Узы крови (джен)

Nick Leng — Drivers

London Grammar — Stay Awake

Рекс слегка поморщился, стоило солнечным лучам коснуться его лица, после чего что-то пробурчал себе под нос и отвернулся к стене, натягивая простынь поверх головы. Непрошеные гости вывели его из самой приятной фазы сна, во время которой он наслаждался компанией прекрасных девушек. Тем не менее явное нежелание подниматься навстречу цветущей природе было воспринято младшим сыном Лэнса как вызов. Он без зазрения совести прыгнул на кровать, практически взобравшись на него верхом, и прокричал: “Доброе утро, Вавилон!“.

Темплтон послал его к черту сквозь плотно стиснутые зубы, но сон уже давным-давно покинул больного, оставив после себя отвратительное ощущение недосыпа и злобы на весь мир, включая навязчивого мальчишку, что радостно скакал на постели, словно никогда в жизни не видел неба и облаков. Невозможно было представить всю злость Рекса в этот момент, хотя он старался сдерживаться изо всех сил и усиленно делал вид, что его не волнует приход друзей.

В конце концов Хойт добился своего: обозленный Темплтон резко перевернулся на другой бок и столкнул назойливого просторца; тот, в свою очередь, рухнул на пол под оглушительный смех всех присутствующих. Более предприимчивый Стефан сразу же подошел к небольшому окну напротив широкой постели и неожиданно дернул за красную штору, освобождая таким образом солнце из своеобразной темницы. Почувствовав свободу, небесное светило сразу же одарило своего спасителя обжигающими летними лучами. Раздосадованный таким поведением друзей, Темплтон недовольно засопел в подушку, а затем приподнялся на локтях, чтобы разглядеть всех вошедших.

Среди них также было и незнакомое лицо: наследник Соколиного Гнезда стоял, прислонившись к дверному проему и исподлобья наблюдая за сложившейся ситуацией. Последнее время он ходил мрачным, сторонился людей, даже собственной сестры. После произошедшего в беседке это был его первый выход в компании новых товарищей. Старк по-прежнему стоял у окна, словно выманивая прятавшееся за облаками солнце. Его усилия были не напрасны: еще немного, и звезда вновь показалась из-за кучевых оград. Хойт продолжал лежать на полу около кровати больного, демонстративно раскинув руки в разные стороны, будто падение причинило ему невыносимую боль или непоправимый вред.

Рекс тяжело вздохнул, понимая, что ему не отвертеться от общения с новоприбывшими, поэтому сразу же поспешил встать с удобной постели. Первая попытка не увенчалась успехом — глубокая рана в области живота заныла и потянула назад. Старые бинты на торсе до сих пор хранили гадкий запах лекарств, крови, гноя и пота. Рана, полученная в бою с последователями Мартелла, воспалилась и в какой-то момент угрожала убить младшего из сыновей Орсона, но придворный лекарь — великий чудотворец — смог провести сложнейшую операцию.

Она заняла весь день, в ходе которого он осторожно, по кусочкам извлекал пораженные участки. Рекс потерял сознание на десятой минуте, избавив себя от невыносимой боли, а отца — от душераздирающих криков собственного ребенка. Таким образом, он провел все свои дни взаперти, в небольшой комнатке, где каждый день принимал кислые лекарства и терпел замену бинтов — весьма болезненную процедуру.

Он должен был признаться, что, несмотря на все обстоятельства, все же был рад приходу друзей. Переодевание для прогулки вызвало немало затруднений, поскольку резкие движения причиняли боль, однако Стефан помог ему натянуть рубашку и подняться с места, чтобы размять онемевшие от долгого пребывания в одной позе ноги. Обрадованный Тирелл сразу же вскочил с места и вылетел через дверь, приглашая остальных следовать за ним, чтобы последний раз прогуляться в столь прекрасную погоду по стенам замка. Это предложение было принято с большим удовольствием: Стефан помог раненому подняться и осторожно повел к выходу, в то время как мрачный Аррен следовал за ними. Поначалу с каждым шагом Рекс ощущал неприятные покалывания в области груди, но затем выпрямился и смог идти один, без посторонней помощи.

— Я, конечно, ничего не имею против, даже наоборот — рад вашему приходу, но все же объясните мне, почему именно сейчас? — поинтересовался Темплтон, облокотившись на один из заостренных шпилей стены, чтобы отдохнуть. Трое других окружили его с разных сторон, словно загнанную в угол добычу.

— Завтра мы уезжаем, друг мой, хотели попрощаться, устроить своеобразный праздник. Только без вина, верно, Хойт? — Стефан подмигнул самому младшему из компании, за что сразу же получил легкий подзатыльник.

— Да, я уже хочу убраться с этого вонючего города, хватит с меня столицы! — практически выкрикнул Кай, все это время стоявший в дальнем углу и бессознательно глядевший куда-то в сторону горизонта. Удивленные взгляды друзей не произвели на помраченное сознание Сокола особого впечатления, однако он все же протянул руку второму сыну Орсона, который внимательно следил за не представившемся незнакомцем. — Меня зовут Кай Аррен, я — сын Робина и единственный наследник Восточного Региона.

— Племянник сира Ричарда? Наслышан о тебе, — Рекс приветливо кивнул и дружески пожал предлагаемую руку, после чего внимательно оглядел всех присутствующих, словно ища кого-то конкретного. — А где Клаус?

Внезапно повисшее молчание говорило красноречивее каких-либо слов. Темплтон был осведомлен относительно всего, что произошло в Королевской Гавани за неделю, несмотря на то, что был прикован к постели. Сердобольная болтливая служанка, приходившая каждый день для смены простынь, успевала рассказать все новости, а также поделиться своими мыслями на сей счет. О смерти Хенрика, младшего из семейства Ланнистеров, Рекс узнал от отца, который периодически заходил в комнату больного, чтобы узнать о его самочувствии и проверить, как идет лечение.

Эта новость шокировала юношу, но не так сильно, как сообщение о том, что кронпринц лежит без сознания после падения и неизвестно, выживет ли. Тогда младший сын великого воина был готов на все: подняться с кровати, снять стесняющие движения бинты, отправиться в покои Клауса, который находился в своеобразном летаргическом сне, и остаться с ним. Тем не менее этот душевный порыв сразу же был остановлен одним неловким движением, вызвавшим боли больше, чем острие кинжала, медленно проникающее внутрь живота.

Порою он начинал бредить, вспоминать давно умерших людей, среди которых был его старший брат Жак, погибший двадцать лет назад в знаменитой битве под замком Баратеонов. Долгими бессонными ночами в кромешной тьме ему начинало казаться, что призрак брата стучится в дверь или в приоткрытое окно, но эти галлюцинации сразу же рассеивались, стоило Темплтону поддаться им. Призраки привыкли к тому, что их боятся, а не жаждут увидеть. Желание короля относительно своей единственной дочери моментально разлетелось по всему замку и за его пределами. Младший сын Орсона узнал об этом позднее всех, но подобное решение тронуло его до глубины души, в особенности происшествие между Никлаусом и Майклом. Он искренне желал помочь старому другу, желал заключить того в объятия и проговорить слова утешения, однако Лев никому не показывался на глаза уже достаточно давно, ещё с момента рокового известия.

— Предлагаю посетить нашего общего друга, — предложил Хойт, все еще мечтающий насолить кому-нибудь перед своим отъездом. Без этого ценность жизни резко сходила на нет, чего нельзя было допустить. В скором времени он вновь окажется дома, в столь нелюбимом месте, в окружении недружелюбного старшего брата и матери, которая всегда требовала от него полной отдачи всех сил и возможностей, изводила его многочисленными тренировками и учениями. Отправившись в столицу, он почувствовал долгожданную свободу и дал волю своим чувствам. — Если мне не изменяет память, то он должен быть у себя в покоях.

Небольшая компания согласилась с таким заманчивым предложением. Им не составило огромного труда пройти несколько ответвлений огромного замка, чтобы в итоге оказаться в длинном коридоре с многочисленными дверями друг напротив друга. Каждая из них вела в тайную обитель члена королевской семьи. Шесть комнат на шестерых детей, из которых одна отныне оставалась пустой — все вещи были вынесены, вся память уничтожена. Покои монарха и его супруги находились в другом крыле, чтобы избежать досадных инцидентов в виде отцеубийства или цареубийства. В данный момент все двери, кроме одной, были плотно заперты.

Небольшая полоска солнечного света заменяла путешественникам свечи, поскольку ложилась на значительную часть коридорного пола. Она тянулась от приоткрытой двери, находившейся в самом дальнем углу, практически в центре своеобразного прямоугольника. Кронпринц в это время всегда находился в своих небольших апартаментах, где его никто не мог побеспокоить, даже отец, чей своенравный пыл всегда утихал в тот момент, когда он переступал порог. Большое количество разнообразных картин было разложено по углам в странной симметрии. Гигантского размера кровать, занимающая почти всю площадь комнаты, была полностью завалена пожелтевшими холстами, кисточками и емкостями с красками. Беспорядок удивительным образом сочетался с хаосом.

Рекс осторожно переступил через сваленные на полу листы с изображенными на них непонятными очертаниями, похожими на людские лица. Все остальные медленно следовали за Темплтоном, стараясь обходить все хрупкие вещи. Но Хойт все же умудрился споткнуться о край ковра и с громким криком рухнуть на пол. Кай, тяжело вздохнув, схватил своего друга за край кафтана и дернул на себя, помогая подняться. Ко всеобщему удивлению, никто не явился на шум падения. Казалось, угрюмая тишина сковала даже воздух, которым все дышали. Тем не менее друзья твердо решили продолжить свой путь до небольшой террасы, примыкающей к покоям.

Стефану пришлось взобраться на высокие поручни, а затем оттуда, с немалой высоты, подать руку раненному в живот юноше, чтобы тот смог подняться наверх. Хойт, к большому облегчению Старка, не нуждался в помощи. Ловко схватившись за каменную колонну, сын Лэнса взобрался наверх и, не став дожидаться остальных, выбежал в центр террасы, где и обнаружил наследника престола. Высокий деревянный мольберт покоился на каменной ограде, в то время как маленький прямоугольный холст был зажат при помощи новомодного устройства, больше напоминающего тиски. Сам художник стоял неподалеку, словно прицениваясь к собственному произведению; тонкая овальная доска с мизерным отверстием для пальца находилась в руке кронпринца, на которой виднелись едва заметные голубоватые разводы.

— Гигантская снежинка? — Малакай скептически поднял бровь, а затем подошел поближе, чтобы повнимательнее разглядеть произведение искусства. На холсте действительно проглядывались очертания частой зимней гостьи, чьи острые углы бросались в глаза. — Серьезно? Рисовать снежинку в разгар лета?

Клаус тяжело вздохнул, разозленный тем, что ему помешали творить. Длинная кисточка находилась в зубах кронпринца, что сразу же привлекло внимание всех остальных. Пораженная компания долго завороженно любовалась не открытыми доселе талантами старого друга, пока Хойт все же не нарушил порядком надоевшею ему тишину:

— Не знал, что ты рисуешь. Почему ты так долго это скрывал?

— Рисование — метафора контроля, — глубокомысленно изрек Никлаус, откладывая краски и кисточку как можно дальше. — Я выбираю все — холст, цвета... Будучи ребенком, я плохо понимал мир и свое в нем место, но рисование научило меня, что своих целей можно достигнуть обыкновенной силой воли. То же и в жизни: можно просто не давать никому встать у тебя на пути, — глядя на непонимающие лица непрошеных гостей, сын короля едко усмехнулся. — А скрывал я свои таланты, дабы избежать глупых вопросов, подобных твоему, милый Хойт. Итак, вернемся к самому началу: какого черта вы сюда пришли?

— Пригласить тебя выпить с нами, — вмешался Малакай, желающий поскорее выбраться из этих удушливых красных стен. Ироничная усмешка, как всегда, искажала все дружелюбные позывы на его привлекательном лице. Увидев явную незаинтересованность со стороны наследника короны, Сокол театрально воздел руки к небу. — Да брось, Клаус. Человек, который продал мир, имеет право пропустить парочку стаканчиков хорошего дорнийского вина.

— Я не Ребекка, твое обаяние на меня не действует, однако в честь вашего отъезда я согласен нарушить несколько правил. В конце концов, есть большая вероятность того, что мы с вами вновь увидимся лишь на моей коронации, — проговаривая это предложение, Клаус положил обе руки на плечи идущих рядом друзей, практически повиснув на них. — Да, вы к тому моменту уже станете лордами, обзаведетесь женами, кучей детишек — в общем, будете влачить жалкое существование, лишь изредка позволяя себе приехать в столицу и насладиться ее красотой.

— Куда нам до тебя, Ник, — издевательским тоном продекламировал сын Робина. — Видишь ли, не всем посчастливилось родиться в семье победителей. У кого-то родители вообще воевали на стороне Таргариенов, верно, Стеф?

— Малакай демонстрирует глубокие познания в области истории? Ты точно тот заносчивый, самовлюбленный и циничный гад, к которому я привык? Или что-то изменилось за те две минуты, пока я общался с Клаусом? У тебя родители, кажется, предпочли сохранить нейтралитет в той войне? На мой взгляд, это гораздо хуже, чем принять чью-либо сторону в принципе.

— Видишь, Клаус? Стефан только что меня оскорбил, но я не собираюсь ему отвечать, поскольку, во-первых, я выше этого, а во-вторых, ты всегда говорил: “Пусть прошлое останется в прошлом“.

— Да, обиды уже не в моде, — подхватил Ланнистер, обрадованный тем, что его фраза стала знаменитой. — Я пытался донести это до Рубена Мартелла, но он меня не слушал.

— И ты отрубил ему руку, — услужливо напомнил Рекс, все это время волочившийся за друзьями на небольшом расстоянии, чтобы успевать перешагивать через разбросанные на полу предметы. Ему помогли спуститься с высокой террасы, после чего оставили совсем одного, без поддержки, по его личной просьбе. Ощущение собственной немощности сразу приносило с собой ощущение бесполезности.

— Но даже после этого он не стал меня слушать. Пришлось его убить, — Ланнистер пожал плечами так, будто говорил о конюхе или провинившемся слуге. Так, словно это не вылилось в гражданскую войну и не привело к большому количество жертв. Он никогда не жалел о содеянном, чувство милосердия было ему знакомо, но не проявлялось в стычках с трусами и предателями. Мартелл неожиданно напал на самого младшего члена их компании, а затем покинул поле боя, оставив своих раненых товарищей погибать за мнимую гордость и жажду мести за события двадцатилетней давности. Объяснять все это отцу или кому-либо другому было бесполезно, поэтому он просто предпочитал скрывать истинные эмоции за маской циничного безразличия, достойного самого Люцифера.

Впрочем, никто из присутствующих не придал его словам особого значения. Они давно забыли о таком персонаже, как принц Дорна, который был убит с определенной жестокостью. Это поколение не знало полномасштабных войн, в которых гибли сотни и тысячи. Они не знали цену человеческой жизни, в то время как их отцы убивались за каждого раненого или убитого в пути солдата.

Теперь при виде человеческой крови они вздрагивали, вспоминая события минувших лет. Нынешнее поколение плохо помнило страшный голод — верный спутник войны, свирепствовавшей во всем Беленоре на протяжении многих лет. Знатные лорды и леди продавали дорогие украшения за мешок картошки, череда бесчеловечных убийств за кусок хлеба захлестнула весь мир, пока, наконец, новый урожай не принес с собой новую надежду.

Десятилетний перерыв был дан королевству для того, чтобы оно подготовилось к более страшному удару — болезни, унесшей жизни трех миллионов. От нее не могли спастись ни крестьяне, ни рыцари, ни их оруженосцы. Она медленно пожирала каждый город, каждый регион, пока не исчезла, оставив после себя тысячи смертельно больных. Клаус хорошо помнил этот период. Ему было пятнадцать, когда родители запретили выезжать в город и выходить из замка. Тогда с этой самой террасы он наблюдал за самым душераздирающим зрелищем в своей жизни: королевские гвардейцы избавлялись от сотен трупов, скидывая их в Рубиновое море.

Громкий нечеловеческий вой раздавался по ночам у самых стен крепости. Крики, мольбы, исступленные речи — все это постепенно стихало, поглощалось тьмой. В те времена город был мертв. Ни в одном доме нельзя было заметить хотя бы слабо мерцающего огонька. Эта трагедия внесла глубокий разлад в спокойную жизнь кронпринца. Он начал понимать, что все происходящее — отнюдь не игра, как уверяла мать. Это было первое потрясение, после которого у него в руках оказались кисточка и холст. Даже сейчас, в этой веренице событий, Лев вспоминал выражение безысходности на лицах тех людей, которые безуспешно пробовали карабкаться по стенам замка.

Громкий стук бокалов и последовавший за этим смех вывел кронпринца из состояния задумчивости. Одна из местных таверн временами разливала дорнийское вино, приятно обжигающее горло. Друзья смеялись, обменивались шутками, вспоминали прошлое, весело похлопывая Рекса по перебинтованной части тела. Жидкость неумолимо стекала по лицу прямо на стол, а оттуда — на прекрасный каменный пол, за что вся компания не раз удостаивалась грозного взгляда владельца, но тот сразу же притихал, стоило маленькому кожаному мешочку, полностью набитому золотыми монетами, появиться на столе, чтоб почти сразу же пропасть во внутреннем кармане Льва.

— Я предлагаю спеть, — третий бокал вина пробудил в Кае подобное желание. Четыре пары глаз уставились на будущего оратора, в то время как раздосадованный таким поворотом событий хозяин таверны что-то пробурчал себе под нос. — "And who are you, the proud lord said, that I must bow so low? Only a cat of a different coat, that's all the truth I know“.

— Пусть я и не люблю эту песню, но в данный момент не могу не поддержать тебя, Аррен, — вмешался полупьяный Волк, чье благоразумие вмиг испарилось под действием отравляющих винных паров. — “In a coat of gold or a coat of red, a lion still has claws“.

— “ And mine are long and sharp, my lord, as long and sharp as yours“, — подхватил Хойт, которому было достаточно первых двух бокалов. Сама обстановка пьянила его больше, чем вино. — Давай, Клаус, без тебя я отказываюсь продолжать!

— “And so he spoke, and so he spoke, that lord of Castamere, But now the rains weep o`er his hall, with now one there to hear“, — сквозь чреду угроз и уговоров сын Майкла все же усмехнулся, демонстрируя свои обворожительные ямочки, а затем поддался и пропел знаменитый припев.

— “And so he spoke, and so he spoke, that lord of Castamere, But now the rains weep o`er his hall, with now one there to hear“, — пять голосов смешались в один громогласный баритон, сразу же спугнувший всех посетителей. Они опасливо поглядывали на компанию сумасшедших детей, чье пристрастие к вину заставило многих скривиться и покинуть заведение. Хозяин терпел шумливую братию достаточно долго, но поток клиентов, медленно исчезающих за дверью, все же вынудил его вежливо отказаться от предлагаемых денег в пользу того, чтобы приспешники Ланнистеров покинули таверну. *

— Может, убьем его? — предложил Тирелл, отчаянно жаждавший впечатляющего завершения сегодняшнего дня. Порицающие взгляды со стороны друзей красноречиво дали понять, что сама мысль об этом — ересь. Впрочем, Хойт сразу же отмахнулся от этой задумки, словно она пришла ему в голову случайно, по наитию. — Хорошо, хорошо, я понял, сегодня мы никого не убьем. Ладно, оставим это на потом. Но нужно же чем-то закончить сегодняшний вечер? Я не могу позволить ему пропасть.

Солнце стремительно клонилось к горизонту, не оставляя путникам шанса продолжить свои душевные происки. Сгущавшиеся сумерки нагоняли тоску, в результате чего все пьяные желания неожиданно становились нелепыми и даже безрассудными. Свежий воздух немного отрезвил шайку избалованных детей из высшего общества. Головная боль пришла на смену эйфории, а вместе с ней и болезненное осознание того, что они сотворили.

Оно обухом свалилось на дрожащие плечи, заставляя их обладателей почувствовать себя еще более отвратительными, чем было на самом деле. По дороге к замку каждый пытался вспомнить начало этого злополучного дня и каждый убеждал себя в том, что больше не возьмет в рот ни капли. Кроме Ланнистера. Его посещали разнообразные мысли, воспоминания, видения из прошлого, настоящего и будущего.

Он позволил себе веселиться и предаваться пьяным утехам, в то время как важный план еще находился в состоянии разработки. Нужно было немедленно продумать все детали до единой. Рассчитать все варианты, даже преднамеренное убийство знакомых или друзей. Если все пройдет хорошо, то ему не придется больше ни о чем волноваться, лишь об обеспечении безопасности собственной сестры, в чем он никогда не даст слабины. Остальные могут жалеть себя, но его рассудок останется трезвым до самого конца, сколько бы ядовитой жидкости он в себя не влил. По мере приближения к главным воротам внутреннее напряжение среди участников недавнего веселья все нарастало. Они внезапно вспомнили о том, что завтра всем предстоит тяжелый день отъезда и следовало бы позаботиться о некоторых вещах.

— Если отец увидит меня в таком состоянии, то вы все встретитесь гораздо раньше коронации — на моих похоронах. — Темплтон отмахнулся от подобных мыслей, после чего решительно направился в сторону западного крыла, где находилась его маленькая комнатка. Младший из сыновей Лэнса сразу же последовал за ним, попросившись переночевать, поскольку дядя Деррек отсечет ему голову, если заметит. Рекс был не в состоянии здраво рассуждать о возможных последствиях, поэтому махнул рукой, принимая помощь Хойта, который довел своего больного друга до самой постели.

— Мне нужно выспаться, иначе я завтра просто не проснусь, — слегка пошатываясь, Стефан все же нашел в себе силы пожать двоим оставшимся друзьям руки, после чего сразу же последовал в противоположную от Рекса с Хойтом сторону.

Никлаус и Малакай еще некоторое время наблюдали за медленно растворяющимся во мраке силуэтом Волка. Им не оставалось ничего иного, кроме как пойти своими путями, однако, к удивлению Ланнистера, Сокол последовал за ним, в то время как его с сестрой покои находились в другой стороне. Тем не менее Клаус был слишком занят своими размышлениями, чтобы намекать о чем-либо своему нежеланному сопровождающему. К тому же в компании всегда приятнее скоротать столь жаркий вечер, какой выдался сегодня, ведь летние порывы ветра можно ощутить только в конце мая.

Листья деревьев поддавались слабому ветерку и изредка срывались с хрупких веточек, устилая собой небольшую дорожку, ведущую в одно из крыльев замка. Потребовалось меньше пяти минут, чтобы вновь достигнуть длинного коридора с большим количеством дверей, где обитали члены королевской семьи. На сей раз несколько из них были приоткрыты, а около одной стоял стражник с длинной алебардой.

Подсвечники находились на каждом углу, позволяя беспрепятственно пройти столь долгий, как показалось Никлаусу, путь к собственным покоям. Вино еще не до конца выветрилось, принуждая тело чувствовать себя менее скованным. Лев опирался на плечо одного из лучших друзей и наслаждался очередным рассказом о похождениях знаменитого Белого Сокола. Кронпринц не мог отказать себе в наслаждении и не поиздеваться над младшим братом Финном, чьи покои находились неподалеку от замыкающей части прямоугольника: пройдя мимо, наследник престола помахал присутствующему там принцу несколькими пальцами, что сразу же вызвало праведный гнев на сонном лице третьего сына.

Далее следовали апартаменты Элайджи, однако дверь была плотно закрыта изнутри, непрозрачно намекая, что самый благородный из Львов занимался своими делами и его не следует беспокоить по пустякам. Комнату Ребекки они давно прошли, предварительно поймав на себе презрительный взгляд королевского гвардейца. К большому неудовольствию Ланнистера, его недавний спутник сразу же остановился около желанной двери, откуда за несколько метров в ноздри бил приятный аромат роз.

— Простите, милейший, но я не имею права вас пропускать, — проскрежетал сир Гавен, надменно глядя на незваного гостя сверху вниз. — Леди Ребекка уже давно легла спать, а в столь поздний час к ней запрещено пускать каких-либо посетителей.

— Ложь и клевета, сир Вастерлинг! — прокричал издалека старший из сыновей правителя Беленора, не нашедший в себе сил дойти до комнаты и решивший устроиться прямо под дверью, облокотившись о ровную поверхность. — Ребекка не ложится спать так рано, уж я-то знаю.

— Предупреждаю, парень, одно движение — и я тебя убью! — рявкнул верный страж, заметив, как раздражающий его мальчишка медленно потянулся за мечом, висевшим на поясе. — Я знаю, что ты убивал людей раньше, но не думай, щенок, что убийство королевского гвардейца спустят тебе с рук. Казнь — самое лучшее, что тебя ждет в таком случае.

— Снова лжете, сир Вастерлинг, — на сей раз крики Клауса были слышны отчетливее, поскольку содержали в себе металлические нотки. — Все знают, что если верховный лорд или будущий верховный лорд убьет королевского гвардейца, то самое большее, что произойдет, так это выговор. К тому же, кто обвинит моего друга в убийстве? Я скажу, что вы напали на нас по неизвестным причинам. Как думаете, кому поверят больше?

В этот момент дверь покоев неожиданно распахнулась, являя свою владелицу в ночном платье, специально подготовленном для предстоящего погружения в сладкий мир грез. Пронизывающие зеленоватые глаза внимательно рассматривали каждого участника своеобразной трагикомедии. Заметив полулежащего вдалеке старшего брата, Ребекка усмехнулась, сразу же понимая причину такого поведения и такого шума. Тем не менее легкое удивление заставило зрачки на миг расшириться, а дыхание — участиться, когда она заметила перед собой Белого Сокола. Снова этот привычный издевательский наклон головы, частое облизывание верхней губы и проникающий в тайны сознания голос с легким акцентом.

Дерзкая ухмылка была немного смягчена большим количеством дурманящих голову паров, но не настолько, чтобы перестать кричать о самоуверенности и всемогуществе. Выйдя на раздражавший ее шум, Бекка никак не ожидала увидеть здесь столь неожиданного, но в то же время желанного гостя. Кай нашел в себе силы оторваться от неприличного созерцания юной особы, переводя уничтожающий взгляд на гвардейца, чья острая алебарда по-прежнему находилась на опасном расстоянии от лица наследника Птичьего Пути.

Слова кронпринца заставили сира Гавена усомниться в своих силах, но злость по отношению к конкретному человеку все же одержала победу над благоразумием. Он был готов нанести сокрушительный удар, чреватый смертью, если бы не ловкая рука принцессы, которая сразу же положила ее на смертоносное орудие. Ничего не понимающий стражник замер на месте в нервном ожидании дальнейших действий.

— Пропустите его, сир, — голос, своей властностью напомнивший тембр короля Майкла, сразу же заставил Вастерлинга вздрогнуть и отойти в сторону. — Сегодняшней ночью, равно как и следующей, ваши услуги больше не потребуются. Вы можете быть свободны.

— Ваша милость, позвольте...- он попытался слабо противиться воли дочери короля, в то время как наглый Аррен вальяжно прошествовал внутрь, нагнувшись при этом, чтобы избежать соприкосновения с рукой девушки, по-прежнему вытянутой в сторону. — Я не уверен, что это хорошая идея. Вы должны понимать...

— Я хочу, чтобы вы меня выслушали, сир: с этого момента вы как камень. Ничего не впитываете, ничего не говорите и ничто не может вас сломить. Это ясно? — Опешивший Гавен едва не выронил из рук алебарду. — Можете прямо сейчас пойти к отцу и сообщить о моем приказе, но будьте осторожны — последняя неделя была не самой лучшей в его жизни, и поэтому есть большая доля вероятности, что он сорвет злость на вас.

С этими словами она захлопнула дверь и заперла ее на ключ. Замок неприятно скрипнул, заставляя верного стража непонимающе оглядываться по сторонам. Кронпринц давно нашел в себе силы отпереть дверь в свою комнату и доползти до кровати. Остальные двери были плотно закрыты, погружая несчастного человека в полное одиночество и ощущение своей ненужности. Носитель белого плаща не стал ломиться внутрь, чтобы предотвратить ужасные вещи, которые, в его понимании, будут там происходить, а сразу же пошел в другую сторону, раздумывая над тем, как провести свободное время. Ребекка еще долго прислушивалась к удаляющимся шагам назойливого телохранителя, чье занудство начало надоедать уже с первых дней. В это время полупьяный Малакай остановился посреди покоев, чтобы осмотреться.

Двуспальная кровать с балдахином практически терялась на фоне огромного шкафа с многочисленными книгами, статуэтками и другими предметами роскоши. Трюмо с зеркалом стояло в углу, почти незаметное, скрытое в тени. Аррен бросил оценивающий взгляд на флаконы с прозрачной жидкостью, а затем взял один из них, приоткрыл и поднес к носу, принюхиваясь к обжигающему запаху. Представительница королевской династии внимательно следила за всеми действиями своего ухажера, пока тот, наконец, не поставил емкость на место и не перевел взгляд на сестру Клауса.

Своеобразная игра в шахматы затянулась. Кай слишком долго пытался убедить себя, что эта девушка представляет для него чисто физический интерес, слишком долго обманывал сам себя. Задурманенный разум подсказывал множество вариантов решения проблемы, однако все они были отринуты самым жестоким образом. Ему больше ничего не оставалось, кроме как полностью покориться волеизъявлению девушки и смиренно дожидаться своей участи. Она позволила ему войти в так называемую келью, а он пытается осквернить святыню. Столь непростительный поступок может лишить его всех привилегий, что было равносильно самоубийству.

Ребекка видела замешательство молодого наследника и внутренне торжествовала, понимая, что смогла укротить знаменитого сердцееда. Сокол, подобно провинившемуся щенку, ждал наказания за несуществующую провинность. Бекка подошла немного ближе в ожидании дальнейших действий своего друга, но тот замер на месте, не смея пошевелиться. Дерзкая полуулыбка была заменена на выжидательную усмешку, слегка оголенные зубы изредка приподнимались, чтобы позволить кончику языка коснуться верхней губы. Темные глаза с расширенными зрачками скользили по всему телу принцессы, останавливаясь на отдельных участках.

— Полагаю, сегодняшняя ночь, равно как и следующая, принадлежит мне? — умышленно повторяя ранее сказанные Ребеккой слова, Малакай многозначительно посмотрел на кровать с балдахином. Дочь Майкла усмехнулась краем губ после такого замечания, но сразу же перевела взгляд на небольшой сундук, находящийся неподалеку от трюмо. Он предназначался для скорого путешествия в Дорн. Несмотря на то, что мозг практически не соображал, Аррен все же догадался, почему здесь находится эта вещь. Наигранный цинизм сменился искренним сочувствием и неподдельной жалостью. — Как ты?

— Если не считать того факта, что меня собираются выдать за человека, который объявил моему отцу войну и который уничтожил замок в Просторе, то все отлично.

— Мое предложение по-прежнему в силе, — охваченный нервной дрожью Кай нашел в себе силы доплестись до постели и практически упасть на мягкие простыни, встретившись глазами с будущей женой лорда Дорна. Сокол нащупал похолодевшую руку собеседницы и сомкнул ее в своих объятиях. — Поехали со мной, в Гнездо. Там твой отец не найдет нас. Я смогу защитить тебя.

— Ты пьян, Малакай, — она аккуратно высвободила руку, после чего слегка толкнула Аррена в грудь, заставляя лечь на спину. Он практически потерял связь с реальностью. Обмякшее тело требовало отдыха, а медленно вскипающий разум давно покинул своего хозяина. Сокол попытался приподняться на локтях, чтобы выйти из комнаты, но тщетно — легкие, но в вместе с тем и настойчивые прикосновения вновь повалили его назад. Глаза подернулись пеленой, приобрели странный мутноватый оттенок. Бекка провела рукой по взмокшим волосам цвета воронова крыла, а затем накрыла непрошеного гостя шелковым одеялом, чтобы ему было тепло. Кай что-то пробурчал сквозь медленно угасавшее сознание, однако девушка сразу же приставила указательный палец к его губам. — Отдыхай, Белый Сокол.

Легкий стук в дверь прервал немое созерцание мирно спящего мальчишки, чей цинизм бесследно пропал. Юношеское лицо тронула умиротворенная улыбка, а грудь мерно вздымалась. Дочь Майкла не ожидала каких-либо гостей, поэтому сразу же насторожилась, стоило неизвестному еще раз постучать в дверь. Это мог быть кто угодно: отец, разъяренный рассказом старого рыцаря, сам сир Гавен, мать или кто-либо из братьев.

Во всех случаях последствия могли быть ужасными, если они заметят чужого человека, находящегося в покоях принцессы и спящего на ее кровати. Объяснения тогда не имели бы смысла, а Кая попросту вышвырнули бы из столицы, если не заточили в подземной тюрьме. Как бы то ни было, Ребекка набралась смелости и провернула ключ в замке, позволяя темному силуэту проникнуть в апартаменты.

Ее облегчению не было предела, когда две оставшиеся свечи осветили лицо старшего брата, Клауса. Проницательные зеленые глаза метались от одной точки к другой, изредка задерживаясь на теле молодого наследника Соколиного Гнезда, который продолжал звать кого-то во сне. Многозначительный взгляд содержал в себе гораздо больше вопросов, чем предстоящая ораторская речь. Тем не менее девушка прижала указательный палец к своим губам, умоляя не переходить с шепота на крик. Заплывшие глаза свидетельствовали о том, что кронпринц едва нашел в себе силы подняться с весьма удобных простыней и дойти до покоев сестры. Теперь он стоял в углу, слегка пошатываясь, и обдумывал план их совместных действий. Все почти было готово, нужно лишь время и подходящий момент.

— Какого черта он здесь делает?! — не выдержав, рявкнул Никлаус, пытаясь не сорваться на крик. Руки немного тряслись после продолжительного веселья, а голова раскалывалась на части. Пряди темно-каштановых волос ниспадали на прямой лоб, чем раздражали еще больше, поскольку прилипали к коже.

— Я могу задать тебе точно такой же вопрос. Ты его споил! — Лев, понимая свою неправоту, поспешил в сторону постели, чтобы избавиться от нежеланного свидетеля, но сестра остановила его властным жестом. — Пусть спит. Он нас не услышит. Что ты хотел?

— Всего лишь обрадовать приятной новостью, дорогая. Надеюсь, ты еще не передумала и не решила променять собственного брата на мимолетное увлечение, что сейчас лежит в твоей кровати. В любом случае, нас ждет грандиозный финал. Если все пойдет по плану, то через две недели мы уже будем в Астапоре, у моих друзей. Переждем там некоторое время, а затем отправимся в Волантис, где сядем на корабль и посетим дальних родственников в Вестеросе. Возможно, наше отсутствие вызовет опустошающую войну, но мы к тому моменту уже будем далеко. **

— И ты так легко откажешься от трона? — поинтересовалась недоверчивая Ребекка, за что сразу же была награждена презрительным взглядом. Ланнистер достаточно долго хранил угрюмое молчание, пока наконец не удосужился подойти поближе и протянуть сестре широко раскрытую ладонь.

— К черту трон, к черту отца, к черту мать, к черту Кола, к черту Элайджу, к черту Финна — к черту их всех! — скороговоркой выпалил кронпринц, едва ли не переходя на крик. На щеках проявились желваки, складка залегла промеж бровей. — Есть только ты и я. Мы семья. Всегда и навечно.

Дочь короля тяжело вздохнула, переведя дыхание, а вслед за этим разжала руки, намекая старшему брату, что он не должен здесь задерживаться. Их договоренность не была нарушена, никто не узнал и не узнает об их плане. Она долго колебалась в этом сложнейшем решении, но поняла, что дальнейшее существование для нее в случае отказа будет лишено всякого смысла. Это ее единственный шанс на нормальную жизнь, и она не собиралась его просто так упускать. Дверь за наследником престола захлопнулась, отчего Кай вздрогнул и резко вскочил с места, не отдавая себе отчета о своем местонахождении.

Принцесса сразу же поспешила успокоить кавалера и, подложив одну руку под затылок, медленно опустила голову на подушку. Сонное бормотание сквозь бессознательность начинало забавлять Ребекку. Она приподняла край одеяла и полностью укуталась шелковой простыней, вплотную придвигаясь к спящему. Нежная улыбка озарила прекрасное лицо в ту секунду, когда бледноватая рука легла на мужской подбородок, ощущая подушечками пальцев легкую щетину. Малакай слегка поморщился от таких прикосновений, но не стал им противиться. Темные волосы, зализанные назад, рассыпались на подушке, а голова наклонилась немного в сторону.

Для Бекки это, возможно, были последние дни счастья, что сразу же придало нехарактерной для нее смелости: девушка нашла в себе силы придвинуться еще ближе и лечь на крепкое плечо, практически утыкаясь в изгиб шеи. Ощущение тепла сразу же окутало все тело, щекотное дыхание молодого наследника обдувало лицо, но это было самое приятное чувство, какое ей когда-либо приходилось испытывать. Возможно, когда-нибудь они встретятся снова. Он уже будет женат, обзаведется детьми, скорее всего, как и она, однако эта ночь останется в памяти одного из них. Если бы не старая клятва, то принцесса, не задумываясь, приняла бы предложение Сокола о совместном побеге, даже если оно было преподнесено под действием винных паров.

Он бы не смог отказаться от своих слов, поскольку это задело бы мужское самолюбие и не чуждую их породе напыщенность. Таким образом она обрела бы верного союзника, потрясающего любовника и хорошего мужа. Тем не менее этим планам не суждено было сбыться. Когда-нибудь она об этом горько пожалеет. Тяжелые воспоминания обрушатся на хрупкие плечи непростительным чувством сожаления о содеянном. Но это произойдет не сейчас, не в этот миг. В данный момент она предпочла забыть обо всем, что готовит завтрашний день, наслаждаясь приятным обществом молчаливого возлюбленного, чьи пылкие речи до сей поры услаждали слух.

Примечание к части

* В тексте звучали слова песни "The rains of Castamere".

** Явная отсылка к циклу романов "Песнь Льда и Пламени" Джорджа Мартина, чья идея была взята за основу этой истории.