Неправильный подвид (гет)

Панси и Рон все еще спорили о состоянии ковров в коридоре наверху, когда Гермиона прошла мимо них. Она ничего не сказала, просто открыла дверь в свою комнату, закрыла ее и села на кровать. Судя по свежести простыней, Кикимер в какой-то момент сменил их. Это радовало. Комната также не казалась слишком пыльной.

Гермиона сняла свои практичные скучные туфли на плоской подошве, положила папки, которые все еще держала в руках, на стол, где хранила свои зелья, легла и устремила взгляд вверх. Ей всегда нравились потолки в этом доме. В центре потолка ее комнаты красовался гипсовый медальон, местами облупленный, но при этом совершенно прекрасный, несмотря на разрушительное воздействие времени. Она глядела на его белые гребни и завитки и невольно подумала о том, что сейчас делает Драко, но моментально отбросила эти мысли.

Она не будет думать о Драко.

Ошеломленное молчание, вызванное ее появлением, длилось недолго. Как и ее уединение. Панси Паркинсон толкнула дверь, даже не постучав, и встала на пороге с неизменным нахальством, все еще на высоких каблуках, все еще нуждающаяся в душе.

Гермиона тут же поняла, что скучает по сильному напору воды, отличавшему душ у нее дома.

Нет, это был не дом, а позолоченная клетка. Вовсе не дом.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Панси. Когда Гермиона не ответила, она прошла через маленькую комнату и взглянула на нее сверху вниз. — Мне повторить свой вопрос погромче, Грейнджер?

— Если мне здесь не рады, я найду другую квартиру, — сказала Гермиона.

Ее голос звучал глухо, и она смутно осознавала, что Рон и Гарри тоже находятся где-то в комнате, стоя позади Панси. Они почти полностью заполнили крошечную комнату. Она когда-то читала, что комнаты в старых домах чаще всего маленькие, потому что их легче отапливать. Хогвартс не следовал этому архитектурному плану, и по комнатам гуляли такие сквозняки, что она часто не снимала шарф даже в помещении. Может, в особняке присутствовала та же проблема, иначе нельзя было объяснить, почему Гермиона ощущала такой холод. Она была холодна как лед: бесчувственный, безразличный лед.

— Но я должна сделать это как можно скорее, пока еще могу, — сообщила она равнодушно.

— Оставайся, конечно, — сказал Гарри, который выглядел так, будто ощущал неловкость.

Зато Рон ничуть не смутился.

— Что сделал этот мерзавец? — спросил он. — Драко-блядь-Малфой... Я знал — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я могу убить его, Гермиона. Просто скажи. Никто не будет возражать.

— Убьешь его, умрет и она, — холодно напомнила Панси. — И я бы возражала.

— Может, и нет, — произнесла Гермиона. Ей не хотелось ничего объяснять. Ей вообще не хотелось разговаривать.

— Никто из тех, чье мнение имеет значение, не будет возражать, — поправился Рон.

— Рон, — сурово произнес Гарри. Его голос был низким и таким угрожающим, каким Гермиона никогда его не слышала. Он шагнул вперед, загораживая Панси от Рона, и часть мозга Гермионы, еще не погрузившаяся в апатию, подумала, что это интересный факт. Панси положила руку на рукав Гарри и улыбнулась Рону с таким сарказмом, которому удалось даже пробиться сквозь туман печали Гермионы. Она почувствовала, как ее губы невольно растянулись в улыбке, и вздохнула.

— Гермиона, — обратился к ней Рон, — скажи ему: то, что он вынужден спасать жизнь этой сумасшедшей змеи, не означает, что она должна нравиться всем остальным.

— Ты мне не нравишься, Уизли, — сказала Панси из-за плеча Гарри. — Но это не значит, что я заявляю налево-направо, что тебя можно убить.

— Она права, — согласилась Гермиона. — Ты не можешь убить Драко.

— Потому что ты умрешь, — вставила Панси.

Крошечная улыбка на лице Гермионы появилась на мгновение, а затем исчезла.

— Да, — тихо произнесла она и поняла, что с тех пор, как Драко купил для них квартиру, она не провела отдельно от него ни одной ночи. И хотя он все еще иногда спал в своей комнате, — но в последнее время все реже и реже, — он всегда был где-то рядом. Ей вдруг стало интересно, сколько потребуется времени, чтобы боль вернулась.

— Ты не умрешь, — возразил Рон. — Мы притащим его сюда и заставим тебя потрогать, а потом снова отпустим.

— Нет, — ответила Гермиона. Она знала, что это прозвучало резко, жестко, зло и безапелляционно одновременно. Тон был таким неприятным, что даже Панси слегка отстранилась. — Я больше никогда не хочу его видеть.

— Никогда — слишком долгий срок, — протянула Панси. — Ты приползешь обратно к Драко, когда боль станет невыносимой.

Но Гермиона отрицательно покачала головой. Она долгое время жила с осознанием того, что при каждом шаге ее ноги словно пронзали лезвия, а каждое движение головы заставляло сжиматься ее череп. Иногда она впивалась пальцами в те места, откуда, казалось, исходила боль, и это помогало, хотя и редко. Она уже знала, насколько все будет плохо, но не собиралась возвращаться. Панси, должно быть, прочла это по ее глазам и поджатым губам, потому что тихонько присвистнула.

— Он и вправду все испортил, не так ли? Учитывая, что этот идиот безумно влюблен в тебя, как ему это удалось?

Она толкнула к двери Гарри и уставилась на Рона, пока тот не склонил голову и не зашаркал прочь. Как только дверной замок щелкнул, Панси снова спросила:

— И что же он сделал?

Гермиона собиралась просто пожать плечами и отвернуться, но желчь и ярость рвались из нее, а потому с губ невольно сорвалось:

— Уж прости за это, Пэнс, — она превратила прозвище, используемое Драко, в злобный эпитет. — Я знаю, что ты ревновала, а теперь, когда он может быть полностью твоим, ты застряла с Гарри. Ирония.

— Застряла? — Панси фыркнула. — Я заполучила Избранного, который не в силах отказаться от возможности спасти кого-то, как ты не можешь оторваться от толстой скучной книги! Так что извини — это ты, по твоему выражению, застряла с Драко.

— Которого хотела ты.

— В четырнадцать, — уточнила Панси. — Когда, если я правильно помню, ты рыдала, потому что твой лучший друг Рон не отвечал тебе взаимностью.

— К чему ты клонишь?

— Что я вполне счастлива, что не застряла с Его Бледнейшеством, — сказала Панси. — И его родителями... О Мерлин, его ужасные родители!

Глаза Гермионы дернулись, и Панси тут же набросилась на нее.

— Это были его родители, не так ли? Он заставил тебя пойти на ужин со своей матерью?

— Не совсем, — ответила Гермиона. — Я уже обедала с Нарциссой. Она была... — ей хотелось сказать: “вежлива”, но слова не шли с языка. Нарцисса, конечно, вела себя достаточно хорошо, но теперь, когда она знала, что задумал Люциус, вежливость матери Драко казалась подозрительной. — В общем, могло быть и хуже.

— С ней всегда может быть хуже, — сказала Панси. — Она настоящая стерва.

Гермиона взглянула на нее, про себя вновь удивившись способности Панси долго стоять на таких высоких каблуках. Подобные туфли должны были причинять ее все еще не восстановившимся ногам ужасную боль, но Паркинсон до сих пор не сняла их. Панси в ответ на ее взгляд скривила рот в усмешке. То, что она назвала кого-то другого стервой, показалось Гермионе забавным.

— Я просто злая, — ответила Панси, угадав ее мысли. — Но эта женщина может уничтожить тебя.

— Говорит обозреватель светской хроники, — прокомментировала Гермиона.

Панси пожала плечами.

— Маги, которым нравится встречаться с только переступившими порог совершеннолетия ведьмами в грязных пабах, не относятся к контингенту, который тебе стоит защищать, Грейнджер. Или того романиста, который украл чужие рассказы и предал забвению подлинных авторов. Или ты злишься из-за певца, который, как оказалось, продавал незаконные любовные зелья?

Гермиона закрыла глаза. Она никогда не читала колонку Паркинсон. Грязные сплетни никогда не интересовали ее. На самом деле, она понятия не имела, о чем писала эта женщина. Однако Гермиона знала об одной статье, которая должна была появиться в ее колонке.

— А как насчет редких видов вейл? — спросила она. — Знаешь, старые соперники со времен школы, которые вдруг перестали быть людьми?

Она не знала, хватило ли у Панси такта покраснеть, но, по крайней мере, ее голосе зазвучал так, словно она защищалась.

— Ты публичная фигура, Грейнджер. И Малфой все равно задавил на корню эту идею, так что мое перо не представляет для тебя опасности.

— Мне повезло, — сказала Гермиона.

— Если это была не Нарцисса, — продолжила Панси, — значит, его отец?

Гермиона слышала, как она придвинула к кровати стул. Деревянные ножки заскрежетали по старому полу, и Панси недовольно фыркнула, усаживаясь на жесткое кожаное сиденье. Гермиона могла бы предупредить ее, что из дыры в обивке торчат клочки старого конского волоса, которые вонзаются в тебя — если бы ее заботил комфорт Панси. А ее это не заботило.

— Люциус? — спросила Гермиона, когда стало ясно, что Панси не собирается уходить. — Высокий? Длинные светлые волосы? Внушительная трость? Который всего несколько лет назад без проблем бросал непростительные в школьников?

— Тот самый, — подтвердила Панси. — Это Люциус. Что сделал этот ублюдок?

Гермиона попыталась решить, было ли медленно нарастающее давление в челюстях результатом возвращения ее болезни или просто предвестником головной боли, порожденной вопросами Панси.

— Как быстро ты выступила против своего чистокровного вида, — заметила она. — Я думала, вы все действуете единым фронтом.

Панси фыркнула.

— У нас с Люциусом Малфоем столько же общего, сколько у нас с тобой, — сказала она и постучала ногой, словно обдумывая это утверждение. — Сейчас, пожалуй, даже меньше.

— Особая община сестер-вейл, — пояснила Гермиона и, произнеся это вслух, поняла, что это отчасти правда и что если кого и нужно было предупредить о махинациях Люциуса, так это Панси. — Он хочет нас штамповать. Стать поставщиком готовых домашних животных для элиты.

У Панси перехватило дыхание.

— Драко знал, — сказала она. Это был не вопрос, и Гермиона почувствовала, как внутри у нее все сжалось. Почему-то ей хотелось, чтобы Панси настаивала, что Драко не мог знать, что он никогда бы этого не допустил. — Мелкий трусливый гаденыш! — продолжила Панси, казалось, с трудом подбирая нужные слова. — Он никогда не мог противостоять своему отцу. Он боготворил этого человека. А Люциус испортил его до чертиков.

— Это не оправдание, — возразила Гермиона.

— Но у плана есть несколько существенных проблем, — сказала Панси. — Как он собирался связать созданную им вейлу с мужчиной, которому планировал ее продать?

— Они с Драко проводили исследования...

— Только не надо говорить "процесса спаривания", иначе я тебя ударю, — предупредила Панси. — И мне будет плевать, что ты наощупь как слизняк.

— Я и не собиралась, — Гермиона открыла глаза и указала на стопку папок. — Я забрала все документы, когда уходила.

Панси протянула руку, взяла одну из них и открыла.

— Девять детей? — недоверчиво спросила она. — У этой было девять детей.

— Я их еще не читала, — сказала Гермиона.

Панси просмотрела папку и, несмотря на утверждение Блейза, что она не была самой умной ведьмой, довольно умело обобщила информацию.

— Не знала своего партнера до заключения брака. Оказалось, что они побывали в одном пожаре. Девять детей, — она подняла глаза. — Должно быть, какой-то кузен Уизли.

Гермионе пришлось подавить предательский смех.

Панси все равно заметила это и ухмыльнулась, прежде чем взять следующую папку, а затем еще одну.

— Уже женаты. Любовники. Любовники. Соседи. Уже женаты. И коллеги в каком-то ужасном розничном магазине в Хогсмиде.

— Ни одного общего признака.

— Ну что ж, — Панси улыбнулась. — Хорошо, что ты самая умная ведьма нашего поколения.

— Что? — спросила Гермиона, не уверенная, что правильно ее расслышала.

— Ну, — сказала Панси, — я думаю, нам следует разобраться в схеме раньше, чем это сделает Люциус Малфой. Знание — сила, Грейнджер.

— Говорит обозреватель светской хроники, — Гермиона снова закрыла глаза. Но мысленно она уже настраивалась на решение этой загадки.

— Подними свою задницу, — повелительным тоном приказала Панси. — Мне нужно кое-что сделать, но когда я вернусь, мы сядем выпить чаю и все выясним.

— Драко работал над этим последние недели.

— А мы умнее и, возможно, более мотивированы, — парировала Панси. Она встала и отшвырнула папки. — Оставь свой страх, Грейнджер. Я жду тебя на кухне, когда вернусь — Мерлин свидетель, это единственная чистая комната во всем доме! И я не буду сидеть здесь, пока Клотильда не приведет особняк в порядок.

С этими словами она вышла, а Гермиона уставилась на закрытую дверь и вдруг начала смеяться. Партнеры по исследованию? Она и Панси Паркинсон? Может ли жизнь стать еще более странной?