Короткие истории о некоторых обитателях Вестероса (сборник драбблов) (гет)

По заявке Soleil Vert: Джоффри/Санса. "Страх — это лишь плод твоего воображения".

* * *

Санса вжалась бы в стену, если бы знала, что это ее спасет — если бы знала, что может в ней раствориться, исчезнуть. Если бы позади не стоял сир Мендон Мур, придерживая ее за плечи — наверное, чтобы она не сбежала.

Но разве ей есть, куда бежать?

Ее загнали, точно зверя на охоте — или она сама покорно шагнула в ловушку?

— Неужели ты боишься? — насмешливо спрашивает Джоффри. — Хотя, конечно, боишься — ты ведь такая слабая, — голос его сочится медом: король в приятном расположении духа.

Санса устало, почти покорно закрывает глаза и лишь едва вздрагивает, когда его рука медленно, почти любовно заправляет локон, выбившийся из прически, за ухо.

Она качает головой — все тело сжимается в протесте. Тошнота подкатывает к горлу, но она принуждает себя не шевелиться, пока пальцы скользят по ее щеке.

Сансе противно — ей кажется, что кожа от прикосновений Джоффри покрывается мерзкой, липкой паутиной, опутывающей все ее тело.

Она задыхается в ней, ощущая, как страх ледяной водой заливает ее внутренности, выворачивает наизнанку желудок.

Санса тонет в нем, теряется. Не видит выхода.

"Страх — это только иллюзия", — убеждает себя она, но сама не верит. Ничего реальнее этой перебивающей дыхание холодной волны просто быть не может.

Отец говорил, что северяне не смеются — холодными зимами смех застревает в горле и душит их.

Сансу душит не смех. Сансу душит страх.

— Ты же не боишься, правда? — почти ласково спрашивает Джоффри.

С королем всегда следует соглашаться — но не в этом случае.

— Взгляни на меня!

Она открывает глаза. Джоффри смотрит на нее, склонив голову — почти с любопытством. В зеленых глазах — почти насмешка. С Джоффри всегда так: сердится ли он, притворяется ли галантным, насмехается — все это не до конца. Не хватает для искренности какого-то одного штриха, и Санса даже не может сказать, какого. Она просто знает, что Джоффри такой же лгун, как и все остальные.

— Сир Мендон, — говорит он, — покажите леди Сансе, насколько остра ваша сталь.

Черное озеро ужаса смыкается над ее головой, когда она чувствует, как меч холодной тенью скользит вниз по ее беззащитному горлу.

"Хорошо бы, — неожиданно спокойно думает Санса, — это быстро закончилось — одно движение, и смерть. Я уже устала бояться".

И молиться она тоже устала, но не хочет признаваться себе в этом.

Боль вспыхивает неожиданно — в руке, как будто ее внезапно лизнуло открытым пламенем.

"Неужели так убивают?" — пробивается сквозь туман боли и ужаса жалкая мысль.

Лицо Джоффри расплывается перед глазами.

— Это всего лишь царапина, — произносит он насмешливо. — А ведь тебе следовало отрубить руку.

Сансе не хочется видеть, что с ее рукой, — но против воли она скашивает глаза. Широкий голубой рукав стал сиреневым от пропитавшей его крови.

— Почему? — спрашивает она как можно тише, стараясь не выдать боли. Но вместо спокойного "почему" в ее вопросе звучит беспомощное "за что?" — и это слышно даже самой Сансе.

Глупый вопрос, глупый, как сама Санса. Джоффри никогда, никогда, никогда не нужен повод.

— Вместо твоей сестры, — охотно, впрочем, откликается он, снова делая легкий, текучий шаг к ней. — Знаешь, иногда мне даже жаль, что она сдохла, не поплатившись.

Влажное, мерзкое дыхание касается уха, и Санса невольно отшатывается в сторону.

— Ты говорила матери, что боишься меня, — говорит Джоффри спустя пару бесконечных мгновений. — Страх — это лишь плод твоего воображения, — усмехается он. — Ты любишь меня, Санса, — хорошенько запомни это.

Санса молчит — и даже кивнуть не может, уставшая и окаменелая.

Джоффри улыбается, снова касаясь ее щеки.

Паутина, мерзкая паутина — она облепляет губы, проникает в рот, склизкая, липкая, грубая...

Волки не боятся. Леди не плачут.

Но ее волчица давно мертва.

Леди больше нет.

Санса покорно терпит поцелуй.