Белый шаг (джен)

С крыши напротив госпиталя открывался отличный вид на деревню. Несмотря на вчерашние события, люди не выглядели потеряно: деловито сновали туда-сюда, что-то собирали. Стучали молотки, восстанавливая разрушенное. Обычная относительно мирная картина, если бы не переполненный госпиталь и длинный ряд тех, по ком завтра будет организованна погребальная церемония. Хотя последних было не так много, как могло бы, и, в большинстве своём, все они были шиноби. Вовремя проведенная эвакуация практически свела на нет жертвы среди гражданских. Среди них погибли в основном только те, кто попал под гендзюцу на арене и кого банально затоптали в суматохе или зацепили техниками. А шиноби — это шиноби. Надевая хитай, каждый должен понимать, что с этой минуты его жизнь уже не принадлежит ему и не представляет такой уж большой ценности. А еще она вряд ли прервется старостью и смертью в своей постели. Для шиноби свойственно умирать молодыми.

— К Саске не пускают, — Кин бесшумно запрыгнула на крышу и устроилась рядом на разогретой солнцем черепице.

— Он там вообще? И ты сама не рано из госпиталя сбежала? — нет, Неджи совершенно не волновался и не беспокоился. Просто было нечто неприятно царапающее в том факте, что вчера он находился совсем не в том месте, где должен был быть. Да, возле арены тоже шел бой, и они по мере сил прикрывали раненных и медиков у импровизированного госпиталя, но его команда, как оказалось, сражалась абсолютно в другом месте и с другим противником. Отголоски того боя были отлично слышны в деревне, но тогда он и представить не мог, что где-то совсем рядом с эпицентром сражения гигантов находятся Саске и Кин. И Неджи никогда не взялся бы описывать всю противоречивую гамму эмоций, которую он испытал, когда к госпиталю, в охранении которого он находился, вышла Сакура с раненным Ли и сообщила, что где-то там остался еще Наруто. А с ним — Саске и Кин. Впрочем, в тот момент Неджи еще толком не понял, что это означает и чем может грозить. Накатило на него намного позже, когда он вместе с отрядом медиков и Какаши-сенсеем добрался до участка леса, послужившего полем боя. Вывернутые с корнем деревья, гигантские следы на земле, груды песка, веток и прочего мусора… сложно было представить, что кучка генинов способна устроить нечто подобное. Когда из укрытия между поваленными деревьями Какаши-сенсей извлек своих перемазанных грязью, кровью и частично бессознательных учеников, единственным, что смог выдавить из себя Неджи, было краткое, но очень емкое «идиоты». «Ты даже не представляешь насколько!» — с чувством ответила Кин, и он решил, что в данный момент совершенно не хочет знать, что тут вообще было.

— Там и без меня есть кого лечить, — Кин вытащила из пакета крупное зеленое яблоко. — Побьякугань, там Саске, а? И я с тобой яблочком поделюсь.

— Где ты его взяла, интересно? — бьякуган Неджи все-таки активировал, внимательно всматриваясь в помещения госпиталя и отыскивая там одного конкретного человека.

— Там больше нету. Ты что-нибудь ищи типа отдельной палаты. Если не пускают, значит, кучей с кем-то положить не должны.

Замечание было вполне справедливым, так что Неджи переключился на поиск чего-то, где будет поменьше людей. Взгляд зацепился за одну из палат на втором этаже. Он успел заметить проблеск знакомой чакры, а потом торопливо погасил бьякуган, отводя взгляд куда-нибудь подальше.

— Нашел. Но там, кажется, есть охрана.

— Засекли? — Кин аппетитно захрустела яблоком. Чтобы вчера не произошло, выглядела она так же, как обычно. Если не считать того, что дышала через раз и двигаться старалась поменьше. Было и нечто еще, что Неджи никак не мог уловить.

— Не знаю, если сейчас выяснять не придут — то, скорее всего, нет, — он пожал плечами и откинулся назад, растягиваясь на крыше и созерцая облака. — Кин, ты мне историю задолжала. Откуда могла взяться чакра после блокировки тенкецу?

— Про Наруто? — она подвинула ему под руку пакет с яблоками и замолчала, ерзая и устраиваясь поудобнее. — Будет тебе история. Даже с бонусом про Гаару.

— Кин? — обещание обещанием, но что-то ничего говорить Кин не спешила, вдумчиво грызя яблоко и на внешние раздражители не реагируя.

— Я думаю с чего начать, хм, вот как ты это видел? То, что сделал Наруто?

— Импульс чакры, а потом она разрослась и выплеснулась наружу, — Неджи задумался, вспоминая и подбирая подходящие слова, чтобы описать охватившее его в тот момент ощущение, — только это не совсем чакра была. И я такой ки от Наруто не ощущал, даже когда он после отборочных поединков меня убить грозился.

— А это и не его ки была, — Кин кивнула, видимо, наконец нащупав нужные слова, — чакрой обладают не только шиноби. Есть нечто еще — эдакая воплощенная смесь ки и чакры, обладающая сознанием. Дикая и плохоуправляемая, нацеленная только на разрушение и обладающая огромной мощью.

— Как Демон-Лис? Который разрушил Коноху, и которого победил Четвертый Хокаге? — припомнил он то, что рассказывали в Академии.

— Именно. Вот только Четвертый не смог бы убить такого демона, да и как можно убить чакру? Единственный способ ее обуздать — заточить в человека. Наруто как раз такой человек и, думаю, Гаара тоже.

Неджи молчал, обдумывая сказанное. Это было странно, не слишком понятно и как-то не вызывало особого доверия. Но в тоже время удивительно объясняло многое, например, тот непонятный ужас, который часто появлялся в глазах шиноби при встрече с Наруто. Они что-то знали и сторонились его. Неджи и сам не раз слышал, как Узумаки называли демоном, но никто никогда не говорил — почему.

— Ты уверена? И почему именно Наруто? — у него не было ни одного предположения, откуда у Кин была такая информация, но Хьюга интуитивно чувствовал, что это относится к той части жизни, о которой у них в команде задавать вопросы было не принято. У каждого из них была такая закрытая тема: Саске не стоило спрашивать о его клане, Кин — о ее жизни до Конохи, а он сам не распространялся о том, за что оказался в седьмой команде и о внутренних отношениях своего клана.

— Уверена. Это единственное объяснение, которое у меня есть, — Кин пожала плечами. Она вертела в руках яблоко, но есть его не спешила.

— И что это дает ему? Кроме страха перед демоном?

— Силу. Огромный объем чакры, быстрое восстановление, увеличение скорости… да ты сам с ним дрался. Но цена… Ты бы видел Гаару. Он совершенно не в себе. Демон практически поглотил его разум — сплошная ненависть и жажда крови.

— И вы туда полезли, — Неджи саркастически хмыкнул.

— Ну кто мог предположить, что Суна потащит своего демона в чужую деревню. Мы же не знали…

— А если бы знала? Пошла бы туда?

— А ты как думаешь? — Кин перестала сверлить взглядом дырку в яблоке и теперь пристально смотрела на него.

— Как же… бросила б ты своего Учиху там одного, — он отвернулся, притворившись, что очень занят поисками идеального яблока в пакете. Эта вечная возня вокруг Учихи…

— Ключевое слово — «мой», а не «Учиха», — тяжелый взгляд Кин Неджи буквально ощущал лопатками, — их не так-то много, моих, чтобы я могла их терять.

— Угу. Пошли уже трудиться на благо деревни, — он свернул с неоднозначной темы на более простые и приземленные вещи, — у нас целая куча миссий по разбору завалов.

— Неоплачиваемых миссий, — со вздохом напомнила Кин самую неприятную часть этой работы. Но как бы то ни было — это то, чем им следовало заняться, и побыстрее. Миссии сами себя не сделают.

* * *

Наруто понятия не имел, на что рассчитывали шиноби Песка, нападая на Коноху. Но вряд ли были рады тому, как им приходилось покидать ее: тяжелые и холодные взгляды людей без всякой ки прижимали к земле. Ему было знакомо это ощущение, и именно из-за него Наруто пришел сюда. Не из-за всех песчаников, конечно — ему хотелось еще раз взглянуть на одного единственного, которого, как он надеялся, сможет когда-нибудь назвать своим другом. Наруто быстро нашел глазами Гаару: тот шел между братом и сестрой, и Канкуро чуть поддерживал его под локоть. Оборачиваться и высматривать кого-то Гаара точно не собирался. Узумаки успел подумать, что зря сюда пришел, но Гаара все-таки обернулся, и Наруто ослепительно, как учил Гай-сенсей, ему улыбнулся, напоминая об их разговоре.

Это был очень необычный разговор, который состоялся, пока они без сил лежали после боя. Наруто смотрел, как из глаз Гаары пропадала пелена безумия, его взгляд становился четким, осмысленным, но каким-то потерянным.

— Ты ненавидишь меня?

— Нет. Не могу. Ты знаешь, я тоже это видел. Множество глаз, в которых был только страх и ненависть. Столько раз спрашивал: почему, за что. Я мог бы их ненавидеть. Я мог быть таким как ты.

— Но не стал?

— Да. Мне повезло. Есть люди, которые признали меня. Помогли мне. Ты знаешь, когда есть кто-то, кто тебе дорог, сражаться становится намного проще. Так сказал один хороший человек.

— Я ранил твоих друзей.

— Ли поправится, я уверен. Ты не представляешь, какой он сильный.

— Все равно уже ничего не исправить.

— Неправда. Нужно просто стараться. Даже когда ничего не получается, надо стараться. Легких путей нет.

— Наруто, — на его плечо легла тяжелая рука наставника.

— Я не прав, Гай-сенсей? — Наруто обернулся. Своего учителя он уважал безмерно за неиссякаемый оптимизм, огромную силу воли и просто за то, что никогда не видел в его глазах и тени неприязни. Гай-сенсей ни к кому не относился предвзято, он готов был каждому дать шанс, подсказать, научить и был первым, кто не посмеялся над его мечтой. Не сказал, что это невозможно.

— Шиноби должен следовать за своим сердцем. Если ты так чувствуешь — значит, прав, — Гай-сенсей ободряюще улыбнулся.

— С Ли все будет в порядке? — все же Наруто очень переживал за друга.

— Да, сломанные ребра — это серьезно, но ничего такого, с чем бы не справились наши медики.

— Отлично, — последние остатки напряжения отпустили его, Наруто счастливо улыбнулся. Теперь он точно был уверен, что все будет хорошо.

— Тебя хотел видеть Джирайа-сама, пойдем.

— Эро-сенин? — Наруто удивленно хлопнул глазами, но тут же довольно улыбнулся. — Как думаете, он научит меня новой крутой технике? Его жабы мне очень-очень помогли!

— Не знаю, сам спросишь, он ждет тебя где-то возле горячих источников.

— Опять подсматривает, — Наруто недовольно фыркнул. Эта черта его просто бесила. Но Наруто уже начал понимать, что все действительно сильные шиноби — извращенцы, каких поискать. Интересно, Хокаге тоже были… такими? Он взглянул на Монумент. Четыре высеченных на нем лица были удивительно серьезны и суровы. Наруто попытался представить рядом с ними свое собственное. Или с ним что-то было не так, или художник, изображавший Хокаге, в чем-то наврал.

— А кто теперь будет Хокаге?

— Не знаю, — Гай пожал плечами, — это будут решать дайме, Старейшины и Совет Джонинов.

— Понятно, — Наруто заложил руки за голову. В принципе, было очевидно, что Пятым Хокаге ему не быть, но он все же рассчитывал стать Шестым, так что стоило уточнить заранее, как тут все устроено.

* * *

Сегодня Монумент Огня пополнился новыми именами. Длинный ряд фотографий, белые цветы. Речей не было — все и так ясно. Каждый из них знал, на что идет, становясь шиноби. Быть шиноби означает ходить рука об руку со смертью. Поэтому шиноби должен спокойно воспринимать смерть, свою или чью-то еще. Разум должен быть чист, а путь — прям и прост.

Взгляд Какаши скользил с одной фотографии на другую, но все время возвращался к той, что была в центре. Третий Хокаге. С ним уходила целая эпоха — так долго он стоял во главе Листа. Да, был Четвертый, но Минато-сенсей так толком ничего и не успел сделать — промелькнул яркой желтой молнией, на мгновение осветив Коноху своим светом, и исчез. На фотографии Третий улыбался, почти также, как улыбался, когда после исчезновения барьера АНБУ смогли добраться до его тела. Спокойно и умиротворенно. Что он видел в самом конце? Что успел сделать? Какаши не видел его последнего боя — сиреневый барьер, установленный подручными Орочимару, надежно оградил происходящее внутри от постороннего вмешательства. Даже АНБУ не смогли прорвать его: в их силах оказалось лишь наблюдать за тем, как Третий Хокаге сражался в начале с Орочимару, а затем со своими предшественниками, воскрешенными какой-то техникой.

Шиноби всегда должен думать о смерти. Но также шиноби должен думать о жизни, о жизни близких, ради которых можно, ни секунды не сомневаясь, умереть. Сарутоби Хирузен всегда говорил, что его близкие — это вся деревня, все вместе и каждый в отдельности. Что ж, наверное, так оно и было, и умер он так, как и полагалось Хокаге Скрытого Листа: сражаясь до конца и защищая свою деревню. Какаши посмотрел вверх, в затянутое серыми тучами небо, которое уже начало сочиться первыми тяжелыми каплями дождя. Шиноби не плачут, но иногда дождь бывает очень кстати.

— Как думаешь, кто будет следующим? — Гай догнал его на выходе кладбища и пошел рядом.

— Не знаю, — думать о том, что будет дальше, было тяжело, но необходимо, — я слышал, Старейшины вызвали для разговора Джирайю-сама, — Какаши провел пальцами по карману, в котором даже сейчас лежала книга авторства вероятного Пятого Хокаге. Джирайя был одним из Легендарной Троицы Конохи. Так же как Орочимару, а еще Сенджу Цунаде — внучка Первого Хокаге. Три человека, три ученика одного учителя и такие разные дороги. Отступник, целитель и отшельник.

— Ученик Третьего. Хорошая кандидатура, но согласится ли он?

— Кто знает, — Какаши неопределенно пожал плечами. Джирайа был личностью чрезвычайно неоднозначной, сложно было сказать, что от него ожидать.

— Это он научил Наруто призыву, — помолчав, сообщил Гай.

— Вот как, — Какаши задумчиво кивнул. Он знал, что Джирайа был учителем Четвертого Хокаге, Намиказе Минато, который учил его самого. А теперь Джирайа учил Наруто. В этом было что-то правильное.

— Если я верно понял, он захочет учить его дальше, — Гай был непривычно серьезен и сосредоточен. Нет, Какаши, конечно же, знал, что многое из того, что его друг выставляет напоказ, имеет мало отношения к истинной натуре, но все же видеть его таким было несколько… странно.

— Это хорошая перспектива. Джирайа — один из саннинов. Учитель Четвертого, а Наруто…

— Я знаю, но это все-таки мой ученик, — Гай эмоционально взмахнул руками, возвращаясь к своему привычному состоянию.

— Ну, самому главному ты его, по-моему, уже научил, — Какаши улыбнулся.

— Я очень на это надеюсь.

* * *

Данзо пришел сюда уже под вечер, когда все разошлись, стал в тени деревьев, даже сейчас не выходя на открытое пространство. Тень Тени Огня. Пальцы крепко сжимали старческий костыль, а взгляд единственного открытого глаза все скользил и скользил по длинному ряду фотографий. Он должен был горевать, возможно, даже сожалеть, но все, что Данзо мог себе позволить — это прийти сюда сейчас и послушать дождь. Мысли соскакивали с одного на другое: отчеты о потерях, отчеты о повреждениях, план переговоров с Суной, которые вести теперь без Хирузена — и снова возвращались к фотографиям. Ни ко всем — только к одной из них. Когда-то давно их было шестеро, учеников одного учителя, принявших на свои плечи груз и ответственность перед всей деревней. Теперь же осталось трое, но больше никого, с кем Данзо мог бы разделить чашку крепкого чая.

Здесь, у Монумента Огня, полагалось вспоминать и прощаться. Ему было о чем вспомнить, но прошлое никогда не имело над Данзо большой власти — если бы помнил все слишком хорошо, давно бы сошел с ума, захлебнувшись в крови и горечи, но такого права у Главы Корня не было. Ни тогда, когда долг снова зовет вперед и необходимо думать о сотне вещей за раз. Поэтому он и не вспомнил, только прощался, мысленно проговаривая свой последний доклад.

«Повреждения стен минимальны и ключевые узлы барьеров не затронуты. Большие разрушения в гражданской части, но население оттуда эвакуировано своевременно и в полном объеме. Жертв нет. Потери среди шиноби... потери среди гражданских... в пределах допустимого», — Хирузен ненавидел его доклады и никогда не принимал принципа допустимых потерь. В этом он напоминал Шодая, Данзо же, как и их учитель Тобирама, всегда придерживался принципа меньшего зла и упреждающего удара. Поэтому и возглавил разведку, а после смерти Кагами — и контрразведку Конохи. Хирузену же достались дипломатия и пост Хокаге.

«Переговоры с Суной взяли на себя Кохару с Митокадо», — открытые улыбки и готовность к сотрудничеству. Свои переговоры Данзо уже провел, еще там, в сердце пустыни, недалеко от мух, кружащихся над трупами Четвертого Казекаге Суны. Но об этом он Хирузену не рассказал бы. Есть миссии, которые Хокаге не может одобрять и назначать, как есть приказы, что он не может отдать, но, тем не менее, они должны быть выполнены.

«Я отправил за Орочимару две команды АНБУ Корня. Не вернулась ни одна», — это Хирузен тоже не одобрил бы, но Данзо нравились ходы, позволяющие решить несколько проблем сразу. Вот только хитрый змей ускользнул и на этот раз, как и тогда, почти семь лет назад, вывернулся из его хватки, оставив в пальцах лишь сброшенную шкурку. Данзо полагал, что увидит в Конохе все силы новоявленной Деревни Звука, увидит, сумеет оценить и уничтожить, но лучшее Орочимару оставил за ее пределами. Данзо было даже интересно, где тот откопал мальчишку из Кагуя. Этот на редкость воинственный и сильный, но довольно бестолковый клан давно сгинул во внутренних дрязгах Киригакуре не без его опосредованной помощи. Впрочем, стоило вспомнить о том, что то задание выполнял именно Орочимару, а у последнего всегда был поразительный нюх на редкости. Когда-то Данзо казалось, что он наконец-то нашел достойного преемника и даже ревниво поглядывал на Хирузена, который тоже с далеко идущими планами смотрел на своего талантливого ученика, но потом они как-то практически одновременно поняли: Орочимару нет дела до деревни, а значит, знамени ему не принять. Это было давно.

«И ты знаешь, Кохару с Митокадо хотят видеть Хокаге этого мальчишку, Джирайю. Тебя бы это повеселило», — Данзо медленно развернулся, уходя все дальше и дальше в тень и как-то отстраненно думая о том, что даже в этом последнем безмолвном докладе не сказал о том, что к операции по ликвидации Орочимару уже все готово. Тот сам приведет свою смерть к себе в логово.

А дождь все шуршал, звенел, и его тяжелые капли наполняли старую чайную чашку, оставленную у Монумента Огня.

* * *

Во снах реальность всегда кажется зыбкой. То, что было, причудливо переплетается с никогда не бывшим, а мысли обретают зримые формы. Во снах на поверхность всплывает то, что при свете дня всеми силами стараешься уничтожить. Саске ненавидел собственные сны. Ненавидел те из них, что полнились кровавой мутью и изломанными силуэтами, видимыми, если смотреть лишь краешком глаза. Но еще больше ненавидел он совсем другие — в них ласково светило солнце, слышался смех и были улыбки, своим светом затмевающие солнце. Эти сны всегда кончались одинаково — алым небом и мерным стуком кровяных капель, бегом и криком. Саске силился проснуться, разорвать замкнутый круг, но у него никогда не получалось это сделать. Почти никогда. Он рывком открыл глаза, прислушиваясь к собственному суматошному дыханию. Что-то было не так. Постепенно дыхание его затихло и выровнялось, и тогда Саске понял: его дыхание — это единственный звук, нарушающий тишину палаты. Он видел силуэты АНБУ, стоящих на посту, но те не шевелились и не издавали ни одного звука. Словно и впрямь были призраками. Сон или явь? Сознание самую чуточку плыло, а плечо пульсировало непрекращающейся болью. Во сне эта боль не ощущалась, значит — явь. Он насторожился, внимательно и напряженно прислушиваясь к происходящему вокруг. В эту секунду Саске искренне завидовал способностям своих сокомандников — хороший сенсор всегда знает, есть ли в комнате кто-то, кроме него. Ему же упорно казалось, что кто-то есть, совсем близко, но в тоже время он не чувствовал ничего, что позволило бы объяснить это неясное ощущение. Разозлившись на себя, Саске резко сел на постели, что вызвало очередной приступ боли и головокружения, и обернулся. На подоконнике кто-то сидел.

— Здравствуй, Саске-кун, — в лунном свете, льющимся в комнату через окно, блеснули стекла очков.

— Кабуто-сан? — с некоторым трудом Саске припомнил этого человека, виденного на экзамене чунина. Пожалуй, его присутствие было весьма неожиданным в этот момент. Особенно в такой обстановке. Он искоса глянул на АНБУ — было странным, что даже сейчас они оставались неподвижными.

— Не беспокойся, они не помешают нашему разговору, — Кабуто тихонько рассмеялся и спрыгнул на пол, прошелся по комнате, даже потыкал пальцем в одну из масок. — Видишь? Всего лишь куклы. Пустые оболочки.

Саске напрягся, жалея, что под рукой нет никакого оружия. Вообще ничего нет, кроме больничных штанов и футболки. Глаза привычно обожгло активировавшимся шаринганом, на что плечо тут же отозвалось мучительной болью.

— О, не надо бояться, — Кабуто стоял в полоске лунного света, поэтому улыбка его была видна особенно четко, — я пришел не за твоей жизнью. Всего лишь хочу поговорить, — он нарочито медленно поднял руки, демонстрируя, что они пусты.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, — держать додзюцу активированным было невероятно тяжело, но Саске не собирался отступать. И у него точно не было никаких причин доверять этому человеку. Ну разве что кроме того, что он действительно говорил правду. Шаринган невозможно обмануть.

— Почему же? — Кабуто сделал вид, что задумался, и медленно провел пальцами по подбородку. — Мы можем поговорить о той метке, что оставил тебе Орочимару-сама. Болит, не так ли? — он сменил тон на участливый и подошел чуть ближе.

— Ты знаешь, не многие удостаиваются такой чести — Проклятой печати, — Кабуто мечтательно вздохнул и снова уселся на подоконник, заставляя Саске выворачивать голову, чтобы видеть его. — Но еще меньше тех, кто смогли при этом остаться в живых. Тебе повезло, Саске-кун. Джуин не убил тебя. Но и не дал всего, что мог бы.

— Что ты имеешь в виду? — Саске развернулся, перебираясь на другую сторону кровати, чтобы лучше видеть говорившего.

— Сила! — Кабуто исчез с подоконника и оказался у него за спиной, наклонился так низко, что его дыхание обожгло ухо. — Джуин дает огромную силу. А ты ее не используешь. Страх, предрассудки — они сковывают тебя, мешая двигаться дальше, — Кабуто все время перемещался по комнате, удерживать его в поле зрения было невероятно трудно.

— Ты коснулся лишь малой ее толики. Помнишь? Что ты почувствовал в этот момент? — выражение глаз за стеклами очков разобрать невозможно, но от голоса и общего ощущения от говорящего Саске передернуло. Он невольно вспомнил все те чувства, что нахлынули на него во время боя с Гаарой. Боль, гнев, злость. Все, будто усиленное в десятки раз и перемешенное с чьей-то дикой жаждой крови. И сила, да, сила — густая пряная волна, пробежавшая по жилам, подарившая ощущение того, что невозможного не существует. Она опьяняла, звала за собой и… Не стоит уподобляться Гааре и полагаться на чужую чакру. А то однажды не заметишь, как не ты, а она начнет управлять тобой. Саске встряхнулся, будто разом скинув наваждение.

— Зачем вы здесь? — требовательно спросил он.

— Я уже сказал — поговорить, — Кабуто смотрел так, будто все мысли, обуревающие Саске, были для него как на ладони, — и сделать предложение. Орочимару-сама ждет тебя. Он отметил тебя как достойного его силы. А ты все никак не хочешь принять его подарок.

— Пфф, — Саске фыркнул. Он Учиха, к чему ему чужие подачки?

— О, я не в коем случае не настаиваю. Ты можешь отказаться, — улыбка Кабуто стала откровенно издевательской, — но подумай — ты хочешь всю оставшуюся жизнь провести с этой болью? Иметь всего в шаге от себя силу, которой не можешь коснуться? Ты хочешь быть позади? Все вокруг тебя идут вперед. Даже неудачник Наруто. А ты… ты все еще здесь. Тебе никогда не догнать Учиха Итачи, если все так и останется. Подумай, Саске, — голос еще звучал, но самого Кабуто в комнате уже не было. Саске со злостью скинул с тумбочки какие-то склянки и откинулся на подушку. В ушах все еще звучало издевательское «никогда не догнать», а перед глазами против воли проносились видения недавнего боя. Огромная жаба и песчаная тварь. Его одноклассник, последний из всех, неудачник и неумеха Наруто, справившийся там, где сплоховал он сам.