Apple Pies and Other Amends (гет)

На первую годовщину Битвы за Хогвартс Гермиона решила заняться выпечкой. Не для запланированных официальных мероприятий, ради Мерлина, кому же в здравом уме придет в голову мысль устроить в этот день праздник. И уж точно не для того, чтобы стать хорошей хозяйкой, на что Молли Уизли намекала ей уже не первый год. Нет, Гермиона начала готовку так же, как она всегда пробовала что-то новое в первый раз: как будто печь сама позвала ее. Гермиона приступила к делу с полной ответственностью, как к чему-то, что требовало тщательного изучения, сосредоточения и полной самоотдачи.

А было все примерно так.

В четыре часа утра второго мая, спотыкаясь спросонья, Рон Уизли вошел на крошечную кухню ее маленькой квартиры. И увидел лицо Гермионы, покрытое смесью из чего-то, напоминающего фиолетовое липкое желе, и кудри, щедро присыпанные сверху белой мукой, сахарной пудрой и влажные от пота. Сама она была так поглощена своим занятием, что даже не заметила появления Рона.

— Миона? — прохрипел он после двухминутного созерцания её метаний между двух мисок, в которых она попеременно что-то размешивала — без использования палочки, бормоча некие пугающие звуки, похожие на заклинания. — Что.. ты?...

Она прервала его нетерпеливым взмахом руки, даже не поднимая взгляда от мисок. Этот жест оставил множество мелких фиолетовых точек на его идеально белой футболке, от чего-то, в чем Рон запоздало узнал ежевичное варенье. Он посмотрел на липкие пятна, нахмурился, поднял на неё глаза и попробовал снова.

— Экм! Что ты тут делаешь, Гермиона?

Та шмыгнула носом и принялась тщательно перемешивать тесто в третьей миске. Она казалась полностью увлеченной своим делом, но он знал её достаточно хорошо, почти так же хорошо, как своих братьев и сестру, чтобы заметить, что она не хочет смотреть ему в глаза.

— На что это похоже, Рон? — спросила она.

Он легко провел рукой вниз по ее лицу к шее и слегка помассировал плечо.

— Что ж, честно говоря... Похоже, что ты слегка тронулась. Вот на что это похоже.

Эти слова привлекли ее внимание, и их взгляды встретились. Она сузила глаза, её руки сжались в кулаки и уперлись в бока. Она застыла в подобии той позы, которую постоянно использовала его мать, когда ругала его.

— Я не сошла с ума, Рональд Уизли! — её голос моментально обрел интонацию, которую он ненавидел больше всего — праведного гнева отличницы. В такие моменты Рон всегда словно съеживался изнутри. Несмотря на это, Гермиона, похоже, не собиралась бросать использование этого приема. По крайне мере, не в разговоре с ним.

— Я делаю ежевичный крамбл! Ясно тебе?

Он медленно моргнул. Потом ещё раз.

— Ежевичный крамбл?

— Да!

— В четыре часа утра?

Пауза.

— Совершенно верно!

Рон сделал небольшую паузу, но недостаточную для того, чтобы его следующая фраза не прозвучала слишком язвительно.

— Это из-за того решения, которое мы приняли этой ночью? — спросил он её. — Но ты же сама понимаешь, что это не может продолжаться вечно. Миона, конечно, если ты не хочешь... Расставаться, я имею в виду... Я... Я просто чувствую, что мне не хватает воздуха в этих отношениях. Понимаешь? Нам нужен перерыв. По крайней мере, на время. Пока все это не хлынуло через край, и я не начал тебя ненавидеть за то, что ты слишком много говоришь, а ты меня — за то, что я говорю недостаточно. И мы погрязнем в этом всем... и...

— Это не из-за прошлого вечера! — рявкнула она, не давая ему закончить, но внезапно её голос смягчился. — Прости, Рон. Это из-за... Это правда не из-за вчерашнего. Поверь. Это просто... Это просто... Из-за сегодняшнего дня.

— Сегодняшнего дня? — спросил он безучастно.

Она многозначительно посмотрела на него, подняла брови и поджала губы, чтобы подчеркнуть. "Ты знаешь", "Это СЕГОДНЯ" с большой буквы "С". Но Рон все ещё непонимающе пялился на неё. Изо всех сил пытаясь не закатывать глаза, она показала ими на дату, обведенную в настенном маггловском календаре, висящем на кухне. Рон моргнул. Он был всё ещё растерян, пока она не показала пальцем на цифру два, начиная постукивать им по бумаге.

— А-а! Сегодня, — сказал он, растягивая слова, понимание постепенно приходило. — Сегодня... Сегодня.

— Именно, — сказала она. Затем с чопорным поклоном повернулась к своим мискам.

Рон ожидал дальнейших объяснений, но они не последовали. Осталось только наблюдать вихрь активности, который захватил Гермиону, когда она смешивала ингредиенты для своего первого в жизни крамбла. Не зная, чем себя занять, так как идти спать уже не было смысла, с тяжелым вздохом Рон присел на край стола в ее крошечной кухне.

Он молча сидел там до тех пор, пока Гермиона не вытащила из духовки поднос с крамблом и не положила каждому из них на тарелку обжигающе горячее ежевичное месиво. Крамбл был уродливый, бесформенный, ежевичный джем растекся от жара. Но насколько он был кошмарным внешне, настолько же вкусным. Рон хвалил её творение с гораздо большим воодушевлением, чем требовалось после событий прошлой ночи и этого утра. После того, как тарелки опустели, он помог ей помыть посуду и убрать остатки погрома в кухне волшебной палочкой. Затем с рассеянной улыбкой, застывшей на лице, он собрал свои вещи, которые лежали у неё в квартире: зубную щетку, расческу, несколько пижам, журналов о квиддиче и остановился, войдя в камин.

Она последовала за ним, зачерпнула рукой горсть летучего пороха своей рукой, так как его руки были заняты, и молча стояла, не зная, как прервать этот неловкий момент. Он в камине, она замерла рядом. Наконец, потянулась к нему, чтобы легонько поцеловать в щеку.

— Прощай, Рон, — шепнула она ему на ухо, и пока атмосфера не стала ещё более напряженной, бросила порох ему под ноги и назвала адрес Норы. Не говоря ни слова, Рон Уизли исчез из её маленькой квартирки и направился в родительский дом, где прошло его детство. Где ему, без сомнений, станет гораздо легче дышать, чем здесь.

Гермиона неподвижно смотрела в опустевший камин десять бесконечных минут. Она точно знала, сколько прошло времени — потому, что поняла: она считает каждую секунду, начиная с шестисотой. Затем, потерев ладонями свои сухие глаза, она вернулась на кухню.

Остаток дня Гермиона провела, помешивая, взбивая, измельчая и выливая. Она специально не обращала внимания ни на звонки в дверь, ни на множество писем, которые остались лежать нераспечатанными в корзине для корреспонденции около окна для совиной почты, которое она установила в своей гостиной.

Большинство писем, вероятно, пришло ей из-за сегодняшней годовщины Битвы за Хогвартс. Некоторые, наверняка, из-за того, что Рон успел с кем-то поделиться новостями.

Если честно, у нее не было сил даже думать об этом.

Второе мая сделали выходным днем с тех пор, как волшебники начали забывать, как правильно пишется Волдеморт, и гораздо реже произносить это имя. Так же это был первый выходной Гермионы с тех пор, как она начала работать в Министерстве и перенесла свой ТРИТОН на Рождество. И, ради Мерлина, она собиралась провести этот день по своему усмотрению.

Только поздней ночью, окинув взглядом три пирога, пять десятков маффинов, два торта и один пудинг из патоки, выстроившиеся на столе, она позволила себе посмотреть на часы. Она задержала дыхание, когда время поменялось с 11:59 на 12:00.

В ту минуту, когда настало третье мая, она аккуратно сложила кухонное полотенце, положила его на край раковины, села на стул и, уткнувшись в ладони, безутешно разрыдалась.

Два месяца и шесть дней спустя Гермиона приехала в квартиру, которую Рон делил с Дином Томасом и Симусом Финниганом.

Гермиона решила заявиться к Рону старомодным маггловским способом: через парадную дверь. Он открыл после второго звонка, и в этот момент ее сердце болезненно сжалось. Его веки опухли от сна, волосы растрепались, вся футболка была в маленьких размазанных фиолетовых пятнышках, которые не смогло вывести ни одно из хозяйственных заклинаний Молли. Гермиона слышала, что ежевика знаменита тем, что ее сложно вывести. Она робко улыбнулась ему и протянула накрытую полотенцем корзинку в знак приветствия. Рон, как собака, принюхался к корзинке и приподнял краешек полотенца.

— Маффины? — спросил он, не вытаскивая лица из-под полотенца.

— Шоколадные маффины с бананом и орехом, покрытые глазурью.

Рон опустил полотенце.

— Звучит чертовски отвратительно!

— Полагаю, ты должен сначала попробовать, чтобы узнать, не так ли?

— Наверное.

Он пригласил ее войти, и они сели на разные концы дивана. Она поставила корзинку на импровизированный кофейный столик напротив него — пара пустых пакетов из-под молока, смятых вместе, обалдеть! — и достала маффин для того, чтобы Рон смог попробовать. Никогда не утруждая себя формальностями, Рон сделал огромный укус, даже не предложив ей ни снять пальто, ни чашку чая. Пока он жевал, пытаясь распробовать, она сама сняла свой плащ и шарф и, аккуратно сложив, устроила их на подлокотнике дивана.

Рон прикончил маффин за четыре укуса, облизал пальцы и посмотрел на Гермиону взглядом, выражающим что-то вроде восхищения и преданности. Это его выражение лица воскресило в памяти все те школьные надеюсь-это-спасет-наши-жизни заклинания и зелья. Она так долго не видела его, что не смогла поверить, как сильно скучала по нему.

— Эта... Как ее, глазурь? — он спросил все еще с широко открытыми глазами. — Это безумно вкусно!

— Я знаю.

— И эти орехи с бананом. Они не должны сочетаться вместе, но они нереально вкусные!

— Точно.

Рон тихонько простонал в знак согласия и потянулся за другим маффином.

— Мне следовало раньше сообразить, что нельзя брать на слабо Гермиону Грейнджер.

Она с теплотой засмеялась в ответ, без тени горечи, которая могла бы возникнуть, скажи он ей это три месяца назад.

— Оставь немного маффинов своим соседям, пожалуйста. Я сделала их столько, чтобы хватило вам всем. Они должны помочь вам с Гарри, пока... — она показала на запястье, где должны быть часы. — По крайней мере этим вечером.

— К черту их! — проворчал Рон, собирая пальцем крошки и отправляя в рот. — Гарри и Джинни сегодня в Норе, официально начинают подготовку к своей свадьбе, и Дин с Симусом проспят до ночи, если им позволить.

Он сделал очередной огромный укус и продолжил разговор о еде.

— Я бы сказал, мы прикончим эти маффины и будем скучать по ним, пока у тебя не возникнет желание испечь ещё. Что очень было бы кстати.

Она радостно засмеялась. Третий раз за разговор, что было их личным рекордом, особенно если взять последние полгода их... отношений? Дружбы? Ей больше нравилось "дружбы", и она поджала под себя ноги и расправила юбку, чтобы было удобнее болтать.

Гермиона и Рон провели почти всё воскресенье в холостяцкой квартире на диване, разговаривая и поедая маффины. Они не обсуждали их отношения или то, почему все пошло не так, или то, что они могли бы быть снова вместе. Вместо этого они болтали о работе, глазури и месте, которое почти наверняка займет Джинни в следующей турнирной таблице на Чемпионате Мира по квиддичу. Они говорили о чае и свадьбе друзей, и о том, как правильно проверять выпечку на готовность.

Наконец, спустя долгое время, они заговорили о войне. И это для неё имело большое значение, в печальном смысле слова. Так всегда получалось у Рона: четкое разграничение тем, которые они могли обсудить в любое время, и тех, которые никогда не затрагивались. Для него "Рон и Гермиона" и война не могли быть упомянуты в одном разговоре. Несмотря на крестражи, разбитое сердце и первый поцелуй посреди всего этого ада, Рон всегда настаивал на том, что война и они навсегда останутся взаимоисключающими темами.

Наконец они смогли поговорить о войне, затем плакали и снова говорили. И что-то, что крепко сжимало ее сердце, не давая свободно дышать, то место, что занимала война, расслабилось. Чуть-чуть.

В этот вечер, когда она уходила, Гермиона и Рон обнялись и обменялись улыбками. И она знала, что он почувствовал то же самое: они всегда будут друг у друга.

Она не сразу осознала, что поездка к Рону была только началом. Но постепенно поняла, что так оно и есть. Конечно, после того, как она подарила клубничный десерт с базиликом Невиллу Лонгботтому и его новой девушке Ханне Аббот, дюжину домашних пирожков с ревенем Луне и Ксенофилиусу Лавгуд и ещё одну корзину маффинов, покрытых ганнаше, Дину и Симусу, Гермиона призналась себе в том, что это уже закономерность. Она намеренно, методично посещала всех, кто сражался и пострадал в этой чертовой войне. Всех, кто потерял кого-то, кто был ранен или был вынужден ранить и убивать других. Тех, кто служил их общему и делу и верил в него, и тех кто был на другой стороне, но смог выжить в этом кошмаре. Это самый настоящий постравматический тур. С пирожками. Покрытый самодельным кондитерским кремом. Она не имела ни малейшего представления, как такая идей пришла к ней в голову, но внезапно это полностью захватило её. Стало жизненно важным.

Что ж, Гермиона признала многое для такого упрямого человека, как она: само существование постравматического кондитерского тура, но отказывалась думать о том, что всё это значит, насколько далеко может зайти, как долго это всё продлится и почему именно выпечка стала центром этой миссии. Её работа в Министерстве занимала все её время в течение недели, так что основные визиты с пирожками были отложены на субботу. Каждое воскресенье добавляло еще один или два визита, если позволяло количество приготовленных сладостей.

После Дина и Симуса Гермиона поехала к Андромеде Тонкс. Для пожилой ведьмы она приберегла банановый пудинг со взбитыми сливками, покрытый домашними ванильными вафлями; Тедди Люпин отколупывал их одну за другой и отправлял в свой маленький рот.

Следующими были Кингсли Шеклболт и его новая жена. Они удостоились целого медового торта с цветами апельсина, украшенного карамельными розами, выложенными в форме сердца. Лаванда Броун и Парвати Патил жили вместе, и поэтому им было предложено мороженое с манго, красиво выложенное на лавандовом бискотти. Которое особенно понравилось Лаванде, которое приятно охлаждало её горло, все ещё саднящее после укуса оборотня. Падме досталась уменьшенная версия того же десерта. Гермиона успокоила свое внезапно возникшее чувство вины тем, что у близняшек всегда совпадал вкус на сладости и мальчиков. Ли Джордан получил гору рахат-лукума, Эрни Макмиллан — поднос с помадками, Чжоу Чанг — густой заварной крем с свежевымоченной черникой. Гермиона предложила Деннису Криви — который был все еще бледен и вял в тот момент, когда открыл дверь родительского дома — теплый, липкий пирог баноффи, который так изумительно пах даже через контейнер, что мальчик засмеялся. Кэти Белл, Терри Бут, Майкл Корнер, Энтони Гольдштейн — каждый член Отряда Дамблдора получил сладкий подарок, созданный в предрассветные часы на кухне Гермионы. Кормак Маклагген, однако, довольствовался относительно мягким пирогом с мясом. Она как бы в шутку уклонилось от его попытки обнять её в знак благодарности.

Для мадам Розмерты, само собой, был приготовлен торт с ромовой пропиткой. Для Хагрида Гермиона приготовила самый большой тыквенный пирог, который только позволила её духовка, — хотя он прикончил его за два укуса. Директор МакГонагалл получила эклеры с апельсиновой цедрой, а затем попросила с этого момента называть ее просто Минервой. Это заставило Гермиону прослезиться, профессор в свою очередь тоже начала тихонько... ну, немного всхлипывать. Перед тем, как покинуть Хогвардс, Гермиона вручила Ирме Пинс несколько лепешек из айвы. И наконец она оставила целую тарелку печенья Эрл Грей у двери пустого класса Сибиллы Трелони, благодаря всех богов, о которых она когда-либо читала, что профессор не смогла предсказать ее визит.

Только после того, как миллион друзей, которые перешли в разряд "просто знакомых" во взрослой жизни, были посещены, Гермиона, сжав кулаки, приступила к более тяжелым визитам.

Сначала она переместилась при помощи портключа в миленькую парижскую квартирку Билла и Флер. Они провели вечер втроем, поедая чайные кексы с кардамоном и рассматривая фото, сделанное с помощью маггловского аппарата УЗИ, крошечного сморщенного первого внука Молли и Артура Уизли, который скоро должен был появиться на свет. В Румынии с Чарли они на ходу пили горячий шоколад с маршмеллоу, перебегая от одного загона с драконами к другому. Гермиона ахнула от удивления, когда он произнес тост за свою Валлийскую Зеленую любимицу. Волосы на руках у Чарли были опалены и все перепачканы шоколадом, но он сказал, что так даже вкуснее, и она почти поверила ему. Ее визит к Перси прошел гораздо более натянуто. Они обменялись формальными любезностями, пробуя песочное печенье с лимоном и творогом, и расстались на обещании как-нибудь еще поболтать, что означало время от времени говорить "привет" с коридорах Министерства.

День, проведенный в Норе, стал, пожалуй, самым тяжелым испытанием. Гермиона провела двенадцать часов, в течение которых Артур и Молли по очереди плакали навзрыд, ковыряя хлебный пудинг с соленой карамелью. Через некоторое время к ним присоединились Гарри с Джинни и Рон. И Гермиона впервые за долгие месяцы смогла выдохнуть и позволить себе расслабиться.

Путешествие в "Ужастики Умников Уизли" было тоже нелегким, но по-другому. Сначала Джордж показался ей сумасшедшим: он без отдыху таскал Гермиону от одной штуки к другой, демонстрируя свои новые изобретения. Наконец, когда его магазин закрылся на ночь, и она трансфигурировала два Взрывающихся ящика в удобные кресла со спинками, он согласился съесть самую вкусную вещь, которую она когда-либо делала. Пирог киш высотой более семи сантиметров, с золотистой корочкой, наполненный козьим сыром, грибами, вялеными помидорами и множеством ветчины. Джордж застонал от удовольствия после первого же укуса. Прежде чем они оба закончили есть второй кусок, по её подсчетам, он рассмеялся минимум восемь раз и один раз прослезился. В отличие от своих родителей, он не плакал навзрыд, слезы просто скатились из его глаз. Правда, когда Гермиона уходила, он так сильно сжал ее руку, что у нее хрустнули костяшки пальцев.

Следующие выходные после посещения Джорджа Гермиона намеренно провела дома, стараясь держаться подальше от кухни. Но она бесцельно бродила по квартире и не могла найти себе места, непонятно, почему. Чем бы это ни было, оно не закончилось, не закончилось по-настоящему. Потому что, ради Мерлина, она Гермиона Грейнджер, и она намерена посетить каждого пострадавшего в этом аду. Даже не самых приятных ей людей.

Сидя в своем мягком кресле для чтения с чашкой своего любимого чая, Гермиона спросила себя, почему она оставила этих людей напоследок. Почему было не начать с худших, двигаясь от лучших к прекрасным. Делая значительный глоток, она поняла, что точно также приступала к домашней работе в Хогвартсе, начиная со своих любимых предметов: так как гораздо приятнее иметь дело с вещами, которые доставляют удовольствие. Даже если это древние руны или сеансы катарсической квази-терапии над пропитанными слезами бисквитами.

С другой стороны, она могла себе позволить сделать передышку перед тем, как приступить к следующему списку людей, встреча с которыми потребует больше сил, если они вообще, конечно, захотят открыть ей дверь. Они стали всего лишь прахом на окраине современного мира магии. Тенями, чьи активы были отобраны, а родители заключены в Азкабан. Теми, кто столкнулся с множеством ужасных последствий, которые неизбежно приходят к тем, кто был на проигравшей стороне войны. Само собой разумеется, эти люди теперь были вынуждены работать. Возможно, она нуждалась в предыдущих визитах, чтобы вылечить собственную душу, прежде чем попытается успокоить их сердца.

Или... Может быть, она просто ждала, пока отточит свои кулинарные навыки. Эти люди были предубежденными против неё идиотами в прошлом, и ей захотелось показать, как хорошо она теперь владеет ножом. Которым она — метафорически — может разрезать вражду между ними, как кусок пирога.

С другой стороны, не так уж это и важно, почему она ждала. Она пройдет через эту часть тура, несмотря ни на что.

В целях самоуспокоения, Гермиона решила начать с легкого. Мариетта Эджкомб получает банку ягодного компота, и Гермирона неловко бормочет: "извини за эти отметины на лбу". Что, стоит признать, больше, чем Мариетта вообще заслуживает, так как ее даже не было на финальной битве. Рита Скитер нашла на своем столе в редакции Ежедневного Пророка корзинку с грушами пашот с шафраном, которые, может быть, содержали небольшую дозу сыворотки правды, а может быть, и нет.

Затем, пристроив палочку так, чтобы ее легко было достать, Гермиона взялась за Блейза Забини и Теодора Нотта. Первый получил абрикосовую кростату, второй — целую жестянку пирожных макарун. Оба мужчины были предельно вежливы с ней и крайне смущены. Каждый из них вежливо кивнул ей и неловко поблагодарил за угощение. Но что самое удивительное за весь этот тур, так это то, что Теодор Нотт смущенно пригласил её зайти в свое практически пустое поместье на чай. Он, очевидно, не имел ни малейшего понятия — как минимум, — зачем она пришла с фисташковыми макарунами, но его безупречное чистокровное воспитание, кажется, пересилило его предубеждения. И поэтому он сидел всю первую половину их общего испытания и с потерянным видом болтал о пустяках, пока Гермиона, наконец, не сжалилась над ним и не рассказала, зачем пришла.

— Посттравматический синдром? — очевидно, он не был знаком с этим понятием.

Она терпеливо начала объяснять ему, что это значит, и по мере того, как она говорила, понимание начинало появляться на его лице. Затем, к ее удивлению, Теодор тоже начал говорить.

Он рассказал ей о том, как погибла его мать, когда ему было пять, и его чокнутом отце — Пожирателе Смерти, и его нежелании принимать Метку. Он рассказал ей о своей любимой еде в Хогвардсе, фисташковом пудинге, каким бы удивительным не казалось это совпадение, и упомянул, какие потрясающие устраивались матчи по квиддичу в саду Малфой-мэнора, когда он был ещё ребенком, и как бы он хотел вернуть все, как было. И что, может быть, все будет снова хорошо, когда-нибудь.

— Может быть, — говорит он грустно.

— Так и будет, — уверенно отвечает она.

Гермиона чуть не упала от неожиданности со стула, когда Теодор Нотт по-настоящему обнял ее на прощанье. Но когда он сказал, что хотел бы как-нибудь выпить вместе, она поняла, что начинает верить ему. Они договорились о встрече на ближайшую среду после работы, и, о Мерлин, он действительно пришел и притащил с собой Блейза и Панси Паркинсон.

Как и подозревала Гермиона, Панси пришла в черном шелке, серых мехах и злобной улыбке. Чаще всего любые попытки заговорить она обрывала своим "Отвали, Грейнджер" или "Да пошла ты, Грейнджер". Несмотря на все это, Гермиона протянула ей длинную коробку — и совершенно случайно иронично именуемого — ломкого арахиса. Так что к тому времени, когда они перешли от кружек пива к рюмкам огневиски, Панси уговорила в одиночку полкоробки десерта. И когда в следующее воскресенье они случайно столкнулись у мадам Малкин, Панси слегка ей кивнула.Казалось бы, мелочь, но Гермиона поняла, что этот знак, похоже, стоил Панси гораздо больших усилий, чем все ее "Отвали" и "Пошла ты". Что ж, для Панси это уже настоящая победа.

Гермиона сделала двухнедельную паузу перед своим следующим визитом в рамках посттраматического кондитерского тура. Который на самом деле потребовал меньше силы воли, чем она изначально планировала.

Квартира Грегори Гойла находилась в самой задрипанной части магического Лондона, прямо над обшарпанным аптекарским магазином и местом, где продавались волшебные нескончаемые коробки чипсов. Гойл только после шестого стука приоткрыл дверь всего на несколько сантиметров. Даже через эту небольшую дырку Гермиона увидела, что он одет в спортивные штаны и грязную белую майку, настолько далекие от его привычной идеально выглаженной слизеринской мантии, что она собрала все свои силы, чтобы не ухмыльнуться.

— Чего тебе? — спросил он после затянувшегося неловкого молчания.

Она держала в руках большую коробку, завернутую в черную бумагу с черной же лентой.

— Я принесла тебе пирог Черный лес.

"Черный, как твое сердце", — крутилось у нее в голове.

Гойл нахмурился. В течение этого неловкого молчания его лицо выражало скорее неуверенность чем привычную ненависть.

— Зачем?

— Понимаешь, я пытаюсь попробовать кое-что... примирение... через десерты и сладости... ну, или что-то в этом роде.

— При-ми.. что?

Гермиона собралась с силами, чтобы продолжить объяснение, когда голос за его спиной оборвал ее.

— Грег, кто там?

Из-за внушительного плеча Гойла выглянула Миллисента Булстроуд с водянистыми, полными настороженности глазами.

— Что ей нужно? — обратилась Миллисента к Гойлу не отрывая прищуренных глаз от Гермионы.

Гойл так же посмотрел на Геормиону, поднимая одно свое массивное плечо в нерешительном пожатии.

— Она сказала, что хочет приминения... прими...

— Примирение? — сказала Гермиона, поднимая коробку. — А может, исцеление в форме шоколадного торта?

Миллисента фыркнула, хотя этот звук получился больше похожим на хрюкание, но все равно её рука потянулась мимо Гойла — своего соседа? бойфренда? — чтобы забрать торт из рук Гермионы.

— Считай, что мы помирились, в таком случае, — прорычала она, отталкивая Гойла внутрь, и захлопнула дверь прямо перед лицом Гермионы.

Придя в себя, Гермиона сказала уже закрытой двери:

"Что ж, все прошло гораздо лучше, чем я планировала".

Облегченно хихикнув, она аппарировала в свою квартиру для большого и столь необходимого перерыва. Перерыв длился примерно два месяца, в течение которых она не сидела без дела. И не только потому, что наступили долгожданные рождественские каникулы. В дополнение к работе, хождению по магазинам и времени, которое она проводила со своими родителями, которым наконец вернули память, ей нужно было практиковаться более серьезно. Потому что, видит Мерлин, к следующей завершающей встрече ей нужно было как следует подготовиться.

Так же в этот период времени она четыре раза встретилась с Гарри и Джинни, чтобы вместе поужинать, три — пила с Роном чай в министерском кафе и дважды встречалась с Теодором Ноттом в пабе после работы. Теперь про себя она стала называть его Тео. Она познакомила его с одним симпатичным клерком из Министерства по имени Эрик. После их с Эриком первого свидания, он прислал ей бутылку коллекционного розового шампанского с запиской:

"Может быть", ты была права.

Гермиона получила также еще одну интересную записку от Миллисенты Гойл — в девичестве Булстроуд, — которая благодарила ее за торт. Неровным почерком Миллисенты было написано:

"Это лучшая гребаная вещь, которую я когда-либо ела".

Все это было здорово. По-настоящему отлично. Но Гермиона не могла позволить всему этому отвлечь себя от предстоящей задачи. Поэтому в течение следующих десяти недель Гермиона перебрала все замысловатые рецепты, которые смогла найти: от панна-котты до суфле и пахлавы. Она перепробовала французские деликатесы и индонезийские десерты и сладости, название которых она бы не смогла бы выговорить даже с фонетическим словарем.

К тому моменту, когда она почувствовала, что готова, она с уверенностью могла бы устроиться стажером к шеф-кондитеру где-нибудь в центре Лондона. Но утром в день своего последнего визита в рамках постравматического кондитерского тура она не упаковала в коробку ни пирожные милле-фей, ни баумкюхен, ни каштановый крем высотой с гору Монблан. Вместо этого она положила что-то гораздо более простое. Что-то, что, как она подозревала, будет брошено ей в лицо, возможно, в буквальном смысле слова.

На всякий случай она решила надеть непромокаемый тренч поверх лилового джемпера, шерстяной юбки и толстых колготок. "Для конца февраля, — подумала она, одеваясь, — этот плащ недостаточно теплый". И все же она никак не могла избавиться от этой предосторожности. Она обматала шею ярко-фиолетовым шарфом, сделала три долгих успокаивающих вдоха над коробкой с печеньем и аппарировала в то место, которое когда-то надеялась никогда больше не увидеть.

На удивление, Малфой-мэнор не был в точности таким же, каким она его помнила.

Правда, в последний раз она видела это место во время пасхальных каникул на седьмом году обучения в Хогвартс, который они пропустили, и тогда была напугана до смерти. Но ощущение, что в поместье что-то изменилось, не покидало её. Некоторые вещи остались прежними. Огромный серый дом сохранил свои бесконечные башенки и огромные окна, и эти внушительных размеров живые изгороди, которые все так же выстраивались вдоль длинного подъездного пути. Гермиона не смогла сразу понять, что изменилось. А потом она увидела их. Извивающиеся черные входные ворота, охранявшие поместье — те, что были сделаны из злых охранных чар, — исчезли. На их месте установили совершенно обычные кованые ворота. Такие можно увидеть перед любым величественным старым домом в английской сельской местности... если бы этот дом был маггловским.

На минуту Гермиона была сбита с толку и не поняла, что с ними делать. Она переложила коробку с печеньем в одну руку и палочку в другую, готовая к любому количеству заклинаний, чтобы привлечь внимание Малфоев, не касаясь этих ворот. Может быть, быстрее будет применить Сонорус, для увеличения громкости голоса?

— Эй, Малфой! Хочешь печеньку? Конечно, хочешь! Ты же вроде хорек!

А может, и нет. Столкнувшись с нормальностью таких ворот перед поместьем Малфоев, Гермиона почувствовала себя довольно растерянной. Это чувство ни в малейшей степени не рассеялось, когда металлический голос позвал ее из того, что напоминало электронный динамик, расположенный сбоку от ворот.

— Мисс нужна помощь? Мисс стоит там очень долго.

Гермионе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что высокий голос принадлежит домовому эльфу, и еще несколько секунд, чтобы избавиться от гримасы, сопровождающей это признание. Есть хороший шанс, что у Малфоев стоит какая-нибудь защита для того, чтобы предупреждать их о появлении незваных гостей, и еще больше шансов, что они могли наблюдать за ней прямо сейчас из окон своего огромного дома. Гермионе не пошел бы на пользу штурм этого места с осуждающим взглядом и несколькими отборными речами о несправедливости обращения с домовыми эльфами. Нет, если она хотела завершить этот тур правильно. Перекладывая предметы в руках поудобнее, Гермиона нажала на маленькую кнопку под динамиком.

— Я... Я... — ее разум стал до смешного пустым, а затем она быстро выпаливает в два приема:

— Я Гермиона Грейнджер, принесла кое-что для Малфоев, — вздох, и, — кое-что для всех Малфоев, но отдать я могу только Драко.

Она задохнулась от волнения в конце речи, абсолютно ужаснувшись. Более двух месяцев подготовки оказались полностью потрачены впустую: она спасовала перед простыми, дурацкими воротами. Гермиона уже готова была дизаппарировать от унижения, когда в динамике раздался другой голос. Тот, который она сразу узнала, в основном из-за того, что слышала, как в прошлом он бросал в нее оскорбления множество раз.

— Грейнджер?

"Его голос не изменился, — подумала она. — Но... что-то в нем есть другое. Как и в самом мэноре. Может быть, всё это потому, что его голос стал немного глубже, чем в прошлый раз, когда он называл ее по фамилии. Или, может быть, это просто искажение интеркома. Это могло также объяснить, почему голос не звучал пренебрежительно, а... весело? Гермиона взяла несколько секунд, чтобы успокоиться, а затем снова нажала на кнопку.

— Привет, Малфой. Я здесь только для того, чтобы передать подарок. Не мог бы ты открыть... Эм... ну, может быть, ты мог бы... снять защиту?..

Она услышала то, что совершенно точно напоминало смех, настоящий смех, а не жестокий смешок.

— Подожди, я тебя впущу.

И вот так только ворота Малфой-мэнора с низким электронным воем начали открываться. Гермиона сделала один неуверенный шаг, затем другой, а затем пронеслась мимо ворот, как будто они могли попытаться укусить ее. Сбитая с толку, она бросила один взгляд назад, чтобы увидеть электронную систему, перемещающую их обратно на место. Что не имело никакого смысла, потому что... ну, потому что существует магия. И это Малфои. И магия, черт возьми. К тому времени, как она добралась до широких ступеней особняка, она вспотела, несмотря на холод, и ее волосы напрочь потеряли вид конского хвоста, завиваясь во впечатляюще неухоженном беспорядке. Несмотря на свою миссию примирения и мира во всем мире, она тихо проклинала аристократов и их потребность в длинных подъездных путях, внушающим трепет любым посетителям с недобрыми намерениями. И вот именно в тот момент, когда она находилась в таком растрепанном, неподготовленном состоянии, массивные двойные двери Малфой-Мэнора распахнулись перед ней. Сначала Гермиона подумала, что ее никто не встречает, и начала быстро моргать, глядя на пустое пространство вокруг нее.

Затем ее взгляд упал на домовую эльфийку, мило улыбающуюся из глубины дома.

— Не хотела бы мисс войти? — предложила та, широким жестом указывая на внутреннюю часть поместья.

Гермиона молча кивнула и приняла приглашение, удивляясь какой-то все еще функционирующей частью своего мозга, почему этот домовой эльф выглядит так хорошо одетым. На маленьком существе были черный пиджак и юбка-карандаш, идеально подогнанные под ее пропорции, и самые маленькие черные туфельки на каблуках, которые Гермиона когда-либо видела. Изумрудная брошь подмигнула Гермионе с лацкана эльфа.

— Добро пожаловать в Малфой-мэнор, — любезно произнесла эльф, закрывая двойные двери и погружая их в полумрак. Эльфийка щелкнула указательными пальцами, и несколько люстр вспыхнули по периметру всего роскошного фойе.

— Позвольте Мэви взять ваше пальто, мисс.

Гермиона была в шаге от того, чтобы начать протестовать против потери своего защитного водонепроницаемого плаща. Но передумала, заметив суровый взгляд эльфа. Она наклонилась, чтобы помочь снять с себя трэнч и шарф, которые существо моментально убрало в шкаф, замаскированный под панель в стене.

— Спасибо, — сказала она домовому эльфу. — Мне не нужно прислуживать, но за помощь я очень благодарна.

Эльф в ответ странно улыбнулась.

— Мисс первый раз в Малфой-мэноре?

У Гермионы внутри все сжалось. Она как раз собиралась ответить, когда другой голос ответил за нее из глубины фойе.

— Нет, Мэви, мисс Грейнджер не в первый раз в поместье.

Гермиона повернулась на звук и увидела Драко Малфоя, неторопливо входящего в фойе из-за угла. Даже в полумраке он двигался с той аристократической легкостью, которой она всегда завидовала в школе. Как будто мир хорошо знал, что не стоит требовать от него поспешности. Гермиона изо всех сил старалась сохранять спокойствие, держать свое сердце под контролем. Но на первое появление Малфоя почти за два года она отреагировала в духе "бей или беги" и желанием прыгнуть в боевую стойку. Ей потребовался весь запас мужества, чтобы остаться неподвижной и дышать более-менее нормально. Ей пришлось постоянно напоминать себе, что вся ее работа пойдет коту под хвост, если она повернется и убежит. Или если оставит от него мокрое место.

Может быть, по старой памяти, просто небольшой Дантисимус, что заставляет быстро расти зубы? Ему же понравится иметь настоящие клыки?

Но это не точно.

Пока он приближался, Гермиона заставила себя изучать его аналитически, как будто он — схема заклинания или рецепт зелья. Драко Малфой выглядел почти так же, каким она помнила его: бледный, неестественно светлый, с лицом настолько гармоничным и холеным, что это даже несправедливо. И все же... Он, казалось, стал другим.

"Когда он успел стать таким высоким? — подумала она, когда он подошел ближе. — Что поменялось в его лице?" Что-то стало другим. И она все никак не могла разобрать, что именно.

Драко встал всего в паре метров от нее и мило улыбнулся своими тонкими губами.

— К сожалению, — добавил он после короткой паузы.

Гермиона медленно моргнула один раз, другой. Она переняла эту привычку у Рона, и теперь делала так всегда, когда сталкивалась с тем, что не совсем понимала.

— К сожалению? — переспросила она.

Тщательно контролируемая улыбка исчезла с лица Драко.

— К сожалению, ты не в первый раз в мэноре.

Гермиона почувствовала, как кровь медленно приливает к щекам. Да уж, ужасно иронично, учитывая то, почему он ее ненавидел. И что случилось с ней в этом доме почти два года назад. Неосознанно ее глаза переместились вправо, в сторону гостиной Малфой-мэнора.

Это была прекрасная комната, обставленная бесценной антикварной мебелью. Она могла ее рассмотреть даже отсюда. Широкие окна пропускали свет из сада. Новая кремовая обивка и обои в тон подходили этой комнате гораздо лучше, чем черные и серые тона, которые она помнила. Хотя, честно говоря, Гермиона видела в основном потолок в последний раз, когда там была.

Словно прочитав ее мысли, Драко быстро загородил ей обзор. Это странный добрый жест в ее адрес? Или, возможно, он сделал это, чтобы избежать разговора, включающего мечи, кинжалы и сумасшедших тетушек, которые закономерно плохо кончили.

Прилагая усилие, Гермиона перевела взгляд с гостиной на Драко. Он стоял в небрежной позе: плечи откинуты назад, руки в карманах черных брюк, ни тени беспокойства. Но жесткая линия на его челюсти говорила о том, что он сжал зубы. Когда их глаза встретились, она поняла, что в нем необычного.

Враждебность.

Она не смогла найти и тени враждебности на его лице. Впервые за почти десять лет знакомства. Вокруг рта появились морщины, а на висках и вокруг глаз легли тени усталости. Но в его бледно-серых глазах не было ни единой капли злости или даже насмешки. Просто сдержанность, настороженность и... Быть может, крошечный намек на любопытство. Она не могла определенно сказать, что в самом деле заинтригована.

Гермиона всегда гордилась тем, что умеет читать людей, но Малфой оставался загадкой. Особенно после шестого курса в Хогвартсе. Она совершенно не ожидала такого окончания шестого курса. Как и Драко, если верить показаниям Гарри на судебных процессах против Малфоев. Гермиона намеренно отказалась читать эти ужасные протоколы суда, но она помогала Гарри писать речь и репетировать показания, до тех пор, пока у обоих не начинало двоиться в глазах. В них Драко представал гораздо более противоречивым человеком, чем она на самом деле о нем думала первоначально.

Она поняла, что пялилась на него все это время, пока Драко вежливо не кашлянул. Ее румянец вернулся с удвоенной силой, и она опустила глаза на свои балетки, потом на коробку с десертом, на пол. Куда угодно, только не на него.

— Ну, я... — неуверенно заговорила она, глядя в глаза маленькой Мэви. Эльф ободряюще показала ей большой палец, и Гермиона на секунду подумала, что сейчас точно умрет в Малфой-мэноре. На этот раз от смущения. Но когда Гермиона рискнула бросить один крошечный взгляд на Драко, оказалось, он пристально смотрит на неё. Любопытство в его глазах усилилось, как и настороженность.

— Почему ты здесь, Гермиона? — тихо спросил он.

Она была готова поспорить на все галеоны, что у неё есть, что он впервые за все время знакомства назвал её по имени. Это окончательно сбило ее с толку, и разум дал сбой.

"Здесь? Почему я здесь? Почему мы все здесь, на самом деле? И что такое здесь?"

Ей пришлось потрясти головой, чтобы заставить замолчать эти мысли. Если бы она могла видеть выражение лица Драко, чего сделать она не могла,учитывая движение всех этих темных, непослушных локонов вокруг ее щек, она бы смогла уловить вспышку настоящего веселья на его лице. Но она исчезла, как только Гермиона взглянула на него.

В ответ она подняла вверх коробку повыше.

— Примирение, — наконец говорит она, — Мир во всем мире в виде кондитерских изделий.

Тень его прежней ухмылки появилась на его лице.

— Ах, да. Я слышал о твоей миссии.

Она нахмурилась.

— Неужели? От кого?

Он слегка фыркнул. Если у Миллисент Гойл звук получился скорее как у животного со скотного двора, то в исполнении Драко Малфоя он был таким же изысканным, как звездный обзор хорошего винтажного вина Бордо.

— Ты объехала половину Магической Британии со своими пирожками, — растягивая слова, сказал он. — Включая почти всех выживших слизеринцев. И ты ожидала, что я не слышал об этом твоем маленьком крестовом походе?

Видимо, эта насмешливая фраза "маленький крестовый поход" была всем, в чем она нуждалась для восстановления душевного равновесия. Одна ее рука поддела ленту на коробке, а другая сжалась в кулак у бедра. Это все, что она могла сделать, чтобы не уронить коробку и не ткнуть его пальцем в борт его дурацкого дорогого костюма, как она делала, когда они были детьми.

— Если ты знал о моем крестовом походе, как ты выразился, — прошипела она, — тогда зачем спрашивать меня, что я здесь делаю? Я знаю, что ты был вторым после меня по успеваемости, Малфой, но я не знала, что ты так сильно нуждаешься в повторении.

Ноздри Малфоя раздулись от гнева и, к ее удивлению, его скулы покраснели. Однако, когда он отвечал на ее вопрос, его голос звучал сдержанно и нейтрально. Ну, по большей части нейтрально, учитывая тот факт, что он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Я просто спросил, что ты здесь делаешь, Грейджер, потому что ты уже посетила почти каждого долбаного участника войны. И сначала это дало мне время на размышление: даже Грегори чертов Гойл был в конце концов удостоен образца твоих кулинарных мастерклассов, а я нет. Потом я понял, с предельной ясностью, что получил от тебя новое напоминание о моих многочисленных ошибках — за все те ужасные вещи, что я говорил, когда был ребенком. Не говоря уже о том, что я сделал, — он бросил быстрый взгялд на гостиную, перед тем, как его серые глаза снова уставились в её. — Или в твоем случае, ужасные вещи, которые я не остановил, да? И это не имеет никакого значения, что я не могу даже спать после трех лет долбаных кошмаров, и что я пью так много, что мои руки трясутся, когда я перестаю. Или что я бы хотел исправить каждое долбаное событие, что случилось в этом доме два года назад. Это никогда ничего не значило ни для кого, понимаешь? Потому что всем и так понятно: неважно, кем я могу быть сейчас, единственная долбаная вещь, которая беспокоит вас всех, это то, кем я был два года назад. И тот, кем я был тогда, не заслужил ни одного из драгоценных волшебных тортиков от Гермионы Грейджер.

Закончив говорить, он тяжело задышал. Гораздо тяжелее, чем она — там, около ворот. Она подождала пару ударов своего сердца, не зная, хочет ли он что-нибудь добавить, но оказалось, что, похоже, он растерял всю свою ярость и смотрел на неё со смесью разочарования и унижения. Они оба застыли, смотря друг на друга, как показалось, бесконечно долго, и наконец она спросила:

— Это всё было действительно из-за?.. Торта?

Она слегка ему улыбнулась, давая ему понять, что она пошутила. Просто пошутила. Драко медленно моргнул, так же, как это сделала она — раз, два — и затем глубоко выдохнул.

— Почему я должен хотеть один из твоих дурацких тортов? У меня для этого есть домашние эльфы.

Гермиона взглянула на Мэви, которая стояла рядом с ней, пока они обменивались любезностями, и та снова ободряюще показала ей большой палец. Улыбка Гермионы стала шире, и она снова посмотрела на Драко.

— В таком случае, хорошо, что я не приготовила для тебя торт.

Больше не говоря ни слова, она вручила ему коробку, которую держала все это время. Инстинктивно Драко потянул за одну из лент, серебряную, красиво завязанную поперек зеленой коробки. Следующим движением откинул крышку коробки, и манящий запах корицы пополнил все пространство между ними. Гермиона невольно посмотрела, как Драко невольно вдохнул запах, и она повернула голову к эльфу, чтобы скрыть свою расползающуюся улыбку.

— Мэви, не могла бы ты быть столь любезной и принести мой плащ и шарф?

— Конечно, мисс.

Гермионе понадобилось меньше минуты чтобы одеться. Она повернулась спиной к Драко, который все ещё неподвижно стоял в середине фойе, держа веревочку так, словно это был хвост гадюки.

— Ты можешь использовать согревающие чары, — предложила она и добавила, кивая в сторону коробки: — Они особенно прекрасны с шариком ванильного мороженого, если оно у тебя есть.

Так как инструкции были даны, Гермиона повернулась на каблуках, вышла в дверь, заботливо открытую перед ней Мэви, и, не оглядываясь, пошла обратно к точке аппарации по длинной подъездной аллее. Только когда она оказалась за воротами и достигла точки, откуда можно было аппарировать, она сделала передышку.

Когда она закрыла глаза, то представила себе четыре идеально приготовленных яблочных тарта той в коробке; каждый был оформлен концентрическим кругом из тонко порезанных кусочков яблок. Каждый тончайший кружок был расположен за другим так, чтобы получалась роза размером с кулак, глазированная сбалансированным сиропом из корицы, сахара и лимонного сока. В ее голове всплывает еще один образ: тринадцатилетний Драко Малфой, украдкой оглядывающий Большой зал в конце обеда, прежде чем засунуть несколько лишних яблок в карманы своей мантии.

Открыв глаза, Гермиона почувствовала, что наконец может позволить себе триумфальное окончание кондитерского посттравматического тура. И дизаппарировала обратно в свою безопасную квартиру.

Два дня спустя Гермиона со спокойной совестью окунулась в свои обязанности в Министерстве. Она, наконец, получила разрешение на работу над новым сводом законов о правах великанов от Кингсли -разрешение, которое, разумеется, совершенно не имело отношения к тому цветочно-медовому торту. Плюс, Кормак Маклагген каким-то необъяснимым образом воспринял пирог с мясом как то, чем он действительно являлся, а именно: полным и окончательным отказом от его услуг. Но настоящей вишенкой на торте было то, что, похоже, постравматический тур с пирожками действительно подошёл к концу, если слишком зацикливаться на ассоциации с тортами.

Правда, её последний визит прошёл не совсем по запланированному сценарию. Она предполагала, что столкнется с Люциусом и Нарциссой Малфой лицом к лицу. Готовилась выслушать их неискренние извинения: "За все те неудобства два года назад, дорогая. Мы пришли к осознанию, что грязно... ой, прости, дорогая, вы все же магглорожденные теперь, не так ли? Теперь мы знаем, что люди вроде тебя могут быть так же полезны, как и чистокровные волшебники и волшебницы. Одну ложечку мышьяка в чай или две, мисс Грейнджер?"

Она не испытывала иллюзий относительно того, что Малфои-старшие восприняли бы её тур так же бесхитростно, как Тео Нотт. Несомненно, они бы одарили её несколькими двусмысленными комплиментами, с примесью насмешек и отвращения. Хотя, если подумать, Гермиона ожидала подобного поведения и от Драко. Но то, что она увидела вместо этого, было... чем-то другим. Конечно, далеко не теплый прием, определенно, нет, но и не ненависть вперемешку со злобой.

И тем не менее, их странный разговор не оставил Гермионе сомнений в том, что она сделала в Малфой-мэноре все, что собиралась. Её целью в рамках Посттравматического кондитерского тура было как минимум доставить что-нибудь вкусненькое, сделанное специально для получателя, и предложить выслушать их переживания, если потребуется. Она выслушала Драко Малфоя, в его манере разговаривать, конечно, и таким образом можно считать визит умеренно успешным.

Таким образом, по её личным ощущениям, миссия выполнена.

Это ощущение не изменилось даже в понедельник вечером, когда массивный филин залетел в её кабинет вместе с министерскими совами гораздо более скромных размеров.

Огромные филины вроде этого не были чем-то необычным в Министерстве, как таковые. Гермиона отметила, с небольшой тревогой, что размер выбираемых для почты птиц растет год от года, зачастую обратно пропорционально размеру хранилища в Гринготтсе владельцев данных сов. Иными словами, чем больше сова, тем меньше денег осталось в банке. Однако этот филин отличался от остальных наличием полированного медного ошейника. Как правило, птицы не могли похвастаться подобными украшениями.

Гигантская птица приземлилась на край её стола и ждала, проявляя бесконечный запас терпения, пока остальные совы бросят свои посылки и улетят. В отличие от своих коллег, эта сова не покинула своего места на ее столе. Вместо этого она смотрела на хозяйку кабинета и практически не двигалась. После нескольких минут оценивающего молчания, в течение которых Гермиона и сова осторожно рассматривали друг друга, Гермиона протянула свою руку к шее филина. Её неуверенные движения словно просили разрешения дотронуться. Сова кивнула в знак согласия, и Гермиона перевернула небольшой диск, прикрепленный к ошейнику пернатого почтальона. Там было написано "Плеяда".

Рассеянное звездное скопление?

Гермиона хмуро смотрела на это имя, пока к ней не пришло понимание. Она отпустила табличку и вытянула свернутый кусок пергамента, прикрепленный к лапе Плеяды. Затем она развернула маленький кусочек на столе, борясь с желанием выбросить его, не читая. Написанные в центре пергамента в одну строчку буквы были настолько хорошо выведены, настолько идеальны, что казались практически каллиграфическими. Что давало представление о воспитании отправителя послания. В этом каллиграфическом творении содержалась всего одна фраза:

Почему четыре?

Без подписи. Ну, разумеется.

Гермиона могла бы притвориться, что она не знает, кто отправитель. Она могла бы сделать вид, что не знает, о каких четырех предметах шла речь. Выбор одного из этих вариантов послужил бы наглецу хорошим ответом за такое краткое, самонадеянное письмо.

Вместо этого, она опустила перо в чернила и написала простой ответ на конкретный вопрос:

По одному тарту для каждого из нас. Один для твоего отца, один для матери, один для тебя и один для меня. Но, принимая во внимание твои слова, я решила отдать тебе свою порцию. В качестве жеста доброй воли, в духе примирения.

Она ухмыльнулась последнему предложению, прежде чем высушить чернила с помощью палочки. Она свернула пергамент и прошлась по комнате, после чего погладила Плеяду и аккуратно прикрепила послание к лапе.

— Мне не нужен ответ, — ласково прошептала она, когда филин наклонил к ней голову, подставляя перышки под ласку. — И нет нужды возвращаться.

Ей показалось, что ему понравились её прикосновения, судя по тому, что он издал счастливое уханье, прежде чем выпорхнуть из её кабинета. Гермиона смотрела ему вслед со странным противоречивым чувством: восхищением большой совой, раздражением в адрес её владельца и осознанием того, что, возможно, Посттравматический тур с пирожками всё ещё не закончился.

Плеяда, как оказалось, не принимал приказы от Гермионы Грейнджер. Это стало более чем ясно, когда он вернулся поздним вечером, игнорируя её требование остаться сидеть на окне для приема совиной почты, и вместо этого подлетел и уселся прямо на её голые вытянутые ноги. Она начала болтать ими, сидя в своем мягком кресле, полагая, что это поможет его стряхнуть, но филин был таким же тяжелым, как и его взгляд. Спустя некоторое время она начала подозревать, что выбрала не лучшую линию поведения с хищной птицей, а эта хищная птица к тому же принадлежала аристократам, ни больше ни меньше.

— Ты прилетел после установленных часов приема совиной почты, ты же знаешь, — ругалась она на него. — Никакая уважающая себя птица не принесла бы письмо после десяти вечера!

Плеяда наклонил свою большую голову набок и бросил на неё строгий взгляд.

— Ты прав, — она вздохнула. — Я сама дура, потому что оставила окно открытым. В феврале. Я практически сама напросилась на переписку.

Плеяда ухнул в знак согласия и начал перепрыгивать по ее ноге, пока не достиг края ее ночной рубашки. Гермиона потрепала перышки на его по голове несколько раз, и он наконец отдал небольшую посылку, привязанную к его лапе. Второе послание не было свитком. Оно было в конверте, с её именем и фамилией на нем, написанными идеальным каллиграфическим почерком.

Гермиона вскинула свои карие глаза на оранжевые глаза филина.

— Мне следует открыть это? — прошептала она. Шепот получился слегка драматичным, потому что она, честно говоря, действительно растерялась и не знала, что делать.

Плеяда издал ещё одно ободряющее ухание. Её пальцы скользнули по бумаге и вскрыли конверт.

Маленький кусочек толстого картона цвета слоновой кости выпал из конверта, и Гермиона осторожно подняла его двумя пальцами. Содержание этого приглашения заставило её глаза широко открыться. Особенно та часть, где Драко Малфой любезно приглашал её, Гермиону Грейнджер, разделить с ним чай во вторник двадцать девятого февраля. Завтра. В Малфой-мэнор. В шесть часов вечера. Довольно поздно для чая, он знает, но она — рабочая министерская пчёлка, не так ли?

— Черт побери, я вынуждена работать, — вспылила она. Но глядя на то, как Плеяда посмотрел на неё с неодобрением, добавила: — Я же не какой-нибудь избалованный отпрыск голубых кровей с огромный трастовым фондом, слава Мерлину.

Взглад Плеяды, казалось, говорил: "Но ты же человек, который любит чай. И с каких пор тебе не интересно было бы разобраться в психологическом состоянии такого типа людей, как этот бывший Пожиратель Смерти, который написал тебе две записки за один вечер. Одна из которых содержала шутку, Мерлин правый".

— Да, ты абсолютно прав, — сказала Гермиона филину и потянулась к корзине для письменных принадлежностей, чтобы достать перо, чернила и написать ответ:

Да. Пожалуйста, пусть накроют на две персоны, не на четыре. Очень прошу.

Не очень прозрачный намек на то, что его родители не приглашены, был грубоват, она это прекрасно понимала. Но подготовка себя к встрече с Люциусом и Нарциссой Малфой, пожалуй, заняла бы у неё не меньше года. Прежде чем Гермиона успела пожалеть о том, что согласилась на это безумие, сова унесла записку в Малфой-мэнор, рассекая ночную темноту огромными крыльями.

Во вторник Гермиона ужасно боялась предстоящей аппарации. Она стояла у выхода из квартиры и раз за разом представляла себе путь туда и обратно. Аппарация и без того довольно коварный вид магического транспорта, а уж если волшебник рассеян или устал, то дело может кончиться плохо. К Гермионе подходили одновременно оба нежелательных состояния. После того, как она написала вчера это идиотское согласие, она плохо спала ночью и не смогла сосредочиться на работе. Утром она потратила целых сорок пять минут, выбирая платье и остановилась на одним из своих любимых — сливового цвета, будучи полностью убежденной, что приглашение на чай — это одна из Малфоевских уловок, чтобы еще раз ткнуть ее лицом в ее отвратительное маггловское происхождение. Как будто бы даже самое идеальное фиолетовое вязаное платье могло спасти положение. Она даже хотела по-быстрому сделать пирог с рикоттой и лимонной глазурью, чтобы держать его в руках как щит, если дело пойдет совсем плохо.

Наконец, без пяти шесть Гермиона сделала два глубоких успокаивающих вдоха, уговорила себя не трусить и аппарировала к удивительно обыкновенным воротам Малфой-мэнора. Она так сильно дрожала от волнения и страха, что сама удивилась тому, что аппарация не расщепила её. В этот раз ей даже не понадобился интерком. Как только она появилась, ворота с механическим скрипом начали открываться.

— Мне просто идти дальше, да? — спросила она у них. Она, конечно, знала, что вопрос не имеет никакого смысла, очевидно, эти ворота были сделаны абсолютно без применения магии. В них не было ничего волшебного, что могло бы ответить ей. Но бессвязное мысленное бормотание пыталось всеми силами отсрочить неизбежное.

Крепко сжимая край своего трэнча, снова с водооталкивающими чарами, на всякий непредвиденный случай, Гермиона начала свой долгий путь до мэнора по бесконечно длинной подъездной дороге. Она настолько была потеряна, что забыла про себя обругать паранойю, которая каждый раз возникала при виде мэнора, что, кажется, было задумано архитектором.

Когда Мэви открыла перед ней главные двери, Гермиону уже почти тошнило от нервного напряжения. Она лишь немного пришла в себя только, когда эльф радостно приветствовала ее.

— Мисс Грейнджер. Мэви рада снова видеть вас в Малфой-мэноре. Очень рада.

— Как и я, Мэви, — соврала Гермиона, переступая порог фойе Малфой-мэнора.

Сегодня все люстры уже были зажжены, сражаясь с темнотой последнего февральского вечера. При свете люстр Гермиона вздрогнула, увидев, как одета Мэви. Фиолетовое шелковое платье, отделанное черным мехом, и грамотно подобранные туфли на каблуках. Без сомнения, ее наряд стоил больше, чем Гермиона зарабатывает в месяц.

— Мэви, ты... Ты выглядишь очень мило сегодня вечером.

Эльф бросила небрежный взгляд на своё платье, как если бы одежда от кутюр была абсолютно обыденной вещью для рабов и слуг.

— Мэви приятно, что вы так думаете, мисс. Мэви заметила, что мисс одела фиолетовое в прошлый раз, поэтому Мэви решила сделать мисс приятно и одеть любимый цвет мисс. И смотрите-ка! — объясняла эльф, помогая Гермионе снять плащ. — Мэви была права!

— Да, права, — согласилась Гермиона, мысленно разглаживая складки на своем сливового цвета платье. — Но, Мэви, как много у тебя костюмов? Ты что, можешь просто менять их в зависимости от настроения?

Вместо ответа Мэви безмятежно пожала плечами, убирая плащ гостьи. Затем вскинула свою руку в сторону мраморной лестницы в конце холла.

— Мисс, не последуете ли за Мэви туда, где накрыт чай?

— Мы разве... мы разве идем не сюда? — Гермиона не глядя махнула рукой в сторону гостиной позади себя, хотя сама не была готова даже взглянуть на это место.

— О! Боже! Конечно, нет! — эльф замотала головой так сильно, что уши начали хлестать ее по щекам. — Никто не пьет тут чай. В эту комнату никто и никогда больше не заходит.

Геомиона шумно вздохнула с облегчением, перед тем как спросить:

— Тогда куда мне идти?

— В меньшую из двух библиотек, если мисс не возражает.

Не то чтобы это бы откровением. У всех богатых английских семей есть собственная библиотека. Но у них было две? И неужели Малфои снизошли до того, чтобы накрыть чай в одной из них там, где книги, идеи и логика могут испортить великосветскую чистокровную беседу. Гермиона ругала себя всю дорогу за эту гадкую мысль, следуя за Мэви вдоль холла. Конечно, у нее было куча времени на искупление этого греха, пока они шли от одних бесконечных коридоров и лестниц к другим лестницам и коридорам. Гермиона уже почти была готова признать, что она не смогла бы выбраться из этого дома без карты, Патронуса и запаса еды на месяц, когда Мэви объявила, что они пришли.

— Малая библиотека, мисс. Пожалуйста, входите.

В сомнении покусывая нижнюю губу, она взглянула в последний раз в большие ободряющие глаза Мэви, на выдохе открыла дверь и сделала шаг вперед.

Ее глазам понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому освещению. Проходы были довольно тусклыми, и Малая библиотека освещалась лишь горящим пламенем в камине, который был размером с машину ее родителей. Напротив открытого огня ждали два зеленых кресла. Между креслами маленький столик был богато накрыт к чаю. Вокруг этого уютного уголка ряды за рядами стояли книги, большая часть которых прятались в тени, отбрасываемой огнем.

— Это жестоко, я знаю, — сказал голос из темноты. — Пригласить Гермиону Грейнджер в библиотеку, намереваясь не давать ей читать.

Она сделала шаг на свет и замерла от удивления.

Он вышел из одной из теней и подошел к мерцающему пламени. Она была готова увидеть демонический образ Пожирателя Смерти, выходящего прямо из танцующего Адского пламени. Но если не брать в расчет привычный для него черный костюм, который он так любил одевать, Драко Малфой выглядел абсолютно нормальным. Даже приятным.

— Здравствуй, — сказал он, жестом руки показывая ей на одно из мягких кресел и приглашая сесть. Его тон был настолько обезоруживающе спокойным, манера держаться настолько расслабленной, что она замерла, не решаясь пошевелиться. Парадоксально, но так оно и было.

— Маггловские ворота? — выпалила она и съежилась, ожидая ответ.

"Здравствуй", Гермиона, кричала она на себя внутри. Подходящий ответ на "Здравствуй" — это не что-то ироничное вместо ответного приветствия.

Острые черты лица Драко в момент побледнели. Затем улыбка медленно расползлась по его лицу.

— А! Ну, конечно. Ты должна была заметить.

— Потому что я магглорожденная, — равнодушно произнесла она.

Но он отрицательно покачал головой.

— Полагаю, что нет. Скорее потому, что ты — это ты. Разве не ты знаменита тем, что... Ну, замечаешь то, что другие не могут?

— Как ты узнал?

— Неужели Дары Смерти сами пришли к вам? Или все статьи в "Ежедневном Пророке" так неточны, как утверждает мой отец?

Гермиона не смогла сдержать неловкий смешок. Особенно вспоминая последнюю статью Ротты Скитер о регистрации нелегальных анимагов, которую можно назвать скорее чистосердечным признанием. Видимо она, всё-таки нашла подарок от Гермионы в своем столе.

— Ну, почему? Некоторые их истории были правдой, — она уступила. — Но большинство, конечно, чистая ложь. Так что одно очко в пользу Люциуса Малфоя.

Драко покачал головой.

— Всего одно очко — это большая редкость в случае Люциуса Малфоя. Я не говорю о потрясающем богатстве или огромном доме, или о жене, которая по необъяснимой причине любит его. Я имею в виду место среди тех, кто "принимает решение за весь магический мир". Он немного скучал по своему месту в этой политической игре эти несколько лет.

Гермионе захотелось присесть в кресло. Она не стала кивать в знак согласия.

— Что ж, скажи мне, — продолжил Драко, грациозно опускаясь в кресло через столик от неё. — Все те статьи о вашей с Поттером Большой и Светлой Любви были тоже ложью?

— Я думаю, что ты тот самый человек, который пустил этот слух на четвертом курсе Хогвартса. Эта история была ложью тогда, осталась ложью и сейчас. Так случилось, что Джинни Уизли скоро станет миссис Поттер. А я лишь наслаждаюсь ролью лучшего друга, и мне это очень нравится.

— Вместе с Уизли, — он ответил. — Говоря о нем... Когда вы наконец найдете себе скромную лачугу и займетесь производством огромного количества рыжеголовых неприятностей?

Гермиона покраснела и быстро опустила взгляд на свои колени.

— По правде говоря, мы не собираемся этого делать. Рон и я... Мы расстались на первую годовщину... Хорошо, мы расстались в мае. У нас лучше получается общаться, когда мы просто дружим, если тебе интересно.

Драко открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом, видимо, передумал и просто кивнул.

— Хотела бы тебе напомнить, что чай предполагает культурную беседу. Несмотря на твое поведение в школе, понимание этого должно быть частью твоего воспитания, как каллиграфия, соколиная охота и чему там ещё учат чистокровных детей из богатых семей.

Эта язвительная фраза вызвала буквально взрыв смеха, и она словно онемела от удивления. Его смех... был милым, веселым, и заполнял все пространство комнаты. Это открытие стало большой неожиданностью: Драко Малфой, оказывается, способен на такой искренний смех. Особенно, когда он смеется не над её волосами или зубами, или родителями.

— Малфои решили сделать выбор в пользу дуэлей и не заниматься соколиной охотой, — сказал он, отдышавшись.

— Серьезно? Я думала, это было интересно только аристократам восемнадцатого века. И сейчас дуэли уже не в моде.

Драко снова рассмеялся, не так громко, как в прошлый раз, но так же искренне.

— На самом деле, я имел в виду те дуэли, которым нас учили на втором курсе в Хогвартсе и которые пригодились на Вой... — он резко остановился и попытался исправиться. — После занятий.

— А-а! — Гермиона хорошо поняла, о каких именно дуэлях он говорит. И была бы рада сменить тему. Они ещё не совсем готовы к разговору, который обычно приводил к слезам и воспоминаниям о погибших на войне. Она чувствовала, что в его случае понадобится нечто большее, чем четыре золотистых яблочных тарта, принесенных с собой, чтобы начать беседовать на эту болезненную тему.

Драко не спросил, даже не посчитал необходимым спрашивать, он взял чайник и налил ей чай. Молча взял щипцы для сахара с одним кусочком сахара, она кивнула два раза. Он правильно понял этот жест и опустил два кусочка в её чашку, а потом занялся собой.

— Электричество, — сказал он внезапно, все ещё размешивая свой напиток.

— Что, прости?

— Электричество. Это та сила, которая заставляет двигаться маггловские ворота.

— Я подозревала что-то такое.

Он кивнул, не поднимая глаз от чашки.

— Наши старые ворота— я уверен, ты помнишь — были сделаны из охранной родовой магии Малфоев. Без малейшего применения Темной Магии на них, конечно. Одно из условий нашего приговора заключалось в том, что мы должны были позволить команде Авроров разрушить их. Затем Министерство и маггловские электрики, которым потом стерли память, установили новые. В основном, чтобы было легче добраться до моего отца, я думаю. Эти новые ворота — настоящая заноза в заднице, честно говоря. Они вечно... Как это называется? "Короткое замыкание"? — Их замыкает во время дождя. А электричество к нам протянули из Уилшира. Министерство добилось своей цели, я полагаю.

Гермиона была готова признать, что это было немного забавно. Но похоже, что приговор всё ещё остался довольно болезненной темой. Гермиона взяла свою чашку и попробовала, чтобы определить, стоит ли похвалить его за вкус чая, температуру и что-нибудь ещё. К счастью, чай был просто божественный; цветочная композиция вкусов и запаха напомнила ей о каникулах во Франции с родителями, и она, закрыв глаза, сделала ещё один большой глоток. Но заметив клеймо производителя на дне, она поперхнулась, чуть не уронив фарфоровую чашку вместе с блюдцем.

Драко, должно быть, заметил её неловкость, потому что спросил.

— Что такое? Не слишком горячий?

— Нет-нет, — она пробормотала, возвращая чашку с блюдцем обратно на стол. — Я просто только что поняла, что твой чайный сервиз, вероятно, стоит больше, чем вся мебель в моей квартире, а может быть, даже больше, чем вся квартира. А может быть, даже больше, чем само здание.

Он снова фыркнул. У него получается определенно, лучше чем у Миллисенты. И поставил свою чашку.

— Я бы не стал об этом сильно беспокоиться. Большинство из этих вещей наверняка подделка, учитывая привычку братьев Лестрейндж слоняться по Китаю.

Драко не заметил, как по ее телу прошла дрожь при упоминании этой фамилии. Но она обратила внимание, как чашка в его руках начала дрожать, издавая тихий звук при соприкосновении с блюдцем, и как он пытался успокоить свои руки. Гермиона не была уверена, что всё из сказанного им в субботу было правдой, но похоже, что Драко Малфой не врал о том, что у него трясутся руки.

Недолго думая, Гермиона потянулась своей маленькой рукой через столик и накрыла ей его большую ладонь. Драко был настолько шокирован этим жестом, что чуть не опрокинул чашку.

— Ты можешь добавить немного, — сказала она мягко, убирая руку. — Если тебе это необходимо. Я могу даже отвернуться, если хочешь.

Он смотрел на неё, не моргая, должно быть, целую минуту, лицо было серьезным и непроницаемым в свете камина. Затем не отводя от неё глаз, он поставил чашку с блюдцем на стол и вытащил из своего нагрудного кармана маленькую серебряную фляжку. Он налил изрядное количество янтарной жидкости, в которой она узнала огневиски, в чай. Покрутил фляжку в руках и вернул её на место.

— И ты не собираешь мне говорить, что это вредно? — спросил он, снова поднимая чашку. — Что эта гадость будет разрушать мой мозг и мои внутренние органы до тех пор, пока от меня не останется смазанная, худая карикарура на моего отца?

Гермиона отрицательно покачала головой.

— Зачем мне это делать после того, что ты сказал мне в субботу?

Драко издал тихий, безрадостный звук и начал пить. После нескольких глотков дрожь начала проходить.

Чувствуя себя так, словно только что вторглась во что-то очень личное, Гермиона начала разглядывать огонь, свою чашку, что угодно, только не его. В этот момент она увидела серебряный поднос рядом с чайным сервизом. На подносе лежала дюжина пригорелых печенек. Они были непростительно толстыми и уродливыми, каждая сверху была увенчана одним почерневшим миндальным орехом.

Она подняла на него взгляд.

— Это то, что я думаю? — спросила она.

Драко опять фыркнул. Или нет? Может быть, этот звук можно было бы назвать не совсем этим словом. Он легко пожал плечом.

— Зависит от того, чем ты его считаешь?

— Печенье. Возможно.

Драко не стал ни подтверждать, ни опровергать её догадку. Вместо этого он многозначительно посмотрел сначала на миндальное печенье, потом на Гермиону, потом снова на печенье, как бы предлагая попробовать. Когда она поняла его молчаливое предложение, её брови поползли вверх.

— Ты хочешь, чтобы я попробовала это? — не дожидаясь его ответа, подняла одно печенье, посмотрела на него и положила с глухим стуком снова на поднос. — Или ты хочешь, чтобы я использовала их вместо черепицы для крыши?

Он издал ещё один раздражительный звук, похожий на фырканье. Ей показалось, что он хотел этим сказать: "Как ты смеешь оскорблять угощение, которое предлагает тебе единственный наследник рода Малфой". Но после его ответа она покраснела от стыда.

— Серьезно? — страдальчески сказал он. — И это была моя четвертая попытка. Сорок пять печенек, и только двенадцать из них оказались более-менее съедобными.

Обгоревшее печенье остановилось на пути к рту Гермионы, который так и остался открытым от удивления.

— Ты... ты сам сделал их?

Драко закатил глаза.

— Если бы их сделала Мэви, ты бы не была сейчас на половине пути к тому, чтобы сломать зуб.

— Мои родители дантисты, так что это не имеет значения. — она небрежно махнула рукой, когда он уже хотел было задать неизбежный со стороны волшебников вопрос о дантистах. — Но зачем, Малфой? Зачем делать сорок этих штук?

Он снова ухмыльнулся. Или... нет. Нет, это была улыбка. Определенно, была разница между этими двумя выражениями его лица, которую она начинала различать. Не важно как, но кажется, все дело было в положении его губ. Когда он улыбался, она могла заметить белизну его зубов. Его усмешка же была такой же, как в их школьные годы. Но сейчас он улыбнулся, почему-то. И это было мило. Странно, но мило.

— Грейнджер, — сказал Драко, наблюдая, как она разглядывает его рот. — Годами, что бы я не делал, у меня получалось хуже, чем у тебя или Поттера. Это стало причиной того, что мне захотелось попробовать победить тебя хоть в чем-нибудь. И, как не удивительно, я опять проиграл.

Казалось, он сдался, но она всё равно откусила кусочек печенья.

— Это не обязательно поражение, — промямлила она, пытаясь жевать. — Не в случае если бы ты захотел крыть ими крыши.

— Может быть, и стоило подумать об этом, если бы Министерство потребовало больше средств для возмещения вреда.

Она тихонько сглотнула.

— Средств для возмещения вреда?

— Ты не читала стенограмму допроса членов моей семьи?

— Всего несколько строк из речи каждого из твоих родителей, — призналась она. — И даже не открывала стенограмму твоего допроса.

— Почему нет?

— Потому что мне показалось, что всё это было отвратительным цирком, честно говоря. Тебе было семнадцать, ради Мерлина. Это не возраст совершеннолетия в мире магглов и даже в магическом обществе. И я посчитала, что настаивать на двух годах в Азкабане не было даже в какой-то степени справедливо, а учитывая...

— Хорошо, хватит, — он смущенно прервал её.

— Ой, прости. Я забыла.

Она даже не могла представить, как близок он был к тому, чтобы самому сказать "прости". Сказать ей. Извиниться перед ней. Вместо этого он нервно сделал несколько глотков чая перед тем, как продолжить свой рассказ.

— Часть нашего приговора, в дополнение к одному году тюрьмы для моего отца и моего полугодового домашнего ареста, была возмещением ущерба. В форме золотых галлеонов, разумеется.

— Насколько много?

— Половина всего содержимого нашего хранилища в Гринготсе.

Гермиона медленно отпила чай.

— Половина?

В этот раз он точно улыбнулся.

— Не забивай свою маленькую прекрасную голову этим, Грейнджер. Мы все ещё безумно богаты.

— Это хорошо, я полагаю, — она отсутствующе кивнула, пытаясь не думать о том, что Драко Малфой только что назвал её прекрасной. Он назвал её голову прекрасной, во всяком случае. И "маленькая прекрасная голова" это что-то разительно отличающееся от "мерзкой маленькой грязнокровки".

После этих слов они некоторое время сидели в тишине, наслаждаясь чаем. Тишина её смущала с одной стороны и была вполне комфортной с другой. Она пыталась отвлечь себя от охватившего её необъяснимого беспокойства. Хотя когда Драко подливал им обоим ещё чай, он больше не добавлял в свою чашку огневиски. Даже после того, как его его руки снова начали трястись и он, вероятно, испытывал сейчас серьезные мучения, борясь с желанием выпить ещё. Гермиона могла только представить, какую силу воли нужно иметь, чтобы сдерживаться. Учитывая то, что он первым нарушил тишину, а это тоже требовало усилий.

— Ты знаешь, — сказал он небрежно. — Похоже, Плеяда без ума от тебя.

— Мне он тоже понравился. Гораздо больше, чем я ожидала, учитывая, какой он настойчивый.

— Говорят, совы отражают характер своего владельца.

Гермиона сложила губы в пародию фирменной надменной ухмылки Драко.

— Я уже это поняла. Хотя я не ожидала, что ты выберешь его своим почтальоном. Я думала, ты научить летать своих павлинов-альбиносов и будешь отправлять с письмами их.

Драко содрогнулся при одной мысли.

— На самом деле, нет. Я ненавижу этих долбаных птиц. Так же, как и Плеяда, на самом деле. Они жестоко клюют его каждый раз, когда он оказывается рядом.

— Вот гады.

— Точно.

— Если они настолько ужасны, ты мог бы выгнать их жить в дикой природе.

— И как мы тогда будем хвастаться нашим богатством за стенами мэнора? — пошутил он. — Экзотическими цветами?

Он сделал ещё один демонстративный глоток чая. И его выражение лица сменилось на другое, нарочито невинное.

— Так же, как и Грэг. Он тоже влюблен в тебя.

Гермиона удивленно моргнула.

— Гойл?

Драко кивнул с насмешливой серьезностью.

— Мне жаль говорить это.

— Грегори Гойл?

— Ты знакома с другими Гойлами, кто мог бы быть влюблен в тебя?

— Кроме Гойла-старшего?

Настал черед Драко небрежно махать рукой.

— В Азкабане. Так что... нет, — затем его притворно-торжествующий хмурый взгляд лукаво уставился на неё. — Милли не в восторге от новости об этой безрассудной страсти, конечно.

— О! Нет, — простонала Гермиона, её руки закрыли её рот. — Это не то, чего я хотела.

— Но то, чего ты добилась, тем не менее.

— Но как? И почему?

Лицо Драко расслабилось.

— Эта зубрила, Грейнджер, помнишь? — сказал он, подражая голосу своего громилы-друга. — Она стала... эх... такой красоткой... видел, Дрей? Ты помнишь, как она спасла меня в Выручай-комнате? Это было так мило с её стороны, да? И её торт, Дрей. Её чертов торт...

— Но это был "Черный лес"! — запротестовала Гермиона перед тем, как дать ему продолжить. Она старалась не обращать внимание на тот факт, что он, хотя и непреднамеренно, дважды за этот вечер назвал её красивой. — Я имела в виду, что этот торт был частью послания. Это... Это была метафора.

Драко разразился громким смехом.

— Что? Черный, как его душа?...

Во второй раз за этот вечер Гермиона открыла рот от удивления от истории, которой он только что поделился. От самого того факта, что он вообще знает всё это. И от того, что он находит все это смешным.

Более того, они разговаривали друг с другом. И ей было по-настоящему легко с ним говорить, и ей нравилось с ним разговаривать. Очень нравилось. Даже очень-очень. И тем не менее, это странно. Очень-очень странно.

Чтобы преодолеть внезапно настигшее её смущение, Гермиона снова взяла свою чашку и начала пить. И дело пошло настолько хорошо, что она не смогла остановиться на одной чашке. Мило улыбаясь, она оторвалась от своего занятия и спросила:

— Так ты позвал меня только из-за моих тортов?

— Я думал, это более чем очевидно.

— Ох Драко, Драко, — она сказала, ставя свою чашку на столик и глядя на то, какой эффект на него произведет произнесенное ей его имя. — Судя по качеству этого миндального печенья, тебе придется пройти длинный путь, прежде чем ты закончишь кулинарную школу.

Ухмылка настолько быстро появилась на его лице, что она побоялась, что он опять сейчас начнет говорить ей неприятные вещи. Но он опять её удивил.

— В том-то и дело, — сказал он, подчеркивая каждое слово. — Могу я подать заявку?

— Ты можешь...

— Научи меня.

— Что?

— Научи меня, — повторил Драко. — "Ради примирения" как ты вчера написала. Ты устраивала эти вояжи с пирожками в руках каждую субботу в течение многих месяцев...

— Как ты узнал?..

— Теодор Нотт, — он перебил её. — В любом случае, насколько я понимаю, я был последним человеком в твоем списке визитов. Я имею в виду, Панси ты посетила раньше меня, Мерлин, даже Панси. Так что я прошу тебя о том, чтобы ты посвятила мне твои снова свободные субботы и продолжила делать то, чем ты занималась многие месяцы: реабилитацией тех, кто сломлен. Сейчас это я. И я нуждаюсь в твоих десертах.

— Мои субботы не свободны, — пробормотала она раздраженно.

Драко поднял руки, делая вид, что сдается.

— Твои, конечно, не свободны. Но свободны мои. И поскольку ты затеяла что-то вроде миссии милосердия, почему бы тебе не вытащить меня из моих проблем? Я не смог бы придумать лучший способ для тебя сделать что-то стоящее, чем помочь мне превзойти тебя хоть в чем-нибудь. Всего один раз.

Вместо ответа Гермиона внимательно посмотрела на него: длинные тонкие пальцы, черты его лица обострились с возрастом, но в тоже время всё ещё поразительно сохранили веселое выражение.

— Зачем тебе это? — сказала она с болью в голосе.

— Потому что я люблю сладкое? — пошутил он, но она лишь нахмурилась вместо ответа.

Он вздохнул и уронил руки, которые теперь тряслись ещё сильнее, на колени.

— Потому что я чертовки пьян около девяноста процентов времени, и мне нужно какое-то занятие, кроме того, чтобы напиваться до смерти.

Его честность выбила её из колеи. Бездумно, а ей стоило бы хорошо подумать, потому что перед ней был Драко Малфой, она кивнула.

— Ладно, — сказала она. — По субботам. Начнем с ближайшей. На кухне мэнора. Вся работа будет без палочки. Имеется в виду, что ты потом уберешь всё за собой — ты, не Мэви. Я буду тут ровно в девять утра и я ожидаю, ты откроешь дверь — тоже ты, а не Мэви. Ей тоже нужны передышки.

— Ей это не понравится, — сказал Драко с легким смешком.

— С каких пор тебя заботят чувства домашних эльфов?

Он просто пожал плечами и встал.

— Тогда до девяти утра в субботу, — сказал он и показал жестом на дверь библиотеки, где моментально появилась Мэви. И таким образом чаепитие закончилось.

— В девять, — подтвердила Гермиона. Она пошла за Мэви, быстро обернувшись на Драко, всего лишь на мгновение перед тем, как выйти. Он смотрел ей вслед, взглядом, который она могла бы назвать глубоко задумчивым. Его правая рука бессознательно потянулась к нагрудному карману костюма, где уже ждала фляжка с огневиски. Гермиона была поражена не в первый раз за этот вечер, насколько этот странный человек отличался от того несносного маленького мальчика, которого она знала.

Гермиона отказалась признаваться себе, что она была похожа на оголенный комок нервов весь остаток недели. Мысли о первом уроке кулинарного искусства в Малфой-мэноре напрочь выбивали её из колеи. В конце концов, с чего бы ей так нервничать? Она собиралась делать только то, что было предусмотрено её Посттравматическим кондитерским туром, хоть и с повышением уровня сложности, а именно: исцеление, еда и магическое взаимодействие. Члены Ордена и Пожиратели Смерти, их совместное движение от чувства вины и ненависти к исцелению старых шрамов в поисках лучшей жизни.

Она рассуждала так: у некоторых бывших Пожирателей Смерти, таких, как Драко Малфой, было множество эмоциональных травм. Этот человек практически молил о психотерапии. И зная его, Гермиона могла себе представить, что он скорее будет есть слизняков, чем обратится к психотерапевту. Выпечка же работает так же, как и терапия. Это практически её долг — помочь ему, разве нет?

Она зациклилась на этих мыслях. Они мучили её весь остаток недели, пока ей не захотелось отменить этот урок, выбросить все кухонные принадлежности и переехать на необитаемый остров, где никто не сможет её найти. Но вместо этого она решила, что ей бы лучше отвлечься на что-нибудь другое.

Сначала в среду вечером она решила выпить чай с Роном и Джинни в министерском кафе. Но всё, о чем хотел разговаривать Рон, было его идеей приготовить ганаш-смузи.

— Выслушай меня, Миона. У папы есть одна маггловская штука для смешивания всяких вещей, она может помочь.

В пятницу вечером она встретилась в "Дырявом Котле" с Тео и Эриком, которые, казалось, обожали друг друга; они пытались её развеселить, пока она хмурилась. Ночь закончилась большим весельем, гораздо большим, чем она ожидала. Но мысли о Драко всё равно всплывали в её голове каждый раз, когда она слишком долго смотрела на дорогущий пиджак Тео или его гладко выбритый подбородок.

Наконец, в чем она нуждалась больше всего, так это в завтраке с Гарри в субботу утром, всего за два часа до выхода. Гарри не знал, зачем Гермиона его пригласила так рано утром и что ей нужно идти так сказать "на свидание" с Драко Малфоем. И Гарри определенно был не из тех, кто любил рано просыпаться. Но она попросила своего лучшего друга сделать это ради неё, и он пришёл, как и договаривались, в семь утра, с пакетом печенья и двумя стаканами горячего кофе без молока, который они оба предпочитали пить рано утром.

— Итак, — сказал Гарри, после того, как вышел из её камина, бросая пакет с печеньем на стол и падая на диван. — Ты уже выбрала платья подружек невесты?

Она простонала, устраиваясь рядом с ним на диване.

— Я не могу понять почему Джинни выбрала именно меня среди всех своих подруг и доверила принимать такие решения. Я понимаю, что я высокоответственная подружка невесты, но честно, почему? Она же знает, что я просто выберу что-нибудь фиолетовое.

— И вязаное, — сказал Гарри с ласковой усмешкой.

Гермиона толкнула его в плечо и кивнула в знак согласия.

— И вязаное. Мы же живем в Англии.

— Наша с Джинни свадьба в августе, Гермиона.

— Отлично. Ничего вязаного. Может быть, трэнч-плащ?

— О, да, — он оживился. — Идеально. Потому что ты можешь дать один из них Джинни, и она возьмет его в медовый месяц. А потом уговорить её не одевать под него ничего, так что мы бы могли...

Гермиона в этот раз сильно ударила Гарри в плечо.

— Эй, Гарри Поттер. Просто избавь меня от подробностей, ладно?

— Я влюбленный мужчина. Что я ещё могу сказать?

— Может быть, что-нибудь, что не заставит меня представлять двух моих лучших друзей голыми?

— Хм! — задумался он, делая большой глоток кофе. — Ты можешь отвлечь меня от мыслей о моей обнаженной невесте, рассказав, какого черта тебе было так необходимо, чтобы я был в твоей квартире до рассвета. Как насчет этого?

— Солнце встало двадцать минут назад.

— Метафорический рассвет. И хватить увиливать от темы.

Она вздохнула и откинулась на спинку дивана.

— Ты помнишь проект, над которым я работала все последние месяцы?

— Посттравматический тур с выпечкой?

Гермиона широко улыбнулась. Гарри всегда понимал её с полуслова, и это взаимопонимание она любила в нем больше всего.

— Единственный и неповторимый. Кажется, в последнее время дело приняло очень странный оборот...

— Как это?

— Для начала Малфой.

Гарри чуть не подавился кофе, когда это услышал.

— Малфой? Драко Малфой?

— Нет, Люциус.

Когда Гарри побледнел, она громко рассмеялась.

— Шучу, Гарри, я просто шучу! Мерлин, да ты себе представляешь? Хотя, там может оказаться Люциус, с какой-то долей вероятности... В некотором смысле...

Гарри был все ещё ошарашен, когда спросил:

— Гермиона, ты не хочешь мне все объяснить? Или мне останется только представлять, что Люциус Малфой применил к тебе Империо, чтобы ты приготовила ему десерт?

Гермиона сделала глоток кофе.

— Это зависит от того, не собираешься ли ты попросить меня предоставить образец суфле в офис Авторов для анализа.

Гарри издал такой жалобный стон, что Гермиона сжалилась и рассказала ему всю историю в мельчайших подробностях, начиная с первого мучительного визита в мэнор и заканчивая чаем во вторник и странной просьбой Драко. Специально умолчав о печенье, которое испек Драко, и о том, что он два раза назвал её красивой. Или ей просто показалось? Как бы там ни было, она не понимала причину, но эти две вещи были для неё слишком личными и ей бы не хотелось их кому-либо рассказывать.

— Вау! — выдохнул Гарри, как только она закончила. — Это просто... невероятно, правда?

Гермиона теребила вылезшую нитку из пледа, который лежал на спинке её дивана. И наконец спросила:

— Гарри, ты думаешь, я поступаю правильно? С Малфоем?

— Это все относительно, не согласна?

— Относительно чего?

— Относительно того, действительно ли эти уроки проходят в рамках твоего Посттравматического тура или отклоняются от него.

Она хмыкнула.

— Знаешь, я обдумывала это всю неделю, и возможно, что тут немного того и немного этого. Но это же необязательно плохо. Особенно, если я могу помочь ему справиться с выпивкой и ненавистью к себе.

— И затяжным фанатизмом.

— И с привычкой носить костюмы, которые слишком формальны для обычной жизни.

Гарри громко рассмеялся над её последней фразой, и показал большой палец в знак одобрения шутки и её затеи. Он взял её за руку, свободную от кофейного стаканчика.

— Это из-за... Это из-за того, что ты рассказала мне той ночью в Королевском лесу Дин?

Гермиона замялась, её рука напряглась под рукой Гарри. Она поняла, о чем он спрашивает: о тех глубоких, темных секретах, которыми они делились в глухом темном лесу. Гермиона не уверена, смогла бы ли она признаться вслух, что тот самый секрет и заставил её сказать "да" Драко Малфою. Вместо того, чтобы произнести это вслух, она лишь кивнула в знак согласия.

Видя это, Гарри выдохнул.

— Тогда ты поступаешь правильно.

— Хорошо, — сказала она, успокоившись, что ей ничего не нужно объяснять Гарри, и никогда не нужно было. Они сидели рядом, допивая свой кафе в умиротворяющей тишине. Затем как будто из пустоты Гарри спросил:

— Гойл — следующий?

— Нет, Гарри... ты что? Это фу!

Гарри ушел из её квартиры всего за несколько минут до того, как она собиралась уходить. Она задержалась лишь на пару минут, чтобы проверить, все ли положила в свою сумочку, на которую были наложены чары расширения, которую она упаковала вчера вечером всем необходимым для сегодняшнего урока. Затем она посмотрела на свой внешний вид: кросовки, джинсы и бордовая кофта с молнией. Настолько обыденная одежда, без сомнения, не понравится Малфоям с их утонченным вкусом. Зато идея, в свою очередь, порадовала её саму, потому что эта одежда могла придать ей чувство большей защищенности. С этой мыслью она аппарировала.

Когда она приземлилась, ворота были уже открыты, вероятно, в преддверии её визита. Как они и договаривались, Драко тоже ждал её внутри мэнора около главного входа.

— Ты что действительно это носишь? — требовательно спросила она, как только вошла в двери.

Драко нахмурился и принялся изучать свой внешний вид.

— Что ты нашла плохого в том, что я надел?

Ей было неприятно признать, что однозначно ничего плохого в том, как выглядел Драко Малфой, не было.

Она ожидала увидеть идеально уложенные светлые волосы и классический черный костюм, ни одна из позиций не подходила для просеивания муки. Но вместо этого светлая челка свободно падала Драко на лоб, и он надел светло-серый легкий джемпер и самые обыкновенные маггловские джинсы. Конечно, он надел коричневые ботинки, на которых, скорее всего, были выбиты фамилия и брэнд производителя и которые стоили целое состояние. Если не считать последней детали, его внешний вид был чертовски обыденным. Не кроссовки и спортивная кофта, как у неё, конечно, но все же.

— Ты одет просто идеально, — и щеки Гермионы вспыхнули от его улыбки.

— Ты ожидала от меня чего-то другого, Грейнджер?

Пока она не начала спорить о том, что сочетание слов Драко Малфой и идеальность вряд ли можно употреблять вместе, он жестом пригласил её войти.

— Кухни сзади дома. Нам нужно немного пройтись, чтобы добраться туда.

— Кухни, — крикнула она около двери следуя за ним. — Их много?

— Одна, — сказал он через плечо, когда они пошли вперед. — Но большая. Производит впечатление нескольких комнат, отделенных дверями; и огромное количество кладовых.

— Звучит так, как будто ты знаком с ними. Как так получилось, что землевладелец, который не умеет готовить, хорошо знаком с тем, как устроены помещения его кухни?

Она ожидала, что он разразится оскорблениями в ответ на её поддразнивания. Вместо этого Гермиона буквально услышала улыбку в его голосе, когда он сказал.

— Землевладелец был несносным маленьким мальчиком, который ничего не ел, а потом воровал сладости в течении первых двенадцати лет своей жизни. Так что да. Он хорошо знаком со всей своей кухней.

Они окунулись в дружелюбное молчание, пока шли по первому этажу мэнора, который напомнил Гермионе о том, что ей бы все еще понадобился компас и след из хлебных крошек, чтобы найти дорогу назад.

— У вас весь дом напоминает лабиринт?

— Абсолютно и намеренно. Сделано, чтобы запутать...

— Врагов в случае внезапного вторжения, — предположила она. — Как и ваш совершенно необоснованно длинный подъездной путь. Вот уж что просто нелепо.

Драко мягко рассмеялся.

— Почему я не удивлен, слыша, что Гермиона Грейнджер — ныне эксперт в области создания внутренней и внешней защиты домов великих английских магических семей?

Она была очень рада, что он шел впереди и не видел, как ее щеки покрылись румянцем.

— Ты же знаешь, что обо мне говорят: что я мастер на все руки и...

— И эксперт во всех профессиях тоже, — закончил он.

Она фыркнула, понимая, что это был намек на то, что она все ещё заучка. Но его голос звучал настолько беззлобно, что она просто шла дальше молча, пока они не добрались до старинной деревянной двери, покрытой щербинами.

— Итак, мы на месте, — сказал он, размещая свою ладонь на потрескавшемся дереве.

— Она довольно... старая, не так ли?

Драко мягко постучал кончиками пальцев по дереву.

— Это правда. Дверь относится к той части дома, которая была построена во времена Вильгельма Завоевателя.

— Вильгельма?

— Завоевателя. Да.

— Ты хочешь сказать, что Вильгельм Завоеватель тоже был Малфоем?

— Нет, но он даровал это место и первоначальную крепость Арманду Малфою в тысяча семьдесят первом году. Так что... С тех пор мы и живем здесь.

Пока он говорил, Гермиона с переменным успехом пыталась удержать челюсть от падения.

— Да, — выдавила она из себя. — Понятно.

Драко не заметил, ну, или по крайней мере сделал вид, что не заметил, как неуютно она себя чувствовала. Он толкнул старинную дверь, которая распахнулась внутрь и открыла вид на самую потрясающую кухню, которую Гермиона когда-либо видела за всю свою жизнь.

Комната была длиной в само поместье, с бесчисленными кладовыми. Тут были три ресторанные духовые печки, ряд глубоких раковин, две морозильные камеры и деревянный кухонный остров длиной в два раскладных дивана. С потолка свисали корзины с пряными травами в горшках, протягивающих свои листья к свету, льющемуся из высоких окон, выходящих на восток, безупречно белая плитка практически светилась чистотой. Пространство было просторное, светлое и со вкусом обновленное, по-видимому, построенное сразу после того, как Вильгельм Завоеватель преломил в нем хлеб.

Однако в этот момент самой заметной чертой кухни было огромное количество домовых эльфов. Гермиона увидела по крайней мере восемь из них — огромное количество даже для богатой магической семьи. И, как и Мэви, каждый эльф был одет так, как будто он собирается посетить парижскую Неделю моды.

— Мэви? — удивилась Гермиона. — Я думала, предполагается, что ты будешь отдыхать в это время?

— Мэви пришла посмотреть, может ли она чем-то помочь мисс. Мы все готовы помочь, — Мэви показала рукой на свою компанию, многие из которой начали приветливо махать руками.

— Чтож... Мэви, я попросила... твоего хозяина... чтобы он дал тебе выходной на это утро. Чтобы он правильно освоил навыки.

— Хозяина? — Мэви хихикнула, глядя на пространство между Гермионой и Драко.

Краем глаза Гермиона заметила, что Драко жестами показывал Мэви что-то вроде "успокойся и прекрати". Но когда она повернулась в его сторону, он замер.

Не обращая внимания на напряжение, возникшее между Гермионой и Драко, Мэви весело повторила "хозяин", так, как будто это была самая абсурдная вещь в мире.

— Мисс, видимо, шутит? — рассмеялась Мэви.

Остальные эльфы весело засмеялись вслед за Мэви и без лишних слов растворились в воздухе с коллективным "поп". Гермионе хотелось получше рассмотреть кухню, но странное поведение эльфов не давало ей покоя. Она постояла немного, убедившись, что все эльфы покинули кухню, и повернулась лицом к Драко.

— Ну, хорошо. Я сдаюсь. Что происходит с твоими домовыми эльфами? Разве такие люди, как вы, не пытают их и не одевают в наволочки? Не то чтобы я жаловалась на то, что процедура изменилась, но все-таки. Почему Мэви ведет себя так, будто у меня выросла еще одна голова, когда я сказала все это? И почему она одета дороже, чем вся ваша семья?

Гермиона ожидала защитной реакции. Она все время ждала, что он начнет с ней ссориться. Но взрослый Драко вновь оказался, похоже, не таким вспыльчивым, как та его детская версия. Он печально слегка пожал плечами.

— Другая часть нашего приговора. Все наши домашние эльфы были освобождены решением суда, сразу после слушания. Некоторые из них решили остаться, конечно, в обмен на ремонт их общежития и одежду класса люкс. Те, что остались, теперь ведут себя как хотят. Никаких больше "хозяин то", "хозяйка это". Они просто невыносимы. И мы обязаны выплачивать им зарплату за год, в размере, установленном Министерством.

— Могу я спросить, какую сумму Министерство считает справедливой для домашних эльфов Малфоев? Если это не слишком невежливо с моей стороны.

Он назвал её без колебаний, и Гермиона принялась кашлять настолько сильно, что ему пришлось принести ей стакан воды. Восстановив дыхание, она прохрипела.

— Мэви в месяц зарабатывает больше, чем я в год!

Драко взял пустой стакан из ее рук и поставил в одну из глубоких раковин.

— Должно быть, ты счастлива видеть это, Грейнджер, учитывая твою школьную борьбу за справедливость... Как же это называлось? Рвота? Чистка?

— ГАВНЭ. Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов.

— Точно.

Гермиона состроила гримасу.

— Я очень счастлива за Мэви, на самом деле. И меньше за себя.

— Вот какие неприятные сюрпризы ты получаешь, когда не читаешь стенограммы.

— Видимо.

Он дал Гермионе пару секунд на то, чтобы прийти в себя. Потом убрав руки в карманы, резко повернулся к ней и спросил.

— Итак, какой у тебя план действий?

По большей части придя в себя, Гермиона слегка потрясла головой, приводя в порядок мысли, и положила собранную с вечера сумочку на кухонный остров. Драко недоверчиво посмотрел на нее.

— Что это за штука?

— Какая штука? Ты имеешь в виду мою сумку?

Он кивнул.

— Это что-то, что могла бы носить только моя двоюродная бабушка Вальбурга.

Её смех вырвался на свободу независимо от её воли.

— Я наложила расширяющие чары на эту сумочку несколько лет назад. Технически это... не совсем законно. Давай не будем об этом говорить, ладно?

Драко присвистнул.

— Гермиона Грейнджер нарушает правила? Что бы сказал на это министр?

Она ткнула в него пальцем с напускным гневом.

— Ничего, если ты будешь держать язык за зубами.

Когда он рассмеялся, её плечи немного расслабились.

— К слову о нарушении правил, можешь себе представить, что я действительно знакома с твоей двоюродной бабушкой? В каком-то смысле, во всяком случае.

— Где ты могла её видеть?

— У Гарри в доме, который он унаследовал от твоего дяди Сириуса. Портрет Вальбурги висит у него в коридоре рядом с входной дверью.

Драко простонал.

— Вот черт. Уверен, ты ей понравилась с первого взгляда, и у вас всё хорошо, в таком случае.

— Определенно. Именно по этому я случайно... ну, или не совсем случайно использовала заклятие Вечного Приклеивания на той занавеске, которой накрыт портрет. Визжи на весь дом слово на "г", каждый раз, когда я прохожу мимо, и посмотрим, что может случиться.

Он неловко кашлянул.

— Буду... эм... иметь в виду.

Она бы сказала, что Драко был не уверен, следует ли ему чувствовать свою вину за те слова, что его сумасшедшая старая бабка кричала ей, или стыд за то, что он разделяет... — разделял? хоть бы это было уже в прошлом! — эти жуткие убеждения. Вероятно, и то, и другое, решила Гермиона, открывая свою сумочку и вытаскивая на кухонный стол большую пачку сахара, миндальную муку, удобные мисочки для специй, яйца, несколько пачек масла, несколько крошечных бутылочек желе и два свертка кулинарного пергамента, пропитанного силиконом.

Драко кашлянул и подошёл поближе к ингредиентам.

— Итак, что — теоретически — мы будем с этим всем делать?

Она посмотрела на него снизу вверх и довольно улыбнулась.

— Теоретически, макаруны, конечно.

Они уже целый час готовили макаруны. Они продвигались медленно, так как рецепт был довольно заковыристым, Драко то и дело сдувал со лба падавшую на глаза челку почти белых волос с потерянным видом. Гермиона покусывала нижнюю губу. Эта привычка у неё осталась с детства, и она даже не пыталась с ней бороться, несмотря на то, что передние зубы уже давно стали идеально ровными. Возможно, они слишком рано приступили к такому сложному рецепту. Макаруны известны тем, что их сложно приготовить правильно, они требовали полной сосредоточенности и точности добавления ингредиентов от того, кто их готовит. Особенно если этот кто-то работает без палочки. Но Гермиона всегда была без ума от сложных задач.

Во первых, приготовление десертов ни капли не сложнее, чем то, что требовал от них Северус Снейп, и насколько Гермиона помнила, Драко прекрасно справлялся на уроках Зельеварения — даже если бы он не был любимчиком преподавателя. К тому же у Драко уже есть человек, которого можно угощать этими сладостями, как только он освоит выпечку, и этот человек — его приятель Тео Нотт. И наконец, макарунам невозможно придать нужную форму трясущимися руками. Таким образом, ему придется воздерживаться от выпивки. Если он, конечно, действительно этого захочет.

К счастью, он ни капли не выпил сегодня утром, и его руки казались относительно спокойными. Но прекрасные черты лица Драко постепенно начинали хмуриться.

— Полагаю, ты говорила: это должны быть фисташковые макаруны, — сказал он с долей раздражения в голосе.

— Ага.

— Тогда почему я просеял миллион грамм миндальной муки,а не фисташковой? Я не вижу ни одной фисташки на этой кухне.

Гермиона взяла в руки крошечную бутылочку зеленого гелевого ароматизатора — единственный вид добавок, который не испортил бы консистенцию теста для макарун.

— Я жульничаю, — сказала она спокойно, передавая ему бутылочку.

Он начал изучать этикетку. Когда его черты лица смягчились, он вернул ей бутылочку.

— Ух ты! Гермиона Грейнджер жульничает. Всё-таки чудеса ещё остались в мире, несмотря ни на что.

Эта его фраза была ей очень приятна, по причинам, которые она не могла понять.

— Тогда почему фисташковые? — настаивал он. — Почему не миндальные?

— Принимая во внимание твою предыдущую историю с миндальным печеньем, ты ещё спрашиваешь?

Он невольно засмеялся. Ощущая свою победу, Гермиона добавила.

— На самом деле, из-за Тео, конечно.

— Тео? Теодора Нотта?

— Его самого. Он любит фисташковый вкус, а насколько я помню, ты любишь выпендриваться перед своими хогвартскими приятелями, так что...

Драко широко улыбнулся и вернулся обратно к мискам, где он растирал сухие ингредиенты. Спустя пару секунд он сказал:

— Так что, вы с Тео и правда теперь друзья, а?

Она кивнула, отрезая несколько кусочков масла для теста.

— Ну, не далее как вчера вечером мы выпивали в баре с ним и Эриком.

Не останавливаясь, Драко спросил.

— Эрик?

— Да, новый бойфренд Тео.

Драко остановился, переваривая полученную информацию.

— Ты знаешь о новом парне Тео?

— Я полагаю, да. Это же я их познакомила.

Он издал длинный стон, и она бросила на него удивленный взгляд.

— Что? — спросила она осторожно, прикидывая, не переступила ли она какую-нибудь невидимую черту. Готовясь яростно защищать Тео, если эта граница включала в себя что-то, кроме искреннего принятия его новой личной жизни.

— Что? — повторила она.

— Чудеса, Грейнджер, — ответил он мягко. — Чудеса, да и только.

Менее чем через два часа они успешно приготовили тесто и начинку, которую собирались разместить между двумя половинками остывших макарун. К счастью, настроение Драко улучшалось с каждым выполненным шагом рецепта, и Гермиона поняла, что это... странно, но... она прекрасно проводила время.

Как оказалось, Драко Малфой довольно умный. Не просто "Мой папочка богат и, вероятно, купил все мои оценки" умный, как она думала о нем в Хогвартсе. Он был по-настоящему умен, быстро учился, хорошо разбирался в инструкциях, с палочкой и без, блистал остроумием, иногда демонстрируя все эти качества одновременно. К тому времени, когда Гермиона взяла свою палочку, чтобы нарисовать на силиконовом пергаменте кольцевые контуры, она пришла к выводу, что Драко почти так же умен, как и она сама.

Почти.

Одаривая сияющей улыбкой свои одинаковые ровные кольца, Гермиона неосознанно прижала кулаки к губам. Она бала настолько увлечена и восхищена творением своих рук, что не видела, как Драко незаметно рассматривал её позу со своей недоступной для понимания улыбкой. Её улыбка исчезла, когда она посмотрела на его лицо.

— Я думаю, мы готовы, — сказала она.

— К чему?

— К доллопингу.

Драко издал смешок.

— Доллопингу?

— К созданию каждого из тех маленьких кружочков, которые мы положим между половинок бисквитов, — она продемонстрировала пластиковый мешок в виде трубки. — Мы отрежем маленький уголок этого мешка, добавим к нему специальный наконечник и наполним тестом. Тогда все, что нам нужно будет делать, это выдавливать тесто по контуру, наколоть, чтобы не было пузырьков, и выпекать.

— А потом сидеть и ждать результата того ужаса, который я сотворил из продуктов?

— Ага, — она дала ему кондитерский мешок и один из своих суперострых ножей. — Вот. Отрежь кончик, пока я подберу насадку, которая нам больше всего подойдет.

— Хорошо, — согласился он, забирая у неё мешок и нож. Гермиона кивнула. Она достала небольшой набор, состоящий из маленьких металлических инструментов и начала перебирать их в поисках нужной насадки. Она была настолько сосредоточена на своей охоте, что чуть было не пропустила крик боли у себя за спиной.

— Черт! — кричал Драко. — Черт. Черт. Черт.

Её голова резко повернулась в ту сторону, откуда раздавались ругательства, и её ноздри начали раздуваться от волнения при виде его пальцев. Два из них — указательный и средний на левой руке — были в крови, заливая пол и кухонный остров. Гермиона увидела, как Драко поднял свои пораненные пальцы и непонятно зачем засунул себе в рот. Как маленький мальчик, который думает, что любую рану могут вылечить немного слюны и поцелуй мамы.

Этот детский жест вытащил её этого жуткого оцепенения.

— Драко, — прошептала она, бросившись к нему с палочкой наготове.

Испуганный её скоростью, Драко вытащил пальцы изо рта, оставляя ярко-красный след на своей нижней губе.

— Ничего страшного, — запротестовал он, но она не остановилась, чтобы поспорить с ним. И прежде, чем успела пожалеть, она схватила его пострадавшую руку и положила на свою левую ладонь.

— Ох! Раны глубокие, — прошептала она. — Почти до костей.

Она остановилась ровно настолько, чтобы правильно взять свою палочку. А затем начала произносить Вульнера Санентур над ранами, повторив сочетание слов три раза. С каждым повторением его кровь всё больше всасывалась обратно в раны, а края срастались. Вид отступающей крови завораживал, заклинание гипнотизировало; она даже не заметила, как он бледнел по мере того, как слышал знакомые слова.

— Кто... Кто, твою мать, научил тебя этому?

Странные нотки в его голосе заставили ее резко убрать голову от его руки; палочка всё ещё была направлена на его заживающие пальцы. Губы Драко, всё ещё перепачканные красной кровью, дрожали. Непонятно, от злости или от страха, она не смогла так сразу определить. Она сжала его руку, а затем виновато сморщилась. Его пальцы дернулись.

— Гарри, — ответила она. — Он рассказал мне, что случилось в тот день в ванной старост, на шестом курсе. Когда Снейп использовал это заклинание на тебе. Я запомнила это для... Для войны. Просто на всякий случай.

По лицу Драко невозможно было угадать никаких эмоций — минуту, может, две, пока он не отдернул свою вылеченную руку, и на его лице не появилась злая усмешка.

— Что же, Мальчик-Который-Выжил поделился с тобой лечебным заклинанием. Он рассказал тебе о том, что он сделал для того, чтобы мне понадобилось лечение?

— Да, — Гермиона почувствовала, как кровь приливает к щекам, но она не стала отодвигаться от Драко, неважно, насколько большой была его злость. — Гарри рассказал. И я кричала на него за это так долго, пока практически не потеряла голос. Что было даже к лучшему, потому что мы не разговаривали с ним после этого некоторое время.

Драко фыркнул менее изысканно, чем раньше.

— Да? И почему же Святой Поттер заслужил наказание молчанием, когда чуть не стер с лица земли такого большого, злого Пожирателя Смерти?

— Потому что он был не прав.

Драко недоверчиво посмотрел на неё. Она заставила свое лицо принять бесстрастное выражение, несмотря на то, что сердце сильно стучало в груди. Это потребовало много сил, но она наконец отвела взгляд и начала копаться в своей увеличенной заклинаниями сумочке.

— Гарри ранил тебя, и это было неправильно, — продолжила она. — Не потому, как именно он это сделал, а потому, что это вообще случилось. Вы оба были мальчишками. Детьми, — всё ещё шаря рукой в сумке, она пробормотала: — Мы все были детьми тогда.

Драко не ответил.

Она мягко спросила, пока её глаза всё ещё искали в сумке нужный предмет.

— Твои руки опять тряслись? Ты поэтому порезался?

Он все ещё не отвечал, и этого было достаточно для того, чтобы она поняла, что права. Найдя то, что искала, Гермиона вытащила пузырек. Она пересекла пространство между ними, не обращая внимания, что он сделал шаг назад, и с силой взяла его за руку так, что он оказался прижатым к ней грудью.

— Настой бадьяна, — объясняла она, втирая жидкость в пальцы Драко. — Уберет шрамы.

Он снова фыркнул, но не убрал руку.

— Мадам Помфри раньше использовала эту штуку на мне. Кто знает? Может, она на этот раз действительно сработает.

Гермиона вскинула на него бровь.

Вместо ответа он потянул вверх свободную руку и отодвинул край воротника своего джемпера вниз, обнажая изогнутый белый шрам, тянувшийся, словно веревка, вдоль ключицы.

— Ох, — выдохнула она. Так вот на что похожа Сектумсемпра.

Неосознанно она протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до неровно зажившей кожи. В ответ на её прикосновения глаза Драко широко распахнулись и его рот открылся от удивления. Но он не отшатнулся от неё, даже когда она легко провела по шраму туда и обратно. Даже когда по его коже побежали мурашки от мягкого прикосновения её пальцев.

— У меня есть ещё около четырех, — сказал он жестко, прерывая её печальные мысли. — Этот идет по всей моей груди. Ещё один над моим сердцем, спускается к поясу. Остальные три относительно маленькие.

Эти слова будто встряхнули её, и она убрала руку, внезапно осознав, что делает: держит Драко Малфоя за руку, пока другая её рука гладит его шрам на ключице от Сектумсемпры. Не зная, куда деть руки, она решила запустить их в волосы. Самое безопасное место, учитывая количество её кудрей.

— Я... прости, — прошептала она.

Драко вернул на место свой воротник и покачал головой.

— Не стоит. Это же не ты сделала.

— Нет. Но я...

— Тебе пришлось вытерпеть гораздо худшее в этом доме.

У неё свело живот.

— Ты... Ты хочешь поговорить об этом?

— Пока нет, — прервал он её, но не грубо. — Мы должны. И мы поговорим. Просто не сейчас.

Гермиона кивнула, чувствуя легкое головокружение и потерянность. В прострации она легко прикоснулась большим пальцем к его губам и стерла следы крови. Она посмотрела на кровь, затем поднесла палец к его глазам.

— А я то думала, что твоя кровь будет голубой, — легко пошутила она.

Она готова была броситься Драко на шею за то, что он непринужденно засмеялся и сказал.

— Так что там с макарунами, Грейнджер?

Этим вечером два бокала красного вина, которыми Гермиона обычно баловала себя субботними вечерами, превратились в четыре. Учитывая огромное количество смеха, разговоров и крови, которые случились сегодня. А так же уровень драматизма в течение их самого первого урока по выпечке. Никто бы не стал винить её. События сегодняшнего дня должны были расшатать её нервы, и так оно и было.

И всё же...

И всё же она не могла даже притвориться, что не замечает, как улыбка сама собой возникает на её лице каждый раз, когда она откусывает очередной корявый, но вкусный макарун.

Драко громко простонал, когда неделю спустя она вытащила из сумки новый набор для приготовления макарун.

— Еще больше маленьких французских бисквитов? — спросил он. — Ты что, издеваешься?

— Мастерство приходит с опытом.

— Мастерство приходит с опытом, — передразнил он ее своим чопорным фальцетом, который она так хорошо помнила еще со времен его детских насмешек. Её сердце быстро заколотилось, когда он игриво дернул за один из ее локонов, проходя сзади нее.

Он прислонился бедром к стойке и сложил руки поверх своего светло-голубого джемпера.

— Опять с фисташками?

— Неа.

Он выдохнул с преувеличенным облегчением.

— Хорошо. А то Тео был невыносим, когда в воскресенье я принес ему банку этих штук. Они с Эриком съели десяток. Прямо перед тем, как сказать мне, что если бы макаруны не выглядели так жутко, то они бы подумали, что я вломился в твою квартиру и украл их.

Что-то в самом факте того, что Драко поделился своим творением и публично признал, что они сделали макаруны вместе, заставило теплу растечься внутри нее.

— Ты познакомился с Эриком?

— Они отличная пара, — подтвердил Драко, и тепло охватило теперь все ее тело. — Держу пари, Тео впервые кажется таким счастливым с тех пор, как... С тех пор, как ему исполнилось тринадцать.

— Я подозреваю, что у Тео была не очень хорошая атмосфера дома.

Он поднял одну бровь.

— Можно и так сказать.Тадеуш Нотт любил своего сына так же, как и несовершеннолетних маггловских девочек. Или заклинание Круцио.

Гермиона инстинктивно дернулась при упоминании о последнем. На самом деле это было настолько похоже на конвульсии, что Драко не мог их не заметить. От этого ей стало неловко до такой степени, что её начала бить дрожь, но он не посчитал это чем-то неловким. Вместо этого ладонь Драко накрыла ее руку, которая вцепилась в кухонный остров в попытке успокоиться и удержаться на ногах.

— Эй, эй, — пробормотал он, пока его пальцы гладили ее костяшки. — Прости. Мне не стоило...

— Нет, я в порядке, — прохрипела она. — Все хорошо.

— Поверь мне, не надо говорить, что ты в порядке. Я знаю. У меня был шанс испытать на себе Круцио тети Бэллы и Тадеуша. И я скажу тебе...

— Эта сумасшедшая сука пытала собственного племянника?

— Много раз, — сказал он, убирая свою ладонь с ее руки. — Первый раз, когда я не смог убить Дамблдора. Прямо на первом этаже в фойе Малфой-мэнора.

— А последний раз?

— Было применено сразу после тебя. За то, что дал вам сбежать в тот день. И за то, что не опознал Поттера ранее.

Она все еще дрожала, но кое-как умудрилась выпрямить спину — так ровно, чтобы более-менее походить на выпускницу Гриффиндора.

— Прости, что говорю это, но я считаю все эти провалы за большой успех. Не только для стороны, на которой я сражалась, но и для тебя как личности.

— Ну, что ж. Возможно.

Гермиона сделала еще несколько поверхностных вдохов и удивила их обоих, сказав:

— Больно, как будто заживо горишь в Адском пламени, правда?

Это скорее утверждение, чем вопрос. Но Драко все равно кивнул, проводя пальцами по ее пальцам.

— Точно.

Некоторое время он молча обводил пальцем рисунок дерева на столешнице. Потом нерешительно сказал:

— Прости, Гермиона. За тот день. Я понимаю, сейчас эти слова ничего не стоят. Просто прими как факт, что мне очень жаль.

Она не приняла его извинений. По крайней мере, не признала этого вслух. Зато сказала:

— Прости, что назвала твою тетю сумасшедшей сукой.

Драко издал смешок.

— Зачем извиняться за правду? — затем он лукаво улыбнулся: — Кроме того, мне нравится, что иногда из твоего маленького болтливого рта вырываются ругательства.

На слове "рот" Гермиона поймала себя на мысли, что смотрит не отрываясь на его губы, такие красные, что можно было бы подумать, что на них все еще осталась кровь. Она потрясла головой, отчего ее волосы разлетелись в разные стороны, чтобы разогнать этот проклятый шум мыслей в голове.

— Чушь собачья, — перечисляет она, чтобы отвлечь его от своего странного поведения. — Дерьмовый. Идиот. Дурак. Дерьмово, чертово дерьмо.

Драко снова громко рассмеялся своим заливистым смехом, который она нашла совершенно восхитительным.

— Что?.. Ты вообще из Англии?

— Ну, да.

Они стояли и улыбались друг другу, пока Драко не нарушил напряженную тишину.

— Так что? — сказал он. — Если мы не собираемся делать фисташковые макаруны, какую новую пытку ты придумала для меня?

Ей нужно уже прекращать так много улыбаться в его присутствии. А то Гермиона уже становилась похожа на круглую идиотку.

— Мы будем делать яблочные макаруны, вообще-то.

— Фух! — выдохнул он. Драко повернулся спиной, выставляя температуру в духовке при помощи палочки. Он не считал ее глупой дурочкой. Она знала, даже не видя его лица, что он отвернулся, потому что тоже не мог перестать улыбаться.

В этот раз дело пошло спокойнее и ароматнее — от идеально подобранного количества ванили. Они мирно работали рядом друг с другом все утро: он над тестом, она над начинкой. Когда Гермиона объяснила свой план: очистить, вырезать сердцевину и нарезать дюжину яблок для заклинания, придуманного ей для превращения их в однородный джем меньше чем за час. Драко назвал ее сумасшедшей девчонкой, подмигнул и вернулся к своим измерениям муки и рассказу о том, как впервые сел на метлу.

Пока он рассказывал, она ярко представляла себе его летающим по саду Малфой-мэнора не хуже ворона, с пухлым Винсентом Кэббом, следующим за ним по пятам. Два героя его рассказов — два семилетних мальчика, которые вскоре превратят её школьные годы в кошмар. Это была очаровательная история, полная умных аналогий и подкрепленная жестами и звуками, когда он изображал полет.

Она не стала комментировать то, как смягчался его голос, каждый раз, когда он произносил имя Крэбба, или тот факт, что он пододвигался всё ближе к ней с каждым поворотом руки. К тому времени, когда он закончил готовить тесто, между ними осталось всего полметра. И это расстояние она почему-то не хотела увеличивать.

Но увеличить его пришлось, чтобы её заклинание сработало как нужно. Она бросила остатки порезанных яблок в кастрюлю, добавила масло, сахар и корицу.

Драко отошел от своей смеси, чтобы заглянуть в кастрюлю.

— Должен признать, Грейнджер, я не понимаю, как это месиво превратится в джем меньше чем за полчаса. Половина недели в нашем случае — возможно. Но полчаса?

Гермиона усмехнулась и угрожающе направила на него палочку.

— Ты сомневаешься в величии и могуществе Грейнджер?

Мысль о сходстве ситуации со сказкой про Волшебника страны Оз появилась в его голове, и он улыбнулся.

— Сомневаюсь? В Самой Потрясающей Волшебнице Своего Поколения?

Она закатила глаза.

— Ох, блин! Эти дурацкие заголовки "Ежедневного Пророка".

— Умоляю тебя, не начинай. По крайней мере, ты не "Бывший Пожиратель Смерти, реабилитирован?" Всегда с этим идиотским знаком вопроса в конце.

— Правда? — пошутила она. — Я имею в виду, если они знают, что ответ отрицательный, то зачем вообще задавать вопрос?

— Почитай эти статьи.

Когда Гермиона издала смешок, он подошёл поближе к её рабочему месту.

— Так ты покажешь мне, как работает это недавно изобретенное тобой и, вероятно, опасное заклинание, Грейнджер? Или это страшная тайна?

Она не ответила. Вместо этого она попросила про себя удачи и пробормотала Редуцио ад Фруктус вслух с круговым взмахом палочки. Яблочное зелье угрожающе запузырилось всего на мгновенье и превратилось в аппетитно выглядевший горячий джем.

Драко внимательно изучил содержимое кастрюли.

— Черт, Грейнджер. Ты занешь, как это раздражает, когда всезнайка действительно всё знает?

— Гарри и Рон твердят мне это всё время, — она положила палочку на стойку рядом с сумочкой. — Так, а теперь давай начинять эти бисквиты и отправлять их в печку. Готов?

— Уже делаю, — сказал он, протягивая руку к новому кулинарному мешку и ножу.

Видя нож в его руках, Гермиона начала копаться в сумочке, нашла там кое-что, что было добавлено в последний момент во время вечерних сборов, и поставила перед рабочим местом Драко. Он сразу же заметил этот предмет и затаил дыхание. Медленно и осторожно он положил нож. Затем он протянул руку и погладил стеклянную бутылку. Его взгляд опустился, и он начал читать буквы на этикетке.

— Это самый маленький размер бутылки виски, который выпускает Огден, — кашлянула Гермиона. — Я не стала бы поощрять этот тип поведения. Но тебе нужно успокоить руки, прежде чем ты начнешь работать с ножом. Тех шрамов, что у тебя уже есть, хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Это для меня? — спросил он. Его руки все ещё держали бутылку, и он смотрел на неё не отрываясь с чем-то вроде благоговения. Гермиона одарила его одним коротким кивком. Это для него, даже если ей придется сказать это снова.

Прошлым вечером она долго сомневалась, стоит ли брать огневиски с собой в числе прочих кухонных приспособлений. Но несмотря на то, что она сейчас сказала о шрамах и спокойный руках, она все ещё надеялась, что виски не понадобится. Наивно надеясь.

От неё потребовалась вся её сила воли, чтобы не начать танцевать от счастья, когда Драко выпустил нераспечатанную бутылку из рук, поставил её у плиты ближе к стене и вернулся к своей работе. Его руки не тряслись в этот раз, когда он отрезал уголок нового кулинарного мешка.

Только после того, как макаруны были готовы и они сели пить чай, обсуждая результаты своего труда, и Драко позволил себе налить капельку спиртного в чашку, Гермиона решилась задать вопрос, который мучил её неделями.

— Малфой, куда ты прячешь своих родителей, когда я прихожу сюда?

— Приковываю цепями к стене в подземельях, — ответил он с невозмутимым видом. Затем увидев, как сильно она побледнела, добавил: — Ты бы видела свое лицо, Грейнджер! Они наверху, в своем крыле мэнора, конечно. Отец изучает какую-то маггловскую литературу, которую ему дали на курсах по реабилитации в Министерстве. Мать, вероятно, слоняется из одной комнаты в другую, представляя, как бы она декорировала их.

— Они знают, что я?..

— Что ты здесь? Да.

— Они знают об этом? — она использовала свою свободную руку, чтобы показать вокруг.

— Об этом? — переспросил он, притворяясь, что не понял её вопроса. — Ты имеешь в виду, о кухне? Да, я почти уверен, что они знают о том, что в их доме есть кухня.

— Не о кухне, дурачок. Об этом.

Он дал ей время, чтобы она смогла подобрать нужные слова, явно наслаждаясь тем, как она увязла в неловкости и не знает, как выразиться точнее.

Как бы она назвала то, чем они занимаются? Чай, приготовление макарун и виски; она понимает что все это уже давно вышло за рамки сферы действия Посттравматического кондитерского тура. Но её и Драко знакомство? Дружба? Их взаимоотношения всё ещё слишком непонятны, чтобы описать их одним словом. Она скорее боялась, что если она ошибется с определением, то все это лопнет, как мыльный пузырь.

— Грейнджер, — начал он, растягивая слова, прерывая её мысли. — Ты хочешь спросить, знают ли Люциус и Нарцисса, что их девятнадцатилетний сын и единственный наследник учится печь, практически без палочки, у магглорожденной ведьмы в их идеально отремонтированной кухне? Если так, то ответ "да".

Гермиона подняла бровь.

— Как долго ты тренировался говорить слово "маглорожденная", Малфой?

— Некоторое время, — его тон был абсолютно спокойным, но она была уверена, что увидела озорной огонек в его глазах.

— Отлично, — выдохнула она. — Знают ли они, почему ты делаешь это?

Драко вздохнул и опустил свою чашку.

— Я полагаю, что да. Иначе мой отец уже ворвался бы сюда, требуя, чтобы я бросил возиться с выпечкой и выпил огневиски, как мужчина. Я также полагаю, что они хорошо представляют себе масштабы моей проблемы с выпивкой.

Гермиона кивнула, хотя и неубедительно.

— Расслабься, Грейнджер. Они не собираются влетать сюда с палочками наготове, чтобы проклясть тебя или стереть память.

— Это... успокаивает.

Пару мгновений он молча изучал её лицо, потом ещё раз тяжело вздохнул.

— Если хочешь знать, моя мать одобряет всё это.

— Одобряет?

Он скривился.

— Ей... нравится всё, то... что ты тут делаешь.

Фух. Ладно. Тогда всё хорошо.

Гермиона сделала большой, успокаивающий глоток чая. Этот цветочный сбор, который она пробовала в прошлый раз, начинал нравится ей всё больше и больше. Драко положил два кусочка сахара в её чашку, не нуждаясь в напоминании, что придало напитку вкус цветочного нектара.

— Ты знаешь, — Гермиона размышляла вслух. — Мне всегда было интересно, есть ли у твоей матери сердце, где-то там внутри. Несмотря ни на что, ты только посмотри, что она сделала для Гарри.

Драко деликатно кашлянул, напоминая о своем присутствии.

— Ты что, не читаешь газет, Грейнджер? Моя мать всё это сделала исключительно в собственных интересах. Чистокровных эгоистических интересах, никак иначе. Чтобы спасти свою задницу... и мою.

— Чтобы спасти своего ребенка, — поправила Гермиона. — Двух детей, если быть точным. В данном конкретном случае твоя мать рисковала своей собственной жизнью, чтобы спасти двоих детей. Возможно, даже больше, если мы посчитаем всех учеников, вернувшихся в Хогвартс после начала войны.

— Я очень сомневаюсь, что ей приходило это в голову.

— Но ты не можешь знать наверняка, не так ли?

— Нет. Никто не знает, зачем она это сделала, кроме неё, — он взял макарун двумя пальцами. — Сильный окклюмент и все такое.

— Может быть, ты спросишь у неё как-нибудь?

— Может быть, ты сама спросишь?

— Может быть, и спрошу.

— Чувствуй себя как дома.

Она сжала губы.

— Как ты думаешь, я смогла бы поговорить с твоей матерью? Я могла бы поговорить с ней, как женщина с женщиной. Я бы справилась. Наедине.

— Тогда просто сделай это, — Драко подыграл её воодушевленному выражению лица. От неё так же не скрылась его определенно удовлетворенная улыбка, когда он поднял свою чашку чая.

Что свидетельствовало о том: он рад результату их разговора.

И это ей необъяснимо приятно.

В следующий вторник, Гермиона сделала то, о чем она, возможно, потом пожалеет, а именно: организовала встречу после работы в "Дырявом Котле" с Гарри, Джинни, Роном и Эриком.

И Теодором Ноттом.

Она сделала всё, чтобы подготовить Тео заранее, отправив ему записку с миллионом "Пожалуйста, пожалуйста, ну, пожалуйста. Ты им понравишься. Я обещаю", снабдила его несколькими темами для разговора и подсказками, как вести себя с гриффиндорцами, чтобы остаться целым и невредимым.

Гарри, Джинни и Рон, тем не менее, не имели ни малейшего представления о том, что им предстоит. Гермиона давно уже усвоила, что так будет лучше, когда имеешь дело с этой компанией. Планирование и предусмотрительность были всегда её самыми сильными сторонами; для её друзей детства же, насколько она их знала, импровизация вслепую подходила куда лучше. И все же она почувствовала небольшой укор совести, когда два рыжика и Гарри вошли в бар тем вечером, шутя, улыбаясь и абсолютно не подозревая, что их ждет.

Выбранная тактика грозила катастрофой. Гермиона поняла это в ту секунду, когда Рон поймал взгляд Тео, сидящего рядом с ней, и резко повернулся к двери, намереваясь уйти. К счастью, Гарри сжал плечо Рона и заставил его вернуться обратно, шагая с ним в сторону Гермионы и сверля её взглядом из-за спины Рона.

Она поцеловала всех троих в щеку, шепча "Я всё объясню" Джини на ухо и "Постарайтесь быть дружелюбными" Рону и Гарри. Предупрежденная таким образом троица, кидая насторожённые хмурые взгляды, заняли три свободных стула за столиком.

Разумеется, Гарри первым прервал напряженное молчание.

— Эрик, рад видеть тебя.

— И я тебя, приятель. Слышал, что вы, ребята, отлично справились этим вечером. Я, честно говоря, задавался вопросом, сможете ли вы вырваться из офиса после тех неприятностей в Лютном переулке.

— Да, — говорит Гарри, слегка приподнимая бровь в сторону Гермионы, намекая, что Эрик знает об этой встрече больше, чем он. — Какое-то время там было жарко, но в конце концов все уладилось. По большей части благодаря Рону.

— Что случилось? — спросила Гермиона, делая глоток вина в попытке не казаться слишком любопытной. Судя по нарастающей злости Рона, ничего из этого не вышло. Рон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Джинни, слава Мерлину, оживленно заговорила:

— Их отряд авроров нашёл ящик про́клятых бладжеров, поступивших на чёрный рынок. Ты можешь в это поверить? Оказывается, поставщик собирался протащить их незамеченными и использовать на Чемпионате Мира.

— В нашу пользу или в пользу янки? — спросил Тео.

— Очевидно, что в пользу янки, — Джинни бросила на него холодный, оценивающий взгляд.

— В таком случае, это чертовски здорово, что Поттер и Уизли остановили их, не так ли?

За столом на мгновение воцарилась тишина, пока все одновременно не прыснули от смеха. Этот звук понизил градус напряжения в воздухе, и Гермиона почувствовала, что её плечи немного расслабились.

— На самом деле это сделали не мы, — объяснил Рон. Он наклонился к столу, чтобы взять одну из тех кружек пива, что Тео купил заранее для всей компании. — Нас с Гарри взяли всего лишь в качестве стажеров. Мы будем тренироваться ещё год. Может, два, в моем случае.

— А я слышал кое-что другое, — сказал Эрик, заговорщически подмигивая. — Один человек в Канцелярии заместителя министра сказал мне, что скоро в Аврорате произойдут кое-какие изменения. И можно будет сделать исключение. Для обоих из вас.

— Ох! Расскажи поподробнее, — Джинни подвинула свой стул поближе к Эрику, чтобы узнать все министерские слухи. Гермиона легко улыбалась, думая о том, что сказал Драко на прошлых выходных. Эрик действительно был отличной парой для Тео. Затем она решила перестать думать о Драко Малфое. Не думать, и точка.

План сработал, по большей части. Пока спустя час неожиданно непринужденной беседы Тео не перешел к теме Посттравматического кондитерского тура.

— Так что, Гермиона, как продвигается дело с Драко? — спросил он простодушно, не видя, как глаза Рона наливаются кровью. — Есть ли серьезные результаты?

— Эм! Я думаю, всё хорошо, — она сделала ещё один глоток вина, отводя глаза в сторону, про себя изо всех сил надеясь что, кто-нибудь побыстрее найдёт другую тему.

Но не повезло.

— Малфой? — прохрипел Рон. Он с нарастающим гневом смотрел то на Гермиону, то на Тео, его рот оставался открытым на несколько сантиметров. — Какие у Гермионы могут быть дела с этим мерзавцем?

— Это часть моего проекта, Рон, — сказала она хрипло. — Выпечка и всё такое, ты помнишь? Кстати, о ней. Я обдумала твою идею с ганаш-смузи, и мне кажется, мы сможем это сделать. Если мы возьмем правильные охлаждающие агенты, конечно. Я как раз набросала несколько идей в блокноте, хочешь посмотреть?

Она начала рыться в своей расшитой бисером сумочке, в которой, к сожалению, оказалась и коробка яблочных макарун. Пытаясь найти свои записи, она поставила емкость с пирожными на стол. Рон тут же открыл её и сделал большой вдох, чувствуя приятный сладкий аромат.

— Черт возьми, — сказал он закатывая глаза. — Так вот как пахнет в раю. Когда ты успела их сделать, Миона?

Гермиона растерянно открыла рот, не зная, что сказать. Она отчаянно оглядела всех присутствующих, пытаясь понять, кто мог бы ей помочь. Эрик точно не поможет — он едва поднял озорной взгляд, делая ещё один глоток пива, и с предвкушением ожидал дальнейшего поворота событий. Гарри и Джинни обменялись взволнованными взглядами. И только Тео, благослови его Мерлин, пришёл ей на помощь.

— О! — сказал он, небрежно пожав плечом. — Это все мне, приятель. Я просто обожаю макаруны, Гермиона не говорила тебе? Я уже несколько недель заказываю их у неё, всегда с разными вкусами. Этот один из лучших, я думаю.

— Черт, ты прав, похоже на то, — согласился Рон, отправляя один макарун в рот, даже не спросив разрешения. Он застонал от удовольствия, пережевывая и смотря на неё тем самым полным обожания и преданности щенячьим взглядом, который ей всегда у него нравился. — Гермиона, дорогая, я думаю, ты могла бы действительно занять свою... как это говорится? Свою нишу? Я имею в виду, что ты всегда была талантливой ведьмой, но, по правде говоря, не могу поверить, что ты делаешь это все одна.

— Мне тоже не верится, — с нарастающем весельем в голосе сказал Эрик.

За что Тео легонько толкнул его локтем в ребра. После чего, к счастью, тема выпечки и — косвенно — Драко ушла в другое русло, и остаток вечера прошел гораздо более нейтрально. Тео, Рон и Джинни оживленно дискутировали по поводу Чемпионата Мира по Квиддичу. Гарри и Эрик обсуждали политику Министерства, добродушно споря о предположительных соперниках Гарри на пост будущего главы Аврората.

Участвуя попеременно в обоих беседах и кивая отрицательно и утвердительно в нужных местах, Гермиона чувствовала на душе удивительное спокойствие и умиротворение. Сам факт того, что одна часть её друзей хорошо ладит с другой частью, уже делала её жизнь намного проще. Если не брать в расчет дополнительный фактор, а именно некого язвительного симпатичного блондина. Ну, вот опять. Что она не собирается делать ни за что. Нет, нет и ещё раз нет.

Наконец, правда, гораздо позже, чем она ожидала, компания решила разойтись по домам. Быстро поцеловав Тео в щеку, Эрик зашел в камин "Дырявого Котла" и исчез в зеленом пламени. Рон, Гарри и Джинни собрались уходить тоже и разговаривали у выхода, пока Джинни не забрала свою сумочку из рук Гарри и не бросила обратно на стул рядом с Гермионой.

— Я просто хочу ещё немного потусить, ок? — сказала она Гарри, гладя его щеку тыльной стороной руки. — Мы с Гермионой должны обсудить всякие дела подружки невесты.

Упоминание свадьбы стало достаточной причиной для Гарри и Рона, чтобы быстро попрощаться и аппарировать. Через несколько секунд за столиком остались только Джинни, Тео и Гермиона.

Сначала Гермиона подумала, что Тео тоже пора домой, так как Джинни могла в любой момент вытащить из сумочки оранжевый органайзер, зачарованный Молли, для того, чтобы не упустить ни одной даже самой мелкой детали при организации свадьбы. Но знаменитый органайзер не появился. Вместо этого Джинни жестом показала Тео, чтобы тот остался, оглядела бар и сделала знак официанту повторить напитки. Она хмурилась и с подозрением изучала то Гермиону, то Тео, но не стала ничего говорить, пока им не принесли заказ и Гермиона не сделала большой глоток вина.

— Итак, Грейнджер, — начала Джинни, растягивая слова, и Гермиона опять вспомнила кое-кого, кто обращался к ней похожим образом. — Выкладывай всё по порядку. Гарри рассказал мне о последней теме твоего проекта, но я знаю, что он упустил важные детали, потому что это Гарри, ты же его знаешь. Я всё время наблюдала за тобой и Ноттом: вы обменивались быстрыми хитрыми взглядами весь вечер. Так что выкладывай всё.

Повисло тяжелое молчание. Наконец Тео засмеялся.

— Гермионе нравится Драко!

— Это неправда! — буквально завизжала Гермиона. Но она знала, что как только звук её голоса стихнет, все поймут, что Тео попал в точку. И теперь эта мысль застряла в голове у всех присутствующих за столом, включая её саму.

Джини перекинула свою длинную рыжую косу с одного плеча на другое, задумчиво опустила подбородок на ладонь и внимательно изучала лица сидящий рядом с ней друзей.

— Интересно, — наконец протянула она. — И не так уж шокирующе, честно говоря, если учесть то, что я видела сегодня вечером. Но я всё ещё не получила ответ на свой вопрос: о каком именно "нравится" мы сейчас говорим?

— Вот именно! — воскликнул Тео. Он заговорщически подвинулся к Джинни, игнорируя протестующее "Но-о-о" со стороны Гермионы, которая выглядела потерянно. — Именно этот вопрос не дает покоя нам с Эриком уже несколько последних недель.

Гермиона внезапно вспомнила, как она сидела в четырнадцатилетнем возрасте в спальне девочек башни Гриффиндора, стыдливо пряча глаза в подушку.

— Признавайся, Гермиона, в каком смысле тебе нравится Рон? Просто нравится как друг, или это то самое "нравится", о котором мы подумали?

Этот разговор был очень похож на тот.

— Три недели, — удивилась Джинни, сложив руки на столе и оглядывая Гермиону оценивающим взглядом. — Целые три недели, вот это да!

— Я ничего не скрываю, — жалобно проскулила Гермиона. Внутри у нее все сжалось от понимания того, как неубедительно звучат эти слова. Она сделала еще один большой глоток вина, пряча глаза. Джинни и Тео посчитали это хорошим моментом, чтобы ослабить нажим и тоже выпить.

— Я правда ничего не скрываю, по крайней мере, от вас двоих, клянусь. Я делаю только то, что собиралась делать, а именно общаюсь с выжившими в войне и помогаю пережить ее последствия, если нужно. Я знаю, приготовление десертов — это странный способ, но он помог мне. И, похоже, он может помочь другим людям. Включая Дра... то есть Малфоя.

Джинни решила деликатно не показывать, что заметила оговорку Гермионы. Вместо этого она протянула руку, чтобы сжать одну из расслабленных вытянутых рук Гермионы. После секундного колебания Тео сделал то же самое с другой рукой. Он кивнул Джинни в знак солидарности, а затем сказал Гермионе то, чего она нисколько от него не ожидала.

— Гермиона, нет на свете человека благодарнее меня за то, что ты делаешь. Поверь мне, — он глазами показал на вход в камин, где только недавно исчез из вида Эрик. — Не хочу тебя смущать, но, думаю, мы с рыжей хотим сказать тебе одну и туже вещь.

— Какую?

— Что тебе нужно быть осторожнее с людьми. Особенно, когда речь идет о Драко Малфое.

Гермиона почувствовала, как невольно напряглось ее тело и сжались губы.

— Что ты имеешь в виду, Тео?

Он взволнованно переглянулся с Джинни и глубоко вздохнул.

— Я имею в виду то, что мы с Драко приятели. Но он не мой лучший друг, а я не его.

— Правда?

Это поразило Гермиону. В это сложно было поверить, учитывая, с каким теплом Драко всегда говорил о нем. Однако Нотт кивнул.

— Правда. Я очень волнуюсь за него, но он — одна из самых темных лошадок настоящего времени. Я уже не знаю, чего от него ожидать. Раньше он был другим. Все на Слизерине считали его человеческой ипостасью его нелепых павлинов-альбиносов: не по форме, но по сути. Мы о нем знали абсолютно всё, слушая, как он бесконечно хвастается. Но потом началась война, и мы все поняли, что всё у Драко с тех пор пошло наперекосяк. Дамблдор, эта ужасная женщина Лестрейндж, Крэбб. Черт, даже собственная мать спасла жизнь Поттера и все такое. У Драко было всё. И это всё, во что он так искренне верил, рассыпалась у него в руках, как пепел... и это сделало его... Ну, хрупким — не совсем правильное слово. Но близко к тому.

Гермиона покачала головой.

— Тео, ты пытаешься меня убедить в том, что я недостаточно хорошо знаю Драко. В таком случае, ты ошибаешься. Если ты о нем думаешь так, как говоришь, это значит только то, что ты и правда его совсем не знаешь.

Тео грустно вздохнул.

— Это моя точка зрения. Это просто моя точка зрения. Только у одного из нас был шанс узнать этого нового Драко получше. Он пьет. Он говорит жестокие вещи. Он появляется в нашей компании очень, очень редко и то только молча напивается и смотрит в одну точку. Наверное, думает о себе. Или пытается все забыть. Или страдает. Или о чем там еще побежденные злодеи обычно думают.

— Тогда откуда ты знаешь, что он все тот же эгоистичный, высокомерный придурок, каким он был в школе? — Джинни невольно сжала руку Гермионы. — Откуда ты знаешь, что он не изменился, как все мы после войны?

Тео издал неуверенный звук.

— А это следующая интересная мысль, Рыжик. И заключается она в том, что я этого не знаю. В самом деле. Драко после войны никого к себе близко не подпускает. Никого из нас. По крайней мере, настолько близко, чтобы мы узнали, что он из себя представляет как человек. Конечно, мы время от времени встречаемся, чтобы выпить: я, он, Пэнси, Блейз. Иногда к нам присоединяются девчонки Гринграсс. Раз в месяц Драко водит Грега и Милли в какой-нибудь шикарный ресторан в Косом переулке. Я считаю, что он делает это не из большой любви к Грэгу, а потому, что все счета семьи Гойл были арестованы, и они с Милли сейчас бедны, как церковные мыши. Кроме этого момента, я вижу все того же Драко и всё тех же его чокнутых родителей, подыхающих от одиночества все в том же мэноре, и так оно будет и дальше. Во всяком случае, пока родители не подыщут ему подходящую бездушную, но чистокровную партию.

Гермиона подумала о том, что сказал Тео и насколько этот образ соответствует тому, что она сама успела узнать о Драко за последнее время.

Многие вещи действительно совпадали: он много пил, вел замкнутый образ жизни, одновременно отчаянно нуждался в компании и вел себя агрессивно. Однако кое-что неуловимое и очень важное Тео в нем не заметил.

Это был взрослый мужчина, который сокрушался по поводу победы над ним Гарри в соревновании длиною во все его детство, но при этом был способен признать собственные ошибки — в форме дюжины обгорелых печенек. Аристократический мальчик, который всегда стремился выглядеть идеально, но опускал воротник джемпера, чтобы обнажить то, что должно быть было самым физически болезненным днем в его жизни. Человек, который не раз упоминал самый худший день в ее жизни с сожалением и стыдом, и неподдельной продолжительной тоской в голосе, когда говорил, что желал бы, чтобы этого никогда не произошло.

И наконец, это был человек, который не позволил себе добавить даже каплю виски в чай в течение всей прошлой недели.

— Драко... сложный человек. Но мне это, скорее, нравится в нем.

Гермиона сказала вслух фразу, ещё до конца не сумев упорядочить свои мысли и не взвесив последствия. Её щеки покраснели от гнева. Она смело посмотрела прямо на своих друзей, чувствуя необходимость исправить ошибку в том, что Тео наговорил только что о Драко. Даже если этим она провоцировала их на спор.

Тео посмотрел на нее с сочувствием и погладил ее руку своим большим пальцем.

— Я знаю, Гермиона. Иначе бы ты не помогала ему.

Джини же поступила ещё более неожиданным образом. Она выпустила руку Герминоы, встала, подошла поближе, заключив ее в крепкие объятия и прошептала на ухо, достаточно громко, чтобы Тео слышал.

— И это одна из причин, по которым я так сильно тебя люблю, мой самый добрый на свете друг.

Вечером в пятницу, перед следующей поездкой в Малфой мэнор, Гермиона решила изменить подход к своему маленькому проекту. Сначала она планировала собрать все необходимое припасы для приготовления еще одного лакомства, которое может понравиться Драко: шоколадного пудинга с патокой, который, насколько она помнила, он с апломбом запихивал в свой детский рот каждый Хэллоуин в Хогвартсе. Но потом слова Тео всплыли в ее голове, и она решила пройтись до лавки экзотических фруктов в нескольких кварталах от своей квартиры, вместо того, чтобы, как обычно, ехать в магазин для пекарских принадлежностей.

Именно там, в ярко освещенном продуктовом отделе, она нашла то, что искала. Она достала из кучи сетчатый мешочек, поднесла его к носу и глубоко вдохнула. Сладкий, терпкий запах цитрусовых заставил ее веки закрыться, а губы слегка изогнуться. Они идеальны, подумала она. Идеальный тест, чтобы увидеть, что Драко Малфой сделает с одним из ее счастливейших воспоминаний.

Гермиона просто места себе не находила перед тем, как представить Драко свою находку.

Он устроил целое шоу, поднеся сумку поближе к большому кухонному окну, чтобы рассмотреть содержимое поближе при солнечном свете. Он нахмурился. Принюхался. Покрутил сетку в своей ладони. Затем с добродушным видом вернул.

— Ну, хорошо, Грейнджер. Ты выиграла. Я понятия не имею, что это такое.

Ее робкая улыбка преисполнилась триумфа.

— Это ключевые калифорнийские лаймы.

Драко поднял брови и сделал небольшое интригующее движение ртом. Которое не показалось ей очаровательным. Абсолютно точно не показалось. Нет-нет-нет.

— Лаймы-ключи? — сказал он. — Они зачарованы, чтобы открывать замки?

Гермиона захихикала, по-настоящему захихикала. Собравшись, она решила отвлечь внимание от этих неловких звуков изрядным количеством информации — так, как обычно делала в школе.

— Вообще-то, они не содержат абсолютно ничего магического. Они просто так названы потому, что их часто выращивают в Флорида Кейс. Это небольшая группа островов у самой южной оконечности Соединенных Штатов. Ну, Кейс классифицируются как архипелаг, на самом деле. Некоторые лаймы растут в Национальном лесу с тропическим климатом и...

Она остановилась, поняв, насколько педантично всё это она прозвучало. Но в первый раз за все время их знакомства Драко не назвал её заучкой. Он просто опустил голову, одарив её хитрой улыбкой, и вернулся к приготовлению сдобного теста, которое Гермиона поручила ему сделать ранее утром.

Сегодня они работали рядом за кухонным островом. Он продолжал стоять спиной к закрытой бутылке огденского огневиски, которая оставалась там же, где он её оставил неделю назад, подвинувшись к ней так близко, что они периодически сталкивались локтями.

— Почему у меня такое чувство, Грейнджер, что ты не случайно выбрала эти совершенно не магические, абсолютно не британские фрукты?

Она не собирается хихикать в этот раз. Она не будет.

Вместо этого она отрезала веревочку от сетчатого мешочка, вытащила несколько лаймов и положила на столешницу. Маленькие зеленые фрукты покатились по столу, пока не собрались в кучку около её ножа.

— Потому что это правда. Совершенно не случайно, — ответила она. — Так что вот тебе загадка: попробуй угадай, почему я выбрала именно их?

Руки Драко перестали месить тесто.

— Я не могу ручаться за детали, но уверен, что могу угадать суть.

— Ну, тогда постарайся.

— Хорошо, — он вернулся к замешиванию теста. — Каждый десерт, что ты сделала, нес в себе некий дополнительный смысл, по крайней мере, ты это подразумевала. Например, Грэг с его черной душой и тортом "Черный лес". Пэнси с острым арахисом.

— Я угадала с тем, что Пэнси любит арахис?

Драко фыркнул.

— Да, но кроме того, я подозреваю, что ты выбрала этот десерт из-за его названия, как в случае с Грэгом. Пэнси очень остра на язык, и всё такое.

Гермиона сосредоточенно слушала, перекатывая лаймы ладонью по столешнице, удерживаясь от того, чтобы не расплыться в улыбке от радости.

— В моем случае, — продолжил Драко, его тон значительно смягчился, — ты выбрала яблоки. Скорее всего, ты запомнила, как сильно я любил их в школе; ты появилась на моем пороге с коробкой моих счастливых воспоминаний, пропитанных магией и корицей.

Она не стала ни соглашаться, ни отрицать. Просто продолжила катать фрукты, чтобы смягчить их мякоть.

— Итак, почему лаймы? Ты догадался, почему именно они?

Он пристально посмотрел ей в глаза прямым, твердым взглядом своих светло-серых глаз, которые она привыкла считать надменно холодными.

— Из-за тебя. Лаймы — это твои счастливые воспоминания.

До этого момента она привыкла разрывать зрительный контакт с ним, но тут внезапно осознала, что не может отвести взгляд. Он словно приковал её к месту, словно смотря внутрь неё. Наконец, она опустила глаза и начала рассматривать угол стола, лаймы, свои руки. Что угодно, только не проницательные серые глаза напротив неё.

— Д-двадцать очков Слизерину, — пробормотала она, нервно усмехнувшись.

Драко засмеялся и вернулся к своему сдобному тесту, никак не комментируя её странное поведение. Они некоторое время молча работали рядом. Она воспользовалась молчанием, чтобы наконец привести в порядок свои мысли. Ну, или пытаясь хоть чуть-чуть угадать, о чем он думает. Потому что после такого развернутого анализа её Посттравматического тура, особенно в той его части, что касалась её лично, должен же он что-то думать.

Не имея понятия о том хаосе, что творился у неё в голове, Драко сказал.

— Ну, хорошо, Грейнджер. Я сдаюсь. Поздравляю!

— А?

— Угадать точнее нереально. Так что просто расскажи мне.

— Рассказать о чем?

Он закатил глаза.

— О твоих воспоминаниях, Грейнджер. Воспоминаниях. Которые были причиной тому, что мы сейчас готовим пирог с американскими лаймами, которые не могут открывать двери.

— А! Об этом!

— Да, об этом.

Она посмотрела на него: длинные пальцы утопают в тесте, остальная часть рук перепачкана в муке, этот взгляд, с которым он сейчас на неё смотрит, выражает нескрываемые нетерпение и интерес.

Затем осторожно, очень осторожно, начала.

— Мои родители. Эти воспоминания связаны с родителями и летней поездкой с ними прямо перед войной.

Она настороженно дождалась его реакции. Когда та не последовала, она начала нервно покусывать свою нижнюю губу. Не уверенная... совсем не уверенная, стоит ли ей продолжать.

Драко, должно быть, понял какой она ожидает от него реакции во время рассказа, потому что моментально закатил глаза и ухмыльнулся своей самой привычной для неё ухмылкой. Но за его обычным выражением лица, похоже, скрывались совершенно другие эмоции. Стыд, подумала она, и может быть, даже острая боль.

— Грейнджер, — он протянул. — Ты же знаешь, что я не выхвачу палочку и не прокляну тебя за то, что ты рассказываешь мне про магглов, правда?

Гермиона почувствовала, как покраснели её щеки. Ей было было очень неловко признаться даже самой себе, что именно из-за этого она нервничала всё утро. Как Драко Малфой отреагирует, если она начнет рассказывать ему о магглах? О тех самых людях, которых он когда-то поклялся пытать и мучить.

— Я думаю, что нет.

Он кивнул, как будто этого было более чем достаточно, чтобы раз и навсегда закрыть эту тему, и вернулся к приготовлению теста. Она всё ещё ждала, наблюдая, как он растягивает и раскатывает пласт. Должно быть, он почувствовал, что она всё ещё сомневается, стоит ли ей продолжать рассказ. Не отрываясь от своего занятия, он проговорил:

— Давай уже, Грейнджер. Расскажи мне эту историю, пока я не умер от любопытства.

"Ладно, — подумала Гермиона. — Всё хорошо".

— Это было лето после шестого курса, — начала она. — После того, как Дамблдор... после того, как он. Когда все стало выглядеть мрачно. С каждым днем война становилась все ближе и ближе. Я знала, что скоро уеду, чтобы помочь Гарри найти крестражи, и я... Я была до смерти напугана. Я просто хотела отвлечься от всего этого, хотя бы ненадолго. Так что я уговорила родителей на поездку, в какое-нибудь новое солнечное место подальше от Англии. Мои родители собирались на конференцию дантистов в июле в Майами, США. Я предложила поехать всем вместе и заглянуть ещё в Калифорнию Кейс. И так мы и сделали: мы ездили по шоссе вдоль неописуемо голубого океана, останавливались в разных местах на острове. Мы ловили рыбу, играли в настольные игры и даже забыли о солнцезащитном креме, а ещё мы съели столько кусочков пирога с лаймом, что я не смогла бы их сосчитать, если бы даже очень захотела...

Драко перестал работать и с интересом смотрел на неё. Когда она не продолжила рассказ, он легко и ободряюще кивнул.

— Звучит прекрасно, Грейнджер.

— Это было лучшее лето в моей жизни.

Неожиданно её глаза загорелись недобрым огнем. В ужасе от воспоминаний о том, что она тогда сделала. Драко сделал шаг по направлению к ней перед тем, как она выпалила:

— Я стерла им память. Через несколько дней после того, как мы вернулись. Я загорала, купалась и ела пироги с лаймом вместе с ними. А потом, когда мы приехали домой, я хладнокровно вычеркнула себя из их сознания и отправила в Австралию.

Драко в шоке два раза моргнул. Похоже, он подхватил эту Роновскую привычку у неё.

— Ради Мерлина, зачем, Грейнджер?

— Чтобы спрятать их от твоих... от Пожирателей Смерти. Я была магглорожденной лучшей подругой Гарри Поттера. Было разумным предположить, что мои родители могли попасть под удар, независимо от того, как долго бы продолжалась война.

— Это... черт... это просто. Как долго они оставались без воспоминаний?

— Почти четырнадцать месяцев. Понадобилась целая команда профессиональных разрушителей проклятий из Министерства, чтобы исправить то, что я сделала с ними.

Он в изумлении выругался.

— Вот дерьмо.

— Да, правда дерьмо. Это слово точно описывает то, какой дочерью я себя чувствую. Они были просто в ярости, как только им вернули память и они поняли, что произошло. Но это ещё не самая худшая часть: если бы война началась снова, я бы сделала то же самое. Потому что я была готова тогда — и сейчас — сделать всё, что от меня зависит, в буквальном смысле, всё, чтобы защитить их.

Драко громко выдохнул и кивнул в сторону кухонного стола.

— Будет ли... Будет ли это казаться неискренним, если я скажу, что полностью понимаю тебя?

Гермиона вспомнила допрос Гарри во время слушаний Драко. Те слова, что, по словам Гарри, говорил Драко на Астрономической башне на шестом курсе, в ту ночь, когда умер Дамблдор.

"Он сказал, что убьет меня, если я не сделаю этого. Он сказал, что убьет моих родителей".

— Нет, — прошептала она. — Это совсем не будет казаться неискренним.

Они стояли и молча смотрели друг на друга; воздух словно сгустился от невысказанных слов. Драко увидел, как она смахнула рукой несколько слезинок, и положил руку на столешницу между ними.

— Расскажи мне о них, — сказал он. — О твоих родителях.

Она была настолько застигнута врасплох его просьбой, что потеряла дар речи. Не зная, куда себя деть, она повернулась к лаймам и начала резать их ножом. Отрезав пару кусочков, она собралась настолько, чтобы продолжить разговор.

— Они оба дантисты, как я уже говорила, врачи, которые лечат магглам зубы. В этом есть небольшая ирония, учитывая неправильный прикус, который у меня был в детстве, и то, насколько моя мама любит сладкое.

— Какова мать, такова и дочь, — пошутил он.

Гермиона натянуто улыбнулась, и он воспринял это как намек на то, что пора снова раскатывать тесто и делать коржи. Она же сочла его поведение за предложение рассказывать дальше.

— Они весельчаки, мои родители, — продолжила она. — В довольно банальном смысле. Это ужасно и мило одновременно.

— Это как?

— Моя мама обыгрывает всё, что рассказывает, как будто все её рассказы нуждаются в шарадах и вопросах. Она не просто размахивает руками в воздухе, она представляет, будто её пальцы — это участники событий. А у отца есть старая книжка с шутками, которую подарил ему как-то прадедушка. Каждый раз, когда приходят гости, мой отец с места в карьер пробует на них новую шутку. Это так же для него привычно, как рукопожатие.

— Например?

Гермиона съежилась.

— Ты правда хочешь узнать?

— Правда.

— Хорошо, но ты сам напросился. Как кальмар собирается в бой?

— Гигантский кальмар? Вроде того, что живет в Черном озере?

— М-м-м! Не уверена, на самом деле. Скажем, это средних размеров морской кальмар.

Драко немного обдумал и сказал.

— В таком случае... я не представляю. И как же кальмар собирается в бой?

— Хорошо вооруженным. Понял? Хорошо вооруженным?

Драко простонал и потом издал два вежливых смешка, которых она не посчитала очаровательными. Совершенно не очаровательными. Ни капли.

— Это ужасно. Грейнджер. В самом деле ужасно.

— Я предупреждала тебя, правда?

Они вернулись к работе, каждый из них задумчиво улыбался. Но было кое-что ещё, чем она хотела поделиться. Она порезала один лайм, затем второй, пока не набралась храбрости сказать то, о чем она думала с тех пор, как он признался в своей проблеме с выпивкой. Это был секрет, которым она поделилась лишь однажды ночью в глухом, темном Королевском лесу Дин, когда они с Гарри думали, что, возможно, уже слишком поздно что-то предпринимать и война проиграна. Секрет, который Драко мог оценить, в котором мог нуждаться.

— Он бывший алкоголик, — наконец сказала она. — Мой отец.

Краем глаза, она увидела, как Драко замер. Очевидно, он прислушивался и ждал, когда она продолжит.

— Я была очень маленькой, когда он справился с этим, так что я не так хорошо помню тот период жизни нашей семьи. Лишь некоторые нечеткие обрывки воспоминаний моего раннего детства. Ссоры и крики моих родителей. Звук кубика льда, падающего в стакан. Трясущиеся руки моего отца, когда он брал меня на руки. Я не знаю, каково ему было на самом деле. Но я знаю, насколько все стало лучше, когда он бросил. Намного лучше.

— Как он это сделал? Как он победил эту зависимость?

— Любовь, — сказала она спокойно. — Мы любили его, он любил нас, это помогло и ему полюбить себя настолько, что он смог бросить.

Правда, какой бы убедительной она не была, прозвучала довольно пафосно. Она раздумывала, станет ли Драко насмехаться над её маленьким откровением. Этого не произошло. Он лишь подошёл к ней поближе, и внимательно изучал её, его светло-серыми глаза смотрели с такой страстью, что они оба почувствовали себя странно, неуютно, смущенно... потерянно?

Возбужденно?

Последняя непрошеная мысль совершенно потрясла её. Она отпрыгнула назад к своим лаймам, отчаянно игнорируя жар его взгляда на своей щеке. Её нож неистово резал, как будто силой мог прогнать этот шум мыслей в её голове и успокоить биение сердца. Казалось, эти лихорадочные движения помогли ей остыть, пока она не услышала:

— Мог бы я как-нибудь с ними встретиться? С твоими родителями?

Его нерешительный вопрос так удивил Гермиону, что её рука соскользнула с лайма. Целых два удара сердца потребовалось ей, чтобы ощутить горячий укол боли в правом указательном пальце.. Она посмотрела вверх на лицо Драко, затем вниз на кухонный остров, почувствовала, что её ноги слабеют, и качнулась на каблуках.

— Ой, смотри-ка, — прошептала она, показывая на столешницу. — Ещё больше крови.

И тут у нее подгибаются колени.

Но она не достигла пола, вместо этого она опустилась в мешанину из рук и ног, её спина прижалась к широкой груди Драко. В этой наполовину упавшей, наполовину опустившейся позиции она почувствовала, что его руки её разворачивают, пока не осознала, что сидит, свернувшись калачиком, на коленях у Драко лицом к нему.

Почему мы на полу?

Она не поняла, озвучила ли этот вопрос или просто подумала. Ответ оказался излишним, когда Драко взял её раненую руку в свою и, подчиняясь своему странному инстинкту, машинально взял её указательный палец в рот.

Похоже, мысли в её голове остановились от пережитого шока. Она не могла думать, размышлять, понимать, что происходит, только чувствовала легчайшее и захватывающее касание языка её раны.

— Моя кровь, — смогла она выдавить из себя.

Моя грязная, грязная кровь.

Драко вышел из транса, в котором, казалось, он пребывал; его щеки покраснели от понимания того, что он только что сделал. Он вытащил её палец изо рта, достал из кармана палочку и начал лихорадочно бормотать "Вульнера Санентур" вокруг раны. Он справился с контрзаклинанием так быстро, что рана на её пальце затянулась всего за долю секунды. От неё не осталось ничего, кроме маленькой белой полоски затянувшейся кожи.

Когда он закончил, то нежно провел своим большим пальцем по шраму.

— Больно?

Если бы на его месте были Гарри или Рон, она бы без колебания ответила. Но было что-то в том, как внимательно Драко рассматривал её палец, что убило её ложь ещё до того, как она открыла рот.

— Да, — прошептала она. — Больно.

— Порез был глубокий. Гораздо хуже, чем мой.

Его голос звучал грубо, но трепетно. Как будто она сделала что-то божественное, когда испачкала его кровью.

— Ну и как она на вкус? — выпалила она.

Всё ещё смотря вниз на её руку, Драко хрипло рассмеялся, отчего что-то приятное пробежало по её спине.

— Кровь, как кровь, — сказал он. — Красная, как и моя.

Вот и всё.

Теперь невысказанный вопрос, который стоял между ними, как флаг, звучал между ними, как песня. Его кровь, её кровь. Кровь, которая пролилась на этой кухне, стучала у неё в голове.

— Ты до сих пор веришь, что моя кровь?..

— Конечно, я блин, так не думаю, — вспылил он.— Как я могу после всего... После всего того, что произошло?

И тут она внезапно ясно осознала, что Драко её обнимает, пока она сидит у него на коленях, его теплые руки прижимают её к себе. Но она не сделала ни малейшего движения чтобы освободиться. Он тоже не стал менять свою позицию. Вместо этого, он был обращен к ней всем своим блондинисто-серым существом. По каким-то причинам, глядя ему в глаза, она чувствовала, будто у неё кружится голова, и подозревает, что это было не из-за потери крови.

— Драко, — прошептала она.

Он несколько раз ощутимо вздрогнул, ощутив её дыхание на своей коже, но не отодвинулся от неё.

— Гермиона.

— Я думаю, с этого момента ты должен резать, а я буду заниматься тестом.

Он моргнул раз, два, справился с удивлением, испустил сдавленный смешок и кивнул. Медленно, очень медленно он вытянул ноги и поднял их обоих.

— Хорошая идея, Грейнджер. Думаю на сегодня ты достаточно показала, что представляешь угрозу на кухне.

Она уверена, что почувствовала, как его большой палец ещё раз погладил её затянувшуюся рану перед тем, как он убрал руку.

Менее чем через два часа они достали пирог из духовки и сидели рядом с миской приготовленного ими топинга. Гермиона, которая медленно выкладывала меренгу деревянной лопаточкой, потянулась к емкости с пирогом одновременно с Драко. Она могла почувствовать, как её кудряшки коснулись его плеча; он воспринял это как должное и не стал их убирать, когда они оба вдохнули аромат, исходящий от выпечки.

— Это похоже на то, что ты помнишь? — спросил он, и его дыхание коснулся её щеки.

Всё утро они подходили друг к другу все ближе и ближе, пока не стали касаться друг друга практически при каждом движении и повороте. Каждый раз, когда они заговаривали, они делали это настолько тихо, насколько это возможно. Как будто они оба боялись, что громкий звук может разрушить столь хрупкую орбиту, которую они создали. Она не знала, что всё это могло значить, и определенно не давала себе анализировать происходящее. Нет, нет и ещё раз нет.

Она подвинулась ещё ближе, чтобы сильнее почувствовать аромат пирога из калифорнойского лайма, объясняя себе, что она хочет оказаться ближе к пирогу, а не ближе к Дарко.

— Это действительно пробуждает мои воспоминания, — сказала она.

— Это... плохо?

Она покачала головой. Стараясь игнорировать, что её лицо находится всего в одном сантиметре от его.

— Совсем нет. Особенно если принять во внимание запах.

Драко издал недоверчивый звук.

— Запах, Грейнджер?

— Ах! Да, запах. Он сладкий, терпкий и яркий одновременно, знаешь? Этот пирог пахнет как... как...

— Магия? — предложил он самодовольно.

Она шлепнула его по руке.

— Нет.

— Тогда как что? Этот пирог пахнет сочно? — он широко улыбнулся, протягивая руку через неё к миске с меренгой. — Нежно? Восхитительно?

Её глаза следили за тем, как приближается к ней его предплечье. Она должна сказать что-нибудь, хоть что-то, чтобы отвлечь себя от мыслей о том, насколько близко сейчас они друг к другу.

— Мы закончили упражняться в гастрономическом описании, Малфой?

— Пока нет, Грейнджер. Мы ещё не упомянули потрясающий и неземной.

Гермиона не смогла сдержать смеха. В порыве, который она даже до конца не понимала, она положила руки на бедра Драко. Он замер, но воспринял это абсолютно спокойно, и она воспользовалась моментом, чтобы внезапно поменяться с ним местами.

— Меньше описания, Малфой, и больше меренги.

Он в недоумении кивнул, когда она убрала от него свои руки. Она увидела, как по его телу снова прошла волна дрожи, и он принялся зачерпывать меренгу. Вскоре пирог вырос на несколько сантиметров за счет белой пены и желтой кремовой начинки.

Драко положил деревянную лопаточку обратно в пустую миску.

— И что теперь?

Гермиона продемонстрировала, как из палочки можно сделать кондитерскую горелку при помощи некоего гибрида заклинаний "Люмос" и "Инсендио".

— Заклинание "Деминуо Конфриго", — объяснила она. — Я изобрела его во время войны, чтобы плавить небольшие объекты вроде крестражей. Я хотела, чтобы у меня было что-то более контролируемое чем "Инсендио" или... или...

— Адский огонь, — закончил он.

Она кивнула, беспокоясь, что воспоминание о Крэббе могут ранить его. Однако лицо Драко осталось спокойным и невозмутимым. Он повторил слова дважды, чтобы попрактиковаться, и затем с двойным взмахом палочки произнёс заклинание. Из палочки вырвалось голубое пламя, делая её подозрительно похожей на газовый факел. Драко был в таком восторге от результата, что засмеялся, поворачиваясь к ней.

— Это заклинание — просто чертова фантастика!

Он вернулся к пирогу и начал поджаривать его верхушку своим пламенем. Она наблюдала за ним, наслаждаясь, какую радость и очарование она создала, поделившись с ним заклинанием; её сердце накрыла волна тепла.

— Этот пирог пахнет слишком потрясающе, чтобы ждать, — сказала она. — Я возьму пару тарелок, и мы можем начать его есть.

Драко лишь проворчал что-то невнятное в ответ. Он явно получал слишком много удовольствия от "Деминуо Конфриго", чтобы спорить или помогать. Гермиона пошла вдоль рядов полок и шкафчиков в сторону белых кухонных полок.

— Акцио десертные тарелки, — сказала она, слегка взмахнув палочкой. Мгновенно одна из дверец открылась, и из неё вылетели две маленькие тарелочки. Она убрала палочку в карман джинсов как раз вовремя, чтобы поймать их.

Сначала тарелочки показались ей элегантными и очень простыми. Самые обыкновенные тарелочки из китайского фарфора с тонким золотым ободком по краю, даже магглы пользовались такими. Однако пока Гермиона разглядывала их, в центре каждой тарелки волшебным образом появлялось и исчезало нарисованное золотом перо павлина. На кончике каждого пера поблескивал кусочек изумруда.

Гермиона провела исцеленным пальцем по зачарованной тарелочке.

Красивые. Какие же они красивые.

Она все еще любовалась мерцающим пером на верхней тарелочке, когда она услышала перед собой щелчок. Вздрогнув, она подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как шкафчик снова открылся и к ней подплыли еще две десертные тарелки. Непрошеное пополнение приземлились сверху.

Хмуро глядя на стопку из четырех тарелок, она повернулась обратно к передней части кухни.

— Драко, что-то не так с твоей?..

Прекрасные зачарованные тарелки чуть не упали на пол, когда Гермиона увидела Люциуса и Нарциссу Малфой, стоящих рука об руку в другом конце кухни, глядя прямо на неё.

— Мисс Грейнджер, — сказал, растягивая слова, Люциус. — Как приятно снова вас видеть.

Первая вещь, которая бросилась ей в глаза, это волосы Люциуса Малфоя.

Так же, как и у сына, его платиновые волосы блестели на солнце. Но вместо длинной, хорошо ухоженной гривы, которую Гермиона хорошо помнила из их общего неприятного прошлого, Люциус сейчас носил более короткую стрижку. Длиннее, чем у Драко, конечно, но волосы едва касались линии плеч.

Было так непривычно: обнаружить, что у Люциуса Малфоя действительно была шея, некогда скрытая ухоженными локонами и кружевными галстуками.

Вторая вещь, которая бросилась Гермионе в глаза, это то, каким невероятно изможденным он выглядел. Последний раз, когда она видела Малфоя-старшего лично, был в тот момент, когда он бежал без палочки по большому залу Хогвартса, крича и разыскивая своего сына посреди битвы. Тогда лицо Люциуса носило следы пыток и ужаса. Хотя тогда он всё ещё выглядел, как аристократ средних лет. Сейчас же, стоя в рассеянном свете собственной кухни, Люциус выглядел больше всего на свете похожим на хорошо одетое чучело. Он выглядел настолько уставшим и худым, что, казалось, сильный ветер мог бы прикончить его.

Особенно по сравнению с Нарциссой, безупречной как всегда. Несмотря на раннее утро, она уже была одета в черное длинное платье, прихваченное на шее мерцающей изумрудной брошью. Её гладкие светлые волосы на затылке всё так же были украшены шиньоном, а губы накрашены едва уловимым коралловым цветом. Всегда уравновешенная, всегда готовая встречать гостей леди дома Малфой.

И всё же...

И всё же внешний вид Нарциссы тоже демонстрировал мелкие морщины и напряжение. Они были гораздо менее очевидны, чем у её мужа, но всё же заметны. Несколько глубоких линий вокруг её рта. Совершенно белая прядь вдоль её левого виска, которая появилась не оттого, что у её хозяйки был светлый цвет волос. И худая рука, крепко поддерживающая её мужа за локоть, будто Нарцисса боялась, что без опоры тот может просто упасть.

Война, осознала Гермиона, нанесла свой непоправимый урон всем Малфоям.

Эта мысль оторвала её от разглядывания Нарциссы и Люциуса, и она в панике повернулась к Драко. Тот, однако, не обратил на неё внимания. Вместо этого он смотрел испепеляюще на своих родителей, одна рука крепко сжимала палочку, вторая крепко вцепилась в край кухонного острова. Очевидно, он не ожидал того, что они могут прийти.

После вежливого покашливания Нарцисса первая обратилась к Гермионе.

— Мисс Грейнджер, уверена, что вы не сердитесь из-за того, что мы сегодня вторглись в вашу работу. Аромат из кухни был слишком манящим, чтобы проигноривать его.

— Н-нет, что вы, я совсем не против, — проговорила, запинаясь, Гермиона, делая шаг ближе к Драко. Она поставила тарелочки с павлинами, по одной для каждого из присутствующих, на угол стола. — Я скорее надеялась, что вы оба могли бы присоединиться к нам как-нибудь.

— Как мило, — сказала Нарцисса, в то время, как Драко насмешливо фыркнул.

Нарцисса бросила на него короткий убийственный взгляд. Такой взгляд Гермиона видела как минимум тысячу раз — Молли Уизли частенько дарила подобный Рону — и она чуть не рассмеялась от такого сюрреалистичного сравнения. Стараясь не фыркнуть, Гермиона подвинула готовый пирог поближе к себе и вытащила палочку из кармана. Она двигалась медленно и осторожно, палочка была всё время направлена в пол, чтобы никого не напугать. Мерлин знает, атмосфера в комнате была и так напряжена до предела, не хватало ещё и проклятий.

— Могу я отрезать каждому по кусочку? — спросила она.

Люциус сделал шаг в сторону острова и охотно кивнул.

— Да, пожалуйста.

Гермиона заклинанием отрезала по кусочку пирога с калифорнийским ключевым лаймом, разложила по тарелкам и плавно переместила через кухонный остров каждому его порцию. Она ждала, остро ощущая дискомфорт, чтобы кто-нибудь что-нибудь сказал. Или проклял кого-нибудь. Или по крайней мере ударил. Но Драко всё ещё практически не двигался, казалось, ему и не хотелось есть. Так что, со странным чувством неуверенности, потому что ей пришлось помогать Малфоям расслабиться на их собственной территории, Гермиона призвала четыре вилки, четыре салфетки и четыре барных стула, которые обычно стояли около высоких кухонных окон.

Драко сел последним, и он не сводил с окружающих глаз и не выпускал из рук палочку, пока не откусил свой кусок пирога. Почти сразу же его веки трепещуще закрылись, и он издал тихий стон удовольствия, который повторил, скорее неосознанно, его отец.

Гермиона с изумлением наблюдала, как отец и сын расслабились, отправляя десерт в рот; они забыли о магглорожденной ведьме в их среде обитания, забыли что они чертовы Малфои, и посвятили эти мгновения своим кусочкам пирога с лаймом. Это рвение свидетельствовало о том, насколько суровыми и пресными были последние три года их жизни.

Нарцисса и Гермиона, однако, хорошо помнили о том, кто они и с кем находятся. Они, натянуто улыбаясь друг другу, взяли вилки и попробовали по маленькому кусочку. К счастью, Нарцисса уступила первая.

— О-о! — выдохнула она после того, как прожевала крохотный кусочек. — Это вкусно. В самом деле вкусно.

Гермиона почувствовала очень странный приступ гордости, но она наклонила свою голову в сторону Драко.

— Вы можете поблагодарить своего сына за это. Он стал довольно неплохо печь за последний месяц.

— Неужели так быстро?

— Да. Хотя я не удивлена, учитывая, как хорошо он учился в школе.

Нарцисса подняла одну из своих изящных бровей.

— А-а! Я думала, что вы, мисс Грейнджер, были лучшей ученицей в школе.

— Да, это правда. Но Драко никогда не давал мне в этом плане расслабиться.

Люциус Малфой фыркнул. Этот звук ненавязчиво напомнил тот, который так элегантно издавал его сын.

— Мисс Грейнджер, похоже, проявляет излишнюю скромность?

Гермиона кожей чувствовала взгляд Драко на себе. Он наблюдал за каждым её словом и движением с настороженным, но подчеркнуто спокойным выражением на лице. Так что она сжала губы в одну линию, и её лицо приобрело то упрямое выражение, которое всегда появлялось, когда они обсуждали его мать.

— Ну, хорошо. Драко был прекрасным учеником, но я была лучше. Насколько мне известно. Но мне было что доказывать, не так ли? С моим происхождением и всем остальным.

Этот последний саркастический комментарий остановил Люциуса, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. Он положил свою вилку на свою идеально чистую тарелку, и переглянулся с женой взглядами, которые Гермиона не смогла расшифровать. После этого Нарцисса холодно окинула Гермиону оценивающим взглядом.

— Мисс Грейнджер, — сказала старшая ведьма. — Могу я задать вам откровенный вопрос?

Гермиона заколебалась, но лишь на мгновение.

— Конечно, миссис Малфой. Вы открыли двери своего гостеприимного дома для меня на месяц. Я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

— Отлично. Прежде всего позвольте мне поделиться с вами небольшой историей. Драко говорил вам, что пусть и крайне редко, но я принимаю гостей в мэноре?

— Нет, не говорил.

— Что же, теперь вы знаете. Гости моего мужа регламентированы и отслеживаются набором Министерских заклинаний. Но Драко и я на досуге можем принимать разумное количество посетителей ежемесячно. Я настолько утомлена в последнее время, что устраиваю только ежегодное чаепитие с моими подругами из старого общества. С этими женщинами у нас было много общего в прошлом. Они хорошо понимают, насколько изменилось наша жизнь в настоящем, и наше будущее. Последний раз они приезжали в январе — сразу после праздников.

Гермиона заерзала на стуле. Она не была уверена, но предполагала, к чему всё идёт.

— Январское чаепитие было... довольно приятным, — продолжила Нарцисса. — Сказать по правде и только между нами, я вряд ли буду устраивать это событие в следующем январе. Насколько я наслаждалась компанией, настолько же я всё больше и больше понимала, что не имею ничего общего с моими бывшими приятельницами. Но в этом году всплыла одна крайне интересная тема.

Внезапно Гермиона поняла, что дальше скажет хозяйка дома, даже до того, как та открыла рот.

— Этой темой были вы, мисс Грейнджер. Если быть более конкретной, то ваши десерты. Кристин Забини интересовалась, как можно было бы взять у вас рецепт абрикосовой кростаты. Присцилла Паркинсон просто не могла остановиться, нахваливая ваш острый орахис. И я уже не буду говорить о том, как Элеонор Гойл практически капала слюной, вспоминая ваш торт "Черный лес".

При упоминании Элеонор Гойл, матери Грэга, она явственно движение ноги Драко под кухонным островом. Она бросила на него косой взгляд, чтобы убедиться, что это было сделано намеренно. На его губах она нашла небольшой намек на улыбку. Неожиданно тепло вернулось в её тело, и она почувствовала в себе смелость прервать рассказ Нарциссы.

— Миссис Малфой, не хочу показаться грубой, но я думаю, что понимаю, о чем вы хотели бы спросить меня.

Снова Нарцисса удивленно подняла свою элегантную бровь.

— Да? Правда?

— Самая Потрясающая Ведьма Своего Поколения, мама, — пробормотал Драко.

Гермиона буквально пнула его ногой под столом. И не дожидаясь возмездия, сказала:

— Вы хотели бы спросить, почему Малфой-мэнор был последним в списке моих визитов. А так же почему я намеренно предпочла проводить время с людьми, которые мне были неприятны, но которых я едва знала в школе — вроде Блейза, Панси или Грегори — прежде чем я посвятила свое время тому, кого я открыто ненавидела, но при этом чаще общалась. А именно Драко.

Нарцисса не стала подтверждать догадку вслух. Но Гермиона могла сказать по выжидающим выражениям лиц обоих старших Малфоев, что она права. Даже Драко, который сложил руки на груди, не мог скрыть интерес.

Разве это было не тем, о чем он спрашивал её, когда она первый раз приехала в мэнор с коробкой, полной яблочных тартов? Тогда она не ответила ему, и создавалось впечатление, что он всё ещё хочет узнать ответ. В чем было мало смысла, так это в том, почему он еще не подтолкнул ее к этому вопросу сам; почему он ждал до сегодняшнего дня, когда его скандально известные родители появились, чтобы поинтересоваться. Может быть, на каком-то уровне он боялся услышать ответ. Может быть, он нуждался в компании больше, чем хотел услышать, как сильно она ненавидела его... Как сильно она, может быть, до сих пор его ненавидит. Или, может быть, он все это время ждал, когда она будет готова поговорить об этом. Чтобы она поняла, что сейчас на самом деле думает о нем, пытаясь анализировать его нынешнего. Если это так, то он заслуживает правды. Они все заслуживают.

— Ответ прост, — сказала Гермиона тихо. — Я боялась. Я боялась и вас, мистер и миссис Малфой, и Драко. Я боялась того, что вы можете мне сделать что-то неприятное. Но больше всего я боялась себя. Что я не справлюсь, вернувшись сюда, в этот дом. Я была до смерти напугана тем, что снова увижу это место и всех вас, упаду на пол и больше никогда не встану.

Правда была тяжелой, и она ожидала, что кто-нибудь из них сделает что-нибудь не особенно приятное. Притворится, что она ужасно вульгарна, потому что вслух признала свою слабость. Сухо засмеется над ней, возможно, и скажет, что ее страхи просто высосаны из пальца.

Но никто из Малфоев не стал делать ничего подобного. Вместо этого Нарцисса тяжело вздохнула.

— Моя дорогая девочка, наша семья хорошо понимает, что такое бояться. Я больше всего на свете хочу, чтобы у нас всех больше никогда не было причин для страха. И я знаю, это может показаться слабым утешением, но я бы хотела, чтобы тебе больше не пришлось этого испытывать.

Гермиона изо всех сил пыталась, но не смогла не выдать, насколько она поражена этим признанием. Её рот всё ещё был раскрыт от удивления, когда Нарцисса встряхнула головой, словно очищая голову от грустных мыслей, и по-хозяйски осмотрела кухню.

— Ну, что ж. Полагаю, хватит об этом. Думаю, самое время для чая. Да?

Нарцисса, не нуждаясь в ответе, призвала чайник и чашки из бесценного сервиза Малфоев. В течение минуты чашки с прекрасным цветочным чаем оказались рядом с каждым из них, так же, как и ещё одна порция пирога с лаймом.

Не зная, чем ещё занять свой рот, потому что, видит Мерлин, она не имела понятия, что было бы правильным сказать в этой ситуации, Гермиона взяла свою чашку и сделала маленький глоток. Она думала о том, что никогда ещё в своей жизни не чувствовала себя настолько неловко, когда почувствовала, как ботинок Драко снова легонько толкнул её ногу под столом. Таким образом он поддерживал с ней контакт, даже когда с непроницаемым лицом тянулся через стол за своей чашкой чая.

Этот едва заметный жест с его стороны был до безумия приятным и успокаивающим. Чувствуя себя немного сумасшедшей, она подвинула свою ногу так, чтобы она касалась его. Лицо Драко не выражало никаких эмоций. Почувствовав поддержку с его стороны, Гермиона начала успокаиваться, сделала большой глубокий вдох и наконец справилась с внутренней паникой.

К счастью, ни Люциус, ни Нарцисса не заметили их маленькую игру, которая происходила под столом. Люциус с энтузиазмом ел второй кусочек пирога, Нарцисса смотрела на него с удовольствием, так, будто каждая калория, которую получал её муж, много для неё значила. Учитывая его болезненно худой вид, возможно, так оно и было.

Когда Люциус закончил есть, Нарцисса искренне улыбнулась Гермионе.

— Мой муж очень любит сладости, — призналась она.

— Дорогая, пожалуйста, не начинай... — сказал он, но Нарцисса перебила его дружелюбным покашливанием.

— Но это правда, Люциус, ты любишь! Или ты всё ещё пытаешься меня убедить в том, что это Корнуэльские пикси пробрались на кухню неделю назад в полночь, охотясь за оставшимися яблочными макарунами?

Взрыв смеха разнесся по кухне, и Гермионе потребовалось целых пять секунд, чтобы понять, что это смеется она. Она поднесла свою руку ко рту, чтобы сдержать очередную волну смеха.

Над Люциусом Малфоем. В Малфой-мэноре.

Она уже оторвала руку от рта, чтобы принести свои извинения или защищаться, когда отчетливый фыркающий звук заставил её повернуть голову в сторону Драко. Тот скрестил руки на груди и кусал внутреннюю часть щеки, пытаясь сдержать смех.

Над Люциусом Малфоем. В Малфой-мэноре.

Люциус помрачнел, и на мгновение Гермионе показалось, что он сейчас вытащит палочку и проклянет их обоих. Но трагичность эффекта, производимого Люциусом, была полностью смазана, когда Нарцисса издала смешок.

— Пикси, — с трудом выдохнула она, и, больше не в силах сдерживаться, Гермиона, Нарцисса и Драко начали громко смеяться. Гнев в глазах Люциуса погас, и он скривился в кислой гримасе.

— Забавляемся, да? — сказал он медленно, растягивая слова.

Нарцисса и Драко начали подвывать от смеха, когда Гермиона вместо ответа подвинула Люциусу свой нетронутый кусочек пирога.

Позже Гермиона попрощалась с Нарциссой и Люциусом на нижней площадке их огромной лестницы. И достаточно долго ждала, пока они, перешептываясь, не исчезли в глубине мэнора. Она повернулась к Драко, от удивления подняв брови почти до самой линии волос.

Прежде чем она успела забросать его вопросами о том, что, черт возьми, только что произошло на его кухне, он предложил:

— Проводить тебя до точки аппарации?

Она медленно моргнула один раз, второй, в специфичной манере Рона.

Драко никогда не делал ей подобные предложения. Насколько она знала, он ни сделал ни единого шага из мэнора за последний месяц, за исключением поездки к Тео. И теперь он хочет её проводить, как... как джентльмен. Она потрясла головой, пытаясь уложить в голове всю странность этого дня, когда увидела, что Драко сильно напрягся.

— Нет? Мне нельзя проводить тебя? — спросил он горестно.

— Ой! — прошептала она, сознавая свою ошибку. — Конечно, можно! Прости, я просто встряхнула головой... Потому, что это было очень необычное утро.

По неизвестным причинам вместо ответа он вздохнул с облегчением, провел рукой по своим светлым волосам, положил свою ладонь ей на спину и радостно улыбнулся.

— Грейнджер, я очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду.

Они вместе вышли на улицу. Драко держался сзади так, чтобы ей не пришлось бежать отставая от его длинного шага. Большую часть прогулки они поддерживали дружеское молчание, оба, вероятно, обдумывая полученную за сегодняшнее утро информацию. Его родители. Её родители. То, что произошло, когда она порезалась. Её кровь.

Драко подтвердил её догадку, когда на половине пути по бесконечной дороге через поместье до ворот обратился к ней со своей привычной усмешкой.

— Так что, Грейнджер? Каково это: официально столкнуться лицом к лицу со своими демонами?

Она безуспешно попыталась повторить фирменное Малфоевское фырканье.

— Я едва ли назвала бы твоих родителей демонами.

— Больше нет, сейчас бы ты не назвала их так.

Она добродушно засмеялась.

— Ну, хорошо. Больше нет.

— Гермиона Грейнджер, Самая Всепрощающая Ведьма Своего Поколения.

— Это не совсем похоже на мой обычный титул, не так ли?

Он подумал немного и предложил:

— Гермиона Грейнджер: Та, Кто Разговаривала С Нарциссой Малфой С Глазу На Глаз и Выжила? Не многовато слов, как думаешь?

Она мысленно была рада тому, что на улице был прохладный март, потому что почувствовала, что от этих слов ей стало жарко. Предложенный Драко новый слоган был настолько похож на то, о чем они разговаривали неделю назад, когда она хвасталась, что сможет поговорить с его матерью. Она подозревала, что появление Нарциссы в следующую субботу после разговора не было совпадением. Эта его фраза лишь подтвердила её подозрения: Драко хотел, чтобы она поговорила с его матерью. Он хотел, чтобы они встретились лицом к лицу.

Но зачем ему это, Гермиона не имела представления.

Она была настолько растеряна этой новой загадкой, что совсем не заметила, как они вышли за ворота и достигли точки аппарации за пределами владений мэнора. Опустив голову, погруженная в свои мысли, она продолжала идти, пока не почувствовала, как что-то тянет ее за руку, заставляя остановиться. Посмотрев вниз, она была удивлена тому, что обнаружила руку Драко поверх своей. Её широко открытые от удивления глаза наблюдали за тем, как их руки переплелись, она провела взглядом вдоль его пальцев и вверх по руке к озорной улыбке на его губах.

— Планируешь бродить по долинам Уолшира весь вечер, Грейнджер?

— Я... я нет... нет не планирую.

Он засмеялся и подтянул её ближе к точке аппарации, ближе к себе.

— Тебе стоит пойти домой и отдохнуть, Грейнджер. Очевидно, от радости приготовления пирога со мной у тебя слегка помутился рассудок.

Она хотела съязвить как-нибудь, усмехнуться. Хотела вставить остроумную фразу, что-то вроде того, что "Драко Малфой" и "радость" — взаимно исключающие друг друга понятия. Но всё, на чем она могла сосредоточиться, это тепло его ладони, лежащей на её руке, и близость его тела. Он поднял её пальцы к своим глазам.

— Прости, Грейнджер, — внезапно искренне пробормотал он, осматривая её вылеченный палец. — Я дерьмовый целитель. Похоже, на нём останется шрам.

— Всё в порядке, — сказала она и, поддавшись сумасшедшей идее, мягко подняла свою свободную руку, положила на его предплечье и стала водить пальцем по джемперу. Прямо вокруг того места, где, насколько она понимала, должна была остаться Черная метка. — У нас у всех есть шрамы.

Его рука напряглась от её прикосновений, но лишь на секунду. Затем напряжение ослабло, она рискнула посмотреть ему в глаза. Драко не моргая смотрел на неё, и она могла поспорить на все, что у неё есть ценного, что взгляд его серых глаз обжигал её. То, как он смотрел на нее, сбивало с толку и смущало, и Мерлин-мне-не-хочется-об-этом-думать... возбуждало. И ей захотелось быть сейчас где угодно, только не здесь.

Гемиона выдернула свою руку из его ладони так быстро, словно она загорелась, и коротко кивнула мужчине, которого она не считала привлекательным. Не должна была считать. Это было неправильно. Нет, нет и ещё раз нет.

Она дизаппарировала домой.

Гермиона призналась себе, что она влипла. Она замкнулась на выпечке пирожков, чтении книг, создании законов. А теперь она превратилась в бледную от нервов тень, и почему? Из-за мальчика, из-за всего этого! И самое ужасное, она не имела ни малейшего представления, что теперь с этим всем делать. Это было не похоже на неё.

Первый шаг к выздоровлению, насколько она знала, это признать, что у неё есть проблема. Так что она провела всё воскресенье, утопая в растерянности и отчаянии, и том слове, которое она запрещала себе называть даже мысленно, не говоря уже о том, чтобы обдумывать. Она пекла, она читала, она игнорировала вызов Джинни через камин. И она позволила себе бормотать себе под нос весь день, работая вслух над тем клубком эмоций, которые, казалось возникали каждый раз, когда она вспоминала о Драко.

"Какого черта происходит? — спрашивала она себя периодически. — И кто мы теперь друг для друга?"

Были ли они теперь бывшими школьными врагами, которые превратились в знакомых? Партнерами по решению его проблемы с алкоголем? Или они теперь друзья?

Дружба или что-то ещё?

Или она полностью поехала головой, и нет никаких "их", чтобы даже думать об этом? Весь этот бардак в голове снова привел её к идее, которая возникла в её голове ещё до их первого урока выпечки: бросить весь этот Посттравматический тур, работу и друзей — настоящих, псевдо и остальных — в мусорное ведро и переехать на далекий тропический остров с горой книг. Ну, конечно, её воображение тут же дополнило счастливую картину калифорнийскими лаймами, и круг замкнулся. Она снова начала тихо сходить с ума, обдумывая все это.

В понедельник Гермиона отложила в сторону хаос в её голове и заставила себя сосредоточиться на законопроекте о правах великанов. Она провела большую часть времени, составляя макеты, обсуждая различные моменты в законах с сотрудниками отдела по Регулированию и контролю Магических существ, и написала Хагриду просьбу рассказать ей о всех тончайших аспектах... великанской этики... за неимением лучшего термина. Как она и надеялась, этот проект поглотил её полностью, и она даже проспала в Министерстве всю ночь. Она вышла из Министерства только следующим утром — лишь на несколько минут, чтобы принять душ, поменять одежду, почистить зубы и снова взяться за права великанов с удвоенной силой.

К позднему вечеру вторника она отметила, что прием успешно сработал. Драко Малфой едва ли посещал её мысли всё это время, и она отправилась домой через камин, чувствуя себя до предела вымотанной и готовясь к самому длинному погружению в ванну за всю свою жизнь. Однако она совсем не ожидала появления Плеяды, царственно восседающего на спинке её дивана.

Судя по небольшому количеству выдернутых перьев на подушках рядом с ним, он уже давно ждал её. И даже если не обращать внимания на перья, то всё можно было понять по его возмущенному взгляду оранжевых глаз.

Гермиона быстро бросила свой рабочий рюкзачок и поспешила к филину. Физически он выглядел прекрасно, но был сильно разгневан. Так что она погладила его перышки и нежно сказала ему, что он прекрасная птица, терпеливая птица. Сначала филин отворачивался от неё, сверкая глазами в праведном негодовании. Но он не мог долго сопротивляться её вниманию, и его голова повернулась снова в сторону её заботливых рук. Плеяда позволил ей гладить себя, пока не успокоился, и она почувствовала, что нашла к нему правильный подход. Затем она протянула руку, чтобы снять с его лапы посылку.

Ей не нужно было открывать конверт чтобы догадаться, что внутри. С осторожностью, которую она сама до конца не осознавала, она все же сделала это. Внутри была такая же карточка, что и в прошлый раз, с тем же милым каллиграфическим почерком. Она прочитала.

Драко Малфой настоящим приглашает Гермиону Грейнджер на ужин в эту субботу, 25 марта, 2000. Вместо их обычной субботней встречи. Ужин будет накрыт ровно в восемь часов вечера в Малой столовой на втором этаже Малфой-мэнора.

В крошечных скобках под основным текстом приглашения было ещё одно предложение.

Ужин будет приготовлен Драко Малфоем. Мерлин, спаси нас всех.

Гермиона все ещё улыбалась, глядя на последнюю строчку, когда весь текст приглашения исчез и на листе появилось следующее:

Форма одежды коктейльная, Грейнджер.

Я верю, что у тебя найдётся ещё одежда, кроме того вязаного платья и тех очаровательных кроссовок, которые ты вечно носишь, правда?

— А я нет, — сказала она приглашению. Её улыбка стала шире, когда эти слова исчезли и появилась новая череда предложений, написанных обычным мелким почерком.

Мэви так и думала, мисс. Мэви прибудет к мисс домой в шесть часов вечера в субботу, чтобы помочь. Пожалуйста, мисс, не пытайтесь сделать что-то с волосами самостоятельно до этого. Мэви не так талантлива, чтобы исправлять то, что вы можете натворить.

Эльфийский текст исчез, давая место каллиграфическому почерку Драко.

Я бы извинился за это, Грейнджер, но ты можешь винить только себя.

Это же твоя собственная инициатива по правам эльфов и всё такое.

Увидимся в субботу?

После последнего сообщения это крайне общительное приглашение исчезло, и на несколько секунд лист стал совершенно пустым. Затем он превратился в то, что оказалось шаблоном для ответа. Гермиона потянулась за своим пером и с радостью написала "да" и свой адрес, чтобы Мэви смогла аппарировать. Затем она вернула карточку в конверт.

Плеяде не понадобились дальнейшие инструкции. Он сжал конверт в когтях, получил несколько поглаживаний по голове от Гермионы и выпорхнул через окно для совиной почты. Пока Гермиона смотрела, как он улетает; она поняла, что получила ответ на один из мучивших её вопросов.

Они друзья, в таком случае. Как минимум, друзья.

Не то чтобы Гермиона не доверяла Мэви, но...

Гермиона не доверяла Мэви.

Домашний эльф, безусловно, имела самые добрые намерения и, знает Мерлин, Гермиона могла бы воспользоваться её помощью. Особенно с тех пор, как слова "Гермиона Грейнджер" и "её вечернее платье" были упомянуты в одном предложении три раза: первый привел к тому, что язык Виктора Крама был засунут в её горло, второй раз — когда руки Кормака Маклаггена сильно сжали её задницу. Но, по правде говоря, Мэви, похоже, понимала в моде и стиле больше, чем Гермиона, и та воспринимала этот факт немного пугающим.

Вот почему после того, как Мэви прошла через входную дверь квартиры Гермионы в субботу вечером, она встретила Джинни. На диване были разложены платья, которые принесла с собой рыжая ведьма. К облегчению Гермионы, Мэви от счастья захлопала в ладоши.

— Как мило с вашей стороны! Мисс пригласила ту самую Джинни Уизли, чтобы Мэви могла познакомиться с ней!

Джинни засмеялась.

— Ту самую Джинни Уизли? Серьезно?

— О, да! — восторженно проговорила Мэви. — Мисс Уизли довольно знаменита, знаете. Даже очень знаменита.

— Откуда ты узнала о Джинни, Мэви? — спросила Гермиона, садясь в одно из кресел, что стояли по бокам от дивана.

— Из "Ежедневного Пророка", конечно. И из той милой статьи в "Ведьмином Досуге" о предстоящей свадьбе мисс Уизли.

Джинни сделала удивленное лицо.

— Малфой разрешает своим домовым эльфам читать "Пророк"?

При этих словах Мэви надменно фыркнула и положила свою крошечную ручку на бедро. Только тогда Джинни заметила наряд эльфа: еще один роскошный фиолетовый костюм, на этот раз в сочетании с тяжелым вышитым красно-черным жилетом в тон к красным босоножкам Мэви. Прикинув мысленно возможную стоимость такого наряда, Джинни тихо присвистнула.

— Прости, Мэви. Я не хотела тебя обидеть, клянусь.

— Я не обиделась, мисс Уизли, — сказала Мэви, нетерпеливо потирая руки. — А теперь давайте посмотрим, какие лакомства вы принесли мисс Грейнджер!

Гермиона с удовольствием откинулась на спинку своего кресла, пока эльф и Джинни с счастливым видом копались в вещах, разложенных на диване. Вещи взлетали, обсуждались и отбрасывались с такой скоростью, что Гермиона начала думать, что не лучше ли ей было одеть старое доброе вязаное платье, как разумное человеческое существо.

Наконец Джинни вытащила из кучи кое-что, что соответствовало высоким стандартам эльфа. Это было довольно простое кашемировое платье насыщенного винного цвета, с длинными рукавами и обтягивающей юбкой. В нем был даже потайной кармашек для палочки. Вырез был слишком глубоким на вкус Гермионы, но она предположила, что попрошайкам не стоит привередничать, когда речь идет о чужих платьях.

— Оно очень милое, Джин, — сказала Гермиона, перебирая пальцами по ткани. — Где ты его взяла?

— Это платье Флёр. Она недавно отдала мне буквально тонну таких вещей, с тех пор, как она, по её словам, не сможет сохранить красивую фигуру после родов.

— Разве у Флёр не всегда будет идеальная фигура? Она же наполовину вейла, они практически не стареют.

Джинни пожала плечами.

— Наверное. Но кто я такая, чтобы спорить с беременной женщиной?

— Кто мы все такие, чтобы спорить по поводу этого платья? — Мэви гладила кашемир вместе с Гермионой. — Ну, а теперь что с обувью?

Гермиона вытащила единственные черные туфли на каблуках, которые у неё были, и протянула их эльфу. Мэви, увидев их, в отчаянии затрясла головой.

— Мистер Драко выше вас на целую голову, — жалобно проскулила эльф. — Эти туфли не слишком высокие, даже близко не такие, как нужно.

— Нужно для кого? Для него или для меня?

— Для вас, конечно, мисс. Иначе как вы собираетесь его целовать?

Мэви приняла самое невинное выражение лица, хотя Гермиона чуть не проглотила свой язык. Джинни побледнела, и ее взгляд начал метаться между Мэви и Гермионой, как будто её глаза играли в теннис. Наконец Гермионе удалось выдавить из себя ответ.

— Кто говорил о поцелуях?

Мэви небрежно взмахнула рукой.

— Никто не говорил. Но Мэви не слепая.

— Не слепая, чтобы видеть что?

Джинни задала этот вопрос так небрежно. Но она подвинулась к самому краю своего места, как будто даже один сантиметр мог повлиять на ее способность услышать ответ эльфа. Гермиона тоже наклонилась вперед, вцепившись руками в подлокотники кресла. Мэви не заметила напряжения, охватившего комнату; она была слишком занята изучением туфель, прижимая их к платью с гримасой отвращения.

— Мисс Грейнджер — одна из немногих ведьм, посетивших мистера Драко за последние три года, — рассеянно сказала Мэви. — Кроме этой ужасной Пэнси Паркинсон и этих безвкусных девчонок Гринграсс.

— Мэви! — Гермиона ахнула, но эльф лишь пожала плечами.

— Простите, мисс. Но с тех пор, как министерство освободило Мэви от... как там это называется? Рабства? Мэви говорит то, что думает.

— Ну, это... хорошо. Действительно, великое дело.

— Возможно, да, возможно, и нет. В любом случае, Мэви была очень рада познакомиться с мисс Грейнджер в прошлом месяце. А больше всего Мэви рада тому, как мистер Драко смотрит на мисс Грейнджер.

Джинни подняла бровь, глядя на маленького эльфа.

— И как же это?

— Мистер Драко смотрит на мисс Грейнджер, — проговорила Мэви, — как утопающий на глоток воздуха.

Джинни и Гермиона обменялись испуганными взглядами. В то время как Мэви продолжала манипуляции с обувью, ведьмы горячо перешептывались.

— Как воздух? Как воздух, Гермиона?!

— Это просто потому, что я помогаю ему. Вот и все.

— Как? С помощью искусственного дыхания рот в рот?

— Джинни!

— Гермиона!

Гермиона покраснела, отчаянно замахала руками и наотрез отказалась принять предложение Мэви.

— Он... Он страдает, Джинни. Как и все мы. Как... Как я, независимо от того, видит ли кто-нибудь это или нет. Драко нужен близкий человек, и прямо сейчас я хочу быть этим человеком. Мне нужно быть этим человеком. Мне это нужно, а не только ему. Это... ты думаешь, что это ужасно, Джин? Только честно.

— Он все еще пьет?

— Я так не думаю. Но точно я не знаю.

Джинни заботливо посмотрела на подругу и кивнула.

— Нет, я не думаю, что это так уж ужасно.

Торжествующий смех Мэви прервал их, и обе ведьмы обернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как туфли Гермионы преображаются в пару высоких черных бархатных лодочек. Глаза Мэви весело блеснули, когда она оторвала взгляд от своей работы.

— А теперь, мисс, насчет ваших волос...

Без четверти восемь Мэви объявила о том, что Гермиона готова, так, как будто она была конечным продуктом, который собираются выпускать в продажу. Джинни и эльф отступили назад, чтобы полюбоваться своей работой: облегающим платьем, преображенными каблуками, паутиной блестящих булавок, удерживающих верхнюю половину локонов Гермионы. И легкий след блеска для губ, который был нанесен, несмотря на все протесты Гермионы.

— Вы молодец, мисс Уизли! — сказала воодушевленно Мэви. — Похоже, вы знамениты не просто так.

— Да, но я не уверена, что удачные прическа и макияж действительно были тем, что имел в виду "Ежедневный пророк", когда они называли нас с Гермионой героинями войны.

— Значит, вы ведьмы с множеством талантов.

Обе женщины рассмеялись, и Джинни направилась к камину, чтобы уйти. Прежде чем схватить горсть Летучего порошка, она крепко обняла Гермиону и прошептала:

— Я люблю тебя. И я верю в тебя, ты же знаешь.

Джинни исчезла во вспышке изумрудно-зеленой пыли. Гермиона недолго смотрела на пустой камин, а затем резко повернулась к Мэви. Эльфийка протянула свою маленькую руку.

— Малфой-мэнор, мисс?

Нервно кивнув и безмолвно помолившись, Гермиона взяла Мэви за руку, и они вместе аппарировали.

Скорее всего, у Мэви было разрешение аппарировать куда она только пожелает, несмотря на набор Министерских ограничений. Это единственное, чем Гермиона могла объяснить тот факт, что они с эльфом оказались внутри мэнора, прямо у главной лестницы.

Вместе с тем аппарация не была сильной стороной Гермионы ещё со времен войны, поэтому она чуть не упала при приземлении. Мэви отступила, и чья-то рука подхватила Гермиону под локоть.

— Ты в порядке, Грейнджер?

Гермиона позволила Драко поддержать её, продолжая удерживать взгляд на мраморном полу в попытке остановить головокружение. Когда она, наконец, подняла глаза, на его лице была лёгкая улыбка, которую она посчитала очаровательной.

Неужели его губы всегда были такими полными? А его глаза... Когда его взгляд начал заставлять её сердце странно трепетать?

— Ты в порядке? — повторил он.

Она скованно кивнула.

— Да, прости. Аппарация — это просто не моё.

— Гермиона Грейнджер в чём-то сплоховала? — весело ухмыльнулся Драко, но в этой ухмылке не было злобы. — Немедленно предупредите Министерство. Должны быть приняты срочные меры.

— Ха-ха, Малфой. Очень смешно.

Она выпрямила спину и многозначительно посмотрела на него. На нём был его любимый черный костюм, в этот раз с белой рубашкой и черным галстуком. Линия подбородка была остро очерчена, губы сжаты, что скорее говорило о том, насколько напряжены его нервы, чем о прежней жестокости. От него исходил потрясающий аромат свежести, с нотками цитруса и специй, и волосы аккуратно уложены. Хотя они и не лежали свободно, как обычно по утрам в субботу, она поняла, что так ей нравится тоже. Даже если эта прическа была немного похожа на ту, что он делал себе в школе... Она подумала, что он выглядит... Драко выглядит... он...

"О, Мерлин. Я пропала", — подумала она.

Гермиона взяла его под локоть, когда он галантно предложил ей руку, и они вместе начали подниматься по бесконечной лестнице. Они молчали восемь, девять, десять ступеней, пока он не склонил к ней голову.

— Так что, Грейнджер, ты готова к пищевому отравлению?

— Да у меня даже в горле пересохло от волнения.

— Черт, как будто мы снова сдаем С.О.В, правда?

— Я гораздо меньше нервничала во время экзаменов, думаю.

Его смех вынудил их ненадолго остановиться на площадке первого этажа. Слева она увидела необыкновенно большую обеденную комнату, отделанную панелями из черного тика, и длинный стол из обсидиана. Гермиона сделала шаг к ней, но Драко потянул её обратно.

— Не эта столовая? — спросила она и почувствовала в ответ, как вздрогнула его рука.

— Нет, не эта комната. Мы никогда её не используем.

— Почему нет?

— Потому что там ОН устраивал совещания.

— Ты знаешь, я все время забываю, что ОН жил здесь во время войны, — по телу Гермионы тоже прошла дрожь.

— Я иногда тоже забываю. Но потом я прохожу мимо какой-нибудь комнаты или чувствую запах жареного мяса, или слышу крик, и потом я... потом я... — она почувствовала, как Драко обнял её за плечи и напрягся.

Гермиона крепко обняла его в знак поддержки со своей стороны пока они поднимались.

— И потом ты вспоминаешь, — закончила она за него мягко и заботливо, слегка сжав пальцами ткань его пиджака.

— Иногда, — сказал он, — мне хочется вскрыть свой череп и стереть все те картины, которые я тут наблюдал.

— Я бы предложила тебе заклинание Забвения, но мы оба знаем, что я могу немного перестараться с ним.

Драко фыркнул.

— Тогда тебе придётся стереть все мои воспоминания об этом доме. Ничто так не меняет отношения к недвижимости, как когда у тебя гостит сумасшедший маньяк-ублюдок.

— Это правда, — кивнула она печально.

— Очаровательный особняк с девятью спальнями, двенадцать ванных комнат. Две столовых для приема гостей, две библиотеки, профессиональная кухня и заповедник с павлинами. Комната для пыток по желанию. Всего три пятна крови в главном холле. Настоящий подарок за эти деньги, — попыталась пошутить она.

— Подземелья были недавно переделаны в домашний спортзал, — добавил он, и она резко повернулась к нему.

— Правда?

— А ты сейчас хочешь совершить небольшую пробежку?

— Нет. Но идея Нарциссы Малфой заниматься там гимнастикой мне кажется уже слишком...

— Ну, технически моя мать домохозяйка, не так ли?

Гермиона все ещё смеялась, когда Драко направил её в сторону и остановился на втором этаже прямо перед входом в большую и очень уютную комнату. Как и в том зловещем помещении ниже, большую часть комнаты занимал казавшийся бесконечным стол. Но эта столовая была гораздо уютнее, декорированная в теплых оттенках вишневого дерева и освещенная пылающим камином. Все стены были увешены яркими картинами, фигуры в которых магически двигались в своих золотых рамах. В самом конце комнаты стол был накрыт на две персоны.

Гермиона издала тихий удовлетворенный вздох и повернулась к Драко, чтобы выразить свою благодарность за то, что он пригласил её сюда. Но "спасибо" застряло в её горле, когда она взглянула ему в лицо.

Почти неосознанно он смотрел на неё в свете огня. Его взгляд остановился на аккуратно уложенных кудрях, на глубоком декольте её платья, на цвете её губ. Он понял, что она заметила, как он её рассматривал. и его щеки вспыхнули от неловкости. Она увидела, как участилось его дыхание, затем он сглотнул. Внезапно она тоже покраснела; ей хотелось сказать что-нибудь, чтобы выручить его. Но к её ужасу — или удовольствию? — Драко заговорил первым.

— Ты выглядишь сегодня... довольно мило.

Она провела рукой по тому месту, где платье облегало её бедро, и покраснела, заметив выражение его лица, с которым он проследил за этим медленным движением.

— С-спасибо, — сказала она заикаясь. — Если бы у меня был выбор, я бы надела кроссовки и кофту. Это всё заслуга Мэви и Джинни.

Двигаясь ближе к стульям с высокими спинками, Драко смущенно кашлянул.

— В таком случае, напомни мне повысить Мэви зарплату.

— Обязательно. Как только ты поможешь мне составить письмо Кингсли с просьбой повысить зарплату мне.

Он засмеялся, отодвигая стул, чтобы она смогла сесть.

— Что заставило тебя думать, что Шеклболт будет меня слушать?

Гермиона села и положила белую льняную салфетку себе на колени, дождалась, когда Драко сядет рядом с ней, и ответила с насмешливой приторностью в голосе.

— О! Мы не будем упоминать твое имя в письме. Это политическое самоубийство.

— Ха-ха-ха, Грейнджер.

Она наклонила свою голову к нему, когда он расправлял салфетку.

— По крайней мере, пока семья Малфой не пожелает выделить значительную сумму денег для поддержки нового Свода законов о правах великанов, который я планирую утвердить в ближайшее время.

— Я не знал, что Министерство может себе позволить такой большой свод. Сделаешь его очень большим? Или великанским?

Гермиона простонала и намеренно пнула его под столом своей ногой. Просто чтобы поставить его на место. Не для того, чтобы дотронуться до него. Очевидно, не для этого. Нет. Но когда она начала убирать свою ногу обратно, ботинок Драко последовал за ней. Он поставил свою ногу так, чтобы носком касаться её зачарованной эльфом туфли.

Он вытащил свою палочку из пиджака и произнес "Агуаменти". Моментально один набор их бокалов наполнился водой. Через пару секунд по столу прошла невербальная волна, его бокал для вина остался пуст, но открытая бутылка вина появилась около её бокала. Она мельком взглянула на этикетку, потом посмотрела ещё раз внимательно, а затем издала что-то вроде шипящего звука в сторону Драко.

— Это что? — спросила она, показывая пальцем на бутылку вина рядом с ней.

— Как ты думаешь, что это?

Драко задал ответный вопрос совершенно невозмутимо, как будто она спрашивала его мнения о погоде. Один беззаботный небрежный взмах палочки, и бутылка волшебным образом сама налила Гермионе ее первый рубиново-красный бокал вина.

— Это, — сказала она. — выглядит ужасно похожим на бутылку "Шато Шеваль Бланк" 1947 года. Одного из самых лучших вин в мире. Может быть, во Вселенной. Я полагаю, что это не оно сейчас стоит около моего бокала.

— Технически оно сейчас внутри твоего бокала, — пожал плечами Драко и сделал долгий, длинный глоток воды из своего стакана. — И что с того, если это то, на что оно похоже?

— Тогда это слишком шикарно, Малфой, — процедила она сквозь зубы. — Возможно, гораздо шикарнее, чем я могу принять.

Он улыбнулся и сделал ещё глоток воды.

— Держу пари, я смогу озвучить пять причин для тебя, чтобы выпить это вино.

— Ты не сможешь назвать мне ни одной действительно важной причины, — сказала она, возмущенно скрещивая руки на груди.

— Ну, хорошо, — сказал он, растягивая слова.

Он поднял правую руку со всеми пятью пальцами, разведенными в стороны. Называя каждую причину, он опускал один палец, пока не продемонстрировал неплотно сжатый кулак.

— Итак. Пять: у нас есть целый ящик этого вина в винном хранилище. Так что у Малфоев останется ещё одиннадцать возможностей похвастаться нашим богатством и экстравагантностью после того, как эта бутылка опустеет. Четыре: если эта бутылка останется в хранилище ещё хотя бы на одну ночь, будет чертовски жаль. Не уверен, что ты заметила, Грейнджер, но семью Малфой не очень-то любят и не посещают её в последнее время. Мы не будем устраивать приемы ещё долгое время, что, впрочем, к лучшему. Думаю, ты согласишься со мной, что сейчас не самое время устраивать ежегодный Рождественский прием для чистокровных, даже если бы нам и разрешили. Так что, если ты не выпьешь это вино, то оно неизбежно превратится в уксус. Великолепный уксус, я уверен. Но тем не менее уксус. Три: это вино, без сомнения, было куплено, чтобы произвести впечатление на Темного Лорда. И я не смог бы придумать способ лучшего оскорбления памяти о его чешуйчатой заднице после смерти, чем посмотреть, как его самая нелюбимая магглорожденная ведьма выпьет всю бутылку этого вина. Два: я алкоголик, ну, или очень близок к этому. И ты убираешь выпивку из моего дома, таким образом, у меня будет меньше искушения, что, вероятно, хорошо. И наконец причина номер один: Тео сказал мне, что ты любишь красное вино, а именно хорошее "Бордо". И таким образом, я действительно хочу — и это реальная причина, по которой я открыл это вино, — я хочу смотреть на твои губы, пока ты будешь пробовать самое лучшее красное вино, которое есть, и возможно, которое когда-либо существовало.

Возмущение Гермионы начало исчезать после третьей причины, и совсем исчезло после причины номер два. Когда она услышала причину номер один, её сердце начало бешено колотиться, она сделала машинальный глоток вина, чтобы скрыть свой дискомфорт. Затем сделала второй глоток побольше. И третий. И четвертый, пока Драко со смехом не остановил её руку на пути к пятому глотку.

— Это никогда не надоедает, — сказал он.

Гермиона нахмурилась, хотя с пятым глотком вина румянец её смущения, вероятно, слегка поблек.

— Что не надоедает?

— Всё время быть правым.

— Верно, — сказала она, делая ещё глоток чистого совершенства. — У меня достаточно опыта в этом. Но ты-то как об этом узнал?

Старый Драко принял бы вызов и придумал бы самый жестокий и прямой удар в ответ. Этот Драко, Драко, который вылечил её истекающий кровью палец, нога которого тесно прижималась к ней под столом из красного дерева, просто победоносно улыбнулся и взмахнул своей палочкой над столом.

Пестрый салат появился на столе в качестве первого блюда. Гермиона увидела в нем нашинкованный фенхель, измельченные грецкие орехи, лук шалот и инжир среди других ингредиентов. Она попробовала в качестве эксперимента и издала лёгкий счастливый звук одобрения.

— Милый, Драко.... Я имела в виду, это правда очень мило. Ты всё это приготовил сам?

Может быть, так подействовало вино или прекрасная обстановка, или то, как он смотрел на неё, когда думал, что она не видит, но его имя буквально вылетело из её рта без предупреждения. Она, казалось, сама этого не заметила или не придала должного значения.

— Я порезал салат, — сказал он. — и приготовил заправку. Но Мэви приложила свою руку ко всему, кроме десерта. Я имею в виду, я готовил, а она была... Кем-то вроде моего руководителя сегодня, пока мы всё это готовили. Честно говоря, я даже не пытался её остановить. Понимаешь, я же не хочу, в самом деле, никого отравить.

Гермиона улыбнулась.

— Принимая во внимание то, что Мэви сегодня помогла мне сделать с волосами, я не думаю, что имею права осуждать тебя.

Взгляд Драко скользнул по её кудрям и по сияющим заколкам, удерживающим их.

— Да, что же, — сказал он с небольшой горечью в голосе. — Она пролезает всюду, правда?

Гермиона просто покачала головой и жестами попросила Драко подавать второе блюдо. Еда появлялась и исчезала по порядку, одно изысканное блюдо за другим. Всё время, что они ели, Гермиона продолжала потягивать "Шеваль Бланк" с чем-то сродни благоговению. Словно не в силах отвести взгляд, Драко внимательно наблюдал за тем, как она пьет. Сначала она беспокоилась, что он так смотрит на алкоголь и хочет испытать это пьянящее удовольствие, нарастающее с каждым глотком самого прекрасного вина в мире. Но очень скоро Гермиона осознала, что он желает не вина.

Он смотрела за её губами, как и собирался: то, как она сжимает их с каждым глотком, то, как она их складывает, когда делает продолжительный глоток, как её язык скользит по губам, подбирая сбежавшую красную каплю. Драко Малфой смотрел, не отрываясь, на её рот. Казалось, даже не пытаясь притворяться, что интересуется чем-то другим.

В этот момент его мысли вырвались наружу, потому что, не доев половину блюда, он сказал:

— Спасибо тебе. Я имею в виду, спасибо за то, что ты сегодня здесь.

Гермиона поставила свой бокал и нахмурилась.

— Где ещё я могла бы быть?

Он закатил глаза, хотя ему явно было не по себе от того, что он только что сказал ей.

— Где угодно, Грейнджер. В "Дырявом Котле". У Поттера дома. Черт, даже в Нотт-мэноре. Где угодно, только не здесь.

Гермиона нахмурилась сильнее.

— Драко, я не уверена в том, я ли это или вино сейчас признаются в том, что я думаю... Я пришла к... Ладно, мне, в общем-то, нравится всё, что сейчас тут происходит. Несмотря на то, ну, ты знаешь, что тут было.

Он кивнул, явно с облегчением, но так же очевидно, что он был чем-то расстроен.

— Что такое, Драко? — настояла она. — Что тебя беспокоит?

Он осторожно на неё взглянул, прежде чем признаться.

— Компания, это... приятно. Я имею в виду, это приятно — находиться в твоей компании.

Гермиона склонила голову набок и задумчиво посмотрела на него. Она могла попробовать заставить его выразиться точнее по этому поводу, и часть её очень этого хотела. Хотела узнать, почему он считает её компанию особенно приятной? Но вместо этого она сменила тему.

— Что? У вас, слизеринцев, разве не устраиваются вечеринки? Должна сказать тебе, мы, гриффиндорцы, организуем отличный вечер игр раз в месяц, — она улыбнулась краешком рта. — Ты как-нибудь можешь присоединиться к нам, знаешь. Правда, хочешь показать Гарри, что ты лучше него играешь в карты?

— Все эти ваши гриффиндорские соревнования и мы-держимся-вместе, и мы-тебя-поддерживаем, и бравада в одной тесной комнате? Нет, спасибо.

Она невольно засмеялась.

— Ты шутишь, но ты удивительно точно всё описал. Хотя я уверена: вечеринки у слизеринцев были бы чертовски пафосными, со всякими политическими интригами и предательствами.

— На самом деле наши школьные вечеринки состояли больше из обмена колкостями и траха в кладовке для метел, — он улыбнулся, видя её смущение. — И мы встречаемся, время от времени. Но мы в последнее время много пьем. Больше, чем следовало бы. Все мы, не только я. Плюс, наши разговоры могут быть... проблематичными.

— Что значит проблематичными?

Он вздохнул и обвел указательным пальцем по кругу свой пустой бокал для вина.

— Мы разговариваем о войне, иногда. Но без тех угрызений совести, которые должны были бы быть. И редко, но все же бывает, разговор становится немного слишком... Скажем, слишком ностальгическим, на мой вкус. От людей — не из моего ближнего круга — бывает, звучит "если бы было". Как будто мы не знаем, на что была бы похожа долбаная жизнь, если бы ОН победил. Будто мы бы все не были трупами к этому моменту.

Она наморщила нос.

— Мерлин, это... слишком.

— Вот именно, — Драко остановил движение руки и полностью сосредоточил свое внимание на Гермионе. — Так что это просто... С тобой все по-другому, я думаю. Когда мы с тобой обсуждаем войну, ты кажешься... ты действительно... Что я хочу сказать? Когда речь заходит о глупости и сожалении, смирении и надежде, ты действительно, похоже...

— Понимаю, — закончила она. — Я просто понимаю эти чувства.

Он кивнул с легкостью, напоминающей расслабленность. Она узнала это, потому что она тоже это почувствовала. Она уже пришла к нелогичному, странному, но тем не менее очевидному выводу, что Драко Малфой понимает её чувства лучше всех.

Понимает её.

Драко, однако, смотрел на свой пустой бокал с глубоким, мрачным, нахмуренным лицом. Так, будто сам бокал содержал в себе смысл жизни, и этот смысл ему не нравился.

— Грейнджер, — сказал он. — Всё ещё есть одна вещь, которую я не понимаю.

Чувствуя, что надвигается что-то серьезное, Гермиона отставила свой бокал с вином. Отодвинула подальше свою наполовину пустую тарелку с перепелами и жареной картошкой.

— И что это?

— Я знаю, почему мне хочется, чтобы ты была здесь, — он посмотрел ей в глаза, и огонь, загоревшийся в них, практически убивал её. — Но почему ты здесь? Как ты можешь даже стоять рядом со мной? Это всё из-за твоего проекта? Это потому что ты хочешь закончить его? Или это просто... жалость?

Драко практически выплюнул последнее слово, и его рот скривился так, как будто он съел что-то неприятное. Выражение его лица было очень похоже на его старую ухмылку и жестокий взгляд, с которыми он раньше угрожал ей и дразнил её. Но сегодня глаза Драко выдавали другое состояние души. В них было что-то честнее, чем жестокость — смесь беспокойства, предвкушения и каких-то других эмоций, в правильных названиях которых она не была точно уверена.

Долгое время Гермиона не могла ничего сказать. Частично потому, что была поражена его внезапно появившейся уязвимостью и самим фактом того, что уже знала его достаточно хорошо, чтобы узнать по его глазам, что он открыт и уязвим в данный момент.

Но она все ещё не была уверена в том, что ей стоит сказать. Не уверена в том, как ей стоит выразиться, чтобы он правильно понял, что ей нужно от их... дружбы. Не знала, как не обращаться с ним, как с бывшим Пожирателем Смерти, но и не как с хрупким мыльным пузырем. Потому что она понимала, что может зайти в одну из этих крайностей, а он не был для неё ни тем, ни другим.

Не для неё. Больше нет.

— Могу я озвучить пять причин? — наконец спросила она с усмешкой на губах. Когда он не ответил, она распрямила свои пальцы, как он сделал в начале вечера, и начала считать.

— Пять: сначала это было из-за тура, я готова признать этот факт. Чтобы полностью раскрыть все карты, я должна тебе сказать, что я назвала это Посттравматический кондитерский тур. Рон ненавидит это название, но я люблю его. Сначала одной из причиной, по которой я согласилась на твою просьбу, было то, что я действительно хотела его закончить. Четыре: Это ты, Драко, у тебя действительно посттравматическое расстройство. И ты прав, мне было жаль тебя. Но знаешь, что? Все, к кому я ездила, страдали от посттравматического расстройства. Все без исключения. Уизли, Кингсли, Тео, даже Пэнси. Вот ещё одна пикантная новость для тебя: у меня оно тоже есть. И в очень серьезной форме. Я слышу голос твоей тётки, когда сплю или когда я очень устала, или раздражена. Я боюсь, что это последствия действия "Круцио". И я всё ещё не могу спокойно смотреть на твою гостиную. Так что я жалею себя гораздо больше, чем тебя, поверь мне. Третья и самая крупная причина: множество людей готовы говорить о войне, но ты действительно единственный, с кем можно обсудить те ужасы, которые творились. Вроде Волдеморта, "Круцио" или того, как поступают люди сейчас, притворяясь, что мы уже с этим справились. Гарри лишь однажды коснулся этой темы в разговоре со мной. Мы с Роном расстались из-за того, что он не хотел обсуждать эту тему. А я хочу. И, оказывается, ты хочешь тоже. Что для меня огромное облегчение. Два: я не хотела бы, чтобы ты спился и умер, потому что не представляю этого мира без тебя. И наконец, один: мне нравится разговаривать с тобой. И заниматься выпечкой с тобой, и заниматься магией с тобой, и спорить с тобой. Что ж, я полагаю, будет довольно честно сказать, что мне ты мне нравишься, Драко Малфой. И мне нравится находиться в твоей компании.

Не случайно последний палец, который она согнула, был тем самым, который он вылечил своим заклинанием. Тот самый, на котором всё ещё осталась белая полоска шрама. Его взгляд задержался на нем, как только она убрала его в кулак и, возможно, неосознанно, его взгляд вернулся к её губам.

Медленно, даже слишком медленно, Драко улыбнулся.

— Хочешь десерт, Грейнджер?

Может быть, это последствия шока после их признаний из пяти пунктов, а может, так подействовала бутылка вина, почти допитая ей... Независимо от причин, Гермиона чувствовала дрожь, когда Драко провожал её из столовой в Малую Библиотеку, где они в первый раз пили чай.

Он толкнул дверь библиотеки и жестом пригласил войти. Переступая порог, она прошла достаточно близко, чтобы почувствовать запах его туалетной воды. От тягучей пряности у нее закружилась голова, и она споткнулась. Одна его рука сжала её локоть, в то время как другая самым загадочным образом легла ей на спину.

— Сложно ходить сегодня, Грейнджер?

— Это всё дурацкие туфли, — соврала она. — Твой деспотичный эльф заставила меня надеть их, один Мерлин знает, зачем.

Драко издал один их своих элегантных фырков.

— Да, я могу понять, как кому-то может не понравиться, как ноги красивой девушки выглядят в туфлях на каблуках.

Её умиление и растерянность, и то самое чувство, о котором она не позволяет себе даже думать, начало расти. Она оставила свои комментарии при себе, пока он провожал её до места, где они собирались пить чай. Пара зеленых кресел все ещё стояли на месте напротив огромного камина по бокам от чайного столика, на котором лежал серебряный поднос, наполненный...

— Макаруны! — воскликнула Гермиона. Она поспешила к ним так быстро, насколько позволяла ей высота каблука.

Макаруны на блюде были гораздо симпатичнее, чем те, что он сделал в первый раз. Все они были идеально симметричными, безупречно заполненными начинкой и блестели в свете пламени камина. Гермиона взяла один и посмотрела на Драко.

— Твоя работа?

Когда он кивнул, она радостно отправила макарун в рот. Но как только начала жевать, её челюсти замерли. Хотя текстура была идеальной и вкус восхитительным, она бы узнала этот аромат даже во сне.

Медленно она доела макарун и спросила.

— Калифорнийские лаймы?

Драко снова кивнул, и таинственная улыбка заиграла на его лице. Молча он сел в свое кресло и взял себе один макарун. Она посмотрела на него осторожным взглядом и села на другое кресло.

— Они просто... превосходные, — призналась она, показывая рукой на поднос.

— Правда? — он задумчиво жевал свой макарун. — Ты не думаешь, что они могли бы быть посуше?

Гермиона покачала головой.

— Нет, они правда отличные. Где... Где ты взял Калифорнийские лаймы?

Загадочная улыбка вернулась на его лицо.

— Ты не поверишь, если я скажу.

— Удиви меня.

— Хорошо. Мы с матерью ездили в Лондон за ними.

— В магический Лондон?

Драко просто покачал головой, и Гермиона подавилась, в самом деле подавилась.

— В маггловскую часть Лондона? — прохрипела она.

— Мы в самом деле сначала искали их в магической части, но не нашли. Оказывается, их в магических продуктовых лавках просто нет. Поверь мне, мы проверяли.

Гермиона моргала так быстро, что на секунду ей показалось, что она может сломать ресницы.

— Драко Малфой и Нарцисса Малфой поехали в магазин? В маггловский супермаркет?

— В пять супермаркетов, если быть точным. Ты не говорила мне, что в Англии Калифорнийские лаймы считаются экзотическими фруктами. Довольно хитро с твоей стороны, Грейнджер.

— Как ты... просто как?

— Мы просто бродили от магазина к магазину, пока я не спросил, где их искать. Ну, и магглы, конечно, удивленно пялились на нас, пока мы шли. Моя мать принадлежит к тому поколению, которое носит мантии, независимо от того, куда собираются, и независимо от того, кто может их увидеть. Плюс, обмен денег внес небольшую неразбериху.

— Тогда почему ты просто не выбрал другой вкус?

Драко притворился удивленным.

— Черт. Я должен был подумать об этом несколько дней назад.

— Почему? — спросила Гермиона, нисколько не смущённая его поддразниванием. — С чего бы тебе делать вещи вроде этой? Зачем это твоей матери?

— Я думал, эта часть была бы очевидна.

— Нет.

— Правда? И я ещё думал, что ты потрясающе, безоговорочно умна.

— Так и есть.

Драко засмеялся своим громким искренним смехом, который пробуждал в ней все те замечательные чувства, о которых она не собиралась сейчас думать.

— Причина номер один, Грейнджер. Твоя и моя.

Всё, что Гермиона смогла из себя выдавить, это ошарашенное:

— О-о!

Она положила ещё один макарун себе в рот, пытаясь удержаться от того, чтобы не сказать вслух все те вещи, о которых она не разрешала себе думать. Драко взмахнул палочкой и призвал свой стакан воды и её почти пустой бокал вина. Который напомнил ей о...

— Драко, — тихо спросила она. — Как много времени прошло с тех пор, как ты последний раз пил? Я имею в виду алкоголь.

Он сделал большой глоток воды, сузил глаза, как будто ему серьезно нужно было что-то обдумать.

— Что ж, давай прикинем. Возьмем один, деленный на четыре... так что... Да, двадцать один день, двадцать два часа, семнадцать минут и примерно сорок восемь секунд. Не то чтобы я считал.

Гермиона уперлась и начала считать в голове.

— Это было... Это бы было около...

— Это было ночью перед тем, как ты приехала на наш первый урок, — сказал он, спасая её из затруднительной ситуации. — Я был совершенно пьян. И когда я говорю: совершенно пьян, я имею в виду — до полной невменяемости. Полторы бутылки огневиски; я ничего не видел, не мог стоять на ногах, меня тошнило в корзину для бумаг, я лежал на полу на выходе из ванной. Это был тот тип опьянения, после которого тебе стыдно смотреть на себя в зеркало на следующее утро. В общем-то, этот раз ничем не отличался от всех тех раз, когда я пил. Было, конечно, одно отличие... Но давай просто остановимся на просто "было плохо" без дополнительных деталей.

— Но ты, казалось, был в норме в то утро. В общем и целом.

Он пожал плечами.

— За последние три года я научился справляться с похмельем. Я варю просто потрясающее зелье Мгновенной Трезвости, и я выпил около трех чашек кофе. Проделав всё это тем утром, я был полностью готов к твоему приезду.

— Но тогда почему? Почему ты так напился той ночью?

Драко вздрогнул, как будто то, в чем он собирался признаться, причиняло ему физическую боль.

— Потому что я боялся.

— Боялся чего?

— Боялся... Тебя, я полагаю.

— Меня? — сказала она.

— Да, тебя. Боялся того, что ты можешь мне сказать, и того, о чем ты могла заставить меня думать. Боялся, что ты будешь меня обвинять в том, что произошло тут с тобой. Или в том, как я себя вёл. Или спрашивать о причинах, по которым я начал напиваться до беспамятства.

Гермиона побледнела.

— В тот день ты порезал свои пальцы, да?

Драко не ответил, он молча взял свой стакан и сделал большой глоток воды. Она смотрела за движением его губ, за его шеей, пока он пил воду. Её глаза опустились на бокал вина, затем она снова перевела их на Драко.

— Тогда почему это был последний день, когда ты пил, Драко? Почему ты выбрал именно тот день, чтобы бросить?

— Потому что, — начал он медленно. Хорошо обдумывая, как бы получше сказать правду ей в глаза. — Я думал о том, что мне нужно остановиться, последние несколько месяцев. Просто потому, что мне нужно было заканчивать с этим, понимаешь? Потому, что, как я полагал, это будет правильно. Но после того утра, когда мы сделали макаруны с фисташками, что-то... изменилось. Сейчас я хочу бросить. Я больше не хочу быть в отупении.

— В отупении? — прошептала она.

— Я пил, чтобы ничего не чувствовать — быть в отупении. Но сейчас я хочу чувствовать. Что-нибудь, всё. Я хочу общаться с друзьями, а не смотреть на них через стакан с выпивкой. Я хочу разговаривать с родителями не только тогда, когда они кричат на меня, потому что я не могу стоять на ногах. И может быть... Может быть, я хочу чувствовать другие вещи тоже.

Гермиона не стала просить его рассказать об этих других вещах. Вместо этого она вытащила свою палочку из потайного кармана и быстро испарила "Шеваль Бланк" из своего бокала.

Осматривая результат её заклинания, Драко поднял бровь.

— Грейнджер, как ты ранее заметила, это было исключительно хорошее вино. Может, не стоило так с ним?

Она пожала плечами и легко улыбнулась ему, похоже, что этот жест ему понравился, судя по тому, как изогнулись его губы, когда вино исчезло.

— Я это знаю, Драко. И я внезапно обнаружила, что у меня тоже больше нет причин его пить.

Она с удовольствием наблюдала, как рот Драко открылся, чтобы что-то сказать, но он молчал.

— Акцио, мой стакан с водой, — сказала она. Вскоре её кубок из столовой приземлился на чайный столик. Она произнесла "Агуаменти", чтобы налить в него побольше воды, повернула его к Драко и сделала медленный глоток. Он смотрел на неё, и она знала это, но не торопилась. Когда вода кончилась, она поставила свой стакан рядом с его и посмотрела ему в глаза.

Драко заговорил, и его голос стал тише и спокойнее.

— Тебе не обязательно делать это, Грейнджер. У тебя же нет с этим проблем.

— Вот как! Ну и что?

Они оценивающе смотрели друг на друга поверх бокалов с водой. Гермиона вытянула шею, подражая Нарциссе Малфой. Это оказалось не самой легкой задачей, так как Драко смотрел на неё таким взглядом, который заставлял все её внутренности загореться.

Наконец, он кивнул, так будто её смелый взгляд ответил на какие-то его вопросы. Он встал со своего кресла и подошёл к камину. Повернувшись к ней, он протянул руку.

— Могу я тебе показать кое-что? — спросил он.

Её лицо оставалась непроницаемым, когда она поднялась и присоединилась к нему около широкого мраморного очага. Внутренне прося свои руки не трястись, не вздрагивать и не делать ничего неловкого, она взялась за его руку. Он сжал её пальцы и протянул свою свободную руку к высокой вазе около огня. В его открытой ладони она заметила мерцающую пыль.

"Летучий порох", — подумала она прямо перед тем, как Драко бросил его в огонь и сказал: "Квартира Грейнджер". Вихрь ярко-зеленого пламени затанцевал вокруг них. Цвета замелькали и исчезли, пока её глаза не уперлись во что-то, очень напоминающее её собственный диван, в её собственной гостиной, в её собственной квартире.

— Что за?..

Она успела произнести только эти два слова, прежде чем Драко зачерпнул порошок из контейнера рядом с её камином, бросил его к их ногам и назвал адрес Малфой-мэнора. И снова они закружились по Летучей сети, волшебным образом сливаясь воедино, пока не достигли зеленого облака у очага в библиотеке Драко. Эти две поездки произошли в такой быстрой последовательности, что Гермиона потеряла равновесие. Она уцепилась за его плечо для устойчивости, держась за покрытую сажей ткань его пиджака. Которую она отпустила в ту же минуту, как снова встала на ноги, и сердито ударила его.

— Что это было, Драко Малфой? — требовательно закричала она. Её руки перестали его колотить, только чтобы сжаться в кулаки на бедрах.

— Как, черт возьми, ты добрался до моего каминного адреса?

— Мэви? — сказал он смущенно.

— Ты подлый маленький... змей!— она закричала она и снова пыталась ударить его. Он поймал её запястье на середине замаха, мягко повернул его так, что его большой палец оказался в центре ее ладони и сжал её свободную руку.

— Выслушай меня, Грейнджер. Пожалуйста.

Из горла Гермионы вырвался предупреждающий рык, но она не стала спорить. Драко, должно быть, понял, что это единственная возможность объясниться, поэтому он быстро заговорил:

— Каждый раз, когда ты аппарируешь сюда, у тебя такое бледное лицо, как будто тебя от этого тошнит. Послушай, у тебя хорошо получается, но тебе явно это не нравится. Я заметил это в первый раз, когда ты пришла в поместье с тартами, и с тех пор ничего не изменилось. Так что я подумал, что ты, возможно, предпочтешь камин. Я обсудил эту идею с родителями, и моя мать посетила министерство на этой неделе для получения специального разрешения для присоединения к нашим каминам...

— Твоя мать? — перебила она его. — Нарцисса просила сделать исключение из ограничений? Для меня?

— И получила его в самый последний момент. Как деликатно заметил сегодня утром Шеклболт в своем письме, одобрение было связано с твоим именем, а не с нашим. Я попросил Мэви наложить соединительные чары с твоим камином, пока ты будешь одеваться сегодня к сегодняшнему вечеру, чтобы я смог тебя удивить. Теперь я понимаю, что идея была... ужасная?

Он закончил последнее предложение вопросом. Гермиона издала громкий звук, который можно было бы нелестно классифицировать как хохот, и отдернула свою руку от его. Потом она долго и напряженно думала о том, что он только что рассказал. О том, что он заметил ее страх аппарации. О том, что просил за неё своих родителей. О том, как он завербовал Мэви для участия в своём заговоре.

Сначала Гермиона просто возмущенно хмурилась. Но через несколько мучительных минут ее хмурый взгляд превратился в сосредоточенное выражение лица. Затем медленно, очень медленно, напряженность её лица начало смягчаться, пока не исчезла. Видя эту трансформацию, Драко рискнул:

— Может быть, идея не такая уж ужасная?

В уголках его рта отчетливо проступили морщинки ожидания... и надежды. Ей это даже понравилось.

Не говоря ни слова, Гермиона обошла его и направилась к вазе с Летучим порохом. Она схватила пригоршню, прошлась прямо перед огнем и повернулась к нему лицом.

— Может быть, — наконец ответила она.

Затем она наклонилась вперед, совсем чуть-чуть, и положила свою свободную от пороха руку на лацкан его пиджака. Со смелостью, даже удивившей ее саму, она нежно поцеловала его в щеку.

Когда она отстранилась, то увидела, что его лицо расслабилось, и он побледнел, как полотно. За исключением, конечно, привлекательного намека на красный цвет на его скулах.

— Думаю, ты узнаешь об этом во время ужина на следующей неделе.

Она посмотрела на него озорным взглядом, а потом бросила к своим ногам Летучий порох. Как раз перед тем, как она назвала свою квартиру и исчезла в зеленом пламени, она увидела, как пальцы Драко потянулись вверх, чтобы коснуться места, где ее губы коснулись его щеки.

На следующей неделе Гермиона была практически спокойна. Не осталось и следа от её прежнего нервного состояния.

На работе она сыпала отлично подобранными репликами и остроумными аргументами в поддержку программы начального образования для великанов. Во время обеда с Гарри и Роном она смеялась, пока у неё не заболел живот, закатывала глаза и отпускала шутки. И когда Плеяда опустился на её окно в четверг вечером, она от счастья исполнила маленький танец, который бы не смог понять ни один нормальный человек, если бы случайно увидел.

В этот раз в приглашении была написана всего одна фраза:

Всё в силе?

Быстрым росчерком пера она написала в ответ.

Да, конечно.

В последний момент удержав себя от того, чтобы не поддаться головокружительному моменту и не вручить свой ответ лично, при помощи Летучего пороха переместившись в библиотеку мэнора. Не для того, чтобы поскорее его увидеть. Просто чтобы ещё раз проверить, работает ли каминная сеть. Вот и всё. Только для этого. Да.

— Конечно, — сказала она громко Плеяде с счастливым смехом. Услышав её, Плеяда склонил голову набок и удивленно на неё посмотрел.

— Я похожа на сумасшедшую, потому что громко разговариваю сама с собой?

Он полностью отвернул свою голову в другую сторону: в знак совиного подтверждения её сумасшествия. Тем не менее она снова засмеялась и гладила его гладкие перышки до тех пор, пока он сам не начал прижимать свою голову к её руке, почти по-кошачьи. Сравнение позабавило её ещё больше, когда он начал издавать серию тихих, ритмичных уханий, весьма похожих на мурлыканье.

Всё ещё поглаживая его голову, Гермиона пододвинулась к нему поближе.

— Плеяда, могу я попросить тебя сделать маленькую остановку перед тем, как ты вернёшься в Малфой-мэнор?

Он сдвинул свои широкие брови вместе, что, должно быть, означало: "Может быть, а может быть, и нет".

— Так по-Малфоевски, — проворчала она, но продолжала улыбаться, когда взяла чистый пергамент и перо. Она написала короткую записку, палочкой высушила чернила и прикрепила записку вместе с ответом на приглашение к лапе Плеяды. Протягивая ему целую горсть совиного лакомства, она сказала.

— Это для Джинни Уизли. Площадь Гриммо 12, Лондон. Тебе по пути, честно.

Плеяда сузил свои светящиеся глаза, чтобы показать, насколько ему не нравится эта дополнительная работа. Но не сбросил дополнительную посылку, когда подлетел к окну и сел на край.

— Совсем как хозяин, — сказала она, протягивая ему ещё несколько кусочков угощения для сов на дорожку. — Все совы летают, но не все кусаются.

Наверное, она обидела Плеяду, потому что он игриво прикусил её за большой палец. А может быть, он таким образом напомнил ей, что в некоторой степени тоже Малфой. Гермиона сурово погрозила ему пальцем и открыла окно, чтобы он смог вылететь из комнаты. Затем она взяла книгу, которую отложила, увидев филина, и с удовлетворенным вздохом устроилась на диване.

В пять часов вечера в субботу звук активированного камина разнесся по квартире Гермионы. Она поставила чайник, в котором как раз собиралась заваривать чай, и побежала в гостиную... Где кое-кто, кого она никак не ожидала увидеть, отряхивал пепел со своей одежды.

— Гарри! — закричала она от удивления и бросилась его обнимать. Не убирая рук, она замерла и немного отодвинулась чтобы посмотреть ему в лицо.

— Что ты тут делаешь? — требовательно спросила она. — С Джинни всё в порядке? Где она?

— Срочный дополнительный отбор в сборную по Квиддичу. И я очень рад видеть тебя, подруга.

— Ты имеешь в виду, что она?..

Гарри ослепительно улыбнулся.

— Именно. Она была выбрана для проб в национальную сборную для участия в Кубке Мира. Летние тренировки начинаются в следующем месяце, не говоря уже том, что плановые тренировки "Гарпий" никто не отменял.

— Это просто замечательно! Но, Мерлин, она не будет слишком вымотана от двойных тренировок?

Гарри сочувственно кивнул и загадочно улыбнулся.

— И такой чертовски стройной. Свадьба через неделю после Чемпиона Мира. Ты себе только представь, как она будет выглядеть без одежды во время нашего медового месяца.

Гермиона вздохнула.

— Почему мне всё время приходится бить тебя, Гарри Поттер?

— Потому что я Избранный? — попытался угадать он, и они оба закатились в приступе смеха, что не помогло ему спастись от легкого шлепка по голове.

— Будешь чай? — спросила она, и они пошли на кухню, где она при помощи палочки вскипятила чайник. Она присела на стул рядом с Гарри, захватив с собой тарелку имбирного печенья, приготовленного прошлым вечером.

После того, как Гарри доел первое печенье, он внимательно посмотрел на неё.

— Ты добавила что-то новое в эти печеньки, я угадал? Немного черного перца на кончике ножа?

Она улыбнулась в подтверждение.

— Каенского перца, Гарри. Это один из моих любимых секретных ингредиентов для десертов с пряным вкусом.

— Очень неплохо получилось.

— Я знаю, — сказала она, левитируя чайник и заставляя его налить в их чашки кипяток. Гарри рассмеялся от её самоуверенного ответа и взял с тарелки ещё печенье.

— Мерлин, Гермиона, ты смотришь и разговариваешь, как Малфой!

Он, должно быть, заметил, как её палочка задрожала, когда она заставила чайник проплыть на место. Однако Гарри никогда не давил на неё. Вместо этого он молча жевал имбирное печенье и ждал момента, когда Гермиона сама захочет рассказать.

Наконец, после третьего печенья, она опустила свою чашку и смерила его колючим взглядом.

— Джинни действительно сегодня уехала на отборочные?

— Да.

— И ты действительно приехал сюда, чтобы помочь мне выбрать наряд?

— Да.

Под недоверчивым взглядом Гермионы он вздохнул.

— И... нет. Слушай, Джинни могла перенести сегодняшний отбор, но я её уговорил позволить мне поехать вместо неё.

— Чтобы ты мог допросить меня?

К её удивлению, Гарри пробормотал.

— Ну, в общем-то да.

— Ты взял Сыворотку правды с собой?

— Должно быть, забыл её в другой мантии.

Гермиона фыркнула и изо всех сил попыталась сделать так, чтобы интонация её голоса не звучала похожей на Драко.

— Мерлин, Гарри, ты теперь действительно настоящий Аврор!

Он выглядел настолько польщенным её словами, что, даже кашлянув, она не смогла обратить на себя его внимание. Она не сумасшедшая. В самом деле. Несмотря ни на что, Гарри её лучший друг. В какой-то момент он бы всё равно заинтересовался тем, каким же это образом её Посттравматический кондитерский тур превратился в... Во что-то другое.

— Что ж, ты тоже можешь с справиться с этой задачей, — её голос звучал очень натурально, когда она подвинула свою чашку к его с приветливым жестом.

Оказалось, что это показалось ему тем самым знаком, которого Гарри ждал, и он выпалил:

— У вас с Малфоем романтические отношения?

"Перешёл сразу к главному, зачем тебе это, Гарри?"

Но вслух Гермиона сказала только:

— Неа.

К сожалению, это короткое слово прозвучало слишком подчеркнуто.

— Но всё к этому идёт, да?

Гермиона нахмурила лоб и молча умоляла его — просто умоляла — не давить на неё. Гарри понял намек. Они погрузились в медитативное молчание, жуя печенье и делая беззвучные глотки чая, пока он наконец не поднял свои зеленые глаза и не начал изучать её карие.

— Полагаю, тебе следует смириться с этим, в таком случае, — сказал он неохотно.

Она снова нахмурилась.

— Смириться с чем, Гарри?

Он простонал, взъерошил свои растрепанные черные волосы и положил лицо на руку.

— С участием в модных показах, Гермиона, — пробормотал он через пальцы. — Я обещал Джинни, что я буду хорошо выполнять её обязанности сегодня, а я всегда сдерживаю свои обещания.

Гермиона поставила свою чашку и ухмыльнулась очень по-Малфоевски.

— Ты же понимаешь, что сам навлёк на себя эту беду?

Гарри грустно кивнул.

— Понимаю. И я буду иметь дело с последствиями моих решений, как настоящий гриффиндорец.

Она погладила его руку, вскочила с кресла и подвергла его почти двухчасовой расплате. Все платья, что Джинни оставила неделю назад, были перемерены, особенно самые нелепые. Гермиона и Гарри оба смеялись до слез над тем, как она выглядела в длинном белом наряде, покрытом страусиными перьями, в костюме с сияющей, движущейся на нем моделью Солнечной системы, и в пушистом ярко-розовом с золотым коротком платьице, которое было популярным разве что в пятидесятые.

Наконец, в пятнадцать минут восьмого, Гермиона приступила к делу и примерила шелковое платье глубокого оттенка синего, на которое она посматривала всю неделю. Платье ей понравилось даже больше, чем то, в котором она была на прошлой неделе. Это платье плотно прилегала к лифу без бретелек, но подчеркивало ее талию, когда переходило в юбку. У него даже были глубокие карманы, где она могла спрятать свою палочку. Без Мэви Гермиона решила оставить свои волосы не уложенными, а губы без помады. Но она оставила длину каблука на преображенных туфлях, поменяв цвет на синий, и закрепила бриллиантовые гвоздики в каждой мочке уха.

Когда она вышла из ванной и покрутилась перед Гарри, он присвистнул в восхищении.

— Ух, ты! Гермиона, ты выглядишь даже лучше, чем могла бы Джинни в этом платье.

Она фыркнула, ставя одну ногу за другой в своеобразном реверансе.

— Зная, что ты высоко ценишь её стиль одежды, я восприму это за комплимент.

Затем Гарри опустил глаза на её ноги.

— Хм! Гермиона.

— Что?

— С каких пор ты начала носить обувь вроде этой?

— Что? Тебе не нравится?

— Очень милые туфли. И ты могла бы поучаствовать в конкурсе на самые длинные ноги. Но... Мерлин, Гермиона, я никогда не видел тебя в туфлях на таких высоких каблуках.

Она взглянула вниз на свои туфли.

— Ах, это... Драко как минимум на голову выше меня, и это было бы здорово смотреть в его глаза, когда мы будем...

Гермиона испуганно замолчала, когда осознала, что она только что наговорила. Она подняла глаза на Гарри, он пристально на неё посмотрел и тревожно нахмурился.

— Ты уверена, что не встречаешься с Малфоем?

— Серьезно, Гарри? Опять?

Она говорила эти слова с таким возмущением и гневом, на какие только была способна. В основном из-за того, что и сама уже не знала ответа на этот вопрос.

Без десяти восемь Гарри быстро обнял подругу на удачу и испарился в камине. Гермиона смотрела ему вслед, не зная, что делать дальше.

Следует ли ей пройти через камин? Просто появиться в Малфой-мэноре, как будто в собственной квартире?

Она осознала только сейчас, каким интимным подарком была эта каминная связь с мэнором. Она никогда раньше не думала о чем-то подобном. Это всегда было очевидным решением, что она и её друзья соединят свои дома по летной сети.

Но с Драко было всё по-другому. Это не просто прямая связь между её домом и его. Это ещё и приглашение чувствовать себя как дома. Приходить и уходить, когда и как ей захочется, что противоречило тому, что Тео рассказывал ей о взрослом, замкнувшемся в себе Драко. Это было ещё и высшим символом доверия с его стороны.

Осознание всего это слегка её взволновало, так что она решила применить гриффиндорский подход: "что тут думать, прыгать надо". Повторяя про себя: "Не думай, не думай, не думай", Гермиона вошла в камин, назвала Малфой-мэнор, и задержала дыхание перед полетом.

Предположения Драко были весьма точными. Полет через камин не был так неприятен, как аппарация, и она сделала шаг из камина в его библиотеку со спокойным сердцем и ясной головой. Во всяком случае, пока она не увидела его, ждущего её в одном из зеленых кресел, и её сердце начало биться быстрее.

Он положил одну ногу на другую, его лицо было скрыто за толстой книгой с кожаным переплетом. На обложке было написано: "Практика зельеварения: поиск материалов в мире сокращающихся ресурсов".

— Хорошая книга? — спросила она вместо приветствия.

Он опустил книгу, за которой пряталась улыбка.

— Хорошо добралась?

— На самом деле очень даже неплохо.

Гермиона пыталась скрыть счастливое выражение лица, смахивая остатки сажи с юбки своего платья.

— Ты настроена снова меня бить? — спросил он. — Уверен у меня всё ещё осталось пара мест на плече, где нет синяков, оставленных тобой на прошлой неделе.

— Что ж, тебе стоит знать, что я становлюсь немного вспыльчивой, когда не понимаю, что происходит.

— Приму к сведению.

Драко закрыл книгу, чтобы положить её на пустой чайный столик. Гермиона воспользовалась тем, что он отвернулся, чтобы получше рассмотреть его внешний вид. Он воздержался от чёрного костюма в пользу серого, в котором он выглядел ещё более эффектно, учитывая его серые глаза, светлые волосы и бледную кожу. Также он надел белую оксфордскую рубашку и светло-серый галстук, подходящий по цвету к его глазам. Гермиона должна была признать, что этот костюм, во всяком случае, на нём — прекрасный выбор для субботнего вечера.

— Ужин? — спросил он, глядя на неё с понимающим видом. Как будто он знал, что она заинтересованно пялилась на него.

Она просто кивнула и положила свою руку на сгиб его локтя, когда он встал, предлагая ей поддержку. Они вышли из библиотеки, сохраняя молчание. В коридоре лежала настолько тяжелая темнота, что она практически поглощала звук её шагов. Почти поглощала и его голос, когда он прошептал:

— Ты сегодня прекрасно выглядишь.

— Так же, как и ты, — выпалила она, и затем громко простонала от унижения. Драко на это вообще ничего не ответил. Единственная вещь, которую он сделал, настолько мягко, что она не была уверена, что это вообще произошло: он притянул её ближе к себе, пока они шли.

После обмена парой фраз они шествовали в полной тишине, исключая шорох юбки её платья и скрипа его кожаных ботинок, эхом отдающихся в коридоре. Она начала подозревать, что он сегодня не в настроении разговаривать, и обнаружила, что это ни капельки её не беспокоило. На самом деле, она любила наслаждаться тишиной в его присутствии.

К тому времени, когда они достигли ярко освещённого входа в столовую, Гермиона была переполнена странной идеей. Как и на прошлой неделе, Драко поставил два набора приборов на дальнем конце стола, рядом друг с другом. Но легко сжав его руку, Гермиона вытащила палочку и заставила свой набор приборов переместиться на противоположный конец стола. Она левитировала всё — гербовые тарелки, столовые приборы с монограммами и сияющие хрустальные бокалы — на тот конец стола, рядом с которым они сейчас стояли. Когда она закончила, на столе оказалось два накрытых к ужину места на разных концах невероятно длинного стола.

Драко повернулся к ней, нахмурившись в недоумении. Губы Гермионы лишь растянулись в улыбке. Она встала на цыпочки, легко поцеловала его в щеку и пошла к своему месту, слегка покачивая бедрами, где ждал её самый дальний от него стул.

— Мы будем слишком далеко друг от друга и даже не сможем разговаривать, — проговорил он ей вслед. Но она лишь махнула рукой, не поворачиваясь.

— Ты находчивый человек. Уверена, ты придумаешь что-нибудь.

К тому времени, когда он наколдовал им напитки, в этот раз без вина, только волшебные самонаполняющеся кубки с водой, он решил эту загадку. По крайней мере, ей так показалось, когда она услышала уханье Плеяды, который появился в комнате с куском пергамента и пером в когтях.

После того как Плеяда приземлился, Драко погладил его и что-то мягко пробормотал. Гермионе это зрелище показалось настолько привлекательным, что ей пришлось заставить себя отвести глаза. Она посмотрела на него снова только в тот момент, когда он написал записку, свернул её, и прикрепил к лапе филина вместе с пером. Через несколько секунд Плеяда сел на её край стола, около тарелки. Филин позволил ей снять сверток с его лапы, и она быстро развернула послание.

Там было написано.

Это просто абсурдно, ты знаешь?

Гермиона прочитала, ухмыльнулась, взяла перо и написала ответ.

Это же твой стол.

Со скоростью, которая выражала всё её воодушевление, она свернула пергамент и перо вместе и передала Плеяде. Он издал страдальческое ухание и отправился в обратный путь. Драко ответил немедленно.

Хочу донести до твоего сведения, Грейнджер, что мы едим тут как нормальные люди. Знаешь, сидя рядом за едой.

Когда наступила её очередь владеть пером, она, не теряя времени, быстро написала ответ. И таким образом вечерний разговор начался всерьез.

Если вы никогда не используете все эти стулья, Драко, зачем вам вообще этот стол?

А зачем брать уроки каллиграфии? Некоторые вещи в семье Малфой просто СУЩЕСТВУЮТ.

Вроде переписки с гостями по совиной почте?

Могу я напомнить тебе, Грейнджер, что это ты решила ужинать таким образом?

Можешь. Хотя я начинаю жалеть о таком методе коммуникации. Дикие животные и гаспачо не очень сочетаются, если ты понимаешь, о чем я.

Не обижай так Плеяду, он исключительно чистая птица.

Конечно, это так. И его перья очень хорошо дополняют охлажденный томатный суп.

Рад, что ты с этим согласна

Я просто предложила найти другой способ общения. Вроде... Может, тех пневматических трубок, которыми пользуются в маггловских химических лабораториях?

Тех чего? Используются где?

Пневматические трубки для сообщений, которые используют сжатый воздух для... ох! Неважно.

Нет, нет, пожалуйста, продолжай. Это может стать нашим следующим проектом после того, как я научусь печь. Мы уже переделали эти чертовы ворота мэнора. Давай потом установим пневмотрубки по периметру шестисотлетнего стола моей матери.

Этому столу шестьсот лет?

Плюс-минус.

Ты знаешь, ничего не могу с собой поделать, но у меня чувство, что я ужинаю с Брюсом Вэйном.

С кем?

С альтер-эго Бэтмэна.

Повторяю. Кто это?

Бэтмэн. Он маггловский супергерой, который борется со злом. Или иногда сам воплощает зло, зависит от интерпретации. Он носит черный костюм и маску, ещё он очень богат.

Мне нравится как это звучит. Напоминает тебе кого-то конкретного?

Я не уверена, что тебе бы понравилось быть Бэтмэном, Драко. В отличие от тебя большинство маггловских героев не обладают магической силой.

Как тогда они борются со злом?

Конечно, при помощи суперсилы.

Не вижу минусов в этом парне

На самом деле, сейчас, когда я думаю об этом, ты вполне похож на Бэтмэн. Он весь в страданиях, печали и самодовольной трагедии.

Гермиона Грейнджер, как смеешь ты намекать на то, что можешь сказать прямо?

Ну, ладно. Ты весь погряз в страданиях, печали и самодовольной трагедии.

Так гораздо лучше.

Вечер проходил примерно в подобной манере, пока у Плеяды не кончилось терпение. Вымотанный до предела, он бросил последнее сообщение и вылетел из столовой с возмущенным уханьем. Гермиона предположила, что это поведение совы и ее последняя фраза были знаком для неё. Ведь они закончили ужинать и доели десертное блюдо: грубо сделанный, но декадентский пирог с оливками, покрытый свежей глазурью из сливочного крема и нарезанными персиками, почти час назад.

Она сложила салфетку на тарелке, отодвинула свой огромный стул и направилась к месту Драко.

Когда она подошла, то решила ничего не говорить. Просто протянула ему руку с лёгкой улыбкой, которая, как она знала, нравилась ему. Драко поднял одну бровь, улыбнулся в ответ и взял Гермиону за руку, поднимаясь. Их молчание значило только одно: если они не разговаривали вслух весь вечер, зачем начинать сейчас?

Сжимая Драко руку энергично, как старый приятель, Гермиона почувствовала, как ее рот растягивается в широкой довольной улыбке. В конце концов, у него чертовски хорошо получается быть милым. Ощущение того, что Драко Малфой её понимает, с каждым разом становится все менее нервирующим и все более приятным. И она набралась храбрости признаться себе в том, что ей хочется видеть его чаще. Может быть, даже каждый день, если бы он ей позволил.

Драко тоже улыбался. Они стояли так довольно долго, застыв на одном месте, их соединенные руки перестали дрожать и теперь просто... держались. Вздрогнув, она вдруг осознала, что они стоят так уже некоторое время: глядя друг другу в глаза, держась за руки; казалось, расстояние между их телами всё сильнее и сильнее сокращалось. Она перестала дышать на некоторое время.

Затем Гермиона сделала большой вдох, быстро кивнула Драко и вытащила свои руки из его ладоней. Было понятно, что она намеревалась покинуть столовую так же, как и пришла — молча. Он просто дал ей уйти, не проронив ни слова.

Она шла через темные коридоры безмолвно. Но когда она вернулась в Малую библиотеку, то остановилась и погладила пальцами место, где пальцы Драко касались её ладони, перед тем, как шагнуть в камин.

— Итак, — пробормотала Гермиона в свой бокал вина. — Вполне возможно, что я действительно встречаюсь с Драко Малфоем.

Гарри вздрогнул от ее признания, а Джинни победоносно вскрикнула.

— Я так и знала! — практически закричала она, заставляя других посетителей модного маггловского ресторана бросать сердитые взгляды на их столик. — Я знала это! Знала!

Гермиона вздохнула и поставила на стол свое вино, "Шато Марго" 1989 года, потому что она была намерена побаловать себя, пока рядом нет Драко. Сегодня вечер пятницы, ночь перед ее следующим... ну, хорошо, свиданием с Драко, и она наконец решила сделать чистосердечное признание Гарри и Джинни. За хорошей едой. И большим количеством "Бордо".

— Ты был прав в своих подозрениях, Гарри, — призналась она. — Но клянусь, это как-то само прокралось в мою жизнь. Я даже не понимала, что происходит, пока ты не подкинул мне эту идею прошлым вечером.

— У меня это хорошо получается, — сказал Гарри с мудрым кивком. Джинни только закатила глаза и наклонилась поближе к Гермионе.

— Выкладывай. Выкладывай все.

— Я даже не знаю, с чего начать, на самом деле.

— Начни с секса, это самое интересное, — предложила Джинни. — Всегда лучше начинать свой рассказ с того, как вы переспали.

Гарри от неожиданности подавился, и несколько еще более раздраженных посетителей снова посмотрели на их столик. Гарри выглядел так, как будто он собирается продолжать это громкое шоу, выражающее всё его отвращение к картине, которую ему нарисовало воображение, поэтому Гермиона яростно замахала руками, чтобы опровергнуть предположение Джинни.

— Нет, нет, нет! Все совсем не так. Я не думаю, что мы специально начали встречаться друг с другом; скорее... "де-факто встречаемся". Как бы это еще назвать? Я имею в виду, мы еще даже не целовались. Ну, за исключением того случая, когда я поцеловала его в щеку на прошлой неделе. И две недели назад. Но я поцеловала его две недели назад, только чтобы вывести из себя, так как он не спросил моего разрешения, прежде чем соединить наши ками...

— Что он сделал? — Гарри задохнулся от возмущения.

— О, это было просто недоразумение. Видишь ли, Драко заметил, что я втайне ненавижу аппарацию...

— Ты ненавидишь аппарировать?— удивленно спросила Джинни, и в то же время Гарри понимающе кивнул. Гарри, несомненно, помнил тот день, когда Гермиона отлично сдала тест на аппарацию. Точно так же, как он помнил тот день, когда этот мерзкий Пожиратель Смерти, Яксли, вцепился в нее во время войны и таким образом похоронил ее доверие к аппарации.

— Ненавижу. Почти так же, как летать на метле. Так что Драко технически пытался сделать что-то приятное для меня. Хотя и раздражающе навязчиво.

— Да уж... — сказал Гарри.

— Но вместе с тем это было в какой-то степени мило, — возразила Гермиона. — Я думаю, он просто не знал, как сдержать расточительность. Как и вино, которое он открыл на нашем первом ужине. То есть, Мерлин, бутылка "Шеваль Бланк" 1947 года наверняка стоит дороже, чем моя квартира...

— Но ведь это Малфой, не так ли? — усмехнулся Гарри. — Всё добро напоказ. Как эти его дурацкие павлины.

Гермиона нахмурилась из-за того, как грубо он ее перебил.

— Драко даже не нравятся эти павлины. Оказывается, они враждебны к Плеяде.

— Пле... Что?

— Плеяда. Филин Драко. Которого я обожаю, и который всегда очень мил со мной. Особенно учитывая то, что мы заставили его таскать письма между нами за ужином на прошлой неделе, почти четыре часа, пока он наконец не устал и...

— Вы с Малфоем посылали друг другу сову с письмами? За ужином?

Гермиона почувствовала, что краснеет.

— Ну, стол в Малой столовой довольно длинный и ...

— В Малой столовой?

— Да.

— Малая столовая. Она меньше, чем что?

— Чем Большая столовая. Очевидно.

— Очевидно. Во всяком случае, стол в Малой столовой имеет длину около девяти метров, и это означает, что вы едва слышите друг друга с противоположных концов зала...

— Подожди, у Малфоя есть стол, который считается маленьким при длине в девять метров?

— Да.

— Господи, Гермиона, ты как будто каждую неделю ужинаешь с Брюсом Уэйном.

— Именно это я и сказала! Но, конечно, Драко не понял аналогии.

— Кто такой Брюс Уэйн? — спросила Джинни.

— Бэтмэн, — одновременно ответили Гарри и Гермиона.

На что Джинни поинтересовалась:

— Кто такой Бэтмен?

Гарри и Гермиона одновременно покачали головами.

— Чистокровные, — вздохнули они оба.

Гермионе неприятно признавать это, но вино действительно улучшило ситуацию.

Их разговор становился все более нестройным, к нарастающему негодованию всех остальных посетителей ресторана. Опьянение наслаивалось на недопонимание, и они спорили все громче и громче, пока Гермиона не испугалась, что их вышвырнут из ресторана, прежде чем они успеют закончить есть. Она налила Гарри и Джинни по бокалу "Шато Марго" в надежде, что они будут пить вместо того, чтобы перебивать её и возмущаться. Затем она продолжила свой рассказ.

Она опустила некоторые детали, например, как часто нога Драко случайно или как бы случайно задевала ее под столом. Или то, как в её животе теплело, а в голове все кружилось, когда ее глаза встречались с его глазами дольше, чем на несколько секунд.

Но она рассказала Гарри и Джинни о множестве других вещей, таких, как выпечка, разговоры и его родители. Она рассказала им о бутылке Огдена, которая, по-видимому, до сих пор стоит закрытая на кухне, и о макарунах с лаймом, и о том, как он смотрел на нее, когда она пила "Шеваль Бланк". Когда она добралась до того, как они по очереди порезали пальцы, и том, как Драко засунул ее кровоточащий палец в рот, Гарри почти залил дорогим красным вином весь их стол.

— Что?

Гермиона съежилась от воспоминаний.

— Я знаю. Это было определенно... что-то.

— Да, — фыркнул Гарри, звук, который он издавал только, когда был немного пьян.

— И это что-то называется антисанитария.

— Но и что-то символичное, да?

Как только Джинни задала вопрос, они с Гарри обменялись встревоженными взглядами. Затем они оба оглянулись на Гермиону.

— Он все еще, ну ты понимаешь?...

— Аристократ, думающий только о чистоте крови? — закончила Гермиона за Гарри.— Я так не думаю. Нет, если он сделал что-то подобное с моим пальцем. После того, как он исцелил меня, Драко фактически признался, что больше не верит в этот чистокровный бред. Но я знаю, что ему нужно время, чтобы смириться со своим собственным дерьмом. Может быть, вся жизнь.

— Неужели ты готова так долго ждать? — резко спросил Гарри.

Однако Джинни потянулась через стол, чтобы взять Гермиону за руку.

— Что говорит тебе твое сердце, дорогая?

Гермиона молча покусывала нижнюю губу, прежде чем ответить.

— Мое сердце говорит мне, что Драко меняется. То, что он знает, что был плохим человеком, и его тошнит от этого знания. Буквально. Он хочет быть лучше, пытается стать лучше. И я думаю... Я думаю, что хотела бы быть рядом, чтобы увидеть результаты.

За столом надолго воцарилась тишина, даже после того, как им принесли чашки с шербетом. Гарри все еще был погружен в свои мысли, вяло ковыряя ложкой тающий десерт, когда Гермиона подала голос.

— Гарри, если тебе от этого станет легче, я разрешаю тебе заколдовать его, если он причинит мне боль.

Гарри пьяно ухмыльнулся.

— Гермиона, если Драко Малфой причинит тебе боль, я просто буду первым в очень длинной очереди людей, которые захотят его заколдовать.

Джинни пошевелила бровями.

— Очевидно, включая Грегори Гойла.

При этом Гарри и Гермиона издали дружный стон.

— Если тебе от этого станет легче, Гермиона, — сказала Джинни, снова шевеля бровями, — я понимаю тебя. Я имею в виду твое физическое влечение.

Голова Гарри так быстро повернулась к невесте, что запросто могла оторваться.

— Что значит, ты "понимаешь её физическое влечение"?

Джинни пожала плечами.

— К Малфою. Он не урод, это сто процентов. И у меня есть довольно яркие воспоминания о том, как его задница выглядела в штанах для квиддича.

— Знаешь, я тоже играл в квиддич, — проворчал Гарри.

— О, уж я-то это знаю.

Джинни положила руку ему на плечо, и Гарри наклонился к ней так близко, что ее нос коснулся его щеки.

— Почему ты думаешь, я выхожу за тебя замуж, Поттер?

На этот раз застонала только Гермиона. Возможно, потому, что ее рот — единственный, который в данный момент не был занят поцелуями. Она в отчаянии попросила счет, надеясь, что вопреки всем её страхам, они смогут покинуть ресторан до того, как их вышвырнут за нарушение законов о приличиях.

На следующий день Гермиона проснулась от резкой пульсации в висках. Ее зрачки отказывались нормально работать при встрече с солнечным светом. На ее языке был вкус мусора недельной давности.

— О, черт, — простонала она в подушку. — Что я наделала?

Сначала она не могла вспомнить, как это произошло. Затем предыдущая ночь начала возвращаться к ней с абсолютной, болезненной ясностью.

Все начиналось так невинно. Она спешно рассталась с Гарри и Джинни, не желая видеть, как они совершают неизбежный переход от поцелуев к не-просто-поцелуям.

Глядя, как они исчезают в ночи, Гермиона почувствовала облегчение оттого, что они в целом хорошо восприняли ее новости. Но внезапно облегчение сменилось полным ужасом. Потому что ей нравился Драко Малфой. И ей нравилось нравиться ему.

И это могло плохо кончиться. Очень плохо.

Паника клокотала в её груди, и все, о чем Гермиона могла думать, это как побыстрее аппарировать из переулка рядом с маггловским рестораном на тротуар возле дома номер один в Косом переулке.

Перед ней стоял "Дырявый котел", яркий и приветливый, из открытых дверей лился шум заводной пятничной ночи. Она осторожно заглянула в его грязные окна и не увидела там никого из знакомых.

Сжав губы в мрачную линию, она вошла в таверну, подошла к длинной барной стойке и заказала самый большой стакан огневиски "пжа-алста-И-сп-с-бо". Первый глоток обжег ей горло, и это заставило ее задуматься о том, как, черт возьми, Драко мог пить бутылку за бутылкой этого вещества. Конечно, это означало только одно, что она должна была попробовать выпить больше.

После второго бокала всё, что она рассказала Гарри и Джинни, всплыло в ее памяти. Как и то, как Драко заставлял ее смеяться, и это после всего того, через что она прошла в детстве. Или то, как он говорил о войне, как будто он бы совершенно не против их разговоров. Или как он пытался сбросить свое уродливое прошлое, как старую кожу. И, конечно, она также думала о том, как сильно ей хотелось узнать, каковы его губы на вкус. К четвертому стакану она начала делиться этой информацией с барменшей. Или, по крайней мере, с её двоящейся и расплывающейся версией.

— Он придурок, — начала Гермиона, расплескивая янтарную жидкость в бокале широким жестом.

Барменша, пожилая ведьма с одним из тех широких приветливых лиц, сочувственно кивнула и дала еще одному посетителю полный бокал.

— Они все такие, милая.

— Да, но этот придурок особого сорта. Существуют целые статьи о его придурковатости. Опубликованные в печатных изданиях.

Без комментариев барменша начала вешать чистые стаканы над стойкой.

К сожалению, Гермиона восприняла это молчание как сигнал к тому, чтобы продолжать болтать.

— Я имею в виду, что он высокомерен, — продолжала она. — До сих пор. Прошло столько... Даже несмотря на то, что он теперь раскаивается и грустит, и сожалеет, и... и чертов Бэтмен, он все еще думает, что он великолепен.

— И ты не согласна с этим? — спросила барменша.

Гермиона отхлебнула еще виски и застонала.

— В том-то и проблема, что он действительно великолепный. Только не в том смысле, как он привык о себе думать. Я имею в виду, да, он в хорошей физической форме, красив и богат. Отсюда и Бэтмен. Но он еще и забавный. И умный. И проницательный. И честный — в том смысле, в каком он никогда не был. И... и его глаза. Мерлин, какие у него глаза.

Она не закончила перечислять все те вещи, которые были неверными, но также странно, неожиданно, удивительно правильно сочетались в Драко Малфое, пока в её стакане не остались одни только кубики льда. К этому моменту ночь переросла в утро. Гермиона даже не заметила, как барменша выпроводила засидевшихся посетителей, заперла входную дверь, и Ноксом выключила главный свет. Затем опытной рукой пожилая ведьма взвалила на себя Гермиону, которая уже не могла ходить, и подвела к камину в задней части "Дырявого котла".

— Куда тебе, милая? — спросила барменша, осторожно пристраивая Гермиону в камине и зачерпывая немного летучего пороха.

— Квартира Грейнджер. Я имею в виду мою квартиру. Гермиона Грейнджер. То есть это я, я Гермиона Грейнджер. И у меня есть своя квартира.

— Тебе повезло, дорогая, — сказала барменша, похлопывая Гермиону по спине, прежде чем бросить порошок к ногам младшей ведьмы.

Все это привело Гермиону к ее нынешнему затруднительному положению: она очнулась полностью одетая в постели около двух часов дня в субботу, мучаясь от похмелья и все еще очень растерянная из-за забавного, умного, проницательного, честного волшебника с до идиотизма нравившимися ей глазами и плохим прошлым.

— Почему я такая идиотка?— простонала Гермиона, пиная свои смятые простыни.

— Ну, мисс, — пискнул тихий голос справа от нее. — Судя по запаху вашего дыхания, Мэви сказала бы, что вчера вечером мисс выпила два — нет, три — лишних напитка.

Гермиона тут же перекатилась на бок и натянула одеяло до подбородка.

— Мэви, что ты здесь делаешь? Я не... Я ведь не появлялась в поместье прошлой ночью, не так ли?

Эльф, которая сидела как ни в чем не бывало на плюшевом стуле рядом с кроватью Гермионы, успокаивающе улыбнулась ей.

— Нет, мисс. Мэви здесь только для того, чтобы передать сообщение. И помочь мисс, судя по запаху.

Гермиона молча открыла и закрыла рот, а потом прохрипела:

— Почему Драко просто не послал Плеяду?

— Ну, если честно, Плеяда все еще немного обижен... раздражен на мистера Драко после всех тех полетов кругами по столовой в прошлые выходные. Но настоящая причина, по которой здесь Мэви, а не сова, заключается в том, что не мистер Драко был тем, кто послал мисс сообщение этим утром.

Услышав эту информацию, Гермиона рывком села. А потом, задыхаясь от последовавшей боли, схватилась за голову. Это было похоже на вызывающую рвоту комбинацию вращения и удара. Мэви сочувственно похлопала Гермиону по руке.

— Мисс действительно стоит подумать о том, чтобы двигаться медленнее сегодня днем. По крайней мере какое-то время.

— Мисс примет это предложение к сведению.

Гермиона крепко сжала веки и приложила пальцы к вискам. Попытка была нелогична, но она готова была сделать все, чтобы уменьшить головную боль. Именно в этой позе Гермиона скорее почувствовала, чем увидела, как что-то мягко падает ей на колени. Она посмотрела вниз сквозь прищуренные веки, чтобы найти маленький квадратный конверт на ее покрытом одеялом колене. Этот конверт по форме был похож на те, что обычно присылал Драко, но он был не такого роскошного кремового цвета. Бумага этого конверта переливалась радужным серебром или золотом, в зависимости от света, волшебный картон, очевидно, был зачарован, чтобы ловить взгляд читателя. Когда Гермиона взяла конверт и открыла его, она поймала себя на мысли, что такие канцелярские принадлежности, вероятно, стоят целое состояние.

Каллиграфический почерк на приглашении внутри был прекрасен, но не был почерком Драко. Буквы были наклонены в противоположном направлении, и чернильные линии были легче, как будто сделаны меньшей рукой.

Довольно требовательным тоном записка гласила:

Сегодня ожидается присутствие мисс Гермионы Грейнджер. В четыре часа, в поместье Малфоев. На вечерний чай с миссис Нарциссой Малфой.

Вот и все. Никаких уточнений или объяснений. И карточки для ответа тоже нет. Просто команда на чай. Сегодня. С самой верховной жрицей чистокровных волшебниц. Гермиона громко вздохнула.

— Вот, блин! Ну, прекрасно, чертовки прекрасно! Как тебе это нравится?

— Что вы имеете в виду, мисс?

— Твой... работодатель. Миссис Малфой. Она хочет, чтобы я встретилась с ней за чаем. Меньше чем через два часа.

— И почему это повод, чтобы так сильно ругаться, мисс?

Потому что ее сестра пыталась убить меня два года назад. Потому что Нарцисса может попытаться закончить работу сегодня за чаем и пышками. Потому что я до потери сознания хочу поцеловать ее сына.

— Из-за того, что у меня такое жуткое похмелье и я думаю, что я на самом деле мертва, но просто еще не поняла этого.

Мэви снова похлопала Гермиону по руке и покрутилась на стуле. Из-за спины она достала черный атласный клатч. Мэви открыла сумочку и достала коричневую аптечную бутылочку.

— Одно из Моментально Отрезвляющих зелий мистера Драко, — объяснила она, передавая бутылку Гермионе. — Мэви носила их с собой последние несколько лет, на всякий случай.

Гермиона осмотрела бутылку, и холодный комок стыда осел у нее в животе.

— Спасибо, Мэви, — прошептала она.

Эльф небрежно пожала плечами.

— Понадобится ли мисс еще это зелье в будущем? Может быть, Мэви следует и дальше держать его при себе?

Несмотря на то, что от этого движения у нее все закружилось перед глазами, Гермиона покачала головой.

— Нет, особенно если я хочу продолжать встречаться с Драко. Но спасибо, Мэви. Правда, спасибо.

Гермиона откупорила бутылку, откинула голову назад и вылила содержимое в рот. Жидкость оказалась маслянистой, на языке она оставила после себя мягкое травянистое послевкусие. Она проглотила все до последней капли, закрывая глаза в предвкушении.

— Мерлин, он был прав, — вздохнула она с облегчением несколько секунд спустя. — Он действительно варит отличное зелье Мгновенной трезвости.

Головная боль и тошнота исчезли, как будто их и не было вовсе. Внезапно мысль о чае с Нарциссой показалась менее ужасающе невозможной и стала более... пугающе вероятной. Гермиона погладила себя по волосам, которые превратились в настоящее крысиное гнездо.

— О, Мэви, — вздохнула она. — Я все ещё отвратительно выгляжу.

Маленькая эльфийка махнула рукой в сторону двери в ванную.

— Мисс должна привести себя в порядок, остальное сделает Мэви.

Часом позже Гермиона смыла предыдущую ночь со своей кожи, зубов и волос. Завернувшись в халат, она вышла из ванной со свежим лицом и аккуратными кудрями и чуть не упала, когда обнаружила, что Мэви положила ей на кровать комплект одежды.

— Эм... Мэви?

Гермиона показала пальцем на наряд, который выложила эльф: белое облегающее платье, покрытое разноцветными вышитыми лепестками, кардиган и пара балеток. Каждый предмет комплекта выглядел совсем иначе, чем когда Гермиона в последний раз видела их в своем гардеробе.

— Я... эм, я даже не знала, что у меня есть столько зеленого.

Мэви с гордостью разглядывала свое творение.

— Вообще-то, у мисс нет. Мэви зачаровала несколько предметов. Разве они не прекрасны для весеннего чая?

Чувствуя себя странно раздраженной и в высшей степени оскорбленной гриффиндоркой, Гермиона скрестила руки на груди.

— Не могли бы мы вернуть им их первоначальный красный и розовый цвет, пожалуйста.

— Но Малфои любят зеленый цвет.

Гермиона закатила глаза.

— Я это прекрасно знаю. Но я нет.

Мэви снова обманчиво небрежно пожала плечами.

— Очень хорошо. Но не могла бы мисс прояснить кое-что для Мэви?

Гермиона нерешительно кивнула.

— Просто чтобы Мэви было понятно: мисс готова часами торчать в мэноре и печь Малфоям сложные кондитерские изделия, чтобы порадовать их. Но мисс не желает один раз надеть простую цветовую гамму? Ту, которая могла бы расположить к мисс довольно грозную хозяйку дома, куда мисс приглашена сегодня днем?

Гермиона фыркнула. Затем, с сердитым ворчанием, она вывела невероятно умную эльфийку из комнаты, чтобы переодеться в этот проклятый наряд. Который, признаться честно, идеально подходил для чая. Но она не собиралась признаваться в этом вслух. Мэви ждала на диване, скрестив крошечные ножки и слегка подергивая ушами, когда Гермиона наконец вошла в гостиную.

— Как прекрасно мисс выглядит в зеленом. Мисс уже готова лететь в мэнор? Мы прибудем немного раньше, но это должно дать мисс немного времени, чтобы провести его с мистером Драко, прежде чем...

— Почти, просто дай мне минутку, Мэви. Мне нужно еще кое-что сделать, — а потом Гермиона добавила: — Мэви, не думай, что у нас с тобой потом не будет серьезного разговора о моем камине и о том, что ты появляешься неожиданно в моей квартире, и о том, что друзья могут делать и говорить друг другу, а что нет.

— Конечно, мисс Грейнджер, — Мэви серьезно кивнула, но Гермиона не упустила искорки в глазах маленького эльфа.

Отойдя от эльфа в тишину и безопасность своей кухни, Гермиона прислонилась к столу, ища поддержки.

— Я смогу это сделать, — думала, тяжело дыша, она. — Я смогу это сделать.

Затем она подошла к своему холодильнику, чтобы вытащить то, за чем пришла сюда: длинный кремовый тарт, наполненный клюквой и поджаренными лесными орехами. Это был экспериментальный десерт, но это лучшее, что она могла придумать за такой короткий срок. С помощью волшебной палочки она подозвала коробку для пирогов лавандового цвета, поставила десерт внутрь и перевязала лентой с волшебными огоньками и наколдованной веточкой фиолетового чертополоха сверху. Результат был прекрасен и выглядел гораздо более по-Грейнджеровски, чем по-Малфоевски. В этом и был весь смысл.

Гермиона левитировала коробку в гостиную, следуя за ней с поднятой палочкой. Ей не нужно было этого делать, она могла просто нести коробку, в конце концов, но занятие магией всегда успокаивало ее с того самого дня, как она получила письмо из Хогвартса. Магия прекрасно помогала победить волнение. Заставляла сосредоточиться. И боже, ей нужно было собраться с силами прямо сейчас.

Наконец, прямо у камина, Гермиона взяла коробку под мышку и засунула палочку в карман кардигана.

— Ты идешь, Мэви?— спросила она через плечо.

— О нет, мисс. У Мэви есть поручения, так что Мэви надо срочно бежать в Косой переулок. Но Мэви желает мисс удачи. Просто идите в дамскую гостиную — это желтая комната, недалеко от Малой библиотеки. Миссис Нарцисса будет ждать там.

Прежде чем Гермиона успела ответить или даже полностью повернуться, она услышала треск аппарации позади себя. Мэви, похоже, не собиралась сопровождать Гермиону на этот чай. Стоя лицом к своему камину, Грейнджер слегка вздрогнула.

"Ладно, — подумала она. — Одна, значит одна".

Гермиона приготовилась к долгой одинокой прогулке из Малой библиотеки туда, где ее ждала неминуемая гибель. Поэтому она была очень удивлена, выйдя из зеленого пламени и увидев, как Драко лихорадочно расхаживает между камином и креслами. Заметив её, Драко резко остановился. Вместо того чтобы поздороваться, он двумя большими шагами сократил расстояние между ними.

— Ты не должна этого делать, Гермиона.

Его голос, даже сдавленный страхом, вызывал у нее дрожь восторга. Восторга и внезапного прилива столь необходимой уверенности.

— О! Но я должна, Драко. Иначе что я буду делать с этим тартом?

Она подняла коробку с тартом, чтобы он увидел. Он прищурился, глядя на коробку, словно в ней сидит боггарт.

— Ты сделала моей матери тарт?

— Ну, я сделала его несколько дней назад и сегодня принесла его твоей матери. Я была бы признательна, если бы эта маленькая деталь осталась между нами.

Он стоял, как вкопанный, меньше чем в полуметре от нее. Всё его лицо напряглось. Ей показалось, что она действительно слышала, как скрепят его зубы.

— Я понятия не имею, чего она хочет, Грейнджер, и о чем собирается говорить.

Он произнёс это предупреждение своим самым враждебным и протяжным голосом, почти как выговор. Но она знала, даже не спрашивая, что он не злился. Он волновался. Она почувствовала, что улыбается.

— Не мог бы ты проводить меня в Дамскую гостиную? Потому что Мэви оставила мне очень туманные указания. Я уловила только слово "желтый" и почему-то не думаю, что это сильно поможет мне.

Драко стоял неподвижно, если не считать подергивания мускулов на его челюсти. Вздохнув, Гермиона переложила коробку в другую руку, взяла его за руку и потянула к двери библиотеки. Только когда они вышли из комнаты и направились по коридору, он заговорил.

— Мы идем не в ту сторону, Грейнджер. Если только ты не хочешь посетить нашу бильярдную.

— Не сегодня, Драко. Не сегодня.

Когда он поменял их направление, она почувствовала, как его рука пошевелилась, он внезапно переплел их пальцы. В мгновение ока они достигли того, что должно быть было Дамской гостиной. Теплый солнечный свет лился от входа, и Гермиона почувствовала цветочный аромат ее любимого чая. Драко резко остановил их у двери и повернулся к ней.

— Тебе не обязательно идти внутрь, — он наклонил голову к нему и прошептал: — Я могу просто сказать маме, что ты заболела и тебе пришлось уехать домой.

— Со мной всё будет хорошо, Драко. И я взяла палочку на всякий случай.

— Чертовы гриффиндорцы, — прорычал он, слегка сжимая её руку.

Прежде чем она успела ответить каким-нибудь пренебрежительным замечанием о его принадлежности к другому факультету, Драко наклонился, коснулся губами её щеки, а затем практически убежал от неё по коридору. Гермионе на мгновение показалось, что Вселенная остановилась. Затем, медленно, Гермиона задалась вопросом, не потерял ли гул в ее мозгу контроль над громкостью. Только этим можно было объяснить, почему гул изменился от белого шума до громких приветствий на стадионе. Прислушиваясь к грохоту в голове, она рассеянно дотронулась до щеки. Кожа там казалась горячей, то ли от ее румянца, то ли от его поцелуя. То ли и от того, и от другого. Как только Гермиона взяла под контроль и свой мозг, и свой румянец, она переступила порог гостиной, чувствуя себя так, как будто она могла бы сейчас справиться с самим Волдемортом.

Напряжение Гермионы лишь немного ослабло, когда Нарцисса Малфой поднялась, чтобы поздороваться с ней. По сути, старшая ведьма ничего особенного не говорила и не делала; она просто создавала вокруг себя стойкое ощущение превосходства, которое, кажется, окружало, как аура, каждого из Малфоев. Как будто привилегии и богатство — составная часть их ДНК.

— Мисс Грейнджер, — тепло сказала Нарцисса, источая благородство, от которого у Гермионы свело зубы. — Как хорошо, что вы смогли присоединиться ко мне сегодня.

"Как будто твое приглашение оставило мне какой-то выбор".

— Было очень мило с вашей стороны пригласить меня, миссис Малфой.

— Нарцисса, пожалуйста. Давайте не будем соблюдать эти нелепые формальности.

— Хорошо. Но в таком случае я настаиваю, чтобы вы называли меня Гермионой. Я достаточно наслышалась "Грейнджер" от вашего сына.

На одной из щек Нарциссы рефлекторно появились ямочки. Она разгладила невидимую складку на своем одеянии, возможно, пытаясь скрыть свое веселье.

— Полагаю, это справедливо... Гермиона.

Словно подчеркивая их согласие, Нарцисса протянула руку к изящным креслам, обитым ярко-желтой парчой, с откидными спинками.

Вся комната была желтого цвета: обои, ковры, шторы, картины. Даже обшивка стен. Всё в гостиной переливалось маслом или нарциссом, или горчицей. Нарцисса, должно быть, заметила реакцию Гермионы на цветовую гамму, потому что спросила.

— Что ты думаешь об этом декоре?

Гермиона поставила коробку с тартом на пустой столик и села в одно из кресел.

— Здесь очень... солнечно, — уклончиво ответила она.

— Слишком ярко, — прямо сказала Нарцисса.

Она села напротив Гермионы и левитировала к ним фарфоровый чайник с кипящей внутри жидкостью.

— Бабушка Люциуса декорировала эту комнату много лет назад, для дамских посиделок. Наверное, она думала, что этот цвет будет способствовать "теплой" беседе. Лично я думаю, что он способствует только мигрени.

Гермиона расслабилась лишь на секунду, принимая чашку из протянутой руки Нарциссы.

— Представь себе, какое количество перцового зелья они, должно быть, добавляли в чай в те далекие времена, просто чтобы вынести всю эту "солнечность", — Нарцисса улыбалась, искренне улыбалась, и Гермиона увидела схожесть в её выражении лица с Драко. — О, я думаю, здесь было выпито очень много, я имею в виду не только чай и зелья, понимаешь, о чем я?

— Разве можно их винить?— спросила Гермиона. — Если это был единственный способ пережить всю эту канареечность и подсолнечность.

— Согласна. Этот цвет и наполовину не так приятен, как, скажем, зеленый.

— Или красный, — сказала Гермиона, а затем побледнела, когда Нарцисса внимательно и вдумчиво осмотрела каждую деталь её одежды. Оказалось, что та имела точно такой же весенне-зеленый оттенок, как и одежда Нарциссы, о чём Мэви как бы случайно забыла упомянуть. К облегчению Гермионы, старшая ведьма не прокомментировала наряд; вместо этого она пренебрежительно махнула рукой в воздухе.

— Зеленый, красный, фиолетовый... какой угодно, только не желтый.

Гермиона кивнула. Затем, с пламенем гриффиндорской гордости, все еще пылающим в ее сердце, она решила нанести удар по более сложной теме.

— Мне нравится, как вы переделали гостиную на первом этаже, — сказала она. — Теперь там намного светлее. По крайней мере исходя, из того, что я видела, когда стояла в вашем фойе.

Выражение лица Нарциссы приняло холодные черты, они с сыном, видимо, одинаково реагировали, когда дело принимало неожиданный оборот. Затем старшая ведьма понимающе улыбнулась.

— Спасибо. Я нахожу, что кремовый помог изменить настроение комнаты.

— Совершенно верно. Кремовый не имеет таких негативных ассоциаций, как черный и сланцево-серый. Было настоящей... пыткой смотреть на прошлые цвета, как считаете?

Губы Нарциссы изогнулись в улыбке.

— Ну, Гермиона, я тебе вот что скажу: ты определенно умеешь обращаться со словами.

— Не спорю.

В течении нескольких мучительных минут ведьмы пили чай в полном молчании. В конце концов, Гермиона больше не смогла выдерживать напряжение в комнате, поэтому она поставила свою чашку.

— Я принесла кое-что особенное для нас.

Нарцисса повторила действия Гермионы своей собственной чашкой.

— О, хорошо. Я так надеялась попробовать еще одно из твоих творений.

В то время как Гермиона левитировала к ним коробку, Нарцисса сделала то же самое с набором фарфоровых тарелок. На этот раз на них были не павлиньи перья, а серебристые "М", которые волшебным образом меняли размер от большого к маленькому и обратно. Гермиона как раз собиралась вытащить пирог для подачи, когда Нарцисса заметила саму коробку.

— Ох, — вздохнула она. — Упаковка очень милая. Можно, я посмотрю поближе?

Когда Гермиона согласно кивнула, Нарцисса подняла палочку и положила сверток себе на колени. Сначала она любовалась волшебными огоньками и зачарованным чертополохом. Затем она открыла крышку и продолжила охать и ахать, рассматривая кондитерское изделие внутри.

— Выглядит потрясающе. Могу я отрезать нам по кусочку?

— Если хотите, я могу это сделать, — сказала Гермиона, но Нарцисса отмахнулась.

— Нет-нет, я настаиваю. В конце концов, я хозяйка.

Гермиона прикусила щеку изнутри, а Нарцисса положила по кусочку пирога на каждую из десертных тарелок. Гермиона не могла не задуматься, как пройдет остаток этого вечера, когда они продолжат лавировать между искренним разговором и неестественными любезностями. Может быть, так уж было заведено в чистокровном обществе, как негласные правила: сдержанные улыбки и искусные махинации. Если так, то Гермиона не хотела быть его частью. Но ... учитывая её нынешние чувства к Драко, её отвращение к чистокровным обычаям могло быть спорным вопросом.

Она приняла тарелку из рук Нарциссы, но подождала, пока старшая ведьма отправит первый кусочек в рот. В конце концов, Гермиона решила взять этот тарт в последнюю минуту и сама ещё его не пробовала. Она боялась, что если он окажется неудачным, то Нарцисса может навсегда закрыть для неё путь в Малфой-мэнор. К счастью, веки Нарциссы закрылись, и она невольно издала радостный звук. Она закончила жевать, прежде чем спросила:

— Клюква? Я полагаю... с каким-то орехом?

— Фундук. Поджаренный.

Глаза Нарциссы наконец открылись.

— Какая интересная комбинация. Мне бы и в голову не пришло их совмещать, но они хорошо сочетаются вместе.

— Спасибо вам. Я сделала так много десертов за последнее время, что сочла возможным использовать немного более творческий подход. Я пробую новые вкусовые и текстурные комбинации, или представляю старые блюда необычными способами.

Нарцисса отложила свой кусок, взяла чашку и тепло улыбнулась Гермионе.

— Как настоящий мастер зелий.

Гермиона опешила, когда почувствовала, как румянец согрел её щеки. Кто бы мог подумать, что ей будет небезразлично лестное сравнение Нарциссы?

— В некотором смысле, — ответила она с неловким смешком.

— У меня больше нет на это времени, но я люблю варить зелья. Как и мой сын.

Голос Нарциссы никогда не менял интонации, но Гермиона не была глупой девочкой. Это было первое серьезное упоминание Драко, и Гермиона поняла, что это неспроста. Тонкий намек, возможно, или тонкий вопрос.

— Да, — осторожно ответила Гермиона. — Драко очень хорошо учился на уроках зельеварения. Иногда лучше, чем я, до шестого курса.

Нарцисса цокнула языком.

— Ах, да. Шестой курс Драко. Какое... интересное было время.

— Это проверка. — подумала Гермиона.

— Слово "интересный", мне кажется, не совсем точно передает содержание, Нарцисса. "Ужасающий", может быть, было бы точнее. Особенно для Драко.

— Ах? — Нарцисса непринужденно сделала глоток чая, поднимая свои светлые брови. — Ты много общалась с Драко на шестом курсе?

Ну, вот. Приехали.

— Нет. Но я помню, что его тяжелое состояние бросалось в глаза. В середине года он выглядел ужасно, честно говоря. Его кожа стала желтоватой, и он слишком сильно похудел. Я только потом узнала, в каком стрессе он находился. Я хочу... я думаю, что... — Гермиона вздохнула и отложила в сторону недоеденный кусок пирога. — Нарцисса, могу я быть с вами откровенна?

Старшая ведьма натянуто улыбнулась, но улыбка показалась неискренней.

— Конечно. Я люблю честный разговор.

— Хорошо, — Гермиона встретилась взглядом с ярко-синими глазами Нарциссы. — Мы с Драко невзлюбили друг друга почти с первого взгляда. Когда мы впервые заговорили друг с другом, он назвал меня тем самым словом, которое считается неприличным в Волшебном мире. Он был высокомерным, испорченным, трусливым мерзавцем, и хотя я никогда не позволяла ему видеть этого, он часто заставлял меня плакать. Я ненавидела его за то, что он заставлял меня чувствовать себя недостойной и сомневаться в себе. Но если честно, Драко тоже меня ненавидел. За то, что я дружила с Гарри Поттером. За то, что я превосходила его по всем предметам. Меня любило большинство наших преподавателей. За то, что так хорошо справлялась с магией, несмотря на мою кровь, которая, как он тогда думал, была не такая чистая, как его. Эту идею он, без сомнения, приобрел, сидя рядом с вашими туфлями от кутюр ещё в раннем детстве. — Гермиона сделала паузу в своей жестокой тираде, чтобы оценить реакцию Нарциссы.

Нарцисса, однако, бесстрастно потягивала чай и ждала, когда она продолжит. Поэтому Гермиона снова вздохнула. — Полагаю, ответ на ваш вопрос, Нарцисса, да, мы с Драко действительно общались. Наихудшим из возможных способов. Но что-то изменилось на шестом курсе. Я не уверена, было ли это после того, как он начал пропускать наши занятия по подготовке к Т.Р.И.Т.О.Н, или после того, как его глаза стали такими тусклыми, но я начала наблюдать за ним. Когда Гарри наложил на него эту Сектумсемпру, я была в ярости. Драко никогда не заслуживал этого, и по сей день я жалею, что это случилось с ним. Он даже не заслужил этого после того, как позволил в своем присутствии вашей сестре пытать меня. Я знаю, что я одна из немногих людей, которые придерживаются этого мнения, но я действительно в это верю. Это одна из причин, по которым я начала дарить всем выпечку: потому что я считаю, что мы все заслуживаем лучшего, чем та война дала нам. Неважно, насколько рано или поздно мы осознали свои ошибки.

Нарцисса слегка пропела что-то.

— И ты веришь, что Драко осознал свои ошибки?

— Я знаю это. Но не поэтому я все еще прихожу к вам домой. Если бы речь шла только о том, чтобы указать Драко на его ошибки или дать ему понять, что я, по крайней мере я, простила его, то я бы остановилась после яблочных тартов. Но я этого не сделала. Потому что... потому что оказалось, что Драко изменился намного больше, чем я думала. Я не дура: я знаю, что он все еще в некотором роде прежний. Он все еще высокомерен, вспыльчив и экстравагантен. Но он также умный, честный, остроумный, вдумчивый, и... И он так старается не быть тем мальчиком, который ненавидел меня.

Наконец, ледяное выражение лица Нарциссы растаяло. Она со стуком поставила свою чашку и наклонилась вперед, свирепо глядя на Гермиону.

— Значит, ты все еще ненавидишь его?

— Конечно, нет. Совсем наоборот, на самом деле, — признание вырвалось изо рта Гермионы, как будто она только что проглотила Сыворотку правды. Много правды можно сказать вслух, особенно своему бывшему врагу.

Обе ведьмы надолго замолкли. Затем мягкий, нежный блеск появился в глазах Нарциссы.

— Теперь я понимаю, почему ты так нравишься Драко.

В этот момент Гермиона начала кашлять.

— Прошу прощения?— она пробормотала, довольно нечленораздельно.

— Мой сын. Он обожает тебя.

— Он... обожает меня?

— О, да. Это было просто очевидно в то утро на нашей кухне, когда мы ели пирог с лаймом. И когда Драко говорит о тебе... Боже мой, его лицо меняется. Очевидно, он всё ещё боится сказать нам об этом. Думаю, он боится нашей реакции.

— Из-за моего статуса крови, — предположила Гермиона.

Нарцисса взяла свою чашку.

— Помимо всего прочего, моя дорогая.

— Помимо прочего?

— Ваше финансовое состояние. Или его отсутствие как такового, я полагаю. Ваше положение в том самом Министерстве, которое оскорбило нашу семью всем этим приговором. И твоя внебрачная связь с младшим сыном Уизли. Семья которого, несомненно, все еще ненавидит всех нас и моего сына в частности.

Когда Нарцисса перечислила этот список в своем приятном великосветском стиле, комок страха застрял в горле Гермионы. Как она могла быть такой глупой? Так глупо думать, что у них с Драко Малфоем может быть что-то? Что его гордящиеся своей чистокровностью родители могут действительно одобрить кого-то вроде нее?

— Понятно, — глухо проговорила она. — Тогда я, наверное, пойду, да?

Нарцисса ответила звонким смехом.

— О, дорогая девочка, нет! Ты меня совершенно не поняла.

— Да?

Нарцисса снова рассмеялась, как будто Гермиона только что рассказала веселую шутку.

— Конечно. Это те возражения, которые, по мнению Драко, я буду иметь против вашей... так сказать, дружбы.

— Но у вас?...

— Их нет, — Нарцисса закончила за неё. — Нет, правда, одно время я именно так и думала. Когда-то я надеялась, что Драко свяжет себя с кем-нибудь из двадцати восьми чистокровных семей. Наполнит наш род новой чистой кровью, а наши хранилища еще большим количеством галеонов. Я хотела этого будущего для нас, почти так же страстно, как Люциус. Но теперь я хочу для своей семьи совсем другого. Вещей, которые гораздо труднее найти.

— Каких?

— Мира, — выдохнула Нарцисса. — Спокойного, ничем не примечательного, недвусмысленного мира. И, когда дело касается Драко, счастья.

— Так как же я вписываюсь в это новое видение будущего вашей семьи?

Нарцисса покачала головой.

— Моя дорогая девочка, за то короткое время, что ты гостила у нас, ты принесла обе вещи, о которых я так отчаянно мечтала: мир в этот дом и счастье Драко. Это неожиданно, я признаю, но не плохо. Так какое же твоё место в нашем будущем? Это полностью зависит от тебя.

Гермиона моргнула один-два раза. Затем она широко улыбнулась и подняла палочку в сторону пирога с клюквой и фундуком.

— Еще десерта, Нарцисса?

Солнце уже село, и желтое убранство выцвело, превратившись в более сносное золотое, когда две ведьмы наконец вышли из комнаты. Они так увлеченно беседовали, что ни одна из них не заметила долговязую фигуру, уныло прислонившуюся к стене напротив двери в гостиную. Нарцисса первой заметила своего сына.

— Драко, дорогой, что ты здесь делаешь?

— Я... — начал было он, но мать оборвала его, прежде чем он успел придумать оправдание.

— Если ты хочешь слоняться тут, как призрак Хогвартса, дорогой, пожалуйста, постарайся хотя бы не сутулиться.

Нарцисса отвернулась от сына и посмотрела на молодую ведьму, стоящую рядом с ней.

— Гермиона, дорогая, вы должны простить меня, но я вдруг обнаружила, что очень устала. Вы не будете возражать, если я оставлю вас развлекаться вдвоем?

— Конечно, нет, Нарцисса. И еще раз спасибо за приглашение на чай. Это было... очень поучительно.

Ведьмы обменялись заговорщическими улыбками, прежде чем Нарцисса поспешно удалилась от них по коридору.

Драко подождал, пока его мать не исчезает за углом, чтобы заговорить.

— Нарцисса? — спросил он, недоверчиво нахмурившись.

— Так зовут твою мать.

— Гермиона?

— Это мое имя. Два из двух, Драко.

— Она... моя мать не обидела тебя или что-то в этом роде?

Гермиона притворно вздрогнула.

— Нет. Зачем ей это? Она обняла меня.

Драко моргнул ей раз, другой, и она совершенно неосознанно отметила, что получается это у него просто восхитительно.

Гермиона взяла его под руку и оторвала от стены.

— Пойдем, я умираю с голоду. Нельзя долго жить только на цветочном чае и пирожных.

Драко позволял ей вести себя по коридору, молча и все еще моргая, как будто он только что получил какую-то шокирующую новость. Когда он, наконец, снова обрел голос, он прохрипел:

— Я был так... я ничего не приготовил на ужин. Может, нам?.. Может быть, Мэви и другие эльфы найдут для нас что-нибудь поесть на кухне?

— Нет. Давай не будем сегодня заморачиваться.

Гермиона провела пальцами по всей длине его руки, пока ее рука не оказалась в его ладони. Она удовлетворенно вздохнула, когда его пальцы переплелись с ее, и слегка наклонила голову к нему.

— Скажи мне, Драко: ты когда-нибудь пробовал маггловскую еду на вынос?

— Моя мать на самом деле обняла тебя? Это не шутка? — спросил Драко с полным ртом курицы тикка масала. Он показал вилкой на пенопластовый контейнер, который держал в руках. — Между прочим, это чертовски вкусно.

— Да. И я же тебе говорила: ничего не сравнится с маггловской едой на вынос. Ничего.

Гермиона откусила кусок, смакуя липкое совершенство палак панир и мысленно поздравляя себя с выбором кухни.

Ранее, пока Драко оставался в своей библиотеке, чтобы преобразить их зеленые кожаные кресла в удобный диван, она впорхнула домой и побежала вниз по лестнице к разнообразным магазинам на ее улице. Был очень напряженный момент, когда она колебалась между пиццей и индийской едой. Но судя по удовлетворенному выражению лица Драко, когда он поглощал еще один кусок курицы, пропитанный маслянистым томатным соусом, она сделала мудрый выбор. Когда он отложил свою упаковку, выражение его лица поменялось на другой вид удовлетворения, в форме этой вездесущей ухмылки.

— И таким образом, Гермиона Грейнджер произносит свою любимую фразу всех времен.

— Что, "маггловская еда на вынос"?

— Нет, "я же тебе говорила".

Гермиона хихикнула, совсем не чувствуя себя глупо.

— Это всего лишь одна из моих любимых фраз, потому что мне приходилось повторять ее слишком много раз.

— Наряду с "давайте выясним, в чем тут дело" и "ради Мерлина, Гарри, не делай этого".

Гермиона ахнула в притворном шоке.

— Драко Малфой, ты только что назвал Гарри Поттера по имени?

— Черт, я думаю, что да. Быстро, примени Скоргифай к моему языку.

— А разве очищающее зактинание Скоргифай не уберет его целиком? Я имею в виду, твой язык.

— Мы что, тренируем, дешёвые шутки на слизеринских змеях?

— Все слизеринские шутки дешёвые по своей природе.

Драко закатил глаза и, к ее восторгу, ущипнул её за ногу, которую она придвинула ближе к нему во время ужина. Они сидели на противоположных концах недавно преображенного дивана: он, вытянув вперед длинные ноги, она, прислонившись к одному из подлокотников дивана и закинув босые ноги на подушки. В отместку за его щипок Гермиона засунула пальцы обеих ног ему под бедро, а затем пошевелила ими.

— Отвратительно, Грейнджер. Я не знаю, где были эти ноги.

— В моих туфлях, — сказала она, улыбаясь и указывая на балетки, которые недавно сняла.

Драко издал звук отвращения, но улыбнулся в ответ так, что ее пульс участился.

— Как будто это хоть какое-то утешение, — пожаловался он.

— Хочешь, я пройдусь по какой-нибудь грязи, чтобы ты мог сравнить?

— Эта гадость и то может быть лучше.

— Не смей оскорблять мои красивые ноги, Драко Малфой. И мои балетки тоже.

Его улыбка стала злой.

— Насчет твоих маленьких балеток, Грейнджер...

— Да? А что с ними?

— Ну, я не мог не заметить, что они очень... зеленые.

— О, неужели? — беззаботно спросила она.

— Что с ними приключилось?

— Позволь мне исправить ошибку.

Она выбросила свой пустой контейнер для еды, достала палочку из кармана кардигана и произнесла заклинание над туфлями. Они тут же снова начали переливаться гриффиндорским красным.

— Ты пропустила пятно, — протянул Драко, указывая одной рукой на всю ее одежду. Только тогда она вспомнила, что почти всё на ней сегодня зеленое.

— Черт побери, — пробормотала она, а затем начала снова и снова накладывать заклинания на свою одежду. С каждым взмахом палочки ее кардиган краснел, а лепестки на платье возвращались к своему первоначальному розовому цвету. Она была так увлечена уничтожением творения Мэви, что не заметила, как рука Драко скользнула в карман пиджака, где он обычно хранил свою палочку.

— Удовлетворен?— спросила Гермиона, снова глядя на него с надменным вздернутым подбородком.

Но он все еще злобно ухмылялся, как будто выиграл какой-то приз.

— Красный действительно не твой цвет, Грейнджер. Я думаю, что ты выглядишь намного лучше в зеленом.

Она усмехнулась, несмотря на трепет в сердце.

— Как бы не так.

— Не веришь мне? Тогда, может быть, тебе стоит посмотреть самой.

Сбитая с толку, она наклонила голову набок.

— Драко, что ты?..

Она резко остановилась, когда снова заметила свою одежду. Которая была преобразована обратно в зеленый цвет. Но не весенне-зеленый. На этот раз он был темнее, слизеринский зеленый. Она собиралась вытащить свою палочку, чтобы по крайней мере отменить его заклинания. Но потом она просто простонала. После вчерашней поездки в "Дырявый котел" и сегодняшней эмоциональной встряски у нее просто не было сил произнести хотя бы ещё одно заклинание.

— Хорошо, — простонала она. — Я слишком устала, чтобы бороться с тобой. Давай, слизеринец, давай. Делай, что хочешь. Фас-фас.

Драко засмеялся так громко, что этот чистый, искренний звук заставил ее сердце парить.

— Это отличные новости, Грейнджер. По-видимому, все, что мне нужно было сделать, чтобы выигрывать наши сражения — это утомить тебя. Почему я раньше этого не знал?

Наверное, ей следовало бы поспорить с ним или прочитать ему лекцию о несанкционированном использовании одежды в своих коварных замыслах. Вместо этого она сонно вздохнула, вытащила ноги из-под его бедра и собственнически вытянула у него на коленях. В ответ на эту новую близость Драко замер, и его лицо стало отстраненным. Гермиона, однако, уже достаточно хорошо изучила его настроения, чтобы понять, что он думал. Взвешивая и оценивая несколько вариантов действий, прежде чем следовать одному. Она закрыла глаза, откинулась на спинку дивана и ждала, пока он примет решение. В конце концов, Драко положил ладони на ее голые ноги и обхватил длинными пальцами ее икры. Гермиона издала радостный горловой звук и еще сильнее прижалась спиной к дивану. Они оставались в таком положении так долго, что оба потеряли счет времени. Ни один из них не комментировал свою нынешнюю позицию. На самом деле, ни один из них не сказал ни слова до конца ночи. Они так и сидели — Гермиона с закрытыми глазами и Драко, смотрящий в огонь и рисующий узоры на ее коже большим пальцем — пока, наконец, она не заснула.

Гермиона медленно проснулась на следующее утро, отрывая себя по кусочкам от восхитительного сна, который она не могла полностью вспомнить. Он задержался где-то на краю её памяти, и она решила попытаться вспомнить его, сжимая веки сильнее и зарываясь глубже в кровать. Она протянула руку, чтобы натянуть потертое хлопковое одеяло под подбородок, но вместо этого ее пальцы нащупали что-то мягкое и пушистое. Она разлепила веки и обнаружила, что накрыта пушистым чернильно-черным одеялом, которого никогда раньше не видела. Моргая, ничего не понимая, она заставила себя сесть и рассеянно огляделась вокруг. Комната не выглядела похожей на её спальню. Ни растений в горшках, ни легких сиреневых занавесок, ни фотографий Гарри и Рона в рамках. Только солнечный свет, дорогая мебель и ряды книг в кожаных переплетах.

— Где я, чёрт возьми, нахож?..

И тут ее осенило: она заснула в Малфой-мэноре. И, видимо, осталась на всю ночь. Сама. Не будучи убитой, искалеченной или даже под заклятьем. Одна эта мысль была загадкой. Но что-то еще поразило её, и она лихорадочно осмотрела библиотеку. Она нашла то, что искала. Драко обнаружился рядом с диваном. Его глаза были закрыты, дыхание ровное. Он все еще был одет в белую оксфордскую рубашку, галстук ослаблен, на животе лежал открытый кожаный переплет "Практики зельеварения". Его пиджак, однако, отсутствовал, и она догадалась, как появилось это черное одеяло. Сон взъерошил его волосы, и теперь они белой аурой рассыпались под его головой. Осторожно, чтобы не разбудить его, она наклонилась и убрала несколько прядей со лба. От её прикосновений Драко удовлетворенно мурлыкнул, но не проснулся. Что-то в этом звуке заставило её сердце сжаться, и на секунду Гермиона подумала о том, чтобы наклониться и попробовать его губы на вкус.

Вместо этого она выпуталась из одеяла и слезла с дивана. Она стояла над ним, не зная, что делать, пока ее желудок не начал урчать. Поэтому она вытащила свою палочку из кардигана, заклинаниями разгладила складки на своем платье, а затем переступила через раскинувшееся тело Драко. Ее туфли лежали рядом с одной из разлапистых ножек дивана, и она сначала скользнула в них. Но прерывистое дыхание Драко заставило её остановиться и отодвинуть одну ногу. Медленно, осторожно она взяла свои балетки и положила их поверх его преображенного пиджака. Туфли гриффиндорского красного цвета резко контрастировали с чернильно-черным одеялом. Не было никакой возможности не заметить их, они должны дать ему знать, что она была все еще где-то в поместье.

Оставив таким образом Драко тайное послание, Гермиона тихо выскользнула из комнаты. В темном коридоре за дверью библиотеки она с минуту пыталась сориентироваться. Справа она увидела длинный ряд закрытых дверей. Слева от нее из конца коридора пробивался слабый свет. Она двинулась в том направлении, надеясь найти главную лестницу. Несколько неверных поворотов, несколько незнакомых коридоров, три лестницы, и несколько прошептанных ругательств, и Гермиона, наконец, оказалась у двери в кухню поместья. Она прижалась к древнему дереву и вздохнула с облегчением, обнаружив, что огромная комната пуста, в ней не было ни эльфов, ни Малфоев. После быстрого осмотра каждой из кладовых она приступила к работе.

Гермиона понятия не имела, как долго она работала, мечась между мисками, сковородками и духовками. Вместо того чтобы следить за временем, она сосредоточилась на консистенции теста, шипении хрустящих сосисок, запахе ванили.

Именно по этой причине она начала печь в то раннее майское утро в прошлом году: для чистой радости от процесса, конечно, но и потому, что ингредиенты требовали полного погружения ее души и тела в процесс. Трансформация пищи было самым близким к магии ощущением, что она испытывала без палочки в руке. Каждый раз, когда она готовила, она ближе всего подходила к освобождению от своего темного, прекрасного, ужасного, светлого прошлого. Она положила последний блин в высокую стопку, когда слабое "кхм" привлекло ее внимание к дверному проему. Драко стоял и смотрел на нее. Он снял галстук, рубашка и волосы все еще были в беспорядке. Он держал её туфли в руке, и в его глазах была нежность, которую она не видела до сегодняшнего утра.

Ее сердце снова сжалось. Настолько, что она только смогла прошептать:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — сказал он.

Грубый тембр его только что проснувшегося голоса дал ей почувствовать приятное и смутно неловкое напряжение внизу живота.

— Завтрак? — предложила она, отчаянно надеясь, что он не заметит, как покраснели ее щеки и расширились зрачки.

Драко просто кивнул и обошёл кухонный остров, чтобы остановиться прямо за ней. Он бросил её туфли на пол, чтобы она могла надеть их, когда захочет. Затем, не говоря ни слова, он наклонился к ней, чтобы взять кусок мяса с тарелки, которую она поставила перед собой.

При этом его грудь тесно прижалась к ее плечам. Прежде чем она осознала, Гермиона толкнулась назад и прислонилась бедрами к нему. В тот момент, когда их тела полностью прижались, Драко резко вдохнул. Но он не отстранился от нее. Вместо этого его свободная рука сжала ее бедро.

— Грейнджер, — хрипло прошептал он ей на ухо, у неё перехватило дыхание, мозг отключился.

Она закрыла глаза, собиралась обнять его за шею и целовать до тех пор, пока он не перестанет дышать, когда другой голос остановил её.

— Доброе утро, Драко. Мисс Грейнджер, какой приятный сюрприз.

Первое мгновение она не понимала, что происходит. Внимание Гермионы неохотно скользнуло к дверному проему, где на них с любопытством смотрел Люциус Малфой. Драко задержался у нее за спиной на несколько ударов сердца, его рука все еще лежала на ее бедре. Затем с тихим стоном, который слышала только она, он медленно отпустил её и отошёл в сторону.

— Отец, — учтиво протянул Драко.

— Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросил Люциус, то ли не замечая, то ли подчеркнуто делая вид, что не замечает раздражения сына. — Я не смог не прийти на запах завтрака.

Краем глаза Гермиона увидела, как жесткие линии рта Драко смягчились.

— Ты действительно будешь есть?— спросил он у отца. Несмотря на прежнее раздражение, голос Драко звучал мягко. Как будто то, что Люциус голоден, значило сейчас очень много для его жены и сына.

— Да, — сказал Люциус, улыбаясь. — Хотя, может быть, это и неудивительно, учитывая то влияние, которое оказывает на меня стряпня мисс Грейнджер.

Неожиданный комплимент почти компенсировал возможность, которую они с Драко только что упустили. Гермиона призвала другую тарелку и быстро положила на нее два блинчика, половину грейпфрута и большую порцию сосисок. Она протянула тарелку Люциусу и ждала, пока он достанет палочку, чтобы взять свои столовые приборы и барный стул. Когда он этого не сделал, она нахмурилась и призвала их сама.

— Спасибо, — тихо сказал он, садясь, — за всю эту заботу, мисс Грейнджер. Видите ли, мне больше не разрешается пользоваться палочкой. Приказ Министерства.

Гермиона почувствовала, как похолодело и сжалось у неё в животе. Часть неё радовалась, даже была взволнована тем, что печально известный Люциус Малфой был наказан таким образом. Что он больше не сможет причинить никому вреда, как раньше палочкой. Но другая ее часть испытывала отвращение к этому наказанию. Её охватил ужас от того, что у волшебника отобрали саму его сущность.

— Простите, — прошептала она. Прежде чем она действительно поняла, почему, прежде чем она смогла понять безумие этого, она протянула руку, чтобы поддержать его. Три пары глаз устремились на маленькую ручку Гермионы Грейнджер, лежащую поверх руки Люциуса Малфоя.

Почти сразу же Гермиона отдернула пальцы, как будто коснулась гадюки.

— Я не... я не уверена, что...

Драко спас ее, ставя свою тарелку. Со стуком.

— Грейнджер, — сказал он громко. Тон его голоса была по крайней мере на три нотки выше, чем обычно. — Можно мне положить джем на эти маленькие блинчики?

Гермиона почувствовала такой сильный прилив благодарности, что готова была, невзирая на присутствие Люциуса, начать целовать его. Но Люциус по-прежнему внимательно наблюдал за ними, поэтому она наполнила свои слова насмешкой.

— Тебе уже не двенадцать, Драко. Ешь их с сахарной пудрой и лимонным сиропом, как взрослый.

Драко усмехнулся, но когда он прошёл мимо неё сзади нарочито медленно, то провёл пальцами по ее талии. Затем сел рядом с отцом. Люциус бросил на него строгий взгляд. А Гермиона снова заулыбалась.

Остаток утра прошёл приятно, и все трое обменивались вежливыми фразами, пока к ним не присоединилась Нарцисса. Увидев Гермиону, одетую во вчерашнее платье нового оттенка зеленого и щеголяющую копной спутанных за ночь волос и Драко в мятой одежде с рубашкой, выпущенной из брюк, Нарцисса выгнула одну бровь. К счастью, старшая ведьма не прокомментировала вид Гермионы, сидящей утром за столом её кухни. Молча она сама взяла себе тарелку.

— Как мило, — наконец сказала она, занимая свое место. — Я уже сто лет не ела блинчиков.

Нарцисса, очевидно, присоединилась к ним не только для завтрака. Она откусила всего несколько кусочков грейпфрута, вопросительно подняла бровь и уставилась на сына долгим многозначительным взглядом.

— Драко, дорогой, насчет того, что ты просил меня устроить вчера.

Он едва не уронил вилку на тарелку и посмотрел на мать.

— Да? — нетерпеливо спросил он. — Ты его получила?

— Я сделала всё, что ты простил. Но есть небольшая... заминка.

Когда Драко нахмурился, она вздохнула.

— Они согласились разрешить это только сегодня вечером. В шесть тридцать.

— Сегодня вечером? Сегодня вечером? То есть как это сегодня вечером? — словно отказываясь верить, произнес он.

— Я боюсь, что это так. Видимо, еще одна семья заказала столик для своих... и расположение то же, на сегодня. Так что аврорам удобнее будет следить за всеми одновременно, а не каждые выходные по отдельности.

— И с каких пор, черт побери, теперь это наша проблема? — он прорычал и провёл рукой по своим растрепанным волосам.

— Ты знаешь сам, с каких пор, дорогой. Ты можешь проклинать их сколько угодно, но это не изменит их решения. Поэтому, пожалуйста, постарайся быть благодарным, что они вообще сказали "да". Ты же понимаешь что, им ничего не стоило принять другое решение.

— Я так и сделаю. То есть попытаюсь.

Нарцисса неодобрительно прищелкнула языком, но больше не сказала ему ни слова.

— Я позвонила Бастьену, чтобы он все перенёс, — сказала она.— К счастью, у них было назначено раннее открытие сегодня на семь вечера. Так рано приходить — это совсем уж неприлично. Тем не менее, нищие волшебники не придираются к подаренным котлам.

Драко хмурился вниз на свою тарелку, но сказал:

— Благодарю тебя, мама. За то, что ты позаботилась обо всем этом. Ты... уже столько сделала.

— Конечно, дорогой. Все для тебя. И ты должен знать: все усилия стоят того, я думаю. Оно того стоит.

На долю секунды взгляд Нарциссы устремился прямо на Гермиону. Гермиона поняла, что они обсуждали что-то, имеющее отношение к ней. Драко ещё больше пробудил её любопытство, когда наклонился всем своим телом к ней.

— Грейнджер, ты закончила?

Она хмуро посмотрела на свою тарелку, очищенную от всего, кроме недоеденной сосиски.

— Да, но что?..

— Ты не могла бы проследовать за мной в библиотеку? — перебил он её. — Мне нужно кое-что сделать, и пригодится твоя помощь.

— Конечно, идём, — сказала она робко. Отчасти потому, что это была правда, а отчасти потому, что теперь ей до смерти хотелось узнать, что происходит.

Драко очистил их тарелки, левитировал их к раковине и заклинанием заставил губку работать. Гермиона чуть не рассмеялась при виде этого: Драко Малфой, использующий хозяйственные чары без ее подсказки. Еще одно доказательство того, что домовые эльфы Малфоев действительно свободны. Еще одно доказательство того, что он обращал внимание на их уроки. Игнорируя её веселье, Драко поцеловал мать в щеку, сухо кивнул отцу и направился к кухонной двери. Гермиона встревоженно встала, чтобы присоединиться к нему.

— Рада была снова видеть тебя, Гермиона, — сказала ей Нарцисса с понимающей улыбкой. — Хорошо вам провести время.

Нахмурившись, Гермиона обернулась, чтобы спросить Нарциссу, что она имела в виду. Но прежде чем она успела это сделать, Люциус встал и прервал ее мысль.

— Мисс Грейнджер, — сказал он, — благодарю вас за еще один восхитительный прием пищи.

— Обращайтесь в любое время, мистер Малфой. И пожалуйста, зовите меня Гермионой.

Люциус слегка поклонился. Несомненно, это был робкий возврат к его чистокровным манерам. Затем, сделав движение, требующее немалого мужества, он обнял её одной рукой за плечи и самым неловким образом сжал.

К тому времени, как они добрались до Малой библиотеки, Гермиона почти перестала чувствовать себя подавленной от того, что только что произошло на кухне. Драко придержал для нее дверь и глубоко вздохнул.

— Итак... мои родители. Они оба обнимали тебя за последние сутки. Это не галлюцинации?

— Похоже, что нет. Что заставляет меня задуматься об одном очень серьезном вопросе. Как ты думаешь, насколько холоден Ад, теперь, когда он замерз?

— Знаешь, я даже не уверен, что мой отец когда-нибудь обнимал меня.

Гермиона покачала головой, следуя за ним в комнату.

— Ты должен как-нибудь попробовать объятия своего отца. Я очень рекомендую их — очень теплые и искренние. И явно хорошо натренированные.

Драко громко рассмеялся и остановился в центре библиотеки. Там преображенное одеяло исчезло, вернувшись вместо этого в свою первоначальную форму. Она наблюдала за ним, надеясь, что он расскажет подробности того, что они с матерью обсуждали на кухне. Но пока он медленно убирал комнату: собирал использованные контейнеры из-под еды на вынос, аккуратно складывал свой восстановленный пиджак на спинку дивана, — она решила, что больше ждать не может.

— О чем вы говорили? — выпалила она. — С матерью, на кухне?

Драко замолчал, опустил палочку и посмотрел на нее со странной улыбкой. Взгляд был напряжён и в равных долях хитрый и неуверенный. Не отвечая сразу, он положил палочку в карман и подошёл ближе к ней. Когда они оказались достаточно близко, чтобы коснуться друг друга, его улыбка исчезла, и он нервно прочистив горло начал:

— Грейнджер, у тебя есть какие-нибудь планы на вечер?

Она задумчиво нахмурилась.

— Сегодня... воскресенье?

Обычно Гермиона проводила воскресный вечер в окружении юридических текстов и стопок пергаментов, готовя списки дел на предстоящую неделю. Несущественная задача, конечно, и гораздо более скучная, чем проводить время с Драко, которого она видела только по субботам. Кроме сегодняшнего утра, конечно. И сегодняшнее утро было таким... таким... Драко с тревогой смотрел на нее, и она вдруг поняла, что еще не ответила ему. Увидев, что он стоял, закусив губу и чуть не дергаясь от нервного напряжения, она постаралась не улыбнуться.

— Я не знаю, Драко. У меня уже есть планы?

Драко мгновенно уловил смысл её слов, и часть его напряжения исчезла.

— Это зависит от обстоятельств, Грейнджер. Как ты думаешь, ты могла бы воздержаться от бурной реакции на сюрприз на этот раз?

— Ну, это тоже зависит от обстоятельств. Я правильно поняла, что ты собираешься засунуть меня в какую-то форму магического транспорта, не сказав мне, зачем?

Его хитрая усмешка вернулась.

— Ну, конечно, да. Так и есть.

Гермиона скрестила руки на груди и заставила свое лицо нахмуриться; а это было довольно трудно, так как всё, что она действительно хотела сделать, это улыбаться, как первокурсница Хогвартса.

— Что ты задумал, Драко Малфой?

— Ты сама всё увидишь, Гермиона Грейнджер.

Она вздохнула с притворным раздражением.

— Ладно, держи свои секреты при себе... пока. Но я никуда с тобой не поеду, пока не узнаю, какой вид магического транспорта мы собираемся использовать.

— Портключ, если хочешь знать. Расположен в Косом переулке, и он должен активироваться для нас в шесть тридцать сегодня вечером.

— Тогда какой дресс-код?

— С чего ты взяла, что существует дресс-код?

Она фыркнула.

— Мы же говорим о тебе, Драко.

— Справедливое замечание. Я боюсь, что платье. Коктейльное платье.

— Почему боишься?

— Потому что наш портключ активируется всего через девять часов, и я не уверен, что этого времени достаточно, чтобы ты смогла взять под контроль свои волосы и приодеться.

— Нам снова четырнадцать, Драко? Потому что оскорбление моих волос не помогло тебе тогда, и сейчас это не принесет тебе особой пользы.

— Ладно, ладно, — он вскинул руки в знак капитуляции. — Оставь свои волосы как есть. Мы сможем хранить в них наши палочки во время ужина.

Гермиона проигнорировала оскорбление и с триумфом ткнула в него пальцем.

— Ха! Итак, мы идем ужинать! — она ухмыльнулась.

— Хорошо поймала, Грейнджер. Но "куда" останется загадкой до сегодняшнего вечера. Я серьезно.

— Я смогу с этим жить. Просто полечу домой, отдохну и соберусь, а потом мы встретимся в Косом переулке? Может быть, рядом с книжным? У меня есть специальный заказ, который я ждала, и я...

Она замолчала, когда увидела, что самодовольное выражение лица Драко исчезло.

— Вообще-то, — сказал он, съеживаясь, — можно, я просто через камин приду в твою квартиру, а потом ты аппарируешь со мной до портключа? Это было бы... удобнее.

— Каким образом? Совместные аппарации не такие уж безопасные, Драко. Почему бы тебе не аппарировать до Косого переулка самому?

Он уперся взглядом в пол.

— Потому что я не могу. И не смогу еще три недели и один день.

— Три?... — начала она, но потом поняла. Через три недели и один день будет второе мая. Это случилось в первую годовщину Битвы за Хогвартс. Именно эту дату выбрал Визенгамот для самых громких азкабанских приговоров.

— Это было частью вашего приговора, да? — тихо спросила его Гермиона. — Они аннулировали твою лицензию на аппарацию на два года.

Драко казался ужасно смущенным, но кивнул.

— Это одна из причин, по которой ты связал наши камины, да? — продолжила она. — Значит, ты не мог навестить меня без этого?

Он поколебался, прежде чем кивнуть во второй раз. Холод в животе напомнил ей о том, что она почувствовала утром, когда узнала о том, что палочку Люциуса сломали. На каком-то уровне она понимала этот аспект приговора Драко. С другой, всё, что она хотела сделать, это крепко обнять его. Так что именно это она и сделала. Она перестала бороться со своими инстинктами и сократила пространство между их телами до минимума. Драко напрягся всем телом от ее прикосновений. Но после двух секундного колебания он тоже обнял её. Она уткнулась головой в его рубашку и вдохнула его чистый пряный запах. Она ощущала напряжение его тела, вздымающуюся и опускающуюся грудь, мышцы его предплечий на своей талии, форму пряжки его ремня на животе и... и ей пришлось уговаривать себя успокоиться и не дрожать всем телом от возбуждения.

— Итак, меня обнял каждый из Малфоев за последние сутки, — прошептала она, пряча глаза у него на груди, и скорее почувствовала, чем услышала его смех.

— Гермиона, я... — сдавленно начал Драко, но она прервала его, сжав его в объятиях крепче. Она догадывалась, что он собирается сказать, и не хотела, чтобы этот момент стал началом их романтических отношений. Она хотела, чтобы сегодняшний вечер, каждая скрытная, пугающая, чудесная минута сегодняшнего вечера стала их началом.

— Я лучше пойду, — сказала она с вынужденной небрежностью, отпуская его. — Если я собираюсь выполнить твои указания и сделать что-то со своей большой лохматой головой.

Дыхание Драко стало поверхностным, зрачки расширились. Но он все равно улыбался, вероятно, она использовала одну из его любимых старых насмешек.

— Зачем тебе это, Грейнджер, когда твои волосы обеспечивают столько места для хранения?

— Ты хочешь сказать, что предпочитаешь их, — спросила она, указывая на свою голову, — моей расшитой бисером сумочке?

Драко элегантно фыркнул.

— Не знаю, и то, и другое просторное и странно выглядит.

Гермиона покачала головой, словно подчеркивая обиду гнезда кудряшек, и подошла к камину. Как только она встала в его центре с горстью летучего пороха, она повернулась к нему.

— В шесть пятнадцать у тебя дома, Грейнджер?

— Это свидание, — ответила она и утвердительно кивнула.

Потом она бросила порошок и назвала свою квартиру. Вместо кружащегося зеленого пламени все, что она действительно видела, — это его губы, изогнутые в улыбке.

Несмотря на признания, сделанные перед Гарри и Джинни два дня назад, Гермиона знала, что сегодня её первое настоящее свидание с Драко Малфоем. Во всяком случае, первое, которое они назвали свиданием между собой вслух. Это также было первое свидание, к которому она собиралась готовиться сама, без чьей-либо помощи. Чтобы отвлечься от этого факта и от самого свидания, Гермиона проработала весь день из дома, просматривая меморандумы других отделов, чтобы определить, может ли какой-либо из них повлиять на ее законодательство о правах великанов. Работа настолько поглотила ее, что она совершенно забыла о том, что пора начинать готовиться к выходу, и вспомнила только после пяти. Отвлечение внимания, возможно, было плохой идеей. Как и предсказывал Драко, ее волосы практически невозможно было контролировать. Косметические заклинания и маггловские укладочные средства, казалось, были бессильны. Без четверти шесть, вся взмыленная и расстроенная, она всё ещё собиралась, мысленно начиная составлять каталог проклятий, которые она обрушит на голову Драко, как только он появится в ее камине.

К пяти минутам седьмого, однако, ее волосы были окончательно покорены, локоны наполовину укрощены зельем и сформированы миллионом шпилек в низкий пучок. Она вытерла лицо, побрызгалась духами и даже подкрасила глаза и нанесла немного розового блеска на губы. Но что касалось ее одежды... Гермиона с тоской посмотрела на высокую груду одежды, сваленную на кровати: платья, юбки и блузки угрожающие свисали с края. Не было того, что бы выглядело подходящим, ничто не кричало "надень меня на первое свидание", и она на самом деле в приступе отчаяния издала громкий дикий рык в сторону одежды.

— Я же не из тех, кто помешан на шмотках, — сказала она куче. — Это просто не моё. Я выше этого.

Конечно, она нервничала, была возбуждена, и в ней бурлили другие смешанные эмоции. Но она отказывалась поддаваться и зацикливаться на своей внешности даже на минуту. Поэтому она подняла свою палочку над кроватью, закрыла глаза и сказала: "Акцио коктейльное платье".

Перед ней раздалось легкое шуршание. Когда она открыла глаза, платье насыщенного серого оттенка парило перед ней в воздухе. Это платье на самом деле было куплено давно, для очередного приема в Министерстве, который она позже решила пропустить. Как и платье, которое она носила в прошлые выходные, это имело довольно пышную юбку и расширялось на бедрах. Но вместо декольте без бретелек оно красиво спускалось с плеч. Оно было очень изящное и очень ей шло. Взглянув на прикроватные часы с чувством, похожим на панику, она быстро натянула платье. Затем она начала копаться на полу гардероба, пока не нашла преображенные Мэви туфли, снова поменяла их цвет так, чтобы он походил к платью. Она как раз накручивала на шею две нитки маминого жемчуга, когда услышала гулкий свист своего камина. О, дорогой Мерлин. Он здесь. Он здесь. В её квартире. В ее теплой, скромной, уютной маленькой гостиной с мягкой мебелью и переполненными книжными шкафами.

— Устраивайся поудобнее, — прокричала она, полностью одетая, но еще не готовая встретиться с ним лицом к лицу. — Я сейчас выйду.

— Откуда ты знаешь, что это я, — ответил Драко, — а не какой-нибудь Уизли, пришедший испортить прекрасный вечер?

— Уизли не использует так много туалетной воды, — пошутила она и вздохнула с облегчением, когда он тут же рассмеялся. — Подожди — это было обещание вести себя хорошо сегодня вечером?

— О! Нет. Как раз наоборот, — промурлыкал он слишком тихо, но она всё равно услышала.

Намек заставил её еще больше нервничать и беспокоиться. Она не могла решить, стоит ли ей вообще выходить из этой комнаты.

— Эй, — сказал Драко, теперь гораздо громче. — А разве у тебя не было кошки?

— Наполовину кот, наполовину книззл, на самом деле. Живоглот сбежал сразу после битвы за Хогвартс. Мы его так и не нашли.

— Черт, прости.

— Не стоит. Мне было тяжело, конечно. Но Живоглот был уже довольно стар, когда я купила его, так что я ожидала, что однажды потеряю его.

— Наверное, — сказал Драко, но его голос звучал так искренне извиняющимся, что это придало ей уверенности, чтобы покинуть свою спальню и продемонстрировать свой провокационный наряд и все такое.

Драко стоял к ней спиной в гостиной, изучая один из её книжных шкафов. Гермиона некоторое время молча наблюдала, как он вытащил книгу, чтобы прочитать ее название. Он осматривал полку достаточно небрежно, лишь для того, чтобы занять время, пока он ждал ее. Но для Гермионы исследование ее книжной полки было так интимно и так чертовски сексуально, что она покраснела, когда прочищала горло, чтобы объявить о своем присутствии. При этом звуке Драко обернулся с ухмылкой и готовой шуткой на губах. Однако в ту же секунду, как он ее увидел,он замер.

Сегодня он выглядел потрясающе в своем угольно-черном костюме и темно-синем галстуке. Перед ней стоял взрослый мужчина, и притом чертовски красивый. И все же что-то в его ошеломленном, восхищенном выражении лица дало ей отчетливое ощущение дежавю. Почему именно, она не знала. До тех пор, пока образ его младшего Я — надменного, привилегированного мальчика из Хогвартса — не вспыхнул в ее сознании.

Шел четвертый год, ночь Святочного Бала. Гермиона была разодета в пух и прах и чертовски нервничала. Но она заставила себя спуститься по огромной лестнице Хогвартса, как королева, положив руку на плечо Виктора Крама и подняв голову, чтобы не слышать, как ее имя шепчут по всей школе. Хотя она шла рядом с Виктором, ее глаза были прикованы к Рону, в его старомодной рваной мантии и раздраженным выражением лица. Несмотря на свидание и несмотря на отвратительное поведение Рона тем вечером, Гермиона не сводила глаз с рыжего друга всю ночь. Она тосковала, страдала по нему. Но прежде чем это произошло, из толпы выделилось еще одно лицо. Она бросила на него взгляд лишь на короткое мгновение. Это было настолько странно, что бросалось в глаза. Лишь только Гермиона вошла в Большой зал, она увидела никого иного, как Драко Малфоя, который ошеломленно смотрел на нее в упор. Панси Паркинсон со скучающей ухмылкой дергала его за мантию, пытаясь повернуть к себе, а приятели толкали его; эти вещи должны были привлечь хотя бы часть его внимания. И все же он смотрел на Гермиону со смущенным восхищением, как будто не мог смотреть больше никуда, даже если бы попытался. Как будто он не понимал, как и почему, но она стала единственной девчонкой в комнате, в школе, может быть, даже во всем мире. Тогда это было непостижимо для её пятнадцатилетнего ума. Но сейчас выражение его лица невозможно было спутать ни с чем другим. Драко Малфоя тянуло к ней в ночь Святочного бала, и он не мог этого скрыть. И его явно влекло к ней сегодня вечером. На этот раз, конечно, чувство было взаимным.

— Ты в порядке? — выдохнула она.

— Грейнджер, — сказал он отрывисто. — Ты выглядишь... ты просто... я имею в виду...

Она решила спасти его, в последний раз.

— Ты тоже хорошо выглядишь, Драко. Очень, — она грациозно протянула ему руку. — Ну что, мы идем?

В каком-то трансе Драко подошёл к ней и положил руку на сгиб ее локтя. Она дождалась момента, когда он прижмется к ней, прежде чем перенести их обоих в Косой переулок. Гермиона была очень осторожна с совместной аппарацией, и они с Драко плавно приземлились прямо перед магазином "Флориш и Блоттс". Тем не менее, они оба хорошо понимали тот эффект, который аппарация оказывала на нее, и его руки немедленно переместились к ее талии.

— Ты в порядке? — прошептал он ей на ухо.

Она просто кивнула, радуясь, что её живот сжался не от тошноты, а от восторга потому, что его теплые руки нежно обняли её за талию, прежде чем отпустить. Гермиона была в полном порядке, кроме того, что ей отчаянно хотелось быть как можно ближе к нему. Она крепко взялась за его опускающуюся руку.

— Итак, где же этот предполагаемый портключ? — спросила она.

Драко кивнул головой в сторону "Флориша и Блоттс".

— Только не говори мне, что Гермиона Грейнджер перенесла нас сюда, потому что не может сопротивляться желанию нырнуть в книжный магазин. В конце концов, у нас есть целых пять минут до активации и всё такое.

Она театрально вздохнула.

— Могу, но это требует больших усилий с моей стороны. Считай, что тебе очень, очень повезло, потому что у меня есть ещё один пунктик — я всегда стараюсь быть пунктуальной.

— Повезло, да?

— Очень.

Во время этого разговора они шли прогулочным шагом по улице. Не сбавляя темпа, Драко наклонился к ее уху и прошептал:

— Если мне повезло, потому что я вижу тебя в этом платье, Грейнджер... Тогда согласен, мне повезло. Мне действительно очень, очень повезло.

Она вздрогнула от счастья и потянула его к себе, пока их плечи снова не соприкоснулись. Пока они шли, фонари на верхушках столбов аллеи вспыхивали. День только начинал переходить в ночь, и прекрасные розовые тона заката покрывали эту часть улицы. В свете раннего вечера бледные скулы Драко казались острыми и раскрасневшимися. Он выглядел в этом свете настолько потрясающе, что... если бы Гермиона уже не знала о существовании магии, она бы наверняка поверила в нее этим вечером. Он заметил ее пристальный взгляд и ухмыльнулся.

— Что именно в моей внешности так привлекло твое внимание, Грейнджер?

Она ухмыльнулась ему в ответ.

— Я еще не определилась.

— Тогда хорошо, что мы уже у портключа.

— Что?

Ее слова растворились в воздухе, когда Драко резко остановил их перед уличным фонарем и использовал их сцепленные руки, чтобы прикоснуться к столбу. Все завыло, и мир превратился в крутящуюся, сбивающую с толку массу вспышек и воплей. В хаосе она слышала звонкое напряжение музыки, которая звучала как аккордеон. Так же быстро, как и началось, кружение прекратилось. Они приземлились в темном пустом переулке, и Драко повел их к шумной городской улице. По оживленному проспекту перед ними с ревом проносились машины, а тротуар, на котором они стояли, был подсвечен мерцающими деревьями и кафе. Последние были переполнены посетителями, они поднимали кофейные чашки и выпускали в ночной воздух сигаретный дым. Над кафе и витринами магазинов вдоль улицы выстроились белые и серые здания. Каждое здание было украшено рядами кованых балконов, где люди пили вино и наслаждались закатом. Эта была та самая звонкая аккордеонная музыка, которую она слышала во время их поездки через Портключ. Теперь мелодия звучала яснее, поскольку лилась из одного из соседних кафе. "La Vie en Rose", если Гермиона не ошиблась.

— Париж, — выдохнула она. — Ты привез меня в Париж.

— Бульвар Бомарше, если быть точным. Хотя мы не будем ужинать здесь. Эти туфли подходят для прогулок, Грейнджер?

Она покрутила одной ногой на каблуке перед собой, демонстрируя прекрасные туфли, созданные Мэви.

— Они не хуже кроссовок.

Драко издал смешок.

— Отлично. Le Passage Secret находится дальше, в третьем округе, на улице Монморанси. Это всего лишь в нескольких кварталах отсюда.

Гермиона и не подозревала, что он что-то знает о Париже. Она всегда иронически предполагала, что Драко провел всю свою жизнь, порхая между Хогвартсом и мэнором. Тот факт, что он знает что-то о большом мире, и пристыдил, и обрадовал ее.

— Le Passage Secret... тайный проход? — спросила она, когда они направились к месту назначения. — В какое именно тайное место ты меня ведешь?

— Это волшебный ресторан, — объяснил он. — Очень эксклюзивный и очень секретный.

— Другими словами, очень дорогой?

Драко пожал плечами.

— Малфои веками держат там открытый счет.

— Веками? В буквальном смысле?

— Le Passage Secret делит кухню со старейшей гостиницей Парижа, которая имеет давние связи с волшебным миром. Я... думаю, ты поймешь сама, когда мы туда доберемся.

Через двадцать минут Гермиона все поняла. Она очень, очень хорошо всё поняла. Хотя улица Монморанси, 51, не содержала никаких видимых указателей или дверей в Le Passage Secret, она ясно увидела ярко освещенные окна маггловского ресторана на первом этаже гостиницы. Над входом в ресторан и, по-видимому, над самой гостиницей была высеченная на камне надпись, провозглашающая это место самым старым зданием в Париже. И домом не кого иного, как L'Auberge de Nicolas Flamel. Гермиона долго смотрела на гравированную табличку и гостиницу, прежде чем спросить.

— Николас Фламель? Тот самый Николас Фламель?

— Единственный и неповторимый, — ответил Драко. — Он и его жена начали строительство этого здания в тысяча четыреста седьмом году. Le Passage Secret открыла свои двери в тысяча пятьсот пятидесятом, примерно через три года после этого Люциус первый завел тут открытый счет.

Гермиона изо всех сил пыталась перестать открывать и закрывать свой рот, как форель выброшенная на сушу, наконец, ей это удалось.

— Разве первый Люциус не купался в галеонах, как и все вы? Зачем ему было открывать кредитную линию?

— Неудача. Его только что отвергла Елизавета Первая. Я думаю, он хотел пойти куда-нибудь, где его бар-счет будет открыт, и забыться.

— Елизавета Первая, — решительно сказала Гермиона. — Королева-Девственница.

Драко ухмыльнулся и бросил на нее лукавый косой взгляд.

— К большому разочарованию моего предка.

Она пристально посмотрела на него, а потом медленно улыбнулась в ответ.

— Мои предки помогли построить первый в Англии крематорий в Суррее. Мне есть на что рассчитывать?

— Это зависит от обстоятельств. Что такое крематорий?

Когда она объяснила, он начал громко смеяться.

— Для семьи, члены которой всегда с энтузиазмом практиковали темные искусства? Это имеет первостепенное значение, Грейнджер. Почему же ты раньше не сказала?

— Так вот чего мне ожидать от нашего свидания: черного юмора?

— Грейнджер, у тебя свидание с Драко Малфоем. Терпимость к черному юмору является обязательным условием.

Не отпуская её руки, он махнул палочкой на здание рядом со старым домом Николя Фламеля. Полоса, соединяющий дома, заскрежетала и начала изгибаться, пока между ними не появился узкий проулок.

— Ты что, тайный хранитель этого места? — спросила она.

Он снова пожал плечами и потянул их в сторону переулка.

— Вроде того. Le Passage Secret подчиняется несколько более широкой версии чар Фиделиуса. Той, которую ставят в общественных местах.

Оказавшись внутри недавно образованного прохода, Гермиона увидела только длинную глухую стену из древних камней. Драко постучал палочкой по нескольким истертым камням в узоре, очень похожем на тот, что был на стенке за "Дырявым котлом". Камни откликнулись на его магию, перестраиваясь, чтобы открыть золотые, замысловатые ворота, над которыми в воздухе сверкали слова "Mot de passe, s'il vous plaȋt".

— La moelle osseuse et oursin, — мягко сказал Драко, и ворота со скрипом открылись.

— Пароль: "костный мозг и морской еж?"

Драко издал тихий смешок, когда они переступили через порог ресторана.

— Он меняется каждый год. Но, как я уже сказал, юмор обязателен.

Гермиона всё еще ухмылялась, когда они приблизились к администратору, одной из тех поразительных ведьм неопределенного возраста, с гладкими каштановыми волосами, в черных одеждах, источающую бесконечную самоуверенность.

— Мистер Малфой и мисс Грейнджер? — спросила она с сильным акцентом.

После того, как они подтвердили, она резко кивнула.

— Бастьен сказал, что ждет вас в такой ранний час. Пожалуйста, следуйте за мной.

Как только ведьма повернулась спиной, чтобы провести их через ресторан, Гермиона быстро шепнула Драко:

— Она сказала "ранний час" так, как будто у нас заразная болезнь.

Драко даже не посмотрел на нее, но она увидела, как уголки его рта приподнялись в мерцающем свете свечи.

— Для французов, возможно, так и есть. Ужинать до восьми вечера — это ужасно дурной тон, знаешь ли.

Гермиона покачала головой, а затем позволила себе полюбоваться видом ресторана. Хотя ресторан был расположен на первом этаже существующего здания, Le Passage Secret не был похож ни на одно место, которое она когда-либо видела. Единственное помещение, с которым она могла бы сравнить его, это большой зал в Хогвартсе, но только потому, что и там и тут были заколдованные потолки. Над обеденным залом Le Passage Secret полыхал волшебный закат Косого переулка: бледно-персиковые, розовые и лавандовые оттенки медленно исчезали в сверкающем звездном свете ночного неба. На потолке, однако, сходство Le Passage Secret с Хогвартсом заканчивалось. Здесь пространство казалось маленьким и интимным, состояло оно из череды небольших изолированных альковов cо столиками, как будто большой грот с ответвлениями. Обедающие в каждом алькове имели возможность насладиться уединением. Они могли лишь случайно встретиться с другими посетителями в центральном проходе. Посередине прохода, по которому сейчас шли Гермиона и Драко, красиво журчал зачарованный ручей. Он протекал по всему ресторану, но почему-то не мочил их обувь. Ярко раскрашенные рыбы экзотических видов, неизвестных Гермионе, плели пестрые узоры в ручье, а на его поверхности плавали маленькие масляные свечи, подчеркивая интимность атмосферы.

— Мерлин, — выдохнула она, все еще с жадностью разглядывая всё вокруг.

— Это место принадлежит ещё одному слизеринцу, — Драко игриво толкнул ее в бок. — У тебя всё ещё нет желания простить мой факультет за наши пустяковые разногласия?

— Так вот что это такое? — она поддразнила его. — Ты привел меня сюда в духе примирения?

— Ну, ты упомянула об этом в своей первой записке.

Гермиона покраснела, безмерно довольная тем, что он запомнил эти слова. Чувствуя себя смущенной и счастливой, она восхищалась красотой вокруг них.

— Если это то, что происходит, когда угощаешь людей выпечкой, — сказала она, — тогда надо бы принести тебе ещё и Пальмиры.

Услышав эту часть их разговора, хостес повернулась на каблуке и хмуро посмотрела на Гермиону.

— Мадемуазель желает на десерт Пальмье? Полагаю, шеф-повар запланировал сырное блюдо и шоколад на десерт. Но если мадемуазель изволит, я могу сообщить на кухню об её особых предпочтениях.

Гермиона снова покраснела и махнула хостес свободной рукой, сжимая ладонь Драко другой.

— Нет, в этом нет необходимости. Сыр и шоколад — это прекрасно, спасибо.

Даже когда вопрос был снят, хостес нахмурилась, протягивая руку к свободной нише.

— Мистер Малфой и мисс Грейнджер, ваш столик, пожалуйста.

Гермиона и Драко опустили глаза, как будто их только что отругали, и быстро сели на свои стулья, не говоря ни слова. Как только хостес налила им по стакану газированной воды и удалилась, они испустили громкие вздохи облегчения.

— Она... напряжена, — сказала Гермиона.

Драко кивнул.

— Она принимала нас каждый раз, когда я ужинал здесь, с тех пор, как я был маленьким мальчиком. И я даже не знаю ее имени — я всегда слишком боялся её, чтобы спросить. Клянусь, это самое приятное поведение, что я видел от неё в жизни. Должно быть, ты ей очень понравилась.

Гермиона лукаво улыбнулась.

— Я симпатичная девушка.

— Это точно. Но давай посмотрим, какая ты будешь после полноценного здешнего обеда.

— А? Ты часто приходишь сюда на свидания?

— Если под свиданиями ты подразумеваешь Люциуса и Нарциссу Малфой, то да. Я провел здесь много, много свиданий, обсуждая восхитительные темы, вроде Международной Волшебной политики, поедая улиток.

— Даже не знаю, сколько бы я заплатила за возможность посмотреть, как Люциус Малфой ест улиток.

Драко поднял свой бокал с водой.

— Прибереги свои галеоны для блюда из угря. Мой отец так любит это скользкое блюдо, что наблюдать за ним — это все равно что смотреть на каннибала в дикой природе. По крайней мере, так говорят.

Тихо смеясь, они подняли тост друг за друга над шелковой скатертью. Вскоре Гермиона отмахнулась от винной карты. От этого жеста мягкий блеск появился в серых глазах, и их трапеза началась всерьез. Одно невероятное блюдо за другим волшебным образом наполняло их тарелки. Даже со всей своей кулинарной практикой Гермиона никогда не ела ничего подобного: инкрустированные икрой сладкие лепешки, корнеплоды, плавающие в нежных бульонах, сладкий морской окунь в тушеном соусе из бычьих хвостов и самые тонкие, самые нежные куски мяса, какие только можно себе представить. Что было неудивительно, ведь они ужинали в одном из лучших ресторанов волшебного мира, если не всего мире вообще. Гермиона и Драко, кажется, не могли удержаться от тихих стонов удовольствия с каждым новым блюдом.

— Этот ягненок — просто чудо, — сказала Гермиона с набитым ртом. — Я серьезно: я завтра же напишу в Ватикан требование назначить этого агнца святым.

— Не могла бы ты также попросить их одобрить мой брак с этим стейком в своей записке?

Разговор оставался легким на протяжении всей трапезы, чему способствовали случайные тосты за их любимые блюда. Звон стаканов с водой за сверхъестественный вкус соуса или божественность бараньей отбивной. Но где-то между шестым и седьмым блюдами их темы сместились на более весомые.

— Навсегда? — спросил Драко, зачерпывая последний кусочек кроваво-оранжевого шербета, чтобы очистить вкус на языке перед следующим блюдом.

Гермиона энергично закивала.

— Да. Мне нравится моя работа в Министерстве: разработка новых законов, отстаивание прав маргинализованных групп. Пока в волшебном мире существует неравенство, у меня есть что-то, чего я хочу достичь. И, к сожалению, я думаю, что у меня будет достаточно много работы ещё долгое, долгое время.

— Значит, ты всегда была крестоносцем?

— Для тебя это проблема? — осведомилась она, поднимая свой почти пустой бокал с вызовом.

Драко, однако, просто слегка коснулся своим бокалом края её бокала, в то время как тарелка с сыром сменила их седьмое блюдо.

— Если бы это было проблемой, Грейнджер, я бы никогда не имел удовольствия попробовать пирог с лаймом.

Слегка улыбнувшись, Гермиона качнула головой.

— А как насчет тебя, Драко?

— Что насчет меня?

— Как насчет твоего будущего? Какие у тебя планы?

По какой-то причине его взгляд стал испуганным, и он сделал большой глоток воды, чтобы скрыть дискомфорт.

— Я... Я не уверен, что у меня вообще есть какие-то планы, Грейнджер.

— Ни одного?

Он пожал плечами, не встречаясь с ней взглядом.

— Не о чем говорить. Мой род богат уже много веков. Я знаю, что это хвастовство, но это также и правда. Кроме советника по политическим вопросам — странная должность — или застройщика, в моей семье уже много лет никто нигде не работал. Разумеется, как и мой отец, и мой дед.

— Даже после репараций?..

— Вероятно, в нашем хранилище хватит галеонов еще на одно-два поколения Малфоев бездельников, прежде чем кто-то из нас снова начнет накапливать богатство. Хотя кто знает? У нас полно активов, которые приносят доход, — это уклончивое выражение осталось на его лице, но было и что-то еще. Что-то, что заставило Гермиону настаивать, несмотря на его слова.

— Значит ли это, что ты не хочешь работать? — спросила она. — Только потому, что твои предки этого не делали, а от тебя этого и не ждут? Разве у тебя нет никакого любимого дела? Чего-то такого, что нравилось бы лично тебе, независимо от того, Малфой ты или нет?

Драко слегка съежился.

— Разве это имеет значение, Грейнджер? Никто не собирается нанимать Малфоя. Только не после... всего этого.

Гермиона придвинула свой стул поближе к нему, чтобы снова взять его руку в свою. Она переплела их пальцы вместе так, что казалось, возможно было отличить, где чья рука, только по оттенку кожи. Драко нахмурился, глядя на их соединенные руки, но его большой палец начал слегка поглаживать ее запястье. Они оставались в таком положении достаточно долго. Они молча наслаждались тем, как связаны они были в эти минуты. Нетронутая сырная тарелка исчезла, а на ее месте появилась декадентская башня шоколада. Гермиона и Драко не обратили внимания на подрагивающий десерт; он не сводил глаз с их рук, а она не сводила глаз с него.

— Чем тебе нравится заниматься, Драко? — она почти шептала. — Что ты любишь больше всего?

Эти серые глаза снова посмотрели на нее, и ее сердце подпрыгнуло. Он долго не отвечал, так долго, что она была почти уверена, что ее сердце вот-вот взорвется и Драко будет отправлен в тюрьму за ее убийство, так как никто из ее друзей технически не знает, где она. Наконец, к счастью, он начал говорить:

— Зелья.

— Серьезно?

— Да, на полном серьезе. Я люблю всё, что с ними связано: точность и аккуратность, необходимые для идеального результата. Их применение. Изучать, откуда берутся для них материалы, и думать о том, как я мог бы получить редкие. Я... я часто думаю об этом: какой была бы моя жизнь, если бы я работал с зельями. Гермиона медленно выдохнула сквозь сжатые губы. А потом она начала улыбаться, как первокурсница-пуффендуйка.

— Ну, у меня есть для тебя хорошие — нет, потрясающие — новости.

Несмотря на восхитительное напряжение, все еще полыхающее между ними, Драко ухмыльнулся.

— Какие новости, Грейнджер? Министерство решило, что им нужны подопытные для нового штамма Драконьей оспы?

— Лучше. Этой осенью Министерство открывает программу подготовки магистров зельеварения. Многие старые мастера были... эм, утрачены в войне, и мы отчаянно нуждаемся в новых. Все, нужно сделать, чтобы претендовать на место в этой программе это "O" по списку важных предметов на Т.Р.И.Т.О.Н и...

Его громкий вздох прервал ее.

— Грейнджер, я не сдавал Т.Р.И.Т.О.Н, я был слишком занят, будучи служителем зла и разрушая наш мир в течение всего нашего седьмого курса, помнишь?

Гермиона отмахнулась от его сарказма.

— А я была слишком занята борьбой со злом. Но представители экзаменационной комиссии сделали ряд исключений для нашего курса. Они были просто обязаны сделать по крайней мере это, в знак благодарности за то, что мы сражались за них в битве. После войны я вернулась в Хогвартс на один семестр, чтобы учиться и сдать экзамены в своем ритме в удобное для меня время. Я уверена, что ты тоже сможешь сдать их.

— Думаешь они собираются делать исключения для бывшего Пожирателя Смерти?

— Может, и нет. Но они не могут запретить тебе сдавать Т.Р.И.Т.О.Н по уже запланированному официальному графику для нашего курса, правда?

Драко фыркнул, но некоторая боль исчезла с его лица.

— Следующие экзамены будут в конце июня, Грейнджер. Слишком мало времени для меня, чтобы подать заявление и учиться, и ... — он замолк, когда заметил фанатичный блеск в ее глазах.

— Что у тебя на уме, Грейнджер? У тебя такой вид, будто ты сейчас закипишь, как чайник для подачи десятого блюда.

Гермиона рассмеялась.

— Ну, если хочешь знать, я сейчас мысленно маркирую по цветам твои учебные пособия.

— Мои... что?

— Методические пособия. Я подготовлю те, которые тебе понадобятся для вспомогательных предметов Т.Р.И.Т.О.Н: Арифмантика и, конечно, Трансфигурация. Возможно, Заклинания и Древние руны. Как ты относишься к тому, чтобы сдавать Древние руны? Поскольку Зелья будут твоим главным предметом, нам придется серьезно поработать над ними. Но я не сомневаюсь, что ты прекрасно справишься с этой темой.

— И почему же?

— Потому что, — сказала она, сжимая его руку, — у тебя были наивысшие оценки по зельеварению в школе. И ты все еще изучаешь его. Я видела книгу в твоей библиотеке, и я сомневаюсь, что это первая книга, которую ты изучил самостоятельно. Ты любишь этот предмет... это заметно. И.…

— И что?

Гермиона глубоко вздохнула, а затем призналась.

— И ты просто великолепен, Драко. Такой же такой же умный, как и я. Это одна из вещей, которые я люблю в тебе больше всего. Так что если я смогла сдать свои Т.Р.И.Т.О.Н, то я уверена, что ты тоже сможешь набрать по ним нужные баллы.

Еще один долгий, напряженный момент возник между ними. Гермиона опустила голову под тяжестью нахлынувших откровений, так что её взгляд изучал их сцепленные руки. Напротив, Драко не мог оторвать от нее взгляда. Медленно, осторожно он провёл указательным пальцем свободной руки под ее подбородком и поднял его вверх, пока она снова не встретилась с ним взглядом.

— Ты бы действительно сделала для меня это? — тихо спросил он. — Ты бы помогла мне учиться?

— Я бы так и сделала, и сделаю. И я скажу Кингсли, что если Министерство не примет тебя в программу подготовки магистров, то они будут идиотами.

Когда он издал грубый смешок, она улыбнулась.

— Я бы начала прямо сейчас, Драко, если бы ты мне позволил. Но я думаю, что это может убить все романтические планы на этот вечер.

— А у тебя есть какие-то романтические планы? — он поддразнивал её, но его пальцы соскользнули с ее подбородка и начали легко касаться щеки, спустились на шею. Он наклонился ближе к ней, и она инстинктивно наклонилась к нему. Достаточно близко, чтобы она могла чувствовать его неровное дыхание на своей коже.

— Драко, — прошептала она. Одно слово. Но оно выражало и просьбу, и предложение одновременно.

— Гермиона, — прошептал он в ответ, и её тело задрожало от жара этих четырех слогов на ее губах. — Гермиона, мне кажется, я собираюсь тебя поцеловать...

— Миона? — громкий голос грубо прервал их. Как будто их облили холодной водой. — И... МАЛФОЙ?

Их губы встретились лишь на одну секунду, один удар сердца, и Гермиона, и Драко повернулись к незваному гостю. Там, в шаге от их столика и глядя на них, как будто готовый броситься на них и разорвать на мелкие кусочки или разом проклясть весь мир, стоял Рон Уизли.

— Рон? — выдохнула Гермиона. Ни она ни Драко не сдвинулись с места, всё ещё прижимаясь друг к другу после секундного поцелуя. — Что... что ТЫ тут делаешь?

— Флёр и Билл пригласили нас на ужин. Это что ты здесь делаешь? — Рон ткнул в них пальцем так, как будто поймал на чём-то постыдном.

— На что это похоже, Уизли? — спросил Драко, растягивая слова и не отрывая своих пальцев от щеки Гермионы.

— Похоже на то, что ты только что пытался поцеловать мою девушку, Малфой.

— Твою девушку? — фыркнула Гермиона. — Честное слово, Рон, ты что серьезно?

Рон проигнорировал её, даже не утруждая себя спором о статусе их взаимоотношений, продолжая испепелять Драко взглядом. — Ты должен мне ответить, Малфой. Какого чёрта вы здесь делали?

— Я думаю, ты можешь сделать свои собственные выводы, — насмешливо сказал Драко, но всё равно отдернул руку, как будто делал что-то не правильное.

Лицо Рона мгновенно стало красным. Он был слишком взбешен для того, чтобы обратить внимание на то, что пара прекратила касаться друг друга.

— Свои собственные выводы? — огрызнулся он. — Мои гребаные выводы? Ну, что ж Малфой. Я думаю, что Гермиона должна была бы быть мерзкой Пожирательской шлюхой, если бы хотела целоваться с таким дерьмом, как ты, и это чертовски маловероятно. Правда, Гермиона?

Драко вскочил со своего стула так резко, что тот упал на пол. Рон с Драко начали приближаться друг к другу.

— Как ты её только что назвал? — прошипел Драко.

— Я назвал дерьмом тебя, а не её. Тебя.

— Ты думаешь, я глухой? Я только что слышал, как ты оскорбил её.

— Разве это не твоё любимое занятие, хорёк?

— Ты сегодня прекрасно справился с этим сам, Уизли.

Рон насупился и издал какой-то непонятный, яростный рычащий звук.

— Отвали от неё нахрен, Малфой.

— Или что?

Они одновременно вытащили палочки. В этот момент из воздуха с громким аппарационным "поп" появилась хостес. За ней стояли Билл, Артур, уже очень беременная Флёр и Молли. Взгляд миссис Уизли выражал такую же ледяную ярость, когда она смотрела на сына, как взгляд хостес, которая смотрела на Драко.

— Рональд Биллиус Уизли, первый раз нас пригласили в шикарный ресторан, и даже тут ты не справился с такой простой задачей, как держать свою палочку в кармане больше двух минут? — Молли заскрипела зубами так громко, что этот звук эхом отразился от зачарованного свода. Затем она повернулась к Гермиона и мило улыбнулась. — Привет, Гермиона, дорогая! Ну, разве не прелестно ты сегодня выглядишь?

— Она? — закричал Рон, зверея от ярости. — Ты делаешь комплимент этой тупой... ей? Когда она настолько тупа, чтобы шляться по ресторанам с этим грёбаным Пожира...

Драко направил палочку прямо на горло Рона.

— Рискни оскорбить её ещё раз, Уизли, и я сделаю так, что веснушки на твоем лице соединятся с веснушками на твоих плечах.

Какая бы грань приличия не была установлена в этом заведении, они явно её пересекли. Прежде чем кто-нибудь успел сказать ещё хоть слово, хостес выхватила свою тонкую эбеновую палочку, которая идеально ей подходила по размеру, и направила её конец на нарушителей спокойствия.

— Вон отсюда, — приказала она. — Вы оба.

— Но моя семья... — начал Рон.

Хостес заткнула ему рот одним взмахом своей палочки.

— Если у вас проблемы, то выйдите из ресторана и решайте их на улице. Вы сможете вернуться к своей семье, когда достаточно успокоитесь, чтобы уважать святость Le Secret Passage, — её острый взгляд метнулся в сторону Драко, который уже опустил свою палочку. — Ваш счет выставлен, мистер Малфой. Полагаю, вы и мисс Грейнджер закончили и готовы покинуть наш ресторан.

Последнее предложение было утверждением, а не вопросом. Драко коротко кивнул и протянул Гермионе руку. Она так была расстроена, что автоматически взяла его под руку и, с жалостью взглянув на Рона, последовала за Драко широкими шагами вдоль заполненного людьми широкого центрального прохода.

Выйдя на воздух, она снова смогла дышать. Она сделала несколько глубоких вдохов ночной прохлады, чтобы очистить голову и обдумать произошедшее. Что было очень кстати, так как Рон последовал за ними и кто, если не Гермиона, мог рационально мыслить в этой ситуации.

Как бы подчеркивая верность этой мысли, Рон и Драко начали кружить друг вокруг друга, как дикие звери. Глядя в упор на соперника, Рон обратился к Гермионе.

— Какого черта ты тут делаешь, Гермиона? Он что, притащил тебя сюда под Империусом или что-то в этом роде?

— Нет, Рон, — процедила она сквозь зубы. Гнев забрался к ней под кожу и полыхал там, угрожая разорвать её изнутри. — Мне не нужны заклинания такого рода, чтобы пойти на свидание, знаешь ли.

Рон злобно усмехнулся.

— На свидание? Ты действительно сейчас пытаешься убедить меня в том, что ты на свидании с гребаным Драко Малфоем?

— Ты что серьезно только что спросил её об этом, Уизел? — рассмеялся Драко. — Ты действительно так туп, что тебе нужно повторять в разных вариациях один и тот же вопрос три раза?

— Драко, — сказала Гермиона обеспокоенно. — Прошу.

Это наконец отвлекло внимание Рона от надвигающейся драки, и его взгляд быстро скользнул к Гермионе.

— Драко? С каких это пор ты зовешь его Драко?

Геормиона простонала и вскинула руки в воздух.

— С тех пор, как согласилась пойти с ним на свидание, Рональд.

Драко многозначительно вскинул бровь.

— О! Намного, намного раньше, я думаю.

Этот намёк стоил ему легкого толчка в плечо от Гермионы, которая подобралась достаточно близко к волшебникам, чтобы обездвижить их Ступефаем, если потребуется.

— Не обращай на него внимания, Драко.

— О! Пожалуйста, обращай на меня внимание, Драко, — ехидно передразнил её Рон, вытаскивая свою палочку из кармана. — Потому что я заставлю тебя есть грязь.

Драко снова потянулся к своей палочке и остановился только тогда, когда Гермиона положила ему руку на плечо. Её прикосновение было очень нежным, но следующие слова она произнесла таким тоном, что у любого кровь застыла бы в жилах.

— Драко, Рон, если вы не прекратите кружить друг вокруг друга, то я нашлю проклятье на вас обоих. Я серьезно.

Гермиона и Рон дружили годами, с Драко они общались всего несколько месяцев. Но однако Драко, а не Рон, услышал её и остановился. Мышцы его лица были напряжены до предела, взгляд напоминал взгляд убийцы. Но он подчинился желанию Гермионы и опустил руку с зажатой в ней палочкой вниз. Конечно, руки его были сжаты в напряженные кулаки, готовые в любой момент встретиться с челюстью Рона, но... Всё же даже это стоило ему усилий. Это гораздо большее, чем сделал Рон, который продолжал кружить вокруг Драко, не сбавляя темп, с палочкой наготове.

— Рон.

Она не изменила своего обдающего холодом тона. Но что-то же должно было прорваться сквозь туман гнева Рона, потому что тот встал по стойке смирно, как будто его ударили. Он остановился и медленно посмотрел на неё. Он моргнул раз, другой, как будто увидел её впервые. Но был всё же небольшой сдвиг в его взгляде, смягчение было настолько незначительное, что она могла бы не заметить, если бы не знала так хорошо его лицо.

— Ты действительно сегодня выглядишь прекрасно, Миона, — сказал он тихо.

Она открыла рот, чтобы поблагодарить его, но мягкое возмущение, вырвавшееся из горла Драко, опередило её.

Драко больше ничего не говорил. Он больше не язвил, не перебивал и не давал никаких других причин для нападения, кроме своего непосредственного присутствия в переулке и этого низкого ворчания.

Но сам этот звук? Гермиона и Рон отлично знали, что он означал: Драко Малфой действительно возмутился, когда другой мужчина сделал ей комплимент. И этот рык ясно давал понять его намерения.

Рон быстро переводил взгляд между Драко и Гермионой, его движения головой были похожи на летающий над полем теннисный мяч; такие движения она часто видела у представителей семьи Уизли, когда они всерьез что-то обдумывали.

Гермиона догадывалась, что видел Рон, рассматривая их: как оберегающе Драко наклоняет свое тело к ней; как взаимодействуют и притягиваются их руки; как нежно смотрит она на Драко, как будто обеспокоена в первую очередь его реакцией на их конфронтацию. В этот момент Драко Малфой и Гермиона Грейнджер не выглядели, как враги с детства, готовые бросить проклятье друг в друга или отвесить пощёчину. Они выглядели как влюбленные, объединившиеся против ревнивого бывшего. И одновременно с тем, насколько Рон Уизли был верным другом с большим сердцем, настолько же он был мужчиной, который не мог стерпеть подобного рода вещи.

Лицо Рона скривилось почти до уродства. Он был симпатичным парнем, но он никогда не умел правильно изображать насмешку на лице. Может быть, из-за его длинного носа или из-за толщины его верхней губы, но это выражение делало его лицо кислым и мерзким одновременно.

— Хорошая работа, Малфой, — сказал Рон, его голос был настолько ледяным, что она почувствовала, как холодок пробежал по её обнаженным рукам. — Идеальная работа, в самом деле. Поздравляю.

— Ты о чем, Уизел?

— Как будто ты не знаешь, — кривая улыбка Рона стала ещё шире, теперь она обнажала часть зубов. — Я приношу тебе свои поздравления за то что ты провел удачную аферу с умнейшей ведьмой своего поколения.

— Рон, не надо, — умоляла Гермиона.

В то же время Драко сделал шаг вперед.

— Серьезно, о чем ты чёрт возьми говоришь, Уизел?

Рон издал унылый смешок.

— Я говорю о тебе, Малфой. Ты неисправимый лжец и интриган. И что ты на этот раз придумал? Вызвал жалость к себе, и она согласилась пойти с тобой на свидание? Рассказал ей, как тяжела теперь жизнь у бедных, убогих Пожирателей Смерти?

— Рональд Уизли, как ты смеешь? — закричала Гермиона.

Но Рон только разогревался; игнорируя её предупреждение, он нанёс свой смертоносный удар быстро и жестоко.

— Уверен, именно это ты и сделал, да, хорёк? — прошипел Рон на Драко, который был пугающе бездвижен. — Гермиона совершала эти странные вещи... Типа дурацкого тура, да? Вероятно, она приехала в то змеиное гнездо, которое ты называешь домом, с каким-нибудь десертом. И ты начал охотиться на неё, как чертов вампир. Но знаешь, что самое страшное? Что она, блядь, попалась на этот крючок, настолько дьявольский был план. Ты яд, Малфой. Ебаный яд. Всё, чего ты касаешься, умирает. Посмотри на Дамблдора и твоих любимых Пожирателей Смерти. Вот дерьмо, да даже Крэбб. Ты просто ядовитая яма отчаяния, и ты пытаешься затащить в неё Гермиону, чтобы тебе не пришлось в ней тонуть в одиночестве. И зачем тебе она? После того, как ты круто облажался, ведьмы твоего чертового круга на тебя не смотрят?

После того, как Рон выплюнул последнее слово, два волшебника стали контрастно разными. Лицо Рона стало вместо ярко-розового красным, почти алым, так, что он стал похож на кроваво-красную полосу на фоне серых камней стены пассажа. В отличие от него, Драко стал похож на живой мрамор, бледную статую с головы до ног, холодный, неподвижный в темноте. Рон трясся от гнева, Драко был похож на застывший кусок льда.

Гермиона же страдала от горького разочарования. Не из-за Драко, который пока только лишь защищал их, из-за одного из своих самых старинных друзей. Мальчика, которого она полюбила в первый раз в жизни. Мальчика, который разбил её сердце во второй раз за этот год.

Слова Рона сильно ранили её прямо в грудь, и не из-за того, что она была с ним согласна насчет себя и Драко, вовсе нет. Если уж на то пошло, то её можно было обвинить в том, что это она использовала Драко, чтобы доказать себе, что она настолько сильна, чтобы помогать тем, кто действительно раздавлен. Чтобы убедить себя в том, что кто-то другой сломлен даже больше, чем она сама, и тем самым почувствовать себя лучше. Но что-то изменилось, изменилось всё, если уж говорить начистоту. Изменилось её сердце. Так что слова Рона не ранили её из-за того, что он сказал о Драко или даже о ней. Они ранили её потому, что они многое говорили о Роне.

Между каждой из ядовитых фраз Гермиона слышала скрытое послание: Рон всё ещё думает, что она в процессе своего Тура, что ей страшно, что ей ещё нужно проработать отголоски войны в своей голове, но ей всё это уже не нужно. Она всё ещё не может примирить две стороны войны так, чтобы они могли ужиться в мирное время. К тому же, оказывается, он думает, что она настолько слаба и глупа, чтобы попасть в одну из старых долбаных историй. Только это одно заставило её сердце сжаться.

И если её сердце болезненно сжималось...

Она повернулась к Драко со слезами на глазах. Как она сможет вернуть его обратно из той пропасти, куда Рон только что толкнул его? Как она восстановит то хрупкое равновесие, которое Рон только что разбил?

Драко выглядел настолько хрупким, что она не знала даже, как к нему обратиться сейчас. Но он поразил её, когда качнул головой, выпрямил спину и посмотрел на неё мягким взглядом. Он засунул руку в карман и повернулся к ней с уже знакомой ей аристократической непринужденностью. Если бы она не знала его лучше, если бы она не заметила маленькую морщинку между бровями и напряжённую линию вокруг его рта, она бы подумала, что ничто в мире его не интересует.

Когда он подошёл достаточно близко, он запустил свою свободную руку в её волосы и притянул к себе. Движение было мягким, но одна прядь волос всё-таки вырвалась из её пучка. Драко на мгновение задумался над этой непослушной прядкой, накрутил кудряшку на длинный палец и медленно выпустил, почти с сожалением, и наклонился вперед, чтобы крепко поцеловать в лоб.

— Возвращайся домой с Уизли, — прошептал он ей на ухо.

— Ч-что?

— Пожалуйста, — прошептал он. Затем он повысил свой голос так, чтобы Рон мог его услышать: — Я уверен, что Уизли не будут против поделиться с тобой своим портключом до дома. За их поездками не следят авроры в штатском, знаешь ли. Может быть, ты даже сможешь разделить с ними десерт, который мы пропустили. Пока ждёшь.

— Нет, — запротестовала Гермиона. — После всего того говна, что ты только что выслушал, я ни за что не отпущу тебя...

— Я попросил тебя вежливо, — усмехнулся Драко, его спокойное поведение внезапно стало презрительным. — Не заставляй меня повторять.

— Что? Что ты такое?..

— Мне надо пойти домой и подумать, Грейнджер. Когда я буду готов разговаривать, пришлю сову.

Без дальнейших объяснений или даже простого прощания Драко повернулся и вышел из переулка, оставив её одну с Роном. Который издал торжествующий смешок.

— Ты всё ещё чертов трус, — закричал Рон удаляющейся фигуре Драко.

Затем Рон, улыбаясь, повернулся к Гермионе.

— Хорьком был, хорьком и останется. Да, Миона?

И вдруг Гермиона забыла о своем слезливом разочаровании. Она превратилась в воплощение ярости.

В этом узком проходе, где между ней и Роном была только темнота, Гермиона выплеснула всю мощь своей злости, как огнедышащий дракон. Она кричала на Рона, не обдумывая слова, прежде чем она могла погасить их яд силой разума. Необузданные, они воспламеняли воздух, яростные и пылающие, сливались вместе с пылающим негодованием.

Она лишь смутно осознавала, что говорила и насколько язвительна была в его адрес. Хорошо, что у неё всё ещё осталось несколько свято неприкосновенных тем внутри. Например, она едва сдержалась, чтобы не обнажить его недостатки как человека, друга и любовника. Эти мысли были слишком подлыми, слишком болезненными даже для этого момента. Поэтому она засунула их поглубже в себя с надписью "эти вещи вслух я не говорю, но чувствую".

В отличие от Рона, Гермиона не задохнулась после окончания речи. Она не краснела и не бледнела. Вместо этого она отшатнулась назад на своих красивых каблуках и холодно оценивающе посмотрела на Рона.

— Г-гермиона, — заикался он. — Я... я извиняюсь. Я люблю тебя, ты же знаешь. Но не как... больше не как... Ты всё ещё одна из моих лучших друзей, и мне не следовало...

— Да, тебе не следовало.

Видя его пораженное выражение лица. Гермиона аппарировала на вокзал Gare du Nord, молясь, что последний поезд до Лондона ещё не ушёл. Потому что ни за что она теперь не отправится никуда через портключ с Роном Уизли. Не сегодня вечером.

Может быть, даже вообще больше никогда.

В следующий вторник Гермиона принесла Рону пирог.

Плеяда пока не прилетал к ней, и не было ни одного звонка через каминную сеть. Но Гермиона старалась не сходить с ума от волнения. Она знала, что Драко нужно время, и она хотела ему его предоставить. После того, что случилось в воскресенье, после того, что ему пришлось выслушать, он заслуживал хотя бы этого.

Так что Гермиона провела всю ночь понедельника, стараясь — как могла — не думать о Драко и готовя ту еду, которая могла бы понравиться только Рону Уизли. Пирог, наполненный смесью вкусняшек, включая говяжий фарш, свиные фрикадельки, пепперони, итальянскую колбасу и ветчину. В блюде было достаточно холестерина, чтобы закупорить сосуды олимпийского бегуна, но она была уверена, что именно оно Рону понравится.

Она так же хорошо знала, что всё должно было быть наоборот: Рону самому следовало постучаться в её дверь с банкой печенья и раскаянием на лице. Но он этого не сделает по ряду причин. Неуверенность в себе — первая из них. Гермионе казалось, что он боролся с неуверенностью в себе каждую минуту своей жизни, с того самого дня, когда ему исполнилось одиннадцать. Возможно, даже с рождения.

Кроме того, ей казалось, что Рон так же сломлен, как и они с Драко. Намного больше, чем он показывал, когда они встречались. На самом деле, нежелание Рона разговаривать о войне, оказывается, скрывало целый букет эмоциональных проблем, которые Гермиона только начинала понимать.

Некоторые вещи в Роне, однако, совсем не изменились: он по прежнему верный и бестактный, милый и близорукий, добрый и глупый. Он точно не тот мужчина, с которым она хотела бы быть рядом, и он тем вечером порядочно подпортил ей отношения с идеальным для неё мужчиной. Но, несмотря на всё это, она дорожила дружбой с Роном слишком сильно, чтобы позволить произошедшему в воскресенье стать концом их общения. Так что сегодня, так и много раз до этого, она собиралась подталкивать его пинками и криками к верному решению.

Когда во вторник вечером он открыл дверь, под его глазами залегли огромные круги сожаления, почти такие же черные, как пятна от ежевики на белой футболке. По его виду Гермиона поняла, что разговор будет самым тяжелым за всё время их общения. Тяжелее, чем тот, в Королевском лесу Дин. Даже тяжелее, чем в мае, когда они расстались.

— Миона? — прохрипел он. Его голос звучал грубо от вины и недостатка сна. — Что ты тут...?

— У тебя есть духовка? — спросила она, проносясь мимо него в квартиру.

Она старалась изо всех сил поддерживать нейтральную и легкую атмосферу, пока они не будут готовы перейти к тяжелым темам. Но она не могла не остановиться от потрясения, войдя в квартиру Рона.

Это место напоминало эпицентр катастрофы. Шкафы были открыты, грязные тарелки возвышались горами во всех доступных местах кухни так, что она не видела свободной столешницы. Почти все дешёвые пластиковые стулья, которые раньше стояли по всей квартире, были либо сломаны либо покорежены. Бумажные контейнеры из-под еды на вынос и пустые бутылки занимали все доступные и не очень места, кроме краешка дивана, где лежала куча белья — вперемешку грязного с чистым — свешиваясь, будто пьяный гость, злоупотребляющий гостеприимством.

— Какого чёрта тут произошло? — спросила она.

Рон встал за ней и пожал плечами.

— Я вёл себя, как реальное дерьмо, с одним из своих лучших друзей, так что я отыгрался на квартире.

— Ты что, сделал это всё один за последние сорок восемь часов?

— Прошло всего около сорока пяти часов с тех пор, как я вернулся из Парижа.

Гермиона пожала плечами.

— Воображаю, что бы ты мог сделать за оставшиеся три. Мне кажется, тут ещё осталось несколько чистых пятен на потолке, хочешь приступить к их обработке?

Он застенчиво покачал головой и засунул руки в карманы пижамных штанов. Не спрашивая разрешения, Гермиона вытащила палочку и начала расчищать завалы, заставляя исчезать пустые пивные бутылки и одноразовые контейнеры для еды, левитируя бельё дальше по коридору в спальню Рона. После примерно десяти минут работы палочкой появился свободный проход на кухню и немного места для того, чтобы пристроиться на диване.

— У тебя хорошо получается ерунда вроде этой, — сказал Рон мягко из-за её локтя.

Она заставила себя сдержаться и не фыркнуть. Драко редко позволял ей использовать бытовые заклинания у себя дома. В отличие от Рона, который предполагал, что она женщина и должна убирать за ним, и ни разу не поменял своего отношения к ней за девять лет их знакомства. Но не Драко... не Драко...

Драко всё ещё не написал ей.

Гермиона раздраженно вздохнула.

— Ты же хоть что-то способен убрать за собой, Рон? — она демонстративно вручила ему коробку с пирогом. — Это. Отнеси на кухню, наколдуй согревающие чары и отрежь нам по кусочку.

Он взял коробку, сбрасывая на грязный пол полотенце, которое его накрывала.

— Ты уверена, что тебе бы не было более комфортно самой заня...?

— Нет, — сказала она с приятной улыбкой. — Не было бы. Но я комфортно устроюсь на твоем диване, пока ты раскладываешь по тарелкам ужин, который я приготовила. Идёт?

Рон кивнул и быстро скрылся на кухне. Была в нем одна прекрасная черта: когда он начинал закапывать себя в метафорическую яму, он обычно прекращал после того, когда ему указывали на это.

Гермиона сняла свои кроссовки и кофту и сложила их на один из уцелевших пластиковых стульев. К тому времени, когда Рон вернулся с пирогом на двух разномастных тарелках, она нашла ещё одно место на диване, к которому нужно было применить лишь немного Скорджифая, чтобы расчистить. Она взяла свою тарелку и пластиковую вилку.

Рон не стал ждать, когда она присядет, занял единственное свободное место на диване и хищно вгрызся в свой кусок пирога. Гермиона только успела начать есть, когда Рон доел первый и ушел за вторым куском.

— Сколько тут видов мяса? — спросил он, когда вернулся из кухни, неся второй кусок, который по размеру ощутимо превосходил первый.

— Пять. Шесть, если считать куриный бульон, в котором я тушила овощи.

Рон бесцеремонно плюхнулся на диван и принюхался к своей тарелке.

— Здесь есть овощи?

— Немного. Но постарайся не обращать на этот факт внимания, ведь пирог вкусный.

— Не буду, — сказал он с набитым ртом. — Как ты назвала это блюдо, кстати?

— После тщательных размышлений я решила назвать его "Рон — полный придурок, и ему нужен отличный пинок под зад".

Рон проглотил свой кусок и наморщился.

— Ты собираешься это сделать сегодня?

— Зависит от обстоятельств.

— В смысле?

— От того, хотел бы ты остаться друзьями или нет.

— А-а, — сказал он.

— Действительно. А-а.

После долгой паузы он сказал.

— Я хочу, ну ты знаешь. Остаться друзьями.

— Я тоже, — вздохнула она. — Ты же знаешь, что для этого нужно сделать, правда?

Рон простонал и откинул голову на спинку дивана.

— Я знаю. Я должен извиниться перед тобой за то, что оскорбил тебя из-за... него.

— Да. Я бы сказала, что ты должен извиниться и перед Драко тоже, но...

— Но ты же знаешь, что это случится двадцать первого никогда?

— Довольно долго ждать, — Гермиона сочувствующе похлопала его по руке. — Я знаю, тебе тяжело принять всё это, Рон, я действительно хорошо понимаю, каково тебе. Конечно, я не собираюсь ничего делать для того, чтобы тебе было легче, если ты понимаешь, о чем я. Но я всё понимаю.

Рон подмигнул ей.

— Ты что, действительно, прости Мерлин, встречаешься с этим придурком?

— Рон, — предупреждающе рыкнула она.

— Прости. Ты правда встречаешься с Малфоем?

— Типа того. Может быть. Я имею в виду, мы провели много времени вместе за последние несколько месяцев. Но в воскресенье было наше первое официальное свидание.

Рон улыбнулся.

— И хорошо, что я испортил его.

— Знаешь что, Рональд, если бы мы играли в горячо-холодно сейчас, я бы сказала: холодно. Как в холодильнике.

— Той же температуры, что и кровь Малфоя, да?

Гермиона издала ещё один предупреждающий звук.

— Ладно. Ладно, — Рон поднял свои ладони в знак капитуляции. — Я просто с трудом представляю себе, как ты могла после меня начать встречаться с ним.

— Справедливый вопрос, полагаю. Вы диаметрально противоположны друг другу.

— Диа-ме...

Она не смогла сдержать улыбку.

— Вы с Гарри совсем перестали читать, да? Диаметральный. Полные и совершенные противоположности. Другими словами, вы с Драко не могли бы быть более разными, даже если бы попытались.

— И что тебя в нём привлекло тогда? Пожалуйста, только не говори мне что это всё... физическая близость.

— Знаешь, ты рассуждаешь, как Джинни.

Рон подавился, а Гермиона засмеялась. От искреннего веселья, конечно, но и от облегчения, так что сильная двухдневная головная боль начала исчезать.

— Нет, — сказала она, после того, как успокоилась. — Нет, это не просто физическое влечение для меня. Конечно, меня влечёт к нему и в этом смысле тоже, даже очень сильн...

Рон притворился, что его стошнило на ковёр, и она издала смешок.

— Честно, Рон, даже рвота не смогла бы сделать этот пол грязнее. И нет, мне нравится Драко не только из-за его внешности. Мне нравится образ его мышления и его чувство юмора, и его сердце...

— Этот сморщенный чернослив у него в груди? Который бьется только ради Темных Искусств и Пэнси Паркинсон?

Гермиона глубоко вздохнула.

— Он не злодей из сказки, Рон.

— Он что, дурачил меня всё это время своими черными костюмами и гелем для волос?

— Все эти жуткие вещи, на которые ты постоянно ссылаешься, остались в прошлом. Ну, кроме... костюмов, я полагаю.

— В смысле?

— В смысле, Драко знает, что он был не прав, и он извинялся за это не один раз, и не одним способом.

— Ах, как мило...

— Ты ведешь себя так, как будто это не важно, Рон, но это важно. Для кого-то вроде него, воспитанного так, как он был воспитан, признать, что он был полным дерьмом. Признать, что он облажался, а потом пытаться измениться. Я не говорю, что это больше, чем сделали ты или я, но это так же важно. Мы росли в достойных семьях с нормальным восприятием реальности. Малфои присоединились слишком поздно к миру нормальных людей, и я впечатлена тем, как они стараются жить по новым для себя правилам.

— Что ты мне пытаешься доказать? — бросил Рон презрительно. — Что теперь семья Малфоев — идеальное воплощение добра и света?

— Конечно, нет. Нарцисса по-прежнему хитра, как лиса. Люциус надменно растягивает слова каждый раз, когда говорит что-то. Драко мечется между высокомерием и ненавистью к себе. Но они стараются. Мерлин, они стараются изо всех сил. И я вроде как люблю их за это. Люблю его за это.

Рон притих настолько, что начал напоминать ей Драко. Лишь на мгновение. Перед тем, как брови Рона сдвинулись, образовав глубокие складки на лице, лицо покраснело и глаза налились кровью.

— Ты совсем с ума сошла? Любишь? Ты любишь его?

— Я этого не говорила. Но я хочу встречаться с ним. И иногда любовь приходит сама. Так что... это возможно. Наверное. Однажды.

Это, конечно, не было правдой, и Гермиона отлично это понимала. Она была гораздо ближе к этому слову, чем признавала вслух. Но Рон даже от предыдущих слов издал длинный отчаянный стон, и она поняла, что он достиг предела своего терпения.

— Достаточно, — сказала она тихо. — Я сказала достаточно, чтобы ты понял ситуацию. Я сейчас говорю серьезно. Ты будешь как минимум терпимо относиться ко всему, что я делаю с Драко. Если ты и я остаёмся друзьями. Согласен?

Рон обдумывал её ультиматум достаточно долго, чтобы заставить её сердце подпрыгнуть, когда он сказал.

— Да. Да, Гермиона. Я смогу это пережить. И я извиняюсь, ну ты знаешь. За тот вечер.

Она была готова уже вздохнуть с облегчением, когда он внезапно сузил глаза и ткнул в неё пальцем.

— Но даже не думай, что я собираюсь радоваться всему этому, Миона. Терпеть — конечно. Радоваться этому — нет. И ни про каких обстоятельствах, я имею в виду вообще ни при каких, ты не будешь целоваться с ним при мне. Идёт?

Гермиона хотела засмеяться. Хотела обнять его в знак благодарности. Но она знала, что он согласился уступить ей лишь немного. Она бы согласилась на большее, если бы они поменялись местами. Вместо этого она сделала вид, что обдумывает его предложение. Затем схватила его указательный палец, чтобы потрясти в знак согласия.

— Ладно. Идёт.

Он кивнул, так будто тут нечего было больше обсуждать. Но затем он начал внимательно изучать её лицо так, будто в нём был смысл жизни.

— Что? — раздражённо спросила она.

— Мне просто интересно, была ли ты такой же красивой, когда мы встречались, и если бы...

— И что, Рон? — огрызнулась она, сбитая с толку и непонятным образом уязвленная. — Ты думаешь, Драко применяет ко мне какие-нибудь косметические чары или что-то в этом роде?

Рон болезненно нахмурился.

— Конечно, нет. Я просто думал, не этот ли придурок вызывает в тебе это... это сияние.

— Я сияю?

— Да. В том смысле, что я никогда не видел тебя красивее, чем когда встретил тебя в Париже. Но сегодня. Сегодня ты даже ещё красивее, чем там. И мне интересно, как он умудрился повлиять на тебя так.

Гермиона обдумывала слова Рона. Пыталась понять, насколько много для неё значит Драко, почему они так подходят друг другу и как ей объяснить всё это таким образом, чтобы Рон Уизли не потерял рассудок.

— Драко просто... Понимает, что важно для меня, Рон. Он понимает, что я пыталась добиться своим Посттравматическим туром. Он знает, что расстраивает меня и что делает счастливой. Умеет меня рассмешить. В общем, он просто понимает меня.

От этого признания Рон притих. Он не стал кричать или спорить о том, как такое возможно, что Драко Малфой лучше него понимает женщину, сидящую сейчас рядом. И в молчании Рона Гермиона уловила предложение мира, обещание остаться её другом, с кем бы она ни встречалась.

Через некоторое время они оба сели обратно на диван. Гермиона доела свой первый кусок пирога. Рон прикончил второй. Она наслаждалась тишиной и наконец смогла расслабить плечи. Так и должно быть с Роном. Именно так она представляла их дружбу после того, как они расстались в мае прошлого года.

Да, война всегда будет редкой, напряженной темой для них, и Рон, конечно, не пригласит Драко на покер с гриффиндорцами. Но терпимость? Терпимость — это уже хорошо.

Осталось только спросить Драко Малфоя.

Но похоже что, никто не собирался давать Гермионе шанс спросить о чем-либо Драко Малфоя.

Она ждала этого целых два дня после поездки в Париж, не пытаясь связаться с ним. Черт, она ждала целую неделю после Парижа, и ещё шесть дней. Она дала ему время. Но ничего не происходило. Ни Плеяды с остроумными записками. Ни Мэви, настаивающей на том, чтобы мисс сделала что-нибудь со своими волосами. Никаких звонков по каминной сети.

Ничего.

Сейчас, спустя почти две недели, Гермиона сидела дома с книжкой. Одна, как обычно было раньше в субботний вечер — до Драко. Но не полностью удовлетворенная таким положением дел, как было раньше. Совсем не довольная.

Она просто перечитывала одно и тоже предложение в третий раз, даже не пытаясь сосредоточиться на смысле слов, когда в её окно влетела семейная сова Уизли. Эррол двигался в темпе пожилого человека, скрипящего суставами, и неуклюже приземлился на край дивана Гермионы. Он чихнул — по крайней мере, ей показалось, что это был чих — и только после этого бросил ей свиток. Прежде чем Гермиона успела развернуть послание, он впал в сон, хорошо, что не в кому.

На листе пергамента, прелестный почерк Джинни спрашивал:

Что-нибудь есть?

Джини, должно быть, гостила у родителей, если она использовала Эррола вместо новой полярной совы Гарри. И Гарри наверняка рассказал Джинни то, чем Гермиона поделила с ним вчера вечером, через камин. Что Драко Малфой официально исчез.

Гермиона несколько раз вздохнула, покусала свою нижнюю губу и призвала Акцио перо, чтобы написать ответ.

Ничего. Пустота. Ноль.

Она могла попросить Джинни не беспокоиться. Или, если бы Гермиона хотела быть полностью честной, она могла объяснить Джинни, что её сердце болит так, что вот-вот развалится на две части. Что глупо, правда, потому что они с Драко даже не целовались. Он ничего ей не должен, она ничего не должна ему. И всё же...

И всё же...

Гермиона оставила всё как есть, скрутила в трубочку пергамент и вернула Эрролу, который чудесным образом ожил, когда она помахала совиным лакомством у него перед носом.

— Возвращайся в Нору, старина. Пожалуйста.

Эррол принял угощение и медленно прожевал его, прежде чем обдумать её просьбу и, кренясь, подняться в воздух. Как только он скрылся, Гермиона заставила себя не мечтать, чтобы огромный размах крыльев Плеяды заслонил его образ. Ей нужно перестать хотеть.

Вместо этого Гермиона вернулась к книге. Она прочитала шесть страниц, прежде чем осознала, что прошло два часа и она не может припомнить ни слова из прочитанного. Если бы кто-нибудь сейчас устроил ей экзамен по этой книге, она бы с треском провалилась. Гермиона простонала, готовая бросить книгу через всю комнату от разочарования, когда послышался громкий треск камина.

Голова резко обернулась за звук. Затем её сердце замерло от разочарования и удивления.

— Джинни, Тео и... Луна?

Все трое стояли бок о бок у её камина с одинаковыми выражениями мрачного сочувствия на лице. Джинни и Тео выглядели грустными. Луна выглядела настолько мрачной, насколько позволяло её ангельское лицо.

— Что ты тут делаешь? — спросила их Гермиона.

Насколько странно Луна порой себя вела, настолько же она и наблюдательна. И это одна из причин, по которым Гермиона так её любила. Луна точно поняла, к кому Гермиона обратилась на "ты", и извиняющиеся заулыбалась.

— Джинни позвонила мне через камин. Она подумала, я могла быть составить некое представление о твоем затруднении. Хотя, должна признаться, я нахожу всё это довольно романтичным... — Луна остановилась, наклонила голову набок и начала изучать Гермиону на совиный манер. — Ты не будешь сильно возражать против нашего присутствия?

Гермиона посмотрела на троих друзей, задавая себе тот же вопрос. Затем она выдохнула через сжатые губы.

— Нет. Совсем нет. Это своего рода облегчение: увидеть кого-нибудь, тем более сразу троих, чтобы разобрать весь тот бардак, что творится сейчас у меня в голове. Я разговаривала с Роном на прошлой неделе, но он, очевидно, не совсем тот человек, с которым я бы хотела обсуждать Драко.

— Это ещё мягко сказано, — сказала Джинни с легким смешком.

Гермиона слабо улыбнулась и прищурила глаза на своих гостей.

— Тео, ты уверен, что хочешь участвовать в этом разговоре? Драко же один из твоих близких друзей.

Тео пожал плечами, выходя из камина.

— Ты можешь этого не понимать, Гермиона, но ты тоже стала одним из моих близких друзей. И я проходил через разрыв отношений уже несколько раз и знаю, как это тяжело. Поэтому, когда Джинни прислала мне сову вечером, я решил сразу же приехать.

— О, Мерлин! — простонала Гермиона. Она поднесла руку ко рту и плюхнулась на диван. — Что со мной происходит? Неужели я... Я прохожу через разрыв отношений? Во второй раз за год?

Тео быстро присел рядом с Гермионой.

— Нет, я так не думаю. Правда. Но что тебя больше всего расстраивает? Сам разрыв? Или то, что Драко порвал с тобой?

Она открыла рот, желая закричать: "Разрыв? Разрыв? Разрыв?" Вместо этого она вздохнула, признавая правду в своей голове, и затем призналась вслух.

— Потому что это Драко, — сказала она. — Я знаю, насколько абсурдно это прозвучит, и мы, по идее, не должны подходить друг другу. Но я с ума схожу по нему. И я думаю, что он с ума сходит по мне. И... и я не понимаю... почему он так со мной поступает?

— Мы втроем уже это обсуждали, — сказала Джинни, делая шаг вперед из камина за Луной. — И нам нечего предложить на это счет. Кроме этого, конечно.

Из-за спины Джинни вытащила два объекта. В одной руке она держала ведерко шоколадно-вишневого мороженого из кафе Фортескью. В другой кувшин дешёвого красного вина, один Мерлин знает откуда.

— Мороженое было моей идеей, — сказала Луна. — Как во всех тех маггловских романтических фильмах, что мы смотрели. Они едят мороженое, когда грустят о любви, да? Так магглы делают?

Гермиона недолго обдумывала выбор. Затем постучала указательным пальцем по обоим предметам.

— И то, и другое?

— Хорошая, девочка, — одобряюще сказала Джинни.

Через несколько минут они вчетвером расположились в гостиной Гермионы с бокалами вина на кофейном столике Гермионы и тарелками с мороженым в руках. Пока они ели, Гермиона рассказывала им обо всём, что произошло в Париже. Джинни, конечно, уже слышала историю с другой стороны: где Рон защищал достоинство Гермионы, пока Драко накручивал свои воображаемые усы, как злодей из фильма ужасов.

Гермиона предоставила менее предвзятую версию, а также краткое изложение её разговора с Роном. После чего Джинни вздохнула и поставила свою пустую тарелку на столик.

— Мой брат, — сказала она, поднимая бокал вина. — может быть настоящим придурком.

Тео практически подавился своим мороженым.

— Черт, Рыжик. Ты немного хладнокровная, да?

Джинни улыбнулась.

— Ты назвал меня ящерицей, Нотт?

— Больше похоже на змею. Как "если она шипит и ползет, это может означать, что..."

— Ты из Слизерина? — предложила окончание Луна, и Тео буквально согнулся пополам от смеха. Джинни, однако, не засмеялась. Вместо этого она смерила Тео пристальным взглядом.

— Кстати, о змеях. Как ты думаешь, почему наш любимый светловолосый волшебник не разговаривает с Гермионой?

Тео поставил свою тарелку и начал переводить глаза с одной волшебницы на другую, пока они внимательно смотрели на него.

— Может быть, у него очередной драматический припадок Малфоевского масштаба? — предположил он.

Джини мрачно усмехнулась.

— После шести лет в Хогвартсе рядом с ним, Гермиона, вероятно, уже успела привыкнуть к этому. И это всё? Ты думаешь, что Малфой просто закатил очередную истерику из-за того, что всё пошло не по его плану в Париже?

— Вероятно, — сказала Гермиона. — Но, знаешь, Драко больше не похож на того ребенка. Того, который устраивал эпичные скандалы. Честно говоря, он уже несколько лет как не похож на того ребенка. Не с тех пор как он... он...

— Получил Метку? — закончил Тео мягко, и Гермиона кивнула. Тео слегка хмыкнул. — Знаешь, Гермиона, возможно, это ты что-то перепутала. Всё это дерьмо с "мой отец то, мой отец сё" закончилось уже давно. Я имел в виду, что он склонен драматизировать ситуацию...

— И злиться, — добавила Гермиона.

— Не забудь, что он таинственный, — сказала Джинни. — Очень таинственный. И высокий. И симпатичный. В самом змеином, Пожирательском, сексуальном-в-квидичных-штанах, который я не должна находить привлекательным смысле...

Взгляд Джинни стал мечтательным, когда она замолчала. Гермиона не смогла сдержать крохотный смешок. Первый звук, похожий на смех, который она издала за неделю.

— Джин, мы можем сосредоточиться на деле?

Джинни часто заморгала и потрясла головой, распущенные рыжие волосы волосы рассыпались по её плечам и форменному джемперу Гарпий.

— Прости. Я... немного отвлеклась.

— На квиддичные штаны Драко? — спросила Луна.

— Она не первая, — сказал Тео, и трое гостей Гермионы разразились смехом. Тео подмигнул Гермионе, и веселье начало подниматься в ней, как пузырьки шампанского, что было гораздо лучше, чем тягостные размышления, так что она тоже рассмеялась.

Она не понимала этого до сих пор, но ей нужна была сегодняшняя ночь. Критически необходима. Несмотря на Рона, и её саму, и психанувшего Драко, сегодняшняя странная маленькая конференция — среди самой странной компании друзей — заставила её сердце почувствовать себя легче.

Но всё веселье оборвалось, когда Луна внезапно нахмурилась. Сильно нахмурилась.

— Луна, что случилось? — спросила Гермиона.

Светловолосая ведьма продолжала хмуриться, снова по-совиному наклонив голову.

— О! У меня просто появилась одна интересная мысль.

Гермиона, Джинни и Тео ждали объяснений, но они не последовали. Луна просто продолжила размышлять о тайнах Вселенной в своей странной молчаливой манере.

Джинни раздраженно вздохнула.

— Луна, где твоя мысль?

Луна беззаботно рассмеялась.

— Ой, простите! У меня была мысль, а потом я начала думать о мозгошмыгах. Потом я задумалась, как же мозгошмыги могут повлиять на приступы паники. Могут ли они усугублять их? Это интригующая идея, которую я хотела бы проверить...

— Панические атаки? — вмешалась Гермиона. — Ты знаешь о панических атаках?

Луна кивнула.

— Помнишь ту маггловскую медицинскую книгу, что ты давала мне, когда я беспокоилась о том, что Наргловская инфекция могла повлиять на состояние сердца моего отца? Очень полезная была книга. Кто мог знать, что вся та соленая треска, которую ел мой отец, поднимала его... кровянистое деление, не так ли?

— Кровяное давление, — поправила Гермиона, несмотря на то, что она была сильно растеряна.

— Точно, спасибо. В любом случае, я читала о панических атаках на одной из страниц той книги. Там описывалось, как маггловское психическое состояние могло физически парализовать людей, даже при отсутствии других медицинских причин. И это заставило меня подумать о том, что Драко Малфою нужно средство от мозгошмыгов. Думаешь, он позволит мне побрызгать его, чтобы провести несколько испытаний? Мы бы провели очень интересное исследование.

Гермиона присвистнула.

— Ты думаешь, что Драко запаниковал, да, Луна? Из-за того, что сказал Рон.

— И может быть, из-за тебя, — продолжил размышления Тео. — Я никогда не слышал, чтобы этот парень поддавался чувствам к девушке, если ты понимаешь, о чем я. И это определенно было бы не в его стиле: показывать их, если бы это произошло. Я имею в виду, что он настолько чистокровен, что, вероятно, до сих пор думает, что показывать страх или любовь — это всё равно что насажать пятен от еды на свою выглаженную мантию. Но из всех перемен, что я видел в нём, самое очевидное то, что он что-то чувствует к тебе. Что-то большое. На самом деле, я думаю, что он мог...

— Влюбиться в неё, — выдохнула Джинни. Она увидела шок в глазах Гермионы и пожала плечами. — Или был достаточно близко к тому, так что он чертовски испугался и спрятался.

— Это то, что он бы сделал? — спросила Луна. — Спрятался от любви?

— Да, — одновременно ответили Тео и Гермиона, а затем обменялись невеселыми улыбками.

После этого все четверо замолчали. Гермиона использовала паузу, чтобы обдумать теорию Тео и Джинни. Насколько это возможно, что Драко не расстроился из-за того, что Рон наговорил ему в Париже? Возможно ли, что он испытывает настолько же глубокие чувства к ней, насколько она к нему... и он до смерти напуган?

Если это так, то она не могла винить его. Идея быть рядом с Драко, целовать его, встречаться с ним, может, даже любить его абсолютно ужасала её почти так же, как приводила её в восторг. Но она же Гермиона Грейнджер, и она никогда не бежала от трудностей. С другой стороны, Драко Малфой...

Гермиона посмотрела на бокал вина, стоявший ближе всех к ней на кофейном столике. По некоторым причинам, она не сделала ни глотка за этот вечер, и сомневалась, что сделает. Что-то в этом ощущалось как предательство, нарушение секретного обещания, данного мужчине, которого... который ей нравился. Может, больше, чем нравился.

Гермиона громко вздохнула.

— Ну, и что мне дальше делать?

Джинни поставила свой бокал и пожала плечами.

— Дай ему ещё неделю. Всего несколько дополнительных дней, чтобы он мог как следует поработать своей драгоценной толстолобой башкой.

— И что потом?

— Потом? — Джинни обменялась с Тео и Луной взглядами и слабо улыбнулась. — Потом ты получишь наше разрешение, чтобы превратить его обратно в хорька.

Именно это Гермиона и сделала — за вычетом пункта про хорька. Вместо того, чтобы думать о Драко, мечтать о нём — если уж быть честной, именно этим она и занималась все последние две недели перед этой — она погрузилась в работу.

Понедельник и вторник встретили Гермиону закопанной по самые уши в книги с Министерскими уставами. Среда нашла её, составляющую предложения настолько быстро и плодотворно, что её коллеги могли бы увидеть поднимающийся от её пера дым, если бы внимательно пригляделись. Четверг она полностью потратила на сбор подписей у своих коллег, приятелей и бывших участников войны — вышло так много, что ни один судебный трибунал не смог бы проигнорировать её предложение. По её просьбе Хагрид приехал в Министерство в пятницу вечером после того, как закончил вести уроки в Хогвартсе. Гермиона и полувеликан устроились в её кабинете, чтобы подготовить его показания, так же прошла и вся суббота.

Утром в воскресенье, тридцатого апреля, Гермиона с мрачным лицом и Хагрид спустились на пятый этаж из её офиса в комнату Визенгамота, чтобы присутствовать на часовом открытом заседании по вопросам принятия законов, которое Визенгамот проводил последнего числа каждого месяца. Этот час был идеей, выдвинутой Кингсли после войны, чтобы гарантировать, что все ведьмы и волшебники будут справедливо выслушаны, независимо от их положения в обществе. Концепция, вдохновленная, в частности, теми бюрократическими ужасами через которые Гарри теперь часто проходил в этих стенах.

Этим вечером, несколько часов спустя после слушаний, к Гермионе и Хагриду присоединились Гарри, Джинни, Рон и директор МакГонагалл, чтобы отправиться на ужин в Косой переулок. Шестеро из них праздновали будущее внедрение Программы Начальной Школы для Великанов таким количеством тостов, что в конце вечера Хагрид плакал от умиления в свой стакан виски, а Гермиона — в чашку чая. Это момент был настолько трогательным, такой идеальной кульминацией её короткой карьеры в Министерстве, что она подумала: её сердце могло бы выпрыгнуть от счастья.

Но утром в понедельник, пока Гермиона слушала миллионы поздравлений и жалоб на работе, её сердце начало снова болезненно сжиматься. В основном по трем причинам.

Во первых, потому, что реализация этого закона грозила стать настоящей битвой, как и многие другие вещи, связанные с гражданскими свободами в Волшебном мире. Во вторых, потому, что ей хотелось, так хотелось взбодриться или выплакаться в бокал вина, что она чувствовала его вкус, но отказывалась нарушать свое невысказанное обещание. И в третьих, потому, что она хотела отпраздновать свою победу и оплакать тот факт, что сегодня кровавое первое мая, с единственным в мире человеком, с которым очевидно не может.

Примерно в то время, когда она назвала про себя причину номер три, она решила, что дала ему достаточно времени на размышления.

Она приехала домой в понедельник вечером, уже подготовив себя к тому, что собирается сделать. Желательно было встретить эту битву лицом к лицу в платье от кутюр и с великолепными волосами. Но черные грозовые тучи начали собираться за окном, так что практичная одежда стала лучшим выбором. Так быстро, как она только могла, Гермиона сменила свою министерскую мантию на джинсы, кофту и прекрасные практичные балетки. Она скрутила волосы в пучок на затылке и воткнула в него около тысячи меленьких шпилек, пока прическа не стала устойчивой. Затем она целеустремленно шагнула в камин.

С горстью летучего пороха в кулаке она сделала глубокий вдох, бросила порох и назвала Малфой-мэнор.

Зеленое пламя не поднялось, чтобы перенести её. Вместо этого появился слабый желтый свет, чтобы погаснуть с характерным громким "поп".

Как. Как странно.

Она попробовала снова с большей порцией пороха. Достаточной, чтобы задохнуться в своем собственном сером облаке, прежде чем её поглотило бы зеленое пламя. На этот раз жёлтый свет светил дольше, и Гермиона почти могла разглядеть знакомый водоворот непонятных каминных образов внутри него. Но изображения быстро исчезли, вместе с жёлтым светом.

— Может быть, камин сломан? — подумала она с оттенком паники. Может быть, заклинание развеялось?

Чтобы проверить теорию, Гермиона бросила ещё одну пригоршню порошка и назвала Площадь Гриммо, 12. Зеленый свет поглотил её, и через несколько секунд она увидела Гарри и Джинни, обедающих вместе за кухонным столом.

Брови Гарри удивленно поднялись вверх. — Эм... Привет?

— Я позже объясню, — дрожащим голосом сказала Гермиона и улетела домой прежде, чем друзья успели задать ещё хоть один вопрос. Что, наверное, и к лучшему, учитывая, как быстро билось её сердце.

"Это не может быть правдой", — думала она. Что, как она подозревала именно правдой и было. Она отказывалась в это верить.

Так что Гермиона сделала третью попытку, бросив ещё больше пороха к своим ногам и назвав мэнор. И в третий раз этот густой желтый свет вспыхнул и погас вокруг неё. И только в этот момент она призналась себе в том, что произошло.

Её камин не был сломан. Он был отсоединен.

Но не с её конца. Кто-то в Малфой-мэнор произнес отсоединяющее заклятье, так что Гермиона больше не могла путешествовать из своего дома в их.

И так же точно, как Гермиона знала то, что их связь была разорвана, она знала, что именно Драко сделал это. Ни мать, ни отец, ни даже Мэви. Драко.

Боль пронзила ее живот так сильно, что она не могла дышать. Но вскоре ее заменила совершенно другая эмоция. Гнев. Быстрый, мощный, неудержимый гнев.

— Так вот в какую игру ты со мной играешь? — шепотом прорычала она на свой камин. — Тогда давай посмотрим, как ты справишься с этим ходом.

И она тут же аппарировала.

Гермиона приземлилась прямо на ноги возле особняка Малфоев. На этот раз никаких покачиваний или тошноты — только бурлящий гнев, который ей не терпелось выпустить на волю. Она бросила быстрый Протего над головой, чтобы зашититься от внезапно начавшегося ливня, но поняла, что несколько секунд дождя, под которые она попала, уже разрушили ее прическу. И она была готова поклясться Мерлином, ей было все равно. Она выдернула свои заколки и позволила кудрям свободно распуститься, их спутанность и рычание ветра было точным отражением того, что происходило у нее в душе. Бормоча проклятия — для практики, на случай, если они понадобятся, — она вошла в открытые маггловские ворота. Скорее всего, их снова закоротило под дождем; если Драко разорвал их связь, то он никак не мог специально оставить ворота открытыми для нее.

Длинная дорога до поместья местами стала сырой, заполненной широкими лужами, которые она не везде могла обойти. К тому времени, когда Гермиона добралась до входа, ее балетки были так же испорчены, как и прическа. Она поборола желание пнуть дверь и вместо этого постучала кулаками по дереву, так сильно, что у нее заболели запястья. Двери распахнулись, и появилась Мэви, которая выглядела испуганной появлением Гермионы, как буквально, так и метафорически.

— Мисс Грейнджер, — пропищала эльф. — Вам не следовало...

— Где он? — требовательно спросила Гермиона.

Мэви не знала, что ей делать, ее маленькие пальчики все еще цеплялись за край дверной ручки.

— Мэви очень жаль, мисс, но мистер Драко сейчас избегает компаний.

— Тогда хорошо, что я пришла одна, не так ли?

Прежде чем Мэви успела поставить их обоих в неловкое положение, пытаясь захлопнуть дверь перед носом Гермионы, которая потянулась в карман за палочкой, по темному фойе разнёсся тихий шепот Люмоса. Свет заклинания выхватил царственно стоящую Нарциссу Малфой в своем темно-синем платье и мантии. Ее палочка и подбородок были подняты. Она выглядела намного, намного более внушительно, чем ее домашний эльф.

— Гермиона, — сказала Нарцисса, выражая всем своим видом спокойное самообладание и милостивое гостеприимство. — Как приятно снова тебя видеть. Пожалуйста, заходи. На улице ужасный шторм.

Гнев Гермионы не утих ни на йоту. Но она приняла приглашение, входя внутрь. Вода текла с нее прямо на мраморный пол. Она наложила осушающие заклинания на свою одежду, специально избегая гнезда кудрей на голове; Драко сегодня не заслужил разумного размера волос Грейнджер.

Кое-как приведя себя в порядок Гермиона предстала перед Нарциссой. Она собиралась объяснить ей все, защищать себя перед старшей ведьмой, чего бы от нее не потребовалось, включая заклинания. Но она не встретила сопротивления в глазах Нарциссы. Вместо это мать Драко смотрела на нее с непоколебимым, несомненным уважением.

Она склонила свою голову в сторону главной лестницы.

— Думаю тот, кого ты ищешь, находится наверху. Проводит время впустую, дуясь и злясь, в своей библиотеке.

После ошеломленной паузы Гермиона кивнула.

— Спасибо, Нарцисса. Я не забуду этого.

— Обращайся в любое время, — беззаботно ответила та.

Затем она опустила взгляд на эльфа, все еще стоявшую у двери.

— Мэви, мне кажется, мы нужны на кухне. Идем, пожалуйста.

Гермиона смотрела, как они покидают фойе, Нарцисса все еще держала палочку над головой, а Мэви следовала за ней, нервно оглядываясь через плечо. Гермиона дождалась, пока дуэт не исчезнет в тени поместья. Затем она стремительно поднялась по главной лестнице. Несмотря на все ее предыдущие проблемы с лабиринтом коридоров поместья, сегодня Гермиона нашла путь без особых усилий. Может быть, дело было в том, сколько раз она уже была здесь, или в ярких вспышках молний, освещавших ей путь. Или, может быть, это ярость, кипевшая в ее животе, вела её через темноту.

Она решила, что последний вариант являет наиболее вероятным объяснением той быстроты, с которой она наконец ворвалась через незапертый вход в Малую библиотеку. Дверь с грохотом отскочила от стены, и звук разнесся по всей комнате.

Драко стоял в дальнем конце библиотеки и всматривался в темноту за окном, из которого был виден передний сад мэнора и подъездная дорога. Он не сдвинулся с места, никак не показал, что он слышал эхо распахнувшейся двери, что привело Гермиону в состояние бешенства, так что она даже не пыталась скрыть своего раздраженного частого дыхания или топота ног, пока она шагала по библиотеке.

— Как ты посмел? — почти закричала она на него. — Как ты посмел исчезнуть на три недели, а потом еще и закрыть от меня камин.

— Это не помешало тебе аппарировать сюда, не так ли?

— В бурю, Драко. Там гром, молнии и дождь. Сильный дождь.

— И почему ты считаешь, что это может мне быть интересно? — сказал он, растягивая слова, и медленно отвернулся от окна, чтобы посмотреть на нее.

Она уже открыла рот, чтобы начать рассказывать ему, с какой именно проблемой ему сейчас придётся иметь дело, а затем резко остановилась при виде его правой руки. Там он держал хрустальный стакан, наполненный льдом и по меньшей мере на два пальца яркой янтарной жидкостью.

Огневиски?

Менее чем за пять шагов Гермиона пересекла остальную часть библиотеки, обошла зеленый диван и подошла достаточно близко, чтобы вырвать стакан из его руки. Прежде чем Драко успел возразить, она опрокинула в себя огромный глоток его содержимого. Она выпила не всё только потому, что ей хотелось хотя бы несколько капель бросить ему в лицо. Но в тот момент, когда жидкость попала ей на язык, она почувствовала такое ощутимое облегчение, что чуть не упала на пол.

— Нет... Это просто чай, — выдохнула она. — Холодный чай.

— Теперь это чай,— он грубо выхватил у нее стакан.— Откуда ты знаешь, что я не превратил виски в чай до твоего прихода?

— Потому что еда и напитки, кроме воды, являются первым принципиальным исключением из закона Трансфигурации стихий Гампа — они не могут быть трансфигурированы.

Драко запнулся, явно удивленный ее автоматической декламацией. Но он быстро пришел в себя, и его челюсть сжалась.

— Блядь, Грейнджер, тебе обязательно быть такой чертовой всезнайкой?

— Приму это за комплимент, — огрызнулась она. — Зачем, черт возьми, ты старался заставить меня думать, что ты снова пьешь?

— Насколько же ты тщеславна, Грейнджер? Я не пытался заставить тебя что-то "думать". Я просто пил чай в своей библиотеке, стараясь оставаться трезвым, как и каждый вечер в течение последних трех месяцев. Это ты ворвалась сюда без предупреждения.

Гермиона закатила глаза.

— Не говори мне эту чушь насчет "без предупреждения". Ты видел, как я шла от точки аппарации у ворот — ты сам признался.

— Хорошо, тогда я изменю выбор слов. Ты не появилась без предупреждения, ты пришла без приглашения. Или разорванная каминная связь ничего не прояснила?

Гермиона снова почувствовала укол боли, раскаленной добела и жестокой. Она заставила себя не обращать внимания на неё, когда продолжила.

— О, так мы снова вернулись к трусости, да?

Его светлые брови сошлись на переносице.

— Что?

— Трусость, — пробормотала она своим самым грубым голосом. — ТРУСОСТЬ определяется как патологическое отсутствие храбрости. Пример — Драко Малфой.

Драко фыркнул, и звук получился слишком яростный для его обычной элегантности.

— Как это похоже на чертовых гриффиндорцев, что бы вы ни делали, все связано с храбростью. Клянусь, слово "храбрость", вероятно, жутко возбуждает вас всех в постели, да?

Она покраснела от такого откровенного намека и открыла рот, чтобы отчитать его, но он продолжил.

— Мерлин, Грейнджер, не нужно быть храбрым, чтобы держать кого-то вроде тебя подальше от моего дома. Для этого нужны только мозги. И одно проклятое заклинание отмены.

Внезапно ее глаза налились кровью, и рука потянулась к палочке. Только потому, что она чувствовала к нему, всё еще чувствует, несмотря на это ужасное проявление характера, она не вытащила палочку и не заколдовала его на месте.

— Кого-то вроде меня? — прошипела она. — Кого-то вроде меня? Почему бы тебе просто не сказать это прямо, Драко, и избавить себя от необходимости изворачиваться?

Он снова нахмурился, и это был уже не совсем тот хмурый взгляд.

— Ты о чем, Грейнджер?

— Просто скажи это. Скажи слово. Выкладывай все в открытую, как проклятие, — Гермиона уже почти кричала, и ей было все равно. И плевать, что весь дом Малфоев услышит ее. Не заботясь о самом настоящем замешательстве на лице Драко.

— Грейнджер, какого черта ты?..

— Ты знаешь, что я имею в виду, — резко оборвала она его. — Хватит притворяться. Грязнокровка! — закричала она. — Так ты любишь называть меня, да? Долбаная грязнокровка.

Ее слова рассекли воздух между ними, как удар молнии. Она не намеревалась произносить это вслух. Она только собиралась намекать на него, пока он не почувствует себя достаточно виноватым, чтобы оправдываться. Но он этого не сказал, и ей пришлось. И теперь это слово висело между ними, как Авада Кедавра. Грязное, зеленое и жаждущее кого-нибудь уничтожить.

Драко резко втянул воздух, и кровь отлила от его лица.

— Я не говорил этого...я не....

Кажется, он не смог закончить свои мысли после взрыва бомбы, осколки звуков, которой разлетелись по комнате. Увидев обиженное выражение в его глазах, Гермиона почувствовала укол сожаления. Но его решимость явно поколебалась, и она продолжила.

— Почему же ты избегал меня, Драко? Почему ты закрыл каминную связь между нами?

Он открыл рот. Закрыл. Он провел рукой по волосам, взъерошивая их белокурое совершенство. Наконец он выругался и с грохотом поставил стакан на ближайший книжный шкаф. Не оглядываясь на нее, он направился к пылающему огню.

Гермиона знала, что он вот-вот ей расскажет. Он не мог скрываться от нее вечно. Особенно если она вытряхнет из него правду прямо сейчас, как львица, которой она и являлась по праву принадлежности к Гриффиндору.

— Так почему же? — повторила она, двигаясь вокруг дивана, чтобы он не мог убежать от нее. — Скажи мне, почему.

Драко опустил голову, ухватился обеими руками за высокую каминную полку и прислонился к ней лбом. Он все еще не отвечал ей. Единственный звук, который он издавал, это прерывистое дыхание.

— Говори, — приказала она.

— Потому что я — яд, — прохрипел он, не отворачиваясь от огня.

Бешеный пульс ее гнева — такой настойчивый всего две секунды назад, резко остановился. Так же резко, как ветка, воткнутая в спицы велосипедного колеса.

— Ты... что?

— В тот вечер Уизли был прав, Грейнджер: я — яд. Я — разрушитель. Я разрушил все, к чему прикасался. Это одна из причин, по который я был пьян большую часть времени. Я подвел не только гребаного Волдеморта, но и Дамблдора, и моего отца, и Винса. Я подвел себя. Подвел тебя. И я не смогу — я не буду — делать это с тобой снова. Потому что тогда я этого не знал, но теперь знаю. Я знаю об этом в каждом гнилом уголке моего гнилого сердца.

Он ударил себя кулаком в грудь, чтобы подчеркнуть свою мысль, и наконец посмотрел на нее.

— Знаешь что? — прошептала Гермиона, боясь разрушить чары честности, которые пали на него. — Что ты вообще знаешь, Драко?

Его глаза лихорадочно скользнули по ее локонам, телу, губам.

— Я знаю, что ты... ты такая...

— Какая? Я какая?

Заучка? Раздражающая? Маггла? Навязчивая?

— Прекрасная, — прошептал он. — Для меня ты идеальная.

Глаза Драко расширились, как будто он просто поразил себя так же сильно, как и ее, произнеся это вслух. Он начал двигаться так, словно его ударило током, отходя всё дальше и дальше назад. Подальше от камина, подальше от нее. Но Гермиона все равно не позволила бы ему сбежать. Только не после того, как он это сказал. Она шагала к нему, даже когда он пятится назад, пока его ноги не коснулись дивана.

— Ты не яд, Драко. И не разрушитель.

Ее слова сами по себе были добры, как и мысли, стоящие за ними. Но ее тон был жесток. В то время как сердце Гермионы уже знало, куда она хотела, чтобы этот разговор привел их, ее голова была все еще в ярости. Поэтому им нужно разговаривать, пока ее гнев не рассеется или он не передумает, или и то, и другое вместе.

Драко почувствовал это; она поняла это по тому, как его глаза начали светиться, а губы скривились в усмешке. От того, что он собирается ругаться с ней всерьез, у нее по спине пробежала дрожь. Тот факт, что она достаточно важна для него, чтобы сделать это, прямо здесь и прямо сейчас, независимо от результата.

— Ты так не думаешь, — прорычал он, снова злясь, вместо того, чтобы сдаться. — Ты не можешь так думать.

— Откуда ты знаешь? Ты, случайно, не легилимент?

— Я чёртов окклюмент. И ты это знаешь.

— Конечно, знаю. И хватит увиливать от ответа. Почему я не могу так думать? Почему ты думаешь, что я втайне тебя ненавижу?

— Потому что ты появилась в моем доме с выпечкой, — сказал он. — С долбаными яблочными тартами, будто хотела в некотором роде... вроде что-то исправить.

— И что именно это должно было означать?

— Это означало, что у нас долбаная проблема. Существует только две причины, по которым ты могла бы сделать что-то вроде этого: или ты до смерти боялась меня и собиралась понять, как с этим справиться, или ты просто сумасшедшая, — когда она издала насмешливый звук, он снова прорычал: — Тебя, блядь, пытали здесь, Грейнджер. А потом ты появляешься почти два года спустя, с таким видом, будто собираешься извиняться. Это не имеет чертова смысла. И так как мы оба знаем, что ты слишком упёртая, чтобы свихнуться, остаётся только первый вариант.

Его ухмылка углубилась, но она больше не была направлена на Гермиону.

— Что я за чудовище, чтобы производить такое впечатление на людей? Чтобы заставить кого-то чувствовать необходимость усмирить меня, прежде чем люди могли бы почувствовать себя снова целостными?

Гермиона разачарованно простонала.

— Мерлин, ты чертовски высокомерен. Я принесла тарты не для того, чтобы извиниться перед тобой, Драко, или усмирить тебя, будто ты дракон на горе. Я принесла их, чтобы показать тебе, что тебе не нужно извиняться передо мной. Я хотела дать тебе понять, что тебе не нужно ничего исправлять, потому что я простила тебя ещё даже до того, как приехала.

— Ты... что? — он запустил обе руки в волосы, которые стали из аккуратно уложенных растрепанными, как и её. — Ты уже простила меня? Тогда... Тогда что всё это значит? Ты здесь, чтобы исправить меня?

— Исправить тебя? Ты думаешь, я хочу тебя перевоспитать? Даже если бы это было возможно, чтобы один человек мог исправить другого, я бы не хотела этим заниматься. Ты вообще помнишь, что я говорила тебе о моем отце? Это не было в наших силах — исправить его. Помочь ему, да. Но исправить? Нет. Он сам вылечился, так же, как и ты. Весь этот тяжелый путь — это только твоя работа, Драко, не моя. Я просто хочу быть рядом, чтобы видеть, как ты меняешься. Может, чтобы насладиться результатом.

Он фыркнул на это, но она продолжила:

— Кстати, Рон был полным дерьмом. Ты не яд, Драко, так же, как и я не противоядие. И чтобы ты знал, ты, эгоистичный придурок, мое прощение не имело к тебе никакого отношения. Это имело отношение ко мне. Это моя голова и моё сердце простили тебя, без каких-либо действий с твоей стороны. И я сделала это уже очень давно. Задолго до того, как я... как я...

— До того, как ты что, Грейнджер? — сорвался он. — Скажи это.

— До того как я влюбилась в тебя, чертов засранец.

Хмурый взгляд исчез с его лица. Он молча моргал, видимо, такую реакцию на шок он перенял у неё, и его рот открылся и закрылся, не издав ни звука. Казалось, он навсегда потерял дар речи и ему понадобится целая жизнь чтобы обрести его снова.

— В-влюбилась?

— Да, влюбилась. Я влюбилась в тебя, Драко. В тебя. Не потому, что ты меня обманул, как сказал Рон. И не вопреки чему-то, тоже. Я не забыла, как ты издевался надо мной в школе и что ты не остановил свою тётку, или как ты спрятался ото всех в тени после войны. Твои ошибки всё ещё являются такой же важной частью тебя, как и являлись. Но я влюбилась в то, что ты пытаешься сделать со всеми этими ошибками сейчас, как ты берешь этот кусок грязной глины и лепишь из него что-то стоящее. И я узнала, что там было много стоящего с самого начала, под всем этим мусором. Так что чего я хочу, так это тебя, Драко. Твое прошлое, твое будущее. Всего тебя.

— Меня?

— Тебя, — сказала Гермиона твердо. — Я хочу быть с тобой, и точка. Однако, и это однако с большой буквы, так что слушай внимательно. Тот трюк, что ты выкинул в ресторане и с каминной сетью, означает, что это не моё сердце сомневается в своих чувствах. Я не собираюсь оставаться там, где мне не рады. Так что тебе лучше всё таки что-то сказать прямо сейчас. Тебе лучше сказать, что ты хочешь от меня. Или ты сможешь посмотреть в это окно, как я иду отсюда к точке аппарации. Что будет к лучшему.

Её слова утонули в тишине, и он побледнел. Он стал тревожно бледным. Его рука поднялась к ней, сжалась и разжалась в воздухе, а затем упала вниз.

— Тебя, — сказал наконец Драко. Не с сомнением, как она боялась, но с печальным смирением. Как будто он ждал, что она заберет свои слова назад. — Я хочу тебя, Гермиона. Всю тебя.

Её сердце подпрыгнуло. Оно скакало. Парило. Но было ещё кое-что, что он должен был ей объяснить. Не потому, что они соперничают, а потому, что он Драко, а она Гермиона, и, принимая во внимание их странную и запутанную историю отношений, она нуждалась в этом.

— Почему? — спросила она. — Мне важно знать, почему.

— Потому, что ты Гермиона Грейнджер, — сказал он. Когда она усмехнулась, он поднял руку. — Выслушай меня, ладно. Ты потрясающая героиня войны. Та самая Гермиона Грейнджер против этого куска Пожирательского мусора, — Драко сделал неопределенный жест по отношению к себе. — Прежде чем ты начнёшь спорить со мной, просто остановись. Я был Пожирателем Смерти и куском мусора. Я уже не такой, но люди всё ещё видят меня таким, каким я был, когда был ребенком. Но ты всё ещё здесь, и ведёшь себя так, как будто я всё ещё чего-то стою.

Это разрывало её сердце, когда она услышала, как его голос сорвался на последней фразе, но она не стала перебивать.

— Ты общаешься о мной так, — продолжил он. — потому что действительно веришь в это. Ты веришь, что я чего-то стою. Даже в тот день, когда ты пришла с тартами, когда у тебя не было причин приходить ко мне, когда ты едва меня знала, ты общалась со мной так... Так, как будто я мог остаться человеком после всего, что произошло.

— И это единственная причина, по которой ты хочешь быть со мной? — спросила она. — Потому что я одна из немногих людей, кто общается с тобой как с человеком?

— По этой причине ты начала мне нравиться, но это не причина, по которой я хочу быть с тобой.

— Тогда почему, Драко? Почему ты хочешь быть со мной?

Её тон оставался нейтральным и спокойным. Но внутри она молилась, молилась о том, чтобы она нравилась ему по правильным причинам. Не потому, что она та самая Гермиона Грейнджер, или потому, что она не относилась к нему, как к подонку, или потому, что он был одинок и потерян до того, как она ворвалась в его жизнь с коробкой, полной яблочных тартов.

— Я хочу быть с тобой, Гермиона, — сказал он хрипло. — потому что я не могу отвести от тебя глаз. Иногда ты выглядишь растрепанной, но иногда ты настолько красива, что я не могу этого вынести. Но и в том, и в другом случае я не могу отвести от тебя глаз. Это... Это как будто ты околдовала меня. И я знаю, что это банально и нелепо, учитывая, кем мы являемся, но тем не менее, это правда.

Несмотря на покалывание в спине, она не изменила своего бесстрастного тона.

— Тогда причина в том, как я выгляжу? В этом всё дело?

Драко нахмурился и пропустил свои растрепанные волосы через пальцы.

— Конечно, нет. Что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? Что причина в том, что ты умна? Ну, ты же и сама знаешь, какая ты умная. Но ты ещё и забавная. Иногда мрачная. Хорошо, что только иногда. И ты чертовски талантливая ведьма. И каким-то образом, каким-то непостижимым образом, ты начала смотреть на меня так, как я смотрел на тебя с того самого дня, когда увидел тебя в мэноре с тартами.

— Как?

— Как будто ты хочешь... — Драко сомневался, стоит ли ему это говорить. Медленно вдохнул и медленно выдохнул. Посмотрел в её глаза с надеждой, ища в них поддержки, что заставило её пальцы дрожать. — Как будто ты хочешь поцеловать меня так же сильно, как я хочу целовать тебя.

Её холодное выражение лица почти разрушилось.

— Ты хочешь... поцеловать меня?

— Да. Да, — он мягко засмеялся. — Я так чертовски боюсь, что всё этим испорчу, как всё остальное, что... Я когда-либо делал. Но всё, о чем я мог думать с того первого дня, когда ты снова появилась здесь, это как сильно я хочу целовать тебя — до тех пор, пока у тебя хватит дыхания.

После этих слов она сдалась.

Гермиона молниеносно сократила пространство между ними, вцепилась в его рубашку обеими руками и прижалась своими губами к его губам.

Их первый поцелуй был не столько похож на ласку, сколько на отчаянное давление губ, зубов. От поцелуя в нём осталось только электрическое притяжение. Гермиона даже почувствовала как от статики приподнялись её волосы, и напряжение разнеслось по венам. Должно быть, Драко чувствовал то же самое. Конечно, он должен был почувствовать это.

Гермиона отстранилась от него, чтобы оценить реакцию. Но несмотря на припухший рот и взъерошенные волосы, побледневшее лицо Драко ничего не выражало. Его руки неловко повисли в воздухе, словно не зная, куда деться. Первобытный страх, казалось, накрывал его волнами, и ей на секунду показалось, что она совершила ужасную ошибку.

Затем он внезапно обхватил её руками и притянул ближе к себе. Настолько близко, что она не смогла бы просунуть даже лист пергамента между их телами, как бы ни старалась. Он, улыбаясь, посмотрел вниз на неё, его серые глаза были наполнены чем-то, что выглядело как удивление, затем он склонил голову и накрыл своими губами её рот.

Вот теперь это был поцелуй. Настоящий поцелуй, от которого вспыхнуло её сердце, а голова заполнилась тем знакомым гулом, который она так хорошо знала и к которому уже привыкла.

И в этот самый миг, целуя его, она отчетливо поняла, что это не простой шум, мучивший её все время. Это песня, состоящая из всего, что она обожает в нём. Это его смех, его остроумие, его глаза, его руки. Это мягкость его губ, когда они касаются, тянут, манят её. И это огненно-сладкий привкус его языка, когда он, наконец, встречается с её собственным.

Она ощущала мир, как цветочный чай с корицей и смехом, и ощущением того, что сейчас всё неопределенно, бесспорно хорошо. Их языки соприкоснулись во второй раз, третий, и её колени начали подгибаться. Но он удержал её одной рукой, запуская пальцы свободной руки в паутину её волос и целуя ещё глубже.

Когда она простонала ему в губы, он буквально зарычал и, оторвавшись от ее губ, начал целовать место, где её плечо встречается с шеей. Она всхлипнула, когда он провел своим ртом от этого идеального места к другому великолепному месту у основания её уха. От этого движения его шея осталась незащищенной, поэтому она наклонила голову, чтобы почувствовать языком его пульс. Он тихо застонал, и она провела языком от его шеи до мочки уха и слегка прикусила её. Лишь чуточку. Он застонал и отпрянул назад, чтобы встретиться с ней затуманенным взглядом. Его зрачки были полностью расширены от желания, когда он выдохнул.

— Черт возьми, Гермиона. Это же настоящий секс.

— Именно об этом я сейчас и думаю, — прошептала она, и обе её руки опустились на пряжку его ремня.

Драко замер. Казалось он даже не дышал и мог двигать только глазами, которые испуганно смотрели, как её руки пытались расстегнуть его ремень, потом он поднял глаза на неё.

— Я не... Я не...

Её сердце сжалось самым приятным образом, который можно было себе только представить.

— Никогда? — спросила она.

— Да. Я имею в виду, я да. Но... нет, в последние несколько лет я не... с тех пор, как началась война, и то до этого, — он издал хриплый неприятный смешок. — Наверное, это было связано с особенностью моего прежнего рода занятий.

Гермиона оставила одну руку на его ремне, но убрала другую, запуская её в мягкие волосы на его затылке. Не меняя положения рук, она поднялась на цыпочки, чтобы снова встретиться с ним губами. Этот поцелуй отличался, но он был так же прекрасен, как и другие: медленнее, мягче и слаще, чем она могла от него когда-либо ожидать.

Не отрываясь от поцелуя, она пробормотала.

— Не отгораживайся от меня снова, Драко.

— Не буду, — сказал он, не в силах остановиться.

— Поклянись.

Он оторвался от поцелуя лишь на то расстояние, которое требовалось чтобы прислониться своим лбом к её макушке.

— Ты в моей жизни, Грейнджер. Это навсегда. По крайней мере, для меня. Единственная причина, по которой ты можешь покинуть мою жизнь, это если ты сама захочешь уйти. Ты можешь покинуть меня в любой момент, когда захочешь, я никогда не буду заставлять тебя остаться. Но я... я бы не смог уйти от тебя. Я бы не смог. Не сейчас.

Его рука, всё ещё гладящая её волосы, начала дрожать. Не из-за недостатка выпивки, но от ужасающей правды этого признания. Он боялся так долго, осознала она, что не научился верить в хорошее. Он не давал себе разрешения верить, что однажды что-то в его жизни пойдёт в правильном направлении.

Гермиона подтолкнула его острый подбородок носом вверх, пока он не встретился с ней взглядом.

— Я никуда не собираюсь уходить, Драко. Ты можешь ругаться, топать ногами и расхаживать, как павлин. Я видела это раньше и уверена, увижу ещё не раз. Но ничто из этого не изменит того, что между нами. Потому что я хочу быть с тобой. Я хочу тебя. Всего тебя.

Оказывается, это всё, что ему нужно было знать. Губы Драко завладели её ртом с новой настойчивостью. В этот раз он не остановил её рук, когда они расстегнули его брюки. Как только Гермиона справилась с этой задачей, её пальцы начали расстегивать пуговицы на его рубашке. Он не перестал её целовать даже тогда, когда, срывая с него галстук, она в спешке порвала край его рубашки.

Звук пуговиц, падающих на пол, вызвал какой-то дополнительный вихрь возбуждения у неё внутри, и она отошла на пару шагов, чтобы бросить запирающие и заглушающие заклятия на дверь библиотеки. Услышав Коллопортус и Муффлиато, Драко ухмыльнулся.

— Это, Грейнджер, была самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

— До этого момента, — пообещала она многозначительно. Она не дала ему даже времени на ответ, толкнув на пол.

Поначалу они выглядели просто, как неразборчивое сплетение рук, ног, языков. В какой-то момент они начали снимать друг с друга одежду — предмет за предметом, вещь за вещью. Всё, что они теряли, Гермиона тут же трансфигурировала в постельные принадлежности на полу. Пиджак Драко и её кофта стали плюшевым одеялом под ними. Его порванная рубашка стала идеальной шёлковой простынёй. Обувь — кучкой подушек. Их штаны преобразились в ещё большее количество простыней, в которых можно закутаться.

В какой-то момент между преображением верхней одежды и полностью сброшенным нижнем бельем она схватила палочку Драко и бросила вместе со своей на диван. Она подозревала, что это не тот тип магии, который понадобится им сегодня ночью. Может быть, и завтра тоже, судя по тому, как его язык увлеченно скользил по её груди, а её бедра плотно прижимались к его.

Они были полностью обнажены друг перед другом, в этом состоянии она всегда чувствовала себя немного пристыженной, когда бы она не делала этого с Роном. Драко же, казалось, вообще не испытывал стыда. Он страстно исследовал каждый сантиметр её кожи, шепча её имя, как заклинание.

Гермиона. Его губы прижались к впадине над ключицей.

Гермиона. Лизнул изгиб под её грудью.

Гермиона. Ещё один поцелуй в губы, достаточно глубокий, чтобы её тело накрыла новая волна желания.

Драко пока не дотрагивался до важных мест, и, очевидно, делал это специально. Он ждал, подумала она, ждал её согласия. Или пытался свести её с ума. Чем бы это ни было, она обожала его за это.

Она привстала, чтобы перевернуть их так, чтобы его спина прислонилась к краю дивана, а сама села ему на колени. У Драко было всего мгновение, чтобы осознать их новую позицию, и сильно вцепиться своими пальцами в её бедра, прежде чем Гермиона наклонила голову к неровным шрамам от Сектусемпры на его груди. Она почувствовала, как напряглись его мышцы от её взгляда, так что она нежно провела одной рукой по шраму под его сердцем, а другую положила на выцветшую Метку на его левой руке.

— Это тоже ты, — сказала она, покрывая поцелуями неровные края сросшейся кожи, — Они часть тебя. Так что я хочу их тоже.

Драко простонал и потянул её бёдра вперед, пока твердая длинная плоть деликатно не прижалась к её животу.

— Твои губы, — умолял он. — Поцелуй меня. Пожалуйста.

Гермиона подчинилась, и они снова начали целоваться, губы и языки сплелись в безумном влечении. Драко вплёл свои пальцы в её волоcы, наклоняя её голову так, чтобы он мог дотянуться ртом до её груди. Осторожно облизывая её сосок, он дождался хриплого стона и полностью втянул его в рот.

Гермиона закатила глаза так глубоко, что она могла бы закрыть их. Она шептала что-то неразборчиво похожее на "да", пока его язык танцевал вокруг её сосков. Она тяжело втянула в себя воздух, когда его свободная рука скользнула вниз по её животу и приземлилась на тёплую, влажную поверхность между её ног.

Как и язык, его пальцы танцевали вокруг этого потайного места — ища, дразня, исследуя. Он, должно быть, понял её разрешение, когда она пошире расставила ноги, потому что его длинные пальцы полностью погрузились в неё. Медленно, блаженно он вводил их внутрь и вытаскивал наружу, в то время как его большой палец тёр скопление нервов прямо над ними. Тогда её слова стали ещё более неразборчивыми. Она царапала его плечи, как дикая кошка, и сжимала бедра вокруг его пальцев. Драко провёл губами от её груди к затылку, пока его рука всё ещё двигалась между ними.

— Красивая, — шептал он её коже. — Ты такая красивая, Гермиона.

— Я хочу... я... Я хочу...

Жар его смеха на её шее дразнил её.

— Да? Скажи, что ты хочешь?

— Тебя, — выдохнула она. — Всего тебя.

— Всего меня? — спросил он, с намёком приподнимая бедра.

Гермиона не ответила. Вместо этого она подняла свои — так, чтобы его пальцы выскользнули из неё — и полностью опустилась на колени над ним. Драко вопросительно посмотрел ей в глаза и нахмурился. Вместо ответа она мягко взяла его лицо своими руками.

— Тебя, — повторила она, поглаживая его щёки большими пальцами. — Всего тебя.

Затем она подняла руку между их телами, прижимая его к себе и скользнула вниз.

Драко не застонал и не задохнулся. Но его руки крепко сжали её талию и потянули вперёд, так чтобы их тела оказались на одном уровне. Гермиона дала им обоим несколько секунд, чтобы привыкнуть к новой грани близости, прежде чем выгнула спину и начала медленно и ритмично покачивать бедрами. Эта позиция и уровень контроля в ней были новы для неё. Эта новая неисследованная территория, которая была самой лучшей из всего того, что она пробовала.

Драко, видимо, был согласен с ней. После всего нескольких покачиваний Гермионы он сам начал жадно толкаться бедрами, как можно глубже входя в неё. Сначала его движения были прерывистые, но вскоре они вдвоем установили ритм, от которого у обоих срывалось дыхание, вырывались стоны. Только когда её голова упала на его плечо, он снова просунул руку внизу между их телами.

— Пожалуйста, — повторяла она ему на ухо, как только его пальцы снова начали кружить по нужному месту. — Пожалуйста.

Он подчинился, толкаясь в неё жёстче и помогая ей пальцами, пока внезапно Гермиона не откинула голову назад. Она с криком распалась на множество мелких кусочков вокруг него, а затем вторая, ещё более мощная волна удовольствия накрыла её, почти до болезненных ощущений в теле. Он, казалось, растерялся, не зная, что ещё сделать, продолжая двигаться, делая круги пальцами, толкаясь в неё и страстно целуя, когда она снова повернула голову к нему. Она снова начала двигаться на нём, и он прошептал "Ты просто прекрасна" в её губы.

Она прошептала в ответ лишь короткое: "Драко".

От чего он не смог больше сдерживаться и позволил себе тоже кончить.

Несколько часов и несколько оргазмов спустя Гермиона лениво повернулась в объятиях Драко, чтобы посмотреть ему в лицо. Они были всё ещё совершенно голые, и только трансфигурированная постель отделяла их от угасающего огня камина.

— О чём ты думаешь? — спросила она.

— Что твои волосы похоже подчиняются своему собственному закону гравитации.

Она прижалась плечом к его покрытой шрамами груди.

— Тебе они нравятся. Я знаю.

Без предупреждения пальцы Драко сжались вокруг её бедер.

— Да, Грейнджер. — пробормотал он. — Очень.

— Драко... — начала она, но он остановил её, легко покачав головой.

— Нет, дай сначала мне кое-что сказать. Хоть раз, — он улыбался, но его глаза выражали напряженность. — Ты рассказала мне, почему ты хочешь быть со мной. Но я только что понял, что не всё рассказал тебе о том, почему я хочу быть рядом с тобой.

— Есть что-то ещё?

— Да.

Она снова прерывисто задышала, возбуждаясь сильнее, чем ей хотелось признавать.

— Ох, я уже знаю, Драко, что тебе нравится во мне: моя грудь, мои печеньки и мои мозги. В таком порядке.

Он рассмеялся и мягко протянул свои руки к её лицу.

— Правильно, как всегда. Но это ещё не всё.

— Моя красота? — подразнила она его. — Как на Святочном балу?

Когда его тело напряжённо замерло, она пробормотала:

— Прости. Это была шутка. Я не собиралась вспоминать тот вечер. Я не думала, что тебе от этого будет так дискомфортно.

— Мне не дискомфортно, — сказал он тихо. — Я просто не представлял, что ты видела это. То, как я смотрел на тебя той ночью.

Она кивнула, и он скривился.

— Ты поразила меня тем вечером, Грейнджер. Я поразил сам себя, потому что я... Я думал, что я ненавижу тебя. Я правда так думал. Но как я мог ненавидеть тебя после того, что видел в Главном зале? То, как я отреагировал на тебя на Святочном балу, заставило меня всё время думать о тебе. Весь четвертый, пятый, шестой курс. Каждый раз, когда я видел тебя после того вечера, каждый раз, когда мы спорили или оскорбляли друг друга, я продолжал смотреть на тебя так же, как на том балу. А не просто на какую-то пародию на тебя. Так что я осознал, что вовсе не ненавидел тебя на самом деле. Я знал об этом даже до войны. Но я не мог признать всей правды, пока не увидел тебя стоящей в фойе мэнора с коробкой тартов. Твои волосы напоминали катастрофу, щеки были ярко-розовые, но ты была так чертовски красива, что у меня перехватило дыхание. Но это всё ещё не главная причина, почему я хочу, чтобы ты была рядом.

— Нет? — пошептала она, почти уверенная, что покраснела.

Драко покачал головой.

— Нет. Я хочу быть с тобой из-за твоего сердца. Твоего сумасшедшего, дикого сердца.

Несмотря на свой недоверчивый смешок, она чувствует, как её сердце учащённо забилось.

— Дикое? Ты что, действительно только что назвал моё сердце диким?

Он лишь лениво улыбнулся и кивнул.

Гермиона издала смешок.

— Если не считать мои волосы, никто никогда не называл ничего во мне диким. Держащей всё под контролем, да. Методичной, безусловно. Точной, внимательной... черт, даже нервозной. Но дикой — никогда.

— И вот в чем они все ошибались, в чем я ошибался в школе, — пальцы Драко скользнули с её лица, и он притянул её к себе, чтобы прошептать эти слова в завитки на её виске. — Ты, Гермиона Грейнджер, методичная, внимательная, точная, но твое сердце такое же дикое и необузданное, как у Пэнси.

— Спасибо за милое сравнение, — невозмутимо ответила она, и он засмеялся в её волосы.

— Я не хотел тебя этим обидеть. У Пэнси есть много плохих, отвратительных качеств, но она тоже совершенно свирепое существо, которое сделает всё, чтобы защитить людей, которых она любит. Ты же сама мне говорила, что ты такая же. В тот день, когда рассказывала про родителей.

— Да, но... Пэнси?

— Знаешь, тебе придётся привыкнуть к ней. К ней и ко всем остальным слизеринцам.

— Да, но... Пэнси?

Он снова засмеялся.

— Сама Пэнси тут ни при чём. Я говорил только о той дикой её части, которая мне в ней нравится.

— Но как?.. Почему?..

— Почему я думаю, что твоё сердце дикое? — закончил он. — Может, вы, гриффиндорцы, называете это храбростью. Может, я просто не хочу использовать это слово на "Х", потому что я всегда был в Слизерине, и от смелости меня тошнит. Но то, как ты ворвалась сюда сегодня, рассказывая о своих чувствах, было по-настоящему дико и рискованно, и храбро. Так же, как и то, что ты рассказала мне о том, что твой отец раньше пил. Или то, как ты не обращала внимания на моё ворчание, когда я порезал пальцы. Или как ты встретилась лицом к лицу с моей матерью с улыбкой на лице. Или как ты обращаешься с моим филином и моими родителями, как будто они действительно важны для тебя. Или то как ты... как ты...

Гермиона слышала всплеск эмоций в его голосе, поэтому она запустила свои пальцы в его растрепанные волосы. Молча позволяя ему остановиться, если ему это необходимо. Но Драко прерывисто вздохнул и продолжил.

— Или как ты выглядела в тот день, плакала и кричала в нашей гостиной, но не выдала ни капли чертовой информации моей тетке. В тот день я кожей почувствовал, что все эти разговоры о чистоте крови — полное дерьмо. Потому что ты была сильной и смелой. И прекрасной, и умной, и самой невероятной задирой, которую я когда-либо видел.

Её глаза защипало, и она крепко зажмурила их, чтобы сдержать слёзы. В ответ Драко притянул её поближе к себе. Они оставались в таком положении достаточно долго, пока их дыхание не выровнялось, вдыхая и выдыхая в общем ритме.

— Мы не обязаны больше разговаривать о войне, — наконец предложила она. — Если ты не хочешь.

Хотя её глаза были крепко закрыты, она скорее почувствовала, чем увидела, что Драко немного отодвинулся, чтобы изучить её лицо. Наконец она открыла один глаз и увидела, как он хмуро смотрел на неё.

— Почему мы больше не должны разговаривать о войне? — спросил он.

Непрошеный образ скривившегося Рона всплыл в её памяти. Она неловко пожала плечами.

— Иногда пары не хотят обсуждать неприятные вещи, — сказала она. — После того, как они... ну, ты знаешь, становятся парой.

— Ты только что сказала, что мы теперь пара, Грейнджер?

— Ну, ты ни с кем не спал минимум три года, а я лежу голая на твоем полу. Так что...

— Означает ли это, что у нас ещё будет чем заняться на этом полу? — с усмешкой спросил он.

— Да. Столько, сколько ты... столько, сколько мы захотим.

— И как надолго это, по твоим оценкам?

— Очень надолго, — признала она со вздохом. — Может быть, навсегда. В зависимости от того, как ты понимаешь пространство и время.

Вместо приступа паники, которого она ожидала от него, Гермиона почувствовала, как его руки крепче прижали её к себе. Даже сейчас, даже после того, как они буквально пожирали друг друга на полу, его объятия заставили её сердце сжаться.

Но так же быстро как её радость появилась, она погасла. Потому что она знала эту игру в тотальную честность. Она уже играла в неё раньше... с Роном. И будь она проклята, если она ввяжется в новые отношения, не установив основных правил.

— Я имею в виду то, что я сказала раньше, кстати. Обо всём, что связано с войной. Мы не обязаны это больше обсуждать. Если это часть того, что ты хочешь от отношений, Драко, тогда я смирюсь с этим. Правда.

Теперь усмехнулся Драко.

— Это не сработает, Грейнджер, и ты это знаешь. Война — это большая часть нас, и вместе, и по отдельности. Черт, не было бы никаких нас без этой войны. Хочешь услышать кое-что совершенно ебанутое? Я думаю, что в конечном счете буду чувствовать какую-то извращенную благодарность за это время в наших жизнях. За всё это, — он пробежался кончиками пальцев по внутренней стороне её обнажённого бедра, и она задрожала от счастья. — Так что выброси эту идею из своей головы. В любое время, когда ты захочешь поговорить о нас или о войне, или о нас на войне, просто говори. Это не взаимоисключающеся вещи, тебе не нужно моего разрешения. Если я когда-либо буду спорить с тобой на эту тему, просто притащи меня криками и пинками сюда. Как ты сделала этим вечером.

Губы Гермионы в улыбке Чеширского кота.

— Как сегодня вечером?

— Ну, предпочтительно с теми криками, которые были в последней части вечера.

Он засмеялся, когда она нажала на его плечи, чтобы он снова лёг на спину. Она залезла на него сверху, сплетая свои пальцы с его, и мягко подняла их над головой. Всё ещё улыбаясь, он спросил.

— Что ты задумала, Грейнджер?

— Совершенство приходит с практикой, — мурлыкнула Гермиона. — Ты не согласен?

В этот раз Драко совершенно не возражал.

Во второй раз за месяц Гермиона проснулась в Малфой-мэноре. В этот раз, разумеется, совершенно голая.

Как в прошлый раз, Драко мирно спал около неё, глубоко и спокойно дыша ей на ухо. Она задержалась на секунду, только чтобы полюбоваться его бледной кожей при розовом утреннем свете, которая выглядела фарфоровой, гладкой и хрупкой одновременно.

"Как же он красив", — подумала она. Красивый, странный и её.

Гермионе сразу пришла в голову мысль разбудить его для ещё одного раза... их шестого? Седьмого?

Вместо этого она аккуратно выбралась из его объятий и схватила первую попавшуюся свободную простыню с самодельной постели. Она отыскала свою палочку в складках дивана, направила на предмет... И затем тихонько простонала от разочарования, когда увидела трансфигурированный оригинал. Порванная, без пуговиц рубашка Драко было не совсем тем, что она надеялась увидеть, но это то, с чем придётся работать.

Она наколдовала Репаро на несколько разрывов, сунула руки в рукава рубашки, а затем наложила Приклеивающие чары чтобы плотно запахнуть края рубашки. Гермиона с тоской посмотрела на другие простыни, но Драко так плотно в них завернулся, что не было никакой возможности трансфигурировать их, не разбудив его. Она натянула трусики, которые, оказывается, приземлились вчера на каминную решётку, и на цыпочках вышла из библиотеки.

По какой-то причине коридоры мэнора больше не смущали её, и она нашла дорогу на кухню за пять минут, ожидая увидеть пустую комнату, где она смогла бы готовить, как в прошлый раз, когда проснулась в мэноре. Но несмотря на то, что солнце ещё не до конца встало, кухня была под завязку набита домашними эльфами. Некоторые болтали за чашкой кофе, пока остальные готовили еду на день для семьи Малфой.

— Мэви!

Гермиона помахала рукой маленькой эльфийке, стоящей у плиты, которая выглядела просто по-королевски в своем изумрудно-зелёном костюме. Повернувшись к Гермионе, она издала вздох, который можно было смело назвать вздохом облегчения.

— Ох, мисс! Мэви так рада, что вы всё ещё здесь. Так рада, что мистер Драко и мисс помирились.

Затем Мэви долго и пристально рассматривает одежду ведьмы, или, скорее, её отсутствие. У Гермионы, в свою очередь, было ощущение, что она выглядела как бродяга на фоне этой толпы великолепно одетых эльфов. Смущенно наморщившись, Гермиона потянула вниз подол рубашки Драко вниз, в запоздалом проявлении скромности, но что ещё ей оставалось делать?

Мэви обменялась многозначительными взглядами с другими домашними эльфами.

— Мисс... В таком случае, мисс заработала хороший аппетит? — спросила Мэви невинно, и стоящий рядом с ней эльф подавился смехом.

— Вообще-то, — сказала Гермиона, не обращая внимание на взрывы смешков и перешёптывания со стороны эльфов, которые слышались по всех кухне, — я надеялась, что вы позволите мне приготовить завтрак. Для меня и Драко.

Мэви открыла рот, чтобы ответить, но другой, более низкий голос заставил её замолчать.

— На этот раз собираемся готовить полный английский завтрак, Грейнджер?

Гермиона повернулась к нему с беззастенчивой улыбкой.

Он стоял, прислонившись к шкафчику, сложив руки на покрытой шрамами груди. Из одежды на нем были только трансфигурированные обратно чёрные брюки. Что логично, так как его порванная рубашка была уже занята.

— Привет-привет, — сказала она, скрестив руки на груди и выставив бедро в его сторону. — Готов к завтраку?

Драко жадно смотрел на её вызывающую позу, пока не потерял самообладание. Он издал гортанный звук и подошёл к ней двумя длинными шагами. Она не успела понять, как ей стоит отреагировать, когда он обнял её и прошептал на ухо.

— Зачем мне еда? Когда ты выглядишь так аппетитно.

Гермиона издала смешок, обняла его за бедра и притянула к себе ещё ближе.

— Сначала завтрак, — прошептала она в ответ, — потом седьмой раз.

— Всего только седьмой? Тогда лучше ешь быстрее, мы выбиваемся из графика.

Драко, должно быть, увидел, как она залилась краской, потому что он поцеловал одну из её раскрасневшихся щёк.

— Ты великолепна, Грейнджер. Даже в моей одежде.

— Мне нравится эта рубашка, — сказала она, шмыгнув носом. — Я думаю, что оставлю её себе.

— Только если ты обещаешь не одевать с ней больше ничего.

— Как насчёт трусиков?

— Это не обязательно.

— Да-а? Этим кое-то из нас может воспользоваться.

В ответ Драко наклонился вперед, чтобы глубоко поцеловать её. Она ответила на поцелуй и почувствовала, что возбуждается всё сильнее и сильнее. Её рука только начала скользить вниз по его животу, пытаясь нащупать пуговицу на его брюках, когда хихиканье эльфов остановило её.

Только в этот момент она поняла, что на них смотрит как минимум восемь пар глаз. Её щёки снова начали застенчиво гореть, но Драко не выглядел смущенным даже в малейшей степени.

— М-м! Дамы? — сказал он эльфам, не утруждая себя тем, чтобы оторваться от рта Гермионы. — Не могли бы вы оставить нас наедине?

Хор смешков эхом разнёсся по кухне,смешиваясь с последующими звуками аппарации. Осталась только Мэви. Гермиона с уверенностью могла её узнать хотя бы лишь по тому, как та раздраженно прочищала горло.

— Следует ли Мэви в таком случае просто отправить завтрак мистера и мисс в Малую библиотеку или прямо в спальню мистера Драко? Что бы там ни было, мы готовим еду в этом помещении. Мэви хотела бы сохранить его в чистоте, если вы оба соизволите удалиться.

Смех вырвался из горла Гермионы, и она посмотрела вниз на маленькую эльфийку, которая нетерпеливо топталась рядом с ними.

— Прости, Мэви, — искренне сказала Гермиона. — Я думаю, мы сейчас находимся в стадии страстного увлечения.

Мэви вздохнула и сделала неопределенный жест маленькой ручкой.

— Спасибо за то, что озвучили очевидное, мисс. А теперь, кыш.

Драко не стал ждать дальнейших инструкций. Он сжал покрепче Гермиону в объятиях, и с лёгким "поп" они внезапно очутились в библиотеке, где их уже ждал горячий завтрак.

Медленно, недоверчиво Гермиона отвернула голову от подноса с завтраком в сторону Драко.

— Ты... ты только что аппарировал нас сюда?

Драко пожал плечами, в его глазах был блеск гордости за себя.

— Сегодня второе мая.

Прежде, чем смогла полностью осознать эти слова, Гермиона яростно поцеловала его, так же радуясь его вновь приобретенной свободе, как и он. Потом его слова всплыли у неё в голове и сердце упало.

— Второе, — прошептала она и внезапно обнаружила, что её больше не держат ноги. С дрожащими коленками она грациозно плюхнулась на диван. Драко наблюдал за ней с неуверенностью на лице, пока до него не дошёл смысл её состояния. Он опустился рядом и взял её безвольную руку в свою.

— Тебе особенно плохо в этот день, да?

Гермиона кивнула, борясь с приступом тошноты.

— В прошлом году я встала с рассветом и легла только поздно ночью, потому что пекла весь день. Это было... чем-то вроде неофициального начала Посттравматического кондитерского тура.

— Ещё накануне вечером Уизли расстался с тобой? — предположил он. Когда она кивнула, он продолжил со вздохом: — Я знаю, у меня меньше причин ненавидеть этот день, чем у тебя, Грейнджер... Но я ненавижу его так же сильно, как и ты. Я чертовски ненавижу его. Я чувствовал это ещё до нашего приговора. Это всё равно, что ощущать, что все, кто умер на этой войне, умер именно сегодня. Я знаю, что это неправда, но... Я всё равно так это чувствую.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она. — Грозный глаз погиб намного раньше. И Добби умер в тот день... В тот день, когда мы покинули это место, на Пасху. Но в этот день, я думаю о них двоих больше, чем когда-либо. Затем ушли Тонкс, Люпин, Колин Криви...

— Чарити Бербидж, — продолжил он. — Северус Снейп. Винсент Крэбб. Фрэд Уизли.

Она бросила на него взгляд, и он нахмурился.

— Мне нравились близнецы, — быстро объяснил Драко. — Даже если мы никогда не дружили. Они смеялись даже в совершенно безрадостное время.

Они долго сидели молча, Гермиона отсутствующе смотрела на камин, а Драко гладил большим пальцем тыльную сторону её ладони. Затем она издала тихий и полный надежды звук.

— Мне кажется... У меня появилась ещё одна идея. Что-то вроде продолжения Посттравматического кондитерского тура. Хочешь, расскажу?

Он перевёл взгляд с их рук и поднял одну бровь, что Гермиона восприняла, как разрешение продолжать.

— Я подумала о том, что было бы, если мы перестали воспринимать этот день, как что-то ужасное. Почему бы нам не попробовать устроить что-то вроде праздника?

— Вечеринку? — спросил Драко равнодушным тоном.

— Ну это может оказаться неплохой идеей с какой-то стороны, — уклончиво сказала она. — Может, мы могли бы назвать это... Групповым примирением, а не вечеринкой? Это будет прекрасным шансом для всех нас собраться и просто поговорить. Столкнуться с посттравматическим синдромом лицом к лицу.

Теперь Драко удивленно поднял обе брови. Но Гермиона лишь набирала обороты. Она продолжила говорить с блеском в глазах.

— Мы можем устроить это в "Дырявом Котле". Сегодня вечером. Видит Мерлин, что бар от этого только выиграет. Сегодня вторник и второе мая, убьем двух зайцев. Я могу написать Ханне Аббот, ну, знаешь, владелице, чтобы получить разрешение. А потом мы с тобой напишем приглашения всем нашим одноклассникам. Ты возьмешь на себя Слизерин, разумеется, а я все остальные факультеты.

Драко фыркнул.

— Что, Грейнджер? Ты правда думаешь, что пуффендуйцы не прибегут бегом, если я их позову?

— Драко, твоя мама говорила мне, что от желтого цвета её натурально тошнит. И я полагаю, яблоко от яблони недалеко падает.

— Ладно, сдаюсь, — уступил он.

Гермиона внимательно смотрела на него с минуту.

— Ты справишься с этим? Я имею в виду, что там все будут пить. Потому что мы можем устроить встречу где-нибудь в другом месте, не в баре. Моя квартирка слишком маленькая; дом Гарри достаточно большой, но мы не сможем выдать местоположение. К сожалению, мэнор испугает многих и они не придут. Может, в парке? Или на какой-нибудь площади?

Драко покачал головой и пробежался одной рукой по волосам. Ей не понравился его растерянный вид.

— Мы устроим это в "Дырявом Котле", Грейнджер. Я буду пить только сладкий тыквенный сок. Много тыквенного сока. Так много, что утром твоим родителям придётся вырвать мне все зубы и заменить их на новые.

Она широко улыбнулась.

— Уверена, ты будешь выглядеть очень сексуально даже с полным ртом искусственных зубов.

— Кстати, о сексуальности, Грейнджер. Как, по-твоему, мы пойдём туда? Мы только начали встречаться, никто ещё не знает. Ты уверена, что бывшие ученики нашего потока Хогвардса готовы увидеть Малфоя и Грейнджер вместе? Голова Уизела просто взорвётся, когда он поймёт. Вероятно нас спасёт только то, что у него в голове никогда ничего не было, кроме воздуха. Но всё же?

Гермиона толкнула Драко локтём в ребра, но чёрт возьми, в его словах был смысл. Всего несколько человек из Хогвардса знали о них, и то не всё, а только какую-то часть.

— Как насчет того, чтобы делать вид, что между нами ничего нет? — предложила она. — Мы придём и уйдём вместе, но будем держаться друг от друга подальше весь вечер. Мы дадим людям время погоревать и залечить раны, прежде чем ошарашить их очередной новостью, которая перевернёт их мир.

Драко согласно кивнул. Но она была настолько поглощена обдумыванием планов на вечер, что не заметила неодобрение на его лице. То, что она не знала, то, что она не видела, было написано на его ставшем хмурым лице. Драко не стал бы в это играть, если бы решение зависело только от него.

Его лицо снова стало довольным, когда она посмотрела на него.

— Давай позавтракаем и начнём рассылать приглашения с совами, — предложила она. — Уверена, если мы всё правильно спланируем, то сможем отправить их все до обеда, и тогда все смогут...

— О-о, нет, Грейнджер, я не согласен, — протянул он в ответ. — Пока мы не закончим с одним очень важным делом номер семь...

Драко бросился на неё, окончательно дорвав то, что оставалось от его дорогой рубашки. Судя по её восторженному смеху, она тоже не могла ждать. Ни секунды больше.

После седьмого раза, а затем после восьмого, если считать те невероятные вещи, которые Драко вытворял своим языком, они сошлись на том, что им нужно в душ, споря о том, кому из них душ нужен больше.

На один сладкий миг Гермиона готова была согласиться пойти с ним в его ванную мэнора, чтобы вместе принять душ. Но потом покачала головой и отклонила предложение. Сколь бы им это не нравилось, никто из них не собирался ходить в рваной одежде весь день. Драко произнёс соединяющее заклинание над своим камином — как ей показалось, с застенчивым видом, — и Гермиона отправилась домой, чтобы быстро помыться и сменить одежду.

Когда она вернулась в библиотеку, он уже ждал её на диване. Он выглядел просто прекрасно в своем черном джемпере и джинсах. Должно быть, та же мысль пришла ему в голову по поводу и её внешнего вида, потому что его глаза сначала скользнули от её босых ног к основанию короткой серой юбки и остановился на её зеленом джемпере. Улыбка медленно появилась на его лице.

— У тебя есть слизеринская мантия к этой кофте, Грейнджер? Или дать тебе мою?

— Ах, это? Это просто... Это просто первое, что попалось на глаза.

— Или что-то, что поменяло свой цвет от трансфигурации?

Не глядя на него, Гермиона подошла к столику, где всё ещё ждал нетронутый завтрак. Она откусила небольшой кусочек тоста.

— Драко, скажем так, тебе не стоит произносить Фините Инкантатем над этим джемпером, если тебе не нравится красный цвет.

Он громко засмеялся, встал с дивана, присоединился к ней, и они оба приступили к завтраку, периодически останавливаясь для поцелуев.

Когда они наконец были сыты, Драко призвал несколько перьев, которые хранились тут же в библиотеке. Гермиона опустилась на диванные подушки рядом с ними. Драко покачал головой.

— Ты слишком далеко, — сказал он. Без лишних объяснений он притянул её рукой к себе, опираясь на диван.

— Так ты задохнёшься в моих волосах, — предупредила она, но устроилась поудобнее лопатками на его груди.

— C'est la vie, Грейнджер. Я с одиннадцати лет подозревал, что могу умереть этим способом.

— В одиннадцать лет ты думал, что по доброй воле будешь прижиматься ко мне?

— Я бы так не сказал. Я просто предполагал, что смерть от твоих волос очень возможна.

— Смерть от моих волос? Серьезно, Драко?

Она спиной почувствовала, как он пожал плечами.

— После того, чем мы занимались утром на полу, — сказал он, — я бы умер счастливым. Это ведь принесло бы тебе некоторое утешение?

В ответ Гермиона просто придвинулась ближе к его коленям. В этой позе она призвала стопку чистых пергаментов. Наверху она нацарапала общее приветствие и детали встречи. Затем она использовала заклинание умножения, чтобы сделать множество копий листа. С удовлетворением хмыкнув, она протянула половину пачки через плечо Драко. Он взял их и, убрав копну её волос на одну сторону, громко поцеловал её в щеку в знак благодарности.

— Видишь? — сказал он. — Твои волосы только что хотели задушить меня.

Гермиона закатила глаза. Но потянулась назад, чтобы провести пальцами по его щеке, прежде чем приступить к работе над своими приглашениями. Драко приступил к своей части тоже, двигаясь от Грега и Милли к Тео, Блейзу, Пэнси, Дафне Гринграсс, Трейси Дэвис, Маркусу Флинту и Адриану Пьюси. Он нахмурился, пытаясь вспомнить больше имён тех, кто учился на Слизерине, но многие из них были либо мертвы, либо в бегах, или в тюрьме. Так что Драко закончил гораздо раньше, чем Гермиона.

Он наклонился через плечо, притворяясь, что проверяет её работу.

— Ты неплохо справляешься, учитывая всю ту неразборчивую мазню, что ты считаешь почерком, — когда она, с трудом сдержавшись, промолчала, он улыбнулся. — Очень выразительно, Грейнджер.

Она вздохнула и размяла уставшую руку.

— Я... Я пытаюсь понять, стоит ли нам приглашать преподавателей и членов Ордена Феникса. Я думаю... нет. Не в этом году, в любом случае.

— Я могу написать им, — предложил он. — Если ты передумаешь.

Она покачала головой, и Драко засмеялся.

— Что такое, Грейнджер? Ты не хочешь, чтобы я тоже поставил свою подпись на твоих приглашениях?

Слыша напряжённые нотки в его голосе, Гермиона наклонила голову, чтобы слегка поцеловать его.

— Конечно, нет, — сказала она. — Мы же хотим, чтобы люди пришли, правда?

Он снова засмеялся, в этот раз это был тот самый искренний смех, который заставлял её сердце биться быстрее. Он перестал её подкалывать, так что она спокойно вернулась к работе.

Когда почти все приглашения были заполнены, она почувствовала, как его левая рука начала гладить её ладонь. Сначала Драко водил пальцем по костяшкам туда и обратно. Это был просто неосознанный жест с его стороны, подсознательное желание сохранять связь, пока она пишет. Но затем его указательный палец погладил её безымянный, очерчивая то место, где однажды может появиться кольцо. Это был настолько невыразимо интимный жест, что она почти готова была немедленно трансфигурировать их чистую одежду в ещё одну кровать.

— Мне нравится быть здесь с тобой, — выпалила она. — Я... хочу быть с тобой каждую свободную минуту своей жизни. Если ты не против.

Тишина опустилась на комнату, и целую минуту ей казалось, что он сбросит её на пол и убежит. Но Драко удивил её, заставив сердце колотиться от восторга, когда притянул ближе и прошептал на ухо:

— Я тоже, Грейнджер. Я тоже очень этого хочу.

Насколько Гермиона поняла, Драко и Нарцисса теперь могли аппарировать, но каминная сеть менора была всё ещё была подключена всего к двум точкам: к главному входу в Министерство и к её квартире. Что ей, конечно, льстило, но в то же время чертовски раздражало. Драко так долго не аппарировал, что почти утратил навыки, так что он никак не мог переместиться из менора в "Дырявый Котел". Или даже на расстояние десяти метров дальше менора, если быть до конца честными.

С таким ограниченным выбором перемещений они с Драко должны были перебраться через камин в её квартиру, а затем по каминной сети в "Дырявый Котёл". Эту проблему она собиралась решить через Кингсли в ближайшее время... но не сегодня. Сегодняшний вечер — для того, чтобы горевать или исцеляться, или откровенничать. Причём один Мерлин знает, в каком порядке.

Гермиона всё ещё размышляла над этой загадкой в тот момент, когда они появились вдвоем в каминном проеме "Дырявого котла". В ту минуту, когда облако зеленого дыма рассеялось, они с Драко были готовы развернуться и сбежать обратно домой. Особенно, когда они увидели, что их уже ждали.

Здесь, на выходе из камина, стояли её друзья. Гарри, Джинни и Рон, видимо, прибыв совсем недавно, стряхивали летучий порох с одежды. С противоположной стороны, ссутулившись, прислонилась к камину никто иная, как сама Пэнси Паркинсон.

Пэнси выглядела холодной, великолепной и слишком шикарно разодетой для ночи в баре. И, конечно, она недобрым оценивающим взглядом смотрела на компанию гриффиндорцев.

Взгляд её ярко накрашенных глаз упал на только что прибывшую пару, и они мгновенно сузились в щёлки.

— Пэнс, — поздоровался Драко.

— Дрэй.

Её тон был таким же колким, как и взгляд. Наступил пугающий момент, когда всё смотрели только на них и никто не говорил ни слова. Затем Пэнси закатила глаза так нарочито, что Гермионе показалось: они сейчас вывалятся и упадут на пол.

— Ох! К чёрту всё, — сверкнув на Гермиону взглядом, она побрела к барной стойке.

Пока Пэнси делала заказ, Гермиона обратилась к своим друзьям.

— Спасибо, что приняли приглашение, — пробормотала она, нервничая по причинам, которые она не могла... Вернее, с трудом могла объяснить.

— Пожалуйста, — сказал Гарри. — Кроме того, похоже, что не мы одни получили приглашение. Это всё не совпадение, да?

Он жестами показал на оставшуюся часть бара, который был забит под завязку от стены до стены их бывшими однокурсниками. По большей части, гриффиндорцами, но так же было много пуффендуйцев и когтевранцев. А так же кучка чрезвычайно чопорных слизеринцев.

Драко фыркнул.

— Ты правда сомневался, что они придут, Поттер? Это же была идея Грейнджер и, само собой, она сработала.

Гарри моргнул несколько раз, а затем внимательно посмотрел на Драко со смесью недоверия и признательности на лице. Это было очень странное выражение лица для Гарри, так что Джинни сделала вывод за них обоих.

— Странно до чёртиков, да?

Драко кашлянул, с трудом сдерживая смех, и Джинни неожиданно улыбнулась ему. Её глаза перебегали от Гермионы к Драко и обратно.

— Мерлин дорогой, — выдохнула Джинни, — Вы теперь официально пара, да?

Гермиона резко повернула голову к ней.

— Что? Как ты узна...

Джини остановила её, пожав плечами.

— Во первых, вы прибыли вместе. Во вторых, вы стоите в миллиметре друг от друга. В третьих, Малфой смотрит на тебя так, как будто хочет затащить тебя в туалет и затрахать до смерти.

— Джиневра Молли Уизли! — ахнула Гермиона.

— Гермиона Джейн Грейнджер! — прошипела Джинни в ответ. — Вы что, уже? Да, вы уже трахались? Да?!

У Драко порозовели кончики ушей, но он не стал отрицать. Гермиона собиралась открыть рот и сказать что-нибудь, да что угодно, придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, но тут Пэнси вернулась к их компании с двумя стаканами огневиски.

Она прижала один из стаканов ближе к своим не по сезону густым мехам и жестом предложила Драко другой.

— Обезболивающее средство, Дрей?

— Я начал трезвый образ жизни. Но спасибо.

Хорошо выщипанные брови Панси поднялись почти до линии её волос от удивления. Гермиона побоялась, что та может всё испортить, настаивая на том, чтобы все выпили по стаканчику, или начнёт разбрасываться заклинаниями налево и направо. Но Пэнси скользнула между Гермионой и Драко и ткнула второй стакан виски прямо в грудь Рона.

— Что насчёт тебя, Уизел? — спросила она. — Ты выглядишь так, будто тебе срочно нужно выпить.

Рон, который молча смотрел на всё происходящее, всем своим видом показывая нескрываемое отвращение, хмуро посмотрел на неё.

— Что заставило тебя так думать, Паркинсон?

Пэнси хохотнула.

— Чёрт! Да потому, что ты просто позеленел от ревности. Все знают, что если смешать зелёный и рыжий, ничего хорошего не выйдет.

Рон выглядел так, будто вот-вот взорвется. Но он изобразил на лице свою собственную "к чёрту всё" гримасу, взял стакан из протянутой руки Панси и залпом выпил содержимое. Даже Пэнси оторопело уставилась на него, хотя пришла в себя быстрее всех.

— Молодец, Уизел. Вот это я понимаю! — она подняла свой стакан, жестом желая всем здоровья, и последовала его примеру, разом опрокинув в себя свой стакан огневиски, делая несколько крупных глотков. Её веки закрылись, и она издала стон, который мог с одинаковой вероятностью означать как удовольствие, так и боль. В её случае, скорее свего, и то, и другое.

Затем она поставила свой стакан и уставилась своими холодными синими глазами на Гарри. Она изучала его с досадой человека, смотрящего на жвачку, прилипшую к подошве обуви. Наконец, с интонацией, которую можно было принять за искренность, она сказала:

— Прости за всю эту фигню... типа "давайте скормим его змее", Поттер. Тогда казалось, что лучше пусть пострадает одна твоя задница, чем все наши, понимаешь?

Рон издал горький смешок, и Пэнси бросила презрительный взгляд в сторону звука.

— У тебя какие-то проблемы, Уизел? — огрызнулась она.

— Может, и да.

Рон явно нарывался, и Гермиона догадывалась, почему. Она хотела предупредить Пэнси — злобную, разодетую в меха ведьму — о том, что лучше подыскать на сегодня кого-нибудь другого для споров. Но Рон выпятил вперёд грудь и уже завёлся.

— Почему? — настаивала Пэнси, когда Рон и сам не смог сформулировать, в чем проблема.

— Потому что твои извинения и извинениями-то нельзя назвать, Паркинсон.

— Я же рассказала о том, что думала тогда, давно!

— В отличие от чего?

— В отличие от того, что я думаю сейчас. Или то, как я сейчас больше не думаю. Или что мне всё равно.

— И этих слов должно быть достаточно для Гарри?

— Чёрт, да, именно так.

— Ты даже не попыталась объяснить.

— Нет, — сказал она равнодушно. — Я не люблю все эти душные разговоры о войне, Уизел. Или мы закрыли эту тему, или пошёл вон с моей дороги.

Гермиона придумала тысячу слов, что бы сейчас ответить на это Пэнси. Большинство их них не особо приятных. Но Рон лишь удивленно поднял одну из своих рыжих бровей. Что бы он ни искал на лице Пэнси, должно быть, он это нашёл, потому что он отступил и вернул ей свой пустой стакан.

— Хорошо, Паркинсон. Если ты убедишь меня, я, может быть, и поверю.

Пэнси оценивающе посмотрела на него и быстро и решительно кивнула.

— Первые два напитка за мной счет. За следующие два платишь ты. Если ты сможешь себе это позволить на свою министерскую зарплату.

Гермиона хотела спросить, откуда Пэнси знает, где работает Рон, но они оба уже удалились к барной стойке, чтобы приступить к длинной очереди стопок с горячительными напитками, будучи самой странной парой собутыльников, которую Гермиона когда-либо видела в своей жизни.

После целой минуты тишины Джинни негромко рассмеялась.

— Это было очень странно.

— В этом, — ответил Драко, — вся Пэнси.

Гермиона склонила голову к Драко.

— Ты всё ещё думаешь, что у нас с ней есть что-то общее?

— Судя по тому, как Пэнси усердно делает вид, что не пытается пялиться на задницу Уизела, я бы сказал "да". Как минимум у вас одинаковый вкус на мужчин.

Гермиона ткнула его в плечо, но Драко лишь приподнял уголок рта в улыбке.

— И у вас обеих тяжёлая рука. В этом вы тоже похожи.

Гермиона испепеляюще посмотрела на него, а затем непринужденно улыбнулась Гарри своей самой лучезарной улыбкой.

— Я знаю, он всё усложняет, — сказала она самым нежным своим тоном. — Но не мог бы ты просто не обращать внимания на Мистера Эгоизм и помочь мне справиться со всем этим?

Она протянула ему свою открытую сумочку, чтобы он заглянул внутрь. Гарри застонал.

— Мы же не собираемся ставить здесь палатку, правда? Я просто... Я больше не хочу даже видеть эту палатку, никогда в жизни.

— Нет, — засмеялась она. — Не сегодня. Но я сделала пятьдесят листовок, объясняющих что такое посттравматический синдром и как с ним справляться, которые я собираюсь веером разложить на стойке бара. Просто на всякий случай. Вдруг кому-нибудь это поможет.

Гарри понимающе кивнул. Однако Драко хмыкнул за её спиной.

— Палатка? — спросил он. — Я думаю, ты поделишься со мной, как связаны эта кошмарная сумка и жизнь в одной палатке с Поттером?

— Потом, — пообещала она, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать Драко.

Увидев это проявление нежности, Гарри издал звук, похожий на "Буэ", так громко, что новоиспечённая пара тут же отшатнулась друг от друга. Драко выглядел так, будто собирался огрызнуться на это оскорбление. Что-то, что могло включать столь привычный крик "Поттер" и последующую за этим дуэль с обменом боевыми заклинаниями. В этот момент Джинни ухватила его под ручку.

— Пойдём, Малфой, — сказала она. — Давай посмотрим, скольким из моих друзей захочется проклясть тебя. Я думаю, десяти. Нет... двенадцати.

С этими словами Джинни потащила Драко в шумящую толпу в глубине бара. Гарри и Гермиона посмотрели им вслед. Не прошло и минуты, как они увидели Джинни, грудью защищающую Драко от направленной на него палочки Ли Джордана.

Гермиона покачала головой.

— Вот уже и первый. Думаю Джинни сильно недооценила количество людей, ненавидящих Малфоя, ограничившись двенадцатью.

Гарри издал грустный смешок.

— Хочу тебе сказать честно, Гермиона, по поводу сегодняшнего вечера только одно.

— Что?

— Что это была безумная затея. И в первый раз за всё время нашего знакомства я тут абсолютно ни при чём.

Вечер затянулся, и стрелки часов перевалили за двенадцать. Но как Гермиона догадывалась вечеринка и не думала подходить к концу. За первые несколько часов встречи шум перешёл от вежливого гомона к буйному и веселому многоголосью толпы, эхом разносящемуся по "Дырявому котлу". Сейчас казалось, что все находящиеся в баре именно этого и ждали все предыдущие два года.

В этой смеси выпивки, пота и смеха никто не смог бы отличить представителей одного факультета от другого. Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран, Слизерин — они все были сейчас едины в этой массе народа, находившегося на волне облегчения и осознания того, что всё самое страшное позади.

Гермиона и Драко всё ещё находились по разные стороны комнаты, но она всё чаще замечала его взгляд на себе через чьё-нибудь плечо. Каждый раз он смотрел на неё с привычной ухмылкой, намеренно делая большой глоток тыквенного сока.

Как раз она отвечала на один из таких страстных взглядов, когда заметила Рона и Пэнси, которая до слёз смеялась над одной из шуток Рона. В этот момент маленькая коричневая сова влетела в бар; не приземляясь, она бросила Рону конверт на ладонь и удалилась.

Рон моргнул раз, два, прежде чем развернуть пергамент. Он быстро просканировал взглядом послание и растянулся в широкой улыбке. Не говоря ни слова ни Гермионе, ни Пэнси, он побежал к Джинни и Джорджу и притащил их с собой, усаживая на свободные барные стулья.

— Уи, придурки! — закричал он в толпу, что дало Гермионе понять, что он уже до невменяемости пьян. Всё ещё сияя улыбкой, Рон помахал в воздухе письмом. — Джинни стала тёткой. А мы с Джорджем — дядями.

— Кто из твоих братьев? — спросила Панси требовательно. Затем она что-то невнятно пробормотала, но в её словах не было ни капли яда. На самом деле было похоже, что она скорее пыталась флиртовать. Это интересное открытие, пожалуй, Гермиона обдумает потом.

— Билл и Флёр! — заорал Рон на ухо Пэнси, но так, что могли услышать все. — У них родилась малышка, и они назвали её Виктуар. Что в переводе с французского будет... будет как?

— Победа, — сказала Гермиона за него, и он благодарно подмигнул ей.

— Победа! — закричал он, хватая Джинни и Джорджа за руки и триумфально поднимая их.

В этот момент толпа будто сошла с ума. Все начали смеяться и радоваться и ободряюще хлопать друг друга по спине. Идеальное имя, подумала Гермиона, учитывая сегодняшнюю дату. Весь бар казалось был с ней согласен: Гарри и Луна крепко обнимались, Невилл взял и закурил сигару из рук услужливого бармена, Чжоу Чанг подняла свой бокал, таким образом приглашая всех Уизли выпить за здоровье малышки по стаканчику огневиски, и рыжеголовые с апломбом подняли свои бокалы.

В баре царил фестиваль хаоса, когда Гермиона почувствовала легкое прикосновение тёплых рук на своей талии. Она повернулась вслед за настойчиво поворачивающими её пальцами и с удивлением обнаружила Драко, стоявшего прямо рядом с ней. Он ничего не говорил, но жадно смотрел на неё. Его серые глаза горели, губы сложились в притягательную улыбку. Она хотела спросить его, всё ли у него хорошо. Но прежде чем она успела открыть рот, его ладони опустились на её щёки, пальцы утонули в её волосах, и его губы начали страстно целовать её.

Это был один их тех поцелуев, от которых сводило всё тело, а сердце начинало бешено колотиться, распространяя огонь по всему телу. Из тех, что навсегда меняли тебя, выворачивали наизнанку душу и кружили голову.

Гермиона не могла ни о чем думать. Она столь же отчаянно целовала Драко, одна её рука лежала на его плече, вторая гладила его спину. Ей казалось, что мир исчез и остались только его губы, его язык, он.

Только когда они остановились, чтобы перевести дыхание, всё ещё сохраняя такую близость губ, чтобы чувствовать дыхание друг друга, она заметила, что шум в баре затих. Все смотрели только на них. Но к её удивлению, толпа снова разразилась одобряющими криками.

В этом диком шуме она смогла различить несколько отчётливых голосов.

— Вот это да, Дрей, — принадлежащий Гойлу.

— Как очаровательно, — умилялась Луна.

— Снимите уже себе чёртову комнату, — громко посоветовала им Пэнси.

— Наконец-то, — выдохнули Тео и Джинни.

Гермиона почувствовала счастливый смех Драко рядом со своими губами, прямо перед тем, как он поцеловал её второй раз, ещё слаще, чем в первый. Он отстранился от её лица, переплел свои пальцы с её и опустил свой острый подбородок в её волосы.

Через его плечо Гермиона увидела Рона, смотрящего на них. Он снова повернулся к Пэнси, держа два стакана чего-то, что напоминало по виду ром. Его рот скривился на одну сторону, он бросал испепеляющие взгляды на спину Драко. Но как только Рон заметил выражение глаз Гермионы, его колючий взгляд смягчился и стал просто недовольным, а губы изобразили вежливую улыбку. Он приподнял свой стакан на сантиметр выше. Он пьет за неё, поняла она его жест, и это самое большее одобрение, которое в данной ситуации можно было бы от него получить.

"Спасибо за всё, — подумала она, когда Драко снова склонил голову и страстно поцеловал её, — и за это тоже".

Наслаждаясь поцелуем, она даже не заметила, когда, наконец, часы пробили полночь и второе мая ушло, уступив место третьему.

Этим летом у Гермионы и Драко было много первых и один последний раз.

Первый раз у них был формальный ужин с Люциусом и Нарциссой, который обернулся абсолютной катастрофой. Несмотря на то, что они уже несколько раз вместе ели в неформальной обстановке, родители Драко, казалось, непоколебимо соблюдали чистокровные традиции за ужином. Они сидели напряженно и неловко в Малой столовой, мучительно выдавливая из себя светские фразы, пока Люциус не начал рассказывать о тех реабилитационных курсах, которые он проходит по приказу Министерства. С каждым следующим блюдом Люциус делился всё новыми подробностями того, о чём он узнал относительно магглов. Это могло быть даже мило, подумала Гермиона, если бы Люциус не чувствовал необходимости извиняться каждые две минуты.

— Рожки для обуви? — насмехался он. — Рожки для обуви? Я прочитал целую статью о том, как магглы ухаживают за обувью, и это всё ради того, чтобы узнать, что большинство из них сейчас носят кроссовки. Даже их промышленные магнаты. Извиняюсь, мисс Грейнджер, я знаю, что вы практикуете носку комфортной обуви. Но честно, засовывать ноги во что-то из резины и сетки? Это варварство.

Нарцисса со своей стороны делала попытки перевести разговор в более приятное русло. Как например, история гоблинов. Или угри. Или каннибализм. Но Люциус, к несчастью, уже не мог остановиться.

— И самолёты, — простонал он. — Что за примитивная идея. Извиняюсь, мисс Грейнджер. Но взрывоопасное топливо внутри металлической трубы на высоте в тринадцать километров над землёй? Это просто безумие, не говоря уже о расточительности. Я думал, магглы хотят сберечь природные ресурсы, а не сжигать их в небе.

Наконец, у Гермионы кончилось терпение.

— Мэви, — внезапно позвала она, прерывая очередную тираду Люциуса. Домашний эльф появилась прямо из воздуха, у локтя Гермионы.

— Всё ли мисс понравилось? — спросила Мэви, взволнованным взглядом окидывая наполовину нетронутую еду на тарелке Гермионы.

— Как всегда, отлично, Мэви. Но не могла бы ты подать десерт где-нибудь в более комфортном месте?

Домашний эльф понимающие подмигнула Гермионе и щелкнула пальцами. Все тарелки и приборы исчезли со стола. Драко нахмурился, но взял под руки Гермиону и свою мать. Люциус, который теперь никогда не аппарировал сам, тоже взял жену за руку, и они все вчетвером отправились на кухню Малфой-менора.

Здесь их уже ждали четыре барных стула и замысловато украшенный пирог, приготовленный Драко. Этот прекрасный пирог напоминал своим видом те яблочные тарты, которые Гермиона принесла в мэнор несколько месяцев назад. На нём красовались аккуратно вырезанные яблочные розочки, покрытые золотистой карамелью.

Люциусу хватило здравого смысла, чтобы смущённо понять намёк, и их чаепитие прошло в более расслабленной обстановке, чем ужин. Гермиона даже получила вторые не менее странные объятия от Люциуса в конце вечера. Нарцисса лукаво улыбнулась молодой ведьме и Гермиона подумала, что вечер в целом прошёл не так уж и плохо.

Их первый выход в свет с Гарри и Джинни пошёл немного лучше. Обильное количество вина со стороны Гарри и Джинни и разговоры о квиддиче со стороны Драко, казалось, разрядили напряжённую обстановку. Тео и Эрик позже присоединились к компании, чтобы выпить тем же вечером у Гермионы дома. После второй бутылки Бордо, от распития которой Гермиона и Драко также отказались, беседа пошла своим чередом. Так что они с Драко в обнимку устроились на диване, её голова лежала на его плече, а его голова склонила к её макушке. Может быть, из-за того, что Гарри заметил взаимное обожание на их лицах, или может из-за того, что выпил слишком много вина, но он даже глазом не моргнул, когда Драко начал целовать уголок рта Гермионы.

В эту же ночь Драко первый раз остался у неё на ночь. Он не стал спрашивать, он помог ей выпроводить гостей и потащил в спальню с легкой улыбкой. Её небольшая кровать едва ли могла выдержать их активные игрища, и они оба рухнули на пол. Драко упал первым и гневно выругался. Но, похоже, позже он понял всю выгоду ситуации, когда Гермиона продемонстрировала, почему её приземление лицом между его ног — не такой уж плохой исход.

Позже, закутавшись с ним в одеяло и любуясь звёздным небом на зачарованном потолке её спальни, она позволила в своём сердце прошептать то слово, о котором она уже не раз думала. Даже если не решалась его сказать вслух.

Когда Драко в первый раз встретился с её родителями, она почти, почти произнесла это слово. Она ожидала от этого вечера самого худшего, но Драко удивил её. В тот момент, когда её отец открыл дверь скромного городского домика в Суррее, Драко поприветствовал его клубничным чизкейком и крепким, уважительным рукопожатием.

— Как бы вы назвали дантиста, который не любит чай? — спросил Драко мистера Грейнджер, вместо того, чтобы представиться. Когда её отец посмотрел на него озадаченным взглядом, Драко просто ответил: — Денис.

Её отец, которого в самом деле звали Деннис, смеялся громче, чем в тот день когда вернулся из Австралии. Гермиона поняла, что Драко ему понравился, даже несмотря на то, что родители застукали их целующимися после ужина на кухне около раковины, полной грязной посуды.

Их первый день подготовки к экзаменам состоялся в тот же день, что и ужин с её родителями. К её чрезвычайной радости, Драко был превосходным учеником. Он был сосредоточен, целеустремлён и неукоснительно следовал её раскрашенному в разные цвета плану. Его заявка на сдачу экзамена, разумеется, натолкнулась на бюрократический барьер, но лёгкий взмах палочки Гермионы и немного нажима на нужные кнопки в Министерстве обеспечили Драко участие в июньской сессии Т.Р.И.Т.О.Н. Так же не было лишним и то, что хорошая подруга Гермионы Минерва доверяла ей настолько, что обеспечила Драко приватное место в библиотеке Хогвартса для сдачи экзамена, на всякий случай подальше от любопытных глаз.

Они сделали всего несколько перерывов в учебе. Первый был пятого июня. Гермиона сделала вид, что этот понедельник ничем не отличался от остальных. Утром из офиса она отправила Драко сову с обычным пергаментом, на котором было коротко написано "С днем рождения". Но когда Драко спустился вниз, чтобы в одиночестве поужинать на кухне менора, он обнаружил полную комнату гостей, друзей, членов семьи и покрытый шоколадом пряничный торт, на котором светилось двадцать свечей. В этот момент он понял. Понял всё.

Гойл, Тео и Блейз отметили изменения на лице друга, так же, как и Нарцисса. Панси же вообще ничего не замечала, вероятно, потому, что она была слишком занята, засовывая руку в задний карман джинсов Рона Уизли. Рон же вообще ни на кого не смотрел, вероятно, потому, что Гермиона застукала его, лапающего Пэнси в женском туалете "Дырявого котла" на прошлой неделе. Что касается Джинни и Гарри, то они просто не касались спорных тем типа Слизерина. Люциус просто притянул к себе Гермиону в знак благодарности, и она решила, что не испытывала в жизни ничего более странного, чем последовавшие объятия.

Ещё один перерыв они взяли, чтобы прогуляться в субботу рука об руку по Косому переулку. Когда какой-то незнакомец прошептал им вслед "Пожиратель смерти" Гермиона подошла к мужчине и жёстко разговаривала с ним около часа. Когда пара уходила с адресом незнакомца, они решили позже послать ему пряных печений "Мадлен" к чаю..

В первый же вечер участия в вечере большой игры с Гриффиндором Драко действительно показал Гарри, кто тут умеет играть в карты, так же ему проиграли Гермиона, Джинни, Дин, Симус и почти все, кто участвовал в игре. Рон предположил, что слизеринцы от природы лучше играют в покер, учитывая их врождённое двуличие. Драко предположил, что Рону лучше бы пойти куда подальше. А Невилл сказал, что перестать ругаться должны все, включая гриффиндорцев, которые готовы были передраться за то, чтобы заполучить Драко именно в свою команду в игре следующего месяца.

В первый раз Гермиона вошла в главную гостиную Малфой-менора, Драко держал её за руку так крепко, что ей было почти больно. Они пробыли внутри около пяти секунд, прежде чем она начала нервно дышать и попросила вернуться обратно наверх, в тишину и безопасность его комнаты. Следующие три попытки прошли примерно в том же духе, но каждый раз она могла продержаться немного дольше. В пятый раз они пробыли в гостиной целых пятнадцать минут, единогласно признали, что это победа, и поклялись больше никогда сюда не возвращаться. Чтобы отпраздновать победу над страхом, Драко показал ей большую библиотеку. Гермиона благоговейно бродила между полками со старинными фолиантами около трёх часов. Наконец, она выбрала пару увесистых томов для лёгкого вечернего чтения, прежде чем Драко схватил её в объятия, чтобы заняться некоторыми неприличными, но приятными вещами между книжных полок.

Первая крупная ссора между Драко и Гермионой в качестве пары, так как они договорились не считать ссорой разорванную каминную связь, произошла в тот день, когда пришло письмо с результатами его экзаменов.

Он был напряжён и расхаживал, как пантера, по Малой библиотеке, когда она приехала к нему после работы. Во-первых, Гермиона не поняла, что заставило его быть таким взвинченным. Она попыталась успокоить его, как это делала всегда, теплыми словами и доводами. Но оказалось, это было последним, в чём нуждался Драко. Следующие несколько минут они оба препирались, кричали и бушевали в комнате.

Так продолжалось около часа, пока Гермиона не заметила всё ещё закрытый конверт, лежащий на чайном столике. На чисто-белом конверте было написано "Драко Малфой" и ниже "Т.Р.И.Т.О.Н." Она направилась к столику, и Драко почти перескочил диван, чтобы остановить её.

— Ты не посмеешь! — закричал он.

Гермиона властно подняла подбородок.

— Почему же?

— Потому что это мои оценки, Грейнджер!

— Но это наша общая жизнь, Драко!

После этих слов ярость ушла из их разговора. В первый раз она официально ссылалась на их будущее в таком ключе, именно как совместное, и они оба знали это. Драко всё ещё сердито сжимал губы в прямую линию, но она видела немой вопрос в его глазах.

Чувствуя себя странно смущенной, Гермиона взяла конверт и провела пальцами по месту отрыва.

— Ты же знаешь, что это ничего не изменит, правда? — сказала она мягко.

Драко фыркнул.

— Эти результаты изменят всё, Грейнджер.

Она покачала головой.

— Не между нами. Даже если ты получил "Слабо" по всем предметам, что в принципе невозможно, я не перестану чувствовать того, что чувствую к тебе. Мерлин, да даже если ты получил "Тролль", я всё равно буду... буду...

— Ты всё равно будешь что?

Гермиона перевела взгляд с конверта на лицо Драко.

— Я говорила первая в прошлый раз, — прошептала она. — Это я тоже должна сказать первая?

Драко замер, но лишь на один удар сердца.

— Нет, — проворчал он. Затем он резко притянул её к себе и бросился целовать.

— Я люблю тебя, — говорил он между поцелуями. — Я понял это в свой день рождения. Я понял, что люблю тебя.

Гермиона засмеялась от счастья.

— Ну, я поняла, что люблю тебя, ещё в Париже.

— Одно очко в твою пользу, — поддразнил её Драко, запуская пальцы в копну её волос, чтобы прижать к себе ещё ближе.

— Идиот, — прошипела она в его губы.

— Заучка.

— Хорёк.

— Всезнайка.

— Мой.

После того, как Гермиона сказала это, тут больше не было о чём говорить. Кроме одного слова "люблю", которое они шептали друг другу в разгорячённую кожу.

Позже, когда это было уже не так важно, они открыли конверт, который уже считался общим, а не только Драко. И изучив содержимое, посчитали, что заслужили ещё несколько раундов ласк на шикарной кровати Драко. Ведь каждую полученную "Превосходно" нужно было отпраздновать как следует.

Одним прекрасным августовским вечером в выходные после того, как Джинни принесла победу Англии в Кубке мира по квиддичу, Драко и Гермиона вместе пережили её "последний раз".

Последнее и лучшее кондитерское изделие, которое Гермиона сделала в рамках Посттравматического кондитерского тура. И все были с этим полностью согласны. Она поняла это, потому что почти каждый волшебник магической Англии попробовал его.

Почти весь английский волшебный мир присутствовал на свадьбе Гарри и Джинни, к ужасу Молли Уизли. Даже от входа гости могли услышать крик Молли.

— Если уж всё Министерство решило припереться на свадьбу, то пусть они повысят зарплату своим сотрудникам.

Гермиона втайне была согласна, именно поэтому она взяла все расходы за свадебный торт на себя.

Торт, о котором шла речь, стоял в центре главного стола, окруженного морем гортензий и зачарованных бумажных птичек. Снаружи торт был в белом сливочном креме с трубчатым узором, повторяющим вышивку на платье Джинни. В нем не было ничего экстравагантного или экстраординарного, кроме его огромной высоты.

Торт возвышался на полтора метра над столом, у него было десять ярусов с разными вкусами, зачарованные так, чтобы они держались крепко друг на друге независимо от того, сколько кусочков было отрезано от каждого. Тут был тыквенный ярус для Гарри, вишнёвый для Джинни, солёная карамель для Молли и Артура, шоколадный ганаш для Рона, лимонный для Перси, зефирный для Чарли, с кардамоном для Билла, с кремовым сыром для Джорджа и апельсиновый розмарин в память о Фреде. По каждому вкусу для каждого из детей Уизли, один для родителей, и один для жениха, итого девять.

Но был ещё один десятый ярус, который вроде бы никому конкретно не адресован, однако кавалер Гермионы на этой свадьбе сразу же понял, что этот вкус предназначен для него. "Простой вкус яблочного джема с корицей, ничего особенного", — передразнила она его, пока готовила.

Но её партнер настаивал, что это лучший вкус сегодняшнего вечера. Позже, когда он кружил её по танцполу, Гермиона попробовала его вкус на губах Драко. И вынуждена была признать, что он абсолютно прав.