Узы крови (джен)

The Doors — The End

Linkin Park — My December

Корабль, на чьих парусах виднелся золотистый Кракен, медленно вошел в порт. Вернее, в то, что от него осталось после ужасного пожара. Его капитан, некогда знаменитый во всей стране пират, пришел в ужас от увиденного. Он покинул столицу не так давно, всего месяц назад, чтобы воздать должное памяти погибшего брата. В течение всего неприятного путешествия он предвкушал долгожданное возвращение на новую родину.

За двадцать лет привыкаешь ко всему. Тем не менее вид унылых, бредущих в никуда моряков, рабочих, что неустанно трудились над восстановлением сгоревших дотла зданий и главного замка, все еще окутанного непроницаемой дымкой, заставил Рагнара соскочить прямо в воду. Не обращая внимания на предупредительные крики верного спутника, мужчина продолжал вплавь добираться до берега.

Отсутствие кольчуги вполне позволяло совершить несколько непростительно глупых поступков. Испуганные крестьяне отшатнулись при виде выходящего из воды человека, словно он был морским чудовищем. Капли соленой воды стекали по разросшейся бороде, в то время как полностью седые волосы обрамляли почти все лицо, включая заметные морщины вокруг карих глаз.

Он почти сразу же избавился от липкой жидкости при помощи здоровой руки, которая была в состоянии, при своих размерах, сломать чью-то шею за несколько секунд, если понадобится. Кустистые брови, такие же седые, как остальная растительность на пропорциональном черепе, все же изобиловали черными волосками. Невзирая на довольно приличный возраст, Грейджой по-прежнему оставался тем, кто наводил неописуемый ужас на каждого, осмелившегося пойти против него.

Так произошло и с мимо проходящими жителями: не сразу признав в настоящем гиганте величайшего лорда-командующего королевской гвардии, они затряслись от страха. Падальщик усмехнулся краем губ, пожалев о том, что оставил секиру на палубе. Впрочем, на это не было времени, нужно незамедлительно узнать причину столь абсурдного состояния города.

Встряхнувшись, Рагнар уже собирался одолжить у первого попавшегося рыцаря коня, дабы без приключений достигнуть главного замка, возвышающегося над всеми храмами, театрами, борделями и домами лишь благодаря остроконечным красным шпилям, но громкие крики остановили старого ветерана. Они исходили от верного товарища, рискнувшего перепрыгнуть через борт прямо в волны, чтобы сопровождать пирата до места назначения.

В отличие от большинства членов экипажа, посчитавших неразлучных друзей за подлинных безумцев, Тешшин не боялся намокнуть. Черный ирокез то появлялся, то пропадал из виду, однако его владелец все же нашел в себе силы добраться до каменного уступа, где благодарно принял помощь Грейджоя, протянувшего ему руку. Марбранд, к удивлению многих, почти не изменился за те двадцать лет, которые прошли с конца кровопролитной войны. Став легендой при жизни, гвардеец вполне спокойно наслаждался мирным временем, пока не потерял брата, единственного родного человека, после чего превратился в самого настоящего монстра.

Он и до этого испытывал некоторые проблемы с контролем, но пережитое совершенно изменило его взгляд на вещи. Лорд Пылающего Очага нашел для себя иную заблудшую душу, также потерявшую всех близких. Вдвоем они переживали всю боль утраты, однако выражали это по-своему. Смахнув с вытянутого лица раздражающие капли, Тешшин, выругавшись, протянул Кракену оставленную им в каюте секиру. Громогласный хохот был ответом на подобные действия, а затем и предложение как можно быстрее разузнать о случившемся.

Спрашивать у несчастных, измученных рабочих было бессмысленно. Во-первых, они имели склонность преувеличивать, сгущать краски, а иногда, наслушавшись воскресных проповедей от священников-ханжей, впадать в неистовство и обвинять во всем Люцифера. Во-вторых, не следовало отвлекать честных людей от работы. Скатывавшиеся по телу капли пота говорили красноречивее любых слов, поэтому решено было придерживаться первоначального плана и раздобыть где-нибудь средство передвижения.

Спустя несколько минут они уже на полном скаку мчались по направлению ко дворцу. Масштабы трагедии поразили Рагнара. Он не предполагал, что такое возможно. Одни хижины находились в полуразрушенном состоянии, почерневшие, закопчённые, иные обратились в пепел. К счастью, те районы города, что содержали взрывоопасные материалы и жизненно важное сырье, не подверглись нападению безжалостного противника. Они остались целы и продолжали функционировать на благо народа, чем несказанно обрадовали убитых горем придворных.

Улица Рабочих осталась позади. Возможно, на нее пал самый сильный удар, ибо Ряд Выгоревших превратился в настоящую аллею смертников. Ни единой живой души. Все вымерло. Периодически на пути возникали мрачные силуэты диких собак, терзающих очередное тело. Отвратительное зрелище. Спутники постарались как можно быстрее избавиться от чувства удушья, повисшего над всей местностью.

Им потребовалось не меньше получаса, чтобы доехать до главного моста, опущенного, вопреки всем ожиданиям, и пройти мимо многочисленных стражников. На главной площади было слишком много людей, из-за чего пришлось спешиться и вести коней под уздцы, не единожды получая в свой адрес оскорбления и ругательства. Так путешествие обернулось настоящей катастрофой.

Деятельные крестьяне неустанно трудились на пользу столицы: множество тележек, нагруженных разными строительными материалами, пробиралось сквозь толпу к важнейшим зданиям; работники перетаскивали тяжелые предметы, неподъемные камни, избавлялись от трупов. Одну из важнейших церквей страны принялись реконструировать почти сразу же. Не было во всей окрестности ни одного человека, который бы не помогал поднимать из пепла несчастный город. Даже знатные вельможи забыли о гордости и напыщенности, ведь от пожара они пострадали не меньше, чем все остальные.

В оправданном унынии двое рыцарей королевской гвардии провели остаток пути к дворцовым палатам. Их лошадей приняли слуги, но отказались отводить в конюшню, сославшись на то, что она сгорела. Эта новость ошеломила Кракена. Огонь никоим образом не мог распространиться из-за крепких каменных стен замка. Значит, единственное объяснение происходящему — поджог. Других вариантов не представлялось. Из-за таких рассуждений Рагнар поспешил встретиться с королем, оставив своего друга позади. Ему нужно было немедленно разузнать о причинах, побудивших всех простых обывателей проникнуться необычайным уважением к труду.

Обычно в этих краях проявляются только самые паршивые человеческие свойства: разврат, лень, жестокость, жажда наживы, которая, в сущности, являлась источником всех вышеперечисленных качеств. Его быстрые шаги отдавались гулом в каменном мешке старинной лестницы, ведущей в королевские покои. Грейджой обнаружил тронный зал и несколько чертогов пустыми, а слуги не смогли вымолвить и слова о месте нахождения монарха. Все приходится делать самому. Как всегда. Отсутствие каких-либо признаков жизни начинало действовать на и без того расшатанные нервы. Пират с неведомым доселе ожесточением хватался за золотые кольца дверей, намертво вбитые в пасти львов, и тянул на себя.

Удостоверившись, что никого нет ни в библиотеке, ни в дальних ответвлениях коридора, Рагнар все же дерзнул вломиться в спальную четы Ланнистеров. Неприлично — да, но иного выхода нет. Когда ты отсутствовал меньше месяца, а за это время произошло гораздо больше, чем за двадцать лет проклятой службы, не терпится узнать подробности.

В таких случаях праздное любопытство прощалось. Наконец дойдя до самой главной двери во всем крыле, он замер, постоял в нерешительности, прислушался, уловил отдаленный гул голосов, тяжело вздохнул и схватился за кольцо. Без стука, без предупредительных возгласов, просто потянув дверь на себя. Один лишь миг принудил воина резко замереть на месте.

Посередине квадратной комнаты с единственным окном стоял деревянный стол, за которым находились мужчина и женщина. Они не могли заметить непрошеного гостя, поскольку были слишком сильно увлечены беседой. Множество предметов роскоши валялось просто под ногами. Приходилось соблюдать величайшую осторожность, дабы не сломать дорогие картины, подсвечники и вазы. По всей видимости, именно здесь неоднократно происходили внезапные вспышки гнева короля Беленора. Падальщик аккуратно приближался к беседовавшим. Он не мог поверить собственным глазам: элегантно, в своей типичной манере закинув ногу на ногу, на стуле сидел не кто иной, как самый опасный преступник страны. Заключив в свои ладони руку королевы, он говорил ей какие-то неразборчивые слова утешения, лишь изредка позволяя себе наклониться вперед для получения ответа.

В тот миг Рагнар был готов броситься на ненавистного врага и разорвать его в клочья. Их вражда продолжалась достаточно долго, пока мир не стал причиной нейтралитета. Нельзя было сосчитать, сколько раз так называемый Разбойник Билл и его шайка, лидером коей он являлся, насмехались над королевской гвардией. Бесчисленное множество попыток было предпринято, чтобы заманить рыцарей ночи, как они себя называли, в ловушку и уничтожить.

Тем не менее все они заканчивались полным провалом, в результате чего над стражниками начинала потешаться вся публика, включая Майкла. Поймать его было просто невозможно, но этот подонок соизволил явиться во дворец и спокойно разговаривать с первой леди страны, словно ее старый друг или член семьи. Железная рука по-прежнему сжимала секиру, готовая в любой момент воспользоваться оружием. Давняя обида притупляла разум.

— Ах, Рагни, ты будто прямиком из Ада, — вальяжным, умышленно растянутым тоном произнес знаменитый головорез, даже не взглянув в сторону вошедшего. Это злило еще больше. Вся эта напыщенность исходила от какого-то крестьянского мужика, возомнившего о себе невесть что. Легкая растительность на округлом черепе не позволяла назвать его лысым, однако короткие волоски покрывали малую часть затылка и немного заходили на уши. При разговоре его кадык, как и складки на подбородке, не обремененные никакой щетиной, забавно дергались. Удивительно, но в нем напрочь отсутствовала внешняя грубость, присущая низшему сословию обычных каменщиков, свинопасов и моряков. Правильные черты лица, изысканные манеры и известные цитаты старых философов.

— Сказал сам дьявол во плоти, — прорычал Грейджой, чья секира угрожающе поблескивала на солнце. Он ясно показывал, что аудиенция у королевы подошла к концу. Впрочем, Билл понял это без лишних намеков. Уголки губ расплылись в насмешливой улыбке. Он всегда пользовался ею, когда одерживал очередную победу над всеми недругами — она свидетельствовала о превосходстве.

Эстер внимательно следила за дальнейшими действиями своего старого друга. Разбойник не стал дожидаться повторного приказа от предводителя гвардейцев, а королева не стала препятствовать его уходу. Они проговорили около пяти часов. Сначала беседа касалась самых обыденных и неуместных в такое время вещей, из-за чего женщина чувствовала определенную скованность. Ей не сразу довелось понять, что это всего-навсего тактика неожиданного гостя, изъявившего желание навестить разбитую горем мать. Он был абсолютно прав. Нельзя было начинать разговор с недавней трагедии. Слишком больно.

Поначалу Билл поражал собеседницу своими восхитительными познаниями о еде, рассуждая о разного рода мифах относительно того или иного блюда. Так он, незаметно для самой Эстер, заставил ее поесть, что она отказывалась делать уже несколько дней. Закончилось все, разумеется, душевными терзаниями. Тут налётчик проявил себя сдержанным утешителем, готовым выслушать любое признание. Леди Талли не ожидала подобного, за все время ей не хотелось никого видеть, даже муж только внушал отвращение и напоминал о перенесенных страданиях. Бледность наконец-то сменилась некоторым подобием румянца на впавших щеках, а зеленоватых глаз вновь коснулся свежий блеск, утерянный после долгих бессонных ночей.

— Полагаю, мне не следует более злоупотреблять гостеприимством, ваша милость, — Билл изящно поклонился. В этом движении не было того раболепства, которое буквально читалось на лицах всех глупцов и невежд, желающих быть как можно ближе к королевской семье. Пусть он самый обычный преступник, но в нем удивительным образом сочеталось поистине рыцарское благородство с деятельным умом самого сведущего министра при дворе. Обычно такое редко встречалось в одном человеке. Простая одежда, никакой помпезности, хотя подобных вещей у него предостаточно, как он сам утверждал несколько часов назад. Все это время мрачная тень Кракена нависала над этой идиллической картиной, однако Разбойник, казалось, не обращал на это никакого внимания. Последний раз перед уходом он покровительственно положил руку на женское плечо и взглянул своей недавней собеседнице прямо в глаза. — Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы с ними ничего не случилось. Никто, даже сам Майкл, не посмеет причинить им вреда, если я того не захочу. Вспомните хотя бы один случай, когда я вам солгал.

С этими словами он покинул комнату, одарив лорда-командующего самой обаятельной улыбкой, на какую был способен. Грейджой счел ниже своего достоинства отвечать на столь абсурдный бред, но все же стиснул зубы до противного скрежета, силясь подавить клокотавший внутри гнев. Осуждать королеву за общение с уличным бродягой невозможно. Так или иначе, а ему следует знать причину, побудившую Эстер снизойти до простого смертного, еще и не самого лучшего из всех возможных кандидатов.

Государыня не удостоила непрошеного гостя даже словами приветствия, настолько сильно она была погружена в свои мысли, никому не доступные. Разрешения садиться за стол не последовало, поэтому гиганту приходилось топтаться на одном месте в ожидании какой-нибудь реакции. Отрицательной или положительной — не важно, главное, чтобы в привычку не вошло простое игнорирование. Бич всей Королевской Гавани упомянул о своей готовности сделать все возможное ради какого-то определенного количества людей. Раз они вызвали на лице правительницы непроизвольную судорогу, то имели значение.

О ком шла речь? Возможность задать вопрос не представилась, ибо дверь снова отворилась. Перед взорами молчаливых присутствующих предстала весьма неожиданная личность, принудившая дочь Лукаса почти вскрикнуть от удивления. Она не виделась с новоприбывшим родным братом около пяти лет. После большого количества ссор возникало обоюдное нежелание продолжать общаться. Но сейчас он здесь. Стоит, прожигает ее глубокими голубыми глазами, не выражающими ничего. Мучительное ожидание какого-либо ответа, пусть самого неподходящего или неуместного.

Темно-коричневые коротко остриженные волосы, легкая щетина по всему правильному лицу с выделяющимися ямочками над верхней губой. При одном только взгляде череда воспоминаний проносилась в голове. Она впервые поймала себя на мысли, что их тесная связь, некогда разрушенная под давлением кровопролитной войны, восстанавливается. Разногласия, детские обиды, взаимная неприязнь — все это отошло на второй план. Показалось таким никчемным в сравнении с трагедией, что перевернула весь ее мир с ног на голову. Именно в такие моменты невольно вспоминаешь о давно забытых семейных узах. Узах крови.

— Мейсон…- больше не нужно было никаких слов. Он просто сделал несколько шагов вперед, заключив сестру в крепкие объятия. Нужно было больше пяти лет, чтобы все-таки осознать, что семья — превыше всего. Как приятно после всего пережитого ощутить на спине крепкие братские руки, как в детстве. Услышать знакомые слова утешения, не претерпевшие изменений. Ностальгия успокаивала.

Падальщик не смел мешать. Очевидно, несдержанность, проявленная им во время разговора с ненавистным преступником, разочаровала правительницу. Так или иначе, а выяснить происходящее можно у кого-нибудь другого, если отыскать одного из членов королевской гвардии или самого короля. Конечно, второй вариант гораздо лучше, но местонахождение Майкла до сих пор оставалось неизвестным. Ланнистер мог находиться где угодно, даже запереться в одной из остроконечных башен дворца, не желая с кем-либо разговаривать. Как бы там ни было, а сидеть на месте в неведении представлялось ужаснейшим занятием, какое только возможно было придумать.

Грейджой плотно закрыл за собой дверь в покои и направился в сторону тронного зала, где, по счастливой случайности, вновь натолкнулся на своего главного недруга. Билл стоял, облокотившись о каменную стену одной из колонн, коими изобиловало важнейшее во всем замке помещение. Поразительная вещь: взгляд Разбойника был почти осязаем. Каждый находящийся с ним рядом чувствовал его на себе постоянно — внимательный, цепкий, подмечающий каждую деталь. Так было и сейчас, несмотря на то, что тот просто стоял, подогнув одну ногу. Кракена это злило. Непонятно, почему, но он чувствовал себя подавленным около этого человека, словно какая-то сильная аура распространялась от худощавой, на вид невзрачной фигуры.

— Так какого черта ты вытворял в покоях ее величества? — почти рявкнул пират, не желая наигранно улыбаться мерзавцу, что неустанно продолжал терроризировать богатых горожан. Очередной псевдосвященник с претензиями на собственные идеи. — Не говори мне, что пришел навестить старую подругу. У тебя нет друзей.

— Я чувствую себя оскорбленным, Рагни. Но на самом деле ты прав. Я — любовник ее величества, навещаю ее преимущественно по четвергам. Да, кстати, Клаус — мой сын. Насчет остальных не знаю, но Клаус точно. С его помощью я рассчитывал занять престол после скоропостижной кончины Ланнистера, а затем, возможно, издать указ, разрешающий разбойничество во всех городах Беленора. Ты же понимаешь, что теперь мне придется убить тебя или предложить присоединиться к столь забавному и многообещающему историческому инциденту.

Причудливый голос с легкой хрипотцой по мере всей тирады становился менее серьезным и более насмешливым. Билл продолжал играть свою роль. Старый шут. Грейджой как никогда был близок к тому, чтобы раскроить невинному череп. Он сдерживался только из-за старшего Ланнистера, которого почему-то всегда забавляли все эти напыщенные речи предводителя шайки. Нельзя было отрицать природное обаяние, сквозившее буквально в каждом движении Разбойника, однако они не производили должного впечатления на старого рыцаря. У Падальщика не было ни времени, ни желания выслушивать подобное бахвальство от ничтожества, ничего из себя не представляющего. И это не пустое желание внезапно проявившегося тщеславия, а простое отвращение к такого рода выскочкам.

За свою жизнь он повидал таковых слишком много, чтобы получать удовольствие от общения, но этот, несомненно, отличался от всех остальных. Словесная перепалка могла бы продолжаться вечно, если бы не вышедший из-за угла Мейсон, чье покрасневшее лицо ярко свидетельствовало о клокотавшем внутри гневе. Он слишком долго позволял себе ненавидеть собственную сестру за непонятные обиды. Теперь внутри пробуждался доселе дремлющий защитник, возмущенный поведением зятя. Талли, по всей видимости, желал поговорить с правителем Беленора наедине, выяснить некоторые подробности трагедии и высказать свое личное мнение о его недостойных поступках в отношении супруги.

Лорд-командующий понял всю опасность данного предприятия и, к вящему неудовольствию, был вынужден сопровождать старого друга. Рыцарь ночи к тому моменту давно покинул тронный зал, предварительно наигранно откланявшись почти до пола, чем вывел ветерана войны из себя. Всю дорогу Рагнар лелеял план мести, но бормотание наследника Речной Мели сбивало все сладостные мысли. Они вышли на улицу, перешли через опущенный мост, осведомившись у первого попавшегося слуги о месте нахождения монарха. Когда помощь потребовалась самому Кракену, то в округе не было ни одного желающего помочь.

Нервное состояние по-прежнему не отпускало мужчину. Он искренне не мог понять, что же случилось с городом, королевой и всеми остальными. Спрашивать у Мейсона, который явно знал гораздо больше, казалось не слишком удачной идеей. Резкие порывы гнева подтверждали эту теорию. Центральная площадь была переполнена разного рода людьми. От низших сословий до знатных вельмож на помпезных каретах. Все они торопились по своим делам, касающихся, в основном, реконструкции города. К счастью, оказаться в самом сердце толпы им не пришлось, поскольку путь двоих друзей пролегал через иную улицу, каким-то чудом сохранившую половину жилых домов.

Нужно было добраться до полуразрушенной церкви с гигантским крестом, возвышающимся над всеми улицами. Именно там находился сердобольный Майкл, контролирующий восстановление основной части фасада. Картина была бы поистине забавной, если бы не почерневшие хижины на заднем плане: король, символ власти, тащил на себе тяжелый каменный блок, не позволяя при этом никому даже приближаться к себе. Четверо королевских гвардейцев с развевающимися белыми плащами наблюдали за обстановкой, чтобы предотвратить любое нападение на венценосца.

Впрочем, простой народ даже в страшном сне не предполагал, что его величество снизойдет до работы с простыми смертными, настолько сама мысль об этом считалась абсурдной. На камне, как можно дальше от строительной пыли, сидел королевский десница Орсон. Весь его вид буквально кричал о нежелании находиться в подобном месте. Тем не менее, Ланнистер, судя по всему, решительно надеялся своим присутствием искупить все грехи разом. Глупый фарс. Темплтон, еще издалека приметивший двух старых товарищей, возликовал. Наконец-то он сможет поговорить с кем-то, кроме молчаливых стражников и трепещущих при одном только взгляде на него крестьян.

Он почти сразу же вскочил навстречу капитану гвардии и брату Эстер, протягивая вперед морщинистую ладонь. Шестьдесят пять лет все же превратили его в старика, нуждающегося в отдыхе больше, чем в бессмысленном нахождении на месте дома Божьего. Священники от скуки начинали приставать к советнику с вопросами о религии и прочей чуши, совершенно ему неинтересной. В таких ситуациях он обычно вежливо кивал, позволяя духовным пастырям разглагольствовать о Рае и Аде сколько душе заблагорассудится. При этом важно было хотя бы раз в какое-то время с приложенной к сердцу рукой уверять, что он верит в Бога.

От увиденного брови Мейсона непроизвольно поползли вверх. Орсон же красноречиво развел руками, демонстрируя, что давно потерял какую-либо надежду разубедить сумасбродного правителя. Рагнар дождался, пока сын Лорана не закончит упражнение с каменным блоком и не поставит его на нужно место. Ожидание заняло несколько минут, в течение которых Ланнистер неустанно подбадривал рабочих воодушевляющими криками. Никто бы не удивился, если бы он предложил кому-нибудь из них отдохнуть во дворце после тяжелого рабочего дня. Чувство вины иной раз творит с человеком немыслимые вещи.

— Майкл, — сын Лукаса более не собирался участвовать в этом спектакле. Терпение лопнуло, ожидание подошло к концу. Угрожающе выпяченная губа делала лицо мужчины некрасивым, даже смешным. В любом случае, цель была достигнута. Государь соизволил одарить шурина полуудивленным-полунедовольным взглядом золотистых глаз. Они не виделись много лет, поэтому общее недоверие можно считать вполне оправданным. — Нам нужно поговорить. Немедленно.

— Я сейчас немного занят, как ты успел заметить. Судя по твоему недовольному выражению лица, ты говорил с Эстер. Это все объясняет, но если ты всерьез думаешь, что я позволю тебе какие-либо фамильярные речи в свой адрес, то рекомендую поразмыслить еще. — Он внимательно осмотрел каждого из присутствующих, включая новоприбывшего Грейджоя, к которому, впрочем, не было проявлено никакого интереса, будто они не виделись всего несколько часов, а не недель. — Каждый из вас так и норовит залезть ко мне в душу и вырвать оттуда по кусочку сердца. Хватит. Я устал от всего. Оставьте меня в покое на некоторое время, а потом обсудим все государственные дела и прочую чушь.

Обескураженный Мейсон сделал несколько шагов назад. Недоумение читалось на красивом лице, еще не тронутом признаками старения. Немая мольба о помощи читалась в растерянном взгляде, однако Темплтон лишь пожал плечами. Только тогда Рагнар решил действовать. Ему не понравился равнодушный прием, оказанный верным другом, посему следовало разобраться в причинах такого цинизма. Стоило гиганту приблизиться, как два глаза металлического оттенка впились в подошедшего, чья дерзость явно не понравилась самодержцу.

Он провел рукой по вспотевшей шее, ощущая непередаваемое желание продолжать работу без заносчивого окружения, ничего не смыслящего в наслаждениях. Грейджой тратил драгоценное время на долгие тирады, сводящиеся к упрямому желанию узнать, что же произошло с городом на самом деле. По всей видимости, никто не хотел дать приемлемого объяснения. Воспоминания слишком тяжелы. Лев старался забыть обо всем, скрывшись под маской любезности по отношению к трудящимся. Это был какой-то своеобразный выход для души. Гораздо лучше, чем пьянство.

— Лорд-командующий, вы много пропустили, — всякий раз, когда Ланнистер по какой-либо причине был недоволен лидером гвардейцев, то сразу же переходил на псевдоуважительное обращение, подчеркивая презрение. Так произошло и на сей раз. — Помнится, вы должны были вернуться около двух недель назад. Что задержало вас в таком, на первый взгляд, обычном путешествии?

— Обычная буря, ваша милость. И глупые матросские суеверия. Они почему-то не захотели трогаться с места, когда огромные волны швыряли корабль на остроконечные скалы, как бы я ни пытался их убедить. Они пригрозили, что в противном случае захватят мое судно, а самого выбросят за борт. Нас и беднягу Тешшина почти связали, но мы сумели переубедить их. Тогда у нас возник план, как быстрее добраться до Гавани, прыгнув в разгар бури в море. Был бы шанс доплыть до места назначения. Правда, в брюхе акулы и в переваренном виде, но это ведь неважно?

— Смотрю, чувство юмора вы не потеряли, сир. Что же, это хорошо, оно вам понадобится в предстоящей охоте. Не так давно я получил весточку от лорда Маллистера, который сообщил, что мои дражайшие сыновья посетили один из его постоялых дворов, где перебили половину народа. Меня это даже не удивило, если сказать честно, ибо в сравнении с поджогом половины города убийство — это невинная забава, — при этих словах Падальщик замер, едва сдерживаясь от крика удивления. Значит, это не просто глупая прихоть, но и желание как-то исправить ошибки собственных детей. Все разом стало на свои места: слова Билла, состояние Эстер, прочие недвусмысленные намеки. — Ах, да, вы же не знали этого. Не хочу отнимать у других ораторов блестящей возможности рассказать все в мельчайших подробностях, поэтому просто отдаю вам приказ немедленно собрать отряд из полсотни человек, самых лучших, быстрых и ловких. Его возглавите вы, лорд-командующий и три королевских гвардейца. Беовульф Клиган, Тешшин Марбранд и Расти Мэннинг, если он уже выздоровел после полученного от моего сына удара по голове.

Такой поток информации вывел Грейджоя из уравновешенного состояния. Он более не мог оставаться в стороне, однако и не имел права не соглашаться с приказом его милости. Служить, повиноваться, защищать — три незыблемых правила любого гвардейца. Поэтому, откланявшись, мужчина просто ускакал прочь в надежде получить какие-либо ответы от раненого товарища. Орсон, в свою очередь, тяжело вздохнул, после чего вернулся обратно на свое нагретое место. Мейсону не оставалось ничего иного, кроме как покориться судьбе отверженного родственника.

Заступиться за сестру не получилось, Майкл даже не пожелал выслушивать какие-либо разумные доводы. Другого выбора не было. Можно было попытать счастье еще раз, но гораздо проще вернуться к королеве за так называемыми объяснениями. Ланнистер остался совершенно один в окружении трепещущих крестьян. Работа продолжалась, несчастных коней истязали ради быстрого снабжения партиями каменных блоков. Опилки от древесины летели в разные стороны, попадая в незащищенные глаза и оставляя после себя кровоточащие порезы. Лев получил уже несколько таких, но камень не бросил. В его понимании это была не только слабость, а проявление точно такой же мягкотелости, какую он посмел даровать своему первому сыну.

Если бы тогда Эстер не умоляла избежать жестокого наказания, то ничего бы этого не было. Если бы Никлаус не убил одного из важнейших людей в королевстве, то не произошло бы ничего страшного. Таковым был некогда знаменитый король Запада, считавший виновным во всех смертных грехах кого угодно, кроме себя самого. Это было удобно. Ведь для признания собственных ошибок нужно слишком много силы воли, а он растерял ее всю еще во время войны алых и черных.

Остатки львиной гордости теперь не позволяли признать провал. Физическая боль от неустанно падающих на ноги тяжелых предметов, глубоких порезов и слезящихся глаз... Все шло вполне спокойно до тех пор, пока Темплтон, перед этим долго о чем-то беседовавший с подъехавшем гонцом, с криками не бросился к другу. В руках находилось вскрытое письмо от одного из северных лордов, на чьем гербе, по всей видимости, находилось десять зеленых лягушек.

Лорд Гловер предупреждал о катастрофе, что постигла весь регион. Некий Жестокий Волк уже третий день захватывает по одному замку, вербует многочисленных союзников с единой целью — дойти до Королевской Гавани и отомстить своему самому главному врагу. Орсон не стал дожидаться окончания всех государственных дел, а сразу же подошел ближе, предоставляя монарху возможность разглядывать неуверенный почерк одного из незнакомых вассалов короны.

Заботливый лорд Гловер умолял столицу послать на помощь Северу лучших солдат ради обеспечения безопасности всем жителям, поскольку наследники Волчьего Логова бесследно пропали. Весь красноречивый поток слов не вызвал в сыне Лорана даже толику сочувствия. Хмыкнув, он лишь разорвал послание на глазах удивленного десницы и развеял по ветру. Давняя ненависть к врагам все еще мешала ему считать их своими верными подданными, которые бы не осмелились просить помощи, будь у них другой выход.

— Орсон, если ты до сих пор не понял, то я только что прогнал брата собственной жены, не желая тратить время на пустые разговоры ни о чем. Ты всерьез полагаешь, что какой-то ублюдок, ранее воевавший на стороне Таргариенов и убивший многих моих верных товарищей, достоин хотя бы какого-нибудь внимания с моей стороны? Это проблемы поганых Старков, а никак не мои. Если хочешь проявить чудеса сердобольности, то флаг тебе в руки, но даже не смей приставать ко мне с такого рода делами.

— Но, Майкл, ведь прозвище “Жестокий Волк“ принадлежало…

— Тот, о ком ты говоришь — мертв! — почти выкрикнул от злости неудавшийся отец и супруг. Его злило, что приходится объяснять причины отказа при всей публике. Так или иначе, а давать послаблений обычному служащему он не собирался ни при каких обстоятельствах. — Все кончено. Двадцать лет как. Если тебя так терзают призраки прошлого, то, повторюсь, отправляйся на Север один. Как только вернешься, то с удовольствием узнаешь одну новость относительно своего сына, а именно то, что я решил подарить ему титул королевского гвардейца. Раз появилось вакантное место, то я решил привлечь к себе на службу всю семью Темплтонов.

— Подожди. Ведь королевскими гвардейцами могут становиться только рыцари, а мой сын еще не был произведен. Он до сих пор не может найти себе подходящего наставника, дабы прослужить у того оруженосцем некоторое время.

— Поздравляю, он его только что нашел, — с этими словами Майкл расставил руки в разные стороны, демонстрируя, что готов взвалить на себя тяжкое бремя обучения молодого и неопытного Рекса. — Его услуги мне понадобятся, когда я отправлюсь на так называемую охоту за своими сыновьями. Вот снова этот взгляд, Орсон. Он мне не нравится. В конце концов, они того заслужили. Я присоединюсь к Рагнару и всей этой братии немного позже, когда закончу помогать с постройкой некоторых мест в городе.

Больше он не сказал ни слова, предоставляя верному деснице оставаться в неведении. Далее взору представилась угрюмая картина: правитель Беленора, символ власти во всем мире, практически равный Богу, тащит на собственной спине обломок храма. Пусть он делает вид, что трагедия с детьми не поколебала его, но по отекшему лицу, потерянному взгляду, устремленному в никуда, все было ясно без слов. Попытка сгладить бушующую внутри бурю при помощи отрешения от всего мирского была нелепа. Теперь он желает устроить на них охоту, словно они дикие животные, отчаянно нуждающиеся в сокращении вида. Если подобная идея дойдет до королевы, то брак развалится окончательно, что еще больше усугубит положение.

Нельзя допустить всего вышеперечисленного. Разобраться с волнениями на Севере явно не получится, а вот попытаться сохранить разум норовистому мальчишке, в понимании самого лорда Звездочета, просто жизненно необходимо, иначе крах неминуем. Все слишком быстро перевернулось с ног на голову. Мало кто был готов к такой дерзкой смелости кронпринца и радикальным мерам, на которые он пошел ради освобождения любимой сестры. С одной стороны этот поступок был достоин восхищения, но с другой — он унес сотни человеческих жизней. Невинных жизней.