурительной болезни. Яд василиска...

В уме всплыл отрывок разговора. Рон, сидящий на кровати, когда они в очередной раз обсуждали крестражи, и его слова: «Значит, здорово, что у нас есть куча клыков василиска. А я-то гадал, зачем они нам нужны».

Гермиону пронзил трепет. Глаза распахнулись. Казалось, она искала решение не один час, но в реальности прошло не более пары секунд. Ответ был очевиден. Настолько очевиден, что она рассмеялась.

— Что? — спросил Гарри, когда она сняла диадему.

— Нам не нужен меч, — сказала она. — Мы прямо над Тайной комнатой. Василиск до сих пор там лежит.

Возгласы Гарри и Рона эхом разнеслись по Выручай-комнате.

— Вперед, — Гарри тут же развернулся к двери. Они вместе рванули на выход.

— Точно никаких эффектов? — уточнил Рон, оглядывая Гермиону.

— Никаких, Рон. Я чувствую себя совершенно обычно. Даже... — Гермиона бросила взгляд на карту Мародеров, и охватившее ее потрясение пробилось сквозь сохранившееся после диадемы спокойствие.

— Что? — она захлебнулась воздухом, сбиваясь с бега. Остальные тоже затормозили.

— Что там? — прозвучал резкий вопрос от Гарри.

Гермиона сунула ему под нос карту. Мальчишки склонились над пергаментом.

Из-за летних каникул по замку ползало не так много точек.

Одна, подписанная Северусом Снейпом, пересекала земли Хогвартса на какой-то невероятной скорости.

Четыре других находились у парадных дверей Хогвартса. Джеффри Деверст, Алекто Кэрроу, Амикус Кэрроу, Корбан Яксли.

Первым опомнился Малфой:

— Надо отсюда убираться. Немедленно.

— Как они узнали? — прошептала Гермиона.

— Это же... это же не Хагрид нас выдал? — Рон побледнел.

Лицо у Гарри было напряженное.

— Неважно как. Нам нужно попасть в Тайную комнату. Времени мало, Снейп слишком быстро возвращается, видимо, на метле.

— В Тайную комнату? — недоверчиво переспросил Малфой. — Нам нужно бежать! Если Снейп тебя поймает, клык василиска тебе уже не понадобится.

— В Комнате не поймают, — нетерпеливо возразил Гарри. — Они не знают парселтанг. Переждем там, пока они не уйдут.

— И что, умрем там от голода? Снейп здесь живет, Поттер!

Гермиона покрепче перехватила диадему, и от той, словно в ответ, передался импульс благословенного спокойствия, прошедший по руке — к разуму. Чутье подсказывало, что не к чему спешить. Опасность преувеличена, ведь если Пожиратели их отыщут, Гермиона наденет диадему и вступит в бой, продемонстрировав незаурядные умения.

Она потрясла головой, прогоняя туман, и убрала диадему в сумочку. Осталось сосущее чувство пустоты.

— Гарри прав, — сказала она. — Пока есть возможность, нужно попасть в Тайную комнату. Выбраться из замка все равно будет нелегко.

— Ладно, ладно, — не выдержал Малфой. — Но я возьму мантию-невидимку.

Со стороны Рона послышался недоверчивый смешок.

— Да ты размечтался!

— Меня не должны увидеть, Уизли! — прошипел Малфой. — Если кто-то из них меня увидит, мне придется их убить, как ты не понимаешь?

Наступила тишина. Стоя со сжатыми губами, Малфой провел рукой по светлым волосам и, на мгновение, его взгляд метнулся к Гермионе, у которой сдавило в груди: она вспомнила, как дрогнула у него рука, когда Люциус Малфой убил Долохова. Неужели всю неделю он готовился поступить так же?

Малфой уже смотрел на Гарри и Рона — мальчишки не выглядели счастливыми от его слов.

— Другого выбора нет, — с диковатым видом заявил он. — Что прикажете делать? Если Темный Лорд узнает, что я жив, то узнает и о родителях, он найдет нас, накажет в назидание...

Гарри сунул Малфою мантию, и тот враз замолчал. По его лицу пробежало удивление. Рона тоже словно мешком по голове ударили. Затем Малфой забрал мантию и облачился, не проронив ни слова.

— Малфой, тогда тебе придется читать карту, — произнесла Гермиона. — Мы ничего на ней не увидим, под Дезиллюминационным она покажет только то, что за ней находится.

— Гермиона.

Недоверчивого тона Рона хватило: она и так его поняла. Гарри тоже знал причину его беспокойства. Если отдать Малфою и карту, и мантию, он сможет сбежать в любое время, бросив их, но успешно выбравшись сам.

Заминка в разговоре вышла неприятной. Несмотря на все свои ухмылки, издевки и показное нежелание иметь с ними что-то общее, Малфой все равно помог им пройти этот путь. Вот только доверить ему две их важнейшие ценности... Гермиона невольно вспомнила Дамблдора и ненависть на лице Снейпа, когда тот убил директора. Не совершали ли они ту же ошибку?

Но следом в памяти всплыло, как Малфой в мгновение ока принял решение, когда в них под шатром полетело заклинание. Как его тело врезалось в нее, даруя спасение. Ей не особо верилось, что он подожмет хвост и сбежит, оставив их умирать.

— Пусть, — сказал Гарри. — Без нас он не справится. — Он повернулся в сторону, где исчез Малфой. — Без нас ты не найдешь родителей.

Тишина. Затем из воздуха появилась рука и вырвала у Гермионы карту.

— Я в курсе, — прохладно отозвался Малфой. — Благодарю за напоминание, Поттер.

* * *

Едва Дезиллюминационное заклинание прозвучало трижды, как они уже спешили по коридорам школы, перепрыгивая через две ступеньки на лестницах. Драко всячески старался направить их в туалет на втором этаже, но гриффиндорцы то и дело вырывались вперед, не видя друг друга, и, соответственно, не могли идти тесной группой. Задачка была из разряда «согнать в стадо кошек».

— Где Снейп? — запыхавшись, спросил Поттер.

— В Большом зале. Торчит на первом этаже — видимо, охраняет главный вход.

— А рядом с туалетом? — пропыхтел Уизли, пока они сбегали по спиральной лестнице с такой скоростью, что кружилась голова.

— Пока пусто. Здесь налево, — прошептал Драко. — Налево, Уизли!

Они прокрались в коридор на четвертом этаже, а за углом, в дальнем конце, находился коренастый и сутулый — вероятно, от перенесенных за жизнь проклятий — Амикус Кэрроу.

Уизли как раз завернул за угол, откуда ему отчаянно махала почти невидимая Грейнджер. Кэрроу не разглядел их прозрачные силуэты, но периодически останавливался, посылая в стороны «Фините Инкантатем».

Заклинание со свистом пролетело рядом. Дезиллюминационные чары устояли.

— Пойдем, — прошептал Драко, уводя всех на тайную лестницу за гобеленом.

Однако спустя пару напряженных минут, когда они уже крались по коридору второго этажа к туалету для девочек, Драко понял, что к ним приближаются две точки. С разных концов прохода, неторопливо сходясь, шли Алекто Кэрроу и Деверст.

— Стойте, — зашипел он. — Дальше нельзя.

— Малфой, мы почти на месте, — прошептал Поттер.

— Знаю, но, если пойдем дальше, нас окружат. Они подходят с обеих сторон.

— Тогда куда? — вмешалась Грейнджер.

— Мы прошли коридор, только там...

— Но нас четверо, — шепотом заметил Уизли. — На нашей стороне эффект неожиданности. Давайте бросимся на Алекто, обездвижим и спрячем в туалете?

— Уизли, я не буду рисковать...

А затем одновременно произошло несколько событий. За их спинами Деверст повернул за угол. На карте черная точка с именем «Корбан Яксли» через портрет у башни Когтеврана зашла в переход, который вел точно вперед. Яксли, завидев Деверста в противоположном конце коридора, интуитивно крутанулся, взмахнув палочкой:

— Фините Инкантатем!

Красно-золотой луч полетел прямо в них. Среагировать вовремя успел лишь Поттер.

— Протего! — закричал он, и луч света отрикошетил в пригнувшегося Яксли.

— Это он! — взревел Пожиратель. — Это Поттер!

Яксли повторил заклинание, а они вчетвером рванули назад по коридору, все дальше от туалета, в направлении узкого прохода — единственного шанса сбежать.

— Сюда, сюда, — выдохнул Малфой, врезаясь в дверь. Та распахнулась, и они ввалились в новый коридор, а за их спинами пронеслось заклинание Яксли.

— Колопортус! — задыхаясь, выдавила Грейнджер, направив палочку на дверь, и поспешила вслед за остальными по узкому коридору.

— Куда он ведет? — заговорил Поттер в полный голос.

— В подземелья, — ответил Драко.

— Снейп еще в Большом зале?

— Нет, похоже, ему сообщили, — Драко бегом свернул за угол. — Он в вестибюле у парадного входа.

— Отлично, — ощерился Поттер. — Пусть попробует нас остановить.

Драко показалось, он ослышался.

— Поттер, ты совсем идиот? Снейп повяжет нас, не вынимая палочки. Он стал учеником Темного Лорда, когда ты еще не родился!

За их спинами эхом разносились чужие шаги, а голоса Алекто, Яксли и Деверста смешивались в неразборчивый гомон.

— Что делать, что делать, что делать, — лихорадочно повторяла Грейнджер.

Мысль пришла к Драко порывом страха, который обернулся воодушевлением.

— В мою гостиную! В слизеринскую. Там не будут искать.

— Отлично, — прохрипела Грейнджер, и они кинулись в сторону подземелий. — Куда?

— Сюда, — Поттер свернул налево.

— Я... что? — Драко бросился вслед за угадывающейся фигурой Поттера. — Ты-то откуда знаешь, куда идти?

Рядом истерично хохотнул Уизли:

— Все потом!

Совсем скоро они затормозили у хорошо знакомой Драко части стены.

— Гидра, — произнес он, молясь, чтобы за прошедшие дни не успели поменять пароль.

Каменная дверь отодвинулась, пропадая из вида, и Драко затопило облегчение. Держась за бок, в котором болезненно кололо от бега, он ввалился в гостиную, тут же уходя с дороги гриффиндорцев, не отстающих от него ни на шаг. Дверь за ними закрылась и обратилась в глухую стену.

Троица сняла с себя заклинания, а Драко, тяжело дыша, стащил мантию. Он-то думал, что ткань не позволит свободно дышать, но воздух проникал сквозь нее безо всяких проблем. Накинув мантию на руку, Драко всмотрелся в нее повнимательнее. Он никогда не признался бы Поттеру, что не встречал еще мантии такого качества, а ведь в «Горбине и Бэрке» под мантии-невидимки отводился целый шкаф. Видимо, это совершенно новая модель. Возможно, они купили ее именно для этой своей охоты на крестражи.

Переведя дыхание, Драко наконец-то осмотрелся. Он не думал, что обстановка настолько его ошеломит: на него нахлынуло какое-то горько-сладкое ощущение, да с такой силой, что остался осадок на языке. Его глаза обшарили диванчик в углу, то место, где они с Крэббом и Гойлом день за днем без энтузиазма — и успеха — просиживали за домашними заданиями, но в итоге заканчивали тем, что смеялись над учителями до боли в боках. Дальше — камин из темного камня с филигранной гравировкой, на который облокачивалась Пэнси, когда они впервые поцеловались на четвертом курсе. Драко помнил, как она смотрела на него из-под черных ресниц, будто знала все на свете, в отличие от него, но у Пэнси просто была такая манера. Ее губы были податливыми и мягкими, точно лепестки цветов, и в действительности ни один из них толком не представлял, чем они занимаются. Они оторвались друг от друга через пару минут и прыснули от смеха.

С комом в горле Драко взглянул на свет, льющийся из череды широких зеленоватых окон. Однажды днем после первого экзамена С.О.В. он устроился под лучами солнца, проходящими сквозь толщу озера, на дальнем подоконнике, камень у которого был слегка изогнут, напоминая гамак. Под радостный гомон в гостиной Драко провалился в долгожданный сон. Никто не стал его тревожить. Тогда еще его заботили оценки. Эти отголоски нормальной жизни сейчас казались какими-то глупыми и нелепыми, как избитые сказки, что он читал в детстве.

У Драко не получалось определить, в какой именно момент этот мир выскользнул у него из-под ног. Поначалу он обвинял во всем Поттера, в том же провале отца в Отделе тайн, но и прежде разве не было изменений? Да, оглядываясь назад, Драко видел знаки. Вплоть до конца четвертого курса родители писали ему дважды в неделю, держа в курсе последних новостей в Министерстве и в мире, и ставили его в известность, если собирались серьезно повлиять на финансовое состояние семьи. Но на протяжении пятого курса поток писем сократился до одного в неделю, потом — одного раз в две недели, в месяц. В них не говорилось ничего конкретного, а когда Драко вернулся в тот год на рождественские каникулы, родители заставляли его сидеть в комнате всякий раз, как в мэнор заявлялись другие Пожиратели. Он злился, что к нему относятся как к ребенку, пока однажды ночью не услышал доносящиеся снизу крики. В памяти не сохранилось, чем он объяснил себе происходящее, но, видимо, придумал какое-то оправдание, которое соответствовало предопределенной траектории его жизни. Должно быть, Драко убедил себя, что кричащий человек сам виноват, что он никогда бы не орал так, словно боится, потому что никогда не подвел бы Темного Лорда. Он ведь сын своего отца, а значит, бояться нечего.

Гриффиндорцы тоже успели перевести дыхание.

— У нас мало времени, — отметил Поттер. — Если они скажут Снейпу, что потеряли нас в подземельях, он может проверить гостиную.

— В слизеринской гостиной же нет тайного выхода из Хогвартса? — спросил Уизли. — На случай, если бы вы поджали хвост и захотели сбежать.

Драко не удостоил его ответом.

Грейнджер хмурилась.

— Из башни Гриффиндора можно было бы улететь на метлах.

— Это нам, конечно, поможет, — отозвался Драко. — Откроем окно... — он лениво махнул рукой, — и затопим школу, почему нет?

Поттер с Грейнджер отреагировали не сразу. Они разглядывали окна, будто и в самом деле обдумывали предложение.

— Думаешь, здесь сильно глубоко? — спросил Поттер.

— Свет доходит, — ответила Грейнджер. — А подземелья спускаются гораздо ниже. Проплыть придется не больше двух этажей.

— Озеро можно пережить, — продолжил Поттер. — Водяной народ странноват, но в целом они неплохие. Гермиона, сможешь наколдовать дыхательный пузырь, как Седрик и Флер на втором испытании? По-моему, он чуть-чуть сложнее, чем уровень СОВ.

— Дай-ка я проверю. — Грейнджер присела на подлокотник черного кожаного дивана, раскрыла сумочку и начала в ней копаться.

— Погодите, — присоединился Уизли, — а как здесь все не затопить? Я, конечно, не против оставить слизеринцам сюрприз, но...

— Мы не будем топить гостиную, — выдавил Драко сквозь зубы. — Не думайте ее испортить.

Уизли глянул на него с легким удивлением, но промолчал.

— Разумеется, мы не будем ничего топить, — отвлеченно произнесла Грейнджер, продолжая вытаскивать из сумочки книгу за книгой и чудесным образом проталкивая их обратно в маленький разрез. — Еще немного... ага, вот она! — Грейнджер выудила книгу «Чары для выживания в дикой природе». — Я отрабатывала пару заклинаний для С.О.В.... надеюсь, заклинание головного пузыря относится к тому же разделу магии.

Пока она листала страницы, Уизли уселся на другой диванчик, шаркнув ботинком об огромный персидский ковер, застилавший почти всю гостиную.

— Я все еще не могу понять, откуда они узнали, что мы здесь.

— Ага, — откликнулся Поттер.

Драко чуть отвернулся. Он знал, что к этому придет. Они обвинят его, скажут, что он выдал их Пожирателям, будь то по неосторожности или умышленно. А когда он попытается защититься, спросив, зачем ему вызывать Пожирателей, а потом помогать гриффиндорцам сбежать, они скажут, что он струсил точно так же, как на Астрономической башне. В ушах четко звучали слова воображаемого спора. Сердце забилось чаще, из-за одних лишь мыслей Драко вскипел и приготовился огрызаться.

Но Поттер заговорил тихим, обеспокоенным голосом:

— Я же больше не под Дозором?

— Этого не может быть, — успокоил его Уизли. — Дозор снимают в семнадцать, это закон.

Поттер выдохнул, и Малфой только тогда понял, что Мальчик-Который-Выжил считал, что сам навлек на всех опасность. Драко вспомнил абсурдный спор гриффиндорцев в Выручай-комнате, где каждый из них стремился надеть диадему и подставиться. Вспомнил страх и вызов на лице Грейнджер, когда она опустила артефакт на непослушные волосы.

Он бросил на нее взгляд: гриффиндорка с энтузиазмом листала страницы «Чар для выживания в дикой природе». С книгой в руках она казалась спокойнее, чем была с самой свадьбы.

Она ведь могла умереть в Выручай-комнате. Драко не понимал ее решения, почему она заставила себя надеть крестраж. С его точки зрения такое поведение свидетельствовало о том, что человеку незачем жить, но разве Грейнджер не ужасала мысль, что пострадают Поттер с Уизли? Если она так беспокоилась о них, разве не должна была оставаться живой, чтобы у ее друзей был шанс выбраться отсюда в целости и сохранности? Какой толк умирать за людей, которых любишь, если при этом ты отказываешься ради них жить?

— Нашла! — Подняв голову, Грейнджер встретилась с Драко глазами, и он тут же отвернулся с колотящимся сердцем. Он знал, что ведет себя глупо, ведь она не могла догадаться, что он пытался постичь ход ее мыслей. Да даже если бы Грейнджер сама захотела залезть к нему в голову, Драко махом от нее отгородился бы. Белла назвала его самородком. Это воспоминание до сих пор согревало его, вызывало гордость. Когда вообще Белла одаривала хоть кого-то комплиментами?

— Хорошие новости, — объявила Грейнджер, подскочив на ноги. — Это заклинание действительно относится к чарам чистого воздуха. Я так и думала.

Поттер оторвался от карты Мародеров.

— Гермиона, похоже, они сообщают о нас Снейпу. Тебе придется поторопиться.

Воодушевление Грейнджер в тот же миг превратилось в явную нервозность. Она прикусила губу, втянула голову в плечи, крепко сжала палочку. Драко презрительно глянул на Поттера. Как глупо сообщать Грейнджер, что ей вдруг нужно уложиться в срок, когда она явно из тех, кто не блещет в стрессовых ситуациях.

Драко показательно зевнул и со спокойствием обернулся на вход в гостиную.

— Не говори глупостей, Поттер. С чего бы Снейпу сюда заявиться? Яксли даже не знает, что ты не один. Как бы ты вдруг попал в гостиную Слизерина? — Драко бросил взгляд на Грейнджер. — Нет, у нас полно времени, так что ты вовсю успеешь облажаться с заклинанием, Грейнджер.

Получилось. Ее плечи слегка опустились, а взгляд стал сердитым. И страх ушел.

— Я не «облажаюсь», — отчеканила она.

— Вот именно, — поспешил на ее защиту Уизли. — Малфой, ты хоть раз видел, чтобы у Гермионы не получилось заклинание?

— Ладно, ладно. Докажи. — Со скучающим видом Драко прислонился к колонне из известняка, выпирающей из стены, и скрестил руки.

Грейнджер фыркнула, уложила книгу на спинку кресла и кончиком палочки вывела в воздухе какой-то завиток.

— Энай. — И следующим движением нарисовала над собой идеальный круг, заканчивая заклятие. — Энацерус.

И сразу же вокруг ее головы надулся прозрачный пузырь, плотный и переливающийся. Ее волосы туда не поместились, но, вдохнув, она торжествующе улыбнулась Драко. Он пожал плечами и протянул:

— Всем иногда везет.

Закатив глаза, Грейнджер повторила заклинание на Поттере и Уизли. Закончив, она подошла к Драко и вскинула палочку.

Он не сдержался. Дернулся. Возможно, он никогда не сможет избавиться от инстинктивной реакции при виде вскинутой палочки.

К досаде Драко, проницательные глаза Грейнджер задержались на его лице, затем скользнули на его правую руку, которая едва-едва дернулась к карману, где лежала палочка. Но она не подала виду, что заметила.

— Готов? — ее голос отдался эхом внутри пузыря.

Драко кивнул. Заклинание едва слетело с палочки, как Поттер сказал:

— Нет, Малфой, я был прав. Они идут сюда.

Они с Уизли уже были на ногах, пузыри, окружающие их головы, а также пузырь Драко раздували их лица, и вся гостиная блестела и искривлялась. Воздух внутри пузыря был прохладным и освежающим и легчайше двигался, как будто Драко оказался на улице ранним весенним днем.

— Как скажешь, — он широким шагом подошел к окну. — Как именно вы хотите выбраться?

— Заклятие исчезновения, — Грейнджер подхватила свою сумочку. — Страта дуо!

Из стены тут же выросли ступеньки, ведущие к высокому подоконнику.

— Наверх, быстрее!

Поттер и Уизли взлетели по ступенькам, и, как только они все уместились на подоконнике, Грейнджер вновь взмахнула палочкой. Ступеньки с грохотом вошли обратно в камень.

Теперь Драко уловил приглушенные голоса за пределами гостиной.

— На вас заклятие исчезновения, — сообщил Поттер. — Я избавлюсь от стекла. Все ясно?.. Начали!

Драко, Уизли и Грейнджер совершили одинаковые движение палочками. Вода за окном прогнулась, словно вокруг него разрастался еще один, но теперь огромный пузырь. Поттер пробормотал: «Диффиндо!» — и вырезал в окне большую квадратную дыру. Стекло с глухим ударом упало на подоконник. — Вперед, — поторопил он. — Быстрее.

— Сначала карта, — Грейнджер сунула ее в сумочку, которой дальше коснулась палочкой, прошептав: «Импервиус!».

Затем они выбрались из окна, спрыгнув в озеро. Их окружала вода, но заклятие исчезновения держалось, позволяя им отойти от замка.

— Вингардиум левиоса, — послышался голос Поттера, приглушенный водой, и толстое квадратное стекло встало на место. Быстрое «Репаро», и края срослись, словно ничего не произошло.

Поттер обернулся и кивнул. Драко вместе с Грейнджер и Уизли поднял палочку: вода ударила в окно гостиной, тотчас утянув их всех обратно к замку. В следующую секунду они уже плыли в противоположном направлении, изо всех сил толкаясь вверх.

Драко оглянулся. Череда окон гостиной Слизерина светилась призрачным сиянием, играя тусклыми бликами на темной воде. Становилась лишь воспоминанием. Через минуту окон уже не было видно.

* * *

Ту ночь они провели в горной пещере в окрестностях Хогсмида. Минус был в том, что пещера оставалась пещерой. Плюс: она была настолько большой, что Драко без труда притворялся, будто проводит ночь отдельно от гриффиндорцев. Те устроились с одной стороны костра, Драко — с противоположной. Они трансфигурировали камни в подушки, а листья — в одеяла. Ночное небо проглядывало сквозь вход в пещеру мазком звездной краски.

Когда Хагрид выпустил их с территории школы через ворота лесничего, Драко собрался аппарировать как можно дальше, но Грейнджер настояла, что нужно остаться, ведь они знали, где здесь можно найти укрытие. А завтра, изменив внешность, она хотела спуститься за припасами в Хогсмид.

— Тебе не кажется, что мы сильно рискуем? — высушивая мантию заклинанием, спросил тогда Поттер, которого еще потряхивало от холодной воды озера.

— Здесь безопаснее, чем в других местах, — отозвалась Грейнджер. — Полно людей, нас не то что не заметят, даже не запомнят. Гостем больше, гостем меньше.

— Ладно, — сдался Драко. — Но утром первым делом свяжемся с Орденом.

Гриффиндорцы обменялись усталыми взглядами, но Драко их проигнорировал.

Только устроившись на ночь в пещере, он понял, насколько вымотался. Трудно было поверить, что свадьба в «Норе» прошла всего лишь несколько часов назад. И все же, когда Драко лег и закрыл глаза, вместо того чтобы сразу провалиться в сон, он услышал шепот гриффиндорцев. Они, вероятно, посчитали, что сидят довольно далеко, но специфический свод пещеры перенаправлял Драко все звуки.

— Если бы мантия была чуть-чуть побольше... — говорил Поттер. — Нам бы это сильно помогло.

— Помнишь, как мы втроем под ней помещались? — прошептал Уизли.

— На первом курсе она казалась огромной, — пробормотала Грейнджер. В ее голосе слышалась улыбка.

«На первом курсе?» — подумал Драко, хмуро глядя в стену. За шесть лет мантии-невидимки превращаются в рухлядь. На сегодняшний день чары уже должны были наполовину расплестись, но, судя по состоянию поттеровской мантии, ее соткали будто на прошлой неделе.

— Пока все идет неплохо, да? — продолжал Уизли. — Всего лишь первый день нашей миссии, а мы уже нашли крестраж. Если продолжим в таком духе, Сами-Знаете-Кто помрет к следующим выходным.

По пещере разнеслись сдавленные смешки.

— Жаль, что не достали клыки, — вздохнул Поттер. — Но мы знаем, где их найти. Если не получится с мечом, можно будет вернуться в Хогвартс или сообщить кому-нибудь из школы, что нам нужен клык.

Двое других гриффиндорцев согласно что-то прошептали, затем последовала короткая пауза.

Ее нарушил Уизли:

— Слушай, Гермиона, я хотел... извиниться. То есть мы оба хотим. Мы не понимали, что для тебя значило Гавнэ... в смысле, Г.А.В.Н.Э.

У Драко ухнуло сердце. Подслушивать враз расхотелось. Он не желал вспоминать ярость и презрение на лице Грейнджер, когда она требовала ответа, как он относился к Добби. Не желал думать о боли, которую заметил в ее глазах, даже блеск слез на словах, что проблемы эльфов имеют прямое к ней отношение.

Всего лишь пару часов назад Драко плыл по озеру, убеждая себя, что ей никогда не было дела до того, называет ли он ее грязнокровкой или нет, что все сказанное им никак на нее не повлияло, так какая разница, что он там говорил.

Он не хотел слушать дальше, но вопреки себе изо всех сил напряг слух. Грейнджер долго не отвечала, и Драко уже показалось, что он не расслышал ее слова. А потом она зашептала:

— Не нужно передо мной извиняться. Я знаю, что вы обо мне беспокоитесь, дело не в этом. Я основала Г.А.В.Н.Э. не из-за того, как относятся ко мне или маглорожденным в принципе. Я основала ее, потому что мы все должны обращать внимание на то, как окружающие друг с другом поступают. И иногда мне просто хочется, чтобы вы отнеслись к этому хоть чуточку серьезнее, даже если... если это...

— Если это Кикимер? — закончил Поттер.

— Именно.

С ума сойти, подумал Драко. До слез переживать из-за домашних эльфов.

Он действительно помнил, каким был Добби до Хогвартса. Эльф носился по дому, заламывая руки, полировал поверхности и наказывал себя, и в детстве Драко это смешило. Его веселил и внешний вид эльфа с ушами как у летучей мыши, и кухонное полотенце в качестве одежды, и что домовику приходилось делать все, что приказывал Драко, какими бы нелепыми или обременительными ни были его запросы. Драко помнил, как заставлял эльфа играть с ним, когда Крэбба и Гойла не было рядом. Сам он притворялся героем, а эльфу отводилась роль страшного монстра, который вторгается на чужую территорию. А после неминуемой победы героя Драко придумывал для Добби задания, свидетельствующие о поражении зла: например, приказывал четыре часа сидеть в темном шкафу. Часа через два Драко проверял, соблюдает ли домовик наказание, просто чтобы упиться странным, невесомым ощущением собственной власти.

Сейчас же эти воспоминания вдруг пробудили какие-то угрызения совести. Но Драко затолкал неприятные ощущения подальше. Ему тогда было лет семь или восемь. Откуда ему было знать, что эльф несчастен? Откуда ему было знать, что эльф вообще может быть несчастен? Если бы домовик не выказывал энтузиазма и услужливости, отец приказал бы отутюжить ему руки.

«Ты серьезно, — раздался в голове гадливый голос, — собираешься посыпать голову пеплом из-за того, как обращался с эльфом в детстве?» Да и вообще, если он чувствовал себя виноватым из-за Добби, подумать только, что будет дальше? Переживать, что случайно отправил Кэти Белл в Мунго или отравил Уизли? Драко никогда не позволял себе зацикливаться на этих происшествиях — какой смысл в чувстве вины? Он знал, что они либо поправятся, либо умрут, и результат никак не зависел от того, чувствовал он себя виноватым или нет.

Кроме того, Драко в то время беспокоился о собственной смерти. «У моих поступков были причины», — подумал он с оттенком праведного негодования. Должен ли он был испытывать чувство вины за то, что ценил свою жизнь выше? Неужели люди вроде Грейнджер хотели, чтобы все падали ниц друг перед другом, никогда не думая о себе?

Не потому ли она напялила на себя диадему?

Драко зажмурился крепче, за веками вспыхнули странные тени из многоугольников. «Очисти разум», — произносила Беллатриса, обучая его окклюменции. Избавься от всего. Закройся от мира, чувства вины, сомнений, стыда. У Драко получилось очистить голову от всего, кроме одного образа, никак не желавшего пропадать. Лица Грейнджер, когда она венчала себя диадемой, испуганного, но вызывающего.