Неправильный подвид (гет)

Гермиона опустилась в мягкое кресло в комнате, которую Панси выбрала в качестве своего кабинета. Это был неплохой день, сказала она себе. Не худший. Она приняла душ, горячая вода помогла немного снять боль, и зелье должно было подействовать в любую минуту. Она привыкла сидеть здесь, потому что Гарри и Рон все время крутились где-то рядом. Они беспокоились о ней, заботились, приносили горячий чай и спрашивали, не нужно ли ей что-нибудь. И несмотря на то, что друзьями двигали лучшие побуждения, Гермионе хотелось кричать.

Панси, никогда не проявлявшая сочувствия, закатила глаза.

− Ты ведешь себя нелепо, − сказала она. − Глупо страдать лишь для того, чтобы ужалить его побольнее.

− Секс-рабыни, − коротко ответила Гермиона. Грубая прямота Панси ее больше устраивала, чем опека Гарри и Рона, но это не означало, что она хотела повторять, почему она не желала принимать "лекарство" по имени Драко Малфой. Цена за это лекарство слишком высока.

Панси бросила в нее скомканный кусок пергамента.

− Никто не предлагает тебе пойти и прижаться к Люциусу, − сказала она. − Черт возьми, если бы ты захотела это сделать, я бы испугалась, что Гарри неправильно приготовил для тебя обезболивающее. Но Драко просто трусливый идиот.

− Который должен был мне все рассказать.

Рысь запрыгнула к ней на колени, уткнулась головой в живот и принялась разминать лапами ноги. Кошка издавала очень громкое для своего размера мурлыканье, хотя уже не была крошечной. Гермиона чувствовала на себе взгляд Панси и, вместо того чтобы поднять глаза, разгладила пергамент и начала читать. Было трудно сосредоточиться на тексте; слова то появлялись, то исчезали, и она в замешательстве уставилась на листок, исписанный аккуратным почерком. Это выглядело как черновой набросок книги Панси о Блэках, хотя большая часть текста была зачеркнута.

− Твоя книга? − спросила Гермиона. − Плохо продвигается?

Панси бросила в нее еще один скомканный лист пергамента. Удар пришелся по носу, и когда Гермиона броском вернула комок бумаги обратно владелице, то сильно промахнулась, что вызвало короткое и ужасно неприятное воспоминание об уроках физкультуры в начальной школе. Одним из главных достоинств Хогвартса было то, что после обязательных уроков полета можно было проводить все время в библиотеке, если захочется.

Панси фыркнула, прокомментировав ее неудачу, а затем спросила:

− Ты серьезно предпочтешь глотать наркотики, отказавшись от блаженства, которое несёт…

− Он должен был сказать мне, − прервала ее Гермиона. Ей хотелось возмущенно кричать, но она сдержалась и даже не повысила голос, хотя в каждом ее слове сквозила горечь.

− Да, − согласилась Панси. − И он не должен был позволять Волдеморту заклеймить себя, и он не должен был ломать Гарри нос, и он не должен был впускать Пожирателей Смерти в Хогвартс. Он должен был рассказать этому несчастному Дамблдору, что происходит, но он этого не сделал. На случай, если ты что-то пропустила, у Драко долгая история, полная неудачных решений и мерзких тайн.

Гермиона ссутулилась в кресле и ничего не ответила. Разум ее понимал, что Панси права, а вот сердце… У нее не получалось избавиться от мерзкого ощущения, скрутившего ее живот в тот момент, когда она вошла в комнату Малфоя и поняла, что он лгал ей. Ну что ж, призналась она себе, может быть, это была не совсем ложь. Он никогда не врал ей, если не считать умалчивания правды. Но в тот момент все вдруг показалось ложью. Прекрасная квартира, доброта, подарки. Поцелуи.

− Он никогда не показывал мне свою метку, − немного обиженно произнесла Гермиона. Она знала, что это звучит глупо. Знала, что это звучит мелко и нелепо, и ожидала, что Панси будет насмехаться над ней и называть ее жалкой. Но слизеринка этого не сделала.

− Он вправду любит тебя, − сказала Панси. В ее голосе впервые прозвучала грусть и, возможно, беспокойство. − Я знаю, что он говнюк, и надеюсь, ты заставишь его опуститься на колени и молить о прощении, но...

− Он не любит меня, − резко оборвала ее Гермиона. Она посмотрела на кошку, расположившуюся на ее коленях. Ее сознанию никак не удавалось объединить мужчину, живущего в той спартанской комнате, с человеком, который подарил ей котенка. − Он просто проявил вежливость.

Панси разочарованно застонала.

− По крайней мере, здесь больше нет Джина, − произнесла Гермиона, пытаясь сменить тему. Они дали вейлу последнюю дозу зелья, отвезли во Францию и оставили в собственном доме со стертой памятью. Прежде чем она наложила на Джина обливейт, он швырнул ей в голову тот самый любовный роман, который она оставила для него, и пламя лизнуло его изрядно потрепанные страницы. Возможно Гермиона чувствовала бы себя немного виноватой за этот мелочный акт мести, если бы к тому времени ее тело уже не скручивало от боли. У него было десять дней скуки, о которых он даже не помнил. Они же с Панси получили зависимость от своих партнеров на всю жизнь.

Панси хмыкнула. Лично она плюнула в Джина, когда они уходили.

— Не то чтобы он не заслужил подобного наказания, но почему-то то, что он был плох в постели, кажется дополнительным оскорблением впридачу ко всей боли, что нам пришлось пережить.

Гермиона попыталась не улыбнуться, но это удалось ей с трудом.

− Ну, − сказала она, − чарам вейл трудно сопротивляться. Но их магия не гарантирует соответствующих навыков.

− Или размера.

Гермиона была рада, что ничего не пила, иначе точно поперхнулась бы и выплюнула напиток на пол. Панси не была так уж неправа. Бедный Джин не обладал ничем выдающимся, кроме своей красоты.

− Я имею в виду, я знаю, что размер − это еще не главное... − продолжала Панси.

− ...но это тоже не пустяки, − вынуждена была поддержать Гермиона.

− Позволю себе не согласиться. Это было скорее пустое место или нечто очень близкое к нему.

Гермиона не знала, как это удалось Панси, но ее настроение резко изменилось, и теперь она смеялась. Конечно, жестоким, мстительным смехом, но это определенно был смех.

− Все было бы не так плохо, если бы он обладал другими талантами. Если бы…

− Если бы да кабы, на гиппогрифе росли бы грибы, − вставила Панси.

− Да, поездить верхом мне точно не удалось.

После этих слов Панси присоединилась к смеху гриффиндорки. Гермиона хохотала так долго, что ей стало трудно дышать и закололо в боку, что стало напоминанием о том, что ей, вероятно, следует пойти прилечь. Но ей казалась слишком утомительной даже перспектива подняться из кресла, не то что пройти по коридору.

Панси окинула ее долгим оценивающим взглядом, затем резко поднялась на ноги. От одного взгляда на это быстрое движение у Гермионы заболели ноги.

− Вставай, − потребовала Панси.

— Что?

− Мне надоело, что ты хандришь. Ты вздыхаешь и стонешь, а зельями, которые постоянно варит для тебя Гарри, провонял весь дом. Надень туфли. Ты возвращаешься домой.

Гермиона выпятила нижнюю челюсть, хоть и понимала, что ведет себя по-детски.

− Нет, − отрезала она.

− О, да! − ответила Панси. − Я хочу заняться пылким безудержным сексом прямо на лестнице, а ты не даешь мне сделать этого. Иди домой, Грейнджер. Пусть этот идиот пресмыкается, пусть он скупит тебе все блестящие камешки в Косом переулке. Я не верю, что ты настолько упряма, что скорее умрешь, чем позволишь ему извиниться.

− Я не...

− О, ещё как упряма, − перебила ее Панси. − Но даже если мне придется нести тебя туда на руках, помоги мне Мерлин, ты вернешься сегодня домой.

− Что дает тебе право... − начала было Гермиона, но довольная ухмылка на лице Панси остановила ее.

− Я могу громко заниматься сексом под дверью твоей комнаты каждую ночь, Грейнджер. Я могу не давать тебе спать криками и воплями, если ты не уберешь свою задницу из моего дома, так что не испытывай меня, потому что я это сделаю.

− Гарри не стал бы, − возразила Гермиона, но в глазах Панси вспыхнул такой шальной огонь, что она поняла: Гарри наверняка сделает это.

Кем бы ни была Панси, но для Гарри она была самой подходящей партией. Панси умела осаживать искателей автографов одним лишь взглядом и громкими криками отпугивать старушек, которые хотели прикоснуться к Гарри "на счастье". Панси даже сказала Молли Уизли, чтобы она перестала обращаться с Избранным как с идиотом, и отчитала за то, что ее не было рядом, когда того запирали в комнате с решеткой на окне. Молли даже начала заикаться от возмущения, пока Панси не указала наманикюренным ногтем в лицо женщины и не заявила: "Ты боялась нарушить правила, поэтому твоим сыновьям пришлось лететь на нелегальной машине к Гарри домой и спасать его. Тебе должно быть стыдно."

На это заявление Молли с грохотом бухнула принесенную кастрюлю на стол, сделала уничижительный комментарий по поводу завышенных расценок декоратора и ушла. Панси сморщила нос от запаха еды, посмотрела на Рона с преувеличенной жалостью и сказала: "Неудивительно, что в Хогвартсе ты так набивал брюхо, если это то, к чему ты привык."

"Это было несправедливо", − подумала Гермиона, все-таки позволив Панси поднять ее на ноги и потащить вниз по лестнице. Молли хорошо готовила. Рон тогда разозлился и крикнул ей в лицо, что она вряд ли сможет приготовить что-то получше.

В тот же день Панси, не снимая своих безумных шпилек, удалилась на кухню, а потом с самодовольным видом поставила блюдо с говядиной “Веллингтон” на стол перед Роном.

− Хочешь посмотреть, какое я могу испечь печенье? − спросила она тогда.

Гарри тогда с энтузиазмом согласился, но они снова исчезли в его комнате, едва Панси успела закончить взбивать сливки с сахаром, используя заклинание, которого Гермиона никогда не слышала. Взбитые сливки они забрали с собой. Гермиона с Роном даже умудрились продержаться, ни разу не упомянув об этом на протяжении целого разговора, хотя он все равно все это время выглядел расстроенным.

Гермиона остановилась в дверях особняка и задала вопрос, который внезапно поразил ее.

− Как ты собираешься заниматься сексом на лестнице, если дома Рон? − спросила она.

− По одной проблеме за раз, − ответила Панси. − Завтра я привезу тебе кошку, так что не волнуйся за нее. И я уверена, что где-то есть хорошая девушка, жаждущая заполучить нашего рыжего нищего. Или неплохая. Скорее отчаявшаяся. Неважно. Я найду ее и избавлюсь от него.

− Ты когда-нибудь не была стервой? − спросила Гермиона.

Панси улыбнулась.

− Ну, я еще не умерла, так что кто знает, что будет в будущем. Полагаю, все возможно. А теперь двигайся!