Poor poor Persephone (джен)

На каждом листике с расписанием стояла фамилия, несмотря на то, что для первых и вторых курсов не было принципиальной разницы. Тем не менее Хогвартс все еще заботился о попаданцах, а приходить на завтрак в форме в учебные дни был обязан каждый, поэтому раздача расписания не заняла у меня все время, как я переживала изначально. Есть все еще не хотелось, как, к счастью, и спать. Я запихнула в себя тост с джемом и залила полкубка чая, потому что тыквенный сок показался мне ужасным еще вчера, после чего направилась к той части стола, за которой сидели первокурсники, и опустилась рядом с Гермионой, когда она доела, перед этим окинув взглядом зал и убедившись, что некоторые девочки делали то же самое, попутно умудряясь завтракать, клевать носом и заглядывать в журнал или газету.

Большим преимуществом заклинаний были скорость и аккуратность, но при этом нужно было четко представлять, что хочешь получить. Над волосами Гермионы я думала все время, пока мы с очень помятым Стивенсоном шли к профессору МакГонагалл, и всерьез опасалась, что план по спасению ее шевелюры рискует провалиться. Для достижения наилучшего эффекта заклинания нужно было совмещать с зельями для укладки волос, но мне хотелось думать, что в будущем простые человеческие бальзамы и маски тоже должны были подойти. Перси повезло с волосами, они оставались мягкими несмотря на то, что мы использовали самый дешевый маггловский шампунь, и пусть даже у меня не было особого простора в выборе причесок, недели было достаточно, чтобы научиться укладывать их более-менее сносно и не мечтать отрезать больше половины при каждом взгляде в зеркало.

Что ж, будем считать, что Гермиона была моим вторым уровнем сложности.

— Посиди так пару минут, пожалуйста, — попросила я, повернув ее голову в сторону выхода из большого зала. — Если ты, конечно, не против, чтобы мы попробовали что-нибудь придумать с твоими волосами. Тебе будет удобнее, если они не будут мешаться.

— Я говорила то же самое, — надулась Лаванда, когда Гермиона послушно замерла, и тем самым чуть не поломала мне весь путь к гармонии и согласию.

— Значит, ты будешь первым кандидатом на самую мудрую женщину на Гриффиндоре, — ответила я, не дав Гермионе заговорить и превратить все в перепалку. — Со временем.

Второй уровень сложности занял у меня не пару минут, а весь остаток завтрака, но зато спустя это время я уже завязывала аккуратный хвост на затылке Гермионы. Это шло ей намного больше, и теперь она не выглядела так, будто спустилась на завтрак сразу же, как только встала с кровати.

— Научу, когда вы пройдете основы, и будешь заниматься этим сама, — заверила ее я, понимая, что все дети испытывают трудности с тем, чтобы попросить малознакомого человека об одолжении, особенно привыкшая полагаться только на себя Гермиона, которая, возможно, уже сделала себе пометку найти нужную книгу в библиотеке. — До этого момента не советую экспериментировать, если не хочешь остаться без волос.

Оставив первокурсников на попечение Почти Безголового Ника, который считал своим долгом показывать им замок всю первую неделю, я ненавязчиво пристроилась за своими однокурсниками, а потом и вовсе поравнялась со Стивенсоном, который был настолько сонным, что отстал от своей компании. Я не боялась потерять кого-то из вида, потому что Вуд, возвышавшийся над основной массой студентов, служил отличным ориентиром и не терялся в толпе. В этом смысле мне было жаль, что не все уроки у нас были одинаковыми, и после обеда мне придется искать уединенный уголок, чтобы посмотреть по карте, как добраться до класса древних рун. Я понятия не имела, кто еще ходил на них, кроме меня. Впрочем, до этого момента мне нужно было пережить зельеварение.

В дневном свете, пробивающемся в окна, Хогвартс выглядел… деловито. Все куда-то спешили, отчего школа гудела и напоминала муравейник. Даже при том, что здесь не набралось бы трехсот человек вместе с преподавателями, тех, кого я видела, было много. Очень много. Как в масштабах моей социофобии, так и в рамках спящего вулкана.

Студенты в таких количествах были способны на что угодно. Но за более чем тысячелетнюю историю Хогвартс вроде бы устоял, если мы, конечно же, не в Матрице.

Моя первая в жизни учебная неделя в волшебном мире началась с истории магии, от которой я не ждала ничего особенного, поэтому прихватила конспекты Перси по зельям на тот случай, если сегодня по закону жанра и канона будет контрольная, и села на одну из последних парт. История магии проводилась для всего потока, поэтому я даже не удивилась, когда Пенни опустила свой милый синий рюкзак на парту с правой стороны от меня — к этому моменту уже была уверена, что та хотела подружиться с Перси так же сильно, как Перси хотела подружиться с ней. Правда, Фарли, севшая слева, все же стала сюрпризом, но расспрашивать ее при всех было бы глупо.

Мы оказались единственным межфакультетским островком, остальные ожидаемо рассредоточились группами. Я не видела особой вражды: студенты всех факультетов здоровались между собой и перекидывались парой слов, и на это не влиял цвет галстука. Но вместе с этим все держали прохладно-приятельскую дистанцию, как будто каждый факультет был закрытым домом для остальных. В чем-то отслеживалась закономерность, потому что люди, жившие с тобой в одной спальне, по умолчанию имели больше влияния, потому что могли в любой момент придушить тебя во сне.

Сев со мной, Пенни заслужила как минимум два коротких, но неодобрительных взгляда от проходивших мимо сокурсников. Я не успела посмотреть на имена, но запомнила лица на всякий случай, и с интересом взглянула на слизеринцев. Тем было все равно — они, тихо переговариваясь, занимались своими делами. Перси же для гриффиндорцев была практически пустым местом, и я в очередной раз признала, что Стивенсон был прав, когда говорил про авторитет. Я подозревала, что то, что не было травли, было заслугой Чарли, который, как капитан команды, имел какой-то вес, и одногруппники, привыкшие игнорировать Перси, продолжали делать это скорее по привычке даже после того, как он окончил школу.

Почему ее выбрали старостой?

Я надеялась дожить до выпуска и спросить прямо у профессора МакГонагалл, которая утром говорила со мной таким тоном, будто не сомневалась, что я справлюсь. Наша встреча была короткой и общий смысл сводился к тому, что можно и нужно было обращаться к декану по всем вопросам, но было бы здорово, если бы мы приходили за одобрением, а не за советом.

То есть, столкнувшись с проблемой, следовало сначала прикинуть возможные варианты ее решения. Это мне подходило, я привыкла к этому на работе. Но там у меня была база знаний, а здесь решение, судя по всему, нужно было доставать из воздуха.

Лекция началась внезапно, потому что голос профессора Бинса вплыл раньше, чем он сам. Но, что было странно, тишина образовалась мгновенно, чем вызвала у меня острое желание пошутить на тему уважения к мертвым. Все синхронно, как по команде, занялись своими делами.

В большинстве своем легли спать.

Я подумала о том, что рано или поздно все же нужно будет засесть за учебники по истории магии, потому что «превосходно» на СОВ само себя не заработает. Но планировала как-то распихать по разделам, уделять этому два-три дня в месяц и периодически перечитывать конспекты, потому что тупая зубрежка дат выводила меня из себя со средней школы.

И сейчас ничего не изменилось.

— Отличный выбор, — шепнула Пенни, взглянув на то, что я читала. — В прошлом году пятикурсники говорили, что контрольная была зверской. Нам это предстоит завтра, так что я начну готовиться вечером.

Мне показалось, что слева раздалось едва различимое хмыканье. Но комментариев со стороны Фарли не последовало, возможно, сегодня за нее тоже говорил понятный одним лишь слизеринцам молчаливый контекст.

— Спасибо, Пенни, — пробурчала я. — Надеюсь, перед экзаменами ты будешь подбадривать меня точно так же.

От неожиданности Пенни довольно громко хихикнула, и в нее полетело несколько недоуменных взглядов от тех, кто еще не спал. А я подумала, что уже давно не испытывала это ни с чем не сравнимое ощущение, когда в полной тишине отчаянно хотелось смеяться.

* * *

Контрольная и правда была зверской, пусть даже я и успела за лето изучить конспекты, в которых Перси не только записывала лекции, но и выписывала дополнительный материал из библиотечных книг. Одного изучения было мало, требовалось постоянно держать эти факты в голове, работать с ними, применять их на практике. Профессор Снейп не плевался ядом, но выглядел так, будто всех ненавидел. Лично меня это не нервировало, потому что в прошлой жизни это было привычным состоянием в рабочие будни.

Хотя особой приязни у меня тоже не возникло, особенно после короткой лекции о подготовке к СОВ и напоминания, что дальше пойдут только те, кто получит «превосходно». И одна зубрежка, без понимания, этому никак не поможет.

В том, что последняя фраза относилась ко мне, я не сомневалась, потому что взгляд нескольких человек устремился на меня так же, как и профессорский.

А мне было обидно за Перси, потому что при всем ее занудстве она разбиралась в каждом предмете, который изучала. Брала дополнительную литературу, делала заметки, выписывала полезные заклинания. Тратила прорву времени, чтобы усвоить материал. Сейчас все, что она сделала, осталось только в конспектах, а понимание сгинуло вместе с памятью, но я пообещала себе, что сдам чертово зельеварение на чертов высший балл, даже если это будет единственным хорошим результатом.

А потом буду строить свою жизнь без чувства долга перед маленькой одинокой девочкой.

Руны, к счастью для меня, начались не с повторения старого, а с прорвы нового, но было так сложно одновременно записывать все и пытаться понять, что на защиту от темных искусств я спустилась без сил. И несколько раз за лекцию позволила себе подумать, что было бы здорово, если бы профессор Квиррелл и правда был злодеем в этом году, и в какой-то момент он бы перестал притворяться заикой и заговорил бы нормальным голосом. Планы по захвату мира — это одно, а лекции, на которых не хочется уснуть до конца учебного года — это совсем другое.

Похоже, подготовка к экзаменам по некоторым предметам зависела целиком и полностью от учеников. Это было справедливо — давать сделать первый осознанный выбор в пользу своего будущего и нести ответственность за него, но все равно отдавало неприятным душком.

Как чеснок в тюрбане.

Если профессор Квиррелл был злодеем, то играл он замечательно. Его не выдавало ровным счетом ничего, особенно на фоне профессора Снейпа, он пугался каждого звука так натурально, без заминки, что временами становилось его жаль. Но на защите вместо белки-истерички у меня внутри билась в агонии собака-подозревака, поэтому проникнуться в полной мере у меня не получилось. Я переживала, потому что запретный коридор был обоснованно запретным, а это могло значить, что история с философским камнем была серьезнее.

Но вместе с этим — что потолок там и правда обвалился, и какие-то высшие силы или недостаток финансирования мешали устроить ремонт.

К счастью, мне было чем заняться в ожидании развития событий. И занятий было настолько много, что это самое развитие событий я могла и пропустить.

В прошлой жизни я была тем еще прокрастинатором, но в этой так делать не стоило. Прямо сейчас я могла держаться на энтузиазме, потому что новые знания меня всегда привлекали, пусть и не всегда укладывались в голове как нужно.

И, оправдывая репутацию заучки, все время до ужина в первый учебный день я провела в библиотеке, переписывая и приводя в порядок конспекты по рунам и защите. Возможно, у Перси и получалось идеально с самого начала, но у меня было много сумбурной ерунды и обрывочных предложений. Я привыкла говорить и думать на английском еще в прошлой жизни, но лекции, особенно с учетом того, что язык в то время еще не был настолько упрощен, давались мне тяжело. Было бы весело, если бы я вообще его не знала, и дело приняло бы еще более трагичный оборот.

Потому что, скорее всего, пришлось бы признаваться родителям в том, что Перси больше нет.

Я не хотела этого. Сейчас у меня была семья, большая и по-своему дружная. Семья, с которой еще предстояло много работать над отношениями, но все же я скучала по своей пуританской комнате. Перси не было, никто не подсовывал в мою голову знания и заклинания, хотя это было бы неплохим бонусом. Палочка слушалась меня. Была Пенни, которая хотела быть моим другом. Первым другом для Перси Уизли.

У меня не было другого выбора, кроме как попытаться прожить эту жизнь долго и счастливо.

И прямо сейчас для этого мне нужно было продолжать учиться.

* * *

Однако торчать в библиотеке все время, несмотря на сложившиеся обстоятельства, было бы странно для старосты. Я хотела быть на виду у тех, кому могла бы понадобиться моя помощь (даже при том, что сейчас количество желающих ее получить стремилось к минус бесконечности), поэтому чаще всего планировала быть в гостиной все время после ужина. Здесь было шумно, но мне не требовалось ставить заглушающие чары, чтобы спокойно заниматься: я могла абстрагироваться и игнорировать практически любые звуки на фоне, когда была чем-то увлечена.

И с дальнего от камина столика, который будто бы специально для меня стоял в стороне от общего сборища мебели, было очень удобно наблюдать за всем факультетом сразу. У каждого курса были одиночки, ушедшие в свои спальни сразу после ужина и так и не вернувшиеся, были те, кто выбрал себе место в стороне, как я, были те, кто сбивался в одну кучку, чтобы создать еще один источник шума. Первокурсники сидели недалеко друг от друга, хотя им было явно неловко общаться группой. Гермиона практически забилась в угол с книгой и сидела еще дальше от толпы, чем я, но в комнату не уходила, несмотря на шум. Гарри что-то рассказывал Рону, с которым делил одно большое глубокое кресло, и Невиллу, который неловко пристроился на пуфике рядом с ними. Я заметила, что Лаванда и Парвати, которые везде ходили вместе с самого утра, потихоньку начинали к ним прислушиваться, а потом ненавязчиво придвинулись ближе.

Второкурсники по большей части играли в какую-то игру, собравшись в тесный кружок, и к ним никто не лез. Третьекурсники делились на тех, кто образовывал свои компании, и на тех, кто, как Фред и Джордж, мелькал среди старших то тут, то там. Все остальные, за исключением небольших компаний-отщепенцев, сидели в одном большом шумном круге рядом с камином и практически не замечали ничего, что происходило вокруг них. Это напоминало о посиделках вокруг костра, и было странно, что никто до сих пор не притащил гитару.

Я задавалась вопросом, был ли таким каждый вечер в гостиной, или все просто достаточно соскучились друг по другу за лето, и сейчас пока не могли наговориться. Мне нравилась атмосфера, несмотря на то, что я не хотела быть частью этой компании, и в прошлой жизни мне всегда хватало одного-двух друзей.

Перси проводила свои вечера в комнате. Она сама писала об этом. В школе ей нравилось все, кроме этого оживленного шума. Она хотела быть его частью, но не представляла как, и в итоге с каждым годом ее характер становился хуже от пережитого социального разочарования. Дома все было по-другому, и она ожидала от школы того же.

Как и многие другие первокурсники, которые понятия не имели о том, каким адом может стать закрытая школа, будь она хоть трижды волшебной. Хорошо, что обучение начиналось с одиннадцати, многие дети в этом возрасте уже хотя бы примерно представляли, как за себя постоять.

Хотя я не знала, как вела бы себя, если бы попала сюда в одиннадцать, когда мой характер почти ничем не отличался от характера Перси. Сейчас меня не задевал игнор и больше волновала учеба, потому что в кои-то веки, впервые за очень долгие годы, я смогла поставить перед собой довольно четкие цели. И этой целью было далеко не накопить на отпуск или продержаться на нелюбимой работе до конца года.

В последнем случае, спасибо Перси, я так и не продержалась.

— Перси, — раздалось откуда-то сбоку, и я отвлеклась от учебника по чарам, к которым хотела подготовиться, но до сих пор не прочла толком ни строчки, потому что думала. И, повернув голову вбок, увидела Алисию Спиннет — запомнила ее за завтраком, когда раздавала расписания. Алисия была довольно высокой и плотной для своего возраста и явно комплексовала из-за пока еще по-детски пухлых щек, поэтому все время старалась скрыть лицо под светло-русыми волосами.

Интересно было посмотреть, как она поведет себя на квиддичном поле. Если это, конечно, случится.

— Нам с Анджелиной разрешили переехать в другую комнату, — пробормотала Алисия и, запустив руку в карман, протянула конверт. — Я нашла это в тумбочке, извини, забыла отдать днем.

— Ничего, — заставила себя улыбнуться я, перевернув конверт. — Если не отправила, значит, оно не было таким уж важным. Спасибо.

Алисия что-то пробормотала и отошла, а я смотрела на надпись на конверте, пытаясь игнорировать внутреннюю белку-истеричку, которая, судя по ощущениям, вцепилась мне в горло ледяными лапками.

«Папе от Перси».

Я была уверена: в предсмертной записке была только мама, потому что папа был здесь, иначе Перси не стала бы оставлять что-то в комнате, в которую не планировала возвращаться.

Я взглянула на часы, висевшие над камином. До отбоя оставалось меньше десяти минут, уже не успею поорать в комнате, когда прочту. Но ждать, когда начнется патрулирование, и Стивенсон уйдет в свою зону, мне тоже не хотелось. Письмо жгло руки.

«Папа!»

Мое сердце сжалось, потому что в этом письме не было ни одной ровной строчки. Перси писала его судорожно и очень сильно торопилась.

«Я знаю, что ты не поверил, но не могу рассказать тебе больше. Они взяли с меня Обет».

Жалость и сочувствие сменились холодком, пробежавшимся по затылку. Дело принимало серьезный оборот. Непреложный Обет мог чем-то грозить и мне. А с другой стороны чем-то могли грозить те, кто его взял.

«Если ты получишь это письмо, пожалуйста, будь осторожен. У меня есть доказательства. Я оставила их в месте, где все спрятано».

В голове мелькнула мысль о том, что такими темпами аппетит не вернется ко мне до конца года, но я отбросила ее.

Итак, выручай-комната — одна штука.

«Прости меня, папа. Я не хотела, чтобы так получилось.

Очень люблю вас всех,

Перси».

Сил на то, чтобы не заплакать — почти ноль.