Аркан (джен)

В тайниках действительно были дневники, что несли в себе очень яркий след. Сразу становилось понятно, что мэтр не просто записывал произошедшее, а выливал свои мысли на бумагу, стараясь успокоится. Этого было достаточно, чтобы применить родовой дар, но искомой души она обнаружить не могла. Подавив раздражение, Люми постаралась успокоиться, выпытывая у Криса детали вечера, когда пропал некромант. Если его души не было в загробном мире, значит, она все еще находилась здесь, либо запертая, либо потерявшая путь.

Пока Кристоф и Дона были заняты дневниками, сама некромант пыталась составить нужную картинку в голове, дабы найти следы души, и помочь ей обрести покой. Сделать это было не так уж и легко, особенно в условиях большого города и давности произошедшего. Поэтому рыжеволосая занималась своими делами, а некроманты своими.

Когда пазл сошелся, прошла уже неделя, а на улице стояла пелена дождя, такая же, как в день исчезновения Вольфгера. Несмотря на стойкое желание остаться дома и не выходить в эту слякоть, девушка подхватила зонт, что оставил для нее Кристоф, и покинула особняк нынешнего мэтра, внутренне прислушиваясь к мироощущению, что вело ее по следу. Все равно неофиты были далеко от входа, навряд ли кто-то заметил то, что она буквально сбежала из дома, рискуя попасться на глаза невольному свидетелю, полагаясь лишь на свое чутье.

Это двоякое, едва уловимое ощущение вело ее к центру города, заставляя блуждать в подворотнях, пока не нашла искомое: где-то здесь стоят автомобиль Вольфгера в тот вечер. Мэтр явно кого-то ожидал, но вдруг яркая вспышка ярости, и он уже отбивается от нападавших, стараясь уйти как можно дальше, и по возможности целым. Но на Вольфера была открыта самая настоящая охота. В один момент след молодого плюща оборвался, а радуга засияла невыносимо ярко, застилая глаза, от чего девушка поморщилась. Киндрэт напал на парнишку, но старался передать не свою силу кадаверциан, а то радужное сияние. Люми нахмурилась, начиная с этого момента след разнился. Радуга осталась при мальчишке, что оставался валяться в беспамятстве около мусорных баков, а мэтр двинулся дальше, все так же отбиваясь от нападающих. Пока жизнь его не оборвалась.

Озноб пробирал до костей, зонт уже потерялся в этой бешеной скачке, пока некромант следовала по давно утерянным следам, погрузившись в пограничное состояние. Мир вокруг был все еще блеклым, следы смазывались, в этой бешеной скачке можно было только уловить лицо бывшего главы клана. Побелевшее от напряжения, губы гневно поджаты, он бросался заклинаниями даже не надеясь попасть. Будто раненый зверь, которого упорно гнали в капкан.

Все же, она была права — Вольфгера давно не было в живых, а душа его заперта где-то рядом, но сколько бы она не пыталась ухватиться за нее, все внимание переключалось лишь на радужный след, что перебивал все остальные ощущения. Но факт оставался фактом — на главу Кадаверциан напали, и нападавшие были ужасающе сильны. И если от одного он еще мог отбиться, то от группы уже нет. Кто и зачем решил убить главу некромантов, что вели крайне нейтральную политику в отношении всех кланов? Это явно были не рядовые киндрэт, раз ощущение силы от этого места не пропало до сих пор. Старейшины других кланов, или сами Главы?

Люми напряглась всем телом, еще больше погружаясь в пограничное состояние, хватаясь за блеклый след магии бывшего мэтра. Она сама сейчас была как призрак, погружаясь в нутро давно прошедших событий, стараясь хоть немного разобраться в произошедшем. Его загнали в угол, но он не боялся за свою жизнь, и так понимая, что все кончено. Мэтр думал только Крисе и Доне, осознавая, что ученик абсолютно точно справится с делами клана, Кадаверциан в надежных руках. Для виллисы он был как отец, и его смерть станет серьезным ударом, от которого девушка еще не скоро оправится. А вот Кристоф был абсолютно уверен что проклят, ибо все те, кто был ему дорог, умирают, и Вольфгер не желал входить в эту ужасную статистику. Ее затопило такой болью, что сама того не заметив, девушка рухнула на колени, хватаясь за ноющее сердце. Она знала, что эмоции были не ее, но это не мешало им ложиться на плечи неподъемным грузом.

Внутри разгоралось яростное пламя непонимания и чужой боли. Поэтому она так не любила работать с душами — то, что они чувствовали в момент смерти захватывало ее с головой. Пронзила такая ярость на Даханавар, Асиман, и Тхорнисх, что она была готова самолично направится к главам кланов киндрэт, чтобы забрать их головы. Не помогало даже осознание того, что это не ее эмоции.

Справиться с гневом получилось не сразу, но ведьма смогла отстраниться от чужой ярости. Но чужое отчаяние застилало глаза, стирая границу между ней и Вольфгером. Она чувствовала боль, вину, сожаление, горевала, что оставляет своих любимых учеников одних, что не справилась с ролью мэтра, не смогла защитить дорогих сердцу братьев и сестер. Обрекла на гибель целый клан в бессмысленной войне, сделала неправильный выбор, за который теперь придется расплачиваться ее ученику. Сделала недостаточно, чтобы Кадаверциан могли существовать дальше, а не пасть жертвой игр Атума и гин-чи-най. Пришлось сделать видимое усилие, и скользнуть обратно в особняк Кристофа, достаточно быстро находя его в компании своего неофита в учебном зале.

— Крис, — позвала она мысленно. Никогда ранее она не позволяла обращаться к нынешнему мэтру так неуважительно, но сейчас было глубоко плевать на подобное. — Пожалуйста, мне нужна твоя помощь.

— Это может немного подождать? — некромант не испытывал раздражения, хотя мысленный призыв явно отвлекал его.

— Нет, не может, иначе я сойду с ума. Пожалуйста, ты нужен мне прямо сейчас. — голова разрывалась от боли, а слезы застилали взор, и она была не в силах остановится. Когда ведьма плакала в последний раз? Наверное тогда, когда умирала от голода, запертая в клетке пыточной дома Вихтенштайнов.

Присутствие некроманта она не заметила, все еще сидя на коленях и безутешно рыдая, закрыв лицо руками. Настойчиво прикосновение к плечу отвлекло от бездумного взгляда в пустоту, и некромант, стоящий рядом с ней на одном колене выжидающе смотрел. Спокойно, зеленые глаза абсолютно не выражали эмоций, да и внутри Кристоф был как всегда собран и спокоен.

Люми вцепилась в его рубаху, дергая на себя, заставляя опуститься на оба колена, и с силой сжала в объятиях, задыхаясь от рыданий. Чужие предсмертные эмоции лились из нее потоком, она извинялась, корила себя за призыв Битах, и совершенно не желала делиться теми эмоциями, что полились на Кристофа через вытекающую магию. Некроманта накрыло чужой болью, девушка тряслась от рыданий, и совершенно не контролировала себя.

Постепенно буря утихала, так же как и дождь за окном. Первой осознанной мыслью, которая принадлежала самой Иллюмиэль, а не эмоциям погибшего мэтра было понимание того, что она вымокла до нитки. И в таком состоянии она вцепилась в некроманта, что поддерживал ее за талию, не давая расшибить себе лоб о дорогущий паркет. Черт, хуже не придумаешь. Еще никогда ее не поглощало с головой, почти отбирая контроль над личностью. Еще ни разу она не чувствовала таких сильных страданий, что копились веками, не находя выхода. Никогда раньше она не теряла себя.

— Извини, — ведьма отстранилась от Мастера, понимая, что неосознанно разделила с ним боль, обрушив эту лавину в такой же степени, как и накрыла ее саму. — Обычно, я могу разграничить себя, и страдания души. Я не хотела передавать его эмоции тебе.

— Ты нашла его? — после продолжительной паузы уточнил Кристоф, понимая, что Принц пришла в себя.

— Да. Я не могу точно сказать, что произошло, но его убили. Мотивы мне неизвестны, точнее не так. Они мне известны, но я не могу понять какая тут связь. Вольфгер проклинал Атума и гин-чи-най, сильно злился на три клана, называя их цепными псами. Его убили за что-то, возможно, если найти того мальчишку, которому он передал часть своей силы, я смогу сказать больше. — некроманта трясло от холода и пережитых эмоций. — Я хочу остаться сегодня здесь, энергетика твоего дома успокаивает, боюсь, что в одиночестве квартиры я начну сходить с ума, и чужие эмоции вернутся. — она взглянула на Кристофа, и мысль больно прошибла затылок, будто раскаленная игла. Нет, ей здесь не место. Она — чужак, что нагло ворвался во владения клана, и продолжает топтать своими грязными сапогами драгоценные розы из цветника. — Нет… нет, я передумала, мне лучше уйти.

Люми бежала, будто спасалась от огня. Паническое состояние, что начало сдавливать ее горло еще в библиотеке не отпустило даже тогда, когда девушка оказалась дома. Даже не попрощалась, а обычно образец спокойствия и вежливости. Так хотела узнать о клане, старалась создать положительное впечатление, возможно, расположить к себе, стать своей. Не зря Франциск не любил ее: Люми, будто варвар, вторглась на чужую территорию, не заботясь о чувствах коренного населения. Ужасно. Она ужасна и омерзительна самой себе. Лучше прекратить все эти встречи, пока не стало еще хуже.

Пока окончательно не стала воспринимать Кадаверциан как семью, где она ощущала долгожданное спокойствие.

Следующую неделю она не вылезала из постели, взяв перерыв в работе, просто смотря в потолок. Телефон раздражал своим непрекращающимся пиликаньем, и встретил храбрую смерть, лоб в лоб столкнувшись со стеной. Его развороченные механические внутренности до сих пор лежали бесформенной грудой на полу, а взгляд периодически натыкался на внушительную вмятину, но это было пустым. Ведьма и себя чувствовала такой же сломанной и пустой.

Некромантов всегда учат тому, что не нужно испытывать жалости. Эмпатия — лишнее, вроде шестого пальца на руке, который нужно ампутировать для нормального функционирования. Сострадание, жалость, те эмоции, что делают тебя более открытым, что помогает понимать других людей. Только некроманты — не люди, и никогда ими не были. В Гнезде жили представители других магических рас, отличных от тех же магов, что несли в себе магический ген, но в большинстве своем были слишком похожи на обычных людей, не магов. Они не могли превращаться в тех монструозных существ, какими становились некроманты, не могли превращаться в демонов, облик которых выбирали демонологи, они не слышали духов и не могли вселять их в себя, как это делали спириты, не могли превращаться в гигантских волков, как это делали вервольфы. Маги были нормальными, с обычными присущими всем человеческими эмоциями. У представителей Гнезда подобные чувства были притуплены изначально. Так почему Иллюмиэль чувствовала то, что не должна? Почему на ней привычная цепочка сломалась?

Раньше такого не было. После того, как она умирала в тишине пыточной, ведьма сломалась, полностью лишив себя такого ненужного отростка в виде сопереживания и сочувствия. Она разделывала трупы, выискивая в них нужные части для химер, она безжалостно сдирала с людей кожу, пока они еще были живы, просто потому что хотела, она убивала, не испытывая сочувствия к своим жертвам, она ломала сознание пленников на жестоких допросах, даже не задумываясь об их чувствах. Идеальная бездушная машина, которой она всегда себя считала.

В сближении с Кадаверциан изначально присутствовал лишь шкурный интерес. Ее не столько интересовали знания клана, скорее ей нужен был путь освоения силы, киндрэт изначально нужны были ей за этим. Посмотреть, пощупать, ощутить насколько же они разные, удовлетворить зудящий интерес, но не более. Это изначально был расчет, и Кристоф наверняка это прекрасно понимал, не допуская ее к сокровенным знаниям, ограничиваясь учебными пособиями. Метр здраво не доверял чужому человеку, но саму ведьму это никак не трогало. Возможно, она хотела найти свое место, надеялась, что клан Смерти может дать убежище ее уставшей душе, но это было второстепенным.

За освобождение Праги она могла потребовать плату, как это сделала в ситуации с Золотыми Осами. Она спокойно могла не отдавать книги, оставляя их только себе, умолчав о знаниях при первой встрече с Мастером Смерти. Она вообще могла не идти за ним, не рассказывать ничего, или выдавать по книге, и то после прочтения. Так почему леди Принц слепо доверилась нынешнему мэтру? Почему захотела помочь успокоить Дону, почему прониклась болью Кристофа, всеми силами желая помочь этому мужчине, зачем ввязалась в то, что ее совершенно не касается, да еще и на добровольных началах? У нее никогда не было альтруистических настроений, за все она брала плату, но почему на клане Кадаверциан произошел сбой?

Поднявшись с кровати, она направилась в ванну чтобы принять душ. Длинные рыжие волосы мешались, хотелось срезать всю эту гриву, что каждый раз напоминала о том времени, что она провела под пятой Каспера, но вовремя останавливала себя. Нет. Иллюмиэль не боялась возмездия со стороны Британии, но она не могла подвести всю Ассоциацию, то покрывала ее в другой стране и стопорила дело, лишь позволяя внести ее в общий реестр разыскиваемых преступников, но не более. Естественно девушка знала что ребятня из Хогвартса роет факты для ее защиты, будто нюхлер в поисках золота, и у них даже что-то выходило. Но до оспаривания приговора было слишком мало фактов. Да и если ее поймают, то простым сроком она не отделается, там уже до Поцелуя дойдет. Интересно, а погибнет ли она от подобной казни?

Натянув чистую одежду и старательно высушив волосы, выпрямляя их щеткой, Принц дернула головой, оглядывая отражение. Из зеркала на нее смотрела осунувшаяся физиономия с абсолютно пустым взглядом. Но она устала корить себя за сентиментальность, устала испытывать стыд за непозволительную слабость перед Крисом, и вину перед всем кланом Кадаверциан за свой обман. За то, что влезла туда, куда ей не было хода и пыталась занять то место, что не принадлежит ей. Сейчас нужны были ответы.

Лайла в кабинете не было, и тем лучше. Не придется объяснять главе, какого черта она здесь забыла, когда тот сказал не светить своей рожей в Гнезде. По замку слонялось слишком много народа, и некромант скользнула в тень, словно распыляя свое тело на легкий дым, продвигаясь к подземельям, где находился единственный, кто мог дать хоть какие-то ответы.

— Открывай, — девушка даже не утруждала себя излишней вежливостью, прекрасно зная, что Франциск ее прогонит.

— Нет, — холодный тон пожилого некроманта был привычен, а подобная реакция ожидаема.

— Ответь на мой вопрос, и я больше никогда тебя не побеспокою. Лучше сотрудничай со мной добровольно, иначе я вышибу эту дверь и влезу тебе в голову, переворачивая все, пока не найду ответ. — предупредила Люми. Будто что-то в ней щелкнуло, сломалось, и собралось в неправильной последовательности после той ночи. Она ощущала себя монстром, ломающим все вокруг. Ей нужны были ответы, и она была готова убивать, лишь бы получить искомое.

Дверь открылась, но ее никто не ждал, это она чувствовала по витавшему в воздухе раздражению. Вообще, Франциск не был таким уж старым, скорее, это она ощущала его столь древним существом, что привыкла давать такую оценку. Ему было не больше сорока до обращения — почтенный возраст для тех времен. Белесые глаза кадаверциана смотрели чуть мимом нее, хотя он прекрасно ощущал, где именно находилась ведьма, что так нагло вломилась в его покои.

— Если ты опять пришла расспрашивать про клан, лучше уходи сразу. — его сухой голос разрезал повисшую тишину, что начинала душить.

— Вольфгер мертв, его убили представители трех кланов киндрэт. — боль слабо колыхнулась в кадаверциане. Мужчина уже давно знал, что мэтра больше нет, но получить подтверждение о это было весьма болезненно. — Знаешь, у меня было время подумать и сопоставить факты. Пусть я всегда раздражала тебя своим энтузиазмом, но ты всегда говорил что я умное дитя, и вижу то, что другие обычно упускают из вида. Так помоги мне составить полную картину, как старейший кадаверциан из всех, кого я знаю. — девушка чуть отошла, устало сползая по стене.

Все то время, что минуло с той ужасающей ночи она не спала, думая, анализируя, пытаясь найти связь среди разрозненных клочков информации. И не получалось составить картину, что даст ей ответы. Франциск был с Вольфгером дольше всех из ныне живущих некромантов, и естественно, он знал куда больше, чем Крис.

— Магия Вольфгера будто двоилась, но это не похоже на ментального паразита, или одержимость. Скорее, эта сущность была даже сильнее мэтра, просто находилась в спячке из-за недостатка силы. И за этой сущностью охотились три клана, может больше, и все они связаны с таинственными гин-чи-най и Атумом. Но Вольфгер успел передать эту сущность новообращенному кадаверциану, а сам погиб. — из внутреннего кармана она достала трубку с опиумом. Франц наверняка будет ругаться, но после волны чужих эмоций у нее разболелись старые раны, в особенности следы от ловушки, что не так давно убила ее. — Но вот незадача, я не понимаю причин происходящего.

— Тебе и не нужно знать их. — моментально осадил ее некромант, не обращая никакого внимания на подожженную трубку. — Ты не кадаверциан, чтобы я стал тебе что-то объяснять.

— Я существую, чтобы стать щитом для клана Смерти, неужели я не заслуживаю хоть немного понимать ситуацию, чтобы с большей эффективностью исполнить свою роль, после которой уйду в утиль? — она злобно оскалилась, чувствуя разгорающуюся ярость. Дала себе мысленную пощечину, возвращая лицу привычную отстраненность. Хотя к чему этот спектакль? Франциск все равно был слеп, и не мог видеть эмоции, что искривляли ее лицо, будто некачественное зеркало.

Некромант даже не подал вида, что хоть как-то заинтересован в ее словах, но мысленно будто дернулся от пощечины, что вернулась к девушке стократно. Она подавила в себе желание яростно вскочить на ноги и вытрясать из мужчины ответ, все равно это ни к чему не приведет, а она опять выставит себя глупым, неразумным ребенком. Его реакция и стала тем ответом, спусковым крючком, что разорвал привычный мир, будто старую, уже разбитую и собранную в неправильном порядке вазу, наконец, составляя элементы этой самой вазы в правильном порядке, давая увидеть поблекший узор правильным паттерном.

— Ты знал, — не вопрос, а утверждение. — Ты всегда знал, какую роль я должна сыграть в жизни клана. — с губ сорвался истеричный смешок. Все рушилось на глазах. — А я-то все думала, почему величественный некромант носится с сопливой девкой, учит ее забытому искусству, и даже показал другую Грань. Ты с самого начала знал кто я, и зачем родилась, тебе просто нужно было разжечь во мне огонек интереса к киндрэт, и я сама сдам себя с потрохами в рабство Кадаверциан. — она позволила себе рассмеяться в голос, упорно давя накрывающую истерику. Было до слез обидно. — Умно. Ты очень грамотно сыграл на моих слабостях.

— И что теперь? Будешь истерить и плакать, как делала это раньше? — это замогильное спокойствие выбивало из колеи.

— А от этого будет хоть какой-то эффект? От этого хоть когда-то бывал нужный эффект? Никому и никогда не было дело до того, что я хочу. У меня была роль, у тебя была роль, так какое дело до моих чувств? — Люми улыбнулась. Зло, отчаянно. Собственные эмоции, годами удерживаемые в узде рвались наружу. — Я сыграю по предписанному сценарию и стану надежным щитом, что защищает клан, как и положено. Но я возьму свою плату, и она будет непомерно огромная. Помяни мое слово, больше ничего не будет сделано для клана просто так.

Принц ушла, не прощаясь. Ответ на головоломку она все равно не получит, остается уповать на дневники Вольфгера, которые она может выкрасть, если Крис не захочет их отдавать для копирования, не велика беда. Самый главный ответ она получила.

Только став взрослой она стала понимать, что ее картина мира не является целостной. Тогда, когда она стала догадываться о природе пожилого некроманта, что скрывался в подземельях Гнезда. Почему он согласился присматривать за восьмилетним ребенком, хотя Принц чувствовала лишь неприязнь с его стороны? Почему он обучил ее созданию химер настолько совершенных, что никто в Гнезде так и не смог превзойти ее? Ответ оказался до смешного прост, и показал к нему путь именно Кристоф. Кадаверциан могли общаться со Смертью, с самим Создателем, который мог доносить свою волю напрямую до интересующих его лиц, которые играли не последнюю роль в идеальном плане его Величества. Франциску просто было велено воспитать будущий щит так, как было нужно самому Инкогнито для идеально работающего плана. Отточенный винтик в механизме.

Эмоции, ярко вспыхнув напоследок погасли, оставив после себя лишь спокойное пепелище. Былое чувство вины перед мэтром и кланом Смерти улеглось, оставляя лишь холодный расчет. Хорошо, Иллюмиэль сыграет по тем правилам, что ей предоставлены. Но она возьмет все, что ей причитается по праву. Осталось только перестать чувствовать вину перед Кристофом.